И при луне новорождённой
Вновь зажигаю шесть свечей.

Борис Садовский. Анне Ахматовой. 1913






Я получила письмо,
Не поверила нежным словам,
Читала, смотрела в трюмо,
Удивлялась себе и Вам.

В окна широкий свет
Вплывал, и пахло зимой...
Знаю, что Вы поэт,
Значит, товарищ мой.

Как хорошо, что есть
В мире луна и шесть
Вами зажжённых свеч.

Думайте обо мне,
Я живу в западне
И боюсь неожиданных встреч.







Анна Ахматова. Ответ. 1913

Роберт Льюис Рид. Сиреневое кимоно. 1910

И будет вскоре весенний день,
И мы поедем домой, в Россию...
Ты шляпу шёлковую надень:
Ты в ней особенно красива...

И будет праздник... большой, большой,
Каких и не было, пожалуй,
С тех пор как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый...

И ты прошепчешь: "Мы не во сне?.."
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!








Игорь Северянин. 1925

Федерико Зандоменеги. Последний взгляд. 1914

МЭРИ КАССАТ. Утренний туалет. 1886

ЭДУАР МАНЕ. Бар в Фоли-Бержер. 1881-1882

По аллее проводят лошадок.
Длинны волны расчёсанных грив.
О, пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив.

Странно вспомнить: душа тосковала,
Задыхалась в предсмертном бреду.
А теперь я игрушечной стала,
Как мой розовый друг какаду.

Грудь предчувствием боли не сжата,
Если хочешь, в глаза погляди.
Не люблю только час пред закатом,
Ветер с моря и слово "уйди".


...А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым клёном,
Озёрным водам отдал лик,
Внимает шорохам зелёным.

И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану...
Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.


Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озёрных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрёпанный том Парни.


Анна Ахматова. В Царском Селе. 1911

Роберт Льюис Рид. Дама с зонтиком. 1921

"Я тореро.
Я в домах принимаем актрисами, графами, даже
прелатами.
Все таверны
мои фото на стены свои закопчённые гордо приляпали.
Только где-то
в одиноком крестьянском домишке, заросшем полынью
и мятою,
нет портрета,
и закрыты мне двери туда, - это дом моей матери.
Взгляд кристален,
будто горный родник. Говорит он мне горько, задумчиво:
"Ты крестьянин.
Ты обязан к земле возвратиться. Земля так запущена.
Ты забылся.
Ты заносчиво предал свой плуг, и поля без тебя -
безголосые.
Ты убийца
тех быков, что лизали нетвёрдое темя твоё
безволосое..."
Я тореро.
Мне не вырваться, мама. Я жить не могу без опасности.
Яд арены:
кто однажды убил, должен вновь убивать
по обязанности.
Как вернуться
в моё детство? Какою молитвой убийства отмолятся?
Отвернутся
от меня все цветы - на руках моих кровь не отмоется.
И врагами
все быки будут мрачно смотреть на меня, плугаря
незаконного,
и рогами
отомстят мне за братьев, которые мною заколоты.
Знаю - старость
будет страшной, угрюмой, в ней славы уже не
предвидится.
Что осталось?
Посвятить, как положено, бой, - но кому?
От отчаянья - ложе правительства?"



Евгений Евтушенко. Коррида. 1967

Эдуар Мане. Молодой человек в костюме махо. 1863

Севилья серьгами сорит,
сорит сиренью
и по сирени
сеньорит
несёт к арене,
и пота пенистый потоп
смывает тумбы.
По белым звёздочкам -
топ-топ! -
малютки-туфли,
по белым звёздочкам -
хруп-хруп! -
коляска инвалида,
а если кто сегодня груб, -
плевать! -
коррида!
Сирень бросает город в раж
дурманным дымом,
штаны у памятников аж
вздымая дыбом.
Кто может быть сегодня трезв?
Любой поступок
оправдан вами, плеск и треск
крахмальных юбок,
а из-под юбок,
мир круша,
срывая нервы,
сиренью лезут кружева,
сиренью, стервы...
Но приглядись, толпою сжат,
и заподозри:
так от сирени не дрожат,
вздуваясь,
ноздри.
Так продирает, словно шок
в потёмках затхлых
лишь свежей крови запашок,
убийства запах.
Бегом - от банковских бумаг
и от корыта,
а если шлёпнешься врастяг, -
плевать! -
коррида!
Локтями действуй
и плыви
в толпе, как рыба.
Скользишь по мягкому?
Дави!
Плевать! -
коррида!
Смеётся, кровь не разлюбив,
Кармен
карминно.
Кто пал - тореро или бык?
Плевать! - коррида!


Евгений Евтушенко. Коррида.1967

Эдуар Мане. Лола из Валенсии. 1882-1883

ЭДУАР МАНЕ. Испанский балет. Фрагмент. 1862

ФРЕДЕРИК КАРЛ ФРИЗЕКЕ. 1874-1939. Девушка в саду. Не датировано

БЕРТА МОРИЗО. Игра в прятки. 1873

ФРЕДЕРИК ЧАЙЛД ХАССАМ. Дождливый день в Бостоне. Фрагмент. 1885

РОБЕРТ ЛЬЮИС РИД. Отражение. 1911

РОБЕРТ ЛЬЮИС РИД. 1862-1929. Осень. Не датировано

Зачем читаешь ты страницы
Унылых, плачущих газет?
Там утки и иные птицы
В тебя вселяют ужас. - Нет,
Внемли мой дружеский совет:
Возьми ты объявлений пачку,
Читай, - в них жизнь, в них яркий свет:
"Куплю японскую собачку!"
О дама нежная! Столицы
Тебя взлелеяли! Корнет
Именовал тебя царицей,
Бела ты, как вишнёвый цвет,
Что для тебя кровавый бред
И в горле пушек мяса жвачка, -
Твоя мечта светлей планет:
"Куплю японскую собачку".
Смеживши чёрные ресницы,
Ты сладко кушаешь шербет.
Твоя улыбка как зарница,
И содержатель твой одет
В тончайший шёлковый жилет,
И нанимает третью прачку, -
А ты мечтаешь, как поэт:
"Куплю японскую собачку".
Когда от голода в скелет
Ты превратишься и в болячку,
Пусть приготовят на обед
Твою японскую собачку.




Эдуард Багрицкий. Баллада о нежной даме 1919

Мэри Кассат. Читательница (Лидия Кассат) Около 1878

МЭРИ КАССАТ. Чашка чая. 1880-1881

Осенней улицы всхлипы вы
Сердцем ловили, сырость лаская.
Фольгу окон кофейни Филиппова
Блестит брызги асфальтом Тверская.

Дымные взоры рекламы теребят.
Ах, восторга не надо, не надо...
Золотые пуговицы рвали на небе
Звёзды, брошенные вашим взглядом.

И вы скользили, единственная, по улице,
Брызгая взором в синюю мглу,
А там, где сумрак, как ваши взоры, тюлится,
За вами следила секунда на углу.

И где обрушились зданья в провалы
Минутной горечи и сердца пустого,
Вам нагло в глаза расхохоталась
Улыбка красная рекламы Шустова.




Константин Большаков. Вернисаж осени. 1913






Андерс Цорн. Омнибус. 1892

Мы забыты, одни на земле.
Посидим же тихонько в тепле.

В этом комнатном, тёплом углу
Поглядим на октябрьскую мглу.

За окном, как тогда, огоньки.
Милый друг, мы с тобой старики.

Всё, что было и бурь и невзгод,
Позади. Что ж ты смотришь вперёд?

Смотришь, точно ты хочешь прочесть
Там какую-то новую весть?

Точно ангела бурного ждёшь?
Всё прошло. Ничего не вернёшь.

Только стены, да книги, да дни.
Милый друг мой, привычны они.

Ничего я не жду, не ропщу,
Ни о чём, что прошло, не грущу.

Только, вот - принялась ты опять
Светлый бисер на нитки низать,

Как когда-то, ты помнишь - тогда...
О, какие то были года!

Но, когда ты моложе была,
И шелка ты поярче брала,

И ходила рука побыстрей...
Так возьми ж и теперь попестрей,

Чтобы шёлк, что вдеваешь в иглу,
Побеждал пестротой эту мглу.


Александр Блок. Октябрь 1913

Константин Коровин. В комнате. 1919

Ночь шуршит в канаве жёлтым листом,
Бьёт подковой.
Поверяет дворничиху свистом
Участковый.

А девчонка с бантиком над чёлкой
Тут же вьётся,
Меж совком танцует и метёлкой
И смеётся.

Всё ночами участковый видит
В лунном свете:
- Из девчонки толк, наверно, выйдет:
Быть в балете!

Дворничиха несколько надменно
Рассмеялась:
- Ну так что же! Ведь и я на сцену
Собиралась.

- На каком же это основанье?
- Так вот... было.
Только высшего образованья
Не хватило!

- Да, конечно... Если уж учиться -
Надо с детства. -
Он уходит. И свистит, как птица,
По соседству.

...Дворничиха выросла в детдоме,
Грубовата.
Дочь родилась в орудийном громе
От солдата.

На войне, уж ясно и понятно,
Убивают.
Этот парень не пришёл обратно...
И бывает,

Кое-как метёт она дорожки,
Матерится...
А у дочки луч на босоножке
Серебрится.
Ходит баба в час похмелья горький
Туча-тучей...
...Будет, будет ваша танцоркой
Самой лучшей!


Леонид Мартынов. Балерина. 1948


Берта Моризо. Психея. 1876

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
Молодеет душа.
И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
Не дыша.

Снится - снова я мальчик, и снова любовник,
И овраг, и бурьян.
И в бурьяне - колючий шиповник,
И вечерний туман.

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
Старый дом глянет в сердце моё,
Глянет небо опять, розовея от краю до краю,
И окошко твоё.

Этот голос - он твой, и его непонятному звуку
Жизнь и горе отдам,
Хоть во сне, твою прежнюю милую руку
Прижимая к губам.




Александр Блок





Пал Синьеи-Мерше. Влюблённые. Фрагмент. 1870

Вянут лилии, бледны и немы...

Мне не страшен их мёртвый покой,

В эту ночь для меня хризантемы

Распустили цветок золотой!


Бледных лилий печальный и чистый

Не томит мою душу упрёк...

Я твой венчик люблю, мой пушистый,

Златоцветный, заветный цветок!


Дай вдохнуть аромат твой глубоко,

Затумань сладострастной мечтой!

Радость знойная! Солнце Востока!

Хризантемы цветок золотой!





Надежда Тэффи

Берта Моризо. На балу. 1875

Давно ты дал в порыве суеверном
Мне зеркало в оправе из свинца,
И призрак твоего лица
Я удержала в зеркале неверном.

И с этих пор, когда мне сердце жжёт
Тоска, как капли тёплой алой крови,
Я вижу в зеркале изогнутые брови
И бледный ненавистный рот.

Мне сладко видеть наши лица вместе
И знать, что в этот мёртвый час
Моя тоска твоих коснётся глаз
И вздрогнешь ты под острой лаской мести.





Черубина де Габриак (Елизавета Дмитриева). Зеркало. 1910









Георг Хендрик Брейтнер. Серьга. 1893

ФРЕДЕРИК КАРЛ ФРИСКЕ. День. Жёлтая комната. 1910

ФРАНК БЕНСОН. Лето. 1890

А.Н.КОМАРОВ. Шпиц комнатный шелковистый. Фрагмент. 1946

ВИЛЬГЕЛЬМ ТРЮБНЕР. На диване. 1872

ГЮСТАВ КАЙБОТТ. Парижская улица. Дождливый день. Фрагмент. 1877

ПАЛ СИНЬЕИ-МЕРШЕ. Качели. 1869

ПАЛ СИНЬЕИ-МЕРШЕ. Жаворонок. 1882

КАРОЙ ФЕРЕНЦИ. Октябрь. 1903

ДЖОН СИНГЕР САРДЖЕНТ. Стол с завтраком. 1883-1884

МЭРИ КАССАТ. Девушка в саду. Между 1880 и 1882

ПАЛ СИНЬЕИ-МЕРШЕ. Воздушный шар. 1878

ФРЕДЕРИК БАЗИЛЬ. Розовое платье. 1864

ПАЛ СИНЬЕИ-МЕРШЕ. Влюблённые. 1870

МЭРИ КАССАТ. Ложа. 1882

КАРОЙ ФЕРЕНЦИ. Художница. Фрагмент. 1903