Начал читать ещё один советский детектив (сначала в планах стоял даже впереди "Никодимова озера"), но очень скоро меня утомил суконный язык авторов, довольно тяжеловесное развёртывание сюжета. Сделал то, что сперва не собирался: прочитал ещё одну повесть Ивана Лукаша, совсем компактную. (Детектив, впрочем, тоже не бросил и постепенно даже разогнался в чтении; несомненно доведу это дело до финала).

"...Это не описание жизни Мусоргского, а роман о нем, – предание, легенда, – но легенда, освещающая, может быть, тайну его странной и страшной жизни," - таким замечанием предваряет автор, Иван Созонтович Лукаш, своё произведение.

Прочитал два сборника, "Степени приближения" и "Взгляд со стороны", - по наводке Леонида Мосеева. Они с автором учились на одном факультете УПИ, только на разных курсах.

Весьма занимательные случаи из жизни. Не всегда жизни автора, чуть не половина - пересказ историй других людей. И язык довольно приличный, без высокохудожественных красот, но порой с интересными оборотами. Вот только орфография подкачала. Не по правилам русского языка, а по каким-то своим.

И очень уж чувствуется, что это рассказы эмигранта, проникшегося безмерной любовью к новой родине, но с большим предубеждением говорящего о стране, в которой родился.

Ну и вообще много "человеческого, слишком человеческого". Хорошо только о тех, кто помог. Ну, а если всё-таки не помог - то с большим сарказмом.

Интересно, что незадолго до чтения этих сборников я прочитал запись в блоге Анатолия Николаевича Курчаткина, где он размышляет о том, чем отличаются литературные произведения так называемых любителей от работ так называемых профессионалов. И вот рассказы Фрейдина это как раз задачка на такое распознавание.

Теперь голову ломаю: профессионал или любитель?l

Имя не очень известное нынешнему читателю. В начале 90-х вышла его тоненькая книжица в мягкой картонной обложке - роман про графа Калиостро. Может, и ещё что-то было, но с тех пор много воды утекло. 

На самом деле один из ярких представителей белогвардейской эмиграции. Дружил и сочинял вместе с молодым Владимиром Набоковым, писал историческую прозу. Роман "Пожар Москвы" - как раз один из образцов. 

Невелик по объему (220 страниц - по разметке в самой электронной книге), но по временнОму охвату превосходит "Войну и мир". Действие начинается накануне убийства императора Павла и заканчивается разгромом восстания декабристов. Центральная однако часть - события в Москве после Бородинского сражения. 

Лукаш показывает ту Отечественную войну 1812 году, которую мы не очень-то знаем, привычные к достаточно благостному рассказу графа Толстого, к совсем уж водевильной интерпретации какой-нибудь "Гусарской баллады". На самом деле и та война была не менее жестокой, чем, допустим, Первая Мировая. Отношение к пленным, например, с обеих сторон часто было вполне зверским. Никаких конвенций, видно, ещё не существовало. Понятия о том, что захваченный и разоруженный враг - тоже человек, у многих ещё не было. Поведение "цивилизованных" европейцев в оккупированной Москве было совершенно варварским. Лукаш не раз подчеркивает, что это были не только французы, но и представители других наций - немцы, поляки, итальянцы, даже португальцы. 

К тому же были и сознательные поджоги зданий со стороны наиболее деятельных граждан России. Была, как это всегда случается с приходом чужеземного войска, активизация наиболее подлого элемента, кинувшегося в услужение захватчикам или же просто решавшего свои шкурные вопросы. 

В общем все, кто не уехал вовремя из Москвы, кто оказался в старой столице по каким-либо причинам, прошли там через ад. 

Лукаш пытается установить в романе связь событий: цареубийства Павла - пожара Москвы - бойни на Сенатской площади. Написан роман, как и "Граф Калиостро", насколько помнится, своеобразным "артхаусным" языком, отрывистым, цветистым, временами нарочито архаичным, насыщенным терминами эпохи.

Прежде я верил, что лет сто назад слог русских писателей был лучше нынешнего. Не у одних лишь титанов, а у всех - в массе. И вовсе не оттого что титаны тогда ещё и впрямь служили маяками, где-то рядом, недалеко, во времени и пространстве, - Чехов, Куприн да Лев Толстой ещё. А потому что была всё-таки некая школа, традиция. Планка. Которую в первые советские годы малость приопустили - несмотря на присутствие в литературе разных бывших одесситов и киевлян. А уж в эмиграции-то литераторы однозначно ориентировались не на пролеткульт, а на классиков. Даже сошки самого мелкого разбора. Про Набокова-Газданова-М. Агеева уж не говоря.

И вот эта вера поколеблена. Именно сборником Михаила Первухина, выпущенном издательством "Престиж Бук" в серии "Ретро библиотека приключений и научной фантастики". В аннотации писатель назван выдающимся, одним из первых русских Жюль Вернов. Как-то так.

Сборник включает в себя роман "Изобретатели", рассказ "Машина Босса", давший название всей книжке и являющийся наброском к роману, и цикл "Морских рассказов".

"Изобретатели" - несомненно лучшее в этой подборке. Повествование ведется от лица молодой женщины, русской эмигрантки, дочери промышленника и изобретателя, после смерти отца в Америке оказавшейся в компании четырёх совсем уж гениальных изобретателей и пережившей в их так называемом "Красном доме" приключения не совсем обычные.

Слогом это произведение написано не очень-то женственным. А если сравнивать с "Гиперболоидом" Толстого (ближайший, на мой взгляд, "родственник" романа в литературе), то уступает ему не только повествовательной манерой, но и остротой сюжета. Единственное достоинство, выделяющее "Изобретателей" из общей массы фантастики начала прошлого века, это авторский взгляд на будущее человечества, на науку. Взгляд, выраженный, конечно, устами героев, тех самых изобретателей, что творят разные чудеса техники. Первухина не только отличает социальный пессимизм, не присущий таким его современникам как Александр Беляев, уже упомянутый Алексей Толстой. Мне кажется, писатель-эмигрант одним из первых сказал о том, что век безумных и гениальных одиночек в науке прошел. Теперь за её прогресс отвечают целые коллективы учёных. Более того, всё мировое учёное сообщество в целом. Героиня потому и оказалась в Красном доме, что владела языками и задача её была переводить учёные статьи, выходящие в разных секторах земного шарика.

"Морские рассказы" же окончательно меня разочаровали. При всей их занимательности сюжетам их не хватает остроты. Сейчас общей практикой приключенческих произведений является некое "крещендо" событий, нарастание неожиданных поворотов действия ближе к концовке. У Первухина же финалы наоборот провисают. Реализм? Этакие "хард бойлд" авантюрные истории ("круто сваренные", вернее, "трезвые", "жизненные")? Забыл сказать, что частенько происходящее в рассказах кажется не совсем правдоподобным. Да это и далеко не Реймонд Чандлер! Тяжеловесный, неповоротливый слог будто из середины XIX века. Какой там Куприн и Чехов! Для автора как будто и Лермонтова ещё не было.

Ну, в общем грустно, грустно... Когда рушатся иллюзии.

30 лет назад отверг какие-то его рассказы в "Новом мире" как несерьёзные. Спустя годы всё-таки решил познакомиться с творчеством. Ибо наслушался отзывов, главным образом, положительных.

Прочитал однотомник - так называемое Малое собрание сочинений (в "Азбуке" существует такая серия; у меня есть несколько подобных томов разных классиков").

Подборка Довлатова включает в себя повести/циклы рассказов "Зона. Записки надзирателя", "Компромисс", "Заповедник", "Наши" и "Филиал. Записки ведущего". А также предисловие, написанное Бенедиктом Сарновым и завершающееся фундаментальным высказыванием Александра Володина. "Правда почему-то обязательно потом торжествует. Почему-то обязательно. Но почему-то обязательно потом".

Произведения сборника очень разные (хотя видно, что написаны одним автором, а пара эпизодов даже повторяется, хотя и звучит в форме "вариаций"). Такая разносторонность уже плюс. Потому что, допустим, сочинения Лимонова (в каком-то смысле антипода Довлатову) все выдержаны в одинаковой тональности, звучат чуть ли не на одной ноте.

Все же я никогда не стану фанатом Довлатова, каких встречал на просторах интернета. Есть такие люди, что могут читать его прозу в любое время суток, в любом настроении и, наверно, с любого места. Для них это одновременно хлеб и вода живая - прибавляет сил и открывает смысл в окружающем абсурде и хаосе.

Да, эти истории написаны лёгким слогом, полны правды жизни и прикольных неожиданностей. Там неординарные герои. Нешаблонный подход. Довлатов держится очень скромно, не принимает позу сверхчеловека/последнего героя, к тому же философствующего молотом или тем более автоматом Калашникова. Но и не впадает в смиренное благоговение перед авторитетами. Называет Набокова в чем-то ущербным. Очень точно даёт оценку таланту Виктора Лихоносова (оценивает и других, но тут случай особо наглядный).

И ещё. Главный герой у Довлатова на первый взгляд позиционирует себя как аморальный тип, но ведёт себя на самом деле порядочно и даже целомудренно.

И ещё одно "ещё". Упомянутый выше Лимонов утверждал, что в прозе Довлатова нет трагизма. Это не первый случай проявления у Эдички толстокожести и глухоты. Проза Довлатова как раз трагична. Только всё это сопровождается у него разными "смехохушками" (словцо Ильи Варшавского в пересказе Бориса Стругацкого). Герой не встаёт в драматические позы. И вот, оказывается, так легко не заметить, как ему хреново.

Такие дела, как говорил персонаж совсем другого писателя.

So it goes.

Это не многократно издававшаяся эпопея писателя, а роман, в журнальном и книжном виде опубликованный только за рубежом, впоследствии переработанный в первую часть трилогии "Сёстры".

В России он впервые вышел в 2012 году в серии "Литературные памятники". О существовании такой книги я узнал года три назад Прочитал только что.

Впечатление довольно сложное. Оказывается, я крепко подзабыл содержание "Сестёр" (читал трилогию в студенческую бытность и, между прочим, с полным восторгом). Поначалу читал "Хождение по мукам" с ощущением, что здесь сюжет радикально иной, но потом глянул-таки в томик эпопеи и убедился, что у двух произведений много общего. Хотя не верить публикатору "Хождения", Г.Н. Воронцовой, нет никаких оснований. Она утверждает, что более ранний роман на треть больше по объёму и там радикально иначе расставлены акценты. Кстати, комментарии к тексту я прочитал с большим интересом, даже внимательнее, чем дополнительные материалы, включенные в издание "ЛП" (статьи, рассказы, написанные примерно в тот же период, когда Толстой начал работу над романом).

А в процессе чтения непосредственно романа я вспомнил, в частности, то, что какой-то критик, сравнивая два произведения об эпохе Октябрьской революции и гражданской войны, эпопею Толстого и трилогию Алданова ("Ключ" - "Бегство" - "Пещера"), назвал последнюю более сильной. Захотелось даже перечитать, пятнадцать лет прошло с того момента, как впервые познакомился. Более того, я просто взял и открыл начало "Ключа". И зачин показался мне действительно каким-то более убедительным.

Опять-таки вспомнилось и то, что Варлам Шаламов в переписке с Борисом Пастернаком весьма пренебрежительно отзывался о работе Толстого ("книга для чтения в трамваях" - как-то так). Думается, как и Алданов, Толстой равнялся на главный шедевр своего знаменитого однофамильца. Только у Алданова вышло крепче.

Толстой, конечно, неплохой "лирик", где-то даже "импрессионист" (в прозе), но основная идея "Хождения", о том, что мировая война и революция стала для России наказанием за греховность, показалась очень наивной. А сюжет в целом - не очень хорошо продуманным. Даже "Аэлита" и "Гиперболоид", которые критика считает чем-то вроде баловства, выстроены гораздо умней.

Описание войны, фронта, почему-то навело меня на мысль, что фронт Алексей Николаевич видел только с очень безопасной дистанции. Разве можно сравнить написанное им со "Смертью героя"! Побег Телегина из плена - это вообще "песня". Нет, на самом деле это оперетта...

Герои показались сильно поляризованными. Одни - ну чуть ли не херувимы. Зато другие - какие-то мелкие ничтожные подонки.

Искупает все эти недостатки, пожалуй, только описание Февральской революции. Вот её автор, похоже, хорошо видел (и не только видел). И показал соответственно.

И любовь Телегина и Даши - эпизоды, посвященные этому чувству, лучшие в романе. Как я сказал выше, Толстой - неплохой лирик.

Сборник под таким названием вышел в издательстве "Московский рабочий" в 1990м году. О существовании этой книги узнал благодаря записи в блоге Виктора Алёкина (а также оттуда же узнаю названия других книг других авторов, иные имена и даты). Василий Георгиевич Фёдоров (16 [28] октября 1895, Херсон — 8 марта 1959, Прага) был ярким представителем русской литературы в эмиграции. 

Сборник включает в себя одноимённый роман (незаконченный), несколько повестей,рассказов и статей. 

Имя писателя не столь известно как, допустим, имена Набокова и Газданова. Изданиями на родине, как мы видим, он тоже не был избалован. Вместе с тем, с точки зрения стиля, он был почти столь же талантлив, как два его более знаменитых современника. Читая рассказы, помещённые в сборник, можно убедиться, как росло его мастерство. Начинал как "хохмач", юморист ("Финтифлюшки" - хотя не такая уж и чисто юмористическая повесть; иногда возникает сходство с приёмами Андрея Платонова), но уже повесть "Прекрасная Эсмеральда" - пример прозы психологической, написанной языком почти набоковским. Создал такие драматичные, даже пронзительные рассказы как "Суд Вареника", "Русские праздники". 

Роман "Канареечное счастье" - произведение, на мой взгляд, неровное. Демонстрирует тонкую наблюдательность автора, стилистическое мастерство. Но с точки зрения сюжета, увы, уступает прозе Набокова и лучшим произведениям Газданова (наверно, потому автор и не стал так же известен).

О существовании романа знал с начала 90-х, но другой роман того же автора произвел тогда скорее не очень благоприятное впечатление, и дальнейшее знакомство с творчеством оказалось отложено на добрую четверть века. 

Сейчас читал с интересом. Особо понравился язык - ясный, внятный, корнями явно уходящий в позднюю русскую классику, а никак не в раннюю советскую литературу. Описывается 37 год, разгул энкаведешных арестов в российской провинции. Главная героиня романа Евлалия Григорьевна Шептарёва, человек удивительной нравственной чистоты, оказывается в крайне опасной близости от этих событий, причем сама она даже не осознаёт того - насколько рядом с нею оказалась машина уничтожения всех неугодных власти "элементов". 

Помнится, Солженицын в "Архипелаге" отметил, что книгу сильно портит стремление переплюнуть Достоевского - по надрыву страстей. Мне так не показалось, хотя сходство с творчеством Фёдора Михайловича более чем очевидное. 

Кстати, понравилось авторское проникновение в характеры героев, прежде всего героев второго плана и в особенности отца главной героини, Григория Михайловича Володеева. Это представитель "бывших", и, казалось бы, раз автору столь антипатичны сотрудники НКВД, уж этого-то персонажа он должен был показать благородной личностью, с массой достоинств и т.д. Какое там! В изображении Нарокова отец Евлалии Григорьевны предстаёт эгоистичным, сластолюбивым, слабым, в конечном итоге, отвратительным типом. Однако в дальнейшем Володеев становится одной из жертв политической чистки общества, и мне подумалось, что со стороны автора это был очень умный ход. Ведь легко вызвать сострадание к личности положительной, которую все любят, которая несёт окружающим только хорошее. Но в том-то и заключалась бесчеловечность карательной машины, что она перемалывала всех. Важно понять, что вот такие ничтожества, никудышные людишки и проч. тоже заслуживали совсем другой участи. Это актуально и в наше время, особенно актуально. Потому что сейчас нетерпимость и латентная жестокость накопилась вовсе не в каких-то там карательных органах - в самом обществе (вспоминаю обсуждение на каком-то форуме - убийства пациента, лапами эскулапа, в больнице перед новым годом; сколько там было одобрительных комментов в адрес горе-врачевателя). 

Вообще, роман изобилует интересными поворотами мысли. Да, это подражание классику. Возможно, что-то в романе преувеличено и искажено (сейчас эта тема - мол, тут наврано, тут сказка и клевета - в нашем обществе тоже актуальна; в "пятую колонну" зачисляют уже и Высоцкого со Стругацкими), но почему мы не задаёмся вопросом: а сколько вообще в нашей литературе было "чисто документальных" романов, таких, чтоб к фактической стороне дела и комар носа не подточил? Вон, объявляют же Солженицына "сказочником", противопоставляя ему правдоруба Шаламова, однако на самом деле критики находятся уже и на него. И пишут про рассказ о восстании майора Пугачева, что такого на самом деле не было и просто не могло быть. Так что же тогда на самом-то деле было? Может, и ГУЛАГа никогда не существовало, а просто было правильное усиление классовой борьбы? Ведь и такая точка зрения снова уже выплыла на свет. Хорошенькая классовая борьба! В которой 99% общества - враги народа - явные или потенциальные. 

Возвращаясь к роману, хочу сказать, что это всё-таки талантливая книга, даже с учетом того, что это эпигонство. Очень интересно обыграна одна из любимых тем Достоевского - тема двойничества. А тема мнимости всего и вся! (не зря же роман так называется - "Мнимые величины"). Автор просто предвосхитил одну из любимых тем Пелевина, которые тоже любит доказывать, что действительности нет, есть одна видимость. Однако Нароков сказал об этом гора-аздо раньше. И куда более убедительно. 

Скачать здесь .