Размышления о книге Алексея Тимофеева «Как русские научились воевать. Откровенные беседы с фронтовиками»
Максим Столетов
19.01.2021
В самом названии книги «Как русские научились воевать» уже есть некий вызов. Разве об этом мало написано книг, снято фильмов? Неужели осталось что-то недосказанное? Автор книги, писатель-историк Алексей Тимофеев, сам об этом немало сказал в своих биографиях наших летчиков «Покрышкин» (выдержала уже шесть изданий в серии «ЖЗЛ» и других), «Советский ас Александр Клубов» (издана дважды). Что тут можно нового добавить? Оказывается, можно. Ведь тема войны, пишет А. Тимофеев в предисловии, «неисчерпаемо велика, именно в ней видится ключ к прошлому и будущему…».
Почитаем откровенные беседы автора с фронтовиками. Лишь один из них, 96-летний заслуженный художник России Павел Павлович Блок, и сегодня с нами, продолжает писать картины на военную тему...
Как заявлено в аннотации: «Главный вопрос, который интересовал автора – за счет чего Красная армия победила столь сильного врага? Умели ли русские воевать? Ведь некоторые писатели, публицисты, особенно в 1990-е, утверждали, что нет, не умели, «завалили немцев трупами».
И далее: «Боевая и психологическая подготовка летчиков и разведчиков-диверсантов, артиллеристов, танкистов и пехотинцев, наиболее характерные эпизоды схваток и сражений, соотношение потерь, стратегия и тактика, оценка действий противника анализируются автором на основе личных бесед и документов». Так что кредо писателя – ничего выдуманного, полная достоверность.
И в первых же двух очерках книги автор, что называется, берет быка за рога. В этих ударных объемных материалах он показывает боевой путь и судьбу двух поразивших его эпических героев Великой Отечественной – морского разведчика, дважды Героя Советского Союза Виктора Николаевича Леонова и командующего Авиацией дальнего действия Александра Евгеньевича Голованова. Кто сейчас знает их имена? Особенно из молодежи. А в годы войны их имена гремели, за голову Леонова, которого они боялись как огня, немцы предлагали значительную сумму. Западные историки спецслужб сравнивают Леонова только с ведущим диверсантом Третьего рейха Отто Скорцени. Высоко оценивали немцы и Голованова, признавая: русские в АДД умели воевать. Голованов, выдающийся летчик-ас и организатор, за три года войны из подполковника к 40 годам вырос до Главного маршала авиации, его боевая карьера не имела прецедентов в Красной армии.
В.Н. Леонов умер не так давно, в 2003 году, на 87-м году жизни. Алексей Тимофеев в 1990-е был едва ли не единственным журналистом, кто бывал у него, публиковал эти ценнейшие интервью. Анализируя леоновские уроки фронтового спецназа, автор книги «Как русские научились воевать» пишет:
«Каким же образом решалась эта главная проблема войны – замена командиров мирного времени, которые дрогнули, «не справились», которым «не везло», – на подлинных лидеров, народных вожаков, способных переломить ход войны непосредственно на поле боя? Как происходил этот жестокий отбор?».
А. Тимофеев продолжает: «Как сказал мне один художник, посмотрев на фотографию Леонова 1945 года: «Сила так и прет!». Непокорная буйная шевелюра, пронзительный, прямо-таки огненный взгляд, железная воля и мощный темперамент в очертаниях подбородка и большого чувственного рта. На лбу в 29 лет уже прорезались морщины…
Не выдерживали его взгляда и боевого напора ни немецкие егеря, ни японские самураи. Леонов, несомненно, входит в самый первый ряд героев Великой Отечественной, рядом с летчиком Александром Покрышкиным, разведчиком Николаем Кузнецовым...
Говорил Леонов весомо и убедительно, речь – точна и образна. Был он прост и откровенен, находясь, по-моему, уже во многом за гранью суетных земных страстей...».
Захватывающе интересные описания операций леоновского отряда, его размышления трудно пересказывать, их надо читать. В очерке А. Тимофеева они разбиты на главы «Нет уз святее товарищества», «Психологический закон таков: в схватке двух противников один обязательно сдастся. В ближнем бою следует прежде всего приковать его взгляд к твоему – твердому и властному», «Прав был Александр Васильевич Суворов: “Удивил – победил”», «Мы готовили людей только так, как это будет в бою» и другие.
Здесь одна из тайн русской истории: откуда они появляются, эти самородки? Как сын садовода из провинциального Зарайска стал командиром лучшего спецназа Второй мировой войны?
Алексей Тимофеев записал поразительные откровения В.Н. Леонова.
Вот, например, как он, прирожденный психолог, отбирал бойцов в свой отряд: «Самое важное для меня при этом было – его глаза и руки… В «Красной звезде» уже после войны была однажды статья, где показывалось, как по положению рук можно определить психологическое состояние человека, его характер. Мне нужно было, чтобы руки не хватались ни за что, чтобы они были готовы к действию, но оставались спокойны. Человек может молчать, но руки говорят за него: то он за стол схватится, то скрестит их…»
А вот Леонов ведет переговоры с начальником японского гарнизона в августе 1945-го: «Капитуляция была уже объявлена, но сдаваться нам японцы не желали. Они хотели уйти в американскую зону и там сдаться в плен. Но у нас не было случая, чтобы мы не выполнили задания, которое нам давали, каким бы оно ни было. Мы умели в любых условиях бороться до последнего.
Я подключился к разговору тогда, когда почувствовал, что находившегося вместе с нами представителя командования капитана третьего ранга Колюбакина, что называется, приперли к стенке.
Глядя в глаза японцу, я сказал, что мы провоевали всю войну на западе и имеем достаточно опыта, чтобы оценить обстановку. Что заложниками мы не будем, а лучше умрем, но умрем вместе со всеми, кто находится в штабе. Разница в том, добавил я, что вы умрете, как крысы, а мы постараемся вырваться отсюда...
Герой Советского Союза Митя Соколов сразу встал за спиной полковника, остальные также знали свое дело. Герой Советского Союза Андрей Пшеничных запер дверь, положил ключ в карман и сел на стул, а богатырь Володя Оляшев (после войны – заслуженный мастер спорта, неоднократный чемпион страны по лыжным гонкам) поднял Андрея вместе со стулом и поставил прямо перед японским командиром. Иван Гузненков подошел к окну и доложил, что находимся мы невысоко, а Герой Советского Союза Семен Агафонов, стоя у двери, начал подбрасывать в руке гранату.
– «Лимонку»?
– Нет, противотанковую. Японцы, правда, не знали, что запала в ней нет. Полковник, забыв о платке, стал вытирать пот со лба рукой и спустя некоторое время подписал акт о капитуляции всего гарнизона.
Построили три с половиной тысячи пленных в колонну по восемь человек. Все мои команды они исполняли уже бегом…».
Автор книги попросил Виктора Николаевича дать напутствие воинам Российской армии. Он сказал так: «Мечта о подвиге, о том, чтобы отличиться, – это мечта каждого человека. Но для того чтобы это осуществить, нужно прежде всего уметь управлять собой. Должна быть железная воля. Как ее воспитать? Для этого нет специальных упражнений... Основа всего – патриотизм. Тот, кто безразличен к судьбе Родины, ничего не совершит! Конечно, необходимы знания, умения. И вера в товарищей, которые также должны верить в тебя. Когда будут воспитаны эти качества, то и воля появится как бы сама по себе... А если есть воля – путь к славе, путь к подвигу вам открыт».
Книга А. Тимофеева написана кратко, лаконично, но весьма содержательно. В главе «Маршал Голованов и генералиссимус Сталин» писатель отбирает из опыта командующего авиацией дальнего действия (на фото) ключевые для создания эффективного боевого коллектива положения.
Писатель беседует с генералом авиации С.Я.Федоровым, который подчеркивает: «Особую заботу командующий проявлял о кадрах. Были подготовлены специалисты для самых совершенных боевых действий. Причем система обучения у нас создавалась особенная, не как везде. Мы не просто обучали пилотов, штурманов, стрелков-радистов. Две школы готовили уже слетанные экипажи. Все это делалось только по инициативе Голованова!».
Для ввода в строй каждому, в особенности штурману, обязательно давали несколько боевых вылетов в составе опытного экипажа. В составе молодого экипажа всегда был кто-либо, имеющий уже достаточный боевой опыт.
Подготовка экипажей шла как будто бы медленно, но это оправдывало себя. Вероятность потери экипажа сокращалась пропорционально имевшемуся опыту.
У Голованова в АДД не было случаев, когда в бой посылали молодых лётчиков, имевших считанные часы налёта, как это бывало, к сожалению, в наших ВВС.
Далее А. Тимофеев находит в объемных мемуарах А.Е. Голованова (полный вариант которых сам же готовил в печати в 2004 г.) основные принципы его кадровой политики. Как ему давалось расставить людей соответственно их способностям?
1) «Чтобы узнать о том или ином лётчике, никогда не ходи к начальству, а спроси людей, которые близко с ним соприкасаются в лётной работе».
2) «Нередко у нас бывает, что, когда нужно выдвинуть человека на ту или иную должность, начинают такую фигуру искать на стороне. Нередко потом горюют по этому поводу, видя, что вновь пришедший человек совсем не лучше своих товарищей, да ему ещё нужен какой-то срок, чтобы освоиться с новой работой. Я всегда убеждался в том, что лучше выдвигать товарищей, которых знаешь. В данном случае имеешь два преимущества: во-первых, ошибка менее вероятна, а во-вторых, товарищ, выдвинутый на более высокую должность, как правило, трудится, не покладая рук».
3) «Если задаться вопросом, какова главная причина, по которой старший и высший командный состав АДД пользовался непререкаемым авторитетом у подчинённых, ответ может быть один: все командиры вышли из лётного состава и сами многократно летали на боевые задания».
То есть лётчиками руководили лучшие из лётчиков! Сам Голованов, кстати говоря, летал в 1941 году в самое пекло, пока Сталин не запретил ему боевые вылеты.
Только так, делает вывод А. Тимофеев, «один выдающийся руководитель, если ему предоставлена свобода действий, способен радикально и быстро, а не за годы обещаний, изменить положение в порученном ему деле. Без поиска и выдвижения таких лидеров успеха не может быть ни на войне, ни в ходе каких-либо преобразований в обществе».
…Автор сохранил для истории много уникального, что могло бы уйти вместе с ветеранами почти бесследно. Остались бы скудные сведения в кратких справочных изданиях... Свой творческий метод А. Тимофеев формулирует таким образом: «Как известно, чтобы узнать и понять какое-то историческое событие, сражение и т.д. необходимо погрузиться в ту эпоху, поработать в архивах, почитать мемуары и книги историков. И очень важны рассказы участников событий, которые словно живой водой окропляют сухие строки документов… Причем к этим беседам надо быть готовым, надо знать, что спрашивать, надо расшевелить человека, чтобы он увидел в тебе понимающего собеседника».
Еще одна важная составляющая исследовательской работы писателя – в первую очередь он исследует корни, родословную своего героя, те традиции, на которых он вырос. Именно это, заложенное в ранние годы, определяет личность человека.
Отметим, что этот метод применим и к самому автору книги, которую он посвящает: « моему деду — лейтенанту Даниилу Ивановичу Скворчевскому, участнику боевых действий с 13 марта 1942 года, пропавшему без вести под Кёнигсбергом 12 апреля 1945-го». Внук нашел наградные листы своего деда, командира взвода топоразведки. В одном из них написано: «…Невзирая на частый артобстрел артиллерии противника, обеспечивал подготовку данных и своевременное открытие огня полком... Умело организовал… что дало возможность в кратчайший срок выявить и точно засечь огневые точки противника на переднем крае и в ближайшей глубине. Сам лично он выявил и засек 22 цели…».
После этих слов все рассказы А. Тимофеева о путях-дорогах его героев уже воспринимаются как посвящение всем, кто был на той войне.
При этом автор, используя такой прием классической литературы, как рассказ в рассказе, расширяет рамки повествования — от окопа на передовой до кабинета Верховного — и делает их настолько гибкими, что далекие события, обретая почти явственную реальность, вовлекают и нас в размышления, и не только о судьбах конкретных ветеранов, но и нынешней России...
В главе «Мы были рабами войны» (О встречах и беседах с одним из лучших советских летчиков-истребителей Федором Федоровичем Архипенко) автор также стремится узнать из первых уст правду о войне в воздухе.
«В лице Архипенко мне довелось общаться с одним из самых ярких представителей поколения победителей. И пусть клевещут на них сегодня, уверяют в черных книгах и статейках, что «сталинские соколы» «умылись кровью», не сумев противопоставить асам люфтваффе ничего, кроме количественного во второй половине войны превосходства… Клеветники судят о Героях по себе, но я-то знаю, какими они были в жизни».
Ф.Ф. Архипенко, чей боевой путь (с первого и до последнего дня войны) и тактика оказались весьма сходными с покрышкинскими, говорит потомкам:
«К лету 1943-го я обрел уверенность в том, что истребителю уже меня не сбить. Я мог упредить любой маневр «мессершмитта», перетерпеть перегрузку лучше любого немца, раньше принять решение…
На земле я колготной, на месте усидеть не могу. Взлетаю – становлюсь самым спокойным, рассудительным человеком. Зрение отличное, всегда первым замечал немецкие группы. Строил маневр. Каждый бой обязательно анализировал, тут помогала мне дружба с математикой, всегда по этому предмету имел отличные оценки. Причем был упорный – мог сидеть целую ночь над задачей, но находил решение...
Тактику боя я выбрал такую. Заметив противника, не давая времени на раздумье ни ему, ни своим летчикам, вел группу в атаку под любым ракурсом. Старался сбить с первой атаки. Внезапность прежде всего! Она определяла успех. Уверенные действия ведущего воодушевляют летчиков, делают их смелыми и дерзкими. Противника нередко охватывала паника…
К октябрю 1943-го оттренировал эскадрилью, лично обучил каждого, и до конца войны дошли почти без потерь».
«Шла война, дисциплина была нужна, — говорил Архипенко. — И мы все отдавали Родине. Как в старое время было — за Родину, за царя-батюшку, так мы верили в Сталина. И эта вера тоже стала одним из факторов Победы». Разве сегодня для кого-то секрет, что так говорили и солдаты, и маршалы? Может, наконец, хоть сейчас стоит прислушаться к ним, добывшим Победу в той войне, и несколько сместить акценты: вначале — полководец, потом — диктатор?
Роль И.В. Сталина в Великой Отечественной А. Тимофеев анализирует по-своему, оригинально, в нескольких главах книги, в первую очередь о маршале А.Е. Голованове и командующем артиллерией Н.Н. Воронове. В частности, приводит малоизвестные (которые сам же и опубликовал еще в 1990-е) свидетельства последнего:
«Мне довелось много общаться со Сталиным начиная с 1937 года, после назначения меня начальником артиллерии Красной армии. Он производил благоприятное впечатление своей пытливостью, здравым суждением, четкостью в определении насущных проблем, включая артиллерийские. Подкупало его стремление детально вникнуть в нужды артиллерии и оказать ей посильную помощь, он любил повторять наполеоновское изречение: «Артиллерия – бог войны».
Однако с течением времени меня начали коробить постоянная подозрительность и неуемное упорство Сталина. Все это пагубно сказывалось на моей работе, когда текущие задачи приходилось решать с огромным напряжением душевных и физических сил, не говоря о сверхусилиях своих подчиненных. Чего стоила лишь одна Сталинградская битва!
Но, с другой стороны, удивляли его начитанность и память. К примеру, заведя разговор по поводу «Слова о полку Игореве», он особенно восхищался стихотворным переложением этого литературного памятника А.Н. Майковым, ставя его даже выше, чем у В.А. Жуковского. Или мог увлеченно рассказывать историю возникновения древней Лифляндии (Ливонии), где еще много предстоит «попотеть» нашим академикам-историографам.
Будучи Верховным главнокомандующим, Сталин уверенно, с завидной волей и со знанием дела осуществлял руководство страной и ее Вооруженными силами в войне. Но в первые ее месяцы допустил ряд непростительных просчетов, когда, ставя задачи, требовал их выполнения в нереальные сроки, не считаясь с мнением Генерального штаба. Он много уповал на неподготовленные контрудары, с помощью которых намеревался быстро разгромить фашистские войска. В последующем Сталин стал более объективно оценивать сложившуюся обстановку, прислушиваться к предложениям командующих фронтами, начальников родов войск и принимать обоснованные решения.
…Сталин был простым, скромным и располагающим к себе человеком. К нему можно было обращаться с любым вопросом, любой просьбой и любым предложением. Он любил правду и всегда говорил людям, которые не могут смотреть в глаза и «юлят» в своем докладе: «Смотрите мне прямо глаза и говорите правду. Пусть будет плохая правда, чем красивая неправда!».
В очерке «Самое главное — не предать» ( «Писатель Юрий Васильевич Бондарев о фронтовой юности и судьбе России») знаменитый писатель-фронтовик рассказывает: «Мы работали над фильмом «Освобождение» шесть лет, изучали немецкие и наши архивы, документы ЮНЕСКО...
Потери нашей и немецкой армий сопоставимы! У них примерно шесть миллионов погибших, у нас — около 8,6 миллиона. Я говорил и с Жуковым, и с Рокоссовским, и с Коневым. Жуков — это величайший полководец мира! Рядом с ним можно поставить только Суворова.
Если бы не было Сталина и Жукова, двух великих людей, которые дополняли один другого, не было бы сияния нашей Победы. И мы с вами давно стали бы черноземом, удобряющим нашу землю для ее захватчиков!».
Вместе с тем, тонко сопоставляя (чего никто не делал) мемуары двух выдающихся военачальников, ровесников — А.Е. Голованова, оценивавшего Сталина в высочайшей степени, и наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, жестко его критикующего. А. Тимофеев пишет: «Так что есть правда Голованова и правда Кузнецова. Авиацию Сталин любил и знал, а флот не знал, и вникнуть в его проблемы в достаточной степени не смог. Мемуары Н.Г. Кузнецова хорошо бы тоже прочитать современным сталинистам...».
В книге говорится о том, что Сталин был гением политической интриги, поклонником Макиавелли. Цель часто оправдывала средства. Цена его ошибок была велика. «Но в войну, — пишет А. Тимофеев, — интересы Сталина и России были едины. И Сталин сражался, как лев, что признали и наши полководцы, и западные лидеры».
Вместе с тем автор книги, с моей точки зрения, совершенно справедливо утверждает: «…пришлось столкнуться с неизученностью, поверхностной проработкой многих вопросов.
Например, рассуждая о неготовности Красной армии к войне, до сих пор многие говорят и пишут о решающей в этой трагедии роли сталинских репрессий 1937—1938 годов. Хотя очевидно, что дело далеко не только в этих репрессиях, но и в революционном терроре 1917-го и последующих лет, когда офицеров солдаты и матросы расстреливали и сбрасывали с борта кораблей…
Воинские традиции были порушены, в отличие от той же Германии, где офицерский корпус хранил вековые прусские устои».
Далее А. Тимофеев отмечает: «В ходе войны многое менялось, вернулись погоны и само слово «офицер», единоначалие, при котором комиссары утратили часть своих прав и стали заместителями по политчасти».
В этом смысле весьма красноречиво называется одна из бесед: «Офицерский состав ковался в ходе войны» (Правда переднего края глазами комбата, Героя Советского Союза Сергея Яковлевича Батышева) (на фото).
Он встретил войну младшим сержантом 23 июня 1941 года, в июле 1943-го, в 27 лет, стал самым молодым в дивизии командиром батальона. А закончил войну в Берлине командиром полка, подполковником. Фрагмент из его разговора с автором также приведу в оригинале:
«Вы спрашиваете, почему я рос в званиях? Дело тут в следующем. Очень толковый был командир нашей 389-й Бердичевской стрелковой дивизии Леонид Александрович Колобов. Он перед войной закончил Военную академию имени Фрунзе. Очень хорошо разбирался в тактике, знал современную военную литературу. Владел немецким, английским и французским языками. В своей дивизии Колобов организовал систему учебы, доходившую до командиров рот. Их собирали на два–три месяца и обучали тактике, в том числе и на больших макетах местности. Когда я стал командиром батальона, такие занятия проводились очень часто. «Батышев, идешь с батальоном так… Справа – немецкие танки, самолеты. Ваши действия?». Или: «Вы идете, вот большой овраг, в нем село. Пойдешь по оврагу или нет?» – «В овраг не буду спускаться, там меня немцы могут накрыть». – «А что будешь делать? Дождь же идет. Надо зайти в село и дать солдатам отдохнуть». – «Ничего, – говорю, – заходить в село нельзя, окопы сделаю, и в окопах буду людей держать». – «Правильно».
Колобов и приметил меня в командирах роты. Он наблюдал, кто как соображает. Из комбатов враз делал командирами полков или их заместителями, начальниками штабов. Помню, когда мы форсировали Вислу, то находились потом два месяца на отдыхе. Так я не знал, как бы скорее идти наступать. Учеба с утра до вечера. То сам комдив, то его заместитель, то начальник штаба занятия проводит».
…«У мертвых тоже есть голоса!» — говорил полковник Петр Михайлович Дунаев (1925—2017), в очерке о котором Алексей Тимофеев называет его «мой старший друг». П. Дунаев был старшим сержантом и лейтенантом на передовой, был дважды ранен — в бою на Курской дуге и дуэли с танками под Невелем. После войны изучал операции Великой Отечественной войны в Академии им М.В. Фрунзе. А в завершающий период своей офицерской службы работал со многими полководцами Великой Отечественной, будучи старшим референтом в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны. П.М. Дунаев, считает А. Тимофеев, знал войну, как немногие. И в книге «Как русские научились воевать» приводит ряд его интереснейших оценок.
«Считаю, что вооружение Красной армии было в целом лучше немецкого. Автомат ППШ, к примеру, немцы, если удавалось его добыть с патронами, использовали против нас. Это я сам видел. Магазин ППШ – 72 патрона, почти вдвое больше, чем у немецкого «шмайссера». Это в бою имеет большое значение. Тяжелее ППШ был примерно на килограмм. А по стрельбе превосходил немецкий, одиночными выстрелами можно было на 100 метров вести огонь на поражение.
…Отличным был и наш пистолет ТТ (Тульский Токарева). Я предпочитал его трофейным, которые можно было раздобыть на фронте. Когда я ежедневно стрелял из пистолета, то с расстояния 20-25 метров из ТТ всегда попадал в гривенник, а коробок спичек – это была уже крупная цель.
…Наша оптика давала возможность бить противника. 57-мм орудие поражало цель с точностью винтовки. Под Невелем мы стреляли в амбразуры дотов (ширина 20-30 сантиметров, высота 15-20). Прицелишься и стреляешь наверняка.
…Медсанслужба Красной армии в годы войны находилась на высоком уровне. Отношение к нам, раненым, со стороны врачей, всего медперсонала, со стороны народа было исключительно душевное. На руках носили... А ведь ранены были миллионы людей, многие – не один раз. Не было допущено эпидемий, несмотря на скученность огромных масс людей, санитарная служба работала чётко.
…Награждали в годы войны далеко недостаточно. Из более чем 20 тысяч представлений к званию Героя Советского Союза было реализовано менее половины. Многие начальники опасались – вдруг наградят не того... «Мало наград досталось рядовым и сержантам пехоты и артиллерии. А если представляли к наградам, они их часто не находили в госпиталях.
…Принятые в Красной армии с 14 июля 1942 года отличительные знаки за ранения (нашивки – шелковые галуны, красного цвета за легкое ранение и желтого за тяжелое) уступают по значимости германским. Немцы особо чтили тех, кто пролил кровь в бою.
У них эти нагрудные знаки чести отливались из металла, на них изображались каска и скрещенные мечи в лавровом венке. Эти знаки были трех степеней, первая – за одно-два ранения вторая – за 3-4 или тяжкие увечья, третья – за 5 и более ранений, изготовлялась из позолоченной латуни.
…В целом о командном составе Красной армии в годы войны моё мнение таково. Большинство были на своём месте, необходимые знания имели. Общий недостаток – слабая культура и воспитанность. Обычными были грубость, мат. Были, конечно, и другие офицеры. Помнится, например, командир полка подполковник Жабин. Требовательный, но не жёсткий, умный, выдержанный. Идеал офицера».
…«Эти люди — становой хребет, золотой фонд государства Российского», — пишет Алексей Тимофеев в подборке записанных им в 1995 году воспоминаний и размышлений полных кавалеров ордена Славы. Их высказывания надо бы выбивать на постаментах памятников, включать в учебники истории.
Разведчик Александр Гаврилович Селезнев так говорил: «Спрашивают некоторые и прямо: за что вы воевали? Если б не воевали, мы бы лучше жили. Я отвечаю: да тебя бы не было на свете, у Гитлера была цель истребить славянские народы, сделать нас рабами, а рабы много не рожают. Мы воевали за свою Родину, а как будем жить дальше — от всех нас зависит. Мы-то и не то терпели…». Танкист Михаил Алексеевич Большаков: «После боя меня не раз посылало командование все проверить на месте. Если танк сгорел, в нем остается пепел. Сидит на сиденье как бы контур человека, как вот сгоревший лист бумаги. Дотронешься — он рассыпается, и остается горсть пепла… Мы собирали этот пепел в коробки от немецких противогазов и хоронили в братских могилах…». Артиллерист Николай Сазонович Булычев: «Я думаю, что история еще вынесет свое веское заключение о нынешнем, очень неприятном, тяжелейшем для нашей страны периоде. Увы, никто не остановит клеветников, которые обливают грязью все ценности прошлого.
Я был солдатом и сержантом на передовой. За моей спиной пулеметов не было! Я и не слышал о таком!.. Люди отдавали себя целиком и полностью Победе. Да, мы кричали «За Родину, за Сталина!».
При всем деспотизме Сталина нельзя замалчивать и его сильные стороны, государственный ум, дальновидность». Минометчик Александр Васильевич Акиньшин: «В Сталинградской битве участвовал от первого до последнего дня… Утром начинается бой... И на следующий день слышу разговор: вчерашние все полегли. Всем существом ощущаешь, как все же человек беззащитен, смертен. Решающая была битва. Мы оказались нутром покрепче...»
Не дает покоя вопрос: «Если вдруг полыхнет над Россией война, сможем ли и мы также сказать, что нутром крепче?
Надо также сказать, что А. Тимофеев, как правило, задавал ветеранам и вопрос о том, как они оценивают положение страны, общества в постсоветские годы. Это, считает писатель, тоже документ истории.
Ряд очерков книги «Как русские научились воевать»затрагивает вопросы веры и Церкви в годы войны. В главе «Даже некрещеный, если гибнет за правду и Родину, крестится своей кровью…» (Как командир минометной батареи Петр Бахтин стал протоиереем Русской православной церкви) автор повествует о судьбе самого заслуженного по боевым наградам (ордена Красного Знамени и Красной звезды, два ордена Отечественной войны) нашего священника. Тимофеев встречался с ним у него дома в Сергиевом Посаде, был в храме, где он служил. Этот подкрепленный документами очерк стал наиболее полным и достоверным материалом о замечательном батюшке.
Отец Петр говорил: «Погибшие на войне искупили кровью свои грехи, они — мученики. Это вопрос богословский, я его задавал большим подвижникам. Даже язычник, некрещеный, если идет за правду, за Родину и гибнет, крестится своей кровью…».
И далее: «Были на войне чудеса, молебны в Сталинграде и перед взятием Кенигсберга. Это все скрывается нашими врагами. Они и сейчас боятся, что в России будет чудо, что кто-то молит еще о ее спасении. Ведь стоим сейчас во вражьем окружении… Америка подтянулась к нашим границам, Косово взято, Прибалтика, Украина — против нас. Против союза с Белоруссией как все восстали! Идет подготовка… Господь требует от нас только веры, веры и больше ничего!». И эти слова, сказанные 20 лет назад, судя по всему, становятся все более актуальными…
Историк А.И. Рогов, сын генерал-полковника И.В. Рогова, в беседе с А. Тимофеевым сказал: «Бесспорно то, что с 22 июня 1941 года наш народ защищал свои национальные интересы. И здесь есть одно очень важное обстоятельство. Как известно, Молотов выступил с обращением к народу около двух часов дня, тогда как уже в 12 часов патриарший местоблюститель митрополит Сергий первым выступил с обращением к народу, призвав встать на защиту Родины. Когда нападает враг, надо забыть все внутренние ссоры и расхождения… Причем владыка видел глубокий провиденциальный смысл в том, что 22 июня 1941 года пришлось на день памяти Всех Святых, в земле Российской просиявших… Это переходящий праздник, второе воскресенье после Троицы. Наши святые стали молитвенниками за нас в этой войне».
А. Тимофеев цитирует в этой беседе выписанные им из «Журнала Московской Патриархии» военных лет слова святителя Крымского Луки (Войно-Ясенецкого), одного из ведущих хирургов Красной армии, заключенного сталинских лагерей, а затем лауреата Сталинской премии…
«Гитлер, часто повторяющий Имя Божие, изображающий с великим кощунством крест на танках и самолетах, с которых расстреливают беженцев, должен быть назван антихристом. Богу нужны сердца людей, а не показное благочестие. Сердца нацистов и их приспешников смердят пред Ним дьявольской злобой и человеконенавистничеством, а из горящих сердец воинов Красной армии возносится фимиам беззаветной любви к Родине и сострадания к замученным немцами братьям, сестрам и детям». «Можно ли, говоря об извергах-немцах, вспоминать о святой заповеди Христовой “любите врагов ваших”? Нет, нет, ни в коем случае нельзя! Нельзя, потому что любить их совершенно и абсолютно невозможно не только для людей, но и для ангелов, и для самого Бога Любви. Ибо и Бог ненавидит зло и истребляет злодеев».
Изучив новые книги о германском нацизме, его сатанинской сущности А. Тимофеев пишет:
«На мой взгляд, очевиден такой вывод: если в коммунистическом Советском Союзе отношение к Церкви от неистовых гонений менялось в другую сторону, то в фашистской Германии шел обратный процесс, тьма сгущалась – от сравнительно мягкого давления в середине 30-х к идеям полного искоренения христианства. Нацисты просто не успели развернуться в полную мощь».
А День Победы 9 мая в 1945-м, напомним, праздновался на третий день после Пасхи и всегда будет праздноваться по календарю в один из сорока светлых пасхальных дней… Конечно, это явный знак. Для нас, нынешних, — это удивительно точный символ возрождения России.
…Конечно, все сказанное — это только часть книги. Ее надо читать. Есть еще главы о танкистах комбате Николае Самсоновиче Корявко и командире экипажа Т-34 Нине Ширяевой (Бондарь), о морском пехотинце Вадиме Владимировиче Федулове, о военном фотографе Михаиле Ивановиче Савине...
Прочитать бы эту книгу всем, кому не безразлична судьба России. Да и врагам — она тоже была бы полезна: может, хотя бы слегка задумались бы над тем, почему вся Европа никогда не побеждала и не победит нашу великую страну. Хотя — вряд ли они эту книгу даже увидят… Да и книга обращена исключительно к нам, ныне на этой земле живущим. А сочный, образный язык автора дает возможность зримо представить и людей, и события, о которых он пишет. И запомнить. Вместе с тем поражает то трепетное отношение, с которым он относится к рассказам своих героев. Мастерски сохраненная их речь сохраняет неповторимый колорит, тот самый, порохом пропахший, что присущ только рассказам ветеранов Великой Отечественной.
Автор также отмечает, что при общении с героями ему не раз вспоминались слова выдающегося мыслителя Русского зарубежья Ивана Солоневича:
«Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные. И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москвичей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков – откуда-то возникли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли…
В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди – по тайге и тундрам – прошли десятки тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или – почему семьсот лет германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один сплошной нуль?
Или – как это самый пассивный народ в Европе – русские, смогли обзавестись 21 миллионом кв. км, а динамические немцы так и остались на своих 450 000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион квадратных километров. Или любовь к страданию – или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих.
Или «анархизм русской души» – или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима и «история русской общественной мысли». Кто-то врет: или история или мысль…
Германия поставила перед Россией вопрос «быть или не быть» — и получила свой ответ...».
Об этом ответе так вспоминает бывший артиллерийский лейтенант Павел Блок: «В 1944 – 45-м мы уже здорово научились воевать. Точно видишь, куда что летит, когда взорвется... Попал я уже в такие дела, когда полсотни, сотня километров наступления в день считались нормой. Танковые корпуса шли вперед на полную мощь. Мы за ними еле успевали со своими пушками...».
Книга как будто вырывает читателя из сегодняшнего мрачного информационного поля. Пятнадцать очерков дополняют, усиливают друг друга, составив яркую картину-мозаику.
В портретах цельных благородных героев – любовь к своему народу и гордость им. Энергетика фронтовиков настолько мощна, что понимаешь: пока память о них жива – Россию не сломить.
…Автор пишет в предисловии о том, как начал свою работу над этой книгой в далеком 1992 году: «Пришел в Воениздат, тоже переживавший разруху, мне предложили посмотреть рукопись пятого тома издания «Последние письма с фронта». Начал читать по вечерам письма тех, кто погиб в 1945-м. И был потрясен, как будто хлынула с этих страниц в душу светлая, чистая, мощнейшая волна. Это был спасительный родник».
В нынешние смутные времена спасительными для России родниками становятся и такие книги, как написанная Алексеем Тимофеевым...
Тимофеев А.В. Как русские научились воевать. Откровенные беседы с фронтовиками. — М.: Вече, 2020. — 400 с. — Серия «Правда Победы» Фонда исторической перспективы.
На фото вверху: Ю.В. Бондарев дает интервью автору книги, писателю-историку Алексею Тимофееву. 1999 г. Фото Павла Кривцова
Специально для «Столетия»
На первый взгляд, это похоже на чистой воды безумие. Хотя при жизни Линкольна многие его недолюбливали, после гибели он стал одним из наиболее почитаемых американских президентов. Причем именно он объективно сделал больше всего для чернокожих рабов. Несмотря на то что Гражданская война в США велась отнюдь не только ради отмены рабства, тем не менее, именно благодаря ей миллионы темнокожих невольников получили свободу. Если бы этого не произошло, вся мировая история могла бы развиваться совсем по другому сценарию.
