Цитата сообщения Наталия_Кравченко "Я только жизнь: люблю - и существую!" (часть шестая)

Начало здесь

Продолжение здесь

 

 

 

Погибшие из-за любви

 

Лунная заводь реки
под крутизною размытой.
Сонный затон тишины
под отголоском-ракитой.
И водоем твоих губ,
под поцелуями скрытый.

 

Его строки завораживают. Их горькому таинственному очарованию невозможно противиться.
Нельзя не ощутить странные, соблазнительные чары смерти в стихах Лорки.
В одной из своих лекций он сказал: «Во всех странах смерть означает конец. Она приходит — и занавес падает. А в Испании — нет. В Испании занавес только тогда и поднимается. Мертвец в Испании — более живой, чем мертвец в любом другом месте земного шара».
Когда мы читаем строки его «Сомнамбулического романса»:

 

Любовь моя, цвет зелёный.
Зелёного ветра всплески,
далёкий парусник в море,
далёкий конь в перелеске, -

 

нам представляется, что героиня, и умерев, продолжает жить, растворившись в природе.

 

Когда читаем лорковскую «Прелюдию»:

 

И тополя уходят,
но след их озерный светел.
И тополя уходят,
но нам оставляют ветер.

 

И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.

 

 

Или в «Прощании»:

Если умру я — не закрывайте балкона.
Дети едят апельсины.
(Я это вижу с балкона).
Жницы сжинают пшеницу.
(Я это слышу с балкона).

 

балкон в доме Лорки, ныне его музея

 Мы словно слышим голос чеховского Тузенбаха: "Вот дерево засохло, но всё же оно вместе с другими качается от ветра. Так, мне кажется, если я умру, то всё же буду участвовать в жизни так или иначе" («Три сестры»).

 

Смерти, разрушающей естество человека, противостоит смерть, дарующая слияние с природой. Гибель представляется не самой страшной формой небытия. Главное — не в вопросе жизни и смерти, а в подлинном и не подлинном способе существования.
«Поэт — это медиум природы», - говорил Лорка.

 

Человек, отдающийся весь без остатка своим чувствам, теряет власть над собой и в сомнамбулической безотчётности идёт к неминуемой гибели. Растворение, слияние с природой грозит смертью, но она наступает от переизбытка прекрасного, от встречи с неизведанным, от чрезмерной остроты и перехлёста чувств, когда всё выглядит как в дурмане. Так гибнет цыганёнок в «Романсе о луне, луне», и герой романса «Погибший из-за любви», и цыганка в «Сомнамбулическом романсе» - быть может она слишком низко склонилась над водоёмом, зачарованная игрой лунного света, её отражение сплелось с лунным отражением, отражения растворились друг в друге, гипнотическое влечение принудило её сделать ещё шаг навстречу обманчиво близкому светилу — и вот уже луна поддерживает на водной глади её мёртвое тело...

 

С зеленого дна бассейна,
качаясь, она глядела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Баюкала зыбь цыганку,
и льдинка луны блестела...

 

Только Лорке дана эта власть показать, как можно задохнуться от тоски по любимому, переполниться исступлённой жаждой любви — той жаждой, когда уже не видишь, не слышишь, - и в какой-то миг, словно в сомнамбулическом сне, шагнуть в зелёный мир своих видений, в свою зелёную сказку. Зелёный цвет — символ, как знак, как вестник бессмертной жизни струится через романс неистребимая зелень, вновь и вновь повторяясь в строках припева:

 

Люблю тебя в зелень одетой.
И ветер зелен. И листья.
Любовь моя, цвет зелёный...

 

Герои «Сомнамбулического романса» - юноша и девушка. Вполне житейская история: девушка ждёт любимого и, не дождавшись, гибнет; он приходит к ней слишком поздно и тоже умирает, отец девушки от горя сходит с ума. А жизнь, иная, внешняя жизнь продолжается, и полупьяный патруль ломится в тихий дворик. В бесконечном пространстве влюблённые тянутся друг к другу — и не могут соединиться. Гиперболизация невозможности соединения в действительной жизни оборачивается страстным желанием быть вместе где-то там, в надреальном мире:

 

- Так дай хотя бы подняться
к высоким этим перилам!
О дайте, дайте подняться
к зеленым этим перилам,
к перилам лунного света
над гулом моря унылым!

 

Стремление навстречу смерти оказалось порывом ввысь, к луне. Этой тягой к пропасти пронизаны все стихи и драмы Лорки. Никто из его героев не умирает своей смертью. Смерть в его мире всегда насильственна. В окружении своих постоянных спутников — конь, луна, нож, ветер — она реальна и призрачна одновременно.

 

Но смерть у Лорки — не знак конца, а знак свободы. Это выбор героя, его вызов миру.
Лорку всегда тяготило незримое присутствие смерти, его томило тёмное предчувствие ранней гибели, и он в редком стихотворении не упоминает слова "смерть". Он играл с ней в какие-то странные игры, частенько предлагая своим приятелям посмотреть, как он будет выглядеть в гробу, а мертвеца он изображал весьма правдоподобно. Этим он забавлял Дали и его сестру в Кадакесе, когда ложился на песок пляжа и застывал в наигранной смертельной судороге. У Анны-Марии сохранилась фотография, где Федерико лежит на пляже в Кадакесе на боку с закрытыми глазами и свалившейся с головы панамой.

 

 
Эти эпизоды нашли свое отражение в ранних работах С. Дали, в частности, в "Большом натюрморте (Приглашение ко сну)".

 

 

И отрубленная голова на берегу моря на картине С. Дали «Мёд слаще крови» писалась с него.

 

 

Да, видимо, не только стихи, но и картины сбываются.

 

«Этот вальс, закусивший губы...»

 

В 1929 году Федерико Гарсиа Лорка уезжает более чем на год в Америку, в Нью-Йорк.
Американские циклы («Поэт в Нью-Йорке») как-то увязли в экспериментальных поисках и в стилевом отношении остались стоять особняком в его творчестве. Сюрреалистическая поэтика (это было время его увлечения творчеством С. Дали), оторванная от каких бы то ни было корней, не прижилась в поэтическом мире Лорки. Но два стихотворения из этого цикла, «Маленький венский вальс» и «Вальс на ветвях», очень поэтичны, легки и близки внутреннему миру грустной лорковской поэзии. Особенно пленителен «Маленький венский вальс». Это стилизация, сказочная Вена Моцарта и Штрауса, увиденная восторженным взглядом романтичного иностранца.

 

Вена - городок в стеклянном шаре, где вместо снежинок медленно кружатся ноты...

 

Десять девушек едут Веной.
Плачет смерть на груди гуляки,
Есть там лес голубиных чучел
и заря в антикварном мраке.
Есть там залы, где сотни окон
и за ними деревьев купы...
О, возьми этот вальс,
этот вальс, закусивший губы.

 

Этот вальс, этот вальс,
полный смерти, мольбы и вина,
где шелками играет волна.
Я люблю, я люблю, я люблю,
я люблю тебя там, на луне,
и с увядшею книгой в окне,
и в укромном гнезде маргаритки,
и в том танце, что снится улитке...
Так порадуй теплом
этот вальс с перебитым крылом.

 

 

Есть три зеркала в венском зале,
где губам твоим вторят дали.
Смерть играет на клавесине
и танцующих красит синим
и на слезы наводит глянец.
А над городом - тени пьяниц...
О, возьми этот вальс,
на руках умирающий танец.

 

 
Я люблю, я люблю, мое чудо,
я люблю тебя вечно и всюду,
и на крыше, где детство мне снится,
и когда ты поднимешь ресницы,
а за ними, в серебряной стуже,
- старой Венгрии звезды пастушьи
и ягнята и лилии льда...
О, возьми этот вальс,
этот вальс "Я люблю навсегда".

 

 

Я с тобой танцевать буду в Вене
в карнавальном наряде реки,
в домино из воды и тени.
Как темны мои тростники!..
А потом прощальною данью
я оставлю эхо дыханья
в фотографиях и флюгерах,
поцелуи сложу перед дверью -
и волнам твоей поступи вверю
ленты вальса, скрипку и прах.

 

Испанская актриса и певица Ана Белен к столетию со дня рождения Федерико осуществила проект под названием "Лоркиана" - записала двойной диск, на первом из которых были записаны "12 андалусских народных песен", аранжированных когда-то Лоркой и прочно вошедших в репертуар самых разных испанских исполнителей, на втором - 13 песен на стихи самого Лорки. Одна из них - «Маленький венский вальс», музыку к которому написал Леонард Коэн. Послушайте!

"Pequeсo vals vienйs" - поет Ана Белен:

 

 

«Take This Waltz» - это поет сам Леонард Коэн:

 

 

 

Из Нью-Йорка путь Лорки лежит на Кубу, где он напишет сборник «Мотивы сна», а в июне 1930 года возвращается на родину. В этот период он публикует «Поэму канте хондо», «Диван Тамарита» и пьесу «Когда пройдет пять лет». Эта пьеса окажется пророческой, ибо ровно через пять лет Лорки не станет.
В марте 1933 года состоялась премьера трагедии «Кровавая свадьба» в мадридском театре Беатрис. И здесь та же тема любви и смерти...

 

Кровавая свадьба

 

Не хотела писать о драматургии Лорки, поскольку эта тема требует отдельного серьёзного разговора, но тут не могу не сделать исключения. «Кровавая свадьба» - моя любимая вещь, поразившая меня с детства и навсегда. Можно смело сказать, что это вершина драматургии поэта, его первая трагедия, одна из самых музыкальных его пьес и по композиции, и по сути. «Она написана по Баху», - говорил Лорка.

 

 
Музыка и песни вообще часто звучат в драмах Лорки, но не являются фоном или комментарием к действию. Это странные песни, и не важно, кто их поёт — хор, героиня или голос за сценой, в них настойчиво повторяются слова и путаются фразы, загадочен рефрен. В данном случае это «Колыбельная»: «О коне высоком, что воды не хочет...» В песне Лорки не важно, о чём она поётся — важно её звучание, её завораживающий интонационный рисунок.

 

Баю, милый, баю!
Песню начинаю
о коне высоком,
что воды не хочет.

 

Черной, черной, черной
меж ветвей склоненных
та вода казалась.
Кто нам скажет, мальчик,
что в воде той было?..

Усни, мой цветочек!
Конь воды не хочет.
Усни, лепесточек!
Конь взял и заплакал.

 

Поводом к написанию пьесы послужила заметка в газете 1928 года, где сообщалось о двойном убийстве, совершённом в деревне близ Альперии. Виновницей была девушка — накануне свадьбы она повстречала прежнего возлюбленного, который после размолвки с ней женился на другой. Прямо из-под венца невеста бежала с чужим мужем. Опозоренный жених бросился в погоню, настиг их, и в кровавой схватке погибли оба соперника. Этот непридуманный эпизод лёг в основу сюжета.

 

Но это не бытовая деревенская драма, как можно подумать вначале о пьесе. Ибо действие переносит нас не в будничную Андалузию, а в ту, что живёт в поэтическом сознании народа, в Андалузию романсов и песен, поверий и заклятий. Герои говорят языком народной поэзии — образным и лаконичным. И зовут их не собственными именами, а как в сказке: Мать, Жених, Невеста, Отец невесты... Есть и такие персонажи как Луна, Смерть (в образе нищенки). Эта пьеса — как бы драматургический романс, она условна и романтична, потому что луна, например, может принимать участие в жизни героев.
Побег невесты с Леонардо — это протест против застывшей, унылой, бескрасочной жизни, которая была уделом матери невесты и матери жениха. Подавленные чувства, по Лорке, неизбежно прорываются рано или поздно, но вместо счастья несут смерть.

 

Самый трагичный образ пьесы — образ матери. Мать жениха единственная, кому ведомо, что жизнь человеческая не отторжима от жизни земли, а голос крови глушит разумные доводы. Она могла бы, но не сумеет понять. И так и не узнает в невесте себя, но с другой судьбой. Ведомая властью рока, она сама пошлёт сына в погоню — на гибель.

 

 
Все избиты ноги,
лёд застыл на гриве,
а в глазах сверкает
серебро кинжала.

 

На коне высоком
беглецы спасались,
кровь свою мешая
с быстрою волною.

 

Усни, мой цветочек!
Конь воды не хочет.
Усни, лепесточек!
Конь взял и заплакал.

К берегу сырому
он не потянулся
вспененною мордой;
жалобно заржал он,
поглядев на горы -
суровые горы.

 

Ах, мой конь высокий,
ты воды не хочешь!..
Скорбь горы под снегом,
кровь зари на небе...

Не входи, помедли,
заслони окошко
сонной этой ветвью,
сном, упавшим в ветви.

 

 

В заключительном акте в селение жениха нищенка приносит трагическую весть о свершившейся кровавой резне. Мать окружают плачущие соседки, а она спокойна страшным спокойствием.

 

И вдруг появляется невеста — в чёрном плаще, без венка. Она посмела прийти в этот дом?!

 

Да, посмела! Пришла за тем, чтобы принять смерть от руки матери. Пришла, потому что только мать — да, та самая мать, сын которой погиб по вине невесты, способна понять её:
«Да, я бежала с другим, бежала! - говорит она с тоской. - Ты бы тоже бежала... Я не хотела, ты слышишь, я не хотела! Я сгорала на огне, язвы покрывали моё тело и душу, а твой сын был для меня глотком воды, я ожидала от него детей, успокоения, целебной силы. А другой был тёмной рекой, чёрной рекой с ветвями, и он звал меня шелестом тростников, как песней...

 

 
Я шла к твоему сыну, а другой насылал стаи птиц, и они не давали мне идти. Я не обманывала твоего сына, я шла к нему, но руки другого, как волны, подхватили меня и унесли в море.

 

И не могло быть иначе, не могло. Это всё равно случилось бы, даже если бы я была старухой и все дети твоего сына вцепились бы мне в волосы!»

 

И рука матери, занесенная для удара, повисает в воздухе. Из глубин материнской скорби возникают суровые, просветлённые слова: "Благословенна пшеница, ибо под ней мои сыновья. Благословен дождь, ибо он омывает мертвых".

 

"Позволь мне плакать вместе с тобой", - просит Невеста. "Плачь, разрешает Мать. - Но у дверей".

 

 

Приближается траурное шествие. Четверо юношей несут на плечах тела Жениха и Леонардо. Ценою их гибели, ценой очистительной грозы, разразившейся посреди свадьбы и превратившей ее в похороны, искуплена трагическая вина, торжествует древний закон, восстановлено равновесие в мире. По обоим павшим рыдают Мать и Невеста, окруженные хором соседок. В общем поминальном плаче сливаются их голоса. Так заканчивается трагедия.

 

одна из постановок «Кровавой свадьбы»

 

фильм Клода Шаброля 1973 года «Кровавая свадьба»

 

« Петь и плакать со своим народом»

 

В 1932 году Лорка создает свой передвижной студенческий театр «Ла Баррака» (балаган). Создаёт с просветительской целью, посвятив ему три года жизни.

 

труппа театра «Баррака. Лорка внизу первый слева

 

Эта бродячая театральная труппа, состоящая из таких же молодых энтузиастов, кочевала по Испании, заезжала в глухие селенья, где крестьяне и не подозревали, что существует театр, не знали, что это такое. И повсюду за три часа на площади вырастали подмостки и к закату начинался спектакль. Билетов не продавали, работали бесплатно. Разыгрывались пьесы Лопе де Вега, Кальдерона, Сервантеса, Тирсо.

 

Лорка на репетиции спектакля

 

Испанские крестьяне смотрели с огромным интересом в отличие от пресыщенной буржуазной публики. Даже дождь не мог им помешать. Публика теснее жалась, а промокшие актёры продолжали играть.

 

сцена из спектакля «Баррака»

 

Лорка был душой театра — был не только режиссёром и актёром, но и писал музыку для пьес, рисовал костюмы, делал декорации, был рабочим сцены. Он придавал огромное значение театру. Говорил: «Чуткий театр, верно направленный во всех своих жанрах — от трагедии до водевиля — может в несколько раз изменить мировосприятие нашего народа. А театр искалеченный, у которого вместо крыльев копыта, может развратить и усыпить целую нацию».

 

Об идее искусства для искусства» Лорка отзывался резко: «Ни один настоящий человек уже не верит в этот хлам чистого искусства. Художник должен петь и плакать со своим народом».
Этот молодой бродячий нищий театр оказался настолько свежим и нужным, что фалангистская печать поспешила объявить его преступным.
С. Дали утверждал, что «на всей планете нельзя найти человека аполитичнее Лорки», что «Лорка, чистейший поэт на все 100%, был самым аполитичным» из всех известных ему людей.

 

 

Но это было не так. Хотя Лорка и не примыкал ни к одной из партий и признавался, что не очень-то разбирался в их целях и различиях, но ему была небезразлична судьба родины и народа.
Когда его спрашивали: «Федерико, какой ты партии?» - он отвечал: «Я — из партии бедняков».

 

 .
При этом наивно добавлял: «Но — добрых бедняков». Моральные отличия виделись ему более глубокими, чем классовые. Демократ и республиканец по убеждениям, он с годами всё больше сочувствовал идеям социализма. «Я — революционер, потому что все настоящие поэты революционеры», - говорил он. А для мещан и фашистов он был «красный поэт», «русский шпион», сторонник «еврейского коммунизма».

 

В том, что писал Лорка, было предчувствие гибели. Но не страх смерти и не жажда бессмертия были тому причиной. Он не обманывался в своей судьбе, потому что не отделял её от народной, и в этом знании неизбежно была не покорность воле событий, а выбор.
В июне 1936 года, когда люди благоразумно предпочитали отмолчаться, он открыто высказывал свои взгляды: «Я всегда буду с теми, у кого нет ничего... Я испанец до мозга костей и не мог бы жить в другом месте земного шара, но мне ненавистен каждый, кто считает себя выше других по одному тому, что он испанец. Я брат всем людям, но полон отвращения к тем, кто слепо любят свою родину и одержимы абстрактной идеей национализма. Хороший китаец мне ближе плохого испанца».
Таких слов в 1936 году в Испании не прощали — уже становились обязательными клише «об истинно национальном духе, счастливо нашедшем своё выражение в фаланге» - без них не вступали в должность и не выходили на пенсию. А Лорка во всех интервью повторял свою декларацию независимости.

 

 

Если бы это была декларация художнического индивидуализма как у С. Дали, её бы простили, как поэтическую вольность. Но выбора — свободного, естественного — Лорке простить не могли. По окончании войны Франко заявил: «Мы поэтов не убивали». И добавил про себя: «Иначе пришлось бы их убивать всех подряд».
В 1933 году журнал «Октябрь» публикует антифашистский манифест, и первая подпись под ним — Гарсиа Лорки. В ноябре 1935-го он подписывает II антифашистский манифест. 14 февраля 1936-го в апогее политической борьбы подпись Лорки под воззванием «Интеллигенция — с народным фронтом» снова стоит первой.

 

Так подтверждался его выбор. Сколько запоздалых сетований в мемуарах! Неужели нельзя было вести себя осторожней, не давать таких откровенных интервью, не подписывать первым антифашистских деклараций, писем и протестов? Но для него нельзя было иначе. Как нельзя перестать быть собой. «Когда нельзя защитить — встают рядом», - это было его убеждение.

И задолго до развязки поэту был ясен итог, предсказанный его стихами. Может быть, он один знал, чем обернётся в итоге каждое его слово, знал — и ни разу не уклонился от ответа.
Хотя вспомним его страхи, смешные слабости, как он боялся моря, болезней, смерти, как любил жизнь, - ему было, наверное, труднее, чем другим...

 

 

Продолжение здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post224191140/