Опустели дачи. Отсырели спички.
На зрачок лиловый ходят электрички.
Холодеет небо, углубились дали.
Жарю ломти хлеба, грею цинандали.

Надеваю свитер, потому что ветер.
Кто-то вереск ночью инеем отметил,
Этим и ответил на мои вопросы —
Будут ли морозы просветлять откосы

Млечным снегопадом, веяньем оттуда,
Где ничто так рядом, как намек на чудо.
А покуда — прелесть сырости осенней.
Что за птицы спелись в золоте растений,

В охре и кармине на каштане конском!
Чуден блеск в камине, в подлинном, в эстонском,
Праздник обогрева — в карей корке древа,
Сохнет обувь справа, плащ распластан слева.

Деревом и глиной этот быт старинный
Дух ошеломляет в спальне и гостиной.
В чистоте кристальной, в нищете холстинной
Обладали тайной жизни длинной-длинной.

Думаю об этом вдалеке от дома,
Но не предавая ни аэродрома,
Ни строфы, ни строчки на скамье вокзала.
Я своей тетрадке только что сказала:

Сквозняки все чаще, проливни все больше,
Дыня стала слаще, а рябина горше.
От чего отвыкла, из чего возникла —
Это дуновенье будущего цикла,

Может, я ни слова не скажу к заглавью,
А над первой строчкой три звезды поставлю.

Юнна Мориц

Художник Павел Михайлович Гавриченков

Я по утрам, как все, встаю.
Но, как же мне вставать не хочется!
Не от забот я устаю---
я устаю от одиночества.

Я полюбила вечера
за то, что к вечеру, доверчиво,
спадает с плеч моих жара---
мои дела сдаются к вечеру.
Я дни тяжёлые люблю

за то, что ждать на помощь некого,
и о себе подумать некогда.
От трудных дней я крепче сплю.
Но снова утро настаёт!

И мне опять вставать не хочется
и врать, что всё---наоборот:
что я устала от забот,
что мне плевать на одиночество.

Маргарита Агашина, 1963 год

Меняют люди адреса,
Переезжают, расстаются,
Но лишь осенние леса
На белом свете остаются...

Геннадий Шпаликов

Художник Юрий Обуховский

Так уж устроено у людей,
Хотите вы этого, не хотите ли,
Но только родители любят детей
Чуть больше, чем дети своих родителей.

Родителям это всегда, признаться,
Обидно и странно. И все же, и все же,
Не надо тут видимо удивляться
И обижаться не надо тоже.

Любовь ведь не лавр под кудрявой кущей.
И чувствует в жизни острее тот,
Кто жертвует, действует, отдает,
Короче: дающий, а не берущий.

Любя безгранично своих детей,
Родители любят не только их,
Но плюс еще то, что в них было вложено:
Нежность, заботы, труды свои,

С невзгодами выигранные бои,
Всего и назвать даже невозможно!
А дети, приняв отеческий труд
И становясь усатыми «детками»,

Уже как должное все берут
И покровительственно зовут
Родителей «стариками» и «предками».
Когда же их ласково пожурят,

Напомнив про трудовое содружество,
Дети родителям говорят:
- Не надо товарищи, грустных тирад!
Жалоб поменьше, побольше мужества!

Так уж устроено у людей,
Хотите вы этого, не хотите ли,
Но только родители любят детей
Чуть больше, чем дети своих родителей.

И все же не стоит детей корить.
Ведь им же не век щебетать на ветках.
Когда-то и им малышей растить,
Все перечувствовать, пережить
И побывать в «стариках» и «предках»!

Эдуард Асадов

Уж дышит август сентябрём,
И календарь тасует масти,
А мы всегда чего-то ждём:
То лета, то зимы, то счастья.

Людмила Рубцова

Снова осень в притихшей, примолкшей природе
Осыпает тропинки листвой золотой.
Мы как гости приходим, как гости, уходим,
А земля остается — со всей красотой.

Нет конца этой сини — бескрайней, бездонной,
Нет конца этой силе, рождающей жизнь,
Эти краски как будто горящего клена
И дымок от костра, улетающий ввысь,

И в овраге ручья затихающий лепет,
И внезапный осинника плеск на ветру,
И закатов прощальное великолепье,
И росы ослепительный блеск поутру!..

А земля остается — с любовью, с тревогой,
С этим молотом сердца, стучащим в груди,
С этой вечно и жадно манящей дорогой
И с надеждой, что все еще — там, впереди...
Н. Браун

РУССКИЕ

Бабы фрицам хлеб давали
Не как бывшему врагу:
Кошек кормят так в подвале,
Птиц так кормят на снегу.

Русский воин грозен в битве!
Но завещано ему:
Он ни в хлебе, ни в молитве
Не откажет никому.

Красной рябиновой веткой –
Свет в материнском окне.
Спросит с участьем соседка,
Вижу ли маму во сне.

И убеждённо толмачит,
Истовой веры полна:
«Не обижается, значит,
Если не снится она».

Нет утешенья на свете!
Всё на земле – трын-трава.
Что мне пустые приметы,
Странные эти слова!

В сердце былое теснится –
В росах, в сиянье, в дыму.
Мама мне больше не снится –
Но почему, почему?..

Сколько ты в жизни стерпела,
Сколько снесла от людей!
Только терпеть и умела
В горькой недоле своей.

Всё я теперь понимаю.
Глажу холодный песок.
Ты бы обиделась, мама,
Там на меня хоть разок.

Художник – Олег Молчанов

Я учился траве, раскрывая тетрадь,
И трава начинала, как флейта, звучать.
Я ловил соответствие звука и цвета,
И когда запевала свой гимн стрекоза,
Меж зелёных ладов проходя, как комета,
Я-то знал, что любая росинка — слеза.
Знал, что в каждой фасетке огромного ока,
В каждой радуге яркострекочущих крыл
Обитает горящее слово пророка,
И Адамову тайну я чудом открыл.

Я любил свой мучительный труд, эту кладку
Слов, скреплённых их собственным светом, загадку
Смутных чувств и простую разгадку ума,
В слове п р а в д а мне виделась правда сама,
Был язык мой правдив, как спектральный анализ,
А слова у меня под ногами валялись.

И ещё я скажу: собеседник мой прав,
В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,
Но зато не унизив ни близких, ни трав,
Равнодушием отчей земли не обидел,
И пока на земле я работал, приняв
Дар студёной воды и пахучего хлеба,
Надо мною стояло бездонное небо,
Звёзды падали мне на рукав.

Зинаида Гиппиус
(20.11.1869-9.09.1945)

ПАМЯТЬ

Недолгий след оставлю я
В капризной памяти людской.
Но память - призрак бытия -
Ненужный, лживый и пустой.

На что мне он? Живу в себе,
А если нет, не все ль равно,
Что кто-то помнит о тебе
Иль всеми ты забыт давно.

Пройдут единой чередой
И долгий век и краткий день,
Нет жизни в памяти чужой.
И память, как забвенье - тень.

Но на земле, пока моя
Еще живет и дышит плоть,
Лишь об одном забочусь я,
Чтоб не забыл меня Господь.

1925

Felix Vallotton (1865-1925)

Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите всё о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту -
Что же? Разве я обижу вас?

О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я - сочинитель,
Человек, называющий всё по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.

Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Всё же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.

Право, я буду рад за вас,
Так как - только влюбленный
Имеет право на звание человека.

Когда они впервые встретились (1908 ), ей было 15, ему – 28. Она ещё юная гимназистка. Он уже известный и всеми любимый поэт.
Через неделю он пошлёт ей письмо со стихами. Она, обидевшись на холодную нравоучительность, разорвёт письмо.

Он:
«Знаете, у меня к Вам есть просьба. Я хотел бы знать, что Вы часто, часто, почти каждый день проходите внизу под моими окнами. Только знать, что кто-то меня караулит, ограждает. Как пройдёте, так взгляните наверх. Это всё». 1914г.

Она:
«Вы для меня - всегдашняя радость. Пусто на душе сейчас, и вокруг, кажется, куда ни посмотришь,- никого нет, никого.
Вот не хотела я Вам никогда о грустном своем говорить, хотела подходить к Вам только, когда праздник у меня, внутренне принаряженная. А теперь пишу о тоске. Может быть, и не сказала бы, а написать хочется. Так же, как только кажется мне, что если бы Вы были сейчас здесь, я бы усадила Вас на свой диван, села бы рядом и стала бы реветь попросту и Ваши руки гладить. И окажись Вы сейчас здесь, наверное, я начала бы убеждать Вас, что все очень хорошо, и только издали смотрела бы на Вас.

Милый Вы мой, такой желанный мой, ведь Вы даже, может быть, не станете читать всего этого. А я так хочу Вас, так изголодалась о Вас. Вот видеть, какой Вы, хочу; и голос Ваш слышать хочу, и смотреть, как Вы нелепо как-то улыбаетесь.
Поняли? Даже я, пожалуй, рада, что Вы мне не говорите, чтобы я не писала: все кажется, что, значит, Вам хоть немного нужны мои письма.
Любимый, любимый Вы мой: крепче всякой случайности, и радости, и тоски крепче. И Вы - самая моя большая радость, и тоскую я о Вас, и хочу Вас, все дни хочу.
Где Вы теперь? Какой Вы теперь?

Ваша Елиз. К.-К.»

Она для него одна из многих.
Он для неё любовь всей её жизни, несмотря на два её брака.

Он выдающийся и непревзойдённый поэт 20-го века Александр Блок.
Она Лиза Пиленко, впоследствии мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, поэтесса, публицист, философ.

Она погибнет в 1945 году в концлагере. Пойдёт в газовую камеру вместо отобранной фашистами девушки, обменявшись с ней курткой и номером.

Из записок Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой:
"О чем и как ни думай - большего не создать, чем три слова: "любите друг друга", только до конца и без исключения, и тогда все оправдано и вся жизнь освещена, а иначе мерзость и тяжесть".

Источник - «Лучшие стихи любимых поэтов»

Юлия Валериановна Жадовская – русская поэтесса середины XIX века.

Её стихи печатались в журналах того времени. В 1846 году в Петербурге вышел первый сборник стихотворений, публике стихи понравились. В. Белинский отмечал бесспорный поэтический талант Юлии Жадовской, но сожалел, что источник вдохновения этого таланта не жизнь, а мечта.
В 1858 году выходит второй сборник её стихотворений.
Жадовская – чуткий, искренний задушевный лирик. «Я не сочиняю стихи, - писала она, - а выбрасываю на бумагу, потому что эти образы, эти мысли не дают мне покоя, преследуют и мучают меня до тех пор, пока я не отвяжусь от них, перенеся их на бумагу».

Юлия Жадовская относится к числу несправедливо забытых русских писателей XIX века.

ВЕЧЕР
Повсюду тишина: природа засыпает
И звёзды в высоте так сладостно горят!
Заря на западе далёком потухает,
По небу облачка едва-едва скользят.
О, пусть душа моя больная насладится
Такою же отрадной тишиной!
Пусть чувство в ней святое загорится
Вечернею блестящею звездой!
Но отчего я так тоскую и страдаю?
Кто, кто печаль мою поймёт и усладит?
Я ничего теперь не жду, не вспоминаю;
Так что ж в моей душе?. Вокруг меня всё спит;
Ни в чём ответа нет… лишь огненной чертою
Звезда падучая блеснула предо мною.

Николай Лавров(1820-1875). "Портрет Юлии Валериановны Жадовской "

Если весна-на чужбине,
Всё-таки это весна.
Небо действительно сине.
Даль бесконечно ясна.

В длинные зимние ночи
После рабочего дня
Можно сидеть у камина,
Можно мечтать у огня.

В мире есть добрые книги.
В чашах пылающий грог.
Думает думу собачью
Старый шотландский бульдог.

Если вас осень застигнет,
В дальние бросив края,
Осень повсюду чужая,
Осень везде не своя.

Сербы с шарманкой приходят
В узкий и каменный двор.
В мире везде одинаков
Их умоляющий взор.

Осень ли, зиму, весну ли
Можно прожить у чужих.
Вот одного только нету,
Бабьего лета у них!..

Нет даже слова такого
В толстых чужих словарях.
Август. Ущерб. Увяданье.
Милый, единственный прах.

Русское лето в России.
Запахи пыльной травы.
Небо какой-то старинной,
Темной, густой синевы.

Утро. Пастушья жалейка.
Поздний и горький волчец.
Эх, если бы узкоколейка
Шла из Парижа в Елец!..

Художник: Александр Савин

К чему копить ничтожные обиды,
Им не давать исчезнуть без следа,
Их помнить, не показывая виду
И даже улыбаясь иногда?

Они мелки, но путь их страшно долог,
И с ними лучший праздник нехорош.
Они - как злой блуждающий осколок:
Болит внутри, а где - не разберешь.

Вот почему я их сметаю на пол,
Пускай не все, но большую их часть.
Осколок только кожу оцарапал,
А мог бы в сердце самое попасть.

1954 год.