Достоин ли воздать Тебе хваленье
Тот, кто нарушил верности обет?
Не смеет воспевать нетварный Свет
Отвергший неземное Откровенье.

Неверный раб достоин лишь презренья,
Ведь хуже никого на свете нет,
Забывшего любви святой завет,
И жизнь променявшего на тленье.

Я гаже мытаря, грешней блудницы,
Грязней и лицемерней фарисея,
И заслужил я только вечный ад.

Куда сокроюсь от Твоей десницы?
Вот я стою, от ужаса немея,
Не зная, как мне выдержать Твой взгляд.
 

Св. Афанасий Великий родился в Александрии в 293 году в христианской семье. В отличие от многих других знаменитых богословов философии он не изучал, хотя и получил хорошее образование. Еще в молодых летах он предался строгому аскетизму. В 319 году он был посвящен в дьякона епископом александрийским Александром и участвовал в Никейском соборе (325 год). По смерти Александра (328 год) Афанасий был избран его преемником, после чего занимал епископскую кафедру в Александрии в течение сорока семи лет, из которых пятнадцать провел в изгнании.

В 335 году стараниями своих противников - ариан Афанасий был низложен Тирским собором и осужден на изгнание в город Трир на далеком Западе. По смерти Константина I (337 год) он возвратился из ссылки, но вражда ариан была очень сильна, и они продолжали интриговать против него. Несколько лет спустя, пользуясь поддержкой императорских солдат, они насильно поставили архиепископом александрийским арианина Григория. Афанасий был вынужден бежать в Рим к архиепископу Юлию, благодаря которому учение Афанасия было объявлено согласным с православными догматами на римском соборе 341 года. В 343 году состоялась неудачная попытка примирения между арианами и никейцами на соборе в Сердике (нынешняя столица Болгарии София). В 346 году Афанасию было разрешено вернуться в Александрию в качестве архиепископа - единственного в тот период православного епископа на всем Востоке. Своим личным авторитетом и сочинениями он завоевал любовь и уважение своей паствы, и влияние его было очень велико. Выше уже говорилось, что в 350 году, когда арианин Констанций стал самодержавным монархом, арианство одержало победу как на Востоке, так и на Западе. В 356 году в результате преследований Афанасий вынужден был бежать в египетскую пустыню, где он скрывался по монастырям в течение шести лет. В этот период он написал «Житие св. Антония» и многие другие сочинения. В 361 году на престол взошел Юлиан Отступник - император, сделавший попытку восстановить язычество. Юлиан обращал мало внимания на внутрихристианские распри, и при нем всему православному духовенству было разрешено вернуться из изгнания. Арианский епископ Григорий был убит толпой во время народного восстания в Александрии, и Афанасии снова вернулся к духовной власти. Он ревностно принялся за восстановление православия и в 362 году созвал первый православный собор со времен Никеи. Его усилия по обращению язычников вызвали раздражение Юлиана, и в том же 362 году ему пришлось в четвертый раз удалиться в ссылку, на этот раз в Фиваидскую пустыню. После смерти Юлиана Афанасий опять вернулся в Александрию (363 год), но в царствование Валента, симпатизировавшего арианам, неугомонный епископ был вынужден снова покинуть свой город, но на этот раз всего на несколько месяцев. После этого его уже больше не беспокоили до самой смерти, последовавшей в глубокой старости в 373 году. Большинство творений св. Афанасия посвящено самому острому вопросу той эпохи, тринитарному, или, точнее, утверждению веры в единосущие Сына и Отца, а по логической последовательности и единосущие Святого Духа. Арианство, опровергая единосущие, уничтожает все дело спасения, совершенное Господом Христом. А так как главное для св. Афанасия в его богословствовании это сотериологический подход, т.е. утверждение учения о нашем спасении, то понятно, что борьба за единосущие Слова и было делом всей его жизни. Вот отрывок из его трактата "О воплощении", посвященного воплощеннию Бога-Слова:

Кто, кроме Самого Слова Божьего, Кто также в начале сотворил все из ничего? Его долей, и только Его одного, было привести снова тленное к нетлению и ответить последовательности характера Его Отца во всем. Поскольку Он единственный, являющийся Словом Отца и есть прежде всего, то Он стал впоследствии способен воссоздать все и достойным пострадать за все и быть посланцем для всех от Отца. Для этой цели нематериальное и невещественное и нетленное Слово Божие вошло в наш мир. В некотором смысле, в действительности, Он не был далек от этого прежде, так как ни какая часть творения когда-либо не существовала без Него, Кто, пребывая в союзе с Отцом, наполняет все. Но теперь Он вошел в мир по-новому, вступив на наш уровень в Своей любви и личном откровении к нам. Он видел разумную расу, расу людей, подобную Себе в выражении Разума Отца, но влачившую существование и смерть, правящую над всем к тлению. Он видел, что тление держало всех нас очень крепко, потому что оно есть наказание за Преступление. Он видел, также, насколько невероятно для закона быть аннулированным прежде, чем он исполнится. Он видел насколько ужасно было бы то, что сотворенное Им Самим, должно исчезнуть. Он видел, как превосходящее зло людей возвышалось против них самих же; Он видел также их всеобщую склонность к смерти. Все это он видел и сжалился к нашей расе, проникся состраданием к нашему ограниченности, неспособной одолеть эту смерть и ее рабство, но более всего то, что Его творение должно погибнуть и дело Его Отца для нас, свелось бы к нулю. И Он взял на Себя тело, человеческое тело точно как наше собственное. И при этом Он не хотел просто стать воплощенным или просто явиться; если бы это было так, то Он мог бы показать Свое Божественное величие некоторым другим и лучшим способом. Нет, Он принял наше тело, и не только это, но и Он принял его от безупречной, непорочной девственницы, без вмешательства человеческого отца, чистое тело, незараженное общением с человеком. Он, Могущественный, Творец всего, Сам подготовил это тело в девственнице как храм для Себя, и принял его для Себя, как инструмент, через который Он стал познаваем и в котором Он обитал. Таким образом, приняв тело, подобное нашему, которое склонно к тлению смерти, Он отдал Свое тело на смерть за всех и предложил его Отцу. Это Он сделал из-за явной любви к нам так, что в Его смерти все могли умереть и закон смерти таким образом отменился бы потому, что исполнился в Его теле, которое для этого и было назначено и отдало свою силу для людей. Так Он поступил, чтобы обратить людей к нетлению, которые обратились к тлению, и оживить их через смерть посвящением Своего тела и благодатью Его воскресения. Таким образом Он удалил смерть от них, как исчезает солома в огне.

                                                                                Дорогие читатели моего дневника!

Поздравляю вас с наступающим новым, 2010 годом! Пусть он принесёт вам исполнение всех ваших самых сокровенных и заветных желаний и надежд! Пусть милость Божья всегда пребудет с вами, даруя вам мир, радость и благополучие! От всей души желаю вам в наступающем году всего самого хорошего, и прежде всего-огромного личного счастья! Искренне ваш, Артур Матевосян.

код сгенерирован конвертером видеоссылок

Мне очень нравится песня All of you в исполнении мегазвезд мировой эстрады-обворожительной Дайаны Росс и неотразимого Хулио Иглесиаса. Послушаем их:

код сгенерирован конвертером видеоссылок

Великий португальский поэт  Фернандо Пессоа родился 13 июня 1888 в Лиссабоне.  Детство и отрочество Пессоа были ознаменованы событиями, которые впоследствии повлияли на его жизнь. В 1893 его отец умер от туберкулёза в возрасте 43 лет, маленькому Фернандо едва исполнилось пять лет. Мать Пессоа была вынуждена продать с молотка часть мебели и переехать с детьми в более скромный дом.
Его мать выходит замуж второй раз в 1895 за Жуана Мигела Розу, консула Португалии в Дурбане (Южная Африка), куда и переезжает с детьми. В Дурбане Пессоа проведёт детство и часть юности. Мать с головой уходит в заботы о муже и детях от второго брака, и Фернандо остаётся предоставленным самому себе. Мальчик много времени проводит в одиночестве и размышлениях. У мальчика с детства обнаруживаются большие способности к литературному творчеству. В Дурбане он получает доступ к английской литературе и таким авторам как Шекспир, Эдгар По, Джон Мильтон, Лорд Байрон, Джон Китс, Перси Шелли, Альфред Теннисон. Английский язык сыграл огромную роль в жизни Пессоа, на английском написана часть его поэтического наследия,  В 1901 Пессоа пишет свои первые стихотворения на английском языке и совершает путешествие со своей семьёй в Португалию, где живут его родственники. В 1905 году Пессоа окончательно возвращается в Лиссабон. Вскоре умирает его бабушка, оставив ему небольшое наследство. На эти деньги Пессоа открывает маленькую типографию, которая быстро прогорела. После этого Пессоа берётся за перевод коммерческой корреспонденции. На этой должности он будет работать всю жизнь. Поэт скончался в возрасте 47 лет в Лиссабоне 30 ноября 1935. Последнее, что он написал перед смертью, — фраза на английском языке: «I know not what tomorrow will bring…» (Я не знаю, что принесёт завтрашний день…).Жизнь Пессоа была всецело посвящена литературе. Он является создателем огромного числа гетеронимов, альтер эго поэта. Некоторые критики задаются вопросом, действительно ли через гетеронимов Пеcсоа проявляется его истинное «я», или они не больше чем плод воображения поэта. Пессоа считается одним из крупнейших португалоязычных поэтов, его вклад в португальскую культуру сравним со вкладом великого Камоэнса. 

                 x x x

     Мой облик, жесты, взгляд - не я:  

     Так нереален небосвод.

     Та суть во мне, что не моя,

     Моею жизнью не живет.

     Притихший ветер сном прогрет,

     День смысла начисто лишен.

     Моей тоске исхода нет.

     Я выжат и опустошен.

     Когда б на память мне пришли

     Другие небеса, края,

     Прекрасней жизни и земли,

     Известных мне! Но мысль сия,

     Плод умствующего ума,

     Что праздным умствованьям рад,

     В моей дремоте спит сама,

     Как водоросли в море спят.

     И лишь в чужой мне яви дня,

     Забывшей обо мне давно,

     Есть все места, где нет меня,

     Есть все, чего мне не дано.

     Мне нет ни сути, ни пути,

     Ни знания, ни бытия.

     Мне только снится жизнь моя.

                 x x x

     Все легче мчатся прочь тяжелые мгновенья...

     О нет! Судьбу не проведешь:

     Все так же ни к чему и вера и сомненья -

     Во всем сокрыта ложь!

     Все так же новый день походит на вчерашний...

     Все так же тщетный взор

     Вонзается в простор полей с высокой башни -

     В пустой простор!

     Надежда и тоска - все минет без возврата...

     Придет пора -

     И нищая душа припомнит, как богата

     Была вчера.

     Все тот же зыбкий миг, мерцающий над бездной

     Бескрайних дней...

     И вот я стал, прельстясь химерой бесполезной,

     Еще бедней!

     Все так же, день и ночь, бесцельно длится драма...

     И не видать конца - все тот же тщетный взор

     Стремится с высоты покинутого храма

     В пустой простор!

             x x x

     Опять я, на исходе сил

     Забыв усталость,

     Глазами птицу проводил -

     И сердце сжалось.

     Как удается на лету

     По небосклону

     Себя нести сквозь пустоту

     Так неуклонно?

     И почему крылатым быть -

     Как символ воли,

     Которой нет, но, чтобы жить,

     Нужна до боли?

     Душа чужда, и быть собой

     Еще тоскливей,

     И страх растет мой, как прибой,

     В одном порыве -

     Нет, не летать, о том ли речь,

     Но от полета

     В бескрылой участи сберечь

     Хотя бы что-то.

           x x x

     Отраден день, когда живешь

     Дневным отрезком,

     И свод небес вдвойне пригож

     Лазурным блеском.

     Но синева, явясь тебе,

     Лишь боль умножит,

     Коль место ей в твоей судьбе

     Найтись не может.

     Ах, если б зелень дальних гор,

     Поля и реки

     Вобрать и в сердце и во взор,

     Вобрать навеки!

     Но время обрывает нить

     Как бы невольно.

     Пытаться миг остановить -

     Смешно и больно.

     Лишь созерцать, как хороши

     Лазурь, дубрава -

     Кто не отдаст своей души

     За это право?

              x x x

    Ни взгляд, ни разговор, ни письмена

     Нас передать не могут. Наша суть

     Не может в книгу быть заключена.

     Душа к душе найти не в силах путь.

     Бессмысленно желанье: без конца

     Пытаться о себе сплести рассказ.

     Как прежде, связи лишены сердца,

     И сущности души не видит глаз.

     Меж душами не создадут моста

     Ни колкость, ни софизм, ни каламбур,

     Передавая мысль, солгут уста,

     Рассудок слаб и косен чересчур.

     Мы - сновиденья, зримые душой,

     И непостижен сон души чужой.

                  x x x

    Людские души - те же корабли,

     Скользящие по вспененным волнам.

     Мы тем верней доходим до земли,

     Чем больше тягот выпадает нам.

     И если шторм в безумье одичал -

     Грохочет сердце, наполняя грудь.

     Чем с каждым часом далее отчал,

     Тем ближе порт, куда нацелен путь.

     Мы пожинаем знание с лихвой,

     Там, где лишь смерть маячила сперва.

     Нам ведомо - за бездной штормовой

     Встает небес далеких синева.

     Черед за малым: чтоб от слов людских

     Меняли путь громады волн морских.

                  x x x

     Когда б не плотским оком обозреть

     Живую долю прелести земной.

     Я полагаю, блага жизни впредь

     Предстанут только ширмой расписной.

     Непреходящих форм в природе нет,

     Непостижима Истина извне.

     Возможно, мир - всего лишь странный бред,

     Глазам закрытым явленный во сне.

     Где жизни подтверждение? Нигде.

     Все - лишь обманный сумрак бытия,

     И ложь сравнения - в ее вреде

     Сомнений нет. И ощущаю я

     Лишь тело, что погрязло в маете,

     И ненависть души к своей мечте.

Энгельберт Xампердинк был одной из ярчайшиx звезд мировой эстрады 60-ыx годов, подлинным кумиром своего поколения. Прослушаем в его исполнении одну из прекраснейшиx песен о любви.

код сгенерирован конвертером видеоссылок

Гениальный испанский поэт Хуан Рамон Хименес-один из величайших лириков 20-го века.. Родился 24 декабря 1881 в Могере (Андалусия). Окончив иезуитский колледж в Пуэрто-де-Санта-Мария, в 1896 поступил в Севильский университет, но вскоре забросил учебу и занялся журналистской деятельностью. В 1901 в Мадриде, посещая лекции в Свободном педагогическом институте, познакомился с поэтами-модернистами и другими молодыми интеллектуалами. В 1916 совершил поездку в США, потом вернулся в Мадрид и вел уединенный образ жизни. С началом Гражданской войны супруги эмигрировали на Кубу, затем жили в США и Пуэрто-Рико (с 1946). По приезде в Пуэрто-Рико поэт снова на несколько месяцев был госпитализирован в состоянии депрессии. Преподавал в университете. В 1956 его жена умерла от рака, Хименес не мог оправиться от этой потери. Через два года он скончался в той же клинике, где умерла жена. 

Критики обычно различают в творчестве Хименеса три этапа — 1898—1915, 1916—1936, 1937—1958. На первом он пережил влияние романтической лирики Беккера, французского символизма (Бодлер, Верлен), модернистской поэтики Дарио. Второй этап отмечен воздействием англоязычной поэзии (Блейк, Шелли, Эмили Дикинсон, Уильям Батлер Йейтс). Третий этап определен многолетним изгнанием, это период духовного поиска, тяги к просветлению, определенной близости к традициям испанских мистиков. В 1956 г. Хименес стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «За лирическую поэзию, образец высокого духа и художественной чистоты в испанской поэзии».

Я очень люблю творчество британской группы Bee Gees. How deep is your love-это, пожалуй, лучшая их песня и один из величайших хитов прошлого столетия.

код сгенерирован конвертером видеоссылок

Самым совершенным  из известных мне стихотворений я считаю стихотворение "Ворон", принадлежащее перу гениального американского поэта и прозаика Эдгара Аллана По. Совершенство его стиха, несравненная музыкальность и эмоциональная насыщенность поистине не имеют себе равных. Привожу его оригинальный текст вместе с подстрочным русским переводом:

The Raven   Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore, While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. `'Tis some visitor,' I muttered, `tapping at my chamber door - Only this, and nothing more.' Ah, distinctly I remember it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore - For the rare and radiant maiden whom the angels named Lenore - Nameless here for evermore.  And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before; So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating `'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door - Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - This it is, and nothing more,' Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer, `Sir,' said I, `or Madam, truly your forgiveness I implore; But the fact is I was napping, and so gently you came rapping, And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door, That I scarce was sure I heard you' - here I opened wide the door; - Darkness there, and nothing more. Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before But the silence was unbroken, and the darkness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, `Lenore!' This I whispered, and an echo murmured back the word, `Lenore!' Merely this and nothing more. Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. `Surely,' said I, `surely that is something at my window lattice; Let me see then, what thereat is, and this mystery explore - Let my heart be still a moment and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more!' Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately raven of the saintly days of yore. Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door - Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door - Perched, and sat, and nothing more. Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore, `Though thy crest be shorn and shaven, thou,' I said, `art sure no craven. Ghastly grim and ancient raven wandering from the nightly shore - Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!' Quoth the raven, `Nevermore.' Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning - little relevancy bore; For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door - Bird or beast above the sculptured bust above his chamber door, With such name as `Nevermore.' But the raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only, That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered - not a feather then he fluttered - Till I scarcely more than muttered `Other friends have flown before - On the morrow he will leave me, as my hopes have flown before.' Then the bird said, `Nevermore.' Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken, `Doubtless,' said I, `what it utters is its only stock and store, Caught from some unhappy master whom unmerciful disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore - Till the dirges of his hope that melancholy burden bore Of "Never-nevermore."' But the raven still beguiling all my sad soul into smiling, Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird and bust and door; Then, upon the velvet sinking, I betook myself to linking Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore - What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore Meant in croaking `Nevermore.' This I sat engaged in guessing, but no syllable expressing To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core; This and more I sat divining, with my head at ease reclining On the cushion's velvet lining that the lamp-light gloated o'er, But whose velvet violet lining with the lamp-light gloating o'er, She shall press, ah, nevermore! Then, methought, the air grew denser, perfumed from an unseen censer Swung by Seraphim whose foot-falls tinkled on the tufted floor. `Wretch,' I cried, `thy God hath lent thee - by these angels he has sent thee Respite - respite and nepenthe from thy memories of Lenore! Quaff, oh quaff this kind nepenthe, and forget this lost Lenore!' Quoth the raven, `Nevermore.' `Prophet!' said I, `thing of evil! - prophet still, if bird or devil! - Whether tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore, Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted - On this home by horror haunted - tell me truly, I implore - Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!' Quoth the raven, `Nevermore.' `Prophet!' said I, `thing of evil! - prophet still, if bird or devil! By that Heaven that bends above us - by that God we both adore - Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn, It shall clasp a sainted maiden whom the angels named Lenore - Clasp a rare and radiant maiden, whom the angels named Lenore?' Quoth the raven, `Nevermore.' `Be that word our sign of parting, bird or fiend!' I shrieked upstarting - `Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore! Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken! Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above my door! Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!' Quoth the raven, `Nevermore.' And the raven, never flitting, still is sitting, still is sitting On the pallid bust of Pallas just above my chamber door; And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming, And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor; And my soul from out that shadow that lies floating on the floor Shall be lifted - nevermore!

                                                                                                             Ворон  

Раз, когда я в глухую полночь, бледный и утомленный, размышлял над грудой драгоценных, хотя уже позабытых ученых фолиантов, когда я в полусне ломал над ними себе голову, вдруг послышался легкий стук, как будто кто-то тихонько стукнул в дверь моей комнаты. "Это какой-нибудь прохожий, - пробормотал я про себя, - стучит ко мне в комнату, - прохожий, и больше ничего". Ах, я отлично помню. На дворе стоял тогда студеный декабрь. Догоравший в камине уголь обливал пол светом, в котором видна была его агония. Я страстно ожидал наступления утра; напрасно силился я утопить в своих книгах печаль по моей безвозвратно погибшей Леноре, по драгоценной и лучезарной Леноре, имя которой известно ангелам и которую здесь не назовут больше никогда. И шорох шелковых пурпуровых завес, полный печали и грез, сильно тревожил меня, наполнял душу мою чудовищными, неведомыми мне доселе страхами, так что в конце концов, чтобы замедлить биение своего сердца, я встал и принялся повторять себе: "Это какой-нибудь прохожий, который хочет войти ко мне; это какой-нибудь запоздалый прохожий стучит в дверь моей комнаты; это он, и больше ничего". Моя душа тогда почувствовала себя бодрее, и я, ни минуты не колеблясь, сказал: "Кто бы там ни был, умоляю вас, простите меня ради Бога; дело, видите, в том, что я вздремнул немножко, а вы так тихо постучались, так тихо подошли к двери моей комнаты, что я едва-едва вас расслышал". И тогда я раскрыл дверь настежь, - был мрак и больше ничего. Всматриваясь в этот мрак, я долгое время стоял, изумленный, полный страха и сомнения, грезя такими грезами, какими не дерзал ни один смертный, но молчанье не было прервано и тишина не была нарушена ничем. Было прошептано одно только слово "Ленора", и это слово произнес я. Эхо повторило его, повторило, и больше ничего. Вернувшись к себе в комнату, я чувствовал, что душа моя горела как в огне, и я снова услышал стук, - стук сильнее прежнего. "Наверное, - сказал я, - что-нибудь кроется за ставнями моего окна; посмотрю-ка, в чем там дело, разузнаю секрет и дам передохнуть немножко своему сердцу. Это - ветер, и больше ничего". Тогда я толкнул ставни, и в окно, громко хлопая крыльями, влетел величественный ворон, птица священных дней древности. Он не выказал ни малейшего уважения; он не остановился, не запнулся ни на минуту, но с миною лорда и леди взгромоздился над дверью моей комнаты, взгромоздился на бюст Паллады над дверью моей комнаты, - взгромоздился, уселся и... больше ничего. Тогда эта черная, как эбен, птица важностью своей поступи и строгостью своей физиономии вызвала в моем печальном воображении улыбку, и я сказал: "Хотя твоя голова и без шлема, и без щита, но ты все-таки не трусь, угрюмый, старый ворон, путник с берегов ночи. Поведай, как зовут тебя на берегах плутоновой ночи". Ворон каркнул: "Больше никогда!" Я был крайне изумлен, что это неуклюжее пернатое созданье так легко разумело человеческое слово, хотя ответ его и не имел для меня особенного смысла и ничуть не облегчил моей скорби; но, ведь, надо же сознаться, что ни одному смертному не было дано видеть птицу над дверью своей комнаты, птицу или зверя над дверью своей комнаты на высеченном бюсте, которым было бы имя _Больше никогда_! Но ворон, взгромоздившись на спокойный бюст, произнес только одно это слово, как будто в одно это слово он излил всю свою душу. Он не произнес ничего более, он не пошевельнулся ни единым пером; я сказал тогда себе тихо: "Друзья мои уже далеко улетели от меня; наступит утро, и этот так же покинет меня, как мои прежние, уже исчезнувшие, надежды". Тогда птица сказала: "_Больше никогда_!" Весь задрожал я, услыхав такой ответ, и сказал: "Без сомнения, слова, произносимые птицею, были ее единственным знанием, которому она научилась у своего несчастного хозяина, которого неумолимое горе мучило без отдыха и срока, пока его песни не стали заканчиваться одним и тем же припевом, пока безвозвратно погибшие надежды не приняли меланхолического припева: "Никогда, никогда больше!" Но ворон снова вызвал в моей душе улыбку, и я подкатил кресло прямо против птицы, напротив бюста и двери; затем, углубившись в бархатные подушки кресла, я принялся думать на все лады, старался разгадать, что хотела сказать эта вещая птица древних дней, что хотела сказать эта печальная, неуклюжая, злополучная, худая и вещая птица, каркая свое: "_Больше никогда_!" Я оставался в таком положении, теряясь в мечтах и догадках, и, не обращаясь ни с единым словом к птице, огненные глаза которой сжигали меня теперь до глубины сердца, я все силился разгадать тайну, а голова моя привольно покоилась на бархатной подушке, которую ласкал свет лампы, - на том фиолетовом бархате, ласкаемом светом лампы, куда она уже не склонит своей головки больше никогда! Тогда мне показалось, что воздух начал мало-помалу наполняться клубами дыма, выходившего из кадила, которое раскачивали серафимы, стопы которых скользили по коврам комнаты. "Несчастный! - вскричал я себе. - Бог твой чрез своих ангелов дает тебе забвение, он посылает тебе бальзам забвения, чтобы ты не вспоминал более о своей Леноре! Пей, пей этот целебный бальзам и забудь погибшую безвозвратно Ленору!" Ворон каркнул: "Больше никогда!" "Пророк! - сказал я, - злосчастная тварь, птица или дьявол, но все-таки пророк! Будь ты послан самим искусителем, будь ты выкинут, извергнут бурею, но ты - неустрашим: есть ли здесь, на этой пустынной, полной грез земле, в этой обители скорбей, есть ли здесь, - поведай мне всю правду, умоляю тебя, - есть ли здесь бальзам забвенья? Скажи, не скрой, умоляю!" Ворон каркнул: "Больше никогда!" "Пророк! - сказал я, - злосчастная тварь, птица или дьявол, но все-таки пророк! Во имя этих небес, распростертых над нами, во имя того божества, которому мы оба поклоняемся, поведай этой горестной душе, дано ли будет ей в далеком Эдеме обнять ту святую, которую ангелы зовут Ленорой, прижать к груди мою милую, лучезарную Ленору!" Ворон каркнул: "Больше никогда!" "Да будут же эти слова сигналом к нашей разлуке, птица или дьявол! - вскричал я, приподнявшись с кресла. - Иди снова на бурю, вернись к берегу плутоновой ночи, не оставляй здесь ни единого черного перышка, которое могло бы напомнить о лжи, вышедшей из твоей души! Оставь мой приют неоскверненным! Покинь этот бюст над дверью моей комнаты. Вырви свой клюв из моего сердца и унеси свой призрачный образ подальше от моей двери!" Ворон каркнул: "Больше никогда!" И ворон, неподвижный, все еще сидит на бледном бюсте Паллады, как раз над дверью моей комнаты, и глаза его смотрят, словно глаза мечтающего дьявола; и свет лампы, падающий на него, бросает на пол его тень; и душа моя из круга этой тени, колеблющейся по полу, не выйдет больше никогда!

Я очень люблю песню  "Битлз" "Free as a bird". По-моему, это одна из лучших песен великой ливерпульской "четверки".

код сгенерирован конвертером видеоссылок

 Завтра исполняется 179 лет со дня рождения великой американской поэтессы Эмили Дикинсон. Она родилась  в Новой Англии в пуританской семье, жившей в Массачусетсе с XVII века. Отец, Эдвард Дикинсон, был юристом и политиком, долгое время входил в палату представителей и сенат штата, был конгрессменом США. Мать — Эмили Дикинсон, урождённая Норкросс. Посещала начальную школу на Плезэнт-Стрит в Амхерсте. В 1840 году начала одновременно с сестрой обучение в Академии Амхерста, которая только за два года до этого стала принимать девочек. В академии провела семь лет, пропустив несколько семестров по болезни. Изучала английский, латынь, литературу, историю, ботанику, геологию, психологию и арифметику. Многие знакомства, начатые в Академии, продолжились в течение всей жизни Эмили Дикинсон. Закончила академию летом 1847 года, затем с 10 августа по 25 марта 1848 года обучалась в женской семинарии Маунт-Холиоук, в 16 км от Амхерста. Причины её ухода из семинарии неизвестны. После семинарии вернулась в семью родителей в Амхерст и всю оставшуюся жизнь прожила там, редко удаляясь от дома более чем на пять миль.Весной 1855 года вместе с матерью и сестрой совершила одно из самых дальних своих путешествий, проведя три недели в Вашингтоне, где её отец представлял Массачусетс в Конгрессе, а затем две недели в Филадельфии. В частности, в Филадельфии она познакомилась со священником Чарльзом Уодсуортом, который стал одним из её ближайших друзей, и, несмотря на то, что впоследствии они виделись только дважды, вплоть до своей смерти в 1882 году оказывал на неё серьёзное влияние.Соседи считали её эксцентричной, в частности, за то, что она всегда надевала белое платье и редко выходила приветствовать гостей, а позже и вовсе не покидала своей комнаты. Большая часть её друзей не были с ней лично знакомы, а лишь вели с ней переписку.
После расставания в 1862 году с человеком, которого она любила, практически перестала общаться с людьми, не считая родных и самых близких друзей. Эмили Дикинсон считается одной из важнейших фигур американской и мировой поэзии. Она-самый читаемый в мире и в своей стране американский поэт всех времён.
 

***

Узнать, как страдал он - уже награда;
Узнать, был ли кто-нибудь рядом,
Кому его взгляд последний отпущен,
Пока не застыть ему - в Райских кущах.

Узнать, был ли он терпелив - умер в плаче -
Скончался, как думал - или иначе -
Был ли тот день благоприятен,
Для смерти, бежавшей его объятий?

О чем он думал - о доме - о Боге,
О том, что скажут, узнав, что бремя
Людской природы с себя он сбросил
В такое время?

Желанья - имел ли он их?
Только бы вздох - чтоб могла я услышать -
Не был бы слишком тих.
И был ли он так же доверчив, доколе
Боли не стало слышно - в верховной воле?

И если он произнес - то чье имя?
Чье он выкрикнул первым?
А чье в конце перемолото было
Языком, тяжелым, как жернов?

Был ли испуган он - или спокоен?
Мог ли он думать
О том, что получится в сумме,
Когда любовь - что была - и которая будет,
Сольются пред вечностью - в людях.
 

***

Слишком поздно для человека,
Но рано для Бога
Спасать твою душу;
Лишь молитва - подмога.

Как хорошо на небе,
Сколько в лике Господнем
Тепла, когда он выходит
По-соседски - в исподнем!
 

***

Здесь слишком кратки дни
И скудны ночи,
Чтобы могли они
Сосредоточить
Восторги, что здесь жить хотели,
Но не нашли приюта
И улетели.
 

***

Гордись моим сломанным сердцем, сломавший его,
Гордись моей болью, неведомой мне до того,

Гордись моей ночью, чью тьму погасил ты луной,
Смиреньем моим перед страстью твоей, но не мной,

Не полною чашей девичьих страданий и слез,
Которой ты мог бы хвалиться, хмельной, как Христос,

Раскрыв мне манящие новым мученьем объятия.
Смотри! Я краду у тебя распятье!
 

***

Не веришь мне, мой странный друг!
Поверь! Ведь даже Бог
Крупицей от такой любви
Доволен быть бы мог.
Лишь всю себя и навсегда -
Что женщина еще
Способна дать, скажи, чтоб я
Могла принять в расчет!

То не душа моя - она
Была твоей всегда;
Я уступила весь свой прах, -
Каких еще наград
Не получил ты от меня,
Какой еще судьбой
Гордиться деве, кроме как
На неких дальних небесах,
Смиренно жить с тобой!

Проверь ее, сожни ее,
Просей от лба до пят,
И все сомнения твои
В ее огне сгорят.
Развей всю нежность, все тепло,
Всю легкость ее нег,
И ты получишь ледяной
И вечно чистый снег.
 

***

Правды нет - и далек
Справедливый судья -
На меня рассердился Король -
Чтоб вернуть его милость - я

Умерла у монарших ног
Со словами - Король -
Ты - когда-нибудь - будешь так мал -
А попросишь - о столь -

Великом - о большем - чем Власть -
Будешь меньше - чем я -
Обещай мне - в тот день - Сан -
Заступиться - за Тебя.
 

***

Цветок следит за солнцем взглядом,
И к вечеру, заметив рядом
С собой глаза цветка,
Оно ворчит, склонившись низко:
"Зачем ко мне садишься близко?"
"Затем, что жизнь сладка!"

Мы все - цветы, а Ты - светило!
Прости нас, если не хватило
Нам дня тебя любить, -
Мы влюблены в твои закаты,
В твои полеты и агаты,
И в полночь впереди!
 

 Перевод Леонида Ситника

Ты относишься к числу избранных натур-это не подлежит сомнению. Достаточно лишь раз увидеть тебя, чтобы понять-эта женщина отмечена милостью Божьей. Твоя поразительная красота поистине завораживает взгляд, и это не просто броская сексуальная привлекательность, которой сейчас никого не удивишь. Твоё прекрасное лицо словно светится изнутри каким-то неземным светом, который властно притягивает к себе восхищенные взоры прохожих. Такое лицо невозможно забыть. Ты, конечно же, знаешь об этом, равно как знаешь цену себе. Если прибавить к этому твою незаурядную одаренность, то оправданность твоих жизненных амбиций покажется вполне очевидной. Однако не забывай, что делать карьеру-это твоё право, а делать детей-твой долг. Всеми своими выдающимися достоинствами ты обязана генам, унаследованным тобою от родителей. Они даны тебе в долг, и ты обязана его погасить, передав это родовое сокровище тем, кому ещё предстоит прийти в мир. И не надо говорить о том, что ты любишь Бога, и потому, дескать, в твоём сердце нет места ни для кого другого. Истинная любовь к Богу немыслима без смирения и неукоснительного исполнения Его воли, а она выражена ясно и недвусмсысленно-плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю. Священное Писание утверждает, что в этих словах заключено благословение Божье, так неужели ты дерзнешь отвергнуть его? Сам Господь сказал о младенцах, которых приносили к Нему, что их есть Царствие Божие. Возможно ли в таком случае, чтобы материнство и его причина-земная любовь, были неугодны ему? Будь это так, то Церковь Христова никогда не освятила бы брак, провозгласив его своим Таинством. Подумай-могла бы ты сейчас столь горделиво пренебрегать деторождением, если бы твоя мать относилась к нему так же, как ты? Ты уверяешь, что отказалась от исполнения своего женского долга ради Христа, но в действительности ты просто испытываешь отвращение ко всему, что связано с плотской любовью. И это ты называешь благочестием? Сын Божий, став плотью, тем самым освятил и обожил её. Вот и посуди сама-имеет ли право женщина, считающая себя благочестивой христианкой, гнушаться телом-этим храмом Святого Духа? 

Скончался гениальный русский актер. Для меня это личная потеря. Я бесконечно восхищался его огромным дарованием, фантастическим обаянием, поистине уникальной личной харизмой. В России было и есть немало великих актеров, но все же Тихонов занимал среди них совершенно особое место. Для меня, и я уверен-для очень многих он был живым символом всего самого прекрасного и благородного в русском характере. Мы никогда не забудем его. Царство Вам небесное, дорогой Вячеслав Васильевич!

Это Виктория Радочинская-самая красивая на сегодняшний день замужняя женщина в мире.

Эта песня в исполнении группы "Моральный кодекс" и ее лидера Сергея Мазаева является, на мой взгляд, ярчайшим образцом русского музыкального гламура. Вот уже больше 10 лет я слушаю её с неизменным удовольствием.

код сгенерирован конвертером видеоссылок

 Природа, породив тебя, хотела
Запечатлеть прообраз красоты,
Людские взоры услаждаешь ты
Прелестной грацией души и тела.

Для женщины завидней нет удела,
Чем быть сосудом вышней чистоты,
Не для услад чудесные черты
Тебе даны, а для Господня дела.

Тебе вручен красы нездешней дар,
Чтоб пробуждать любви небесной жар,
Вливать в сердца надежду на спасенье.

Неси ты всем изверившимся весть
О том, что Царство Божье вправду есть,
-Вот таково твоё предназначенье!

Ты поистине любима Богом-необычайная и утонченная красота, острый ум, благородство души и чистота сердца делают тебя подлинным украшением города, в котором ты живёшь. Подобным совершенством ты обязана Творцу и твоим родителям, ты-зримое воплощение их любви. Почему же ты не желаешь передать дальше полученный тобою бесценный дар? Неужели ты так скупа, что хочешь одна пользоваться сокровищем, доставшимся тебе даром? О, нет-причиной тому не скупость. Тебе кажется, что отдав себя мужчине, став матерью, ты унизишься, растопчешь своё достоинство, и не сможешь реализовать себя как личность. Иначе говоря, жизненный успех для тебя важнее любви и материнства. Боже правый, какая нелепость! Будучи женщиной, ты пытаешься подражать мужчинам, что и смешно, и глупо, а главное-вряд ли увенчается успехом. У женщины, тем более такой как ты, есть все возможности для самоутверждения, только они совсем иные, нежели у мужчин. Люби, дари жизнь прекрасным детям, стань для своего избранника счастьем и отрадой его жизни, вдохновляй его на подвиги и творчество, и на склоне лет ты сможешь с чистой совестью сказать сама себе-жизнь прожита не зря. 

Мне очень нравится сериал "Вторая жизнь", и не только благодаря увлекательному сюжету и великолепной игре исполнителя главной роли-моего кинематографического кумира Марио Симарро. Я просто обожаю песню из этого фильма в исполнении талантливой мексиканской актрисы и певицы Лорены Рохас. Предлагаю её вашему вниманию:

 Неужели тебе совсем себя не жалко? Твоя юность уже позади, сейчас ты Прекрасная Дама в расцвете сил. Но течение реки времён, увы, стремительно и неудержимо, и не за горами тот день, когда ты, глядя в зеркало, перестанешь узнавать себя. Банальная история, знакомая всем женщинам, и в особенности красавицам! Единственным утешением могли бы стать дети-твоя плоть и кровь. Как замечательно было бы иметь дочь, пусть другую, но не менее прекрасную, чем ты-её обожаемая мама. Неужто во имя каких-то призрачных химер ты лишишь себя этого счастья? Не могу в это поверить- ведь ты на редкость умна и проницательна. Ты не можешь не понимать, что все мы, живущие на этой земле, должны исполнить свой долг перед Тем, Кто даровал нам бытие. Он наделил  тебя столь редким совершенством вовсе не для того, чтобы ты использовала его для достижения своих личных целей. Твоё истинное призвание совсем в ином. Знай-многие мужчины, глядя на твое излучающее небесный свет  лицо земного ангела, обретают веру в Того, без которого такое чудо, как ты, просто не могло бы существовать. Ты, сама того не ведая, даруешь им надежду на спасение и любовь к Первопричине красоты, истины и блага. Твоим сверстникам повезло-они видели совершенную красоту. Почему же ты отказываешь в этой радости следующему поколению?

АНЖЕЛИКА

Темной капеллы, где плачет орган,
Близости кроткого лика!..
Счастья земного мне чужд ураган:
Я - Анжелика.

Тихое пенье звучит в унисон,
Окон неясны разводы,
Жизнью моей овладели, как сон,
Стройные своды.

Взор мой и в детстве туда ускользал,
Он городами измучен.
Скучен мне говор и блещущий зал,
Мир мне - так скучен!

Кто-то пред Девой затеплил свечу,
(Ждет исцеленья ль больная?)
Вот отчего я меж вами молчу:
Вся я - иная.

Сладостна слабость опущенных рук,
Всякая скорбь здесь легка мне.
Плющ темнолиственный обнял как друг
Старые камни;

Бело и розово, словно миндаль,
Здесь расцвела повилика...
Счастья не надо. Мне мира не жаль:
Я - Анжелика.

 

Жаждешь ты блаженства, счастья, но твоё желанье-бред,
Не блажен никто под солнцем, и счастливых в мире нет.

Этот мир-мошенник старый, и бесчестный, подлый плут,
Он сулит нам радость жизни, но даёт лишь уйму бед.

Ты удачно день закончил после праведных трудов?
Не дерзай сказать на ложе: "Завтра встречу я рассвет".

Ты фортуною обласкан и красотками любим?
Будешь одинок, несчастен и забыт на склоне лет.

Ты верховный жрец мамоны, обладатель гор златых?
С изумленьем обнаружишь-этих гор простыл и след.

Будь ты Цезаря сильнее, Александра будь смелей,
Под конец тебя раздавят, несмотря на ряд побед.

Не гонись за птицей счастья, эта птаха-лишь мираж,
Загляни-ка лучше в сердце, может, там увидишь Свет.

 

О Приснодева, сколь удачлив тот,
Чьё сердце очищаться не устало,
Кто с детства мира не любил нимало,
И сбросил вожделений тяжкий гнёт!

Как вырваться и мне из их тенёт?
Сказать им "Нет!" давно пора настала,
Страстям числа нет, времени же мало,
Его, увы, стремителен полёт...

О Солнца Жизни скиния святая,
Ты Мать Того, кто Истина и Свет,
Тебя молю я, от стыда сгорая,

Мне милость даровать на склоне лет,
С Тобой надеюсь я достигнуть рая,
И у меня иной надежды нет!

Французская группа Space  и ее руководитель Дидье Маруани во уже более 30 лет являются одними из лидеров мирoвой поп-музыки. Предлагаю Вашему вниманию один из их самых знаменитых хитов:

Всем христианам известно, что гордыня является тягчайшим грехом, но зачастую бывает нелегко осознать наличие её в себе. Обычно её признаками считаются надменность, высокомерие, желание доминировать, презрение к окружающим и стремление навязать им свою волю. Поэтому многим кажется, что если эти внешние проявления гордости им не присущи, то они свободны от данного греха. Но это не более чем иллюзия. Можно быть внешне скромным, смиренным, и ходить, потупив взор, и тем не менее быть очень гордым человеком, поскольку сущность гордости заключается не в фанаберии, а в чувстве независимости от Бога. Существует признак, по которому можно безошибочно определить наличие в себе гордыни. Это-надежда на свои собственные силы и пренебрежение милостью Божьей. Если кому-то кажется, что он может сам, без поддержки и помощи свыше обрести какие-либо материальные, и тем паче духовные блага, то он проникнут гордостью до мозга костей, “…ибо без меня не можете делать ничего” (Ин.15,5) Гордецы испытывают иллюзорное чувство своей жизненной самодостаточности, ибо в действительности все т.н. “успешные личности” преуспели отнюдь не только благодаря своим талантам и трудолюбию. Не для кого не секрет, что можно быть чрезвычайно талантливым и весьма трудолюбивым, и тем не менее ничего не добиться из-за рокового стечения неблагоприятных обстоятельств, обусловленных провиденциальной волей Всевышнего, “Ибо Господь Саваоф определил, и кто может отменить это? рука Его простерта,-и кто отвратит ее?” (Ис 14,27)
Если без милости Божьей невозможно обрести даже материальные блага, то что же говорить о благах духовных? Есть ли на земле люди, которые могли бы с чистой совестью сказать, что они по природе своей не является слабыми, греховными, несовершенными существами, бессильными перед похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской? Чем более высокого уровня духовного развития достиг человек, тем с большей искренностью он может отнести к себе слова псалмопевца: “…беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною” (Пс50,5) Все святые обрели святость не столько благодаря своим аскетическим подвигам, сколько посредством благодати Святого Духа. Отсюда следует, что гордец, надеющийся на свои собственные силы, неизбежно потерпит крах- и материальный, и духовный. “Еще он в свежести своей и не срезан, а прежде всякой травы засыхает. Таковы пути всех, забывающих Бога, и надежда лицемера погибнет.” (Иов 8, 12-13)
 

Егишэ Чаренц-Личная песнь

Оставив в Карсе у реки свой дом старинный и родной,
Оставив Карс и Карса сад, и неба прииск голубой,
И Каринэ Котанджеан не досказав «Господь с тобой»,
Брожу теперь, скитальцем став, дорогой дальней и чужой.

Брожу, бездомный, а вокруг мелькают лица, что ни миг,
Вокруг грохочет и бурлит мир, потерявший лад и лик,
Кто скажет мне, зачем живешь? Кто скажет мне, чего достиг?
Ах, эти лица, словно их топор вырезывал тупой.

Как надоедливый напев, застряла в горле эта жизнь,
Как будто раною сквозной открылась в сердце эта жизнь,
И песни, горла не найдя, остались в сердце и сплелись
В свинцовый слиток немоты, налитый болью и тоской.

Но пусть горланит этот мир вплоть до скончания времен,
Я – инвалид и сумасброд, изгнанник вечный – осужден
Идти к обители теней, на край Амента, через сон,
Высокой, звездной и седой своей сновиденной тропой.

И вот уже для всех грехов мне сердцем утешитель дан,
Я невозвратен, я уже бреду путями дальних стран.
Увидев в Карсе где-нибудь вдруг Каринэ Котанджеан,
Скажите ей, Чаренц сказал – Господь с тобой, Господь с тобой… 

                                                                                  (Перевод Карена Свасьяна)

Джордж  Xаррисон был  не только талантливейшим музыкантом, но и, пожалуй, самым утонченным и одухотвореннным из "Битлз". Эта его песня-один из величайших музыкальных шедевров прошлого века.

Александр Блок

              ***

Вы предназначены не мне.

Зачем я видел Вас во сне?

Бывает сон - всю ночь один:

Так видит Даму паладин,

Так раненому снится враг,

Изгнаннику - родной очаг,

И капитану - океан,

И деве - розовый туман...

Но сон мой был иным, иным,

Неизъясним, неповторим,

И если он приснится вновь,

Не возвратится к сердцу кровь...

И сам не знаю, для чего

Сна не скрываю моего,

И слов, и строк, ненужных Вам,

Как мне,- забвенью не предам.

Александр Блок - НЕЗНАКОМКА

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.



Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.



И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.



Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный

Бесмысленно кривится диск.



И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной

Как я, смирен и оглушен.



А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!» кричат.



И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.



И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.



И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.



И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.



Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.



И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.



В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Илья Глазунов-Незнакомка

 

Что является основной причиной бездушного, бессердечного, безжалостного отношения к ближним? Оно коренится в неспособности к внутреннему отождествлению с другими людьми. Невозможно искренне сострадать другому человеку, если мы душевно и сердечно не связаны с ним, и не чувствуем реальности его внутреннего мира столь же живо и непосредственно, как реальность собственной собственной душевной жизни. Обычно другой человек рассматривается как объект, который может быть либо полезным, либо вредным, либо попросту безразличным. При таком подходе другие люди становятся не более чем одушевленными предметами, используемыми нами по мере необходимости. Иначе говоря, причина злых, эгоистических поступков заключается в бессознательном ( а иногда и во вполне сознательном!) отношении к другим как к вещам, не имеющим личностного бытия, что служит оправданием сколь угодно безнравственного поведения, ибо по отношению к вещам моральной ответственности не бывает. Говоря об аморальном поведении, мы имеем в виду не только грубое попрание нравственного закона. Как часто за нашей симпатией, дружбой, и даже любовью к ближним скрывается корыстная заинтересованность, когда добро другим делается не ради них самих, а лишь потому, что их благополучие необходимо для нашего же блага!
Возникает вопрос-возможно ли преодолеть эту греховную сосредоточенность на самом себе, это циничное и прагматичное отношение к людям как к простым орудиям и средствам для достижения своекорыстных целей? Если оставаться на материалистической платформе, то ответ на данный вопрос может быть только отрицательным. В природе все живые существа пожирают друг друга, и это является необходимым условием самого их существования. Каждое из них является для другого только средством к существованию, но ни коем случае не его целью. Человек с естественнонаучной точки зрения является неотъемлемой частью биосферы, и потому не может быть исключением из этого всеобщего правила.
К счастью, эта точка зрения не является единственной. Помимо неё существует и христианское учение о человеке, основанное на сверхъестественном Откровении. Греховная обособленность, эгоцентрическая сосредоточенность на себе и взаимная вражда преодолимы в Церкви-Мистическом Теле Христа, одушевляемом Духом Святым-ипостасной любовью Отца и Сына. Именно Дух Святой, даруемый христианам посредством таинства Миропомазания и незримо присутствующий в глубине их сердец, связует их невидимыми узами божественной любви. Именно этот благодатный дар Утешителя позволяет нам ощутить жизнь другой души не как некую абстракцию, а как конкретную и непосредственно воспринимаемую нами реальность. По сути, божественная любовь есть ни что иное как духовное отождествление с другим без утраты своей собственной идентичности, и такое отождествление возможно лишь в Церкви. Только в Ней возможно осуществление того нравственного Идеала, о котором говорил Спаситель: "...да будут все едино как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе" (Ио. 17, 21)
 

 Опошлено слово одно 

И стало рутиной. 

Над искренность  давно

 Смеются в  гостиной. 

Надежда и самообман — 

Два сходных недуга. 

Единственный мир без румян 

Участие друга.

Любви я в ответ не прошу, 

Но тем беззаветней 

По-прежнему произношу 

Обет долголетний.

Так бабочку тянет в костер 

И полночь к рассвету, 

И так заставляет простор 

Кружиться планету.

                   (Перевод Б. Пастернака) 

Как счастлива ты с ним, мечта моя живая,
Икона светлая любви и красоты!
Играя и шутя, сердца пленяешь ты,
Сверкаешь, как алмаз, соперниц затмевая.

Увидевший тебя стоит в преддверьи рая.
И отрешается от пошлой суеты,
Все помыслы твои высоки и чисты,
Не властна над тобой желаний низких стая.

Жемчужиной такой владеть не мне дано,
И одному свой век прожить мне суждено,
Поэтам на земле неведомо блаженство.

Не стану я роптать на происки судьбы,
И уступлю тебя другому без борьбы,
Поскольку только боль рождает совершенство.

Эта блистательная композиция является плодом совместного творчества двух гениальных музыкантов. Уже многие годы, слушая её, я восхищаюсь их неподражаемым искусством.

Как жаль, что Средние века давно уже стали историей! Когда ещё потоки благодатного света изливались на Европу столь обильно, как тогда? Именно в ту эпоху человеческий дух сумел достичь наибольшей близости к Творцу; и лишь в то время в Европе процветало рыцарство, воплотившее идеалы доблести, верности Богу и любви к Прекрасной Даме. От всего этого сейчас не осталось и следа. Повсюду царят безбожие, торгашество и грубая чувственность, которым ненавистны всё истинно прекрасное и возвышенное. И не будь Вас, кто ныне свидетельствовал бы о красоте и величии средневековых идеалов, некогда сделавших Европу духовным средоточием мира, и от которых она теперь столь опрометчиво отрекается? Глядя на Вас, и видя исходящее от Вас нездешнее сияние, всем сердцем чувствуешь, что оно-отражение Света истинного. Для меня и многих других Вы стали путеводной звездой, указывающей дорогу к потерянному раю. Будучи в расцвете сил, Вы одарили минутами невыразимой радости и счастья великое множество людей, и было бы поистине черной неблагодарностью ныне, на склоне Ваших лет, не попытаться хотя бы частично вернуть Вам то, чем Вы так щедро оделили других. 

 В Ереване в четверг вечером на 59-м году жизни скончался известный мультипликатор Роберт Саакянц. Ведущий мастер армянской анимации умер после операции на сердце, проведенной после обширного инфаркта. Врачи несколько дней боролись за его жизнь, но спасти Саакянца не смогли, сообщают армянские СМИ. Мультипликатор с 1970 года работал на киностудии «Арменфильм» в качестве художника-мультипликатора. Роберт Саакянц является автором сценариев и художником-постановщиком практически всех своих фильмов, которых около тридцати (10- и 30-минутных), и клипов для центральных каналов России и Армении (около 70). Среди известных работ мастера – ленты «Три синих-синих озера малинового цвета», «Ишь ты, Масленица!», «В синем море, в белой пене», «Ух ты, говорящая рыба!». Эти мультфильмы сняты по сказкам классика армянской литературы Ованеса Туманяна. Фильмы Саакянца удостаивались наград международных и всесоюзных кинофестивалей во Франции, Италии, Испании, Германии, Японии, а также в Киеве, Ереване, Москве и Таллине. Недавно Роберт Саакянц завершил съемки мультипликационного фильма «Дорога домой» о потере исторических земель Армении и о важности их возвращения.
«Мои мультфильмы учат детей и взрослых не становиться рабами чего-либо или кого-либо и быть свободными в своем выборе. Человек должен быть романтиком – это поможет ему принимать правильные решения, следовать голосу сердца и не подчиняться общепринятым стереотипам», – заявлял аниматор в интервью «Собеседнику Армении». «Я никогда не променяю свою свободу на сумасшедшие деньги и власть, поскольку я живу как хочу, думаю как хочу, делаю то, что хочу, не являюсь рабом чего-либо и прежде всего своих собственных желаний», – сказал Саакянц.

 

 25 сентября состоялся концерт Аллы Пугачевой в Ереване. Ее принял президент Армении Серж Саргсян.В ходе беседы президент сказал: «Я рад, что Вы посетили Армению. Здесь Вас ждали сотни тысяч поклонников. Вчера часть из них получила возможность присутствовать на Вашем концерте и получить удовольствие».Саргсян высоко оценил вклад Пугачевы в процесс эстетического воспитания целого поколения, в том числе и граждан Армении.«Учитывая это обстоятельство, 24 сентября я подписал указ о награждении Вас орденом Святого Месропа Маштоца».
С благодарностью приняв высокую государственную награду, певица отметила: «Я тронута и благодарна. Во время моего прощального турне я не могла не посетить Армению, которая подарила мне столько вдохновенных мгновений и где я получила возможность познакомиться с удивительными и талантливыми людьми».

 

 Я являюсь страстным поклонником латиноамериканской музыки. Эта песня в исполнении талантливой аргентинской певицы и актрисы Наталии Орейро является одним из лучших образцов музыки жанра Латино.

Я, как и миллионы других любителей музыки, обожаю  этот шедевр Джона Леннона-одну из лучших песен, написанных в прошлом веке.

                                ***

Хоть скоро утро, ночь ещё темна,
Но мне не спится без любви и счастья,
Я обделён, и в том твоя вина,
Ты мягко отказала мне в участье.

Сыграла злую шутку ты со мной,
Когда сказала, что считаешь другом,
Поистине ценю я юмор твой,
По сердцу ты прошлась как будто плугом.

Так и живу я с бороздой в груди,
Незримо, долго истекая кровью,
Пройдёт немного времени, гляди,
И скажут обо мне: “Убит любовью”.

Не в силах я влеченье превозмочь,
Умру я, коль продлится эта ночь.

Великий французский поэт родился   11 сентября 1524 в замке Ла-Поссоньер, в долине реки Луары (провинция Вандомуа). Пройдя курс обучения в Наваррском коллеже, стал пажом сыновей, а затем сестры короля Франциска I. В качестве секретаря Лазара де Баифа, одного из крупнейших гуманистов своего времени, видного дипломата и отца Антуана де Баифа, Ронсар посетил Шотландию, Англию и эльзасский город Хагенау. Во время последнего путешествия он познакомился со многими знаменитыми учеными, но одновременно перенес тяжелую болезнь, следствием которой стала глухота. Поскольку дипломатическая и военная карьера отныне были для него закрыты, он целиком посвятил себя изучению классиков и поэзии.

Вместе с другими молодыми дворянами, столь же влюбленными в науку, Ронсар поступил в парижский коллеж Кокре, где его наставником стал Дора. Все поэты Плеяды отличались необыкновенным рвением и страстью к учебе. В 1650 Ронсар был возведен в ранг придворного поэта. После смерти Карла IX он жил в аббатствах Круаваль в Вандомуа и Сен-Ком в Турени. Умер Ронсар в Сен-Ком-сюр-Луар 27 декабря 1585.

Настоящую славу принесла Ронсару лирика – сборники Любовные стихотворения (Amours, 1552), Продолжение любовных стихотворений (Continuations des Amours, 1555) и Сонеты к Елене (Sonnets pour Hélène, 1578). В любовной поэзии Ронсара доминируют темы стремительно бегущего времени, увядания цветов и прощания с юностью, получает дальнейшее развитие горациевский мотив «carpe diem» («лови мгновение»). Ронсар является также великим певцом природы – рек, лесов, водопадов.  Благодаря Ронсару французская поэзия обрела музыкальность, гармонию, разнообразие, глубину и масштаб. Он ввел в нее темы природы, чувственной и одновременно платонической любви, полностью обновил ее содержание, форму, пафос и словарный запас, поэтому его с полным правом можно считать основателем лирической поэзии во Франции.

* * * 

Скорей погаснет в небе звездный хор 

И станет море каменной пустыней,

Скорей не будет солнца в тверди синей, 

Не озарит луна земной простор, 

Скорей падут громады снежных гор, 

Мир обратится в хаос форм и линий, 

Чем назову я рыжую богиней 

Иль к синеокой преклоню мой взор 

Я карих глаз живым огнем пылаю, 

Я серых глаз и видеть не желаю, 

Я враг смертельный золотых кудрей, 

Я и в гробу, холодный и безгласный, 

Не позабуду этот блеск прекрасный 

Двух карих глаз, двух солнц души моей.

* * * 

Когда, как хмель, что, ветку обнимая, 

Скользит, влюбленный, вьется сквозь листы, 

Я погружаюсь в листья и цветы, 

Рукой обвив букет душистый мая, 

Когда, тревог томительных не зная, 

Ищу друзей, веселья, суеты,— 

В тебе разгадка, мне сияешь ты, 

Ты предо мной, мечта моя живая! 

Меня уносит к небу твой полет,

Но дивный образ тенью промелькнет,

Обманутая радость улетает, 

И, отсверкав, бежишь ты в пустоту,— 

Так молния сгорает на лету, 

Так облако в дыханье бури тает.

* * * 

Когда ты, встав от сна богиней благосклонной, 

Одета лишь волос туникой золотой, 

То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой, 

Распустишь до колен волною нестесненной — 

О, как подобна ты другой, пенно-рожденной,

Когда волну волос то. заплетя косой,

То распуская вновь, любуясь их красой,

Она плывет меж нимф по влаге побежденной! 

Какая смертная тебя б затмить могла

Осанкой, поступью, иль красотой чела,

Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи? 

Какой- из нимф речных или лесных дриад 

Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд, 

И золото волос, окутавшее плечи?

* * * 

До той поры, как в мир любовь пришла 

И первый свет из хаоса явила, 

Не созданы, кишели в нем светила 

Без облика, без формы, без числа. 

Так праздная, темна и тяжела, 

Во мне душа безликая бродила, 

Но вот любовь мне сердце охватила, 

Его лучами глаз твоих зажгла. 

Очищенный, приблизясь к совершенству, 

Дремавший дух доступен стал блаженству, 

И он в любви живую силу пьет, 

Он сладостным томится притяженьем, 

Душа моя, узнав любви полет,

Наполнилась и жизнью и движеньем.

* * * 

Я грустно, медленно, вдоль мутного потока,

Не видя ничего, бреду лесной тропою.

Одна и та же мысль мне не дает покою:

О ней,— о той, в ком нет, казалось мае, порока. 

О дай мне отдых, мысль, не мучай так жестоко, 

Не приводи одну причину за другою 

Для горьких слез о том, что и теперь, не скрою, 

Мне больно сердце жжет и сводит в гроб до срока. 

Ты не уходишь, мысль? Я развалю твой дом, 

Я смертью собственной твою разрушу крепость. 

Уйди, прошу, оставь мой разум наконец! 

Как хорошо забыть, уснув могильным сном, 

Измену, и любовь, и эту всю нелепость — 

То, от чего навек освобожден мертвец.

* * * 

Чтобы цвести в зеках той дружбе совершенной — 

Любви, что к юной, вам, питал Ронсар седой. 

Чей разум потрясен был вашей красотой, 

Чей был свободный дух покорен вам, надменной, 

Чтобы из рода в род и до конца вселенной 

Запомнил мир, что вы повелевали мной, 

Что кровь и жизнь моя служили вам одной, 

Я ныне приношу вам этот лавр нетленный. 

Пребудет сотни лет листва его ярка, — 

Все добродетели воспев в одной Елене, 

Поэта верного всесильная рука 

Вас сохранит живой для тысяч поколений, — 

Вам, как Лауре, жить и восхищать века, 

Покуда чтут сердца живущий в слове гений.

* * * 

Когда, старушкою, ты будешь прясть одна, 

В тиши у камелька свой вечер коротая, 

Мою строфу споешь и молвишь ты, мечтая: 

«Ронсар меня воспел в былые времена». 

И, гордым именем моим поражена, 

Тебя благословит прислужница любая, —

Стряхнув вечерний сон, усталость забывая, 

Бессмертную хвалу провозгласит она. 

Я буду средь долин, где нежатся поэты, 

Страстей забвенье пить из волн холодной Леты, 

Ты будешь у огня, в бессоннице ночной, 

Тоскуя, вспоминать, моей любви моленья. 

Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья 

И розы бытия спеши срывать весной.

Я очень люблю эту песню в исполнении Валерия Меладзе и группы"Виагра". На мой взгляд, это одна из лучших песен на русском языке за последние 10 лет.

Джо Дассен был настоящим кумиром поколения 70-ых. Его замечательное искусство, благородный романтический образ и трагически ранняя смерть навсегда остались в памяти его многочисленных поклонников. Вспомним этого Прекрасного Принца французской эстрады.