Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 38 - Путин вспоминал, как отец вернулся с фронта..
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "СказочНик (Юрий Егоров)":
Часть 1 - Сказочник. Юрий Егоров
Часть 2 - Сказка для двоих. Неждана Юрьева/Юрий Егоров
...
Часть 6 - Русалка. Юрий Егоров
Часть 7 - Путин вспоминал, как отец вернулся с фронта..
Часть 8 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров

Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич

"Первая медаль "За отвагу"... Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой..."

http://classic-online.ru/ru/listen/18566

Марш «В путь» (Из музыки к к/ф «Максим Перепелица»). Василий Соловьев-Седой

"Под Сталинградом... Тащу я двух раненых. Одного протащу - оставляю, потом - другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца... Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике... Там, в дыму, не разобралась... Вижу: человек умирает, человек кричит... А-а-а... Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: "Возвращаться за немцем или нет?" Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови... И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих... Это же Сталинград... Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая... Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно".

«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
— Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:
— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали».

«Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, — не пускали меня бойцы, — видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!»

«А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»

"Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую - кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда - в ягодицу. В попу... В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло..."

"Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:
- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают... Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши "По-2" подстреливали из автомата... Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле".

"Мы стремились... Мы не хотели, чтобы о нас говорили: "Ах, эти женщины!" И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: "Навоюют эти бабы..."

"Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала - дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: "А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться".

"Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги... Ну, понимаете, травой смывали... Мы же свои особенности имели, девчонки... Армия об этом не подумала... Ноги у нас зеленые были... Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава..."

"Идем... Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок - тридцать километров. Жара дикая... И после нас красные пятна на песке... Следы красные... Ну, дела эти... Наши... Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают... Не смотрят под ноги... Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали... Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим... Они потом уже догадывались, смеялись: "Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали". Ваты и бинтов для раненых не хватало... А не то, что... Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках... Ну, идем... В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем... К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины - кто куда прятаться. Нас зовут... А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде... Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли... Под осколками... Вот оно... Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло..."

"Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: "Воздух! Рама!" Я подняла голову и ищу в небе "раму". Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та "рама"? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: "Хлопцы, наших бьют!" Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: "Взвод, стать в строй!" Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: "Кто здесь старший?" Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: "Что тут произошло?" Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое "рама", какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство..."

"Мы его хоронили... Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро... Прямо сейчас... Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее... Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка... Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит... Как? Стали прощаться... Мне говорят: "Ты - первая!" У меня сердце подскочило, я поняла... Что... Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают... Мысль ударила: может, и он знал? Вот... Он лежит... Сейчас его опустят в землю... Зароют. Накроют песком... Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит... Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю... Этот момент... Бомбы летят... Он... Лежит на плащ-палатке... Этот момент... А я радуюсь... Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви... Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину... Это был первый..."

"Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу... Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины... Они кричали нам: "Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п... наших мужиков. Фронтовые б... Сучки военные..." Оскорбляли по-всякому... Словарь русский богатый... Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. "Что с тобой?" - "Да ничего. Натанцевалась". А это - мои два ранения... Это - война... А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились - сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин - крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: "Читай стихи. Есенина читай".

"Ноги пропали... Ноги отрезали... Спасали меня там же, в лесу... Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги... Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без... Вместо наркоза - бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы... Столярной... У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: "Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет". Я держалась... Я привыкла быть на людях сильной..."

"Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: "Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую". Ребенок... У ребенка все должно быть детское... Он засыпал со словами: "Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом".

"Лежит на траве Аня Кабурова... Наша связистка. Она умирает - пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: "Как жаль, девочки". Потом помолчала и улыбнулась нам: "Девочки, неужели я умру?" В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: "Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома..." Аня не закрывает глаза, она ждет... Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: "Дорогая моя, любимая доченька..." Возле меня стоит врач, он говорит: "Это - чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины..." Дочитали письмо... И только тогда Аня закрыла глаза..."

"Пробыла я у него один день, второй и решаю: "Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь". Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу - идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю... Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу - упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: "Куда ты прешь, чертова баба!!" Подползу - живой... Живой!"

"Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг... Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: "сестричка родная", "сестричка дорогая", ничего другого не слышала... Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: "На ком ты женился? На фронтовой... У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?" И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить... Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии... Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было".

"Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет... Приглашать на встречи... А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины - победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими... У нас, скажу я вам, забрали победу... Победу с нами не разделили. И было обидно... Непонятно..."

"Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали".

"Пока он слышит... До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу... Успокаиваю... Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались... "

"У нас попала в плен медсестра... Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана... Ее посадили на кол... Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку..."

"Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках... На жилах... В кровище весь... Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала... Бинтую, а раненый: "Скорей, сестра. Я еще повоюю". В горячке..."

«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом — вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет — это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»

«Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»

«И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье — то появится, то скроется, — я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело — ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…»

«Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять — «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».

«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»

«Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне — пятнадцать лет, а сестре — четырнадцать. Он говорил: «Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…» Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…»

«У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»

«Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»

«Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я — тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы — понимаете?»

«Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый — старший лейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов — балетный вес. Сейчас уже не верится…»

«Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь — рожай девочек или мальчиков».

«В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила — Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»

Серия сообщений "ИСТОРИЯ":
Часть 1 - Без заголовка
Часть 2 - Без заголовка
...
Часть 12 - Что позволено внукам, не позволено рабам... Сергей Алексеев
Часть 13 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 14 - "Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно". Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич
Часть 15 - Романовы в историях...
Часть 16 - Это Россия, в которой рождается много великих людей...
...
Часть 20 - Вечер у Эммы. Владимир Липилин
Часть 21 - НЕ ВОЮЙТЕ С РУССКИМИ!!!
Часть 22 - ПУТИН - НАШ ПРЕЗИДЕНТ!!!

Серия сообщений "Разное...":
Часть 1 - Былое... сон.. Файфер / Анданте из Четвертой сонаты. Сергей Прокофьев
Часть 2 - Живу спокойней и ровней... Николай Дмитриев / Русская песня. Игорь Стравинский
...
Часть 7 - Огненный танец Берегини. Славянские сказки. Любовь Сушко / «Баба Яга». Александр Даргомыжский
Часть 8 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 9 - "Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно". Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич
Часть 10 - Волшебное перышко. Елена Гвозденко / Пётр Ильич Чайковский. Симфония №1 соль минор «Зимние грёзы»
Часть 11 - Ты узнаешь меня... Бастракова Арина / Сюита-Фантазия из музыки к балету "Анюта". Валерий Гаврилин
...
Часть 22 - Вечер у Эммы. Владимир Липилин
Часть 23 - унесённые летом. Стеклянный Дым
Часть 24 - Дорога Домой. Алексей Архиповский

до сего момента казалось, что знаю об  ужасах этой войны все: боль, смерть, страдания, концлагеря, пытки, расстрелы, голод, холод, мор, разруха, бомбежки, измены, предательства... ну, или почти все... но прочитав это!... оказывается кланяться в ноги Реальным защитникам Отечества, отдавшим войне и руки, и ноги, и чествовать Настоящих ветеранов было принято не всегда... у Реальных и Настоящих была чуть иная судьба - судьба никому не нужных обрубков-изгоев, насильно вывезенных со своей родной земли, за которую они сражались и вернуться на которую мечтали

и в снах,

и на яву...

но у "великого" т-ща сталина были иные мечты и они в них не вписались... 

http://classic-online.ru/ru/listen/115915

Симфония №4. Александр Локшин

Графический цикл «Листы скорби» художник задумал ещё во время учёбы в Суриковском институте, этот цикл стал главной темой творчества Геннадия Доброва. Состоял этот цикл из пяти серий. Первую большую графическую серию «Автографы войны» художник создал в 1974-1980-х годах. Серия представляла портреты инвалидов Великой Отечественной войны, написанные на острове Валаам, в Бахчисарае, Омске, на Сахалине и в Армении. В 1987 году за эту серию Добров был награждён медалью «Борец за мир».
Но мастерски нарисованные, реалистические, щемящие портреты принимали выставкомы, они указывались в каталогах, но их не выставляли в самих экспозициях. Когда же Добров попытался сделать персональную выставку, то получил категорический отказ и жёсткие обвинения «в наслаждении уродствами, извращённом сознании и в бездушии». Сам художник писал о серии «Автографы войны»: «После многолетних отказов в экспонировании на выставках этой серии, а с началом перестройки многочисленных экспозициях и публикациях этой серии, я убедился, что существует два взгляда на мои портреты инвалидов войны: патриотический и антивоенно-гуманистический. Этим и объясняется такая сложная судьба моей серии. Теперь она давно уже приобретена Музеем на Поклонной горе, что, пожалуй, и говорит о перевесе второго взгляда».
Серия «Автографы войны» и стала темой этого моего поста.

Геннадий Добров Новой войны не хочу! (Бывший разведчик Виктор Попков)

Геннадий Добров Опаленные войной.
Фронтовая радистка Юлия Еманова, участница боев за Сталинград, кавалер орденов Славы и Красного Знамени.

Валаамский гость
(Художнику Геннадию Доброву)

Листопад... Пожелтевшие лица.
И опять — листопад, листопад...
Вам случилось с войны возвратиться,
матерясь в полумрак невпопад.

Листопад над землей Валаама.
Облетает задумчивый сад
интернатский. Распахнуты рамы —
инвалиды встречают закат.

Вам случилось безжалостно выжить,
половину себя потеряв.
Выше голову! Голову выше!
Появился художник в дверях!

Он берет свой снимает устало.
Он волшебный берет карандаш.
Он рисует. Питается мало.
Он ваш брат и спаситель он ваш.

Плещет Ладога мелкой волною.
Молчаливый, он тихо встает.
Ваше горе своею виною
он, рыдая, потом назовет.

И, вгрызаясь в московские будни,
как в полярные льды ледокол,
никогда он о вас не забудет —
ни о ком!

Вячеслав Ананьев



Геннадий Добров Ранен при защите СССР.
Александр Подосенов в 17 лет добровольцем ушел на фронт. Стал офицером. В Карелии был ранен пулей в голову навылет. На острове Валаам жил все послевоенные годы, парализованный, неподвижно сидящий на подушках.

Геннадий Добров Русский пророк. Село Тара Омской области, 1975 г.
Рисунок, сделанный по воспоминаниям первых послевоенных лет, изображает безумного инвалида войны, которого 9-летний Геннадий Добров видел в Сибири в 1946 году.

Блоггер Songwolf в посте, посвященном Валаамскому Дому инвалидов, пишет:

«Трудно, ох, трудно далась нашему народу эта Победа.. Сколько вдов оставила, сколько детей не родилось на нашей многострадальной земле. Сколько судеб искалечила... А скольких людей?
Остров Валаам, 200 километров к северу от Светланы в 1952-1984 годах - место одного из самых бесчеловечных экспериментов по формированию крупнейшей человеческой "фабрики". Сюда, из Ленинграда и Ленинградской области, чтобы не портили городской ландшафт, ссылали инвалидов - самых разных, от безногих и безруких, до олигофренов и туберкулезников. Считалось, что инвалиды портят вид советских городов. Валаам был одним, но самым известным из десятков мест ссылки инвалидов войны. Это очень известная история. На острове творились страшные вещи: в 1952-м со всей страны туда свезли убогих и калек и оставили умирать.Дом-интернат для инвалидов и престарелых стал чем-то вроде социального лепрозория - там, как и на Соловках времен ГУЛАГа, содержались в заточении «отбросы общества». Ссылали не всех поголовно безруких-безногих, а тех, кто побирался, просил милостыню, не имел жилья. Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами.
Их собирали за одну ночь со всего города специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки типа ЗК и отправляли в эти самые «дома-интернаты». У них отбирали паспорта и солдатские книжки - фактически их переводили в статус ЗК. Да и сами интернаты были в ведомстве МВД. Суть этих интернатов была в том, чтоб тихо спровадить инвалидов на тот свет, как можно быстрее. Даже то скудное содержание, которое выделялось инвалидам, разворовывалось практически полностью».

Геннадий Добров Неизвестный солдат. 1974 г. о. Валаам
Никто ничего не знает о жизни этого человека. В результате тяжелейшего ранения он потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Война оставила ему только возможность видеть.

Геннадий Добров Отдых в пути.
Солдат Алексей Курганов из села Такмык Омской области, прошедший фронтовыми дорогами от Москвы до Венгрии и лишившийся обеих ног.
 

То, о чем пишет Songwolf, он подтверждает другими историческими источникахами и материалами. Например, Н. Никоноров в статье «Неперспективные люди с острова Валаам» написал:
«После войны советские города были наводнены людьми, которым посчастливилось выжить на фронте, но потерявшим в боях за Родину руки и ноги. Самодельные тележки, на которых юркали между ногами прохожих человеческие обрубки, костыли и протезы героев войны портили благообразие светлого социалистического сегодня. И вот однажды советские граждане проснулись и не услышали привычного грохота тележек и скрипа протезов. Инвалиды в одночасье были удалены из городов. Одним из мест их ссылки и стал остров Валаам. Собственно говоря, события эти известны, записаны в анналы истории, а значит, «что было, то прошло». Между тем изгнанные инвалиды на острове прижились, занялись хозяйством, создавали семьи, рожали детей, которые уже сами выросли и сами родили детей - настоящих коренных островитян».

Геннадий Добров Рассказ о медалях. Там был ад. 1975 г. Бахчисарай
Участник обороны Сталинграда Иван Забара

Геннадий Добров Партизан.
Москвич Виктор Лукин сначала воевал в партизанском отряде, а после изгнания фашистских оккупантов с территории СССР сражался с врагами в армии.

Очень эмоционально о валаамских инвалидах-ветеранах пишет Евгений Кузнецов в книге «Вааламская тетрадь»:

В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР образовали на Валааме и в зданиях монастырских разместили Дом инвалидов войны и труда. Вот это было заведение!
Не праздный, вероятно, вопрос: почему же здесь, на острове, а не где-нибудь на материке? Ведь и снабжать проще и содержать дешевле. Формальное объяснение: тут много жилья, подсобных помещений, хозяйственных (одна ферма чего стоит), пахотные земли для подсобного хозяйства, фруктовые сады, ягодные питомники, а неформальная, истинная причина: уж слишком намозолили глаза советскому народу-победителю сотни тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, да мало ли еще где. Ну, посудите сами: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда не годится! Избавиться от них, во что бы то ни стало избавиться. Но куда их девать? А в бывшие монастыри, на острова! С глаз долой - из сердца вон. В течение нескольких месяцев страна-победительница очистила свои улицы от этого «позора»! Вот так возникли эти богадельни в Кирилло-Белозерском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях. Верней сказать, на развалинах монастырских, на сокрушенных советской властью столпах Православия. Страна Советов карала своих инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова, родных гнезд, разоренных войной. Карала нищетой содержания, одиночеством, безысходностью. Всякий, попадавший на Валаам, мгновенно осознавал: Вот это всё! Дальше - тупик. Дальше тишина в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище.
Читатель! Любезный мой читатель! Понять ли нам с Вами сегодня меру беспредельного отчаяния горя неодолимого, которое охватывало этих людей в то мгновение, когда они ступали на землю сию. В тюрьме, в страшном гулаговском лагере всегда у заключенного теплится надежда выйти оттуда, обрести свободу, иную, менее горькую жизнь. Отсюда же исхода не было. Отсюда только в могилу, как приговоренному к смерти. Ну, и представьте себе, что за жизнь потекла в этих стенах. Видел я все это вблизи много лет подряд. А вот описать трудно. Особенно, когда перед мысленным взором моим возникают их лица, глаза, руки, их неописуемые улыбки, улыбки существ, как бы в чем-то навек провинившихся, как бы просящих за что-то прощения. Нет, это невозможно описать. Невозможно, наверно, еще и потому, что при воспоминании обо всем этом просто останавливается сердце, перехватывает дыхание и в мыслях возникает невозможная путаница, какой-то сгусток боли! Простите...

Геннадий Добров Старый воин.
90 летний Михаил Казанков – участник трех войн: русско-японской (1904-1905), Первой мировой (1914-1918) и Второй мировой (1939-1945). В Первую мировую был награжден двумя Георгиевскими крестами, во время Второй мировой - награжден орденом Красной Звезды и несколькими медалями.

Геннадий Добров Старая рана.
Солдат Андрей Фоминых из дальневосточного города Южно-Сахалинска. В одном ожесточенном бою был тяжело ранен.

Из письма Геннадия Доброва жене с острова Валаам 23 июня 1974 г.

Сейчас я рисую инвалида двух войн — финской и отечественной. Воевал в Карелии с финнами, был ранен, обморозил обе ноги, потом с немцами, всё время на передовой, в окопах. Без глаза, пуля прошла через оба глаза, весь изрешечен пулями и осколками. А жена его в это время, как он погибал на «Невской Дубровке», жила с финским офицером всю войну, а сейчас опять с этим инвалидом живёт. А он тут напился и говорит: «Ты бы простил?»...

Геннадий Добров Защитник Невской Дубровки. Остров Валаам. 1974 г.
Бывший пехотинец Александр Амбаров, защищавший осажденный Ленинград.Дважды во время ожесточенных бомбежек он оказывался заживо погребенным. Почти не надеясь увидеть его живым, товарищи откапывали воина. Подлечившись, солдат снова шел в бой.

Геннадий Добров Память.
Георгий Зотов, инвалид войны из подмосковного села Фенино.

Из письма Геннадия Доброва жене с острова Валаам 22 июня 1974 г.

Сейчас рисую второй портрет инвалида войны. Хожу в библиотеку, ищу в книгах ордена и медали, потому что свои он – этот типичный русский Иван — растерял, да роздал детям на игрушки.
Вот где Русь несчастная! В чистом виде. Ангелы, а не люди, ни в ком, ни капли лжи, души нараспашку. Я уже двери закрываю на ключ в своей комнате изнутри. Приходят, рассказывают о себе. И наплачешься, и насмеёшься с ними. А песни какие поют! Я таких и не слыхал никогда, самые окопные какие-то, и откуда они их берут?

Геннадий Добров Рядовой войны
Рядовой 712-й стрелковой бригады Михаил Гусельников из Омска, сражавшийся на Ленинградском фронте. 28 января 1943 года во время прорыва блокады Ленинграда солдат получил ранение в позвоночник, и с тех пор прикован к постели.

Геннадий Добров Прошел от Кавказа до Будапешта.
Морской пехотинец-гвардеец Алексей Чхеидзе из подмосковной деревни Данки. Зимой 1945 года при штурме Королевского дворца в Будапеште и спасении этого памятника мировой архитектуры от взрыва фашистами был тяжело ранен, чудом выжил, перенес несколько операций. С ампутированными руками, ослепший, почти полностью потерявший слух, находит в себе силы шутить и с иронией называет себя «человеком-протезом».

 

Из письма Геннадия Доброва жене с острова 17 июля 1974 г.

Сегодня начал рисовать инвалида психохроника на Никольском острове. Рисую прямо в палате, где ещё 5 психохроников смотрят со своих кроватей на мою работу, только они не могут встать и даже что-либо сказать мне — так они слабы и больны. … Кормят плохо. Мясо тухлое (суп я не ем). А на второе — каша, на завтрак и ужин — каша. Всё опротивело. Но работается тут удивительно легко и хорошо. Это — мой остров...

Семь лет создавал Геннадий Добров серию «Автографы войны». Он посетил около 20 домов-интернатов в разных регионах Советского Союза – от Крыма и Армении до Карелии и Сахалина. 36 больших листов составили остро психологическую галерею современников, героев и жертв военного лихолетья.

Геннадий Добров Фронтовик.
Воздушный десантник, москвич Михаил Кокеткин. В результате тяжелого ранения лишился обеих ног, но не смирился с инвалидностью, окончил институт и долгие годы работал в Центральном статистическом управлении РСФСР. За героизм на фронте был награжден тремя орденами, за мирный труд у него тоже орден – «Знак почета».

Геннадий Добров Письмо другу-однополчанину. Станция Кучино Московской области, 1977 г.
Владимир Еремин из подмосковного поселка Кучино.

Критик Т. С. Никитина так написала об этой серии рисунков Геннадия Михайловича:
…Он брал вещи, которых другие даже боялись касаться, вещи, которые не только находились вне сферы искусства, но противолежали искусству; он брал страшное, увечное, почти безобразное, — и делал это бесстрашно, как хирург бесстрашно входит в палату с тяжелоранеными. Своим материалом он избрал человеческое страдание: судьбы инвалидов войны, жертв геноцида, нищету, обездоленность, безумие. Он заглядывал в глаза немых, юродивых, безымянных, потерявших все, даже прошлое, в глаза стариков и детей, изувеченных войнами, — и видел в них величие и красоту, истинный масштаб человека, его суть, открывающуюся именно в громадности страдания.

Геннадий Добров Жизнь, прожитая честно.
Михаил Звездочкин, командовал артиллерийским расчетом, войну закончил в Берлине.

Геннадий Добров . «Цена нашего счастья». Климовск Московской области. 1978 г.
Сергей Герасимович Балабанчиков. Его страшная судьба – цена нашего счастья

Геннадий Добров / Возвращение с прогулки./ Разведчица Серафима Комиссарова. Сражалась в партизанском отряде в Белоруссии. Во время выполнения задания зимней ночью вмерзла в болото, где ее нашли только утром и буквально вырубили изо льда.

Геннадий Добров / Поздравления друзей с Днем Победы. Василий Лобачев оборонял Москву, был ранен. Из-за гангрены ему ампутировали руки и ноги. И стал бы он совсем беспомощным, если бы не жена Лидия, тоже во время войны потерявшая обе ноги. А так зажили, поддерживая друг друга и даже родили двух сыновей. Счастливцы – по сравнению с другими!

Геннадий Добров Ветеран.



Геннадий Добров Фронтовые воспоминания.
Москвич Борис Милеев потерял на войне руки, но не смирился с судьбой инвалида – научился печатать на машине. Когда художник писал ветерана, тот печатал фронтовые воспоминания.

Закончить хочу словами писателя Чингиза Айтматова, напечатанными в газете «Известия» 19 июня 1987 года.
«Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»

http://blog.i.ua/community/1952/1214820/

Серия сообщений "ИСТОРИЯ":
Часть 1 - Без заголовка
Часть 2 - Без заголовка
...
Часть 11 - Большая Россия снова в игре. Фриц Морген
Часть 12 - Что позволено внукам, не позволено рабам... Сергей Алексеев
Часть 13 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 14 - "Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно". Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич
Часть 15 - Романовы в историях...
...
Часть 20 - Вечер у Эммы. Владимир Липилин
Часть 21 - НЕ ВОЮЙТЕ С РУССКИМИ!!!
Часть 22 - ПУТИН - НАШ ПРЕЗИДЕНТ!!!

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 23 - Не дай Господь... Андрей Моисеев / Симфонический фрагмент (1945). Дмитрий Шостакович
Часть 24 - Поединок. Константин Фролов-Крымский / Эй, ухнем! Александр Глазунов
Часть 25 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 26 - Неприкаянные души. Юрий Соловьёв
Часть 27 - Спецы. Файфер
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Разное...":
Часть 1 - Былое... сон.. Файфер / Анданте из Четвертой сонаты. Сергей Прокофьев
Часть 2 - Живу спокойней и ровней... Николай Дмитриев / Русская песня. Игорь Стравинский
...
Часть 6 - Не держи меня за руку, Лето... Токарева Анна / «Золотая Осень». Евгений Глебов
Часть 7 - Огненный танец Берегини. Славянские сказки. Любовь Сушко / «Баба Яга». Александр Даргомыжский
Часть 8 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 9 - "Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно". Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич
Часть 10 - Волшебное перышко. Елена Гвозденко / Пётр Ильич Чайковский. Симфония №1 соль минор «Зимние грёзы»
...
Часть 22 - Вечер у Эммы. Владимир Липилин
Часть 23 - унесённые летом. Стеклянный Дым
Часть 24 - Дорога Домой. Алексей Архиповский

Серия сообщений "Некоторые из мыслей...":
Часть 1 - Мое баховосприятие...
Часть 2 - Парадокс...
...
Часть 15 - Цветные линии или чему порой могут научить игры…
Часть 16 - Дарящая Красоту... Светлана Мищенко-Сапсай
Часть 17 - Война... как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось...
Часть 18 - «Падение» рубля — хладнокровный расчёт Кремля. Олег Щукин
Часть 19 - Обратная дорога... / Квартет №16. Гаэтано Доницетти
...
Часть 26 - #БЕЗмасок
Часть 27 - У России есть план противостояния «финансовой ядерной бомбе» Запада..
Часть 28 - Как научиться любить.. Как найти Любовь.. Как сохранить семью..

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 19 - Соловьи. Михаил Дудин / «Утро и вечер, или Ветер переменился». Александр Алябьев
Часть 20 - Когда над Русью дождь рыдает... Марина Царь Волкова / Буря. Александр Алябьев
Часть 21 - Встречаемся у Вечного огня... Виктор Боков
Часть 22 - Вспоминай, потомок, вспоминай!.. Марина Царь Волкова
Часть 23 - Не дай Господь... Андрей Моисеев / Симфонический фрагмент (1945). Дмитрий Шостакович
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 18 - Через все испытанья и беды... Арина Демидова
Часть 19 - Соловьи. Михаил Дудин / «Утро и вечер, или Ветер переменился». Александр Алябьев
Часть 20 - Когда над Русью дождь рыдает... Марина Царь Волкова / Буря. Александр Алябьев
Часть 21 - Встречаемся у Вечного огня... Виктор Боков
Часть 22 - Вспоминай, потомок, вспоминай!.. Марина Царь Волкова
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Царь Волкова Марина ":
Часть 1 - Я с неба падала звездою... Марина Царь Волкова
Часть 2 - Жемчугами тающей росы... Марина Царь Волкова
...
Часть 17 - Велесовы (Волчьи) Святки. Марина Царь Волкова
Часть 18 - Там, где горы собираются на пир... Марина Царь Волкова / Соната К 77. Доменико Скарлатти
Часть 19 - Когда над Русью дождь рыдает... Марина Царь Волкова / Буря. Александр Алябьев
Часть 20 - Вспоминай, потомок, вспоминай!.. Марина Царь Волкова
Часть 21 - Закат, смеясь, запутался в траве... Марина Волкова / Романс для скрипки (или флейты) с оркестром Ре-бемоль мажор. Камиль Сен-Санс
...
Часть 32 - Невский цветными украшен зонтами.. Марина Царь Волкова
Часть 33 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 34 - Пораскинулись Земли родимой дали.. Марина Царь Волкова

Серия сообщений "Алябьев Александр Александрович":
Часть 1 - Соловьи. Михаил Дудин / «Утро и вечер, или Ветер переменился». Александр Алябьев
Часть 2 - Когда над Русью дождь рыдает... Марина Царь Волкова / Буря. Александр Алябьев
Часть 3 - Мостик. Виктор Ёж / Струнный квартет №3. Александр Алябьев
Часть 4 - 10 августа - День попутного Ветра / Увертюра к водевилю «Утро и вечер, или Ветер переменился». Александр Алябьев

Огоньки

Марина Царь Волкова

Огоньки… Огоньки на болотах.
Мох на пнях, словно ржа древних лат.
Это Леший пугает кого-то,
Или души погибших солдат,

Что под вешнего грома раскаты
Вновь ведут неоконченный бой
В час, когда истекают закаты
В лес сосновый горячей рудой?..

Чьи-то юные, храбрые деды
Сводят с немцами счёты свои,
Здесь для них не настала победа,
Здесь всё так же грохочут бои,

И не гром это – давние взрывы,
Ночью зелень от крови красна.
Незажившим, горящим нарывом
Эту землю покрыла война.

Тут берёзки так светлы и тонки,
Оттого-то больней и страшней:
Залп - и дым возле круглой воронки,
И берёза уже без корней…

Страшно ночью ходить по болотам -
Тени, тени на каждом шагу.
Ясно слышу и вижу кого-то,
Но помочь им ничем не могу.

Май. Девятое. Праздничной даты
Ни один не увидел живой,
И теперь прорастают солдаты
Молодою зелёной травой.

Фотограф ВАЛЕНТИН. Пускай печаль болот развеет белым цветом

Наполняют ночные виденья
Душу - болью до самых краёв,
Лишь к утру прогоняет их пенье
Чародейных, лесных соловьёв.

Под ногами, как ягоды, пули,
Отступает, рассеявшись, мгла.
Здесь когда-то ходила бабуля,
Не до ягод – за минами шла,

Шла и пела, проворно и споро,
До колен был ей дедов тулуп,
Билось сердце девчонки-минёра,
Но в руках не дрожал верный щуп.

На Синявинских страшных высотах
До сих пор не стихают бои…
Огоньки… Огоньки на болотах,
А в лесах – соловьи, соловьи…

© Copyright: Марина Царь Волкова, 2011
Свидетельство о публикации №11105040761

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 12 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 13 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 14 - Огоньки. Марина Царь Волкова
Часть 15 - Взгляд. Ванька Жуков
Часть 16 - Былое... сон.. Файфер / Анданте из Четвертой сонаты. Сергей Прокофьев
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Царь Волкова Марина ":
Часть 1 - Я с неба падала звездою... Марина Царь Волкова
Часть 2 - Жемчугами тающей росы... Марина Царь Волкова
...
Часть 6 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 7 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 8 - Огоньки. Марина Царь Волкова
Часть 9 - Покров, Осеннее Макошье. Марина Царь Волкова
Часть 10 - Звезда Руси. Марина Царь Волкова
...
Часть 32 - Невский цветными украшен зонтами.. Марина Царь Волкова
Часть 33 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 34 - Пораскинулись Земли родимой дали.. Марина Царь Волкова

Рукам минёра

Марина Царь Волкова

Памяти моей бабушки и всех бойцов 217 отдельного отряда разминирования Ленинградского фронта

*   *   *
Уж месяц, как закончилась война.
Пестры вокруг цветочные картины!
Не верится, что эта сторона
Под летними цветами скрыла мины.

«Ах, девочки, смотрите не неё! -
Кричала Зина весело и звонко, -
Твой щуп похож на древнее копьё,
Ты, Лидочка, почти как амазонка»!

«Ты лучше повяжи себе платок,
А то не ровен час, надует уши,
Оглохнешь, Зинка, не успеешь в срок
Ты в госпиталь к любимому Ванюше!

Мрачнеет Зина – всех военных ран
Сейчас страшней любимого напасти -
Вернулся без обеих ног Иван…
«Зато живой! А это ли не счастье?!

Зато сыграем свадьбу к сентябрю,
Я выдюжу, неважно, что безногий»!
И смотрит на вечернюю зарю
Девичий взор, и ласковый, и строгий.

Костёр горел над невским бережком,
Огонь лизал берёзовые щепки.
Сидели наши девушки кружком,
Плели венки из солнечной сурепки,

Смеялись у вечернего костра,
И песни пели – добрые, о мире.
И все двенадцать с самого утра
Ушли в поля.

Вернулось лишь четыре.

© Copyright: Марина Царь Волкова, 2010
Свидетельство о публикации №11005026077

Фотограф Денис

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 11 - Ко Дню Победы... Бастракова Арина
Часть 12 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 13 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 14 - Огоньки. Марина Царь Волкова
Часть 15 - Взгляд. Ванька Жуков
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Царь Волкова Марина ":
Часть 1 - Я с неба падала звездою... Марина Царь Волкова
Часть 2 - Жемчугами тающей росы... Марина Царь Волкова
...
Часть 5 - Русское поле... Марина Царь Волкова
Часть 6 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 7 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 8 - Огоньки. Марина Царь Волкова
Часть 9 - Покров, Осеннее Макошье. Марина Царь Волкова
...
Часть 32 - Невский цветными украшен зонтами.. Марина Царь Волкова
Часть 33 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 34 - Пораскинулись Земли родимой дали.. Марина Царь Волкова

Берегиня

Марина Царь Волкова

Темно... Морозец на стекле
Блестящего окна,
Лишь свечка теплится во мгле,
И ты стоишь одна,

И ждешь уже так много дней,
Когда настанет срок.
Быть Берегинею моей,
Увы, не легкий рок.

И в той далекой стороне,
Где смертный бой гремит,
Неяркий огонек в окне
Всегда меня хранит.

Не страшен мне ни чуждый край,
Ни раны, ни враги,
               

Фотограф Осауленко Владимир. Письма с фронта

И если любишь, обещай -
Себя мне сбереги!

© Copyright: Марина Царь Волкова, 2008
Свидетельство о публикации №1811303482

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 10 - Когда плачут березы... Юрий Егоров
Часть 11 - Ко Дню Победы... Бастракова Арина
Часть 12 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 13 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 14 - Огоньки. Марина Царь Волкова
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Царь Волкова Марина ":
Часть 1 - Я с неба падала звездою... Марина Царь Волкова
Часть 2 - Жемчугами тающей росы... Марина Царь Волкова
...
Часть 4 - Берегиня Осень... Марина Царь Волкова
Часть 5 - Русское поле... Марина Царь Волкова
Часть 6 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 7 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
Часть 8 - Огоньки. Марина Царь Волкова
...
Часть 32 - Невский цветными украшен зонтами.. Марина Царь Волкова
Часть 33 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 34 - Пораскинулись Земли родимой дали.. Марина Царь Волкова

Ко Дню Победы

Бастракова Арина

    
О войне написано немало,
много песен сложено о ней...
Месяц май считается началом
новой жизни,
                с тех Победных дней.

Громко разрываются салюты
в память лет,
                   что ранами легли —
на сердца, не знавшие уюта,
           на судьбу народа всей Земли.

Разве можно сосчитать воронки,
           на полях сражений и в душе?!
Уходили парни и девчонки —
            возвращались с сединой уже...

Жуткие бои и медсанбаты,
каски, что пробиты, да бинты...
Оставались юноши-солдаты
без любви,
              без жизни,
                         без мечты!!!

Голод, боль, засады и осады —
нахлебались вдоволь!
                        Напились!
Только шум от взрывов, да награды
на судьбу легли,
                 на век,
                          на жизнь...

Женский плач, до одури знакомый,
почтальонам, да просветам крыш
и руины собственного дома —
не забудешь, да и не простишь!

Каждый год вздыхает небо в мае,
каждый год редеет батальон.
Тех, кого в солдаты выбирая,
перст судьбы задвинул, как патрон!

   *  *  *  *  *

Отгремели пушки-канонады.
Бой — окончен,
                                  тихий стон полей...
 

И мальчишка — в небо, синим взглядом,
неподвижно...
вдаль...
на журавлей...
 

© Copyright: Бастракова Арина, 2011
Свидетельство о публикации №11105075443

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 9 - 1941. Илья Эренбург
Часть 10 - Когда плачут березы... Юрий Егоров
Часть 11 - Ко Дню Победы... Бастракова Арина
Часть 12 - Берегиня. Марина Царь Волкова
Часть 13 - Рукам минёра. Марина Царь Волкова
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Когда плачут березы

Юрий Сергеевич Егоров

Памяти товарища.


Ты ведь помнишь, солдат, когда плачут березы,
Низко ветви склонив над родимой землей,
Как по белому телу прозрачные слезы
Тихо катятся вниз бесконечной струёй.

Мы лежим на снегу, почерневшем от тола,
Мы на скорость свою понадеялись зря.
Над ничейной землей и темнеющим долом
Словно алая кровь растекалась заря.

Снова бил пулемет, снова падали мины,
С визгом вился над нами осколочный рой,
И валилось на наши открытые спины
Небо, сбитое напрочь ударной волной.

Надо встать, добежать до березовой рощи,
Там до наших окопов - рукою подать,
В наших минах проходы мы знаем на ощупь,
Лишь бы встать, лишь бы встать, добежать.

Мы разведке у немцев проход проложили
И в спирали Бруно, и на минных полях,
А сейчас нас кинжальным огнем придавили,
И железною хваткою держит земля.

Но мы все же рванули с Серегой по полю,
Задыхаясь,хрипя, матерясь на бегу,
Полминуты. Секунды. Какие-то доли...
Вот и роща, увязшая в мягком снегу.

Можно кинуться в снег, за стволами укрыться,
Страх смертельный из памяти смыть.
"Не удалось, Серега, паскудникам-фрицам
Нас на этом пути завалить".

Но Серега молчал, губы судорогой сжаты,
А лицо побелело как полотно.
На иссеченной в клочья груди маскхалата
Намокало кровавым подтеком пятно.

"Все, старшой, не успел нагуляться,
Вот и кончилось, видимо, время мое,
Поддержи-ка меня, дай-ка мне приподняться,
Вот березка стоит, я поглажу ее..."
 

Фотограф Vealro. Вечная Память

Будет время весны и для этой березы,
Будут петь соловьи про чужую любовь,
И на алом пятне безутешные слезы
Будут течь, омывая Сережкину кровь.


Юрий Егоров, бывший сапер, инвалид I группы
г. Кострома, апрель 2003 г.

 

© Copyright: Юрий Сергеевич Егоров, 2010
Свидетельство о публикации №110040603934

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
...
Часть 8 - Салют Победы. Вячеслав Коценко
Часть 9 - 1941. Илья Эренбург
Часть 10 - Когда плачут березы... Юрий Егоров
Часть 11 - Ко Дню Победы... Бастракова Арина
Часть 12 - Берегиня. Марина Царь Волкова
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Эхо войны...":
Часть 1 - Встреча через много лет... Марина Терентьева
Часть 2 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
Часть 3 - Напиши мне письмо... Андрей Шигин
Часть 4 - От неизвестных и до знаменитых... Расул Гамзатов
...
Часть 39 - Страничка из семейного альбома. Марина Царь Волкова
Часть 40 - 1943 Возвращение.. Юрий Егоров
Часть 41 - Разговор в окопе... Елена Марнавкина

Серия сообщений "Файфер":
Часть 1 - Ты себя береги... Файфер
Часть 2 - Если... Файфер
Часть 3 - Меняю абсолютную свободу... Файфер
Часть 4 - Шаг вперёд, добровольцы... Файфер
Часть 5 - Пока мы живы... Файфер
Часть 6 - Болею жизнью… Файфер
...
Часть 8 - Спецы. Файфер
Часть 9 - Случайный выстрел… Файфер
Часть 10 - Она. Файфер