На днях между мной и моим уважаемым другом произошел спор закончившийся прикреплением ко мне звания «чурка не русская». Не держа обиды на «чурку новомосковскую» (это был ответный ярлык) я пообещал написать небольшую заметку о русском «грамотном и безграмотном» языке. Все началось со слова «посчет» (для новомоскалей транскриптирую – «насчет»)…
Так называемая образованная прослойка русскоговорящего населения довольно «трепетно» и снобистски относится к «чистоте русского языка» всячески пытаясь поправить, поставить на место «неправильно говорящих» субъектов. На указание о «диалектах и говорах» эти чистоплюи машут рукой, скалят зубы и пытаются третировать «неверных» носителей языка. И доказать, что тот же «посчет» это довольно старая диалектная форма (об этом в одном из своих интервью, говорил даже активный противник диалектизмов, заведующий кафедрой филологии Набережночелнинского филиала КГУ Н. Удалов), просто невозможно – для них это не русский язык.

Для начала разберемся в том, откуда такое чванство родилось. В первую очередь, большую роль в этом сыграла советская школа, в которой преподавание русского языка велось (и ведется до сих пор) с исключительной ориентацией на литературный язык при одновременном уничижении диалектной речи как неграмотной, при полном пренебрежении к культурной ценности диалектов и к их роли, как в истории национального языка, так и в процессе пополнения литературной речи новыми выразительными средствами (Л. П. Крысин. «О некоторых изменениях в русском языке конца XX века»). Грубо говоря, произошла глобализация русского языка, его унификация. И не последнюю роль в этом так же сыграли и средства массовой информации в виде радио и телевидения, которые, начиная с 1950-х годов стали основными распространителями «правильной» речи. Уже к середине 1970-х диалекты и говоры практически были вытеснены «правильным» языком и только старшее поколение еще употребляло в своей речи такие слова как «нихто» (ни кто), «пощет» (насчет), «ожжечь» (обжечь), «лисипед» (велосипед), «щичащ» (сейчас), «цашка» (чашка), «бягу» (бегу), «из мясы» (из мяса), «рукама» (руками), «энтот» (этот), «ходют» (ходят) и т.п.
Чем же является пресловутая «неграмотность»? Ничем иным как истинным живым русским словом. Каждая область России обладала своими фонетическими особенностями, самобытными построениями фраз. Например, в северо-восточной части России преобладало «оканье», а в южнороссийской части «аканье» (кстати, москвичи со временем переняли это «аканье» заменив им свое исконное «оканье»), в Псковщине наблюдалась замена звонких согласных на шипящие (например, «с» на «ш») и т.д. Вплоть до XX века диалекты и говоры не считались чем-то не правильным – было четкое деление литературного и народного языка. Но так сложилось, что литературный (стандартный) язык с 1930-х годов стал жестко насаждаться в обществе и разговорные языки, а точнее их носители, стали объектом давления. В принципе, советское насаждение стандартизации довольно сильно напоминает позицию писателя середины XVIII в. А. П. Сумарокова, который предлагал следующее: «Вводятся ограничения для литературного употребления областных народных слов и выражений. В качестве твердой национальной нормы выдвигается язык столичной образованной среды, московское интеллигентское (преимущественно дворянское) употребление. Наряду с диалектизмами запрещаются вульгаризмы. Таким образом, культивируется средний литературный стиль и выдвигается лозунг олитературивания разговорной речи» (В. В. Виноградов. «Основные этапы истории русского языка»). В свое время идеи Сумарокова не воплотились в жизнь, но, как видим, это произошло 200 лет спустя и в нашей стране началось господство пренебрежительного отношения к местным говорам как к явлению, с которым необходимо бороться.
Авторы диалектического атласа «Язык русской деревни» пишут: «[Отрицательное] отношение к говорам наблюдается в  30-е гг. 20 века. В эпоху ломки деревни – период коллективизации – провозглашалось уничтожение старых способов ведения хозяйства, семейного уклада, культуры крестьянства, т. е. всех проявлений материальной и духовной жизни деревни. В обществе распространилось отрицательное отношение к  говорам. Для самих крестьян деревня превратилась в место, откуда надо было бежать, чтобы спастись, забыть все, что с ней связано, в том числе и язык. Целое поколение сельских жителей, сознательно отказавшись от своего языка, в то  же время не сумело воспринять новую для них языковую систему  – литературный язык – и овладеть ею. Все это привело к падению языковой культуры в обществе». В итоге мы имеем некое подобие попугаев от образованщины, которые то и дело поправляют «безграмотных»: «Не звОнит, а звонИт!», но сами тут же несут околесицу говоря: «Телефон звонит», хотя если быть до конца грамотным, то нужно говорить: «Телефон звенит» (В.В. Колесов. «Как наше слово отзовется…»).
Но самое интересное, что те же «грамотные» люди без размышлений о грамотности и правильности довольно легко вводят в свою речь жаргонизмы (а некоторые даже любят смотреть телепрограммы, где особо цинично изгаляются над русским языком!). Из их уст без проблем можно услышать: «крутой» (производящий сильное впечатление), «кинуть» (обмануть), «клевый» (замечательный) и т.п. Таким образом, мы сталкиваемся с интересным явлением: с одной стороны «радетели за чистоту» отвергают традиционный разговорный русский язык, а с другой являются «активистами» по наполнению современного разговорного языка чуждыми жаргонизмами, большинство из которых заимствованы из тюремно-зековской среды или являются кальками с иноязычных слов.
Как отмечает Л. П. Крысин, состав носителей территориальных традиционных говоров все более сужается, зато пользователей жаргонизмов и заимствований наоборот увеличивается, в том числе и в среде т.н. творческой интеллигенции. (Л. П. Крысин «О некоторых изменениях в русском языке конца XX века») В итоге исконная живая речь и так подвергающаяся уничижению просто-напросто канет в Лету под улюлюканье снобов.

Послесловие:
«…в школах ряда французских провинций введен факультатив по  родному диалекту, отметка за который ставится в аттестат. В Германии и Швейцарии вообще принято литературно-диалектное двуязычие и постоянное общение на диалекте в семье…» (Диалектический атлас «Язык русской деревни»)