ВЕСНА
Улыбки, воробьи и брызги золотые…
Сегодня все с весной весёлые спешат…
Осколки от теней на лужи голубые
Упали и дрожа отчетливо скользят.
Вся улица блестит и кажется лиловой…
Прорвали белый сон лазурью небеса…
Как всё, что нежит нас, и молодо, и ново!
Какие у тебя красивые глаза!
1916
|
Этим восьмистишием открывается юношеский сборник стихотворений студента Тенишевского училища Владимира Набокова (Сирина) «Стихи» (1916), изданный на деньги, доставшиеся ему по наследству от дяди Василия Рукавишникова.
Позднее автор признал сборник слабым и больше не переиздавал. В книге воспоминаний «Другие Берега» (1954) Набоков писал:
«Спешу добавить, что первая эта моя книжечка стихов была исключительно плохая, и никогда бы не следовало её издавать. Её по заслугам немедленно растерзали те немногие рецензенты, которые заметили её.
Директор Тенишевского Училища, В. В. Гиппиус, писавший (под псевдонимом Бестужев) стихи, мне тогда казавшиеся гениальными (да и теперь по спине проходит трепет от некоторых запомнившихся строк в его удивительной поэме о сыне), принёс как-то экземпляр моего сборничка в класс и подробно его разнёс при всеобщем, или почти всеобщем, смехе.
Был он большой хищник, этот рыжебородый огненный господин, в странно узком двубортном жилете под всегда расстегнутым пиджаком, который как-то летал вокруг него, когда он стремительно шёл по рекреационной зале, засунув одну руку в карман штанов и подняв одно плечо.
Его значительно более знаменитая, но менее талантливая, кузина Зинаида, встретившись на заседании Литературного Фонда с моим отцом, который был, кажется, его председателем, сказала ему: „Пожалуйста, передайте вашему сыну, что он никогда писателем не будет“, — своего пророчества она потом лет тридцать не могла мне забыть».
Однако юношеская непосредственность и свежесть в этом раннем восьмистишии, а также неожиданность концовки, делает эти ранние стихи заметными даже на фоне более поздней, более зрелой, более совершенной и более изысканной поэзии Набокова, из которых хочется привести несколько примеров:
* * *
…И всё, что было, всё, что будет,
и золотую жажду жить,
и то бессонное, что нудит
на звуки душу разложить,
всё объясняли, вызывали
глаза возлюбленной земной,
когда из сумрака всплывали
они, как царство, предо мной.
18. 1. 23.
* * *
Благодарю тебя, отчизна,
за злую даль благодарю!
Тобою полн, тобой не признан,
я сам с собою говорю.
И в разговоре каждой ночи
сама душа не разберёт,
моё-ль безумие бормочет,
твоя-ли музыка растёт...
<из романа «Дар»,
опубл. 1937>
* * *
Иосиф Красный, — не Иосиф
прекрасный: препре
красный, — взгляд бросив,
сад вырастивший! Вепрь
горный! Выше гор! Лучше ста Лин
дбергов, трехсот полюсов
светлей! Из под толстых усов
Солнце России: Сталин!
(Марина Цветаева, пародия)
1937 г.
Каким бы полотном
Каким бы полотном батальным ни являлась
советская сусальнейшая Русь,
какой бы жалостью душа ни наполнялась,
не поклонюсь, не примирюсь
со всею мерзостью, жестокостью и скукой
немого рабства — нет, о, нет,
ещё я духом жив, ещё не сыт разлукой,
увольте, я ещё поэт.
1944, Кембридж, Масс.
|
Примеры эти никак не хочется комментировать — они слишком хорошо говорят сами за себя. Единственное что следует сказать, что примеры эти удивительные, как и многое из того, что представлено в данной антологии.
.
