«Однажды в середине XVII века мы уже пытались построить гражданское государство. Победила империя. Казалось, обретенная политическая мощь оправдает принесенную жертву. А сегодня, на руинах «могучей империи», мы снова возвращаемся к той исторической задаче, которая так и не была решена тогда – задаче демократического национального гражданского самоопределения. <…>
Из глубины веков нашего исторического подсознания она напоминает о себе тяжелейшими социальными неврозами: «невроз деморализации», «невроз всеобщего недоверия», «невроз систематического насилия и самоистребления»».
(А.Глинчикова. Раскол или срыв «русской реформации». 2008)
_____________ ___________
Эту книгу Аллы Глинчиковой мне посоветовал почитать один знакомый историк, занимающийся как раз периодом русских смут, которые, как он говорит, «так и не кончались в России, начиная с XVII века». Именно тогда была разрушена цельность русского мира, и наш народ приобрел то ощущение потерянности и даже непонимания своей «особой миссии» на земле.
Причем сначала я даже не понимала важность того, о чем мой знакомый говорил мне постоянно при встрече. Мне всегда казалось, что нет ничего важнее нашего русского государства, которое есть альфа и омега русского самосознания. Но оказалось, что многие вопросы государственного строительства протекали бы быстрее и без осложнений, не будь у нас этого нравственного падения (и в церкви, и во власти, и в народе), произошедшего еще во времена русской смуты.
Кстати то время очень напоминает революцию 1917-го. Как и в 1917-м году народ, казалось, бросился с каким-то сатанинским остервенением разрушать свою собственную страну. Гермоген тогда остановил этот ужасный процесс своими простыми речами, обращенными к народу: «Что вы делаете, безумцы?», - примерно так говорил он, - «Почто вы разрушаете дом, в котором жили ваши предки, самолично рушите храмы Божьи, в которых есть ваша совесть и Правда Божья, помогая врагам вашим?» Его услышали, именно Гермоген духом своим собрал народное ополчение, которое восстановило порядок в стране.
Приведу еще цитаты из книги Глинчиковой. Название тем в цитатнике я дала сама, за исключением одной, это подзаголовок главы, данный самой Аллой Глинчиковой.
А самое интересное дано в конце моего «цитатника». Для меня самой эта книга стала настоящим открытием, поскольку я, как и все, считала Раскол каким-то глупым спором, вроде как у лилипутов в романе «Путешествия Гулливера». Оказалось, что во всем этом находится ключ к пониманию наших русских фобий, нашей неуверенности, нашей запутанности мыслей. И все это идет родом из времени Раскола. Почитайте, узнаете много интересного о раскольниках и Расколе, а заодно поймете, что же нужно делать, чтобы все исправить в нашем общем Русском Доме, Отечестве нашем.
----------- ---------
(с.187)
ПОЧЕМУ У РОССИИ «ОСОБЫЙ ПУТЬ».
В отличие от Запада Россия сформировала особый тип теократии – народную теократию. И она должна была развиться в народную же конституционную форму правления. В основе этой формы правления должна была встать народная вера и стратегия социального христианства, а не языческий античный эгоистичный принцип, положенный в основу западного либерализма.
Трансформация социального христианства должна была пойти по пути замены иерархического типа организации церковного института на народно-демократический. И этот процесс фактически начался в эпоху Смуты. Главное заключалось в том, чтобы открыть и затем отстоять право общества контролировать власть и государство, право самостоятельно интегрироваться.
Только интеграция эта в России, в отличие от Запада, могла осуществляться на несколько иных ценностях: не антично-эгоистических, консолидированных чувством долга, а социально-христианских, консолидированных сочувствием, состраданием, сопричастностью.
Очень важно обратить внимание на то, что западный либеральный принцип, в основе которого лежит западный тип индивидуализации (нисходящая, эгоистическая индивидуализация) плохо совместим с православным типом индивидуализма (восходящим, альтруистическим).
Простое же навязывание политических институтов, имеющих в своей основе противоположный тип индивидуализации, ведет к деморализации общества. А деморализация общества лишает его оснований и механизмов для внутренней интеграции, без которых, увы, невозможен гражданский тип социальной интеграции.
Именно поэтому грубое, формальное, чисто административное внедрение западных либерально-эгоистических ценностей в православную политическую культуру ведет не к усилению гражданских тенденций, а наоборот, к их дальнейшему разрушению, поскольку деморализует общество и делает его атомизированным, политически пассивным и послушным любой власти.
Вот почему подобный тип «вестернизации», навязываемый сверху, на самом деле, не приближает, а удаляет Россию от западного гражданского типа развития, консервируя в ней худшие архаические тенденции, и не давая развиваться естественным формам общественной интеграции, совместимой с аутентичными культурно-нравственными нормами.
--- ----
(с.366)
КОГДА БЫЛ РАЗРУШЕН МОРАЛЬНЫЙ СТЕРЖЕНЬ НАРОДА.
Проблема России заключалась в том, что процесс «индивидуализации веры», начавшийся в ходе русского Раскола, был остановлен, разрушен и подавлен силами государства и церкви.
В результате в России был сорван очень важный процесс модернизации – этап индивидуализации веры. Лишенное внутреннего морального стержня общество стало легкой добычей государственной и церковной бюрократии, которая очень быстро использовала это «духовное преимущество» и повело атаку на экономические и политические права общества. Уже через 30 лет после поражения Раскола и казни его идейных вождей большая часть деморализованного российского общества была обращена в крепостное рабство и фактически исключена из реального экономического процесса эпохи модернити.
Конечно, русские крепостные участвовали в том международном рынке зерна, в который активно включилась Россия к VII-XVIII векам, но не в качестве субъекта, а в качестве объекта экономических и политических отношений. Роль же субъекта взяла на себя узкая прослойка бюрократической элиты, приступившая к очень своеобразной вестернизации в эпоху Петра I, названной впоследствии «прорубанием окна в Европу».
Суть этой вестернизации в политическом плане заключалась в секуляризации государства от всего народа.
----------- ----------
(с.351)
КТО КОМУ ОБЯЗАН?
И Петру, и Прокоповичу надо было объяснить народу сложную и практически необъяснимую вещь: как так могло случиться, что народ в 1613 году сам избрал себе царя, сам освободил Отечество, - и теперь этот самый избранный народом царь никакой ответственности перед народом не несет и ничем ему не обязан.
---- ---
(с.368)
КОГДА УКРАЛИ РОССИЮ?
В России секуляризация государства тоже произошла примерно тогда же, что и в Европе, - конец XVII – начало XVIII века. Но произошла она иначе и с иными последствиями для общества и государства.
Срыв индивидуализации веры в ходе Раскола остановил процесс трансформации общества из патерналистического в гражданское. В результате кровопролитных репрессий, последовавших за событиями Раскола и направленных на искоренение свободы совести, деморализованное общество было подвергнуто тотальному закрепощению.
Народ поднимался на войну с властью, но крестьянско-казаческое восстание под руководством Степана Разина было жестоко подавлено, а лишенное объединяющего нравственно-религиозного начала общество не смогло интегрироваться изнутри, чтобы поставить перед властью вопрос о защите своих собственных прав.
Следует отметить очень точные шаги московской власти, наученной и напуганной кровавым опытом своих английских «коллег». Используя все имеющиеся в ее распоряжении средства и резервы (от идеологических до экономических, религиозных и даже геополитических), российская власть в XVII веке сделала все для того, чтобы не допустить трансформацию России от теократически-патерналистического к национально-гражданскому государству.
Вместо этого страна была направлена по пути разорительного для общества «имперского расширения». Однако это была своеобразная империя. Так и не ставший объектом политического и экономического процесса в своей собственной стране, так и не сформировавший механизмы и институт демократического воздействия на власть народ России стал главным объектом эксплуатации и главным средством для удовлетворения имперских амбиций правящей военно-бюрократической верхушки. Народ и не заметил, как в XVII веке у него украли страну.
--- ---
(с.369)
ТРАСФОРМАЦИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ В XVI-XVII ВВ.
Но для завершения и упрочения своего нового, практически колониального господства над собственным народом правящая военно-бюрократическая верхушка должна была навсегда покончить с Русской православной церковью.
Нет, конечно, никто не собирался эту церковь ликвидировать как таковую. Главная задача заключалась в том, чтобы раз и навсегда покончить с ее весом в обществе, с той своеобразной ролью, которую играл сложный институт Русской Православной Церкви в политической жизни русского национального теократического государства.
При всей сложности и неоднозначности институт Русской Православной церкви до Раскола выполнял очень важную функцию общественного контроля за властью, с точки зрения соответствия ее действий нравственным христианским нормам.
Русская Православная церковь, еще не отчужденная до конца от общества и не превращенная в простое министерство и идеологический инструмент антинародной власти, в лице своих святых – иногда патриархов, иногда пророков – имела колоссальный вес и авторитет в русском обществе, и признавалась настоящей заступницей перед неправыми действиями власти.
Не случайно в ходе Раскола определенная часть Русской церкви стала колыбелью новых индивидуализированных форм нравственности и религиозности. И не случайно именно по этой части Русской церкви пришелся главный удар со стороны власти.
(с.200)
1 ноября 1675 года в возрасте 42 лет от голода умирает в боровской земляной яме Феодосия Морозова. 22 января 1676 года ценой предательства были взяты наконец Соловки. Вождь восставших Никанор был казнен. Последними его словами, обращенными к царю были: «… не боюсь я тебя, ибо и самодержца душу в руце своей имею». Впрочем, царю тоже осталось жить считанные дни. Алексей Михайлович умер 29 января 1676 года в возрасте 47 лет. Последними уходит в историю четверка пустозерских узников во главе с несокрушимым Аввакумом. Они были сожжены в 1681 году.
Так закончился важный акт русской социально-исторической драмы под названием «Раскол».
----------------------- ------------------
(с.100)
ИЗОЛЯЦИЯ РОССИИ СНИЗУ.
Путь, предложенный Филаретом, условно может быть назван идеологией «национально-государственного православия». Дионисий, Неронов и раскольники предложили вариант, который может быть назван «народное социальное христианство». Первая тенденция – православно-этатистская, вторая – православно-гражданская.
Главная идея православно-этатистской концепции заключалась в «обороне» православия сверху и борьбе с православием идущим снизу. Православие здесь выступает прежде всего как идеологический и политический институт.
В 1620 году в России выходит указ о необходимости «перекрещивания» православных выходцев из Западной Руси. Именно с этого момента начинаются гонения на иностранцев и сокращение контактов с Западом.
Выходит запрет на некоторые западно-русские книги, как слишком демократичные («Катехизис» Лаврентия Зизания, «Учительное Евангелие» Кирилла Ставровецкого). Главной задачей объявляется защита православия ль всех западных духовных течений и прежде всего, конечно, от протестантизма.
В 1628 году выходит Патриаршья грамота, призывающая всех русских, связанных с иностранцами работой или торговлей, быть осторожными в вере. В 1620 году всем иностранцам, находящимся на государевой службе, предложено было либо перейти в православие, либо подать в отставку.
В 1633 году в продолжение этой политики в Москве образуется Немецкая слобода, по требованию Патриарха. Та самая слобода, куда спустя меньше 100 лет так рвался юный Петр I. А ведь именно его прадед своим указом отделил ее от русского общества. При этом надо сказать, что подобная навязанная сверху сегрегация была совершенно необычна для русских людей XVIIвека. Тогда путешествие в заграничные земли для русских людей не было таким сложным, каким стало после всех реформ.
<…> Интересно, что именно с этого периода начинает проявляться по нарастающей та тенденция в русской политике, при которой русские власти делали все, чтобы не допустить «контактов с Западом» своего общества, и при этом сами рвались на Запад, раболепствуя перед его богатством и свободами, унижая и презирая при этом свой собственный народ.
К этому же времени относится изобретение идеологии «насильственного патриотизма».
----------------------- -------------------
(с. 9)
МОЙ ПУТЬ К РАСКОЛУ (загл. авт.)
Поиски мои начались с очень простого вопроса: «Почему русское общество на всем протяжении своей истории терпит и воспроизводит подобный, исключительно опасный, неудобный и, прямо скажем, унизительный для себя тип общественного устройства»?
Первый и естественный ответ на этот вопрос должен быть: «Раболепное общество, не имеющее и не уважающее такой ценности, как человеческое достоинство». Обычно люди, разделяющие подобную оценку русского общества, приводят в объяснение этого удивительного феномена татаро-монгольское нашествие и иные непосильные геополитические выводы.
Второй ответ может быть таким: «Общество вовсе не согласно на подобную систему, просто государство и правящая элита навязывают ему эту систему насилием». Оба эти ответа не могут быть признаны удовлетворительными с моей точки зрения.
Против 1-го тезиса вопиет вся русская история и культура. Народ, не имеющей в своей культуре ценности человеческого достоинства, не мог бы породить ни Толстого, ни Достоевского, ни Чехова, ни Булгакова, ни икон Андрея Рублева, ни движения Сергия Радонежского.
Кроме того, в пользу ценности «человеческого достоинства» свидетельствует история. Нельзя забывать, что Россия являет собой достаточно редкий пример государства, просуществовавшего более 1000 лет. Конечно, можно говорить о том, что речь не идет об одном государстве, что была Русь Киевская, Московская, Петербургская Российская империя, потом Советское государство, теперь вот Российская Федерация… Но народ-то все тот же, и язык примерно тот же, и культурная преемственность несомненная, да и политическая преемственность сохраняется и в плохом, и в хорошем.
Кто же сохранял это государство и эту культуру на протяжении 1000 лет? Разве не народ? А можно ли сохранить и воспроизводить собственное независимое государство, вытаскивать его из кризисов, защищать в тяжелейших войнах, не имея этого самого чувства «человеческого достоинства»? Нет, рабы не способны создавать великие государства и порождать великие культуры.
Значит, дело не в этом.
Тезис 2-й тоже вызывает сомнения. Трудно себе представить, чтобы такой мощный и многолюдный народ можно было столетиями «держать за горло» в политическом смысле и навязывать ему силой неугодные режимы вопреки его воле. Ведь это народ, который практически никому и никогда не удавалось победить и подчинить.
Итак, важно понять, как случилось, что несомненно сильное общество, опирающееся на моральные ценности христианства, в основе которых лежит ценность и уникальность каждой человеческой личности и ее «человеческого достоинства», веками не просто терпело, а поддерживало политические режимы, в которых оно, это общество, рассматривалось как простой объект политических и экономических манипуляций правящей элиты, причем часто направленных против интересов самого этого общества?
Мне захотелось понять: всегда ли российское общество было таким, и если не всегда, то когда и с чего началась эта социальная болезнь. Параллельно я рассматривала логику развития западного общества, хотя западное общество не было для меня самоцелью. Просто важно было уловить момент, когда российское общество стало отклоняться от западного, когда произошел срыв того процесса, который на Западе привел к изменению конфигурации «Общество – Власть», с теократического и патерналистического на секуляризованный гражданский.
И здесь меня ждали два очень важных открытия.
Первое заключалось в том, что, хотя Россия, как и Запад, принадлежала к христианской цивилизации, ее тип христианства (православие) в гораздо большей степени, чем Запад, унаследовало особый тип индивидуализации личности, сложившийся в рамках Византийской цивилизационной парадигмы. <…>
Этот тип индивидуализации, со всеми своими слабыми и сильными сторонами, оказался настолько тесно связан с моральными ценностями общества, что всякая попытка отказа от него и замены его иным типом индивидуализации каждый раз приводила к тяжелейшему нравственному, а затем и социально-политическому кризису общества. Я назвала его «восходящим типом индивидуализации». <…>
Второе открытие заключалось в том, что как на Западе, так и в России процесс индивидуализации личности прошел определенные стадии эволюции, от зарождения в XII-XIVвеках до кризиса в XVI-XVII веках. <…>
Именно индивидуализация веры, осуществленная в ходе европейской Реформации, заложила основу того нового внутреннего типа религиозности и морали, без которого был бы невозможен новый внутренне консолидированный тип общества, получивший название «гражданского». <…>
Следуя этой логике, я приступила к изучению вопроса о том, как Россия выходила в XVI-XVII веках из кризиса индивидуализации личности, и были ли в России тенденции в направлении индивидуализации веры, сходные с процессами, протекавшими в западном мире. <…>
Тщательно исследуя этот вопрос, я отлично понимала, что никаких прямых аналогий между русским Расколом и Реформацией быть не может – ни по характеру культа, ни по составу идей. <…>
Главное сходство западной Реформации и русского Раскола заключалось в том, что это были две такие разные, но все же попытки осуществления одного и того же – процесса «индивидуализации веры».
Одна (Реформация) – удалась, другая (Раскол) – нет. <…>
Не в этой ли незавершенности в свое время морально-религиозной трансформации, произошедшей более 350 лет назад, следует искать глубинный корень последующих бед русской социально-политической системы, сложившейся в Новое время, тех бед, которые мы испытываем по сей день?
------------------------ ----------------------
(с. 30)
ТАЙНА ГЛАВНОГО КОНФЛИКТА РУССКОГО РАСКОЛА.
Именно с темы «народа» начинает свой раздел о Расколе в книге «Пути русского богословия» протоиерей Георгий Флоровский. Он отмечает, что народ в ходе Смуты приобрел совершенно новое социальное качество. <…>
Он пишет о том, что народ вышел из Смуты «встревоженным», «недоверчивым», «неуверенным» (123, с. 60).
Итак, народ был «встревожен» - чем? «Неуверен» - в чем? «Недоверчив» - к чему или к кому? <…>
Для Флоровского главной темой Раскола является тема «секуляризации». Раскол рассматривается, как результат столкновения церковной и светской власти по поводу будущего развития страны, который определит тип ее новой социально-политической системы.
Это совершенно новая постановка вопроса, потому что здесь в качестве одного из важнейших факторов драмы Раскола отчетливо просматривается царь и правящая военно-бюрократическая элита.
Итак, Раскол – есть столкновение власти и Церкви по поводу типа дальнейшего развития России.
Власть стремилась к секуляризации, Церковь ей сопротивляется… Все, вроде бы, так и есть, но где же тогда собственно «раскольники»? И где общество?
Вообще стремление представить Раскол как столкновение между светской властью и Церковью, «позабыв» о том, что были еще и раскольники, характерно для церковных авторов.
В этом плане весьма символично, что один из последних сборников, посвященных Расколу, выпущенный церковным издательством «Дар», называется «Никон и русский раскол». В примечаниях даны тексты Никона, в то время как ни Аввакума, ни деятелей Раскола там нет, есть лишь несколько упоминаний в трудах других авторов.
Кстати, в известной работе митрополита Макария присутствует та же «традиция». Раскольники представлены там как досадные интриганы, восставшие на Никона из-за зависти к его патриаршему положению. А главный конфликт разворачивается между светской властью (неправой, но победившей) и церковной властью (правой, но проигравшей).
Любопытно, что у советских историков позиция часто схожая, но с противоположным знаком: секуляризация – добро, противники секуляризации – зло. <…>
Раскольников невозможно понять, если рассматривать Раскол только как конфликт между Церковью и обществом по поводу секуляризации. Они просто не вписываются в «этот конфликт».
Сторонниками секуляризации раскольники никак быть не могли. Но с никоновской теократической моделью они тоже не хотели иметь ничего общего. <…>
С одной стороны, раскольники представляются несомненными ретроградами, ведь очевидно, что они сопротивляются реформам-«новинам», ратуют за древний обряд и сохранение церковной старины.
Но с другой стороны, раскольники и сами были … реформаторами! Разве не они первые поставили вопрос о замене устоявшегося многогласия ( когда для сокращения службы несколько молитв пелось одновременно, и все было непонятно и формально) единогласным пением (делавшим молитву более длительным, но осмысленным сознательным процессом)?
Разве не кружок боголюбцев, ставших впоследствии ядром Раскола, первый приступил к правке церковных книг, подлежащих печати? Разве не эти люди предложили совершенно новый тип церковно-общественного взаимодействия, дав начало проповеди и активной вовлеченности низшего клира в конфликты повседневной общественной жизни?
Да, они защищали старый обряд, но разве не было совершенно новым и неслыханным, чтобы люди безо всякой санкции брали на себя право судить о правоте или неправоте официального церковного института, объявившего эти обряды следствием «невежества»?
Это было нечто совершенно новое, и не случайно Зеньковский (Русское старообрядчество: Духовные движения семнадцатого века. ) обращает внимание на то, что деятельность «боголюбцев» в пору расцвета их влияния воспринималась иностранцами, ни много ни мало, как русский аналог западной Реформации. Причем не только по содержанию идей, но и по характеру влияния на общество (45, С.487). <…>
«Время близ есть»… Это значит: кончается история. Точнее сказать, кончается «священная история». История впредь престает быть священной, становиться безблагодатной. Мир остается отселе пустым, оставленным Богом, Богооставленным. И нужно уходить из истории в пустыню. В истории побеждает «кривда», а правда уходит в пресветлые небеса (123, с. 70-71). <…>
Просто они предлагали разный тип теократии! Боголюбцы осмысливали Церковь, как соединение всего духовенства и мирян под благословением Христа, стремление к Правде и Богу. Они хотели торжества веры в сердцах русских людей, и этим надеялись провести в жизнь свой теократический идеал государства, руководимого Церковью…
Никон понимал этот идеал по-другому, этот теократический идеал должен был быть достигнут просто иерархически-административным подчинением государства ему, Патриарху, и оцерковление жизни проводилось арестами непокорных протопопов, бюрократическими указами и давлениями сверху. Авторитарное начало противопоставлялось им на практике началу соборности. (45, с. 488).
Так вот, оказывается, в чем дело!
Значит, в основе конфликта был вопрос о том, чем должна быть русская Церковь. Должна ли она быть «Собором всех православных представителей церкви», голос которого выше голоса епископата, как полагали «боглюбцы»-раскольники, или же она должна быть иерархически организованным авторитарным бюрократическим институтом, готовым выполнять ЛЮБЫЕ приказы Патриарха, как полагал Никон.
Вот она та ТАЙНА и та ПРИЧИНА, по которой скрывается от общества истинная природа русского Раскола, скрывается за обрядовым разногласием, за мнимым ретроградством раскольников и даже за тезисом о каком-то особо опасном национализме.
Но это еще не все. <…>
Итак, в Расколе Флоровский видит «наступление Империи» (123, с. 99). Но опасна, с его точки зрения, не империя сама по себе, а то, что это «особый тип империи». И он дает потрясающее по своей точности описание этого типа колониально-бюрократического государства. <…>
Итак, после событий, связанных с Расколом, в России формируется «полицейское государство». А что было до этого? Флоровский отмечает, что XVI век был не просто «критической» эпохой русской истории, но именно с этого периода русская история вступает в какой-то «неорганичный» для себя этап развития (123, с. 61). Более того, именно с этим временем Флоровский связывает появление того самого «своеобразия русской души» и русской истории, которые стали так резко отличаться от «души европейской» и от европейской истории. <…>
Так «прорубил» или, наоборот, заколотил «окно в Европу» Петр Первый, довершив начатый отцом (Алексеем Михайловичем) процесс создания «полицейского государства»? <…>
Но ведь Никон вовсе не был эдаким безобидным защитником «церковной независимости», Никон совершенно однозначно претендовал на равную, а возможно, и высшую роль Патриарха в политической жизни России. Как иначе понимать его претензии называться «Великим государем» наряду с царем?
Так что у Никона это был именно «папизм», а вовсе не просто «идея независимости Церкви от государства». И защита позиции Никона есть защита именно «папистского» отжившего типа теократии против действительно прогрессивных тенденций секуляризации.
Да и сам-то Никон, разве не «полицейскими методами» действовал? Разве не он стремился «включить» и «подчинить» себе все и вся, даже с царем не хотел считаться, а о народе уж и говорить нечего.
Такое же «полицейское государство» было бы, победи Никон, только более тоталитарное, основанное на фундаменталистской идеологии. Но страшному монстру «церковному полицейскому государству» родиться не довелось. Вместо него появилось на свет другое секуляризированное «полицейское государство». <…>
Да, Петр I действительно осуществил секуляризацию, но не всякая «секуляризация» есть Реформация. А Реформации-то в России как раз и не было.
Ну, вот, мы подошли к самому главному. Вот он СЕКРЕТ зарождения в России «полицейского государства», вот она ТАЙНА живучести и легитимности тоталитарных форм власти в России на протяжении всего Нового времени – «секуляризация без Реформации»!
------------ ----------
