капитан_Немо_ все записи автора

 

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

 

 

ЗДОРОВЯК С ЗОЛОТЫМИ РУКАМИ

Мне приятно осознавать, что я хороший распасовщик. Это было моей проблемой – вместо того, чтобы бросить по воротам - я отдавал передачу. Я просто любил создавать голевые моменты для партнеров. Нет ничего приятнее, чем наблюдать, как твой одноклубник реализовывает созданный тобой момент.
У меня были удачные сезоны и хорошие тренеры, знавшие как использовать мой талант. Не многие получают такой шанс. Я считаю, что ты хорош на столько, насколько от тебя этого требует тренер, а вдобавок к этому у меня всегда был кураж. Это и позволило мне играть в НХЛ. Я видел много талантливых ребят, но у них не было такой напористости, таких горящих глаз.
Моим первым тренером был Рик Кранкер. Просто замечательный человек. Мы с ним постоянно сталкиваемся по всему городу. В возрасте десяти-тринадцати лет я постоянно был одним из лучших в моей команде. Мне повезло, что я был всегда сантиметров на тридцать выше, чем все остальные парни. Не многие обладали моим ростом, что позволяло мне постоянно оставаться в числе двух-трех здоровяков. Мне это было понраву. Единственное, что мне не нравилось - мои большие ноги. Меня смущали мои лапы 45-го размера, поэтому я всегда покупал обувь на размер меньше и втискивался в неё.
Сейчас меня это не беспокоит.

Мой брат Норм старше меня на год. Мы вместе с ним начинали играть в хоккей, а потом его позвали в местную юношескую команду Windsor Spitfires, что, в принципе, и стало завершением его хоккейной карьеры. Ему просто не повезло с командой. У Spitfires в том году был очень сильный состав, и они вышли в финал Хоккейной Лиги Онтарио. Тогда он не получил столько игрового времени, сколько бы мог играть в любом другом сезоне. Он старался проявить себя, отыграв сезон за команду колледжа Сент-Клер в Виндсоре. И, я полагаю, что для него была большим ударом эта неудавшаяся попытка. А потом у него были проблемы с выпивкой и наркотиками.
Я пью долгое время. Впервые я напился в четырнадцать лет. Мы собирались на вечеринку к тете в Мичиган, и отец взял с собой ящик пива – американское баночное пиво разных сортов. Schlitz, Budweiser, Pabst Blue Ribbon. Я выгружал их в холодильник, размышляя: "Интересно, какое оно на вкус?" Я взял и выпил одну. Ничего не произошло. Я выпил еще и еще. Выпив штук пять, мне стало кайфово, а потом совсем накрыло. "Вот это да!" - подумал я, понимая, что мне лучше убраться в свою комнату, прежде чем кто-нибудь увидит меня качающимся и спотыкающимся.
Той ночью я все вокруг заблевал, потому что когда мама утром пришла меня будить, то спохватилась: "Что происходит? Что с тобой?" У меня и по сей день бывает аллергия на рыбу, поэтому я свалил все на тунца. Я рассказал ей, что прошлым вечером ел у приятеля тунца на ужин. Я был горазд на выдумки. Мама купилась на это, и с тех пор очень переживала, если я ел тунца.

Мне несказанно повезло, что я легко мог в любое время вызвать у себя рвоту. Выпить пару банок пива с тех пор было для меня в порядке вещей. это стало моей зависимостью. Отец смотрел телевизор, мама спала, а я пробирался в гостиную или на задний двор и втихаря пил. Я выпивал 4-5 банок, потом прятал их, а на следующий день избавлялся от улик. Мне понравилось напиваться. По-настоящему понравилось.
Я стал болтаться на улице, познакомился с парнями, которые также были не прочь выпить. Сначала мы закатили пивную вечеринку на все выходные, после неё я не пил недели три. Мы стали собираться все чаще и чаще, а потом это стало происходить каждые выходные, а потом дважды в неделю. Это не мешало мне играть в хоккей. Мы условились не пить перед играми. Как насчет после? Да, запросто. Могли пить вечером, а на следующий день играть. Но когда ты настолько молод, то тебя на утро это не тревожит. Помню как отец напился, узнав о моих пристрастиях, но воспринял все гораздо легче, чем мог бы, из-за проделок Норма. После вечеринки в честь окончания своего последнего сезона в юниорах он расхлестал машину. На этом фоне все мои проделки казались шалостями.
Как-то вечером я возвращался домой с вечеринки, мне тогда было лет 16, навстречу мне проезжали черно-белые. Я взял и побежал от них через газон. Они включили мигалки и начали меня преследовать, чтобы задержать меня. Перепрыгнув через пару заборов, я побежал к школе, полагая, что полицейские не смогут проехать в школьный двор на машине. Однако, они вызвали подкрепление и окружили меня.
После задержания меня допросили и отпустили. Самое забавное, что им не в чем было меня обвинить. В том, что я бежал по улице? Я не знаю почему побежал. Я просто не любил полицейских. Если бы я так поступил сейчас, то они наверняка получил бы заряд из шокера. Мне приходилось испытывать подобные ощущения, и, знаете, есть гораздо более приятные вещи.

Мне было на многое наплевать. В 9 классе я прогуливал половину уроков, с того времени мои оценки покатились вниз. Зато с хоккеем все было в полном порядке – я был нападающим в юношеской команде Club 240, и родители за мной особо не следили. Во мне было 188 сантиметров росту и 90 килограмм веса, и я продолжал расти, вдобавок ко всему у меня были кое-какие способности. Я мог овладеть шайбой, отодвинув от неё соперника, и вдобавок неплохо владел клюшкой, что давало мне несколько очков вперед.
Я считаю, что самое лучшее в хоккее – это команда, твои одноклубники.
К тренировкам я относился не достаточно серьезно, насколько мог бы. Я никогда не работал над своим катанием, а также не тренировался вне льда. Когда мне было шестнадцать, мы поехали на турнир в Ванкувер. Это была очень насыщенная поездка. Я нарушил закон, потерял девственность с девушкой старше меня, а также заставил скаутов обратить на себя внимание.
Я сделал всем фальшивые удостоверения, поэтому мы могли спокойно покупать сколько угодно спиртного. Это было очень умно, учитывая, что тогда не было компьютеров. Я купил переводные буквы в ремесленном магазине, заполнил карточки на всех своих друзей, расписался, вклеил школьные фотографии, в углу красным написал АЛЬБЕРТА, вписал рост и вес, а потом заламинировал их. Удостоверения получились точь в точь как студенческие. Никто никогда не усомнился в их подлинности. Это было потрясающе.
Руки у меня росли оттуда, откуда надо – не то чтобы я был мастером на все руки, но сообразить, как сделать что-то не очень несложное, я мог. Удостоверения позволяли нам покупать выпивку и посещать бары. Мы встретили нескольких девчонок возле нашего отеля. Они выглядели очень крутыми. Среди них была одна прелестная блондинка. Хоть она и была грубоватой, но мне она показалась интересной.
Она была первой девчонкой, которую я видел обнаженной. Она сняла трусики и протянула мне презерватив. Конечно, я видел фотки голых женщин в отцовских журналах, но на этот раз все было наяву. Вернувшись в свой номер, я показал своим соседям по комнате большой палец, но чувствовал себя при этом неловко. Я ей не заплатил – у меня и денег-то не было. Она не была рабочей девочкой, просто была хорошо подготовлена.
В соревнованиях принимало участие несколько солидных команд, и, видимо, пиво и секс помогли мне помогли мне попасть в символическую сборную турнира. Скауты взяли меня на заметку, и в следующем 1982 году меня пригласили в основную юношескую команду Brantford Alexanders. В начале тренировочного лагеря мне было немного не по себе. Ребята выглядели такими чистюлями, будто они церковнослужащие, что заставило меня забеспокоиться. Однако, как только родители испарились, мы развели огромный костер и выпили несколько упаковок пива. У меня отлегло.
Весной 1981 отец получил ранение. Мы с мамой были дома, когда он вернулся со службы. Его нога была вся в крови, и он с трудом мог говорить. Мама крикнула мне: "Бобби! Бобби! Папе плохо!"
Вся его левая сторона онемела, и он так и не смог больше полностью восстановиться. После того случая я как бы избегал его, за что постоянно себя корил. Нам было стыдно приглашать к себе друзей, потому что мы не хотели, чтобы отца видели таким. Он был уже не тем как прежде. Он был слаб, ему было тяжело ходить и разговаривать. Он просто сидел перед телевизором, он стал тенью того, кем был раньше. Он был очень расстроен и зол сам на себя, я думаю, что именно поэтому он так сильно отгородился от нас. Он всегда говорил мне, что слабость ужасная вещь.
Год спустя он получил еще одно ранение. Лежа на больничной койке, он выглядел очень слабым. Лицо его было серым, а губы белыми. Он вспоминал о Брэнтфорде, велел мне держать коньки заточенными, а также подстричься. Пару часов спустя он впал в кому и умер. Я не плакал. На следующий после его похорон день я явился на сборы. Я миллион раз читал о том, что все мои проблемы связаны с тем, что мой отец умер, когда мне было всего семнадцать. Люди всегда искали какие-то причины. Ладно, если бы в них была доля правды, но ведь нет. Я так толком и не смог найти ответ на этот вопрос. Мне говорили, что у меня синдром Мэрилин Монро – страх перед успехом. Или то, что я не мог справиться с популярностью. Но это все чушь собачья, потому что я пил задолго до того как стал популярным и задолго до смерти отца. Когда у меня все получалось – я праздновал, и немного увлекся развлечениями. Мне всегда хотелось чего-то большего, понимаете, о чем я? Зачем что-то делать слегка? Делай на всю катушку! Разве я не прав?

Тот год я жил в семье вместе с нашим вратарем Алланом Бестером, который потом играл за Toronto Maple Leafs. Хозяйке было двадцать девять, а её мужу сорок два. Первый год оказался отвратительным, поскольку мне было всего семнадцать и я пил. Мне нравилось быть либо под кайфом, либо пьяным. Я был очень тихим и застенчивым, но пьянство меня очень изменило. С одной стороны, я мог общаться с девчонками, но оборотной стороной медали оказалась алкогольная зависимость. Я не мог ограничиться одной-двумя банками пива. Если я их выпивал, то потом я выпивал еще двенадцать. Не забывайте, что у нас не обычная работа с девяти до пяти. Мы проведем пару часов на катке, к полудню закругляемся, идем куда-нибудь обедать, а потом отрываемся.
На вечеринке в честь окончания сезона я подрался в баре и получил рваную рану, которую пришлось зашивать в больнице. Оттуда я двинул в другой бар и позвал официантку к себе домой. Мы пробрались в подвал дома моих квартиродателей, где мы в итоге и отрубились. На следующее утро я проснулся, услышав, что хозяйка занимается уборкой. Мы спрятались под кучей старых матрасов, единственное, о чем я тогда думал: "Вот отстой! Если она нас увидит, то мы встряли."
Хозяйка поднялась наверх, чтобы отнести белье, а я потихоньку вывел официантку через заднюю дверь. Ей было двадцать один или около того – немного старше меня, симпатичная высокая блондинка. Почему она тогда пошла со мной? Может быть, она пожалела для меня. Я был весь в швах и перебинтован. Кто знает? Я не из тех, кто очаровывает девушек словами вроде: “Я люблю тебя, твои глаза словно…”, - и тому подобное. Может потому что я не был слишком серьезным. А может потому что у меня вьющиеся волосы.
Как я уже сказал, я вывел её и думал, что на этом всё окончено, но хозяйка услышала, как в подвале закрылась раздвижная стеклянная дверь. Выглянув в окно, она увидела удаляющуюся девушку. Она притопала вниз и заявила: "Что за дела? Какие девочки?"
Она позвонила своему мужу, а когда он вернулся домой, то они сообщили об этом в клуб. Там мне сказали, что раз сезон уже все равно окончен, то они отправляют меня домой. Хозяин дома отправил моей маме письмо, в котором говорилось, что он бывший алкоголик, и что у меня, скорее всего, проблемы со спиртным, и возможно мне требуется помощь.
Полагаю, что к тому времени я уже был алкоголиком. Когда мы только начинали пить, то нам хватало упаковки на четверых. Потом мы стали брать упаковку из 18 банок на двоих. А потом и 24 на двоих. Итак, мне было восемнадцать, я выпивал по 12 банок за вечер, а мог выпить 16 и не отрубиться. Мы вечно соревновались, кто пьет сильнее остальных. И всегда побеждал я. К 17 годам я был внушительных габаритов - 195 см роста и больше 90 кг веса – здоровяк, который пьет сильнее всех. Это было круто.
В тот первый сезон за юношескую команду меня отстраняли от игр. Моим тренером был Дейв Дрейпер по прозвищу Зиппи. Он узнал о наших внеклассных мероприятиях со спиртным и отправил домой меня и еще одного нападающего Терри Маки. Терри и я просто общались с компанией симпатичных девчонок, а кто-то распустил слух, что они не прочь покурить травки. Я никогда не был заядлым курильщиком травки, и хотя меня много за что можно было отстранить от игр, но только не за это. Тренер даже слушать ничего хотел, заявив, что с него достаточно.
Я отправился обратно в Виндсор, хорошо это отметил, а через неделю снова вернулся на лед в составе Brantford. За это время я успел побывать в школе, чтобы познакомиться с девчонками и провести время с друзьями. У меня был завал по всем предметам – я ни разу не открыл учебника. И кое-как ходил на уроки. Зиппи предоставил мне выбор – либо учиться, либо вытащить свою задницу из постели и вернуться на площадку. Я бросил школу и каждый день в 9 утра как штык был на площадке. Я так и не закончил среднюю школу.
В том году у меня состоялся первый удачный бой. Я сошелся с бойцом из Kingston, одним из ударов я хорошенько попал, вырубив его. В лиге стали поговаривать, что я очень жесткий игрок. Сейчас я не такой злой. Нужно постараться, чтобы вывести меня из себя. Но если меня вывести, то аккуратнее, потому что я зол, и если дойду до точки кипения, то у вас будут проблемы. Я заметил, что меня стали объезжать стороной, и уяснил, как нужно действовать, чтобы защитить моих партнеров, и эта роль была по мне.

Я был очень удачлив. Я был самым высоким в лиге, поэтому меня было сложно достать. Я использовал это преимущество, развивая свою технику. Мне нравилось захватить соперника за майку или за наплечник и удерживать его. Потом я отводил голову назад, так что он не мог меня ударить. Затем я наносил удар.
Он не мог меня достать, потому что был очень далеко – на всю длину вытянутой руки и еще несколько сантиметров, потому что голова отклонена, а я мог его достать. Много раз этот подход вылетал в трубу, и я говорил себе: "Окей, надо сделать вот так и так," - а когда доходило до дела, то я все забывал и делал все как обычно.
Драки являлись для меня частью игры. Многие катались значительно лучше меня. Они не были такими огромными, зато более быстрые и техничные, поэтому драки были единственным способом пробиться в серьезные лиги, то за счет чего я мог получить время на площадке.
Я лишился передних зубов после окончания первого сезона в юниорах, но не в драке. Уже два дня как я был дома и играл в хоккей на коробке, когда мой мой сосед Рон Санко отдал мне пас, а я неудачно принял шайбу. Черенок клюшки попал мне прямо по зубам, выбив один совсем, а другой - сломав наполовину. Это было отвратительно, потому что я только-только вернулся домой и на следующий день собирался пойти в школу, повидаться с друзьями. Мне было очень неловко.
В первый год я забил 12 голов, отдал 16 передач и заработал 133 минуты штрафа в 51 матче. Мы финишировали четвертыми в дивизионе Лейтона Эммса, названного в честь генменеджера Boston Bruins, владевшего юношескими командами в Barrie и Niagara Falls, и подписавшего Бобби Орра, и вышли в плей-офф. В восьми матчах я забил две шайбы, сделал две передачи и получил 23 штрафные минуты. Мы уступили в полуфинале дивизиона команде Soo Greyhounds.
В июне того года на драфте НХЛ генменеджер Детройта Джимми Девельяно выбрал меня в Red Wings в третьем раунде под общим сорок шестым номером. Он сказал, что для него решающим оказался бой, который я выиграл из безвыходного положения. Филадельфия также проявляла ко мне интерес, но в итоге я оказался в Детройте. Я не мог в это поверить. На драфте ОХЛ меня не выбирали аж до семнадцатого раунда! Джимми Ди увидел во мне игрока сродни Кларку Жилле – здоровяк с золотыми руками. Он был единственным, кто настойчиво хотел меня выбрать. Полагаю, что смерть моего отца заставила его настороженно отнестись ко мне. Но с другой стороны, он выбрал меня, потому что Детройт собирался строить команду на будущее, чтобы вдохнуть надежду в болельщиков. В 60-е они четырежды доходили до финала Кубка Стэнли, а в 70-е их стали называть мертвецами. Собрать шесть тысяч зрителей на трибунах для них было большой удачей. За семнадцать сезонов, начиная с 1966-67 и до 1982-83, они лишь дважды выходили в плей-офф.
В сезоне 1983 года, Wings обрели нового владельца Майка Хитча и провели невероятный драфт. В четырех раундах они выбрали Стиви Айзермана; во втором взяли правого крайнего Лейна Ламберта; в третьем меня; в пятом – левого крайнего Петра Климу и защитника Джои Кочура; и в десятом – Стю "Мрачнаю Косилку" Гримсона.
Джимми Ди устроил пресс-конференцию с новичками команды. Wings была необходима реклама. Когда Стиви, Джои, Клима и я начали играть, то большинство парней не могли воспользоваться своей квотой на свободные билеты – некому было раздавать. Я защищал Стиви Ай. Он был ниже меня на 15 см и на 20 кг легче меня. Он был очень серьезным. Знаете, даже не всякий сокамерник будет травить с тобой байки и смеяться над ними, а в Стиви Ай было что-то такое, что мне очень нравилось.
Не могу точно назвать его, но им обладает не каждый – такое, что за ним тянутся остальные. Может это и называется лидерством.