До Все стены заставлены полками со старыми книгами, на стулья накинуты красные бархатные канаты, такой же отделяет зрительный зал от сценического пространства – как интерьер дома-музея от экскурсионных групп. За перегородку пробирается маленькая девочка, играет на клавесине, и оживают фонограммой часы с кукушкой и запись проповедующего голоса Льва Толстого. Так просто, по-учебному начинается постановка «Войны и мира» Посельского – не попытка объять необъятное, а кропотливый перенос со страниц романа истории одного персонажа, княжны Марьи. Сложно назвать это сюжетом как таковым, тем паче что все отражённые события известны читавшим (к каковым, впрочем, не относились заполнившие треть зала школьники), однако наблюдать – неизменно интересно. Первым в библиотеке появляется неугомонный старый князь (Поляков): упражнения с гантелями, стакан апельсинового сока, пробежка, токарный станок, азартное решение задач по геометрии… дочь Марья (Гребенкина) геометрии не понимает, но это никого не волнует, часы расчерчивают её время на череду отрезков, бесконечно сменяющих друг друга. Конечно же, единственными яркими моментами её ранней биографии, достойными упоминания, становятся визиты извне родных и чужих. Мы их всех видим словно её глазами: брат Андрей (Чудаков) – простой, совсем не аристократичный, не страдающий сантиментами солдат, его жена (Дудник) – такая же простая болтушка с кукольным, но по-своему обаятельным лицом, его друг Безухов (Емельянов) – скромный и даже трогательный «медведь», в бинокль разглядывающий диковинных богомольцев, горе-жених Анатоль (Ищенко) – самодовольный франт с пустой улыбкой. Отец выходит на обед в екатерининском мундире, при крестах, в голубой орденской ленте и парике с косичкой, приветствует строй домочадцев, бурно ругает Наполеона, дочь отчитывает при гостях – а жизнь, опять же её глазами, не кажется невыносимой. Отъезд Андрея на войну, крушение первых надежд на «любовь земную» и счастливый брак, первая трогательная смерть – смерть маленькой княгини – проживаются с глубоким психологизмом и подлинными слезами, но с монашеским смирением и бесконечным терпением. Потом будут столкновение с легкомысленной Наташей (Баринова), вдруг объявляющей, что не пойдёт за Андрея замуж, приближение войны, новые ссоры отца и сына, вторая смерть – старый Болконский, выронив гантель, замрёт с вытянутой вверх рукой и, с трудом проговорив последние слова, уронит и её. Не он уйдёт за книжные шкафы – шкафы наедут на него, словно поглощая стихией пожелтевших, готовых в пыль рассыпаться страниц о подвигах Суворова и прочих преданиях старины глубокой. Для сборов в Москву книги будут снимать с полок, обнажая окна в полумрак, откуда на княжну Марью будут смотреть враждебными призраками взбунтовавшиеся крестьяне, откуда за умирающим Андреем придут в белых рубахах его уже покойные жена и отец. К смирению княжны Марьи добавляются спокойная деятельная уверенность, мудрость поневоле приобретённого опыта – в конце концов, мужество перед ударами судьбы. Её семьёй становится семья Ростовых – бравый гусар Николай (Булдаков), звенящий шпорами и лихо избивающий крестьянского старосту, и притихшая Наташа, меховую муфту сменившую на серенький платок и вязание. Принимая Наташу в гостях, выступая посредницей между ней и повзрослевшим, остепенившимся Пьером, она уже не робкая девушка, дрожавшая перед муштрой отца-генерала, а добрая тётушка, словно молодости и не было – из детства пришлось сделать шаг сразу во взрослую жизнь. И только грустишь о её потерянной где-то между молитвами, мечтами, большими скорбями и маленькими радостями молодости, когда смотришь на идиллическую картину после двух свадеб, сроднивших фамилии Болконских, Ростовых и Безуховых. Семьи, обросшие внесценическими детьми, ездят друг к другу в гости, супруги ссорятся и мирятся, но читать рецензию дальше

More 27.03.2010 Меня безжалостно разбудили к обеду, после которого я успела осуществить два полезных дела. Сперва я доехала до кинотеатра «Брест», поднялась к парикмахерской, уселась в ожидании свободного мастера, и тут какая-то свежепостриженная бабушка меня узрела и потащила к какой-то девушке, уверяя, что та первоклассно стрижёт. Девушка постригла меня без затей – убрала лишнее с затылка и ушей, укоротила чёлку до бровей и сделала её прямой; результат меня вполне устроил, да и кресло моё было у окна, откуда открывался какой-никакой, а вид не только на собственное отражение в зеркале. После этого я отправилась в фотоателье и сфотографировалась для записи на олимпиады и ещё про запас, для поступления, а вернуться домой решила пешком, дворами; естественно, дворами я не прошла, сколько ни прыгала по лужам, снежной слякоти и грязи, всё равно пришлось выходить обратно на дорогу, сделав изрядный крюк, ну хоть зато прогулялась. Потом – не успела я пообедать (если обеденное время считать завтраком), как пора было снова отправляться в театр, на сей раз – на Чеховскую, во МТЮЗ, отмечать День театра спектаклем «Романтики». Приобретя программку, я поднялась к партеру, рухнула в мягкое кресло, почитала до первого звонка, затем приискала себе свободное местечко в пятом ряду партера у центрального прохода, да так там и осталась. Единственным минусом моего положения было то, что на спектакль привели много детей – публики, как известно, чрезмерно шумной.
«Романтики» Эдмона Ростана – малоизвестная, но замечательно смешная комедия, обличающая увлечённость романтическими историями о похищениях, дуэлях, восставших мертвецах, свиданиях под луной и скитаниях по дальним странам. Молодёжи жуть как хочется почувствовать себя Ромео и Джульеттой, а что делать, если и кровная вражда между семействами ушла в прошлое, и маньяки в тёмных аллеях нападать не торопятся? И, главное, что делать их почтенным родителям, когда счастливый брак между детьми устроить хочется, а детям вынь да положь приключений? Правильно – обратиться за помощью к актёру, готовому за определённую плату инсценировать из ряда вон выходящее событие любой сложности. Естественно, старания идут насмарку, и приходится доказывать романтикам, что мечты тем и хороши, что не воплощаются в реальности. Постановка грешит некоторой адаптацией под детский спектакль, однако заскучать не даёт, а темпераментное выступление плута Страфореля (Поймалов) в роли выдуманного маркиза, собравшего в своей персоне все качества романтического героя (да, Марти-Сью в идеальном воплощении), во многом спасает сюжет изрядной долей качественного юмора – да и вообще сей персонаж по степени комизма постоянно перетягивает на себя одеяло с остальных. В целом же спектакль, обрамлённый в красивые пасторальные декорации и костюмы, смотрится легко и приятно – удачный вариант для того, чтобы просто отдохнуть.
Спектакль уложился в два часа, что на сорок минут меньше, нежели было указано в программке; покинув театр, я дошла до метро, доехала до дома. Так и закончилась театральная часть моих каникул в частности и марта в целом, впереди – театральный апрель, на следующей неделе – долгожданная выставка мишек и кукол Moscow Fair, завтра – давно откладываемый просмотр мульта про драконов, посему до завтрашней рецензии и прощаюсь.)

И вот сегодняшний вечер настал легко и незаметно, и я, пообедав и уладив все дела сетевые, выдвинулась на свет Божий. На Курскую я приехала пораньше, зашла в Атриум, в магазинчик приколов, и приглядела папе подарок на грядущее 23 февраля (он в этот день не будет дома) – пепельницу на батарейках с вытяжкой, пропускающей дым через угольный фильтр (предполагается, это защищает людей от пассивного курения, а так же экологию), в виде машинки с откидывающимся верхом и загорающимися фарами, которую можно катать на её колёсиках (папа, по моему прибытию получивший презент, только и выдал: «Охереть можно»). Потом дотопала до родной Покровки, купила программку, уселась в холле изучать её; вскоре выяснилось, что там появилось ещё одно новшество – звонок в виде колокольчика, которым кто-то позвонил. Мне предстояло посмотреть своих вторых «Трёх сестёр» (первых я посмотрела у Фоменко); место моё было довольно-таки неудобное, в предпоследнем четвёртом ряду, но я как-то исхитрялась смотреть между головами, наклоняясь и так и эдак, а шёл этот спектакль два часа 15 минут без антракта (по сравнению с почти четырьмя часами у Фоменко).
Поначалу это различие во времени, а так же и в площади сценического пространства, явно не в пользу Покровки создавало ощущение некоторой сжатости, скомканности действия. К тому же первая половина спектакля была решена весьма оригинально: с первых рядов зрителей пересадили за большой стол, напоили шампанским, потом чаем, именины плавно перетекли в свадьбу, и все события происходили за этим столом, словно будучи разделёнными не годами, а минутами, и всё как-то несерьёзно – с шумом, смехом, беготнёй, пением, декламацией, танцами, аплодисментами, конфетти. Я уж испугалась было, что этаким праздником жизни и промелькнёт вся чеховская трагедия, что только одно впечатление и останется, что от созерцания словно бы чужого семейного праздника, на который тебя не пригласили и который ты словно подглядываешь в замочную скважину. Однако зря я позволила себе усомниться в режиссёрском таланте Арцибашева: вот стол убрали, и загудел набат, и полились женские слёзы, и зазвучала торжественно классическая музыка, и запели персонажи трогающие за душу романсы, и уже не до смеха. От этого контраста стилистического даже острее чувствуешь контраст между счастьем зарождающимся и счастьем, рушащимся на глазах до абсолютного краха; да и исполнительницы главных ролей подобраны контрастно, сильнее различаются между собой, нежели у Фоменко: Ирина (Костина, которую я видела впервые) – эмоциональная, импульсивная, увлекающаяся, Маша (Гребенкина, которой я не устаю восхищаться) – сдержанная и холодная внешне, но страстно любящая, Ольга (Светлова) – утомлённая, опытная, уже не испытывающая страстей молодости. Не только они играли замечательно – на всех актёров смотреть было чертовски приятно, и удалось полюбоваться Булдаковым в роли Федотика. Итак, сравнение Покровки и мастерской Фоменко не привело к неожиданным выводам: первую можно пожурить за сокращение чеховского текста и недостаточную достоверность декораций, костюмов и атрибутов, вторую – за некоторую спешку в изложении пьесы, но и там, и здесь все мелкие недостатки покрывает одно большое достоинство: выполнено без чрезмерных сухости или осовременивания, психологизм пьесы не утерян. И в том, и в другом театре, падают ли осенние листья на опустевшую аллею, гаснут ли свечи, символы жертвенности, в обступившей их темноте, – ты неизбежно вместе с чеховскими героинями задаёшься неразрешимым вопросом: почему, ради чего мы живём и страдаем? И неизбежно, вне зависимости от ответа, приходишь к очень важному решению: надо жить, будем жить! Жить, чтоб мыслить и страдать, если говорить уже пушкинскими строками. Засим к своей прежней рекомендации посмотреть постановку «Трёх сестёр» (любую из двух вышеперечисленных) потому, что это школьная программа, добавляю ещё одну: посмотреть потому, что это может помочь разобраться в себе, понять других, главное – дать сил на преодоление всего, что только ни предложит судьба. И повторяю: пьесы надо именно смотреть, а не только и столько читать!
Краткий обратный путь по Земляному валу, поездка на метро неподалёку от двух человек из школы (мир тесен), и вот я снова дома. Из репертуара Покровки у меня теперь остался непосмотренным только один спектакль – «Пять вечеров» по Володину, который она ставит на сцене филиала Маяковки на Сретенке; когда посмотрю и его, останется только ждать премьер, страшно скучать и стараться иногда выбираться в значительно более дорогую Маяковку, где тоже художественно руководит Арцибашев и где, соответственно, такое же высокое качество спектаклей. Ну а пока на следующие выходные у меня ещё нет билетов в театр, хотя это не значит то, что они непременно появятся, а на завтра у меня запланирован выгул Ушастой – оччот завтра же и фотки в самое ближайшее время вам гарантированы, так что прощаюсь опять-таки ненадолго)

В понедельник я совершила чудо: я получила четвёрку (не двойку!) за самостоятельную по алгебре на производные. Во вторник выяснилось, что у меня четыре за контру по истории, плюс литераторша, собака, поставила мне четыре за домашку, ибо у меня не были указаны мысли Обломова об Алексееве и Тарантьеве, потому что их и у Гончарова не было тоже. В среду я отсидела только два первых урока – на первом что-то решила у доски, а на втором мы писали контру по геометрии (вернее, кто-то, может, и писал, а я только сделала чертежи ко всем трём заданиям и второй решила через задницу, так что в итоге получила пару). Потом десяток человек, включая меня, заранее записавшихся или, в случае с Асенцией, записанных, отправился с нашей школьной культурологичкой на экскурсию в Третьяковку; я ожидала, что она будет халявной, но с нас потребовали по 100 рублей, и за нас с Асенцией заплатила Полина. Поехали до Полянки, там пошли уже хоженым в этом учебном году маршрутом через Замоскворечье пешком до Третьяковки; на сей раз я взяла с собой фотик и таки сфотографировала тамошний храм (Никольский, кажется), для чего с фотиком пришлось долго препираться и немного отстать от остальных. В Третьяковке я отправила торбу и сапоги в камеру хранения, напялила бахилы на туфли и почувствовала себя крайне уютно, особливо при том, что хоть Третьяковку я и знаю уже наизусть настолько, что экскурсии могла бы водить с закрытыми глазами, я в ней давно уже не была и заметила, что соскучилась. Культурологичка сама была нашим экскурсоводом, показывала, рассказывала, задавала вопросы и заботилась, чтобы нам было где присесть и чтобы мы не сталкивались с другими группами; всех она заставила записывать, кроме меня, ибо я решила, что не знаю, запомнить, а знаю я, как выяснилось, весь необходимый минимум сведений об отечественной живописи, помимо дат, которые мне и записывать бесполезно – цифры я не запоминаю патологически. Впрочем, дальше Крамского мы не дошли, а основной темой экскурсии была всё-таки не живопись как таковая, а её связь с отечественной литературой; и как бы урывочно мы ни перемещались по залам, мне было интересно и удовольствия от созерцания хоть и привычных уже, но шедевров я получила немалое – в итоге два часа пролетели как пять минут. По окончании экскурсии я не могла не затащить Асенцию в новооткрытый Врубелевский зал, в который так много лет не было доступа, ведь Врубель – моя единственная вечная любовь (т.е. одна из). И вот что скажу я вам: в этом зале всё роскошно – высокий потолок, лиловые стены, полумрак, и само его строение почему-то напомнило храм: центральное широкое помещение, два узких крыла по бокам его, и узкие высокие панно – как готические витражи. Когда я поторчала немного у любимого Демона и не без сожаления покинула зал, мы с Асенцией отправились на выход, хотя если б у ней не болел желудок, я бы протащила её по всем залам, оставшимся нами необойдёнными; спустившись в гардероб, большинство народу мы уже не обнаружили, но нам никто нужен и не был – тем же маршрутом мы дошли до Полянки и разъехались по домам. Четверг – очередной трояк по латыни и вполне удачно написанная пробная контра на Конституцию по праву. А пятница 13-е в своей учебной половине полностью оправдала свою репутацию: пронесло на химии, зато отымели мозг на географии и французском, а из-за первой я опоздала в буфет и в итоге съела только полбатончика мюсли на одной перемене и оставшуюся половину на другой. Дома появилась злым, голодным, уставшим существом, на то, чтобы отдохнуть и пообедать, оставалось меньше часа, так что успеть осуществить как следует удалось только второе. А все эти жертвы, собственно говоря, искусства ради: ведь на сегодня, если кто забыл, у меня был запланирован выбившийся из общего субботнего графика театральный день, и не где-нибудь, а на родной Покровке, где я около месяца не была и успела уже соскучиться. За этот месяц произошли там некоторые перемены: помимо уже знакомых двух администраторш появилась ещё одна, и гардеробщица была новая, и касса получила апгрейд в виде стеклянной защиты от посетителей, и новую книгу отзывов положили – старая, видимо, закончилась. С программкой и репертуаром на март я засела в буфете и обнаружила, что в последнем я уже все спектакли посмотрела; когда же напрягла память, пришла к выводу, что непосмотренными на Покровке у меня остались только два спектакля, и на один из них – на Три сестры – я иду в следующую субботу (впрочем, буфетчица мне по секрету наябедничала, какие премьеры репетируются). С привычной уже задержкой позвали в зал; место на сей раз у меня было – лучшего и пожелать нельзя: самая середина третьего ряда.
А смотрела я «Феномены» - комедию, которая действительно смешная, но не меньше, чем смеяться, заставляющая и задумываться. Комедию, просто и понятно доказывающую, что для того, чтобы быть сверхчеловеком, надо быть человечным, а не видеть сквозь стены или передвигать предметы силой мысли. Комедию с увлекательным, непредсказуемым сюжетом, которая вряд ли заставит заскучать даже самому взыскательному зрителю. И, наконец, комедию трогательную, оптимистичную, праздничную, как нельзя более удачно приуроченную к завтрашнему дню всея влюблённые, то есть совершенно не похожую на то, что сейчас принято называть комедиями. Те, кто уже читал какие-нибудь мои прежние рецензии с Покровки, могут на этом закончить чтение этой, ну а те, кто о том, что это за театр такой, ещё, не дай Бог, не знают, могут быть уверены, что вышеописанная история воплощена талантливейшими актёрами (меня весьма порадовали те, которых я раньше ни разу не видела на сцене Покровки – Бунькова и Емельянов в главной роли), в правдоподобнейших декорациях, с безупречным освещением, уместным музыкальным оформлением (меня снова баловали Высоцким, за что Покровке снова большое спасибо) и… с фокусами. Да-да, с фокусами – и хоть, глядя на сцену, ты, конечно, понимаешь, что рюмка не поползёт по столу, лампа не кивнёт головой, а телевизор не закружится сами по себе, но почему-то вера в чудеса в эти моменты просыпается всё равно. А разве не это – наиболее благоприятное условие для выхода со спектакля с бесценным запасом положительных эмоций и хорошего настроения? Если вы согласны, более убедительного аргумента для того, чтобы посоветовать вам сходить на «Феномены», у меня вряд ли найдётся. Засим – советую самым настоятельным образом, такой антидепрессант – то, что доктор прописал!
Оставив свою первую запись в новой книге отзывов, я после спектакля засобиралась домой. Да и сейчас у меня есть смысл поторопиться: как-никак, школу завтра ещё никто не отменял, хоть и можно будет завалиться ко второму, а то и к третьему уроку. А ещё завтра я намереваюсь отметить День святого Вазелина Валентина просмотром «Австралии» и, возможно, покупкой подарка себе любимой, так что и суток не пройдёт, как я намусорю в ваших френдлентах и ящиках очередным постом. Короче говоря: прощаюсь ненадолго! Ждите свежих новостей)

Вчера от нефиг делать досидев до конца показываемой по телеку Любови-Моркови, которую я уже как-то в гостях у Ушастой урывками посмотрела, сегодня я опять выспалась до обеда, днём прогулялась до магазина пополнить запасы продовольствия, а вечером отправилась в театр, в родную Покровку. Доехала до Курской, дотопала по Земляному валу, ввалилась за полчаса до начала, пропалила уже появившийся репертуар на февраль и взяла два билета – на Феномены и Три сестры (и пофиг, что Сестёр я скоро в Фоменко посмотрю, а ради Феноменов школу в субботу частично или полностью прогулять придётся, чтобы выспаться), да и засела в буфете изучать программку.
И уже одна только программка эта заставляла с трудом сдерживать улыбку предвкушения – актёрский состав снова подобрался блестящий: тут тебе и Смирнов, и Фищук, и Гребенкина, и, конечно же, Булдаков в роли хоть и снова второстепенной, зато снова яркой и запоминающейся. Вот только обоих братьев Яцуков, в программке упомянутых, не было вообще – видимо, роли у них выдались настолько эпизодические, что и без них хорошо смогли обойтись. А играли Дикарку – живую, динамичную, яркую и пикантную комедию со вкусом осовремененного Островского, того самого, в пьесах которого чудес никогда не бывает и все сюжетные перипетии разрешаются сами собой самым прозаическим образом. И того самого, который идеален для «мэйнстримовой» классической сцены – ибо, казалось бы, особо тратить нервы актёрам не приходится: знай твёрдо текст, плюс ужимки и прыжки а-ля юмористические миниатюры – и комар носу не подточит. Однако это уже не первый спектакль по Островскому, который я вижу на Покровке, а стало быть, уже не в первый раз труппа Арцибашевских питомцев доказывает мне на личном примере, что Островского не только можно, но и нужно играть с накалом, с надрывом эмоций, чувств и страстей. При таком подходе заезженные комедийные типажи – романтические слабаки и решительные материалисты, консервативные старухи и беспечные красавицы – превращаются в живых персонажей, так что каждый становится по-своему притягателен. Добавьте к этому самому подходу талантливое воплощение каждого образа, оригинальные «фишки», а так же эпизод, не буду раскрывать какой, в котором сочетание музыки и света превзошли самих себя, и получится очередное безупречное полотно в богатой и, главное, не грешащей однообразием галерее Покровки. Тем, кто ищет альтернативу как «грузящей» философии, так и скучному эстрадному перформансу а-ля «пипл схавает», дышащая молодостью со всеми вытекающими из неё последствиями «Дикарка» - то, что доктор прописал. Да и остальным тоже – мне ведь, чёрт возьми, понравилось, ибо подарило порядочную дозу положительных впечатлений и позитива вообще.
На обратном пути я прождала автобус от метро до дома минут двадцать и едва не околела, теперь отогреваюсь и намерена отогреваться, как и давеча, до заполночи – каникулы всё-таки! Завтра у меня снова театр, а конкретно говоря – Таня по Арбузову в РАМТе: заценю, как они играют и стоит ли или не стоит разоряться на билеты на Берег Утопии (да-да, я уже в курсе многочисленных восторженных отзывов, но всё-таки хочется и лично убедиться). Так что ждите с рецензией!)
P.S. от кого симпа? Давненько они мне не приходили, так что угадать анриал)

Сегодня я всю ночь во сне смотрела какой-то тупой фильм про индейцев: посмотрю часть – проснусь – засну и смотрю дальше; к концу ночи он меня уже порядком достал. Сюжет пересказывать впадлу, да и помню уже плоховато. Встала раньше будильника, поехала в школу досдавать химию, была там как раз к 12-ти, во время, на которое и была назначена аудиенция с химичкой. Поднялась наверх – никого; постепенно потом подтянулись остальные люди, включая и наш народ, едва ли не весь, который был и в прошлый раз. Пришла химичка, некоторые пошли с ней в кабинет, оставшиеся, включая меня, ещё немного посидели на лестнице, поповторяли; мне уже было в принципе нечего повторять, я выучила свою полимеризацию ещё вчера вечером и повторила в метро, так что дело было скорее в психологическом факторе, ну и за компанию. Когда мы наконец ввалились в кабинет, я нашла себе местечко в середине среднего ряда, за несколькими достаточно широкими спинами, и вскоре вызвалась к доске и написала эту самую полимеризацию как она есть. Химичка попробовала меня спросить, что значит буковка n в формуле, но, не дождавшись правильного ответа ни от меня, ни от кого бы то ни было из класса и сама его не озвучив, вспомнила, вопреки моим слабым надеждам, что мне надо ещё написать контрольную на старые темы. Контрольную я, благодаря возможности беспрепятственно подглядывать в тетрадь, написала, но при этом меня как-то угораздило перепутать гомологи с изомерами, то есть к данному веществу я правильно написала изомеры, когда надо было гомологи. Итог: приду сдавать гомологи в понедельник, после 11-ти утра; впрочем, вечера у меня никто не отнимал, так что можно считать, что каникулы у меня начались с сегодняшнего вечера. Вот только поначалу с этим самым вечером вышла небольшая накладочка: билетов в театр у меня на сей раз было два, а все, кого я планировала потащить с собой, либо заболели, либо не могли, так что пришлось кликнуть клич по всем уцелевшим в мобиле номерам и по всем находившимся в онлайне контактам аськи. После нескольких обломов, хвала Магистрам, откликнулась Лада, с ней и договорились о совместном культпоходе. Поскольку в доме царил кавардак, – мама болела, папа менял сдохший холодильник на новый, – меня начали выпирать уже за час до того времени, когда надо было выходить, чтобы никому лишний раз не действовала на нервы фактом своего присутствия. Но я сначала решила отпоститься на сообществах (обычно я делала это в семь, но теперь решила в связи с театрами делать это пораньше, начала постить с шести, а сегодня в качестве эксперимента закончила сие занятие уже до пяти) и только потом, спешно собравшись, отправилась в путь. На Курской я была, вопреки своим предположениям, не за час и даже не за полчаса, а всего за двадцать минут и развлекала себя во время ожидания тем, что наблюдала за остальными ожидающими; когда пора было уже встретиться, Лада написала мне, что задержится минут на 15, когда прошли и эти 15 минут и до начала спектакля оставалось минут 20, я написала ей, что мы уже опаздываем, но не успело это сообщение дойти до неё, как она появилась. По Земляному валу до Покровки мы фактически бежала – вернее, я шла быстрым шагом, а Лада поспевала за мной трусцой и под конец дистанции уже начала отставать. И вот мы ворвались в театр, я показала знакомой администраторше наши билеты, мы сдали свои вещи новому, молодому, гардеробщику… и у нас ещё осталось время, так как спектакль, как часто бывает, немного задерживали. Мы зашли в буфет, но там не осталось свободных мест; пока мы там маячили, вошла администраторша и объявила аукцион на последнюю программку, а так как я в спешке забыла дома все деньги сверх тех, которые были на дорогу, мне её купила Лада. Потом мы пошли к книге отзывов и пролистали её от моей последней на тот момент записи в ней и до самого первого посмотренного мною на Покровке спектакля; и только после этого нас, наконец, впустили в зал, и мы заняли свои места в середине четвёртого ряда при свете подсвечников – два с половиной часа священнодействия по булгаковской Кабале святош вот-вот должны были начаться.
А я начну говорить о нём не с начала, простите за каламбур, а с конца. Маэстро Арцибашев снова с отменной жестокостью режет по живому, включая в финале Высоцкого – да на сей раз ещё и Охоту на волков! Первые звуки этого с детства родного хриплого голоса действуют как выстрел посреди тишины – весь спектакль проносится перед глазами и предстаёт в новом смысле, и потом сидишь, слушаешь эту песню с непрекращающимся ни на секунду ознобом, в каждую строчку продирающим по телу, с холодным потом на ладонях. Тут дело, пожалуй, и не только в Высоцком – он становится кульминацией того напряжения, в котором держал меня спектакль, а особенно второй акт, а особенно последние его минуты, когда так и ждёшь этого «выстрела», и от этого ожидания он ещё неожиданней (и снова каламбур – насколько же язык беднее чувств и эмоций!). Итак, теперь мне уже не придётся избитыми фразами пытаться передать вам силу… нет – сокрушительную мощь данного спектакля: вы и так, хотя бы приблизительно, всё поняли. А чтобы быть окончательно в этом уверенной, расскажу для тех, кто у Булгакова читал только Мастера и Маргариту, о чём бишь Кабала. Так вот, она – о Мольере. Не о Мольере великом, блистательном, гениальном и прославляемом, а о Мольере жалком, самоунижающим, покорном и раболепном. Но когда этот слабый «червяк», будучи раздавленным, затравленным, загнанным в угол, вдруг поднимает голову, протестует, бросает обвинения «идолу», «тирану», когда он «из повиновения вышел – за флажки – жажда жизни сильней», уже неважно, кто более, а кто менее грешен, не важно, кого больше, а кого меньше хотел обвинить Булгаков – власть или церковь. Важно, как король комедии, чью жизнь превратил в трагедию король Франции, но который превзошёл своей славой всех своих гонителей, достойно доиграл до конца свой последний спектакль, не побоявшись никого и ничего. Эту потрясающую историю снова блестяще воплотили арцибашевские питомцы – почти вся актёрская труппа получила в ней роли, каждый по себе, и каждый свою роль сыграл лучше, чем кто бы то ни было ещё мог её сыграть. Я утомлю даже самого искушённого читателя, если начну хвалить по отдельности всё то созвездие талантов, которое привело меня сегодня в состояние глубокого культурного шока и эстетического оргазма, но некоторых всё-таки выделю. Из Ненашева – великолепный Мольер, убедительный до жути. Смирнова я видела во второй раз после Кроткой, и снова его образ – в данном случае образ Регистра – словно сжатая пружина. У Гребенкиной небольшая роль, но она врезается в память благодаря тем слезам, которые эта актриса всякий раз проливает на сцене с такой искренностью, какой я ещё ни у кого больше не встречала. И, конечно, Булдаков, воплощённая харизма, в роли Людовика XIV такой же обаятельный, как и в любой другой, моментально приковывающий к себе внимание, не успев и рта раскрыть, и каждую свою реплику превращающий в нечто значимое (все мои любимые спектакля Покровки, те, на которые хочется вернуться, – с ним, и сегодняшний безоговорочно встаёт в ряд оных). Добавьте к этому безупречно подобранные музыку, свет, декорации, костюмы – и останется только убедиться воочию, что далеко, ой как далеко не всякий фильм, клип и т.д. сумеет достичь такого эффекта, как этот спектакль, не напичканный ни компьютерными спецэффектами, ни пиротехникой, ни крупными планами, ни замедленной съёмкой. А сделать это, убедиться то бишь, я всем настоятельно рекомендую. 200 рублей за билет в наше время – смешная сумма, зато встряска для души, получаемая на спектакле, бесценна.
Антракт мы с Ладой провели в буфете – выпили по чашечке кофя со сливками, Лада с сахаром, я без, и снова ей пришлось меня угощать; правда, антракт выдался коротким, и нам пришлось допивать залпом, чтобы не опоздать. По окончании спектакля я сделала вывод, что Ладе он тоже, мягко говоря, понравился, и пообещала ей сводить её и на Горе от ума, который успела ей по полной пропиарить, и на Чайку, которую и сама ещё не видела. Мы неспеша дотопали обратно до метро, вместе доехали, болтая о всяком-разном, до Арбатской, где она вышла, а я поехала дальше; от метро до дома меня подбросил папа, и вот я заканчиваю рецензию без определённых планов на завтрашние утро и день (правда, учитывая то, во сколько я просыпаюсь, - только день), но с определёнными планами на завтрашний вечер: да-да, снова театр, и послезавтра вечером тоже. А ещё в воскресенье с утра я постараюсь быть на ЧП на митинге против отстрела бездомных собак, все желающие присоединиться горячо приветствуются! Заодно можно будет и в Авокадо позавтракать. Засим прощаюсь до новых новостей!)

Выйдя вечерком из дому пораньше, я перво-наперво обежала все доступные по расстоянию и ценам места, где можно было приобрести подарок Кате, нашла и его (вернее, их), и открытку, подходящие друг другу, запаковала и с этим презентом, уложенным в объёмистую сумку, аки Дед Мороз с мешком, поехала на Курскую, в любимый театр на Покровке. Приехала рано – за сорок минут, ибо не ожидала, что управлюсь с покупкой подарка так быстро, купила программку и устроилась за столиком в буфете – читать сначала её, потом прихваченный с собой Дарк Сити, пока в курилке по соседству с публикой общался актёр Чулков, а поблизости покупал минералку автор пьесы «Дом на Фрунзенской», которую сегодня играли, – Александр Пудин. Позже они прошли в зал, прошла и я на своё традиционное место в середине четвёртого ряда – смотреть премьеру начала сезона, а конкретнее – октября 2008-го. Дальше, как говорится, caution: spoiler, если не хотите раньше просмотра или прочтения узнать, чем там всё закончилось, лучше не читайте. И не говорите потом, что Минздрав не предупреждал.
Начну издалека. Как всегда, декорации безупречны, не всякий крупный театр может похвастаться таким точным, как на Покровке, воссозданием колорита в тех мелочах, которые жизненно необходимы для восприятия. Как всегда, отрадно слышать хорошую и к тому же уместную музыку, наслаждаться безупречным освещением. Как всегда, великолепна игра актёров – впервые увидела на сцене Людмилу Макарову, в роли Веры, и она сразу же понравилась мне не меньше актёров уже «проверенных временем», впервые увидела Галину Стукалову не в эпизодической, а вполне полновесной и яркой роли Сикорской. Что касается сюжета – это, конечно, не классика, а злободневщина: дети и внуки богемной старушки сводят её в могилу, дабы заполучить квартиру на Фрунзенской набережной в Москве, переехать туда из Тулы и зажить счастливо, а кровно чужие этой старушке люди – «седьмая вода на киселе» Вера, называющая её «бубулей», и влюблённый в неё пожилой сосед – пытаются её спасти. Что немного коробит в этой схеме – так это то, что злодеи-родственнички – злодеи однозначные, с первых до последних кадров подчёркнуто противные, а так же при этом, как и злодеи в американских фильмах, ещё и тупые и посему комичные. Ну, а положительные герои, о чём несложно догадаться, - однозначно положительные, умные и остроумные, хоть и не без своих тараканов. Финал инфернален, а-ля Петрушевская: одетые в белые одежды призраки Веры и её «бубули», Марочки, выходят в окно, дабы 50-летний жених первой, так и не появившийся на сцене, отвёз их в Ясную поляну навестить других покойников, а вторая при этом мстит своим убийцам, письменным и устным посланиями красноречиво изгоняя их из преступно добытой недвижимости. И не думайте, что иронизирую – всё очень хорошо и концептуально, но всё равно до шедевров Покровки не дотягивает: нет типично Покровского накала страстей, есть только пустопорожняя ругань и не трогающие запоздалые слёзы, и при этом есть остающийся по окончании спектакля некий тягостный осадок, как после «Воительницы» той же Покровки – она, кстати, тоже о чёрной людской неблагодарности. В общем, для меня, в чьём мировосприятии Покровка подняла свою планку очень высоко, два минуса – это уже много, посему ставлю не пять, а четыре и при всём при этом, как всегда, настоятельно советую всем ознакомившимся с данной рецензией, хотя бы мельком, не полениться сходить на Покровку – и себе удовольствие доставите, и мне, ибо должны же мне воздаться мои труды по пиару сего театра на протяжении уже многих месяцев)
Итак, завтра Катино др, отмечаем сначала в боулинг-клубе «Космик» на Молодёге, затем можно будет просто погулять. На торбе у меня разломался пластмассовый бегунок на хвосте, так что она теперь не закрывается, так что, если не удастся прикрепить новый бегунок, придётся покупать новую торбу. А на Покровку я теперь вернусь ещё только через месяц – в конце декабря, на Кабалу святош, и на следующую субботу у меня никакого билета не взято… чтож, помимо театра ещё есть кино, и в первую очередь Вольт, да и на выставках я уже сто лет как не была, вот и будет отличный повод разнообразить досуг. Так что на выходных, до которых, впрочем, ещё целую учебную неделю пережить надо будет, я ни себе, ни вам скучать точно не дам) И пинайте меня в течение этой самой недели, чтобы выкладывала отыгрыши и мысли) Засим адью)

Итак, не буду тянуть кота за яйца – придётся вам, т.е. вознамерившимся осилить данный пост, перво-наперво выслушать без предисловий мой очередной дифирамб в адрес театра на Покровке. Слишком долго – с конца прошлого театрального сезона – я предвкушала их постановку Старшего сына по Вампилову, чтобы сейчас описывать знакомые лица в фойе и кофе в буфете. Впрочем, песнопение сие надолго не растянется – я уже столько раз их хвалила, что мне только и остаётся, что либо выражаться покороче, либо повторяться, причём первое предпочтительней.
И что я могу сказать… не разочаровали, слава Богу, хотя сомнений в этом у меня и не было. Заранее распределив роли и только потом сверившись с программкой, я угадала лишь дважды – в исполнителях ролей Нины и Бусыгина, соответственно Фищук и Загребневе, актёрах чертовски талантливых и чертовски подходящих друг другу для игры в тандеме. Да, я не увидела своего фаворита Булдакова, но это меня не расстроило – Боже упаси кого-нибудь сказать при мне, что он староват для роли Васеньки, просто и Баев отлично справился с ней, и пусть, может быть, местами и переигрывал, зато был искренен, как и все остальные, от мала до велика, актёры Покровки. Булдакова же я прочила на роль Сильвы, однако в оной потрясно смотрелся Чудаков, и, чтобы уж никого не обойти своим вниманием, сообщу, что из Чулкова замечательный Сарафанов, а Бунькова – прирождённая Макарская. Отличительная черта вчерашнего действа, по великолепию своему такому же первоклассному, как и все прочие, состояла в том, что в нём создатели умудрились отразить практически все свои «музыкальные жанры» - звучал и лирический романс в исполнении актёрского хора, и частушки под гитару косвенно на тему спектакля, и обожаемый мною Высоцкий из динамиков, уже порадовавший однажды мою душу на Бедном Марате, и хиты 80-х для потанцевать, и даже Отче наш. Коктейль, следует признать, получился чертовски вкусным, а как обычно безупречные свет, декорации, костюмы и прочие неотъемлемые мелочи послужили удачной приправой. А публика попалась на удивление благодарная – по окончании спектакля устроила труппе овацию стоя, хотя, по моему скромному мнению, подобного триумфального завершения достойно абсолютно каждое творение команды Покровки. Итак, всем, решительно всем настоятельно рекомендую хотя бы почитать Вампилова, ибо он гениален, а ещё лучше – смотреть, а совсем уж хорошо – если на Покровке. Сама же буду ждать прошествия ровно одной недели, дабы в следующую субботу вернуться в любимый театр на премьеру начала сезона – Дом на Фрунзенской.
Помимо спектакля, отличилась давеча и погода: иду в театр – кружится снег, красота да благодать, иду из театра – холодный ливень, промозглый ветер едва с ног не сбивает, под ногами слякоть, снег остался разве что ноздреватыми кучками на газонах, там, где не ступала нога пешехода. А сегодня так и вовсе объявили штормовое предупреждение, в кои-то веки вполне обоснованно: ещё когда я с утра гуляла с собаком, его чуть не сдуло, а днём так и вообще поднялся настоящий ураган, так что и носу из дому не высунешь. Пришлось сидеть в четырёх стенах, страдать ерундой да уроки делать – первого было больше, благо Отцов и детей я перечитала ночью. Завтра снова в школу, этой ночью особо не засидишься, так что прощаюсь, господа хорошие) не скучайте)

Вчера ночью снилось мне много всякой несусветной ерунды – запомнилось особенно, что я с какими-то незнакомыми мне людьми встретилась у входа в метро, и мы куда-то собирались ехать, едва ли не на войну. Когда мы уже вошли и спускались, возникла офигенная проблема – некуда было спрятать… гвозди. И лучшего места, чем мои, именно мои уши почему-то не нашлось. Вобщем, мне их этими самыми гвоздями прокололи – было не особо больно, только кровь почему-то оказалась во рту, пришлось её сплёвывать прямо на ступени лестницы. В меня хотели воткнуть ещё и третий гвоздь, но я решительно отказалась увеличивать число не предусмотренных природой дырок, в итоге мы спустились на платформу и увидели там… лошадь. Невысокого вороного жеребчика явно на последнем издыхании, с которым маячил какой-то невысокий же мужичок бомжеватого вида. Когда подошёл поезд, мужичок взгромоздился коняге на шею (именно на шею, свесив ноги по плечам) и попробовал к нему подъехать, но на самом краю платформы жеребчик рухнул. Мужик как ни в чём ни бывало вошёл в вагон вместе с нами, конь остался лежать, и, отъезжая, я увидела, как к нему подошли какие-то мама с маленькой дочкой. Рядом тем временем неожиданно оказалась моя собственная мама, и это уже был не вагон метро, а автобус, и она почему-то начала мне рассказывать про какую-то свою соседку, у которой были большие собаки, и они у неё таскали табак, жрали и блевали потом. Мы приехали на остановку возле метро, когда уже было темно, мне навстречу выскочила Наташа, принялась со мной обниматься, потом потащила к остальным моим бывшим однокашникам, которые меня ждали; при этом моя мама сказала не то, что уже поздно гулять, а то, что ещё рано, на что я ответила, что мы ещё полчасика подождём остальных и потом пойдём. На том и проснулась – с извечным вопросом «куда податься» - и подалась в итоге до Смоленки, оттуда пешочком по Арбату, прошла случайно мимо переулка напротив Кружки и свернула только в тот, что выводил к Дому книги, так что пришлось ещё немного протопать по Новому Арбату до Октября, ибо именно там я хотела посмотреть Сезон охоты 2. Хотела – и посмотрела; ИМХО, первая часть мульта была смешнее и зрелищнее, зато в этой были кавайные собаки, в частности сам виновник происшествия в лице такса Сосиски (я теперь своего Микеланджело задолбаю этим прозвищем). Вобщем, из обоих сиквелов – Мадагаскара 2 и Сезона охоты 2 – первый мне понравился больше. Надо будет ещё посмотреть мульт по книжке, которую мы с Настей листали в кабинете первого класса – Приключения Десперо, и ещё Флэша, и ещё Ледниковый период 3 – богат этот год на мультики) Сегодняшнее утро ознаменовалось тем, что я наконец-то открыла новое сообщество Art_MAKING_change благодаря пинкам дружественных английских блоггеров из Making ART – making CHANGE. Всех туда приглашаю и там приветствую) Ну, а вечером я снова доехала до Курской, где в вестибюле увидела знакомые лица – лицеистов, которые были на Покровке в прошлый раз, когда Чайку заменили Ревизором, – и решила, что это не к бобру. Однако же обошлось, и удалось-таки без эксцессов посмотреть в любимом театре ещё одно маленькое чудо, Месяц в деревне по Тургеневу, с отличного места, что в середине четвёртого ряда.
Замечательных талантливых актёров, потрясающую психологизмом режиссуру, удачные костюмы, декорации и свет, уместную музыку, качественный юмор, искренние чувства без поверхностной мелодраматизации, неразрывную связь времён без заискивающего осовременивания – всё это я уже столько раз хвалила, что вам достаточно будет обратиться к рецензиям на другие спектакли Покровки в моём блоге. Поэтому в итоге единственное, о чём я ещё могу говорить, не повторяясь, - это сюжет каждого из них. В данном случае я, хоть и не отношусь к тем людям, для кого Тургенев – это только Муму в младшей школе, каюсь, что Месяц в деревне ранее не читала и постановку с оригинальным текстом сравнивать не могу. Могу только сказать, что это история о любви страстной и безудержной, когда «словно молодое вино бросилось в голову», и потому всеразрушающей и роковой – история не просто сильная, а жестокая, в которой хоть никто и не умер, но никто и не достиг счастья, хоть отрицательных персонажей в пьесе и не было. А ещё, как мне кажется, о честности, которая и не позволила всем этим персонажам своё счастье построить на несчастье окружающих, на тех руинах, который после себя оставил этот ураган всеразрушающей любви.
Теперь я вернусь на Покровку ещё только через две недели, зато на обожаемого мною Старшего сына по Вампилову – уже предвкушаю, вернее предвкушаю с прошлого учебного года, как они поставят эту прелесть. Следующая суббота у меня свободна, надеюсь к этому времени быть при деньгах и откопать где-нибудь себе билетик на Монте-Кристо. А там и до новогодних каникул рукой подать, а на них-то можно будет снова как следует оторваться – и я уже запасаюсь билетами: взяла сегодня на Покровке билетик на Кабалу святош на 26-е, кажется (дай Бог только сессию сдать нормально, чтоб на перезду не шляться). Не верится, что эти каникулы подходят к концу – завтра последний день, но я намереваюсь провести его с пользой: выгулять наконец Ушастую – давненько я не занималась сиим в высшей степени приятным делом! Вернусь с оччотом и несколькими фотами соответственно. Не скучать без меня!)

Как провести праздничный день, когда все музеи и выставки закрыты, в кино ничего интересного не показывают, а на театр денег больше нет? Задавшись давеча этим вопросом, я решила, что лучшего способа уединиться с народом, чем отправиться в центр первопрестольной, и доехала до Смоленской. Пройдя Арбат, миновала Арбатскую и вдоль выстроившихся рядком по обочинам и терпеливо поджидающих разгула праздничных настроений микроавтобусов ОМОНа дошла до Библиотеки и спустилась в подземный переход. В Александровский никого не пускали, посему я вышла на Моховую, прошлась немного, перебежала дорогу на Манежку и пошла вдоль Сада, в котором никто, кроме разрозненных групп ментов, не гулял. Красная тоже оказалась закрыта для гуляющих, посему я сквозь металлодетекторы пробралась на Васильевский и побродила по ярмарке всякой классической сувенирни (сразу стало ясно, куда делись согнанные с Арбата палатки с матрёшками и прочей туристской радостью). Оттуда вышла на Театральную, затем на Лубянку, и уже там спустилась снова в метро и вернулась домой (хотя когда-нибудь при желании можно будет продлить сей маршрут, ибо от Лубянки несложно добраться до ЧП, а оттуда до Курской – так и получится пройти практически весь диаметр кольцевой ветки, а если идти до Арбатской от Парка Победы, то получится даже больше). Сегодня же с утра пораньше я потопала пешком до метро, встретила старую знакомую, бывшую соседку и тёзку – уже с коляской: родила настоящего богатыря, в четыре с половиной кило, назвала Димкой, есть теперь за кого ещё порадоваться. От метро я пошла дальше и пришла в Сберкассу на Рублёвском шоссе – именно там давным-давно мой покойный дед оставил вклад на целый миллион (по тогдашним «тысячным» деньгам) под хороший процент мне на 16-летие, кое в октябре уже и стряслось; а пришла я теперь его забрать, дабы в первую очередь побаловать себя билетом на Монте-Кристо – ну очень уж хочется. Памятуя переоценку деревянной валюты, я ожидала получить не более полутора – двух тысяч, однако, когда отстояла в очереди, почитывая Хаммер, выяснилось, что накапало-таки пять тысяч – не состояние, конечно, на которое рассчитывал дед (если бы я пропустила четвёртый класс, как планировалось изначально, я бы в этом году уже поступала и эти средства могли бы пригодиться мне на образование), однако сумма греющая душу. Но не всё оказалось так просто: меня, по какому-то новому постановлению, поставили перед выбором – или ждать 18-летия, или принести справочку из органов опеки и попечительства, свидетельствующую, что эти самые органы не считают, будто я могу потратить эти деньги на нечто непотребное. Первый вариант неприемлем потому, что деньги продолжают обесцениваться и я ещё имею шанс остаться с полутора тысячами, так что придётся мне завтра позвонить или смотаться в райсобес, разузнать, где эти самые органы расположены, а заодно поискать ещё один сделанный на меня вклад, который чёрт знает где, но в моём районе точно. А покуда, последними словами поминая бестолковую бюрократию (сожри меня вурдалак, если заполучение справочки окажется бесплатным), я вернулась к метро и поехала на Курскую, где и оказалась за час до спектакля. Засим я завернула в Атриум и съела блинчик в Теремке на тамошнем последнем этаже, потом зашла в магазинчик приколов, и уже оттуда потопала до родной Покровки. Стоило мне переступить порог любимого театра, как уже знакомая мне молодая администраторша сообщила, что сегодня замена – вместо Чайки играют Ревизора, которого я уже смотрела. Поскольку я, как в воду глядела, взяла на сегодня самый дешёвый, какой только возможно, билет – за 150, я решила его не сдавать, а сходить на этот спектакль вторично. К тому же не далее чем вчера вечером, узнав, что в Чайке играет Булдаков, я пришла к выводу, что те спектакли Покровки, в которых я его видела – Горе от ума, Ревизор, Последние страницы из дневника женщины – стали самыми любимыми для меня, и что я с удовольствием посмотрела бы их ещё разок. Однако обломиться с Чайкой, которую я перечитала, которую предвкушала, настроилась на лад которой, всё равно было хоть в небольшой степени, но досадно, посему неожиданную перемену в репертуаре я решила морально компенсировать переменой своего места в самой жопе на место более удобное. Первые два ряда заняли 11-классники из какого-то лицея, судя по преобладанию мужского контингента, технического, зато мне удалось найти отличное местечко в середине третьего ряда, откуда я и смотрела все два с половиной часа Ревизора. Посмотрела с не меньшим удовольствием, нежели в первый раз – всё снова было великолепно (читать здесь рецензию на спектакль), перемены коснулись в основном актёрского состава (Ненашев сегодня замечательно сыграл почтмейстера, мне кажется, веселее, нежели в прошлый раз Поляков, а вот замена в роли Бобчинского Яцука на Полякова к лучшему не пошла), ну и плюс убрали несколько «пошлых шуточек» и «современных выражений» (такие формулировки встречались в рецензиях, каковые, очевидно, и сподвигли режиссёра на этот шаг, что, несомненно, прискорбно). И вот я снова дома, завтра меня ждёт Вишнёвый сад во МХАТе Чехова с Ренатой Литвиновой, надо бы этот самый Сад ночью перечитать, если очень уж сильно не буду спать хотеть; вернусь снова поздно, непременно обеспечу вас рецензией, а послезавтра, если мне не изменяет память, день у меня свободный, можно будет где-нибудь погулять, благо погода радует. Сейчас же пойду убью себя наконец в ролёвке – как человек, за время своих весенних Винфолтских похождений привыкший к качественной игре, я уже устала от игры друг-на-друга-наплевательской и во многом абсурдной, так что рано или поздно это должно было случиться. Конечно же, я по-прежнему буду в свободное время выкладывать старые отредактированные отыгрыши, и плевать, читает ли их кто-нибудь или нет) Так же я постепенно, маленькими порциями выкладываю фотки с позавчерашней экскурсии, напоминаю, что всего их около сотни) На том и прощаюсь, до скорой встречи)

Итак, сегодня мой день рождения плавно перетёк из своей непосредственной даты в долгий и приятный процесс его отмечания, и начался этот процесс с визита в любимый мною театр на Покровке. Наконец-то свидевшись со знакомой по прошлому учебному году администраторшей, я посмотрела отзывы, написанные после меня на Воительницу в прошлый мой визит туда, сдала куртку полнеющему на глазах знакомому гардеробщику и, изучая программку, посидела в буфете, заказав знакомой буфетчице кофе со сливками и трюфелей. Вся эта домашняя атмосфера благополучно настроила меня на предстоящий просмотр Скамейки – впервые с первого ряда, да ещё и с самой середины: надо же сделать себе любимой подарок, качественно отличающийся о тех, что я себе преподношу едва ли не кажную неделю!
Сидеть там, прямо перед пространством, служащим сценой, оказалось чертовски уютно: на пространстве этом, заключённом между двумя половинами зрительного зала, дворник мёл метлой бумажные осенние листья, играли хорошие старые песни, а автомат для воды и старая телефонная будка позади двух скамеек, стоящих друг напротив друга, не оставляли никаких сомнений в том, что действие происходит в семидесятые. Впрочем, сюжетно совершенно неважно, когда оно происходило или могло происходить: когда всего два человека – Он и Она – переносят на сцену самую благодатную из тем, то бишь любовь, все возможные эпохи остаются в роли декораций. И пусть спектакль этот обозначен как комедия, в нём значительно больше всего, нежели просто возможность посмеяться над хорошим юмором: в нём обворожительная романтика, напряжённая интрига, а главное – богатейшая гамма чувств от презрения до нежности, от страдания до наслаждения, с потрясающей искренностью, а точнее сказать – истинностью, передаваемая мастерством двух великолепных актёров – Валерия Ненашева и Нины Красильниковой. Первый вообще с каждым спектаклем вырастал в моих глазах как актёр, и когда сегодня я пришла смотреть на его игру уже со знанием того, что актёр он потрясающе талантливый, он вырос в моих глазах ещё и как мужчина, в том смысле, что сегодня созданный им образ был не просто убедителен, а как никогда обаятелен и харизматичен. Сложно сказать, о чём этот спектакль – он о многом и словно бы ни о чём, в том смысле, что он не даёт ответов, а задаёт вопросы: есть ли определения, есть ли границы, есть ли критерии у таких понятий, как любовь, доверие, правда, верность, мечта, судьба и так далее? А ответ будет у каждого свой собственный, или же, вернее, каждый продолжит попытки нахождения этих ответов. Да и мораль у каждого будет своя – я, например, для себя уловила в первую очередь ту, которая подтверждала, как просто бывает найти, но как сложно бывает при этом не потерять найденное, не успев ещё даже его обрести. Концовка спектакля открыта, но, несмотря на все перипетии, верится в счастливый конец – по крайней мере, верится мне, а это значит, что подарок удался. Да он и не мог не удаться: всё-таки только на Покровке умеют рассказать целую жизнь за полтора часа, только там так гармонично, слаженно, подчёркивая друг друга, работают человек, музыка, свет и антураж, только там перед собой видишь жизнь, где по-настоящему плачут, курят, целуются, отчего и кажется, что и чувствуют тоже не понарошку, а взаправду. А осознавать это «кажется», поверьте мне, лучше, чем сидеть в кино с попкорном и колой, посему всем настоятельно рекомендую вышеописанное красивое и мудрое действо не полениться сходить и заценить – не пожалеете, зуб даю. Хотя не припомню, чтобы кто-то когда-то после моей рецензии на что-нибудь сходил… или впечатлениями делиться забываете?)
Теперь я прощаюсь с Покровкой до близкого уже ноября, в который, в частности на каникулах, я оторвусь по полной – схожу туда едва ли не полудюжину раз (я просто сама уже точно не помню, сколько именно). В плюс к этому – и к поездке по заповедникам – шестого числа я иду во МХАТ Чехова смотреть Вишнёвый сад с Ренатой Литвиновой, человеком, в дополнительных эпитетах не нуждающимся, посему предвкушаю заранее. Ну, а ещё одним подарком сегодняшнего дня, подарком, впрочем, в кавычках, хоть и эффектным, стала неожиданная новость о том, что ни Маруся, ни Асенция не смогут быть на праздновании моего др, благодаря чему завтра в Авокадо будут поедать шедевры тамошнего шеф-повара не шестеро, а четверо человек: я, да Ушастая, да Денис, да Паравоз, а остающиеся невостребованными две заказанные порции придётся отдавать моим родителям, собравшимся вести за нами слежку из соседнего зала. Как мы распорядимся остатком дня после вышеозначенной праздничной вегетарианской трапезы, зависит от погоды и общественного мнения, но в любом случае я вернусь не только с подарками, набитым брюхом и, главное, хорошим настроением, но и с обстоятельным оччотом и кучей фоток, так что ждите, это обещает быть занимательным)

Итак, сегодня с утреца пораньше, ибо дома жрать было нечего, я решила проехаться до Авокадо, что и осуществила. Шла от ЧП до него я пешочком по бульвару, мимо фонтанов и прудов; как я всегда считала и что ещё раз подтвердилось сегодня, Бульварное кольцо – лучшее место в столице для наслаждения золотой осенью с её шуршащим под ногами листопадом, тёплым солнцем и яркими красками древесных крон. Всё это было весьма в кайф, однако стоило мне дойти до Авокадо, как выяснилось, что сиё кафе ещё закрыто, хотя должно было теоретически ежедневно работать с десяти утра. Немного посидев на низеньком заборчике перед ним и полюбовавшись живописным видом на бульвар и пруды, я подстерегла уборщицу, подметавшую листья, которая предположила, что Авокадо откроется к двенадцати, то есть не к завтраку, а к обеду. Сочтя это вполне логичным, я отправилась ещё немного побродить по бульвару и дошла со скуки до края прудов, где у меня провалилась попытка отшкрябать от стены Slayer’овскую или Алисовскую афишу. Однако, когда я вернулась к двенадцати, кафе всё ещё было закрыто! Я подождала, пока уборщица закончит убирать листья, выкинет мусор и откроет дверь, и ломанулась было внутрь, однако какая-то официантка затормозила меня ещё на входе, сообщив, что сегодня Авокадо открывается спустя ещё сорок минут, всучила визитку и выпроводила. Тут-то бы мне и подумать, что не судьба, однако природная упёртость не позволила мне этого сделать, и я решила подождать эти сорок минут, отправившись гулять ещё дальше, мимо океанариума, до поворота на Покровку и по Покровке. Там мною был обнаружен музей кукол, в котором я была в первый и последний раз давным-давно, ещё в дошкольном возрасте, после чего у меня ни разу не возникло желания туда вернуться; теперь же я со скуки зашла в него во второй раз, благо вход был бесплатный, однако и после этого желания туда вернуться у меня не возникло. Итак, к 12.40 я вернулась к Авокадо, естественно, закрытому, и снова терпеливо уселась на заборчик, медленно свирепея от голода и начиная задумываться о смысле песенки «Листья жёлтые над городом кружатся, так и хочется собрать их и нажраться». Когда перевалило за час, я хотела ещё раз ломануться, но не тут-то было – дверь кафе была предусмотрительно закрыта на ключ. Позвонив по телефону, указанному на визитке, я выяснила, что у них на кухне случилась генеральная уборка, а это ещё на полчаса; на сей раз я осталась ждать из тупой вредности: сама не поем, так хотя бы их достану. Засим я переместилась читать книжку на одну из лавочек на бульваре, и когда спустя полчаса я вернулась к дверям Авокадо, оно, хвала Магистрам, было открыто. А там уже очень скоро всё моё раздражение испарилось: накормили меня там вкусно как нигде и никогда. Сначала салат с хрустящим авокадо и нежной брынзой, потом жареная картошка с белыми грибами и луком, а на десерт – клубника со сливками, где клубники было больше, чем сливок, и всё это под свежевыжатый яблочный сок… с учётом того, что порции там были настолько большие, что гораздо логичнее было бы обойтись одним главным блюдом, я и обожралась, как ещё нигде и никогда не доводилось. Зато теперь я выяснила, что 26-го числа вполне можно будет притащить на празднование своего дня рождения Ушастую, Паравоза, Асенцию, Русь и Дениса на ЧП – можно будет и погулять по бульвару, и поесть в Авокадо, и посмотреть что-нибудь в кинотеатре Ролан, который прямо под боком у Авокадо и в который я также успела заглянуть, выяснив, что там, как и в Авокадо, цены вполне доступные. Дотащив свою тушу от Авокадо до метро снова пешочком, я к четырём была дома, а спустя полтора часа мне пришлось снова отправляться в путь – на сей раз на Курскую.
Там я сперва зашла в Атриум – прикупить подарок, покуда не скажу какой, на др Ушастой, кое мы 10 числа будем справлять со товарищи по программе Художественный – прогулка по Арбату – Муму (хз что я там буду есть). Ввиду обострения топографического кретинизма магазин, в котором я этот самый подарок некогда приглядела, я нашла не сразу и не вдруг, поначалу едва не подумав, будто его ликвидировали или перенесли с привычного мне места, но, наконец, испросивши всех продавцов окрестных магазинов, я нашла искомый и, встав в очередь, тут же углядела искомый сувенир, полапала, убеждаясь ещё раз, что вещь сия подруге должна понравиться. Вошедшей после меня в магазин девушке штуковина сия приглянулась тоже, и её кавалер незамедлительно согласился купить ей оную, и они встали в очередь позади меня. Когда подошла моя очередь, я спросила продавца о цене, достала деньги и проследовала за ним, когда он пошёл доставать с витрины искомый товар, нелапанный, в упаковке. Однако когда мы вернулись на кассу, продавец, проверив, работает ли сия штуковина, поинтересовался у меня, что мне нужно, и когда я с удивлением ответила, что, он сказал, что вещь сия осталась последняя и… протянул её стоявшей позади меня парочке, с чем та немедленно и ретировалась! Бурному возмущению моему не было предела и на просьбы успокоиться оно не реагировало, прекратившись только тогда, когда сволочной продавец нагло предложил мне купить другую вещь и получил от меня в ответ предложение засунуть себе эту вещь в жопу. Облом сей был обидным, конечно, но, впрочем, я не думаю, чтобы присмотренный мною сувенир был единственным в своём роде, так что я из чистого упрямства рано или поздно найду его и, если рано, преподнесу-таки Ушастой, ну а если поздно, себе возьму, в хозяйстве пригодится. В итоге же я едва не опоздала в театр, и опоздала бы, если бы не бежала до него по Земляному валу и потом по Покровке, где я сегодня ранее уже была, резвой рысью – и это-то в свой любимый театр, театр непосредственно на Покровке, где я с прошлого сезона, то бишь более четырёх месяцев, ни разу не была и жутко успела соскучиться! Однако я успела не только сдать пальто знакомому гардеробщику, купить программку у новой, молодой администраторши и заглянуть в буфет поздороваться со знакомой буфетчицей, но и изучить репертуар на ноябрь и осуществить оптовую закупку билетов у незнакомой, но также пожилой билетёрши на каникульное и субботнее время: 5-го пойду на Чайку, 8-го – на Месяц в деревне, 22-го – на Старшего сына, а как только появятся билеты, я обязательно возьму себе один и на 29-е – на премьеру Дома на Фрунзенской. Но вот время подошло, я поднялась в зал и заняла своё место в середине четвёртого ряда, не полностью, вопреки обыкновению, но всё-таки заполнился маленький уютный зал, и начался спектакль – Воительница по Лескову в постановке Фёдорова.
Не мудрствуя лукаво, предупреждаю сразу – это ни разу ни комедия, как обозначено на афишах и в программках, а очень даже трагедия, причём душераздирающая, не просто тяжёлая, а даже тягостная, угнетающая. Атмосфера так и давит то полумраком, то тревожным алым освещением, так и требует покаяться во всех грехах, вольных и невольных, так что уже не удивляешься тому, что жизнелюбивая, энергичная воительница за чужое счастье, пережив чёрную людскую неблагодарность, не сможет в итоге пережить собственного несчастья – потери любимого человека. Прибавьте к этой атмосфере игру всех актёров, кроме исполнителя роли автора, на грани аффектации, непримиримо-строгий, монастырский религиозный подтекст, недвусмысленные намёки на прячущуюся под красивой обёрткой ужасающую мерзость и грязь – и вы получите продукт, противопоказанный при депрессиях, который логичнее было бы ожидать от постановок Достоевского, нежели от постановок Лескова. Даже визитная карточка Покровки, музыка с песнями и танцами, урезана тут до необходимого минимума; то же можно сказать и о свойственном ей приятном юморе – здесь его маловато будет. В итоге, как я ни вглядывалась в этот омут, духу на полное погружение мне так и не хватило, что, впрочем, я и не собираюсь ставить в вину режиссёру, и я так и не составила ни цельного представления о морали спектакля, ни однозначного отношения к личности главной героини. Спектакль же, как всегда, чертовски хорош, поскольку мастерски оформлен и, главное, мастерски сыгран, так что при всей безнадёжности финала я сохранила приятное, светлое чувство после просмотра, ибо наслаждалась долгожданной встречей с любимыми актёрами. Засим – рекомендую всем заинтересовавшимся с этим спектаклем, мудрым и глубоким, ознакомиться и поделиться впечатлениями.
И вот я дома, завтра снова в школу, посему тороплюсь баиньки. До встречи через неделю)

Итак, сегодня я отправилась отмечать последний учебный день в свой любимый театр на Покровке. Несмотря на то, что я пошла пешком до метро и по дороге зашла на почту, я доехала до Курской и дошла по Земляному валу до театра за час до начала спектакля; на месте была моя знакомая администраторша, только знакомой билетёрши пока ещё не было. Я приобрела программку, почитала отзывы, написанные на предыдущий посмотренный мною спектакль после моего, дождалась своей знакомой буфетчицы; она хотела налить мне чаю за счёт заведения, но я чай пить не стала, а стала пить кофе со сливками, а ещё как следует подкрепилась пирожным и трюфелями и купила бутылку минералки. Час пролетел незаметно в изучении программки и чтении взятой на почте газеты, и вскоре уже публику позвали в зал, и я заняла своё место на середине четвёртого ряда, чтобы посмотреть Уроки музыки по одноимённой пьесе Петрушевской, со дня рождения которой сегодня как раз исполнилось сто лет в обед.
Сразу скажу, что посмотренное все мои ожидания превзошло, так что всё-таки я, наверное, никогда не привыкну к тому, что на Покровке всё ставят великолепно, великолепно во всём, великолепно настолько, что не к чему даже попытаться придраться. За два с половиной часа текст прочитали почти дословно, декорации и освещение снова обыграли на ура, и хотя не было возможности полностью передать традиционный для Петрушевской параноидальный финал из-за отсутствия качелей, концовка всё равно получилась убедительной и пронзительной. Снова весьма радуют невероятно к месту приходящиеся романсы, включая сам факт задушевного исполнения оных актёрским хором, и качественный юмор, включая его не показушную, а вполне естественную подачу. Но вот что меня всегда больше всего поражало и опять-таки, наверное, никогда не перестанет поражать – это искренность и полная самоотдача актёров. Не забывая о личном таланте каждого из них, я всё равно почитаю за чудо то, что кто-то научил их всех, от детей до стариков, вживаться в образ вплоть до полной идентичности актёра с персонажем, чью роль он исполняет, как нет ни в одном из театров, какие бы я не посещала (исключения из этого правила я покуда могу сделать разве что для спектаклей Мира Искусства, посмотренных мною осенью в ДК, и для бессмертной Юноны и Авось Ленкома). Поэтому весь тот кайф, всю ту эйфорию, состояние лёгкого культурного шока, – называйте как хотите, – которое я испытываю во время спектакля, органично сливается с чувством огромного уважения и благодарности к людям, которые настолько преданы своей работе, что выходят на поклон не довольными и улыбающимися, а усталыми, даже можно сказать – измученными, женщины – с ещё мокрыми от слёз глазами, припухшими от рыданий губами. Но это я снова об общем да целом, а если вернуться конкретно к сегодняшнему дню, то главная мысль, не считая то множество соображений, роящихся в голове по поводу глубочайшего произведения Петрушевской, была таковой: над тем, над чем громко, от души хохотал сегодняшний зритель, наверняка должен был плакать зритель 70-х. Чтож, мы ко всему привыкли, стали циничнее, но каждый, пожалуй, по-своему. Я, например, считаю, что плакать – лишнее, но и смеяться невпопад – тоже. Сопереживать, на мой взгляд, вообще стоит молча. Но это, опять-таки, – каждый по-своему…
Весь репертуар Покровки на июнь, вернее на его начало, я уже смотрела, а после 19-го они уезжают на гастроли, так что больше летом я их не увижу. Блин, я буду скучать по ним, я не доживу до следующего театрального сезона, держите меня, или я уеду вслед за ними)) Ну ладно, сиё было лирическое отступление, ибо никуда я не поеду, а буду смотреть спектакли на Маяковке, где худруком тоже Арцибашев, а так же в планах посмотреть Фотофиниш в театре Ермоловой (рекомендация Жоржа) и Человека из Ла-Манчи (рекомендация Лёхи). Вот так и живём – от вешалки до книги отзывов)

Мне сегодня, после того как я смотрела концерт Машины времени до половины второго ночи, снилось на удивление много всего. Снилось, как я гуляю по ВДНХ с Гамбитом и натыкаюсь на концерт U2 под открытым небом, занимаю себе уютное местечко сбоку от трибун, достаю фотоаппарат, и тут ко мне какая-то вредная тётка пристаёт на тему того, что здесь сидеть нельзя и фотографировать тоже нельзя. Ещё снился концерт Алисы, и тут уж я сидела в первом ряду и, переговариваясь с кем-то, любовно называла Кинча Котом. Снилось что-то, вдохновлённое вчерашней битвой в Эренгарде на ролёвке, кого-то я рубила, куда-то бегала, кого-то приводила в чувство. Снилось что-то Хеллсинговское, пафосно-мрачное, и отдельно от этого какой-то ночной лес, в котором я, задрав голову, любовалась небом, неестественно густо покрытым мириадами звёзд, пыталась сфотографировать его сквозь ветви деревьев, и ещё пыталась сфотографировать пролетавшую мимо летучую мышь. Проснувшись поутру, я хотела сочинение писать, но что-то стало мне хреново, и всё выделенное на труды праведные время я тупо просидела на диване с журналом в руках, досыпая с открытыми глазами. Затем я пообедала грибным супом (давно мне хотелось грибов) и отправилась в путь, а путь мой лежал, на случай если кто забыл, в мой любимый театр на Покровке, на спектакль Бешеные деньги по Островскому в постановке Посельского.
Прибыла туда я, как обычно, за полчаса; мне достаточно было не появляться там чуть меньше месяца, чтобы там произошли некоторые существенные изменения – передвинули гардероб, так что легче стало подходить к роялю и лежащей на ней книге отзывов, к которой, кстати, приложили новую ручку, перевесили фотопортреты актёров, и снова не было ни моей знакомой администраторши, ни моей знакомой билетёрши. Купив программку, я отправилась в буфет её изучать, приятно скоротав время кофиём со сливками и какой-то шоколадкой, после чего, когда публику впустили в зал, заняла своё место с краю четвёртого ряда.
Началось действо, растянувшееся на два с половиной часа, но пролетевшее так быстро, что его, как всегда, показалось мало. В нём я впервые увидела на сцене Евсюкова, которого не было даже на портретах в холле, и впервые смогла наблюдать за игрой Натальи Фищук в главной, а не второстепенной, роли и осталась весьма довольна увиденным. Но, конечно, не только этим: как и в большинстве спектаклей Покровки, сегодня все актёры были на своих местах, не создавая противоречий со сложившимися при прочтении пьесы образами своих персонажей. В итоге проникнутая капиталистическим антигламурным пафосом комедия была сыграна с великолепным остроумием, живо и увлекательно, без сползаний в пошлость или морализаторство. Единственной современной деталью, кроме бодрого клубнячка, игравшего во время вступления, были двое слуг в доме Чебоксаровых (Рыков и Баев), представленные в виде этаких телохранителей – «людей в чёрном», однако современным смотрелся весь спектакль в целом. Однако не стоит полагать на этом основании, будто это была злободневная, «актуальная вещь» - да, проблемы в комедии подняты извечные, но в первую очередь она создана для того, чтобы мы качественно улыбнулись: это ведь тоже надо уметь!.. Так что за качественной улыбкой всех нуждающихся в положительных эмоциях направляю на этот спектакль, единственный недостаток… нет, скорее просто единственное отличие которого от прочих Покровских – отсутствие традиционных песен, вернее, лишь намёк на их присутствие где-то «за кадром». Короче говоря – ставлю пять)
По окончании спектакля до метро я добралась очень быстро – от собачьего холода бежала как в попу раненый олень, одеваться надо было теплей. Ну ничего – до дома я тоже быстро добралась и уже согрелась горячим кофиём. Сейчас я отправляюсь на боковую; завтра лохи пойдут в школу, а я буду писать сочинение, делать инглиш и гулять, конечно. Очень хотелось бы осуществить ещё один поход в кино, на Железного человека, вряд ли это будет осуществимо, но мало ли… вобщем, поживём-увидим, доживём-узнаем. До встречи!)

Итак, как только пробило пять часов с хвостиком, я оделась потеплее, чтобы больше не мёрзнуть, то бишь в тёплую кофту на майку и в куртку на неё, да и вывалилась на свет Божий, где только что дождь прошёл и всё было сыро, чисто и свежо. Потом потопала пешком до Молодогвардейки, ткнулась было на почту, позабыв, что сегодня воскресенье, поцеловалась, естественно, с замком, купила в ларьке своё любимое мороженое – с грецкими орехами в кленовом сиропе – и пошла к метро через дворы, в которых некогда обитала. Маленькой приятностью было столкнуться по пути со старинной, хоть и не очень чтобы близкой, подругой Сашкой – она приехала в эти края навестить бабушку (у многих переехавших в последних уцелевших пятиэтажках ещё ютятся бабушки и дедушки – они вообще очень упёртые, эти старики); постояли, потрепались обо всякой ерунде – кто где живёт, кто где учится, куда собирается поступать и на кого – да и разошлись. Дойдя до метро, я спустилась в подземку, купила себе свежий журнальчик комиксов – сто лет не покупала их – и поехала прямиком до Киевской. Доехала, поднялась на поверхность, прошла подземный переход и почесала неспеша по Земляному валу, и позабыв уже, как невнятный сон, что ещё сегодня, не далее как утром, я сдавала экзамены, которые вообще-то весьма немало значат относительно моей дальнейшей жизни. В итоге до театра на Покровке я дошла за полчаса до спектакля – всегда я так прихожу, точна как часы, один раз только за пятнадцать минут пришла! Поздоровалась с билетёршей, гардеробщиком, с девушкой, заменявшей сегодня мою знакомую администраторшу, купила программку, не стала покупать за ту же цену свежий выпуск журнала «Театрал», поскольку запамятовала, с этого месяца или со следующего начну получать его по подписке, избавилась от пальта, почитала в книге отзывов всё, что в прошлый раз было написано после меня, и проследовала в буфет.
Поприветствовав буфетчицу, добродушно проворчавшую, что ей уже неинтересно работать среди сплошных знакомых лиц, я уселась на свой любимый стул за свой любимый столик, спиной к залу, а лицом к выходу, и принялась изучать программку, попивая из крошечной кружечки восхитительный кофе с молоком и запивая его ледяной газировкой из похожей на сосульку бутылки – длинной, узкой и покрытой испариной. За этими приятными занятиями время пролетело незаметно, причём буфетчица мне наябедничала, что про меня рассказали одному из актёров, Рыкову, прочитавшему мои отзывы о спектаклях, и что нас когда-нибудь непременно представят друг другу (сегодня, к сожалению, сего знаменательного события не состоялось, хоть он и играл в сегодняшнем спектакле). И вот нас позвали в зал, и я прошла на своё место в середине четвёртого ряда, не оказавшегося на сей раз последним; на сцене стоял стол, и освещённое настольной лампой радио вещало новости военного времени. Этот стол, тахта, да ещё громкоговоритель на стене – вот и все декорации для истории бедного Марата, большего и не надо. А история эта, в Арцибашевской интерпретации, выглядит предельно символично: любовный треугольник в комнате с тремя углами, три человека, помноженные на три временные отрезка – блокадный сорок второй, победный сорок шестой, и пятьдесят девятый на пороге новых перемен. Не три актёра, а девять – и они порою все вместе находятся на сцене, и герои-подростки, герои молодые и герои зрелые постоянно пребывают в тесном контакте между собой: разговаривают друг с другом, подменяют друг друга, спорят, осуждают, подсказывают и так далее.
Постановщики вольны с текстом, переставляя хронологические части сюжета, позволяя воспоминаниям тут же воплощаться в реальность – не позволено воплощаться только мечтам. В этих находках, приёмах, называйте как хотите, – вся основная оригинальность, но оригинальность эта не искажает правды, и это мне понравилось; что же окончательно меня покорило и заставило душой перенестись в пространство сцены – так это периодически звучащие из громкоговорителя песни Высоцкого, в которых бьётся такой же вневременный пульс, какой и в прозаическом слоге Арбузова. Но пора добавить ложку дёгтя в бочку мёда, ибо давненько я этим не занималась относительно театра на Покровке. Главная часть ложки – это образ Леонидика, в роли которого я сразу же после перечтения произведения начала видеть Булдакова, ибо для меня он (Леонидик в смысле, хотя и Булдаков, как актёр, тоже) – романтик, влюблённый поэт, который как мужчина ничем не хуже Марата: да, он позже, чем Марат, становится способным на самопожертвование, зато раньше, чем он, решается открыть свои чувства, а в начале и в конце произведения так вообще выступает, на мой взгляд, как фигура трагическая. В спектакле же я увидела совсем другого Леонидика: в отрочестве, в исполнении уже упомянутого Рыкова, он выглядел слишком уж брутальным – бритый наголо, выглядящий старше своих товарищей, чересчур резкий и озлобленный; в молодости, в исполнении Коршункова, каким бы блестящим тот ни был актёром, он так же смотрится больно бравым воякой, а уж в зрелости, когда его играл Ненашев, предстаёт таким жалким (помнится, и в Пете из Талантов и поклонников, которого так же играл Ненашев, меня раздражала именно «жалкость»), что к нему не испытываешь совершенно никакого сострадания.
Да и любви к Лике ни в одном из этих трёх Леонидиков в данном спектакле не видно – создаётся впечатление, что он просто из своей слабости и беспомощности пользуется Ликиной добротой, испортив жизнь и ей, и Марату, пока ему не доказали его никчёмность, так что в итоге он может показаться зрителям совершеннейшим подлецом, тогда как у Арбузова, у которого вообще не бывает положительных и отрицательных персонажей в принципе, явно не всё так просто, как бывает тогда, когда хорошие становятся счастливы, а плохие вынуждены отступить. При этом, в контраст суровому юноше-Леонидику, юный Марат в исполнении обаятельнейшего Баева слишком мягок и великодушен, тогда как хотелось бы видеть всё наоборот: когда Леонидик понимает и сочувствует, а Марат своими остротами причиняет боль, зрителю, пьесы не читавшему, было бы сложнее догадаться, что Лика всё же любит последнего, а не первого. И если уж начали о Марате, то закончим до конца: молодой Марат здесь неплох, но малоубедителен, ибо игравший его Ищенко и здесь не смог обойтись без своего голливудского улыбона, который так шёл ему в роли Скалозуба, но казался несколько неуместным в роли более серьёзной; взрослый же Марат в исполнении Ненашева не понравился мне совсем – чересчур тяжеловесен, «мужиковат», не вызывает симпатий, и философствования из его уст звучат малость непривычно. Да и вообще все актёры, игравшие героев в среднем возрасте, староваты: героям едва за тридцать, а актёрам явно за пятьдесят, в итоге опять-таки возникает несостыковочка. Но даже при всём при этом спектакль хорош и я могу с чистой совестью вам его порекомендовать – только чур, сначала прочитайте пьесу и составьте своё мнение о ней, ибо у Арбузова может быть бесконечное множество прочтений!
Да и я, пожалуй, как приеду на дачу, откопаю свой двухтомник Арбузова, а с ним и других драматургов 60-х, да и перечитаю все прочие шедевры. Но о чём это я? Ах да, спектакль длился два часа пятнадцать минут без антракта, с моего места видно было прекрасно, хоть впереди и сидели высокие люди; как только он закончился, я перво-наперво протолкалась к книге отзывов и черкнула свои несколько строк, а уже потом получила свою куртку и, попрощавшись со всеми, вышла на свежий воздух. Там снова хлестал ливень, и я с наслаждением потопала по лужам, подставляя мелким прохладным каплям лицо; давно просящие каши туфли промокли сразу же, вскоре и намокшие джинсы плотно прилипли к голым ногам, а мне в кайф! В итоге до метро я дошла вымокшая почти что до нитки и счастливая едва ли не до поросячьего визга. Спустившись в подземку, я поехала прямиком до родной Молодёги, но, выбравшись на поверхность, в обозримом пространстве своего батю не обнаружила; позвонив ему и выяснив, что он будет минуты через три, я решила попусту не мёрзнуть и вернулась в вестибюль станции (и как бомжи там только спят? Жутко же дует, холоднее, чем на улице!). Наконец, минут через пять, мой фавер подъехал и подвёз меня до дома, где я пообедала щами и написала всё вышеизложенное, а сейчас у меня варится початок кукурузы на закуску, а я иду палить френдленту и ленту каментов. А потом – собирать портфель, ибо каникулы кончились и завтра придётся переться в школу, теоретически – на шесть уроков, но если восьмым будут дополнительные занятия по химии, придётся, наверное, идти.
Теперь мне полноценный отдых не светит до самых майских праздников, ибо выходные не особо-то и в счёт, к тому же ближайшее воскресенье у меня уже занято: вместо того, чтобы смотаться на шашлыки вместе со всем Орденом Оранжевого Феникса, я отправлюсь на ДОД в РГГУ. Вот так и живём, так что – до завтра, или уже до сегодня, смотря кто когда это читает, если вообще читает. Вобщем – до новых новостей)

Вчера вечером я дописала пост про наш с Единорогой поход в зоопарк, пропалила ЛиРу и форум, поужинала чем-то, первым попавшимся под руку, затем около получаса блаженно отмокала под прохладным душем, и только потом завалилась спать и отрубилась практически мгновенно. Снилась мне всякая бессмыслица, проснулась я опять сразу же, как только стало светло, но до половины двенадцатого дремала и просто валялась, подумывая о том – о сём, и только тогда встала, настрогала себе бутербродов с сыром, посидела за компом, потом, выйдя гулять с собакой, дошла до универмага, купила клей, вернулась домой и засела за починку приобретённых давеча минек, вооружившись пинцетом, ножом и кусками бумаги для удаления остатков клея. Начала я со скелета, у которого переломы костей были на обеих руках – с первой у меня как-то не очень вышло, я переборщила клея, он засох белёсым слоем и кость стала выглядеть толще, а со второй, державшей щит, получилось уже лучше, причём я этот щит для пущей верности приклеила одним концом к его локтю, чтобы уж точно не отвалился. Затем я приступила к колеснице – приклеила руки, сжимающие копьё, одному из скелетов, приклеила, на всякий случай в двух местах вместо одного, колчан к борту колесницы, затем склеила, наконец, древко штандарта и на всякий случай капнула клеем в точке соприкосновения древка штандарта и древка копья. Вся эта работа оказалась непростой, но в целом терпимой, и когда клей засох и миньки снова можно, хоть и осторожно, лапать, я устроила им фотосессию, а затем методом уплотнения (часть ряда оловянных солдатиков отодвинулась на задний план, к пластмассовым всадникам из Политеха) нашла им видные местечки на своей полке для коллекций и сувениров.
Выложив фотки, я списалась в аське с Авиусом и Единорогой и от последней узнала, что по истории задавали доклад на одну страницу про какого-нибудь героя ВОВ – эт мы можем, эт нас хлебом не корми, было бы время и не было бы лени!.. Тем временем я засела обедать щами, а на улице так припекало, словно бы уже август на дворе; в комнате, соответственно, стало жарко, и я торжественно открыла сезон сидения за столом перед распахнутыми рамами. Пообедав, я засобиралась в путь и вышла на свежий воздух в одной майке, накинув расстёгнутую куртку только для проформы – чтобы мама не жужжала, ну и на случай вечернего похолодания; а поскольку вышла я опять пораньше, я пошла пешком до метро, то бишь сначала до Молодогвардейки, где я заглянула на почту и получила сразу несколько журналов и газет, а уже потом, дворами, в коих раньше обитала, до метро, остановившись только, чтобы сфотографировать зацветшие крокусы. Табло над ним показывало температуру +21 – новый рекорд и всё такое, у весны явно начался весьма бурный роман с летом; естественно, мне после короткой прогулки чертовски начало хотеться пить, поэтому прежде, чем спуститься в подземку, я приобрела бутылку холодного чая, промочила горло и засунула её в карман куртки. В метро же я, сев в вагон, забилась куда-то в уголок, открыла одну из газет и зачиталась, прервавшись только, чтобы сфотографировать тоннель через стекло, когда поезд ненадолго остановился в нём, так что чуть было не проехала свою Курскую и выскочила на платформу буквально в последний момент. Убрав в торбу злополучную газету, я выбралась на поверхность, перешла подземный переход и потопала неспеша по Земляному валу до самого входа в театр на Покровке; на сей раз я пришла не за час и даже не за полчаса, а всего за пятнадцать минут, так что народу там в холле было уже порядочно, но я издалека прокричала приветствие администраторше, билетёрше и гардеробщику, помахала им лапой и только потом протолкалась поближе.
Купив программку, сдав куртку и сходив к книге отзывов посмотреть, что в прошлый раз написали в ней после меня, я, перекинувшись с вышеназванными тремя несколькими фразами, отправилась поздороваться с буфетчицей; моё любимое место спиной к залу было уже занято, и я села на ещё в прошлый раз облюбованный столик у стены, изучила программку, выпила крошечную кружечку восхитительного кофе с молоком и съела, за неимением моих любимых трюфелей, какую-то плитку молочного шоколада. От нетерпения я рано ушла из буфета и встала в холле у стены, и оставшиеся минут десять тянулись для меня дольше нескольких часов; но, наконец, в зал впустили, и я заняла своё место в середине третьего ряда – оттуда было великолепно видно ещё и потому, что передо мной никого не сидело, то бишь располагалось пустующее сиденье. Ну да не буду больше вас томить и скажу несколько слов о спектакле «Последние страницы из дневника женщины» в постановке Андрея Максимова, в полуторачасовое, без антракта, действие которого уместилось не только всё одноимённое произведение Брюсова, но и восхитительные романсы на его стихи, и хореография под просто красивую музыку Ильи Тилькина. Стоит ли добавлять, что я снова стала свидетелем зрелища неподражаемо талантливого, шедеврально изысканного, предельно искреннего, волшебно живого? Надо ли уточнять, что столько тончайших оттенков чувств и эмоций не только в книге не прочтёшь, не только на экране не увидишь, но и вряд ли увидишь с ещё какой-нибудь сцены (да-да, скажите мне, что где-то в мире есть место, где ставят всё этолучше – я не поверю!)?..
Надо, пожалуй, только в шестой уж раз поклон до земли отвесить актёрам, которые всю эту противоречивую, пёструю стихию воплощают в реальность с таким мастерством, что оно кажется лёгкостью, которые так плачут и так смеются, что не возникает сомнений в том, что эта реальность – материальна, осязаема, что так, именно так было, или есть, или может быть. Здесь все на своих местах, все предстают такими, какими их и представляешь при чтении повести: и Талия – Гребенкина (ну, она выше всяких похвал, где бы я её ни видела, везде она творит маленькое чудо), и Лидочка – Жигунова (так сыграть женщину, влюблённую в женщину, чтобы это было видно с первых минут, определённо надо уметь), и Модест – Стукалов (всё чаще подумываю о том, какой бы великолепный из него вышел Великатов), и Володя – Булдаков (чёрт возьми, что ж он такой милый-то? Это уже просто как-то чересчур ^^), и следователь – Чудаков (оказывается, он умеет быть не только смешным, но и серьёзным, хотя Молчалинские «умеренность и аккуратность» и здесь в нём сквозят). А ещё очень приятно было видеть, что Булдаков и Чудаков ещё и замечательно умеют играть на гитаре и петь, а Гребенкина и опять-таки Булдаков ещё и танцевать умеют так, что залюбуешься. Короче говоря: я снова в восхищении, чувство после просмотра осталось не тяжёлое, как можно было бы предположить, а очень даже светлое и радостоное, с нетерпением жду воскресенья, когда пойду смотреть Бедного Марата, и определённо не успокоюсь, пока не пересмотрю весь репертуар, чего и вам неустанно советую. После спектакля я спустилась вниз, протолкалась к книге отзывов, черканула свои несколько строк, отстояла очередь в гардероб и, попрощавшись со всеми, вышла; на улице по-прежнему было тепло, так что я не стала застёгивать куртку и потопала обратно по Земляному валу нараспашку.
Вскоре я уже спускалась в метро, а там и ехала в вагоне, снова уткнувшись в газету; долго ли, коротко ли, а я добралась до родной Молодёги, поднялась на поверхность, и там меня уже поджидало папино авто – он и подвёз меня до дома. Там, засев за комп и принявшись строчить всё вышеизложенное, я на ужин под поедание какой-то булочки уговорила целых три кружки некрепкого кофе (по две ложки кофе на кружку и без сахара, а то обычно я валю столько ложек кофе, что уже едва размешивалось) – определённо мне надоел крепкий кофе, как надоело и постоянное радио в ушах: видимо, и у меня, как и у природы, весенний срыв крыши начал постепенно сменяться летним разморённым спокойствием. Посмотрела на сайте ЦДО РГГУ результаты олимпиад – ни в одной из них я ни одного из трёх призовых мест не заняла, но количеством баллов вполне удовлетворена: они наглядно подтверждают, что я не гений, но английский знаю очень хорошо, литературу – просто хорошо, а историю – нормально (знала бы лучше, кабы не дурная память на даты и прочие цифры); теперь в воскресенье буду сдавать экзамены в лицейские классы, очень уж хочется сдать, так что держите кулаки за меня, лентяйку нифига-не-готовящуюся, уже сейчас. На завтра у меня запланирован вторичный поход на выставку японской ксилографии в Пушкинку, сорвавшийся у меня в понед, а послезавтра надо будет непременно выбраться куда-нибудь на природу: каникулы – не каникулы без вылазки в какой-нибудь парк с последующими там блаженными блужданиями в гордом одиночестве!.. На том я и прощаюсь с вами до новых новостей, да, знаю что я сволочь новых-читателей-нифига-не-приветствующая, да и фотки-не-выкладывающая, да и в-сообщества-не-постящая, но всё потом, родные, всё потом!.. =)

Итак, с трудом досидев за компом до приличного для выхода из дому времени, я снова оделась, покидала в торбу всё необходимое, опустила плеер в карман куртки, включила в ушах Наше радио, и решила на сей раз отметить температурный рекорд в столице отказом от сменки, сразу же по выходу из дома вместо сапогов надев туфли. Вышла – и пошла пешком до метро, то бишь сначала до Молодогвардейки, потом через дворы, в коих три года назад жила; на улице тепло, солнечно, сухо, коты греются на подоконниках, свежей стружкой пахнет со стройки, и вообще всё очень хорошо и весенне. Дойдя до метро, я спустилась в подземку, села в вагон, поехала; поскольку я не выспалась сегодня, вскоре я блаженно задремала и в таком состоянии едва не проехала нужную мне Курскую. Там выспавшаяся и бодрая я выбралась на поверхность, перешла подземный переход и, снова под радио, потопала неспеша по Земляному валу – а времени было до спектакля ещё великое множество, посему я решила свернуть в Яковоапостольский переулок. Двигаясь по нему, я всё больше убеждалась, что в этом переулке и других, с ним связанных в единую старомосковскую паутину, обитает некий весьма плодовитый художник, ибо граффити из дворов начали уже выбираться на открытое пространство, так, чтобы видно было с дороги, ему уже начало не хватать стен – даже стоявший у тротуара зелёный фургон красовался нарисованным на боку драконом, коего я с удовольствием сфотографировала. Дойдя до конца переулка, я вошла на территорию храма апостола Иакова, который уже фотографировала некогда, но внутрь ещё не заходила; во дворе гуляли молодые мамаши с колясками, а происходящее в храме было слышно из динамиков.
Теперь я зашла в храм – большой, светлый, уже украшенный к Пасхе; как раз шла вечерняя служба, и я отстояла её до конца, и тоже так уютно на душе стало – я ведь, кажется, с самого Рождества не стояла на службах, всё спешила куда-то, пробегала мимо храмов или забегала на минутку – другую… Когда я вышла из храма, до спектакля оставался ещё час, и я по-прежнему не торопясь вышла обратно на Земляной вал и пошла по нему дальше; больше слушать радио не хотелось, и я, немного пройдя с болтающимися на шее наушниками, смотала провода и засунула их в карман. Вскоре я добралась до дверей театра на Покровке, постояла немного на свежем воздухе, разглядела афишу к Последним страницам из дневника женщины, на кои пойду в четверг, убедилась, что Володю будет играть Булдаков, как я и предполагала, и помечтала немного на тему, как это будет выглядеть, а потом администраторша сама, буквально под руку, затащила меня внутрь – она уже выучила моё имя, и, похоже, после этого я стала ей совсем родной. Поздоровавшись с новой, незнакомой мне ещё билетёршей, купив программку и сдав куртку в гардероб, я подошла к пианину полистать книгу отзывов и посмотреть, что писали люди о спектаклях, на которых я была, после моих записей; администраторша и гардеробщик тем временем затеяли спор, дерьмовое кино или эстетическое показывают в закрытом показе, и в нём я приняла сторону последнего, рассудив, что фильмы там демонстрируют хорошие, просто на любителя. Затем я незаметно ускользнула от них во владения буфетчицы, впервые нашла свой любимый столик занятым и села за другой, стоявший у стены, на котором красовался керамический ёжик, сидящий на набитой соломой керамической же трубке, и принялась изучать программку, купив бутылку газировки, за неимением минералки, и последний оставшийся из своих любимых трюфелей.
На этикетке бутылки значилось: «встряхнуть перед употреблением» или нечто вроде того – ну, я и встряхнула, а потом попыталась открыть… гейзер пролился мне в рукав, досталось и джинсам, и скатерти, и стулу. Стянув с руки промокший алисовский пульс и упихав его в карман, я невозмутимо протёрла салфеткой программку, которую читала, вытерла руки об штаны и пригубила газировки, оказавшейся весьма оригинального и специфического вкуса, похожего на Нарзан, и с не менее оригинальным названием «Калинов родник» или нечто вроде того. Долго ли, коротко ли, а в зал позвали, я прошла на своё место в третьем ряду – оно оказалось крайним слева, у самой стены, то бишь у тёмного полотнища, её заменяющего, но впоследствии выяснилось, что видно оттуда просто прекрасно, всё основное действие происходило как раз прямо передо мной. Однако не буду забегать вперёд и перейду непосредственно к самому спектаклю, а начну, что логично, с первого действия. В нём сразу же в мещанскую атмосферу Женитьбы неудержимо врываются и органично вписываются Вечера на хуторе близ Диканьки – поющими романсы и народные песни крестьянами с гитарами и гармонью, отчего происходящее становится ещё более Гоголевским; однако одним фольклором да ретро дело не ограничивается – в первом действии поют и танцуют решительно все, даже испанские ноты звучат на всеобщем веселье, на маленьком пространстве сцены актёры пускаются вприсядку, водят хороводы и ручейки. Всякая реплика, всякий жест более чем смешны – они вызывают всеобщий гомерический хохот, здоровый, громкий, и одновременно кипящая на сцене жизнь – настоящая, живая, не возникает сомнений в том, что так вполне бывает на самом деле, в этой жизни ругаются и дружатся, выпивают и фотографируются, мечтают о счастье и, как и должно, не достигают его.
Впрочем, случается это уже во втором действии, после антракта, который я снова весь просидела в зале, на своём месте; те зрители, что не ушли в буфет, вышли на пространство сцены, разглядели декорации, некоторые фотографировались, садясь на пуфик перед створчатым зеркалом-трюмо, и я пожалела, что свой фотик оставила в кармане куртки – театральный антураж, без человеческого присутствия, и я бы с удовольствием запечатлела. Но поскольку, напоминаю, фотика у меня с собой не было, мне только и оставалось, что с нетерпением ждать следующего действия – и, наконец, оно началось. Второе действие вышло более спокойным и созерцательным по сравнению с первым, богатым на философские монологи и романтические моменты, и к его концу пришло осознание спектакля как единого целого, начинающегося и заканчивающегося хором, поющим в полутьме за занавеской пронзительные строки: «Молчи, грусть, молчи, не тронь старых ран…», причём в финале эти тени ещё и держали в руках свечи, огоньки которых вдруг явственно превратились в маленькие звёзды. Смотреть этот спектакль надо не как обычную музыкальную комедию, но как энциклопедию русской жизни, в который каждый найдёт главу про себя; он – весёлый и печальный одновременно, одновременно широкий, просторный – и бытовой, домашний, а главное – очень мудрый, очень правильный. И снова талантливейшие актёры играют великолепно, будь то очаровательная дурочка Агафья Тихоновна (Булавко) или чертовски обаятельный и харизматичный Жевакин (Сухинин, вчерашний не менее удачный городничий), прирождённая тамада-полиглот сваха Фёкла Ивановна (Швыдкова) или настоящий аристократ Подколесин (Смирнов, замечательной игрой которого мне уже доводилось любоваться в Кроткой), и снова раз пять они выходят на поклон под несмолкающие овации. В общем – я в пятый уж раз настоятельно советую заглянуть вам на Покровку, господа, за хорошим настроением, душеспасительным жизнелюбием, множеством поводов улыбнуться, задуматься, удивиться, восхититься.
Когда спектакль наконец закончился (а шёл он почти три часа), администраторша, схватив меня под руку, провела меня по другой лестнице, расспрашивая, понравилось ли мне; вырвавшись от неё, я протолкалась к книге отзывов и третьей черкнула свои несколько строк, не могущих, естественно, выразить и половину той любви, кою я испытываю к коллективу Покровки, и тех перехлёстывающих через край эмоций, что дарят их искромётные выходки. Затем я отстояла очередь в гардероб, надела свою куртку, попрощалась со всеми, вышла на улицу, включила радио и за пару песен добежала обратно по Земляному валу до метро. Спустившись в подземку, я вскоре домчалась до родной Молодёги, где, стоило мне подняться на поверхность, меня уже поджидал приехавший за мной фавер, дабы подбросить до дома. Дома же я, приземлившись за комп, подкрепилась питой и сыром, написала всё вышеизложенное, теперь вот надо будет ЛиРу пропалить да форум, а там и спать ложиться, хоть завтра и не надо рано вставать: впереди ещё целая неделя каникул, целых семь насыщенных дней, и завтра, напоминаю, я вторично буду в Пушкинке, на выставке японской ксилографии. Так, до завтра, и не позже, я и прощаюсь, следите за новостями)

Вчера вечером я поужинала, посмотрела новости, убедилась, что никакого КВНа, хоть и пятница была на дворе, мне устраивать не собираются, переключила на 2x2 и принялась пялиться в мультики. Попялившись так до полуночи, я вырубила телек, почистила зубы, да и легла спать, включив в ушах Наше радио и пялясь в потолок с блаженной лыбой от осознания того, что на следующий день не надо рано вставать: поскольку мама всё ещё болела, я не стала заводить будильник, ибо отпала необходимость рано поутру срываться на день открытых дверей в РУДН. Я долго не могла заставить себя остановить великолепную ночную подборку, одними губами беззвучно подпевая любимым песням, но потом обнаружила, что уже начинаю дремать, и всё-таки выключила плеер. После этого я отрубилась на удивление быстро и даже не услышала, когда от меня ушёл собак, оставшийся поначалу ночевать со мной и вскоре отвоевавший себе добрую половину и без него узкого дивана, служащего мне кроватью. Снилась мне какая-то гадость, благополучно, впрочем, забывшаяся под утро, но если я всё-таки что-нибудь да вспомню, то непременно сообщу. Проснулась я в районе одиннадцати утра, повалялась немного, да и встала, поскольку семью надо было кормить; насморк, боль в горле и прочие признаки простуды у моей родительницы уже прошли, осталась только температура в районе 37-ми, но я, упирая на то, что я с такой температурой в школу иногда хожу и ничего, убедила её отпустить меня вечером в театр. Затем я посидела немного за компом, пропалила ЛиРу и форум, вспомнила про собака, выгуляла его, а вернувшись, потрепалась в аське с Единорогой, а потом с Авиусом, после чего мы с ним переместились в ролёвку, и я попутно настрочила всё вышеизложенное; у меня немного болел желудок, но я решила не обращать на это внимания, и только ограничилась парочкой яблок в качестве завтрака и бутербродом с сыром в качестве обеда.
После часового перерыва в ролёвке мне пришлось начать играть за двоих, ибо Мора угораздило лечь в больницу (что-то в последнее время то один, то другой там оказывается, что за сезон!), а в половине пятого я сбежала оттуда, ибо пора уже было собираться. Собралась, вышла, плеер в кармане куртки, пульт прикреплён к полурасстёгнутому вороту, в ушах играет Наше, помогая забыть о боли в желудке, а с неба льётся тёплый весенний дождь, крупный, быстрый, и так приятно под ним идти, запрокинув голову, и мокнуть, и дышать таким изумительно вкусным влажным воздухом!.. Добравшись до автобусной остановки, я увидела, что под навесом люди обсидели всю лавочку, так что и не приткнёшься, и не стала никого сгонять, а запросто уселась на низкую и скользкую металлическую трубу, служащую оградой газону. Вскоре подошёл автобус, я влезла в него, доехала до метро, спустилась в подземку, засела в вагон; когда я уже проезжала Площадь революции, до меня дошла sms-ка от Алексея Д, что-де он в гордом одиночестве дует пефко на Молодёге, ибо собрался расписывать «лозунгами» мой многострадальный район, а «бойцы» не доехали, и ему теперь требуется компания, однако пришлось мне обломать человека (я походу вполне могла и мимо него пробежать, когда в метро спускалась – с меня станется!). На Курской я вышла привычно в нужную сторону, перешла дорогу по подземному переходу и неспеша, опять под дождём, опять под радио, двинулась по Земляному валу. Сама того не заметив, я добралась до дверей театра на Покровке, ввалилась в уютный холл, поздоровалась с администраторшей, билетершей, гардеробщиком; первая уже запомнила, что у меня имеется некая отличительная черта в виде необычайно мелкого и неразборчивого почерка, но имя ещё не выучила – пришлось напомнить, и она с тех пор меня весь вечер называла по имени, так что публика, вероятно, уже решила, будто мы родственники.
Избавившись от пальта и переобув сапоги на туфли (да-да, я теперь в этот театр со сменкой, он мне уже как дом родной), я купила программку, изучила репертуар на май и тут же купила два билета по двести: на 3 число, субботу, на Бешеные деньги, и на 23 число, пятницу, на Уроки музыки по Петрушевской, как раз к её юбилею. Далее, по традиции, я проследовала в буфет – там многое изменилось: на столах стаканчики с салфетками сменили всевозможные вазочки с кошками, наверняка часть коллекции буфетчицы, с коей мы снова очень тепло поприветствовали друг друга, а вместо одинаковых поросят на столах теперь стояли разные фигурки – впрочем, на моём любимом столике всё равно остался поросёнок, только теперь другой, в костюме божьей коровки. Я уселась за свой любимый стул спиной к залу, не стала ничего есть, даже своих любимых трюфелей, а только бутылочку минералки купила, и поизучала программку, пока не позвали в зал; незадолго до этого мне пришла sms-ка от Единороги, что она сможет сходить со мной в Урфин и в зоопарк в четверг, но мне и её пришлось обломать, ибо я вспомнила, что четверг будет десятым числом, а десятого я иду на спектакль – на Последние страницы из дневника женщины. Моё место было в середине последнего четвёртого ряда, и видно оттуда было бы ничуть не хуже, нежели со всех остальных мест, то бишь видно было бы прекрасно, если бы впереди меня не сидел весьма высокий мужчина и мне не приходилось бы наклонять голову то влево, то вправо, чтобы разглядеть то, что загораживала его голова.
Однако пора уже и о спектакле; начался он с того, что для обсуждения известия о прибытии ревизора полицейские притаскивают в дом городничего полусонными, в ночных рубахах, посреди ночи, после чего они садятся пить водку, а периодически возникающие девушки их бреют, подкармливают и одевают. Бобчинского и Добчинского, чего и следовало ожидать, чертовски смешно играли братья - близнецы Виктор и Вадим Яцук, говоря хором и даже совершая одинаковые движения. Посылая служанку проследить за дрожками, Анна Андреевна (Светлова) и Марья Антоновна (Елена Яцук) обращаются в зал, а Осип читает свой монолог, неожиданно не только оказавшись в одном с ними сценическом пространстве, но и пытаясь к ним приставать. Хлестакова (самого обаятельнейшего Хлестакова из всех, каких себе можно только представить, ибо играл его Булдаков, в коего я ещё в роли Чацкого влюбилась) носят на руках в прямом смысле этого слова, ещё и подушку под голову подложив, а когда он читает свой монолог, завираясь о своей петербургской жизни, не возникает сомнений в том, что он действительно пьян, настолько правдоподобно, лихо, но без перегибов, было это сыграно. Потом – антракт; я осталась сидеть в зале, наблюдая за сменой реквизита и блаженно вытянув ноги, ибо таскаться в буфет и из буфета только для того, чтобы пафосно там посидеть и ничего не съесть, не считала нужным. После антракта были в лучших традициях настоящей комедии обыграны сценки, в которых чиновники по очереди давали взятки Хлестакову – каждое слово было настолько удачно обыграно жестами, позами, взглядами, что и сам Гоголь, смею предположить, и представить себе не мог, что в этих сценах на самом деле во сто крат больше смешного, чем вложено в сам текст пьесы. После пикантного, но не пошлого эпизода с «ухаживаниями» Хлестакова за женой и дочерью городничего гости сначала поздравляют городничего, а затем читают письмо Хлестакова к Тряпичкину, просунув головы в отверстия на полотнище, на котором были нарисованы дамы и кавалеры – так просовывают головы в раскрашенные картонки для смешных фотографий, причём некоторые мужские головы оказались приставленными к мужским телам, а женские – к мужским. Но вот самолично Хлестаков объявляет о прибытии настоящего ревизора, расписное полотнище падает, и актёры на долю секунды предстают перед зрителями совершенно голыми, с визгом прикрывающими срам руками, а на поклон выходят за снятым со стены русским флагом, так чтобы только головы и ноги из-за него торчали. Как видите, спектакль просто переполнен символическими находками режиссёра, – в частности, если верить тому, что Гоголь задумывал свою немую сцену как сцену Страшного суда, полагаю, что именно такими, обнажёнными во всех своих грехах, встретят люди неожиданное явление архангела Гавриила с огненным мечом, – но при этом ему не изменяет чувство меры. Грань между вневременностью классики и реалиями окружающей нас жизни проведена очень тонко – но всё же она видна, видна и тогда, когда Хлестаков пишет письмо Тряпичкину «иероглифами», и тогда, когда губернатор с женой, мечтая о своей будущей жизни в Петербурге, называют его попросту «Питер», и при этом всё это нисколь не выбивается из общего контекста постановки. Актёрская игра, как всегда, великолепная, искренняя, живая, от души, особенно порадовали городничий – Сухинин, бравый командир с брутальным голосом, военной выправкой и мудрой старческой философией, и Хлестаков – Булдаков, не только потому, что он милый, но и потому, что ему, как мне начинает казаться, любая роль по плечу – и трагическая, и комическая, а это здорово. Короче говоря, сегодня я посмотрела самую оригинальную, смелую, нехрестоматийную и неканоническую работу Арцибашева, работу, в которой творческая фантазия хлещет как из рога изобилия, и она чертовски мне понравилась, подарив не только хорошее настроение и множество позитивных эмоций, но и повод всерьёз задуматься над словами городничего: «Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!». Так что всем советую смотреть классику на Покровке: здесь её не искажают и не извращают, но и не пересушивают её, не превращают в скучный музейный экспонат. Читать дальше!

Итак, в районе шестого часа я снялась с места, выложив предыдущий пост, и отправилась в путь, в театр на Покровке, смотреть Кроткую по Достоевскому: дошла до автобусной остановки, – теперь вместо снега, как утром, шёл дождь и было пасмурно, как вечером, – дождалась маршрутки, доехала до метро, спустилась в подземку, засела в вагон. На дорожку я прихватила брошюрку со списком необходимой программной литературы из книжного магазина РГГУ – там были примерные задания теста, как раз по Герою нашего времени, которого мы только что прошли, и мне захотелось их решить (следует признать, не самые простые задания). И вот я доехала до Курской, вышла на Земляной вал, где выучила уже каждый переулочек, каждого ошивающегося возле метро бомжа или укурка в лицо, бодро двинулась по нему до театра, в который уж раз, распахивая дверь, получила по носу крупной холодной каплей, упавшей с навеса над дверью. Перво-наперво я купила программку у девушки, заменявшей сегодня администраторшу, посмотрела отзывы о предыдущем спектакле, на котором я была, о Талантах и поклонниках, написанные уже после моего ухода, и только потом сдала пальто в гардероб. Подойдя поздороваться с билетёршей, – она снова весьма умилилась меня видеть на третьем уже спектакле, – я выкупила свои билеты на Женитьбу (6 апреля) и на Бедного Марата (13 апреля), а так же не удержалась от того, чтобы не посмотреть репертуар на апрель, наконец-то появившийся в бумажном эквиваленте, и не купить ещё билетик всего за 150 рублей на Ревизора на 5 апреля (будет у меня два спектакля подряд, да ещё учитывая, что 6 апреля у меня олимпиада в РГГУ, а 13-го – вступительные экзамены либо в лицей при ЦДО РГГУ, либо в школу «Интеллектуал», я ещё не решила, куда буду сдавать).
Так, с целой пригоршней билетов в руке, я и прошла в буфет, поздоровалась с буфетчицей, купила бутылку минералки и полдюжины своих любимых трюфелей; мой излюбленный столик снова никто не занял, и я, усевшись за него, смолотила все трюфели и запила их водой, изучая программку. В оной значилось, что спектаклю поставил Равик Смирнов, а играют в нём только два актёра – Александр Смирнов (вероятно, сын постановщика, да к тому же киноактёр) и Наталья Гребенкина (об чём мне ещё в прошлый раз буфетчица проболталась и чему я как была, так и остаюсь несказанно довольна). Напротив меня, в этаком предбаннике, курил молодой китаец (или японец, или кореец или чёрт знает кто ещё, не суть важно) с длинными чёрными волосами в хвост, смахивающий на Ли из Гангрейва – я почему на него обратила внимание, потому что я уже на третьем спектакле его вижу здесь, к тому же он и сам на меня пялился; к тому же, когда народу собралось достаточно, я уже вышла из буфета в холл и публику начали пускать в зал, места наши оказались рядом. Ну да хватит о совпадениях: место моё было на третьем ряду, но на изрядном возвышении и к тому же с краю, так что я снова не могла нарадоваться на видимость; три ряда, так что мой был последним, были по одну сторону от пространства, заменявшего сцену, а ещё два ряда – по другую от него сторону, так что ощущение домашности ещё более усугубилось. Перед зрителями предстал длинный стол, по противоположным концам которого актёры сидели неподвижно: Она – перед иконой на полотенце, Он – перед револьвером; когда все заняли свои места, свет начал гаснуть, и под плавную церковную музыку полуторачасовой спектакль начался.
Поскольку на программке значился эпиграф: «Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божьего» (Апостол Павел), и сам спектакль был в ней же назван «трагедией духа человеческого», я изначально пыталась рассматривать происходящее в религиозном ключе, что было несложно – эдак частенько трактуют «Кроткую», и трактуют примерно следующим образом: Она, закладывая икону Богородицы человеку, отрекомендовавшемуся Мефистофелем, уподобляется ангелу, продавшему свою непорочную и невинную душу демону, и тот губит эту душу, заставляя её испытывать непосильные муки, как огонь губит мотылька, прилетевшего на свет. Да, икона в этом спектакле – центр, средоточие всего, она озаряет всё тёплым светом, вселяет надежду, укрепляет веру, предостерегает от ошибок, но сюжет в нём куда как глубже: Он – не воплощение зла, он всего лишь обладает некоторыми пороками, но в конце он раскаивается в своих поступках, и мы видим его прямой путь через искупление к освобождению от этих пороков; Она изначально не только горда и насмешлива, но и своенравна, решительна, самостоятельна, весела и беспечна, и лишь потом, чуть было не совершив страшного преступления, она становится – нет, не кроткой, а смиренной, учится любить своего мужа не громко, а тихо, незаметно, добровольно обрекает себя на монашеское существование, и вот уже то, что может показаться нам страданиями, для неё обращается радостью, ибо, покинутая, брошенная, одинокая, она обретает долгожданные покой и гармонию с собой.
Так что в этом спектакле не страдания погубили Её – погубило её «прозрение» Его, его искренняя и страстная, но слепая, непонимающая и неожиданная любовь, ворвавшаяся в её устоявшийся, привычный маленький мирок, нарушившая её самопринесение в жертву Богу, не пожелавшая оставить всё ТАК и тем самым напугавшая её пуще всего, что могло бы ещё произойти. Но и это – поверхностный взгляд, на самом деле там гораздо больше слоёв, и необычайно интересно продолжать размышлять над этой историей, не забывая и о том, что Достоевский, величайший гуманист, не только преступлений, но и преступных намерений никогда не прощал даже самым лучшим героям и всегда весьма жестоко карал их за оные, а так же, как человек очень верующий, признавал только путь веры путём истинным. Я же, как Достоевского преданный поклонник, с заведомым критицизмом ожидала традиционного прочтения – тёмного, мрачного, давящего, но ожидания эти не оправдались: постановка вышла лёгкой и светлой, произведение труднейшее и глубочайшее было передано с невероятными изяществом и любовью, при этом сохранив мельчайшие чёрточки. А игра актёров – бесподобно живая, невероятно талантливая, без единого фальшивого слова, без единого фальшивого жеста, так что не верится, что это игра, а не истина! А оригинальный подход к постановке, ничего не осовременивший, не опошливший, а только подчеркнувший достоинства и актуальность повести! А визитная карточка Покровки – необычайно к месту приходящиеся песни и танцы!.. Короче говоря, я в восхищении, я в который уж раз соприкоснулась с чем-то шедевральным, что невозможно понять до конца, до чего надо будет ещё дорасти. Единственное – нет, не разочарование, пожелание – что зря в спектакле не прозвучала ключевая, на мой взгляд, фраза из повести: «Люди, любите друг друга!..»
Так прошёл спектакль; единственное, что за всё это время слегка помешало мне наслаждаться прекрасным – это то, что сначала два-три человека неподалёку от меня довольно-таки громко шептались, а потом в самом начале спектакля встали, ушли и больше не возвращались. Когда загорелся свет и усталые актёры несколько раз вышли на поклон под несмолкающие овации, к ним, наконец, присоединился, как я поняла, сам Равик Смирнов и, почти совсем мне неслышимый из-за собственного тихого голоса и шума у меня над головой включившихся кондиционеров, долго говорил о спектакле, благодарил актёров. Потом публика начала выходить, я второй пробралась к книге отзывов, отчаянно заедающей ручкой накарябала свои пару строк, потом забрала пальто из гардероба, оделась, вышла и двинулась в обратный путь по Земляному валу… нет, я положительно не доживу до апреля, если не посмотрю ещё что-нибудь в марте!.. Добравшись до метро, я спустилась в подземку, и не прошло и получаса, как я приехала на родную Молодёгу, где меня подхватил, как и было договорено, мой фавер и подвёз до дома. Дома же меня ждал «сюрприз» - в моём компе стоял прошлогодний винчестер, а новый, свежеклонированный, стоявший у меня до ухода в театр, пропал: пропали новые картинки, тексты, фильмы, новые фотографии, которые я ещё не выложила, новая музыка, которую я ещё не слушала, новые ссылки в избранном, вобщем, всё, успевшее появиться с начала этого учебного года! Да и мышь стояла другая, медленно ездящая, с трудом кликающаяся, моя прежняя мышь тоже исчезла. На просьбу вернуть винчестер батя мой среагировал, как обычно, неадекватно, разбив мою старую мышь об пол и вдосталь наоравшись, поугрожав, по своей привычке, «отформатировать всё нахрен»; впрочем, я уверена, что вин мой никуда не испарился и я его найду, а пока и без него обойдусь. Короче говоря – до завтра, любимые! Следите за новостями, не скучайте без меня)

Сказ о том, как в день выборов Феникс выбрал культурное времяпровождение:
Вчера вечером я посмотрела новости, уничтожая брынзу и кумыс, потом попялилась в какой-то идиотский «Цирк со звёздами» или как там это называется, потом выучила билет по русскому, посидела немного за компом, почистила зубы, перечитала ещё главу Кроткой и легла спать. Спалось плохо, а думалось о всякой ерунде, преимущественно о моём дурацком прошлом начиная с самого прераннего детства, очень хорошо, посему я сначала сидела на кровати, глядя, как одно за другим гаснут окна соседнего дома вплоть до полной его слепоты, а потом лежала, ворочаясь с боку на бок, пока, наконец, размышлизмы меня не отпустили и я не отрубилась. Зря, зря я втыкала перед сном в цирк, ибо именно он мне и приснился, причём были мы там вместе с моей мамой и сидели довольно близко от арены. Вскоре объявили очередной номер: дрессированные звери выйдут на арену без дрессировщика! По залу прокатился удивлённый ропот, а на опилки тем временем выехали несколько маленьких кареток, влекомых лошадьми и сопровождаемых шимпанзе; шимпанзе открыли двери кареток, и внутри оказались собаки, но вылезать наружу они не желали. Среди четвероногих артистов нарастало волнение – беспокойно ухали шимпанзе, лошади переминались с ноги на ногу, собаки ёрзали в каретах. Так прошла минута, другая, и нам с мамой пришло в голову взять ситуацию в свои руки – мы спустились на первый ряд и, огибая круг манежа, решительно отправились за кулисы и, свернув куда-то вправо от входа туда, зашли в какую-то маленькую комнатушку. Там оказалось несколько человек, и среди них – приземистый, чуть полноватый усатый мужик, сидевший на стуле.
Я вежливо обратилась к нему, сообщив, что его животные ни в какую не желают выступать без него, но он только промямлил в ответ что-то вроде того, что таков номер и скоро всё пойдёт своим чередом, просто звери должны справиться с незнакомой обстановкой самостоятельно, без посторонней помощи. В итоге мы с мамой вышли из-за кулис несолоно хлебавши, но на свои места не пошли, а сели на стулья, стоявшие зачем-то перед выходом на манеж – оттуда нам всё было видно как на ладони. Вскоре один самый инициативный шимпанзе сам полез в одну из карет, в которых сидели собаки; пёс, подвергшийся неожиданному вторжению, попятился, забился в угол своего тесного экипажа и неуверенно оскалил зубы. Шимпанзе это, видимо, окончательно рассердило – он ухватил пса за ногу и принялся вытаскивать наружу, а перепуганная собака отчаянно упиралась и верещала. У меня сердце кровью обливалось смотреть на такое, и, наконец, я не выдержала – вышла на арену, подошла к шимпанзе и шлёпнула его по руке, рявкнув: «Убери свои грязные лапы!». Тот, боясь наказания, немедленно отскочил подальше, а я сгребла в охапку дрожащего пса и села обратно на стул. Я предлагала маме вернуться на наши места в зале, чтобы поскорее унести пса – он оказался чем-то вроде метиса пуделя, довольно-таки немолодым – подальше от арены, но она оставалась непреклонна, и так мы и сидели на стульях – я в обнимку с псом, кляня себя за то, что зарекалась ходить в цирк и тут вдруг пришла, а мама рядом; тем временем по арене чинно дефилировали шимпанзе верхом на лошадях, и одна лошадь ежесекундно описывала круги вокруг своей оси, поскольку её мохнатый всадник слишком туго затянул повод с одной стороны, и бедная коняга вынуждена была поворачиваться.
Вскоре слева от мамы на свободный стул уселся какой-то дядька – очевидно, артист цирка; потом ещё один дядька сел справа от меня и начал ласкать пса и разговаривать с ним, называя его по имени (имя это я забыла, помню лишь, что оно начиналось на А и было красивым и звучным) – очевидно, он раньше работал с ним вместе. Мы разговорились с этим дядькой, не помню, о чём – помню только, что после этого разговора я спросила маму, можно ли мне взять этого пса к себе домой, а она, всё ещё пребывая в каком-то ступоре, равнодушно махнула на меня рукой и ответила, что мне всё можно. На том я и проснулась – проснулась от шума, раздававшегося из соседней комнаты: как выяснилось позже, это папа проспал на работу и решил остаться дома. Я ещё несколько минут повалялась и встала, пожарила себе блинчиков с ежевикой, позавтракала, посидела за компом, законспектировала всё вышеописанное, да и отправилась в путь-дорогу. Я вывалилась на свет Божий, Дотопала до автобусной остановки и долго прождала маршрутки, доехала до метро, купила журнальчик свежих комиксов, спустилась в подземку, вскочила в вагон и поехала. Путь мой лежал до Площади революции, где я снова на счастье потёрла блестящий нос изваяния партизанской собаки, пересела на Театральную и доехала до Маяковской. На Маяковской я сто лет не была и, право слово, не понимаю, за что её почитают как самую красивую станцию метро в мире: самая большая – согласна, простору там не занимать; самая глубокая – согласна, таких длиннющих эскалаторов вроде как нигде больше нет, но вид у неё вполне заурядный – ну, ряды колонн и ряды колонн.
Ну да хватит философии: пройдя через всю вышеупомянутую огромную платформу, поднявшись по вышеупомянутому бесконечному эскалатору и даже сфотографировав его, я вполне удачно сориентировалась в лабиринте подземных переходов и выбралась на поверхность точнёхонько на Первой Тверской-Ямской. Теперь вопрос оставался только один: где нужная мне галерея? У кого спроси – никто не знает, и я, наконец, просто тупо двинулась в том направлении, какое интуитивно показалось мне верным – а время, тем временем, простите за каламбур, уже поджимало. Я всё шла, шла и начинала понимать, что явно таким способом галерею не найду, и, хвала Магистрам, подвернулись мне три женщины, которые тоже шли в галерею и знали, где она. Шли они, при этом, мне навстречу, так что мне пришлось разворачиваться на 180 градусов, чтобы за ними последовать; в итоге скромненькая латунная вывеска, возвещающая, что именно здесь располагается частная галерея Анастасии Чижовой, обнаружилась сбоку от двери одного презентабельного старинного здания, причём рядом с этой вывеской громоздилось ещё множество таких же – вывески бутиков, вывески банков… очевидно, государство сдавало этот памятник архитектуры, как и многие другие, всевозможным коммерческим организациям. Я нажала на кнопку звонка, и почти тут же в двери заворочался ключ; минута – и мы прошли в холл мимо впустившего нас охранника и начали подниматься по помпезной лестнице, площадки которой были украшены большими зеркальными витражами. Дверь галереи оказалась на втором этаже; мы снова позвонили, и нам открыл приветливый дядька и тут же провёл в маленькую комнатку, смежную с маленьким же гардеробом.
Отдав ему своё пальто и получив номерок, я обратила на комнатку эту самое пристальное внимание, ибо в ней я сразу же почувствовала себя в тёплой домашней обстановке, как в гостях, а такую атмосферу я люблю гораздо больше сухого официоза. Видимо, в комнатке торговали сувенирами: открытки под стеклом, альбомы и каталоги на стойке, тетради и блокноты на полках – всё при ближайшем рассмотрении оказалось снабжённым ценниками; но было там и много вещей не продажных, а, так сказать, антуражных – старинный глобус, картины на стене, а на полу – словно бы небрежно раскрытый чемодан и в нём старинные книги, среди которых я узнала три сложенных стопочкой тома «Виконта де Бражелона» - точно такие же томики есть и у меня, я их до дыр зачитала в детстве. Дядька разрешил нам пока походить по коридору, и я вышла наружу, нахваталась бесплатных прошлогодних календариков с изображениями кукол и пошла по этому самому коридору. Представлял он из себя этакую реконструкцию Первой Тверской-Ямской в дореволюционные годы: многочисленные двери «состарены» и снабжены старинными вывесками, на стенах – старинные же афиши и рекламные плакаты, за одним углом притаилась театральная тумба, за другим – «старинная» лавочка, из динамиков раздаются звуки оживлённого города – шум толпы, цоканье копыт троек, и время от времени – нетленная песенка «водителя кобылы» («Наши годы длинные, мы друзья старинные…» и так далее). Я успела дважды прослушать её и вдосталь насидеться на лавочке, прежде чем пришла экскурсовод и не ввела всю экскурсионную группу – а всего собралось человек около дюжины – в святая святых, в комнату, где были воссозданы «декорации» повседневного быта Олины Вентцель – автора всех кукол в экспозиции, ушедшей из мира сего в ноябре прошлого года. Впереди самое интересное!