Корреспондент шёл по просторному белому коридору в сопровождении ангелоподобной девушки из пресс-центра, в белом халате и белом колпачке. И коридор, и девушка сияли стерильным белым светом.

- Меня зовут Анжелика, я буду вашим сопровождающим. Вы можете задавать мне любые вопросы, в рамках разумного, конечно, - говорила девушка, поправляя форменный белый колпачок с эмблемой «Идеал» на золотистых волосах. Колпачок ей очень шёл, и надпись «Идеал» - тоже.

- Понял. Спасибо. Буду задавать. А что значит «в рамках разумного»?

- Нашу клинику не случайно решено было расположить здесь, в горах, в уединенном месте, - рассказывала девушка. - Вы сами понимаете, что наши клиенты предпочитают сохранение инкогнито и не нуждаются в любопытных носах.

- А почему ваша клиника называется «Идеал»?

- Здесь приводят людей в божеский вид. После разных катастроф.

- То есть у вас тут не обычная пластическая хирургия?

- Нет, далеко не обычная. Ради того, чтобы просто увеличить грудь или поправить нос, не стоит забираться так высоко, поверьте.

- А на сколько пациентов рассчитана клиника?

- Извините, это закрытая информация. У нас здесь много закрытой информации.

- Но как же реклама?

- Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе. Нас и так хорошо знают. Все, кому нужно попасть, к нам попадают.

- Вот как… А вот скажите…

Внезапно на стенах коридора замигали лампы, раздался звук зуммера, где-то захлопали двери.

- Прошу прощения, давайте посторонимся. Похоже, срочная операция.

По коридору загрохотала каталка, на которой лежало нечто бесформенное, вокруг суетились сотрудники, делая что-то прямо на ходу.

- Готовьте большую операционную! - говорил в телефон один.

- Доктор, мы его теряем! - обеспокоенно сообщал другой.

В конце коридора распахнулись двери. Каталка промчалась мимо корреспондента, то, что он успел увидеть, неприятно поразило его. Там, под простыней, ворочалась и корчилась какая-то невнятная масса, и было видно, что ей больно.

- Это был человек? - осторожно спросил он. - Или то, что от него осталось?

- Это не важно. Важно то, что всё ещё можно поправить. Пойдёмте на смотровую галерею, оттуда можно наблюдать весь процесс. И слышно всё, что происходит в операционной.

- Ага, - сглотнул корреспондент. Ему было очень не по себе: хотя он разные виды видывал и даже в зоне военных действий побывал, тут почему-то казалось гораздо страшнее.

Смотровая галерея и вправду была расположена высоко и удобно, и корреспондент увидел, что пострадавший уже на столе, а бригада врачей поспешно занимает свои места. В операционную стремительно вошёл (показалось - влетел!) высокий кряжистый старик. Полы белого халата развевались, как крылья, со свистом разрезая воздух.

- Слава тебе, Господи! - с чувством сказала девушка из Пресс-центра. - Главный будет оперировать. Значит, вытянет!

- А что, бывает, и не вытягивают? - уцепился корреспондент.

- Всяко бывает, - уклончиво ответила девушка. - Если случай запущенный - сами понимаете…

Внизу между тем уже началась операция. С человека сняли простыню. Корреспондент охнул.

- Это кто же его так? - содрогнувшись, спросил он у своей сопровождающей.

- Любимые… Чаще всего это дело рук любимых.

- Любимых??? Он что, маньяка любил? Или маньячку? Хотя, по-моему, женщин-маньяков в природе не бывает?

- Почему же не бывает? - удивлённо глянула на него Анжелика. - Женщины тоже бывают одержимы маниакальными идеями. Ничуть не реже, чем мужчины. Просто мужчины маниакально пытаются переделать мир, а женщины - мужчин.

- Вот как? - опешил корреспондент. Он не знал, как реагировать на сообщение своей прекрасной спутницы. А она, не замечая его смущения, продолжала:

- Вообще-то мир настолько изобилен, что в нём есть всё, всегда и для всех. Даже странно, почему люди не стремятся использовать то, что уже создано, причём для них же? Почему все обязательно надо перекроить на свой вкус???

- Но как же! - запротестовал корреспондент. - Ведь в этом и заключается суть прогресса! Преобразовать природу… Поставить её на службу человеку…

- Но она и так служит человеку, - мягко возразила Анжелика. - Зачем же её преобразовывать? Может, лучше научиться её рационально использовать?

Внизу тем временем тело, лежащее на столе, отмыли, протёрли, расправили, как могли, и стало видно, что всё не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Хотя всё равно страшненько. Местами виднелись глубокие раны, кое-где были просто отхвачены изрядные куски, кое-где - наоборот, наблюдались какие-то уродливые наплывы.

- Что с ним случилось? - спросил корреспондент. - Впечатление, что его дикий зверь растерзать пытался.

- Это «дикий зверь» ещё называют иногда «любовью», - заметила Анжелика. - Разумеется, ошибочно - просто подменяют одно понятие другим.

- Вы хотите сказать, что вот эта жертва дикой мясорубки ранена любовью? - недоверчиво переспросил корреспондент. - По-моему, персонаж из фильма «Техасская резня бензопилой».

- Очень образно, - похвалила сопровождающая. - Знаете ли, люди часто превращают любовь в дикую мясорубку. И в резню бензопилой - тоже. Разве вы ни разу не наблюдали?

Корреспонденту очень хотелось возразить, но память услужливо воскресила несколько случаев из его богатой журналистской практики, да и собственный опыт имелся, и он предпочёл промолчать.

- А что это они сейчас делают? - перевёл он разговор на действо в операционной. Там как раз направили на лежащее тело небольшой аппарат, который залил весь операционный стол мягким золотистым светом невыразимо приятного оттенка.

- Лечат душу, - просто объяснила Анжелика. - Это Свет Любви. Он очень целебный. Он позволит душе расслабиться, расправиться, принять естественные очертания.

- А почему они стали неестественными? - сразу прицепился корреспондент.

- Кто-то долго пытался его изменить, перекроить «под себя», - вздохнула его прекрасная спутница. - А он, видимо, далеко не сразу сбежал. Любил, наверное…

- А как это - «перекроить под себя»?

- Ну как это обычно делается? Что-то запретить, что-то навязать, в чём-то ущемить, что-то заставить… А кое-что вообще искоренить, как вредное! Одно отрезать, другое нарастить… В общем, скроить по-другому. Но душа не брюки, её не перекроишь! Она снова и снова будет стремиться вернуться в первоначальное состояние. Стать собой.

- Вы вот уже который раз говорите о душе. Но она ведь субстанция неощутимая и невидимая?

- Ну как неощутимая? Разве у вас никогда душа не болела? Или не пела? Не разрывалась? Не рвалась ввысь?

- Рвалась, - с удивлением вспомнил корреспондент. - И от боли, и ввысь.

- Ну вот, а говорите, «неощутимая»… А насчёт «невидимой» - так вон же она, на столе лежит! Сами видите.

- Так это… душа? - поразился корреспондент.

- Душа, - кивнула Анжелика. - Мы телами и не занимаемся, только душами. Тело прочнее, а душа очень ранима. Очень. Ранима и уязвима.

Корреспондент замолчал. Смотрел, слушал - что там, внизу. Золотой свет рассеялся, поредел. Зато хирурги активизировались. Шёл очень интересный разговор.

- Чувство собственного достоинства сильно повреждено, - говорил один из хирургов.

- Ничего, сейчас подтянем, вот тут и тут, и закрепите, пожалуйста. Надо будет, конечно, потом мощную реабилитацию запланировать, но ничего, ничего, всё поправимо…

- Вот здесь дыра просто… Как пробило! Что это она с ним делала?

- Посмотрите там, в истории болезни!

- Это она ему гордыню пыталась извести. Била в одну точку, долго. Вот и продолбила.

- Гордыню! Неужели она не понимала, что его гордыня просто отражение её несогласия с реальностью?

- Нет, конечно. Вот тут отмечено: она пыталась заставить любимого забыть про его образ жизни.

- А, теперь понятно, почему такая деформация черепа! Видимо, постоянно капала на мозги.

- Ничего, сейчас пластину поставим, будет как новенький.

- А зачем ей надо, чтобы он менял образ жизни?

- Ну, как обычно: её кое-что не устраивало, хотелось там подправить, там подрихтовать… Как всегда!

- Ну, не понимаю: не лучше ли поискать подходящий вариант, чтобы всё устраивало?

- Да у них там, внизу, чаще всего так: боятся, что если не сейчас, то уже и никогда, вот и хватают первое, что под руку попадётся, а потом начинают его «под себя» переделывать.

- Но это же опасно! Так ведь души-то и калечат! А потом - к нам, на операционный стол.

- А кто об этом думает? Каждый, понимаешь ли, мнит себя пластическим хирургом…

- Но неужели она не чувствовала, что ему больно? Неужели ни разу не захотелось оставить его таким, каким он создан? Это как же надо ближнего ненавидеть?

- В истории болезни записано - «очень любила».

- Там, внизу, «любить» очень часто означает «воспитывать». Или, чаще, «перевоспитывать», - меланхолично произнес Главный. - Кончайте базар, давайте все сюда - будем ауру чинить.

- Ой, блин, да тут чинить-не перечинить, горестно воскликнул кто-то.

- Ничего, не такие пробои латали, - подбодрил Главный. - Ну, давайте, создаём поле - и с богом помолясь.

Хирурги сгрудились вокруг стола, прикрыв ладонями тело.

- Ничего себе… Наперевоспитывалась… Ведь так можно человека до смерти довести, - задумчиво сказал корреспондент.

- Бывает, и доводят, - подтвердила Анжелика. - Но чаще - спасаем. Клиника «Идеал», к вашим услугам.

- Значит, у вас тут пластическая хирургия для истерзанных душ? - уточнил корреспондент. - Я то полагал, вы тут что-то улучшаете. Ну, как носы! Или груди.

- Зачем улучшать то, что и так совершенно? - пожала плечами Анжелика. - Люди такие смешные… Им все время кажется, что они какие-то не такие. Хотя задумывали их изначально совершенными.

- Человеку свойственно стремиться к идеалу, - почесал кончик носа корреспондент.

- Идеал - это то, что было в начале, - улыбнулась девушка. - Получается, что человек стремится от идеала - к какому-то выдуманному образу. А мы как раз восстанавливаем его согласно замыслу Творца.

- Спасаете души, стало быть?

- Спасаем, кого можем. На то мы и существуем. Прилететь вовремя - и спасти.

- Да вы, похоже, просто ангелы… - напряжённо пошутил корреспондент.

- Да, мы ангелы, - очень серьёзно кивнула Анжелика.

- Кстати, а откуда вы знаете, какой у Творца был первоначальный замысел? Где это написано?

- Так он сам и говорит, - изумлённо воззрилась на корреспондента Анжелика. - Вон же он, бригадой руководит. Вы что, до сих пор не поняли?

Корреспондент уставился на неё, а потом ошарашенно спросил:

- А что тогда тут я делаю???



… Налево - двери в реанимацию, они были наглухо закрыты, направо - другая дверь - в операционную, и над ней сияла мягким белым светом надпись: «Тихо! Идёт операция!».

По коридорчику между дверями мерно ходила женщина - 15 шагов в одну сторону, 15 шагов в другую. Руки стиснуты у груди, взгляд устремлён в далёкую точку, а губы исступлённо шепчут раз за разом не то молитву, не то заклинание:

«Господи, пожалуйста! Пусть он только будет жив! Пожалуйста, сделай так, чтобы его сердце снова забилось! Честное слово, я больше никогда не буду его доставать своими дурацкими претензиями! И пусть он целыми сутками сидит за компьютером и кропает свои статьи, и пусть ездит в свои командировки, и пусть вечно забывает выключать свет в коридоре и разбрасывает повсюду свои блокноты, и пусть вредничает и временами уходит в себя, только бы он жил, жил, жил!».

Двери распахнулись, в коридор шагнул пожилой доктор - высокий, кряжистый, седой.

- Вы всё ещё здесь, голубушка? Вот и хорошо. Жив ваш красавчик, жив. Только сердечко вот изношено… Ну да ничего - будете больше беречь. В идеале - покой, понимание и любовь. Конечно, идеала в природе не существует, но стремиться к нему - надо. Запомнили, милая моя? Покой, понимание и любовь. И будете вы жить вместе ещё долго-долго!

- Пойдёмте, я вам валерьянки накапаю, - участливо сказала бог весть откуда возникшая ангелоподобная медсестра в белоснежной униформе. - Вы не сомневайтесь. Его Главный оперировал - значит, у вас есть все шансы! Всё у вас будет хорошо. У нас очень хорошая клиника. Вы просто верьте!

ЭЛЬФИКА

- Привет! Я – твоя Половинка. Я притянулась.

- Привет, Половинка! Я тоже чувствую, что я – твой Половинчик. Я счастлив!

- Я так долго тебя искала! Падала, ошибалась, шишки и синяки набивала. Скажи, почему нельзя сразу – раз, и встретились?

- Жизненные уроки, куда ж без них… Меня ведь тоже не учили, как узнать Половинку. Я знаешь сколько раз не ту находил?

- Но теперь мы притянулись, и мы – Половинки. Да ведь?

- Да. Я готов стать для тебя чище, добрее, сильнее. Бросить курить, например. И даже забыть про рыбалку по выходным.

- Для меня – не надо. Я не приму никаких жертв. Только если ты захочешь сделать это для себя. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Потому что мне от этого не по себе.

- И я не хочу, чтобы тебе было плохо. Потому что когда тебе хорошо – тогда и мне хорошо.

- Ты выбирай сам. А я с уважением приму твой выбор, Половинчик.

- А если он тебе не понравится?

- Я просто скажу тебе об этом. Но не буду настаивать. Всё равно – выбирай сам.

- Да… В этом, наверное, и заключена суть Половинок – не пытаться переделать другого «под себя», а принять, как есть. Я сейчас испытываю к тебе такую нежность! И обещаю: я никогда не сделаю тебе больно.

- Не обещай. Не надо обещаний. Даже если ты сделаешь мне больно – я заранее всё прощаю. Я уже знаю, что боль – это такое горькое лекарство. Если выпьешь без капризов – очень помогает!

- Милая моя Половинка, я бы выпил всю горечь на свете, только чтоб тебя миновала чаша сия…

- Не получится, любимый. У каждого своя чаша. И своё лекарство. Ничего не поделаешь!

- А как ты думаешь, кто в нашем доме должен быть хозяином?

- Ты, конечно. А я буду хозяйкой.

- Хозяин… Хозяйка… А в чём разница, птичка моя?

- Птичка твоя будет гнёздышко обустраивать, птенцов воспитывать, уют и тепло создавать. В этом роль хозяйки. Ну, я как бы завхоз, понимаешь?

- А я?

- А ты как бы Самый Главный. Ты будешь приносить веточки для гнёздышка, корм для птенцов. И ещё отражать врагов и охранять границы.

- Получается, что я буду летать много, а ты – не очень. Несправедливо, как ты полагаешь?

- Ну так это же мой выбор. Я сама так хочу. Должен же кто-то заниматься гнездом? Вот я и буду. Легко и радостно!

- Хорошо, пусть будет так. Только знай: когда тебе захочется полетать, я всегда готов посидеть с птенцами! И за гнездом последить тоже. Не хочу, чтобы тебе было скучно.

- Как может быть скучно, если занимаешься любимым делом? Но я принимаю твой подарок, спасибо.

- Слушай, а как ты думаешь, мы сможем прожить без ссор?

- Я бы хотела! Но, наверное, совсем без ссор не получится. Я сама с собой иногда ссорюсь, уж такая я. Я вообще быстро взрываюсь и быстро отхожу, я вспыльчивая. Ничего?

- Но ведь я тебя и полюбил – вот такую, взрывную, вспыльчивую, отходчивую… Разную. Я просто не буду на тебя обижаться, вот и всё. Я тебе всё уже простил. Заранее!

- Хорошо-то как… Знаешь, я раньше этого не понимала. Мне всегда надо было настоять на своём. И чтобы последнее слово за мной. А вот сейчас – ну нисколечко не хочется! Не хочу я перетягивать одеяло на себя.

- А давай в это поиграем? Ну просто попробуем? Вот одеяло – тяни его на себя! Ну, тяни же!

- Ой! Но ты же его не держал совсем! Я его сразу и выдернула.

- А я и не собирался. Я его тебе уступил. Сразу! Может, ты замерзла, и оно тебе больше нужно.

- Но тебе же холодно! Слушай, у меня даже всё тело мурашками пошло. Иди ко мне, под одеяло. Я тебя согрею.

- Вот видишь. У меня одеяла нет, а ты мёрзнешь. Так и бывает, когда встречаются Половинки. Они чувствуют другого, как себя.

- Правда… А как ты почувствовал, что я твоя Половинка?

- Не знаю. Странно как-то – всем телом. И душой тоже. Вроде бы всё во мне запело. Ну, как финал в опере. Апофеоз и ангельские трубы. А ты?

- А я вдруг почувствовала, что теперь я цельная. Что в тебе есть то, чего нет во мне. И наоборот. И мы можем обменяться этим. Или объединить. Ну, всё равно как два крыла. У меня – левое, у тебя – правое. И вверх, к солнцу!

- Наверное, потому и говорят – «Половинки». А когда сложишь – получается одно целое. И можно лететь.

- Почему, ну почему мы не встретились раньше? Столько счастливого времени потеряно!

- Нет, дорогая, потерь не бывает. Сплошные приобретения. Вот мне, например, надо было созреть. Я и зрел! Зато теперь я научился чувствовать, и точно знаю, чего хочу от жизни.

- Знаешь, а ты прав. Я сделала столько ошибок, что точно поняла, «как не надо». А теперь чувствую – «как надо». Раньше я всё время искала любви. А теперь во мне её столько, что я могу и хочу поделиться ею с тобой.

- А я раньше всё время бегал от любви. Мне казалось, что любовь – это зависимость, ограничения, условия. И только теперь понял, что любовь – это свобода. Свободный полет!

- Конечно, милый. Только так! Любовь в клетке не живёт. Ей там тесно, да и крылья атрофируются. В клетке не полетаешь!

- А если вдруг один из нас… Ну, ты понимаешь. Мы ж не вечны. Как тогда, с одним-то крылом?

- Нет, ты мне даже такого не говори! Мы вечны. И мы всегда будем вместе.

- Так хотелось бы, но так редко бывает. Чтобы уйти «в один день и в один час».

- Да я не об этом. Я совсем о другом! Понимаешь, даже если меня не станет в этом мире, я буду поддерживать тебя из другого. Я буду рядом – только незримая. Ты почувствуешь меня! Я не отберу у тебя второе крыло, никогда.

- Будешь моим ангелом?

- Конечно! Как же я тебя брошу…

- Впрочем, почему «будешь»? Ты уже мой ангел, в этом мире. А я – твой. И крылья у нас большие и лучезарные.

- Это крылья любви… Только она дарит такие – большие и лучезарные.

- Тогда полетели, мой ангел! По-моему, самое время начать вить гнездо!

- А разве ангелы вьют гнезда? Хотя… Даже если и нет – мы будем первыми!

- Ага. Будем! Иди ко мне. Давай обнимемся покрепче. Распахнем крылья! И – полетели!

… Они жили долго и счастливо. Как в сказке. Кстати, и конец у этой сказки тоже получился счастливым – как и вся жизнь. Наверное, потому что они сумели сложить счастливое начало…

С утра Адам был задумчив, рассеян и отвечал на вопросы невпопад. За обедом ел невнимательно, роняя крошки; чуть позже, мастеря табурет, порезал палец и даже не заметил этого. Дети то и дело дёргали его, но сегодня он уделял им мало внимания.

Ева, занимаясь домашними делами, не выпускала мужа из поля зрения. Сейчас он нуждался в ней как никогда – хотя сам и не подозревал об этом. Но чуткая Ева всегда замечала малейшие перепады его настроения. Особенно теперь, когда наступало полнолуние.

- Всё в порядке, милый? – осторожно спросила она, когда Адам застыл, сидя над гончарным кругом, и горшок пошёл вкось.

- Что? А, да, в порядке, – очнулся он. – И не говори мне под руку – ты меня сбиваешь с мысли! Видишь, из-за тебя вся работа насмарку.

- Хорошо, не буду, извини, – кротко ответила Ева и отошла, продолжив хлопоты по хозяйству.

Ближе к вечеру Адам стал беспокоен и раздражителен. Ева увела детей под навес и заняла их игрой. Но сама продолжала исподтишка наблюдать за мужем. Вот он вновь замер посреди двора, словно забыв, куда шёл, и глаза его были устремлены ввысь – словно он силился отыскать на небе какой-то неведомый знак. Ева знала, чем это кончится – каждое полнолуние бывало так, и она уже привыкла.

Так было и сегодня. Лишь только край солнца коснулся линии горизонта, Адам решительно встряхнулся и стал собираться.

- Пойду проверю сетки, – сообщил он. – Может, есть улов.

- Темнеет уже, может, лучше завтра? – подала голос Ева.

- Займись делом, женщина, я не спрашивал твоего совета.

Адам громко хлопнул калиткой, словно точку поставил. Ева только вздохнула. Адам был мужчина, а мужчины всегда всё решают сами. А женщинам остаётся только терпеть и ждать…

***

Море тихонько лизало прибрежный песок. В нём отражались ночное небо, звёзды и огромная круглая золотая полная луна. Адам сидел на берегу, жёг костёр и неотрывно смотрел на мечущиеся языки пламени. Ждал. Она явится, когда темнота сгустится, а лунная дорожка достигнет берега неподалеку от его костра.

Адам раскачивался вместе с пламенем, и ему казалось, что где-то далеко начинает звучать музыка. Она становилась всё громче и громче, языки пламени сплетались с лунным светом в безумном танце, и в какой-то момент – он никогда не мог уловить этот миг – сложились в фигуру женщины, что танцующей походкой шла к нему по лунной дорожке. Золотистая кожа, смеющееся лицо, разметанные в разные стороны длинные пряди рыжих волос. Это была она. Лилит.

- Подкарауливаешь? – сверкнула улыбкой рыжеволосая красавица. – Чего тебе дома, с женой не сидится?

- Лилит, – хрипло выдохнул он, не в силах отвести от неё глаз. – Мы не виделись целый месяц…

- Ну да, всего месяц, – тряхнула рыжей гривой она. – Но я не соскучилась. А ты?

- Не смейся, демон! – мрачно сказал он.

- А то что? – подначила его она и в притворном испуге сморщила носик.

Она никогда не боялась выглядеть смешно. Она вообще ничего не боялась. Она была естественной, как огонь, как вода, как воздух. Как земля, из которой была сотворена. И поэтому всё, что она делала, было совершенным.

Адам и сейчас, через много лет после её бегства из их райского сада, любовался каждым её движением, каждым изгибом, как нежным перламутровым рассветом, росой на траве или струями водопада.

- Почему ты сбежала, Лилит? – задал он вопрос, который мучил его всегда, до сих пор. – Разве тебе было плохо со мной, там, в Эдемском саду?

- Хорошо, – порадовала его она. – Ты ведь был моим первым мужчиной. А я – твоей первой женщиной. И это было чудесно, правда.

- Тогда почему? – с болью выдохнул Адам. – Ведь Творец создал нас для того, чтобы мы были мужем и женой. Парой. И создал нам все условия, чтобы наслаждаться жизнью, не зная хлопот. Чего тебе не хватало?

- Себя. Мне не хватало себя, – серьёзно ответила она. – Ты всегда хотел быть первым и надо мной, а я так не могу. Я же тебе уже говорила. Каждый раз я пытаюсь тебе объяснить, но ты меня не слышишь.

- Да слышу я всё! – с досадой дёрнул плечом Адам. – Но это же глупо! Кто-то ведь должен быть лидером? Я был создан первым, я сильнее, я быстрее, значит, я – командую, и это разумно!

- А я не хочу, как разумно, – тут же возразила строптивая Лилит. – Мне так скучно. Разве разумен дождь? Или ветер? Или солнечный луч? Разве они командуют друг другом? Они просто есть, и никто не стремится быть первым!

- Ты должна была мне уступить, – упрямо сказал Адам. – Я – мужчина.

- Ну и что? – засмеялась она. – А я – женщина. И заметь: я тебе претензий не предъявляю. А я – я никому ничего не должна. С чего бы вдруг?

- Лилит, – теперь его голос стал почти просительным. – Давай не будем разбираться, кто прав, кто виноват. Я просто хочу, чтобы ты была со мной.

- Ты хочешь, чтобы я вернулась? – уточнила Лилит. – Чтобы мы опять жили вместе?

- Да, – с трудом сказал Адам. – Мне плохо без тебя, Лилит.

- Разве тебя не устраивает Ева? – спросила она. – Мне кажется, она хорошая жена.

- Хорошая, – кивнул Адам. – Очень. Она замечательная хозяйка и мать, она никогда мне не перечит и знает своё место, она всегда уступает мне первенство. Я чувствую себя с ней сильным и мужественным. Но каждый раз, когда близится полнолуние, я начинаю тосковать. Мне не хватает твоего бушующего пламени, и шторма, и схватки, и солёных брызг в лицо, и звёзд, которые вспыхивают и гаснут. Тебя, Лилит. В Еве этого нет. Она другая – тихая, нежная и спокойная.

- Она такая, какую ты попросил у Творца, – заметила Лилит. – Видимо, это всё, на что ты способен. Легко казаться сильным рядом со слабой женщиной, и напрягаться не надо. Да, Адам?

- Хочешь сказать, что я оказался слабаком?

- Есть другое мнение? – широко усмехнулась она.

- Ты порождение Тьмы! – взревел Адам, вскакивая с места. – Ненавижу тебя, рыжая дьяволица! Я уничтожу тебя!

- Погибнем вместе, – медленно сказала Лилит, и глаза её вспыхнули серебряным лунным светом. – Если не испугаешься Тьмы…

И случилось то, чего Адам боялся и ждал каждый раз, приходя на этот берег. Огонь костра, нестерпимый лунный свет, сияющие глаза Лилит, разметавшиеся языками пламени рыжие волосы – всё это смешалось, взорвалось и затопило его мозг сладостным безумием.

Он никогда не мог внятно вспомнить, что бывало потом. Только мечущиеся тени, блики и звёзды и лунный свет. Только ощущение её тела, горячих губ и разметавшихся рыжих волос. Только прилив невероятной, запредельной, нездешней силы. Они умирали и возрождались всю ночь, много раз, и каждый раз ему казалось, что они уже не вернутся оттуда, где летают их тела – среди света и звёзд, в неведомых мирах.

Но рано или поздно наступал миг, когда неукротимое пламя переставало бушевать, успокаивалось, входило в берега. Демон отпускал его, и Адам постепенно возвращался в привычный мир.

Они лежали, рука в руке, и смотрели в небо.

- Ты уйдёшь? – безнадёжно спросил Адам, глядя, как тает и бледнеет предрассветная тьма.

- Конечно, – отозвалась Лилит. – До следующего полнолуния.

- Почему ты всё же приходишь ко мне? – спросил Адам.

- Потому что я люблю тебя, глупый, – нежно улыбнулась Лилит. – Я всегда буду любить тебя, ведь ты же первый мужчина на земле.

- Почему, ну почему нельзя, чтобы в одной женщине были и лёд, и пламя? Чтобы она была независимой и покладистой одновременно? Чтобы была и сильной, и слабой? Чтобы в ней были и нежность Евы, и твоя страсть, Лилит?

- Ну почему же нельзя? – удивилась Лилит. – Всё можно. Наши дети… Они будут взрослеть, населять Землю и создавать пары. У них тоже будут рождаться девочки, и в каждой из них проявится частичка Евы, созданной из твоего ребра, и Лилит, порождения вольных стихий. Это будет Истинная Женщина, в которой сольются внутренняя свобода и способность подчиняться. Так будет, я знаю.

- Счастлив будет тот мужчина, кому доведётся испить из этой чаши, – тихо сказал Адам. – Жаль, что это предстоит уже не мне.

- Жаль…

- Я скучаю по тебе, – мучительно выговорил Адам. – Мне хочется, чтобы ты была моей всегда, каждую секунду. Когда ты рядом, я наполняюсь силой. Я не хочу тебя отпускать.

- Вот поэтому мы и не можем быть вместе. Если не давать свободы моему пламени, оно начинает буйствовать и становится опасным, ты же знаешь.

- Я знаю. Я ненавижу тебя за то, что ты свободна. За то, что так красива. Ненавижу себя за то, что каждый раз так жду полнолуния. Зато, что жажду тебя, демон. И за то, что не могу тебя подчинить.

- Слишком много ненависти, Адам. Зря ты тогда съел тот плод… Там, где нет Добра и Зла, нет и ненависти. Только чистая энергия Любви.

Адам смотрел, как, не оглядываясь, уходит по бледной лунной дорожке золотая Лилит – его первая женщина, строптивая подруга, так и не ставшая женой. Только рыжие волосы мечутся на ветру, напоминая о погасшем ночном костре.

***

Адам вернулся рано утром, неся сетку с рыбой. Ева из-под руки смотрела, как он подходит к их жилищу, и ей казалось, что он стал выше ростом и шире в плечах, и был спокоен и умиротворен. Как всегда после полнолуния.

Она ни о чём его не спросила, забрала рыбу, потом накормила мужа, и день покатился как обычно – в делах и хлопотах. Адам был сегодня мягок и ласков с женой, возился с детьми и учил их работать с глиной, и это было хорошо, уютно, по-семейному.

И только поздно вечером, когда Адам уже уснул, Ева вышла из дома и подняла лицо к полной луне. От луны струился неверный серебряный свет, и Еве казалось, что в нём угадываются очертания женской фигуры.

- Лилит, демон Тьмы, прошу тебя, дай мне твоего огня, научи меня, как быть желанной и страстной, как сделать так, чтобы Адаму было хорошо со мной, пожалуйста, подскажи, ведь он тебе не нужен, а я его люблю, и он мой муж, отец моих детей, ну пожалуйста, Лилит, – едва слышно шептала Ева, обращаясь к луне.

В это же время другая женщина, завернувшись в длинные рыжие волосы, как в плащ, сидела на берегу моря и шептала:

- Ева, дай мне хоть чуточку твоего терпения, твоего равновесия и умения понимать и прощать. Я хочу научиться уступать – ну хотя бы немного, чтобы Адам перестал меня бояться и наконец-то понял, что я не демон Тьмы, а живая женщина, ты слышишь, Ева?

- И да хранит его Создатель, – завершили свою молитву обе женщины, и спящий Адам улыбнулся во сне, словно услышал их слова, двух своих любимых женщины – Евы и Лилит.

В детстве каждый из нас любил перечитывать сказки о чудесных спасениях, торжестве добра и прекрасных перевоплощениях. Стоит только вспомнить Золушку, и с тоской задумываешься, где бы взять такую крестную, которая не только хрустальные туфельки подарит, да еще и на бал отправит.

Когда мы были маленькими, волшебные истории занимали огромную часть нашей жизни, однако став взрослыми, изменили к ним свое отношение. Мы-то вроде как большие, и в чудеса верить уже как-то не солидно. А что, если я вам скажу, что сказка – это замечательный инструмент исполнения желаний, и что с помощью нее вы можете решить свою взрослую проблему и воплотить заветную мечту?

Самоисполняющиеся сказки – это новая симоронская техника, с помощью которой каждый человек может сам повлиять на благоприятных ход событий в своей жизни. Написать свою историю, на самом деле, не сложно! Когда вы возьметесь за перо, в вас проснется настоящий сказочник!

Как писать самоисполняющиеся сказки?

* Обрисуйте персонаж. Кто вы? Девиц- красавица али добрый молодец? Где и как живете?

* Расскажите о его жалобах. Понятно, что персонажа сказки что-то беспокоит. Покажите во всех красках эти ужасные страдания.

* Напишите о цели персонажа. Здесь вы должны сформулировать свое желание. Чем конкретней, тем лучше!

* Придумайте решение! Вы можете подключить, например, Змея-Горыныча, чтобы победить зло и получить желаемое. Или воспользоваться какой-нибудь магической штучкой!

* Насладитесь победой! Вы исполняете желание и очень радуетесь.

* Не заканчивайте сказку! Конечно, у вас будет хеппи-энд, но вам надо написать что-то вроде: «и живет теперь красная девица в счастье и изобилии», т.е. без слов «Вот и сказке конец» и т.д.

Волшебство самоисполняющихся сказок доступно каждому. Вы можете привлечь все, что угодно: любовь, работу, деньги, да хоть гору шоколада…

Вы знаете, я бы не стала так это утверждать, если бы совсем недавно не проверила эту теорию на себе. Я была удивлена? Я была в шоке!!! Дело в том, что прежде чем рассказать о какой-либо новой для меня симоронской технике, такой, например, как «Самоисполняющиеся сказки», я всегда стараюсь проверить ее эффективность. Может, вам это покажется мелочью, но я решила привлечь… шоколад.

Моя сказка звучала так:
«В одном царстве-государстве жила была девушка, Настена-Сластена. И звали ее так, потому что полы в ее дворце были уложены карамельной плиткой, а стены были слеплены из бисквитных коржиков. Смотрит Сластена в окно, любуется сгущенными реками, да зефирными берегами, а на сердце тоска воет. Не мил ей этот свет. Уже столько гонцов за шоколадом отправлено, но все возвратились с пустыми руками. «Как же жить мне дальше», воскликнула в сердцах девушка, утирая слезы беленьким платочком. Вдруг комнату дым окутал, и появилась перед ней Фея статная. «Доброе слово о тебе по миру ходит», говорит она Сластене, «За твою красоту неземную, разреши тебя волшебным подарком одарить!» Сказала, и достает котелок диковинный. «Погладь по нему три раза и будет тебе шоколад!» Солнышко засветило ясное: кушает теперь Сластена шоколад, котелочек наглаживает, всех угощает, да жизни радуется»

Не могу сказать наверняка, как самоисполняющиеся сказки справляются с крупными заказами, но мой был выполнен через пару часов! Представляете? Причем я не получила просто плитку шоколада, я получила целый килограмм! Мой благоверный подвез кого-то на продуктовую базу, и случайно увидел надпись «шоколад на развес». Он взял килограмм вкуснейшего горького шоколада просто так. Сейчас я уже подумываю привлечь что-нибудь более серьезное…

Жила-была тётенька. Была она как все тётеньки усталая, серьёзная, замученная жизнью, озабоченная. Как все тётеньки бегала на работу и всё время боялась, боялась, боялась - что зарплату ей понизят, что с работы уволят, что останется она без ничего.

Как и у всех тётенек, у неё был свой дяденька, который говорил ей, что любит её, что хочет всегда быть с нею. Но как и все дяденьки, её дяденька тоже ужасно боялся всего на свете. И что полюбит свою тётеньку слишком сильно, и что не сможет жить без неё, если она вдруг уйдёт, и ответственности боялся - за семью, за детей, за любимую.

Бедная тётенька так устала от этой безрадостной жизни, что взмолилась однажды: «Господи, хочу быть девочкой! Озорной, весёлой, нежной, красивой, любящей и любимой!»

И Господь услышал её мольбу.

ОНА СНОВА СТАЛА ДЕВОЧКОЙ!

Рано утром девочка просыпалась с улыбкой, потому что ещё один день начался! Оттого что небо ясное, и солнце светит, и облачка лёгкие на сердечки похожи! Она бежала на работу, как на праздник, и от этого у неё всё получалось так здорово, что все её хвалили, и удивлялись, как замечательно она всё делает! А она работала как играла - вдохновенно, радостно, просто творила, а не работала!

И коллеги, и начальство всё больше и больше любили девочку. Как только она появлялась, все улыбались, оживлялись и сами ощущали себя детьми. Всем хотелось сделать девочке что-то приятное, порадовать её, помочь. Ведь детей все любят - ни за что, просто так, оттого что они такие открытые, добрые, оттого что всем доверяют, и людям, и жизни, оттого что в них страхов нет.

Особенно начальник старался - то премию выдаст, то зарплату повысит, то работу интересную даст, то новую должность предложит. В общем, нарадоваться на неё не мог. А она на него. И на свою работу.

И с молодым человеком девочке очень повезло. Как только он понял, что его тётенька совсем не тётенька, а девчонка, сам мальчишкой сразу стал! Влюблённым, нежным, бесстрашным, сильным!

То и дело на руках свою девочку носил, подвиги ради неё совершал, на лодке катал, на американских горках! Она в него уткнётся, и не страшно ей с ним! А радостно, весело, чудесно!

Потом у них детки появились - гармоничные, способные, удивительные, любящие, настоящие солнышки!

И девочка просто купалась в счастье - каждый день, каждую минуту, каждое мгновение!

О страхах своих даже не вспоминала!

Ну какие могут быть страхи, когда жить так радостно, так интересно! Когда каждый день приносит всё новые и новые чудеса!

А если по старой памяти она снова в тётеньку превращалась и бояться начинала, стоило ей выйти на улицу, посмотреть на цветок, деревце, звёзды, она тут же становилась девочкой - открытой Миру, доверчивой, сильной.

И снова вспоминала о том, что Жизнь бережёт нас, заботится о нас. Что все, все, все наши "беды" начинаются тогда, когда мы забываем о том, что мы дети, когда мы становимся унылыми и озабоченными дяденьками и тётеньками.

Весть об амнистии разнеслась по тюрьме мгновенно.

– Амнистия! Амнистия! – раздавалось то тут, то там.

Заключённые были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь-то – его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше: тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.

– А в чём дело? В честь чего амнистия? – жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.

– Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе ещё сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, – посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключённых, его ещё в раннем детстве посадили.

– А чего сразу я? – заныл Страх Старости. – Может, ещё выпустят?

– Щас, – с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх Одиночества. – Тюрьма-то чья? Во-во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…

– А в старости чего боятся? – не унимался юный Страшок.

– А там тебя амнистируют, а на твоё место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! – пообещал Страх Одиночества.

Под сводами тюрьмы раздался зычный голос:

– Собрание! Собрание! Все на собрание!

Залязгали двери камер, заключённые потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.

– Граждане заключённые! Страхи и Страшки! – начал речь Главный Надзиратель. – Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила её немножечко разгрузить. И поэтому кое-кто из вас сможет освободиться.

– Ты нам тут тюльку не гони! – забузил нахально-иррациональный, в приблатнённой кепочке, Страх Мышей и Крыс. – Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.

– Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, – урезонил его Надзиратель. – Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?

– Да бабы дуры! – наехал Мыше-Крыс. – Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс-мышей – боятся! А спроси, почему – ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» – затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.

– Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на приём к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.

Заключённые радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.

– Да, освобождение! Но не для всех! – строго сказал Надзиратель. – Давайте-ка перекличку сделаем. На свободу – с чистой совестью, так сказать… С левой крайней камеры - начинай!

– Страх Темноты, сижу с детства, – монотонно забубнил Страх Темноты. – За что сел – не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.

– Страх Боли, – представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на тощей шее. – Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, – усмехнулся он. – Теперь боится любой боли – хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, – рассмеялся Страх Боли.

– Как это – поставляет? – шёпотом спросил Страх Старости.

– Ну ты и тёмный! – удивился Страх Темноты. – Ты чего, не знаешь – каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.

– Зачем??? – ещё больше удивился Страх Старости.

– Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха – нет ситуаций, что тут непонятного? – с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался – все к нему привыкли.

– Так мне что, надо Старость притягивать? А как? – озаботился юный Страшок.

– Ну, это просто, – вмешался в разговор Мышино-Крысиный Страх. – Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Её страх – твоя пища, дуралей!

Тем временем перекличка шла своим чередом.

– Страх Одиночества, сел лет в 25, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод – и я снова в камере.

– Жалобы есть? – рявкнул Надзиратель.

– Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! – радостно сообщил Страх Одиночества.

– На свободу-то хочешь? – смягчился Надзиратель.

– Конечно, хочу! – загрустил Страх Одиночества. – Кто ж не хочет? Только не светит мне…Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится одна оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает…Мужики какие-то левые всё время крутятся…

А чем больше она меня питает, тем больше у неё Одиночества в жизни. А чем больше Одиночества – тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету…А она меня всё подкармливает…Надоело! – плюнул с досады Страх Одиночества.

– Ну, ты того…не унывай, – сочувственно кашлянул Надзиратель. – Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!

– Страх Ошибки, – выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. – Посадили в 9 классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам-профессорам срок добавили. С тех пор, как устроилась на работу к начальнику-зверю, 5 дней в неделю получаю усиленную пайку.

– Ничего себе устроился! – позавидовал Страшок Старости.

– Не завидуй, ничего тут хорошего нет, – осадил его Страх Темноты. – Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться – то как тогда вообще жить?

– Говорят, есть такой маньяк-убийца – Страх Жизни, – задумчиво сообщил Страх Одиночества. – Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнётся…

– Что начнётся? – спросил заинтригованный Страх Старости.

– Паралич жизни начнётся. Того боишься, этого боишься. Жить боишься! Этот пахан нас всех тут построит. Никаких тогда амнистий. Будем все в куче, друг к другу жаться, спрессовываться. Кормить, конечно, станут на убой – но это ещё хуже. Мы разрастёмся, а тюрьма не резиновая. Начнём сами задыхаться и Хозяйку душить. Слышал такое выражение – «страх душит?» – вот, как раз из этой серии…

– Ужас какой! – содрогнулся Страшок.

– Тише там! – приказал Надзиратель. – Кто следующий?

– Страх Осуждения, – заговорил невзрачный мужичонка в помятом костюме. – Меня с подачи родителей посадили, они всё время говорили: «А что люди скажут?», «Какое ты мнение о себе создаёшь?», «Никто тебя такую любить не будет». Сижу тоже с детства, прочно так сел. На свободу страсть как хочется, – вдруг хлюпнул носом он. – Посодействуйте…

– Да ты что, родной? – участливо спросил Надзиратель. – Как будто не знаешь, что тут Хозяйка решает, с кем хочет расстаться, а с кем – не очень.

– Да я что? – вскинулся мужичонка. – Я ведь ей подсказывал, как со мной расстаться. Это же просто, на меня просто надо наплевать – и я таять начну. А она не плюёт!!! – и Страх Осуждения разрыдался, утираясь полой затёртого пиджачка.

– Ну, не плачь, не плачь, – стали утешать его соседи. – Ты сиделец уважаемый, мы тебя все любим…

– Да? Правда? Вы меня не осуждаете? – воспрял духом Страх Осуждения. – Ну тогда что ж…Потерплю. Посижу ещё.

– А ты кто, что-то я тебя раньше не видел? – грозно спросил Надзиратель, указывая на красавчика со щегольскими усиками, в просторном чёрном плаще и пижонской шляпе.

– А я – извращенец, – скромно сообщил новичок. – Я Страх Страха.

– Неужели и такое извращение есть? – удивился Страшок Старости.

Новичок продолжал:

– Я пока ещё не ваш, забрёл с ознакомительными целями.

– Как это забрёл? – вопросил Надзиратель, хватаясь за дубинку.

– Да вы не бойтесь, меня Хозяйка впустила. Но мы с ней ещё не в контакте. Не сконнектились, так сказать. Может быть, позже?

– Не дай Бог! – отверг такую мысль Надзиратель.

– Иди отсюда! Извращенцев нам не хватало! – зашумели страхи. – И так в тесноте, в обиде, а тут ещё в гости будут всякие ходить!

– Я ухожу, но могу и насовсем вернуться, – пообещал Страх Страха, пробираясь к выходу. Но было видно, что он испугался.

Надзиратель с облегчением засунул дубинку на место.

– Будем завершать, – распорядился он. – Ещё раз вспомним правила внутреннего распорядка. А ну, по очереди!

Страхи бодро зарапортовали Правила:

– Страхи попадают в заключение только по желанию Хозяйки!

– Страх действует по вдохновению: подступает, накатывает, душит, давит, охватывает, парализует, в зависимости от реакции Хозяйки на ситуацию.

– Страхи существуют, пока Хозяйка не принимает решение с ними расстаться.

– Любому Страху может быть либо добавлен срок, либо объявлена Амнистия в любое время.

– Страхи питаются эмоциями Хозяйки. Если питание не производится – Страх умирает.

– Отпущенные на свободу Страхи вновь становятся Чистой Энергией Жизни.

Страхи чувствовали небывалое единение. Надзиратель был явно доволен.

– Ну что ж, граждане Страхи! По камерам! И дружно ждём амнистии! – провозгласил Надзиратель.

Страхи потянулись к местам отсидки.

– А всё-таки, ну вот зачем мы ей? – недоуменно спросил Страх Старости. – Ведь столько энергии на нас тратит!

– Всё просто, молодой человек, – пояснил тихий, интеллигентный Страх с большими печальными глазами и такой же печальной лысиной. – Мы ей нужны, чтобы случайно не стать счастливой. Она думает, что быть счастливой – это неприлично, ведь в мире ещё столько несчастья!

– Что за бред? С чего вы это взяли? – оторопел Страшок Старости.

– Поверьте, юноша. Уж я-то знаю. Ведь я – Страх Счастья.

Страшок хотел было ещё задать вопрос, но шумящая толпа разнесла их в разные стороны.

Впереди была амнистия. Впереди была надежда! И освобождение…

Она приходит ко мне по вечерам, и мы долго беседуем. Обо всём. О каждой ситуации, о каждом воспоминании, которые то и дело всплывают на поверхность. Она слушает – долго, терпеливо, вдумчиво. Задаёт разные вопросы. Мучает меня. Она чем-то напоминает мне мою Злыдню, только ещё хуже. А иногда мне кажется, что она – садистка. Она заставляет меня углубляться в такие дебри, куда я предпочла бы не соваться.

Она часто делает мне больно, и я дергаюсь, злюсь и даже плачу. Но потом, как ни странно, становится легче. Словно наряду со злостью и слезами я расстаюсь с целыми кусками прошлого. Она мне говорит, что больно – это потому что они приросли ко мне, и у нас получилась общая система кровообращения. Не знаю. Наверное, она права.

У неё большие тёмные скорбные глаза, отражающие небо. Она непонятно мудра. Я думала, что такими могут быть только древние старушки, лет под триста. Типа черепахи Тортиллы. Но нет – вполне ещё молода, искрометна, смешлива и порой не прочь подурачиться. Но вместе с тем… Иногда я смотрю в её глаза, и мне кажется, что она прошла через все круги ада и вобрала в себя всё, о чём кричат и жалуются души грешников. А потом понесла это знание сюда, на Землю – чтобы лечить души человеческие. По крайней мере, мою – лечит.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку про Птицу? – предлагает она.

– Конечно, хочу! – с энтузиазмом отзываюсь я. Я обожаю её сказки, после них мне хочется жить и даже летать.

– Ну, слушай…



Птица прилетела утром. Она села на подоконник и склонила голову.

– Привет! - сказал Человек.

– Привет! – сказала Птица.

– Ух ты! Говорящая! – обрадовался Человек. – Ну-ка я тебе крошечек дам…

Птица деликатно поклевала.

– А вот водички, кипячёной!

Птица вежливо попила.

– Вот молодец! Ну давай, у меня дела. Смотри, вечером снова прилетай!

Птица улетела, а Человек начал ладить клетку. «Оперение красивое… И говорящая! Друзья умрут от зависти. Так, вот здесь покрепче надо сделать… Чтоб не вылетела ненароком. Жёрдочку ей приделаем. Пусть сидит, песни поёт, гостей радует. Яйца будет откладывать… Свежие яйца полезно для здоровья. А птенчиков можно на базаре продавать. Доход, понимаешь!»

Человек любовно шкурил планочки, привинчивал замочек и прикидывал, как ему повезло. Не у каждого есть такая Птица!

К вечеру клетка была готова. И крошки накрошены, и водичка налита.

А Птица так и не прилетела. Ни вечером, ни утром. Никогда. Ведь Птицы очень тонко чувствуют, где им готовят клетку.



– Привет! – сказал Другой Человек.

– Привет! – сказала Птица.

– Какая ты красивая! – восхитился Другой Человек.

– Ты тоже, – согласилась Птица.

– А давай споём дуэтом! – предложил Другой Человек. И они очень задушевно исполнили на два голоса популярный романс «Соловей».

– Хочешь, я научу тебя летать? – спросила Птица.

– А то! – сказал человек и вспрыгнул на подоконник.

И они полетели, всё выше и выше в зенит, обгоняя друг друга, хохоча и толкаясь крыльями.

– Прилетай, когда захочешь, – отдышавшись, сказал Другой Человек. – Окно всегда будет открыто.

– Прилечу! – обещала Птица. – Я научу тебя вить гнезда. Хочешь?

– А то! – сказал Другой Человек и даже зажмурился от счастья.



Я восхищена. Я молчу. Я хочу быть такой Птицей. И чтобы мне встретился этот самый, Другой Человек. Пока что на моём пути мне попадаются «не те». Они даже клетки мне не ладят. Они просто – пользуются мной, пока я не улетаю сама. Или, лучше сказать, «уползаю»?

– Научи меня, как стать Свободной Птицей! – прошу я её.

– Не могу! – комически разводит руками она. – Я же не господь Бог. Но вот сама ты можешь стать ею. Каждый может!

Понедельник – день тяжёлый, и слава Богу, что он когда-нибудь заканчивается. Я тащилась с работы, на душе было примерно так же, как и на небе – хмуро, пасмурно и слякотно. Моросил нудный мелкий дождик, который логично довершал безрадостный день.

В довершение всего, когда я свернула на улицу, ведущую к родному дому, оказалось, что пройти невозможно – улица была перекрыта, там вовсю кипели ремонтные работы. Дорожники заботливо натянули цветную ленту и повесили табличку: «Выхода нет». Хотя, собственно, и входа тоже не наблюдалось. Это было жестоко: слева – длиннющий забор школы, справа – забор поликлиники. Оставалось только выбрать – налево или направо. Я мысленно чертыхнулась и поплелась вокруг школы.

Никогда я не ходила такой кривой дорожкой. И поэтому никогда не видела этого магазинчика. Он был расположен в торце обычного жилого дома, а название его сразу поразило моё воображение: он назывался Магазин Счастья.

«Интересно, что может продаваться в таком магазине?», - зачарованно подумала я. В это время дождик брызнул с удвоенной силой, поэтому я с облегчением нырнула в магазинчик. Дверь мягко закрылась за мной, и мелодичный звон колокольчика вызвал вибрацию где-то во мне, в самой глубине. Словно кто-то там засмеялся. И от этого родилось какое-то радостное волнение, будто вот-вот должно было случиться что-то приятное.

Войдя, я невольно остановилась. Честно говоря, я оказалась в некотором замешательстве. Магазинчик был какой-то странный и больше всего напоминал запущенный склад, полный разного хлама. Между стеллажами и прилавками, трогая и рассматривая разный товар, бродили покупатели. И царило какое-то радостное оживление. К выходу спешила старушка, сияющая, как праздничный фонарик. Поравнявшись, она улыбнулась и подмигнула мне.

- Простите, а что здесь продают? – спросила я.

- Как что? – удивилась старушка. – Что написано, то и продают. Счастье, детка! Счастье!

- А… в каком виде?

- А в каком выберешь, дорогая! Метрами счастье, килограммами счастье, ну и счастье поштучно! – наверное, я выглядела глуповато, потому что старушка засмеялась. – Да ты не сомневайся, девочка, товар качественный! Я здесь постоянный покупатель. Тебе понравится!

И старушка под звон колокольчика выскользнула из магазина. А ко мне уже спешил продавец в синей форменной одежде и с бейджиком на груди. На бейджике было написано: «Михаил, Продавец Счастья».

- Прошу простить за небольшую заминку, столько покупателей, море работы! – извинился продавец счастья Михаил. – Вы у нас, я смотрю, впервые?

- А вы помните всех покупателей в лицо? – удивилась я.

- Разумеется! Ведь решив однажды быть счастливым, человек обычно становится нашим Постоянным Покупателем Счастья, - объяснил Михаил.

- А что в ваших товарах такого… особо счастливого? – с некоторым сомнением спросила я.

- Ах, я совсем вас заговорил! – спохватился Михаил. – Разрешите мне провести для вас небольшую экскурсию и показать, так сказать, товар лицом.

Он подхватил меня под локоть и повлёк к прилавкам.

- Обратите внимание! Волшебные калейдоскопы! Придают яркость жизни! Постоянная смена впечатлений, феерия красок, множество разнообразных комбинаций!

- Но это же просто игрушка! – запротестовала я.

- А вы, разумеется, полагаете, что жизнь – серьёзная штука? – спросил Михаил.

- Ещё какая серьёзная! – подтвердила я. – Если бы взрослым можно было играть, как детям…

- Так играйте! – предложил Михаил. – Кто же вам, взрослому человеку, может запретить?

- Ну, у меня обязанности… работа. И всё такое, - уныло возразила я.

- А вы в это играйте! Для начала – положите в сумочку калейдоскоп. И когда скучно, грустно или совсем заработались – уделите ему минутку времени. И увидите, как жизнь заиграет яркими красками.

- Я подумаю, - дипломатично сказала я.

- Тогда продолжим! – предложил Михаил. – Я продемонстрирую вам в действии устройство для запуска мыльных пузырей. Посмотрите! Посмотрите! Какие они разные! И как они лопаются!

- Ну и что? – не поняла я.

- Да как же «ну и что»? – ликующе вскричал Михаил. – Все ваши проблемы лопаются как мыльные пузыри. Легко! Красиво! Радостно! Разве не счастье?

- Если бы в жизни они так легко лопались, - вздохнула я.

- Большинство наших проблем сильно раздуты. Прямо как эти пузыри. Научитесь относиться к проблеме, как к мыльному пузырю – посмотрите на неё, полюбуйтесь её переливами, формой, размером – и позвольте ей лопнуть! Вот так! – и он выпустил ещё серию радужных пузырей.

Нет, этот Михаил говорил странные вещи. Но почему-то мне хотелось ему верить! Было в нём что-то такое…убедительное.

- Ну хорошо, возможно, в этом что-то есть, - согласилась я. – Но поверить в то, что калейдоскоп и мыльные пузыри – и есть счастье, я не могу. Вы уж извините.

- Тогда пойдёмте в отдел тканей! У нас замечательный отдел тканей, - ничуть не огорчился Продавец Счастья. – Вперёд, навстречу счастью!

Я поспешила за ним к следующему прилавку. Там действительно наблюдалось немыслимое разнообразие тканей самых невероятных расцветок. Продавец отдела как раз обслуживал даму средних лет.

- У вас есть какой-нибудь весёленький ситчик? – спрашивала она.

- Разумеется, мадам! Вот, взгляните! - радостно сообщил продавец, раскидывая перед ней нежно-зелёный ситец, на котором были изображены смешные танцующие зайчики. Исключительно весёленький! Давайте вместе посмеёмся!

И засмеялся первым, а за ним – дама. Они заливались весёлым смехом, явно довольные друг другом и жизнью. Я тоже невольно заулыбалась.

- Я сошью себе весёленький фартучек и кухонные рукавички! И когда буду готовить обед, смешинки будут попадать в пищу. И вся моя семья будет веселиться! – решила дама.

Я невольно залюбовалась её лицом – оно было словно бы подсвечено изнутри, а в глазах в уголках губ всё ещё плясали смешинки.

- Иногда достаточно окружить себя приятными вещами, чтобы жизнь стала такой же приятной, - пояснил Михаил.

- Вот так просто? – не поверила я. – Но это же такие мелочи?

- Ну, собственно, жизнь и состоит из мелочей, - доверительно сказал Михаил. – И счастье строится тоже из мелочей. Мы же говорим: «Мелочь, а приятно!». А представляете, что будет, когда приятных мелочей станет много?

- Ну да, представляю! – заулыбалась я. – Это будет счастье!

- Вы уже поняли суть нашего товара! – восхитился Продавец Счастья Михаил. – Но это ещё не всё! Идём те же, идёмте! Я хочу показать вам нашу новинку! Большая Книга Счастья! Только что поступила!

В книжном отделе было много всего, но Михаил не дал мне хорошенько рассмотреть книги. Он сразу сунул мне в руки симпатичный томик в яркой обложке. Я раскрыла его наугад – и очень удивилась. Там ничего не было! То есть почти ничего: наверху страницы было написано: «Сегодня был самый счастливый день в моей жизни!!!», а внизу страницы – «А завтра будет ещё лучше!». А сама страница была чистой – просто разлинована, как тетрадь для первоклассника. Я листала страницу за страницей – вся книга была такой.

- Ну как вам? – горделиво спросил Михаил.

- Но здесь же ничего не написано! – возмутилась я.

- Ну конечно! – подтвердил Михаил. – В этом и суть! Вы будете писать её сами.

- Как сама? – опешила я. – Но я же не умею!

- Сегодня это так. Завтра всё может измениться, - загадочно сказал Михаил. – Вы разрешите прочитать вам небольшую лекцию?

- Да, конечно, - я была совершенно заинтригована.

- Каждый наш день наполнен разными событиями, и одни нам нравятся, а другие – нет. Как ни странно, мы почему-то запоминаем именно «плохие» события, а хорошие нет, потому что они нам кажутся в порядке вещей. В результате наше счастье очень омрачено! Вы со мной согласны?

- Да, правда, - созналась я. – Иногда какая-нибудь мелочь может испортить целый день.

- Большая Книга Счастья предлагает пойти прямо противоположным путём! Записывать в неё только счастливые события. Не менее пяти за день! Больше – можно, меньше – нет.

- Да где же я наберу столько счастливых событий за день? – запротестовала я.

- А вот позвольте не согласиться, на самом деле это легко, вы просто ещё не пробовали, - возразил Продавец Счастья. – Конечно, в первые дни придётся перестраивать своё мышление на новую волну. Но вы быстро войдёте во вкус, это ведь так приятно! Вы попробуйте, попробуйте прямо сейчас! Что сегодня у вас было счастливого?

- Я не знаю, - сникла я. – Какой-то тяжёлый был день.

- Вы сегодня получали травмы?

- Нет, что вы, - испугалась я.

- Ну вот, уже счастье! Так и запишем, – обрадовался Михаил. – Вы сегодня что-нибудь теряли?

- Да, потеряла важный документ, но потом нашла среди бумаг, - подтвердила я.

- О, но это же счастье! Ведь правда? – продолжал обучение Михаил.

- Правда, - согласилась я. – Счастье, что он нашёлся.

- Ну, теперь сами, у вас уже получается, - подбодрил меня Михаил.

- Ну…сегодня собачку смешную видела. Такая лохматая-лохматая, и в пальтишке! Как в цирке. И хозяйка у неё такая же! Тоже лохматая! Они похожи!

- Ну вот! Замечательно! У вас прекрасно получается! – похвалил Михаил.

- А ещё я сегодня наконец-то доделала отчёт. Устала – но закончила! – похвасталась я.

- Это – четыре, - сосчитал Михаил. – Остался пятый эпизод. Итак?

- Так, что же было потом? – соображала я. – Потом был дождь. И я шла домой, а там дорогу ремонтируют. И я пошла в обход… Да! Потом я зашла в ваш чудесный магазинчик! – воскликнула я. – Запишите!

- Охотно, - застрочил Продавец Счастья. – Польщён тем, что вы сочли возможным включить это в список счастливых событий. Итак, пять эпизодов записаны! Ваша Большая Книга Счастья уже пишется!

- И так каждый день? – спросила я. – А когда закончатся страницы?

- К тому времени ваш разум уже привыкнет фиксировать счастливые события автоматически, и не по пять событий за день, а гораздо больше, - пообещал Михаил. – И ваша жизнь будет просто-таки наполнена счастьем!

- Большое спасибо, - поблагодарила я. – Пожалуй, я возьму эту Книгу Счастья.

- Примите её в дар от нашего магазина, - изящно наклонил голову Михаил. – Мы всегда дарим что-нибудь новому покупателю.

- Какое счастье! – обрадовалась я. – Спасибо вам!

- Ну, вот уже и шестой пункт в вашем сегодняшнем Счастье, - улыбнулся Михаил.

- Да, разумеется! И ещё я приобрету устройство для лопанья проблем и калейдоскоп для увеличения яркости жизни! Это счастье семь и восемь! – выпалила я.

- Я очень рад! Вам упаковать в фирменный пакет?

- Да, пожалуйста, - попросила я, всё ещё улыбаясь.

Пакет был тоже очень симпатичный – оранжевый, в крупный белый горох. На нём было написано: «Мы обречены быть счастливыми!». Надпись мне понравилась.

Михаил провожал меня до выхода. На двери была большая красивая табличка: «Выход есть!». И табличка мне тоже понравилась.

- У нас такие таблички на всех дверях, - сообщил Михаил. – Чтобы не забывать, что выход есть всегда! Спасибо за покупки. Заходите к нам ещё.

- Я обязательно зайду, - пообещала я. – Я хочу покопаться и в других товарах.

- О, мы всегда рады постоянным покупателям! – восхитился Михаил.

- К вам, наверное, ходит весь наш город? – поинтересовалась я.

- К сожалению, нет! – огорчённо сказал Продавец Счастья. – Как ни странно, все говорят, что хотят быть счастливыми, но далеко не каждый стремится хоть что-то для этого сделать. Но мы работаем над этим! Совершенствуем ассортимент, упаковку, рекламу. Так что вы всегда найдёте для себя что-то новое и интересное. До свидания! И счастья вам!

Мелодично звякнул колокольчик, и я вышла на улицу. Душа моя пела. Я шла домой, и люди задерживали на мне взгляды. Наверное, из-за моего оранжевого пакета. А может быть, потому, что я никак не могла расстаться с улыбкой. А может, я сейчас сияла, как та старушка, что встретилась мне у входа. И это тоже было счастье.

- Девять, - машинально отметила я. – Надо не забыть записать в мою Большую Книгу Счастья.

Жил был в селении парень Иван. Жил не тужил, славным парнем был, на все руки мастер, практичный очень, да и к жизни внимательный.

Пришла пора Ивану жениться. И стал он за женатыми мужчинами наблюдать-примечать: кто как в семье живёт, как о жене говорит, с охотой ли домой идёт. И привлёк его внимание Федот, мужик справный, надёжный, ни с кем не ссорился, мирно жил. Когда мужики насчёт жён, семейной жизнью шутить начинали, молчал Федот и свою думку думал.

Жена его Евдокия славной женщиной была, приветливая, всегда во всём чистом, аккуратном, волосы уложены, о людях лишнего не говорила, радость у кого какая случалась, вместе радовались. И жила семья в достатке, и урожай всегда богатый был, и одежда справная. У Федота как раз дочь Татьяна на выданье была. Вот и зачастил Иван к ним в гости, а сам всё примечает. Татьяна, как мать, и по хозяйству легко управляется, всегда в одежде опрятной, волосы в косу заплетены. Приветлива, много не говорит. Понравилась она Ивану, и Татьянино сердце ответило парню. Так и свадебку сыграли.

Живут Таня и Иван год, другой. Дом Иван построил, конюшню, баньку, скотину завели. Татьяна все дела споро делает, дома уютно, чисто, на печке всегда горшок с вкусной едой стоит.

У Ивана и праздничные рубахи, и повседневные все в порядке, подшиты, выбелены. Иван работал, как все мужики и поначалу много денег не приносил. Да Татьяна ничего не говорила, а деньги всегда были: и на сбрую коню, и на соль, и на инструменты. Удивлялся Иван, как же ей это удаётся. Смотрит, а денег уже накопили – можно мельницу поставить, немного подзаработать только. Отравился Иван с друзьями зимой на заработки, а Таня ждать его дома осталась. Скучно одной. Да к ней соседка Ирина вечерами прибегать стала, вместе рукодельничать, пряжу прячь.

Они с Ирой в одно время замуж вышли. Ира – за баяниста Егора, высокого, стройного, златокудрого. «Влюбилась я так, жить без него не могу! Жить вместе начали: то надо сделать, другое, то купить, другое… ну и начала я говорить, чтоб деньги зарабатывал и с другими сравнивать стала… а у него глаза грустные стали, ничего не сказал – любит! Пошёл зарабатывать… Да и мне не по себе. Научила бы ты, Таня, как умудряешься, чтоб всего в доме хватало, да денежки оставались, чтобы мужу всегда ладно было».

Таня засмущалась: «Да чего уж тут. Просто то, что имеешь, мама всегда говорила, беречь надо. Одежду подшить вовремя, постирать. Чтобы в доме ничего лишнего не было, всё человеку служило. Готовить столько, чтобы не портились продукты. Посуду в чистоте держать. Да и дом дольше служить будет, если каждый уголок чистым будет. Ещё мама наказывала: мужа слушать, ни с кем не сравнивать, во всём ему помогать. Тогда и удача вместе с ним будет. И за собой следить: причёска, одежда – всегда в порядке должно быть. Муж посмотрит, улыбнётся и на новое дело с улыбкой пойдёт».

Ирина улыбнулась: «Всё просто так! А ведь правда, Егор любит, когда дома щи всегда приготовлены, порядок, когда я красиво выгляжу».

Таня робко посмотрела на Ирину и сказала: «Ирина, у меня к тебе тоже просьба есть. Иван у меня практичный. И меня в жёны из-за практичности выбрал. Но полюбила я его всем сердцем. Скажи, как сделать, чтобы и он на меня влюблённым взглядом посмотрел, так, чтобы часто забилось сердце. Уют уютом, а любовь ничем не заменить».

«И правда, ничем. Я тоже думала к кому любовь приходит, как сохранить её, чтобы мы с Егором и через 50, и через 100 лет также любили друг друга. Так я цветы сажаю, по весне, всё о Егоре думаю. Вот выйдет он, увидит эти васильки, лютики, ромашки, улыбнётся… Пирожки и те пеку всё с мыслью о нём: как возьмет он румяный пирожок, откусит и скажет: «Как вкусно у меня готовит жёнушка!». Рубаху вышиваю и представляю, как легко будет работать он в этой рубахе, с задором, или на гармонии мелодию заведёт, новую, небывалую… Каждое утро солнышко благодарю, что мы с Егором встретились. Заворочается он, начнёт глаза открывать, я подхожу к нему, улыбаюсь. «С добрым утром, Егорушка!», – говорю и целую нежно-нежно… Он смеётся, так и день начинается…»

«Да…» – мечтательно протянула Татьяна и представила, как просыпается Иван, а она улыбается ему.

С того дня Таня всё делала с мыслью об Иване: и дом прибирать, и рукодельничать, и даже корову доить. А Ирина всё в доме перебрала, старые вещи перешила на одеяла, полотенца, прихватки. Мусор убрала, закопала. Много полезных вещей Ира в доме нашила, всё к месту приладила. В середине зимы, они снарядили посылки своим мужьям, пирожками, тёплыми свитерами, носками да варежками.

Весной и мужья вернулись. Иван идёт к дому, а сердце учащенно бьётся: «Как там Танюшка моя перезимовала?». Она в ворота выбегает, та же родная, но чуть другая, нарядная. Лента в косе, сарафан красный. Но главное – глаза! Смотрят и греют тебя искринками. Залюбовался Иван женою. «Здравствуй милый» – улыбнулась Татьяна. Не удержался Иван – обнял жену крепко. В дом зашли, в доме всё также уютно, тепло, но как-то особенно тепла на душе. Удивился Иван, никогда он не чувствовал такого, будто весь дом его обнимает. Он разделся, умылся, Таня рушник подала. Сел за стол, попробовал суп, и не надивится. Таня всегда вкусно готовила, но этот суп… эти пироги…

А Татьяна села за стол, любуется Иваном и думает: «Приехал любимый, кушай родимый!». Иван ложку за ложкой уплетает, не заметил, всю тарелку съел. Посмотрел на Таню и подумал: «Какая же ты у меня красавица, как я раньше не замечал?» Сходил в баньку, пришёл, а Таня и говорит: «Поспи с дороги, я и постель уже расстелила». Иван подошёл к жене, обнял: «Танюша, ты со мной ложись, мне с тобою слаще спится».

Так и стали жить – поживать. Каждое утро благодарила Таня солнышко за мужа, когда Иван просыпался, ласково ему желала доброго утра. Иван и сам всегда домой спешил, к Татьяне. Увидит её, и на сердце тепло-тепло становится. «Что же это со мной?». «Любовь!» – ответил внутренний голос. Иван подбежал к жене, подхватил на руки и закружил. «Умница моя разумница, что же я могу сделать для тебя, любимая моя?» – спросил он её и отпустил на лавку. Таня подняла озорные глаза и сказала: «Сына и дочку мечтаю родить тебе, Иван Данилович, чтобы бегали босыми ногами по Земле нашей и солнышку радовались». «Добро», – важно ответил Иван Данилович, – исполним, – и нежно поцеловал жену.

И дети у них родились, Данила с Настенькой, потом ещё Ерофей, да Федот прибавились, а затем младшая Евдокия. В доме всегда царили уют и достаток, а главное – Любовь улыбалась и переливалась всеми цветами радуги, помогая взрастить детей, а потом и внуков.

ДАМА СДАВАЛА В БАГАЖ... - суперритуал!!!!

Дама сдавала в багаж:
Старенький саквояж,
Одежку такую-сякую,
Зарплату – совсем небольшую,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшую в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы…
И где-то в углу, за тоской -
Лежала любовь к ней самой.

Выдали даме на станции
Четяре зеленых квитанции
О том, что получен багаж:
Старенький саквояж,
Одежка такая-сякая,
Зарплата – совсем небольшая,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшая в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы…
Ах да, и в углу за тоской
Лежала любовь к ней самой.

Вещи везут на перрон,
Кидают в открытый вагон.
Готово! Уложен багаж:
Старенький саквояж,
Одежка такая-сякая,
Зарплата – совсем небольшая,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшая в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы…
Ну да, и в углу за тоской
Лежала любовь к ней самой.

Но только раздался звонок
Удрали они со всех ног!

Хватились на Чистых Прудах:
Пусты все места! Ох и Ах!
И там где быть должен багаж:
Старенький саквояж,
Одежка такая-сякая,
Зарплата – совсем небольшая,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшая в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы…
Там, с песней , болтая ногой
Сидит лишь любовь к ней самой!

Приехали куда нужно.
Начальники бегают дружно:
Чем возместить ей багаж???
Старенький саквояж,
Одежку такую-сякую,
Зарплату – совсем небольшую,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшую в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы…
И лишь за одно был покой-
Понятно – любовь к ней самой.

А дама, увидев всё это,
Да как закричит на полсвета:
- Разбойники, воры, уроды!
Хранила я долгие годы!
Носила туда и сюда,
Пылинки сдувала всегда!
Верните немедля багаж!!!
Мой старенький саквояж,
Одежку такую-сякую,
Зарплату – совсем небольшую,
Французский язык недоученный,
Комплекс, от мамы полученный,
Без-домность – точней,бес-квартирность,
Уснувшую в спячке активность,
Болезней полчемодана,
Мненье коллег – ну и мамы!
И – кроме того – ну на кой
Мне ТАКАЯ любовь к мне самой
Она же теперь с бегемота!
Как я с нею пойду на работу???

Начальники все чуть не плачут,
И как оглашенные скачут!
Вручает с поклонами Первый
Ей как возмещенье ущерба
За тот убежавший багаж:
Виттоновский саквояж,
Одежку - Шанель да Лакоста
Зарплату – ОГРОМНУЮ просто,
Французский язык совершенный,
Алмазный комплект драгоценный,
Большую квартиру с ремонтом,
Обувь шикарную с зонтом,
Евро 105 чемоданов
И 2 килограмма бананов!

И просят начальники станции
Подписи на квитанции
О том, что получен багаж:
Виттоновский саквояж,
Одежка - Шанель да Лакоста
Зарплата – ОГРОМНАЯ просто,
Французский язык совершенный,
Алмазный комплект драгоценный,
Большая квартира с ремонтом,
Обувь шикарная с зонтом,
Евро 105 чемоданов
И 2 килограмма бананов!
И -с ейной нахальной ногой -
Большая любовь к ней самой.

Ну нечего делать… Дама
В растрепанных чувствах вся прямо
В укор всем начальникам станции
Расписывается в квитанциях
О том, что получен багаж:
Виттоновский саквояж,
Одежка - Шанель да Лакоста
Зарплата – ОГРОМНАЯ просто,
Французский язык совершенный,
Алмазный комплект драгоценный,
Большая квартира с ремонтом,
Обувь шикарная с зонтом,
Евро 105 чемоданов
И 2 килограмма бананов!
И - так же болтая ногой -
Большая любовь к ней самой.

Но дама, загадкой томима,
За пуговицу ухватила
Начальника Первого станции,
Который вручал ей квитанции,
Спросила, его не тая:
«Любовь-то… кажись, не моя?
Уж больно она огроменна!
Моя это? Точно? Наверно?»

И, пуговицы жалея,
Ответил начальник скорее:

- Поймите ж, за время пути
Любовь же могла подрасти!

Господа Волшебники, присоединяйтесь! Роскошная тема, сдавайте свой "багаж" и получайте все, что хотите взамен!

Много лет назад Дьявол решил продать все инструменты своего ремесла. Он аккуратно выставил их в стеклянной витрине на всеобщее обозрение. Что это была за коллекция! Здесь был блестящий кинжал Зависти, а рядом с ним красовался молот Гнева. На другой полке лежали лук Жадности и Желания, а рядом с ним живописно разместились отравленные стрелы Вожделения и Ревности. Еще там были орудия Страха, Гордыни и Ненависти. И все они были прекрасно представлены и снабжены ярлыками с названием и ценой.
А на самой красивой полке, отдельно ото всех остальных инструментов, лежал маленький, неказистый и довольно потрепанный на вид деревянный клинышек, на котором висел ярлык “Уныние”. На удивление, цена этого инструмента была выше, чем всех остальных вместе взятых.
Один прохожий спросил Дьявола, почему он так дорого ценит этот странный клинышек, и он ответил:
— Я действительно ценю его выше всех, потому что это единственный инструмент в моем арсенале, на который я могу положиться, если все остальные окажутся бессильными.
И он с нежностью погладил деревянный клинышек.
— Если мне удается вбить этот клинышек в голову человека, — продолжал Дьявол, — он открывает двери и для всех остальных инструментов.
Он улыбнулся и добавил:
— Нет ничего смертоноснее уныния.
Не предавайтесь унынию - ни сегодня, никогда - радуйтесь жизни - она очень коротка…