Аркадий Шилклопер: «И сотворил себе кумира:
Музыку!»
Очерк Бориса Турчинского
…Ранним австралийским утром жители Сиднея проснулись от мощного звука альпийского рога, доносившегося… с крыши местного оперного театра. Что это за инструмент, они узнали позднее из газет. На крыше сиднейского театра, одного из самых современных и красивых в мире, играл Шилклопер, как бы, возвещая: «Я приехал! Приходите на концерт, и вы узнаете, что такое – это громкоголосое экзотическое чудо – альпийский рог!».
Вот такое музыкальное чудачество – сыграть побудку солнцу. А он вообще очень веселый человек и в каком-то смысле авантюрный новатор в музыке – Аркадий Шилклопер, валторнист, играющий джаз. И разве сама воплотившаяся в реальность эта странная идея игры джаза на валторне не музыкальная авантюра?
Моя грусть по валторне
Я давно с интересом наблюдаю за этим необыкновенным музыкантом. Согласитесь, ведь не часто можно послушать валторниста, играющего джаз. Ну и ко всему этому могу добавить, что испытываю особые чувства к валторне.
Валторна – мой любимый инструмент, который в детстве меня часто убаюкивал вместо колыбельной песни. Мой отец играл на валторне в военном оркестре и в местном театре города Житомира, любил этот инструмент, и дома часто занимался. Звуки валторны сопровождали меня до 13 лет, пока я не стал воспитанником военного оркестра. Почему отец решил сделать из меня кларнетиста, а не валторниста? Чем он руководствовался при выборе мне музыкальной судьбы, эти мотивы мне до сих пор непонятны…
Не помню точно когда, скорее всего, в годы учёбы в Одесской консерватории, мне рассказали, что есть в Москве парнишка – играет джаз на валторне. Я лишь удивился и не более того. Интересно, а как это? Как-то не связывались в моем понятии джаз и валторна, они казались несовместимыми.
Прошло много лет. И вот я начал более детально интересоваться этим уникальным сочетанием – валторна и джаз. И, чуть ли не единственным в паутине Интернета всплыло имя музыканта Аркадия Шилклопера, который играет джаз на валторне. Случилась эта моя находка незадолго до того, как я начал писать статьи и очерки, публиковать их в научно-популярном журнале «Оркестр». Впечатление от прочитанного о валторнисте, играющем джаз, было настолько сильным, что по прошествии нескольких лет память вернула меня и к этой теме, и к желанию рассказать об этом удивительном музыканте!
Неожиданный соавтор
Не перестаю удивляться тому, как тесен мир! А музыкальный мир ещё теснее, ведь у нас, у музыкантов, так много общего: общие интересы, практически одни и те же учителя, наконец, просто знакомые музыканты. Поэтому найти проживающего в Германии столь любимого Европой валторниста Аркадия Шилклопера мне не составило труда. И я благодарен, что он сразу откликнулся и согласился дать мне интервью. Даже, можно сказать, что он не просто дал мне интервью, а как бы стал моим неожиданным соавтором в написании этого материала. Его ответы направляли мои мысли и наводили на другие вопросы. Уникальный случай. Такое бывает очень редко, поэтому я это очень ценю.
Аркадий оказался интересным собеседником, человеком умным, радушным и с тонким чувством юмора, наша беседа протекала легко и непринуждённо. Она выходила за рамки простого интервью и раскрыла для меня сочетание многих незаурядных человеческих качеств с талантом духовика-джазмена, неутомимого исследователя самых разнообразных духовых инструментов, открывающего порой их фантастические возможности.
Чем же мне сразу увлечь моего читателя? С чего начать? Пожалуй, с того, что пишет о себе сам наш герой!
Вот какое прозвучало Интернет-обращение музыканта, одержимого идеей проекта совместной программы с его любимой и легендарной группой «Yes».
…И бесконечная любовь к жизни
«Меня зовут Аркадий Шилклопер. Я хочу поделиться моей новой идеей – своей новой программой — «Tribute to «YES». Программа посвящена знаменитой артрок-группе «YES». Группе, разомкнувшей границы традиционного рок-звучания и создавшей музыкальный язык, по сложности и выразительным средствам не уступающий языку академической музыки. Имя ее «YES». Наверняка многие из вас знают этот выдающийся коллектив, который уже на протяжении почти сорока лет не просто вдохновляет многих музыкантов, но и сопровождает их всю жизнь как коллектив, с которого просто надо брать пример.
Почему именно «YES»? Я люблю их музыку, мне близок этот мир — мир звуков, полный света, тепла, солнца, гармонии. В ней есть всё — и страсть, и тайна, и бесконечная любовь к жизни. Я влюбился в их музыку еще 14-летним подростком, и теперь у меня есть мечта, мечта, которой сорок лет!
В моей новой программе «Приношение «YES» я не стремлюсь к копированию, точности звучания оригинала, доскональности в воспроизведении деталей музыки группы. Это скорее моё личное ощущение, мое собственное слышание, проживание и переживание. И это отношение не менялось с тех пор, как я впервые в 1971 году услышал альбом «Fragile».
В этой прекрасной музыке развернутые большие композиции, в которых есть академическое начало, я хочу вытащить их из рок-эстетики. Как мне кажется, в этой музыке есть огромный потенциал для симфонического исполнения. Запись альбома «Tribute to «YES» будет сделана вместе с Омским филармоническим оркестром, при участии знаменитого Alfredo Lasheras Hakobian, звукорежиссера многих альбомов симфонических оркестров. Запись будет осуществлена с замечательным молодым дирижером Дмитрием Васильевым, тоже большим поклонником группы «YES».
Возможно, это звучит слишком смело, но я хотел бы пригласить вас в мой мир «YES». Мне бы хотелось, чтобы и вам этот мир стал близким. Хотя бы на один вечер…
Я, называю себя просто музыкантом, кто- то меня называет музыкантом тысячи лиц. Кто-то говорит обо мне, что я «король воздушных потоков». Кто-то из журналистов даже назвал меня неожиданно – музыкантом нетрадиционных направлений.
«Музыкант» – слово универсальное, поэтому и мои проекты универсальны.
Это не только академическая, фольклорная и джазовая музыка, но и музыка, связанная с роком.
Всех приглашаю поучаствовать в моем проекте, поддержать идею и надеюсь, что мы выпустим замечательный альбом. Приглашаю всех в мой мир «YES». Мир богатый красками и прекрасной гармонии!».
О Шилклопере – музыканте и человеке
-Аркадий, спасибо тебе за то, что сразу откликнулся на мое предложение совместно написать очерк. Предвкушаю, что ты нам расскажешь немало интересного. Я много пересмотрел Интернет-материала, подготовился как следует к нашей с тобой беседе и хочу несколько сместить акцент разговора не в сторону твоей исполнительской деятельности, о которой написано достаточно, хорошо и подробно. Мне хочется рассказать читателям о Шилклопере – человеке: теплом, умном, симпатичном. Хотя, естественно, не могу и не раскрыть твои творческие достижения и то новое, что ты внес в музыкальную культуру современного общества. Я начну, а ты дополняй.
Итак, Аркадий Шилклопер – российский и германский валторнист, играющий джаз. Музыкант-полистилист, мульти-инструменталист, композитор, аранжировщик, импровизатор, педагог, неутомимый искатель, безумный фантазёр, поборник музыкальной свободы, панегирист арт-рок группы «YES», противник бездарности и клише в творчестве.
Борец за «санитарную норму» в музыке, создатель изысканных звуковых сочетаний для чистых и чутких ушей, «повар тембральных яств» для гурманов…
Вот на этой ноте я перехожу к первому вопросу. Прошу рассказать тебя, Аркадий, о начале твоей жизни, о твоей семье, о родителях.
-К сожалению, моих родителей уже нет в живых. Ушла сначала мама, а за ней отец… Мы москвичи, но папа родом из Бердичева, почти что твой земляк, Борис. В 2004 году, будучи на гастролях в Киеве, я решил поехать в Бердичев, чтобы увидеть город своих корней. Город увидел, но ничего не нашел касательно нашей семьи. Все метрики в архиве во время войны были уничтожены, но, тем не менее, я счастлив, что там побывал, познакомился даже с мэром и главным раввином города! Ознакомился с достопримечательностями Бердичева, а этому городку есть, чем гордиться.
Там есть удивительные здания, которые помнят замечательных людей. К примеру, костел Святой Варвары, построенный в 1759 году, где венчался Оноре де Бальзак с Эвелиной Ганской. Костел очень ухожен, на территории множество цветов, около входа есть мемориальная доска в честь того выдающегося события.
Вдохновения из неожиданных источников
-Аркадий, расскажи о своих первых шагах в музыке.
-Начал я с пения, пел в школьном хоре, и мне это очень нравилось, причем в этом детском коллективе я был единственный мальчик, все остальные девочки, а их 50! И меня это, поверь, не смущало.
А еще раньше я пел и в детском садике. И это я помню! Пошел я в школу в неполных семь лет, ведь я родился 17 октября. Как бы, ни туда и ни сюда – к 1-му сентября не успел, но и «перескочил» его ненамного. Руководителя нашего хора, к сожалению, я не помню, а вот свою классную учительницу – да, ее звали Светлана Андреевна.
В это же время я начал играть в духовом оркестре Дворца пионеров Кунцевского района Москвы. А был я самый маленький в оркестре, мне дали альт. И я очень этим гордился. Представляешь, смешно рассказывать, но мое первое выступление перед зрителями было в первый день, когда я получил инструмент! Как такое могло быть и как это случилось?
Дело в том, что мой старший брат Валерий уже играл в оркестре на баритоне, он на четыре года старше меня. Мои родители дали ему поручение устроить меня в оркестр. Мы на три месяца уезжали в пионерский лагерь, это было облегчением для семейного бюджета. Я там был под присмотром брата, нас кормили, мы репетировали и играли разные линейки и так далее.
Дирижером у нас был Александр Сергеевич Родионов, и этого человека я тоже помню. Однако, ближе к тому, почему так случилось, что в день получения инструмента я уже участвовал в концерте. Перед выездом в лагерь нас собрали на большом стадионе, где оркестр и выступил перед родителями. Меня поставили сразу в оркестровую коробку.
Мои родители потом вспоминали: сидим мы на трибуне и слышим от рядом сидящих людей такой разговор: «Посмотри на оркестр. Видите – мальчик в середине оркестра, самый маленький, а как играет – лучше всех!».
Я еще не знал, что в оркестре нужно стоять по стойке смирно. Думал, надо всем своим видом, телом, показывать, как я чувствую музыку. Так сказать, входил в образ, «вихлялся» под музыку, как мог! Люди и подумали, что я и играю так же, как кручусь, - лучше всех! Вот такое забавное было у меня мое первое выступление.
Ну, а в лагере я уже серьёзно начал заниматься на альте. Моими педагогами были не зря упомянутый мною дирижер Родионов и мой брат. У Александра Сергеевича Родионова была дирижерская палочка. К слову, у него их было много. Наверное, собирал. Есть такое увлечение. Так он этими палочками бил меня по голове за каждую фальшивую ноту. Не одна палочка была сломана на моей голове, вот так я познавал азы музыкальных знаний. Моя голова (и это потом подтвердилось в суворовском училище) оказалась довольно крепкая!
-Странная методика обучения игре на духовых инструментах, впервые подобное слышу. Помню, в школах били по пальцам линейкой, а меня учительница по общему фортепиано в музыкальной школе, чем попало по пальцам лупила, если я пальцы путал. Как же я ее невзлюбил! Но, чтоб по голове… А как твои родители восприняли, что ты хочешь серьезно заняться музыкой?
-Поначалу дело ограничивалось только игрой во Дворце пионеров и нашими с братом поездками в лагерь. Как я уже говорил, подсчитали, что это неплохо для семьи, этим удовлетворялись и вначале ни о чем другом серьезно не думали в смысле «другой полезности» лагеря. Родителям юных оркестрантов надо было вносить какие-то деньги, но значительно меньше, чем ребятам, купившим путевки на общем основании. Представляешь, я даже помню те цены! Путевка стоила 18 рублей за смену, а для участника оркестра – всего 6 рублей. А ехали мы на целых три месяца. Два сына находятся в пионерском лагере на всём готовом, под присмотром взрослых. Вот какая была экономия для родителей и еще и «снятие» на время проблемы воспитывать нас, лоботрясов.
-А что или кто подтолкнул тебя поступить в военно-музыкальное учебное заведение, а затем стать военным музыкантом и дирижером? Ты ведь учился в московской школе военно-музыкантских воспитанников Красной Армии. Сегодня это Московское военно-музыкальное училище.
-Это было решение отца. Тут много причин. Но, конечно, одна из первых и главных – родители поняли, что у меня есть музыкальные способности и, возможно, в будущем это даст мне кусок хлеба в жизни. Ведь так рассуждали тогда многие люди, за большим не гнались – был бы сыт и ладно. А во-вторых, я чуть было не стал футболистом. Отец вовремя понял, что это не профессия и уберег меня от этого.
Мои родители работали с утра до вечера и не хотели мне подобной судьбы. Отец всю жизнь был такелажником, грузчиком. Мама работала в издательстве «Правда», печатала на машинке, затем работала в министерстве сельского хозяйства, заведующей складом. В школе я учился хорошо. Быстро делал уроки, а иногда их не делал, так как успевал прямо на уроках в школе их сделать и все правильно записать в тетрадь. Моей любовью в то время был футбол, и эта страсть осталась у меня на всю жизнь. Так вот, я гонял с мальчишками во дворе, сначала с моими сверстниками, затем те уходили домой, приходили ребята постарше, и я продолжал с ними. Конечно, это был уже другой уровень, и мне было значительно интереснее с ними «футболить». Я всерьез тогда задумывался стать футболистом. Но тут вмешался мой отец, и выбор был сделан.
Итак, я в кадетке, как мы называли училище. Военная форма и семь лет учебы музыке, и не только… Тут и физподготовка, и строевой шаг, и все остальные науки, которые впоследствии должны пригодиться на службе военному человеку, скорее всего офицеру.
«Я впитывал в жизни только хорошее»
-Аркадий, расскажи нам, что тебе дала военная музыкальная школа, какие учителя тебе вспоминаются, с кем ты дружил….
-Вспоминается всё, и по-хорошему. Ведь период становления человека – самый важный в жизни, поэтому мы так хорошо помним детство и юность. Новый человек этого мира, как губка, впитывает в себя и хорошее, и плохое. Идет формирование личности, познание мира, и очень важно, кто вокруг тебя в этот период. Именно благодаря нашей школе музыкантских воспитанников, ее педагогам и моим друзьям, я впитал больше хорошего, и эта привычка – впитывать хорошее и отметать плохое, осталась потом на всю жизнь.
Мне повезло с наставниками. Один из них – Жак Абрамович Либерман, которому я и мои сокурсники обязаны многим. Главное, что он сделал из нас людей. Он был валторнистом и преподавал у нас валторну. Кстати, многие его ученики стали впоследствии исполнителями ведущих коллективов страны. В том числе и мой близкий друг, Александр Колодочко, которого я очень любил, рано, к сожалению, ушедший из жизни. Мы вместе потом работали в оркестре Большого театра СССР.
У нас был прекрасный офицер-воспитатель подполковник Григорий Сиротинин (отчества не помню). Это был замечательный воспитатель, умный, проницательный. Ну просто Макаренко, педагог от Бога! Мало таких людей я потом в жизни встречал. То ли интуитивно он чувствовал педагогику как науку, или он был хорошо образован, этого я не знаю. Но педагогом он был прирожденным.
Первые четыре года мы жили с ощущением, что у нас есть отец. Многое он делал деликатно, аккуратно и достойно, без армейского хамства. Не было у него штрафных нарядов, «непускания» в увольнение. Хочу рассказать, как он повлиял на многих из нас, чтобы мы бросили курить.
12 лет – это такой возраст, когда хочется быть старше годами, а курение как бы делает нас уже взрослыми без особых усилий. Нашлись такие воспитанники, что принесли сигареты, и мы все начали пробовать. Кому-то понравилось, кому-то нет. Но тут сработала как бы цепная реакция: если друг твой курит, а ты нет, значит, ты еще не взрослый. А ты хочешь быть как все. Сиротинин как-то собрал нас в классе, и я не помню, что он говорил, но это было так доходчиво, аргументировано и взвешено, и, в то же время, по-дружески, что после этого почти все бросили курить. Скорее всего, он говорил о том, что мы - духовики, и нам вдвойне опасно портить себе легкие…
Мечта под потолком, на гвоздике…
-Почти все выпускники военной музыкальной школы пошли учиться затем в институт военных дирижёров. Почему ты этого не захотел?
-Скорее всего, из-за своей увлеченности валторной. Мой педагог увидел во мне талант исполнителя.
Тут я хочу немного вернуться назад и рассказать, почему я выбрал именно валторну. В духовом оркестре Дворца пионеров валторн не было, но я часто играл по валторновым нотам. Мне было интересно, а что это за инструмент такой – валторна. Я часто просил Александра Сергеевича, руководителя оркестра во дворце: «А покажите мне валторну!».
Он начинал мне рассказывать: «Знаешь Аркадий, это похоже на улитку», - и руками старался мне показать улитку. Конечно же, такой ответ не мог меня удовлетворить, пытливого мальчишку восьми лет. Но однажды мы выступали на районном конкурсе духовых оркестров. Выступали мы во Дворце строителей, и вот когда мы только зашли в середину здания, Александр Сергеевич остановился возле какой-то двери с решетками. Очевидно, это была кладовая...
Подозвал меня, поднял на руки и, указывая в темноту, сказал: «Посмотри туда». Я увидел: прямо под потолком на гвоздике висела валторна. Вот так состоялось мое знакомство с этим, теперь уже дорогим мне инструментом. Теперь, рассказывая это, я прибавляю, что моя первая встреча с валторной состоялась… через решетку. Как шутили потом журналисты, когда писали обо мне и этом факте из моей музыкальной биографии: «И вот тогда-то начался процесс вызволения его красавицы-валторны из пут тюремных», - так образно писали они.
…Пришло время, и я поступаю в военно-музыкальную школу. На приемных экзаменах меня спрашивают: «На каком инструменте ты хочешь играть?». Я без промедления сказал: «Валторна!».
Комиссия не ожидала такого ответа, ведь все ребята хотели играть на кларнете, трубе, на ударных, но чтобы валторна… А ведь комиссии предстояло набрать 30 человек, то есть, оркестр по партитуре. Начиная с флейт и кончая тубами. Валторнист был не особо нужен. (Поясним для читателей иронию Аркадия, что «валторнист был не нужен». Обычно желающих учиться на валторне не бывает совсем, и учиться на ней комиссия «зазывает» кнутом и пряником, ультиматумом: «или учишься на валторне – или не нужен ты нам совсем»).
«Я понял: валторна – мое призвание!»
-На первый урок к своему преподавателю Либерману я пришел не начинать с нуля. Все-таки опыт у меня был, да еще и некоторая оркестровая практика. Жак Абрамович был ищущим педагогом. Приносил на урок магнитофон с записями лучших валторнистов страны. Тогда я впервые услышал Полеха, Буяновского. Жак Абрамович своих учеников по-хорошему «заразил» валторной. Но, наверное, меня в большей степени, сейчас я отчётливо это понимаю.
Подрастая, я все больше и больше стал понимать, что я должен стать исполнителем, причём валторна – это мое призвание в жизни. Либерман тоже меня в этом поддерживал, правда, скрытно. Открыто он не мог, все-таки он работал в таком месте, где воспитывались «будущие военные люди».
Я стал очень много заниматься, и все вокруг поняли, что дирижерской карьере я предпочитаю исполнительскую деятельность. Начали со мной работать на эту тему, даже приезжал в школу некий генерал Колопаст, который отвечал в министерстве обороны за учебные заведения, беседовал со мной. Я помню ту беседу. Генерал оказался очень образованным человеком, был академиком. Но все было тщетно, для себя я уже все решил, и менять свое решение отказался.
-Далее, срочная служба в оркестре Военно-политической академии имени Ленина. Два года. Они не пропали даром?
-Мне повезло, так как в этой же академии служил мой брат Валерий. Дирижером был Виктор Петрович Батырев. Кстати, сам он был тоже валторнистом. Это душевный и замечательный человек. Сейчас он на пенсии, и, если я не ошибаюсь, живет в Сибири, преподает валторну в музыкальной школе. Служил я хорошо, даже дослужился до ефрейтора. Дирижер дал мне ключ от своего кабинета. Там стояло пианино, и я мог делать аранжировки, там же был городской телефон, и я мог звонить домой. И то, и другое было для меня одинаково важно, потому что, по сути, означало уже одно и то же: моей семьей и моим домом стала музыка.
А джаз полуподпольно жил…
-Аркадий, на тот момент ты академический музыкант, игравший классическую музыку, и еще не думаешь о джазе?
-Я играл в эстрадном ансамбле сначала на гитаре, затем перешел на бас-гитару. У нас был состав: ритм-группа и четыре духовых. Для этого состава я писал много аранжировок, тем самым набираясь опыта. Мы играли танцы, небольшие развлекательные концерты, даже свадьбы. Немножко зарабатывали. Москва – город многих культурных мероприятий, различных концертов любого направления, и, хотя джаз в то время как бы не приветствовался верхами, он полуподпольно жил. Было много энтузиастов, как любителей, так и профессионалов, которые устраивали концерты. Я ходил на такие концерты, понимал, что мне это нравится, но я тогда никак не предполагал, что мой любимый инструмент может быть применен в этом жанре искусства.
В последние месяцы службы, каждый понедельник, я ходил на уроки к преподавателю в музыкально-педагогический институт имени Гнесиных. Мой друг Саша Колодочко, о котором я упоминал раньше, уже там занимался. Поступил в институт я без труда. Учился у профессора, народного артиста Российской Федерации Александра Алексеевича Рябинина. А попросился я в его класс после совета моего педагога из «кадетки» Либермана. «Аркадий, это стоящий педагог и приличный человек, - сказал Жак Абрамович. - Ты получишь у него отличные знания!».
Лирика физиков
Когда я поступил в гнесинский институт, мне параллельно захотелось заниматься джазом. Была такая экспериментальная студия, она и сегодня есть, студия импровизационной музыки на Каширке (ныне – Московский импровизационный колледж). В этой студии у меня был осуществлен первый серьезный джазовый опыт – дуэт с басистом Михаилом Каретниковым в 1984-86 годах. В 1985 я вошел в первый состав «Три О» вместе с Сергеем Летовым (саксофон, флейта) и Аркадием Кириченко (туба, вокал), где играл до 1989-го. Основатель студии, Козырев Юрий Павлович, к сожалению, умер в 2001 году. Интересно, что сам он был физиком, и не простым, многие джазмены того времени – тоже физики.
-Давай посмотрим, что о Козыреве есть в Интернете.
Козырев Юрий Павлович (22 марта 1933 г.-31 декабря 2001 г.) — основатель школы джаза МИФИ, выпускник МИФИ 1957 г., с 1965 г. — доцент кафедры Физики твёрдого тела. Кандидат физико-математических наук, ученик И.К.Кикоина, автор около 200 научных работ, соавтор 26 авторских свидетельств на изобретения, обладатель почётного звания «Заслуженный изобретатель СССР».
Ю.П.Козырев — создатель, бессменный руководитель и аранжировщик 3-х джазовых ансамблей — диксиленд-бэндов МИФИ, существовавших в МИФИ в период 1957-1967 годов. «Первый состав Козырева», как называли его тогда, просуществовал 9 лет и был хорошо известен в джазовом мире Москвы. Этот диксиленд участвовал в первом в столице мини-фестивале в кафе «Молодежное» – тогдашнем «джаз-кафе», работавшем под неусыпным взором МГК ВЛКСМ (тот фестиваль назывался просто и незатейливо «Джаз-62»). В эти же годы Юрий Козырев создает в МИФИ второй, а затем и третий составы диксилендов.
И еще:
Ведущие российские джазовые музыканты и обозреватели называли Ю.П.Козырева первопроходцем российского джазового образования. Он автор универсальной технологии обучения навыкам импровизации, автор трех учебников по джазовой гармонии и импровизации – «Функциональная гармония», «Введение в джаз» и «Аккордика». Ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры РСФСР».
-Видишь, как много он сделал для развития джаза в Москве. Ему бы памятник поставить. Заслуживает!
-И я снова повторю, в основном все джазмены - физики. А это целая плеяда блестящих музыкантов.
Исполненный валторной джаз
-Продолжаю свой рассказ. Как-то после занятий в Гнесинке пришел я в эту школу импровизационной музыки с валторной. Пришел прямо к Козыреву и говорю: « Юрий Павлович, я вас знаю, посещаю ваши концерты. Хочу заниматься джазом, играл в рок-ансамблях на бас-гитаре». Он берет меня бережно за руку и говорит: «Пойдем со мной». Заводит меня в один класс – там гитары, заводит в другой – и там гитары. «Аркадий, бас-гитаристов много, а вот валторнистов нет.
Ты же профессиональный музыкант, почему бы тебе не играть джаз на валторне?!». «Джаз на валторне, это же невозможно, это нонсенс!- опешил я. - И к тому же нет никаких традиций, такого не бывает!».
«Может, этого и не было, но почему не попробовать? - ответил Козырев. Ну, посуди, чем валторна по звукоизвлечению отличается от трубы? Или от тромбона?». И он посадил меня в биг-бэнд.
Оркестр был довольно слабый, самодеятельного уровня... Это был большой минус. Но были и плюсы: у руководителя оркестра Ладислава Олаха был интересный и разнообразный репертуар. Он его привез из Праги, где работал и дружил с такими заметными людьми джаза, как Карел Влах, Густав Бром и другими. Привез шикарную биг-бэндовскую библиотеку. У нас тогда этого в помине не было. Я даже что-то пытался списывать, и однажды Олах увидел меня за этим занятием и был очень рассержен. Но потом остыл и даже похвалил, сказав, что из меня может получиться хороший джазовый музыкант и аранжировщик. В то время я был равнодушен к биг-бэндам, мне нравилось быть солистом. Но чтобы почувствовать, что такое свинг, джазовая артикуляция, из чего складывается эта «кухня», надо было этому учиться.
- предоставляю читателю биографическую справку об Олахе.
Ладислав Данилович Олах, (22 ноября 1911 — 19 августа 1989, Москва) — венгерский и советский барабанщик-джазмен. В СССР приехал в 1936 году в составе оркестра Антонина Циглера (Чехословакия), гастролировавшего в Советском Союзе по приглашению Управления Государственного объединения мюзик-холлов, эстрады и цирка при Наркомпросе (ГОМЭЦ). После окончания гастролей остался в Москве. Десять лет играл в джаз-оркестре Всесоюзного радиокомитета — с момента создания этого коллектива в 1938 году до расформирования в 1948 году (за это время оркестром руководили А.В.Варламов, А.Н.Цфасман и М.З.Гинзбург). Выступал также с малыми составами. Позже руководил собственным оркестром (начал выступать в кинотеатре «Художественный»). Популярность ему принес высочайший артистизм, помноженный на виртуозную технику игры. Жонглирование барабанными палочками во время выступления было фирменным стилем Ладислава Олаха.
-Однако продолжим! Кого ты можешь назвать своим следующим учителем?
-Другой мой учитель – это Алексей Николаевич Баташов. Я начал посещать его лекции. Его перу принадлежит первая серьёзная работа по истории советского джаза («Советский джаз», 1972), которая имела и серьёзный международный резонанс — именно по её мотивам Фредрик Старр впоследствии написал свою книгу «RedAndHot: The Fate of Jazz in Soviet Union», до сих пор остающуюся единственным серьёзным источником знаний по истории советского джаза на английском языке (при всех недостатках «адаптации для американского читателя», которой Старр подверг первоисточник).
Уровень работы, проведённой Алексеем Баташовым в период подготовки «Советского джаза», был таков, что эта книга, вышедшая много лет тому назад, до сих пор может быть рекомендована как основной источник по истории первых четырёх-пяти десятилетий советского джаза — за все уже почти четыре десятилетия, прошедшие с тех пор, не появилось ни одной монографии сравнимого уровня!
И опять же, Баташов тоже физик. Его книга «Советский джаз» долгое время в СССР была запрещена. Многие упоминавшиеся в ней музыканты уехали за границу.
Я ему очень благодарен. Именно он помог мне выпустить мою первую пластинку на фирме «Мелодия» в 1984 году под названием «Движение». Это был для того времени смелый наш дуэт, смелый еще и потому, что оба мы тогда уже работали в Большом театре. Баташов сам написал к пластинке аннотацию. Благодаря ему я поехал в Америку.
Музыка свободных людей
-Аркадий, за время нашей беседы ты несколько раз делал акценты на том, что подавляющее число музыкантов джазменов в Советском Союзе были физиками. Что их, представителей точных наук, привлекало в джазе? Тогда, а это было поколение шестидесятников, существовало довольно строгое, хоть и условное, разделение молодой интеллигенции на физиков и лириков: или ты строгий физик, или ты нежный лирик… А джаз – это ведь тоже своего рода лирика. Так почему же джазом так серьезно увлекались физики? Есть ли этому объяснение? Мне очень интересно, как сочеталось занятие наукой у физиков и джаз?
-Бурная дискуссия 60-х годов, что первостепенно — наука или искусство, хорошо известна под названием спора физиков и лириков. «Шестидесятники» состояли из двух взаимосвязанных, но разных субкультур, шутливо называвшихся «физиками» и «лириками» — представителей научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Присущая культуре «физиков» романтизация научного познания и научно-технического прогресса оказала огромное влияние на развитие науки и весь советский быт. В искусстве взгляды «физиков» проявлялись в научной фантастике, поэзии и в джазе.
Надо добавить к этому, что джаз – это музыка свободных людей. Почему именно технари были первыми известными джазовыми музыкантами? Так просто не ответишь… Если начать серьезно исследовать этот вопрос, то может получиться работа, которая потянет на диссертацию. Достаточно вспомнить великого физика-теоретика, основателя научной школы, академика АН СССР, лауреата Нобелевской премии по физике 1962 года, Л.Д.Ландау, который играл джаз на барабанах.
-Если позволишь, я добавлю. Немного истории.
Лев Ландау стал членом знаменитого среди студентов «джаз-банда», возникшего года за полтора до того, как он закончил университет. Ядро «джаз-банда» составляли «три мушкетера» – Дау, как называли самого Ландау, Димус (Дмитрий Дмитриевич Иваненко), Джонни (Георгий Гамов) и одна девушка – Женя, Евгения Канегиссер, наделенная многими талантами, в том числе и умением слагать стихи.
Именно с легкой руки своего однокурсника Дмитрия Иваненко, Лев получил новое имя – Дау. Ему очень понравилось это короткое красивое имя. Позже этим именем его стали называть физики всех стран. «L'ane» по-французски значит «осёл», то есть, фамилия Ландау означает «осёл Дау», – любил повторять Лев Давидович.
-Борис, я хочу назвать фамилии только мне знакомых физиков-джазменов. На самом деле в этом списке намного больше людей. Но это самые-самые, авторитеты! Алексей Зубов, саксофон, Алексей Баташов, критик, Вадим Сакун, пианист, Юрий Козырев, директор студии джазовой и импровизационной музыки, Константин Бахолдин, тромбон.
«Нестандартная» музыка
Постигая мир импровизации, знакомясь с лучшими джазменами страны, я встретился со Славой Ганелиным, пианистом из Вильнюса. Его музыка вызвала у меня сначала удивление. Это было нестандартно, не похоже на слышанное мной ранее. Я после концерта долго был под впечатлением от его музыки и многое из этого вынес. В дальнейшем я много раз играл со Славой и с Тарасовым, с Чекасиным (саксофон). У них было потрясающее трио, и они были, можно сказать, мэтрами джазовой музыки. Там же я впервые встретился с легендарным саксофонистом Алексеем Козловым, в ансамбль «Арсенал» я влюбился сразу. Был даже такой период, когда я хотел перейти в этот ансамбль. Но карты спутало мое поступление в Большой театр. Я не рискнул бросить академическую карьеру и перейти в другую музыкальную плоскость.
-Кроме оркестра Большого театра, ты еще играл в знаменитом квинтете Большого театра. Что это был за коллектив?
-«Брасс-квинтет» солистов Большого театра оперы и балета, под управлением В.Прокопова…
-Извини, Аркадий, что перебиваю, но и об этом коллективе в моем досье имеется информация.
«Подводя итог двадцатилетней деятельности «Брасс–квинтета Большого театра», можно с уверенностью сказать, что создание и существование этого ансамбля помогло поднять планку ансамблевого исполнительства в нашей стране на ещё большую высоту и дало толчок к возникновению многих коллективов подобного направления. В России до сих пор многие ансамбли используют нотный материал из репертуара «Брасс-квинтета Большого театра», а студенты вовсю слушают и смотрят его записи и на этих записях учатся».
-Я работал в первом составе этого квинтета: Вячеслав Прокопов, Алексей Корольков – трубы, я был исполнителем на валторне, Александр Морозов – тромбон, Александр Казаченков – туба. Замечательный был коллектив, что и говорить. Тоже важная страничка в моей жизни. Был у нас в это же время и квартет валторн. Там у нас были студийные записи. Давали концерты. Я писал аранжировки для этого состава. Исполняли музыку из «Порги и Бесс», «Вестсайдской истории» и многое другое.
Живая музыка немого кино
-Аркадий, просматривая страницы Интернета, я не могу не удивляться твоей, я бы сказал, музыкальной «всеядности», извини за такое неакадемическое слово. Мастер-классы, гастроли, сольные выступления, выступления с различными симфоническими и джазовыми коллективами, литературная деятельность (но это вопрос отдельный), аранжировки, участие в жюри престижных международных конкурсов. Что я забыл? И как ты всё успеваешь?
-Ещё ты не упомянул «Немое кино – живая музыка». У меня два таких проекта. Это тоже мне очень интересно. С моим квартетом мы играем авторскую музыку к немому фильму Хичкока «Шантаж» (Alfred Hitchcock «Blackmail»). Этот фильм у него последний немой, и он же его сделал звуковым. Мы взяли немую версию. Нам было интересно придумать к нему свой звук, свою музыку.
Помнишь, раньше сопровождали немое кино пианисты-тапёры? Шостакович даже одно время работал тапёром. Эту музыку кто-нибудь для них писал? Думаю, нет. Эти пианисты импровизировали по ходу фильма, они не смотрели фильм заранее. Были места лирические, драматические, были места «ни о чем» – хорошие настоящие тапёры импровизировали, но драматургия фильма при этом не особо учитывалась. Значит, они были хорошими музыкантами, чтобы уметь так быстро реагировать на смену эпизодов? Да, надо было быть виртуозным музыкантом с большим опытом или замечательным импровизатором, чтобы тут же придумывать свою мелодию, свою музыку, своё какое-то музыкальное оформление. (Здесь были твои вопросы и его ответы. Ты всё ему отдал?)
Но с фильмом «Шантаж» было по-другому. Это, конечно, не импровизация. Это творческая работа. Мы много раз смотрели этот фильм, придумали лейтмотивы к различным фрагментам фильма.
Справка из «Википедии. «Шантаж» (англ. Blackmail) — кинофильм режиссера Альфреда Хичкока, вышедший на экраны в 1929 году. «Шантаж» был одним из первых английских звуковых фильмов. Первоначально это был немой фильм, однако к концу работы над ним появилась техника звукового кино, и Хичкок переснял ряд сцен, чтобы сделать ленту почти полностью звуковой.
-Недавно меня пригласили на подобную же работу. Мы сделали фильм «Дом на Трубной». (Режиссер Борис Барнет). Сюжет очень показателен, поэтому я приведу его.
Москва в разгар НЭПа. Мелкобуржуазная публика устраивает свой полный суеты и сплетен мещанский быт в доме на Трубной улице. Один из жильцов, хозяин салона-парикмахерской Голиков, ищет домработницу — скромную, трудолюбивую и не состоящую в профсоюзе. Подходящей для эксплуатации кандидатурой ему кажется деревенская девушка Параша Питунова. Вскоре дом на Трубной потрясает известие о том, что Прасковья Питунова избрана депутатом Моссовета от профсоюза горничных…
Это была премьера на фестивале в норвежском городе Тромсо. Играли мы в самом старом кинотеатре Европы, ему более ста лет, был большой успех. В сентябре мы поедем в турне, история продолжается. Это советский немой фильм, режиссёра, к сожалению, не помню.
Мы сидели два дня и смотрели фильм, придумывали к нему музыкальное оформление и немузыкальное тоже. В одном месте мы рубим дрова, в другом выбиваем ковёр. Это фантазия, это такая творческая работа и большой опыт.
Что интересного для меня в этих двух проектах, так это то, что мы, артисты, обычно народ эгоистичный, нам нравится быть на сцене, показывать своё искусство, «выпендриваться», а вот в таких проектах вынуждены нивелировать свои амбиции, так как здесь основная роль принадлежит всё-таки фильму, его драматургии, драматургии режиссёра, который всё это придумал. Получается, что ты должен следовать идее режиссёра, и тут твои амбиции за чертой этого артистического эгоизма. Мне кажется, что такой опыт нужен очень многим музыкантам, артистам, которые «слишком о себе много думают».
Мастер-класс от Шилклопера
Аркадий Шилклопер участвует во многих мастер-классах, и я очень надеюсь увидеть его в этом амплуа и у нас в Израиле. Вот небольшой отчёт о проведенных им мастер-классах в различные годы, а их бывало около ста в год! Это Россия и страны СНГ, почти вся Европа, кроме, разве что, Румынии и Албании, США, Канада, Япония, Панама, Китай, Австралия...
И еще статистика. Его партнёрами по сцене в разные годы были и есть такие известные музыканты, как Михаил Альперин, Сергей Старостин, Денис Мацуев, Сергей Накаряков, Сергей Крылов, Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов, Владимир Чекасин, Андрей Кондаков, Вячеслав Гайворонский, Владимир Волков, Игорь Бутман, Сергей Курёхин, Валентина Пономарёва, Андрей Иванов, Михаил Иванов, Аркадий Кириченко (Freeman), Вячеслав Горский, Георгий Гаранян, Владимир Резицкий, Владимир Туров, Михаил Каретников, Анатолий Кролл, Андрей Макаревич, Сергей Никитин, Вадим Неселовский, Анатолий Вапиров, Даниил Крамер, Александр Ростоцкий, Андрей Разин, Игорь Иванушкин, Дмитрий Севастьянов, Александр Розенблат, Владимир Толкачёв, Пётр Назаретов, Олег Касимов, Олег Балтага, Сергей Пронь, Игорь Паращук, Владимир Хомяков, Юрий Кузнецов, Алексей Кузнецов, Алексей Круглов, Инна Желанная, Лев Слепнер, Борислав Струлёв, Айдар Гайнуллин, Артём Федотов...
Можно продолжать и продолжать. Кристиан Цендер, Георг Брайншмид, Алегре Корреа, Вольфганг Мутшпиль, Джо Мейер, Антони Дончев, Джон Сасс, Мишель Годард, Пьер Фавр, Юн Христенесен, Патрис Херал, Маркус Штокхаузен, Нильс Ландгрен, Бобби Уотсон...
Известные в музыкальном мире коллективы Pago Libre, Vienna Art Orchestra, WDR Big Band, BuJazzO, One O'Clock Lab Band, Bulgarian National Radio Big Band, Vince Mendoza Orchestra, Jazz Baltica Ensemble, GeirLysne Ensemble, VSP Orkestra, Christian Muthspiel Octet Ost... Tonkünstler Orchestra, Aarhus Symphony Orchestra, Bochumer Symphoniker, Bremer Philharmoniker, Bulgarian National Radio Symphony Orchestra, Brandenburgisches Staatsorchester Frankfurt, Berner Symphonieorchester, BorusanIstanbul Philharmonic Orchestra, Crested Butte Festival Orchestra, Basel Symphony Orchestra, Darmstadt State Orchestra, Leipzig MDR Symphony Orchestra, The Dusseldorf Symphoniker, Tiroler Festspiele Orchester, Bayerische Kammerphilharmonie, Norvegian Chamber Orchestra, Ensemble Classico, Festival Sinfonietta Linz, «Виртуозы Москвы», «Кремлин», «MusicaViva», «Солисты Москвы», «Эрмитаж», «Вивальди-оркестр» (Москва), «Леополис», (Львов), «Арката» (Винница), «Новосибирская Камерата», «LaPrimavera» (Казань), «Провинция» (Набережные Челны), «Demidiv Kamerata» (Нижний Тагил), ГСО имени Светланова, ГСО «Новая Россия», симфонический оркестр Санкт-Петербургской Государственной академической капеллы, Государственный симфонический оркестр Удмуртской республики, Хакасский симфонический оркестр, Рязанский губернаторский симфонический оркестр, симфонический оркестр города Дубны, молодёжные симфонические оркестры Воронежа, Львова и Екатеринбурга, а также оркестры филармоний Омска, Новосибирска, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, Ярославля, Томска, Пскова, Череповца, Ульяновска, Петрозаводска, Барнаула...
Путь к музыкальной свободе
-Аркадий, но ведь это еще не всё, правда?
-Самый большой мастер-класс – это у Оли Ростропович на фестивале «Маэстро», это самый главный фестиваль мастер-классов. Он даже есть в You Tube. Он так и называется «Фестиваль мастер-классов». Я принимаю в нём участие наряду с Башметом и Ван Клиберном…
Мастер-класс Аркадия Шилклопера стал одним из наиболее необычных на фестивале. Его тему маэстро обозначил как «Путь к музыкальной свободе». Шилклопер отказался от привычных форм мастер-класса: исполнения участниками произведений и последующей «работы над ошибками». Он позвал всех ребят на сцену и предложил им ряд новых приемов, помогающих обрести исполнительскую свободу, открытость и уверенность в себе.
Третье течение в джазе
-И все-таки валторна – редкий инструмент в джазовой музыке. Как я понял, на просторах России ты с этим инструментом один?
-Наверное, да.
-А с кем из валторнистов-джазистов других стран ты знаком, ведь они есть, хоть их и немного? Вот только несколько фамилий, которые я нашел на страницах Интернета: Julius Watkins, John Grass, Gunther Schuller. Ты с Gunther Schuller не знаком? Или с его творчеством? В вашем творческом пути много общего. Вы оба были изначально академические музыканты, учили Моцарта и проч. И оба пришли в джаз. Мне показалось, что сходство между вами есть!
-Я так скажу: Gunther Schuller – мой большой фан. Он действительно вышел из академического мира. И… написал большую работу о джазе. Его считают основателем так называемого «Третьего течения» в джазе, где сливаются джаз с классикой. Но как джазовый валторнист он себя никак не проявил. Gunther Schuller вообще не джазовый валторнист, никогда не импровизировал. Он сам в этом признаётся и нисколько этого не стесняется. Schuller играл в знаменитых проектах Майлз Дэвиса. Но играл просто партию валторны. Ты спрашивал также и о «стариках». Я хочу назвать имена современных джазовых валторнистов. Tom Varner, John Clark, Adam Unsworth, Rick Todd John Clark – довольно известный валторнист, мы с ним играли.
Справка.
«Третье течение» (англ. third stream) — экспериментальное направление, возникшее в США в 50-х гг. XX в., представлявшее собой сплав современной академической музыки и джаза (подразумеваемых под «первым» и «вторым» течениями). В более широком смысле «Третье течение» можно распространить на целый ряд джазовых и «околоджазовых» стилей, таких, как ранний симфоджаз, прогрессив, вест-коуст, кул, джаз-рок, авангардный рок и фьюжн. Термин впервые был введен американским композитором и теоретиком Гантером (Гюнтером) Шуллером в 1959 г. (дебютировавшим в 1957 г. композицией «Transformations» и последующим сочинением «Symphony For Brass And Percussions» для симфонического оркестра). Прекрасные записи на грампластинки в этом стиле были сделаны квартетом Д.Брубэка с Нью-Йоркским филармоническим симфоническим оркестром под управлением Леонарда Бернстайна («Dialogues For Lazz Combo And Symphony Orchestra» Говарда Брубека); ансамблем «Modern Jazz Quartet» и струнным квартетом «Beaux Arts» («Scetch» Дж.Льюиса) и др.
-Я знаю, что многие композиторы посвящают тебе свои произведения, или, попросту, ты их первый исполнитель.
-Да. Есть композиторы, которые пишут для меня музыку. Их много. Но это не значит, что я всё исполняю. Из композиторов, которых я играю, это Александр Розенблат, московский композитор. Саша написал для меня много всего. Есть «Концертино13» для альпийского рога, есть «Концерт для валторны», есть даже аранжировки христианских гимнов для валторны соло и струнных. Есть эти же гимны для валторны соло и брасс-квинтета, есть «Вальс-Элегия» для флюгель-горна и струнного оркестра. Розенблат – первый композитор, которого я играл активно, сейчас меньше.
Следующий композитор, которого я играю довольно часто и который мне помог в карьере с альпийским рогом – это Даниэль Шнидэр. Он швейцарец, но живёт в Нью-Йорке. Он написал «Концерт для альпийского рога и оркестра».
Концерт для альпийского рога
-Альпийский рог… Твоя слабость и, может быть, самая большая любовь в музыке. Интересный, экзотический инструмент! Какие технические музыкально-выразительные средства есть у него? Расскажи, пожалуйста, это будет интересно всем духовикам!
-Основное, что есть у этого инструмента, что меня привлекает к игре на альпийском роге – это вибрация дерева. Потому что дерево – это живой материал. Вибрация идёт просто на физическом уровне. Я бы сказал, что это такой терапевтический эффект, который мне очень нравится. Я когда играю на альпийском роге – я оздоровляюсь! Кстати, Josef Stocket создал альпийский рог длиной 47 метров и вошел в книгу рекордов Гиннеса!
-Ну и окружающих своей игрой ты тоже оздоровляешь?
-Оздоровляется и публика. Звук, энергия альпийского рога очищает пространство. Я советую людям на концертах садиться поближе к исполнителю и таким образом оздоравливаться.
-В медицине существует целое течение о терапевтических свойствах музыки!
-В истории альпийского рога есть интересная страница. Один доктор, если не ошибаюсь, по фамилии Хекти, в 19 веке открыл клинику в Швейцарии, где лечил пациентов с проблемами дыхания. Они играли на альпийском роге и пели йодли.
Справка.
Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов — особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков. Принятое у тирольцев название этого жанра — йодль (йодлер, йодлинг) является звукоподражательным. Как правило, альпийские певцы выпевают в этой своеобразной манере звукосочетания вроде «Hodaro», «Iohodraeho», «Holadaittijo» и т.п. Такая вокальная техника встречается во многих культурах по всему миру. В швейцарской народной музыке техника появилась, вероятно, среди альпийских пастухов, как способ перекликаться, находясь на вершинах гор, и после стала традиционной для всей Швейцарии.
-Да-да, всё так! Я бывал в Швейцарии. Был на фольклорных вечерах. Интересная музыка. Она не просто интересная, она, как мы уже сказали, целебная. Эффект от лечения этой музыкой был весьма заметный. Люди выздоравливали. Я долгое время не знал о магической силе альпийского рога. Его звуки могут при желании даже разогнать тучи. И я таким образом разгонял тучи несколько раз. Есть даже об этом знаменитая фотография.
-До сих пор в музыке развести тучи руками обещал только один человек, да и то, лишь обещал – это певица Ирина Аллегрова в песне с одноименным названием. Она обещала, а ты выполнил. Это что-то близкое к мистике...
-Да, действительно, близко к мистике. Шел дождь, а нам надо было играть на открытом пространстве. Было закрытие фестиваля. Я говорю организаторам концерта: «Пойдёмте на площадку, сейчас я всё устрою!». Я достал свой рог, начал играть. И что вы думаете? Тучи рассеялись. Появилась радуга, даже не одна, а две! Моя подруга была со мной на закрытии этого фестиваля. Она это всё видела. Она подошла ко мне и спросила: «Ты кто?». С тех пор она называла меня волшебником.
-Ну, просто, как у Барона Мюнхгаузена – «14.00 – разгон облаков, установление хорошей погоды...». Ты сказал, что удивил свою подругу. Да, с «волшебником» любой захочет дружить… Кстати, расскажи о своих друзьях.
Друзья. И свое место в музыке
-Я учился в школе музыкантских воспитанников, а это значит, что моими однокашниками и друзьями были многие ребята, которые выросли и стали хорошими музыкантами. Могу назвать многих, но могу и выделить кого-то особо.
Один из моих близких друзей Аркадий Кириченко работает сейчас в театре-лаборатории Дмитрия Крымова. Он и актёр, играет на разных инструментах, поёт, ездит на гастроли. К этому он долго шёл, это его место в жизни. Я очень рад за него. Друзей-немузыкантов у меня мало. Всё равно все мои друзья, даже и немузыканты, любят музыку, коллекционируют что-нибудь музыкальное. В основном, все мои друзья – это мои коллеги. Миша Альперин. Сейчас он в госпитале, мы все молимся за его здоровье. Считаю его не только своим другом, но и учителем. Мы ровесники, но он гораздо мудрее меня, как будто прожил жизнь в два раза длиннее моей. Он всегда был для меня очень большим авторитетом, он дал мне многое. Володя Куклин. Тоже кадет и музыкант. Работает в группе «Поющие сердца». Замечательный певец, сочиняет и свои песни, играет на саксофоне, на клавишных, на гитаре, такой «универсальный» музыкант. Давний-давний мой друг.
-И это еще не все твои друзья, надо полагать, и не обо всей своей работе в музыке ты рассказал. Сколько же нужно энергии, желания, мотивации для всего этого!
-Сегодня получается так, что я многостаночник и повторюсь «всеядный». Потому что с годами приобретаешь опыт различного рода, опыт каких-то своих музыкальных процессов, открытий, откровений. Что-то оставляешь, что-то убираешь. Сегодня я хочу сделать альбом с биг-бендом каких-то своих композиций. Но… сделать проект и, в общем, с этим уже навсегда закончить. Потому что эта история не очень сильно у меня развивается, она повторяется, но не развивается. У меня нет к этому большой тяги. Хотя мне нравится звучание биг-бенда, мне нравится играть с биг-бендом, и я это делаю иногда, Анатолий Кролл меня очень любит, приглашает в свои проекты, я даже писал, делал аранжировки для меня и биг-бенда. Я хочу «обрести форму» в этом и… закончить.
Наверное, то же самое сейчас происходит с «YES». Моя давнишняя мечта реализовать симфоническую историю «YES», но это не просто аранжировки музыки «YES» для симфонического оркестра, это попытка найти и своё место в этой музыке.
«Рогист» на крыше
Все знают про «скрипача на крыше», а Аркадий Шилклопер оказался со своим альпийским рогом на крыше оперного тетра в Сиднее «рогистом на крыше», пробуждающим австралийское солнце. Этот эпизод так понравился журналистам сибирского города Томска, прознавшим, что Шилклопер собирается приехать, что даже объявили конкурса на… лучшую томскую крышу, где можно было бы сделать местную сибирскую фотосессию по мотивам фотосессии той, сиднейской… Вот, как беседовали на эту тему с героем игры «на высоте» в переносном и в прямом смысле томские журналисты:
-Аркадий, к вашему приезду томская филармония объявила среди местных фотографов конкурс по поиску самой колоритной крыши. Поводом к этому послужила знаменитая фотография, где вы со своим исполинским рогом запечатлены на крыше всемирно известного сиднейского оперного театра. Как вы оказались на этой крыше?
-На сиднейском фестивале у меня была специальная функция – я должен был играть каждое утро, на рассвете. Это называлось Down calling, вызов рассвета, зов солнца (…и в самом деле, если успешно получается разогнать рёвом рога тучи, то почему бы не позвать его же мелодией солнце? – Б.Т.).
Я играл в разных местах города: на пляжах, в парках, галереях. На мои выступления собиралось очень много людей, иногда до пятисот человек, некоторые приходили с термосами, стульями и одеялами, чтобы расположиться надолго и со вкусом.
Один из концертов был запланирован рядом с сиднейской оперой. И вот какой-то фотограф договорился о том, чтобы перед выступлением снять меня на крыше всемирно известного сиднейского оперного театра. Все было очень серьезно. Было получено специальное разрешение от администрации сиднейской оперы, я подписал бумаги, что у меня нет боязни высоты и других заболеваний, со мной провели инструктаж, выдали защитные приспособления. Мои ноги были прикреплены тросами, и даже альпийский рог был прикреплен к моей шее, чтобы он случайно не сорвался.
Идея томской филармонии сфотографировать меня на самой интересной крыше Томска мне понравилась. Но ведь это холодная Сибирь, а не жаркая Австралия, и из-за плохой погоды, сильного ветра, метелей и снежных заносов, мы решили перенести съемки на более теплое время года. Я планирую приехать к вам в Томск в ближайшее время по приглашению джаз-оркестра «ТГУ-62».
…Он обещал, и он приехал. Исполнил несколько уникальных для томской сцены музыкальных произведений: написанный специально для него концерт Д.Шнидера и «Симфонию пасторале» Леопольда Моцарта. А после концерта в интервью Аркадий рассказал о том, как он заново открыл миру инструмент корно пастуриччио и снова рассказывал о своем любимом альпийском роге.
И вот вопросы томских журналистов после концерта:
-Аркадий, а почему из всех этно-духовых инструментов вас заинтересовал именно альпийский рог?
-Я валторнист, а альпийский рог относится к той же самой семье духовых инструментов, что и валторна. Альпийский рог близок ей по размеру мундштука, по размеру воздушного столба, по строю. Ментальность исполнителя на альпийском роге – это ментальность валторниста!
-У альпийского рога очень древняя история?
-Самым древним известным духовым инструментом считается диджериду, инструмент австралийских аборигенов. Я на нем тоже играл. Интересно, что диджериду получается, когда над деревом потрудятся термиты, которые выедают изнутри эвкалипт, и только потом получившийся инструмент доводит до совершенства мастер. Диджериду можно назвать дальним предком альпийского рога. А первое упоминание об альпийском роге датируется 1527 годом. Как и всякий народный инструмент, изначально он служил для подачи сигналов. В Швейцарии существует легенда о пастухе, который заметил врагов и, чтобы предупредить своих, трубил в альпийский рог с такой силой, что его легкие лопнули. Такой вот подвиг, почти что Матросов... Но его успели услышать, потому что эхо в горах довольно мощное, звук его распространяется на расстояние от пяти до пятнадцати километров.
-Многих при знакомстве с альпийским рогом впечатляет, прежде всего, длина этого инструмента…
-Инструменты, на которых мне доводилось играть, имели длину 3 метра 50 сантиметров. Но это не предел – в 2001 году один швейцарский мастер сделал альпийский рог длиной в 47 метров! В раструб такого инструмента может залезть человек, а вот играть на нем, конечно, невозможно. А я считаю, что музыкальный инструмент должен звучать. Любой, даже 47-метровый…
-А много ли написано произведений для альпийского рога?
-Музыка для этого инструмента не очень разнообразна, но, тем не менее, швейцарские композиторы писали и пишут произведения для альпийского рога, для оркестра с ним, для камерного исполнения. Около десяти лет назад молодой композитор Давид Шнидер написал по заказу фестиваля Минухина в Гштааде концерт для альпийского рога с оркестром. Эта произведение имело большой успех, я играл его потом во многих странах мира.
-На концерте перед исполнением «Симфонии Пасторале» Леопольда Моцарта вы сказали, что ваш инструмент для этого произведения, корно пастуриччио, был специально изготовлен для вас по старинным чертежам. Как это произошло?
-Я слышал, что это произведение исполняют на большом альпийском роге или на валторне, но мне казалось, что это неправильно. Я интуитивно чувствовал, что по звучанию и по характеристике звука ни валторна, на альпийский рог здесь не подходят. И когда мне попали ноты Леопольда Моцарта, отца знаменитого Вольфганга Амадея Моцарта, я увидел, что в оригинале концерт был написан именно для корно пастуриччио. Я расспрашивал про этот инструмент профессионалов, но никто ничего не мог сказать мне по этому поводу. И тогда я решил начать самостоятельные поиски.
Я поехал в Mozarteum, где есть библиотека и архивы произведений Моцарта, нашел подробное описание этого концерта, а потом в энциклопедии инструментов того времени мы нашли пасторальную трубу. Я сделал копии чертежей, и по ним мастер в Германии изготовил для меня этот инструмент.
-А альпийские рога, на которых вы играете, тоже делали по вашему особому заказу?
-У меня их восемь, и все они попали ко мне различными путями. Один я выменял на валторну, второй получил из рук швейцарского посла. Он приехал в Москву и специально для меня привез альпийский рог, как единственному человеку, играющему на этом инструменте в Москве. Еще как-то на фестивале, где собралось 500 альпийских рожкистов, я познакомился с Жеральдом Потом, мастером французской Швейцарии, которого называют «Страдивари альпийского рога». Он стал моим большим фанатом и подарил мне несколько инструментов. Один из рогов, на которых я играл сегодня, был как раз изготовлен им.
«Я искал себя в этой музыке»
-Аркадий, вернемся от альпийского рога к твоей привязанности к «YES». Может быть, это попытка рассказать не фанатам рока об этой прекрасной музыке, чтобы она дошла и до тех, кто в этом мало что понимает?
-Да, это тоже вариант. Конечно, тоже одна из веских причин. Я люблю эту музыку и этот бэнд, я сделал много переложений, я пытался все эти годы найти своё место в этой музыке, то есть, попросту, определить, смогу я работать в этом бэнде или нет. В некоторых композициях у них просто есть сольная валторна (в композиции «Onward» («Вперёд») я играю оригинал). Я пытаюсь «одеяло «YES» натянуть на себя. Насколько у меня это получится? Эта идея, конечно, очень эгоистическая. Я тебе говорил, что артисты – народ эгоистический. Но без эгоизма, наверное, не было бы интересных, сумасшедших произведений и каких-то достижений. В этом, наверное, и есть творчество, оно предполагает некоторую такую «придурковатость», наивность или смелость, если хотите, дерзость. Без дерзости мало яркого может сегодня появиться.
Экзамен по валторновой классике
-Ты все свои начинания доводишь до конца или бывает, что по каким-то причинам не получается?
-Пытаюсь все свои проекты довести до конца, но бывает, что и не получается. Потому что у нас, у музыкантов той области, в которой я занимаюсь, у нас много процессуального. Потому что не на кого равняться.
-Выходит, что вы – первопроходцы!
-Да. В классике, скрипачу, например, проще – взял Ойстраха – и уже можно на него равняться. Ты слушаешь великих скрипачей, и у тебя уже есть кумиры, ты можешь им подражать. И в валторновой классике есть музыканты – Barry Tuckwell, Peter Damm, Herman Baumann, которые…
-Задают тон…
-Да. А я-то? Они меня все знают, все меня любят, потому что я тыкаюсь как слепой котенок туда-сюда, туда-сюда. И вдруг где-то вырывается что-то такое. Они: «Ох!». Потом в другом месте вырвалось. Они: «Ой, ёлки-палки, на валторне вот это, а вот альпийский рог…». Тыкаюсь, тыкаюсь, чем больше тыкаюсь, тем больше дырок пробиваю. А бывает, что и не пробиваю. Бывает, что просто стена, бывает и такое. Если я понимаю, что в эту сторону не надо тратить силы, здоровье и энергию, я переключаюсь. Чего стучаться в закрытую дверь? Тем более, мне есть, чем заниматься.
Недавно я устроил себе экзамен. Играл трио с ребятами: фортепиано, скрипка и валторна. Взяли ни много ни мало – трио György Sándor Ligeti. Труднейшее произведение, наверное, труднее для валторны ничего не написано. Я взялся за «эту историю». Думаю: а ну-ка, дай-ка я себя проверю. Месяц учил, зубрил, прямо как настоящий классический музыкант, как Серёжа Накаряков, как другие духовики. Выучил. Сыграл. Много там, конечно, не выиграл, даже импровизировал где-то, на самом деле, думаю, что мало кто это и заметил, потому что импровизации мои были в духе композиторской драматургии, даже и сам композитор мог этого не заметить. Но я для себя решил, что больше делать этого не буду. Мне это не интересно. Я себя проверил. Теоретически я это могу. Но зачем тратить на это столько сил и энергии? Это просто мой артистический эгоизм.
Как и прежде, как всегда, я получаю вдохновение из совершенно неожиданных источников. Вот, пожалуйста, эта ракушка. Она лежала у меня два года. Лежит себе и лежит океанская раковина. Вдруг меня пригласили поиграть. Я взял её, начал интересоваться: что можно на ней играть, на раковине этой. Залез в Интернет. Нашёл человека, который умеет играть на раковинах. Сидел, играл с ним два дня. Получил вдохновение такое, что теперь и сам играю на раковине на концертах.
Чего в нем больше – таланта или трудолюбия?
Я решил спросить об этом про Аркадия Шилклопера у своего давнего друга в музыке. Мой собеседник, коллега Шилклопера профессор Московского государственного университета культуры и искусств Василий Петрович Матвейчук. Вот, что он ответил.
-Прежде всего, хочу сказать, Борис, что ты меня все больше и больше удивляешь тем, что каждый новый герой твоих очерков – значительная личность. Вот и сейчас, когда ты мне сообщил, что пишешь статью об очень известном во всем мире музыканте-валторнисте, гордости России, Аркадии Шилклопере, я был прямо изумлен, ведь это человек необыкновенный, и пока что еще никто не сумел написать о нем так подробно и так достойно, как это сделаешь ты… Не зря твою фамилию упоминали на вечере в честь юбилея 75-летия института военных дирижеров в 2011 году, как музыкального публициста, который вносит своим литературным творчеством большой вклад в дело сохранения традиций духовой музыки.
Я горжусь тем, что Аркадий Фимович – один из моих близких друзей. Мне с ним всегда очень интересно, и как с музыкантом, и как с человеком. Познакомился я с ним давно, когда еще служил заместителем начальника военно-музыкального училища. Аркадий выступал с концертом в Центральном доме работников искусства. Зная, что он выпускник нашего учебного заведения, я подошел к нему с просьбой выступить перед нынешними «кадетами».
Конечно, пообщаться тогда полноценно не совсем удалось, вокруг него собралась толпа почитателей его музыки, меломанов. Он в этом концерте играл на валторне и на альпийском роге, с увлечением рассказывал об этом инструменте и о многом другом. Более близко мы с ним сошлись уже в Швейцарии на симпозиуме-семинаре валторнистов в городке La Chaux-de-Fonds. С тех пор мы стали часто общаться, можно сказать, дружить.
Меня привлекает в нем, что он профессионал самого высокого уровня, и вместе с тем не успокаивается, не останавливается на достигнутом. Удивительно работоспособный человек, можно сказать, трудоголик. Я всегда привожу его в пример моим ученикам. Я, так же, как и ты, Борис, задаюсь вопросом, и все время хочу спросить Аркадия, чего же больше в нем, таланта или трудолюбия? Он ведь не только играет джаз, но и прекрасный академист.
Борис, я ещё не знакомился с твоим очерком об Аркадии Шилклопере, но уверен, что ты не забыл упомянуть, что он играл в оркестре Большого театра, в «Брасс-квинтете» Большого театра СССР, в симфоническом оркестре московской филармонии, это всё такие заметные вехи его творческого пути. Кстати, после Аркадия в квинтете работал наш общий друг, замечательный валторнист Владимир Шиш, сегодня он заведующий кафедрой медных духовых инструментов Московской государственной консерватории имени Чайковского.
Аркадий Шилклопер – разносторонняя личность, каких редко встретишь в музыке и в жизни. В джазе он, бесспорно, получил международное признание.
…Так вот, я вернусь к тому симпозиуму в Швейцарии. Последний день симпозиума можно без всякого преувеличения назвать бенефисом Аркадия Шилклопера. Этот день был полностью посвящен альпийскому рогу.
Утром, при чудесной погоде, все участники отправились в соседний городок Saignelegier, расположенный высоко в горах и имеющий специальную концертную площадку под открытым небом. На состоявшемся там концерте больше всего аплодисментов досталось, конечно же, Аркадию, выступавшему и с сольными номерами, и с ансамблем валторнистов. А в вечернем заключительном концерте Аркадию было отдано всё второе отделение, в котором он играл в сопровождении духового оркестра города Нойшатель (дирижер Martial Rosselet). Играл буквально на ура! Аркадий, кроме игры, проводил мастер-классы. Целый день только он и был в центре внимания.
Скажу честно, я был преисполнен гордости за Аркадия Шилклопера, представителя нашей страны. Ему подарили очередной альт-хорн, а у него их целая коллекция. Везде, где бы он ни выступал в Швейцарии, ему обязательно дарят именно этот инструмент. Аркадию таким образом швейцарцы воздают честь и хвалу. Но и, конечно, таким образом разные фирмы через него рекламируют себя, не без того...
Борис, я мог бы еще долго продолжать и рассказать немало интересного об Аркадии, но для твоего очерка, я думаю, достаточно, тебе и для другого материала нужно место. Я просто желаю Аркадию самого лучшего в жизни и в карьере. Он этого достоин!
…И сотворил себе кумира: музыку!
-Аркадий, раз уж проект «YES» так для тебя важен и даже является твоей заветной мечтой, давай вернемся к разговору о нем. Тем более, я знаю, что сбылось твое давнишнее желание увидеть «YES» вживую, на сцене. Заглянул я в хронику твоих сообщений в Фейсбуке и не могу не передать читателю твой восторг по поводу посещения концерта любимой группы. Вот и состоялось долгожданное событие! Концерт «YES» в берлинском «Admiralspalast».
-Да, мы, фаны легендарной группы всех возрастов в течение трёх часов наслаждались исполнением ранних альбомов «YES»: The Yes Album, Close to the Edge и Going for the One. На «бис» была исполнена композиция «Roundabout» из альбома «Fragile»!
Благодаря именно этому альбому 40 лет назад я нарушил одну из заповедей Закона Божьего, взял на себя грех и ... сотворил себе кумиров в лице Jon Anderson, Rick Wakeman, Steve Howe, Chris Squire and Bill Bruford.
Эти ребята, будучи совсем ещё юными, создали какой-то свой удивительный неповторимый мир – мир чарующих звуков, полных света, тёплых, трепетных и ярких красок, воздуха, солнца, красивых и богатых гармоний, интересных ритмических, метрических, полиритмических и полиметрических рисунков. Я об этом уже говорил выше, но могу повторяться об этом часами, это моя страсть, мой конёк, меня на эту тему только затронь! Вот и ты – бередишь мне душу…
В этом, созданном ими мире, есть и страсть, и тайна, и целомудрие, и интрига, и слёзы, и радость, и бесконечная любовь к жизни, и много чего ещё... А ангельский голос Андерсона
Вложение: 4154105_dokument__39_.pdf
