Теперь мы все находимся здесь - https://www.facebook.com/groups/PBHNHL/

И называемся Правильны Боевой Хоккей!!!

капитан_Немо_ все записи автора

     В принципе по таблице всё понятно. Фото, немного о кандидате и эмблемы клуба, которые проявляют к игроку интерес. У кого с английским туго, как у меня - пользуйтесь переводчиком.

No.	Player	Player Info.	Teams Reportedly Showing Interest	Status
1		Bobby Ryan, RW Cap Hit: $5.1 million | Age: 24 The Anaheim Ducks would prefer to keep Ryan long-term, but given their lack of success, even with a coaching change, GM Bob Murray might not have any other choice. Ryan is the club's most valuable tradable asset, and help on the blueline could be priority No.1 for this team.		Not yet traded
2		Shea Weber, D Cap Hit: $7.5 million | Age: 26 The Predators aren't in a pressing need to trade Weber, as he'll become a restricted free agent this summer and they can retain his rights. Even if they get the feeling they won't sign him long-term, they can look to move him in the summer. It will take a giant package in order to pry Weber out of Nashville.		Not yet traded
3		Ales Hemsky, RW Cap Hit: $4.1 million | Age: 28 There's a lot of uncertainty about Hemsky's future in Edmonton, mainly because it's believed his preference is to test the free agent waters this summer. The Oilers almost traded Hemsky at last year's deadline and will likely pull the trigger on a deal this time around.		Not yet traded
4		Lubomir Visnovsky, D Cap Hit: $5.6 million | Age: 35 The most prized and most available defenseman appears to be Anaheim's Lubo Visnovsky, who has a no-movement clause and will need to sign off on any deal that's completed. Visnovsky, however, has another year left on his contract, which should increase his value.		Not yet traded
5		Derek Roy, C Cap Hit: $4 million | Age: 28 The talk surrounding a possible Derek Roy trade keeps getting louder with each passing day, it seems. Historically, Sabres GM Darcy Regier isn't overly active on deadline day, but he could look to shake things up a little bit in the weeks leading up to D-Day and move Roy.		Not yet traded
6		Ryan Suter, D Cap Hit: $3.5 million | Age: 26 Unlike Weber, Suter can walk as an unrestricted free agent July 1 if he isn't signed to a new deal. However, like Weber, the Predators aren't itching to trade him. The Predators want to make the playoffs and moving Suter might hurt their chances. If he stays, they could deal his rights in the off-season, which might be likely.		Not yet traded
7		Derick Brassard, C Cap Hit: $3.2 million | Age: 24 It's no secret Brassard, and his agent, would welcome a trade out of Columbus. The Blue Jackets have been trying to deal him for some time, and almost traded him to Ottawa in December. Brassard's salary is a minor concern for some teams, as he'll command a top young stud and a high draft pick.		Not yet traded
8		Tuomo Ruutu, LW Cap Hit: $3.8 million | Age: 28 Ruutu is expected to be moved before the deadline and should provide a Stanley Cup contender with some extra secondary scoring. The native of Vantaa, Finland, is on pace for a career-high in goals and that will drive his price tag up.		Not yet traded
9		Andrei Kostitsyn, LW/RW Cap Hit: $3.25 million | Age: 26 The Andrei Kostitsyn experiment in Montreal will be over in a matter of months, whether he's traded at the deadline or not. He's a UFA this summer and it doesn't sound like the Habs will bring him back. Kostitsyn can supply some extra secondary scoring to a team looking to make a run.		Not yet traded
10		Jack Johnson, D Cap Hit: $4.357 million | Age: 24 The Kings aren't actively shopping Johnson, but they'll consider trading him for a top-line scorer if the opportunity presents itself. Johnson's in the first year of a 7-year contract and his cap hit is very reasonable, even though he's not produced as expected this season.		Not yet traded
11		Alexander Semin, RW Cap Hit: $6.7 million | Age: 27 Trading Semin, as we've documented in the past, is difficult for the Capitals for a number of reasons. His salary is the biggest issue, though, and that could result in teams offering a lesser package for him. It's believed Semin will test the waters this summer as a UFA, which is also of concern for some teams.		Not yet traded
12		Paul Stastny, C/RW Cap Hit: $6.6 million | Age: 26   Stastny's name continues to swirl around the rumor mill, even with his high price tag.  The Avalanche isn't interested in selling him off. If Colorado trades him, they'll want to swap him out for a top-tier player as the centerpiece of a large package.		Not yet traded
13		Vinny Prospal, LW Cap Hit: $2.5 million | Age: 36 Veteran forward Vinny Prospal continues to perform well in almost any atmosphere, and that could lead to a solid return for Columbus if the Blue Jackets decide to trade him before the deadline. Prospal's a proven winner and should commend a nice package for the Blue Jackets.		Not yet traded
14		Kristian Huselius, LW Cap Hit: $4.75 million | Age: 33 His recent trouble with the injury bug might prevent a deal from transpiring, but he's a strong top-six scorer when healthy. It's too early to tell if Columbus will want him back next season, as he's in the final year of his current contract.		Not yet traded
15		Tim Gleason, D Cap Hit: $2.75 million | Age: 28 There aren't that many steady defenseman available, at the moment, and that could give the Hurricanes a slight edge heading into this year's trade deadline. Gleason isn't likely to be back in Raleigh next year. It's believed the Hurricanes will deal him before Feb. 27.		Not yet traded
16		Hal Gill, D Cap Hit: $2.25 million | Age: 36 Gill has played a vital role in the development of the Canadiens' younger defensemen, but his tenure in Montreal might be coming to an end. The 36-year-old can become an unrestricted free agent this summer and might not be brought back. He'd be a welcomed addition to any Stanley Cup contender.		Not yet traded
17		Antoine Vermette, C/LW Cap Hit: $3.75 million | Age: 29 Vermette, like Brassard, has been on the trade block for a good portion of the season.  The Blue Jackets want to deal him, but his salary and poor production isn't generating an enticing-enough return for GM Scott Howson to pull the trigger.		Not yet traded
18		Travis Moen, LW/RW Cap Hit: $1.5 million | Age: 29 The Canadiens may prefer to keep Moen and sign him to an extension, as he's been one of the few bright spots on their roster, given his capabilities. Moen is only 29 and offers a gritty presence that contenders drool over.		Not yet traded
19		Olli Jokinen, C Cap Hit: $3 million | Age: 32 Jokinen's preference is to sign a new deal with the Flames, but it's unclear if GM Jay Feaster is interested in keeping him beyond this season. Calgary has battled its way back into the playoff hunt, and the addition of Mike Cammalleri might keep the Flames from moving Olli.		Not yet traded
20		Jonathan Bernier, G Cap Hit: $1.25 million | Age: 23 The Kings are on the fence about trading Bernier this soon, as he's their insurance policy if the club can't get Jonathan Quick locked into a long-term contract next year. That said, though, GM Dean Lombardi wants a top-line winger and Bernier's quite valuable.		Not yet traded
21		Samuel Pahlsson, C Cap Hit: $2,65 million | Age: 34 As if the list of available Columbus players wasn't long enough, Pahlsson is another Blue Jacket in the mix. He's set to become a UFA this summer and isn't likely to return. The Blue Jackets want to shed some salary and Pahlsson's two-way play would be a nice addition for a Cup contender.		Not yet traded
22		Josh Harding, G Cap Hit: $750,000 | Age: 27 Harding's in the final year of his contract and can become an unrestricted free agent July 1. He's likely to test the market if he isn't traded by then, as he wants the opportunity to be a No.1 goalie in the NHL. Minnesota is looking for depth on the wings and could flip Harding for a veteran forward.		Not yet traded
23		Sergei Gonchar, D Cap Hit: $5.5 million | Age: 37 Even though the Senators are in the thick of things in Eastern Conference,  they wouldn't mind unloading Gonchar and his hefty salary. Gonchar has one-year left on his deal beyond this season, but also owns a no-movement clause. He'll have the final say if the Sens can find a taker.		Not yet traded
24		Evgeni Nabokov, G Cap Hit: $570,000 | Age: 36 He's cheap, he's experienced, and he wants off the Island. He also holds his fate, though, as Nabokov has a no-movement clause and will ultimately determine where he wants to go. The Islanders want a high draft pick for Nabokov, which has prevented a move, so far.		Not yet traded
25a		Antero Niittymaki, G Cap Hit: $2 million | Age: 31 With three goalies in the system, one presumably has to go, and it appears Niittymaki's tenure in San Jose is coming to an end. For a team in the market for a solid backup heading down the stretch, Niittymaki could be their answer.		Not yet traded
25b		Anders Lindback, G Cap Hit: $875,000 | Age: 23 The Predators need help up front, and with Pekka Rinne on board for the next seven seasons after this campaign, youngster Anders Lindback could be packaged for some extra fire power. Nashville GM David Poile isn't in a rush to move Lindback, but if the right opportunity arose, he'd look.		Not yet traded

FORMERLY ON THE LIST
No.	Player	Player Info.	Teams Reportedly Showing Interest	Status
7		Francois Beauchemin, D Cap Hit: $3.8 million | Age: 31 If the Ducks can't make any ground on a playoff spot, Beauchemin could be dealt for a nice turn. The 31-year-old could be among the top-available defensemen leading up to the deadline and will be costly. Beauchemin owns a limited no-trade clause, though, and might have to sign off on a move.		Re-signed with Anaheim

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

ЗДОРОВЯК С ЗОЛОТЫМИ РУКАМИ

Мне приятно осознавать, что я хороший распасовщик. Это было моей проблемой – вместо того, чтобы бросить по воротам - я отдавал передачу. Я просто любил создавать голевые моменты для партнеров. Нет ничего приятнее, чем наблюдать, как твой одноклубник реализовывает созданный тобой момент.
У меня были удачные сезоны и хорошие тренеры, знавшие как использовать мой талант. Не многие получают такой шанс. Я считаю, что ты хорош на столько, насколько от тебя этого требует тренер, а вдобавок к этому у меня всегда был кураж. Это и позволило мне играть в НХЛ. Я видел много талантливых ребят, но у них не было такой напористости, таких горящих глаз.
Моим первым тренером был Рик Кранкер. Просто замечательный человек. Мы с ним постоянно сталкиваемся по всему городу. В возрасте десяти-тринадцати лет я постоянно был одним из лучших в моей команде. Мне повезло, что я был всегда сантиметров на тридцать выше, чем все остальные парни. Не многие обладали моим ростом, что позволяло мне постоянно оставаться в числе двух-трех здоровяков. Мне это было понраву. Единственное, что мне не нравилось - мои большие ноги. Меня смущали мои лапы 45-го размера, поэтому я всегда покупал обувь на размер меньше и втискивался в неё.
Сейчас меня это не беспокоит.

Мой брат Норм старше меня на год. Мы вместе с ним начинали играть в хоккей, а потом его позвали в местную юношескую команду Windsor Spitfires, что, в принципе, и стало завершением его хоккейной карьеры. Ему просто не повезло с командой. У Spitfires в том году был очень сильный состав, и они вышли в финал Хоккейной Лиги Онтарио. Тогда он не получил столько игрового времени, сколько бы мог играть в любом другом сезоне. Он старался проявить себя, отыграв сезон за команду колледжа Сент-Клер в Виндсоре. И, я полагаю, что для него была большим ударом эта неудавшаяся попытка. А потом у него были проблемы с выпивкой и наркотиками.
Я пью долгое время. Впервые я напился в четырнадцать лет. Мы собирались на вечеринку к тете в Мичиган, и отец взял с собой ящик пива – американское баночное пиво разных сортов. Schlitz, Budweiser, Pabst Blue Ribbon. Я выгружал их в холодильник, размышляя: "Интересно, какое оно на вкус?" Я взял и выпил одну. Ничего не произошло. Я выпил еще и еще. Выпив штук пять, мне стало кайфово, а потом совсем накрыло. "Вот это да!" - подумал я, понимая, что мне лучше убраться в свою комнату, прежде чем кто-нибудь увидит меня качающимся и спотыкающимся.
Той ночью я все вокруг заблевал, потому что когда мама утром пришла меня будить, то спохватилась: "Что происходит? Что с тобой?" У меня и по сей день бывает аллергия на рыбу, поэтому я свалил все на тунца. Я рассказал ей, что прошлым вечером ел у приятеля тунца на ужин. Я был горазд на выдумки. Мама купилась на это, и с тех пор очень переживала, если я ел тунца.

Мне несказанно повезло, что я легко мог в любое время вызвать у себя рвоту. Выпить пару банок пива с тех пор было для меня в порядке вещей. это стало моей зависимостью. Отец смотрел телевизор, мама спала, а я пробирался в гостиную или на задний двор и втихаря пил. Я выпивал 4-5 банок, потом прятал их, а на следующий день избавлялся от улик. Мне понравилось напиваться. По-настоящему понравилось.
Я стал болтаться на улице, познакомился с парнями, которые также были не прочь выпить. Сначала мы закатили пивную вечеринку на все выходные, после неё я не пил недели три. Мы стали собираться все чаще и чаще, а потом это стало происходить каждые выходные, а потом дважды в неделю. Это не мешало мне играть в хоккей. Мы условились не пить перед играми. Как насчет после? Да, запросто. Могли пить вечером, а на следующий день играть. Но когда ты настолько молод, то тебя на утро это не тревожит. Помню как отец напился, узнав о моих пристрастиях, но воспринял все гораздо легче, чем мог бы, из-за проделок Норма. После вечеринки в честь окончания своего последнего сезона в юниорах он расхлестал машину. На этом фоне все мои проделки казались шалостями.
Как-то вечером я возвращался домой с вечеринки, мне тогда было лет 16, навстречу мне проезжали черно-белые. Я взял и побежал от них через газон. Они включили мигалки и начали меня преследовать, чтобы задержать меня. Перепрыгнув через пару заборов, я побежал к школе, полагая, что полицейские не смогут проехать в школьный двор на машине. Однако, они вызвали подкрепление и окружили меня.
После задержания меня допросили и отпустили. Самое забавное, что им не в чем было меня обвинить. В том, что я бежал по улице? Я не знаю почему побежал. Я просто не любил полицейских. Если бы я так поступил сейчас, то они наверняка получил бы заряд из шокера. Мне приходилось испытывать подобные ощущения, и, знаете, есть гораздо более приятные вещи.

Мне было на многое наплевать. В 9 классе я прогуливал половину уроков, с того времени мои оценки покатились вниз. Зато с хоккеем все было в полном порядке – я был нападающим в юношеской команде Club 240, и родители за мной особо не следили. Во мне было 188 сантиметров росту и 90 килограмм веса, и я продолжал расти, вдобавок ко всему у меня были кое-какие способности. Я мог овладеть шайбой, отодвинув от неё соперника, и вдобавок неплохо владел клюшкой, что давало мне несколько очков вперед.
Я считаю, что самое лучшее в хоккее – это команда, твои одноклубники.
К тренировкам я относился не достаточно серьезно, насколько мог бы. Я никогда не работал над своим катанием, а также не тренировался вне льда. Когда мне было шестнадцать, мы поехали на турнир в Ванкувер. Это была очень насыщенная поездка. Я нарушил закон, потерял девственность с девушкой старше меня, а также заставил скаутов обратить на себя внимание.
Я сделал всем фальшивые удостоверения, поэтому мы могли спокойно покупать сколько угодно спиртного. Это было очень умно, учитывая, что тогда не было компьютеров. Я купил переводные буквы в ремесленном магазине, заполнил карточки на всех своих друзей, расписался, вклеил школьные фотографии, в углу красным написал АЛЬБЕРТА, вписал рост и вес, а потом заламинировал их. Удостоверения получились точь в точь как студенческие. Никто никогда не усомнился в их подлинности. Это было потрясающе.
Руки у меня росли оттуда, откуда надо – не то чтобы я был мастером на все руки, но сообразить, как сделать что-то не очень несложное, я мог. Удостоверения позволяли нам покупать выпивку и посещать бары. Мы встретили нескольких девчонок возле нашего отеля. Они выглядели очень крутыми. Среди них была одна прелестная блондинка. Хоть она и была грубоватой, но мне она показалась интересной.
Она была первой девчонкой, которую я видел обнаженной. Она сняла трусики и протянула мне презерватив. Конечно, я видел фотки голых женщин в отцовских журналах, но на этот раз все было наяву. Вернувшись в свой номер, я показал своим соседям по комнате большой палец, но чувствовал себя при этом неловко. Я ей не заплатил – у меня и денег-то не было. Она не была рабочей девочкой, просто была хорошо подготовлена.
В соревнованиях принимало участие несколько солидных команд, и, видимо, пиво и секс помогли мне помогли мне попасть в символическую сборную турнира. Скауты взяли меня на заметку, и в следующем 1982 году меня пригласили в основную юношескую команду Brantford Alexanders. В начале тренировочного лагеря мне было немного не по себе. Ребята выглядели такими чистюлями, будто они церковнослужащие, что заставило меня забеспокоиться. Однако, как только родители испарились, мы развели огромный костер и выпили несколько упаковок пива. У меня отлегло.
Весной 1981 отец получил ранение. Мы с мамой были дома, когда он вернулся со службы. Его нога была вся в крови, и он с трудом мог говорить. Мама крикнула мне: "Бобби! Бобби! Папе плохо!"
Вся его левая сторона онемела, и он так и не смог больше полностью восстановиться. После того случая я как бы избегал его, за что постоянно себя корил. Нам было стыдно приглашать к себе друзей, потому что мы не хотели, чтобы отца видели таким. Он был уже не тем как прежде. Он был слаб, ему было тяжело ходить и разговаривать. Он просто сидел перед телевизором, он стал тенью того, кем был раньше. Он был очень расстроен и зол сам на себя, я думаю, что именно поэтому он так сильно отгородился от нас. Он всегда говорил мне, что слабость ужасная вещь.
Год спустя он получил еще одно ранение. Лежа на больничной койке, он выглядел очень слабым. Лицо его было серым, а губы белыми. Он вспоминал о Брэнтфорде, велел мне держать коньки заточенными, а также подстричься. Пару часов спустя он впал в кому и умер. Я не плакал. На следующий после его похорон день я явился на сборы. Я миллион раз читал о том, что все мои проблемы связаны с тем, что мой отец умер, когда мне было всего семнадцать. Люди всегда искали какие-то причины. Ладно, если бы в них была доля правды, но ведь нет. Я так толком и не смог найти ответ на этот вопрос. Мне говорили, что у меня синдром Мэрилин Монро – страх перед успехом. Или то, что я не мог справиться с популярностью. Но это все чушь собачья, потому что я пил задолго до того как стал популярным и задолго до смерти отца. Когда у меня все получалось – я праздновал, и немного увлекся развлечениями. Мне всегда хотелось чего-то большего, понимаете, о чем я? Зачем что-то делать слегка? Делай на всю катушку! Разве я не прав?

Тот год я жил в семье вместе с нашим вратарем Алланом Бестером, который потом играл за Toronto Maple Leafs. Хозяйке было двадцать девять, а её мужу сорок два. Первый год оказался отвратительным, поскольку мне было всего семнадцать и я пил. Мне нравилось быть либо под кайфом, либо пьяным. Я был очень тихим и застенчивым, но пьянство меня очень изменило. С одной стороны, я мог общаться с девчонками, но оборотной стороной медали оказалась алкогольная зависимость. Я не мог ограничиться одной-двумя банками пива. Если я их выпивал, то потом я выпивал еще двенадцать. Не забывайте, что у нас не обычная работа с девяти до пяти. Мы проведем пару часов на катке, к полудню закругляемся, идем куда-нибудь обедать, а потом отрываемся.
На вечеринке в честь окончания сезона я подрался в баре и получил рваную рану, которую пришлось зашивать в больнице. Оттуда я двинул в другой бар и позвал официантку к себе домой. Мы пробрались в подвал дома моих квартиродателей, где мы в итоге и отрубились. На следующее утро я проснулся, услышав, что хозяйка занимается уборкой. Мы спрятались под кучей старых матрасов, единственное, о чем я тогда думал: "Вот отстой! Если она нас увидит, то мы встряли."
Хозяйка поднялась наверх, чтобы отнести белье, а я потихоньку вывел официантку через заднюю дверь. Ей было двадцать один или около того – немного старше меня, симпатичная высокая блондинка. Почему она тогда пошла со мной? Может быть, она пожалела для меня. Я был весь в швах и перебинтован. Кто знает? Я не из тех, кто очаровывает девушек словами вроде: “Я люблю тебя, твои глаза словно…”, - и тому подобное. Может потому что я не был слишком серьезным. А может потому что у меня вьющиеся волосы.
Как я уже сказал, я вывел её и думал, что на этом всё окончено, но хозяйка услышала, как в подвале закрылась раздвижная стеклянная дверь. Выглянув в окно, она увидела удаляющуюся девушку. Она притопала вниз и заявила: "Что за дела? Какие девочки?"
Она позвонила своему мужу, а когда он вернулся домой, то они сообщили об этом в клуб. Там мне сказали, что раз сезон уже все равно окончен, то они отправляют меня домой. Хозяин дома отправил моей маме письмо, в котором говорилось, что он бывший алкоголик, и что у меня, скорее всего, проблемы со спиртным, и возможно мне требуется помощь.
Полагаю, что к тому времени я уже был алкоголиком. Когда мы только начинали пить, то нам хватало упаковки на четверых. Потом мы стали брать упаковку из 18 банок на двоих. А потом и 24 на двоих. Итак, мне было восемнадцать, я выпивал по 12 банок за вечер, а мог выпить 16 и не отрубиться. Мы вечно соревновались, кто пьет сильнее остальных. И всегда побеждал я. К 17 годам я был внушительных габаритов - 195 см роста и больше 90 кг веса – здоровяк, который пьет сильнее всех. Это было круто.
В тот первый сезон за юношескую команду меня отстраняли от игр. Моим тренером был Дейв Дрейпер по прозвищу Зиппи. Он узнал о наших внеклассных мероприятиях со спиртным и отправил домой меня и еще одного нападающего Терри Маки. Терри и я просто общались с компанией симпатичных девчонок, а кто-то распустил слух, что они не прочь покурить травки. Я никогда не был заядлым курильщиком травки, и хотя меня много за что можно было отстранить от игр, но только не за это. Тренер даже слушать ничего хотел, заявив, что с него достаточно.
Я отправился обратно в Виндсор, хорошо это отметил, а через неделю снова вернулся на лед в составе Brantford. За это время я успел побывать в школе, чтобы познакомиться с девчонками и провести время с друзьями. У меня был завал по всем предметам – я ни разу не открыл учебника. И кое-как ходил на уроки. Зиппи предоставил мне выбор – либо учиться, либо вытащить свою задницу из постели и вернуться на площадку. Я бросил школу и каждый день в 9 утра как штык был на площадке. Я так и не закончил среднюю школу.
В том году у меня состоялся первый удачный бой. Я сошелся с бойцом из Kingston, одним из ударов я хорошенько попал, вырубив его. В лиге стали поговаривать, что я очень жесткий игрок. Сейчас я не такой злой. Нужно постараться, чтобы вывести меня из себя. Но если меня вывести, то аккуратнее, потому что я зол, и если дойду до точки кипения, то у вас будут проблемы. Я заметил, что меня стали объезжать стороной, и уяснил, как нужно действовать, чтобы защитить моих партнеров, и эта роль была по мне.

Я был очень удачлив. Я был самым высоким в лиге, поэтому меня было сложно достать. Я использовал это преимущество, развивая свою технику. Мне нравилось захватить соперника за майку или за наплечник и удерживать его. Потом я отводил голову назад, так что он не мог меня ударить. Затем я наносил удар.
Он не мог меня достать, потому что был очень далеко – на всю длину вытянутой руки и еще несколько сантиметров, потому что голова отклонена, а я мог его достать. Много раз этот подход вылетал в трубу, и я говорил себе: "Окей, надо сделать вот так и так," - а когда доходило до дела, то я все забывал и делал все как обычно.
Драки являлись для меня частью игры. Многие катались значительно лучше меня. Они не были такими огромными, зато более быстрые и техничные, поэтому драки были единственным способом пробиться в серьезные лиги, то за счет чего я мог получить время на площадке.
Я лишился передних зубов после окончания первого сезона в юниорах, но не в драке. Уже два дня как я был дома и играл в хоккей на коробке, когда мой мой сосед Рон Санко отдал мне пас, а я неудачно принял шайбу. Черенок клюшки попал мне прямо по зубам, выбив один совсем, а другой - сломав наполовину. Это было отвратительно, потому что я только-только вернулся домой и на следующий день собирался пойти в школу, повидаться с друзьями. Мне было очень неловко.
В первый год я забил 12 голов, отдал 16 передач и заработал 133 минуты штрафа в 51 матче. Мы финишировали четвертыми в дивизионе Лейтона Эммса, названного в честь генменеджера Boston Bruins, владевшего юношескими командами в Barrie и Niagara Falls, и подписавшего Бобби Орра, и вышли в плей-офф. В восьми матчах я забил две шайбы, сделал две передачи и получил 23 штрафные минуты. Мы уступили в полуфинале дивизиона команде Soo Greyhounds.
В июне того года на драфте НХЛ генменеджер Детройта Джимми Девельяно выбрал меня в Red Wings в третьем раунде под общим сорок шестым номером. Он сказал, что для него решающим оказался бой, который я выиграл из безвыходного положения. Филадельфия также проявляла ко мне интерес, но в итоге я оказался в Детройте. Я не мог в это поверить. На драфте ОХЛ меня не выбирали аж до семнадцатого раунда! Джимми Ди увидел во мне игрока сродни Кларку Жилле – здоровяк с золотыми руками. Он был единственным, кто настойчиво хотел меня выбрать. Полагаю, что смерть моего отца заставила его настороженно отнестись ко мне. Но с другой стороны, он выбрал меня, потому что Детройт собирался строить команду на будущее, чтобы вдохнуть надежду в болельщиков. В 60-е они четырежды доходили до финала Кубка Стэнли, а в 70-е их стали называть мертвецами. Собрать шесть тысяч зрителей на трибунах для них было большой удачей. За семнадцать сезонов, начиная с 1966-67 и до 1982-83, они лишь дважды выходили в плей-офф.
В сезоне 1983 года, Wings обрели нового владельца Майка Хитча и провели невероятный драфт. В четырех раундах они выбрали Стиви Айзермана; во втором взяли правого крайнего Лейна Ламберта; в третьем меня; в пятом – левого крайнего Петра Климу и защитника Джои Кочура; и в десятом – Стю "Мрачнаю Косилку" Гримсона.
Джимми Ди устроил пресс-конференцию с новичками команды. Wings была необходима реклама. Когда Стиви, Джои, Клима и я начали играть, то большинство парней не могли воспользоваться своей квотой на свободные билеты – некому было раздавать. Я защищал Стиви Ай. Он был ниже меня на 15 см и на 20 кг легче меня. Он был очень серьезным. Знаете, даже не всякий сокамерник будет травить с тобой байки и смеяться над ними, а в Стиви Ай было что-то такое, что мне очень нравилось.
Не могу точно назвать его, но им обладает не каждый – такое, что за ним тянутся остальные. Может это и называется лидерством.

капитан_Немо_ все записи автора

Один из вариантов развития НХЛ. Взято на сайте болельщиков Филадельфии -  orange&black. ru

В матче регулярного чемпионата сезона 2012/2013 Питтсбург - Бостон шайба попала в лицо нападающему Питтсбурга Сидни Кросби. После нескольких пластических операций Кросби принимает решение играть в маске полностью закрывающей лицо. Руководство НХЛ принимает беспрецендентное решение - все новички обязаны играть именно в таких масках, игроки начавшие карьеру до 2013 году подобные маски могли носить только по своему усмотрению. 
Сезон 2014/2015 принёс в НХЛ четыре новые команды MEXICO AZTECS; ANCHORAGE WALRUS; SAN JUAN CARIBEANS и LAS VEGAS GOLD BARS, а следующий сезон прибавил ещё две. Профессиональный хоккей вернулся в Цинцинатти (CINCINATTI STINGERS) и шагнул в Алабаму - ALABAMA REDNECKS. Однако самое беспрецендентное решение было принято в сезоне 2018/2019. В европе появились первые команды NHL - OSLO VIKINGS; PARIS ENCOUNTERS; MANCHESTER SADISTS и AMSTERDAM CARPENTERS. В виду расширения Лиги до не самых приличных пределов Гари Бэтмен принял волевое решение вызвавшее народные волнения в Канаде. Монреаль и Торонто были лишены права выбора игроков на драфте. Кроме того, были установлены возрастные рамки для игроков этих клубов от 30 до 35 лет. 
Коснулись перемены и правил игры. С целью увеличения результативности защитникам обороняющейся команды было разрешено в отбор только в зоне соперника. Начиная с сезона 2017/2018 были увеличены размеры ворот (до футбольных) и изменён порядок ведения счёта. За гол забитый с ближней дистанции присуждалось 1 очко, гол со средней приносил 2 очка и с дальней дистанции - 3. Также было принято нововведение касающееся скорости игры. 
По окончании сезона подсчитывалась среднекомандная скорость. Если эта скорость оказывалась ниже установленной - команда не допускалась до розыгрыша Кубка Стэнли.
Нововведение сезона 2019/2020 шокировало всех любителей жёсткой игры. Были запрещены вообще любые силовые приёмы. Игрок применивший подобный приём сразу - же удалялся до конца игры и получал дисквалификацию до конца сезона. 
Сезон 2022/2023 стал по настоящему революционным в области экипировки игроков. Форма была покрыта специальным светящимся в темноте раствором. Таким - же раствором были покрыты клюшки и рамка ворот. Конструкция шайбы также претерпела изменения. Шайба также была покрыта специальным светящимся раствором. Кроме того при каждом попадании в ворота из шайбы сыпались искры. Кроме того, матчи проводились в темноте и лёд освещался стробоскопом.
Революционные изменения коснулись и места проведения матчей. Так ALL STARS GAME 2018/2019 проводился в Мехико на стадионе Мехико Ацтекс под открытым небом. Температура воздуха в тот момент была + 35 градусов. 
Матчем на открытом воздухе при температуре + 35 градусов дело не ограничилось. 
WINTER CLASSICS датированный 1 января 2020 года вошёл в историю как первый матч сыгранный на специально построенном стадионе в океане. 
Удар не только по игре, но и по её истории был нанесён в декабре 2021 года. Согласно решению руководства Лиги из Зала Хоккейной Славы были выведены все игроки начавшие свою карьеру до 2000 года, а всем командам ORIGINAL SIX было приказано поменять форму.

___________________________________________________________________________
 

Ну и события, которые предрекают фанаты под предсказанием)

После 2020 года произойдут такие изменения в форме команд)))Удалось взломать домашний комп Гэри Беттмена  Анахайм новый дизайн после 2020 года, Жирные Пингвины,Айлы в раскраске округа Нассау,Филадельфийская новая красота,нейтральная ТОронта и Чика с политкорректным лого  
Перед игрой будет проходить шоу чирлидеров,которое принесет победителю дополнительное одно очко.Хоккейные буллиты будут заменены прохождением элементов дорожек из фигурного катания,для привлечения женской аудитории  Для поддержки аффирмативных действий и искоренения рассовой дискриминации в хоккее будет введен обратный драфт,когда под первыми номерами будут выбирать хоккеистов из Гондурасов и АТЦОВ из Парагвайской хоккейной лиги и только потом всех остальных.
В 2030 году будет введено определение победителей матчей интеррактивным голосованием домохозяек.После этого хоккей станет наконец то по настоящему понятным тру-пендосовским видом спорта  









И как же без  тру-команды DUBLIN WOLFHOUNDS!!!Неоднократный в будущем обладатель кубка Стэнли,между прочим  и New Orleans Jokers  

Думаю что стоит обратить особое внимание на команду появившуюся в сезоне 2020/2021 - San Diego Bitches. Она была уникальна не только своим названием, но и ростером. "Сучки" - были первой в истории профессионального спорта чисто женской командой. Специально для них в рекордно короткий срок была постороена сорокатысячная San Diego Queens Arena. Cогласно контракту игроки команды обязаны были фотографироваться только в обнажённом виде. Кроме того, начиная с сезона 2021/2022 руководство клуба предприняло экстраординарный шаг. Заплатив 100 долларов любой желающий мог попробовать на ощупь все прелести игроков клуба, а за сумму от 2 000 до 4 000 долларов мог совокупиться после матча в раздевалке с абсолютно любым игроком команды. 

Серия сообщений "История НХЛ":
Часть 1 - Тео Флери: Игра с Огнём. Глава 11.Часть II
Часть 2 - Тео Флери: Игра с Огнём. Глава 12.
...
Часть 13 - Русская пятерка.Рождение легенд
Часть 14 - Фото-галерея серии «Сан-Хосе» vs. «Детройт».
Часть 15 - Альтернативная история или как убивали хоккей....

капитан_Немо_ все записи автора

Каждый год я посылаю отцу и матери два билета на самолет до Флориды и обратно. Они не летят. Я говорю им: «Отдохните. Я достиг многого, пользуйтесь этим». А отец мне отвечает: «Теперь я волнуюсь за тебя куда больше».

Уэйн Гретцки. 1983 год

Это книга моего отца. Такой она задумывалась с самого начала. Но кое‑что он упустил – почти ничего не сказал о себе. А это несправедливо. Поэтому о своем отце я хочу рассказать сам.

Я слышал массу историй о том, как отец не выпускал меня с катка на заднем дворе нашего дома, потому что хотел любой ценой сделать из меня звезду НХЛ. Это неправда. Отец никогда не принуждал меня. Я сам постоянно подгонял себя, а отец… Он часто повторял: «Неважно, каков будет результат. Конечно, побеждать приятно, мне бы хотелось, чтобы ты всегда стремился выиграть… Но главное – старайся и делай свое дело как можно лучше. Большего от тебя требовать никто не вправе». Он бывал недоволен мной только тогда, когда я не старался, когда не выкладывался до конца.

И отец имел право спрашивать с меня строго, потому что потратил на меня много денег, когда я был ребенком. Детский хоккей в Канаде стоит дорого. Мы, дети, конечно, не понимали этого. Играли в свое удовольствие. А между тем моим родителям приходилось очень многим жертвовать, чтобы я мог вдоволь гонять шайбу. Но отец никогда не упрекал меня этим, он хотел взамен только одного – чтобы я всегда играл и тренировался на совесть.

Представьте себе такое: финальная серия Кубка Стэнли 1982/83 года, мы проигрываем 3:0 «Нью‑Йорк Айлендерс». Нам предстоит четвертая встреча в Нью‑Йорке, которая в случае нашего поражения становится последней… Легко понять, какое у меня было настроение. Идет тренировка, а я только делаю вид, что работаю. Отец, естественно, приехал на игры и наблюдает за мной. Я ухожу со льда – он поджидает меня у выхода.

– Зачем ты вышел сегодня на тренировку?

– Все вышли, – отвечаю я.

– Мог и не выходить. Ты же просто даром потерял время – не тренировался, а делал вид.

Я пожал плечами, через несколько минут и тренировка, и слова отца вылетели у меня из головы…

А отец не забыл ничего.

Мы проиграли ту игру, сезон закончился.

Был май, мы с отцом работали на ферме. Было страшно жарко, а бабушка полизала сад. Отец посмотрел на меня, потом на нее, потом снова на меня… И сказал: «Посмотри на нее! Ей уже семьдесят девять, а она работает, делает то, на что хватает сил. А ты не счел нужным честно тренироваться даже перед решающей игрой».

Не сомневаюсь, все его болезни связаны именно с хоккеем. Ведь ночью перед моими играми он не спит. Не потому, что ему так важна победа, просто он не может иначе, он такой человек. В этом мы с ним не похожи. Скажу откровенно, меня не особенно волнует, что обо мне говорят и пишут. Я не переживаю из‑за этого. Зато отец волнуется за нас обоих. И иногда это сказывается на наших отношениях. Однажды он, например, услышал, как кто‑то сказал: «У этого Гретцки волосы слишком длинные». И он тут же велел мне: «Немедленно стричься!» Я не захотел. Со временем и он понял: вокруг слишком много людей, всем не угодишь и нельзя быть хорошим для всех.

Отец – это человек! «Я просто‑напросто служащий телефонной компании», – говорит он о себе. На самом же деле теперь он и адвокат, и бухгалтер, и торговый агент. Это он следит за тем, чтобы меня не заставляли работать на износ. Я имею в виду всех: моего тренера, моего импресарио, моих торговых агентов, адвокатов… Всех их. Когда отец видит, что кто‑то слишком давит на меня, он тут же спешит на помощь с советом.

Мой отец и сейчас продолжает работать в телефонной компании, но у него всегда хватает времени прочитать каждый заключенный мной контракт от первой до последней буквы. Вообще‑то мои контракты проверяют и другие, но отцу нет дела до них. Ему важен Уэйн Гретцки, и только Уэйн Гретцки. И так было всегда, сколько я себя помню.

Он умеет сразу схватить существо дела, по‑моему, он научился предвидеть возможные осложнения еще до того, как они возникнут. Однажды он просмотрел контракт, который я заключил с фирмой, изготавливающей коньки, и сразу сказал, что меня ждут неприятности. Так оно и вышло. Потом мы исправили контракт. Майкл Барнет, один из моих торговых агентов, сказал как‑то: «Может быть, Уолтер и не получил высшего образования, но в бизнесе он достоин звания магистра. Не успеешь и глазом моргнуть, как он станет доктором».

Теперь, когда я повзрослел и могу сам принимать важные решения, некоторые считают, что стремление отца быть в курсе всех моих дел может испортить наши отношения. Но это неверно. Мы с отцом всю жизнь спорили. Спорили обо всем – и о том, что я делаю на льду, и о том, что я делаю за бортиком площадки. Но нам это не мешало. И я надеюсь, что у меня будут такие же отношения с моим сыном. Я хотел бы, чтобы он уважал мое мнение и понимал: я занимаюсь его делами для его же пользы. И еще я хочу, чтобы он не боялся высказывать мне свое мнение по любому вопросу.

Я соглашаюсь с отцом в девяносто пяти случаях из ста. И не потому лишь, что он давит на меня отцовским авторитетом. Просто он старше и мудрее. Но когда я уверен, что правда на моей стороне, я поступаю по‑своему. Думаю, когда это случилось первый раз, ему было несладко. Но попадая в сложное положение, я всегда обращаюсь к нему за помощью. И даже когда мне будет шестьдесят лет, я все же сначала выслушаю его.

Да и почему мне не поступить так? Ведь он всегда был в трудную минуту рядом со мной.

Когда мне было лет десять, мы с ним каждый вечер играли полчаса на заднем дворе в бейсбол. Как‑то я решил: нам нужно хорошее место для подачи. В конце нашей улицы был небольшой пригорочек. Я отправился туда с лопатой, срыл его, а землю погрузил на тачку. Я как раз катил тачку к дому, когда мама вышла на крыльцо.

– Куда это ты тащишь весь этот мусор? – спросила она.

– На задний двор, – ответил я. – Нам это нужно для бейсбола.

– Нет, – отрезала она.

Я знал, что мама слов на ветер не бросает. Но я знал и своего отца. Поэтому просто оставил тачку нагруженной на дорожке и стал дожидаться его возвращения с работы.

– Что ты собрался с этим делать? – спросил он.

– Везу на задний двор. Нам же нужна площадка для подачи…

– Хорошо придумал, – ответил отец.

Он пошел в подвал, принес оттуда две доски и помог мне сделать все, что нужно. Эта площадка просуществовала, кстати, одиннадцать лет.

Отец любит наш задний двор. Зимой у нас там каток, летом площадка для бейсбола. Когда я стал профессионалом и у меня появились деньги, я предложил отцу отличную, как мне казалось, идею. «Отец, – торжественно сказал я, – я хочу построить на нашем заднем дворе бассейн». «Ты что, с ума сошел?» – только и сказал он, качая головой. Стоит ли говорить, что бассейна у нас нет до сих пор.

Может быть, из‑за того, что я преуспел в хоккее, люди считают, что мои родители знают секрет, как выращивать Уэйнов Гретцки. Доходит до смешного. Возьмите хотя бы эту историю с нашим катком на заднем дворе.

Как‑то я сказал одному журналисту, что мы проводили с отцом на катке по нескольку часов. И в газете были напечатаны мои слова: «Господи, было так холодно, что я приходил домой и плакал!» И теперь мне приходится видеть несчастных ребятишек, которые плетутся домой со слезами на глазах, а их родители встречают их словами: «Отправляйся обратно на каток! Уэйн Гретцки мерз, зато теперь сидит в шикарной квартире в Эдмонтоне. А ты что, хуже?!…»

Но эти люди не поняли главного. Да, когда меня спрашивают: «Ты тренировался по четыре часа каждый вечер?» – я отвечаю: «Кажется так». Но теперь, вспоминая те годы, я понимаю, что то время, которое я проводил на катке, нельзя назвать тренировками. Если бы я тогда думал, что тренируюсь, я бы и не стал кататься.

Я катался просто для своего удовольствия.

Никогда я не думал: «Сегодня буду тренироваться четыре часа, потому что если я буду так делать, то попаду в НХЛ». Ничего такого мне и в голову никогда не приходило. Мы играли в хоккей. Именно играли, и игра доставляла нам удовольствие. Самое большое на свете. Были ребята, которые проводили на льду времени куда больше, чем я, но в НХЛ они так и не попали. Нельзя сказать: «Делай то и то, и ты обязательно попадешь в НХЛ». Я катался три‑четыре часа и шел домой. Отец спрашивал: «Ну что, накатался?» «Да», – отвечал я, а назавтра шел на каток снова.

Но я плакал. Да, это правда. Когда болели замерзшие ноги. Каждый, кто бывал подолгу на холоде, знает эту боль. Когда ноги отходят в тепле, боль сумасшедшая. Но сейчас я вспоминаю не боль и слезы, а горячий шоколад и большие теплые руки моего отца. Он сжимал ими мои окоченевшие ступни, чтобы отогреть их…

Зато теперь я играю в НХЛ, зарабатываю хорошие деньги и у меня большие возможности. И некоторые люди говорят своим детям: «Делай так, как Уэйн Гретцки. Смотри, как он тяжело работал. Смотри, как он подолгу тренировался». Но не стоит копировать других. У каждого свой путь. Конечно, вы не попадете в НХЛ, если не будете тренироваться, но и нет никакой гарантии, что, бесконечно тренируясь, вы станете игроком НХЛ.

У меня много интересов, самых разных увлечений. Так, в свое время я вязал крючком. И неплохо получалось. Где‑то я прочитал, что знаменитый вратарь Жак Плант увлекается вязанием, и решил попробовать. Связал маме сначала кошелек, а потом покрывало. (Не раз представлял себе, как какой‑нибудь папаша говорит своему затурканному мальчишке: «Смотри‑ка, Уэйн Гретцки вязал, и теперь он в НХЛ. Ну‑ка, берись за крючок!»)

Я и сейчас пробую себя в самых разных областях. Мне это интересно. Я не потому пел в программе Пола Анки, что собираюсь стать певцом, не потому снимался в кино, что решил стать актером. Просто и то и другое было ново и любопытно. Ведь хоккей – это не вся жизнь. Я и дальше собираюсь попробовать себя во всем, что будет мне интересно. Тем более что наступит день, когда я уйду из хоккея, и мне нужно будет чем‑то заняться.

А жизнь – все напряженнее, изматывает все больше. Я заметил, что становлюсь все менее терпеливым, все чаще раздражаюсь и огрызаюсь, и даже не на посторонних, а на родных. «Предохранитель выбивает» все чаще, и я знаю, что легче уже не станет.

И единственное место, где я могу полностью расслабиться… это лед хоккейной коробки.

Когда я играю в хоккей, я не думаю ни о чем, кроме игры. Я знаю, что есть немало игроков, у которых внехоккейные дела влияют на игру, портят ее, потому что они не могут отбросить, забыть свои проблемы и во время матчей. Для меня же лед – убежище. Иногда я даже посмеиваюсь над собой. Мне достаточно прийти в раздевалку, взять ракетку для пинг‑понга, сыграть несколько партий, обмотать лентой четыре клюшки – и я забываю обо всем. Потому что потом я иду на лед играть. Там я буду делать только то, что мне нравится по‑настоящему, и никто не будет приставать ко мне ни с чем другим. Это здорово. Игра – лучшее в моей жизни. А работа… Она идет следом вместе со всем остальным.

И все это сделали для меня мои родители. А ведь у них не было игры, чтобы хоть как‑то передохнуть. Они взяли на себя самое трудное, а мне досталось самое легкое. Как Ким и Кейту, Глену и Бренту. Нам нужно было только играть. Деньги, форма, инвентарь, переезды – заботы обо всем этом брали на себя мама и отец…

Иногда я задумываюсь: а каким отцом будет Уэйн Гретцки?

Нет, мой сын не покинет дом, когда ему стукнет четырнадцать лет.

Недавно родители одного двенадцатилетнего парнишки хотели отправить его в Торонто для занятий хоккеем. Мой отец сказал, что Ассоциация детского хоккея Онтарио не даст на это согласия, и, к счастью, оказался прав. Думаю, дело прежде всего в том, ради чего родители отправляли своего сына из дома. Если только для того, чтобы он стал профессиональным хоккеистом, то они заслуживают осуждения. У меня было по‑другому. Меня родители отправили из дома как раз для того, чтобы я мог жить нормальной жизнью. Они рассуждали так: если ему суждено стать профессиональным хоккеистом – хорошо, но главное, чтобы из него получился хороший человек.

Нельзя отсылать из дома своего ребенка. Нельзя сказать своему сыну, сколько бы ему ни было лет: «Езжай, учись на профессионала».

Когда мне было четырнадцать лет, я думал, что уехать в Торонто – самая распрекрасная вещь на свете. К счастью, оказалось, что для меня это был действительно лучший выход. Но если бы я мог начать свою жизнь вновь, я бы сделал так, чтобы у меня была возможность жить дома до девятнадцати…

Если у меня будет сын, а ему выпадет счастье играть в хоккей, я хотел бы наблюдать, как он играет, помогать ему, чем смогу, а если он проиграет, сказать: «Извини», – и оставить без мороженого. Так делал мой отец. Но в одном я, можно сказать об этом уже сейчас, буду отличаться от него. Я не стану просиживать вечера на телефоне, занимаясь организацией товарищеских матчей, и буду спокойно спать накануне игры.

Я в хоккее с шести лет и буду играть еще долго. Когда же придется уходить, я расстанусь с хоккеем навсегда. Но я очень хотел бы, чтобы мой сын узнал радость игры на льду.

Некоторые родители говорят, что ребята должны играть только для забавы, и это правильно. Они считают, что играть в хоккей должны абсолютно все ребятишки, и это тоже прекрасная идея. Еще они говорят, что после победы или поражения дети должны оставить хоккейные заботы на площадке и вернуться к обычной жизни с ее заботами и проблемами. Замечательно. Но в детском спорте должно быть место для всех. В том числе и для тех, кто всегда хочет быть лучшим, кто уже в юном возрасте готов взвалить на себя всю ответственность за команду, кто хочет побеждать каждый день, кто живет хоккеем.

Своему сыну я бы сказал: «Ты играешь за эту команду, и ты будешь стараться, и ты покажешь все, на что способен. И ты будешь учиться побеждать. Но если ты проиграешь – ничего страшного. Извлеки из поражения урок. А когда снова вернешься на площадку, учись не повторять ошибок и снова стремись к победе. Изо всех сил».

Мне кажется, что именно такое воспитание самое правильное. Подобное отношение к делу необходимо человеку, если он хочет чего‑то добиться не только в хоккее, но и в учебе, и в работе, и вообще в жизни. Человеку должка не давать покоя мысль: «Черт возьми, я буду лучшим! Наша команда будет самой лучшей!»

А если родители не хотят подвергать своего сына чрезмерному психологическому напряжению, считают это вредным? Ну что ж, для таких мальчиков имеются дворовые команды.

Но есть и другой хоккей. Там суровые законы. Там от игроков ждут только побед.

Меня возмущают случаи, когда иные тренеры стараются низвести хороших игроков до общего среднего уровня, вместо того чтобы заставлять подтягиваться середняков. Зачем они это делают? Чтобы избежать разногласий и конфликтов. Мои проблемы в детской команде связаны именно с этим. Мне приходилось встречаться с тренерами, которые хотели сделать из меня среднего игрока. Если бы мне пришлось работать с командой, в которой есть выдающийся игрок, я бы сказал остальным: «Ребята, поглядите‑ка хорошенько, что он умеет, и постарайтесь этому научиться сами». Даже если бы у них ничего и не получилось из этого – не страшно. Главное, они стали бы стараться. А это всегда приносит результат.

Как же заставить себя стараться изо всех сил, делать все с максимальной отдачей? Отец мне всегда говорил: «Я не заставляю тебя делать то, чего ты не можешь. Но то, что ты можешь, ты должен делать».

Возьмем, к примеру, школу. Отец знал, что одни предметы даются мне легко, а другие не очень. И если я получал приличную оценку по предмету, в котором не блистал, отец, хвалил меня. Но если я вдруг «проваливался» там, где мог успевать, мне доставалось по первое число. Такое считалось непростительным.

Всегда нужно помнить, что ни один мальчишка, как бы он ни проявил себя в детском хоккее, не может быть уверен в том, что попадет в НХЛ. Многое может помешать этому. Я хочу дать один совет тем, кто стремится стать профессионалом: если у тебя ничего не выходит – возвращайся домой. Да, именно так. Мои братья могут оказаться в такой же ситуации, и я скажу им то же самое. Никто не работает на льду больше, чем мой брат Глен, никто больше него не мечтает играть в НХЛ, но попасть туда ему будет нелегко.

Однако даже если он пробьется в профессиональную команду, но окажется там середнячком, я посоветую ему бросить все и забыть хоккей.

Я сам бы сделал именно так.

Когда команды НХЛ открывают тренировочные лагеря и объявляют, что все места в команде вакантны, что шанс играть есть у каждого, это неправда. Шанс есть только у немногих. Остальные зря мучаются. Если бы я, поиграв два года в детской команде, не добился бы никаких успехов, я бы, не колеблясь ни секунды, сказал всем: «Спасибо. Мне здесь очень нравится, я у вас многому научился, но лучше всего я усвоил то, что мне нужно поискать работу, которую я могу делать, или вернуться в школу».

Мне здорово повезло в жизни. Я вырос в семье, где меня всегда любили, где вообще все любят друг друга. И еще я играю в игру, которую люблю.

Хоккей для меня – удовольствие. Иногда я думаю: хорошо, что моя квартира расположена так высоко. Если бы я жил на первом этаже, то, увидев в окно мальчишек с клюшками на льду, я не удержался бы и выскочил поиграть с ними. И неизвестно, когда бы мы закончили…

Когда‑нибудь, если мне очень повезет, я выйду на лед на заднем дворе нашего дома в Брэнтфорде. А когда мы вернемся в дом и мой сын начнет хныкать, потому что у него будут болеть замерзшие ноги, я возьму их в свои ладони, чтобы отогреть. Так, как делал когда‑то мой отец.

капитан_Немо_ все записи автора

«Они „факиры на час“ – Гретцки и сборная самонадеянных».

Журнал «Инсайд Спортс». Сентябрь 1 984 года

«Опять ошибка, Уолли, – сказал я себе. – Ты бы должен это знать».

О, казалось бы, я все рассчитал зерно – в тот вечер в раздевалке, когда Уэйн держал, высоко подняв, кубок Стэнли, мои глаза заливали слезы радости, а Филис стояла, вся облитая шампанским, мне действительно казалось, что все испытания и сомнения позади. Уэйн сможет наконец спокойно играть. Вершина достигнута, нечего никому больше и доказывать, все действительно успокоились… На четыре месяца.

А потом закончились игры на Кубок Канады, в газетах стали появляться прогнозы на следующий сезон, и я вдруг понял, что «Ойлерз» и Уэйну нужно преодолевать новый барьер. Они должны снова завоевать Кубок Стэнли, иначе все сочтут их победу случайной. «Айлендерс» владели Кубком четыре сезона кряду, до этого четыре года его держали у себя «Монреаль Канадиенс», а до них два сезона Кубок был у «Филадельфии Флайерз». Так что одна победа в глазах болельщиков ничего не значила.

Некоторые считали даже, что победа над «Айлендерс» в серии из пяти игр была случайностью. Стэн Фишлер, репортер из Нью‑Йорка, печатающийся во всех хоккейных газетах и журналах североамериканского континента, ничуть не сомневался в этом.

«Ойлерз» страдают галлюцинациями. Им кажется, что они дали начало новой династии победителей – «Эдмонтон Ойлерз». Но царствование в течение одного года не позволяет говорить о династии. Прежде всего, кто такой Уэйн Гретцки? Не мираж ли? Кроме нескольких красивых голов (в результате подозрительно счастливых прорывов) в финальных матчах, он почти ничего не сделал. Гретцки был скован противниками и оказался слишком слаб, чтобы сопротивляться. «Айлендерс» силовыми приемами практически исключили его из игры в трех первых финальных встречах. А в новом сезоне силовая защита против Гретцки безусловно станет еще более жесткой…

Мой прогноз? Не думаю, что «Ойлерз» смогут завоевать Кубок снова».

И Стэн был не одинок, он просто яснее всех высказал свое мнение.

«Ойлерз» понимали, что во второй раз победить будет еще труднее. Против них все играли особенно старательно, потому что теперь «Ойлерз» были знаменитой командой, и выиграть у них было вдвойне почетно.

Глен Сэйзер понимал: нельзя сидеть сложа руки. В конце сезона он совершил крупный обмен: отправил Кена Линзмэна в «Бостон», а вместо него получил Майкла Крушелниски, двадцатичетырехлетнего нападающего, которого можно было ставить и в центр, и на левый фланг. Это был интересный, но опасный шаг, потому что в кубковых сериях Линзмэн забил десять голов. Он мог «завести» игроков, когда «Ойлерз» выдыхались. «Бостону» нужна была «запальная свеча», а Сэйзер хотел получить хорошего игрока на левый фланг в компанию к Уэйну и Яри Курри. Крушелниски (рост 187 см, вес 90 кг) в составе «Брюинз» закончил последние два сезона с 23 и 25 голами. Сэйзер решил, что он подходит.

А Линзмэн быстро доказал, что действительно умеет поддерживать огонь в игре. После первого же матча против бывших одноклубников 16 октября в Эдмонтоне его обвинили в том, что он прокусил щеку Ли Фоголину во время драки во втором периоде. Судьи не видели этого, но Сэйзер был в ярости и ругал Линзмэна на чем свет стоит. «Ли нужно отвезти в госпиталь и сделать ему укол против столбняка! – кричал он. – Ведь Линзмэн просто бешеный!»

Этот матч запомнился еще одному хоккеисту. В воротах «Бостона» стоял новый вратарь Клеон Даскалакис, начинавший свой первый сезон в НХЛ. Перед разминкой он подошел к Сэйзеру и попросил: «Когда Гретцки забьет мне первый гол, подарите мне фотографию с его автографом».

Гол был забит на седьмой минуте первого периода, а в третьем Уэйн еще раз поразил ворота новичка. Еще два забил Курри, и «Ойлерз» выиграла 7:2. Фотографии исторического гола не было, но в раздевалке Даскалакиса ждала клюшка с автографом Уэйна Гретцки.

В конце января Сэйзер провел еще одну «торговую операцию», как оказалось, весьма удачную. Он продал Терри Мартина и Горда Шервена «Миннесоте», а взамен получил Марка Напьера, сидевшего на скамье запасных с 10 голами и 18 результативными передачами.

К двадцати восьми годам Напьер не потерял скорости, которой славился, еще играя в «Монреаль Канадиенс». В Эдмонтоне он стал играть справа в тройке с Мессье и Андерсоном, а в разгар сезона ему пришлось заменить травмированного Курри в тройке Уэйна. За 32 матча в составе «Ойлерз» он забил 9 голов и сделал 26 передач. Если вы найдете в НХЛ тройку более быструю, чем Напьер – Мессье – Андерсон, расскажите мне о ней, потому что я с такой не знаком. «Ойлерз» купили также центрального нападающего из «Айлендерс» Билли Кэрролла, а потом еще и защитника Лэрри Мелника. Однако в начале сезона это были те же «Ойлерз» минус Линзмэн плюс Крушелниски.

«Ойлерз» владели Кубком Стэнли. Сборная Канады с участием игроков клуба завоевала Кубок Канады. В Эдмонтоне на это смотрели однозначно: они хорошо проведут сезон 1984/85 года и снова получат Кубок Стэнли. Никто не захотел вспомнить об одном: ведущие игроки были переутомлены еще до начала чемпионата.

Вот как, например, у Уэйна складывался сезон 1983/84 года. Тренировочные сборы начались в сентябре, но к этому времени он уже несколько недель занимался конькобежной подготовкой по своему личному плану. Потом чемпионат и игры на Кубок Стэнли – без перерыва до 20 мая. Летом – за исключением двух недель – теннисный «Турнир Уэйна Гретцки», деловые поездки, съемки. 5 августа сборная Канады открыла тренировочные сборы.

Сборы и семь товарищеских встреч длились до 29 августа. Турнир на Кубок Канады проходил с 1 по 1 8 сентября, и, когда он закончился, игроки сборной уже опоздали к началу сборов нового сезона в клубе.

Сэйзер предоставил хоккеистам «Ойлерз», игравшим в сборной, недельный отпуск, и Уэйн поехал на юг немного позагорать и посмотреть несколько бейсбольных матчей.

Не только у игроков «Ойлерз» год был столь напряженным. Все хоккеисты сборной Канады устали, но только «Ойлерз» и «Айлендерс» добрались до финала Кубка Стэнли 1984 года, и в сборной было больше всего ребят из Эдмонтона. Это не могло не сказаться в новом сезоне.

Начало его, как и ожидали, было обнадеживающим. 15 встреч «Ойлерз» не знали поражений: 12 побед и 3 ничьи. Уэйн набрал по очку в каждой из первых 16 игр. Курри в тех же играх забил 18 голов.

Крушелниски прижился в команде, и, казалось, наконец долгие поиски флангового игрока в звене Уэйна успешно закончились. «Я уже могу угадать, что он собирается сделать, – говорил Крушелниски репортерам. – Теперь я сталкиваюсь с Уэйном всего раз за всю тренировку».

Вратари Грант Фюр и Энди Муг надежно стояли в воротах, а Пол Коффи лучше всех защитников лиги работал и головой, и плечами.

Как всегда, некоторые игры были особенно знаменательными. Так, в 27‑м матче тройка Уэйна была нейтрализована и для него кончилась серия результативных игр на выезде, кончилась на 72‑й игре. В Эдмонтоне 19 декабря в победном матче (7:3) против «Лос‑Анджелеса» он забил два гола и сделал четыре голевые передачи. Первая из этих передач дала ему тысячное очко за 424 игры, проведенные в НХЛ. Через десять дней он сделал свой 32‑й хет‑трик, когда «Ойлерз» победили «Детройт» 6:3. Он догнал Эспозито по числу хет‑триков, а закончил сезон, имея их на счету 34.

Были и другие события, не попавшие однако в Книгу рекордов НХЛ. Первое как будто произошло в Виннипеге. Назовем его так: «Национальный герой считает Гретцки „слабаком“!»

Стив Фонио, одноногий бегун из провинции Британская Колумбия, совершал тогда пробег через всю Канаду, чтобы собрать деньги в фонд онкологических исследований. В Виннипеге на ледовом стадионе был устроен вечер в его честь. Игроки «Виннипег Джетс» собрали 4400 долларов в пользу фонда, болельщики пожертвовали еще 10 000 долларов.

Праздник был грандиозным, и в качестве сюрприза хозяева площадки разгромили «Ойлерз» 6:2.

Перед началом игры репортеры, бравшие интервью у Уэйна, спросили его, что он думает о Стиве Фонио. Уэйн сказал: «Никакие слова не могут выразить мое восхищение его подвигом. Я думаю, это в 50 раз труднее, чем играть в хоккей. Сравнить это ни с чем нельзя. Стив очень мужественный человек».

Но на другой день в газетах появилась и другая статья, где утверждалось, что на вопрос, за кого Стив болеет в хоккее и как он относится к Гретцки, Фонио ответил: «Я не сочувствую проигравшим. Гретцки – слабак».

Скандальное высказывание пошло гулять по другим газетам, «Ойлерз» тогда были в Миннеаполисе и готовились к матчу с «Норт Старз». Фонио отрицал, что говорил что‑нибудь подобное, автор же статьи стоял насмерть, утверждая, что написал чистую правду. Уэйн верил: такой человек, как Фонио, не мог сказать подобное. А телефоны в Канадском онкологическом обществе надрывались от звонков – звонили люди с протестами.

Один репортер позвонил в Миннеаполис Дэйву Семенко, которого называют телохранителем Уэйна на льду, и спросил, как Дэйв намерен защищать Уэйна от этого выпада. Семенко не поддержал шутливого тона и сказал, что историю слишком раздули. А пресс‑агент «Ойлерз» Бил Туел добавил: «Это несерьезный разговор. Дэйв просто не сумеет догнать Стива». Этой шуткой все и завершилось.

Была еще одна история, которую можно назвать «Великий воздушный перелет через Канаду». Она началась в воскресенье 26 ноября 1984 года после обеда. На следующей неделе во вторник «Ойлерз» играли в Торонто. Команда улетела из Эдмонтона в понедельник утром, чтобы успеть провести в Торонто вечернюю тренировку. Сэйзер позволил Уэйну уехать на день раньше с условием, что на тренировку он явится.

Дело в том, что на утро у Уэйна в Торонто были назначены пресс‑конференция и деловой завтрак, а потом еще один благотворительный обед в пользу детской организации Онтарио, на котором, кстати, мы собирались впервые официально объявить о выходе вот этой самой книги… На обед кроме знаменитостей пригласили 50 детишек из всех районов провинции Онтарио. Так что ожидали большое количество репортеров.

Билет стоил 60 долларов. Во время обеда планировали провести аукцион: продавать фотографии, клюшки и другие сувениры с автографами Уэйна, чтобы увеличить сборы в благотворительный фонд. О, этот день должен был стать сенсацией. И стал. Правда, не совсем такой, как мы планировали.

Мы должны были вылететь из Эдмонтона в 16.30 в воскресенье: Уэйн, Майкл Барнет, Джим Тэйлор с женой, Бил Туел и я. Мы приехали в аэропорт за час до отлета и узнали, что рейс откладывается. Туман. Откладывали вылет несколько раз. Потом нам предложили ехать автобусом до Калгари, чтобы улететь оттуда.

Мы погрузились в автобус и помчались в Калгари. Для Уэйна это была очень поучительная поездка. Его научили играть в индейский покер (держишь свою карту рубашкой к себе и видишь только карты партнеров). Прибыли мы в Калгари за двадцать минут до отлета. Сели в самолет и услышали объявление: авиакомпания просит прощения, но из‑за какой‑то неразберихи нет летчиков для нашего самолета, придется ждать.

Когда наконец экипаж прибыл, стюардесса объявила, что, к сожалению, уже поздно вылетать, потому что торонтский аэропорт закрылся на ночь. Нам предложили пройти в аэровокзал и пообедать. Вылет назначили на половину второго ночи. Да еще нам предложили забрать все свои вещи из салона, потому что полетим мы на другом самолете.

Мы поели, вернулись обратно, погрузили свои вещи в тот же самый самолет (планы еще раз переменились) и полетели в Торонто.

Придется торопиться, но Уэйн успеет на свой завтрак, а у нас будет масса времени до обеда. Но… в Торонто нас не приняли. Туман.

Мы начали летать по кругу. Мне кажется, что это продолжалось целую вечность. Уэйн не любит летать, я люблю еще меньше. Мы с ним сидели впереди, а остальные в хвосте. Но это было к лучшему – мы не слышали, как один пьяный, подражая радиорепортерам, твердил без умолку: «О, мы кружим и кружим… но долго так продолжаться не может! Вот кончилось горючее! Мы падаем, ребята! Мы падаем!…»

На самом же деле мы не падали, самолет шел на посадку… в Кливленде! А это уже США.

Мы заправились горючим и простояли на взлетной полосе три часа. Нас даже не выпустили из самолета, потому что мы находились на территории другой страны и не прошли таможенного контроля. Наконец мы снова полетели в Торонто, но там был туман, и нас посадили в Монреале.

К этому времени закончился завтрак Уэйна, а мы все уже опоздали на наш благотворительный обед. Филис с детьми ждала нас там, ждали ребятишки, знаменитости, политики, репортеры. Все были в Торонто, кроме нас. Уэйн ворчал: «Сэйзер убьет меня».

Наконец мы еще раз сменили самолет, полетели в Торонто и приземлились там в половине пятого вечера. Итак, наше путешествие из Эдмонтона в Торонто на реактивном самолете заняло 26 часов. А самое обидное, что «Ойлерз» вылетели в понедельник утром, точно по расписанию приземлились в Торонто, воспользовавшись каким‑то просветом в тумане, и были уже на льду, когда мы болтались в воздухе.

Все кое‑как уладилось. Ребятишки были, конечно, очень огорчены, не увидев Уэйна, но простили ему. Аукцион дал 2375 долларов, некоторая сумма была получена от самого обеда, а ребята сфотографировались с кубком Стэнли.

Уэйн сразу отправился спать. Он все повторял: «Завтра я должен хорошо сыграть. Иначе Сэйзер оторвет мне голову».

О, Сэйзер – хороший психолог, почувствовав настроение Уэйна, он выпустил его в начале второй минуты, и к концу второго периода Уэйн забил три гола и сделал две результативные передачи. Игра закончилась со счетом 7:1 в пользу «Ойлерз».

После матча мы спросили Уэйна:

– А куда ты пропал в третьем периоде? Тебя было почти не видно.

– Не знаю, – сказал он, – наверное, я заснул… Несмотря на такие небольшие огорчения, сезон для Уэйна проходил гладко.

капитан_Немо_ все записи автора

Продолжаем читать книгу  о Великом...

«Уэйн Гретцки… Чудо или дутая сенсация?»

Заголовок в журнале «Экшн Спортс Хокки». Ноябрь 1978 года

Тренировочные сборы «Индианаполис Рейсерс» начались 11 сентября 1978 года. А через пятьдесят три дня после восьми матчей Уэйн играл уже в «Эдмонтон Ойлерз».

Сейчас, по прошествии стольких лет, все выглядит смешно и немного глупо: и споры о том, переходить ли ему в профессионалы, и тайная поездка в Ванкувер для встречи с Нельсоном Скалбани, и волнение при подписании контракта. Вся его карьера члена профессионального клуба в Индианаполисе уместилась на одной строчке в книге рекордов НХЛ.

1978–1979. Индианаполис… ВХА. 8‑3‑3‑6‑0.

Восемь матчей в составе «Рейсерс»: 3 гола, 3 голевые передачи, 6 очков, 0 минут штрафа. Подписывая контракт на борту самолета, мы думали, что все продлится несколько дольше.

Получилось так, что мистер Скалбани в своих планах развивать хоккей в Индианаполисе не учел одного обстоятельства: жители Индианаполиса не хотели никакого хоккея. По крайней мере, число зрителей не позволяло Скалбани хотя бы остаться при своих интересах. Он выкупил 51 процент акций клуба по цене 1 доллар за штуку с обязательством принять на себя все долги. Еще до конца сезона Скалбани, затратив 1 миллион 200 тысяч долларов, вынужден был признать, что его затея потерпела крах. «Чтобы вернуть затраченные в Индианаполисе деньги, я должен получать 60 000 за игру, – объяснял он. – Мы же получали в среднем 30 000 долларов. Однажды была встреча с „Нью‑Инглэнд“, командой, занимавшей первое место. Матч собрал 4372 болельщика. Выручка была 29 000 долларов. А мне эта игра обошлась в 33 000. Если билет на матч обходится мне дороже, чем всем остальным зрителям, вместе взятым, то поневоле приходится делать какие то выводы».

В ноябре Скалбани еще надеялся спасти дело, уменьшив оплату игрокам и перераспределив финансы так, чтобы заткнуть некоторые дыры в бюджете клуба. Наиболее выгодным выглядело решение продать Уэйна какому‑нибудь клубу попопулярнее. Видит бог, он хотел дать болельщикам Индианаполиса подающую надежды суперзвезду, но их и это не расшевелило. Не лучше ли уступить такого дорогостоящего игрока другим, а на его место взять двух‑трех молодых ребят и начать все сначала? (По иронии судьбы одним из этих «ребят» стал Марк Мессье, который сыграл пять матчей в Индианаполисе, затем перешел в Цинциннати, а потом оказался в «Ойлерз», когда Эдмонтон вступил в НХЛ.)

Мистер Скалбани прилетел в Индианаполис, сообщил о своем решении Уэйну и предложил ему на выбор Эдмонтон или Виннипег. Мы выбрали Эдмонтон. Если вспомнить, как это было, легко понять: многое из происходящего в хоккее основывается только на слухах.

Ходили слухи, что тренировать «Виннипег Джетс» будет Джон Фергюсон, в прошлом звезда «Монреаль Канадиенс». Уэйн разволновался: в Виннипеге ему делать в таком случае нечего. Ведь Ферги слыл грубым и суровым человеком, сторонником жесткого хоккея. Я подумал, что ему не подойдет игрок такого плана, как Уэйн. И, основываясь на этих слухах и домыслах, мы и выбрали Эдмонтон. Слышали мы, что менеджер «Виннипег Джетс» советовал владельцам клуба не покупать Уэйна – он‑де не стоит тех денег, которые просит за него мистер Скалбани, вряд ли он сохранит свою результативность в НХЛ, куда «Джетс» должны были попасть при теперь уже неизбежном слиянии лиг.

Потом выяснилось, что Фергюсон действительно пришел в «Виннипег», но не тренером, а вице‑президентом и менеджером. И в остальном слухи не подтвердились. Он, оказывается, всегда считал Уэйна великим игроком и даже сравнивал его с Жаном Беливо. А позже в разговоре со мной владелец «Джетс» Майкл Гоутуби сказал, что он страшно жалеет, что у них с Уэйном ничего не получилось. Но это уже их проблемы.

Для Уэйна же первый сезон в профессиональной команде не мог быть удачней.

При переходе из Индианаполиса в Эдмонтон Уэйн не пропустил ни одной игры. Он сыграл все 80 матчей и первый свой профессиональный сезон завершил, набрав 110 очков (46 голов плюс 64 результативные передачи), а ведь, когда начинался год, у него была цель забить хотя бы 20 голов и сделать 40 голевых передач. Он вышел на третье место среди самых результативных игроков ВХА, был признан лучшим новичком года и выбран центральным нападающим во вторую команду «Олл Старз» вслед за Робби Фтореком («Цинциннати»). Он играл в одном звене с Горди Хоу, которому был 51 год, на правом фланге и Марком Хоу слева во встречах сборной ВХА с советской командой. («Это потрясающе! – хохотал Горди. – Одному мальчишке семнадцать, второму двадцать три, а тройка все равно самая „старая“ в хоккее из‑за старого хрыча на правом краю».)

Несмотря на то что Уэйн пробыл в Индианаполисе так недолго, с этим городом связаны знаменательные в его жизни события. Он забил свои первые два гола в качестве профессионала в пятой игре сезона против «Эдмонтон Ойлерз». Магазин по продаже одежды для молодежи основал «Клуб болельщиков Великого Гретцки» (За 2,5 доллара вы получали глянцевый членский билет, фотографию Уэйна с автографом, вымпел и эмблему «Рейсерс» Среди первых полутора тысяч членов были Кейт, Глен и Брент Гретцки.) Он жил в семье Терри Фредрика, купил спортивный автомобиль, записался в вечерние классы высшей школы Брод Рипл (где его соученики даже не знали, что он играет в хоккей) и занимался трудной работой, стремясь доказать, что в семнадцать лет он может быть профессиональным хоккеистом.

Как всегда, было немало сомневающихся. Ширли Фишлер, обозреватель журнала «Экшн Спортс Хокки» так описывал ситуацию: «Некоторые считают, что Уэйн Гретцки самый яркий молодой игрок с тех пор, как двадцать лет назад в НХЛ появился Бобби Орр. Другие не так категоричны, они даже склонны подозревать, что этот высокооплачиваемый игрок может оказаться не феноменом, а подделкой под чудо. Пока он показал себя очень хорошо… но остается вопрос: устоит ли он под грузом ответственности? Он утверждает, что устоит, что он настоящий… Ну что ж, посмотрим, умеет ли он держать слово».

Были некоторые сомнения: сможет ли он вообще выйти на лед в составе профессиональной команды? Все лето шли разговоры о слиянии с НХЛ, которая намерена оставаться верной себе и не разрешать играть хоккеистам моложе двадцати лет. Мистер Скалбани допускал возможность такого поворота событий. В этом случае он намеревался отдать Уэйна «напрокат» в клуб, остающийся вне НХЛ, который предложит лучшую цену (многие команды хоккейной лиги запада Канады проявляли интерес), где бы он играл до двадцати лет. Или расторгнуть с ним контракт, возместив ему убытки (что составило бы 50 000 долларов, которые он заплатил мне в Ванкувере, когда мы обсуждали возможность осложнений такого рода).

Уэйн старался не обращать внимания на все это и использовать оставшееся до начала сезона время с пользой: учился силовым приемам в хоккейной школе, участвовал в нескольких товарищеских рекламных матчах в Индианаполисе и Нью‑Йорке, играл в футбол за две команды. Естественно, репортеры ходили за ним по пятам и расспрашивали всех, с кем он играл, чтобы сочинить еще больше историй из серии «Уэйн Гретцки, какой же он на самом деле?» Гарри Стокдейл, менеджер бейсбольной команды «Полонэз Ветс», подкинул им неплохую тему. «Я попросил Уэйна заплатить вступительный взнос, – рассказывал он. – Чтобы играть в детской бейсбольной команде, нужно внести деньги. Знаете, что он мне ответил? Сказал: „Спросите у отца“. Деньги его ничуть не изменили».

Кстати, до сих пор некоторые считают, что Уэйн выбрал не ту игру. Он стал бы великим подающим, если бы связал свою жизнь с бейсболом, со своей любимой игрой. Как бы то ни было, бейсбол для него оставался лишь развлечением и способом держать себя в хорошей форме. Он знал: в Индианаполисе ему придется нелегко. Не догадывался он, однако, что именно будет источником трудностей для него.

Тренер «Рейсерс» Уайти Стэплтон десять лет играл в защите «Бостон Брюинз» и «Чикаго Блэк Хоукс», а в 1972 году немало сделал для победы канадцев над советской сборной. Он хороший тренер и внимательный, чуткий человек. Я бы сказал, что по отношению к Уэйну даже слишком деликатный. Он так заботился о благе Уэйна, что тщательно оберегал его от любых напряженных ситуаций. «У него все впереди», – защищал он нового члена своей команды от тех, кто требовал от Уэйна немедленных чудесных результатов. Он не представлял, что такие психологические и физические нагрузки привычны для Уэйна с детства и что попытки ограничивать и ограждать его только ухудшают дело. Я искренне уверен, что, если бы Уэйна не опекали столь усердно – несомненно, из самых лучших побуждений, – а дали ему тогда полную свободу, он смог бы проявить себя сразу.

А потом Уэйн оказался в «Эдмонтон Ойлерз».-

Питер Поклингтон заплатил мистеру Скалбани 850 000 долларов и согласился соблюдать условия частных контрактов, заключенных им с Уэйном и еще с одним форвардом из Индианаполиса Питером Дрисколлом. «Ойлерз» приобрели также вратаря Эдди Мио. Теперь у мистера Поклингтона был Уэйн и команда, которая будет принята в НХЛ. А Нельсон Скалбани, который затеял эти перемены, через несколько недель навсегда отошел от хоккея.

Первые пять дней в Эдмонтоне Уэйн жил в доме Глена Сэйзера. («Я первый раз вижу мальчишку с таким аппетитом, – рассказывал Сэйзер журналистам. – Он съедает больше, чем все мои домочадцы, вместе взятые, и всегда готов перехватить что‑то в промежутках».) Потом он переехал к Рэю Боднару. Рэй – брат Джима Боднара, в семье которого Уэйн жил в Су, поэтому тут он себя сразу почувствовал легко и свободно. На следующий год он снимал одну квартиру вместе с защитником Кевином Лоу, оказавшимся отличным кулинаром. Вообще, из всех замечательных и великих проходов Уэйна лучше всего ему удается проход к ближайшему холодильнику.

Так уж вышло, но переезд Уэйна в Эдмонтон внес еще один, последний штрих в наши отношения с Ассоциацией любительского хоккея Канады. По соглашению ВХА и КАХА команда, приглашающая игрока из ВХА, должна заплатить 20 000 долларов Канадской ассоциации юношеского хоккея и еще 20 000 долларов, если игрок моложе 20 лет. Три лиги юношеской ассоциации – Онтарио, Квебека и Западной Канады – вычитают из этих денег суммы на административные расходы и тому подобное, а остальное переводят на счета клубов. Но тогда ВХА уже не платила. И, насколько я знаю, Уэйн‑единственный, кто это сделал. Мистер Поклингтон 20 000 заплатил из средств клуба, а вторые 20 000 – из аванса Уэйна.

Необходимость это сделать поначалу ужасно меня разозлила. Полдня мы с Филис провели у адвоката. Он считал, что Уэйн ничего не должен платить, потому что он провел в хоккейной лиге Онтарио только год и благодаря ему лига получила большие доходы. «Я бы не платил им ни гроша», – подытожил он наше совещание. Но мы заплатили. Уэйн был благодарен Анжеле– и понимал.

что его уход скажется на посещаемости игр команды «Грейхаундз». Я смотрел на это по‑другому. КАХА не позволила Уэйну играть з подростковой команде в Торонто, они пытались не допустить его в юниорскую команду «Б», пришлось обращаться в суд, а теперь нужно еще заплатить им 40 000 долларов. У меня это не укладывалось в голове.

Деньги. Иногда кажется, что о деньгах Гретцки разговоров больше, чем об игре Гретцки. Чего только не обсуждают: и сколько он получал в юниорах сверх официальной платы, и сколько он получил по контракту с «Рейсерс», и сколько тратит, став в семнадцать лет богачом…

Уэйн никогда особенно не думал о деньгах. Когда мы летели в Ванкувер к Скалбани заключать контракт, в котором, как мы могли предполагать, речь пойдет о деньгах, каких никто из нас никогда не видел, Уэйн, получавший, по слухам, неплохую доплату в юношеской команде, пошарил по карманам, чтобы посчитать свои капиталы перед путешествием. Это не заняло много времени. Полтора доллара. Даже сейчас, когда он приезжает летом домой, он всегда «стреляет» у Филис или у меня пять‑десять долларов. Он быстро тратит деньги. Он щедр, иногда чересчур. Он не делает каких‑то экстравагантных или безумных покупок, но он всегда готов покупать вещи для других. Для семьи он рад сделать или купить все, что угодно. Однако при нем обычно денег не бывает. И пока не заметно, чтобы что‑то изменилось.

В 1982 году спортивный комплекс «Норт Парк Арена» был переименован и в его честь назван «Уэйн Гретцки Спортс Сентер». На официальном обеде Уэйн в своей речи благодарил всех, в том числе и своих бывших тренеров. Всех до единого. Но сначала он подошел к Бобу Хоккину и, протянув ему монету, сказал: «Вот я возвращаю старый долг, дядя Боб».

Эта история началась несколько лет назад. Когда Уэйну было десять лет, он часто после игры занимал у Боба монетку в четверть доллара, чтобы купить бутылку «кока‑колы» в автомате. После каждой игры одно и то же: «Дядя Боб, одолжите мне четвертак. Я вам верну на тренировке». Он исправно возвращал долг, но после очередной игры снова просил монетку. И вот теперь он отдавал этот долг в двадцать пять центов раз и навсегда.

– Неплохо, да? – спросил я Филис. – Он молодец.

– Не знаю, – ответила она. – Как раз перед этим спектаклем он прислал ко мне Брента попросить четвертак.

Деньги появились у него так неожиданно и быстро, а Уэйн был так молод, что с ними чаще возникали забавные ситуации, чем проблемы. Все чеки депонировались его бухгалтером на счет в Торонто, а в Эдмонтоне у Уэйна был открыт текущий счет. Если ему нужны были деньги, он выписывал чек. Однажды служащая банка, не раз депонировавшая многотысячные чеки для Уэйна, удивилась: почему он не заведет кредитную карточку?

– Мне нельзя, – ответил Уэйн.

– Почему же? Все имеют на это право, – настаивала она.

– Только не я. Ведь нужно, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет.

Он был так знаменит, что часто люди забывали о его возрасте. Иногда и Уэйн забывал. Однажды, вскоре после переезда в Эдмонтон, он сидел с товарищами по команде в баре «Колизеума», потягивая какой‑то лимонад. Вдруг к ним подошел администратор и попросил Уэйна покинуть бар. Неважно, что он пил безалкогольный коктейль. Правило ясно и недвусмысленно гласило: детей в бар пускать запрещается. И еще несколько недель Уэйн Гретцки считался ребенком, независимо от того, профессионал он или нет.

Тот день, когда он перестал быть ребенком, я никогда не забуду.

Он пробыл в Эдмонтоне около двух недель, когда мистер Поклингтон позвонил Гасу Бэдли и сказал, что он хочет предложить Уэйну подписать контракт на двадцать один год: девять лет плюс два возобновления по шесть лет. Плата в течение девяти лет по 180 000 долларов ежегодно и премия в 100 000. Получалось символическое сочетание чисел: номер 99 оставался в «Ойлерз» до 1999 года.

– Нет, не пойдет, – отрезал Гас.

Через некоторое время Поклингтон снова позвонил и предложил этот контракт на других условиях: 280 000 ежегодно в течение первых девяти лет и премия в 100 000 долларов. Он хотел, чтобы контракт был подписан в торжественной обстановке на льду «Колизеума» в день восемнадцатилетия Уэйна прямо перед игрой с «Цинциннати».

У Поклингтона были причины желать заключения такого контракта. О слиянии ВХА с НХЛ говорили все настойчивее. Считалось, что одним из условий будет обязательное участие в конкурсе НХЛ всех молодых игроков, ранее купленных ВХА, как только им исполнится двадцать лет.

Уэйну Гретцки двадцать лет исполнялось в 1981 году. Все команды стремились получить право отбирать игроков первыми, чтобы забрать его себе. Если у «Ойлерз» будет долговременный контракт с Уэйном, то Поклингтон сможет настаивать на слиянии без оговорок, лишающих команды ВХА их лучших молодых игроков. Кроме того, такой контракт позволял удержать Уэйна в клубе независимо от исхода событий.

Уэйну нужно было решить непростую задачу: то ли принять условия нового соглашения, гарантирующего более высокую оплату и безопасность на годы вперед; то ли сохранить старый контракт (купленный Поклингтоном у Скалбани), по которому в сезоне 1982/83 года у него заканчивался обязательный четырехлетний срок, и при возобновлении можно было поторговаться. Это, конечно, рискованно: будет ли он так же силен, чтобы самому диктовать условия? А может быть, вообще лучше занозо договориться с командой, которая выберет его на конкурсе, если слияние лиг произойдет с таким условием?

Соображения осторожности, здравого смысла взяли верх. Уэйн рассуждал так: «А если я завтра сломаю ногу, как я буду жить, выбросив на ветер 280 000 дохода ежегодно в течение девяти лет?» Гас позвонил Поклингтону, и началась подготовка к торжеству.

Но перед этим имело место другое празднование, далеко не столь официальное и торжественное. Уже пошел слух, что контракт будет подписан, и «Ойлерз» были полны желания выжать из события как можно больше. Игроки же задумали по‑своему отпраздновать сие событие.

День рождения Уэйна был в пятницу. А во вторник в матче с «Нью‑Инглэнд» он был сбит с ног и от злости швырнул клюшку и перчатки на лед. На следующий день на утренней тренировке Стив Карлсон по кличке Голливуд (он снимался в комедии о хоккее «Щелчок») показывал сценку под названием «Уэйн обиделся», очень смешно изображая, будто хочет снять конек и бросить его тоже. Уэйн стоял при этом красный как рак.

Затем появился именинный пирог: мягкий, липкий, сладкий пирог «Темный лес». Ребята объяснили свой выбор тем, что его падение в игре с «Нью‑Инглэнд» выглядело уж больно притворным. Ребятам это было не по вкусу. Они ему выложили все в открытую на тренировке в четверг утром.

Все над ним подтрунивали. Уэйн был самым младшим в команде и, конечно, все время терпел насмешки. Но если ему нужен был совет, он, не колеблясь, обращался к старшим и более опытным игрокам, особенно когда речь зашла о новом контракте. Хотя Уэйн и согласился его подписать, он не очень ясно представлял себе, чем это может обернуться для него.

Уэйн вспоминает об этом так:

«Я все думал, думал, думал. Я действительно растерялся и не знал, как же мне поступить. Еще утром того дня на тренировке я не был уверен, что подпишу контракт. Некоторые ребята говорили: „Подписывай“, другие не советовали. Я решил позвонить отцу, но не мог разыскать его.

Я обзвонил всех в Брэнтфорде. Звонил соседям. Они тоже не знали, где отец. Наконец в половине шестого он позвонил мне сам. Он был уже в Эдмонтоне. Питер прислал за ними самолет, чтобы вся семья могла присутствовать при подписании контракта. А я все еще колебался.

И в раздевалке я все еще раздумывал и приставал к ребятам. Лучший совет мне дал Эйс Бейли. «Подписывай, – сказал он. – Будешь играть хорошо, через два года тебе предложат условия получше». То же самое мне говорил и отец. Но были и другие советы.

– Не подписывай.

– Но так нельзя. Ведь назначена церемония! На центральной площадке!

– Ну тогда поставь подпись Боб Смит. Они не заметят, а контракт будет недействителен. Можешь потом заново торговаться или подпишешь этот, когда решишь окончательно.

Глупо? Но как был близок я к тому, чтобы сделать это. Когда я вышел подписывать контракт, я уж было начал выводить В. И буква «W» в моей подписи кривая. Но потом я понял, что не могу так поступить.

И все‑таки я до сих пор жалею, что не подписался Боб Смит. Я бы хотел, чтобы этого контракта не было. Я не жалею о прошлом, но люблю помечтать о том, где бы я был сегодня, если бы не этот контракт. Я всем доволен, счастлив и благодарен судьбе, но иногда не сплю, думая об этом.

Эйс Бейли был прав. Через два года мистер Поклингтон предложил мне новый контракт. Он хотел продлить его еще на пять лет. Но я отказался. Мы просто пересмотрели финансовую часть соглашения. И должен сказать, что платят мне не миллион долларов в год, как думают многие.

Мне будет двадцать семь лет, когда придет время первого продления контракта еще на шесть лет. Жизнь моя обеспечена. Я играю в знаменитой команде, в городе, который считается одним из центров хоккея. Но иногда в мыслях я вижу себя мальчиком на центральной площадке. Все смотрят на меня: мама, отец, братья, тысячи болельщиков. Вот огромный именинный пирог и бутылка «Детского шампанского» от ребят из команды. Я беру ручку и пишу: Боб Смит.

Интересно, заметил бы кто‑нибудь это сразу? Интересно, а что бы случилось, когда узнали? Интересно…»

Ах, эти дети. Я‑то думал, что все хорошо, что все сомнения он разрешил, а Уэйн, оказывается, в это время размышлял, не подписаться ли ему Боб Смит. Как угадать, что у них в голове?

Однако «Цинциннати» испортила праздник. За месяц до этого в декабре, Уэйн в матче с ней сделал свой первый хет‑трик в профессионалах. В праздничный для Уэйна вечер «Цинциннати Стингерз» победили со счетом 5: 2, а Уэйну удалось сделать всего одну голевую передачу.

Зато теперь он стал взрослым. Номеру 99 исполнилось восемнадцать. Он может теперь зайти с друзьями в бар и угостить их. Если не забудет взять с собой деньги.

капитан_Немо_ все записи автора

«Я был в тюрьме, за решеткой. И думал только об одном: „Что скажет отец?“

Уэйн Гретцки. 1983 год

Казалось, наступили спокойные времена. После всех споров, перебранок и борьбы с ОМХА, после судебного разбирательства и связанного с ними шума в газетах Уэйн наконец прочно утвердился в юношеском хоккее.

Он был признан лучшим новичком года, несмотря на то что пропустил почти два месяца. И самое главное, его положение было законным. Теперь на него могли нападать только люди с коньками на ногах, но с этими‑то он умел справиться. Так что нас ждал сезон удовольствий, сезон без проблем: сиди и любуйся.

Я поехал на первую игру Уэйна, и то, что увидел, показалось мне ужасным. Он играл из рук вон плохо.

«Ну ладно, первая игра», – успокаивал я себя. К тому же в команде произошли изменения. Джин Попил не поладил с руководством и ушел. Теперь у Уэйна был новый тренер Брюс Уоллес. Это, конечно, сказалось на его игре. Конечно, он скоро выправится, все образуется, он заиграет по‑прежнему.

Я пошел на вторую товарищескую встречу. Все было так же плохо. Где темперамент, сила, настроение? Он не походил на себя. И каждый раз, когда я спрашивал, что происходит, он отвечал: «Ничего. Ничего страшного». Так проходила игра за игрой. Наконец после тренировочной встречи в Ошауа я дождался его у лестницы (я никогда не захожу в раздевалку, считаю, что родителям там делать нечего) и еще раз спросил: «Что случилось?»

– Ничего, – как всегда, ответил Уэйн и попытался проскользнуть мимо меня на лестницу.

Мое терпение лопнуло.

– Или ты сейчас же скажешь мне, в чем дело, или я тебя увезу домой сегодня же, – твердо сказал я. – Все. Хватит. Ты сам не свой. Что‑то случилось. Рассказывай или едем домой.

Тут он как‑то успокоился. Мне показалось, что он выглядит испуганным. Чего он боится? Этого я еще не знал.

– Я сегодня заснул на игре, папа, – выпалил он, – представляешь? Вдруг заснул прямо на скамейке. Еле‑еле открыл глаза, когда настала моя смена. Я, видимо, устал! Не хочется сидеть в запасных, поэтому я никому ничего не говорю. Я думал, все само пройдет. Я не понимаю, что со мной творится.

Естественно, первым делом мы подумали о мононуклеозе. Иногда у детей встречается это заболевание, лучшее лечение от которого – полный покой. Это было бы очень и очень плохо, но не смертельно. Во всяком случае, мы точно знали, с чем бороться и как. Тут же отвезли Уэйна к врачу в Торонто. Сделали все анализы. Мононуклеоза не обнаружили. Тогда мы заволновались по‑настоящему.

Уэйна осмотрел и наш семейный доктор в Брэнтфорде. Тоже ничего не нашел. Все это время сын находился дома, ничего не делал, только спал. Но сколько бы он ни спал, он все равно чувствовал себя усталым. Парень приходил из школы домой в половине четвертого и ложился спать. Просыпался он в половине шестого только для того, чтобы поесть, и опять ложился. Часов в одиннадцать вечера он просыпался от голода. Поев, опять тут же засыпал и спал до утра, пока не приходила пора отправляться в школу. Так продолжалось день за днем. И ничего не менялось.

Мы были в отчаянии и просто не знали, что делать. Наконец нам предложили показать Уэйна доктору Буллу, врачу сборной команды Канады с 1972 года. Доктор снова обследовал его. То, что обнаружилось, он назвал «атипичной формой мононуклеоза». Он прописал покой, тонизирующие средства и витамины, которых, по его мнению, Уэйну не хватало. Уэйн начал принимать лекарства и, черт меня побери, стал быстро поправляться! Вскоре все прошло и никогда больше не повторялось. Наконец‑то Уэйн мог сосредоточиться на хоккее и играть так, как ожидали зрители и как он мог играть.

Медицинские обследования и лечение заняли две недели и, к счастью, закончились до начала сезона. Уэйн не пропустил ни одной игры, хотя, может быть, отдых и не помещал бы ему. Только к Рождеству он почувствовал себя совершенно здоровым. К этому времени он настолько отстал в соревновании бомбардиров, что искать его нужно было где‑то в самом конце списка. Но к концу сезона все переменилось. Его команда заняла первое место в лиге, а Уэйн оказался четвертым среди снайперов с 72 очками (36 плюс 36), он набрал также 75 очков в 23 кубковых играх.

В это время он наконец стал понемногу вытягиваться. Когда Уэйну было двенадцать лет, он даже ходил в гимнастическую школу в Брэнтфорде в надежде немного подрасти. Дело в том, что он никогда не был крупным мальчиком и ему всегда хотелось как‑то подтянуться. Хозяин школы составил для него программу занятий с отягощениями. И в результате чуть больше, чем за год, Уэйн подрос на 17,5 сантиметра и прибавил в весе 18 килограммов.

Главный менеджер команды Колин Маккензи рассказывал как‑то репортерам: «Когда Уэйн в первый раз появился у нас, он был таким маленьким, что мы опасались выпускать его на лед. Правда, наши опасения испарились, когда он забил пару шайб».

Тут Уэйн снова стал привлекать к себе пристальное внимание. По правилам старшей группы юниоров «А» парень может участвовать в конкурсе на право играть в команде «А», если он перед этим год играл в младшей группе. Хотя Уэйн уже два сезона играл в команде юниоров «Б», по возрасту он как бы заканчивал только первый год в младшей группе.

Естественно, команды «А» пристально следят за ребятами, способными принять участие в конкурсе. Поэтому Уэйн и стремился во что бы то ни стало начать хоккейный сезон с первой игры. Он вбил себе в голову, что, если пропустит хотя бы несколько игр, его могут не заметить.

Хотя каждый клуб имеет своих «разведчиков», лига регулярно выпускает информационный бюллетень, где игроки стоят под номерами в зависимости от их игрового потенциала. Сначала Уэйн котировался не слишком высоко. В одном из первых бюллетеней он числился, насколько я помню, под номером 186‑м. Но сезон продолжался, и фамилия Уэйна постепенно поднималась в списке все выше и выше. В середине сезона он был уже 79‑м, потом – где‑то в третьем десятке, а к концу сезона оказался вторым после Стива Петерса из «Питерборо Писе».

И все‑таки многие сомневались в способности Уэйна играть со взрослыми парнями. Однажды, в конце его второго сезона среди юниоров, я стоял на катке позади менеджера одного из клубов группы «А». Уэйн боролся в углу за шайбу, его сбили. Когда команда соперников устремилась в контратаку, этот менеджер повернулся к своему «разведчику» и заявил: «Видите, говорил же я вам! Этот малыш никак не сможет играть в группе „А“. Рано ему еще! Забудем о нем».

Но мы‑то твердо верили, что Уэйна заметят на конкурсе и выберут одним из первых. Гадали лишь о том, какой клуб остановит на нем свой выбор.

Мы хотели, чтобы Уэйн оказался поближе к дому. Торонто – это хорошо. А если он попадет в другой город? До которого будет не 60 миль, а 600? Мы подумывали о «Ниагара Фолз», ведь эта команда базировалась в городе, находившемся на расстоянии 60 миль от Брэнтфорда. Но там нам ответили прямо:

– Видали мы этих четырнадцатилетних вундеркиндов! Нам они не нужны.

Уэйну же люди из этого клуба сказали нечто другое.

– Знаешь, что они говорят? – рассказал он потом мне.– «Если мы выберем тебя, то получим не одну обузу, а сразу две».

– Как это? – не понял я.

– Ну, они говорят, что если они выберут меня, то приобретут и тебя на свою шею.

– О господи! – только и смог воскликнуть я. Видимо, люди из «Ниагара Фолз» принимали меня за одного из тех надоедливых родителей, что вмешиваются во все, всюду суют свой нос и всем мешают. В общем, мы поняли, что «Ниагара Фолз» не пригласят Уэйна. А отпускать его далеко от дома я не испытывал желания.

Я сел и написал письма в команды таких далеких от нас городов, как Садберн и Су‑Сент‑Мари: «Если Вы планируете пригласить Уэйна, не тратьте попусту своей очереди. Он не согласится».

Но Анжело Бамбакко из Су не обратил на мое предупреждение никакого внимания. Он позвонил мне и сказал, что собирается пригласить Уэйна.

– Бросьте это дело, – сказал я ему. – Он не захочет пойти к вам, да и мы этого не хотим. Вы потеряете зря время и очередь. Он не пойдет. И мы будем против.

Но Анжело не отступил. Надо отдать ему должное. Он стал рассказывать, какой прекрасный город Су, что переезды команда совершает на самолетах, что все у них организовано по первому классу.

– Отлично, – сказал я, – но Уэйн не поедет так далеко.

– Мистер Гретцки, – продолжал убеждать меня Анжело, – я неплохо разбираюсь в людях и вижу: вы не из тех родителей, которые встают своим детям поперек дороги. И я знаю, что Уэйн хочет играть в группе «А». Словом, я думаю, мы столкуемся.

Конкурс проходил в Торонто. Уэйн был там и позвонил сразу, как только его выбрали.

– Ну, покупай самолет, папа. Я еду в Су! – прокричал он в трубку.

Анжело все‑таки выбрал его. Его очередь была третьей после «Ошауа Дженералз», которые пригласили Тима Маккарти, и «Ниагара Фолз», выбравших Питерса.

Я никак не мог поверить в случившееся. Сколько я твердил Анжело: если тот выберет Уэйна, то он не согласится. Каждый раз, когда он звонил, я говорил ему одно и то же. Я и теперь не собирался отступать. Но тут куча людей бросилась переубеждать меня. Рэг Куинн, владелец «Сенекас», пригласил нас с Филис пообедать и сказал нам во время еды:

– Вы должны подумать о благе Уэйна. Упорствуя, вы можете сломать его карьеру. Вы должны отпустить его в Су.

Такова ирония судьбы. Два года назад мы хотели, чтобы Уэйн играл в Торонто, в 60 милях от дома, и хоккей нам говорил «нет». Теперь хоккей предлагал ему уехать за 500 миль от дома, если он хочет играть в команде группы «А». Речь‑то по‑прежнему шла о мальчике, пусть теперь не четырнадцати, а шестнадцати лет, но все‑таки о ребенке. Однако теперь ситуация была прямо противоположной: мы не хотели, а хоккей требовал.

В конце концов Бамбакко позвонил и предложил:

– Приезжайте и посмотрите сами! Просто приезжайте. Это все, о чем я прошу.

Мы слетали туда, посмотрели. Уэйн как‑то сразу возненавидел этот городок.

Он был так зол, что целый день с ним невозможно было разговаривать. Анжело и Джим Маколи, один из владельцев команды, все нам показали. Они были очень любезны, но понапрасну теряли время. Ничего не складывалось.

Наконец они повезли нас в гости в семью Боднар, которая раньше жила в Брэнтфорде. С сыном Джима и Сильвии Стивом Уэйн когда‑то играл в детской хоккейной команде и в лакросс. Этот визит был последней надеждой Анжело. Он уже начал понимать, что я предупреждал его совершенно серьезно. И вдруг произошло непредвиденное: Джим и Сильвия пригласили Уэйна жить у них, если он приедет в Су, и Уэйн повернул на 180 градусов. Он сказал, что согласен. Он останется в Су.

Ну кто способен точно предсказать поведение детей?

Но для нас с Филис его согласие вовсе не означало идеального разрешения проблемы. Су по‑прежнему находился на расстоянии 500 миль от Брэнтфорда. Он не стал ближе от согласия Уэйна. Теперь нельзя будет подскочить и посмотреть на него в любой момент. Здорово, конечно, что он будет жить в знакомой семье, как он жил с Корнишами в Торонто. Можно быть уверенным: ему будет хорошо в этом милом доме, но… Но в конце концов мы согласились. Уже было ясно, что у него есть хорошие шансы стать профессионалом, Уэйн доволен, чего еще желать?

Мы вернулись в Брэнтфорд. У всех было много работы. Уэйн должен был готовиться к играм группы «А». А мне предстояла возня с мотком медного провода – надо было сделать антенну к нашему приемнику, чтобы с началом сезона ловить репортажи об играх «Грейхаундз» дома и на выезде. Может быть, нам не удастся посмотреть игры Уэйна, но слушать репортажи о них мы будем обязательно.

И вот Уэйн уехал. Для него началась новая жизнь. Начало было столь стремительным, что он угодил… за решетку.

Первое, о чем узнал Уэйн, попав в «Грейхаундз»: в клубе существует своеобразная церемония посвящения новичков. Они должны пробежаться голыми по парку. Ни больше ни меньше. Приняв это за шутку, новички не очень волновались.

И вдруг однажды вечером раздался клич: «Новички, на выход. Надеть только майки, трусы и тапочки. Больше ничего». Шесть новичков и одного «старичка» в качестве руководителя посадили в машину и отвезли в парк. Там их высадили. Они стояли перед руководителем испуганные, ничего не понимающие. Потом он собрал их майки, сложил в сумку и забросил ее в машину, которая тут же укатила.

Волнение ребят перешло в настоящий страх. Они замерли от ужаса, когда услышали полицейские сирены. Рев моторов, визг тормозов и вдруг мальчики обнаружили, что они окружены полицейскими автомобилями и фургонами.

– Все ясно! – рявкнул строгий полицейский. – Марш в фургон!

И тут Уэйн решил протестовать. Недаром в школе он прослушал курс основ права. Он не станет мириться с нарушением закона! «Господин офицер, что дурного в том, что мы стоим здесь в трусах? Какой закон мы нарушаем?» – храбро выпалил он.

Но на офицера его заявление не произвело ни малейшего впечатления.

– Гретцки, – зарычал полицейский, – сказано, отправляйся в фургон.

Мальчишки забрались в полицейский фургон. И прежде чем успели что‑либо сообразить, они оказались в полицейском участке за решеткой. Вся его короткая жизнь промелькнула перед Уэйном. Что скажут родители? Если у него будет привод в полицию, он не сможет никогда пересечь границу Соединенных Штатов, а значит… прощай карьера профессионала! Он перепугался до полусмерти.

Но Уэйн не собирался сдаваться так просто. «По закону я имею право сделать один телефонный звонок, – кипятился он. – Почему мне не позволяют позвонить?»

Он был в таком возбуждении, что не заметил, как появилась вся команда во главе с тренером Макферсоном. Они хохотали до слез.

Когда Уэйн оглянулся, он увидел, что хохочут и полицейские. И вдруг шестеро новичков поняли, что их попросту разыграли.

Оказывается, год назад после очередного посвящения полицейские пришли в клуб с предложением. Пора отказаться от этого унизительного ритуала, который, во‑первых, грозит неприятностями для ребят, а во‑вторых, заставляет полицейских проводить глупые, ненужные, неприятные для них облавы. Вместо этого лучше устроить мистификацию, а полицейские примут в ней участие для вящей убедительности. Все будет гораздо смешнее, и никто не пострадает.

«Грейхаундз» согласились. Полицейские играли свою роль прекрасно. Все шестеро новобранцев согласились, что шутка удалась. Правда, это пришло им в голову потом, когда они успокоились и перестали трястись от страха.

Наутро после первой игры Уэйна за команду «Грейхаундз» местная газета «Стар» поместила разговор, подслушанный репортером в раздевалке, где парни переодевались после игры:

Уэйн Гретцки: «А что это такое – „Брут“?»

Дуг Кимбол: «Лосьон после бритья».

Уэйн Гретцки: «После бритья? Ну, это не для меня».

В такой необычной форме газета подвела итог матча. Вот мальчишка, он даже еще не бреется по молодости лет, но только что на льду забил три гола сам и сделал три результативные передачи другим в победном (6:1) матче с «Ошауа Дженералз». Надо сказать, к тому времени некоторые болельщики и специалисты уже начинали озадаченно покачивать головами.

Когда «Грейхаундз» выбрали Уэйна, даже Макферсон не знал точно, кого они получают. Вскоре после начала сезона он рассказывал журналистам: «Я никогда не видел его в игре и допрашивал наших селекционеров, уверены ли они в своем выборе. Они говорили, что играет он отлично и зрители на него идут охотно». Потом он, посмеиваясь, добавил: «И нам пришлось приложить немало терпения и настойчивости, чтобы заполучить его».

Перед началом чемпионата у Уэйна было 31 очко (девять голов и 22 передачи), включая шесть очков, набранных в его первой игре в юниорской лиге «А». Он, шестнадцатилетний, играл против восемнадцати‑девятнадцатилетних парней, команды соперников уже ставили перед собой задачу во что бы то ни стало остановить его. Во время одного матча в Виндзоре в самом начале игры против Уэйна применили жесткий силовой прием – попросту ударили, – и он тогда не добыл ни одного очка. На следующий день в городской газете появилась большая статья: ребята из Виндзора остановили Гретцки, они просто застращали его.

Наконец начались календарные матчи в лиге, Уэйн стартовал с шестью очками, полученными в матче с «Ошауа». В четвертой встрече он набрал еще шесть очков, а в седьмой он забил первые шесть голов, а потом и последний в пустые ворота команды «Оттава‑67». После семи матчей он возглавил список бомбардиров лиги с 10 забитыми голами и 16 результативными передачами. Он в каждой игре набирал по меньшей мере одно очко, и дважды все голы «Грейхаундз» были на его счету. Мне не казалось, что он запуган.

Так продолжалось почти весь год. Уэйн соперничал с Бобби Смитом из «Оттавы» в борьбе за титул самого меткого, а Дино Сиссарелли из «Лондон Найтс», оставаясь все время на третьем месте по очкам, по числу. забитых шайб мог претендовать на первое место. Закончилась эта борьба так: Смит на верхней строчке – 69 голов и 123 голевые передачи (192 очка), Уэйн на втором месте (70– 112–182), а Сиссарелли на третьем (72‑70‑142). Чтобы показать накал борьбы в тот год, скажу, что с такими результатами Уэйн установил бы абсолютный рекорд в любом другом сезоне. Он улучшил старый рекорд (170 очков), установленный в предыдущем сезоне одним из игроков команды города Су. Маленькая заковыка была в том, что Смит расправился с этим рекордом еще решительнее.

Уэйн установил новый рекорд результативности для новичков. Старый – 137 очков – принадлежал Джону Тейвелле из Су. Он улучшил еще один рекорд Тейвеллы для новичков (67 очков). За две игры до конца сезона Уэйну удалось повторить этот рекорд, а сделав в последнем матче хет‑трик, он превзошел Джона, на его счету было 70 шайб. Уэйна назвали самым корректным игроком лиги (14 минут штрафа за сезон). Но было одно обстоятельство, которое не позволяло назвать этот сезон успешным. У команды «Грейхаундз» дела шли не очень хорошо.

Но на матчи «Грейхаундз» зрители исправно ходили. За год до этого средняя посещаемость в Су была 1750 зрителей на игру. Теперь болельщики заполняли все 3400 мест «Мемориал Гарденз», и на выездах трибуны других катков не пустовали. И все благодаря тому, что интерес публики к Уэйну достиг небывалых размеров.

В октябре он стал «номером 99». Это только на словах кажется, что произошло все просто. Поверьте мне, на самом деле все было сложнее. Это была идея Макферсона. Всю жизнь у Уэйна был номер 9, но, когда он приехал в «Грейхаундз», этот номер оказался занят. В тренировочном лагере и предварительных играх сезона на майке у него были номера 14 и 19, но он не любил номера, которые начинаются с единицы. Макферсон предложил: «Ну если нельзя одну девятку, пусть будут две: 99 тоже неплохо».

Уэйн странно взглянул на него:

– Люди будут смеяться надо мной.

– Ты понимаешь, малыш, – ответил Макферсон, – они все равно найдут повод приставать к тебе.

Тогда Уэйн согласился.

Позвонили Филу Эспозито. У него была когда‑то похожая история. Перейдя из «Бостон Брюинз» в «Нью‑Йорк Рейнджерс», он обнаружил, что его номер 7 занят, и взял себе номер 77. Ни Уэйн, ни руководители команды не хотели, чтобы Эспозито счел их поступок за насмешку. Фил рассмеялся, когда ему все объяснили, и сказал: «Действуйте!»

Болельщики вцепились в эту новость. Особенно бушевали они, когда команда играла на выезде.

– Эй, Гретцки! Тут не футбол!

– Что ты выпендриваешься, выскочка? И тому подобное.

Но Уэйну не привыкать к шуму на трибунах, с кличкой «выскочка» он жил с тех пор» как начал забивать шайбы.

Да, он рано узнал, что такое насмешки, оскорбления, обидные прозвища. Со временем притерпелся к ним и не обращал внимания. Иногда, правда, когда становилось невмоготу, он показывал на табло, так, знаете, не глядя на болельщиков, как бы говоря: «Ну, а выигрывает‑то кто?» Он считал, что его игра говорит сама за себя. Но однажды не сдержался.

Было это в его первый сезон в «Нэйшиналз», в пятой решающей встрече четвертьфинальной серии против «Брэймали Блюз». За 15 минут до конца третьего периода «Блюз» вели 6: 3. Казалось, для наших ребят все было кончено, оставалось только поплакать от обиды. Уверовав в свою победу, соперники усиленно посыпали их раны солью. И это было ошибкой.

Когда Уэйн катился мимо скамейки «Блюз», один парень крикнул: «Погляди‑ка, сейчас он нам забьет четыре подряд!»

Уэйн на секунду остановился, потом встал на точку вбрасывания. Выиграл, провел шайбу в щель между защитниками и забросил ее над плечом вратаря. Счет стал 6: 4.

На 10‑й минуте он забил еще одну шайбу в большинстве. 6:5! На 11‑й минуте Брайан Вуд, еще один воспитанник Брэнтфорда, сравнял счет, а еще через 57 секунд ударом с девяти метров, которого вратарь даже не успел заметить, Уэйн вывел свою команду вперед – 7:6.

Соблазн был слишком силен. Он подъехал к скамейке соперников и помахал рукой с поднятыми четырьмя растопыренными пальцами перед носом обидчиков, остолбеневших от такого поворота событий. Потом он отправился обратно на площадку и с его подачи «Нэтс» забили еще один, пятый подряд, гол. Они выиграли со счетом 8: 7. Вел ли он себя как выскочка в тот вечер? Не знаю.

Я видел его таким только один раз. Кажется странным, что при огромном внимании и интересе к нему такие демонстрации больше не повторялись. И не только на льду. Когда он переехал в Су, его репутация, заработанная в детских командах, и бурный старт в юниорской лиге привлекали толпы репортеров.

Иногда доходило до смешного. Все журналисты, репортеры радио и телевидения собирались вокруг Уэйна, спрашивали для начала об одном: не мешает ли ему популярность?

– Я не стараюсь прятаться, – объяснял он. – Мне нравится быть знаменитым. Я не хочу скорее стать взрослым и увидеть все другими глазами. Когда мне будет лет тридцать пять или сорок, я вспомню эти дни и скажу: «Хорошее было время!»

Ажиотаж вокруг Уэйна рос и рос. Однажды позвонил репортер из «Уик‑энд Мэгазин» и попросил об интервью. Уэйн сказал: «Ладно, мы можем посвятить этому завтрак, если платите вы». В этот же день ему предстояло интервью для «Стар» из Торонто, потом еще одно – для «Сан» из того же Торонто, кроме того – съемка для одной из телекомпаний и снова съемка для передачи «Хоккейный вечер в Канаде».

Но команда «Грейхаундз» была далека от победы в чемпионате. Некоторое время она даже пребывала на последнем месте, хотя тройка Уэйна с Дэном Лукасом и Полом Мансини буквально летала по льду. Стали раздаваться критические замечания, которых мы уже слышали немало и раньше: он много забивает, это несомненно, но не ясно, может ли он вести силовую борьбу. Макферсон знал, что ответить. Он старался использовать каждую секунду пребывания Уэйна на льду. Потому что каждый выход Уэйна мог принести очко команде.

«Два года назад Реджи Лич забил 63 гола для „Филадельфия Флайерз“, – говорил он, фыркая от негодования. – Но их тренер был недоволен им. Он, видите ли, плох в силовой борьбе. Ну что ж, в прошлом году Лич забил всего 32 шайбы. Если у вас есть парень, который может забить 63 гола, пусть он забивает, а для силовых приемов найдите другого».

В хоккее существует множество теорий, и никто не может сказать наверняка, какая из них верна, а какая ошибочна. В каждом сезоне правильной признается теория победителя. А Макферсон не был победителем. 22 февраля 1978 года он ушел из клуба. На его место взяли Пола Терио, и для Уэйна это означало драматичные перемены.

С приходом Терио дела пошли на лад. Последние одиннадцать игр в лиге «Грейхаундз» провели неплохо, и это позволило им вырваться из группы аутсайдеров. Уэйн был страшно рад этому, но он лично себя чувствовал как будто в оковах. Репортеры, освещавшие финальные серии ОХА, задали вопрос, правда ли, что Терио закрепил Уэйна в одной определенной тройке и не будет выпускать его так часто, как это было принято в команде раньше. Они не могли этому поверить. Терио заявил: «Я уверен, что такая система полезней для команды». Но потом команда стала опять терять очки, а Уэйн забивал очень мало. Было это временной неудачей или Терио все же ошибался? Теперь уже не разберешься. Я знаю только одно. Что ни делается, все – к лучшему. Пока Уэйн пытался разобраться со своими трудностями в Су, обитатели хоккейного Олимпа – профессионалы НХЛ и ВХА – затеяли войну, и Уэйну суждено было сыграть в ней свою роль.

С 1963 года между НХЛ и Ассоциацией любительского хоккея Канады существовало соглашение о том, что профессиональные клубы не будут забирать игроков моложе двадцати лет. Благодаря этой договоренности звезды дольше задерживались в юниорских клубах, привлекали зрителей, а это означало прибыли, а с другой стороны (с точки зрения НХЛ) – такая система обеспечивала благоприятные условия для развития талантливых игроков. Но тут в заведенный порядок вмешалась ВХА. Ей нужны были звезды сейчас же, немедленно, чтобы выжить. И начался «отлов» молодых, которым еще не было двадцати.

Когда «Бэссет» забрал в 1973 году Диллона, а двумя годами позже Напьера, а «Хьюстон Аэроз» – Джона Тонелли, в НХЛ поднялся крик. От федерального правительства требовали, чтобы оно прекратило «разбой», отказавшись финансировать строительство новых катков в городах ВХА Виннипеге и Эдмонтоне. НХЛ обратилась в Международную федерацию хоккея на льду с просьбой не санкционировать товарищеские встречи клубов ВХА с европейскими командами.

Наконец в 1977 году ВХА согласилась прекратить борьбу. «Бэссет» проигнорировал это решение руководства ассоциации и пригласил Линзмэна. Президент ВХА Болдуин немедленно дисквалифицировал его на шесть месяцев. Война, казалось, была закончена, но вдруг Скалбани и ВХА решили возобновить ее.

У них не было выбора, по правде говоря. Везде, кроме некоторых городов, команды лиги были в полном упадке. Средняя посещаемость матчей в Индианаполисе была менее пяти тысяч. Лучшие игроки, кроме взятых в клубы ВХА раньше, заключали контракты с НХЛ. У ВХА оставался один путь: слиться с НХЛ, а чтобы добиться слияния, заставить старую лигу (НХЛ) принять их, нужно брать юниоров, пока они не достигли двадцати лет. То есть нарушать соглашение о возрастном цензе. Если выбирать кого‑то из юниоров, то Уэйн подходил по всем статьям. Он – яркая звезда юношеского хоккея, а его молодость гарантировала пристальное внимание средств массовой информации, неизбежность бурных дискуссий о том, может ли семнадцатилетний мальчик играть в профессиональной команде.

Уэйн был недоволен тогда своим положением. Если он решит ждать контракта с НХЛ, то ему еще три года придется сидеть в юниорах. А ВХА готова взять его сейчас же.

В одном только ВХА ошибалась. Предложение Скалбани было не единственным и даже не первым. Фактически Индианаполис был третьим. «Бэссет» из Бирмингема первым предложил контракт. Потом появились «Нью‑Инглэнд Уэйлерз» из Новой Англии, они готовы были выплатить аванс в 250 000 долларов и заключить контракт на пять лет с последующим продлением на три года. Мы с Филис отговаривали Уэйна: «Не нужно связывать себя так надолго». А Уэйн пытался убедить нас: «Разве можно бросаться такими деньгами? Мне все равно НХЛ или ВХА. Я просто хочу играть!» Даже то, что в «Уэйлерз» играл Горди Хоу, мало волновало нас в тот момент.

Но все решилось без нашего участия. «Уэйлерз» аннулировали свое предложение. Они просчитали все варианты: слияние с НХЛ неизбежно, и их клуб будет принят в старую лигу, а вот если они, вопреки политике НХЛ, заключат контракт с семнадцатилетним юниором, то их участие в объединенной лиге может стать проблематичным. (Уэйн до сих пор помнит, что в одном из пунктов контракта с «Уэйлерз» плата в первые три года устанавливалась по 50 000 долларов в год. Джек Келли, тогда менеджер команды, предупреждал Уэйна, что больших денег они ему платить первые три года не будут. Зачем? Если без ВХА он сможет только играть в юниорской лиге за 25 долларов в неделю.)

Новая Англия выбыла из борьбы, но ВХА все равно была не прочь заключить с ним контракт – ей требовались козыри для объединения с НХЛ. Был выбран Индианаполис, потому что столь непопулярная среди зрителей команда не могла рассчитывать войти в НХЛ. Коллин Хоу, жена Горди Хоу, позвонила Скалбани и предложила ему заключить контракт с Уэйном.

Казалось, вмешалось само провидение. Если бы Терио не изменил схему игры «Грейхаундз», Уэйн согласился бы еще пару лет участвовать в соревнованиях за Мемориальный Кубок. Он бы не перешел в «Индианаполис Рейсерс», а значит, не оказался бы в конце концов в Эдмонтоне. Если бы он остался в юниорах до конкурса, то мог бы оказаться в самой распоследней команде НХЛ и тогда бы не произошло многих замечательных событий.

Филис и я не летели бы из Индианаполиса на частном самолете, оставив внизу в чужом городе семнадцатилетнего мальчика в надежде, что он проявит себя в игре, где все партнеры и соперники старше его, почти все крупнее, чем он, и где все ждут от него невозможного.

– Все у него будет хорошо, – успокаивала меня Филис.

– Конечно, – успокаивал ее я. – Все будет отлично

капитан_Немо_ все записи автора

Всем привет! 
Я извиняюсь, что запустил книгу, возвращаем её на наши страницы. Теперь каждый день, по части.
Ссылка на те две главы, которые были опубликованы последними - http://www.liveinternet.ru/community/_kapitan_nemo_/post184201159/

«Я не вернусь домой, отец! Ни за что…»

                      «Позволить тебе играть в юношеской команде „Б“? Против двадцатилетних парней? Ты сошел с ума?»

Уолтер Гретцки. 1975 год

Хоккей дал возможность Уэйну объехать весь мир. Он был в Советском Союзе, играл в Европе, не раз пересек всю Северную Америку. Часто он вбегает в самолет, когда уже собираются убирать трап – такой уж он человек…

Но самым длинным и тяжелым из всех его путешествий был переезд из Брэнтфорда в Торонто, до которого всего 60 миль. Он тянулся четыре месяца, считая поездку в Верховный суд провинции Онтарио. И прежде чем он завершился, я начал думать, что весь мир спятил. Для меня это классический пример того, что получается, когда взрослые усердно вмешиваются в детские игры, даже забывая, для кого, собственно, эти игры существуют.

Шел 1975 год, Уэйну было четырнадцать лет, и мы уже поняли, что обязаны вмешаться в ход событий. Напряженность жизни звезды в родном городе, да еще таком маленьком, оказалась слишком сильной для Уэйна. Нам казалось, детство его испорчено.

Надо знать тогдашнего Уэйна. Сейчас, когда вы видите его дающим интервью на телевидении или на приемах, он общителен, раскован, уверен в себе. Но раньше все было не так. Если кто‑то обращался к нему, Уэйн краснел и пытался сбежать. О, интервью он давал и тогда, он привык к ним с шести лет. Но в обычной жизни он был страшно застенчив. Он все таил в себе. Мы боялись, что такая замкнутость может повредить его душевному здоровью.

Казалось бы, наступило самое прекрасное время для него, но он не был счастлив.

Мы с женой хотели только одного, чтобы он жил обычной нормальной жизнью. В Брэнтфорде Уэйн Гретцки жить нормально не мог.

Возможен был один выход: отправить его в другой город, где бы он мог быть просто одним из многих мальчишек, играющих в хоккей. В каком‑нибудь большом городе вроде Торонто, где много хороших игроков и он мог бы, как мы думали, затеряться среди них. Кажется, рассуждали мы правильно, но к чему это привело!…

Многие до сих пор гадают: почему мы так поступили? Некоторые считают, что мы думали только о хоккее. И хотели просто‑напросто перевести его в лучшую лигу любой ценой. По мнению этих людей, мы выставили из дома собственного сына, чтобы обеспечить ему карьеру. Они убеждены, что мы с женой способны на такое.

Но все обстояло совсем иначе.

Сначала мы были против. Категорически. И – для сведения – идея вообще принадлежала не нам, а Уэйну… Долго мы говорили: «Нет». Но он убедил нас, показав, насколько он повзрослел. Он доказал, что является более зрелым человеком по сравнению с теми взрослыми, которые пытались помешать ему.

В наших поездках на хоккейные и бейсбольные турниры мы познакомились с Сэмом Макмастером, возглавлявшим «Янг Нэйшиналз». Это спортивная организация, имеющая команды во всех подразделениях «Метрополитен Торонто Хокки Лиг» (МТХЛ). В ней зарегистрировано около 10 тысяч игроков всех возрастов. «Янг Нэйшиналз» хорошо организованы и в турнирах, кажется, всегда побеждали или были близки к победе. Уэйн знал команду, относился с уважением к ней и к ее руководителю. И потому, когда однажды Сэм позвонил и спросил сына, как прошел его хоккейный сезон, Уэйн, не колеблясь, выложил ему правду.

«Не очень хорошо», – сказал он. И объяснил. Он играет с одними и теми же мальчиками уже несколько лет и опять будет играть с ними же, ребята они неплохие, но их родители почему‑то относятся к нему враждебно. И он очень устал от их бесконечных нападок.

«Ну раз дело так плохо, не хочешь ли ты переехать в Торонто и играть в нашей команде?» – предложил Сэм.

Все вышло совершенно случайно. Сэм вовсе не стремился заполучить нового игрока, ему не нужно было срочно укреплять свою команду или создавать хоккейную империю. Когда Уэйн сказал, что ему очень хотелось бы переехать, Сэм велел ему посоветоваться с родителями и дать знать о нашем решении. Так что на нас никто не давил. Кроме Уэйна.

А он хотел уехать. Он так обрадовался этой возможности. И его реакция на предложение только подтвердила наши опасения насчет невыносимости его жизни в Брэнтфорде. Только он увидел лазейку, как тут же решил ею воспользоваться.

Мы сказали: «Нет». Он наш сын. Мы хотим, чтобы он жил дома. Поищем другой путь. Выход должен быть. Мы не можем отпустить нашего мальчика в Торонто. Мало ли что случится? Пьянки, наркотики… Да есть тысячи способов попасть в беду!… Не поедет, и все. Мы не желали ничего слушать об отъезде.

Но он не отставал. Он просил, мы возражали, он снова просил, мы снова говорили: «Нет». И так до бесконечности. Наконец он решил узнать, почему мы не хотим отпустить его. Он был серьезен и спокоен. Он имеет право знать.

– Брось, Уэйн, – сказал я. – Ты не поедешь. И не проси. Мне надоело спорить об этом.

– Нет, ты скажи почему? – настаивал он. – Ты можешь объяснить? Или вы просто упрямитесь?

Он бил нас нашим же оружием. Филис и я всегда учили детей, что у всего, что делаешь, должен быть резон. Теперь он просил нас объяснить наш отказ. Мы оказались загнаны в угол.

– Ну хорошо, – сказал я. – В большом городе легко можно попасть в дурную компанию и втянуться в ее дела. Да, втянуться, даже если понимаешь, что поступаешь плохо. Только ради того, чтобы тебя приняли за своего парня.

Я никогда не забуду его взгляда в ответ.

– Ты имеешь в виду наркотики и все такое?

– Да, – пришлось признаться мне.

– И это единственная причина?

– Да.

– О'кей, дай мне денег, скажи, какой наркотик тебя интересует, и через полчаса я принесу его тебе.

Сначала я думал, что ослышался. На меня как будто обрушилась тонна кирпичей. И, помню, мне стало не по себе, так я был потрясен. Наш четырнадцатилетний сын заявляет, что наркотики есть везде! Даже в нашем Брэнтфорде есть места, где можно их свободно достать, и если бы он захотел, он бы употреблял их. Но дело в том, что он не собирается становиться наркоманом.

Я посмотрел на Филис. Она только кивнула головой. Уэйн все видел.

– Ну, теперь я могу ехать? – спросил он. Я снова посмотрел на Филис.

– Может, оно и к лучшему, – сказала она.

Мы вдруг поняли, что сын наш достаточно взрослый человек. Правда, пришлось посоветоваться с его учителями, с президентом детского хоккейного клуба. Они выразили свое согласие.

Потом мы поговорили с Уэйном.

– Хорошо, ты можешь ехать, – сказал я.

И больше я не возвращался к этому вопросу.

Однако, как выяснилось, добиться нашего согласия было самым легким делом. Дальше началось такое! Но по порядку.

Уэйн позвонил Сэму и сообщил, что ему позволили ехать. На уик‑энд Сэм приехал в Брэнтфорд уточнить детали.

– Ты уверен, что это не против правил? – спросил я его. – Ты уверен, что все получится?

– Дельце простое, мы провернем его так, что пальчики оближешь, – уверенно сказал он.

Тогда вмешалась Филис:

– Хорошо бы обойтись без суда. Он только повторил:

– Дело такое, что пальчики оближешь!

Сначала все шло гладко. МТХЛ разрешила Уэйну играть в Торонто, если его отпустит ассоциация Брэнтфорда и он будет проживать в Торонто. Казалось бы, все хорошо. Рон Севьер, президент городской ассоциации детского хоккея Брэнтфорда, выдал нам разрешение и пожелал удачи. Билл Корниш, менеджер команды, в которой должен был играть Уэйн, и его жена Рита предложили Уэйну жить у них вместе с их сыном. Он сможет жить в хорошей семье, ходить в школу, познакомиться с новыми ребятами и даже поехать в Европу на товарищеские встречи!… Горизонт для него раздвинется, свистопляска вокруг него исчезнет – чего еще желать?!

И к тому же он будет почти рядом с нами. Я повторял всем потом, когда началась шумиха: «У нас не каменный век. Есть телефон. Он звонит каждый вечер. Приезжает на уик‑энд. Мы ездим на игры. От Брэнтфорда до Торонто только 60 миль. Через 90 минут мы вместе. Почему все переживают так, будто мы отправили его одного на Луну?»

Но все вокруг страшно переполошились. Если бы мы послали своего сына в школу, расположенную в два раза дальше, никто бы и слова не сказал. Многие так делают, чтобы дать детям хорошее образование. И мы сделали то же самое: постарались обеспечить мальчику лучшие условия жизни. Причем я не имею в виду лучшую хоккейную команду. Меня всегда изумляло, что люди так считают – мол, мы готовы на все ради хоккея, даже отсылаем из дома сына! Ведь у нас в Брэнтфорде – одна из лучших в стране детских хоккейных лиг. В Торонто больше игроков, но уровень, может быть, такой же высокий, и не более. Все, кто интересуется хоккеем, должны были бы это понимать. Но считают до сих пор, что мы продали Уэйна в рабство. Вот в чем я никак не могу разобраться и сейчас.

С одной стороны, я полагаю, всех возмутило, что для переезда Уэйна в Торонто мы оформили Билла Корниша его опекуном. В детском хоккее есть правило – и это очень хорошее правило! – согласно которому, если я живу в Брэнтфорде, мои дети должны играть в Брэнтфорде. Я за это правило. Но ведь случай с. Уэйном был особый. Если бы речь шла просто о переходе из команды в команду, тогда можно было возмущаться нашим поступком. Но дело было в переезде парня в другой город. В Торонто его ждали опекун, его дом. Правительство провинции признало этот факт. Когда мы записывали Уэйна в школу, проблем не было. Он был принят, как любой мальчишка из Торонто.

Но хоккейные деятели все восприняли по‑другому. Мы были Гретцки, и мы двигали нашего сына. Мы, считали они, хотим создать для него особые условия…

Пришел сентябрь, Уэйну нужно было регистрироваться. Ассоциация детского хоккея Онтарио (ОМХА) поджидала нас во всеоружии.

Мы не делали секрета из своих намерений. ОМХА узнала о планах переезда еще в июле, и никто тогда не сказал ни слова против. (Если бы ОМХА известила нас, что не утвердит переход, мы бы никогда не пошли на него.) Уэйн получил благословение МТХЛ. Он подписал регистрационную карточку. И вдруг в сентябре – Уэйн уже живет в Торонто, определен в школу – до нас начинают доходить разные слухи.

Сначала Сэму намекнули в хоккейной лиге Торонто (МТХЛ): могут возникнуть осложнения, ОМХА считает, что разрешения городской ассоциации Брэнтфорда недостаточно, для перехода в другую команду ему нужно разрешение ОМХА, а его трудно будет получить.

15 сентября я слушал по радио спортивные новости, и вдруг диктор объявил: «Один из руководителей ОМХА заявил, что Уэйну Гретцки не разрешено играть в Торонто, ведь его родители там не живут».

Надо сказать, Уэйн был не одинок в беде. Родители одного мальчика из Брайтона, провинция Онтарио, тоже устроили своего сына жить под опекой в Торонто и играть в младшей команде «Янг Нэйшиналз». Так что было два одинаковых случая. Просто Уэйну уделили больше внимания.

Сэм написал Алану Иглсону, адвокату и одному из влиятельнейших людей в хоккее, обрисовал ситуацию и попросил помощи. Контора Иглсона выделила нам адвоката, и обе семьи отправились в Торонто, чтобы просить компанию взрослых мужчин позволить двум мальчишкам играть в хоккей. Ребята были с нами, но лучше бы их там не было. Все обернулось так, будто они здесь ни при чем. Борьба шла между взрослыми.

Они нам отказали.

Сколько буду жить, не забуду это заседание. Собралось человек 60 из ОМХА, все в темных брюках и красных пиджаках. Все такие солидные.

Разговор вертелся вокруг да около. Они спрашивали нас, почему он переехал, мы объясняли. Один из них сказал: он понимает, что пришлось пережить Уэйну в Брэнтфорде, он видел его в игре и наблюдал за тем, что творилось при этом. Мы объясняли: нас заботит прежде всего благополучие сына, а не его хоккейная карьера. Родители второго мальчика объяснили свое решение тем, что они хотели определить его в школу с иной системой обучения, но в районе, где он сможет играть в хоккей в своей возрастной группе, а не с более старшими ребятами, как это было в Брайтоне. В нашем случае все оказалось очевидным. Мы думали, что логика победит.

Однако все вышло по‑другому.

Джим Кинли, президент ОМХА, сказал: он лично сочувствует нам, но они не могут делать исключений, потому что тогда «каждый сможет воспользоваться этим».

И тут я завелся:

– «Каждый»? Да я не позволил бы уехать из дома даже остальным своим детям! Но ведь ситуация с Уэйном – исключительная. Он – не обычный мальчик. Даже собравшиеся здесь не могут не признать этого!

Но все было напрасно. Мы не могли ничего изменить.

– Считаем, – сказал мистер Кинли, – что в интересах мальчиков жить с родителями. Так будет лучше для них.

После заседания он издал официальный документ, гласивший: «Данное постановление подтверждает наше первоначальное решение, основанное на правилах, утвержденных Канадской ассоциацией любительского хоккея».

«Из правил Канадской ассоциации любительского хоккея, – сказал мистер Кинли, – следует, что игроки до восемнадцати лет могут переезжать из города в город только со своими родителями или опекунами. Опекунство должно быть оформлено до 1 января того года, когда переезжает игрок».

Наш адвокат оспаривал это решение. Он считал, что порой складываются обстоятельства, когда мальчик может сменить команду, и для этого достаточно разрешения, подписанного президентом и секретарем его бывшего клуба. Но из его стараний ничего не вышло. ОМХА приняла решение не в нашу пользу. Когда мы уходили, мальчики плакали.

За дверями нас ждали телевизионные камеры. Мы хотели, чтобы наши сыновья играли в хоккей там, где им нравится, и учились бы при этом в школе, которую мы считаем подходящей для них. А из этого раздули ужасную сенсацию. Все требовали от нас заявлений и деклараций. И я сделал заявление.

«Мой отец, – сказал я, – выходец из России. Он приехал в США, потом переселился на север, в Канаду.

Он вступил в канадскую армию и участвовал в сражениях. Вернувшись с войны, он поселился в Брэнтфорде. Отец всегда гордился тем, что он гражданин Канады. «В Канаде, – говорил он мне, – ты можешь делать, что хочешь, поехать, куда хочешь, говорить, что хочешь, конечно, в пределах законов государства». Мой отец перевернулся бы в гробу, узнав, что его внук не может поехать в город по своему выбору, жить там с людьми, с которыми ему хочется, и заниматься тем, чем он хочет. Это – справедливо?»

Так закончилось тогдашнее заседание. Но борьба продолжалась. Все, что последовало за этим, напоминало игру в снежки. Мы бросали в них, они – в нас. Только вместо снега в ход шла бумага. Мы обжаловали решение ОМХА в Ассоциации хоккея Онтарио, они направили нашу жалобу обратно в ОМХА и оставили решение на их усмотрение. Мы подали в Верховный суд провинции Онтарио, добиваясь разрешения для наших сыновей играть в детских командах города Торонто, и одновременно подали апелляцию в Ассоциацию любительского хоккея Канады (КАХА). Судья отклонил наш иск по двум причинам: во‑первых, он считал, что не достигшие восемнадцатилетия мальчики не могут привлечь ОМХА к суду, а во‑вторых, по его мнению, мы использовали еще не все возможности апелляции в хоккейных организациях.

Оставался последний путь. Можно было обратиться к трибуналу ОХА (Хоккейной ассоциации Онтарио), независимому органу из трех человек, который обычно решает конфликты, если стороны не могут прийти к согласию. Однако на это могло уйти несколько месяцев, а уже наступил октябрь, и Уэйн не мог играть. Мы чувствовали себя подавленными. Но не Уэйн. Он не знал, что можно предпринять и возможно ли вообще что‑либо сделать. Но зато он знал, чего хочет.

Я же был готов сдаться.

– Уэйн, придется вернуться домой и играть в Брэнтфорде, – сказал я ему.

– Я не вернусь домой ни за что, – ответил он без всяких колебаний.

В Торонто он мог играть теперь только в команде юниоров «Б». Вы спросите: почему же ему можно было играть в Торонто в юношеской команде и нельзя – в детской? Потому что юношеские команды подчинены ОХА, а не Ассоциации детского хоккея (ОМХА). К счастью, ОМХА не дисквалифицировала Уэйна, а только запретила ему переход. Если бы его дисквалифицировали и ОХА утвердила дисквалификацию, он бы оказался в западне.

Сэм Макмастер предложил:

– Он живет в Торонто, учится здесь в школе. Пусть играет за команду юниоров «Б».

– Ты сошел с ума? – взорвался я. – В этой команде двадцатилетние парни. Это взрослые мужчины! А Уэйну четырнадцать лет! Он весит всего 54 килограмма! Его попросту задавят у борта!

– Уолтер, все будет хорошо, – сказал мне Сэм.

– Отец, все будет хорошо, – поддержал его Уэйн.

И мы отправились на встречу со старшим тренером команды Джином Попилом. Это был тот еще тип! Его спокойствию можно было только позавидовать!

Уэйн, конечно, сильно нервничал. Очень не хотел возвращаться домой, но… Может быть, в этой команде его ждут только тренировки? А на игру его никогда не выпустят?… Вот чего он опасался! Он боялся, что ему не дадут играть. Больше его ничего не пугало. Он не боялся играть со взрослыми парнями.

Его нужно было подбодрить. Попил, поздоровавшись, ничего больше не говорил. Он обматывал лентой ручку клюшки. Он мотал, и мотал, и мотал. Можно было подумать, у него нет других интересов в жизни.

Сэм посмотрел на Уэйна.

– Ну, Уэйн, ты подписываешь регистрационную карточку или нет? Джин не может ждать целый день. Решайся!

Уэйн схватил ручку и подписал карточку. Он будет играть! У него появился шанс. Все, чего он хотел. Остальное его не пугало.

капитан_Немо_ все записи автора

Дэниэль Седин

Дэниэль Седин – отличный игрок, но, когда соперник играет жестко и/или агрессивно, он становится куда менее эффективным.

Справедливо это или нет, но поражение в финале Кубка Стэнли в серии с «Брюинз» заставила некоторых усомниться в стойкости Седина.

Кто еще из хоккеистов позволит себя ударить и при этом не даст сдачи?

 

Хенрик Седин

Хенрик Седин попал в этот список за те же грехи, что и его брат.

По ходу финальной серии Хенрик не сумел соответствовать титулу MVPсезона, который ему дали за регулярный чемпионат – причина тому: силовая игра «Брюинз».

Нечасто видишь, как под прессом соперника две суперзвезды скатываются до игроков среднего калибра.

 

Александр Семин

Похоже, у Александра Семина есть проблемы с мотивацией и самоотдачей на льду. Если бы он показывал в плей-офф нечто большее, то «Вашингтон Кэпиталз», возможно, прошли бы в играх на вылет дальше.

 

Шон Эйвери

Шон Эйвери – один из самых ненавистных игроков НХЛ недавнего времени. Пусть он постоянно задирается на соперника, едва ли Шон решиться сразиться в кулачном бою. Еще Эйвери валиться при первом же касании.

 

Олли Йокинен

У Олли Йокинена внушительные габариты, он их никогда правильно не использовал.

Йокинен был качественным бомбардиром во «Флориде Пантерз», но он играл не так жестко, как от него ждали.

Тем не менее, Йокинен сделал очень даже неплохую карьеру.

 

Майк Рибейро

Майк Рибейро очень хрупок и постоянно «ныряет». Его симуляции в плей-офф 2004 года, когда он выступал за «Монреаль», просто нелепы.

В «Даллас Старз» Рибейро показал себя качественным игроком атаки, но его хрупкость никуда не делась.
 

Джейсон Поминвиль

Джейсон Поминвиль – капитан «Баффало Сэйбрз», но его неспособность ответить или хотя бы заставить партнеров ответить Милану Лючичу за удар Райана Миллера выглядела довольно жалко.

Нельзя позволять бить своего вратаря. Надо было задать «Брюинз» жару.

«Сэйбрз» необходимо, чтобы их капитан вел себя жестче.

Рик Дипьетро

Голкипер «Нью-Йорк Айлендерс» Рик Дипьетро довольно часто получает травмы. Еще не было сезона, чтобы первый номер драфта 2000 не получал травм.

Кроме того, Дипьетро не очень психически уравновешен.

Джейсон Спецца

Центрфорвард «Оттавы Сенаторз» Джейсон Спецца – еще один «травматик», который не использует свой талант на полную.

Из-за недостаточного настроя и уровня самоотдачи Спецца становился невидимкой во многих играх и просто отбывал номер.

Джефф Картер

Нельзя сказать, что жесткость является одной из сильных сторон Джеффа Картера. Вдобавок, он часто получает травмы.

Картер не может проявить себя, если игра проходит в агрессивном ключе. В плей-офф Картер еще ни разу не играл на грани своих возможностей.

В 47 матчах постсезонной стадии Картер набрал 21 очко; показатель «» – «-14».

Фил Кессел

Крайний форвард «Торонто Мэйпл Ливз» лидирует в НХЛ по голам и очкам, но это никак не опровергает факт его хрупкости.

Он недостаточно часто прибегает к силовым приемам и редко входит в клинч на льду. Кроме того, на протяжении всей своей карьеры Кессел имел дело с травмами.

Роберто Люонго

Несколько сезонов подряд считалось, что Роберто Люонго мягкотел. Его вечно угрюмое настроение раздражало болельщиков «Кэнакс», и слабая игра в сериях с «Чикаго Блэкхокс» и «Бостон Брюинз» не поспособствовали исчезновению ярлыка с надписью «хрупкий».

Скотт Гомес

Форвард «Монреаль Канадиенс» Скотт Гомес обладает репутацией мягкого игрока. Он редко борется за шайбу или нечасто ввязывается в сутолоки у бортов.

Для некоторых тонна денег, которую он зарабатывает и при этом не отрабатывает, говорит о его недостаточной жесткости.

Патрик Марло

Форвард «Сан-Хосе Шаркс» Патрик Марло – определенно, хрупкий хоккеист. Он не показывает той игры, которая подняла бы его команду на следующую ступень в плей-офф.

Его недостаточная прыть при силовой борьбе негативно сказалась на выступлении «Шаркс» в розыгрыше Кубка Стэнли.

Более того, Джереми Реник также отозвался о Марло в плей-офф как о мягком игроке.

 

Сидни Кросби

Вы действительно думали, что Сидни Кросби не попадет в этот список? По сравнению с его выдающимся атакующим талантом, нытье и жалобы судьям – небольшой минус. Плюс ко всему, Кросби уж очень легко падает на лед при столкновении. Несомненно, хрупкий хоккеист, но его талант при этом уникален.

капитан_Немо_ все записи автора

Сегодня в НХЛ целая куча матчей, список вот:

Транслировать у нас будут первым игру Филадельфии и Рейнджерс, давайте сначала о составах, а потом поверхностно о новостях, которые будут ниже.  В ворота Оранжеов&Чёрных станет Миша Бобровский, в рамке Всадников - Король. Полевые игроки выйдут на лёд вот в таком сочетании)

Предварительно, Лётчики:

LW	C	RW
Scott Hartnell	Claude Giroux	Jakub Voracek
Andreas Nodl	Danny Briere	Matt Read
Zac Rinaldo	Max Talbot	Wayne Simmonds
Jody Shelley	Sean Couturier	Harry Zolnierczyk

Defensive Pairings
Kimmo Timonen	Braydon Coburn
Kevin Marshall	Andrej Meszaros
Marc-Andre Bourdon	Matt Carle

Предварительно Рейнджерс:

LW	C	RW
Artem Anisimov	Derek Stepan	Marian Gaborik
Ruslan Fedotenko	Brad Richards	Ryan Callahan
Sean Avery	Brandon Dubinsky	Brandon Prust
John Mitchell	Brian Boyle	Carl Hagelin

Defensive Pairings
Ryan McDonagh	Dan Girardi
Michael Del Zotto	Mike Sauer
Jeff Woywitka	Steve Eminger