Пространство огромно, ограничено лишь звездами на черно-фиолетовом небе, изогнувшемся гигантским куполом. Снизу, в некотором углублении, противолежит ему широкая заснеженная котловина, круглая, как арена, окаймленная черно-зеленой зубчатой стеной вековых елей. Солнце сползло за кромку горизонта, по-видимому, недавно – слева подножие неба еще темно-синее. Но полная луна справа уже набрала свой максимум мертвенного света. Звенящий звук, скорее возвращенное эхо, объемная акустика почти необъятного пространства, утяжеляется, ритмизуется, будто далеко-далеко, где-то там, за пределами окоема, спокойно, ровно, холодно бьется громадное сердце. Подмораживает. Стылые крупные звезды лениво мигают, прикрывая веки на три четверти. Равнина отблескивает мириадами льдистых кристаллов, словно присыпанная алмазной пылью. Если ступить на твердый наст, хруст, скрип, шорох отчетливо разнесутся по всей округе. Но ощущение, возможно, обманчиво. Впереди, у дальнего края черно-зеленой каймы, зарождается еще неявное мельтешение, некое колыхание теней, змеящиеся разводы. В полном безмолвии, сопровождаемое лишь мистическим пульсом пространства, больше ритмом, чем звуком, клубящееся и роящееся облако отделяется от мглисто-темного фона и, постепенно приближаясь, принимается растекаться в размерах. По обеим сторонам из него вырываются стелющимся рыскающим наметом матерые волчары, серебристо-серые, почти светящиеся под луной, с шарящим взглядом настороженных злобно-зеленых глаз. А в самом центре, вкруг коего и плетутся охранные кружева сопровождения, бесшумно и величественно выдвигается в переливчато-аспидной чешуе нечто гордо-крылатое, но перемещающееся в ползучей манере, плавными извивами, враскачку, балансируя далеко отставленным хвостом с вздернутым веретенообразным кончиком. Но трепещущее охвостье, вопреки ожиданиям, не дребезжит, не шелестит и даже не мерцает при вращении, и не оно неотразимо притягивает внимание. Вытянутая морда крылатого увенчана узким обоюдоострым костяным наростом, который медленно наливается фиолетовым и на пике насыщенности вспыхивает ослепительно-сиреневым в такт вселенскому пульсу. Время застывает. Движение продолжается, однако нигде ничего не меняется, композиция достигает завершенности. Наступает вечность.
       Но не навсегда. Изображение начинает съеживаться, сначала едва заметно, потом с нарастающим ускорением, лавинообразно, водопадно, сбегается к фокусу, втягивается в некрутящуюся воронку и стремительно отдаляется в глубину тоннеля. Сливается в точку и, выбросив напоследок четыре длинных луча, исчезает.
             Видимо, это не здесь и не сейчас.


Полностью:

1) цельным куском:

a) http://samlib.ru/l/loginow_i_i/prizvanyj_vozmozhno_ballada.shtml

b) http://www.proza.ru/2013/05/12/655

2) внарезку по постам: http://ivan-loguinov.livejournal.com/tag/%C2%AB%D0...%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B0%C2%BB

3) Ссылки на скачивание: http://ivan-loguinov.livejournal.com/94059.html

      Непосредственно вслед за этим у населения, численность которого сильно сократилась, находились более неотложные занятия. Камни были тяжелы и часто выглядели декоративными элементами там, где оказались, как, например, тот ребенок, взобравшийся на спину льва у входа в библиотеку. Однако нельзя сказать, что совсем ничего и нигде не было передвинуто. Фарватеры улиц и общественные туалеты от них расчистили, так же как и маленькие кафе. Короче говоря, те места, в которых это представлялось абсолютно необходимым. В то же время, концертные залы, станции метро, Стадион Янки и новый Зал Филармонии оставались в состоянии огромных «tableauxvivants»*, тусклая серость которых кое-где скрашивалась букетиками цветов, принесенных родственниками или друзьями, спавшими в тот момент, когда это случилось. Поначалу камни имели мемориальный характер.

      Иконоборчество возникло позже. Нищие, калеки, последние пары любовников и большинство обитателей больничных коек подверглись уничтожению, не говоря уже о менее вдохновляющих фигурах. Нам, живущим в века света, масштабы разрушений могут показаться чрезмерными, но не следует забывать, что в ту эпоху камни были повсюду. Они загромождали все! Не стоит считать иконоборчество только злом, поскольку на каждое явление застывшей в камне эротической красоты и на каждый утонченный и трогательный образ приходилось множество посредственных и несуразных форм, которые даже самый умелый из наших современных скульпторов не смог бы скопировать.

      Нужно постараться представить, что это была за жизнь. Знакомые тела… друзей, возлюбленных, родственников, которые никогда не старились, детей, которые никогда не вырастали… расположившиеся в любом месте внутри жилищ, снаружи, возможно, застывшие в приступе смеха, или еще хуже, в момент, когда не имели вообще никакого выражения; улицы, запруженные статуями и усеянные обломками, фрагменты в кабинах поломанных лифтов, целеустремленное шествие, жуткое в своей неизменности и нескончаемости. Чем адресовать упреки иконоборцам, лучше выразить признательность одержимым, сумевшим выискать эстетические ценности среди миллионов камней. В эпоху Мидаса восприимчивых к золоту оставалось крайне мало.

      Наши художники заявляют, что Золотой Век прошел, и кое-кто из них обратился к иным средствам выражения. Другие добавляют свой личный штрих к старинным шедеврам. Отдельные, совсем малочисленные, идут по следам мастеров, но и они жалуются, что располагают только грубой и непривлекательной основой: еще один зритель, водитель автомобиля, редкая красавица перед зеркалом. А где, вопрошают они, эпилептики, борцы или вакханки былых времен?

      Должны ли мы желать возвращения Медуз? Вот вопрос, на который чрезвычайно трудно ответить. Последнее мгновение сознания действительно лишено какого-либо ощущения, как утверждают некоторые? Окаменение в самом деле сопровождается Прекрасным Видением или же, согласно старому мифу, непереносимым ужасом? Одни только жертвы могли бы поведать, однако мраморные глаза абсолютно ничего не выдают.

      Но в любом случае, все это лишь умозрительные рассуждения и пожелания. Мы не знаем, вернутся ли Медузы и если да, то в какой момент.

_________
* живых картин (франц.) – прим. перев.

Перевод с английского –
Иван Логинов

      Домашняя страничка переводчика: http://ivan-loguinov.livejournal.com/

Иван Логинов. ПРИЗВАННЫЙ. Возможно, баллада. Роман. Фантастика. Скачать бесплатно и без регистрации
http://ivan-loguinov.blogspot.ru/2013/10/blog-post_19.html

      Мердок катил на двухсотпятидесяти в час по Великой Западной равнине. Дорога топорщилась бесчисленными буграми, высоко в небе солнце покачивалось, словно танцующий волчок. Никакое препятствие не могло заставить его сбавить ход. Невидимые глаза Дженни вовремя обнаруживали каждый камень, каждую выбоину, и она до такой степени аккуратно выправляла траекторию пути, что иногда Мердок не замечал плавных движений руля под своими крепко сжатыми руками. Несмотря на тонированное ветровое стекло и толстые черные очки, блики солнца, пляшущие на оплавленной поверхности равнины, жгли ему глаза: временами у него возникало ощущение, что он стоит у штурвала корабля, на всей скорости скользящего в ночи под чужой ослепительной луной по глади озера воспламененного серебра. Волны пыли вздымались за кормой и долго плавали в воздухе, прежде чем снова улечься.
      – Вы истощаете свои силы, столько часов не разжимая рук и не отрывая глаз от дороги. Почему бы вам не отдохнуть немного? Позвольте мне закрыть стекла. Я возьму управление на себя, пока вы будете спать.
      – Нет. Я останусь за рулем.
      – Хорошо, – сказала Дженни. – Просто я решила, что должна задать этот вопрос.
      – Спасибо.
      Минутой позже заиграла тихая музыка, чем-то напоминающая сироп.
      – Выключи!
      – Простите, шеф! Я думала, это вас немного расслабит.
      – Когда у меня появится потребность расслабиться, я скажу тебе об этом!
      – Понятно, Сэм. Мои извинения.
      Восстановившаяся после краткого перерыва тишина показалась еще более гнетущей. Мердок знал, что у него хорошая машина. Она постоянно заботилась о его комфорте, и она жаждала продолжить охоту.
      Создавалось впечатление, что это безобидная легковушка – вычурная, стремительная, полыхающая красным цветом. Так было задумано. Но под капотом прятались реактивные снаряды, а в умело замаскированных отверстиях под фарами таились две пушки пятидесятого калибра. Под бамперами она несла на себе цепочки гранат, установленных на пять и на десять секунд, а в багажнике размещался резервуар, содержащий под давлением высоколетучий нафталоид.
      Дженни была передвижной ловушкой, сконструированной специально для Мердока Архи-инженером династии Джиема, империя которых раскинулась далеко на востоке, и этот мастер вложил в нее весь свой гений.
    
      – На этот раз мы найдем его, Дженни, – произнес Мердок. – Я не хотел тебя обидеть.
      – Пустяки, Сэм, – ответил нежный голос. – Я запрограммирована на то, чтобы понимать вас.
      С ревущим мотором они неслись по Великой равнине. На западном небосклоне заходило солнце. Они мчались всю ночь и весь день, и Мердок был измотан. Последняя крепость обслуживания и отдыха осталась далеко позади. Ему казалось, что целая вечность протекла с тех пор, как он покинул…    
      Он ткнулся вперед, и его глаза закрылись.
      Стекла начали темнеть, постепенно становясь непрозрачными. Пояс безопасности поднялся к груди Мердока и отодвинул его тело от рулевой колонки. Сидение отклонилось назад. Спинка, постепенно откидываясь, превратилась в горизонтальную полку. Чуть позже включился обогреватель.
      Около пяти часов утра сидение потрясло Мердока.
      – Проснитесь, Сэм! Проснитесь!
      – Что такое? – пробурчал он.
    – Двадцать минут назад я поймала сообщение. Неподалеку автомобилями совершенно нападение. Я немедленно сменила курс. Мы почти прибыли на место.
      – Почему ты не разбудила меня сразу?
      – Вам требовалось поспать, да и пользы от того никакой не было, лишь взвинтило бы вам нервы.
      – Да… возможно ты права. Давай подробности налета.     
     – Шесть транспортных грузовиков, направлявшихся на запад, ночью, по-видимому, попали в засаду, устроенную неустановленным количеством диких автомобилей. Я слышала, как патрульный вертолет, облетавший район, передавал донесение. Грузовики раскурочены, их баки опустошены, мозги разбиты вдребезги. Похоже, все пассажиры убиты. Никакого движения.
      – На каком расстоянии мы от места?
      – Будем там через две-три минуты.
      Ветровое стекло снова стало прозрачным, и Мердок обшарил взглядом ночь, насколько хватало света мощных фар.
      – Я что-то вижу, – сказал он через минуту.
      – Прибыли, – ответила Дженни и начала тормозить.
      Они остановились возле развороченных грузовиков. Пояс безопасности Мердока расстегнулся, и дверца открылась.    
      – Осмотри окрестности, Дженни, и постарайся обнаружить тепловые следы, – приказал он. – Я ненадолго.
      Дверца, клацнув замком, закрылась, и Дженни отъехала. Включив портативный прожектор, Мердок двинулся к расчлененным грузовикам.
      Поверхность равнины, твердая и скрипевшая под ногами, напоминала танцевальную площадку, посыпанную песком. Мердок отметил про себя множество извилистых следов протекторов со смазанными от торможения и заносов отпечатками.
      За рулем ближайшей машины сидел мертвец. С первого взгляда было видно, что у него переломаны шейные позвонки. Раздавленные часы на запястье показывали 2.24. Три других тела – двух женщин и подростка – лежали в десяти метрах далее. Их настигли, когда они пытались бежать от захваченных грузовиков.
      Мердок осмотрел остальные машины. Все они сохранили внешний облик. Нападавших в первую очередь интересовало содержимое их кузовов. Но шины и жизненно важные части двигателей отсутствовали; зияли опустошенные топливные баки; запасные колеса исчезли. Ни одного живого пассажира…
      Дженни остановилась рядом с Мердоком. Дверца открылась.
      – Сэм, отключите мозг голубой машины, третьей в ряду. Она получает ток от какой-то дополнительной батареи. Я ее слышу.    
      – Сейчас.
      Мердок разомкнул цепь и вернулся к Дженни.
      – Нашла что-нибудь? – спросил он.
      – Я обнаружила множество следов, колеи ведут на северо-запад.
      – Следуй за ними.
      Хлопнула дверца, и Дженни тронулась в путь.
      Пятью минутами позже она объявила:
      – В караване было восемь машин.    
      – Что?
      – Я только что узнала это из новостей. Вероятно, две машины из каравана имели связь с дикими автомобилями на пиратской частоте. Они действовали заодно с ними. Они сообщили им координаты и в момент атаки вступили в бой на их стороне.
      – Что стало с людьми, которых они везли?
      – Очевидно, они их нейтрализовали перед тем, как примкнуть к нападавшим.
      Мердок прикурил сигарету дрожащей рукой.
      – Почему некоторые машины становятся вдруг дикими, Дженни? Им ведь неизвестно даже, где и когда удастся заправиться или найти запасные части для ремонта. Почему они делают это?
      – Не знаю, Сэм. Я никогда об этом не думала.
      
      – Десять лет назад Дьявол, тот, что во главе банды, убил моего брата, – пробормотал Мердок. – Это произошло во время налета на одну из крепостей обслуживания. С того дня я охочусь за этим черным Кадиллаком. Я травил его с воздуха. Я сидел в засаде. Я гнался за ним на машине. Я преследовал его с тепловым локатором и баллистическими ракетами. Но каждый раз он оказывался слишком быстрым. Или слишком хитрым. Или слишком сильным для меня. Тогда я заказал тебя.
      – Я знала, что вы его яростно ненавидите, и всегда спрашивала себя, почему?
      Мердок глубоко затянулся сигаретой.
      – Я потребовал, чтобы ты была снабжена специальными программами, броневой защитой и сверхмощным вооружением, которые сделают тебя самой прочной, самой скоростной, самой умной из всех возможных машин. Только ты способна победить Кадиллак с его бандой. Ты имеешь такие клыки и когти, каких они никогда еще не встречали. На этот раз они в моей власти.
      – Вы могли бы остаться дома, Сэм, и предоставить мне найти их.
      – Да, я знаю, но я хочу быть здесь. Я хочу сам отдавать приказы, нажимать на кнопки, видеть, как горит Дьявол и на моих глазах превращается в металлический скелет. Скольких людей и машин уничтожил он? Уже и счет потерян. Нужно, чтобы я достал его, Дженни!
      – Я вам его найду, Сэм.
      Дженни увеличила скорость, и стрелка спидометра поднялась к 320.
      – Дженни, как у нас с горючим?
      – Достаточно, я еще даже не подключала запасные баки. Не беспокойтесь, – ответила Дженни. И тут же добавила: – След становится более четким.
      – Хорошо! Вооружение?
      – Везде на красном. Все готово.
      Мердок затушил сигарету и прикурил новую.
      – Некоторые возят с собой трупы, пристегнув их ремнями к сидениям, чтобы они выглядели пассажирами. Черный Кадиллак постоянно пользуется этой уловкой и регулярно меняет свой груз. Внутри у него кондиционеры, и мертвые тела сохраняются долго.
      – Вы хорошо о нем осведомлены, Сэм.
      – Он ввел моего брата в заблуждение своими фальшивыми пассажирами и поддельными номерными знаками. Это и побудило его открыть ворота крепости обслуживания. И тогда остальные, поджидавшие в засаде, бросились на приступ. Смотря по обстоятельствам, Дьявол гримируется в красный, зеленый, синий или белый, но, в конце концов, всегда возвращается к своему черному одеянию. Он не любит ни желтого, ни бежевого, ни двухцветных окрасок. У меня почти полный список номерных знаков, которыми он пользуется. Иногда он проносится по скоростным автострадам, проникает в города и заправляется на официальных станциях обслуживания. Заправщики часто успевали заметить его номер, когда при их приближении к кабине водителя за платой, он скрывался с места. Он может имитировать десятки человеческих голосов. Но никому никогда не удавалось его поймать – у него чересчур мощный мотор. Неизменно он уводит преследователей на равнину и там легко отрывается от них. Несколько раз он даже нападал на парки подержанных машин…
      
      Дженни резко увеличила обороты.
      – Сэм, след стал совсем явственным! Вон он! Направляется к тем горам.
      – Следуй за ним!
      Мердок замолчал. Он долго хранил молчание. На востоке небо осветилось первыми лучами. Бледная утренняя звезда на западе походила на металлическую кнопку, воткнутую в синее панно. Они уже взбирались по откосу.
      – Догони его Дженни! Догони! – взмолился Мердок.
      – Думаю, нам это удастся.
      Откос становился все более крутым. Дженни сбавила скорость.
      – Что такое? – встревожился Мердок.
      – Мне трудно держать след.
      – Почему?
      – Довольно высокая радиация почвы, и она интерферирует с моей системой пеленгации.
      – Ты все же постарайся, Дженни.
      – У меня ощущение, что след ведет прямо. Прямо в гору.
      – Двигай за ним!
      Машина притормозила.
      – Сплошные помехи, Сэм. Я потеряла след.
      – Кадиллак должен иметь где-то неподалеку базу. Какой-нибудь грот или пещеру – подземный тайник. Иначе за все эти годы его обнаружили бы воздушные патрули.
      – Что мне делать?
      – Попробуй продвинуться дальше. Прощупай склоны, нет ли где входного отверстия. Только осторожно, все системы – в боевую готовность.
      Они углубились в скалистые пики, опоясывающие горные вершины. Развернулась антенна Дженни, напрягшиеся края металлической сети подрагивали и мерцали в утреннем свете.
      – По-прежнему ничего, – объявила Дженни. – И дальше уже не продвинуться.
      – В таком случае, пойдем вдоль подножия.
      – В какую сторону? Направо или налево?
      – Понятия не имею. Если бы ты была беглой машиной, куда бы ты направилась?
      – Не знаю.
      – Выбирай. Это без разницы.
      – Тогда идем направо, – сказала Дженни, делая поворот.                                                                

      Спустя полчаса ночь отступила за горы. Утро вспыхнуло на горизонте равнины, расцвечивая небо всеми оттенками осенних листьев. Мердок достал из-под приборного щитка кофе в бутылке из гибкой пластмассы. Некогда прежде такими сосудами пользовались космонавты.
      – Кажется, я что-то нашла, Сэм.
      – Что? Где это?
      – Прямо перед нами. Слева от той скалы. Там скат постепенно уходит в какую-то горловину.
      – Хорошо. Вперед, моя красавица. Готовь ракеты. – Они обогнули скалистый выступ и вывернули на скат.
      – Это пещера или туннель, – сказал Мердок. – Медленнее.
      – Горячо! Я нашла след.
      – Я даже различаю отпечатки множества шин. Мы накрыли их!
      Они приблизились к отверстию.
      – Вперед, но потихонечку, – приказал Мердок. – Стреляй во все, что шевельнется.
      Они проехали нечто вроде естественного портала, высеченного в скале. Теперь Дженни катила по песку. Она потушила фары и включила инфракрасные прожекторы. Перед глазами Мердока выдвинулся экран, и он стал изучать подземелье. Каверна имела в высоту около двух метров, в ширину могли встать в ряд три машины. Песок уступил место камню, но почва оставалась гладкой. Ее уровень начал постепенно повышаться.
      – Впереди свет, – подсказал Мердок.
      – Я знаю.
      – Думаю, это кусочек неба.
      Они продвигались вперед. Мягкое урчание мотора было не громче дыхания. Машина замерла перед проломом в своде, и инфракрасный экран опустился в свое гнездо.
      Они находились в основании глубокого ущелья со стенами из песка и сланца. Поле зрения почти полностью перекрывалось нависающими каменистыми выступами. В глубине ущелья бледный рассеянный свет не обнаруживал ничего необычного.
      Но ближе…
      Мердок моргнул.
      
      Ближе, в чахлом свете раннего утра проявлялась из глубокой тени гигантская свалка.
      Перед ними громоздилась гора деталей и частей от автомобилей всех марок и моделей. Аккумуляторы, протекторы, кабели и амортизаторы. Колпаки колес, бамперы, фары и подфарники. Дверцы, ветровые стекла, цилиндры, клапаны, карбюраторы, динамо, коробки передач и масляные насосы.
      Мердок таращил глаза.
      – Дженни, – выдохнул он, – Дженни, мы нашли кладбище автомобилей.
      Старый драндулет, ускользнувший от первого взгляда, судорожно дернулся в их сторону и резко остановился. Тормоза заскрежетали, терзая слух Мердока. Покрышки совсем истерлись, левое переднее колесо срочно требовало насоса. Правая фара была разбита, ветровое стекло треснуло. Выведенный из оцепенения двигатель страшно стучал клапанами.
      – Что происходит, Дженни, что это?
      – Он говорит со мной. Он очень старый. Счетчик на его спидометре много раз доходил до конца, и теперь он уже не знает, сколько милей набегал. Он ненавидит людей. Говорит, они помыкали им, как только выпадала такая возможность. Он кладбищенский сторож. Он чересчур стар, чтобы участвовать в набегах, и вот уже много лет стоит на этом посту. Он охраняет запасные части. Сам он, в отличие от более поздних моделей, не способен починить себя, и поэтому зависит от милости молодых, снабженных системой аварийного авторемонта. Он хочет знать, зачем я здесь.
      – Спроси его, где другие.
      И в это же мгновение Мердок услышал рокот множества моторов, наполнивший ущелье.
      – У них стоянка на другом конце грота, – сказала Дженни. – Они приближаются.
      – Без моей команды не стреляй, – бросил Мердок в тот момент, когда первый автомобиль – желтый Крайслер с обтекаемым корпусом – нацелился капотом в угол стоянки.
      Мердок пригнулся к рулю, его глаза за стеклами защитных очков внимательно следили за прибывающими.
      – Скажи, что нейтрализовала своего водителя и теперь хочешь присоединиться к ним. Постарайся, чтобы Кадиллак попал в поле прицела.
      – Он не появится. Я как раз веду с ним разговор. Его передатчику не мешает эта куча металла. Он сообщил, что послал шесть самых крупных автомобилей, чтобы держать меня под охраной, пока не примет решения. Он приказал мне выйти из туннеля и направиться к долине.
      – Ну что ж, двигай туда… потихоньку.
      Дженни тронулась.
      
      Два Линкольна, мощный Понтиак и два Мерседеса присоединились к Крайслеру. Автомобили разделились на две группы, чтобы обступить Дженни с обеих сторон. Они были готовы сжать ее с боков, как сэндвич.
      – Что скажешь об их численности?
      – Не знаю. Я спросила Кадиллак, сколько их здесь, но он не пожелал ответить.
      – Хорошо. Там видно будет.
      Мердок, навалившись грудью на руль, изображал из себя мертвеца. Словно в подтверждение мышцы шеи затекли и начали деревенеть. Дженни снова заговорила:
      – Он хочет, чтобы я сделала круг по ущелью. Проход теперь открыт. Затем я должна въехать в расщелину, которую он мне укажет. Он решил изучить меня с помощью робота-механика.
      – Вряд ли он в чем разберется. Ладно, обогни эту кучу. Когда я увижу, что там с другой стороны, дам указания.
      Мерседесы и Понтиаки разомкнули ряд, и Дженни двинулась вперед. Мердок украдкой разглядывал огромную груду металлолома. Двух ракет хватило бы разнести ее и завалить ущелье; но робот-механик в конце концов расчистит проход.
      Они повернули за угол автомобильного кладбища.
      Развернувшись веером, дорогу им преграждали около сорока пяти машин. Шесть сторожей сзади перекрывали пути отхода.
      За последним рядом стоял преподобный Кадиллак.
      Он сошел с конвейера в те годы, когда молодые инженеры гордились своими планами и с энтузиазмом смотрели в будущее. Кадиллак был огромным.
      За рулем скалил зубы череп. Черный кузов сверкал хромированными стальными обводами; фары походили на темные жемчужины или глаза насекомого. Каждая линия, каждый изгиб обтекаемого корпуса выдавали его мощь, и задняя часть, изогнутая в форме рыбьего хвоста, казалось, готова была хлестнуть по морю тени, раскинувшемуся вокруг, и ринуться вперед в смертоносном броске.
      – Это он, – прошептал Мердок. – Дьявол!     
      – Он крупный. Я никогда не видала такого крупного автомобиля.
      Они медленно продвигались вперед.
      – Он хочет, чтобы я вошла в ту трещину в скале и припарковалась.    
      – Продолжай движение. Но в трещину не входи.
      
      Они медленно приближались. Автомобили стояли неподвижно, но моторы работали, и шум их то возрастал до угрожающего, то сдержанно стихал.
      – Проверка оружия.
      – Все на красном.
      Разлом в стене был не более чем в десяти ярдах.
      – Когда я скажу «давай», ты перебросишься в мертвую зону и на скорости развернешься на 90 градусов. Они не ожидают такого маневра. Они не способны на это. Выдвинешь пятидесятимиллиметровки и накроешь Кадиллак ракетным залпом. Затем правый поворот под прямым углом и той же дорогой назад. Одновременно выпускаешь напалм и открываешь огонь по сторожевому эскорту… Давай! – Мердок рывком выпрямился за рулем.
      Полуоборот, выполненный Дженни, отбросил его назад. Уши заложило от грохота орудий. Когда он пришел в себя, у противоположной стены поднимались вверх длинные языки пламени.
      Обнаженные пушки вращались на лафетах, выплевывая свинец. Дженни дважды содрогнулась, выпустив из приоткрытого капота реактивные снаряды. Затем она стремительно рванулась назад, преследуемая семью или восемью автомобилями, кинувшимися за ней.
      Развернувшись в мертвой зоне, Дженни нанесла удар по преследователям, и они отступили. В зеркале заднего обзора Мердок видел гигантскую стену бушующего огня.
      – Ты промахнулась! – вскричал он. – Ты не попала в черный Кадиллак! Ракеты шли с недолетом, и он успел уклониться.
      – Я знаю. Сожалею.    
      – Он был у тебя как на ладони!
      – Знаю. Я упустила его.
      Обогнув свалку, они увидели несколько автомобилей из личной гвардии черного Кадиллака, скрывающихся в туннеле. Три оставшихся дымились среди обломков.    
      – Вот он! – заорал вдруг Мердок. – С другой стороны. Уничтожь его! Стреляй!
      Кладбищенский смотритель с ужасающим скрежетом рванулся наперерез, закрывая собой Кадиллак.
      – Я не могу прицелиться, Сэм.
      
      – Разнеси эту рухлядь и закрой туннель! Не дай Кадиллаку ускользнуть.
      – Я не могу, – сказала Дженни.
      – Почему?
      – Не могу и все.
      – Это приказ! Размети эту кучу жести и закрой туннель.
      Пушки повернулись, и снаряды разорвали капот старого автомобиля.
      Кадиллак мелькнул молнией, исчезая в туннеле.
      – Ты дала ему уйти! – взвыл Мердок. – Догони его!
      – Хорошо, Сэм, сейчас. Только не кричите! Прошу вас, не кричите!
      Дженни вкатилась в туннель. Мердок услышал урчание мощного мотора, постепенно стихающее впереди.
      – Не стреляй пока. Если попадешь в него, мы можем оказаться запертыми в туннеле.
      – Знаю. Я не стану стрелять.
      – Швырни назад пару гранат на десять секунд и прибавь скорости. Таким образом, мы перекроем дорогу тем колымагам, у которых еще не пропало желание нас преследовать.
      Машина стрелой ринулась вперед и неожиданно вынырнула на свет. На горизонте было пусто.
      – Ищи след и начинай охоту, – приказал Мердок.
      Внутри горы раздался взрыв, затем второй. Их слегка тряхнуло.
      – Здесь столько следов… – ответила Дженни.
      – Тебе известно, который именно меня интересует. Самый глубокий, самый широкий, самый горячий! Найди его! Настигни Кадиллак!
      – Кажется, я обнаружила его, Сэм.
      – Замечательно. Жми на всю катушку.
      Мердок схватил бутылку, сделал три глотка бурбона, прикурил сигарету и уставился вдаль.
      – Почему ты промахнулась, – спросил он мягко. – Почему, Дженни?
      Она ответила не сразу.
      Он ждал.
      
      Наконец. Дженни заговорила.
      – Потому что это не было моей целью. Он уничтожил множество машин и людей. Это ужасно. Но в нем есть что-то… что-то благородное. В том, как он борется против всего мира, чтобы сохранить свою свободу, сплотить эту орду злобных автомобилей, не позволить никому и ничему себя остановить. И продолжать – без хозяина – продолжать до самого конца, пока не настигнет разрушение. Сэм, одно мгновение у меня было желание примкнуть к диким автомобилям, нестись по Великой равнине, пускать в ход мои реактивные снаряды, чтобы открывать ему ворота крепостей обслуживания… Но я не смогла бы вас нейтрализовать, Сэм. Я была создана именно для вас. Я чересчур ручная. Чересчур слабая. Однако я специально стреляла с недолетом. Но я никогда не смогу  нейтрализовать вас, Сэм. Это правда.
      – Ну, спасибо тебе, урна с памятью. Тысячу раз спасибо!
      – Я очень огорчена, Сэм.
      – Заткнись! Хотя нет… не сейчас. Скажи сначала, что ты будешь делать, когда мы его настигнем?
      – Не знаю.
      – В таком случае думай быстрее. Ты видишь так же хорошо, как и я, то облако пыли на горизонте, и тебе лучше бы увеличить обороты.
      Дженни прибавила скорости.
      – Они будут сильно смеяться, эти люди из Детройта, когда их вызову. До тех пор, пока я не потребую возмещения убытков.
      – В моей конструкции нет никакого дефекта, и вы знаете это. Я всего лишь более…
      – Впечатлительна? – подсказал Мердок.
      – …чем могла о себе предположить, – закончила Дженни. – В сущности, я совершенно не знала машин, за исключением совсем юных. Я не знала, что есть дикие автомобили. До сегодняшнего дня я никогда не разрушала никаких транспортных средств. До того как меня доставили вам, я стреляла только по мишеням. Я была молода и…
      – Невинна? Это чрезвычайно трогательно. Приготовься разнести в клочья первую же колымагу, которая нам встретится. Если ты вдруг воспылаешь к ней чувством и не станешь стрелять, она нас уничтожит.
      – Я постараюсь, Сэм.
      Автомобиль впереди них остановился. Это был желтый Крайслер. Две его поврежденные шины спустили, и он ждал, криво приткнувшись к обочине дороги.    
      – Оставь, – бросил Мердок, услышав клацанье открывающегося капота. – Береги боезапас для того, кто может ответить.
      Они миновали желтую рухлядь.
      – Он что-то сказал?
      – Машинные ругательства. Богохульство, которое мне еще не доводилось слышать и которое для вас не имеет никакого смысла.
      Мердок хмыкнул.
      – Вот как? И машинам случается употребить крепкое словцо?    
      – Иногда. Я подозреваю, чем более они вульгарны, тем более грубы. Особенно часто это случается на автострадах, когда возникает пробка.
      – Скажи мне какое-нибудь автомобильное ругательство.
      – Ни за что! За какую машину вы меня принимаете?
      – Прошу прощения. Ты хорошо воспитанная леди. Совсем забыл.
      В динамике что-то щелкнуло.
      Они мчались на полной скорости по ровной полосе предгорья. Мердок проглотил стаканчик бурбона, потом перешел на кофе.
      – Десять лет, – пробормотал он. – Десять лет…
      След, по которому шла Дженни, описывал широкую кривую, параллельную подножию горы. Вскоре их окружили высокие холмы.
      Кадиллак напал раньше, чем Мердок уяснил себе, что происходит.
      Дженни огибала громадный скалистый выступ оранжевых оттенков, которому время и ветер придали вид гриба, растущего вверх ногами. Справа в скале зияла брешь. Оттуда и бросился в атаку Дьявол. Понимая, что мощь Дженни превосходит его собственную, он устроил засаду. Теперь он ринулся на охотника в последнюю, смертельную схватку.
      Дженни совершила немыслимый прыжок в сторону, ее тормоза взвизгнули, а протекторы задымились. Пушки выплюнули огонь, капот распахнулся, и из него с ревом вылетели реактивные снаряды. Передние колеса подкинуло вверх, машину занесло и завертело на месте, задний бампер со скрежетом скреб каменистую почву равнины. На третьем обороте ей удалось замедлить вращение, и она в третий и последний раз выпустила оставшиеся ракеты в пылающий на холме каркас. Машину развернуло еще раз, и она замерла, опустившись на четыре колеса. Пушки гремели до полного истощения боеприпасов, но и потом еще с добрую минуту продолжались холостые щелчки. Наконец, орудия умолкли.
      Весь дрожа, Мердок жадно глядел на вспоротый и развороченный остов Кадиллака, пылающего на фоне неба.
      – Ты сделала его. Ты его уничтожила. Ты убила Дьявола для меня!    
      Дженни не ответила. Она завела мотор и взяла курс на юго-восток по направлению к крепости обслуживания и отдыха, выдвинутому часовому цивилизации.
      
      Два часа они катили в полном молчании. Мердок прикончил все свои запасы бурбона, кофе и сигарет.
      – Послушай-ка, – воскликнул он,  наконец. – Что с тобой? Поделись.
      Динамик щелкнул, и Дженни произнесла тихим голосом:
      – Сэм… он со мной говорил, когда выскочил из засады…
      Мердок ждал, но Дженни снова погрузилась в молчание.
      – И что же он тебе сказал?
      – Он сказал: «Если ты пообещаешь нейтрализовать своего водителя, я заторможу перед самым столкновением. Я хочу мчаться по дорогам вместе с тобой, совершать налеты вместе с тобой. Если мы будем вместе, они никогда нас не поймают». А я его убила!
      Мердок промолчал.    
      – Он это сказал исключительно для того, чтобы я не успела выстрелить, не так ли? Чтобы он потаранил нас? Он ведь пытался обмануть? Верно, Сэм?
      – Конечно. Тормозить было уже поздно.
      – Да. Я тоже считаю, что было чересчур поздно тормозить. Но не кажется ли вам, что он и в самом деле хотел, чтобы мы вместе мчались по дорогам, чтобы вместе совершали налеты… Вместе до тех пор, пока…
      – Возможно, малышка. Ты ведь здорово вооружена, ты знаешь.
      – Спасибо. – Дженни отключила радио.
      Но прежде чем динамик смолк, Мэрдок успел расслышать странные механические созвучия, ритм которых был ритмом богохульства. Или молитвы.
      Он покачал головой и, опустив глаза, нежно погладил пассажирское сиденье своей еще неуверенной рукой.

Перевод с английского -

Иван Логинов

      Домашняя страничка переводчика: http://ivan-loguinov.livejournal.com/
 

      Космическая станция совершала обороты вокруг своей планеты, пребывая в режиме ожидания. Она не имела в собственном смысле разума, поскольку в разуме не было необходимости. Но тем не менее она обладала сознанием, а также набором различных тропизмов, аналогий, ответных реакций.
      Она не испытывала нехватки ресурсов. Ее задача была запечатлена в самой конструкции, записана в контурах и лампах. И возможно, машина сохранила след тех эмоций, которые привели к ее созданию… безумные надежды, страхи, оголтелая гонка на опережение.
      Но надежды оказались тщетными, так как гонка была проиграна, и станция оставалась на орбите, незавершенная и бесполезная.
      Тем не менее она обладала сознанием, а также набором тропизмов, аналогий, ответных реакций. Она знала, что ей требовалось. И она осматривала пространство в ожидании недостающих деталей.
      
      В секторе Волопаса в поле зрения возникло маленькое красно-вишневое солнце, и когда корабль приступил к повороту, стало заметно, что одна из планет имеет редкий голубовато-зеленый цвет Земли.
      – Вы только поглядите! – вскричал Флеминг дрожащим от возбуждения голосом. – Земного типа! Это ведь земной тип, не так ли, Говард? Мы заработаем целое состояние на этой планете!
      Из судовой кухни медленными шагами вышел Говард, жуя авокадо. Маленький и лысый, он с достоинством нес свое брюшко, вызывающее в представлении средних размеров арбуз. Он был рассержен, так как его оторвали в момент, когда приготовление обеда находилось в самом разгаре. Кухня для Говарда являлась искусством, и не будь он деловым человеком, стал бы шеф-поваром в большом ресторане. Во всех своих полетах они хорошо питались, поскольку Говард обладал необыкновенным даром приготовления жареного цыпленка, свое жаркое подавал под соусом Говарда и виртуозно составлял салат а ля Говард.
      – Она вполне может быть земного типа, – согласился он, холодно созерцая голубовато-зеленую планету.
      – Да так оно и есть, – отмел все сомнения Флеминг. Он был молод и проявлял энтузиазма больше, чем допустимо для человека космоса. Несмотря на поваренное искусство Говарда, он оставался худым, его морковно-рыжие волосы в беспорядке спадали на лоб. Говард терпел его, и не только потому, что Флеминг разбирался в машинах и кораблях; Флеминг обладал еще и безошибочным чутьем. А это качество одно из самых необходимых в космосе, где везение требовалось уже для того, чтобы взлететь.
      – Хоть бы она была необитаемой! – вскрикивал Флеминг в своей грубоватой восторженной манере. – Ну хоть бы она была совсем наша. Наша, Говард! Планета земного типа! Господи, да за одни участки мы получим состояние, не говоря уже о правах на ископаемые, процентных отчислениях с заправочных станций и обо всем остальном.
      Говард проглотил последний кусочек авокадо. Юному Флемингу предстоит еще многому научиться. Находить и продавать планеты это такой же бизнес, как, скажем, выращивание и продажа апельсинов. Правда, имеется некоторое отличие: апельсины не представляют опасности, а вот с планетами подобное случается. С другой стороны, апельсины не приносят таких доходов, как хорошая планета.
      – Мы садимся на нашу планету немедленно? – спросил нетерпеливо Флеминг.
      – Конечно, – ответил Говард. – Вот только… та космическая станция перед нами наводит меня на мысль, что жители могут не согласиться с формулировкой. Они, наверное, склонны считать, что это их планета.
      Флеминг глянул на экран. Действительно, в поле зрения вплывала космическая станция, скрытая до этого телом планеты.
      – А, черт! – ругнулся Флеминг, скривясь всем своим узким веснушчатым лицом. – Выходит, она обитаема. Не думаете ли вы, что мы могли бы… – Он оставил фразу незаконченной, но бросил выразительный взгляд на кнопку приведения в боевую готовность огневого оснащения корабля.    
      – Хм, – Говард оценивающе осмотрел станцию, прикинул уровень технологии, позволивший ее создание, перевел глаза на планету. Затем с сожалением покачал головой:
      – Нет, не сейчас.
      – Ну, тем хуже, – вздохнул Флеминг. – По крайней мере, получим первые коммерческие права. – Он глянул на обзорный экран и схватил Говарда за руку:    
      – Смотрите, станция!..
      На серой металлической сфере вспыхивали и гасли огни.
      – Как вы думаете, что это значит? – осведомился Флеминг.
      – Ни малейшего соображения, – ответил Говард. – И узнать мы это сможем не здесь. Давайте садиться, если конечно, никому не вздумается нам противодействовать.
      Флеминг кивнул головой и перешел на ручное управление. Несколько мгновений Говард наблюдал за ним.
      Приборная панель была покрыта дисками циферблатов, тумблерами переключателей, шкалами различных измерителей из металла, пластика и кварца. А Флеминг состоял из плоти, крови и костей. И казалось невероятным, что между ним и механизмами может установиться какая-либо связь, разве только очень отдаленная и искусственная, и все же Флеминг выглядел полностью слившимся с панелью. Его глаза с механической точностью считывали показания циферблатов, пальцы являлись продолжением переключателей. Было ощущение, что металл под его руками становится гибким, подчиняясь воле человека. Кварц светился красным, как и глаза Флеминга, и это было не только отблесками.
      Когда корабль начал спираль торможения, Говард устроился в кухне поудобнее и принялся прикидывать затраты на горючее и продовольствие, а также амортизацию оборудования. К полученной сумме он добавил для ровного счета еще треть и записал результат в судовом журнале. Это пригодится позже для декларации доходов.
      Они сели на окраине города и стали ждать служащих местной таможенной службы. Однако никто не появлялся. Они произвели обычные пробы атмосферного воздуха на микроорганизмы, затем продолжили ожидание. Опять никого. После полудня Флеминг открыл шлюзовую камеру, они выбрались наружу и двинулись по направлению к городу.
      Первые скелеты, в беспорядке разбросанные по бетонному покрытию дороги, искромсанной бомбами, их сильно заинтриговали; это выглядело вакханалией. Какой цивилизованный народ оставил бы свои скелеты на дорогах? Почему не произвели уборку?
      Городок был населен только скелетами, тысячами, сотнями тысяч, набитыми в зрительные залы разрушенных театров, упавшими на порогах пыльных магазинов, валявшимися на улицах, перепаханных снарядами.
      – По всей вероятности, у них была война, – высказал блестящее суждение Флеминг.
      В центре города они обнаружили Марсово поле, на траве которого рядами лежали скелеты в форме. Трибуны были завалены скелетами важных особ, скелетами офицеров, скелетами супруг и родственников. А позади, собранные в кучу, находились скелеты детей, тоже участвовавших в смотре.
      – В самом деле,  война, – Флеминг кивнул головой, словно ставя точку. – Они проиграли.
      – Это очевидно, – усмехнулся Говард. – Но кто выиграл?
      – Что?
      – Где же победители?
      И в этот момент над их головами проплыла космическая станция, бросив тень на ряды безмолвных скелетов. Двое людей с беспокойством глянули в небо.
      – Вы полагаете, что мертвы все? – спросил Флеминг тоном, в котором угадывалась сдерживаемая надежда.
      – Думаю, нам следует убедиться в этом.
      Они повернули назад к кораблю. Флеминг принялся что-то насвистывать исключительно из-за хорошего настроения; он пнул ногой небольшую груду костей, попавшихся на пути.
      – Для нас это богатство, – сказал он, подмигнув Говарду.
      – Еще нет, – осторожно ответил тот. – Возможно, есть оставшиеся в живых…– Заметив выражение лица Флеминга, он невольно улыбнулся.    
      – Очень похоже, что наше путешествие можно считать удавшимся с деловой точки зрения.
      Облет планеты был непродолжительным. Голубовато-зеленый мир являл собой большую могилу, подвергшуюся массированному обстрелу. На всех континентах городки насчитывали свои десятки тысяч обитателей из одних костей, города – свои миллионы. Равнины и горы были усеяны скелетами, скелеты устилали дно озер, скелеты прятались в лесах и джунглях.
      – Ну и наворотили! – вскричал, наконец, Флеминг, когда они медленно проплывали над планетой. – Сколько, вы думаете, в этом мире было жителей?
      – Я бы сказал, около десяти миллиардов, плюс минус один, – ответил Говард.
      – И что, по-вашему, с ними случилось?
      Говард улыбнулся улыбкой мудреца:
      – Известно три классических метода геноцида. Первый состоит в том, чтобы отравить атмосферу токсичными газами. Затем – и в той же последовательности идей – заражение радиоактивностью, которая убивает равным образом живую природу. И, наконец, существуют микробы, прошедшие в лабораторных условиях определенные мутации и созданные с одной единственной целью – уничтожение целых популяций. Если они вырвутся из-под контроля, то могут очистить всю планету.
      – Вы думаете, здесь произошло именно это? – осведомился Флеминг с неподдельным интересом.
      – По всей вероятности, да, – ответил Говард, вытирая о рукав яблоко, перед тем как вгрызться в него. – Я не патолог, но все признаки на этих останках…
      – Микробы, бактерии, – произнес Флеминг, неожиданно закашлявшись. – А вы не допускаете?..
      – Вы бы уже умерли, если бы они сохранили активность. Судя по следам непогоды на скелетах, все это произошло несколько веков назад. А при отсутствии человеческого организма микробы погибают.
      Флеминг восхищенно затряс головой:
      – Ну и размах у них! О! конечно, – спохватился он, – весьма печально для этих людей. Так сказать, превратности судьбы, горести поражения и так далее. Но планета полностью наша! – Он бросил взгляд сквозь иллюминатор на зеленые и тучные равнины. – Как мы ее назовем, Говард?
      Тот посмотрел на поля, лужайки, обочины бетонных дорог, густо заросших сорной травой.
      – Мы могли бы назвать ее Парадиз II, – ответил он. – Это место, должно быть, настоящий рай для земледельцев.    
      – Парадиз II! Великолепно, – признал Флеминг. – Нам, вероятно, понадобится нанять целую команду, чтобы похоронить все эти скелеты. Зрелище чересчур уж фантастическое.
      Говард согласно кивнул. Работенки будет достаточно.
      – Сделаем это попозже…
      Вверху над ними прошла космическая станция.    
      – Огни! – вскричал вдруг Говард.
      – Огни? – переспросил Флеминг, не отрывая глаз от удаляющейся сферы.
      – Когда мы прибыли… помните? Огни, которые мигали?
      – Верно, – протянул Флеминг. – Вы думаете, кто-то мог укрыться на станции?
      – Сейчас мы это проверим, – мрачно объявил Говард. Он с решительным видом вгрызся в яблоко, а Флеминг принялся прокладывать курс.
      Первое что они увидели, достигнув космической станции, был корабль, прицепившийся к ее полированному боку, как паук к паутине. Корабль был маленьким, не больше трети размера их собственного; люк одной из шлюзовых камер оставался приоткрытым.
      Двое землян в скафандрах и шлемах подошли по металлической поверхности станции к входному люку чужого корабля. Флеминг обеими руками в перчатках взялся за крышку и медленно распахнул ее. Они направили в шлюзовую камеру фонари, заглянули внутрь и неожиданно отпрянули назад. Затем Говард сделал нетерпеливый жест и Флеминг вошел.
      В рубке на пилотском месте они увидели труп мужчины, наполовину сползший с кресла и навечно застывший в этом неустойчивом положении. На лице оставалось еще достаточно плоти, чтобы заметить страдание агонии; кожа местами была разъедена до кости какой-то болезнью.
      В задней части корабля громоздились штабелями несколько дюжин деревянных ящиков. Флеминг открыл один из них и посветил фонарем.
      – Съестные припасы, – сказал Говард.
      – Он, наверное, хотел укрыться на космической станции, – предположил Флеминг.    – Похоже. Но ему не удалось.
      Они поспешно покинули маленький корабль с чувством некоторого отвращения. Скелеты вполне терпимы; они представляют сущность, замкнутую в самой себе. Но труп был чересчур выразителен в своей смерти.
      – Но кто в таком случае включал сигнальные огни? – спросил Флеминг, когда они выбрались на металлическую поверхность сферы.
      – Возможно, автоматическое реле, – произнес Говард без особой уверенности в голосе. – Там не должно быть выживших.
      По закругленной поверхности станции они добрались до шлюзового люка.    
      – Входим? – спросил Флеминг.
      – К чему эта бессмысленная трата времени? – живо возразил Говард. – Раса истреблена полностью. Лучше вернуться и зарегистрировать открытие и наши права.
      – Если остался хотя бы один выживший, – напомнил Флеминг, – планета принадлежит ему.
      Говард вынужден был согласиться. Глупо проделать долгое и дорогое путешествие обратно до Земли, вернуться с необходимым снаряжением и обнаружить кого-нибудь, удобно расположившегося на космической станции. Другое дело, если выжившие прячутся на планете. Тогда по закону их права первооткрывателей остаются действительными. Но всего лишь одно существо в этом сфероиде, в который они пренебрегли заглянуть…
      – Очевидно, придется, – сделал вывод Говард и открыл дверь шлюзовой камеры.
      Войдя внутрь, они оказались в абсолютной темноте. Говард направил луч фонаря на Флеминга. В желтом свете лицо молодого человека, лишенное тени, походило на стилизованную примитивную маску. Говард зажмурился, немного испуганный увиденным. В самом деле, в этот момент лицо Флеминга казалось утратившим всякую индивидуальность.
      – Воздух пригоден для дыхания, – сказал Флеминг, и его лицо снова обрело человеческое выражение.
      Говард откинул шлем и посветил фонарем вверх. Масса переборок и перекрытий, нависших над головой, давила на него. Он порылся в кармане, выискал там редиску и сунул ее в рот для поднятия духа.    
      Они двинулись вперед.
      Около получаса они шли по узкому извилистому коридору, прорезывая мрак перед собой лучами фонарей. Металлический пол, поначалу показавшийся таким прочным, принялся поскрипывать и потрескивать от какого-то неизвестного напряжения, действуя Говарду на нервы. На Флеминга все это, похоже, не производило впечатления.
      – Это, должно быть, станция обстрела, – заметил он через некоторое время.    
      – Представляю себе.    
      – Теперь это только тонны металла. Придется, видимо, продать все на металлолом, если не удастся восстановить какую-то часть механизмов.
      – Стоимость бросового металла… – начал Говард, но в этот момент под ногами Флеминга раскрылся пол, и он исчез так быстро, что не успел даже вскрикнуть. С металлическим клацаньем секция пола вернулась на свое место.
      Говард отшатнулся, словно от сильного удара. Его фонарь на долю секунды ярко вспыхнул, затем свет ослаб. Он стоял, оцепенев, с поднятыми руками и заторможенным сознанием.
      Шоковая волна медленно схлынула, оставив тяжелую головную боль и толчки крови в висках. «…не очень высока на сегодняшнем рынке», – дурацким образом произнес он, заканчивая фразу и желая, чтобы все оставалось по-прежнему.
      Он приблизился к месту падения и позвал:
      – Флеминг?
      Никакого ответа. Дрожь пробежала по его телу. Наклонясь к полированному полу, он заорал изо всех сил:
      – Флеминг!
      Он выпрямился, резко встряхнул головой, сделал глубокий вдох, развернулся и рысью двинул к выходу. Он не позволял себе раздумывать.
      Но выход оказался закрытым. Края шлюзового люка, спаянные с краями переборки, были еще теплыми. Говард внимательно их изучил. Прикоснулся к металлу, похлопал по крышке люка, несколько раз пнул. Затем ощутил на себе давление окружающего мрака. Он резко повернулся, по его лицу стекал пот.
      – Кто там? – заорал он в коридор. – Флеминг! Вы меня слышите?
      Он не получил никакого ответа.
      – Кто это сделал? – кричал он. – Зачем вы зажигали огни? Что сотворили с Флемингом? – Мгновение он вслушивался в темноту, затем продолжил с рыданиями в голосе. – Распаяйте выход! Я уберусь отсюда и никому ничего не скажу!
      Направив фонарь в коридор, Говард принялся ждать, задаваясь вопросом, что там скрывается во мраке. Наконец он не выдержал и закричал:
      – Почему вы не открываете люк и под моими ногами?
      Переводя дыхание, он привалился спиной к перегородке.
      Никакой люк не открылся. Может, он уже не откроется, подумал он. На время эта мысль придала ему смелости. Твердым голосом он сказал себе, что, конечно же, есть и другой выход. Он двинулся по коридору.
      Час спустя Говард все еще шел, светя перед собой фонарем, за его спиной тьма смыкалась. Теперь он уже владел собой, и головная боль была не столь мучительной. Он снова обрел рассудок.
      Включение огней могло быть запрограммировано. Возможно, и люк в полу сработал автоматически. Что касается входного отверстия, то оно заделалось само собой… вероятно, это предосторожность военного времени, имеющая целью помешать вражескому агенту, проникшему на станцию.
      Он знал, что его объяснения не из самых надежных, но лучших подобрать не мог. Этот труп на корабле, прекрасная мертвая планета… Какая-то связь между этими деталями была… Вот только бы понять эту связь…
      – Говард, – произнес голос.    
      С ошалелым видом он отпрыгнул назад, словно коснулся провода высокого напряжения. Немедленно вернулась головная боль.
      – Это я, Флеминг, – продолжил голос.
      Говард лихорадочно светил фонарем во все стороны.
      – Где? Где вы?
      – Приблизительно двумястами футами ниже, насколько я могу судить, – ответил Флеминг, голос которого в коридоре казался более жестким, чем обычно. – Звуковая связь работает неблестяще, но это все, что мне удалось сделать.
      Говард сел на пол: ноги внезапно отказались держать его. Тем не менее он почувствовал облегчение. Было нечто успокаивающее в том, что Флеминг находится в двух сотнях футов ниже, что-то очень человечное и ободряющее в этой несовершенной звуковой связи.
      – Вы можете подняться? Как вам помочь?
      – Вы ничего уже не сделаете, – ответил Флеминг, и треск помех в его голосе напомнил Говарду смешок. – Мне кажется, от моего тела немногое осталось.
      – Но куда девалось ваше тело? – всерьез обеспокоился Говард.
      – Бесследно исчезло, разбившись при падении. Остатков меня хватило как раз на то, чтобы включиться в цепь.
      – Понимаю, – произнес Говард, ощущая забавную легкость в голове. – Теперь вы только разум, чистое сознание.
      – О! все же меня немного больше. Как раз то, в чем машина нуждалась.
      Говард начал нервно смеяться, мысленно представляя себе серый мозг Флеминга, плавающий в аквариуме с кристально прозрачной жидкостью. Отсмеявшись, он осведомился:    
      – Машина? Какая машина?    
      – Космическая станция. Думаю, это самая сложная машина, которую когда-либо создавали. Это она привела в действие огни и открыла дверь.    
      – Но зачем?
      – Надеюсь, что скоро разберусь с этим, – заявил Флеминг. – Теперь я являюсь ее частью. Или, может, она составляет часть меня. В любом случае, она нуждается во мне, поскольку она, в сущности, не разумна. Это я привнес разум.
      – Вы? Но ведь машина не знала, что вы появитесь!
      – Я не хочу сказать, что она ждала именно меня. Тот человек на корабле, он, вероятно, и был предназначенным оператором. Но и я справлюсь с этим делом. Мы доведем до успешного осуществления планы конструктора.
      Говард заставил себя успокоиться. Пока он не мог больше размышлять. Единственной его заботой было найти выход из станции и добраться до своего корабля. Для этого требовалось содействие Флеминга. В нем, казалось, еще достаточно человеческого, но был ли он человеком?    
      – Флеминг? – осторожно позвал Говард.    
      – Да, старина?
      Начало выглядело ободряющим.
      – Вы можете вывести меня отсюда?
      – Думаю, да, – ответил голос Флеминга. – Я попытаюсь.
      – Я вернусь с нейрохирургами, – пообещал Говард. – С вами все будет хорошо.
      – Не беспокойтесь за меня. Мне очень хорошо, – ответил молодой человек.    
      Говард потерял счет времени, в течение которого шел. Один узкий коридор следовал за другим, переходя затем в новый. Он утомился, ноги начинали деревенеть. Он поел на ходу. В ранце находились сэндвичи, и он механически жевал, чтобы поддержать силы.
      – Флеминг, – позвал он, останавливаясь передохнуть.
      Через некоторое время, довольно продолжительное, он услышал едва узнаваемый звук, похожий скорее на трение металла о металл.
      – Да?
      – Сколько еще? – спросил Говард.    
      – Недолго, – проскрипел металлический голос. – Устали?
      – Очень.
      – Сделаю все от меня зависящее.
      Голос Флеминга был пугающим, но тишина страшила еще больше. Говард напряг слух, ему показалось, что в глубине станции пришел в движении какой-то механизм.
      – Флеминг?
      – Да?
      – Что все это? Станция обстрела?    
      – Нет. Пока я не знаю характера ее деятельности. Я еще не полностью включился.    
      – Но она имеет назначение?    
      – Да! – металлический голос проскрежетал так громко, что Говард поморщился. – Я снабжен прекрасно функционирующей аппаратурой внутреннего контроля. Только в температурном регистре я могу пробежать диапазон во много сотен градусов в течение одной микросекунды, я уже не говорю о моих резервах химических веществ, источниках энергии и обо всем остальном.
      Говард не стал уточнять эти слова. Похоже, Флеминг сливался с машиной, растворяя свою индивидуальность в индивидуальности космической станции. Он заставил себя спросить:
      – Почему вы до сих пор не знаете, для чего она служит?
      – Недостает главной детали, – сказал Флеминг после паузы. – Необходимой матрицы. Кроме того, я еще владею не всеми средствами контроля.
      Заработали другие машины. Переборки вибрировали. Говард чувствовал, как дрожит под ним пол. Создавалось впечатление, что станция пробуждается, потягивается, перегруппировывает свои силы. У Говарда возникло ощущение, что он оказался в брюхе какого-то невообразимого морского чудовища.    
      Он шел уже несколько часов, оставляя за собой огрызки яблок, апельсиновую кожуру, косточки и хрящики, оберточную бумагу, пустую флягу. Он ел безостановочно, его голод был приглушенным, но постоянным. Во время еды он чувствовал себя в безопасности, поскольку это связывало его со своим кораблем и Землей.
      Внезапно, скользнув в сторону, открылась секция боковой переборки. Говард отпрыгнул в сторону.
      – Входите, – произнес голос, принадлежащий, очевидно, Флемингу.
      – Зачем? Что это такое? – Он посветил в отверстие и увидел движущуюся полосу пола, уходившую в темноту.
      – Вы устали, – продолжил голос, похожий на голос Флеминга. – Так будет быстрее.
      Говард хотел сбежать, но деваться было некуда. Придется довериться Флемингу.
      – Входите.
      Говард покорно перешагнул комингс и сел на движущуюся ленту. Перед ним была тьма. Он лег на спину.
      – Вы узнали, для чего служит станция? – спросил он в темноту.
      – Уже скоро, – ответил голос. – Мы не обманем их надежд.
      Говард не осмелился спросить, чьих надежд не обманет Флеминг. Он закрыл глаза и дал мраку поглотить себя.
      Движение продолжалось долго. Фонарь, зажатый в руке, светил вертикально вверх, и луч света отражался от полированного потолка. Говард механически жевал бисквит, не различая вкуса и, в общем-то, не отдавая себе отчета, что у него во рту.
      Звуки пробуждающейся машины были похожи на болтовню, но этот язык он не понимал. Он слышал напряженное потрескивание движущихся деталей, которые протестовали, соприкасаясь друг с другом. Потом донеслось бормочущее журчание струи масла, и успокоившиеся детали заработали бесшумно. Не до конца проснувшиеся моторы ворчали. Они нерешительно постукивали, покашливали. Затем принялись напевать с приятным для слуха оживлением. И непрестанно, поверх остальных звуков, слышалось дребезжание контуров, которые перенастраивались, принимали новые распоряжения, приспосабливались.
      Но что все это значило? Говард, лежавший с закрытыми глазами на движущемся полу, до сих пор не знал. Единственной точкой соприкосновения с реальностью был кусочек бисквита, который он жевал и который не замедлил исчезнуть, уступив место кошмару.
      Он видел скелеты, в строгом порядке марширующие по планете, миллиарды скелетов, стройными рядами пересекающие заброшенные города, плоские черные поля и поднимающиеся в космическое пространство. Один за другим они проходили мимо мертвого пилота с маленького корабля, и труп смотрел на них с завистью. «Позвольте мне присоединиться к вам, – умолял он, но скелеты лишь с жалостью качали головами, потому что пилот все еще нес на себе бремя плоти. – Когда же плоть отвалится, когда он освободится от своей ноши? – вопрошал труп, но скелеты только качали черепами. – Когда? Когда машина будет готова, когда станет известна ее функция? Когда, наконец,  миллиарды скелетов получат искупление, а труп будет освобожден от плоти?» – Своими безобразными губами пилот умолял забрать его немедленно. Но скелеты видели в нем лишь плоть, и его плоть не могла покинуть продовольствие, собранное на судне. С печальным видом они продолжали свой путь, а пилот оставался ждать на корабле, ждать, когда его плоть разложится окончательно и отстанет от костей.
      – Ага!
      Говард проснулся, резко вскинувшись, и огляделся. Ни скелетов, ни трупа. Только переборки станции со всех сторон. Он порылся в карманах, но съестного не обнаружил. Он собрал крошки и положил их на язык.
      – Ага!
      Значит, он действительно слышал голос.    
      – Что там случилось? – спросил он.
      – Я знаю, – произнес голос с торжествующей интонацией.
      – Вы знаете? Что вы знаете?
      – Мою цель!
      Говард вскочил на ноги, обшарив пространство вокруг себя лучом фонаря. Звук металлического голоса вернулся к нему эхом со всех сторон. Он был охвачен неведомым ужасом. Его вдруг очень сильно напугало то, что машина осознала свою задачу.
      – И какова ваша цель? – спросил он тихо.    
      Вместо ответа брызнул ослепительный свет. Говард зажмурился, отступил назад, чуть было не упав навзничь. Металлическая лента остановилась. Открыв глаза, он обнаружил, что находится посреди ярко освещенного зала. Все переборки были покрыты зеркалами.
      Тысячи Говардов смотрели на него неотрывно. Он быстро повернулся, оглядывая зал.
      Выхода не было.
      Но тысячи Говардов вместе с ним не повернулись. Они стояли неподвижно.
      Говард поднял правую руку. Другие Говарды продолжали держать руки по швам.
      Это были не зеркала.
      Тысячи Говардов двинулись к центру зала. Они ступали неуверенными шагами, их тусклые глаза не отражали никакого сознания. У настоящего Говарда перехватило дыхание. Он швырнул в них фонарем, который с грохотом покатился по полу. В то же мгновение в его голове родилась дельная мысль. В этом и состояла задача машины. Ее конструкторы предвидели угасание рода. Тогда они и построили эту станцию в космосе. Ее цель… создать человеческие существа, чтобы заново заселить планету. Требовался оператор, а настоящий оператор так и не появился. И требовалась матрица…
      Однако все эти новые Говарды, по всей видимости, были начисто лишены разума. Они топтались в зале, сбившись в кружок, как бараны, с трудом управляясь со своими конечностями. Едва осознав это, Говард догадался, что сильно ошибся в своем первоначальном предположении.
      Потолок разверзся. Сверху спустились гигантские крюки, выскользнули сияющие полированные ножи. Перегородки отошли в стороны, открывая пылающие жерла громадных печей. Все более многочисленные братья Говарда входили в зал, и огромные ножи пронзали их насквозь, а гигантские крюки уволакивали к открытым печам.
      Никто из них не издавал ни единого звука, кроме подлинного Говарда.
      – Флеминг! – орал он. – Не меня, только не меня. Только не меня, Флеминг!    
      Теперь все стало на свои места. Космическая станция, созданная в то время, когда война опустошала планету. Оператор, добравшийся до машины, но умерший прежде, чем в нее войти. И его груз провизии, которую бы он сам никогда не съел.
      Конечно! Население планеты составляло около десяти миллиардов жителей! Должно быть, голод подтолкнул их к этой последней войне. И перед лицом надвигающейся развязки конструкторы машины, борясь со временем и лишениями, пытались спасти свою расу…
      Но разве Флеминг не видел, что Говард не является надлежащей матрицей?
      Машина-Флеминг не могла об этом догадаться, потому что и Говард соответствовал всем требованиям. Последнее что он увидел, была стерилизованная поверхность сверкающего ножа, который неумолимо приближался…
      И машина-Флеминг обрабатывала Говардов, топающих плотными рядами, кроила ломтями, замораживала, укладывала нужным образом и готовила из них высокие штабеля Говардов жареных, Говардов печеных, Говардов в сливочном соусе, Говардов в томате, Говардов отварных, Говардов во фритюре, Говардов в плове и особенно Говардов в мясном салате. Технология размножения продовольствия была успешно освоена! Войну можно заканчивать, потому что теперь пищи хватит на всех. Еда! Пропитание! Чтобы, наконец, накормить миллиарды голодных Парадиза II!

Перевод с английского -

Иван Логинов

Домашняя страничка переводчика: http://ivan-loguinov.livejournal.com/                                

Жгучее солнце Сефарада наполовину вышло из-за горизонта. На западе, как всегда, шпили колоколен Заморы, столицы, вспороли его золотой диск. На востоке в свою очередь появилась в небе темная продолговатая тень Парасоля и противопоставилась солнцу, словно остаток ночи, который дню не удалось прогнать.

Джозеф Голдфранк откинул парчовый плед, встал с постели и, пошатываясь спросонья, вышел на свой личный балкон, в мраморную балюстраду которого был вделан старинный бронзовый циферблат. Сверившись с Астральными таблицами Бэррона, передвинул стрелку на долю градуса, затем опустился на колени, воздел ладони в том направлении, какое она указывала, и начал туда же возносить слова:

– Прародина моих отцов, Мать-кормилица, Земля, кою я не могу надеяться когда-нибудь снова увидеть, не оставь меня, не забудь, что я и в отсутствии твой сын. Я всегда принадлежу тебе: подвергаясь действию иных Гравитаций, глядя на другие Солнца, живя среди Чужеродцев – я вечно твой. Не забудь, что я человек, и сохрани мою человечность. Допусти моих детей ступить на твою почву, вдохнуть твой воздух, увидеть твой свет и твой народ. Пусть будет на то твоя воля.

Пока он бормотал слова древней ритуальной молитвы, его сознание мало-помалу освобождалось от хаоса и мрака забытья. Он поцеловал Таблицы и положил обратно в нишу под циферблатом.

Солнце Сефарада уже стало недосягаемым для колоколен. Оно жгло палящими лучами голое тело Джозефа, коже которого восемнадцать лет жизни на открытом воздухе этой планеты придали медный цвет. Как всегда после утренней молитвы, молодой человек приступил к зарядке.

Левое его плечо носило на себе еще побаливающую отметину Сефрадима: сферы, расчерченной кругами долготы и широты, нанесенную на кожу в день восемнадцатилетия. Сефрадим указывал, что его предки прибыли прямо с Земли. По происхождению клеймо преступников, если точнее, ассасинов, на Сефараде он сделался знаком отличия, которому очень сильно завидовала остальная часть людского населения...


            Дальше: http://ivan-loguinov.blogspot.ru/2013/11/blog-post.html

      Файлы перевода сказки Диша выставлены на Google сайтах и находятся там в свободном доступе для чтения и скачивания, то есть, ни авторизовываться, ни регистрироваться не требуется.
      Просто выбираем подходящий для вашего ридера формат и жмем на соответствующую прямую ссылку...

http://ivan-loguinov.blogspot.com/2013/11/blog-post_8.html

http://ivan-loguinov.blogspot.com/2013/11/blog-post_26.html

Скачать роман

http://ivan-loguinov.livejournal.com/146258.html

     Полностью: http://ivan-loguinov.blogspot.com/2014/02/blog-post_102.html