— Она сказала, что будет танцевать со мной, если я принесу ей красных роз, — воскликнул молодой Студент, — но в моём саду нет ни одной красной розы.
Его услышал Соловей, в своём гнезде на Дубе, и, удивлённый, выглянул из листвы.
— Ни единой красной розы во всём моём саду! — продолжал сетовать Студент, и его прекрасные глаза наполнились слезами. — Ах, от каких пустяков зависит порою счастье! Я прочёл всё, что написали мудрые люди, я постиг все тайны философии, — а жизнь моя разбита из-за того только, что у меня нет красной розы.
— Вот он наконец-то, настоящий влюблённый, — сказал себе Соловей. — Ночь за ночью я пел о нём, хотя и не знал его, ночь за ночью я рассказывал о нём звездам, и, наконец, я увидел его. Его волосы темны, как тёмный гиацинт, а губы его красны, как та роза, которую он ищет; но страсть сделала его лицо бледным, как слоновая кость, и скорбь наложила печать на его чело.
— Завтра вечером принц даёт бал, — шептал молодой Студент, — и моя милая приглашена. Если я принесу ей красную розу, она будет танцевать со мной до рассвета. Если я принесу ей красную розу, я буду держать её в своих объятиях, она склонит голову ко мне на плечо, и моя рука будет сжимать её руку. Но в моём саду нет красной розы, и мне придётся сидеть в одиночестве, а она пройдёт мимо. Она даже не взглянет на меня, и сердце моё разорвётся от горя.
— Это настоящий влюбленный, — сказал Соловей. — То, о чём я лишь пел, он переживает на деле; что для меня радость, то для него страдание. Воистину любовь — это чудо. Она драгоценнее изумруда и дороже прекраснейшего опала. Жемчуга и гранаты не могут купить её, и она не выставляется на рынке. Её не приторгуешь в лавке и не выменяешь на золото.
— На хорах будут сидеть музыканты, — продолжал молодой Студент. — Они будут играть на арфах и скрипках, и моя милая будет танцевать под звуки струн. Она будет носиться по зале с такой лёгкостью, что ноги её не коснутся паркета, и вокруг неё будут толпиться придворные в расшитых одеждах. Но со мной она не захочет танцевать, потому что у меня нет для неё красной розы.
И юноша упал ничком на траву, закрыл лицо руками и заплакал.
— О чём он плачет? — спросила маленькая зелёная Ящерица, которая проползала мимо него, помахивая хвостиком.
— Да, в самом деле, о чём? — подхватила Бабочка, порхавшая в погоне за солнечным лучом.
— О чём? — спросила Маргаритка нежным шепотом свою соседку.
— Он плачет о красной розе, — ответил Соловей.
— О красной розе! — воскликнули все. — Ах, как смешно!
А маленькая Ящерица, несколько склонная к цинизму, беззастенчиво расхохоталась.
Один только Соловей понимал страдания Студента, он тихо сидел на Дубе и думал о таинстве любви.
Но вот он расправил свои тёмные крылышки и взвился в воздух. Он пролетел над рощей, как тень, и, как тень, пронёсся над садом.
Посреди зелёной лужайки стоял пышный Розовый Куст. Соловей увидел его, подлетел к нему и спустился на одну из его веток.
— Дай мне красную розу, — воскликнул он, — и я спою тебе свою лучшую песню!
Но Розовый Куст покачал головой.
— Мои розы белые, — ответил он, — они белы, как морская пена, они белее снега на горных вершинах. Поди к моему брату, что растёт возле старых солнечных часов, — может быть, он даст тебе то, чего ты просишь.
И Соловей полетел к Розовому Кусту, что рос возле старых солнечных часов.
— Дай мне красную розу, — воскликнул он, — и я спою тебе свою лучшую песню!
Но Розовый Куст покачал головой.
— Мои розы жёлтые, — ответил он, — они желты, как волосы сирены, сидящей на янтарном престоле, они желтее златоцвета на нескошенном лугу. Поди к моему брату, что растёт под окном у Студента, может быть, он даст тебе то, чего ты просишь.
И Соловей полетел к Розовому Кусту, что рос под окном у Студента.
— Дай мне красную розу, — воскликнул он, — и я спою тебе свою лучшую песню!
Но Розовый Куст покачал головой.
— Мои розы красные, — ответил он, — они красны, как лапки голубя, они краснее кораллов, что колышутся, как веер, в пещерах на дне океана. Но кровь в моих жилах застыла от зимней стужи, мороз побил мои почки, буря поломала мои ветки, и в этом году у меня совсем не будет роз.
— Одну только красную розу — вот всё, чего я прошу, — воскликнул Соловей. — Одну-единственную красную розу! Знаешь ты способ получить её?
— Знаю, — ответил Розовый Куст, — но он так страшен, что у меня не хватает духу открыть его тебе.
— Открой мне его, — попросил Соловей, — я не боюсь.
— Если ты хочешь получить красную розу, — молвил Розовый Куст, — ты должен сам создать её из звуков песни при лунном сиянии, и ты должен обагрить её кровью сердца. Ты должен петь мне, прижавшись грудью к моему шипу. Всю ночь ты должен мне петь, и мой шип пронзит твоё сердце, и твоя живая кровь перельётся в мои жилы и станет моею кровью.
— Смерть — дорогая цена за красную розу,— воскликнул Соловей. — Жизнь мила каждому! Как хорошо, сидя в лесу, любоваться солнцем в золотой колеснице и луною в колеснице из жемчуга. Сладко благоухание боярышника, милы синие колокольчики в долине и вереск, цветущий на холмах. Но Любовь дороже Жизни, и сердце какой-то пташки — ничто в сравнении с человеческим сердцем!
И, взмахнув своими тёмными крылышками, Соловей взвился в воздух. Он пронёсся над садом, как тень, и, как тень, пролетел над рощей.
А Студент всё ещё лежал в траве, где его оставил Соловей, и слёзы ещё не высохли в его прекрасных глазах.
— Радуйся! — крикнул ему Соловей. — Радуйся, будет у тебя красная роза. Я создам её из звуков моей песни при лунном сиянии и обагрю её горячей кровью своего сердца. В награду я прошу у тебя одного: будь верен своей Любви, ибо, как ни мудра Философия, в Любви больше Мудрости, чем в Философии, — и как ни могущественна Власть, Любовь сильнее любой Власти. У неё крылья цвета пламени, и пламенем окрашено тело её. Уста её сладки, как мёд, а дыхание подобно ладану.
Студент привстал на локтях и слушал, но он не понял того, что говорил ему Соловей, ибо он знал только то, что написано в книгах.
А Дуб понял и опечалился, потому что очень любил эту малую пташку, которая свила себе гнёздышко в его ветвях.
— Спой мне в последний раз твою песню, — прошептал он. — Я буду сильно тосковать, когда тебя не станет.
И Соловей стал петь Дубу, и пение его напоминало журчание воды, льющейся из серебряного кувшина.
Когда Соловей кончил петь, Студент поднялся с травы, вынул из кармана карандаш и записную книжку и сказал себе, направляясь домой из рощи:
— Да, он мастер формы, это у него отнять нельзя. Но есть ли у него чувство? Боюсь, что нет. В сущности, он подобен большинству художников: много виртуозности и ни капли искренности. Он никогда не принесёт себя в жертву другому. Он думает лишь о музыке, а всякий знает, что искусство эгоистично. Впрочем, нельзя не признать, что иные из его трелей удивительно красивы. Жаль только, что в них нет никакого смысла, и они лишены практического значения.
И он пошёл к себе в комнату, лёг на узкую койку и стал думать о своей любви; вскоре он погрузился в сон.
Когда на небе засияла луна, Соловей прилетел к Розовому Кусту, сел к нему на ветку и прижался к его шипу. Всю ночь он пел, прижавшись грудью к шипу, и холодная хрустальная луна слушала, склонив свой лик. Всю ночь он пел, а шип вонзался в его грудь всё глубже и глубже, и из неё по каплям сочилась теплая кровь.
Сперва он пел о том, как прокрадывается любовь в сердце мальчика и девочки. И на Розовом Кусте, на самом верхнем побеге, начала распускаться великолепная роза. Песня за песней — лепесток за лепестком. Сперва роза была бледная, как лёгкий туман над рекою, — бледная, как стопы зари, и серебристая, как крылья рассвета. Отражение розы в серебряном зеркале, отражение розы в недвижной воде — вот какова была роза, расцветавшая на верхнем побеге Куста.
А Куст кричал Соловью, чтобы тот ещё крепче прижался к шипу.
— Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Всё крепче и крепче прижимался Соловей к шипу, и песня его звучала всё громче и громче, ибо он пел о зарождении страсти в душе мужчины и девушки.
И лепестки розы окрасились нежным румянцем, как лицо жениха, когда он целует в губы свою невесту. Но шип ещё не проник в сердце Соловья, и сердце розы оставалось белым, ибо только живая кровь соловьиного сердца может обагрить сердце розы.
Опять Розовый Куст крикнул Соловью, чтобы тот крепче прижался к шипу.
— Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придёт раньше, чем заалеет роза!
Соловей ещё сильнее прижался к шипу, и острие коснулось наконец его сердца, и всё тело вдруг пронзила жестокая боль. Всё мучительнее и мучительнее становилась боль, всё громче и громче раздавалось пенье Соловья, ибо он пел о Любви, которая обретает совершенство в Смерти, о той Любви, которая не умирает в могиле.
И стала алой великолепная роза, подобно утренней заре на востоке. Алым стал её венчик, и алым, как рубин, стало её сердце.
А голос Соловья всё слабел и слабел, и вот крылышки его судорожно затрепыхались, а глазки заволокло туманом. Песня его замирала, и он чувствовал, как что-то сжимает его горло.
Но вот он испустил свою последнюю трель. Бледная луна услышала её и, забыв о рассвете, застыла на небе. Красная роза услышала её и, вся затрепетав в экстазе, раскрыла свои лепестки навстречу прохладному дуновению утра. Эхо понесло эту трель к своей багряной пещере в горах и разбудило спавших там пастухов. Трель прокатилась по речным камышам, и те отдали её морю.
— Смотри! — воскликнул Куст. — Роза стала красной!
Но Соловей ничего не ответил. Он лежал мёртвый в высокой траве, и в сердце у него был острый шип.
В полдень Студент распахнул окно и выглянул в сад.
— Ах, какое счастье! — воскликнул он. — Вот она, красная роза. В жизни не видал такой красивой розы! У неё, наверное, какое-нибудь длинное латинское название.
И он высунулся из окна и сорвал её.
Потом он взял шляпу и побежал к Профессору, держа розу в руках.
Профессорская дочь сидела у порога и наматывала голубой шёлк на катушку. Маленькая собачка лежала у неё в ногах.
— Вы обещали, что будете со мной танцевать, если я принесу вам красную розу! — воскликнул Студент. — Вот самая красная роза на свете. Приколите её вечером поближе к сердцу, и, когда мы будем танцевать, она расскажет вам, как я люблю вас.
Но девушка нахмурилась.
— Боюсь, что эта роза не подойдёт к моему туалету, — ответила она. — К тому же племянник камергера прислал мне настоящие каменья, а всякому известно, что каменья куда дороже цветов.
— Как вы неблагодарны! — с горечью сказал Студент и бросил розу на землю.
Роза упала в колею, и её раздавило колесом телеги.
— Неблагодарна? — повторила девушка. — Право же, какой вы грубиян! Да и кто вы такой, в конце концов? Всего-навсего студент. Не думаю, чтоб у вас были такие серебряные пряжки к туфлям, как у камергерова племянника.
И она встала с кресла и ушла в комнаты.
— Какая глупость — эта Любовь, — размышлял Студент, возвращаясь домой. — В ней и наполовину нет той пользы, какая есть в Логике. Она ничего не доказывает, всегда обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное. Она удивительно непрактичная, а так как наш век — век практический, то вернусь я лучше к Философии и буду изучать Метафизику.
И он вернулся к себе в комнату, вытащил большую запылённую книгу и принялся её читать.
Оскар Уальд
