17 ноября 2018 года в возрасте 106 лет в результате пожара на своей вилле в Вадуце погиб барон Эдуард Александрович Фальц-Фейн. Про этого человека мало сказать, что с ним ушла эпоха — с ним ушла Императорская Россия. О биографии Эдуарда Александровича и о том, что сделал он для России, которую всю жизнь продолжал считать своей Родиной, — публикация от портала Столетие.RU.

Эдуард Фальц-Фейн разыскивал по всему миру и возвращал России, казалось бы, безнадежно утраченные живописные шедевры, бесценные исторические документы — письма, дневники, архивы (в их числе знаменитый архив Соколова — свидетельства об убийстве в Екатеринбурге царской семьи) и целые библиотеки. Он дарил России ее достояние. Список огромен: полотна Репина, Коровина, Бенуа, Лебедева, редкостные гравюры...

Гражданство за поилку

Дворцу в Ливадии передан ковер ручной работы с изображениями императора Николая II, императрицы Александры Федоровны и наследника Алексея, — дар персидского шаха царской семье к 300-летнему юбилею Дома Романовых. Персидский ковер, украшавший прежде крымскую резиденцию русского царя, Эдуарду Александровичу посчастливилось купить на аукционе в Германии.

Эдуард Александрович Фальц-Фейн

Воронцовскому дворцу в Алупке — редчайший «Портрет князя Григория Потемкина» кисти Левицкого, приобретенный у одного нью-йоркского антиквара. Одна из самых удачных находок барона Фальц-Фейна! Так считает он сам.

Все деньги, что поступают от продажи сувениров (у барона в Вадуце два сувенирных магазина), он привык делить на две равные части: одну — для России, вторую — для себя и дочери.

Если бы человеческую память, подобно компьютерной, можно было измерить в килобайтах и мегабайтах, то для памяти барона Фальц-Фейна не нашлось бы подходящей единицы. Она безмерна и бесконечна, как Вселенная.

Менее всего его рассказы напоминали старческие сетования о чем-то былом, безвозвратно утраченном. Нет, не покидало ощущение будто все, о чем он говорит, случилось днями.

С бароном Эдуардом Александровичем Фальц-Фейном мы познакомились в Москве, на конгрессе соотечественников. Он поистине купался в лучах собственной славы и всеобщей любви: за ним давно и прочно утвердилось прозвище «народный барон». Странный «титул» словно и создан был для одного-единственного в мире человека — Эдуарда Фальц-Фейна.

Не зря ведь он любит повторять: «Такого парня в мире больше нет!»

Это уж точно. Но кто еще может сравниться с ним бескорыстием и широтой души, дерзостью и авантюризмом, оригинальностью ума и трезвостью расчета?!

Ну и крутила же его судьба! Как стажера-космонавта испытывала на перегрузки! Бросала словно на гигантских качелях: вверх — вниз! От наследника богатейшей в России семьи, издавшего свой первый крик в фамильном дворце — до полунищего эмигранта, от человека без родины — до одного из самых уважаемых и преуспевающих граждан княжества Лихтенштейн.

С матерью и сестрой Таисией в 1917 году. Источник: ru-royalty.livejournal.com

— Моя мать постучалась во дворец, и князь принял ее. Она просила только за меня: мой сын Эдуард не имеет гражданства, — сказала она князю, — а, значит, у молодого человека нет будущего.

И князь Франц I решил мою судьбу: объявил местный референдум, и тайным голосованием в декабре 1936-го жители крохотного городка Руггеле проголосовали «за».

Но до этого я построил там поилку для коров. А потом в Ниццу, где я тогда жил, пришла телеграмма из Лихтенштейна с поздравлением — я стал подданным князя и полноправным гражданином княжества. Единственным русским! И вдобавок получил титул барона.

Но вряд ли бы правитель Лихтенштейна был столь благосклонен к семье беженцев из России, если бы не давнее знакомство с дедом барона Николаем Алексеевичем Епанчиным. В конце девятнадцатого столетия в Петербурге князь Франц I представлял интересы Австро-Венгрии (княжество Лихтенштейн входило тогда в состав империи), будучи ее Полномочным послом. Его и генерала Епанчина сблизила общая любовь к живописи: много времени они проводили вместе в Эрмитаже, на выставках Императорской Академии художеств. И, покидая Россию, князь заверил своего русского друга, что тот всегда может рассчитывать на гостеприимство в его маленьком альпийском княжестве.

Наследник русских адмиралов

В 1917-м крах гигантской Российской империи сдетонировал и вызвал крах маленькой крымской империи Фальц-Фейнов. Русские немцы Фальц-Фейны основали богатейшее овцеводческое хозяйство на юге России (руно элитных мериносов стало для них поистине золотым), знаменитый заповедник «Аскания-Нова», построили фабрики и дворцы, возвели храмы.

В одночасье все рухнуло — бабушку барона Софью Богдановну, владелицу порта Хорлы на Черном море, расстреляли в 1919-м, — она наотрез отказалась покидать родину.

Отец — Александр Эдуардович, не вынеся всех несчастий, враз обрушившихся на него, — умер в эмиграции в том же несчастливом для Фальц-Фейнов году. И если бы не его предвидение и деловая сметка — еще в 1905-м, после первой русской революции, он, решив, что самое время приобрести недвижимость за границей, купил на юге Франции, в Ницце великолепную виллу «Les Palmiers», — то его семейству пришлось бы влачить в чужих краях нищенскую жизнь. Обосновавшись на Лазурном берегу, вдова Александра Фальц-Фейна вынуждена была продать виллу (так сложились обстоятельства, что деньги за нее были выручены небольшие, но на них Вера Николаевна с детьми Таисией и Эди, стариками-родителями смогла безбедно существовать несколько лет).

«Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца», — эту истину, подтвержденную русским гением Пушкиным, выверил на себе барон Эдуард Фальц-Фейн.

Жизнь начиналась с чистого листа. В книгу его судьбы, точнее в ее предисловие, вписаны великие имена: Федор Шаляпин и Сергей Дягилев, Игорь Стравинский и Сергей Рахманинов.

Эдуард Фальц-Фейн в молодости

Садовник, репортер, гонщик, бизнесмен, — он вобрал в себя динамизм двадцатого века и романтику девятнадцатого.

От житейских невзгод его всегда защищала сень мощного родового древа. Две его ветви: немецкая, Фальц-Фейны, пионеры освоения южнорусских степей, прибывшие на Русь во времена Екатерины II, и российская — Епанчины, представители русского дворянства, ведущие свой род от боярина Федора Кошки (общего предка Епанчиных и царской династии Романовых), причудливо переплелись в тот самый день и час, когда Александр Фальц-Фейн предстал перед алтарем храма со своей избранницей красавицей Верой Епанчиной.

Вилла «Аскания-Нова» в Лихтенштейне — зеркальное отражение той несуществующей ныне жизни. Сколок былой крымской империи Фальц-Фейнов. Мир мертвых и живых. Вернее, мир Эдуарда Александровича, не делим на ушедших и здравствующих. У него все живы, как у Господа Бога. Их лица проступают в памяти, словно добротные черно-белые снимки в проявителе.

И взирают с портретов на своего знаемого и незнаемого внука и правнука адмиралы Епанчины, верно служившие Царю и Отечеству. Пристально вглядывается монаршая чета: император Павел I и императрица Мария Федоровна. Удостаивает царственного взора сама Екатерина Великая... Дань памяти Эдуард Александрович воздал ей сполна — бронзовый бюст русской императрицы работы знаменитого скульптора Жана Антуана Гудона подарил ее родному Цербсту, когда там, в 1995 году, открылся музей Екатерины II. Не так уж далеко от Вадуца немецкий городок, принадлежавший в былые времена князю Анхальт-Цербстскому, отцу принцессы Софии-Фредерики-Августы, будущей государыни великой империи...

Если бы не Екатерина II, не бывать бы немцам Фальц-Фейнам на святой Руси! Да и вся история России, возвеличенной и умноженной ее трудами, была бы иной!

Эдуард Фальц-Фейн передает Военно-морскому музею портреты своих предков - адмиралов Епанчиных. Ленинград, 1985 г. Фото Юлиана Семенова. Источник: www.prlib.ru 

В домашней галерее барона есть и портрет последнего российского императора Николая II. Эдуард Александрович — один из немногих на земле, кто помнит тепло его рук: в мае 1914-го, во время визита к Фальц-Фейнам, в Асканию-Нова, государь держал на руках маленького Эди.

Почти в столь же младенческом возрасте запечатлен и сам будущий российский монарх. Живописное изображение сладко спящего царственного дитя, кисти придворного художника Неффа, — открывает домашнюю галерею, что расположилась вдоль парадной лестницы, ведущей на второй этаж виллы. Здесь же — и подлинный репинский эскиз казаков, пишущих письмо турецкому султану. Портреты адмиралов Епанчиных, Екатерины Бибиковой, супруги Светлейшего князя фельдмаршала Михаила Кутузова, последней русской императрицы Александры Федоровны.

Но самый любимый для Эдуарда Александровича — портрет матери.

Верочка, Вера, Вера Николаевна. Петербургская барышня, красавица. В юности он любил подразнить своих подружек фотографией юной мамы, вызывая их жгучую ревность. И когда очередная обожательница готова была закатить скандал своему ветреному любовнику, тот гасил ее пыл: «Ну, что ты злишься, это же моя мама!» Эффект был ошеломительным. До сих пор Эдуард Александрович по-детски радуется своим былым удачным розыгрышам.

Меценат и жизнелюб

Нет, обращения «почтенный» и «старейший» — не для барона. Он все тот же беззаботный Эди, щеголявший в куртке с разодранными локтями, удачливый любовник, щедрый меценат и великий жизнелюб.

В девяносто два получил право управлять автомобилем еще на несколько лет. Знакомый доктор заверил его, что если бы не знал возраст своего пациента, не поверил — сердце, легкие, желудок, как у тридцатилетнего!

Но в паспорте впечатана строка — 14 сентября 1912 года. И никуда от этой самой важной даты — точки отсчета земного бытия — не уйдешь!

— Не привык тащиться как черепаха (стрелка на спидометре вздрагивает на отметке — 140!) Раньше носился по Европе со скоростью 250 километров в час. О, меня штрафовала полиция всех стран!

В тридцатых-сороковых годах минувшего века барон Фальц-Фейн слыл лихим гонщиком, участвовал во многих престижных мировых ралли. Теперь за рулем Эдуарду Александровичу приходится осторожничать. Ах, как это не в его характере!

Черный спортивный «мерседес» на фоне заснеженных Альп — кадр на фотопленке и в памяти...

Ему о многом нужно рассказать.

Барон Фальц-Фейн в день вручения Царскосельской награды за помощь в восстановлении Янтарной комнаты с И.П. Саутовым, директором Государственного музея-заповедника «Царское Село», 1998. Источник: http://www.russika.ru

— Меня никто здесь не понимает — ну, зачем ты помогаешь России, даришь ей такие дорогие подарки?! Ведь твою семью лишили всех богатств, бабушку расстреляли, отец умер в эмиграции, твоя семья и ты сам приняли столько лишений...

Это же другая Россия, и другие люди, — отвечаю им, я просто переворачиваю страницу. И все.

Но есть обиды, что засели в памяти как занозы. И одна из них особенно болезненна. Так уж вышло, что идея перезахоронения праха Федора Шаляпина пришла в голову его другу писателю Юлиану Семенову (вместе с ним они создали Международный комитет по поиску Янтарной комнаты), а затем стала и его, барона Фальц-Фейна. Сколько было треволнений, переговоров: и с сыном певца Федором Федоровичем Шаляпиным, и с советскими властями, и с тогдашним мэром Парижа Жаком Шираком, сколько усилий положено на то, чтобы человеческая и историческая справедливость восторжествовала. А его, главное действующее лицо и вдохновителя этой гуманной акции, попросту забыли пригласить в Москву! Как это, до обидного, по-русски! Он узнал из газет в Монте-Карло, где гостил у дочери, что прах великого певца предан родной земле, в Москве, на Новодевичьем кладбище. К горечи обиды примешивалась и радость: его усилия не обратились сиюминутной суетой, это работа на вечность.

Не скрывает своей обиды и на Дмитрия Набокова, сына писателя. Вообще-то, с Набоковыми Фальц-Фейны всегда дружили и даже состояли в близком родстве.

— Нет, с Дмитрием я теперь не дружу. Зачем он отдал книги своего отца на «Сотбис»?! Почему не подарил России?

И еще возмущает его явная историческая несправедливость — сорокалетнего князя Георга Юрьевского, живущего в Швейцарии, официально не признают наследником царского рода.

— Какой он Юрьевский?! Он — настоящий Романов! Правнук Александра II! Что за глупость придумали: Катя Долгорукова — морганатическая жена? Да князья Долгоруковы древнее Романовых!

Огорчает барона и то, что его молодой друг, Светлейший князь, почти не знает русского языка.

— Русские люди с историческими фамилиями должны говорить по-русски!

Барон не скрывает своей гордости: Фальц-Фейны породнились с Федором Достоевским. В знак памяти и любви к русскому гению восстановил надгробия на могилах дочерей писателя — Софии, умершей в младенчестве в Женеве, и Любови Федоровне в итальянском Больцано.

Человек-планета

Эдуарда Александровича, по праву, можно считать автором любопытного исторического открытия, — именно он, опираясь на найденные им архивные документы, доказал, что русский полководец Александр Суворов в октябре 1799 года, после перехода с армией через Альпы, сделал краткую остановку в княжестве Лихтенштейн. В честь этого события в Бальцерсе на средства барона и по его проекту была открыта мемориальная доска. И еще Эдуард Фальц-Фейн стал инициатором выпуска юбилейной почтовой марки и открыток с портретом генералиссимуса. Но прежде он заручился высочайшим соизволением князя Лихтенштейнского Ханса Адама II. По правде сказать, сделать это было не сложно, ведь князь — давний добрый знакомый барона, да к тому же еще и сосед. Вилла «Аскания Нова» и княжеский замок разместились поблизости, на живописном горном склоне.

— Каждое утро встаю со словами: жив? А, жив! Ну, тогда пойдем чай пить!

И каждое утро одна неотвязчивая мысль — что будет с домом, с русскими картинами? Потом, после него? Хотя и сознает, что Потом ему-то будет все равно. Но так уж устроен он, Эдуард Фальц-Фейн, что обо всем должен позаботиться еще при жизни. И на русском кладбище Кокад в Ницце, рядом с могилами матери и деда, есть и... его, собственная. На ней памятник с фотографией, где он, барон Эдуард Фальц-Фейн, красивый и полный сил, и табличкой с одной лишь открытой датой — годом рождения.

Мне довелось видеть эту самую необычную в мире могилу. И, может быть, самую оптимистическую, — ведь ее «обладателю» можно позвонить, поболтать о жизни и даже увидеться с ним.

Барон объясняет просто: «Чтобы никому Потом не морочить голову».

Ну, а раз живой, болит его голова, пытаясь разрешить непосильную задачу — как направить ход событий, когда его, барона Фальц-Фейна, не будет уже на белом свете. Значит, нужно думать сегодня и о судьбе «Аскании-Новы», и судьбе русских книг, картин, всех милых и дорогих реликвий, что «избрали» его дом своим пристанищем. Неужели им вновь предстоят странствия по свету — чужие страны, чужие руки? Как больно сознавать, что прекрасная коллекция русского искусства, созданная ценой неимоверных усилий, вобравшая его жизнь, мечтания, надежды, восторги, будет разбита, растащена по разным углам?!

И как сделать так, чтобы не обидеть дочь Людмилу (она живет в Монако) и внучку Казмиру, своих наследниц, и не обидеть Россию?

Днем назойливые мысли отгоняют дела, а ночами, когда царствует бессонница, они просто невыносимы.

Сказано ведь в святом писании: «Копите сокровища нетленные...» Он копил земные, но, расставаясь с ними, обретал вечные...

Во Вселенной среди Галактик, звезд первой величины, странствующих комет, пилотируемых кораблей и космического мусора свершает свое вечное вращение планета, нареченная его именем. Где-то между орбитами Марса и Юпитера.

Малая планета «Фальц-Фейн», открытая крымскими астрономами. Не чудо ли — человек при жизни владеет собственной планетой? Состарившийся Маленький принц. С ясными детскими глазами и чистой, незамутненной пагубными страстями душой. Непосредственный, доступный и царственный одновременно.

Странно, за долгие годы, так и не прилипла к его душе житейская скверна.

... Он очень любит свою маленькую земную планету «Аскания-Нова». И подобно герою Сент-Экзюпери, украшает ее, — сажает цветы. Яркие красочные аллеи из нарциссов, ирисов и тюльпанов. И ведут эти цветочные дорожки к границе владений барона Фальц-Фейна и нынешнего властителя Лихтенштейна князя Ханса Адама II, к памятной стеле князя Франца I. Ведь именно он даровал когда-то бедному эмигранту из России гражданство и титул.

Да и по первой своей профессии Эдуард Александрович — садовник, — окончил школу цветоводства во французском Антибе.

Он привык жить в одиночестве. В его изысканную иноческую обитель идут, едут, летят паломники со всего мира. Прилепившаяся к лесному склону горы вилла и в самом деле напоминает заоблачный монастырь, — «Аскания-Нова» парит над миром.

Он мудр, этот светский старец. Его хотят видеть, с ним хотят говорить. Хотя цель большинства его званых и незваных гостей — незатейлива: блеснуть в беседе брошенной как бы невзначай фразой: «Когда я был у барона в Вадуце...» или «Мы вместе с Фальц-Фейном...»

Наверное, с теми же суетными желаниями, в веке осьмнадцатом, на поклонение к Вольтеру в швейцарскую деревушку Ферней, где поселился великий изгнанник, ездили знатные русские путешественники.

Мирской отшельник. Он принимает всех идущих к нему. Но первый вопрос задает прямо: «Что ти хочешь?» И требует столь же честного ответа.

Его дом всегда открыт. В прямом и переносном смысле.

Парадокс: его биографию не смогут вместить несколько увесистых томов, и она укладывается всего в два слова: барон Фальц-Фейн.

Человек-легенда, человек-планета и, наконец, просто человек.

Лариса Черкашина

Столетие.RU