Цитата сообщения Никита Кирсанов: "Случай Анненкова". Часть 4.

Подорожную Полине Гёбль выдали в Москве только до Иркутска, и она не знала, куда далее должна будет ехать. Ехала через Казань, Пермь, Екатеринбург, Томск, Красноярск. Через 18 дней после отъезда из Москвы, 10 января 1828 года, она приехала в Иркутск. Проезжая через многие города и селения, иностранка Полина Гёбль не могла не заметить такую черту характера русских людей, как радушие и гостеприимство, которые она встречала повсюду. "Гостеприимство было сильно развито в Сибири, - впоминала она. - Везде нас принимали... везде кормили отлично, и когда я спрашивала, сколько должна заплатить, ничего не брали... Такое бескорыстие изумляло меня". Далее она указывала, что "Сибирь - чрезвычайно богатая страна, земля здесь необыкновенно плодородна, и немного надо приложить труда, чтобы получить обильный урожай".
Французский писатель Александр Дюма в своём романе "Учитель фехтования" уверяет, что Полину Гёбль всю дорогу сопровождала целая стая волков, так что она даже не могла нигде остановиться. Но этого не было. "Я видела во всё время моего пути в Сибирь только одного волка, и тот удалился, поджавши хвост, когда ямщики начали кричать и хлопать кнутами", - говорила она, возражая романисту.
В Иркутске Гёбль продержали более полутора месяцев. Это было связано с тем, что местный губернатор Цейдлер, выполняя специальную инструкцию, присланную из Петербурга, старался всеми способами задержать её и убедить вернуться в Европейскую Россию. Однако, несмотря на все старания начальства, Полина Гёбль не отступила от исполнения своего долга. 28 февраля она получила разрешение следовать дальше и тут только узнала, что должна ехать в Читу. На следующий день Полина оставила Иркутск и 5 марта была уже в назначенном месте.
Здесь Полину Гёбль снова заставили подписать "Правила", которые касались жён ссыльных каторжан. В них указывалось, какие обстоятельства должны были принять на себя жёны декабристов, находясь вместе с мужьями на каторге. Приведём отдельные пункты этих правил:
"1. Желая разделить участь моего мужа, государственного преступника (фамилия), и жить в том селении, где он будет содержаться, не должна отнюдь искать свидания с ним никакими происками и никакими посторонними способами, но единственно по сделанному на то г. коменданта дозволению и токмо в назначенные для того дни и не чаще через два дня на третий.
2. Не должна я ни под каким видом ни к кому писать и отправлять куда бы то ни было моих писем и других бумаг иначе, как токмо через г. коменданта. Равно если от кого мне или мужу моему через родных или посторонних людей будут присланы письма и прочее, должна я их ему же, г. коменданту, при получении объявить, если оные не через него мне будут доставлены...
5. Обязуюсь иметь свидание с мужем моим не иначе как в арестантской палате, где указано будет, в назначенное для того время и в присутствии дежурного офицера...
10. Наконец, давши такое обязательство, не должна я сама никуда отлучаться от места того, где пребывание моё будет назначено... без ведома г-на коменданта...
В выполнении сего вышеизложенного в точности под сим подписуюсь. Читинский острог. 1828 года".
Только на третий день приезда в Читу Полине Гёбль разрешили свидание с Анненковым. Он был закован в тяжёлые ножные кандалы и с трудом переставлял ноги. Сопровождали его дежурный офицер и часовой. "Невозможно описать, - вспоминала позже Полина Анненкова, - той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, забыв всё горе и то ужасное положение, в котором находились в эти минуты. Я бросилась на колени и целовала его оковы".
Венчание И.А. Анненкова и Полины Гёбль в Чите. С картины художника С. Полянского. 1983 г.
Через месяц им разрешено было обвенчаться. Церемония бракосочетания состоялась 4 апреля в читинской церквушке в присутствии коменданта острога Лепарского. Жениха и двух его товарищей П.Н. Свистунова и А.М. Муравьёва (они были шаферами) привели в оковах и сняли их только на церковной паперти (у крыльца). После вечания их снова заковали и отвели в острог. Лишь на другой день "свадьбы" молодым разрешили двухчасовое свидание. После вступления в брак с Иваном Александровичем Полину Гёбль стали звать Прасковьей Егоровной Анненковой.
Во всё время пребывания в Чите заключённых не выпускали из острога. Жёны же их, приехавшие в Сибирь, имели право ходить к ним на свидание не более двух раз в неделю. Анненкова рассказывала, что в те дни, когда нельзя было идти в острог, "дамы" ходили к тыну, брали с собой ножи и выскабливали в тыне скважины, сквозь которые можно было говорить с заключёнными.
Эти замечательные и смелые женщины оказывали узникам большую помощь. Они заботились об их питании и улучшении санитарного состояния камер. Так как самим каторжанам было строго запрещено писать даже близким родственникам, то данные обязанности взяли на себя жёны декабристов, которые стали вести постоянную переписку с родными и друзьями, оставшимися в России. Письма эти проходили через руки коменданта и отдавались ему незапечатанными, так же как и письма из России проходили через его руки и должны были им читаться.
Пребывание в Чите содействовало ещё более тесному содружеству декабристов. Оно не распалось и впоследствии - в Петровском заводе, и тогда, когда их отправили на поселение в разные места Сибири.
Вместе они боролись за право на улучшение условий их заключения. Благодаря настоятельным совместным требованиям декабристы добились разрешения на строительство в тюремном дворе двух небольших домиков. В одном из них ссыльные разместили столярную и переплётную мастерские, а в другом - различные музыкальные инструменты, на которых по очереди играли. Некоторые из декабристов увлеклись рисованием.
Иван Александрович Анненков. Акварель Н.А. Бестужева. Читинский острог. 1828 г. Третьяковская галерея, Москва (ранее в собрании Е.И. Блюмер, Париж).
В 1828 году было разрешено получение русских и иностранных книг, журналов, газет. Вся эта литература и периодика выписывалась через жён декабристов или присылалась родными. Например, мать Никиты Муравьёва отправила в Читу его большую библиотеку, которой пользовались все заключённые. Книги оживили умственную деятельность декабристов, среди которых было много талантливых учёных, изобретателей, поэтов, писателей.
Основное место в культурной жизни ссыльных отводилось самообразованию. Одним из видов его были лекции, которые проводились систематически. Так, доктор Ф.Б. Вольф читал курсы анатомии, физики, химии. П.С. Бобрищев-Пушкин преподавал высшую и прикладную математику, А.О. Корнилович и П.А. Муханов - историю России, А.И. Одоевский - русскую словесность, а Никита Муравьёв - стратегию и тактику. Кроме всего этого изучались иностранные языки.
По приезде в Читу Полина Анненкова, как и её подруги, с головой окунулась в бесчисленные домашние заботы, которые оказались не легки в условиях сибирской каторги. Всё её внимание было поглощено заботами о том, как скрасить жизнь мужа. Она начала с того, что тайно от охраны заменила казённые кандалы Анненкова другими, более удобными. Казённые оковы очень стесняли узников. Они были тяжелы , а главное - коротки, отчего особенно страдал Иван Александрович, так как он был для того времени высокого роста (согласно примет "государственного преступника" Анненкова, его рост составлял 2 аршина 7 7/8 вершка - 173 см.). С помощью подкупленного кузнеца были сделаны другие оковы, легче и цепи длиннее. Их надели на Анненкова также с помощью кузнеца, а казённые Полина спрятала у себя и возвратила их, когда оковы были сняты с узников в сентябре 1828 года. Свои же кандалы она сохранила, впоследствии их них было сделано "на память" много колец и несколько браслетов.
Вид Читинского острога. Копия неизвестного художника с рисунка И.А. Анненкова.
Затем надо было снабжать Ивана Александровича бельём и одеждой, доставлять ему в острог кушанья домашнего приготовления, позаботиться о постройке дома и о многом другом. В своих воспоминаниях Полина Анненкова подробно рассказывает о том, какие овощи выращивала она на своём огороде, чем кормила мужа, как боролась за смягчение условий каторжной жизни. Всё это требовало большой энергии, повседневного труда, к которому с ранних лет приучила её нужда.
Полина Анненкова сознавала своё превосходство в этом отношении над остальными жёнами декабристов, с трудом приспосаблявшимися к тяжёлой и непривычной жизни. Не без некоторой гордости она говорила: "Дамы наши часто приходили посмотреть, как я приготовляю обед, и просили научить их то сварить суп, то состряпать пирог. Но когда доходило до того, что надо было взять в руки сырую говядину или вычистить курицу, то не могли преодолеть отвращение к такой работе, несмотря на все усилия, какие делали над собой. Тогда наши дамы со слезами сознавали, что завидуют моему умению всё делать, и горько жаловались на самих себя за то, что они не умели ни за что взяться..."
Труд, лишения, общее горе соединили этих женщин в одну дружную семью. У них всё было общее: печали и радости, любовь к близким и ненависть к их угнетателям. Всех связывала тесная дружба, которая помогала переносить неприятности и заставляла забывать многое.
По приезде в Читу жёны декабристов, в том числе и Полина Анненкова, жили на квартирах, которые они снимали у местных жителей. Позднее были построены свои небольшие домики, наподобие крестьянских изб, и заведено своё "хозяйство". Но заключённые и их жёны жили главным образом на деньги, которые им присылали из России родственники.
Внутренний двор Читинского острога. Акварель Н.А. Бестужева. 1829-1830 гг. Лист из альбома декабристки А.И. Давыдовой.
Положение Анненковых было особенно тяжёлым. Мать Ивана Александровича за всё время ссылки сына ему ничем не помогла. Эта бездушная женщина не сделала ни шагу, чтобы утешить его или облегчить его участь. Она не любила сына, и особенно не могла простить ему участия в декабристском движении. Родственники И.А. Анненкова ещё при жизни Анны Ивановны проявили весьма откровенное поползновение завладеть наследством "государственного преступника", а после её смерти все имения перешли в их руки. Двоюродный брат декабриста Н.Н. Анненков заполучил даже 60 тысяч рублей, которые принадлежали лично Ивану Александровичу и были отобраны у него при аресте. Только впоследствии эти деньги были переданы на имя Полины Анненковой, которые она положила в банк и на проценты от них жила всё время в период пребывания в Сибири. Разумеется, такие средства не обеспечивали полностью существование семьи Анненковых, и она подчас нуждалась даже в самом необходимом. "Отцу иногда приходилось очень трудно, и вообще он был очень стеснён материально", - вспоминала дочь декабриста Ольга Ивановна.