Галилео Галилей, один из великих философов нового времени, родился в Пизе 18 февраля 1564 году. Отец его, Винченцо Галилео, флорентиец, происходил от благородного, но небогатого рода. Галилей провел свою первую молодость также во Флоренции; еще в детстве он обнаружил склонность к механике, устраивая модели всяких машин. Винченцо Галилео сперва назначал своего сына для торговли, однако же учил его греческому и латинскому языкам. Быстрые успехи молодого Галилея в первоначальном учении и способности к рисованию и музыке переменили намерения его родителей, которые, предназначив его для медицины, в семнадцать лет отправили в Пизу, где профессора университета все были перипатетики. 
    Говорят, что наблюдательность Галилея открылась в церкви, где он увидел люстру, привешенную к своду и качания которой показались ему одновременными при больших и малых размахах или амплитудах. Видевшие в этом, действительном или мнимом, наблюдении начало открытий Гюйгенса, утверждали, что времена качаний люстры замечал Галилей по своему пульсу. 
    Вскоре потом раскрылись способности Галилея к математике. В короткое время он овладел истинами, содержащимися в книгах Евклида и Архимеда. При этом случае рассказывают анекдот об уроках профессора Гостили Риччи пажам великого герцога: будто бы Галилей, не имевший права входить в класс, подслушивал их у дверей. Это — сказка, сочиненная в духе того времени, когда уже слава тосканского философа распространилась по всему свету. Столь проницательный ум и без уроков Риччи не мог затрудняться в геометрии Евклида. 
    По недостатку денежных средств Галилей вынужден был оставить пизанский университет, в который, через несколько лет (1589), покровительством маркиза дель-Монте, он вступил профессором математики с жалованьем по 60 экю (почти по франку в денб). 
    Записки, которые составлял Галилей для слушателей, потеряны; знаем только, что автор опровергал многие правила Аристотеля. Биографы Галилея считают это великой смелостью, но надо вспомнить, что ученые, предшественники бессмертного флорентийского математика, позволяли себе ту же свободу и что Тихо и рассуждениями, и наблюдениями открывал астрономические заблуждения перипатетиков. 
    Ко времени профессорства Галилея в Пизе относят его исследования о падении тела и открытие законов, по которым тяжесть действует на все естественные тела, причем упоминают, что Бенедетти* открыл те же законы прежде Галилея и то, «что в пустоте все тела падают с одной и той же скоростью». Но почему забывают, что это мнение находилось уже в стихах Лукреция? «И так все тела, хотя неравного веса, должны проходить пустоту с одной скоростью и тяжелые атомы никогда не могут упасть на легкие».
    Говорят, что свои блестящие умозаключения Галилей подтвердил опытами, произведенными с наклоненной башни в Пизе. 
    Вследствие неодобрительного отзыва об одной машине Ивана Медицис, незаконного сына Косьмы I, Галилей, обнаруживший благородную независимость, должен был оставить Пизу. Уступая буре, он получил место профессора математики в Падуанском университете, а так же по ходатайству маркиза дель-Монте у правителей Венецианской республики. 

Итальянские писатели без всякого ограничения хвалят преподавание Галилея в Падуе. Позволительно думать, что они увлекаются удивлением к последующим его открытиям. В это время знаменитый философ не совсем еще разорвал цепи, приковавшие его к древности. Галилей был еще антикоперником и преподавал систему Птолемея, если справедливо, что «трактат о сфере», изданный в Падуе под его именем, принадлежит ему. Хотя в этом сомневаются, однако Местлин, учитель Кеплера, утверждал противное и хвалился, что он обратил Галилея к учению Коперника. 
    В собрании сочинения Галилея, изданном в Падуе, сохранился отрывок из его уроков (1604) о новой звезде, в котором находится весьма странное мнение: «Можно полагать, что новая звезда 1604 образовалась от встречи Юпитера с Марсом; это вероятно потому, что звезда явилась недалеко от того места, в котором планеты были в соединении». 
    Моя выписка, предвижу, не понравится некоторым биографам и вызовет их сильные возражения; но, что мне делать? Моя любовь к истине предписывает мне правило: делай, что надо, и ожидай, что Бог даст. 
    К профессорству Галилея в Падуе некоторые биографы относят также его изобретение термометра. Но, к сожалению, и это мнение не подтверждается письменными свидетельствами: потому что нет ни слова о том в его сочинениях, неоспоримо доказывающих, что в то время Галилей изобрел пропорциональный циркуль — снаряд, весьма полезный для рисовальщиков. 
    Галилей находился еще в Падуе, когда в 1609. распространилась новость об изобретении в Голландии снаряда, способного приближать отдаленные предметы. 
    Галилей тотчас воспроизвел его, обратил на небо и сделал открытия, о которых сейчас будем говорить и которые никогда не выйдут из памяти науки. Не совсем знающие люди считают эти открытия плодом беспримерного труда и удивляются тому, что они били сделаны в короткое время. Не уменьшая их достоинства, но оставаясь в пределах истины, скажем, что в том нет ничего удивительного: для всех наблюдений Галилея в продолжение 1610 и 1611 нужно только несколько часов. Венецианский сенат, надеясь, что с помощью нового снаряда моряки республики будут в состоянии избегать неприятеля и настигать его неожиданно, в знак своей признательности Галилею определил, чтобы он, приглашенный в университет на время, навсегда удержал за собой кафедру с жалованьем по тысяче флоринов. 
    В то же время великий герцог Тосканский оказал уважение к изобретателю подзорной трубы: 1610, 10 июля Галилей был сделан первым математиком и философом герцога. Прельстившись этим титулом, Галилей принял роковое намерение оставить Падую, где он наслаждался полной свободой мнений, и возвратиться на родину, находившуюся под неограниченным влиянием духовенства. 
    Надо еще сказать, что Галилей жаловался на потерю времени в преподавании и просил герцога доставить ему некоторый досуг для окончания начатых им сочинений. 
    Вскоре по приезде своем во Флорецию Галилей отправился в Рим засвидетельствовать почтение важным лицам и, по их желанию, показать им новые чудеса на небе. Это путешествие увеличило его славу, но в то же время начался глухой ропот зависти.

  По возвращении своем в Тоскану, и прежде 1612, Галилей, как говорят, изобрел микроскоп. В доказательство, ссылаются на книгу, изданную в Венеции 1612 под названием: «Ragguagli di Parnaso di Trajono Boccalini». Там сказано: «Occhiali сделаны с таким искусством, что они показывают блоху слоном, а карликов великанами. Их непрерывно покупают вельможи, надевают их на носы своих приближенных и смеются над их удивлением». Это — чистая шутка сочинителя книги — нимало не доказывает, чтоб в то время существовал микроскоп, и Боккалини, без сомнений, не имел понятия об этом снаряде, потому что микроскоп не одевают на нос. Притом микроскоп, показывающий блоху слоном, будучи обращен на карлика, поместит в своем поле только незначительную его часть, например, часть волос. И так, Боккалини, услышав, что подзорные трубы, occhiali, увеличивают отдаленные предметы, подумал, что их можно употреблять и для рассмотрения предметов близких и пошутил; но из его шутки нельзя сделать никакого заключения, потому что она ни на чем не основана. 
    Оставляя микроскоп и шутки Боккалини, скажем, что в это время Галилей издал свое замечательное сочинение о плавающих телах. В этом-то сочинении находится начало воображаемых скоростей (vitesses virtuelles), на котором геометры, особенно Лагранж, основали свою механику. Творец «Аналитической механики» утвердительно говорит, что упомянутое начало принадлежит Галилею. При таком свидетельстве сомнение невозможно. 
    Уроки, в которых Галилей следовал системе Коперника, восстановили против него перипатетиков, приверженцев Птолемея; но это было бы неважно и неопасно, если бы не присоединились к ним теологи, считавшие учение Коперника противным св. писанию и постоянно твердившие: Terra in oeternum stat. 
    Чтобы ответить своим врага, в 1615. Галилей написал письмо к великой герцогине Тосканской, Христине, в котором, рассматривая вопрос в теологическом отношении, старался доказать, что библейский текст толкуют неверно. Такое оправдание ученого не из духовных возбудило в Риме великий ропот, как посягательство на права духовных теологов. 
    Желая разогнать бурю, Галилей во второй раз поехал в вечный город; но встретил там неожиданное против себя предубеждение. Его противники успели весьма кардиналам наговорить о зловредном учении. Ученые и ясные доказательства Галилея произвели только то действие, что сочинения Коперника и Фоскарини подверглись рассмотрению и были запрещены. На него же самого не пало явного гонения, потому что он еще ничего не издавал о движении Земли. 
    Инквизиция в своих декретах положила существенное различие между книгами Коперника и Фоскарини: последняя была запрещена и уничтожена, первую же следовало исправить. Между прочим, требовали, чтобы были исключены все места, в которых торуньский астроном называет Землю sidus (светило)*. 
    Saggiatore появилась в свет в 1625; это — полемическое сочинение Галилея против Грасси, иезуита; оно написано по случаю трех комет 1618.
    В 1623 кардинал Барберини был избран папою под именем Урбана VII. Галилей, знавший его прежде, немедленно поехал в Рим для поздравления. Новый первосвященник принял его с доказательствами большого уважения. Галилей захотел этим воспользоваться и просил позволения напечатать «Разговоры», в которых три собеседника, Сальвиати, Сагредо и Симплиций, разговаривают о некоторых вопросах коперникова учения, которое тогда занимало всю римскую образованность. Позволение было дано, а потом уничтожено. Возвратившись во Флоренцию, Галилей комиссару инквизиций в этом городе не сказал, что происходило в Риме и получил от него дозволение напечатать «Разговоры». 
    Флорентийские цензоры инквизиция дали позволения, без сомнения, потому, что худо поняли следующее предисловие сочинителя. 
    «Несколько лет прошло, как в Риме издано спасительное постановление для уничтожение опасного соблазна в наше время: этим постановлением запрещается мнение пифагорейской школы о движении Земли; однако же многие имеют дерзость говорить, что постановление безрассудно и доказывает незнание дела, и даже утверждать, что невежды в астрономии не должны обрезать крылья гению. Но я тогда был в Риме; достойнейшие прелаты слушали меня и одобряли и постановление издано не без моего сведения. Итак, я не могу более терпеть нарекания на упомянутое благоразумное постановление; я хочу уничтожить жалобы и доказать иностранцам, что в Италии, даже в Риме, знают систему Коперника столько же, сколько и в других местах. Объявляю себя защитником Коперника и, на основании предположения о движении Земли, намереваюсь опровергнуть перипатетиков, которые не справляются с опытами». 
    «Разговоры» были приняты с общим одобрением; от этого враги философа дошли до крайнего раздражения. Они потребовали его в Рим и семидесятилетний Галилей, несмотря на свою дряхлость, несмотря на заразительную болезнь, против которой были учреждены предохранительные заставы на границах Тосканы, должен был отправиться в столицу христианского мира, куда он приехал 13 февраля 1633 и был принят в доме Никколини, посланника великого герцога Тосканского. Но в апреле его посадили на несколько дней в тюрьму инквизиции и окончательное определение вышло 20 июня. 
    В оригинальном описании процесса сказано, что судьи прибегали к строгому испытанию: из этого многие исключают, что Галилея пытали, но, к счастью, такое предположение ничем не доказано.

По определению инквизиторов, автор «Разговоров» осужден на заключение в тюрьму и должен отречься на коленях перед Евангелием от своего еретического учения и доносить инквизиции о всех тех, которые будут ему следовать. 
    Рассказывают, что после отречения Галилей встал, топнул ногой и сказал в полголоса: e pur si muove (и все таки она движется). Но невероятно, чтобы нравственно-измученный старец решился на такой неблагоразумный поступок. 
    Осуждение Галилея подписали кардиналы Асколи, Бентивольо, Кремон, С. Онуфр, Гипсиус, Вароспи, Джинетти. 
    Воспоминание об этом суде так горестно, так оскорбительно для ума и здравого смысла, что нам трудно рассматривать поведение философа в продолжение процесса. Мы не можем понять, каким образом автор «Разговоров», доказывавший движения Земли со всею силою своего ума, сказал в свое оправдание: «доказывая, я покорялся желанию отличиться остроумием и предположения ложные считал вероятными». Хотя его обещание доносить инквизиции на последователей Коперника можно объяснить старостью, дряхлостью и горестным положением; однако Джордано Бруно показал более твердости: готовясь взойти на костер, он сказал: «Подписывая мое осуждение от имени Бога милосердного, вы должны были дрожать от страха больше, нежели я, идущий на костер». 
    Некоторые французские писатели с великим удовольствием замечают, что подобные несправедливости никогда не случались во Франции, но они ошибаются. Парламенты и Сорбона, не принадлежа инквизиции, поступали так же несправедливо и так же покорялись предрассудкам своего века. У меня есть два экземпляра сочинения, изданного в 1834. человеком благочестивым, патером Мерсеном; оно называется: «Вопросы теоретические, физические, нравственные и математические». В одном из экземпляров находится разбор первого галилеева «Разговора», в другом же не осталось его следов: все относящееся к движению Земли заменено рассуждениями о силе голоса. Эта перемена, без сомнения, сделана по требованию духовных или судебных властей: потому что после патер Мерсен к разбору «Разговоров» присоединил еще буквальное о нем суждение инквизиторов. Нечего таить: в начале XVII столетия Франция не была снисходительнее и просвещеннее Италии. 
    Хотя папа «Разговоры» Галилея считал опасными наравне с сочинениями Кальвина и Лютера, однако тюремное заключение переменил на содержание в саду Trinita dei Monti и вскоре потом позволил Галилею удалиться в Сиену, где он жил пять месяцев у одного из своих старых учеников, епископа Сиены. Наконец ему позволили поселиться недалеко от Флоренции, в Арцетри, в сельском доме, который однако же был тюрьмой, потому что в него не впускали друзей Галилея. Такая строгость впоследствии была ослаблена, и великий герцог Тосканский и друзья философа приходили утешать его; допускались так же иностранцы, например, Мильтон. 
    Желали знать подробности свидания Галилея с Мильтоном, но едва ли они интересны: автор «Разговоров» был уже очень стар и дряхл, испытанные им несчастия, без сомнения, внушали ему осторожность и еще весьма молодой Мильтон не мог показаться Галилею лицом, достойным особого внимания. Это был только путешественник образованный, с воображением, но еще не творец «Потерянного рая». 
    Галилей получил от природы сложение крепкое и сильное; но неумеренные труды и некоторые антигигиенические привычки ослабили его здоровье. Между прочим рассказывают, что в Падуе, будучи тридцати лет, он спал летом всегда у открытого окна, в которое входил воздух, искусственно охлаждаемый водой. От этого Галилей часто терпел сильную боль в ногах, в груди, спине, сопровождаемую кровотечением, бессонницей и лишался аппетита. 
    Когда, в продолжение заключения Галилея в Арцетри, зрение его начинало ослабевать, тогда врачи надеялись, что это происходит от начинающейся катаракты, которую можно уничтожить хирургическими средствами; но скоро уверились, что болезнь происходила от потемнения прозрачной части роговой оболочки, беспрестанно возраставшего и наконец в 1637 глаза, сделавшие столько блестящих открытий, не могли уже отличить дня от ночи.

                     Галилео Галилей умер 8 января 1642, в самый год рождения Ньютона. 
    Галилей имел рост выше среднего, прекрасную фигуру и блестящие глаза, волосы рыжие. 
    Галилей никогда не был женат; в 1638 г. он сделал завещание в пользу своего побочного сына, Винцента Галилея и своей дочери Арканджелы, монахини в монастыре Арцетри. Он просил также, чтобы его тело было перенесено во Флоренцию и положено в семейном склепе, в церкви Санта-Кроче. 
    Фанатики утверждали, что ничего не значит завещание человека, осужденного инквизицией; но знаменитые флорентийские законоис-кусники, на основании канонических прав, заставили уважать последнюю волю Галилея. Когда его тело было перенесено в Санта-Кроче, немедленно сто сорок почитателей бессмертного физика вызвались за свой счет поставить ему памятник. Но Никколини, посланник великого герцога Тосканского в Риме, посоветовал подождать благоприятного времени, и прекрасный мраморный памятник был поставлен в церкви Санта-Кроче, почти через целое столетие, в 1737; путешественники всех стран посещают памятник славы одного из людей, принесших честь своему отечеству и дни которого были сокращены жестоким гонением. Папа Бенедикт XIV уничтожил приговор инквизиции, осудившей сочинения Галилея. Ныне везде преподается теория движения Земли, даже в римской обсерватории, управляемой иезуитами. В доказательство приводим слова из записки патера Секки, иезуита, о наблюдениях над маятником, изданных в Риме в 1851 «Обращение Земли около ее оси есть истина, которую ныне не надобно доказывать; действительно, она есть следствие всего астрономического учения». 
    Итальянцы лучшие судьи в своей словесности, считают Галилея между первыми прозаиками, приносящими честь их отечеству; они стат его на одну высоту с Макиавелли. 
    В молодости Галилей был поклонником Ариоста; Неистового Ро-ланда он знал наизусть. 
    Он принимал деятельное и не совсем приличное участие в споре о сравнительных достоинствах Ариоста и Тассо. Он говорил: «читать Тассо после Ариоста значит есть огурец после дыни». Его мнение об этом предмете изменилось под старость; рассказывают, что когда, при конце его жизни, желали узнать его решительное мнение о двух поэтах, тогда он отвечал: «Поэма Тассо мне кажется лучшею, но Ариост приносит мне больше удовольствия». 
    Гонения на Галилея в его преклонные года произвели такое тяжелое впечатление, что когда началась реакция в пользу знаменитого философа, тогда его соотечественники вышли из меры и сделали из него обожаемое существо; но беспристрастный историк не может удержаться от многих критических замечаний. В доказательство нашего мнения, приводим несколько мест из его сочинений. 
    В письме от 1612 Галилей вполне соглашается с движениями эпициклоидическими и прибавляет: «нет другого движения, кроме эпи-циклоидического». Но в это время в руках его была уже теория Марса; Кеплер послал ее Галилею еще в 1609.. 
    Кеплер в Ргос1готиз развил систему Коперника, подтвердив ее собственными исследованиями: Галилей, неизвестно почему, ни слова не говорит о замечательном сочинение и даже никогда не упоминает имени знаменитого немецкого астронома. 
    Совершенно непонятны сомнения Галилея о наблюдениях Тихо, определивших место комет в небесном пространстве. Идеи об этих светилах, изложенные в Saggiatore, бросают тень на блестящий ученый путь итальянского философа. 
    Так же надо сказать об его предположении касательно образования новых звезд от влияния планет в их соединении. 
    Геометры и физики, без сомнения, не одобряют порицаний Галилея, направленных против тех астрономов, которые объясняли морские приливы и отливы действием Луны. Галилей считал Луну неспособною притягивать воду океана и удивлялся Кеплеру, тогда уже умершему, допускавшему тяготение Луны. 
    Собственные свои труды Галилей ценил слишком высоко, как видно из его писем к Кеплеру, где он говорит, что им составлены точные Движения юпитеровых спутников и что «по ним расположение спутников можно вычислять с точностью до секунды». Такое самохваление едва ли позволительно даже тому, кто теорию этих спутников обработал по всем новейшим наблюдениям и по теории возмущений. 
    Впрочем, я не допускаю, не думаю, что пример Галилея соблазнил людей высших дарований, достойных ценителей открытий чужих и собственных и заставил бы их подражать итальянскому философу, который вот что писал к Диодату от 2 января 1638: «Это небо, этот мир, Вселенная, которую моими чудесными открытиями и очевидными доказательствами я распространил во сто, в тысячу раз далее пределов, назначенных учеными всех прошедших веков. Эти пределы мне кажутся теперь столь тесными, столь ничтожными, как пространство, занимаемое моим телом».
    К этим выпискам мы могли бы прибавить неудовлетворительные исследования Галилея о некоторых вопросах геометрических; но эти указания на недостатки великого человека спешу окончить и обращаюсь к его сочинениям, в которых найдем уже не пятна, а доказательства его гениальности, и которые будут уважаемы самым отдаленным потомством.

galileogalilei.ru

Galileo presents a telescope to the Venetian Senate