* * *
Времыши-камыши
† На озера береге,
Где каменья временем,
Где время каменьем.
† На берега озере
Времыши, камыши,
На озера береге
Священно шумящие.
1908
|
Это восьмистишие Велимира Хлебникова было впервые опубликовано в сборнике «Требник троих», М., 1913, в составе 25 стихотворений Хлебникова, под одной обложкой со стихами Маяковского и двух Бурлюков (Николая и Давида).
Представляя собой некий ритуал-заклинание, стихотворение это невероятно музыкально по своему звучанию, из-за ассонансов, аллитераций, внутренних перекличек, повторов, перестановок слов, замысловатой, но чёткой структуры.
И священно-шумящие времыши-камыши из простого, казалось бы, пейзажа, вида природы, вдруг на глазах превращаются символ всего бренного человечества на берегу покрытого каменьями времени озера Вечности...
«Времыши» — это словообразование, конечно, принадлежит Хлебникову, как и многие другие прочно вошедшие теперь в общественный лексикон.
Здесь хочется привести ещё два восьмистишия из поздней незавершённой поэмы Хлебникова «Зангези» (1920—22). Оба стихотворения — диалог богов. Понятно, что небожители разговаривают не на русском или каком-либо ином человеческом языке.
Поэтому Хлебников разрабатывает и предлагает читателю свою версию такого «божественного» языка (курсивом в стихах выделены ударения):
Ответ (боги)
На-на-на!
Эчи, учи, очи!
Кези, нези, дзигага!
Низаризи озири.
Мэамура зиморо!
Пипс!
Мазачичи-чиморо!
Плянь!
...
Эрот
Эмчь, Амчь, Умчь!
Думчи, дамчи, домчи.
Макарако киочерк!
Цицилици цицици!
Кукарики кикику.
Ричи чичи ци-ци-ци.
Ольга, Эльга, Альга!
Пиц, пач, почь! Эхамчи!
Однако, вслушавшись, мы находим а этой «абракадабре» звуки подобные нашей человеческой речи, так же как на картинах абстракционистов вдруг обнаруживаем узнаваемые земные образы.
«В Хлебникове есть всё!» — восторженно восклицал Осип Эмильевич Мандельштам (по воспоминаниям Н. И. Харджиева) и в своих критических работах утверждал: «Хлебников возится со словами, как крот, между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие». (Осип Мандельштам «О природе слова», 1920—1922)
Явление Хлебникова сразу было замечено его современниками и вызвало самое серьёзное к себе отношение: «Очень чувствуя корни слов, Виктор Хлебников намеренно пренебрегает флексиями, иногда отбрасывая их совсем, иногда изменяя до неузнаваемости.
Он верит, что каждая гласная заключает в себе не только действие, но и его направление: таким образом, бык — тот, кто ударяет, бок — то, во что ударяют; бобр — то, за чем охотятся, бабр (тигр) — тот, кто охотится и т. д. Взяв корень слова и приставляя к нему произвольные флексии, он создаёт новые слова. Так, от корня «сме» он производит «смехачи», «смеево», «смеюнчики», «смеянствовать» и т. д.
Он мечтает о простейшем языке из одних предлогов, которые указывают направление движения. Как поэт, Виктор Хлебников заклинательно любит природу. Он никогда не доволен тем, что есть.
Его олень превращается в плотоядного зверя, он видит, как на «верниссаже» оживают мёртвые птицы на шляпах дам, как с людей спадают одежды и превращаются — шерстяные в овец, льняные в голубые цветочки льна. Он любит и умеет говорить о давнопрошедших временах, пользоваться их образами.
<...> И в ритмах, и в путанице синтаксиса так и видишь испуганного дикаря, слышишь его взволнованные речи… Несколько наивный шовинизм дал много ценного поэзии Хлебникова. Он ощущает Россию, как азиатскую страну (хотя и не приглашает её учиться мудрости у татар), утверждает её самобытность и борется с европейскими веяниями.
Многие его строки кажутся обрывками какого-то большого, никогда не написанного эпоса <...> В общем В. Хлебников нашёл свой путь и, идя по нему, он может сделаться поэтом значительным... (Николай Гумилёв: Статьи и заметки о русской поэзии. Статья из журнала «Аполлон», 1914, № 1—2)
Теперь без Хлебникова невозможно предствить себе русскую поэзию, и многие его поэтические открытия ещё до конца освоены, их осмысление — дело будущего.
Вот мнение, высказанное в конце XX века:
«Хлебников... оставил много случайных экспериментов в самых разных областях стиха, но наиболее значителен был опыт микрополиметрии, смешанных метров и свободного стиха. Все стиховые эксперименты связаны с его сложной художественной философией языка и времени».
(Михаил Гаспаров: «Русские стихи 1890-х-1925-го годов в комментариях» Москва: Высшая школа, 1993.)
