"Двери на мой стук отворил ветхий, постного вида старец, небольшого росточка, со сквозной седой бородкой. На нем был весь посеревший от старости, закапанный воском черный подрясник, на груди на цепочке – потемневший от времени иерейский крест. Старец со словами: «Милости просим!» поклонился мне в пояс.

– Охотничек? Заходи, милый, гостем будешь. Я всех принимаю. Небось, промок на болоте, погреешься, у меня печка истоплена. Сумочку несешь от старушек? Храни их Господь, не забывают меня. А ты православный али невер?"

Жизнь моя складывалась как-то нелепо, неудачи постоянно преследовали меня, но я надеялся на время, что оно все поправит, не зная еще того, что время лукаво, быстротечно и исподволь пожирает наши годы. По простоте своей я думал: «Вот придет новый, XXI век, и все как-то переменится в лучшую, благую сторону». Но вот пришел он, этот долгожданный новый век, и заставил меня содрогнуться от ужаса, потому что сразу глянул бездонным сатанинским взглядом смерти.

Но сейчас как жить, когда идет необъявленная война, когда нет рубежей и границ и все накатывает так неожиданно внезапной смертью. Порождение смерти – террор, ведущий ее тактику и все ее приемы, от которых нигде нет спасения: ни дома, ни на работе, ни в театре – вообще ни в одной точке земного шара. И встал роковой вопрос: как жить перед лицом смерти? И бытие наше становится пиром во время чумы. Ад открыл свои запоны, и зло огненной лавой хлынуло на грешную землю.

К сожалению, ответа на свои сетования я не находил, кроме Божиего определения, что мир лежит во зле. А раз так, то и удивляться нечего. Стало быть, современное зло приобрело такие формы, что жизнь превратилась в своеобразную лотерею. Кто вытянет счастливый билет благополучия, тот и живет, но знает, что пуля и динамит, невзирая на лица, уносят из жизни и богача-олигарха, и губернатора, и полунищую старуху, пришедшую на базар за пучком морковки, и жирующих туристов, падающих с десятикилометровой высоты на землю вместе с обломками воздушного лайнера, и даже президента страны, пораженного в череп пулей снайпера.

С такими думами я шел по мокрому кочковатому болоту, поросшему твердой острой осокой, какими-то дикими кустами, зияющими ржавыми болотными промоинами и давно настеленной подгнившей гатью. Серое, осеннее, сыплющее мелкий дождь небо низко висело над этой унылой русской равниной. Около меня рыскала, постоянно встряхиваясь, моя собака, плечо мне давила старая тульская двустволка, и за целый день хождения по этим окаянным местам мне удалось подстрелить двух увесистых уток. Уже устал я от целодневного хождения, но больше от горьких своих дум. Наконец по компасу вышел я к деревеньке Горелово, состоящей из невзрачных, мокрых от косого дождя избушек. Несколько заспанных лохматых собак вылезли из-под сараев и лениво облаяли меня. Жилых домов в деревеньке было не более пяти, в них доканчивали свой век древние старухи – вдовы прошедшей страшной войны.

Когда я вошел в крайнюю избу, там сидели за столом и пили чай три старухи.

– Здравствуйте, бабоньки, – сказал я.

– Здравствуй, охотничек, откуда тебя Бог принес? Нешто наше болото все прошел?

– Да, все ваше болото прошел. Вот две утки. Возьмите себе.

– Спаси тебя Бог. Раздевайся, присаживайся к столу, поешь кашки да попей с нами, старыми, чайку.

Мне наложили миску пшенной каши с подсолнечным маслом и налили большую кружку чая.

– А что, бабушки, мужиков у вас в деревне нет, что ли?

– Мужиков у нас всех война взяла, а молодые, которые подросли, все в город подались. Есть у нас, правда, один старичок пришлый, но старый очень. Сам священник-монах. Еще при Хрущеве пришел и поселился у нас в пустой избе. Его согнали с места, когда Хрущев церкви закрывал.

– А чем живет ваш старец?

– А огородик у него небольшой есть, да и мы, старухи, его подкармливаем. Кто кашки, кто супец какой, кто хлебушка принесет. Вот и живет Божий человек, за нас за всех молится. Травами тоже знает, как лечить. Помогает нам от напастей. Все мы старые, и ревматизмы совсем было одолели.

– А мне, бабоньки, можно к нему пойти?

– А отчего же не можно. К нему народ ходит и из других деревень. Он всех принимает. Побеседует, совет какой-никакой даст, скорбящего утешит. Если пойдешь, то отнеси ему сумочку. Я сейчас наберу ему, что покушать. Ну там супчику, кашки, картошки. Вот бутылочку молочка, рад будет.

Двери на мой стук отворил ветхий, постного вида старец, небольшого росточка, со сквозной седой бородкой. На нем был весь посеревший от старости, закапанный воском черный подрясник, на груди на цепочке – потемневший от времени иерейский крест. Старец со словами: «Милости просим!» поклонился мне в пояс.

– Охотничек? Заходи, милый, гостем будешь. Я всех принимаю. Небось, промок на болоте, погреешься, у меня печка истоплена. Сумочку несешь от старушек? Храни их Господь, не забывают меня. А ты православный али невер?

– Я – православный.

– А отчего на иконы не молишься?

– Да я, батюшка, растерялся, не огляделся сразу. Да они у вас занавешены.

– Сейчас, родной, открою. Клади три земных поклона и говори за мной: «Боже, милостив буди мне, грешному. Создавый мя, Господи, помилуй мя. Без числа согреших, Господи, помилуй и прости мя, грешного». Сегодня у нас день не постный. Вот мы сейчас и кашки с молочком покушаем, и чайку попьем. Слава Богу, люди меня не оставляют.

Старик выставил на стол потемневшие алюминиевые миски, гнутые ложки, солонку с крупной магазинной солью, сточенный нож с деревянной ручкой. На блюдце положил пару плоских соленых огурцов.

– Ружьецо-то не держи в руках. Вот повесь его сюда на гвоздь. Собачка пусть в сенях погостит, я ей уже дал покушать. А в келье ей не положено. Старцы не велят пускать собачек, где святые иконы есть. Потому как собака – зверь нечистый. Вот настоечка ягодная. Я налью тебе стаканчик. Выпьем во славу Божию.

Старец прочел молитву перед трапезой, благословил ястие и питие, и мы приступили к еде. После еды помолились, убрали со стола. Затем опять сели за столом напротив, и старец сказал мне:

– Видел я тебя духом, как ходил ты по нашему болоту и все думал и горевал о судьбах человеческих и о том, куда зашло человечество.

– И то правда. Было такое.

– Видишь ли, родной мой, я давно живу здесь на отшибе, с тех пор как богоборец Никита согнал меня с места, а монастырь наш разрушил, и молюсь беспрерывно за весь род людской. И неоднократно было мне явление и в тонцем сне, и наяву о судьбе всего мира и о нашей России. И особенно в свете распространившегося ныне слепого террора в мире грешном и прелюбодейном, как называл его Сам Христос. То, что я тебе буду рассказывать, есть великая тайна, посланная мне Создателем через видения, и пока я не предам Богу душу, тебе надлежит молчать и хранить ее в тайне. Но как услышишь о моей кончине, можешь тогда поведать это людям.

Видишь ли, родной, террор – это порождение сатаны. По совести сказать, по-настоящему он развернулся у нас в России еще в XIX веке. Нечаев – его крестный отец. По сути говоря, он у нас в России и не выводился никогда. И в царское время много достойных людей омылись своей кровью. Тогда террор был политический, и многое в стране могло бы пойти другим путем, если бы террористами не были убиты такие личности, как Государь Александр II и премьер Столыпин. Затем он принял массовый характер во время Гражданской войны и в сталинские времена.

В настоящее время у террора, в основном, арабское лицо. Сейчас на планете схлестнулись Крест и Полумесяц. Конечно, иногда это только видимость, а подспудно, может быть, большая политика. Им порой не дают спать и мерещатся ушедшие в далекое прошлое вселенские халифаты.

Чем же все это кончится?! А кончится это тем, что Господь вразумит вздорное, жестоковыйное и отпавшее от Бога человечество. Как было это перед вселенским потопом. Земля уже вопиет к Богу от беззаконий и злодеяний, которые творят на ней народы. Уже в некоторых странах наступает невыносимая жара, небо заключается и годами не дает дождя. И население начинает вымирать от жары, голода и скверной питьевой воды. Иссякли водные источники, начали погибать животные и птицы, усеивая своими костями русла пересохших рек.

Уже началось и с каждым годом все усиливается бегство населения из непригодных для жизни стран в более благоприятные для жизни места планеты. Уже началось великое переселение народов мира. Здесь перед людьми встала единственная задача – выживание. И межрелигиозная вражда, террор и всякие межгосударственные неприязненные отношения перед лицом вселенской беды уйдут в прошлое и предадутся забвению.

И вот мне в этой жалкой избушке, около нашего большого унылого болота, неоднократно было видение: я был как бы поднят белыми Ангелами высоко в небо так, что мне представилась наша медленно вращающаяся Земля. И я увидел, что планета наша безнадежно больна. Голубизна океанов стала тусклой, а прежде зеленые материки оказались с серыми и красноватыми дымящимися проплешинами. И единственное место на земле, сияющее свежей сочной зеленью, – это наша Россия. И к ее границам тащится изможденное и умирающее человечество. Миллионы белых, черных и желтых народов, больных и обезумевших от жары, таборами останавливаются у ощетинившихся колючей проволокой, танками и пушками границ великой страны, в которой Бог еще сохранил возможность жизни.

Пришлые народы каждый день тысячами хоронят своих мертвецов и протягивают истощенные руки в сторону России и на всех языках мира со слезами и отчаянием умоляют о помощи. В церквях и монастырях России день и ночь идут службы, к Богу возносятся молитвы о покаянии и спасении страны и всех людей. День и ночь во дворце заседает правительство страны, ища разрешения этого тяжелого и неслыханного вопроса. Как поступить с народами мира, осадившими границы нашей страны? И большинство предложений: сжечь их лазерными пушками или испепелить водородной бомбой. Министры, генералы и сам президент все в поту, они не спали несколько ночей, мундиры их расстегнуты или сброшены на пол, волосы взъерошены, стоят дыбом. Они беспрерывно курят, что-то пьют из бутылок и не могут ни на что решиться.

Но вот открываются тяжелые двери зала заседаний, и медленно с посохом входит Патриарх Всея Руси. Все взоры обращены к нему. Он останавливается посредине зала, протягивает руку и начинает речь:

– Слушайте, слушайте! Так говорит Господь!

Кто из народов мира крестится и призовет Имя Божие – спасен будет. Отведите от границ танки, увезите пушки, снимите проволочные заграждения и откройте границы. Пусть народы мира войдут в землю спасения, землю обетованную – Русь Святую, которая даст пристанище народам в последние времена. Места достанет всем, потому что в тундре и в бесплодных северных местах расцветут сады и будут произрастать пальмы. Но если вы дерзнете сжечь народы мира, стоящие у наших границ, – Господь вместе с ними сожжет и нашу страну.

Так сказал мне Господь!

Затем Ангел Господень возвратил меня опять на землю в мою жалкую избушку на твердое монашеское ложе.

– Батюшка, страшно Вас было слушать, но не поверить Вам нельзя. И слепому, и глупому видно, что все идет к тому. Я верю Вашему видению. Простите меня, грешного. Я ухожу.

– Бог простит тебя, чадо, и я прощаю.

В.Н. Лялин. "У прозорливца".

Спасибо, что дочитали. Всем сил и душевного покоя, встретить все, что принесет нам наступающий ден ... Слава Богу за все!

via