капитан_Немо_ все записи автора

ДЕНЬ ВЫБОРА

Я продолжал встречаться и с Дэни, и с Бэмби. У Бэмби была подружка по имени Дженна, с которой начал встречаться Шелдон, поэтому мы тусовались все вчетвером. Бэмби не переставала пытаться сделать меня более покладистым. Она была хорошей девчонкой, но порой доходило до смешного. Дэни была полной противоположностью. Она приезжала ко мне из Виндсора, когда я ей звонил, не пыталась осуждать меня или менять. Она принимала меня таким, какой я есть.
Однажды вечером мы с Дейвом Уинхемом решили развеяться. Бэмби и я смотрели Общество мертвых поэтов, а наутро я обнаружил записку на подушке: "День выбора!" Я подумал, что это мило с её стороны не повелевать мною, а всего лишь указывать направление, но Дэйв был более категоричен: "Она толкает тебя к просветлению и изысканности. Я не понимаю, зачем ты с ней возишься, если в Виндзоре живет совершенная девушка, всего-то перемахнуть через речку." Он был прав.

К Рождеству 1990 Дэни и я стали жить вместе.
Я познакомился с Джимом, отцом Дэни в его машине - '86 Monte Carlo. Он был славным малым, не любящим парить в облаках. Он вырос в Виндзоре, но не был ярым хоккейным фанатом. Вокруг Джима вечно крутилось множество телок. Он был женат и жил гражданским браком, по крайней мере, раз шесть. Он часто любил напоминать мне: "Эй, тупица, запомни, пока моя дочь улыбается – я счастлив."

У нас с ним было много общего – мы оба любили поковыряться с техникой и оба обожали мотоциклы, так что мы быстро подружились. Пару раз мы серьезно повздорили с ним, однажды он даже схватил меня за яйца и едва не оторвал их. Так получилось, что у моего брата Норма были проблемы с выпивкой и еще кое с чем, и когда он всерьез перебирал – лучше было не трогать его. Как-то раз, он сказал Джиму что-то нелицеприятное про Дэни. Джим не стал терпеть и закричал: "Никто не смеет оскорблять мою дочь!" Он врезал разок Норму, так что мне пришлось вклиниться между ними. Джим посмотрел на меня: "Приятель, это не хоккейная коробка. Хочешь устроить разборку?" А потом схватил меня за яйца и дернул вниз, прокомментировав: "Мне совсем не хочется повторять подобное, потому что я хочу внуков." Он отвернулся и быстро забыл о произошедшем.
На следующее утро, во время завтрака, Джим сказал: "Не переживайте, мальчики. Обещаю, что это был первый и далеко не последний раз."

У нас с ним были отношения, основанные на любви и ненависти.
В апреле 1991 в плей-офф мы играли против St. Louis, который на 29 очков обогнал нас в турнирной таблице. Я был дисквалифицирован на один матч и оштрафован на $500 за слишком теплую беседу с их вратарем Винсаном Риндо на последних минутах второго матча. Я знаю, что это было тупо, но я достиг точки кипения. Гарт Батчер пытался устроить потасовку и что-то сказанул в мой адрес. Я слегка двинул его клюшкой, и Риндо как оголтелый стал кричать судье Биллу МакКрири, чтобы тот свистнул. Проезжая мимо Риндо, я слегка задел его щеку, а тот изобразил, словно я его ударил изо-всех сил. Батчер мог наказать меня за это, но он испарился. Вот таким крутым он оказался на самом деле. Генеральный менеджер Blues Рон Кэрон поднял шумиху, заявляя во всеуслышание, что меня надо упрятать обратно в тюрьму. Он зажимал свою ноздрю так, будто нюхал кокаин. У Стиви Ай хватило духа (had the balls) кое-что ответить через газеты: "Я очень разочарован, мы считаем решение НХЛ несправедливым. За это стоило дать две минуты штрафа и забыть, а не показывать раз за разом по телевидению и не раздувать до невероятных размеров. У меня появляются сомнения в том, что люди, принявшие такое решение, действительно разбираются в происходящем."
Американское правительство не переставало охотиться за мной. СИН активно пытались выдворить меня из страны, так что оспорили разрешение судьи Гилмора на пребывание и работу в Штатах, подав апелляцию в Шестой окружной федеральный апелляционный суд. В августе 1991 мои адвокаты обнаружили в новом Законе об Иммиграции правило, написанное мелким шрифтом и гласившее о том, что при подаче апелляции, преступники не могут быть арестованы, если не представляют угрозу обществу. Я вновь оказался свободен.

Когда Трой Краудер в 1991 подписал контракт с Дедройтом, я стал с нетерпением ждать начала игр. Однако, в тренеровочном лагере, он надорвал себе спину, поднимая тяжести. К началу чемпионата он почувствовал некоторое облегчение, и даже стал выходить на лед в звене со мной и Китом Примо. Средний рост нашей тройки был 198 см и вес около 110 кг. Мы провели несколько выставочных матчей вместе, в которых забили несколько голов, заработали несколько передач. Было очень весело играть, когда вокруг все расступаются, и вокруг тебя образуется много свободного пространства. Все было бы неплохо, если бы в третьем матче сезона Краудс не пропустил силовой прем в спину и не выбыл на длительный срок. Он три года пытался вылечить спину, и даже вернулся на лед, но полностью восстановиться ему так и не удалось.
В начале сезона 1991-92 у меня состоялись две схватки со Стю Гримсоном. Этот здоровяк ростом под два метра и весом за 110 кг выступал за Chicago. Гримсон был из тех ребят, кто постоянно совершенствует технику своего боя. Чем больше боев мы проводили, тем очевиднее становился результат. Единственным его недостатком можно было назвать неумение держать равновесие. После комбинации из пары нанесенных ударов, и пары ударов в ответ, он мог просто упасть. Он был большим и сильным, хорошо умел раскачиваться, но просто не мог держать равновесие.
Он сильно прибавил в выносливости, чем обычно славился я. К его чести, Гримсон всегда был в прекрасной форме. Он знал свою задачу и прекрасно её выполнял.
На закате его карьеры, когда Стю выступал за Kings и Nashville Predators, я всегда был готов к продолжительному и жесткому бою. Честному и продолжительному.

21 декабря в матче против Los Angeles мы проигрывали 4-1. Тони Гранато подъехал ко мне и ударил клюшкой. "Какого хуя? – подумал я. – Сейчас я замочу этого мелкого придурка."
Марти МакСорли пришлось защищать этого осла. Позже, после матча, я услышал разговор Марти и Тони: "Тони, мне похрену от кого тебя защищать – будь то Боб или кто-то еще. Просто дело в том, что я получал удовольствие от игры, да и Боб никого не провоцировал. Зачем ты ударил его? Зачем ты разбудил этого спящего великана, спровоцировав ситуацию, в которой мне пришлось драться с одним из сильнейших бойцов просто так? Ради чего это?'' Марти вовсе не отказывался от боя, но не хотел ввязываться в него бесцельно. С помощью боя нужно как-то воздействовать на течение матча.
Марти не скрывал, что всегда готовился к встрече со мной. Ему нравились эти игры. Он начинал разминаться в раздевалке, и никто из молодых игроков не смел побеспокоить его, настолько он был сконцентрирован.
Поскольку меня считали одним из величайших бойцов в лиге, мне приходилось драться со многими молодыми парнями, стремящимися проявить себя. Они пытались завоевать себе место в основе. Я все прекрасно понимал, потому что я сам начинал боями с ветеранами. Они любезно предоставляли мне такой шанс, так что и я хотел предоставлять шанс молодым парням. Это ведь часть игры – врезать кому-нибудь хорошенько. Но это не означало, что я дрался с любым желающим. Проблема в том, что я часто бывал битым. Когда команда выигрывает, а ты вдруг проиграл свой бой, то разочарование приходит ко всем игрокам.

Молодой тафгай Calgary Пол Круз как-то пытался вызвать меня на бой. Он подъехал ко мне, но кроме моей усмешки ничего не добился, ведь никто не отменял иерархию. Сначала он должен был встретиться с кем-нибудь из наших молодых игроков, вроде Даррена МакКарти, и только после победы над ним, он мог встретиться со мной. Сначала нужно было заработать себе репутацию.
Тай Доми заработал себе имя встречами с серьезными ребятами – Джеффом Бьюкибумом из Edmonton, Тимом Хантером из Calgary, Кеном Баумгартнером из Islanders и Джино Оджиком из Vancouver.
Что мне действительно не понравилось, так это то, что Доми трепался повсюду, как он встретится со мной 9 февраля 1992. Для него эта встреча значила очень много. Какую пользу мне мог принести бой с парнем, который на 20 см ниже меня? Даже если бы у нас была ничья, то это выглядело бы его победой. Я не отнесся к этой встрече достаточно серьезно. Я оказался не готов. Я не понимал, насколько все может оказаться серьезно. Оказалось, что он довольно серьезный соперник. Коротышки обычно отличаются этим. Вдобавок, он был левшой. Надо отдать ему должное, он был маленьким жестким ублюдком. Он действительно мог хорошо держать удар.
Он хотел начать прямо со вбрасывания. Он был обязан трижды договориться со мной. В конце концов, он заявил: "Давай, Боб, Мачо Мэн хочет сразиться за чемпионский пояс." Маленький, но дерзкий кусок дерьма.
Я ответил: "Да заебал ты, погнали."
Он схватил меня за майку и нанес несколько ударов в молоко. Я попал ему несколько раз, но он продолжал держаться на коньках. Мне удалось избавиться от своей майки, но он все продолжал сопротивляться. Обычно, большинство моих соперников быстро выдыхались, а у Доми еще было полно сил. У меня появилось небольшое рассечение, когда он все-таки смог попасть с левой. Повреждение не было болезненным, но выглядело просто ужасно. Я уже начинал злиться, поскольку в течение сорока секунд непрерывно обрабатывал его. Судьи вмешались и разняли нас секунд через пятьдесят после начала боя. Надо отдать ему должное – он так и не упал.
Когда мы разъезжались, он стал руками рисовать окружность вокруг себя, изображая завоевание чемпионского пояса. К чему я все это – если ты неуверен в себе, то начинаешь поднимать шумиху и устраивать шоу, а если тебе непринципиально мнение окружающих – ты спокойно воспринимаешь свои победы и поражения. Может быть, Тай постоянно переживал, что подумают о нем люди? Как-бы то ни было, он посчитал нужным изобразить этот пояс. Не знаю, для кого он это показал – для себя или для толпы, но выглядело это дерзковато.

Меня этот факт не волновал, также как и все, что было после боя. Мне не нравилось как он самоутверждался. Когда кто-то начинает выливать кучу грязи в газетах – это вовсе не круто.
Отец Дэни Джим начал готовить меня к матчу-реваншу. Он давал мне уйму рекомендаций: "Доми старается ударить, а потом уворачиваться. Он наносит удар, а потом уклонется вправо. Он никогда не стоит лицом к лицу, постоянно сваливается вправо. Тебе следует не выпускать его из поля зрения." Джим постоянно смотрел видеозаписи. Мне кажется, что он считал меня Рокки Бальбоа.
Во время выездных матчей мы жили в одной комнате с Мо Мэлли. Проснувшись утром накануне повторного боя 2 декабря 1992, мы увидели первую полосу спортивного раздела The New York Times. Просто сумасшествие какое-то. Газеты представляли меня и Доми, словно Али и Фрейзера: рост, вес, статистику и количество штрафных минут. Я поинтересовался мнением Мо Мэлли, на что он ответил: "Боб, я не боец. Просто выйди и сделай то, что должен сделать, старик. Ты ведь один из тех, кого все непременно хотят победить. Ты ведь четко знаешь действовать в таких ситуациях, делай так, как считаешь нужным, братан." У меня не было страха, я ждал этой встречи с нетерпением и немного переживал. Самое главное, что я не оказался в замешательстве. Внутренне я переживал, о своей позиции лучшего.
Спустя тридцать семь секунд после начала матча, находясь в центральном круге, я вызвал его: "Давай, мелкий ублюдок."
Доми пытался утихомирить меня: "Я скажу, когда буду готов."
Я был не настроен ждать: "Сейчас."
Доми использовал то левую, то правую руку во время боя. Я не мог хорошенько влепить ему, потому что он постоянно крутился, а порой он настолько низко наклонялся, что все мои удары приходились ему по макушке, которая была настолько огромной, что по ней было бы проблематично промазать. Я прикалывался, что ему нужно прибивать шлем заклепками к голове.
Самым неприятным было то, что сложно было подстроиться под его ритм. У него был очень неуклюжий стиль ведения боя, но с его ростом и весом ему сложно было придумать что-то получше. Его стиль основывался на подставление спины и удары с левой. Он был похож на пожарный кран, потому что был невысоким, коренастым и хорошо держал равновесие. Он старается тянуть тебя вниз и выводить из равновесия. Если ты попятишься вперед, то он будет пытаться нанести тебе прямой удар. Очевидно, что это такая тактика приносила результат, раз уж он построил на ней свою карьеру.

Обозреватели подсчитали, что количество ударов было 47-23 в мою пользу. Но это ровным счетом ничего не означало. Считать нужно те удары, которые достигли цели. Несколько раз я хорошенько его зацепил. После того, как Доми очутился на льду, Стиви Ай показал на себе чемпионский пояс, как это сделал в прошлый раз Доми – получилось довольно забавно. Мы провели хороший, честный бой, длившийся около минуты. Крис Кинг, полицейский Rangers, сказал, что устал смотреть бой. Для меня это был просто обычный рутинный день. Не было смысла тявкать об этом.

капитан_Немо_ все записи автора

13 ПРОЯВИМ НЕМНОГО ЭНТУЗИАЗМА

Сыграв лишь четыре матча в предыдущем сезоне, я по-настоящему заиграл в сезоне 1990-91 годов. У нас в составе появились несколько новых игроков, и Сергей Фёдоров был чуть ли не самым младшим из пришедших. Он пытался найти свою дорогу. Представьте себе обратную ситуацию – вы приехали жить в Россию, и не зная языка, становитесь там суперзвездой. Он был великолепным хоккеистом, но ему было очень сложно влиться в наше общество и быть постоянно у всех на виду. В нашей команде было немало характерных игроков, и Сергей, определенно, был одним из них.
Нашим новым тренером стал Брайан Мюррей. В прошлом году его уволили из Capitals, взяв ему на смену его брата Тэрри. Я был давно знаком с Брайаном. Команда охотно играла за него.
В начале сезона, 4 октября, у меня произошла стычка с Троем Краудером из New Jersey. Все началось с того, что я с клюшечкой хитанул Клода Лемье, вернув ему должок. Клод славился своими дерьмовыми провокациями. У Краудера было всего три боя за плечами. Несмотря на это, он выскочил ко мне со скамейки, и я принял его вызов.
Если вы посмотрите запись боя между мной и Краудером, то увидите, что мы весь бой кружились и кружились. Я схватил его за сетку и левой рукой пытался наносить удары. Мы раскачивались, толкали и тянули друг друга, но особо не сближались. Умение держать равновесие на коньках является частью бойцовского мастерства на льду. Чтобы достойно драться, необходимо уметь хорошо держать равновесие. Большинство бойцов стараются хорошенько схватить тебя за сетку одной рукой, а другой наносить удары. Мне нравилось, когда с меня быстро стягивали сетку, потому что если нет сетки, то за что будет тебя хватать противник? Ему не за что будет ухватиться. Хватайся, за что ухватишься. Краудер был не из мелких, достаточно сильный. У нас был примерно одинаковый рост и вес, но он не был столь искушен в драках, так что я подумал, что все закончится очень быстро. Наши клюшки валялись на льду, и одна оказалась у меня промеж коньков, так что я случайно наступил на неё левым коньком. Я оказался в полоборота к нему, и вдобавок нога скользила вместе с клюшкой. Я не мог нормально балансировать. Я стоял на одной ноге, пытаясь выпрямиться и наносить удары. На переднем плане видно, как я пытаюсь слезть с клюшки, и в этот момент он бодбил мне левый глаз. Бывает, что иногда пропускаешь всего один серьезный удар, и противник рассекает тебя. Со мной такое случалось не часто, так что ему, как новичку в лиге, этот бой создал хорошую репутацию. Парни стали доверять ему, и он понял, что сделал нечто большее, чем просто защитил одноклубника. Это очень сильно поспособствовало началу его карьеры. Это был огромный скачок.
10 октября у нас в гостях были Calgary Flames. Игра перешла в овертайм, где Flames оставили меня в одиночестве перед своими воротами. Я сделал нехитрый финт и положил шайбу в ворота. Я был очень счастлив, и этот гол помог нам с Мюрреем настроиться на дружескую волну. Ему нравился мой стиль игры, и однажды, после моего боя с Джеем Миллером из L.A. Kings, он сказал команде: "Если хоть кто-то бьётся за эту команду, черт побери, то почему бы и остальным не проявить немного энтузиазма ради него?"
Это произвело нужный эффект, потому что боев ждали многие. У нас было кому поучавствовать в них, но часто они просто-напросто сидели, сложа руки, и ждали, пока я не выйду и не решу их проблемы. Я считаю, что если ты не ссышь дать отпор кому-то, не взирая на то, выбьет он из тебя дерьмо или нет, но ты не уклоняешься, то этот поступок показывает остальным игрокам, что ты жаждешь добиться победы так сильно, что выходишь на лед и подставляешь под удар свою задницу. Айзерман никогда не отступался.
Вопросы депортации съели немало моих нервных клеток. Первая игра на территории Канады проходила в Торонто 13 октября, и я получил извещение о запрете на пересечение гранцы. Служба иммиграции и натурализации США настаивала на моем возвращении в тюрьму, вплоть до решения суда. Вобщем, слушание с федеральным судьей Гилмором Хорасом состоялось 22 октября. Я не находил себе места, ведь если суд примет их сторону, то меня либо посадят, либо навсегда выдворят из Соединенных Штатов.
Через три дня судья вынес свое решение. Wings постоянно поддерживали меня. Мюррей предлагал отправить всю команду на вынесение вердикта, но я любезно отказался. Я не хотел впутывать в дискуссии с журналистами своих напарников по команде. Судья Гилмор постановил, что попытки СИН засадить меня в тюрьму являются неконституционными, и разрешил мне продолжать работать в Штатах.
На время моего девяностодневного пребывания в Federal Medical Center в Рочестере, штат Миннесота, судья выдал мне так называемую JRAD – судебную рекомендацию против депортации. По-сути, эта бумага означала, что меня не могут выдворить из страны за наркоту. Однако, в ноябре 1990 закон об иммиграции изменился, и все JRAD были аннулированы, включая мою. Мои адвокаты снова засели за письменный стол. Они собирались подать апилляцию, поскольку врачи называли причиной моего злоупотребления спиртным СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности, а при лечении подобного рода психических расстройств, правительство не может запрещать въезд в страну. Короче говоря, мне разрешили спокойно играть, не выезжая за пределы страны.
Накануне матча против New Jersey 28 января масс-медиа подняли шумиху из-за прошлого боя между мной и Краудером. Об этом говорили в новостях, на улицах, в газетах, и меня это напрягало. Краудеру было как-то пофигу на происходящее. Он не стал подливать масла в огонь, не проронив ни слова. Реально крутой чувак. Я собирался подраться с ним снова, потому что сам хотел этого, а не по чьей-то указке. Я не собирался драться ради ебаных журналистов.
У Краудера не было недостатка спарринг партнеров перед нашим с ним следующим боем. К моменту нашей повторной встречи он провел уже порядка пятнадцати боев. Многие его соперники считали, что, побив Краудера, смогут высоко подняться в рейтинге. Вдобавок ко всему, у Краудса был тренер, любивший провоцировать соперников на драки. он встречался перед матчем с тренером соперника и говорил: "Мой парень собирается сегодня хлопнуть твоего," – ну а дальше вы понимаете, к чему это приводило.
Большинство боев, проведенных Краудсом, состоялись по причине того, что кто-нибудь пытался хлопнуть его, либо приходилось заступаться за одноклубника. Осознание предстоящего боя очень сильно заставляло его нервничать. У них был отличный капитан – Кирк Мюллер. Вечером, предшествующим нашей встрече, Мюллер решил позвать всю команду слегка выпустить пар. Выпив, они немного расслабились. Ему совсем не хотелось оставлять Краудса в номере наедине с мыслями о предстоящем бое. Это очень помогло ему отвлечься.
В первом периоде наши смены не совпадали. И вот, во втором периоде, мы оба вышли на лед, и я пригласил его: "Ну что, давай." Он схватил меня за рукав и за майку, стараясь прижаться ко мне вплотную, но я наклонился вперед, и майка с меня слетела. Он схватил меня за воротник, так что я освободил правую руку. Я слегка отъехал от него, чтобы хорошенько попасть. Я ударил его пару раз, и он упал.
Немного погодя, он сам вызвал меня. Во втором бое он пару раз попал мне по шлему и по наплечнику. Он не мог дотянуться до моей головы, так что я скинул с себя майку и слегка прижался к нему. Ему не за что было ухватиться, так что он просто пытался удержать равновесие. Я начал злиться все сильнее и сильнее. Мы были прижаты друг к другу очень близко, так что он решил, насколько возможно, максимально отодвинуться от меня, и изо-всех сил ударить меня в подбородок. Позже, Краудс признался, о чем думал в тот момент: "Боже, этот удар должен был просто вырубить его!" когда вы посмотрите запись боя, то увидите, как моя голова дернулась назад и вернулась обратно. Помню, как сильно меня это взбесило, и я стал толкать его вперед. Краудс сказал, что был словно в замедленной съемке. Он был просто в шоке от того, что я не упал: "Матерь Божия! Не могу поверить, что только что я нанес ему жесточайший удар, и теперь он просто вытряхнет меня из коньков." Краудс признался, что его охватили сомнение, растерянность и страх. Я ударил его, но он успел увернуться, и удар пришелся по шлему, он потерял равновесие и упал.
Боями со мной Краудер вытянул себе счастливый билет. На следующий год Detroit подписал с ним контракт на $400,000.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

      Я познакомился с Шелдоном Кеннеди весной 1990 года в раздевалке Red Wings. Нас представили друг другу и вдобавок поселили вместе, чтобы мы сообща восстанавливались, неправда ли весело? Мы нашли с ним общий язык. Меня недавно освободили из тюрьмы, а у него закончился курс реабилитации. Мы прикрывали друг другу спину. Так поступают настоящие друзья, так делали и мы.
К нам приставили еще одного парня. Звали его Дейв Уинхэм. Дейв работал помощником тренера в Detroit Drive, футбольной команде нашего владельца М-ра И. Дейв отвечал за силовые тренировки и физическое состояние команды. Он должен был шпионить за нами, в чем нам и признался. Он рассказал, что руководство требует от него следить за нашими действиями. Мы с ним подружились.
Мы поселились в центре Детройта в Lafayette Towers, расположенных всего в нескольких минутах ходьбы от Greektown. Дейв тренировал нас, и мы подходили к тренировкам очень ответственно. Огромное количество аэробных упражнений, занятия с весом, лед. Я чувствовал себя прекрасно. Мне хотелось быть готовым к следующему сезону. Курить я, конечно, не бросил, а порой добавлял к этому по огромной щепотке курительного табака Copenhagen или Skoal.

   
        Никто даже не имел представления о причинах беспокойства Шелдона. Спустя несколько лет, стало известно, что он подвергался сексуальному насилию его детским тренером Грэхэмом Джеймсом. Джеймса в итоге посадили в тюрьму на три с половиной года. В своей книге, Тео Флери рассказывает, что также подвергался насилию, выступаю за команду Джеймса. Тогда Джимми Ди, не зная всей истории, дал задание Дейву контролировать, чтобы Шелдон регулярно созванивался с Грэхэмом Джеймсом. Wings считали Джеймса частью огромной семьи и полагали, что тот поможет Шелдону оставаться в завязке. Джеймс, эта заноза, ему постоянно названивал.
Дейв, Шелдон и я очень хорошо ладили. Нам всегда было очень весело. У нас дома всегда была отличная еда. Мы покупали стейки и жарили их, шли в магазин и покупали шесть видов мороженого с десятью разными начинками. Дейв не давал нам долго торчать дома, и Шелдон и я очень уставали. Он был для меня как младший брат. Я звал Шелдона "Мо Мэлли." Однажды, мы пели песенку про имена, и мне достался момент про Мо Мэлли: " Shelly, Shelly, Mo Melly, banana-fana, bo-belly, fee-fie-fo-Felly. Shelly." Мы были готовы смеяться без остановки. Я будил его, в 5 утра вскакивая на его кровать с криком: "Просыпайся, Мо Мэлли! Просыпайся, Мо Мэлли! Пошли кататься на лыжах!"

       У нас были Харлеи еще до того, как у всех поголовно появились Харлеи, мы любили на них кататься. Помню, как мы приехали на инх на тренировку – все были просто в шоке: "Ребят, вы совсем спятили?" Мы выделялись среди остальных, будто мы были такими "плохими парнями." Но нам всего-лишь нравилось кататься. Мы любили прокатиться до Альпены, штат Мичиган – четыре часа в седле. Однажды был просто сумасшедший ливень, и мы обгоняли фуры. Из-под них вылетало море брызг, и мы не могли ничего видеть, так что обгоняли их наугад. Так мы и жили своей жизнью. Мы жили сурово, и мы играли сурово, на льду и вне льда.

        На харлеях очень сложно ездить на заднем колесе, поскольку они очень тяжелые. Я мог поднять свой ненадолго, и то благодаря конструкции. У меня была Nostalgia. Я называл её "Корова Му-му." Она была черного цвета, и на ней было кожаное седло. Байк Мо Мэлли был невероятно тяжелый. Он гонял на бирюзовом Fat Boy. Кроме этого, я купил себе черно-серую Yamaha V-Max, быстрейший байк из разрешенных для дорог общего пользования. Сейчас таких уже не выпускают. Если на нем хорошенько газануть и не держаться – тут же окажешься лежать спиной на земле. Сумасшедший байк. Также у нас были два внедорожника WR500, созданных для мотокросса. Они были довольно высокими, так что Мо Мэлли приходилось наклонять мотоцикл, чтобы достать ногами до земли. Мы рисовали ими круги на асфальте, ездили только на заднем колесе, а иногда загружали их в мой фургон и выезжали за город, на север от Флинта. Там всегда было полно грязи и холмов, достигавших 5 метров в высоту. Мы катались в ковбойских сапогах, джинсах и, в зависимости от погоды, в футболках или без, при этом всегда были в шлемах и защитных очках.
          Мы парили по воздуху, словно дети смеялись и шутили. То были чистые и безалкогольные моменты. По-настоящему веселые моменты. Мы смеялись до колик в животе, наблюдая за кувырканием друг друга в грязи.
           Мне нравилось так проводить время. Мы катались так, что все посторонние мысли нас покидали, мы были сосредоточены только на байках. Так мы могли хотя бы временно не думать обо всем том дерьме, которое происходило с нами.
Нам приходилось все это скрывать, поскольку неприятности от руководства команды были бы обеспечены, попадись мы им на байках. Как- то раз после такой поездки, нам позвонили из команды: "Где вы были, ребята?", - они заподозрили, что мы были на вечеринке. Мо Мэлли и я окинули друг друга взглядом и, покрытые грязью с ног до головы, рассмеялись.
Каких только аппаратов у нас не было – мотоциклы, водные байки, тачки. Окружающим нравится наблюдать, как нхловцы развлекаются на своей технике, за такие развлечения денег не берут.
Шелдон получил повреждение на второй год своего контракта. Он ехал по парковке Lafayette к выезду, где нужно вставлять карту в приемник, и, слишком близко прижавшись к бетонному столбу, сломал себе левый локоть, торчавший из окна. У него было раздроблено предплечье от запястья до локтя. От кости ничего не осталось – она была полностью раздроблена. Врачи даже собирались ампутировать ему руку, но затем имплантировали ему пластину на девятнадцати саморезах. Ему дополнительно пришлось носить корсет как у парня из рыбки по имени Ванда. Мо Мэлли посещал тренировки и мог управлять моим катером, не снимая своего корсета. Боль была на столько сильной, что он постоянно принимал обезболивающие.
             

      1 декабря 1990 года мы играли против Чикаго, когда Эдди Белфор задел меня коньком, сломав мне левое запястье. Я выбыл на месяц, но операция не потребовалась, поскольку все зажило само.
Иногда мы выбирались немного поразвлечься, тщательно скрываясь от всех. Шелдон впервые попробовал кокс вместе со мной, когда я был травмирован – 23 декабря 1990 года. Мы вместе снимали комнату в течение четырех месяцев. У меня было немного порошка, а на улице был невероятный снегопад. Нам совершенно не хотелось быть застуканными, так что мы решили прокатиться. Я спросил, пробовал ли он когда-нибудь, и он ответил отрицательно.
"Ну что, хочешь попробовать, Mo Мэлли?" – он был непротив. Меня чересчур беспокоило пристальное внимание со стороны команды, федералов, а также некоторых служащих тюрьмы. Нам приходилось многое делать скрытно, поскольку за нами все следили, а попадаться в поле видимости радаров нам было нельзя.
           

          Однажды ночью Мо Мэлли немного посвирепствовал в баре. Он немного перебрал, и не хотел уходить из бара, так что нам пришлось его забирать оттуда. Утром он отвратительно себя чувствовал, был подавлен и замкнут. Он заперся в своей комнате и просидел там два дня до следующего вечера. В конце-концов, Дэйв зашел к нему и сел на краешек кровати. Шелдон лежал, уткнувшись лицом в подушку, всем видом показывая, что ему похуй на всех. Дэйв попытался его успокоить: "Братан, все в порядке. С кем не бывает? Не переживай ты так." Потом Дэйв положил свою руку ему на плечо, но Шелдон резко дернулся, отсбросив её. Тогда никто из нас не мог понять, чем же так Шелдона зацепил рассказ Джеймса. Шелдон пришел в себя только через несколько дней.
 

          Когда кому-то из нас было хреново на душе, Мо Мэлли предлагал: "Бобби, давай развеемся на катере, прогоним нервозность." Как-то ночью, мы катались во время шторма. Волны захлестывали катер, полностью лишая нас видимости. Трюмные насосы качали на всю катушку. Я старался хоть как-то обруливать волны. Мне кажется, что это была самая страшная ситуация, в которой нам доводилось бывать в своей жизни. У нас не было уверенности, что мы сможем выбраться оттуда. Я был немногословен, просто следил за компасом.
Не думал, что когда-нибудь мне придется надевать спасательный жилет, но деваться было некуда. Второй надел Шелдон. Взглянув на меня, Шелдон начал хохотать вповалку: "Эй, Крошка Хью! Бля, если ты упадешь в воду, то он тебя не удержит!" Мы там чуть не сдохли, а он не переставал смеяться. "Заткнись, Мо Мэлли!" – крикнул я. Но было и правда смешно.
 

          Мы любили поразвлечься на воде. Это не значит, что мы всегда были пьяные или уделанные, просто умели хорошо провести время. Как-то мы взяли с собой на прогулку Супи, купались и катались голышом на лыжах. У меня тогда был красно-белый катер Sea Ray Ski Ray с движком Mercury и с колонками над головой. У него еще были огромные прожекторы. Когда один катается на лыжах, то другой светил на воду, чтобы катающийся мог видеть путь. Но в основном, мы катались при лунном свете. Как-то ночью, Мо Мэлли катился сзади и оказался посреди стаи лебедей – среди перьев, говнища и прочего мусора. Его едва не стошнило, но к счастью, все остались живы. Нам нравилось творить всякие безумные вещи вроде этой.

            Также мы любили порыбачить. Я слышал, что если взять четверть палки динамита с запалом, подпалить и бросить в воду, то можно оглушить рыбу, и она всплывет на поверхность. Так мы и поступили, рванув такую бомбочку. Рыба стала всплывать, только не оглушенная, а дохлая.
Шелдон и я были страшными гольфистами. Мы оба могли выстрелить по сотне мячей. Мы любили запускать мяч куда подальше, но только ради развлечения. Мы постоянно соревновались, кто дальше запустит мячик. Никаких правил. Если мы загонялм мяч в дерево, то просто доставали новый или вытаскивали на свободное место. Это тоже самое, что гоняться на тачках – как сильно, как далеко и как быстро полетит твой мяч. Мы даже делали ставки по нескольку сот баксов, ящиков пива или пачек сигарет.
Как-то раз мой адвокат Гарольд Фрид пригласил Тома Мюллена, Мо Мэлли и меня поиграть в гольф во Franklin Hills Country Club, расположенном в получасе езды от Детройта. Franklin очень престижный клуб, в основном его членами являются евреи. Они все старые, богатые и вышедшие в отставку. Мы с Mo Мэлли приехали в расстегнутых рубашках. Гарольд ругался и кричал на нас, чтобы мы вели себя достойно. Я ему парировал: "Эй, клубок, не надо нам грубить, договорились?" Гарольд постоянно висел на телефоне, так что когда Гарольд брался за клюшку, я вытаскивал из его трубы батарейку. Это невероятно злило его, а мы довольно посмеивались. Мне нравилось подшучивать над ним.
 

          Также нам нравилось погонять на тачках. У меня был черный 'Vette, а у Мо Мэлли черный Сonvertible с коричневым салоном. Потом он купил себе синий с золотистой крышей и деревянной приборной доской. Я называл его Pimpmobile (сутенерской тачкой). Но из всех его тачек мне нравился его красный 'Vette с белым салоном.
Башни Lafayette стоят на Orleans, а Joe Louis Arena (где мы тренировались) находится на 600 Civic Center Drive. Между ними примерно четыре километра, и если не превышать скорость, то добраться можно за 8 минут. Кто-то сказал Мо Мэлли, что если проехать от башен Lafayette до стадиона не превышая скорости, то это будет всего примерно на полторы минуты медленнее, если нестись на всей скорости. Мы в это сразу не поверили. Поэтому мы целую неделю засекали время. Сначала мы неслись на 180 км/ч, а потом не превышая. И знаете, что мы выяснили? Разница во времени примерно полторы минуты.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

Попался...

Кокс становился проблемой. Я принимал его 4-5 раз в неделю каждый раз по 8-ball (3,5 грамма) (в зависимости от качества), потом прерывался на пару дней и вновь брался за него. Однажды я попробовал перед игрой, и это было жестко. У меня просто не было никаких сил. Помню, как сидя на скамейке и облокотившись на бортик, я озирался по сторонам с мыслью: "Они всё знают. Двадцать тысяч людей знают, чем я занимался перед выходом на лед." Я был на измене.
Джим, отец Дэни, сделал мне предложение: "Послушай, бросай свою привычку. Это полнейшее дерьмо. Я прошел через это, и больше не хочу. Хочешь хорошенько оторваться? У меня есть предложение. Завязывай с наркотой прямо сейчас. Рванем вместе в Боливию недельки на три, оторвемся там по-полной на год вперед. Вернемся домой, и ты будешь отдохнувшим до конца года."
Он был рад мне помочь, но я с ним это никогда не обсуждал.
Между Виндсором и Детройтом 8 километров – пятнадцать минут езды, если ехать через тоннель. Для меня не было границы как-таковой, особенно до 9/11. Обычно я пересекал её с читательским билетом. Я всегда проезжал без досмотра. Все было проще. Сейчас нужно иметь при себе паспорт. Они настолько придирчивые, что если они тебя прерасно знают, или ты через пять минут собираешься пересечь границу обратно, то эти кретины всё равно будут надоедать тебе.
У меня возникали несколько раз проблемы при въезде в тоннель, но несерьезные. Таможенники внимательно изучали мои документы, но довольно быстро оставляли меня в покое, потому что я играл за Wings. Я замечал, что они косо на меня поглядывают из-за моих историй с вождением в нетрезвом виде.

Я с детства дружил с Джеффом Кларком. Его родители владели инструментально-штамповочной мастерской в Штатах, поэтому у него была грин карта. Он встречался с американкой по имени Энн. Она была танцовщицей. 1 марта они собирались на хоккей в Детройт, посмотреть на мою игру. Тогда я только что купил унцию кокаина. Закинул всё это в бардачок, а потом все трое мы поехали через границу назад в Виндсор, чтобы поразвлечься в баре Penrod. Дэни жила со своей бабушкой в графстве Эссекс, юго-восточнее Виндсора. Я заехал за ней около 2 часов ночи, потому что у неё как раз заканчивалась смена в Relax Plaza. Я был за рулем своего джипа Blazer. Дэни называла его свинарником, потому что я жил в нём. Я жил совместно с Лори Грэм, подругой жены Петера Климы. У неё была свободная комната, но мы не могли ужиться. Я не мог приводить девчонок и не мог пить, поскольку она помечала бутылки. Я не шибко много книжек прочитал, поэтому для Дэни описал наши отношения с Лори как строго "плутонические".

Иногда я оставался у приятелей, например у Джеффа, или же ночевал в джипе. Дэни довезла нас до бара, потому что я уже слегка выпил. Мы приехали туда и присоединились к веселью. Мы играли в дартс, я немного выпивал. Позже Энн и Джефф засобирались домой. Джефф оставил свою машину в центре Детройта, а у Энн дома сидел ребенок. Я предложил им: "Давайте я вам дам денег на такси." Они не захотели. Я предложил еще: "Тогда давайте, я вам сниму номер. Оставайтесь ночевать здесь," – но они и от этого отказались. В конце концов, я сказал: "Ладно, я отвезу обратно." Первым делом я отправился в уборную принять немного кокса, чтобы протрезветь. Потом разделил все, что у меня было на четыре пакетика, и отдал два своему знакомому на сохранение. Остальное я положил к себе в карман. Мы загрузились в мой Blazer. Я сидел за рулем, Дэни сидела рядом, а остальные дремали на заднем сиденье. Я немного засомневался по поводу пересечения границы, но прогнал от себя эти мысли: "Да не будут они меня обыскивать. Они знают, что я играю за Red Wings." Я ошибся.

Было около 5-30 утра, когда мы спускались к тоннелю по Goyeau Street. Я попросил Дэни подержать руль, пока я немного подготовлюсь. Мне нужно было спрятать пакетики с коксом. В одном пакете был большой камень граммов 12, а во втором маленький – грамма 2. Также у меня была с собой дробилка для кокса. Она примерно 5 см высотой, вобщем похожа на консервную банку. Мне надо было спрятать и её. Я сунул пакетики к себе в нижнее белье, но камень был очень большим. Запихивал в трусы, под футболку – везде пробовал. Надо мне было выкинуть всю эту хуйню в окно прямо в тоннеле. Оно много не стоило - где-то баксов 30. Дело в том, что эти камни получались из-за того, что их откалывали от одного большого куска. В итоге я сунул их во внутренний карман куртки. Они были в полиэтиленовом пакете, обернутом резинкой.
Помню, как Дэни смотрела на все это большими глазами. Она не понимала, что происходит. Она никогда не сталкивалась с подобными делами. Думаю, что она никогда даже не видела дробилку. Мы подъехали к крайнему стенду, и караульные поросили у нас документы. Стоит отметить, что мы были несколько подозрительны, поскольку Энн американка, а Дэни, Джефф и я канадцы. У меня было разрешение на работу, у Джеффа была грин карта, поэтому у нас была куча разных докуентов.

Наверняка они были наслышаны обо мне из газет, потому как один из них, взглянув на мой паспорт, сказал: "Пройдемте со мной," – нам пришлось припарковаться. Они завели нас внутрь на таможню и в миграционный офис, где проверили мою визу и все наши свидетельства о рождении. Спросили сколько денег у нас с собой, где мы работаем, как долго планируем здесь находиться и все в этом роде. Потом они нас отпустили: "Хорошо, можете ехать." Мы думали, что сейчас спокойненько удалимся. Казалось, что уже все: "Фуф!"
Возможно они хотели выиграть время, потому что стоило нам дойти до джипа, как кто-то нас окрикнул: "Минуточку! Парни! Немедленно вернитесь назад!"
Я продолжал думать, что все идет как надо. Но пока одни проверяли документы – другие обыскали мой джип. Под водительским сиденьем они нашли капсулу с аминокислотой, которую мне давали медики Red Wings. Они заподозрили, что это что-то незаконное. Вдобавок на заднем сиденьи обнаружили непочатую упаковку пива и бутылку мятного шнапса, провалявшуюся там уже около месяца.
Мы вчетвером сидели в комнатушке, пока они заканчивали осмотр джипа. Офицеры о чем-то перешептывались между собой. Они были настроены очень серьезно. Мы все старались выглядеть спокойными, много не разговаривать. Я беспокоился о Дэни.
Один из копов взглянул на Джеффа и произнес: "Вы! Снимите плащ и положите на стол." Затем стал его обыскивать. По завершению обыска, Джефф выглядел подавлено. Теперь настал мой черед.
Мне приказали встать и снять куртку. Я снял её и положил на стол. Обыскав её, офицеры обнаружили дробилку. Они вытащили её из пакета, и я понял, что мне приходит пиздец, потому что на ней оставались следы порошка. То же самое, что иметь при себе полный пакет.
Мне приказали пройти в заднюю комнату. Оказавшись там, я снял рубашку, спустил штаны до колен. "Хорошо, снимай трусы" – велели мне. На мне были боксеры. Обычно я хожу в боксерах, а эти были стретч, поэтому плотно прилегали к ногам. Я приспустил боксеры, и пакетики съехали вместе с ними. Я стоял, опустив руки по швам, и старался не обращать внимания на торчавший уголок пакетика. Мне сказали: "Окей, повернись спиной, повернись обратно, хорошо, можешь одеваться." Я наклонился за боксерами, как вдруг один из них увидел отблеск пакетика и произнес: "Стой-ка, это что еще такое? А ну, дай сюда." Я отдал ему большой пакет, а меньший остался у меня в трусах.
Они отвели меня обратно в комнату ожидания, и я попросился в туалет.
Мне отказали: "Нет, сядь и сиди." Через несколько минут мне все-таки разрешили: "Ладно, можешь сходить в туалет." Со мной зашел офицер и наблюдал, остановившись у двери. Как только я начал мочиться, он захлопнул дверь, оставшись снаружи. Я тут же достал пакетик, бросил в унитаз и помочился на него. Потом меня посетила мысль: "Какого черта? Я ведь итак спалился." Тогда я достал пакетик, промыл под струей воды, вытащил камень, отломил кусочек и использовал его по назначению. Затем запихнул остатки в пакетик, и спрятал его в карман рубашки.
Они закрыли меня в камере и ушли. Несмотря на это, у меня все еще оставался в кармане мой бумажник со всеми деньгами и парой кредитных карт. Я находился там в полном одиночестве, поэтому достал пакетик, свернул долларовую купюру и сделал пару дорожек. Минут через пять трое вернулись на повторный обыск: "Отойти от двери! Встать к стене!" Прямо как в кино.
Они ощупали меня снова, и на этот раз пакетик упал на пол. Это их сильно разозлило, поскольку они уже написали протокол, в котором указали вес 11,4 грамма, а новая находка выставила их идиотами. Полагаю, что они все-таки разорвали старый протокол и написали новый, потому что в бумагах, переданных моему адвокату, было уже 14,2 грамма. Что-то в этом роде.

Я продолжал надеяться, что все само-собой образуется. Однако, около 7 утра они повезли меня к федералам и сняли мои отпечатки пальцев, тогда я понял, что крупно вляпался. Когда они уже были готовы везти меня в тюрьму, федерал, сопровождавший меня сказал: "За дверью собралось огромное количество журналистов. Похоже, что кто-то дал им отмашку, а они только этого и ждали, не так ли?"

Пэт Дюшарм представил меня адвокату экстра-класса Гарольду Фриду, представлявшего много известных людей из Детройта. Я его называл Клубком. Хорошее прозвище для человека, у которого становилось все меньше волос. Гарольд был хорош. Когда-то он уже помогал мне с иммиграционными бумагами. Он ехал в свой офис и услышал о моем аресте по радио. Он приехал ко мне незамедлительно, поскольку мне нужен был представитель в суде. Окруженный журналистами, Гарольд принял весь напор журналистов на себя.

Дэни, Джефф и Энн ничего не предъявили. Их просто отправили домой. Я был спокоен за них.
Понимаю, что я облажался, но знаете, что было самым неприятным в этой истории? Две вещи: во-первых, они конфисковали мой джип и вытащили оттуда все, что было можно. После освобождения из тюрьмы я узнал, что сыну моего надзирателя Рика Лузвельдта, учившегося в Детройте в средней школе, один из знакомых предлагал купить динамики и усилители. Видимо, у этого парня кто-то из родственников работал в Федеральном Здании. Ребенок утверждал, что ему разрешили залезть в мой джип и взять большую магнитолу и усилители. Он хвастался сыну Рика: "У меня стереосистема Боба Проберта. Хочешь купить её?" Позже я получил счет за мобильный телефон, оказалось, что кто-то звонил с него несколько раз. Также пропали мои солнечные очки. Благо, что джип был зарегистрирован на моего знакомого, поэтому они были обязаны его вернуть. Пусть даже весь распотрошенный.
второе, что мне не понравилось – это комментарии некоторых моих одноклубников. Большинство из них думали, что я ушел навсегда. Стиви Айзерман заступался за меня: "Не думаю, что мы больше не увидим Боба Проберта." Некоторые отзывались обо мне довольно жестоко. Получается, что я защищал этих ребят, а они в благодарность поливали меня грязью. Помню, Жильбер Делорм заявил, что мне давали шанс неоднократно, а теперь меня нужно выкинуть из лиги навсегда. В следующем году он уже играл за Quebec, и я настиг ублюдка. Он был защитником, поэтому я подстерег его, когда он проезжал с шайбой за воротами, и со всего маху размазал его по борту. У него был выбит локоть, и он не смог доиграть тот матч, на что мне было абсолютно наплевать. Мне хотелось ебнуть ему за его ебучие комментарии. Не нужно говорить так о своем одноклубнике, чтобы не произошло. Можешь думать все, что угодно, но не озвучивай это в прессе.
Ли Норвуд тоже не мог держать язык за зубами. Он сказал, что если бы я к нему обратился, то он несомненно помог бы мне и оградил бы от неприятностей, будто он Супермэн или Господь Бог. Совсем не круто.

Между тем, Служба иммиграции и натурализации США настаивала на том, чтобы я находился под арестом вплоть до суда. Всей делегацией мы направились в зал заседаний, где Гарольд официально мог осуществить некоторые правовые маневрирования. В 1989 году у иностранцев не было права на надлежащую правовую процедуру, в отличае от американских граждан. Именно потому, что у меня была просто невероятная команда адвокатов, суд счел требование неконституционным. Меня освободили до вынесения наказания, чему мы все были несказанно рады, ведь все прошло именно так, как мы планировали. Чтобы избежать встречи с журналистами, мы воспользовались запасным выходом.
Мы похлопывали друг друга по спине, радостно восклицая: "Ура!", - и поздравляли друг друга с успехом, как вдруг, Гарольд сделал серьезное лицо и произнес: "Проби, притормози слегка. Разве ты не понимаешь, насколько все серьезно, и через что на довелось пройти?" Для меня это было так внезапно, словно ты сидишь на солнышке, а на тебя кто-то выплескивает стакан ледяной воды. Я закурил и сказал ему: "Клубок, улыбнись! Слышишь? Мы на свободе. Меня только что освободили. Мы выиграли. Мы выиграли!"
После вынесения вердикта и отбывания срока наказания, мне можно было продолжать играть в Штатах, вплоть до нормализации моего иммигрнтского статуса. Мой случай помог изменить законодательство для иностранцев – обычные граждане могли зарабатывать себе на жизнь, ожидая разрешения на иммиграцию, чтобы впоследствии могли переехать туда жить. Я рад, что что-то хорошее из этого вышло.

Я не хотел возвращаться обратно в Канаду, потому что обратно в Штаты меня бы уже не впустили, так что я пригласил Дэни после работы к себе в Штаты. Мы жили вместе. У меня не было машины, так что за продуктами мы ходили пешком. Через пару дней мы затарились под завязку в супермаркете Meijers и вызвали такси. В вестибюле было множество людей, часть из них смотрели на нас, а одна девушка подошла ко мне и спросила: "Ты Боб Проберт?"
Я улыбнулся и одобрительно кивнул: "Точно, это я."
Она посмотрела на меня и сказала: "Я хочу, чтобы ты знал, что ты позорище." Она просто разорвала меня на части прямо перед толпой. Её слова запали мне глубоко в душу, и мне было очень стыдно.
Через пару дней мы с Дэни зашли в бар Anchor. Мы играли в биллиард, и я пил пиво. К сожалению, этот бар находился прямо напротив издательства Detroit Free Press, и Кейт Гейв донес на меня в своей статье на следующий день. Служба иммиграции США стала настаивать на том, что мне необходимо обратиться в реабилитационный центр, потому что им все еще не давал покоя мой инцидент с кокаином. Они определили меня в Holly Gardens Treatment Center, неподалеку от Флинта.
Гарольд устроил все, чтобы меня направили в реабилитационный центр. Он считал, что суд учтет тот факт, что я становлюсь сильнее зависимости. Дэни было очень тяжело меня туда провожать. Что касается меня, то я не парился сильно насчет этой сделки. Конечно, я не горел желанием туда попасть, но она и вовсе проплакала всю дорогу.
Владелец Red Wings Майк Илич приехал навестить меня на своем лимузине и пригласил на обед. Мр. И поинтересовался моими успехами. Сказал, что команда поддерживает меня, и руководство сделает все возможное, чтобы помочь мне выбраться из всего этого. Рассказал, что комиссар Национальной хоккейной лиги Джон Зиглер, на данный момент, собирается вынести мне пожизненную дисквалификацию. Во время неофициальной беседы с ним, Мр. И встал на мою защиту. Я был очень признателен ему. Он был на моей стороне.
Дэни пирехала ко мне на выходные. Она привезла с собой ореховый пирог и домашние шоколадные печеньки для всех. По-началу все было замечательно, но потом я положил глаз на хрупкую белокурую медсестричку по имени Кэти. Странно конечно. Не сказал бы, что я жеребец, но полагаю, что многие сталкивались с такими барышнями, которые идут заботиться о людях, по собственному желанию. Может быть эти вещи взаимосвязаны, не считаете так? Как бы то ни было, мы с Дэни расстались. Казалось, что она этим ничуть не расстроена, потому что она периодически все еще встречалась со своим бывшим парнем Кевином. Позже у Кэти возникли неприятности из-за того, что она помогла мне с машиной, чтобы я смог выбраться в какой-нибудь бар, чтобы немного выпить с парочкой знакомых. Мы отыскали бар и хорошенько погудели. А потом я узнал, что эти двое были несовершеннолетними – лет по 16-17.
26 сентября 1989 в 2 часа дня решениме Окружного Судьи Патрика Дж. Даггана я был приговорен к шести месяцам заключения. Меня посетила мысль: "Не так уж все и плохо." Я думал, что есть шанс отделаться и вовсе условным сроком, потому что Гарольд представил все так, что закон преследует тех, кто продает наркотики, и все с ним согласились, что я использовал их исключительно для собственного применеия. Полностью аргумент не прошел, но направление было выбрано верное, и судья все-таки принял не столь строгое решение.
Я взглянул на Гарольда. На его глазах были слезы.
17 октября 1989 суд вынес окончательное решение по моему делу: три месяца в Federal Medical Center в Рочестере, штат Миннесота, три месяца в "доме на полпути", три года проб, $2,000 штрафа плюс расходы на $3,680. Вдобавок к этому, оплата тюремного места по $1,210 в месяц. Я должен был платить арендную плату тюрьме.
7 ноября Мр. Хитч зафрахтовал частный самолет для Гарольда и меня, и я отправился в тюрьму. Она оказалась похожа на общежитие. В моей комнате было окно и толстые тяжеленные двери, которые не закрывались до 11 вечера. До 6 утра анм предстояло быть запертыми. Могло быть и хуже. Неплохо бы конечно, чтобы там был бар.
Я был федеральным заключенным под номером 12211-309, носил тюремную одежду, ну или как вы её называете, вроде бы коричневого цвета. Я находлися там с евангелистом Джимми Беккером и главарем мафии из Мичигана Билли Гиакалоне. Тогда Джимми Беккер сфоткался с одним из знакомых заключенных – пять долларов за фотку на Polaroid. А потом огромный черный верзила отправил эту фотку своим родственникам, а те продали её National Enquirer, напечатавшим эту фотку с заголовком, говорившем, что они были любовниками в тюрьме. После этого Джимми перестал фоткаться. Он вообще был каким-то бесхарактерным. Он постоянно жаловался на то, как ему приходится изворачиваться, чтобы слезть с верхней койки. Как-то раз нам должны были поставить прививку, а он взял и расплакался. Я повернулся к нему и сказал: "Расслабься, приятель, не все так плохо. Это же не Джессика Хан."

Судя по слухам, Билли Гиакалоне был причастен к исчезновению Джимми Хоффа. Он и впрямь был крут. Кроме этого, он был фанатом Wings. Он советовал мне: "Слушай, Боб, если у тебя возникнут неприятности, или кто-то будет докучать тебе – просто возьми стул и сломай его об его голову."
На второй день, когда я стоял в очереди за едой, один из парней неожиданно влез передо мной. Я сказал ему: "Почему бы тебе не пойти в конец этой ебучей очереди, как делают все остальные?" Он обернулся ко мне и ответил: "Когда выйдешь отсюда, советую оборачиваться назад. Я знаю кое-кого в НХЛ." Я думал, что мы подеремся прямо в кафетерии, но он произнес это и пошел своей дорогой.
Я был немного озлоблен. Никто не пожелает оказаться в месте, подобном этому. Оказывается, тюрьма очень жестока для парня, который не любит сидеть взаперти. Я смотрел в окно каждый день, осознавая, что не могу никуда отсюда вырваться. Чертовски охото домой, когда видишь двойные заборы и постоянно курсирующие патрульные машины. К моменту моего освобождения у меня совсем не осталось ногтей.
Я просто ненавидел работу на кухне. За два дня до Рождества я мыл кастрюли и сковородки на кухне. Мне было невыносимо скучно. Я должен был составлять их на конвеерную ленту, потом другой парень их мыл, а третий сушил. Так что я вышел с кухни и присел в курилке. Как только я закурил, ко мне подошел охранник и произнес: "Слушай, сейчас не время для перекура. Возвращайся к работе."
Я ответил: "Хорошо, сейчас."
Он ушел, а я остался курить дальше. Он вернулся: "Ты все еще здесь? Я же сказал тебе, что еще не время перекура. Возвращайся к работе."
Я ответил: "За одиннадцать центов в час, вы можете засунуть эту чертову работу себе в задницу."
Он сказал: "Я правильно понял? Это значит, что ты не собираешься работать?"
"Я думаю, да," – ответил я.
Итак, он ушел и вернулся с конвоиром: "Пожалуйста, встаньте к стене." Я встал и подошел к стене. Они скрутили мне руки за спиной и отвели меня в сраную одиночную камеру за отказ от работы. Так они и делают – закрывают вас в одиночке, а потом ходят и наблюдают. Срок, который ты проведешь в этой камере, зависит от того, сколько дней ты отработал. Поэтому, если ты сидишь здесь, как в моем случае, то отработанные мною три дня из всей рабочей недели вычитаются, и тебе светит еще четыре дня. Я просидел там два дня до Рождества. Моя мама приехала навестить меня, поэтому помощник начальника тюрьмы (пожилая дама) разрешила освободить меня, вплоть до разбирательства по моему делу через неделю.
Когда моя мама приехала, то мы вышли на урицу, и я закурил. Помимо нас там был здоровяк со своей женой, они стояли, прислонившись к стене, прямо под камерами. Они стояли лицом друг к другу, как вдруг она приподняла юбку, и он стал трахать её. Мне стало не по себе. Это было так грубо, словно собачья свадьба. Мы быстренько вернулись обратно в здание.
На слушание меня пригласили в зал, где сидели три бабищи, считавшими себя самим Господом Богом. Одна из них поинтересовалась моим видением ситуации, и я рассказал, что случилось: "Я работал на кухне и сделал комментарий по этому поводу." Она зачитала мне из протокола: "За одиннадцать центов в час, можете катиться с этой работой куда подальше." Я поправил её: "Нет, не так. За одиннадцать центов в час, вы можете засунуть эту чертову работу себе в задницу." Бабищам это крайне не понравилось, и они впаяли мне еще недельку.

Не смотря на это, я приобрел кое-какой опыт. Теперь ты изолирован от основной массы. Тебя запирают с сокамерником. Первый мой сокамерник был осужден за убийство. Он и с приятелем находились у себя дома с кучей травы, а кто-то вломился к ним. Мой сокамерник сидел на диване с двумя девченками, а его приятель отлучился в ванную комнату. Двое грабителей стали угрожать им оружием.
Его друг выглянул из-за угла и выстрелил, убив одного из грабителей мгновенно. Затем вышел из-за угла и продолжил стрелять. Второй нападавший выскочил из дома и не пострадал. Так он мне рассказывал о произошедшем. Потом он резко сменил тему, и стал рассказывать мне про одного восемнадцати летнего индейца. Говорил, что у индейцев отключается мозг, когда те выпьют, поэтому он и подрался со своим лучшим другом, а потом достал нож и зарезал его. Ему дали четырнадцать лет. Пока я находился с ним в одной камере, я спал с одним открытым глазом.
У нас был час для прогулок. Наш двор был отгорожен от общего. На тебя надевали наручники и снимали их только на площадке. Разрешалось выкурить две сигареты, час поиграть в баскетбол и больше ничего. Я сходил с ума.
Мне запретили курить в течение первых трех дней, также как и моему сокамернику. Как мы выкручивались – взяли открытку, склеили её по краям зубной пастой, которую нам выдавали по утрам. Затем проделали отверстие в уголке, расплели свои носки, сплели длинную веревку, привязали открытку и стали забрасывать её к соседним камерам. Они складывали в неё сигареты и бросали нам обратно.
Однаждыохранник застукал нас за перекидыванием открытки, наступил на неё, оборвав веревку, и плакали наши сигареты. Как же дерьмово потом было! Тебе жутко хочется курить, ты закидываешь открытку, потом тянешь её к себе, а потом оказывается, что тебя поимели. По ночам забавно наблюдать в крохотное окно, как такие открытки летают туда-сюда. Люди добывают себе сигареты.
Здесь были по-настоящему изобретательные люди. Кто-то сделал самогонный аппарат. Кое-кто, кто работал на кухне, брали дрожжи, изюм, фрукты, воду и ставили вино. Ему нужно время, чтобы настояться, поэтому они поставили его в начале ноября. Кто-то из ребят сказал мне, что на Рождество охранники на многое закрывают глаза.
Люди постоянно достают наркотики контрабандой. Как-то один знакомый предложил мне пыхнуть: "Слушай, Боб, не желаешь присоединиться?" Мне оставалось сидеть всего неделю, так что я отказался: "Э, нет. Я пас." Как оказалось, я правильно сделал, потому что на следующий день у меня взяли анализ мочи. Его берут выборочно. Будет достаточно всего одного теста, показавшего наличие наркотиков в твоем организме, и тебе пиздец.

Тюрьма была довольно строгой, но не то, чтобы Alcatraz. Стиви Ай, Супи и Демер навестили меня в январе. Само собой, это попало в газеты. Стиви просто удивительный человек. Он никогда не сгущал краски. Он всегда мне желал наилучшего. Когда у меня случалси неприятности, он говорил журналистам так: "Что ж, надеюсь, Боб разберется с этим и будет еще сильнее." Когда меня арестовали, Демер назвал меня раковой опухолью. А после освобождения, сказал, что рак отступил. Забавно, как я перестал быть раковой опухолью для команды. Мне кажется, что он беспокоился о собственной заднице.
Исполнительный директор Wings Джим Лайтс приезжал навестить меня в Рочестер. Он назвал её Большой стеной. До этого он ни разу не был внутри тюрьмы. Тогда процедура досмотра была похожа на досмотр в аэропортах в наши дни. Достаешь все из карманов, проходишь через рамку, а потом тебя просвечивают рентгеном. Джим Лайтс говорил, что это было самым страшным моментом.
Джимми Ди также навестил меня. Он был холостяком. Он посвятил всю свою жизнь команде – правильно это, или не правильно, но так оно и было. Мне кажется, что парни, вроде меня, были для него как родные дети. Он потратил немало нервных клеток со мной. Некоторое время спустя, он рассказывал, что был рад увидеть меня в тюрьме, потому что после статьи о том, как я едва не разбился в автокатастрофе, боялся, что я умру от передозировки, или меня пристрелят из-за какой-нибудь телки. А если не из-за всего этого, то я бы наверняка разбился на своей лодке. Во всяком случае, он надеялся, что закон поможет мне больше, чем команда или реабилитационные центры.
Пожалуй, больше всего в тюрьме мне не хватало женщины. Взглянуть на попку. Женскую попку. Дэни отправляла свои фотографии, но так как они не доходили, мне приходилось подключать своё воображение. Фотографии были запрещены.

Я получил аттетсат о среднем образовании, пока находился в тюрьме. Я даже начинал заниматься по программе колледжа по курсу деловой переписки, но не закончил его. Я пришел на первое занятие, которое длилось четыре часа с одним 15 минутным перерывом, а так как я был курильщиком, то это мне очень не понравилось. Потом нам задали написать сочинение не менее, чем на четырех листах, несколько сотен слов к следующему дню. Я сказал: "Забудьте об этом," – и больше там не появлялся.
2 января 1990 я был приговорен к депортации из страны сразу по окончании моего срока прибывания в доме на полпути. Гарольду удалось получить для меня разрешение на право работы в Штатах. Однако, я не мог свободно пересекать границу, иными словами – покинь я Штаты, и меня больше никогда не пустят обратно.
Я жил в доме на полпути с начала февраля до середины апреля, но сначала меня направили на психологическое обследование в Бетесду, штат Мэриленд. Там было много психов. Меня всего обвешали проводами и вводили прокаин – обезболивающее. Я просто сидел в кресле, ловил невероятный кайф, и мне хотелось его еще усилить. Ради этого я притворился, что он на меня вовсе не действует. Результаты компьютерного обследования показали, что у меня синдром дефицита внимания и гиперактивности – СДВГ. Пэт Дюшарм считал эти заключения собачьим дерьмом. Он считал, что некоторые специалисты настолько зациклены на конкретном диагнозе, что могут найти его, хоть у камня, они находят его только потому, что усердно его ищут.
Газетчики пронюхали про это, и в одной из статей я прочитал, как один из журналистов назвал это "расстройством дефицита напряженности."

Врачи пытались пичкать меня различными препаратми, типа депакота или риталина, чтобы помочь мне сосредоточиться. Пока я был там, то закрутил с одной из медсестер, а потом она поехала со мной на неделю в Мичиган. Она была не такой, как все. Она была брюнеткой.
Я был приписан к офицеру по снятию проб Рику Лузвельту и помещен в Eastwood, центр лечения наркомании в городе Понтиак, недалеко от Детройта. Там было словно в гетто. Я посетил там 90 собраний А.А. за 90 дней и сдал море анализов.
Рик дал мне разрешение тренироваться с командой.
Wings были готовы допустить меня к тренировкам, чтобы я смог вернуться в строй к следующему сезону, но с этим сразу же возникли проблемы. Мне пришлось пройти много различных видов лечения в тюрьме, но директор хотел, чтобы я вернулся к начальной точке. Он аргументировал это так: если ты опустился на самое дно, то ты должен полностью избавиться от всего, что приобрел на этом пути, все свои качества, а потом заново построить себя с того момента, которого я еще не достиг. Я считал его конченым придурком. У нас было собрание, на котором решался мой допуск к тренировкам, а он взял и запретил мне.
Я позвонил Рику и сообщил, что уже готов выйти из дома на полпути. Рик возразил: "Оставайся там, пока я не приеду и не переговорю с тобой. Если ты просто уйдешь оттуда, то это будет являться нарушением условий испытательного срока, и они тебя опять потащат в суд. Боб, общество раздавит тебя." Итак, он приехал, и мы беседовали больше часа, придя к соглашению, что я могу вернуться на лед, поработав с "журналом." Теперь я должен был каждый день записывать мысли наподобие этой: "Однажды я смогу сконцентрироваться, стать свободным и счастливым, построить свое собственное дело."

Первые три недели я тренировался в одиночестве, мне помогал в этом Супи. Сезон подходил к окончанию – оставалось всего четыре игры, и наша команда не попадала в зону плей-офф. Wings надеялись, что я смогу им помочь, но нам предстоял разговор с Зиглером о снятии моей пожизненной дисквалификации. Он был настроен очень категорично.
В НХЛ существовало постановление, разрешающее комиссару пожизненно дисквалифицировать любого игрока собственным решением, минуя слушания, доказательства и любые доводы самого игрока. Мои адвокаты отправили ему письмо, обосновав, что это неблагоразумно. Также они намекнули, что это постановление было составлено бывшим главой Профсоюза Игроков Аланом Иглсоном, который постоянно шел на поводу у комиссара Лиги. Иглсону было наплевать на интересы игроков. Игроки не были защаищены от произвола, поэтому мы собирались подавать в суд.
За восемь месяцев со дня вынесения дисквалификации, Зиглер немного смягчил свою позицию. Он ответил, что не против проведения слушания, так что у меня появился шанс.
В начале марта в отеле Ritz-Carlton Southfield состоялась встреча с присутствием моей мамы, Джимии Ди, Мр. Хитчем, моими адвокатами, мною и Зиглером. Об этой встрече больше никто не знал. Она проходила без огласки. Зиглер взял организацию встречи полностью на себя, арендовав огромный зал для заседаний. Он был готов выслушать абсолютно все наши доводы. Мр. И был очень сдержан: "Мы хотим вернуть нашего Боба обратно. Наш клуб нуждается в нем, он необходим нашим игрокам. Это тот человек, который усердно работал в процессе своей реабилитации." Не помню, говорил ли он что-то еще, но эти слова подействовали.
Джимми Ди сказал, что в клубе знали о моих проблемах с алкоголем, но Wings даже и предположить не могли, что я на наркотиках. Несмотря на это, команды остро нуждалась в моем возвращении, так как я усерндо потрудился над реабилитацией.
Гарольд рассказал, сколько мне пришлось заплатить из собственного кармана, чтобы пройти курс реабилитации, а также, сколько денег я потерял во время заключения. И добавил, что мне было бы достаточно этих наказаний. Дюшарм припомнил, сколько игроков были пойманы на употреблении наркотиков, но никто не получал пожизненную дисквалификацию. Я сказал Зиглеру, что завязал, и что хоккей очень важен для меня. Сказал, что моё возвращение было бы ярким примером для ребятишек, что из любых неприятностей можно выкарабкаться.
Зиглер разрешил мне вернуться, сказав журналистам: "Основываясь на результаты наркологических тестов и результаты анализов, я полностью удовлетворен его нынешним состоянием. К тому же, утраченный годовой гонорар в размере $200,000, является достаточным наказанием."
Я не пил и не употреблял, и сильно переживал по этому поводу. Я так устал от всего этого лечения. По правде говоря, я не понимал, почему мне нельзя пить.
Рик Лузвельт считал, что мне надо бы потренироваться летом, посмотреть на реакцию болельщиков, и лишь потом вернуться на площадку. Он встречался с Судьей Дагганом, и тот поддержал нас. Это давало некоторую уверенность в беседе с директором клиники. Позже состоялась большая встреча с присутствием Рика, Джимми Ди, Супи, Жака Демера и Джимми Лайтса. Все единогласно говорили: "Считаю, что Боб готов вернуться, считаю, что Боб готов!" – и смотрели на Рика, понимавшего, что теперь все зависит от его решения. Рик знал, что Wings бились за попадание в зону плей-офф, а с финансовой точки зрения, попадание в матчи на вылет сулило немалые деньги. Он понимал, какое давление было на команду в связи со всем моим курсом лечения, он ругнулся: "Вот дерьмо," – и позвонил директору.
Директор попытался отфутболить его: "Ну, нет, он еще не готов, ему не следует возвращаться на лед."
Рик поинтересовался: "С чем это связано?"
"Это связано с тем, что он еще не закончил вести свой блокнот. Ему нужно дописать еще четыре страницы," – ответил директор.
"Вы не могли придумать что-нибудь поумнее?" – завелся Рик. "Вы считаете, что Боб не может играть только из-за тре-четырех недописанных страниц в блокноте?" – и положил трубку. Мне разрешили выйти на лед уже в завтрашнем матче против Миннесоты. Этот матч должен был состояться в четверг, а потом предстояли спаренные матчи с Чикаго – в субботу на Joe Louis Arena, и в Chicago Stadium в воскресенье. Я мог выйти на лед в домашнем матче, а в воскресенье я играть не мог, поскольку мне было запрещено выезжать за пределы штата.
Рик рассказал мне о новостях. Я был невероятно счастлив услышать его: "У меня для тебя новость, ты не сможешь играть. Понимаешь?" Я кивнул в ответ. Я все понял.
Часа за полтора до матча, мы приехали на стадион и встретились с Демером. Он сказал, что хочет увидеть меня на льду. Команда рисковала остаться на последнем месте в Дивизионе Норриса, и я несколько тревожился о своем возвращении. Столь долгое отсутствие напоминало о себе – как воспримет меня команда и болельщики?

Я выкатился на разминку 22 марта 1990, и болельщики встретили меня просто потрясающе! Газеты писали, что толпа скандировала: "Проби! Проби! Проби!" Это было замечательно. Люди были рады моему возвращению. Я хотел доказать, что являюсь частью всего этого. Миннесота забила несколько быстрых шайб, что омрачило публику, а потом я забил гол, который не засчитали. Это разозлило меня еще сильнее, и я попытался устроить заварушку. Но не думаю, что кто-то хотел, чтобы все накопленное мною за год отсутствия выплеснулось на него. Свой гол в этом матче я забил чуть позже. Публика сполна оценила это. У меня встал камень в горле, когда они меня приветствовали.
Поклонники Детройта более либеральны, нежели все остальные. Я слышал, как многие говорили, что сыты моими выходками по горло, что не хотят мириться с этим, но я считаю все это полнейшей чушью. Настоящие болельщики все понимали. Они писали мне письма, в которых рассказывали, что молились за меня и надеялись на мое возвращение. Поклонники Детройта очень великодушные люди, настоящие фанаты. Они любят хоккей. Балет на льду – это не их стиль.
Несмотря на поражение 5-1, все в раздевалке были рады моему возвращению. На следующий день газеты писали, что я прослезился, когда фанаты приветствовали мое возвращение. Не скажу, что я прямо-таки расплакался, но был слегка шокирован такому приему.
Я устал, но был счастлив. Мне казалось, что команда не хотела играть за Жака. Ни у кого не было искры в глазах. Несмотря на реальную возможность попадания в плей-офф и большую значимость оставшихся игр, я не чувствовал драйва в команде.

Рик разрешил мне выйти на лед в субботу, но ни в коем случае я не мог полететь на воскресный матч в Чикаго. Директор клиники был категорически против этого, он вообще был против моего появления на льду. Рик придумал, что мне нужно усердно пахать на тренировках. Тот, кто вкалывает по десять часов в день, семь дней в неделю просто не может думать об алкоголе или наркотиках. Гарольд позвонил Рику, объяснив ситуацию с недостатком игроков у Жака. Рик поговорил со своим руководством, и директор пояснил: "Что ж, под вашу ответственность, но так как Боб является нашим клиентом на полный курс, то ему придется потренироваться в воскресенье дополнительно, как вы считаете?" и Рик согласиглся: "Без проблем."
Он позвонил мне в дом на полпути утром в воскресенье и поинтересовался: "Боб, только между нами, как ты себя чувствуешь?"
Я ответил: "Немного устал."

Он продолжал: "Если ты действительно уставший и опустошенный, просто скажи, и я скажу клубу и прессе, что ты рвался в бой, но я тебе запретил играть. Никто не узнает об этом."

Я был настроен иначе: "Я хочу играть, я должен быть с командой." Рик ответил: "Замечательно, ты будешь."
Окрыленный этой новостью, я забил победный гол в субботу, сравнял счет в воскресенье, пусть мы и проиграли тот матч 3-2. Моя жизнь возвращалась в привычное русло.
Гарольд Фрид хотел оградить меня от неприятностей, поэтому познакомил с одним парнем из Детройта, спонсировавшем нашу команду. Его звали Рики Рогоу, но все называли его Big Daddy. Он владел рестораном в Западном Блумфильде, штат Мичиган, носившем название Big Daddy's Parthenon, славившимся невероятно вкусной греческой кухней. Big Daddy, Гарольд и я встретились в офисе Гарольда, и Big Daddy оставил мне свою визитку: "Звони. Я первым звонить н буду." Мы с ним встретились недели через четыре: "Эх. Ты мне так и не позвонил." Я пообещал, что вскоре позвоню. Недели две спустя, я ему все-таки позвонил. У меня было немного порядочных друзей, а Big Daddy всегда знал, как можно повеселиться.
Мы оба любили полакомиться. Как-то вечером мы впятером приплыли к нему в ресторан на моем катере. В их меню было порядка 25 различных десертов: пироги, мороженое, торты. Big Daddy взглянул на меня и поинтересовался: "Проби, как думаешь, мы осилим их все?" Я поддержал его идею: "Почему бы нет?" Big Daddy обратился к официантке: "Принеси нам всех по-одному." Она переспросила: "Вы серьезно?" Мы приговорили их все.
Когда я только познакомился с Big Daddy, я встречался с Джеки. В одно воскресное утро, после бурной ночки, я предложил: "Я знаю, где можно перекусить!" Мы прыгнули на мой Harley и поехали завтракать к Big Daddy. Я еще не был знаком с его супругой, которую тоже звали Рики, как и мою подружку. Рики открыла нам дверь в шортах и растянутой кофточке, вся взьерошенная и с двоими ребятишками. Она взглянула на меня в моей косухе и кислотных джинсах, на мою подружку в топике и белых сапогах и запречитала: "O, нет-нет, нет," – и захлопнула дверь. Я продолжил стучать в дверь: "Big Mama, Big Mama! Открой нам, открой нам!" В конце концов, она нас впустила, и это стало началом нашей прекраснейшей дружбы. Big Daddy и Big Mama стали одними из моих лучших друзей.

Тем летом я познакомился с Бэмби. Она была милой и игривой, у неё не было сисек, но была великолепная задница. Я был судьей на конкурсе гавайских красоток, в котором она принимала участие. Она была тренером по гимнастике. Бэмби хотела приучить меня к культуре, водила меня на The Sound of Music. Наши отношения продлились пару месяцев, а к Рождеству я снова стал встречаться с Дэни.
Дэни лишилась работы в Relax Plaza из-за инцидента на таможне. Её имя мелькало в прессе, и журналисты постоянно названивали ей на работу. Управляющему это не понравилось, и он предложил ей подыскать новую работу.
Я не мог поехать в Канаду, потому что таким образом департировал бы сам себя. Поэтому я остался в Детройте, ходил в качалку, катался на катере и получил несколько штрафов за превышение скорости.

Как только меня выпустили из тюрьмы, клуб захотел изменить мой образ в прессе. Вместо постоянной грязи, они стали писать обо мне хорошие вещи. Брали у меня множество интервью. Однажды, когда меня пригласили на радио, я позвонил Дэни, и еще двум другим девчонкам: "Я буду давать интервью по радио. Настраивайся на WRIF прямо сейчас."
Какой-то паренек позвонил и задал такой вопрос: "Слушай, Боб, а ты с кем нибудь встречаешься?"
Лучшее, что я мог придумать, было: "Да, я встречаюсь со своей старой знакомой."
Я думаю, что кто-то из них надоумел его спросить об этом. А иначе, с чего бы вдруг парень спрашивал меня об этом?

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

МНОГИЕ ПАРНИ ЗАНИМАЛИСЬ ЭТИМ

    То, что вас выбрали на драфте, еще не означает, что вы когда-либо заиграете в НХЛ. Следующий сезон я опять провел в молодежке. Я не думал, что снова буду жить у прежних хозяев, но тренер позвонил им с извинениями, и они опять меня приютили. Недолго музыка играла. Я пришел с посвящения изрядно поддатый, и они позвонили тренеру. Пришлось мне переехать к владельцу нашей команды Alexanders Джеку Робильярду. На самом деле, не только мне, но и моему одноклубнику Бобу Пирсону. У Джека был потрясающий дом – с крытым и открытым бассейнами, невероятно большой дом с огромным участком. Чего у него только не было – ты могли кататься на снегоходах и машинах. Это было потрясающе. Он и его жена почти никогда сюда не ходили. У них в доме жила горничная, но нам пришлось съехать оттуда.
Нет, я не спал с горничной, но как-то раз переспал с хозяйкой. Она на меня запала. Её муж так и не узнал об этом. Она выглядела лет на шесть старше меня, у неё были большие красивые глаза, но она была малость полновата – несколько грушевидная. Она вечно меня подкалывала: "Давай же, большой мальчик, почему бы тебе не позаботиться обо мне?" В конце-концов однажды я ей ответил: "Окей." Она поманила меня в свою спальню и легла на кровать. Мы начали играть, потом одно за другим и в итоге занялись сексом прямо в их постели.
После этого у меня была только одна мысль: "Вот блять! Нахуя ж я это сделал?" – я не переставал тревожиться по поводу её мужа. Мы с ним были знакомы, и он был отличным парнем. Становилось все хуже. Она стала геморроем для меня – подначивала меня, делала так, чтобы мы остались с ней наедине, поэтому я решил познакомить её со своим приятелем, еще одним любителем выпить. Он был с ней вежлив, делал ей комплименты, в итоге у них завертелось. Я был очень рад выйти из сложившейся ситуации.
Один мой приятель занимался сексом со многими хозяйками. Многие юниоры занимались этим – трахали хозяек. Да и сейчас происходит то же самое. Одна знакомая пара поселила у себя двоих хоккеистов, жена стала регулярно заниматься сексом с одним из них, а парня это полностью устраивало! Когда я рассказал эту историю своей супруге Дэни, она спросила: "Может и нам приютить парочку из Spitfires в следующем году?"
У нас была жесткая команда. Тодд Френсис был бойцом, Шейн Корсон любил похулиганить, вдобавок был я и еще парочка таких же ребят. Физически крепкий, жесткий коллектив. 

    Шейн был первым, кого выбрали Brantford на драфте 1983 года. Осенью он заявился в лагерь на новеньком Camaro Z28. Этот засранец был таким дерзким, что после тренировки Тодд пошел и насрал на капот его новенькой тачки, чтобы поставить его на место: "Ты понимаешь, что ты мудак? Здесь такое не проканает." Вот так вот взял и насрал на капот его новой тачки. Шейн не знал, кто это сделал. Конечно, это его не изменило. Шейна опустили, но он перевел все в шутку. Он вытер капот салфетками, как ни в чем не бывало: "Ха-ха, лохи! Ну, подождите, я найду, кто это сделал!" Таким был Шейн. Несмотря на это, у нас было много хорошего.
Мы показывали неплохой хоккей в том году. На трибунах собиралось порядка двух тысяч болельщиков. Фанаты меня любили, а тренер Дрейпер вечно гонял меня, чтобы я больше бросал по воротам, а не только отдавал передачи. В пятом матче сезона, 1 октября 1983 против Oshawa Gener¬als, я сравнял счет за пять минут до окончания матча. В прошлом году Generals играли в финале Memorial Cup против Portland. У них играл Дэйв Гэнс, венцом карьеры которого оказалось чаепитие с руководством Los Angeles Kings, хотя в сезоне 83-84 он смог набрать 132 очка. Также у них был Дэн Грэттон, задрафтованный L.A. в первом раунде в 1985, проведя за них всего семь игр, он вернулся обратно. Джон МакЛин провел часть сезона в составе New Jersey Devils. За свою карьеру в НХЛ он забил более 400 голов. У них был классный вратарь Кирк МакЛин. Он отыграл пятнадцать лет и в 1994 году играл в финале Кубка Стэнли со своими Canucks. Также у них играл Майк Стерн. Мы с ним были приблизительно одних габаритов, и наша статистика была похожа. В том году он набрал 76 очков и 118 минут штрафа, а я 73 и 189 соответственно. Я играл в одном звене с Шейном и Тодом, и у нас была прекрасная химия. Трое огромных силовиков – Шейн 188 см и 82 кг, Френсис 185 см и 95 кг. Мы запирали команды в их собственной зоне. К 28 октября, когда мы встречались с Belleville Bulls, я уже успел забить семь шайб и провести пару отличных боёв. У нас было принципиальное противостояние с Belleville, и мы обыграли их 4-2 в тот вечер, так что Хэллоуин они отмечали без настроения.

      Помню одного паренька, кажется это был Али Буторак, защитник. Он был невысокий, но крепкий. Проезжая мимо нашей скамейки, он выслушал много интересного о себе, потому что мы любили запугивать соперников. Но и Belleville были тоже не промах, поэтому такое могло случиться только в игре против них. Так вот, двое наших парней – габаритный защитник, но не боец Роб Моффат, а также форвард Даг Стюарт схватили его, затащили на нашу скамейку и стали крутить его, устроив ему карусель. Боб плюнул Али в лицо, и их скамейка моментально опустела. Тодд повернулся ко мне и сказал: “Ну что? Понеслась!”, - он перепрыгнул через бортик, следом за ним последовали Шейн и я. Мы с удовольствием подключились к этому делу, как и многие другие парни. Даже наш вратарь Крис Пьюси бросил ворота, чтобы схватиться с их вратарем Крейгом Биллингтоном. Нас было меньше, поэтому трое игроков Belleville сцепились с Тоддом. Они разделались с ним в бандитском стиле – двое его держали, а третий бил его как боксерскую грушу, в итоге Тодд получил серьезную травму глаза. Восьмерых из нас удалили до конца матча, и одиннадцати нашим пришлось доигрывать тридцать минут матча. Не смотря на это, мы выиграли тот матч. Я думаю, что этот бой сплотил нас.
Я вышел на следующий матч с огромным количеством адреналина. Полагаю, это из-за того, что мы играли в Виндсоре. Я забил пару голов без ассистентов в ворота Spitfires. Мы вели в одну шайбу, и я решил сделать так, чтобы они не смогли отыграться. На следующем вбрасывании я устроил небольшую потасовку, после чего моего соперника увезли со льда. На мне не было джерси, поэтому я поехал на скамейку штрафников с голым торсом, и вся моя семья и все мои друзья сходили с ума.

    
       Пару дней спустя я сделал свой первый хет-трик в матче с Sudbury Wolves. Хоть я и неплохо играл впереди, Зиппи постоянно ругал меня за возню с шайбой. Он говорил, что я стараюсь подойти слишком близко к воротам. Я работал над своим щелчком, и 9 декабря в матче против Kitchener Rangers забил в овертайме метров с 7,5. Мы на очко отставали от лидера дивизиона Эммса. Помимо Корсона, Стюарта и меня у нас играл Майк Миллар, забивший 50 голов в том сезоне, потом он поиграл за Hartford, Washington, Boston и Toronto, прежде чем закончить карьеру в Европе. Также у нас в составе играл защитник-универсал Брюс Белл, поигравший в НХЛ в основном в Quebec и St. Louis. Когда я был на хорошем счету и хорошо себя чувствовал, то непременно развлекался. Бесплатные напитки и женская компания всегда были обеспечены.
Тридцать пять голов очень прилично для бойца, поэтому меня и выбрали в команду дивизиона Эммса на матч звезд ОХЛ в Гуелфе. Туда же позвали наших вратарей Бестера и Пьюси, а также Белла. Тренером назначили нашего тренера Дэйва Дрейпера. Я накачался вечером, а когда я в таком состоянии, то становлюсь дерганым. Мы полным составом были в местном баре университета в Гуельфе, и парочка из нас немного перестарались. Белл и я жили в одном номере, и по какой-то причине нас никто не разбудил, либо мы не услышали, поэтому мы опоздали на раскатку. Мы потренировались, но пропустили фотосессию, чем несказанно огорчили тренера Дрейпера. Он пришел к нам в комнату, высказав все, что думал по этому поводу.

       Зиппи всегда был добрым и честным. Он велел нам съездить домой на недельку и подумать как жить дальше, хорошо подумать чего мы хотим добиться, потому что мы оба были задрафтованы клубами НХЛ. Осознать, что мы серьезно напортачили. “Когда вы вернетесь, то все начнется с чистого листа. Я хочу, чтобы вы играли и держались подальше от неприятностей”, - добавил он, и отправился сделать несколько звонков.
Я знал, что добром это не окончится. Джимми Ди из Wings собирался посетить этот матч, также сюда собирались скауты из Quebec, чтобы посмотреть на Брюса. Мои родственники уже выехали на этот матч. Зиппи позвонил Шейну Корсону и Джону Мюленброксу, еще одному представителю нашего руководства. Они заменили Брюса и меня на ребят из Guelph – Джима Мэйна и Тревора Штайнбурга.

    Джимми Ди сходил с ума от злости. Сказал, что выбрал меня, увидев во мне потенциал, даже несмотря на посредственные показатели в первом сезоне среди юниоров. Невероятно, что я ветрено отношусь к возможности выступления за Wings и выставляю его в дурацком свете. Зиппи решил еще сильнее меня проучить и отправил меня домой еще на недельку.

    Мы финишировали вторыми, отстав от Kitchener на двадцать пять очков. В плей-офф мы снова столкнулись с Soo Greyhounds и опять им проиграли. Я был третьим в команде по показателям – 35 голов, 38 передач, в сумме 73 очка в 65 матчах, следом за Милларом (50-45-95) и новичком Джейсоном Лёфренье (24-57-81). Несмотря на отстранение от команды, летом 84-го меня пригласили в тренировочный лагерь Wings. Я мог еще один сезон отыграть в юниорской команде, поэтому они меня опять спустили.

     Летом Alexanders переехали в Гамильтон и сменили название на Steelhawks. Дрейпер остался на тренерском посту. Он был очень хорошим специалистом, отличным учителем для подрастающего поколения. Он всегда был готов выслушать тебя и, казалось, что никогда не таил обиды. Мы ни раз разговаривали с ним по душам. Он говорил, что мне необходимо измениться, потому что некоторые ребята, глядя на меня, пошли по наклонной. Сказал, что собирается натянуть вожжи. Ему было известно о дерьме на машине Шейна, и он не хотел видеть повторения чего-то подобного, так как это неуместно. Также он запретил дедовщину. Иногда новичков закрывали в туалете автобуса голыми, играли в перетягивание каната шнурками своих же коньков, обмотанными вокруг члена, ну и всякие глупости вроде этих. Но были такие традиции, которые нельзя было отменить. Когда ты приходишь в юниоры – с тебя должны сбрить все волосы на теле – я через это прошел, даже Гретцки это делал, а теперь Зиппи хотел избавиться от этой традиции. Разумеется, я поспорил насчет её запрета, но он сказал, что мы никоим образом не можем их брить, и надеется, что пропуск матча звезд стал для меня хорошим уроком, и что я повзрослел.
Я провел первые четыре матча на спаде. Я пытался собраться, не гулять по ночам. Потом у нас было посвящение, на котором все нажрались и решили продолжить традицию бритья. Для меня это обернулось горячей беседой с тренером и очередной поездкой домой.

     Я сильно не сопротивлялся, но мне не понравилось, что он поливает меня грязью в прессе. Он рассказал Теду Биару, спортивному редактору Brantford Expositor, что собирается найти мне другую команду для меня: "Мы достаточно натерпелись от него за эти годы… Хватит." Я смотрю на эти старые статьи и думаю: "Сколько же дерьма он наплел журналисту о своем девятнадцатилетнем игроке." Зиппи заявил Джимми Девельяно, что я нережимщик, что ему надоели мои штучки, и что я ни под каким предлогом не вернусь в Гамильтон. Джимми Ди не захотел оставлять меня в подвешенном состоянии, растерявшем форму и влипшим в неприятности. Он решил подписать со мной профессиональный контракт, пока я ждал обмена в другую юношескую команду. Я нанял адвокатом Донни Михена, и 1 октября 1984 года я подписал трехлетний двухсторонний контракт с возможностью продления на четвертый год. Если я буду играть в НХЛ, то моя зарплата будет $65,000, затем $70,000, $80,000 и $85,000. В низших лигах моя зарплата будет снижена до $25,000. Если бы я перешел в другой клуб Хоккейной Лиги Онтарио, мне пришлось бы заплатить $5,000.
Я отправился в Детройт и начал тренироваться под руководством тренера Wings Ника Полано. Я был в отвратительном состоянии, еще не готовый присоединиться к Шоу. Я не мог принять передачу, я спотыкался об фишки, потому как не мог нормально кататься. Я очень нервничал – видели бы вы мои ногти. Я выглядел глупо, и мне было не по себе, но ребята меня приняли. Я дополнительно тренировался на льду, тренировался вне льда: работал с грушей, с тяжестями, тренировался на выносливость – делал всё, чтобы выйти на новый уровень.
До этого момента я не понимал, как на самом деле нужно готовиться. Большинство парней, из тех, с кем я играл в юношеских командах, были задрафтованы, но навечно прописались в низших лигах. Не подумайте, но я говорю о действительно выдающихся игроках. После тренировочного лагеря с Wings и разговора с Джимми Ди, для меня зажегся зеленый свет. Играть в НХЛ стало для меня реальной возможностью.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

ЗДОРОВЯК С ЗОЛОТЫМИ РУКАМИ

Мне приятно осознавать, что я хороший распасовщик. Это было моей проблемой – вместо того, чтобы бросить по воротам - я отдавал передачу. Я просто любил создавать голевые моменты для партнеров. Нет ничего приятнее, чем наблюдать, как твой одноклубник реализовывает созданный тобой момент.
У меня были удачные сезоны и хорошие тренеры, знавшие как использовать мой талант. Не многие получают такой шанс. Я считаю, что ты хорош на столько, насколько от тебя этого требует тренер, а вдобавок к этому у меня всегда был кураж. Это и позволило мне играть в НХЛ. Я видел много талантливых ребят, но у них не было такой напористости, таких горящих глаз.
Моим первым тренером был Рик Кранкер. Просто замечательный человек. Мы с ним постоянно сталкиваемся по всему городу. В возрасте десяти-тринадцати лет я постоянно был одним из лучших в моей команде. Мне повезло, что я был всегда сантиметров на тридцать выше, чем все остальные парни. Не многие обладали моим ростом, что позволяло мне постоянно оставаться в числе двух-трех здоровяков. Мне это было понраву. Единственное, что мне не нравилось - мои большие ноги. Меня смущали мои лапы 45-го размера, поэтому я всегда покупал обувь на размер меньше и втискивался в неё.
Сейчас меня это не беспокоит.

Мой брат Норм старше меня на год. Мы вместе с ним начинали играть в хоккей, а потом его позвали в местную юношескую команду Windsor Spitfires, что, в принципе, и стало завершением его хоккейной карьеры. Ему просто не повезло с командой. У Spitfires в том году был очень сильный состав, и они вышли в финал Хоккейной Лиги Онтарио. Тогда он не получил столько игрового времени, сколько бы мог играть в любом другом сезоне. Он старался проявить себя, отыграв сезон за команду колледжа Сент-Клер в Виндсоре. И, я полагаю, что для него была большим ударом эта неудавшаяся попытка. А потом у него были проблемы с выпивкой и наркотиками.
Я пью долгое время. Впервые я напился в четырнадцать лет. Мы собирались на вечеринку к тете в Мичиган, и отец взял с собой ящик пива – американское баночное пиво разных сортов. Schlitz, Budweiser, Pabst Blue Ribbon. Я выгружал их в холодильник, размышляя: "Интересно, какое оно на вкус?" Я взял и выпил одну. Ничего не произошло. Я выпил еще и еще. Выпив штук пять, мне стало кайфово, а потом совсем накрыло. "Вот это да!" - подумал я, понимая, что мне лучше убраться в свою комнату, прежде чем кто-нибудь увидит меня качающимся и спотыкающимся.
Той ночью я все вокруг заблевал, потому что когда мама утром пришла меня будить, то спохватилась: "Что происходит? Что с тобой?" У меня и по сей день бывает аллергия на рыбу, поэтому я свалил все на тунца. Я рассказал ей, что прошлым вечером ел у приятеля тунца на ужин. Я был горазд на выдумки. Мама купилась на это, и с тех пор очень переживала, если я ел тунца.

Мне несказанно повезло, что я легко мог в любое время вызвать у себя рвоту. Выпить пару банок пива с тех пор было для меня в порядке вещей. это стало моей зависимостью. Отец смотрел телевизор, мама спала, а я пробирался в гостиную или на задний двор и втихаря пил. Я выпивал 4-5 банок, потом прятал их, а на следующий день избавлялся от улик. Мне понравилось напиваться. По-настоящему понравилось.
Я стал болтаться на улице, познакомился с парнями, которые также были не прочь выпить. Сначала мы закатили пивную вечеринку на все выходные, после неё я не пил недели три. Мы стали собираться все чаще и чаще, а потом это стало происходить каждые выходные, а потом дважды в неделю. Это не мешало мне играть в хоккей. Мы условились не пить перед играми. Как насчет после? Да, запросто. Могли пить вечером, а на следующий день играть. Но когда ты настолько молод, то тебя на утро это не тревожит. Помню как отец напился, узнав о моих пристрастиях, но воспринял все гораздо легче, чем мог бы, из-за проделок Норма. После вечеринки в честь окончания своего последнего сезона в юниорах он расхлестал машину. На этом фоне все мои проделки казались шалостями.
Как-то вечером я возвращался домой с вечеринки, мне тогда было лет 16, навстречу мне проезжали черно-белые. Я взял и побежал от них через газон. Они включили мигалки и начали меня преследовать, чтобы задержать меня. Перепрыгнув через пару заборов, я побежал к школе, полагая, что полицейские не смогут проехать в школьный двор на машине. Однако, они вызвали подкрепление и окружили меня.
После задержания меня допросили и отпустили. Самое забавное, что им не в чем было меня обвинить. В том, что я бежал по улице? Я не знаю почему побежал. Я просто не любил полицейских. Если бы я так поступил сейчас, то они наверняка получил бы заряд из шокера. Мне приходилось испытывать подобные ощущения, и, знаете, есть гораздо более приятные вещи.

Мне было на многое наплевать. В 9 классе я прогуливал половину уроков, с того времени мои оценки покатились вниз. Зато с хоккеем все было в полном порядке – я был нападающим в юношеской команде Club 240, и родители за мной особо не следили. Во мне было 188 сантиметров росту и 90 килограмм веса, и я продолжал расти, вдобавок ко всему у меня были кое-какие способности. Я мог овладеть шайбой, отодвинув от неё соперника, и вдобавок неплохо владел клюшкой, что давало мне несколько очков вперед.
Я считаю, что самое лучшее в хоккее – это команда, твои одноклубники.
К тренировкам я относился не достаточно серьезно, насколько мог бы. Я никогда не работал над своим катанием, а также не тренировался вне льда. Когда мне было шестнадцать, мы поехали на турнир в Ванкувер. Это была очень насыщенная поездка. Я нарушил закон, потерял девственность с девушкой старше меня, а также заставил скаутов обратить на себя внимание.
Я сделал всем фальшивые удостоверения, поэтому мы могли спокойно покупать сколько угодно спиртного. Это было очень умно, учитывая, что тогда не было компьютеров. Я купил переводные буквы в ремесленном магазине, заполнил карточки на всех своих друзей, расписался, вклеил школьные фотографии, в углу красным написал АЛЬБЕРТА, вписал рост и вес, а потом заламинировал их. Удостоверения получились точь в точь как студенческие. Никто никогда не усомнился в их подлинности. Это было потрясающе.
Руки у меня росли оттуда, откуда надо – не то чтобы я был мастером на все руки, но сообразить, как сделать что-то не очень несложное, я мог. Удостоверения позволяли нам покупать выпивку и посещать бары. Мы встретили нескольких девчонок возле нашего отеля. Они выглядели очень крутыми. Среди них была одна прелестная блондинка. Хоть она и была грубоватой, но мне она показалась интересной.
Она была первой девчонкой, которую я видел обнаженной. Она сняла трусики и протянула мне презерватив. Конечно, я видел фотки голых женщин в отцовских журналах, но на этот раз все было наяву. Вернувшись в свой номер, я показал своим соседям по комнате большой палец, но чувствовал себя при этом неловко. Я ей не заплатил – у меня и денег-то не было. Она не была рабочей девочкой, просто была хорошо подготовлена.
В соревнованиях принимало участие несколько солидных команд, и, видимо, пиво и секс помогли мне помогли мне попасть в символическую сборную турнира. Скауты взяли меня на заметку, и в следующем 1982 году меня пригласили в основную юношескую команду Brantford Alexanders. В начале тренировочного лагеря мне было немного не по себе. Ребята выглядели такими чистюлями, будто они церковнослужащие, что заставило меня забеспокоиться. Однако, как только родители испарились, мы развели огромный костер и выпили несколько упаковок пива. У меня отлегло.
Весной 1981 отец получил ранение. Мы с мамой были дома, когда он вернулся со службы. Его нога была вся в крови, и он с трудом мог говорить. Мама крикнула мне: "Бобби! Бобби! Папе плохо!"
Вся его левая сторона онемела, и он так и не смог больше полностью восстановиться. После того случая я как бы избегал его, за что постоянно себя корил. Нам было стыдно приглашать к себе друзей, потому что мы не хотели, чтобы отца видели таким. Он был уже не тем как прежде. Он был слаб, ему было тяжело ходить и разговаривать. Он просто сидел перед телевизором, он стал тенью того, кем был раньше. Он был очень расстроен и зол сам на себя, я думаю, что именно поэтому он так сильно отгородился от нас. Он всегда говорил мне, что слабость ужасная вещь.
Год спустя он получил еще одно ранение. Лежа на больничной койке, он выглядел очень слабым. Лицо его было серым, а губы белыми. Он вспоминал о Брэнтфорде, велел мне держать коньки заточенными, а также подстричься. Пару часов спустя он впал в кому и умер. Я не плакал. На следующий после его похорон день я явился на сборы. Я миллион раз читал о том, что все мои проблемы связаны с тем, что мой отец умер, когда мне было всего семнадцать. Люди всегда искали какие-то причины. Ладно, если бы в них была доля правды, но ведь нет. Я так толком и не смог найти ответ на этот вопрос. Мне говорили, что у меня синдром Мэрилин Монро – страх перед успехом. Или то, что я не мог справиться с популярностью. Но это все чушь собачья, потому что я пил задолго до того как стал популярным и задолго до смерти отца. Когда у меня все получалось – я праздновал, и немного увлекся развлечениями. Мне всегда хотелось чего-то большего, понимаете, о чем я? Зачем что-то делать слегка? Делай на всю катушку! Разве я не прав?

Тот год я жил в семье вместе с нашим вратарем Алланом Бестером, который потом играл за Toronto Maple Leafs. Хозяйке было двадцать девять, а её мужу сорок два. Первый год оказался отвратительным, поскольку мне было всего семнадцать и я пил. Мне нравилось быть либо под кайфом, либо пьяным. Я был очень тихим и застенчивым, но пьянство меня очень изменило. С одной стороны, я мог общаться с девчонками, но оборотной стороной медали оказалась алкогольная зависимость. Я не мог ограничиться одной-двумя банками пива. Если я их выпивал, то потом я выпивал еще двенадцать. Не забывайте, что у нас не обычная работа с девяти до пяти. Мы проведем пару часов на катке, к полудню закругляемся, идем куда-нибудь обедать, а потом отрываемся.
На вечеринке в честь окончания сезона я подрался в баре и получил рваную рану, которую пришлось зашивать в больнице. Оттуда я двинул в другой бар и позвал официантку к себе домой. Мы пробрались в подвал дома моих квартиродателей, где мы в итоге и отрубились. На следующее утро я проснулся, услышав, что хозяйка занимается уборкой. Мы спрятались под кучей старых матрасов, единственное, о чем я тогда думал: "Вот отстой! Если она нас увидит, то мы встряли."
Хозяйка поднялась наверх, чтобы отнести белье, а я потихоньку вывел официантку через заднюю дверь. Ей было двадцать один или около того – немного старше меня, симпатичная высокая блондинка. Почему она тогда пошла со мной? Может быть, она пожалела для меня. Я был весь в швах и перебинтован. Кто знает? Я не из тех, кто очаровывает девушек словами вроде: “Я люблю тебя, твои глаза словно…”, - и тому подобное. Может потому что я не был слишком серьезным. А может потому что у меня вьющиеся волосы.
Как я уже сказал, я вывел её и думал, что на этом всё окончено, но хозяйка услышала, как в подвале закрылась раздвижная стеклянная дверь. Выглянув в окно, она увидела удаляющуюся девушку. Она притопала вниз и заявила: "Что за дела? Какие девочки?"
Она позвонила своему мужу, а когда он вернулся домой, то они сообщили об этом в клуб. Там мне сказали, что раз сезон уже все равно окончен, то они отправляют меня домой. Хозяин дома отправил моей маме письмо, в котором говорилось, что он бывший алкоголик, и что у меня, скорее всего, проблемы со спиртным, и возможно мне требуется помощь.
Полагаю, что к тому времени я уже был алкоголиком. Когда мы только начинали пить, то нам хватало упаковки на четверых. Потом мы стали брать упаковку из 18 банок на двоих. А потом и 24 на двоих. Итак, мне было восемнадцать, я выпивал по 12 банок за вечер, а мог выпить 16 и не отрубиться. Мы вечно соревновались, кто пьет сильнее остальных. И всегда побеждал я. К 17 годам я был внушительных габаритов - 195 см роста и больше 90 кг веса – здоровяк, который пьет сильнее всех. Это было круто.
В тот первый сезон за юношескую команду меня отстраняли от игр. Моим тренером был Дейв Дрейпер по прозвищу Зиппи. Он узнал о наших внеклассных мероприятиях со спиртным и отправил домой меня и еще одного нападающего Терри Маки. Терри и я просто общались с компанией симпатичных девчонок, а кто-то распустил слух, что они не прочь покурить травки. Я никогда не был заядлым курильщиком травки, и хотя меня много за что можно было отстранить от игр, но только не за это. Тренер даже слушать ничего хотел, заявив, что с него достаточно.
Я отправился обратно в Виндсор, хорошо это отметил, а через неделю снова вернулся на лед в составе Brantford. За это время я успел побывать в школе, чтобы познакомиться с девчонками и провести время с друзьями. У меня был завал по всем предметам – я ни разу не открыл учебника. И кое-как ходил на уроки. Зиппи предоставил мне выбор – либо учиться, либо вытащить свою задницу из постели и вернуться на площадку. Я бросил школу и каждый день в 9 утра как штык был на площадке. Я так и не закончил среднюю школу.
В том году у меня состоялся первый удачный бой. Я сошелся с бойцом из Kingston, одним из ударов я хорошенько попал, вырубив его. В лиге стали поговаривать, что я очень жесткий игрок. Сейчас я не такой злой. Нужно постараться, чтобы вывести меня из себя. Но если меня вывести, то аккуратнее, потому что я зол, и если дойду до точки кипения, то у вас будут проблемы. Я заметил, что меня стали объезжать стороной, и уяснил, как нужно действовать, чтобы защитить моих партнеров, и эта роль была по мне.

Я был очень удачлив. Я был самым высоким в лиге, поэтому меня было сложно достать. Я использовал это преимущество, развивая свою технику. Мне нравилось захватить соперника за майку или за наплечник и удерживать его. Потом я отводил голову назад, так что он не мог меня ударить. Затем я наносил удар.
Он не мог меня достать, потому что был очень далеко – на всю длину вытянутой руки и еще несколько сантиметров, потому что голова отклонена, а я мог его достать. Много раз этот подход вылетал в трубу, и я говорил себе: "Окей, надо сделать вот так и так," - а когда доходило до дела, то я все забывал и делал все как обычно.
Драки являлись для меня частью игры. Многие катались значительно лучше меня. Они не были такими огромными, зато более быстрые и техничные, поэтому драки были единственным способом пробиться в серьезные лиги, то за счет чего я мог получить время на площадке.
Я лишился передних зубов после окончания первого сезона в юниорах, но не в драке. Уже два дня как я был дома и играл в хоккей на коробке, когда мой мой сосед Рон Санко отдал мне пас, а я неудачно принял шайбу. Черенок клюшки попал мне прямо по зубам, выбив один совсем, а другой - сломав наполовину. Это было отвратительно, потому что я только-только вернулся домой и на следующий день собирался пойти в школу, повидаться с друзьями. Мне было очень неловко.
В первый год я забил 12 голов, отдал 16 передач и заработал 133 минуты штрафа в 51 матче. Мы финишировали четвертыми в дивизионе Лейтона Эммса, названного в честь генменеджера Boston Bruins, владевшего юношескими командами в Barrie и Niagara Falls, и подписавшего Бобби Орра, и вышли в плей-офф. В восьми матчах я забил две шайбы, сделал две передачи и получил 23 штрафные минуты. Мы уступили в полуфинале дивизиона команде Soo Greyhounds.
В июне того года на драфте НХЛ генменеджер Детройта Джимми Девельяно выбрал меня в Red Wings в третьем раунде под общим сорок шестым номером. Он сказал, что для него решающим оказался бой, который я выиграл из безвыходного положения. Филадельфия также проявляла ко мне интерес, но в итоге я оказался в Детройте. Я не мог в это поверить. На драфте ОХЛ меня не выбирали аж до семнадцатого раунда! Джимми Ди увидел во мне игрока сродни Кларку Жилле – здоровяк с золотыми руками. Он был единственным, кто настойчиво хотел меня выбрать. Полагаю, что смерть моего отца заставила его настороженно отнестись ко мне. Но с другой стороны, он выбрал меня, потому что Детройт собирался строить команду на будущее, чтобы вдохнуть надежду в болельщиков. В 60-е они четырежды доходили до финала Кубка Стэнли, а в 70-е их стали называть мертвецами. Собрать шесть тысяч зрителей на трибунах для них было большой удачей. За семнадцать сезонов, начиная с 1966-67 и до 1982-83, они лишь дважды выходили в плей-офф.
В сезоне 1983 года, Wings обрели нового владельца Майка Хитча и провели невероятный драфт. В четырех раундах они выбрали Стиви Айзермана; во втором взяли правого крайнего Лейна Ламберта; в третьем меня; в пятом – левого крайнего Петра Климу и защитника Джои Кочура; и в десятом – Стю "Мрачнаю Косилку" Гримсона.
Джимми Ди устроил пресс-конференцию с новичками команды. Wings была необходима реклама. Когда Стиви, Джои, Клима и я начали играть, то большинство парней не могли воспользоваться своей квотой на свободные билеты – некому было раздавать. Я защищал Стиви Ай. Он был ниже меня на 15 см и на 20 кг легче меня. Он был очень серьезным. Знаете, даже не всякий сокамерник будет травить с тобой байки и смеяться над ними, а в Стиви Ай было что-то такое, что мне очень нравилось.
Не могу точно назвать его, но им обладает не каждый – такое, что за ним тянутся остальные. Может это и называется лидерством.

капитан_Немо_ все записи автора

Буду стараться выкладывать по 1 главе в день или два.

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

1. КАК СКАЗАЛ ДОН ЧЕРРИ

Тай Доми был мелким засранцем, и я подумал: “Почему бы и нет?” Вы знаете, я с ним никогда не дрался, но сказал ему: “Бля, ну погнали. Я предоставлю тебе такую возможность”.
Он сказал мне: “Давай, Боб, МачоМэн хочет сразиться за титул.” Он называл себя МачоМэном, в честь выдающегося рестлера. Я ответил: "Ах ты мелкий засранец, хорошо, погнали!" Ему повезло - он рассек мне кожу рядом с глазом, когда слегка меня зацепил. Он даже толком не попал, просто ткнул левой рукой. Я не почувствовал боли – ничего такого. Все это длилось всего секунд тридцать, потому что судьи вмешались, не дав бою развернуться. Уезжая на скамейку штрафников, он изображал, будто завоевал чемпионский пояс среди супертяжеловесов, клоун ходячий.
После этого мой тренер Брайан Мюррей спросил меня: "Какого хрена ты тратишь время на этого мелкого придурка Доми? Тебе нечего доказывать".
"Ну, бля, - ответил я, - я дал ему шанс".
Мюррей сказал: "Боб, тебе виднее".
Да, я дрался. Я полагаю, что мне в этом содействовало руководство лиги, потому что они видели, что я могу играть, и драться – и то, и другое. Сейчас это довольно редко. Ребята, способные к такому совместительству, сейчас подписывают огромные контракты. Я бы хотел играть сейчас, причем не только из-за денег – я был бы счастлив.
Многие зрители за уменьшение количества драк в НХЛ. Они говорят, что драки не являются частью игры в хоккей. Но как сказал Дон Черри: “Когда дрался Проберт, вы видели хотя бы одного зрителя, покинувшего свое место и направившегося за чашечкой кофе?"

2. ПОЛЕГЧЕ, ЭЛ

У меня на ноге огромное красное пятно. Я обжёгся об выхлопную трубу своего мотоцикла на прошлой неделе. Я не перестаю говорить детям: “Помните про глушители, помните про глушители”, - а тут сам очень торопился и забыл про них. Я езжу на мотоцикле уже много лет, но до сих пор иногда забываю. Первый мотоцикл я купил в 1990 году – это был Kawasaki Vulcan 750, затем в 1991 я купил по-настоящему шустрый байк. Свой первый Harley я купил в 1992, с тех пор на нем и езжу. Когда я был маленьким, у отца был Harley. Он был полицейским в Виндсоре, и ездил на нем на службу. Когда он возвращался домой, то брал нас покататься. В хоккей меня отдал именно отец. Его звали Эл. Эл Проберт.
Я не знаю, как они познакомились с мамой. Знаю, что они были уже в возрасте. Ему было 36, или около того, когда я появился на свет. Её звали Тереза Брэннэгэн. Родители отца были родом из Англии. Деда звали Джек. Он был удивительным человеком. Нам нравилось часто бывать у него в гостях – ночевать и дурачиться. Мой старший брат Норм и я играли в лакросс. Дед Джек постоянно ходил на наши игры. Однажды, мы проиграли важный матч, отец был очень зол и не на шутку разошелся. Дед Джек отвел его и сказал: "Полегче, Эл. Боб очень старался и выдал по-настоящему хороший матч". Дед Джек умел поддержать. Он был счастливым человеком, очень счастливым, и с ним всегда было очень весело.
Мой отец был напористым и жёстким. Он мне постоянно говорил быть жёстче, сильнее, быть сильным как бык, и не показывать свою слабость. Три года он находился в военном резерве, а потом его отправили в Германию. Отслужив, он вернулся на службу в полицию. Он родился в 1929, а полицейским стал в 1954. Он был здоровым – моих габаритов, ростом за 180 см и весом около 100 кг. Дед был поменьше, а бабушка и подавно – совсем миниатюрная. Несмотря на это, сынок у них был крупным.
Мой дед Джек умер в 1973 году, мне тогда было восемь лет. Я хорошо помню его похороны. Вы знаете, что чувствуют при этом дети. На самом деле, я не понимал, что он действительно умер, поэтому мы с братом играли на заднем сиденье, и маме пришлось нас успокаивать: "Парни, потише там. У вас ведь дедушка умер". Мы этого просто не понимали. Это была первая смерть близкого мне человека. Я помню саму процессию и то, как старался сдерживаться. Потом я подошел к отцу и спросил: "Пап, ты заметил, что я не плакал? Все вокруг плакали, а я нет". Я проревел всю ночь. Мне не хотелось, чтобы все меня считали слабаком. С возрастом я понял, что это вовсе не так. Плакать - это нормально.
На тех похоронах что-то произошло в нашей семье – что-то между моей мамой и тетей. После этого мы больше никогда не собирались все вместе.
Я считаю, что похож на деда. Мне нравится веселиться. Я такой же крепкий как отец, хотя многие говорят, что я больше похож на маму, но я считаю, что все-таки на отца.
Я вырос в южной части Виндсора в небольшом кирпичном домике на Virginia Park Avenue. Мы с друзьями играли в хоккей прямо на улице. Там был тупик, поэтому мы собирались посреди улицы и весь день играли.
Я не был прилежным учеником, но все схватывал налету. Мне нравились уроки труда. Во втором классе, учитель включил вентилятор, поднес к нему листок бумаги и спросил: "Кто считает, что вентилятор сдует этот листок с моего стола?" Все, кроме меня, подняли руки. Потом последовал еще один вопрос: "А кто считает, что вентилятор засосет его?" Я оказался единственным, кто знал, что так и будет. Мне не нравилось сидеть в классах и не припомню ни одной чертовой книги, прочитанной мной. Когда я был в реабилитационном центре, мне поставили диагноз СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности, который в настоящее время достаточно распространен у детей. В начальной школе Northwood, сидя за своей партой, я мог не слышать слов учителя. В своей голове я смотрел кино в это время – кино о том, что же я буду делать, когда прозвенит звонок. Сидя за партой, я сходил с ума – мне нужно было чем-нибудь заниматься. Я всегда грыз ногти, а целый день пребывания в школе только усугубляли это. Я грыз их, пока там почти ничего не оставалось, и позже, когда я потерял передние зубы, то научился использовать боковые зубы. Как говорится – адаптировался.
Я начал играть в хоккей в четыре года, а когда мне было пять – уже играл в организованной лиге. Отец отвел меня на местный каток Adie Knox Herman, и я полюбил его. Меня поставили на левый фланг нападения – там я и играл всю свою карьеру.
Разумеется, иногда я играл на правом фланге, хоть у меня и левый хват, но никогда не играл ни в центре, ни в обороне. Потом все дети перебрались в конец улицы и стали играть в хоккей на пруду. В газете The Windsor Star была фотография моего отца, шнурующего коньки моему брату. Этим он занимался постоянно – клал мою ногу на колени и шнуровал мне коньки.
Я любил своего отца. Он не курил, но после работы любил немного выпить. Он не был большим любителем напиваться, но для него было нормально пойти в бар и пропустить несколько бокалов джина с тоником. Я его практически никогда не видел пьяным – может всего пару раз, в основном он знал меру выпивке. У него, как и у меня, были седые волосы - хорошие, густые, только более прямые, нежели вьющиеся. Он не всегда был суров. Он похлопывал нас по плечу и говорил что-нибудь вроде: “Отличная работа!” Он не был многословен, но когда говорил – будьте любезны его выслушать. В противном случае, получишь подзатыльник. Я довольно быстро это понял, так что такое случалось не часто – можно пересчитать по пальцам одной руки. Помню, как-то я его перебил и, к сожалению, схлопотал. Я пошатнулся, и в ушах зазвенело – не самые приятные ощущения.
У мамы была трость, и она нас предупреждала: "Будете себя плохо вести – получите!" Мне было десять лет, и я был довольно непослушным, так что в один прекрасный день мне прилетело по заднице. В тот вечер родители уехали, и я перепилил её своей маленькой пилой из набора инструментов, полученного на Рождество. Трость была большой угрозой, и я хотел от неё избавиться.
Когда мама собиралась ей воспользоваться в следующий раз, то начала кричать, увидев, что я с ней сделал. Я побежал в свою комнату, и она меня заперла. Отца не было дома, поэтому я разревелся.
Ей было так плохо, что она меня выпустила: "Ладно, выходи", - и дала мне печенья. Я научился устраивать спектакли. Я был прекрасным актером и в раннем возрасте научился ей манипулировать.
Мой отец был полицейским старой закалки. Он патрулировал улицы с дубинкой, и его уважали. Помню, как он приходил домой со службы после участия в драках. Однажды ему пришлось разнимать дерущихся в баре, и он разбил себе весь локоть, катаясь по асфальту. Я считал, что это очень круто. Знаете, если бы я не стал хоккеистом, думаю, что пошел бы в полицию. Так или иначе, мне довольно часто приходилось сталкиваться с полицейскими.
Когда я был в восьмом классе, мы с друзьями Тони ДиКокко и Дэйвом Кантагальё прокрались в школу во время обеда, но нас засекла камера в столовой, поэтому мы побежали по коридору. Я выбежал первым, практически одновременно с Тони, а когда выбегал Дэйв, то ему досталось дверью по лбу, и он получил очень сильное рассечение. Кровь была повсюду. Примерно так кровоточат бойцы в ринге. Ему попало туда, где кровеносные сосуды расположены очень близко к поверхности. Мы с Тони не могли бросить его там, поэтому вернулись обратно, а там уже появились несколько учителей. Дэна отправили в больницу, чтобы наложить швы, а мы с Тони отправились к директору. Я думал, что мой отец с ума сойдет, но он не проронил ни слова.
Мой отец устроил нам экскурсию по полицейскому участку, показал камеры и запер нас там. Мы ездили стрелять к одному из его приятелей. У отца была серьезная коллекция пистолетов, где-то около двадцати. После его смерти мама всю её продала одному из папиных коллег за $2,500, я до сих пор зол на неё за это. Я понимаю, что это было разумным шагом – мне было семнадцать, а Норму восемнадцать, но там были солидные экспонаты, такие как: Luger, привезенный его дядей из Германии во время Второй Мировой войны, четыре помповые винтовки Lee-Enfield, Magnum 57 модели и два 45-й, пару маленьких курносых Colt Detec¬tive Special с короткими стволами, разработанных специально для полиции. По-настоящему крутая коллекция.
Отец брал меня на игры Red Wings. У него был приятель Пэт ДиАмор владелец строительной компании. После работы отец присматривал за его имуществом, и в качестве благодарности тот доставал для нас билеты. В 70-е около стадиона Olympia было довольно опасно. В 1976 году тут убили бизнесмена, шедшего к своей машине с теннисного матча. Охранники отключают освещение на парковке и идут домой – даже им не хочется находиться в окрестностях стадиона слишком поздно. Когда отец брал нас с Нормом на матчи, то прихватывал с собой свой маленький курносый Colt 38-й модели. Он въезжал на парковку с пистолетом за поясом. Распахнув пальто, он предъявлял свой значок со словами: "Я собираюсь на матч". Когда мы возвращались к машине после игры, отец держал пистолет в руке. Мы чувствовали себя довольно безопасно. Наш старик никому не позволял виться вокруг нас.

капитан_Немо_ все записи автора

Буду стараться выкладывать по 1 главе в день или два.

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

БОБ ПРОБЕРТ

и Кирсти МакЛеллан Дэй

Посвящается Дэни, любви всей моей жизни, и моим прекрасным детям -
Броган, Тиерни, Джеку и Деслин

БЛАГОДАРНОСТИ

Авторы, Дэни и её дети выражают огромную благодарность Дэйву Уинхэму за великодушно предоставленные записи, интервью и иные материалы, предназначенные для написания книги, собранные им с 1993 по 1995 годы совместно с друзьями и коллегами Боба Проберта. Несмотря на то, что Боб и Дэйв решили бросить затею с написанием книги, их труды и материалы отражены в этой книге.
Дэни и Кирсти благодарят всех тех, кто помогал осуществить мечту Боба о появлении этой книги: Лесли и Дэн Паркинсон; Норма Проберта; Терезу Проберт; Джима Вуда; Пенни Тэйлс; Шелдон Кеннеди; Рика (Большого Папочку) и Рикки Рогоу; Дэрэна Рогоу; Райана (Пушистого) ВанденБушше; Арта Вуфендена; Стэйси Тэйлс; Стиви Айзермэна; Пола Коффи; Криса Челиоса; Троя Краудера; Колина Кэмпбэлла; Морин и Бреда МакКриммон; Дага Гилмора; Марти МакСорли; Дона Черри; Рона МакЛина; Генерала Рика Хиллера; Марка (Дерево) ЛаФореста; Эдди Мио; Тома Мюллена; команду сайта pyramidproductions.tv – Джулию Синклэр, Кэрол Котроу, Соню Блумфилд, Шелли Хенри, Арана Лайла, Джорди Дэя и Витторию Уолтер; Джули Фолк и сайт adrenalinereginasports.com; Джастина, Мишель и Кэролин из Салона Утопия в Лэйкшире.
Кирсти МакЛеллан Дэй выражает особую благодарность Дэни, Броган, Тиерни, Джеку и Деслин за теплый прием, а также своему мужу и коллеге Ларри Дэю за помощь в редактировании в любое время суток. Отдельная благодарность коллективу ХарперКоллинс за осуществление невозможного—Джиму Гиффорду за работу без выходных, Айрис Тапхолм за веру, Ллойду Девису за верстку, а также Ноэлю Зитцеру, Нилу Эриксону, Аллегре Робинсон, Чериди Джонстону, Кори Битти, Робу Фирингу, Колин Кларк, Джордан Уайтхаус, Майклу Ги-Хэддоку и дизайнеру обложки Грегу Тэбору. Спасибо моим родителям, Джоан и Баду МакЛеллан, детям и внукам, Бадди, Кристин, Чарли, Ланди, Джорди, Полу, Теа, Джексону и Гриффину за их неостывающую любовь и поддержку. Спасибо Тэо Флёри за знакомство с Бобом. Выражаю признательность Митчу Рогатз и Тому Басту из Триумф Букс.
Огромное спасибо, Большой Боб, за рассказанную тобой историю.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ДЭНИ ПРОБЕРТ

Бобу потребовалось много времени, чтобы решиться написать книгу, правдиво повествующую о нем. По мере того, как взрослели наши дети, вокруг них появлялось множество слухов об отце, не соответствующих действительности. Это крайне раздражало Боба. Он знал, что не был ангелом, тем не менее, он хотел написать правдивую историю.
Боб усердно работал над этой книгой вместе с соавтором Кирсти МакЛеллан Дэй, пока не умер 5 июля 2010. Увидев, сколько всего было проделано, мы с детьми решили осуществить его мечту.
Боб написал эту книгу, такой, какую он её себе представлял.
Любимый, я тобой очень горжусь.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ СТИВА АЙЗЕРМАНА

Я родился в 1965 году примерно на четыре недели раньше Боба. Мальчишками мы играли друг против друга. Он играл за Брэнтфорд, а я за Петерборо. Летом 1983 года нас обоих выбрали Рэд Уингс, а в сезоне 1985-86 годов мы стали играть вместе. Проби начал создавать себе имидж в Национальной Хоккейной Лиге в сезоне 86-87. В нашем дебютном сезоне тренером был Жак Демер. Было очень волнительно являться частичкой возрождения клуба Рэд Уингс, а Боб был неотъемлемой частью этого.
В течение последующих восьми лет мы вместе получили огромный жизненный опыт как на льду, так и за его пределами. Яркими воспоминаниями являются полуфинальные матчи плей-офф Кубка Стэнли против Эдмонтон Ойлерз, ведомыми Уэйном Гретцки. Проби играл огромную роль в этих играх. Находясь на льду, чувствуешь себя увереннее, зная, что Боб прикрывает тебя.
Болельщики помнят его за бойцовские качества и снайперские способности, но он этим не ограничивался. Боб знал, как нужно играть на поле. Он был умным игроком с прекрасным видением игры. Для игрока с каменными кулаками, он имел невероятно мягкие руки. Его передачи, организация игры и голевое чутье делали его невероятно ценным игроком. Он был очень уважаемым хоккеистом. Помню, как я зашел в раздевалку перед матчем Всех-Звезд 1988 года. Легендарные игроки, вроде Уэйна Гретцки и Марио Лемье находились там, и первым делом они хотели познакомиться с Проби. Они подошли ко мне и попросили: "Не мог бы ты представить нас этому здоровяку?" Игроки его уважали не только потому, что он был жёстким парнем, но и потому что он был великим игроком.
Проби любили одноклубники, его обожали болельщики. Он был общим любимчиком. Он был умным, знающим и находчивым. Он всегда располагал к себе людей доброй шуткой или дружеским подколом. Он озарял всю раздевалку, когда заходил и говорил: "Здорово, я большое чучело!" Его коньком было сделать матч веселым. Иногда в ходе боя он мог остановиться и поправить свой шлем, а мог подмигивать Джерарду Галланту или мне, просто давая понять, что все в порядке.
Его уход стал невероятным шоком для всех. Неважно кто ты – юный болельщик, больной ребенок, работник Джо Луис Арены – Боб, словно близкий тебе человек, всегда находил время для дружеской беседы. Все, кто с ним сталкивался впервые, отмечали: "Какой прекрасный человек!" Он влюблял в себя всех, и я не исключение.
Самоирония Боба говорит о том, что он не был равнодушным. Он был признателен и предан тем, кто уважал его. Он был суровым игроком, бескорыстно готовым ко всему для своей команды. У него было огромное сердце и добрая душа.

ВВЕДЕНИЕ
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

Каждый день Боб Проберт планировал отплывать в 10 утра, но раньше, чем в 14-30 никак не получалось. К прогулке он был всегда готов в любой момент. Утром 5 июля 2010 года он насыпал себе хлопьев и залил их фирменным апельсиновым коктейлем его десятилетней Деслин. Его теща Лесли Паркинсон с тестем Дэном приехали к ним в гости. Дэн работал начальником полицейского участка в Корнуолле, провинция Онтарио, расположенном в 8 часах езды на северо-восток от реки Святого Лоуренса. Лесли сидела неподалеку от него и читала библию, прокомментировав: “Знаешь, Боб, у Господа есть большие планы на тебя. Тебе нужно сбросить все оковы и прийти к нему. Его ноша легка." Боб зачерпнул остатки хлопьев, кивнул головой и произнес: “Да, я знаю.” Затем он взял уже третью за сегодня банку колы и около 11 утра сел за руль.
Боб заправил свой катер и собрался навестить своего лечащего врача, так как таблетки были на исходе. Иногда по утрам было очень трудно встать с кровати. Семнадцать лет жизни по жестким правилам Национальной хоккейной лиги давали о себе знать. Ему был прописан оксиконтин (опиоидный анальгетик) по одной таблетке три раза в день, но он выпивал восемь – две утром, две после завтрака, две в обед и две перед сном. Он бросал их в колу, чтобы растягивать эффект на всю лодочную прогулку, а остатки проглатывал. Так они действовали быстрее, после этого пару часов у него не болела спина, не беспокоило бедро, и он мог ходить без ощущения, что в его колено вонзили нож. Он получал месячную дозу и отдавал все своей жене Дэни, потому что, находясь у него, таблетки улетали очень быстро. В свое отсутствие, Дэни прятала их по всему дому. Он звонил ей каждое утро, и она говорила, где спрятана дневная доза таблеток. В понедельник она могла сказать, что таблетки лежат в кабинете в портсигаре. Во вторник упаковка таблеток могла оказаться в гостиной за картиной. Это было хорошей идеей. В конечном счете, Боб хотел побороть свою алкогольную и наркозависимость. Дэни чувствовала его стремление завязать, так как дети взрослели и прекрасно все понимали - он чувствовал свою ответственность. К тому же помогали годы реабилитационного лечения.
Проби выкуривал по две пачки Парламента в день, как правило, в своем огромном гараже. Там не было комнаты отдыха, потому что весь гараж был заставлен харлеями, частично отреставрированными старинными автомобилями и всякими запчастями. Проберты жили в доме своей мечты, расположенном на берегу озера Сент-Клер, отделяющем их дом от Детройта. Боб и Дэни занимались дизайном дома, не отказывая себе ни в чем, когда он играл за Чикаго в 1999 году. У него был максимальный на то время контракт в карьере - 1,8 миллионов долларов в год. У их дома величественный дизайн – восемь тысяч квадратных метров серого камня, крыша из шифера с прослойками известняка, а также прекрасный внутренний двор с огромным бассейном и зонами отдыха, расположенными в тени дубов, кленов и груш.
Боб ненавидел кредиты. Когда он что-то покупал, то платил наличными, включая их дом, обошедшийся примерно в 3,5 миллиона долларов. Он ценил искусство. Ему нравились картины. Он повесил подлинник Виктора Швайко в своей гостиной. В журнале Architectural Digest опубликовано её фото. Как-то раз он решил доработать картину известного русского художника, написав цифру 24 на парижском кафе. Этот адрес отразил его номер на майке. Боб настолько нравилась эта картина, что он купил её редкую копию, вставил в рамку и подарил Дэну и Лесли на Рождество.
Боб любил раздавать поручения. Когда у него заканчивалась кола, он звонил своей матери Терезе, живщей недалеко от Виндсора, и просил привезти ему новую партию колы прямо в яхт-клуб. На этот случай, у неё всегда был запас в холодильнике. Он прыгал на свой 155-сильный катер Sea-Doo 200 Speedster и переплывал через озеро, чтобы получить свой груз. Катер выглядел как бэтмобиль. Порядка 6 метров длиной, с блестящим вытянутым корпусом, алюминиевыми перилами, высоченным фароискателем и огромными крыльями по бокам. Он был настолько сложным в управлении, что только Боб мог им управлять. Несмотря на то, что он не был членом частного яхт-клуба, он спокойно там швартовался, поднимался на пирс, открывал ворота и впускал свою мать. Если кто-либо пытался ему в этом помешать, Боб усмехался и предлагал расслабиться. Никто не мог препятствовать Бобу Проберту.
5 июля было очень жарко. Судя по прогнозу, ожидалось около плюс 35. Боб опять жаловался на расстройство желудка. Он и Дэни только что отметили свою семнадцатую годовщину свадьбы. Дэни Вуд Проберт невероятно красивая женщина, с макияжем или без. У неё очень умный взгляд, зелёные глаза, высокие скулы, острый подбородок, ровные белые зубы, светлые густые волосы до плеч. Последние пару недель Дэни убеждала его сходить к врачу: "Сделай это ради наших четверых детей", – сказала она.
- Да, конечно, малыш, обязательно, - ответил он.
- Я серьезно, Боб.
- И я серьезно, Вуд, – он засмеялся, посадил её к себе на колено и поцеловал.
Потом он вышел из бассейна и сказал всем собираться. Сказал, что вернется через пятнадцать минут, чтобы все погрузить и отчалить.
Бобу пришлось изрядно попотеть, чтобы пригнать катер с общественного причала, расположенного неподалеку. Он подумывал о своем собственном доке – так будет гораздо удобнее спускать катер на воду. Перед тем, как спустить катер на воду, Боб обнаружил, что он не заводится – сел аккумулятор.
Пришлось возвращаться домой за проводами и зарядным устройством. По дороге домой, объезжая дом своего приятеля Донни Кадариана, он заметил, что Донни тоже возится со своим катером. Боб развернулся и заглянул к нему повидаться. Во время разговора Боб упомянул, что его тошнит.
Выпив пару банок колы, он вернулся домой и погрузил семнадцатикилограммовое зарядное устройство в кузов джипа Дэни GMC Denali 2002 года выпуска. Тетя Пенни и тесть, разговаривая с Бобом, отметили, что тот выглядит вялым и заторможенным. Дочь Боба Тиерни и её подружка Сара поехали с ним. Тиерни типично папина дочка – ей нравилось все то, что нравилось отцу, включая игру в хоккей. В конце июля ей исполнилось тринадцать, при этом её рост уже около 1,8 метра.
Боб вернулся на причал и стал пытаться завести двигатель. "Давай, детка, давай, заводись же! Ради меня, детка, заводись, ну давай…" В конце концов, двигатель завелся.
Тетя Пенни стояла на берегу в ожидании Боба и ребятишек. За ними было интересно наблюдать. Боб пересекал озеро, то и дело на полном ходу объезжая торчавшие из воды огромные камни чуть севернее берега и в скором времени причалил. “Ну что, все готовы?” – крикнул он. Так как приготовления еще не закончились, он не стал выходить на берег, произнеся: "Я сейчас вернусь!", - он поддал газа. Иногда Боб уступал водительское место и штурвал кому-нибудь из детей. Боб доверял всем своим детям и никогда не отказывал. Они могли просить его о чем угодно. "Могу я пойти к друзьям?” "Конечно, иди." "Можешь меня покатать?" "Да, конечно." В конце концов, Дэни завела для детей правило: не спрашивать разрешения у отца, потому что они уже знали – ответ всегда будет положительным.
Вскоре Боб вернулся за семьей – десятилетним Джеком, женой Дэни, тетей Пенни, тестем Дэном и тещей Лесли. Он выпрыгнул из катера и подтащил его к берегу, чтобы все могли подняться на борт. Убедившись, что спасательных жилетов хватает на всех, они решили плыть на восток к пристани Бель-Ривер. Там находился греческий ресторан, и Дэни захотелось греческого салата. Они нечасто плавали этим маршрутом, но чем дольше было плыть, тем лучше. Они очень любили прогуливаться на катере. Дэни, расположившись за спиной Боба, чувствовала, будто летит сквозь волны. Они были женаты уже 17 лет, но ей до сих пор нравилось его разглядывать. У него были большие красивые плечи, огромные трапеции и дельты. Когда он её обнимал, она чувствовала себя защищенной. Взглянув на веснушки на его спине, она подумала, что нужно его намазать кремом от загара. Помимо веснушек, на спине были пару родинок, нравившихся ей.
Они были уже десять минут в пути, как вдруг Тиерни услышала какой-то шум из-под обшивки. Она сидела слева на носу катера. Боб велел ей открыть багажный отсек и посмотреть, не отвязался ли якорь. Она проверила и убедилась, что это не якорь, но шум продолжался. Боб заглушил двигатель. Они были еще на середине пути, но Боб был уверен, что аккумулятор уже успел зарядиться. Он забрался на нос, разгреб какие-то вещи, потом опять завел двигатель и заглушил его. Звук так и не исчезал.
Он осмотрел борта и увидел, что это резиновый бампер соскочил с креплений, скрутился и шлепает по борту. Бобу совсем не хотелось, чтобы он попал в сопла, поэтому решил его закрепить обратно. Он заглушил двигатели, Дэни выбралась из-за его спины и поднялась на платформу. Дэн распрямлял бампер, в то время, как Боб защелкивал его на место. Это было довольно непросто и потребовало немало усилий. Пришлось приложить немало усилий, чтобы застежки защелкнулись. Чтобы достать до креплений, Бобу пришлось свеситься за борт, и его макушка оказалась в воде. “Смотри, не выпади”, - сказала ему Дэни. Пока Боб закреплял переднюю частью, Дэн распрямлял среднюю. Боб подвинулся к тестю и стал закреплять уже среднюю часть.
Вдруг, он резко встал и пошатнулся, всплеснув руками, чтобы поймать равновесие. Лесли, сидевшая на заднем сиденье, прямо около Боба, подумала, что тот решил немного передохнуть. Тетя Пенни и тесть Дэн подскочили к Бобу, подхватили под руки, так как он упал на колени, и посадили на водительское место. У Боба посинели губы.
"О, Боже, он выглядит совсем плохо – с ним что-то не так!” – вскрикнула тетя Пенни. Она схватила его запястье: “Я не могу нащупать пульс! Дэн, попробуй ты”. Дэн работал в полиции, поэтому он каждый год проходил аттестацию по первой медицинской помощи. Он нащупал у Боба сонную артерию. Чтобы не шокировать детей, пристально следящих за происходящим, он прошептал: “Нет”. Дэн зажал Бобу нос и стал делать искусственное дыхание. После нескольких выдохов, у Боба чуть порозовели губы, теперь нужно было делать непрямой массаж сердца.
Дэни, разглядывающая закрепленный бампер, услышала шум и краем глаза увидела, что в углу что-то происходит. “Какого чёрта! Что здесь происходит?” – вскрикнула она.
Миниатюрная тетя Пенни, 152 см ростом и 52 кг, весом подхватила Боба, ростом 190 см и весом 108 кг, под руки. Дэн взял его за ноги, они уложили его на дно катера между водительским и пассажирским сиденьем. Пенни села позади Боба, положив его голову к себе на колени. Тем временем, Дэни уже набирала службу спасения 911.
Дети сидели на носу катера, взволнованно переспрашивая: “Как он? Ему лучше?” Лесли стояла на корме, наблюдая, как её муж пытается спасти её зятя, и молилась.
Дэн перешагнул на другую сторону и начал делать массаж сердца. Он давил не менее ста раз в минуту, но Боб опять потерял сознание. Он не дышал, и его глаза начали багроветь. Показалось, что массаж грудной клетки помог восстановить дыхание. Дэн был уверен, что это поможет, что Боб вот-вот откроет глаза и придёт в сознание.
Дэни дозвонилась в службу спасения и сообщила, что они находятся около небольшого городка Пьюс, в пригороде Виндсора, более точное нахождение она определить не могла. Она осмотрелась вокруг, стараясь не паниковать, но все что смогла увидеть – лишь крыши домов вдалеке. Оператор сообщила, что ей удалось определить их местоположение по телефонному звонку, поэтому Дэни отдала телефон матери и стала искать ключи. В замке зажигания их не оказалось. “Где ключи? Куда же Боб их подевал? Мне нужны ключи!” – кричала она.
Боб начал метаться по полу, отчаянно закидывая голову назад и из стороны в сторону. Пенни послышалось, будто он произнес: “Я не могу дышать,” – возможно он отреагировал на крик Дэни, и неразборчивые слова сорвались с его губ.
Дэни нашла ключи в стыке сидушки и спинки водительского сиденья, схватила их и завела катер. Она не знала точно, как им управлять, но смогла завести один из двигателей, и они поплыли. Воодушевившись этим, она сказала Бобу: "Я сделала это, малыш! Я смогла его завести! Все в порядке, я его завела!" Тетя Пенни растрогалась от таких чувств Дэни к своему мужу и заплакала.
Вскоре Дэни поняла, что работает всего один двигатель, и они не могут плыть быстро. Только Боб знал, как управлять катером, поэтому они медленно двигались к берегу.
Буквально на днях Дэн слушал передачу по радио, в которой один из приглашенных медиков сказал, что искусственное дыхание – это пустая трата времени. Вместо этого следует делать непрямой массаж сердца, потому что в крови итак достаточно кислорода для поддержания работы мозга, пока вы заставляете её циркулировать по организму. Поэтому Дэну было неважно дышит Боб или нет. Он лишь хотел, чтобы кровь продолжала поступать к мозгу, пока не прибудут спасатели. "Борись, Боб, борись", – цедил он сквозь стиснутые зубы.
Пенни протирала Боба прохладным полотенцем и спрыскивала его лицо водой, подбадривая при этом Дэна: "О, Боже, Дэн, у тебя получается! Отлично, Дэн, продолжай!"
Несмотря на то, что Дэн заслонял своей спиной детям обзор, у них началась истерика. Лесли продолжала молиться вслух, в то же время, пытаясь выяснить их местоположение у оператора. Кругом была сплошная вода без каких-либо различимых объектов. Она не могла сориентироваться на местности. "Пожалуйста, - умоляла она оператора, - скажите, с какой стороны подъедут спасатели?"
Лесли стала отчаиваться из-за безрезультатности действий. Она стала махать полотенцем над головой, пытаясь позвать на помощь окружающих, и прокричала в трубку: "Вы хоть знаете, кому требуется помощь? Бобу Проберту!"
В конце концов, бригаде спасателей потребовалось двадцать минут, чтобы прибыть к месту. Все это время Дэн продолжал делать массаж сердца, заставляя его биться.
Тем временем, плотник из Эмервилля по имени Пит Крэйг, из-за невыносимой жары бросивший все дела, сидел в теньке, слушая свой приемник. Услышав имя Боба, он схватил телефон и позвонил соседу. У того был водный мотоцикл Yamaha Wave Runner.
Лесли услышала звук приближающегося водного мотоцикла и подняла голову. "Слава Богу, хоть кто-то услышал!" – сказала она. Рядом с ними остановился молодой человек в ярком оранжево-красном спасательном жилете. "Слава Богу, - произнесла она, - вы спасатель?"
"Нет, - ответил парень, - я Кай, я живу здесь неподалеку. Мой сосед услышал ваш призыв о помощи. Чем я могу вам помочь?"
В разговор вступила Дэни: " Я не умею управлять катером, и мы не знаем, где находимся!" Кай забрался на борт и взял управление в свои руки, а Дэни вскочила на его мотоцикл. Кай направил катер в сторону своего дома, назвав свой адрес Лесли, чтобы реанимация подъезжала туда. Катер продолжал еле-еле ползти.
Лесли взглянула на своего мужа. Дэну было 57 лет, ростом более 180 см и весом более 90 кг - сильный и крепкий, но Лесли беспокоилась за него. Он массировал сердце Бобу уже более пятнадцати минут на палящем солнце, и было видно, что силы у него на исходе.
Вскоре Дэн услышал шум сирен и силуэты команды спасателей, ожидающих у пристани. Бобу становилось все хуже. Его дыхание слабло, а когда оставалось не более пяти минут до берега – остановилось.
Пенни стала хлопать его по щекам: “Я люблю тебя, Боб, мы все тебя любим. Дыши! Открой же глаза, Боб.”
Тиерни обняла рыдающих Джека и Сару. Они смотрели на отца с надеждой, что вот-вот ему станет лучше. Они отвернулись, а мгновением позже Тиерни повернулась лицом к Бобу и всхлипнула: “Папочка, я люблю тебя…” – её слова разнеслись эхом над водой.
Бригада спасателей, ожидавшая на берегу, быстро поднялась на борт с переносным дефибриллятором, которым дважды провели разряд Бобу. Спасателей было столько, что Дэн не мог рассмотреть, что именно происходило, кроме того, что реаниматологи действовали очень усердно.
Лицо Боба посерело. Пенни не хотелось покидать его, но все еще продолжала надеяться. Детей отвели подальше на лужайку в тени. Пенни подошла к ним, обняла и сказала: "Помолитесь за своего папу. Ему станет лучше." Она оставила детей и пошла к Лесли и Дэни, наблюдавшими за происходящим. По пути, она почти рухнула на песок. Она несколько минут дрожала и тяжело дышала, прежде чем пришла в чувства.
Дэни металась по пляжу как пантера, часто останавливаясь, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее на борту катера. Она пыталась вспомнить, когда они с Бобом последний раз занимались любовью. Это было давно, но не из-за отсутствия чувств. Она пробыла неделю с девочками в коттедже, потом вернулась на один день, а на следующий уже нужно было появиться в Ванкувере. Вернувшись домой, она опять уехала в коттедж. Им не хватало времени. У них не было достаточно времени.
Дэни зашла в воду, пытаясь обойти катер. Она хотела видеть или хотя бы слышать, что там происходит. Внезапно все потемнело. Она ушла под воду, и пожарный вытащил ее на берег. Дэни поднялась на ноги, и он помог ей дойти до Лесли, та взяла полотенце и стала вытирать дочери волосы так, как делала это, когда Дэни была маленькой. Дэни посмотрела на мать: “С ним все будет в порядке, правда ведь, мам?”
Дэн стоял в воде около катера, наблюдая за действиями спасателей. Реанимационные действия длились более получаса, после чего Боба направили в больницу. Близким разрешили сопровождать его. На лице Боба была одета кислородная маска, и повсюду были капельницы. Дэни удалось дотронуться до него, когда его загружали в скорую.
Дэн и Пенни повезли детей домой, в то время как Лесли и Дэни направились в отделение неотложной помощи в сопровождении доброго самаритянина – плотника Пита Крейга. В комнате ожидания Дэни посетила мысль, что этот кошмар может обернуться для Боба чем-то полезным. Возможно, он будет соблюдать диету, ужесточит её. И, разумеется, теперь она будет следить за тем, чтобы Боб проходил регулярные обследования. В последнее время он говорил, что сдавал анализы крови, но так ли это было на самом деле? Она планировала вместе с ним изучить все строгие рекомендации врачей. Когда это коснулось его здоровья, эти рекомендации приобрели иной вид.
Вскоре в комнату ожидания вошли медсестра и социальный работник. У Лесли замерло сердце - она вспомнила, что последний раз видела подобный дуэт в палате своего отца, когда тот умер. Медсестра обняла Дэни и усадила её в кресло. Она поняла, что следующим в эту дверь войдет врач.
Пенни показалось целой вечностью отвезти детей домой и взять машину, чтобы вместе с Дэном наконец-то отправиться в больницу. Незадолго до приезда у Дэна зазвонил телефон. Звонила Лесли: “Он ушел”, - сказала она.

капитан_Немо_ все записи автора

Каролина - Торонто 3:2 (1:0, 1:0, 1:2)

Шайбы: 19:31 Харрисон - 2 (Скиннер, Стаал) - 1:0, 27:05 Йокинен - 4 (Фальк, Поникаровский - больш) - 2:0, 44:31 Кессел - 15 (Лупул, Фанеф - больш) - 2:1, 53:08 Скиннер - 8 (Стаал, Аллен) - 3:1, 59:00 Кессел - 16 (Лайлз, Коннолли) - 3:2

Вратари: Уорд - Скривенс

Броски: 41 (10+19+12) - 25 (5+7+13)

Три звезды: Скиннер, Стаал, Фальк - все Каролина


Колорадо - Сан-Хосе 1:4 (1:1, 0:2, 0:1)

Шайбы: 07:25 Дюшен - 9 (Уилсон, Ландеског) - 1:0, 12:16 Марло - 7 (Власич, Торнтон) - 1:1, 27:35 Марло - 8 (Власич) - 1:2, 36:47 Павелски - 11 (Торнтон, Котюр) - 1:3, 59:17 Марло - 9 (Власич, Торнтон - больш, в пустые ворота) - 1:4

Вратари: Жигер - Грайсс

Броски: 37 (9+14+14) - 18 (6+9+3)

Три звезды: Марло (СХ), Власич (СХ), Дюшен (К)


Анахайм - Детройт 2:4 (0:1, 2:2, 0:1)

Шайбы: 01:26 Зеттерберг - 4 (Гудлер, Смит) - 0:1, 20:14 Францен - 10 (Дацюк) - 0:2, 27:10 Стюарт - 2 (Францен, Дацюк) - 0:3, 31:24 Койву - 3 (Фаулер, Кольяно) - 1:3, 36:21 Селянне - 7 (Перри, Гетцлаф - больш) - 2:3, 59:12 Стюарт - 3 (Кронвалл, Зеттерберг - меньш, в пустые ворота) - 2:4

Вратари: Хиллер - Ховард

Броски: 34 (6+13+15) - 30 (9+12+9)

Три звезды: Койву (А), Ховард (Д), Кольяно (А)


Ванкувер - Оттава 2:1 (в овертайме) (0:0, 1:0, 0:1, 1:0)

Шайбы: 22:31 Х.Седин - 7 (Д.Седин, Кеслер - больш) - 1:0, 43:32 Грининг - 6 (Спецца, Гончар) - 1:1, в овертайме 02:18 Хиггинс - 7 (Хэмьюс, Сало) - 2:1

Вратари: Шнайдер - Од

Броски: 27 (8+6+10+3) - 29 (8+8+11+2)

Три звезды: Шнайдер (В), Од (О), Хиггинс (В)

Каролина - Торонто



Колорадо - Сан-Хосе



Анахайм - Детройт



Ванкувер - Оттава

капитан_Немо_ все записи автора

Со ссылкой: http://isport.ua

В первых числах декабря состоится заседание Совета управляющих НХЛ, на котором рассмотрят несколько вопросов, но самым важным из них должен стать вопрос масштабного переформатирования дивизионов Лиги. Связано это в первую очередь с появлением Виннипега, играющего сейчас на месте Атланты в юго-восточном дивизионе. Понятно, что это временное решение, ибо в течение текущего сезона Джетс придется провести в перелетах наибольшее среди всех команд время. Кроме того, перемены назрели и из-за позиции некоторых команд Запада, которые живут в восточном часовом поясе страны, а играть вынуждены в западной конференции.

Речь идет о Детройте, Коламбусе и Нэшвилле - все эти клубы с разной степенью настойчивости просятся на Восток. Переезд в другую конференцию позволит командам не только играть в более удобное для своих болельщиков время, но и серьезно сократит расходы на перелеты, а это существенные деньги для клубов вроде Нэшвилла и Коламбуса, которые вырученные средства смогут вложить в контракты хоккеистов.

На предварительных обсуждениях изменения формата дивизионов никаких радикальных шагов не предложили, но позже появился весьма впечатляющий вариант, способный более или менее удовлетворить все стороны. Суть нового проекта можно увидеть на картинке ниже, но следует пояснить некоторые подробности. Останется две конференции, однако дивизионов будет не шесть, а только четыре, по два в каждой конференции. В двух дивизионах будет по восемь команд, в двух по семь, а самое важное, что Лига может вернуться к формату плей-офф внутри дивизионов, чего не было с 1993 года! Планируется, что из каждого дивизиона в пост-регулярный чемпионат выходят четыре первые команды, и стартовые два раунда плей-офф они играют между собой - первая команда дивизиона с четвертой, вторая с третьей, и победители образовывают финальную схватку за выход на лучшую команду соседнего дивизиона.

Касаемо регулярного сезона, то команды будут в основном играть со своими соперниками по дивизиону, а с другими коллективами они проведут по два матча в формате дом-выезд. О плюсах и минусах такой системы поговорим чуть ниже, а сейчас остановимся на главных проблемах. Детройт. Несмотря на желание клуба перебраться в другую конференцию и проводить побольше матчей с командами Оригинальной шестерки (Торонто, Монреаль, Бостон), Лиге не хочет разрывать довольно интересное "райвали" между Красными Крыльями и Чикаго. Ну и взглянить на дивизион без Детройта: Коламбус, Виннипег, Чикаго, Даллас, Нэшвилл, Сент-Луис и Миннесота. Как-то не впечатляет, особенно на фоне других дивизионов. Плюс уже понятно, что в НХЛ скорее готовы удовлетворить просьбу о переводе на Восток более статусного Детройта, чем Предаторз или Блу Джекетс.



Если мы внимательно посмотрим на картинку, то увидим, что Филадельфия в одном дивизионе, а Питтсбург в другом - и это еще один глобальный вопрос, волнующий и Летчиков, и Пингвинов. В каком бы состоянии не были эти команды (а сейчас они на высоте и ничего не предвещает падения), но матчи с их участием почти всегда интересны даже нейтральным болельщикам, поэтому разбивать их "дружбу", думаю, не стоит. Все-таки всего два матча Питтсбург - Филадельфия в течение регулярного чемпионата - этого явно мало с учетом еще и внутридивизионного плей-офф.

Теперь насчет пост-регулярного сезона. Очевидно, плей-офф внутри дивизионов может пойти на пользу созданию новых интересных битв - если команды из года в год будут встречаться в плей-офф, то их поединки со временем могут стать довольно принципиальными. Например, как сейчас все более напряженными становятся схватки Детройта и Сан-Хосе. С другой стороны, если, например, часть команд одного из дивизионов несколько лет не будет выходить в плей-офф, то зрителям может наскучить сражения одних и тех же команд, пусть даже это будет высококачественное "райвали".

Безусловно, все эти глобальные перестановки весьма любопытны, но лично меня полностью устраивает нынешняя система дивизионов. Есть и стимул бороться за победу в квинтете, и традиционные соперники, и открытый плей-офф, где можно сыграть как против дивизионного противника, так и против любого другого. Впрочем, пока новый вариант и близко не является окончательным, и возможность его принятия, по слухам, оценивается как 50 на 50. Интересно, что некоторые аналитики прогнозирует еще более глобальные перемены, в частности появление двух новых клубов, что доведет их число в НХЛ до 32-х, и позволит в каждом дивизионе иметь по восемь команд.

Так или иначе, а все будет решать Совет управляющих. Тем, кто уже готов кричать "Бэттмена долой" хочется напомнить, что в Совет входит по одному члену от каждого клуба (чаще всего это владелец) и только они между собой решают вопрос переформатирования дивизионов (они же и назначают комиссара НХЛ), поэтому влияние Гари Бэттмена на процесс голосования минимален.

капитан_Немо_ все записи автора

Пока я наслаждался украинским хоккеем НХЛ сыграла два европейских матча!

Ссылки на трансляцию в первом комментарии этой темы!

07.10.2011	Каролина	Тампа	19:00	03:00	Cam Ward	Dwayne Roloson
07.10.2011	Детройт	Оттава	19:00	03:00	Jimmy Howard	Craig Anderson
07.10.2011	Коламбус	Нэшвилл	19:00	03:00	Steve Mason	Pekka Rinne
07.10.2011	Даллас	Чикаго	20:30	04:30	Kari Lehtonen	Corey Crawford

LW	C	RW
Danny Cleary	Pavel Datsyuk	Jiri Hudler
Valtteri Filppula	Henrik Zetterberg	Johan Franzen
Justin Abdelkader	Darren Helm	Todd Bertuzzi
Drew Miller	Cory Emmerton	Tomas Holmstrom

Defensive Pairings
Nicklas Lidstrom	Ian White
Niklas Kronwall	Brad Stuart
Jonathan Ericsson	Jakub Kindl

Предварительно состав Оттавы:

LW	C	RW
Milan Michalek	Jason Spezza	Nikita Filatov
Colin Greening	Mika Zibanejad	Daniel Alfredsson
Nick Foligno	Stephane Da Costa	Chris Neil
Erik Condra	Zack Smith	Bobby Butler

Defensive Pairings
Jared Cowen	Sergei Gonchar
Filip Kuba	Erik Karlsson
Chris Phillips	Brian Lee

капитан_Немо_ все записи автора

Вот и прошло главное событие для юниоров в этом сезоне. Отметим, что в первом раунде клубы не решились выбирать вратарей, взяв одиннадцать защитников и девятнадцать форвардов.


1. Эдмонтон - Райан Ньюджент-Хопкинс (форвард, Канада)
2. Колорадо - Габриэль Ландеског (форвард, Швеция)
3. Флорида -  Джонатан Хьюбердо (форвард, Канада)

4. Нью-Джерси - Адам Ларссон (защитник, Швеция)
5. Айлендерс - Райан Строум (форвард, Канада)
6. Оттава - Мика Зибанеджад (форвард, Швеция)
7. Виннипег - Марк Шайфлли (форвард, Канада)
8. Филадельфия - Шон Котюрье (форвард, Канада)
9. Бостон - Даг Хэмилтон (защитник, Канада)
10. Миннесота - Йонас Бродин (защитник, Швеция)

11. Колорадо - Данкан Сименс (защитник, Канада)
12. Каролина - Райан Мерфи (защитник, Канада)
13. Калгари - Свен Бертчи (форвард, Швейцария)
14. Даллас - Джеми Олексиак (защитник, Канада)
15. Рейнджерс - Джей Ти миллер (форвард, США)

16. Баффало - Джоэль Армиа (форвард, Финляндия)
17. Монреаль - Натан Булье (защитник, Канада)
18. Чикаго - Марк Макнил (форвард, Канада)
19. Эдмонтон - Оскар Клефбом (защитник, Швеция)
20. Финикс - Коннор Мерфи (защитник, США)

21. Оттава - Стефан Ноэсен (форвард, США)
22. Торонто - Тайлер Биггс (форвард, США)
23. Питтсбург - Джо Морроу (защитник, Канада)
24. Оттава - Мэтт Пампел (форвард, Канада)
25. Торонто - Стюарт Перси (защитник, Канада)

26. Чикаго - Филлип Дано (форвард, Канада)
27. Тампа-Бэй - Владислав Наместников (форвард, Россия)
28. Миннесота - Зак Филлипс (форвард, Канада)
29. Ванкувер - Никлас Йенсен (форвард, Дания)
30. Анахайм - Рикард Ракелл (форвард, Швеция)

Обменя драфтами осуществалились довольно активно!

«Оттава» и «Детройт» совершили обмен, в результате коротого «сенаторы» получили 24-й выбор на драфте-2011, а «красные крылья» – 35-й и 48-й, сообщает официальный твиттер НХЛ.

Под 24-м номером «Оттава» выбрала нападающего Мэтта Пюмпела.

Чикаго обменял в Вашингтон права на форварда Троя Браувера, который первого июля становится ограниченно свободным агентом.

Куда интереснее оказалась сделка между Сан-Хосе и Миннесотой: Дикари получили нападающего Дэвина Сетогучи и выбор в первом раунде нынешнего драфта, отдав Акулам защитника Брента Бернса и выбор во втором раунде драфта-2012.