а бывает так: человек просто нужен,
весь. целиком. и без всяких «но»,
и можно не быть друг другу женой и мужем,
но при виде его не чуять земли и ног.

а бывает так, что скучает душа,
по голосу, шуткам, линиям на руках, глазам,
и смотришь на фото, едва дыша,
хоть и разум твердит: «нельзя».

а бывает в сердце хранишь под паролем,
как самую сокровенную из своих тайн,
и пронзает чувство нежности и боли,
когда видишь знакомый онлайн.

а бывает: где-то там по тебе скучают смотря в диалог,
набирают и снова стирают «привет…»,
и хотят позвонить и сказать: «алло…»
до жути боясь тишины в ответ.

ты кому-то мерещишься в прочих лицах,
ты - чьи-то мысли, от которых бегут, заробев.
кто-то так же заходит на твою страницу,
по привычке думая о тебе.


© Анна Захарова

я вчера умирал
и в чужих просыпаясь снах
я стучался дождём в пустоту твоего окна
протекая по капле сквозь глянцевый блеск стекла
я просил, я молил, чтобы ты для меня жила
и теперь на рассвете ты входишь ко мне босая
шепчешь: «здравствуй, любимый, здравствуй» и я воскресаю
для тебя мягкий воск я – касайся меня, лепи
стану ветром и небом, полынью в твоей степи
где до сладкого морока пахнет весной февраль

и закрутится время в тугую, как плеть спираль
и пойму я: не дьявол плетёт мне сети и ткёт парчу
это ты выдыхаешь: «ветер!»
- и я лечу...


© Ник Туманов

Они говорили всю ночь до рассвета
Под шёпот дождя, за бутылкой вина.
Он фыркал небрежно: - Зачем тебе это?
- Любви не прикажешь, - вздыхала она.

Он злился: - Как ты безрассудна и вздорна!
Не стыдно влюбляться в твои-то года?
- Все возрасты этому чувству покорны.
К тому же, мой друг, я всегда молода.

Он не отставал: - Что подумают люди?
Друзья…Сослуживцы… Отступятся вдруг?
- Но если любимого рядом не будет,
Зачем тогда всё остальное, мой друг?

- А что будет дальше? - Любовь быстротечна.
Не станешь жалеть, свою слабость кляня?
Она улыбнулась: - Всё в мире не вечно,
Но жизнь без любви – это смерть для меня.

Он сник: - Хоть разочек совет мой послушай.
- Ты мне не советчик, - шутила она.

Так Разум пытался воспитывать Душу
Под шёпот дождя, за бутылкой вина…


© Юлия Вихарева

я после тебя целовал многих,
нырял в их волосы пальцами, терял им счёт,
они оголяли бёдра, длинные ноги,
а я сходил с ума от одной твоей улыбки и тёплых щёк.

честно признаться, я искал тебя в каждой,
удовольствия были пусты, утешения оказались ложны.
они накладывали на лица тонны макияжа,
а твоё сонное лицо с утра мне было всего дороже.

мне хотелось тебя не знать, вот такую сложную, своенравную.
ты была подарком судьбы, что исчез так же быстро, как и возник.
я спал с женщинами налево и направо,
а счастья не нашёл ни в одной из них.;

я тебя забывал дымными барами, крепкими коньяками,
этими пустышками, что вели себя приторно-манерно,
а ты горланила рок, хохотала на всю улицу, ела торт руками,
и, ни с кем не соревнуясь, была во всем первой.

я казался себе предельно несокрушим,
иммунным к сердечным драмам, попсовым песням, любовным цитатам,
ты никогда не держала зла и прощала честно от всей души,
но если уходила, то безвозвратно.

ты, как маленькая, набрасывалась на шею в порыве нежности,
я заменял тебя манекенами, отравляясь фальшью,
и пока они были со мной нарочито робки, предельно сдержанны,
ты парировала словами, как опытный фехтовальщик.

ты это умела,
ты знала мои слабости, чертей, тайные коды, душевные рычаги,
в моем сердце наводила свои порядки, заставляя биться его чуть чаще.

я понял, что тебя отличало от всех других:
ты одна была настоящей.


© Анна Захарова

И пусть из каждого утюга кричат про романтику одиночества, мне в нем никогда не будет уютно. Мне в нем страшно. Мне в нем дискомфортно. Оно как вакуум, ничем незаполненный, ни радостью, ни печалью. Мне в нем не место. Мое место среди людей, я это точно знаю! Среди таких же, как я, и даже среди не очень на меня похожих, но стремящихся туда же, куда рвется мое сердце. Мое место среди искренних улыбок и теплых обнимашек, среди тех, кто мне рад просто так, и кому я тоже всей душой рада. Мое место там, где я нужна, и где нужны мне. Где держат за руку крепко и не отпускают, где спешат на помощь и не боятся попросить о ней. А одиночество - это для эстетов, для тех, кто выбрал путь страдания и боли. Я выбираю путь простой, не громкий, но такой домашний - путь любви. Он действительно мой.

«Советы самому себе»


© Алина Ермолаева

Облака задевают горячий песок,
Проплывая у самого моря,
Может, это проклятье, а может, порок,
Может, это тяжелое горе...

Может, это нам кара, а, может, беда,
Но мы просто не можем иначе,
На ресницах застыла морская вода,
Люди пресной водою не плачут!

Я смотрю на тебя и пытаюсь понять,
Что на этой земле происходит,
Разреши мне тебя напоследок обнять,
Наше время навеки уходит.

Облака поднимают песочную пыль,
Мои губы сухие от соли,
Нам с тобой в наказанье фальшивая быль,
С ярким привкусом истинной боли.

Облака забирают тебя навсегда,
Ты забудешь меня, не иначе,
На ресницах застыла морская вода,
Люди пресной водою не плачут


© Юлия Олефир

Он мало говорил... любил молчать.
Но как смотрел… вплоть до землетрясения!
Он не спешил дарить и обещать,
И грубым ей казался, без сомнения.
Он не звонил и не писал «Люблю»,
И не стоял с цветами у дверей.
«Не предавай… об этом лишь молю…»
– однажды тихо прошептал он ей.
Земным он был… простым и работящим,
Не льстил, и не пытался угодить.
Он был мужчиной... самым настоящим,
Который был готов всю жизнь любить!
Но встретился другой… весь мир – к ногам,
С ним ей казалось, что она взлетает,
Подарки и цветы, как свыше дан.
«Он чувствует меня! Он меня знает!»
– и с этими словами собралась
и вышла, дверью хлопнув за собой.
«С ним будущее, с ним любовь и страсть!
Прости, но моё счастье не с тобой!»

Но через месяц тот нашёл другую.
Без крыльев не взлететь вновь в облака.
Сказал: «Прости, всю жизнь искал такую!
Ты – лужа, а она – моя река!»
Теперь вместо объятий тёплый плед,
А в памяти хранятся те моменты:
Где на балконе пачка сигарет…
И кадры вспышкой… как из киноленты:
Как он смотрел… вплоть до землетрясения!
Он грубый, но как сладко обнимал…
Он счастьем был, теперь уж нет сомнения.
Не говорил ей о любви, но знал:
Когда укрыть, как подложить подушку,
Насколько крепкий заварить ей чай,
Как прикоснуться на рассвете к ушку,
Чтоб рядом с ним она познала рай…
Спешил навстречу, если задержалась,
Готовил вкусный ужин, если надо.
Как никогда она сейчас боялась,
Что с ним теперь другая в жизни рядом!

Не сразу можно счастье распознать…
Не вечеринка жизнь… не дискотека…
Ценить учитесь, чтоб не потерять
Любимого, родного человека!


© Наталья Задорожная

1) Без тебя
2) Нежно
3) Ты такая одна
4) Миражи
5) Разноцветные шары
6) Огонь и Лёд
7) Пока ты дышишь - я живу
8) Ретро-Любовь
9) Май
10) Танцуй

Скажите, а долго ль живет человек?
Живет ли он тысячу дней или только один?
Неделю или несколько сотен лет?
А долго ли человек умирает?
И что это значит — сказать «навсегда»?


(с) Пабло Неруда

I

Голубой саксонский лес
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
точно извести раствор.

Ты, в коричневом пальто,
я, исчадье распродаж.
Ты — никто, и я — никто.
Вместе мы — почти пейзаж.

II

Белых склонов тишь да гладь.
Стук в долине молотка.
Склонность гор к подножью дать
может кровли городка.

Горный пик, доступный снам,
фотопленке, свалке туч.
Склонность гор к подножью, к нам,
суть изнанка ихних круч.

III

На ночь снятое плато.
Трепыханье фитиля.
Ты — никто, и я — никто:
дыма мертвая петля.

В туче прячась, бродит Бог,
ноготь месяца грызя.
Как пейзажу с места вбок,
нам с ума сойти нельзя.

IV

Голубой саксонский лес.
К взгляду в зеркало и вдаль
потерявший интерес
глаза серого хрусталь.

Горный воздух, чье стекло
вздох неведомо о чем
разбивает, как ракло,
углекислым кирпичом.

V

Мы с тобой — никто, ничто.
Эти горы — наших фраз
эхо, выросшее в сто,
двести, триста тысяч раз.

Снизит речь до хрипоты,
уподобить не впервой
наши ребра и хребты
ихней ломаной кривой.

VI

Чем объятие плотней,
тем пространства сзади — гор,
склонов, складок, простыней —
больше, времени в укор.

Но и маятника шаг
вне пространства завести
тоже в силах, как большак,
дальше мяса на кости.

VII

Голубой саксонский лес.
Мир зазубрен, ощутив,
что материи в обрез.
Это — местный лейтмотив.

Дальше — только кислород:
в тело вхожая кутья
через ноздри, через рот.
Вкус и цвет — небытия.

VIII

Чем мы дышим — то мы есть,
что мы топчем — в том нам гнить.
Данный вид суть, в нашу честь,
их отказ соединить.

Это — край земли. Конец
геологии; предел.
Место точно под венец
в воздух вытолкнутых тел.

IX

В этом смысле мы — чета,
в вышних слаженный союз.
Ниже — явно ни черта.
Я взглянуть туда боюсь.

Крепче в локоть мне вцепись,
побеждая страстью власть
тяготенья — шанса, ввысь
заглядевшись, вниз упасть.

X

Голубой саксонский лес.
Мир, следящий зорче птиц
— Гулливер и Геркулес —
за ужимками частиц.

Сумма двух распадов, мы
можем дать взамен числа
абажур без бахромы,
стук по комнате мосла.

XI

"Тук-тук-тук" стучит нога
на ходу в сосновый пол.
Горы прячут, как снега,
в цвете собственный глагол.

Чем хорош отвесный склон,
что, раздевшись догола,
все же — неодушевлен;
то же самое — скала.

XII

В этом мире страшных форм
наше дело — сторона.
Мы для них — подножный корм,
многоточье, два зерна.

Чья невзрачность, в свой черед,
лучше мышцы и костей
нас удерживает от
двух взаимных пропастей.

XIII

Голубой саксонский лес.
Близость зрения к лицу.
Гладь щеки — противовес
клеток ихнему концу.

Взгляд, прикованный к чертам,
освещенным и в тени, —
продолженье клеток там,
где кончаются они.

XIV

Не любви, но смысла скул,
дуг надбровных, звука "ах"
добиваются — сквозь гул
крови собственной — в горах.

Против них, что я, что ты,
оба будучи черны,
ихним снегом на черты
наших лиц обречены.

XV

Нас других не будет! Ни
здесь, ни там, где все равны.
Оттого-то наши дни
в этом месте сочтены.

Чем отчетливей в упор
профиль, пористость, анфас,
тем естественней отбор
напрочь времени у нас.

XVI

Голубой саксонский лес.
Грез базальтовых родня.
Мир без будущего, без
— проще — завтрашнего дня.

Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим.

XVII

Нас других не будет! Ночь,
струйка дыма над трубой.
Утром нам отсюда прочь,
вниз, с закушенной губой.

Сумма двух распадов, с двух
жизней сдача — я и ты.
Миллиарды снежных мух
не спасут от нищеты.

XVIII

Нам цена — базарный грош!
Козырная двойка треф!
Я умру, и ты умрешь.
В нас течет одна пся крев.

Кто на этот грош, как тать,
точит зуб из-за угла?
Сон, разжав нас, может дать
только решку и орла.

XIX

Голубой саксонский лес.
Наста лунного наждак.
Неподвижности прогресс,
то есть — ходиков тик-так.

Снятой комнаты квадрат.
Покрывало из холста.
Геометрия утрат,
как безумие, проста.

XX

То не ангел пролетел,
прошептавши: "виноват".
То не бдение двух тел.
То две лампы в тыщу ватт

ночью, мира на краю,
раскаляясь добела —
жизнь моя на жизнь твою
насмотреться не могла.

XXI

Сохрани на черный день,
каждой свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.

Вычесть временное из
постоянного нельзя,
как обвалом верх и низ
перепутать не грозя.






(с) Иосиф Бродский

за одиночество не стоит всех корить,
ищи вину в себе, а не снаружи -

один не тот, кто всеми позабыт,
а тот, кому уже никто не нужен..


© Эль Твит

"Скажи, а ты меня сегодня любишь?"
- спросила громко девушка в маршрутке,
и пуговицу пальцем теребила,
на кожаной своей, осенней куртке.
Ей кто-то там ответил в телефоне,
она тихонько стала хохотать:
"Вчера - это вчера, ты что не понял?
А мне сегодня это нужно знать!"
Напротив тихо женщина вздохнула,
уж год как бросил муж, и ждать нет сил.
Слезу с щеки тихонечко смахнула:
"Эх, если бы и он вот так спросил…"
А рядом с ней мальчишка лет пяти
ладошку папы очень сильно сжал:
"Пап, ну, а ты меня сегодня любишь?"
Отец же, улыбнувшись, приобнял.
"Конечно любит! - бабушка сказала,-
Видишь как смотрит, ты ж его награда,
ты счастье его в каждом новом дне,
и даже сомневаться в том не надо."
Улыбка у мальчишки стала шире
и он спросил: "А кто-то любит Вас?"
"Не знаю, я живу в пустой квартире,
одна наверно встречу смертный час.
Есть дети, внуки, правнуки… так вышло,
что им уже давно не до меня.
(в маршрутке тишина на миг повисла)
Но, нужно жить, другого не виня!
Мне главное, чтоб жили они в счастье,
здоровы были и чтоб все в порядке.
И чтоб хоть раз в три месяца звонили,
я жду их, покупаю шоколадки.
Молится буду каждый день, за каждого!
Для них всегда горит мой свет в окне.
Ведь это важно… это очень важно,
когда есть тот, кто любит в каждом дне!"
"А вот меня и не за что любить!
- сказал мужчина, – Я тупой баран!
Не смог я счастье вовремя ценить,
и в том, что я один, виновен сам".
"Ты не баран, - вдруг кто-то прокричал,
– бараны не сумеют позвонить.
Хоть раз ты её номер набирал?
Сказал, что любишь? Попросил простить?"
Мужчина лишь вздохнул, махнув рукой,
и номер прям по памяти набрал:
– Скажи, а ты меня сегодня любишь?
– Люблю еще сильнее, чтоб ты знал!
Его глаза наполнились слезами:
"Нельзя мужчине плакать… некрасиво.
Но, если бы вы только понимали,
Как рад ее я слышать! Всем спасибо!"
"Скажи, а ты меня сегодня любишь?"
- набрал вслух сообщениеj парень в куртке.
Ответ он всей маршрутке прочитал:
"Люблю двадцать четыре часа в сутки!"
- А ты, сынок?! Ты хоть чуток-то любишь?
(старик спросил мужчину у окошка)
– Люблю бать, я к тебе пять суток ехал!
Чтоб рядышком побыть с тобой немножко!

Напомните же близким и родным,
что мыслями и сердцем рядом будете.
Согрейте их признанием простым,
что и сегодня вы их очень любите!


© Наталья Задорожная

Ну по душам – так по душам.
Садись удобнее и слушай...
Есть человек – как океан,
А выбирают вечно лужи.

И всё бросают к их ногам...
И видят сами, что так хуже.
Но впечатлений через край,
А океан совсем не нужен.

Потом случается провал...
И вместо луж внезапно суша.
Тогда шагают на вокзал –
И едут-едут много суток...

Когда встречают океан,
То говорят ему: "Послушай,
Я этим лужам всё отдал...
Ты залечи скорей мне душу".

И всех спасает океан...
Когда становится им лучше,
То говорят: "Ну что ж, бывай",
И уезжают снова к лужам...


© Снежная Королёва

Он не просто хороший, он лучший!
Самый нежный и самый добрый!
Я с разбега к нему в душу,
Ударяясь до слез о ребра

Я с разгона к нему в сердце,
Забывая про осторожность,
«Я на час! Я хочу погреться!
Я тут чуть поживу, можно?»

Он целует мои щеки,
И на лед моих пальцев дышит,
И глядит на меня с упреком,
Гладит волосы, шепчет «Тише...»

Спросит он: «Ну зачем с разбега?
И вообще, не учили стучаться?»
Я солгу, что боюсь снега,
Но боюсь без него остаться...

Закружит на дворе вьюга,
Город станет пушисто-белым,
Мы нашли на земле друг друга,
Я к нему и душой и телом!

Ветер свечи порывом тушит,
Замирают в испуге звуки,
Я с разбега к нему в душу
Он в кольцо замыкает руки...




© Юлия Олефир