Несколько лет назад по российскому телеканалу ТВЦ в передаче «Момент истины» Михаил Полторанин, возглавлявший как первый вице-премьер правительства России Государственную комиссию по рассекречиванию архивов КГБ СССР,
рассказал, почему Хрущев передал Крым Украине.



Представляем вашему вниманию сенсационные факты, обнародованные М.Полтораниным:

«Хрущев получил в наследство крымскую проблему. Еще Михаил Лурье (известен как Юрий Ларин, деятель революционного движения – прим. ред.) выступал с идеей создать еврейскую республику в Крыму, когда еще не было ни Биробиджана, ни Израиля. Ему эту идею подкинул Розенберг из "Джойнта" (American Jewish Joint Distribution Committee, Американский объединенный еврейский комитет по распределению фондов, еврейская благотворительная организация – прим.ред.).

В 1922 году в Симферополе образовался "Агро-Джойнт" и стал переселять в Крым евреев. Стали создавать там еврейские колхозы. 186 колхозов создали. Это были евреи из Белоруссии, Украины, Болгарии. Отовсюду евреи могли ехать. В 1923 году "Агро-Джойнт" в Москве организовал выставку: сельхозтехника и прочее. Вот как будет в Крыму, если поможем там евреям обосноваться. Ленин, уже больной, съездил на эту выставку и дал добро.



Советское правительство получало от "Джойнта" ежегодно 900 тысяч долларов под 5 процентов в течение 10 лет. Для этого в СССР выпустили облигации-акции. Под обеспечение разделили крымскую землю на паи. Для начала акции-паи на крымскую землю получили 200 человек. Тогдашний президент Гувер получил, будущий – Рузвельт, его жена Элеонора, Луис Маршалл получил (американский юрист и общественный деятель, один из крупнейших еврейских лидеров США трех первых десятилетий ХХ в. Принадлежал к еврейской элите Нью-Йорка, состоявшей главным образом из семей - выходцев из Германии – прим. ред). Потом получили и многие другие (политики, бизнесмены, банкиры). Несколько миллионов гектаров, весь Крым, по существу. То есть фактически советское правительство брало кредит под векселя, за которыми стояла крымская территория. И если мы до 54-го года не выплачиваем этот кредит, этот долг, то отдаем американцам землю Крыма. Сталин похерил эту идею – в 1934 году он взял и создал Биробиджан, потому что поднялись волнения в Крыму. Татары приходящие с евреями поезда не пропускали и возвращали назад. Стали громить еврейские поселения. Сталин сказал, что мы не можем разжигать национальное пламя. Векселя остались у американцев. Все остальное шло по-прежнему, брались кредиты.

В 1943 году Сталин пожаловался Иосифу Броз Тито, на этой встрече присутствовал Джилас, он записал беседу. Сталин сказал Тито, что не может пересылать ему часть американского ленд-лиза (государственная программа, по которой Соединённые Штаты Америки передавали своим союзникам во Второй мировой войне: боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырьё, включая нефтепродукты – прим. ред.), потому что американцы грозят его заморозить. Еврейское лобби в Америке очень сильно, и они требуют от меня продолжать проект «Крымской Калифорнии». Мы не можем (говорят американцы) открыть второй фронт до тех пор, пока вы не примете решения по Крыму. И тогда Сталин дал указание готовить депортацию крымских татар. Финансовым олигархам Америки нужен был Крым.

А потом, в 1945 году, министр торговли США Гарриман – у меня в руках сугубо конфиденциальное письмо — должен был приехать в ноябре к Сталину и решить вопрос с Крымом (читает):



«Дорогой Аверелл!

Президент Трумэн одобряет ваши планы. Он добавил только следующее. Существование на территории Крыма базы советского Черноморского флота и Еврейской республики несовместимо. Крым должен стать демилитаризованной зоной. Дайте знать Сталину, что он должен быть готов к тому, чтобы перебазировать флот из Севастополя».

Полторанин продолжает: «То есть отдать Крым уже не как советскую республику. Нет, Крым – это еврейское независимое государство. Туда входят, кроме Крыма, Сочи до границы с Абхазией плюс Херсонская область, плюс Одесская область. То есть создать Израиль не в Палестине, а в Крыму.

Сталин стал спорить, говорить, что был конгресс в Базеле в 1897 году, и на нем было принято решение, что бездомные евреи создадут свое государство в Палестине. Против этого были англичане. Они захватили Палестину во время войны (британский мандат). И тогда Сталин дал команду через Болгарию снабжать евреев в 1946 году, которые воевали против арабов и англичан. Были поставлены десятки тысяч автоматов, пулеметов, гаубиц.

Сталин стал потирать руки:мы помогли, Израиль будет в Палестине, все закончилось. Но остались векселя. Мы их еще не гасили, время еще не подошло. А когда время стало подходить – 1953 год, то…. То, что Хрущев отдал Крым Украине, это же была домашняя заготовка Сталина. Все векселя подписаны правительством России, РСФСР. Несмотря на создание Израиля в Палестине, идея получить Крымскую Калифорнию осталась. И когда приехала к нам послом Израиля Голда Меир, за две недели они организовали два митинга. Каждый насчитывал до 50 тысяч человек. Это были люди из Москвы, Питера, даже из Сибири приезжали. Еще раньше, когда они хотели создать Израиль в Крыму, то рекомендовали главой государства Михоэлса. Когда Голда разговаривала со Сталиным, он предлагал Кагановича. Но Голда настаивала на Михоэлсе.

Когда они организовали эти митинги с требованиями выполнить обещания перед Америкой, отдать Крым, тогда и созрела идея ликвидировать пятую колонну. Выслать на "Новую Землю", подальше от границ. Уже было отправлено 17 пароходов с колючей проволокой и прочим для устройства лагерей. Это была операция «Белая куропатка». Потому что большевики никогда бы не согласились отдать Крым за долги. Черное море – это уже стратегия», - заключает Полторанин.

"Это странно – вы можете

шутить над католиками, папой римским, евреями, христианами,

ирландцами, итальянцами, поляками и бог знает, над кем еще, но

(говорят) это бесчувственно – шутить над мусульманами. Я убежден, что

чем раньше у нас всех будут одни и те же нормы и правила для всех, тем

будет лучше") :



"Мусульмане несчастны! Они несчастны в Газе… Они несчастны в Египте…

Они несчастны в Ливии… Они несчастны в Марокко… Они несчастны в Иране…

Они несчастны в Ираке… Они несчастны в Йемене… Они несчастны в

Афганистане… Они несчастны в Пакистане… Они несчастны в Сирии… Они

несчастны в Ливане и в других мусульманских странах


А где же они счастливы? Они счастливы в США... Они счастливы в

Австралии ... Они счастливы в Канаде ... Они счастливы в Англии ...

Они счастливы во Франции ... Они счастливы в Италии .... Они счастливы

в Германии ... Они счастливы в Швеции .... Они счастливы в Норвегии

...

Они счастливы в Голландии ... Они счастливы в Дании ... и в других

неисламских странах.


В принципе они счастливы в любой немусульманской стране и несчастны в

любой мусульманской стране


И кого они в этом обвиняют?


Не ислам. И никого из его вождей. Ни самих себя.

Они обвиняют в этом страны, где они счастливы!Они хотят изменить эти

страны так, чтобы они стали как страны, из которых они приехали и где

были несчастны!

Тогда нельзя перестать удивляться...

Как, черт возьми, они могут быть такими глупцами? А мы позволяем им

превратить наши страны в исламские.

Мы – демократы или идиоты?


1. Если вы употребляете чистый героин, но имеете моральные претензии к

алкоголю, наверное, вы мусульманин.

2. Если у вас есть автомат за 3 тысячи долларов и ракетная установка

за 5 тысяч, а при этом вы не можете себе позволить купить ботинки,

наверное, вы мусульманин.

3. Если у вас больше жен, чем зубов, наверное, вы мусульманин.

4. Если вы подтираетесь голой рукой, но свиную отбивную считаете

нечистой, наверное, вы мусульманин.

5. Если вы считаете, что жилеты существуют лишь в двух видах -

пуленепробиваемые и самоубийственные, напичканные взрывчаткой,

гвоздями и шарикоподшипниками, наверное, вы мусульманин.

6. Если вы не можете припомнить кого-либо, кому вы еще не объявили

джихад, наверное, вы мусульманин.

7. Если вы считаете, что телевидение опасно, а при этом постоянно

носите в своей одежде взрывчатку, наверное, вы мусульманин.

8. Если вас поражает открытие, что мобильный телефон также может быть

использован для иных целей, чем для запуска придорожной бомбы,

наверное, вы мусульманин.

9. Если вы не имеете ничего против женщин и полагаете, что у каждого

мужчины должно быть хотя бы четыре жены, наверное, вы мусульманин.

10. Если вы сочтете, что все то, что я здесь говорю, - оскорбительное

и расистское, и не перешлете это дальше, наверное, вы мусульманин".

Гамма Скупинский, композитор из Голливуда

Очерк в письмах, интервью и материалах интернета.

Очерк Бориса Турчинского


Моя доля, наче дивний птах,
Піднімає сонце на крилах.
А дорога, що у даль біжить,
В моєм серці, як струна, дзвенить.


Б. Касиев

(Из песни Г. Скупинского “Дорога”)


Судьба – под стать причудливому имени

Профессиональная судьба этого человека привлекательна уже своим многообразием – многообразием музыкальных жанров и стилей, в которых он работал, широтой творческих контактов и, в конце концов, размахом географии его жизни.
Один из первых наиболее заметных фактов в биографии этого композитора – его работа музыкальным руководителем известных коллективов «Червона рута» и «Смеричка», работа с молодыми, начинающими Софией Ротару, Василием Зинкевичем, Назарием Яремчуком.
По сути, Гамма Скупинский создал и эти коллективы, и певицу Софию Ротару, такой знакомый голос которой звучит со сцены до сих пор. Вспомним его лучшие песни:
“Дорога”, ”Ой чия же то крайняя хатка”, ”Ти - сонце в небі”, ”Тот маленький дом”, ”Скрипка” и другие.
В результате творческого сотрудничества с названными коллективами именно этому композитору удалось довести их до высоких стандартов популярности - благодаря применённым им новшествам в стиле оркестровки и композиции. Гамма Скупинский подготовил и музыкальную программу победного выступления Софии Ротару в Сопоте в 1974 году. Его песни стали пользоваться огромной популярностью в концертах и в записях фирмы «Мелодия» (единственной звукозаписывающей фирмы в СССР). В каждом нашем доме были эти пластинки.
Мало кто знает, что духовными наставниками Софии Ротару в творчестве были также легендарная еврейская актриса и певица Сиди Таль и её муж Пинкус Фалик, земляки Софии Ротару и Гаммы Скупинского. Хотя, казалось бы, творчество Ротару и еврейская народная песня – это так невероятно далеко друг от друга! Но об этом немного позднее.
Гамма Скупинский не был обделён ни любимой работой, ни высоким творческим окружением. В судьбе юного композитора принял участие ректор Казанской консерватории композитор Назиб Жиганов, а его дипломную работу, симфонию №1, исполнил Казанский симфонический оркестр под управлением великого дирижера современности нар. арт. СССР Натана Рахлина.
Сам выдающийся Альберт Леман, профессор Казанской, а затем Московской консерваторий, рекомендовал его в члены Союза композиторов СССР.

Справка.

Альберт Семёнович Леман (7 июля 1915, Беттингер — 3 декабря 1998, Москва) — советский и российский композитор, педагог, профессор Казанской и Московской консерваторий, зав. кафедрой композиции (1971—1997). Народный артист РСФСР. Ученик М.Ф.Гнесина.
В 1934 году Леман поступил в Ленинградскую консерваторию на композиторский факультет в класс профессора М.Ф.Гнесина, с 1936 года обучался также на факультете специального фортепиано у профессоров Н.И.Голубовской и В.В.Нильсена. По инструментовке Леман прошёл курс обучения у Д.Д.Шостаковича.
В 1945 году состоялось открытие Казанской консерватории. Альберта Лемана пригласили преподавать здесь по двум специальностям — композиции и фортепиано. С 1948 по 1949 год и с 1961 по 1969 год он заведовал кафедрой композиции Казанской консерватории.
Альберт Леман является одним из создателей татарской композиторской школы. Он воспитал множество учеников в Казани — таких, как композиторы София Губайдулина, Олег Лундстрем, Леонид Любовский, Александр Стецюк (Шиндель) заслуженный деятель искусств Украины, пианистка Эльза Ахметова (ставшая впоследствии профессором Казанской консерватории), голливудский композитор Гамма Скупински и другие.

Наш диалог


Гамма Ск.:
- Борис, все это скупые строчки Википедии, за которыми, увы, не видно живого человека.
Не могу обойти молчанием мои воспоминания об этом большом человеке в мире музыки. Я с ним был довольно близок, и он мне много рассказывал о своей жизни. Поверь, этого нет на страницах печати и Интернета - так что у нас с тобой большая миссия: рассказать о нем нашим читателям.
Альберт Семёнович Леман принадлежал к знатному роду немцев, которые приехали когда-то в Россию по приглашению Екатерины II. Поколения их потомков обрусели, жили и трудились в России, воспринимая ее как свою родину. Но когда началась Великая Отечественная война, многих из них сослали в Казань. Все они оказались «подозреваемыми». А.С.Лемана отправили в самую лютую зиму за город копать траншеи. Случайно о его судьбе узнал один местный музыкант Р.Л. Поляков, который похлопотал - и Леман был устроен банщиком.
Поляков осознал, какие люди попали в то время в Казань, - а это профессора Московской, Ленинградской и других консерваторий страны, прекрасные музыканты, и ему удалось уговорить музыкальное начальство города, чтобы всех их устроили преподавать музыку в школе. Позже, с организацией Казанской консерватории, всех их взяли туда на работу.
За достоверность ручаюсь. Альберт Семенович мне это рассказывал не раз.
У Лемана долгое время не было паспорта, т.к. с него взяли подписку о невыезде. Отменили это и вернули паспорт только в 70-х годах.
Я сам видел ходатайство о выдаче Леману А.С. паспорта, подписанное, в частности, Прокофьевым и Шостаковичем…
После моего окончания консерватории в 1969 г. Леман наконец вырвался из Казани в Петрозаводск, а затем в Ленинград, в консерваторию, где проработал несколько лет заведующим кафедрой композиции. После этого, наконец, он переехал в Москву, где последние годы своей жизни проработал зав. кафедрой композиции столичной консерватории.
Там-то мы и встретились - в студии фирмы ''Мелодия'', где я участвовал в записи пластинки Софии Ротару. Не могу передать, какая это была теплая встреча. Вскоре я уехал в Штаты. Продолжая эту тему, должен сказать, что, несмотря на то, что более десяти лет я учился в самых престижных учебных заведениях мира, посещая в Америке классы самых признанных композиторов нашего времени, моя композиторская школа осталась с Леманом. К сожалению, быть знаменитым композитором в любой стране не всегда означает высокое качество преподавания композиции.
Конечно, я очень обогатил свои творческие интересы, однако я ничего не добавил к тому, что мне дала школа Альберта Семеновича Лемана, преемника Римского-Корсакова. Давай проследим эту нить …
Учитель Лемана, Михаил Фабианович Гнесин, был учеником Римского- Корсакова. Также его учениками являлись Стравинский, Респиги, Штейнберг и другие. Все это нашло выражение в многокультурной системе педагогики Лемана, которая, продолжая лучшие традиции Римского-Корсакова, произвела столько композиторов мирового класса.
Получается, что я в третьем колене принадлежу к школе Римского- Корсакова…
Сказочный Голливуд

Всё складывалось весьма успешно в судьбе нашего героя Гаммы Скупинского, но вдруг… ему пришлось уехать в США, где он нашёл себе применение – и не где-нибудь, а в сказочном Голливуде. Там он написал музыку к фильмам с участием легендарного Джеки Чана, к тем самым захватывающим фильмам, которые мы с восторгом смотрели в 90-х на первых своих «видиках».
Не всем удалось покорить Америку. А ему удалось! Многие ведь уезжали в Голливуд – те же Александр Журбин, Максим Дунаевский - но такого уровня, как Скупинский, там не достиг никто. Осуществлённая «американская мечта»?
В США Гамма поступил на композиторский факультет консерватории в Бостоне, затем продолжил своё образование в Бостонском университете, где посещал классы Пьера Булеза, Джона Кэйджа, Жоржи Лигетти, Джона Адамса, Стива Райха, Бернарда Рандса (впоследствии - профессора Гарвардского Университета http://www.bernardrands.com/).
Занимался теорией современных медиаискусств и проблемами искусственного разума в «Media Lab» Массачуссетского технологического института.
Сейчас Гамма Скупинский еще и владелец оперной антрепризы «The WHOpera».
В конце 80-х годов композитор работал над музыкой по заказу города Бостона для Новогодних Празднеств под названием ''First Night'' (''Первая Ночь''). В рамка этого проекта в Центральном Парке Бостона была исполнена ''participatory'' медиаопера ''Graffiti Brain'' (''Мозги Граффити''). Публика принимала участие,
изображая граффити, а полиция вязала и арестовывала людей, как это было
в жизни. На этих новогодних празднествах также были представлены
уличные свето-музыкальные инсталляции Скупинского ''Clear Rays''
(''Прозрачные Лучи''), созданные при сотрудничестве с Бостонским
архитектором Джоном Пауеллом…

Бостон, ''First Night'':
http://www.firstnightboston.org/

Джон Пауелл:
http://www.lighttimeinspace.com/

Сегодня Скупинский работает в созданном им же жанре альтернативной кинооперы. И это отдельная новая, преинтересная глава в современной музыке. Получив звание доктора музыки, композитор переехал в Лос-Анджелес для работы в киноиндустрии Голливуда.
Гамма основал в США собственную пост-продакшн студию «Gamma Soundworks». Сотрудничая с такими известными киностудиями, как «Сони Пикчерс», «Кушнер-Локе», «Нью Вэйв», а также с независимыми кинематографистами, он создал саундтреки для десятков фильмов. В 2000 году фильм с музыкой Г.Скупинского «Преступники» («Criminals») попал в десятку лучших независимых фильмов года.
Произведения композитора публикуются в печати, в грамзаписи, исполняются по радио и в концертах в России, Америке и Европе.
Кроме популярных песен и джазовых произведений, творческий портфель композитора Гаммы Скупинского содержит 20 симфоний, 20 опер, 3 балета, 7 струнных квартетов, концерты для различных инструментов, камерные формы, аудио-визуальные инсталляции и музыку для кино и театра.



Буковинская рапсодия

История нашего знакомства с этим человеком уходит в далекие 70-е годы. Тогда мы оба проходили срочную службу в оркестре Штаба Прикарпатского военного Округа во Львове.
Я только окончил Житомирское музыкальное училище, а Гамма – Казанскую консерваторию и успел немного поработать на теоретическом отделении Черновицкого музыкального училища и в Черновицкой областной филармонии - с быстро набиравшим всесоюзную популярность ансамблем «Червона рута».
И хотя у нас была значительная разница в возрасте, мы быстро нашли общий язык. Поэтому, наверное, так и обрадовались, когда теперь снова нашли друг друга.
Судьбы наши разошлись, и сорок лет я мало что знал о Гамме. Что-то доходило до меня – как правило, какая-то отрывочная информация. Его друзья-коллеги из Черновцов, с которыми я уже много лет работаю в консерватории Петах-Тиквы, Алекс и Дора Ройзман, Михаил Дельман и Григорий Горлицкий, мне говорили, что он в Соединённых Штатах и сделал хорошую карьеру. Но то, что мне в действительности открылось о нём теперь, – превзошло все мои ожидания! Поэтому я вдвойне за него рад.
…Все мы – военные музыканты оркестра штаба округа во Львове - знали, что с нами служит талантливый музыкант. О многом говорило хотя бы то, что, когда Гамма ещё был студентом Казанской консерватории, его произведения взял для исполнения известный дирижёр народный артист СССР Натан Рахлин.
Кстати, во время войны этот прославленный дирижёр служил в нашем оркестре и играл на баритоне! Но это уже, как говорится, другая, отдельная история.
Для нашего коллектива Гамма написал несколько произведений, но в памяти осталась блестящая «Буковинская рапсодия», которую мы с успехом играли не только для любителей духовой музыки Львова, но и открывали этим произведением свою концертную программу на гастролях во многих городах западной Украины. Её тепло приняли слушатели на Втором Международном конкурсе-фестивале духовых оркестров в Югославии, где оркестр штаба ПРИКВО представлял искусство Советской Армии в 1973 году и по праву стал его лауреатом.


Письма из Голливуда

«Дорогой Борис, я очень рад, что мы с тобой вновь нашли друг друга! Подумать только, сорок лет! Это же почти целая жизнь… Оказывается, ты уже много лет работаешь в Израиле с моими старыми друзьями и коллегами, с моими земляками. У меня в вашей стране много друзей и родственников. Там жили и мои родители. Как мир тесен… Надо бы навестить вас всех. Наверное, пришло время, ты мне судьбой послан! Всем большой привет и наилучшие пожелания!».

ххх

«Привет из Голливуда! Ну и раскидало же нас за эти 40 лет! А я уж думал, дверь за мной захлопнулась, никогда больше не увижусь со старыми друзьями…
Не буду тебя утомлять рассказом о перипетиях своей жизни. Если вкратце, то всё было так. Вначале попал я здесь в «академическое болото» в Бостоне. Пять лет в консерватории «Новой Англии» - NEC (New Englang Concervatory). Ректором NEC был Гантер Шуллер – основоположник ''третьего течения'' в джазе, а среди известных выпускников этой консерватории - Чарлз Айвз, отец американского музыкального модернизма.
Пять лет учёбы в Бостонском университете (Boston University, BU). Это частный исследовательский университет, расположенный в Бостоне, штат Массачусетс, он старейший в США. Основан в 1839 году, четвёртый по размерам университет в стране: здесь обучается свыше 30 тысяч студентов и работает до четырёх тысяч учёных и преподавателей. Я защитил там докторскую.
Композиторствую. Ушёл со всех работ десять лет назад. Переехал в Голливуд. Писал и пишу музыку для кино. Если хочешь побольше узнать о моих «музыкальных подвигах», зайди на Youtube. Обменяемся мнениями. Вот ссылка: https://www.youtube.com/user/GAMMAxGAMMA/videos

ххх

«Добрый день, рядовой Турчинский! Пишет тебе бывший рядовой Скупинский. В памяти ты у меня в военной форме и в сапогах. Не обессудь... Вчера стал рыться в своих архивах и обнаружил, что у меня нет ни единой фотографии из нашего армейского прошлого. Какая жалость... Может, что-нибудь подбросишь? Очень любопытно вновь посмотреть через столько лет на лица людей, с которыми соприкасался когда-то.
Должен тебе сказать, что в моей памяти оркестр, где мы проходили службу, – высокопрофессиональный коллектив, недаром он назывался «образцовым». Помню дирижёров А.Б.Мухамеджана, М.Н.Кравченко. Из музыкантов оркестра - Женю Мелавидова, Фиму Горелика, Рому Рафальсона, Мишу Фогеля, Натана Бирмана, Мишу Хейбудина, братьев-близнецов Яровых, ну и, конечно, моего близкого друга Володю Таперечкина, с которым мы потом не раз пересекались по работе в Черновицкой филармонии.
Кое-кого помню из ребят эстрадного оркестра, с которыми мы вместе играли (и ты в том числе) на танцах в гарнизонном Доме офицеров. Это была наша отдушина, мы выходили несколько раз в неделю в город. А Львов я считаю одним из красивейших и культурных городов Европы. Не станешь спорить? Знаю уже по твоим альбомам в Интернете, что ты большой путешественник и полмира успел повидать. Так что можешь сравнить Львов с другими городами и по достоинству его оценить».


Музыка еврейская и нееврейская…

«Борис, теперь ближе к сегодняшнему дню. Спасибо за информацию о твоём творчестве. Я давно уже побывал на ЮТЮБе и посмотрел видео с выступлениями вашего оркестра из Петах-Тиквы. Прекрасные у вас силы, вы серьёзные ребята. Зашёл на твой веб-сайт, познакомился с твоими очерками. Некоторые успел прочитать. Желаю дальнейших успехов! А сейчас «перетяну одеяло на себя», расскажу о себе и своей работе.
Исполняют меня и в Европе, и в Америке, много в России, но… пока не в Израиле. У нас тут, в Лос-Анджелесе, есть небольшой еврейский оркестр. Я сочинил немного еврейской музыки и послал партитуру дирижёру этого оркестра. Получил ответ: «Недостаточно еврейская музыка». Меня заинтриговало, что это значит, «еврейская недостаточно», - а что они играют? И я пошёл на концерт этого оркестра. То, что я услышал, просто поразило меня. Это вообще не уровень… Это даже не исполняемые повсеместно и потому заезженные «Авину Малкейну» и «Оасэ Шалом». Что дирижёр имел в виду? Я так и остался в неведении…
Должен сказать, что у меня своё особое понимание роли евреев в развитии национальных культур, и ты не обязательно должен соглашаться с моей «теорией». В силу сложившихся исторических событий после изгнания нашего народа со своей земли роль евреев подобна функции пчёл: это как бы собирание нектара и производство мёда. То есть, евреи всегда обогащают ту культуру, в которой проживают, перерабатывая «в чистый мёд» некое местное сырьё традиционного культурного материала.
Никто больше – ни китайцы, ни немцы, ни кто-либо другой - этого не сделал и не делает. А в Америке евреи просто создали американскую музыку. В современном же Израиле они с успехом освоили местный музыкальный диалект арабов. А почему?
…По окончании университета я решил заняться киномузыкой. Загрузил в автомобиль всю свою аппаратуру и поехал в Лос-Анджелес. По пути я заехал в город Мемфис, штат Теннеси. Зашёл с другом в местный бар. Там, конечно, сидит чёрный музыкант, играет блюз. Мы такой кайф поймали! Соприкоснулись с настоящим американским Югом! А через 2-3 года я с друзьями вновь проезжал мимо. Говорю, ребята, здесь есть такое место, обалдеете! Пива выпьем, послушаем блюз. Только открываем двери, а оттуда доносится: «Ах, Одесса, жемчужина у моря!». Вот так. Русские уже всё скупили. Какой там Мемфис, какой Теннеси! Везде наши…».

От автора.
Не вступаю в полемику на страницах этого очерка. О том, как в действительности обстоит дело с языком идиш, с европейской идыш культурой ашкенази и даже ладино и музыкой «идишкайт» у нас в Израиле, расскажу моему другу при встрече… А заодно и читателю – но в отдельном очерке.
Идею единого языка в Израиле воплотили сполна. Хотя, возможно, где-то палку и перегнули. В Штатах же каждый говорит, как может и как хочет, ходит в свою японскую, французскую школу и вместе с тем является американцем. Кажется мне, что нужно было бы и Израилю также более терпимо отнестись к культуре идиш и с самого начала давать возможность людям изучать этот язык и идишскую культуру.
Ну, а сетовать на то, что не получилось быть по-настоящему причастным к еврейской музыке, не стоит моему другу Гамме Скупинскому. Не так давно он был приглашён в качестве почетного гостя на Первый международный фестиваль еврейской музыки в Казани. Форум собрал около ста выдающихся исполнителей клезмерской музыки из США, Израиля, Кубы, Австрии, Украины, России. Почетной гостьей форума стала посол Израиля в России госпожа Дорит Голендер. Ну, и мой друг Гамма. На подобное мероприятие случайного человека не пригласят! Так оценён его вклад в музыку всякую – и нееврейскую, и еврейскую. В общечеловеческую, словом.
На Казанском фестивале Гамма представил свои академические произведения и свой фильм. Это стало ярким открытием фестиваля. Публика узнала, что еврейская музыка – это не только «Семь сорок» и «Хава нагила». Не зря Скупинского сразу же пригласили в Союз композиторов Татарстана, стали заключать с ним контракты.

ххх

«…Борис, посылаю тебе песню о моём городе Черновцах, которую я когда-то написал по просьбе Сиди Таль. Эта знаменитая еврейская артистка, певшая на языке идиш, жаловалась, что у нее в репертуаре нет песни о родном городе, хотя она и прожила в Черновцах всю жизнь. Увы, её уже давно нет, великая была певица!».

Справка.

Сиди Львовна Таль (настоящие имя и фамилия Сореле Биркенталь; 8 сентября 1912 — 17 августа 1983) — еврейская актриса, певица. Заслуженная артистка Украины.
С 1946 года — актриса еврейского ансамбля Черновицкой филармонии. Играла комедийные и драматические роли (преимущественно травести): Эстерке и Элька («Клад», по Шолом-Алейхему), Мотл («Мальчик Мотл» Шолом-Алейхема), Зямка Копач — (в одноименной пьесе Даниэля), Элиза («Пигмалион» Б.Шоу) и др.
Исполнила песню «Тебя я полюбил, Москва» в кинофильме «Девушка с гитарой» (1958).
Сиди Таль выступала также в оперетте и исполняла эстрадные номера: балладу «Сердце матери» в эстрадном спектакле «Всегда с вами», трансформационный номер в программе «Врагам назло», исполняла народные лирические, шуточные, характерные песни и танцы разных стилей и жанров.
Духовная наставница Софии Ротару.
Двоюродный брат Сиди Таль — еврейский актёр Адольф Тефнер. Сын Юрий Фалик – известный композитор.

ххх

«Дорогой Борис! Спасибо тебе за внимание к моей творческой и человеческой судьбе. Конечно, всё было не так легко, как оно выглядит теперь. Чтобы добиться успеха, довольно много усилий пришлось приложить и немного удачи, конечно, потребовалось.
Ты спрашиваешь, что у меня написано для духового оркестра. Несколько лет назад я написал «Симфонию» для духовых инструментов с кибордом, (электромузыкальный инструмент с клавиатурным управлением; электропианола). В двух частях.
Моя симфония написана по горячим событиям развала СССР. «Что дальше?» – это и есть лейтмотив всей симфонии. В своём названии симфония имеет подзаголовок «Купание красного коня», как у Петрова-Водкина. Художник тогда ещё с надеждой смотрел на советскую власть, как и моя музыкальная линия с надеждой глядит на Перестройку.
Я организовал проигрывание этого произведения в одном из наших университетов. Но в концертном исполнении эта музыка ещё не звучала.
Как-то мои ребята здесь взяли у меня «демо» и дали послушать в Париже на французском радио. Там загорелись и в своей центральной классической передаче «Уголок Одеона» пустили для слушателей отрывок из 2-ой части этой симфонии. А также рассказали немного обо мне. Высылаю тебе эту запись.
Ведущий передачи – известный виолончелист и дирижёр Оркестра французского радио Фредерик Л'Одеон. Кстати, этот оркестр - один из самых уважаемых и ведущих в стране. Был бы рад, если бы ваш консерваторский оркестр Петах-Тиквы, под управлением моего старого друга Михаила Дельмана, это моё произведение исполнил. В Израиле, повторюсь, меня ещё не исполняли».
***


Здравствуй, Борис! Извини за задержку ответа. Понимаешь, если я музыкально «засмуреваю», то тогда исчезаю для всех и всего. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Вот и сейчас, затеял написать фортепианный концерт. И пока его не закончил, ни с кем не общался.
Мне нужна большая концентрация внимания, энергии и мысли.
Понимаю, что это плохо (люди обижаются), но надеюсь, ты и другие друзья меня поймут. Скоро вышлю тебе «демо». Думаю, интересно получилось.
Кстати, ты пожалуй первый из журналистов спрашиваешь о моём музыкальном детстве. И это вызывает у меня нотки сентиментальности.

Итак, детство - музыкальное и не только…
Яша Табачник - друг детства, был мой сосед по улице. Сегодня это довольно известный музыкант и даже где-то политик в Украине. Жили мы на улице Шолом-Алейхема, учились вместе в школе и в одном классе.
Днями я пропадал у него. Делали домашние задания и не только. Познавали жизнь.
Так вот, от него я и заразился аккордеоном, хотя начал своё образование на скрипке, которую папа купил у цыган на Красноармейском Базаре. Но к скрипке я быстро остыл.
Ко мне очень тепло относились в его доме. Обожал я его маму и дядю-барабанщика. Вспоминаю их с большой теплотой - коренные черновчане! Типажи!
Справка:
«Ян Петрович (Яков Пиневич) Табачник (род. 31 июля 1945, Черновцы) — советский и украинский эстрадный композитор, аккордеонист, политик, предприниматель. Народный артист Украины (1994)».
Потом я перешёл на баян, т.к. в музыкальных училищах СССР тогда не было класса аккордеона.
В музыкальную школу меня не приняли ''из-за отсутствия слуха''. Пришлось поступить в вечернюю музыкальную школу на улице Кобылянской.
Тут мне здорово повезло. Коллектив педагогов был достаточно грамотен, да и люди они были прекрасные.
Все были молоды, полны энтузиазма. За два года я подготовил программу. Центральным произведением в ней была увертюра «Эгмонт» Бетховена!
И все же в Черновицкое музыкальное училище меня не приняли, завалив меня на письменном экзамене по украинскому.
Пришлось поехать в Луцк, где меня без лишних разговоров зачислили на первый курс.
Прокручивая пленку жизни в обратную сторону, скажу: кто-то меня за руку водил!
Луцку я обязан. И этому симпатичному городку, и его людям, но особенно - преподавателям музыкального училища, которые в меня верили и многое дали мне в моем музыкальном становлении.
Низкий полон Луцкому музыкальному училищу! Отправь им этот очерк. Они должны это увидеть!
P.S.
А еще мне довелось выпустить латино-американский диск Марлен Пенья. Как ни странно, записывал его у себя в спальне, в Махэттене. Диск весьма популярен в Южной Америке.
Также я подготовил диск для Американской Украинской общины. На нем записаны музыкальные детские сказки, которые пользуются большим спросом в украинских семьях Америки и Канады.
Еще раз спасибо за внимание к моей скромной особе.
Обнимаю
Гамма Ск.


***

Гамма расскажи нам, откуда взялось твое необычное имя…

Гамма Ск.:

- Оно связано с историей моей семьи. Во время Второй мировой войны многие из родственников погибли в концлагерях, и мама решила назвать меня в их честь, взяв по первой букве от их имён: Григорий, Анна и так далее. Гамма – это своего рода аббревиатура, но у мамы не было намерения составить именно слово «гамма». Работу довершил мой дед. Он был музыкантом и переставил буквы так, что получилось музыкальное имя – Гамма.


Эмиграция, или новая жизнь

- В США я эмигрировал в 1979 году. Я очень интересовался положением современных средств композиторской техники, теорией современных медиаискусств и проблемами искусственного разума. Учился (в частности, в Гарварде), получил квалификацию «мастера музыки».
У меня сохранились записи всех мастер-классов Гарварда. В этом университете есть традиция: каждые 8-10 лет он приглашает одного выдающегося человека из любой области. Это может быть врач, писатель, музыкант. До того момента, как они пригласили Кейджа, у них побывало всего два музыканта – Стравинский и Бернстайн. Я присутствовал на серии лекций Кейджа. Он взял 20-30 разноязычных газет – французских, немецких, английских – разрезал их на маленькие кусочки, буквально, на слова, на буквы, бросил в мешок, перемешал. Получившийся «ворох» букв занёс в компьютер, потом компьютер это рандомизировал (от англ. random – случайный, произвольный), распечатал получившиеся файлы и читал каждые 3 дня по 3-4 часа. Это было музыкальное произведение, созданное из немузыкальных звуков. Так Кейдж хотел объяснить нам свою теорию, но никто его не понял... Помню, как Дьердь Лигети принёс на мастер-класс свои этюды, которые ещё никто не играл, мы были первыми слушателями. Они были записаны на синтезаторе «Yamaha», тоже новинка тогда.



Джеки Чан

- В Голливуде я начал работать с независимыми кинорежиссерами. Бюджеты у них маленькие, все деньги они тратят на съёмку, а на звук почти ничего не остаётся. А я мог и музыку писать, и создавать звуковой ряд. Причём на это мне было достаточно трех тысяч долларов. И вот однажды ко мне обратились представители Джеки Чана. Им необходимо было адаптировать для американского проката его ранние фильмы, снятые еще в Гонконге. Когда актёр стал знаменитым, он решил представить американскому зрителю и свои старые фильмы.
Был подписан контракт с «Sony Pictures Entertainment» на озвучание фильма «Час пик» с Джеки Чаном, после чего фильм и стал жутко популярным.
Джеки Чан снимается с 12-13 лет. Его дядя - известный гонконгский артист, вот он и привлёк своего племянника. Фильмы делались в бешеном темпе – один в неделю. Причем ленты по три с половиной часа! Работы много, а специалистов по озвучанию, да ещё желающих разгребать всю ту гонконгскую какофонию, не найти... «Sony» бросили клич, обратились к тем, кто мог бы это сделать. Крупные студии запросили миллионы долларов. К тому времени у меня был большой опыт, и я выиграл контракт. Ко времени нашего сотрудничества фильмов у Джеки Чана были тысячи!
Звук записывался в режиме моно, потому что эти картины показывали на сельских 16-миллиметровых кинопередвижках. Разумеется, стерео они не поддерживали. И с музыкой вытворяли черт-те что, поскольку в Гонконге нет авторского права, и принцип был такой: «О, в «Крёстном отце» классная музыка – вставим её к нам! А в «Звёздных войнах» хорошая мелодия, её тоже добавим!». Вот так работали сначала. Записывали шумы, диалоги и музыку на одну дорожку. Необходимо было вырезать диалоги на китайском языке и всю старую музыку.
Продавать этот «контрафакт» в США было, конечно, невозможно. Чтобы выйти на американский рынок, продюсеры решили переписать всю музыку и убрать китайскую речь. То есть надо было полностью менять саундтреки. Причём, я писал китайскую музыку! Помогло моё образование. Ещё в Казанской консерватории я занимался музыкой разных народов.
Всего получилось около 35 фильмов. Я делал по 3 фильма в неделю, это была адская работа.
Спустя 6 месяцев после завершения работы ко мне прибегает менеджер с побледневшим лицом и говорит: «Ты написал музыку ко всем фильмам, а контракта по авторскому праву у нас нет. Фактически ты владеешь всеми фильмами». Я не стал требовать от компании никаких процентов, для меня было важно то, что я начал работу в кино и что у меня сложились деловые отношения с крупной компанией. Менеджер убежал настолько радостный, что забыл забрать у меня оригиналы фильмов, а я, конечно, не собираюсь их издавать. Позже авторские права на музыку к этим тридцати пяти фильмам мне пришлось продать… за символический один доллар. Зато после этого у меня было огромное количество контрактов с другими студиями. Заработал главное – репутацию!




Романтика шестидесятых

Из материалов интернета

Романтика 60-х началась в жизни Гаммы Скупинского с ансамбля «Каравелла», которому в 1966 году институт КФЭИ (Казанский финансово-экономический) предоставил репетиционную базу. Скупинский, будучи руководителем, клавишником и композитором коллектива, собрал в нем музыкантов-единомышленников.
То время он вспоминает с теплотой – гастроли по городам, обработка народных мелодий…
Со временем, начав со студенческих концертов, ансамбль окреп и, переехав в Черновцы, получил новое имя – «Червона рута». В коллектив пришла молодая София Ротару. Музыку по тем временам играли весьма прогрессивную. Это была некая смесь рока, диско и местного буковинского колорита. Когда на советской эстраде пели с постным лицом: «На тебе сошелся клином белый свет», музыканты выдавали такое! Буквально за один год ансамбль стал популярен. А концерты вёл Витя Ильченко – тот самый, партнёр Романа Карцева.
В 1980 году песня Скупинского «Ты» в исполнении Ротару была выбрана музыкальным бэкграундом для официального ролика сборной СССР на московской Олимпиаде. Помните: «Ты на целый миг быстрее всех!»?
Первый в СССР легендарный синтезатор «Муг» принадлежал именно Гамме Скупинскому – об этом вспоминает в своей книге «Козел на саксе» знаменитый саксофонист Алексей Козлов, руководитель джаз-рок ансамбля «Арсенал». У Гаммы имелись и другие редкие в те времена инструменты – спикеры «Лесли», синтезаторы «Хаммонд» и «Роланд». Уже в те времена Г.Скупинский создавал во многом революционные аранжировки, делая уникальный микс из фолка, попа, диско и джаза. Современные технологии могут имитировать живой звук, и сейчас сам Гамма использует для перформансов виртуальный компьютерный оркестр.
Судьба человека непредсказуема и порой преподносит сюрпризы, способные перевернуть жизнь. Для творческих людей чаще всего любые превратности судьбы, её «виражи» – это стимул к созданию оригинальных произведений, к поиску новых тем и форм. Своё дело сделал и творческий космополитизм композитора…



Эмиграция 1979 года и ее последствия


Не надо забывать, что уехать из СССР в конце 70-х или в 90-х годах - было далеко не одно и то же.
Моё имя постарались предать забвению - хотя покидал страну я не по политическим мотивам. Впрочем, была ещё одна причина, которая подтолкнула меня к отъезду за границу.
Я написал рок-ораторию. Называлась она «E=MC²». Это было антивоенное произведение о лётчике, который сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Но исполнять её ни с «Червоной рутой», ни со «Смеричкой» мне не разрешали. А у нас в городе было такое место, которое мы называли музыкальной биржей. Здесь собирались все музыканты. И где бы ты ни был, что бы ни делал, в 12 часов дня все бросаешь и приходишь туда. И вот я вышел на биржу, рассказал о своём проекте. А в то время все как раз готовились к празднованию очередной годовщины революции. Ребята предложили после репетиции встретиться и просто сыграть ораторию для себя. Что мы и сделали. В час ночи в Доме текстильщика собрались музыканты-инструменталисты, рок-группа, хор, солисты. В общей сложности человек сто. И исполнили ораторию.
На другой день меня вызывают в обком партии и делают выговор за пропаганду буржуазной идеологии в канун великого праздника. И тогда я понял, что делать здесь мне нечего. Не ради того я учился семь лет в музыкальной школе, четыре года в училище и пять лет в консерватории, чтобы потом писать песенки по восемь тактов.
Конечно, у меня возникли проблемы с выездом за границу. Два года я был «отказником».
У нас на Украине был такой партийный руководитель республики Владимир Щербицкий, он очень любил нашу музыку, не хотел меня отпускать. Меня вызывали в КГБ и расспрашивали-уговаривали: «Ну, чего ты хочешь? Только скажи, мы для тебя сделаем!». А я пытался объяснить, мол, ребята, ничего мне от вас не надо. И психологическое давление на меня оказывали. Под предлогом, что нужно написать музыку к детективу, водили меня по тюрьмам, чтобы я, так сказать, почувствовал атмосферу. Мол, смотри, что тебя ждет.
Наконец, в 1979 году с большим скрипом мы выехали. Но и в пути нас ожидали испытания. В поезде завинтили все окна, воду выпустили, а жара стояла страшная. К тому же у нас забрали всю еду. Оставили только шоколад. А у нас - двое маленьких детей.
В Братиславе, на чехословацкой границе, меня окружили пограничники и заявили, что я украл простыню. Хотя нам простыни в принципе не давали. Всем пассажирам объявили, что пока я не отдам простыню, нам не вернут паспорта. А у нас в два часа поезд на Вену.
И мы, конечно, опоздали. Потом нам сообщили, что простыню нашли. Сейчас, конечно, это смешно вспоминать. Но тогда было страшно.
После эмиграции мои песни ещё года два крутили на разных радиостанциях. А потом - как отрубило. Моё имя как основателя «Червоной руты» перестали упоминать в интервью. Потом возник миф, что ансамбль создала сама София Ротару с мужем Анатолием. Ребята они прекрасные. У меня к ним нет претензий. Я понимаю, что это политика. Соня просто не имела права говорить, что её руководитель уехал в Америку.
Как-то они выпустили диск, где была и моя песня. И спросили через знакомых, не буду ли я против, если авторство припишут поэту. Я сказал: «Бога ради!».
Потом мы много раз встречались с Софией Ротару - в США, в Канаде. У нас хорошие отношения. Мы были поставлены в такие условия, что обиды быть не может. Правда, немного не по себе оттого, что сейчас в Украине я никто.
В 2010 году я был в Москве и зашёл в агентство по защите авторских прав. Говорю, братцы, вот прошло 30 лет, вы выпускаете диски с моими песнями. Наверное, для меня накопились какие-то авторские...
Они говорят - о, конечно, сейчас мы проверим по базе. Посмотрели и вдруг заявляют: да вы же умерли! Вот галочка стоит. Мы вам ничего не должны…
Что я могу на это сказать? Только одно: как говорится, не дождётесь! Я есть, и я всё ещё полон сил и творческих замыслов!

Из интервью «Российской газете» (журналист И.Михалик):


«Музыка – будто фонарь: она освещает!»

- Гамма, тема космополитизма в музыке? Многие современные композиторы считают себя космополитами.

- Важно понимать, что космополитизм сегодня принял несколько иную сущность. В связи с тем, что появилась такая новая коммуникация, как Интернет, и получили новый импульс радио, телевидение. Я слушаю в Казани радио Нью-Йорка! Всё в реальном времени!
Мы не можем больше сидеть в лаптях и распевать «Во поле береза стояла», стучать себя в грудь и кричать: «Это моё! Исконное-посконное! Я русский/украинец/татарин/грузин!». Всё меняется, происходит взаимообогащение и открытие новых культур, и чем быстрее нация это поймет, тем дольше она будет жить.
Когда народ, нация консервативны, это скорее приведёт их к концу. Народная музыка перерабатывается, и главное – сделать аранжировку профессионально. «Бурановские бабушки» – это правильно, это попадание в точку! Из всей международной музыки, что была представлена на «Евровидении», люди поймали именно это смешение диско и фолка.
Уже возникла, можно сказать, мировая культура, в том числе и музыкальная, некое общее музыкальное пространство – world music. К примеру, немецкий проект «Бони М» – это не немецкая музыка, они пели какую-то общеевропейскую музыку. И английскую, и африканскую, и американскую. Вот интересно, как бы слушалась в их исполнении татарская музыка?
Современный интерес к национальному компоненту просто поражает. У нас в США бурятская группа горлового пения ходила в суперхитах, по радио её крутили каждый день. Российская группа «Тату» – ещё один пример завоевания американского рынка. Надо искать формы общения, и мы сейчас говорим об искусстве не столько как о выражении национальной идеи, а, скорее, как об осознании своей нации и обозначении своего места в мире.
А в России появление талантов диктуют десять всем известных продюсеров-воротил шоу-бизнеса…
Такое явление – побочный эффект современных качественных изменений. Так было и в классической музыке. Музыканты из СССР всегда звучали совершенно по-другому, нежели поляки, венгры. Мой казанский профессор Альберт Леман говорил, что музыку можно сравнить сo светом для освещения пространства – иногда это тротуарный фонарь, иногда – маяк, a иногда – солнце.
Попса – издержки производства, переходный момент в музыке. Плюс процесс коммерциализации песен. Есть такое расхожее выражение: «кто платит, тот и заказывает музыку». Продюсеры платят за продукт, который им нравится. Мы пока не дожили до людей уровня Кусевицкого, Рахманинова или Карнеги, который построил Карнеги-холл и отдал его симфоническим музыкантам. Попса, по сути, уничтожает культуру, потому что каждый начинает привыкать к одним и тем же вещам.
И появляется ADD – Attention Deficit Disorder (нарушение из-за нехватки внимания). Из-за трехминутного формата практически всех песен люди теряют способность внимательно слушать длинные серьезные произведения, и уже невозможно выдержать, скажем, шестичасовые творения Вагнера. Сужен тоннель запоминания, даже простейший припев «ла-ла-ла» должен повторяться несколько раз. Но… популярная музыка была во все времена и имела будущее, а наша попса – это конец! Послушал – забыл. Навязанное клиповое сознание (как в 15-секундной рекламе) понижает интеллектуальный уровень. Мое классическое образование не позволяет мне серьезно воспринимать такое творчество. Я занимался и джазом – у Джорджа Рассела (пианиста Колтрейна) в консерватории в Новой Англии, мы много говорили о поп-рок-фолк-музыке, я получил неоценимые знания.

Гамма Ск.: Если бы я нашел своего Спилберга…


Голливуд отличен от всех, его «фишка» – в универсальности и минимуме изобретательности. За последние сто лет Голливуд превратился в большой завод по производству кино. И это неплохо, поскольку такая своеобразная поточная линия является преимуществом для развития жанра. После бостонского института, где мне довелось преподавать музыку, я отправился именно туда, в Голливуд, в этот центр кинематографа.
Я уже рассказывал, как сделал себе имя в Голливуде. И это было самое главное! Много работал в независимом кино, делал рекламные ролики, писал музыку для известного ситкома «Я люблю Люси». Самое обидное для композитора – когда из написанной музыки после монтажа остаётся только несколько минут… Большинство киномузыки является не более чем «шумовыми обоями». Ещё раз скажу: не для того я учился так долго и так много, чтобы делать «обои». Я этого не хочу!
Я разрабатывал компьютерные системы, писал софт для больших компаний, так что деньги могу себе заработать в любом случае, и не только музыкой. Поэтому из принципа закрыл свою студию, взял колоссальные контракты по «софтверу» на дом и занимался творчеством в остальное время, разрабатывал свой стиль.
Большое значение для композитора, который работает в кино, имеет то, чтобы режиссер картины оказался умным и способным находить компромиссы. Важно «попасть» своей музыкой в фильм, быть своего рода кинооператором, чтобы мелодия была связанной с картиной и логичной в ней. Идеальный вариант, когда под уже готовую музыку делается фильм. Так, например, «Александр Невский» был сделан в своё время под произведение Прокофьева. Безусловно, существуют такие уникальные композиторы, как Эннио Морриконе («Крёстный отец»), Джон Вильямс («Список Шиндлера»). Режиссеры почувствовали их музыкальную мысль и дали свободу для творчества. Если бы я нашёл своего Спилберга, то до сих пор делал бы саундтреки.


Киноопера «Апостол» по повести А.Чехова «Черный монах».

В этом произведении - продолжение идеи известного французского фильма «Шербурские зонтики», который, по сути своей, является оперой нового типа. Партитуру оперы я озвучил компьютерными, электронными звуками Бостонского симфонического оркестра.
В Америке есть специальная программа, которая создавалась следующим образом. Каждый оркестрант играл по одной ноте звукоряда – до, ре, ми и так далее. И в итоге стало возможным воссоздавать звучание целого оркестра. У меня есть такая же саунд-программа Венского симфонического оркестра. Так мы решили проблему отсутствия оркестра. Вторая задача – отсутствие дирижёра. Мне не хотелось, чтобы кто-то стоял перед глазами и махал. Тут, конечно, есть проблемы, но они решаемы.
Множество репетиций - и невозможное становится возможным. Певцы поют в микрофоны, что выносит звучание на более высокий эмоциональный уровень, на уровень рок-ансамбля.

Все это для того, чтобы люди пришли на классику и увидели приметы современного искусства – огромные экраны, специальный свет, мощный звук и спецэффекты. Это развлекательный момент, тот самый «энтертейнмент», который притягивает зрителей.
В моей опере по мотивам рассказа Чехова «Чёрный монах» используются колонки на 3000 ватт, первые ряды зрительских кресел убраны.
Экспериментальная или авангардная музыка для Америки – вещь обычная. А у нас, в России, представить оперу без дирижёра просто невозможно! Актёр в таких условиях должен сделать гораздо больше – работать «в зал», в моих произведениях важно постоянное движение. У акустики свои законы – в
залах на три тысячи человек уже нельзя петь без микрофона и колонок, ведь на дальних рядах будет слышна лишь сущая каша. Надо понимать, что мои оперы написаны для современных средств выразительности (медиа). Кроме того, должно быть какое-то предисловие, ведь опера – элитарная музыка.
У меня есть проект оперы, основанной на событиях реального времени – на новостях телеканала CNN. Я хочу заинтересовать этой своей идеей один из современных театров. Подобная тематика задаёт новый жанр, который очень популярен в Штатах – брать за основу вместо книжных историй реальные события (Nixon&China, El Nino, Dr. Atomic). В будущем планирую поставить двухактные оперы «Red Square», «Мастер и Маргарита» по Булгакову. Хочу, чтобы после просмотра моих опер в сознании и в душе зрителей остались и эмоции, и мысли, и философия.
В истории человечества менялась не только музыка, но и наше восприятие музыки. К примеру, когда на смену клавесину приходил рояль, люди возмущались. Говорили, что он громко звучит, от него болят уши, и вообще он долго не проживет.
А сейчас совершенно другой уровень звука - соответственно, и экспрессия иная. Мы слушаем музыку на плеерах, айпадах, по телевизору. А если вдруг слышим в записи живую скрипку, то прибавляем громкость.
Это очень важный момент, если мы говорим об опере! Одно дело, если артист поёт в зале на 800 человек, голоса хватает. А если это 3-4-тысячный зал? Прокричать в последний ряд он уже не сможет. Впрочем, я повторяюсь…
Свой жанр я назвал бы альтернативной оперой. Здесь нет симфонического оркестра, и ты концентрируешься на исполнении. Получается почти что драматическое произведение.


Скупинский и классика -
а может, музыкальный портрет безумия?

- Кстати, хотелось бы поговорить как раз об этом – о драматизме в музыке.
Гамма, мне удалось разыскать интересный материал журналиста Любови Агеевой из родной тебе Казани. В 2012 году она с большим знанием дела описала твои творческие пробы в современном оперном жанре. Как раз всё то, о чём ты сейчас говоришь. Назвала она свою публикацию, ни много ни мало, «Музыкальный портрет безумия». От этого мне стало вдвойне интересно, поэтому я решил привести наиболее важные выдержки из этого материала. Обратим внимание: оперу твою поставили студенты! И тебе, такому маститому композитору, интересно работать с музыкальной молодёжью российской глубинки! Это говорит о многом. О том, прежде всего, что тебе важно реализоваться как композитору - и всё равно, где! Во-вторых, ты совершенно правильно делаешь ставку на творческую молодёжь, понимая, что за молодыми нашими коллегами – будущее музыки! А в–третьих, так называемая «глубинка» обладает профессиональными силами для того, чтобы достойно материализовать твои авторские идеи…

Итак, слово журналисту Любови Агеевой (фрагмент интервью)

…В очередной раз оперная студия Казанской государственной консерватории заставляет говорить о себе как о серьёзном творческом коллективе. 25 декабря 2012 года в Государственном большом концертном зале имени С.Сайдашева состоялась премьера оперы Гаммы Скупинского «Апостол».
Это уже не первый случай, когда студенты замахиваются на отнюдь не учебные проекты. Вспомним премьеру оперы «Вий» Елены Анисимовой, рок-оперу «Алтын Казан» Эльмира Низамова, а также оперу Назиба Жиганова «Алтынчеч», показанную в «интерьере» Казанского Кремля.
По словам композитора, казанская постановка приобретает для него особенное значение. Ведь он провёл свои студенческие годы в стенах Казанской консерватории.
Режиссером-постановщиком пригласили известного певца, народного артиста Татарстана, в прошлом солиста казанской оперы Эдуарда Трескина. По всей вероятности, учли не только успешную работу одного из учеников Нияза Даутова в области режиссуры, но и его знание западных оперных традиций. Эдуард несколько лет работал в труппе Пражской национальной оперы, много гастролировал по странам Европы. Как он сам признаётся, постановка поставила перед ним сложные задачи. Во-первых, материал для постановки очень сложный, впрочем, как и оригинал – повесть Чехова, которая перерабатывалась в пьесу и киносценарий неоднократно и воплощалась в театре и на экране не совсем удачно. Хотя играли звёзды – Любшин, Маковецкий…
Повесть была написана Чеховым в Мелихове летом и осенью 1893 года. В июле Чехов сообщил своему покровителю и издателю А.С.Суворину: «Написал я также повестушку в два листа «Чёрный монах».
В повести мало действия, много пересказов событий, которые не видит читатель, а на сцене – зритель. И всё это не могло не осложнить постановку.
«Это произведение нельзя ставить всерьёз – оно слишком депрессивно, нет света, катарсиса», – говорит режиссер-постановщик. Эдуард Трескин нашел оригинальный подход: гротесковость, фарсовость во взаимоотношениях и положениях. Никто никого не любит, у каждого – только своё дело или идея. У Андрея – это наука, у Егора – сад, у Татьяны – мечта о супружеской жизни. Не хватает сил для других. Так что, приехав в деревню отдохнуть от своей науки, главный герой попадает в своего рода межличностный вакуум, когда все общаются, не слыша друг друга. И это ускоряет наметившийся в городе процесс его безумия.
Межличностный вакуум… Как это актуально и сейчас! В наших городах, в эпоху урбанизации, на наших лестничных площадках, где люди живут годами и не знакомы друг с другом…
В целом композитор Гамма Скупинский остался доволен и совсем не жалеет, что доверил премьеру своей оперы казанским студентам. Новая работа оперной студии – это важное событие. И не только в истории казанской консерватории, но и в культурной жизни Казани и Татарстана в целом.

***
Наш очерк во многом «первопроходческий», что ли, он претендует на ряд больших и малых «открытий». Мы уже рассказали читателю немало из того, что он вряд ли знал: приоткрыли некоторые страницы жизни легендарных «Червоной руты» и «Смерички», посетили мы и святая святых – кухню кинопроизводства Голливуда.
Хотелось бы еще расширить тему о немалом вкладе татарской Казани в музыку международную, хотя этот «занавес» мы как бы приподняли. И увидели, что такой композитор, как Гамма Скупинский, «побродив» по свету, добившись немалых успехов, всё равно с удовольствием возвращается в родную Казань, возвращается к своим творческим истокам
И благодаря его усилиям и усилиям других сподвижников, сделано так много для развития культуры на его малой родине и для мировой культуры вообще.
Не открою секрет, если скажу: когда Гамма окончил Луцкое музыкальное училище, он пробовал поступить в разные консерватории страны. Но увы… Как только доходило до экзамена по истории СССР, ему ставили тройку и говорили «до свидания».
.
И только в Казани оценили собственно музыкальные способности абитуриента. А что было потом, вы уже знаете… Потом была и есть целая жизнь в музыке – богатая, разнообразная, творческая. Жизнь, которая успешно продолжается.
Здоровья, долголетия и новых творческих успехов тебе, мой друг дорогой!

Музыка Гаммы Скупинского на ЮТЮБЕ:
https://www.youtube.com/user/GAMMAxGAMMA/videos

Гофман Борис Ефремович род.6 марта 1930 года, гор. Гомель, Белоруссия — военный дирижер, композитор.
В1946 году окончил Уфимскую школу музыкантских воспитанников. В 1949 году окончил музыкальное училище им.Гнесиных по классу кларнета,преподаватель А.Л.Штарк.
В 1953 году — музыкально-педагогический институт им.Гнесиных.
В 1957 году институт военных дирижеров(Москва),преподаватели: Х.И.Хаханян, Г.М.Калинкович,И.М.Майоров,К.М.Камышев.
В 1957 года дирижер военных оркестров в Украине (Ново-Московский учебный центр-пос.Черкасский,Днепропетровская область,затем г.Чугуев Харьковский области).
В 1966-1971 году дирижер военного духового оркестра гор.Петропавловск-Камчатский.
В 1970 году на Всеармейском конкурсе военных оркестров СССР-занял 1-место.Если учесть тогдашнее количество подобных коллективов в советской армии-это грандиозный успех.
Как композитор Гофман известен своим Корякским балетом "Эмэм Кутх". Составитель текстов и собиратель народного фольклора Георгий Поротов,(в балете использованы народные мелодии коряков и ительменов). Премьера балета состоялась 28 октября 1969 года, в исполнении Корякского национального ансамбля танца "Мэнго"-руководитель А.В.Гиль,он же автор либретто и оркестра под руководством Б.Е.Гофмана. Музыка балета на долгие годы стала"визитной карточкой" ансамбля "Мэнго". Среди других произведений композитора: более 30 песен и маршей,произведения для духового оркестра.Среди которых произведения камчатской тематики: "Камчатские эскизы", "Алеутские напевы","Танец медведей Бакию",Ительменская ходила".
Песню Бориса Гофмана "Солдаты Победы"принял в репертуар Краснознаменный ансамбль песни и пляски российской армии им.Александрова. Гофман автор трех книг: "Белая ворона" изд.Димона(Израиль-2004г.), сборник поэзии "Модуляция в прошлое "-изд.Димона(Израиль-2003г.)
После Камчатки Б.Е.Гофман продолжал службу в Каменец-Подольском военном училище до 1983 года.
1983-1985 преподаватель и дирижер Каменец-Подольского культпросвет училища.
1986-1987 преподаватель и дирижер оркестра музыкального училища им.Гнесиных(Москва).
С 1995 года проживает в Израиле.
Лауреат конкурсов военных оркестров (Киев, Петропавловск-Камчатский, Хабаровск, Москва, Львов). Лауреат Всеармейского конкурса военных духовых оркестров СССР (Москва, 1970). Лауреат премии имени Камчатского комсомола. Награжден пятнадцатью медалями СССР.
Ссылки:
http://ru-wiki.org/wiki/Гофман,_Борис_Ефремович
Камчатский Край: http://www.kamchatsky-krai.ru/biography/gofman.htm
Политехник «Творческий союз не знает границ» http://gazeta.vstu.ru/?n=1313&a=12

“Ялтинский репортаж”
Борис Турчинский

Международный фестиваль-конкурс детского и юношеского творчества «Дети и Музыка» в Крыму. Июль 2015 года.


Фестиваль первый, он же шестнадцатый

Официально он назывался несколько «странно» и для непосвящённых непонятно: «Первый (XVI-й) международный фестиваль-конкурс…», и многие недоумевали: как это – первый и в то же время шестнадцатый?
Почтенная публика может быть спокойна. Фестиваль действительно и 16-й, и… первый одновременно, смотря как его понимать. Дело всё в том, что проводится он уже не один год, но, невзирая на «солидный» возраст серии фестивалей «Дети и Музыка» и большой опыт организаторов, в Крыму подобный детский музыкальный смотр-праздник проводился летом 2015-го впервые. Всё просто!
Главной целью его «перемещения» в Крым организаторы посчитали необходимость восстановления и укрепления творческих связей между Россией и Республикой Крым.
«В этом году мы решили провести фестиваль в Крыму. Ведь очень хочется, чтобы дети Крыма сблизить с московскими ровесниками и детьми из других регионов России, наладили творческие связи, подружились»,- рассказала исполнительный директор фестиваля Е.В.Бардовская, добавив, что в планах организаторов и спонсоров фестиваля – перенести его на полуостров на постоянную основу.
«Проведение прослушиваний в обстановке дружеской конкуренции способствует профессиональному росту творческой молодёжи. Борьба за право выступить в финале с симфоническим оркестром – даёт большой стимул к самосовершенствованию».
В нынешнем году мероприятие посвятили 70-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне. На фестивале в Крыму собралось более 200 участников из разных регионов страны в возрасте от 6 до 17 лет. В жюри – выдающиеся российские музыканты.
Оргкомитет возглавил вице-президент фонда «Дети и Музыка», директор московской музыкальной школы «ДШИ № 10» Сергей Михайлович Давыдов. Им была проделана огромная работа по подготовке. В качестве сопредседателя оргкомитета выступила начальник Управления образования Департамента культуры Москвы Наталья Андреевна Видинеева, также оказавшая серьёзную поддержку в воплощении идеи проведения фестиваля.
В состав жюри вошли: заслуженный деятель искусств Украины, главный дирижёр симфонического оркестра Крымской филармонии Александр Михайлович Долинский; лауреат премии президента Российской Федерации и международной премии ООН, заслуженный работник культуры РФ, доктор искусствоведения, доктор педагогических наук, профессор Александр Владимирович Смирнов; директор Ялтинской музыкальной школы имени А.Спендиарова Татьяна Анатольевна Хорошун; президент «Фонда развития искусств имени В.Соколика», заслуженный деятель искусств республики Крым Оксана Васильевна Соколик и руководитель экспертного отдела фонда «Дети и Музыка» Елена Валентиновна Бардовская.
Предстояла очень серьёзная борьба. Конкурсанты должны были выступить в трёх номинациях: сольное исполнение, ансамбль и хореография (введена в этом году). Участники были разделены на три возрастные категории: 7-10 лет, 11-14 лет и 15-17 лет. Конкурс проходил в два тура. Сначала, 3-5 июля, состоялось прослушивание детей, по итогам которого предполагалось отобрать 15 конкурсантов. 8 июля, согласно программе, они выступили вместе с Симферопольским оркестром Крымской филармонии. В финал вышли 7 участников. Они представили свои номера на гала-концерте, который состоялся 9 июля в Ялтинском центре культуры.
Во второй тур прошли 15 человек, а в финал вышли только 7 участников. Гран-при предусматривался обязательно один. Было 3 номинации основных, и ещё возрастные категории.
«Мы планируем сделать такой фестиваль теперь в Крыму постоянным. Мне кажется, что министерство культуры нас в этом поддержит, потому что это открывает совершенно новые возможности для детей Крыма и России. Можно делать фестиваль передвижным. Не обязательно всегда его устраивать именно в Ялте, можно проводить в разных местах Крыма. Можно проводить параллельные прослушивания частично здесь, частично в это же время в Москве или, например, в Казани»,- уточнила исполнительный директор.
Как уже сказано выше, впервые в фестивале приняли участие не только музыканты, но и танцоры. Вход на прослушивания и концерты был свободный, что характерно, фестиваль абсолютно не коммерческий: это было искусство для всех, которое, как принадлежало, так по-прежнему и должно принадлежать народу, истина стара…


И разнопланово, и ярко

Я с удовольствием взялся осветить этот фестиваль по приглашению Сергея Остапенко и Оксаны Соколик, так как тема детского музыкального творчества на Крымском полуострове мне близка и хорошо знакома. Мне уже приходилось бывать на подобном фестивале в Ялте, в рамках которого действовал конкурс юных исполнителей на различных инструментах, а также конкурс инструментальных ансамблей, я побывал на том конкурсе несколько лет назад в качестве сопредседателя жюри.
Очень хорошо знаком с президентом фестиваля Сергеем Остапенко и с организатором этого замечательного детского праздника музыки Оксаной Соколик, с известным дирижёром народным артистом Украины Алексеем Гуляницким, который был председателем жюри на предыдущих фестивалях.
Результатом моего приезда в Крым на детский праздник музыки в 2011 году стал очерк «Дождь фанфарам не помеха», его можно увидеть в Интернете, перейдя по ссылке: http://fanfary.fest.yalta.ua/index.php/k2/bag/89----lr--
2 июля 2015 год
2 июля 2015 год - Ялтинский центр культуры. Со словами приветствия на торжественной церемонии выступил председатель оргкомитета, директор московской детской музыкальной школы «ДШИ №10» С.М.Давыдов, председатели жюри от России заслуженный артист Российской Федерации «отец-основатель» фестиваля С.Н.Остапенко, и от Республики Крым – заместитель министра культуры Крыма И.А.Заатов.
Выступления юных музыкантов с оркестром начались. Несмотря на множество номеров, ни слушатели, ни члены жюри нисколько не устали – так разнопланово и ярко прозвучали произведения в исполнении ребят-конкурсантов. Перед членами жюри встал сложный вопрос – кто же станет лучшим из лучших и получит Гран-при, а кто из участников будет выступать в Гала-концерте на закрытии фестиваля «Дети и Музыка в Крыму»?
А накануне, 30 июня, в агентстве «Крыминформ» состоялась пресс-конференция с участием представителя Департамента культуры Москвы Н.А.Видинеевой, главного дирижёра симфонического оркестра Крымской филармонии, заслуженного деятеля искусств Украины А.М.Долинского и исполнительного директора фестиваля Е.В.Бардовской.
Более 80 участников фестиваля из Крыма и Москвы с нетерпением ждали его начала! Кто же выйдет в финал и сможет стать победителем? Но и тех, кто пока ещё не сможет победить в этой борьбе, ожидал сюрприз...


Согласно условиям фестиваля

Прослушивания участников проходили в два тура. Для участия в первом туре было подано более 80 заявок. В основном, это были юные музыканты из разных городов и посёлков Республики Крым – Керчи, Симферополя, Севастополя, Бахчисарая, Алупки, Партенита, Ялты, Массандры… Приехал виолончелист из Ростова-на-Дону, солисты и ансамбли разных составов из Москвы.
Огромную помощь в проведении прослушиваний I тура оказала директор Ялтинской музыкальной школы имени Спендиарова Татьяна Анатольевна Хорошун. По-настоящему влюбленный в своё дело музыкант, она не только помогла создать наиболее комфортные условия для выступления юных музыкантов, но и проявила себя как принципиальный и справедливый член жюри фестиваля.
На сцене школы своё мастерство показали участники сольных и ансамблевых номинаций в разных возрастных группах. Всего за три фестивальных дня было прослушано около 80 номеров! Сделать выбор членам жюри было очень непросто – практически все выступающие смогли убедительно и ярко исполнить программы, проявив себя достаточно зрелыми музыкантами. В итоге к участию во II туре было допущено (вместо заявленных ранее пятнадцати) тридцать номеров!
Каждый из фестивалей, несмотря на общность цели, является живым творческим организмом, неповторимым и развивающимся, имеющим свои особенности, свой характер, дарящий нововведения и сюрпризы. Вот и крымский фестиваль преподнёс приятный сюрприз своим организаторам. Помимо традиционных исполнительских номинаций возникла ещё одна – хореографическая.
В ней приняли участие представители самых различных направлений хореографии – от крошечных балерин, танцующих на пуантах, до исполнителей композиций в современных стилях. Выступления всех участников были горячо приняты публикой и по-достоинству оценены членами жюри.
Большое впечатление на зрителей и организаторов фестиваля произвело выступление молодого коллектива «КРЫМ-стиль» из Бахчисарая, хотя данный состав и руководитель работают вместе всего лишь несколько месяцев, но они уже так замечательно сработались!
Юные танцоры вышли на сцену практически сразу после долгой дороги и танцевали с большим вдохновением. Быть может, пока не всё ещё получилось так, как хотелось руководителю. Но главным подарком этого коллектива музыкальному празднику явилась композиция «Мы – семья», во время исполнения которой к ребятам без стеснения и страха присоединились не только мамы, но и папы (далеко не все обладающие «танцевальной комплекцией»)! Такое семейное единодушие и патриотизм не могли не растрогать публику и жюри.
После дня отдыха, началась подготовка к выступлению участников в прослушиваниях II тура. Чтобы его провести, необходима была сцена для оркестра и солистов, а также зал, способный вместить всех желающих. Вновь тёплый отклик – директор Ялтинского центра культуры Елена Викторовна Беляева поддержала фестивальную идею, и зал был найден.
Какие же замечательные мгновения творческого общения с профессионалами пережили юные музыканты во время репетиций. Сколько терпения и мастерства проявил дирижёр и руководитель оркестра А.М.Долинский, помогая начинающим исполнителям почувствовать контакт с таким особенным инструментом, как симфонический оркестр. Наконец, многочасовые репетиции завершились, программа выступлений составлена…


Взаимосвязь детей и музыки

…Девять июльских дней пролетели незаметно, соревновались дети на одном дыхании! И вот, под звуки прощальной фанфары, закрылся впервые проходивший в Ялте Международный фестиваль детского и юношеского творчества «Дети и Музыка в Крыму»… Самое время без праздничной и творческой суеты, в тихой обстановке «послевкусия» этого замечательного праздника, спокойно рассказать о его становлении.
Своё шествие фестиваль «Дети и Музыка» начал ещё в 2001 году в Москве, в Оперном доме ГМЗ «Царицыно». Тогда же была сформулирована основная цель фестиваля и поставлены главные его задачи, заложены традиции, верность которым сохранялась все эти годы.
Цель простая – выявление одарённых детей, оказание всесторонней поддержки в развитии их творческих способностей. А награда и стимул к саморазвитию – предоставление юным музыкантам незабываемой возможности выступить в сопровождении профессионального оркестра.
Кроме организаторов и бессменных руководителей фестиваля заслуженного артиста России Сергея Николаевича Остапенко и директора ГБОУДОД города Москвы «ДШИ № 10» Сергея Михайловича Давыдова у истоков мероприятия стоял замечательный мастер – народный артист РСФСР, «Золотая флейта России», профессор Александр Васильевич Корнеев. На протяжении 14 лет камерный оркестр «Садко» под управлением С.Н.Остапенко неизменно сопровождал выступления финалистов.
Как сказал С.М.Давыдов в одном из интервью: «Основа фестиваля, «ствол» этого молодого, но крепкого древа – тесная творческая взаимосвязь детей и музыки, общение, взаимообогащение учащихся и их преподавателей, особенно приезжающих из отдаленных уголков, предоставление возможности поступления ребят в дальнейшем в лучшие музыкальные средние и высшие учебные заведения. Корневой системой, питающей это замечательное плодовитое древо, является великое музыкальное наследие, а ветви – это сами фестивальные прослушивания».
Идея провести фестиваль на этот раз в Крыму получила горячую поддержку со стороны Департамента культуры города Москвы и министерства культуры Республики Крым. Уникальный и высокопрофессиональный коллектив – Симфонический оркестр Крымской государственной филармонии, возглавляемый заслуженным деятелем искусств Украины, главным дирижёром Александром Михайловичем Долинским, с радостью согласился на предложение о проведении фестиваля для детей Крыма и даже безвозмездно перенёс начало своего отпуска для возможности сопровождения выступлений финалистов! Юные крымские исполнители полностью освобождались от взносов участников, такая была дана им своеобразная льгота.


Мои давние друзья и коллеги

Повторюсь, что тема детских музыкальных фестивалей мне близка и знакома. Добавляю: она ещё и очень любима мною.
После ялтинского международного конкурса молодых исполнителей, который по праву носит имя отца Оксаны Соколик Василия Соколика – «Фанфары Ялты, Юниор-2011», ставшего предвестником нового фестиваля года 2015-го, этот фестиваль постоянно расширял свои границы и возможности. Если на первом фестивале устроители ограничились лишь двумя парадами, конкурсом, морской прогулкой, концертом-капустником «Музыканты улыбаются» и грандиозным закрытием с фейерверком и запуском воздушного шара под звуки марша «Прощание славянки», то во время третьего фестиваля коллективы-участники уже играли по всему южному берегу Крыма для жителей и гостей городов и посёлков.
Причём концертными площадками были исторические знаковые места – Воронцовский дворец в Алупке, Ливадийский дворец, где проходила знаменитая Ялтинская конференция, известный на весь мир Никитский ботанический сад.
Как правило, оркестры, которые уже раз побывали на фестивале «Фанфары Ялты», стремятся приехать сюда вновь, потому что нет ничего выше чувства единения на таких мероприятиях, они несут огромную воспитательную функцию, этих фестивалей ждут и участники, и зрители. Приезжают профессиональные оркестры, муниципальные, студенческие, детские, ансамбли разных составов – и молодые, и именитые.
К участию приглашаются и небольшие оркестры интернатов, где живут лишённые опеки родителей дети. Некоторые приезжали уже не однажды. После такой поездки им уделяют больше внимания у себя на местах, закупают для них инструменты, шьют красивую концертную форму. Есть и постоянные участники. И это замечательно! Ведь откуда возьмутся позже взрослые коллективы, если они не вырастут из детских?
«Дирижёры и солисты, приезжающие в Ялту, были моим первым «музыкальным университетом»,- делится Оксана Соколик.
Самые яркие впечатления оставила у Оксаны работа с оркестром таких выдающихся музыкантов, как Дмитрий Башкиров, Рудольф Керер, Лев Власенко, Иван Козловский, Дмитрий Хворостовский, дирижёры Франко Маннино, Петер Сауль, Ниязи. Обязательно стоит упомянуть дирижёра Алексея Гуляницкого, который более 40 лет руководил ялтинским симфоническим оркестром и сейчас продолжает выступать со знаменитыми симфоническими оркестрами и солистами в городах бывшего Союза, не могу не гордиться личным долгим знакомством с ним.
Многие произведения под руководством Гуляницкого в Крыму исполнялись впервые. Алексей Гуляницкий не только делал с ялтинским оркестром интересные сложные программы и приглашал именитых солистов. Он взращивал в своём оркестре музыкантов высочайшего класса.
Частым гостем в Ялте был Натан Рахлин, выдающийся дирижёр современности. Как-то он даже уступил своё место за дирижёрским пультом Василию Соколику, из большого уважения к нему, как к музыканту и человеку.
Я знаю, что многие музыканты-духовики говорят: «Я играл в оркестре под руководством Василия Соколика» с такой гордостью, как другие говорят: «Я играл с Натаном Рахлиным». Не выходит из памяти тот интересный момент, когда «Рахлин играл у Соколика». В Ялте есть гора Магаби, где на огромной лужайке собирались все творческие коллективы города на Праздник песни. Участвовали в празднике и симфонический, и духовой оркестры, и хоры.
Музыкальное торжество собирало огромную массу людей. Натан Григорьевич Рахлин исполнил несколько произведений с симфоническим оркестром, а когда концертную площадку уступили духовому оркестру, то Рахлин, который, как известно, играл на многих оркестровых инструментах, взял у отца Оксаны баритон, сел на его место и говорит: «Вася, теперь вы дирижируйте, а я поиграю».
Когда Рахлин создал и возглавил Казанский симфонический оркестр, он несколько раз звал Василия Соколика в Казань, но тот остался верен своему городу.
В моём давнем очерке о музыкальной семье Соколик есть глава «Сидя на папином футляре от тромбона». Именно так росли дети Василия Соколика: всегда рядом с отцом в его выступлениях. Понятно, что путь им в жизни был предопределён один – в музыку, в высокое искусство, и Оксане, и её брату Сергею, замечательному пианисту, аранжировщику, композитору. Большинство проектов Оксаны связано сегодня именно с искусством.
Председатель жюри нынешнего фестиваля, президент Международного благотворительного фонда «Дети и Музыка», заслуженный артист Российской Федерации Сергей Остапенко пояснил, что задумал провести новый фестиваль год назад. Тогда же он решил, что обязательно организует его именно в Крыму.
«Я Крым очень люблю, часто здесь бывал, когда служил дирижёром военного оркестра Одесского военного округа. О Крыме впечатления – всегда великолепные. Считаю, что фестиваль удался, всё нами задуманное, успешно воплотилось. Непросто было определить победителей среди этих одарённых детей, порой, всё решали десятые доли баллов, но мы сумели выявить немало ярких индивидуальностей. Начинаем работать над следующей идеей – провести фестиваль в одном из оздоровительных лагерей Крыма, лучше всего – в «Артеке». Появится возможность пригласить талантливых ребят не только России, но и зарубежья. Главная цель – сформировать такую творческую смену, чтобы дети могли посетить с концертами все главные города полуострова: Симферополь, Севастополь, Ялту, Феодосию, Керчь. Сегодня можно с уверенностью сказать, что отныне фестиваль получил в Крыму постоянную прописку»,- рассказал Сергей Остапенко.
«Я испытываю истинную гордость за то, что Крым в очередной раз показал свою творческую, педагогическую и исполнительскую состоятельность. Не впервые, приезжая сюда как на «периферию», организаторы различных проектов удивляются высокому уровню наших участников, будь то танцевальный форум, джазовый, поэтический, или вот такой – классический, с симфоническим оркестром и солистами. У нас в Крыму есть прекрасный симфонический оркестр, есть наше Чёрное море и уникальная крымская природа – конечно, сюда многие стремятся приехать. Мы всех рады видеть и с уважением относимся ко всем творческим идеям»,- отметила член жюри конкурса, президент Фонда развития искусства имени Василия Соколика, заслуженный деятель искусств АРК Оксана Соколик.


Творческие итоги

Оксана Соколик рассказала, что I место во втором туре с оркестром завоевала ялтинская арфистка Дарья Хорошун.
«Успешно выступил ансамбль скрипачей, наши ялтинские вокалисты. Мы все радовались выступлению студента симферопольского музыкального училища имени П.И.Чайковского Вячеслава Войтенко, он тоже выпускник ялтинской музыкальной школы. Как всегда, на высоте были вокалисты из Партенита»,- добавила Оксана Соколик.
Она подчеркнула, что высокий уровень крымских конкурсантов – результат нелёгкого труда не одного дня и не одного года. Министерство культуры республики и управление культуры администрации города Ялты на протяжении многих лет делают всё возможное, чтобы крымские дети могли творчески развиваться и совершенствовать свой талант.
«Очень хочется отметить особо талантливых детей: пианистку из Симферополя Елизавету Корман, скрипачку из Керчи Милену Борисову, виолончелиста из Ростова Мурада Муртузалиева»,- сказала Оксана Соколик.
Также она поблагодарила педагогов, которые готовили к конкурсным выступлениям своих учеников.
«Подготовить ученика к выступлению на сцене – тяжкий труд. Делать это в то время, когда выбор стоит между работой и морем – тяжелее вдвойне. Спасибо вам!»,- обратилась к участникам конкурса Оксана Соколик.
Благодарность организаторам конкурса выразила член жюри, директор Ялтинской музыкальной школы имени А.А.Спендиарова Татьяна Хорошун.
«Большое спасибо организаторам за этот чудесный праздник музыки, который стартовал в московской музыкальной школе, а завершился в Ялтинском центре культуры. Хочу высказать слова огромной благодарности тем людям, которые сегодня собрались здесь, потому что такой результат можно получить только благодаря тройственному союзу: талантливый ребёнок, высокопрофессиональный педагог и упорные родители. Я вас всех поздравляю, вы все – молодцы!»,- от чистого сердца сказала Татьяна Хорошун.
Она добавила, что уникальность школы заключается не только в её богатой истории (школе исполнилось более 110 лет!), но и в том, что кроме привычных направлений обучения, в ней создан класс органа и клавесина, а также класс арфы.
«Мы были приятно удивлены тем, сколько в Крыму талантливых детей и какие сильные педагоги. Мы очень этому рады и от души желаем процветания вашей благословенной крымской земле и прекрасным людям! Спасибо вам за профессионализм и душевность!»,- добавила концертмейстер московского колледжа музыкально-театрального искусства Наталья Лякина.
С энтузиазмом и воистину патриотичным отношением к воплощению идеи проведения фестиваля в Крыму отнеслись учащиеся «ДШИ № 10» города Москвы и их родители. Собралась команда, которая приехала для выступления в прослушиваниях фестиваля, а заодно и для отдыха на тёплом крымском побережье у ласковой лазурной волны.
Вот как обозначила главную цель своего приезда ученица 4-го класса «ДШИ № 10» Екатерина Михасева: «Мне было очень интересно выступить на одной сцене со своими сверстниками-крымчанами, но главным было не соревнование, а возможность поговорить, подружиться, а может быть, в будущем, и выступить в ансамбле с моими друзьями – ребятами из Крыма».


Главное – это участие!

Благодаря тому, что в состав жюри вошли опытные музыканты и преподаватели, а также благодаря высокому уровню выступлений исполнителей, разногласий практически не возникало. Все участники, которым пока не удалось пройти во второй тур, получили грамоты «Участников». Те из них, чьи выступления произвели на членов жюри наиболее яркое впечатление стали «Дипломантами» фестиваля. А участники инструментальных номинаций, выступившие с оркестром, и участники хореографической номинации, получили грамоты «Лауреатов» разной степени (I, II и III).
Единодушным было решение жюри и в определении обладателей (именно обладателей!) Гран-при. Ими стали: Милена Борисова, юная скрипачка из керченской музыкальной школы (преподаватель Батищева Н.А.), замечательно исполнившая во втором туре «Цыганские напевы» П.Сарасате, и София Матвиенко, 12-летняя вокалистка из ялтинской музыкальной школы, блестяще исполнившая «Песню Сольвейг» Э.Грига.
Среди множества участников в финале за победу боролись и другие юные музыканты из Керчи: ансамбль девочек, в состав которого вошли Елена Журавлёва, Уманская Мария и Дарья Дробот – лауреаты третьей степени (преподаватель Кураж Е.В. концертмейстер Смирнова В.В.).
Не менее долгожданного дня открытия фестиваля, особенным был и долгожданный день закрытия Первого Международного фестиваля детского и юношеского творчества «Дети и Музыка в Крыму», радостный и грустный это был день, одновременно... Зал был почти что «до краёв», как говорится, заполнен.
С приветственными словами к участникам и их наставникам обратился Сергей Николаевич Остапенко. От имени всех членов жюри он тепло отозвался о высоком исполнительском уровне участников, о замечательной творческой атмосфере, сложившейся на фестивале, о планах проведения следующих фестивалей на гостеприимной крымской земле. И подчеркнул, что главное, это, конечно же, не победа, а участие. Ведь чем больше музыкально одарённых ребят будут участвовать в подобных фестивалях, тем в будущем больше мы увидим и услышим профессионалов, а то и гениев музыки, на лучших сценах мира.
Сергей Остапенко передал привет и поздравления участникам фестиваля от С.М.Давыдова, который не смог присутствовать на закрытии. От имени организаторов он выразил благодарность тем, кто поддержал и помог воплотить в жизнь идею этого замечательного фестиваля «Дети и Музыка в Крыму», поблагодарил спонсоров – Сеть магазинов «СЕДЬМОЙ КОНТИНЕНТ», ООО ФИРМУ «КРОКИ», Компанию «ДИСКОМ-АГРО», которые очень серьёзно относятся к развитию детского творчества и уже не первый год оказывают содействие фестивалю.
Церемония закрытия началась.
Концертные номера чередовались с награждением участников и победителей. Каждый из присутствующих членов жюри высказал юным музыкантам и их наставникам свои поздравления и пожелания. Лауреаты первой премии получили в подарок весёлые «мохнатые» призы от постоянного спонсора фестиваля – Сети магазинов «Седьмой континент». Обладателям Гра-при были вручены помимо этого небольшие денежные призы и приглашения на мастер-классы ведущих преподавателей и профессоров города Москвы.

…Итак, закончился Первый (XVI-й) международный фестиваль детского и юношеского творчества «Дети и Музыка в Крыму». Его проведение лишний раз подтвердило основную идею организаторов, что самым главным для юного музыканта, помимо возможности попробовать себя в качестве исполнителя с оркестром, является получение возможности общения со своими сверстниками-единомышленниками, что включает обмен опытом, совместное творчество. А это рождает чувство принадлежности к единому – миру искусства и музыкального исполнительства, даёт возможность ощутить себя одним из хранителей Всемирной Музыкальной Культуры!

Фото
Михаила Розенштейна

Герш Геллер о профессии и о себе

Очерк Бориса Турчинского


И, наверно, крылья кто-то выдумал
Потому что птице позавидовал…


Большой мой друг

Герш Геллер – мой большой друг. Музыкант с заглавной буквы. Его можно назвать «сакс-просветителем»: он много сделал в области саксофона – и не только в Израиле, но ещё на просторах СССР. Сегодня Герш известен во всём мире. Великолепный, отзывчивый, добрейшей души человек.

Геллер Григорий (Герш) Михайлович родился 5 июня 1945 года. В 1966 году окончил Чимкентское музыкальное училище (класс Г. Алиева), в 1970-м - Алма-атинскую консерваторию (класс А. Мовша), с 1970-го был преподавателем Алма-атинской консерватории. Заслуженный артист и Заслуженный учитель Республики Казахстан. Ныне (с 1990 г.) живёт в Израиле. Профессор Академии музыки и танца Рубина в Иерусалиме.


Герш Геллер - о себе сам

- Пятого июня я отметил своё 70-летие. Мне приятно было, что ко мне на юбилей приехали мои друзья из России, Казахстана, других стран. Проанализировав свою долгую жизнь, я должен констатировать, что накопил немалые знания… И всё-таки я мог бы ещё что-то добавить к ним.
Например, хотелось бы лучшего знания языков, в первую очередь английского. Не помешало бы хорошее знание литературного иврита. Но, думаю, это мелкие недочёты… А так, в общем, жизнь моя течёт полнокровно. Я всем доволен.
Прежде всего, мне повезло с учителями, с друзьями, с учениками.
Начну с того, что играя с лучшими музыкантами Москвы, Ленинграда и Алма-Аты, я постиг истину: играть, как лучшие американские джазмены, особенно афроамериканского происхождения, мало кому дано. В бывшем СССР и даже в Европе можно по пальцам пересчитать таких исполнителей.
Меня это явно не устраивало, и я стал думать, каким мне пойти путём. Уже в начале моей преподавательской деятельности в Алма-атинской консерватории я начал создавать саксофоновые ансамбли. И первым был «Саксхорус» – хор саксофонов с ритм-группой.
Работал увлеченно. Работал над каждой фразой и музыкальным предложением. Не могу сказать, что мы играли лучше американцев, но по тем временам очень прилично.
На всесоюзном уровне мы выглядели очень даже хорошо. Мы участвовали во всех джазовых фестивалях. Если говорить о музыкальной Алма-Ате - в то время в городе было много интересных ансамблей. Например, такие, как «Бумеранг» и «Медео». Было с кем соревноваться. С ансамблем «Саксхорус» мы объездили буквально всю страну!
Горжусь, что я был одним из первых, кто начал преподавать в высшем музыкальном учебном заведении бывшего Союза классический саксофон. До меня это сделала только мой большой друг и мэтр саксофоновой музыки Маргарита Шапошникова в Московском музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных (сегодня Российская академия музыки).
Исследуя эту интересную и важную для меня тему - обучение игре на саксофоне, я пришел к выводу, что без комплексного, научного-методического подхода тут не обойтись. Главное – наличие классической подготовки: сразу заниматься джазом – это для саксофониста путь неверный. Необходимо основательно ознакомиться с барочной, классической, романтической музыкой - и только лишь после этого переходить к другим жанрам – таким, как джаз или фольклорная музыка.
Только тогда музыкант, играя в оркестре, может спокойно прочитать текст, какой бы сложности он ни представлял, - при этом чувствуя стиль композитора, его эпоху.



Мотеле-соловей

Я родился в победном 1945 году. Отец у меня был очень музыкальный человек. Его звали Михаил Филиппович. Настоящее его имя было Мотл, но сами понимаете, как было жить с таким именем в бывшем Союзе…
У него был замечательный голос. Пел на всех наших праздниках, на свадьбах. У него были друзья, тоже влюблённые в хоровое пение. Часто они собирались и пели. Нет, не пили - только пели! У Шолом-Алейхема есть рассказ про мальчика с ангельским голосом «Иоселе-соловей», а мой отец был такой же Мотеле-соловей.
Во время войны отец ушёл в еврейский партизанский отряд «Мстители» в лесах Белоруссии. Был тяжело ранен. Имел даже офицерское звание капитана. Он пережил много страшного. На его глазах от рук полицаев погибли его мать и её братья. Их было шестнадцать, а осталось только двое. Это мои дяди.
Мои родители порознь были эвакуированы в Чимкент, где позже и встретились.
Моя мама родом из города Коростень - сегодня это Житомирская область. Мама была детский врач, очень уважаемый в городе человек. Когда я ходил по городу, мне вслед говорили: «Этот парень – сын нашей врачихи…». Я очень гордился мамой! Для меня и по сей день мои родители – это святое.


В музыку меня привела сама судьба

А на большую и светлую дорогу музыки меня, вывела сама судьба. По крайней мере, я так считаю.
1953 год. Как-то отец пришел домой с аккордеоном. Сейчас не помню, как он у него оказался. А потом вдруг дома появилась скрипка. Но я этим не заинтересовался. А вот то, что я стал духовиком, это полностью заслуга матери. Мне только исполнилось 13 лет. Как-то мама говорит: «Знаешь, сынок, я была вчера на концерте эстрадного оркестра и увидела, что там играют ребята из нашего двора. Хорошие ребята, и мне так захотелось, чтобы ты к ним присоединился!».
Ребятам было по 19. Разница в годах была большая. Они меня взяли, но поначалу… я им помогал носить инструменты.
Больше всех мне нравился Геннадий Долотказен, он хорошо играл на кларнете, и поэтому я решил, что тоже буду изучать этот инструмент. Кстати, Геннадий уже тогда прекрасно импровизировал. Затем он стал журналистом и работал в журнале «Крокодил». Думаю, его и сейчас многие помнят. Именно он взял опекунство надо мной. Мы занимались и музыкой, и спортом.
А главное, в нашей компании не курили, не пили. Вот так я вошёл в мир уже взрослых нормальных ребят. Мне повезло! А через полтора года я уже начал с ними играть на танцах, на концертах. А потом у нас уже была концертная программа, и мы ездили с ней по республике.


Утренняя зарядка… на духовых

К нам в Чимкентское музыкальное училище приехал педагог из Баку Гасан Алиев. Хороший преподаватель. Отлично играл на кларнете. В училище он приходил заниматься на кларнете в 6 часов утра. Ну и я, конечно, тоже. Хотя жил я от училища довольно далеко. Я вставал в 5 утра, автобусы так рано ещё не ходили. Меня всё время сопровождал отец. Боялся за меня: а вдруг инструмент отнимут? Да и зимой погода у нас ещё та!
Так вот, я заходил к Алиеву в класс, и мы вместе начинали разыгрываться. Затем - гаммы, упражнения. Я всё перенимал у него на ходу. У него была простая система: играй, как я! Повтори то, что я сыграл. Вот такая система преподавания. Но утренние занятия приносили свои результаты. До сих пор убеждён, что для занятий на духовых инструментах утро - самое подходящее время.
Уроки у Алиева были безразмерными. Не так, как сейчас, – 45 минут или час. Сколько нужно, столько и занимались. Иногда и по два часа. А среди ребят, хотя мы все и дружили, был какой-то дух соревновательности. Каждый хотел быть лучшим, никто не хотел ни от кого отставать. Гасан Алиев устраивал в классе конкурсы - кто сыграет лучше гаммы или пьесы. От всего этого, конечно, были положительные результаты, и мы продвигались.


Поющий звук

- Герш, я заметил, что у Вас в кабинете в Иерусалимской Академии висит портрет Вашего педагога Абрама Мовша, и Вы к нему очень сентиментально относитесь…

- Не подумайте, что это просто годы и сентиментальность от них... Он для меня в жизни очень много значил и значит, этот человек. Я с ним советуюсь, я хорошо помню его наставления и руководствуюсь ими в своей преподавательской деятельности и во многих жизненных ситуациях тоже.
Он был мне и учителем, и опекуном. Мовш часто брал меня на практику в оркестр оперного театра, где был дирижёром.
Педагогические воззрения Абрама Ефимовича были таковы. На кларнете и саксофоне не обязательно играть с вибрацией, но в то же время звук должен быть поющим. Это главное. И с тех пор, как я стал играть на саксофоне, а это, считай, с 13-ти моих мальчишеских лет, я этим руководствуюсь.
Я часто думал о звуке Ч. Паркера, Д. Колтрейна и других саксофонистов, анализировал их игру, манеру исполнения, стиль - и пришёл к выводу, что главное в их игре – это поющий звук. Педагогу при работе над звуком ученика надо исходить из того, что звук должен быть не сухим, а теплым.
Вернёмся к моему учителю. Среди музыкальной элиты Казахстана не было, наверное, человека столь необычной судьбы, как Абрам Мовш. Он родился на Украине, а судьба забросила его на Камчатку. Военный дирижёр по образованию, он ставил балеты Чайковского. Когда-то отец сказал трехлетнему Абраму: «Я верю, ты будешь великим!». Может, великим он не стал, но стал тем, кого с полным правом называют Учитель, Музыкант, Гражданин. Таким был и остаётся в памяти людей этот выдающийся казахский оперный и балетный дирижёр, талантливый педагог.
В консерватории Абрам Мовш не просто преподавал. Он действительно жил работой, делясь с молодежью опытом, посвящая студентов в тонкости музыкального исполнения, искусства фразы, нюанса, техники владения инструментом. Если он приглашал в театр, то это всегда становилось музыкальным праздником, а не просто знакомством с балетом или оперой. Как и постоянные выступления в консерватории с сольной и ансамблевой программой. Его называли Маэстро, и это было не модным словом, это было действительно высоким званием!
В жизни Абрам Ефимович был очень скромным человеком. Редко рассказывал, что у него как у боевого офицера были многие правительственные награды: медаль «За боевые заслуги», орден Красной Звезды и другие.
И то, что он происходил из религиозной семьи, где чтили традиции, тоже не рассказывал. Он рано ушёл от нас – в 57 лет.
Для меня Мовш – не только замечательный педагог, который открыл мне всё великолепие мира музыки, а ещё и добрый и мудрый наставник. Ведь кроме гамм и этюдов, в жизни есть много всего, что необходимо знать молодому человеку, чтобы правильно ориентироваться в современном мире.


Зарисовка с сайта

- Герш, мама одного из Ваших учеников, Марина Концевая поделилась на своей страничке в Интернете впечатлениями о Вашем преподавании. Вот, к примеру, небольшая зарисовка с ее сайта. Давайте познакомимся с этим текстом, а Вы прокомментируйте, пожалуйста.

«Как-то вечером я должна была идти с моим младшим сыном на концерт саксофонистов. Концерт итоговый, а учитель моего Давида – Герш Геллер, учитель и саксофонист от Бога. Концерт был в чудном зале университетском – в Гиват-Раме.
И был такой замечательный концерт! И детки так играли! И так смешно кланялись со своими чудо-саксофонами! Играли - как пели. Концерт назывался «От Баха до Дюка Эллингтона» – это были и классика, и джаз, и Вивальди, и Джоплин, и Ганелин, и Петерсон, и Гендель...».

Г.Г.:

Ну что ж, приятные слова. Чтобы мои дети «запели» на инструменте, я ходил на мастер-классы к известным вокалистам. Неделю сидел в классе Елены Образцовой. Я всегда учусь и считаю, что учиться любой музыкант обязан постоянно - даже исполнитель высокого уровня.
Темы методического подхода к различным вопросам преподавания я поднимал при встречах с Маргаритой Шапошниковой, Львом Михайловым, Владимиром Соколовым и другими ведущими музыкантами-коллегами Москвы.

С 1990 года в Израиле…

- Я ехал в Израиль в полном неведении: что меня ждёт, как всё будет? Абсолютно не знал языка, не знал традиций этой страны. При отъезде нам поменяли по 150 долларов, вот и всё моё богатство. Со мной приехали моя жена Майя и три дочери.
Первый шок я получил, когда встретил своего хорошего старого друга, а тот играл в симфоническом оркестре под управлением Зубина Меты. «Что меня ждёт в Израиле?»,- спросил я его. Тот развёл руками и вымолвил: «В лучшем случае, официант или мытьё посуды».
Мне было 45 лет. И я ничего больше не умею, кроме как играть, преподавать. Всю жизнь я посвятил музыке!
Сутки после того разговора я не спал. Всю ночь до утра ворочался и думал… Но тут мне помог случай, или, вернее, мой однокурсник и большой друг Дюсен Касеинов. В то время он был ректором консерватории в Алма-Ате.

Справка.
Касеинов Дюсен Курабаевич (1947 г.р.), генеральный секретарь ТЮРКСОЙ (с 2008), министр культуры Республики Казахстан (2003—2004). Окончил Алма-атинскую консерваторию имени Курмангазы, а также Московскую консерваторию имени П.Чайковского.

Он был ректором консерватории, членом попечительского совета республиканского некоммерческого проекта «Асыл Мура», направленного на решение вопросов сохранения и развития музыкального наследия Казахстана, президент гуманитарного фонда «Дегдар». С сентября 2003 по сентябрь 2004 года возглавлял министерство культуры республики Казахстан.
В последнее время — посол по особым поручениям министерства иностранных дел Казахстана, специальный представитель республики Казахстан по вопросам культурно-гуманитарного сотрудничества в Содружестве независимых государств.


Герш Геллер – почётный профессор в Казахстане

Рассказывает Дюсен Касеинов.
- Мы с Гершем старые друзья. Но в больших городах ведь как? Можно жить на соседних улицах Алма-Аты и видеться раз в пять лет. Так и у нас нередко получалось, к сожалению. Я три раза был в Израиле, и он дважды к нам в Казахстан приезжал. Кстати, Герш был на 50-летнем юбилее нашей консерватории. Так что всё же мы не теряли друг друга в жизни. Все время на связи. Так подружились, что, наверное, и не можем друг без друга.
В своё время мы совместно организовывали много джазовых концертов.
Я, несмотря на то, что не джазмен, тогда тоже очень увлекался джазом. Сам играл с Гершем, и с тех пор у меня особенная любовь к джазовой музыке и коллективам, которые такую музыку исполняют. Поэтому, наверное, я с огромным удовольствием стараюсь помогать всем музыкантам этого направления.
Летом 2005 года Геллеру исполнилось 60 лет. Как раз в это время я был в Израиле, и мы вручили маэстро Знак министерства культуры, информации и спорта Казахстана «Мадениет кайраткеры». А учёный совет Алма-атинской государственной консерватории за большие заслуги в развитии музыкальной культуры Казахстана избрал его почётным профессором.


Мой оркестр «Саксохорус»

- Мне известно, Герш, что при помощи Дюсена Касеинова в Алма-Ате когда-то был записан 45-минутный фильм «Мой оркестр Саксохорус» (Казахфильм). Его показывали по всему Союзу! И с годами наличие в фильмотеке этого старого фильма очень помогло вам в жизни!

- Несомненно…
Итак, 1990 год - я в Израиле. На одном из иерусалимских приемов, куда меня пригласили, были представители министерства абсорбции, и речь пошла об устройстве новых репатриантов в Иерусалимской Академии музыки. На этом вечере прокрутили тот наш фильм - «Мой оркестр Саксохорус». И это решило мою судьбу. Ректор Академии распорядилась, чтобы меня наутро доставили к ней.
На первых порах дали мне переводчика. Ведь я только начал посещать ульпан (курс изучения иврита). Так началась моя преподавательская работа в Израиле, в Академии и консерватории при ней.

Ансамбль саксофонов Иерусалимской Академии

Кроме гастролей по миру, мы принимаем участие во всех конкурсах и фестивалях, какие только существуют в нашей стране. А ещё постоянно даём концерты для пациентов и врачей в больницах Иерусалима и Тель-Авива. Вообще во всех хороших акциях и добрых начинаниях, какие только возможны, мы - первые.
Несколько раз у нас были выступления в Кремле. Это были фестиваль Андрея Петрова «Друзья Москвы» и, конечно, концерт в Большом Кремлёвском Дворце Съездов.
Мы побывали с гастролями в Белоруссии, на родине моего отца. «Славянский базар» - называется этот праздник. Несколько раз были в Казахстане. Три раза на фестивалях в Индии. Мы объездили всю Скандинавию по линии министерства иностранных дел Израиля. Это было в дни независимости нашего государства. Одна из последних поездок была в Вену три года тому назад. После концерта посол Израиля сказал такую фразу: «Я просто работник посольства, а настоящие послы – вот эти талантливые ребята, посланники мира». Зал, где мы выступали, взорвался аплодисментами.
На всю жизнь я запомнил (и даже плакал), как мы выступали в Нью-Йорке, в доминиканской церкви, где на своем концерте собирали пожертвования в пользу Израиля. Там собралась вся элита этого громадного мегаполиса. Посол обратился к присутствующим и сказал, что эти пять юных талантливых музыкантов из Иерусалима заменяют звучание симфонического оркестра и газета «Нью-Йорк Таймс» нам организует концерты в Америке. Было очень трогательно, когда люди после концерта стояли в очереди, чтобы пожать нам руки и сказать слова благодарности.



Друзья-музыканты

- Герш, расскажите о Ваших друзьях в музыкальном мире, ведь их у Вас много… И именно потому, что много, давайте остановимся на личностях, наиболее значительных для Вас. Два первых имени, с Вашего позволения, я назову сам. Помните нашу мартовскую встречу 2015 года, мастер-класс Маргариты Шапошниковой в Иерусалимской Академии? Тогда Вы мне рассказывали о музыкальной жизни родного вам города Алма-Аты, и мы вспомнили о трубаче Владимире Лубе, Вашем хорошем друге, впоследствии профессоре Одесской консерватории. Когда я писал о нём очерк, то я многого, оказывается, не знал - особенно, что касается алма-атинского периода его жизни. А Вам этот период Владимира Луба как раз хорошо знаком. Также давняя и большая дружба Вас связывает с мэтром саксофоновой музыки, народной артисткой Российской Федерации, профессором музыкальной академии им. Гнесиных Маргаритой Шапошниковой. В этом я воочию убедился во время проведения мастер-класса Маргариты Константиновны в Иерусалимской Академии музыки и танца Рубина.

- По хронологии лет я, наверное, начну с Володи Луба, который был моим соучеником. Он был из тех людей, с которыми, однажды встретившись, не расстаешься никогда. Некоторое время мы с ним работали в одном небольшом джаз-оркестре. С такими супер- музыкантами, как Георгий Мэтакса (пианист), Тахир и Фархат Ибрагимов (ударные), Тлес Кажгалиев (наш композитор), Пернибек Хасенов. Володя был прекрасным музыкантом, душой любого коллектива, где бы он ни находился. И неслучайно он оказался в Одессе. Такой он был весельчак, с большим чувством юмора. Энергия била через край.
А как он играл! Недаром его уважал и любил великий трубач современности Тимофей Докшицер, у которого Луб учился в аспирантуре гнесинского института. Последний раз мы встречались в конце 80-х годов. Володя редко, но наведывался в Алма-Ату. Любил этот город и всё, что связано с ним в его жизни. Жена его из этих мест, казашка. Рассказывал много о своих учениках, многие из которых стали лауреатами различных конкурсов, солистами ведущих коллективов Украины, преподавателями различных музыкальных учебных заведений, об Одесской консерватории.
И конечно, о его тогдашнем детище, уже готовой к выпуску очень полезной книге научно-методического направления.
Увы, нелепая смерть вырвала его из наших рядов. Светлая память этому неутомимому прекрасному человеку, музыканту и педагогу.
А с Маргаритой Константиновной Шапошниковой у нас давнишняя дружба. Даже трудно сейчас восстановить в памяти, сколько было творческих встреч. Я часто бывал в Москве со своими учениками, мы встречались на всесоюзных и международных конкурсах. Всегда я ощущал её поддержку, и это было взаимно. Мастер-класс 2015 года с участием Шапошниковой, состоявшийся в стенах Иерусалимской музыкальной академии, - явное тому подтверждение. Лучше всего об этом написано в очерке израильского журналиста Михаила Кагановича «Две недели на святой земле». Советую найти в Интернете и прочитать.


- Герш, а ведь нам ничто не мешает сделать это прямо сейчас, прочесть фрагмент очерка о посещении Шапошниковой вашей Академии. Я разыскал этот очерк, вот фрагмент из него:
«…Прошёл мастер-класс и в Академии музыки и танца Рубина в Иерусалиме, на котором мне довелось присутствовать.
«Будь самим собой, не старайся пересилить себя и не иди на предел звучания. Предел звука не есть мастерство. Тогда возникает жёсткость, ощущение принужденности. Ты заставляешь играть инструмент, а не он у тебя играет. Выражай себя в своей музыке!», - так учила ребят мастер Маргарита Шапошникова.
Мечта профессора Геллера – это тысяча саксофонов возле стены Плача, сверкающих на израильском солнце, которые будут держать в руках тысяча саксофонистов из разных стран мира! Прежде всего, из СНГ, конечно: из России, из Украины, из родного Геллеру Казахстана… Он говорит об этом не как о мечте, а как о чем-то совсем-совсем близком и уже почти свершенном. И я лично нисколько не сомневаюсь, что скоро мы увидим эти 999 саксофонов у подножья Храмовой горы, и еще один саксофон – в руках у дирижёра и руководителя этого необычного оркестра, у самого Геллера. Не станем раскрывать пока секрета и нарушать интриги…»


Алма-Ата, консерватория, начало преподавания

После окончания консерватории мне предложили остаться там работать и создать класс саксофона. Это была большая ответственность. Ведь класс саксофона был только в Москве - и то в зародышевом состоянии. Надо было многие вещи начитать с нуля. Взять хотя бы репертуар.
Кроме индивидуальных уроков, я большое значение уделял камерной музыке. Ансамбли саксофонов, смешанные ансамбли. Большую помощь я получал из Москвы. Ноты – это было главное для меня на то время. Их отсутствие я называл репертуарным голодом. Саксофон как инструмент был долгие годы в запрете - значит, и композиторы не писали музыку для него. Зачем писать в стол?
Володя Соколов помогал мне с тростями. Тогда была проблема с этим в Союзе. Была у меня с этими и другими ребятами родственно-духовая связь. Не секрет, что музыканты-духовики - люди дружелюбные, отзывчивые, всегда друг другу помогут.
Заканчивая эту тему, скажу, что уже через несколько лет после создания хора саксофонов «Саксхорус» и его выступления в Москве, видный российский музыкант, музыковед и крупный специалист в области джаза Владимир Борисович Фейертаг сказал, что ничего подобного до этого в Советском Союзе он еще не слышал. Это было для меня самым большим подтверждением правильности выбранного пути!


Ученики

- Герш, расскажите, пожалуйста, о Ваших учениках

- Учеников у меня много, и я этим горжусь. Внимательно наблюдаю за их творческим ростом. Многие из них радуют, что и говорить… Перечислить всех не хватит у тебя, Борис, бумаги. Шучу, конечно.
Вот, к примеру, Руслан Бабаджанов, один из моих успешных учеников. На Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей на духовых инструментах стал лауреатом (2-я премия).
После этого ему выпала честь сыграть с оркестром Кирилла Кондрашина. В 1992 году он уехал в Австралию, где на собеседовании с австралийскими преподавателями академии показал видеозапись того выступления. Это решило его судьбу и карьеру в этой стране. Сегодня он занимается преподавательской и концертной деятельностью. Считается одним из ведущих исполнителей-саксофонистов в Австралии. Причем как классической, так и джазовой музыки.
И ещё об одном из своих учеников хочу рассказать отдельно. Думаю, ваш читатель его хорошо знает. Это известный в мире музыки человек: вокалист, композитор, поэт, саксофонист Батырхан Шукенов. К сожалению, безвременно ушедший от нас совсем недавно, в 2015 году. Большая потеря для многих его почитателей и для меня лично.
С 1981 года он учился у меня в консерватории Алма-Аты. Батыр прекрасно играл на саксофоне, но мир его интересов не ограничивался только этим. Он основатель знаменитой группы «А'Студио», работал с Розой Рымбаевой, Аллой Пугачёвой… Умный, честный, бескорыстный. Мы все годы общались, встречались. В общем, дружили. Помню его семью, помню, как его отец, добрый и открытый человек, привёз Батырхана из глубинки.

- Его называли золотым саксофоном России и Казахстана. Вот, что о нём пишет Википедия.

«Батырха́н Кама́лович Шуке́нов (каз. Батырхан Қамалұлы Шүкенов; 18 мая 1962, Кзыл-Орда, Казахская ССР, СССР — 28 апреля 2015, Москва, Россия) — казахстанский и российский эстрадный певец, музыкант, саксофонист, композитор, поэт. Заслуженный деятель искусств Казахстана. Посол доброй воли ЮНИСЕФ в Казахстане (2009—2015.).Один из основателей и солист казахстанско-российской музыкальной поп-группы «А’Студио», в составе которой обрёл широкую популярность (1987—2000)».

- Ещё один мой ученик, который продолжил моё дело: преподаёт в Алма-атинской консерватории класс саксофона после моего отъезда. Игорь Шубин. Именно ему я доверил свой класс и ансамбль саксофонов, имевший к тому времени имя и славу.
Он лауреат фестиваля творческой молодёжи «Жигер». Многие его ученики – лауреаты различных престижных конкурсов, он занимается и научной деятельностью.
Я очень рад за него!



Неувядаемая классика

Алия Адамбаева. Журнал «Культура», Казахстан.

«Неувядаемая классика» - так был назван концерт, данный квартетом саксофонистов «Саксофоны Иерусалима» в органном зале Казахской консерватории имени Курмангазы.
В словах Ж.Бизе, известного французского композитора, о том, что «только саксофон может передать нежность и страсть, оттененные сдержанной силой», очень точно охарактеризована выразительная сторона звучания инструмента. Звуковая палитра саксофона, богатая красками, способна создать самые различные по настроению и содержанию музыкальные образы. Звучание инструмента действительно индивидуально, подобно человеческому голосу. И «приструнить» этот голос подвластно только лишь профессионалам.
Настоящих асов, к сожалению, в этом искусстве очень мало. Но об одном из них мы сегодня поговорим...
Речь пойдёт о Герше Геллере – саксофонисте, профессоре консерватории академии Рубина в Иерусалиме и художественном руководителе квартета «Саксофоны Иерусалима».
Сегодня он приехал с концертной программой на свою малую родину.
Виртуоз игры на саксофоне родился в Казахстане, где профессионально работал во многих творческих коллективах, в том числе и в знаменитом ансамбле «Медео».
Ансамбль «Саксхорус», пользовавшийся в своё время огромным успехом, который позже он передал Якову Ткаченко, тоже его заслуга. Этот ансамбль существует до сих пор. После он уехал в Израиль, где практически сразу же стал преподавать в музыкальной Академии Иерусалима, и создал несколько камерных групп, а в 1993 году – даже целый саксофоновый оркестр. 240 воспитанников Геллера награждались стипендиями американо-израильского фонда культуры. Получить такую стипендию в Израиле очень престижно».


«Саксофон – это мой человеческий голос»

Ещё немного выдержек из музыкальной прессы.
Из статьи Евгения Эрлиха.

Про музыкальный инструмент под названием «саксофон» музыкальный критик заумно скажет, что у него, у саксофона, «специфичное звучание и огромные выразительные возможности». А музыкант добавит, что играть на саксофоне – это большое удовольствие. И просто помузицирует - для наглядности.
Для него саксофон – это человеческий голос.
За годы существования государства Израиль такой всеизраильский форум – фестиваль юных саксофонистов - удалось организовать впервые. На этот первый смотр-конкурс собралось сразу 150 музыкантов. Саксофон сегодня – модно, эстетично и перспективно. Квартет «Джерузалем саксофон», к примеру, уже объездил полмира. Через два дня его ждут в Индии. А сегодня ребята дают мастер-класс для духовых коллег.
Профессор иерусалимской Академии музыки Герш Геллер доволен. В конце концов, это его ансамбль, его ученики и его фестиваль. Это он придумал устроить первый съезд юных израильских талантов.


Газета «Казахстанская правда» о фестивале «Шабыт»

Необыкновенно представительным было в нынешнем году жюри традиционного фестиваля «Шабыт». Как обычно, наиболее многочисленной стала делегация российских музыкантов — Александр Бабушкин, Анатолий Скобелев, Олег Шаров. Впервые в состав жюри вошел органист — ректор Казанской государственной консерватории Рубин Абдуллин.
Также впервые в фестивале участвовали израильтяне, причём квартет саксофонистов прибыл в Астану с циклом концертов, а один из его участников — Ким Кейдар — включился в конкурсные соревнования и стал лауреатом первой премии.
Молодой иерусалимский саксофоновый квартет возглавляет бывший наш соотечественник Герш Геллер, уроженец Казахстана и выпускник Алма-атинской консерватории. Семнадцать лет назад он уехал на историческую родину, но связей с Казахстаном не потерял. Нынешний приезд в Астану стал возможен благодаря усилиям его старого друга Дюсена Касеинова.
Герш Геллер — энтузиаст саксофона. Он считает этот инструмент настолько универсальным, что создал в Иерусалиме несколько камерных групп, а в 1993 году — даже целый саксофонный хор.


В Тель-Авиве вручили «Призы имени Юрия Штерна»

В «Бейт Ционей Америка» в Тель-Авиве прошла церемония вручения «Призов имени Юрия Штерна».
Денежный приз, учреждённый министром абсорбции, вручается второй год подряд репатриантам за достижения в области культуры и искусства, а также за особый вклад в израильскую культуру. Лауреатами премии стали режиссёры Александр Гентелев и Леонид Прудовский (кино), режиссёр Игорь Березин (театр), писатель Григорий Канович, поэт Михаил Зив, актриса Елена Яралова, хореограф Геннадий Кореневский, саксофонист Герш Геллер, композитор и пианист Юрий Поволоцкий, фотохудожник Маша Рубина, скульптор Тгания Теспай, журналист Дани Абаба, юморист Йоси Васа, - сообщает aen.ru.



Саксофон – живой, поющий друг. На уроке Герша Геллера

И снова сайт Марины Концевой.

«Пой, пой»,- уговаривает Герш Геллер своего маленького ученика,- «Это не твой саксофон звучит,- это вы вместе с ним поёте».
Если когда-нибудь будет дано определение, кто такой педагог, первой и, мне кажется, обязательной чертой характера настоящего учителя должна быть названа одержимость.
Герш именно такой, он одержим любовью к детям, своим ученикам, к саксофону («держи его крепче,- говорит он малышу,- это твой друг, живой, поющий друг»),- и, конечно, он одержим любовью к музыке».
В Иерусалимской музыкальной Академии Рубина считается большим шиком быть учеником Герша. Когда он только приехал в Израиль, друзья, вздыхая, говорили ему, что в лучшем случае могут помочь устроиться на работу в ресторан - мыть посуду.
«Вы об этом не пишите»,- прерывает Герш свой рассказ о трудностях абсорбции,- «Это не главное».
«А что главное?»- спрашиваю. И Герш, оживляясь, рассказывает о своей любви, главной любви в жизни, – о музыке и о саксофоне, об Адольфе Саксе – изобретателе этого инструмента, научившем своё детище петь голосами всех струнных и духовых; о первых композиторах – Берлиозе, Равеле, Мусоргском, использовавших партию саксофона в своих произведениях для оркестров. «Сегодня саксофон – украшение всех симфонических оркестров»,- говорит Герш. Умный музыкант должен извлекать из саксофона звуки всех оттенков – от скрипки до виолончели, убеждён Геллер, потому что только саксофон обладает певческими, вокальными свойствами.
Первые уроки у Герша Геллера мало чем отличаются от уроков начинающих вокалистов – это постановка дыхания ученика и постановка голоса его саксофона.

- Герш, но ведь, наверное, все дети, которые приходят к вам учиться, связывают саксофон только с джазом?

Конечно, малыши приходят с мечтой о джазе, но ребенка надо научить правильно музыкально мыслить. Классика – дорога к джазу. Только когда дети слышат первые красивые звуки, которые они сами научились извлекать, я даю им разучивать Шумана, Моцарта, Баха. И только через этих великих мастеров гармонии приходит понимание музыки. Джаз же требует хорошей гармонической подготовки, без неё нет и не может быть импровизации – царицы джаза.
Ученики Герша с удовольствием и с радостью приняли его концепцию школы игры на саксофоне, а уверенность их учителя и его вера в способности любимых учеников дали плоды.
«Жизнь педагога-музыканта состоит из того, что он сначала обучает своих учеников, потом они становятся взрослыми, и приходит время с ними прощаться, - грустно говорит Герш, - но все они для меня не просто ученики, они для меня - родные люди».
И оборачиваясь к маленькому мальчику, неловко держащему прекрасный инструмент, он говорит: «Пой, пой. Ты знаешь, что значит Bel canto? Это значит – прекрасное пение!».


Постскриптум

…Звоню Гершу сообщить, что работа над очерком близится к завершению: осталось вписать ещё буквально пару слов, совсем чуть-чуть…
«Сегодня важное событие,- говорит Герш, - Запись моих двух саксофоновых квартетов Академии с Иерусалимским симфоническим оркестром радио и телевидения «Коль Исраэль».
Он как всегда весь в работе. И что ещё к этому добавить? И о чём тут ещё говорить? Человек востребован, он нужен - и это главное!
И в конце нашего разговора Геллер сказал: «Всем моим коллегам, знакомым и не знакомым, желаю: оптимизма, здоровья, благодарных учеников и любящих друзей!».
Вот такой он, наш Герш Геллер, - всегда в движении, в творчестве. Я даже позавидовал ему белой завистью…
И в памяти всплыла фраза о зависти белой, зависти к неуёмной энергии человека, к его крылатой целеустремлённости: «И, наверно, крылья кто-то выдумал, потому что птице позавидовал…».
Ко всем качествам Герша Геллера, о которых в этом очерке немало сказано, я бы добавил ещё одно, очень важное – это его окрылённость!
Откуда она у него? Он не рассказывал мне об этом, но я догадываюсь. Без сомнения, он часто смотрит в небо и… завидует крылатым птицам…

Япония - это Страна, держащая ислам в страхе.

Знаете ли Вы это ?

Вы читали или слышали когда-либо что некий исламской политический
лидер или премьер-министр посетил Японию?

Вы когда-либо сталкивались с новостями, что король, премьер-министр
Ирана или принц Саудовской Аравии посетили Японию?



Япония - это Страна, держащая ислам в страхе.

Япония установила строгие ограничения и на ислам, и для ВСЕХ мусульман вообще !

Причины:

a). Япония - единственная нация, которая не дает мусульманам гражданство.

b). В Японии запрещено постоянное проживание для мусульман.

c). Установлен запрет на любое распространение ислама в Японии.

d). В Университете Японии не преподаются арабский язык или другие
языки Исламского государства.

e.) запрещено импортировать 'Коран', изданный на арабском языке.

f). Согласно положению, установленному японским правительством -
временную резиденцию имеют только ограниченное количество мусульман,
которые обязаны строго соблюдать японское Законодательство.

Эти мусульмане должны разговаривать на японском языке и выполнять свои
религиозные ритуалы только в своих домах.

g). Япония - единственная страна в мире, у которой имеется столь
незначительное число посольств Исламских стран.

h). Нет японцев, исповедующих ислам вообще.

i). Мусульмане проживающие в Японии, являются служащими только
иностранных компаний.

j). Даже сегодня не предоставляются визы мусульманским докторам,
инженерам или менеджерам, посланным иностранными компаниями.

k). В большинстве компаний указано в инструкциях, что мусульмане не
могут получить там работу.

l). японское правительство придерживается мнения, что мусульмане -
фундаменталисты и даже в эру глобализации, они не желают изменить свои
мусульманские законы.

m). мусульмане не могут даже мечтать об аренде дома в Японии.

n). Если кто-либо узнаёт того его сосед является мусульманином тогда
весь район приходит в волнение.

o). Никто не может создать исламскую ячейку или арабский ‘Mеdrеsе’ в Японии

p). в Японии нет представителей персонала (Sharia) закона.

q). Если японская женщина выходит замуж за мусульманина тогда, она
считается изгоем навсегда.

r). Согласно заявлению г. Komico Yagi (Глава Отдела Токийского
Университета): “в Японии бытует мнение, что Ислам - очень узколобая
религия, и нужно избегать всего связанного с ней.”

s) Внештатный журналист газеты Mohammed Juber совершил поездку по
многим после 9/11, включая Японию.

Он выяснил: японцы были уверены, что экстремисты не могли и не смогут
причинить вреда Японии.

Теперь Вы знаете почему

Геллер Григорий (Герш) Михайлович - кларнетист, саксофонист, педагог.
род.5 июня 1945 года, гор. Чимкент, Казахстан. Заслуженный артист Казахстана(1986),залуженный учитель Казахстана(1988)
В 1966 году окончил Чимкентское музыкальное училище класс преподавателя Гасана Алиева.
В 1970 окончил Алма-Атинскую консерваторию (класс А.Е.Мовша), с 1970 преподаватель Алма-Атинской консерватории. В Алма-Ате также работал в знаменитом вокально-инструментальном ансамбля «Медео».
С 1990 года живет и работает в Израиле ,профессор Иерусалимской академии музыки и танца им.Рубина .Основатель и руководитель известного на весь мир ансамбля саксофонов «Иерусалимские саксофоны». Коллектив с успехом гастролировал во многих странах мира: США,Россия,Норвегия,Финляндия,Индия,Швеция,Беларуссия и др, странах. Этот коллектив успешно выступил на праздничном концерте в честь юбилея Москвы, а затем по приглашению отдела культуры города Москвы, еще четыре раза выступал в концертами в Кремле.
Ансамблем записано пять дисков.
Среди учеников:
Руслан Бабаджанов. Лауреат международного конкурса музыкантов-исполнителей на духовых инструментах.
Вокалист, композитор, поэт, саксофонист Бартыхан Шукенов, заслуженный деятель искусств Казахстана. Посол доброй воли ЮНИСЕФ в Казахстане
Игорь Шубин-преподаватель класса саксофона Алма-Атинской академии музыки им.Курмангазы,
лауреат фестиваля творческой молодёжи «Жигер»
Мааян Смит-лауреат международного конкурсе саксофонистов в Бельгии в городе Динан,
трижды лауреат музыкальных конкурсов в Израиле, лауреат московского конкурса \"Хрустальная нота\" (среди участников из 58-ми стран, первый израильтянин - победитель конкурса).
Ицик Вайсмель - дипломант международного конкурса классических саксофонистов во Франции, лауреат премии престижного израильского конкурса молодых музыкантов \"Маэстро\".
Ученики Григория (Герша) Геллера сегодня работают по всему миру: Австралии, Англии, США, Россия, Украина и др. странах.

Ссылки:
VIII Международный фестиваль творческой молодежи \"Шабыт\"-
http://www.info-tses.kz/mobile/details.php?news_id=12630
\"Энциклопедия кларнета\" - Кларнет и кларнетисты
http://maistre1.narod.ru/clarinet.htm
«Иерихонские саксофонисты»
http://jazzquad.ru/index.pl?act=PRODUCT&id=232
\"Призы имени Юрия Штерна\"
http://kamernij.narod.ru/info/index-1771.html
Бартыхан Шукенов
http://musicnews.kz/batyrxan-shukenov-ulovit-nerv-vremeni/

Дорогой Борис, рад что ты нашелся.Подумать только,после после 40 лет! Почти целая жизнь. У меня в Израиле много друзей и родственников. Надо бы навестить Вас. Наверное пришло время и ты мне судьбой послан.
Всем большой привет и наилучшие пожелания!!!

Гамма Скупински- автор музыки к тридцати пяти фильмам Джеки Чана, в прошлом продюсер Софии Ротару и композитор многих ее известных песен,сегодня владелец оперной антрепризы «The WHOpera»
Вашему вниманию фрагмент интервью корреспонденту «Музыка России».

Откуда взялось ваше имя?

– Оно связано с историей моей семьи. Во время Второй мировой войны многие из родственников погибли в концлагерях, и мама решила назвать меня в их честь, взяв по первой букве их имен: Григорий, Анна и т.д.. Гамма – это это своего рода аббревиатура. Мой дед был музыкантом и он переставил буквы так, что получилось имя Гамма.
Композитор родился в Черновцах, музыкальное образование получил в Казанской консерватории.
– В Казани была очень сильная композиторская школа, в консерватории работали выдающиеся педагоги – Назиб Гаязович Жиганов, Альберт Семенович Леман. Учиться там было очень почетно. Мою дипломную работу – Первую симфонию – исполнил оркестр под управлением легендарного дирижера Натана Рахлина.
В 1970 году по окончании консерватории Скупинский был приглашен в Черновицкую филармонию для работы музыкальным руководителем известных коллективов «Червона Рута», солисткой которой была София Ротару, и «Смеричка».

– Расскажите, по какой причине вы переехали в США?

– В США я эмигрировал в 1979 году вместе с родителями. Я интересовался постижением современных средств композиторской техники, теорией современных медиаискусств и проблемами искусственного разума в «Media Lab» Массачуссетского технологического института. В Бостоне я был принят на композиторский факультет Консерватории Новой Англии, по окончании которой получил квалификацию мастера музыки. Дальнейшее обучение продолжил в Бостонском университете.

– Именно там вам выпала уникальная возможность заниматься с выдающимися музыкантами такими, как Джон Кейдж, Дьердь Лигети, Пьер Булез, Стив Райх. Поделитесь воспоминаниями?

– У меня сохранились записи всех мастер-классов. В Гарвардском университете есть традиция: каждые 8-10 лет он приглашает одного выдающегося человека из любой области. Это может быть врач, писатель, музыкант. До того момента, как они пригласили Кейджа, у них было всего два музыканта – Стравинский и Бернстайн. Я присутствовал на серии лекций Кейджа. Он взял 20-30 разноязычных газет – французских, немецких, английских, – разрезал их на маленькие кусочки, буквально, на слова, на буквы, бросил в мешок, перемешал. Получившийся «ворох» букв занес в компьютер, потом компьютер это рандомизировал (от англ. random –случайный, произвольный), распечатал получившиеся файлы и читал каждые 3 дня по 3-4 часа. Это было музыкальное произведение, созданное из звуков. Так он хотел объяснить нам свою теорию, но никто его не понял. Помню, как Дьердь Лигети принес на мастер-класс свои этюды, которые еще никто не играл. Они были записаны на синтезаторе «Yamaha».
– Вы являетесь автором крупных сочинений. 14 опер, 13 симфоний…

– Да, и это не считая сочинений, написанных до переезда в США. Вывозить рукописи не разрешалось. Поэтому все, что было написано, утеряно. Также у меня есть балеты, струнные квартеты, концерты для различных инструментов.
– Ваше последнее сочинение – киноопера «Апостол» по повести А.Чехова «Черный монах». Расскажите о жанре, возможно ли провести параллель с «классическим» оперным жанром?
– Я думаю, что можно. Я продолжил идею известного французского фильма «Шербургские зонтики», который, по сути своей, является оперой нового типа. Партитуру оперы я озвучил компьютерными, электронными звуками Бостонского симфонического оркестра.

– Вы сделали это с помощью компьютерной программы?

– Да. В Америке есть программа, которая создавалась следующим образом. Каждый оркестрант играл по одной ноте звукоряда – до, ре, ми и т.д. И в итоге стало возможным воссоздавать звучание целого оркестра. У меня есть такая же саунд-программа Венского симфонического оркестра. Так мы решили проблему отсутствия оркестра. Вторая задача – отсутствие дирижера. Мне не хотелось, чтобы кто-то стоял перед глазами и махал.

– Как же вы организовали музыкальное действо?

– Большое количество репетиций и невозможное становится возможным. Певцы поют в микрофоны, что выносит звучание на более высокий эмоциональный уровень, на уровень рок-ансамбля.

– Вы являетесь владельцем оперной антрепризы. Расскажите, какие цели она преследует.

– В Америке огромное количество певцов. В Голливуде – их тысячи, а оперный театр – один. Поэтому многие музыканты объединяются и ставят оперы. Директором оперного театра в Лос-Анджелесе является Пласидо Доминго. Примерно раз в месяц его ребята разучивают новую оперную партитуру и затем он прослушивает. Если ему понравилось – ее ставят. В ближайшее время я планирую показать ему своего «Апостола». В момент создания антрепризы я ходил по многим театрам с целью поставить оперу, но это практически невозможно.

– И тогда вы создали для себя свой театр?

– Совершенно верно. Я написал объявление в интернете, и так собрались энтузиасты.

– Сколько сейчас человек в антрепризе?

– Человек 15, не считая сотрудников по звуку, свету и т.д.
– Из Бостона вы переехали в Лос-Анджелес для работы в киноиндустрии Голливуда. Вы являетесь автором музыки к фильмам с Джеки Чаном. Как сложилось ваше сотрудничество?

– Был контракт с «Sony Pictures Entertainment» на озвучивание фильма с Джеки Чаном «Час пик», после которого он и стал жутко популярным. Дежки Чан снимается с 12-13 лет по одному фильму в неделю. К тому времени у него их было тысячи. И «Sony» сказали: «Давайте их продавать». Но они столкнулись с проблемой. В Гонконге нет авторского права, поэтому при создании фильмов они брали музыку откуда угодно – из фильмов «Крестный отец», «Война миров». Записывали шумы, диалоги и музыку на одну дорожку. Необходимо было вырезать диалоги на китайском языке, всю музыку. Длительность каждого фильма по 3,5 часа. «Sony» дали клич с тем, кто может это сделать. Крупные студии запросили миллионы долларов. К тому времени у меня был большой опыт, и я выиграл контракт. Всего получилось около 35 фильмов. Я делал по 3 фильма в неделю, это была адская работа. Спустя 6 месяцев после завершения работы ко мне прибегает менеджер с побледневшим лицом и говорит: «Ты написал музыку ко всем фильмам, а контракта по авторскому праву у нас нет. Фактически ты владеешь всеми фильмами». Я не стал требовать от компании никаких процентов, для меня было важно, что я начал работу в кино и что у меня сложились деловые отношения с крупной компанией. Менеджер убежал настолько радостный, что забыл забрать у меня оригиналы фильмов, Я, конечно, не собираюсь их издавать.

Как давно это было?

– 1996 год. У меня вообще около 100 фильмов. Один из них, вышедший в 2000 году, попал в 10-ку лучших.

Аркадий Гурфинкель «Отображение души»

Очерк Бориса Турчинского


Корень могучего музыкального дуба

1990 годы. В Израиль хлынула большая волна репатриантов с шестой части суши планеты, из бывшего СССР. Людей, решившихся на отчаянный шаг: начать жизнь с белого листа, «сменить родину» и - хоть и непатриотично это звучит – найти счастье в новой стране.
С этим миллионным потоком людских ресурсов приехала в Израиль и масса музыкантов. Израиль был рад этому, но как всем этим людям дать уверенность в правильности их выбора, устроить всех по специальности?
К счастью, музыка у нас оказалась очень востребована. В стране, как грибы после дождя, стали возникать новые оркестры, а уже существующие пополнились новыми талантливыми оркестрантами. Музыкальные учебные заведения значительно расширились. Но… и этого всего не хватало.
В это время меня пригласили возглавить духовой оркестр в городе Петах-Тиква. Легко сказать «возглавить» – оркестр только предстояло организовать. Директор местной консерватории Арье Рувен предоставил на вечернее время помещение для репетиций, необходимый инвентарь…
С инспектором оркестра Аликом Шапиро и преподавателем консерватории Давидом Гительманом в короткий срок мы нашли 35 музыкантов и начали готовить концертную программу.
Все музыканты, без исключения, были исполнителями высокого уровня. Приведу только некоторые, весьма известные, имена: Н.Бирман, в недавнем своём прошлом солист симфонического оркестра Уральской филармонии, Д.Левитас, солист Государственного симфонического оркестра Украины, С.Трегубов, солист оркестра Кировского оперного театра, М.Гурфинкель, лауреат Вдзсесоюзного конкурса исполнителей, А.Гурфинкель, его отец, известный в Украине кларнетист и преподаватель… Слава Магидин – концертмейстер группы ударных инструментов Новосибирского оперного театра, Гена Турчинский – солист-фаготист Волгоградского симфонического оркестра, А.Кременчудский – заведующий духовым отделом Харьковского музыкального училища, А.Сапожников – солист оркестра Минского театра оперы и балета, М.Гуревич – сегодня дирижёр Оркестра полиции Израиля, Юрий Горлин – заведующий духовым отделом Киевского музыкального училища имени Р.Глиэра, и многие другие, им под стать.
Впечатляет такой список?! Но он ещё далеко не полный!
К сожалению, в муниципалитете Петах-Тиквы не нашлось денег для полноценного существования нового оркестра, и после первого концерта, который прошёл с большим успехом, музыкантов распустили... А жаль. С тех пор со многими коллегами из того несостоявшегося коллектива я дружу...
Среди моих друзей - Аркадий и Михаил Гурфинкели, отец и сын. Дружу уже и с их детьми и внуками, продолжателями этой музыкальной династии, Алексом и Даниэлем. Иначе как вундеркиндами их не называют - но об этом позже.
Вот такая семейственность. Династия отличных кларнетистов - подобных музыкальных семей в мире, наверное, немного. Обо всех участниках этого квартета можно рассказывать долго, ведь у каждого - свой весомый «портфель заслуг». А начну я с самого главного и почитаемого в этой семье – с Аркадия Гурфинкеля. Он – корень могучего музыкального дуба, от которого пошла эта замечательная крепкая поросль. И, что необходимо подчеркнуть, ни на ком из них «природа не отдохнула», вопреки расхожему мнению.


Не могу не вступить в диалог…

- Аркадий Леонидович, Вы занимались в Одесской консерватории, и я не могу не вступить с вами в диалог на эту тему, потому как уж очень многое связывает меня с Одессой, с ее музыкальным миром. Оказывается, я учился у Вашего однокурсника, а сегодня профессора Калио Эвальдовича Мюльберга. Ваш преподаватель по кларнету - Вера Петровна Базилевич, с которой я был близко знаком. Об этом замечательном музыканте и человеке мною написан очерк-воспоминание “Чтобы помнили" - он опубликован в последнем выпуске журнала “Оркестр» (Москва дек. 2014).

- А у руля консерватории был известный украинский композитор и дирижёр К.Ф.Данькевич. Думаю, он был одним из самых известных ректоров за всю историю этого учебного заведения.

Справка.
Данькевич Константин Фёдорович – композитор, дирижёр, педагог, музыкально-общественный деятель, народный артист СССР (1954). С 1929 года преподаватель, с 1948-го профессор по классу композиции Одесской консерватории, в 1944-1951 годах – ректор. В 1956-67 гг. председатель правления Союза композиторов Украины. Основные его сочинения: оперы «Трагедийная ночь» (1934), «Богдан Хмельницкий», «Назар Стодоля» (1960); балет «Лилея» (по Т.Г.Шевченко, 1939); оратория «Октябрь» (1957); две симфонии (1937, 1945); четыре симфонические поэмы, в том числе «Тарас Шевченко» (1939), камерные и хоровые произведения, музыка к драматическим спектаклям и фильмам, другое.

- Он интересный автор многих произведений в различных жанрах. Расскажите, каким Вы запомнили Данькевича.

- Опера «Богдан Хмельницкий» наделала много шуму в своё время. Её даже показывали в Москве, и «великий знаток оперного искусства» Иосиф Виссарионович почтил своим присутствием её московскую премьеру во время Декады украинского искусства в 1951 году. За реакцией Сталина на оперу внимательно наблюдали. Любое его поощрительное замечание или возглас немедленно обретали значимость. Так, роль Лизогуба исполнял Семён Яковлевич Коган, довольно хороший тенор. «Неплохой голос», - изрёк на спектакле Сталин, и этого было достаточно, чтобы Когану немедленно присвоили звание заслуженного артиста Украины. Истории известны и другие подобные случаи…
Вокруг оперы «Богдан Хмельницкий» было много полемики, Сталин приказал либретто переделать. Но это уже другая история.
В Одесской консерватории Константин Федорович Данькевич вначале сам учился, а затем проработал более 20 лет, поэтому значение его в истории этого старейшего музыкального учебного заведения огромно. А Одесское музыкальное училище давно носит его имя.
Помню, что он был внешне большим человеком… У него были большие руки и толстые пальцы, но это не мешало ему блестяще играть на фортепиано. Он даже был лауреатом Всеукраинского конкурса исполнителей. Человек он был, безусловно, всесторонне одарённый. Кроме композиторской деятельности, дирижировал Одесским симфоническим оркестром, своими оперными постановками. Писал стихи и музыку к ним. Сам исполнял.
Каждый год в консерватории проходили капустники. Ну, а как же без них в Одессе, столице юмора?! Данькевич был их идейным и, я бы сказал, художественным руководителем. Писал сценарии, стихи и музыку. Бывал очень этим увлечён.
А вот с оперой его друга Вано Мурадели было не до юмора. Я имею в виду разнос нашумевшей оперы «Великая дружба». И хотя автором либретто был Г.Мдивани, Вано тоже получил по шапке сполна.
В Одесском оперном театре репетиции «Великой дружбы» шли полным ходом. Планировалось выпустить спектакль после премьеры в Москве. Нас как-то даже сняли со всех занятий, и повели в театр на генеральную репетицию. И вдруг это постановление, объявившее оперу «Великая дружба» безыдейной! Вся работа была моментально свёрнута.
Не хочу более развивать эту политическую тему, а то мы далеко уйдём от сути нашего очерка. Но скажу, что не забыл, до сих пор помню, как Данькевич собрал весь педагогический состав консерватории, студентов, и зачитал то эпохальное постановление.
В конце речи у него вырвалось: «А ведь говорил я Вано, предупреждал, что с этой оперой накличет он себе беду!». И смахнул слезу.
Константин Фёдорович был человеком эмоциональным, чувствительным и близко всё принимал к сердцу. Не уверен, что точно процитировал те «исторические» слова Данькевича, но суть была такова. Уж извините, столько лет прошло...

Справка.
Постановление ЦК ВКП (б) от 10 февраля 1948 года «Об опере «Великая дружба» В.Мурадели», в котором «борьба с формализмом в композиторском творчестве» провозглашалась «главной задачей текущего момента на музыкальном фронте». После выхода этого постановления в ряде консерваторий страны, в том числе и в Одесской, были расформированы кафедры композиции. Оценки творчества отдельных композиторов, данные в этом постановлении, в ряде случаев были бездоказательными. В опере В.Мурадели «Великая дружба», возможно, имелись недостатки, которые заслуживали деловой критики, однако они не давали оснований объявлять оперу примером так называемого «формализма» в музыке.


«Мама умерла, а мне всего 12…»

- Аркадий Леонидович, мы увлеклись с вами любимой Одессой и упустили важный вопрос: как всё начиналось?

- Начну с того, что в моей семье музыкантов не было. Так было судьбе угодно, что музыкантом я стал совершенно случайно. В 1941 году, когда началась война, отца призвали в армию и отправили на фронт. А меня с матерью, братом и сестрой эвакуировали в Ташкент. Через год мама умирает, а мне только 12. В это время в Ташкенте находилась в эвакуации Воронежская школа военно-музыкантских воспитанников. Зная о наборе в школу, мы с братом подали заявления и были зачислены. Я был принят в класс кларнета преподавателя В.А.Гетмана. Сам он был аспирантом Ленинградской консерватории. Прекрасный исполнитель. Кстати, Ленинградская консерватория тоже в это время находилась в Ташкенте. Так что мне повезло со всех сторон. У Василия Алексеевича я занимался недолго, так как вскоре его отозвали в Москву, в симфонический оркестр кинематографии, а также преподавать в музыкальном училище имени Гнесиных.


- В 1944 году я окончил школу музыкантских воспитанников и получил направление в оркестр Киевского военного училища связи. От музыкантов оркестра узнал, что в Киевском музыкальном училище работает известный педагог профессор Л.И.Хазин.

- Вышел забавный, на мой взгляд, эпизод. При поступлении в училище играл я марш С.Чернецкого «Родной Донбасс»: в моем репертуаре, кроме маршей, ничего и не было.
Хазин меня заинтересовал с первых же уроков и увлёк настолько, что я фанатично полюбил кларнет и стал очень много заниматься. И это у меня было на первом плане, всё остальное для меня стало неважным. Лев Иосифович был и сам блестящим исполнителем. Я часто ходил на оперные постановки, только лишь с тем, чтобы послушать игру своего учителя. За 50 лет его педагогической деятельности он воспитал плеяду первоклассных кларнетистов: М.Войнаренко был солистом симфонического оркестра УССР, А.Марков – на то время солист симфонического оркестра Гостелерадио УССР, И.Шварц - солист оркестра Львовского театра оперы и балета. А.Пресман – солист оркестра Большого театра Союза СССР, С.Ригин – профессор Киевской консерватории. И ещё один штрих в биографии Хазина: он одним из первых музыкантов-духовиков получил звание заслуженного артиста УССР и орден «Знак Почета».


Развивая музыкальную выразительность

- В 1947 я поступаю в Киевскую консерваторию, в класс Хазина, но вскоре по семейным обстоятельствам перевожусь в Одесскую консерваторию, в класс В. П. Базилевич.
- Вера Петровна была многогранная личность. Дирижёр симфонического оркестра, играла на органе в оперном театре, преподавала музыкально-теоретические дисциплины, и ещё была преподавателем кларнета. Класс у неё был маленький, но среди её учеников было много талантливых студентов. Вот некоторые из них, ставшие выдающимися: Павел Дроздов, в будущем дирижёр Киевского оперного театра, Калио Мюльберг – лауреат международного конкурса, профессор Одесской академии музыки, заслуженный деятель искусств УССР.
Вера Петровна на уроках дирижировала. Я перенял её методику и тоже делаю это на уроках. Считаю, что это даёт большой результат для развития музыкальной выразительности.

Ремарка автора:

Имя Вашего соученика Дроздова часто звучало в рассказах моего педагога Калио Эвальдовича. Поэтому я знаком со многими его принципами в музыке. Вот один из постулатов Петра Васильевича: «Перед выступлением в концерте музыкант должен в классе, на репетиции, играть на 110 процентов, так как на сцене, оставшись один на один со слушателями, он обязательно потеряет от волнения 10 процентов (а без волнения на сцене нечего делать), тогда останутся необходимые 100 процентов качества». Жалко очень, Аркадий, что будучи знакомым с Вами столько лет, я не знал о Вашей тесной связи с Одессой. Уверен, Вы бы органично добавили мне много интересных воспоминаний о Вере Петровне Базилевич…

А.Г.
- В 1949 году я возвращаюсь в Киев. Конечно же, к своему бывшему педагогу Хазину. Я являюсь одним из последних его учеников.

- Итак, учеба закончилась. А что дальше?

- После окончания консерватории получаю направление в Донецк, в симфонический оркестр под руководством, без преувеличения, прекрасного дирижёра С.С.Фельдмана. По совместительству стал работать в музыкальном училище. Так началась моя педагогическая карьера.
В 1958 году по приглашению главного дирижёра днепропетровского симфонического оркестра Г.Проваторова переехал в Днепропетровск. И тут я продолжал преподавать в музыкальном училище – теперь в Днепродзержинском. С симфоническим оркестром часто выступал и как солист-инструменталист. Организовал трио (кларнет, скрипка и фортепиано).
У меня было два состава этого трио. Первый – это Светлана Миндлина, выпускница Ленинградской консерватории и аспирантуры класса профессора П.Серебряковой и Роман Цынман – выпускник Киевской консерватории. И второй состав: Г.Логвин – скрипка, концертмейстер оркестра театра оперы и балета, Г.Ушакова – фортепиано, одна из лучших педагогов музыкального училища. Выступлений было много – и во вполне знаковых местах с искушённой слушательской аудиторией… Гастролировали с концертами по городам Украины. Знаменательным для меня было выступление в стенах родной консерватории Киева. Много произведений для этих ансамблей я переложил сам.


«Гурфинкель всегда воспитывал первых»

Константин Кейтлин – ученик Аркадия Гурфинкеля. После музыкального училища поступил в Донецкую консерваторию, затем продолжил учебу в Иерусалимской Академии музыки и танца Рубина. С 2004 года работает в джаз-клезмер-бэнде «Апропо. арт.» под управлением композитора Юрия Поволоцкого. Ему слово:

- Я окончил музыкальную школу в Днепропетровске. Затем с красным дипломом - Днепродзержинское музыкальное училище, у лучшего педагога на то время Аркадия Леонидовича Гурфинкеля. И в школе тоже занимался у Гурфинкеля. Стал лауреатом различных престижных конкурсов.
Аркадий Леонидович был одним из самых уважаемых педагогов школы и музыкального училища. Этот человек всегда работал для того, чтобы его воспитанники были первыми в своём деле. Думаю, если бы не мой учитель, я бы и не состоялся как кларнетист. Сколько внимания и тепла я от него получил. Но главное - это его принципиальность в педагогике. Каждый его ученик – это отдельный «проект». Причём «проект» не начатый и брошенный, как это нередко бывает, а доведённый до логического конца – до исполнительского мастерства.


«Везде я был горд называться учеником Гурфинкеля!»

Письмо от К. Кейтлина:

Здравствуй, Борис! С удовольствием вспоминаю по твоей просьбе годы учёбы у Аркадия Леонидовича Гурфинкеля. Это мой любимый и, как я считаю для себя, единственный учитель. Так как учителя достойнее Аркадия Леонидовича Гурфинкеля у меня не было!
Практически, всем, чем я владею сейчас, я обязан ему, всё это я получил у него в музыкальной школе! С годами только более усовершенствовал методику Аркадия Леонидовича. Когда он уехал (в 1991 году, если мне не изменяет память), я учился в 9-м классе. Я не знал, предстоит ли нам ещё увидеться, и очень переживал по этому поводу. Чтоб ничего не забылось, я по памяти начал записывать всё, что говорил мне Аркадий с первого класса. Я разыгрываюсь до сих пор по его системе и того же требую и от моих учеников и студентов.
Я перенимал опыт и у его лучших учеников – таких, как Виталий Золотоносов, Дмитрий Логвин, Валерий Шульга, Павел Абдулрагимов... У каждого из них были плюсы и минусы, некоторые их приёмы были очень полезны для моего исполнительского продвижения, но достичь преподавательской вершины Аркадия Леонидовича не удалось никому. Я всегда и везде был очень горд называться учеником Аркадия Гурфинкеля!
Характеристика Аркадия как педагога, по моему мнению, это прежде всего – любовь и уважение к ученику, фанатизм и преданность профессии, требовательность и самоотдача. Когда я приехал в Израиль и мы вновь встретились, я был немного удивлён. После того консервативного Аркадия, который запрещал играть всё, кроме классики, - включая вибрато и джаз - он мне сказал: «Костя, играй клезмер, здесь за него хорошо платят!». И дал мне много клезмерских нот. И за это я тоже ему благодарен. Что ж, нужно как-то профессионально приспосабливаться к новой жизни в новой стране. А ещё, нам удалось вместе поиграть в симфонической программе. Причём меня Аркадий Леонидович посадил на первый кларнет, а сам играл второй. И во время перерыва он мне сказал, что поражён моей игрой и читкой, и что на самом деле 15 лет назад, когда он уезжал, он не возлагал на меня каких-либо больших надежд... Это было откровение!
Мы и сейчас иногда перезваниваемся (к моему стыду, редко). Но я слежу постоянно за сыном учителя Мишей Гурфинкелем (обожаю его игру в опере!), за творчеством сыновей Михаила и всей династии Гурфинкелей! Дай Бог Аркадию Леонидовичу и его супруге ещё долгих лет жизни, талантливых учеников, здоровья и благополучия! От лица всех учеников – наша любовь и огромная Вам благодарность, Учитель!


Главные ученики педагога Аркадия Гурфинкеля

- Аркадий, у Вас уже 50 лет педагогической деятельности. Полвека! Хотя подводить итоги ещё может быть и рано. Но все-таки… Гурфинкель как педагог состоялся!

- Да, 50 лет - что ни говори, а это звучит! За это время были у меня разные ученики с разными способностями. Но во всех случаях я вкладывал в них душу. Не все стали признанными музыкантами, но многие из них – да, состоялись! И это моя гордость. Свыше 25 моих выпускников поступили в разные консерватории страны, в том числе в Москве и в Ленинграде. Денис Северинов – дипломант республиканского конкурса исполнителей на духовых инструментах. Дмитрий Логвин стал дирижёром, возглавлял Национальный камерный оркестр Украины, заслуженный деятель искусств УССР. Многие мои ученики работают в Германии, США, Канаде, России, Израиле и в других странах.

- Аркадий Леонидович, чувствую, что мы уже дошли до кульминации нашего повествования. Самое время поговорить о Ваших главных учениках – о продолжателях семейной музыкальной традиции. Ваш сын Михаил Гурфинкель - заметная личность на музыкальном Олимпе Израиля. И Ваши внуки, о которых, пожалуй, только в Африке не знают…

- Мой сын Михаил очень одарённый музыкант, а также он обладает, я бы сказал, ещё и природным артистизмом. В 1983 году он завоевал звание лауреата Всесоюзного конкурса исполнителей. Окончил музыкально-педагогический институт имени Гнесиных в классе профессора А.А.Федотова. Работал в известном симфоническом оркестре под управлением Геннадия Рождественского. С 1990 года живёт в Израиле. В том же году - то есть сразу же в новой стране! - принят в симфонический оркестр города Ришон-ле-Циона, который считается оркестром оперного театра Израиля. На одном из концертов камерной музыки, в котором также принимали участие и музыканты филармонического симфонического оркестра под управлением известного во всём мире дирижёра Зубина Меты, он был отмечен. Маэстро понравилась игра Михаила, и через короткое время мой сын получил приглашение на гастроли с филармоническим оркестром. После этого он часто играет с этим известным во всём мире коллективом.

Справка.
Гурфинкель Михаил Аркадьевич (1960) — кларнетист, педагог, исполнитель. Лауреат Всесоюзного конкурса (Одесса, 1983, вторая премия), в 1979 году окончил Днепродзержинское музыкальное училище (класс А.Гурфинкеля), в 1984 — музыкально-педагогический институт имени Гнесиных (класс профессора А.Федотова), в 1982—1990 годах – артист симфонического оркестра министерства культуры СССР, с 1990 года концертмейстер группы кларнетов симфонического оркестра города Ришон-ле-Циона (Израиль), который также является оркестром Новой израильской оперы. Преподаватель консерватории города Кфар-Сабы (Израиль). Михаил Гурфинкель не ограничивается работой в оркестре и преподаванием. Он часто и много выступает с концертными программами в своей стране и за рубежом. Проводит мастер-классы игры на кларнете. Двое его сыновей - Даниэль и Александр - тоже пошли по стопам отца и деда. Дед – Аркадий Гурфинкель известный в бывшем Советском Союзе преподаватель по классу кларнета. Среди его учеников много талантливых кларнетистов – лауреатов всевозможных исполнительских конкурсов. Иначе как «братья-вундеркинды» теперь не называют Даниэля и Александра. Они выступают с самыми знаменитыми дирижёрами и коллективами мира – с оркестрами под управлением Зубина Меты, Владимира Спивакова, Юрия Башмета, Дмитрия Логвина и других.


«Их музыкальные способности обнаружились рано»

- 1992-й год был для Вас, Аркадий, знаменателен!

- В 1992 году у нас родились внуки-близнецы Алекс и Даниэль. Когда им исполнилось по 6 лет, я стал заниматься с ними на блок-флейте. Сказать, что я уже тогда видел свет в конце туннеля, то есть знал, что из этих деток получатся выдающиеся музыканты – было бы преувеличением… Но мне было интересно дать им музыкальное воспитание - тем более, что их музыкальные способности обнаружились рано.
Скорее всего, мы с сыном Михаилом решили учить ребят музыке для общего их развития. А там видно будет, как говорится. Игра на музыкальном инструменте, по моему мнению, развивает многие качества ребёнка, приучает с детства к труду. Расширяет сферу интересов, лучше даёт понимание цвета, звука… Дело наше двигалось на удивление хорошо. Детям нравилось всё, что мы им задавали, и очень скоро мы их перевели на кларнет. Это была точка отсчёта.
В 12 лет Даниэль и Алекс выступили с симфоническим оркестром. Дирижировал сам Маэстро Зубин Мета. Они исполнили концерт Кромера для двух кларнетов. После концерта, который прошёл с большим успехом, Зубин Мета сказал им и нам: «Продолжайте играть дуэтом. Это очень интересно и имеет перспективу!».
С 12 лет учителем ребят является их отец Михаил. В 13 лет они уже выступали в Москве с оркестром «Виртуозы Москвы» под управлением Владимира Спивакова. Был исполнен Концерт Ф.Мендельсона. Программу концерта вёл Станислав Бэлза. Затем было выступление в престижном зале им. Чайковского с камерным оркестром «Солисты Москвы» (дирижёр Юрий Башмет). Вот так началась их концертная жизнь в Израиле и за рубежом.
В 2012 году на Международном конкурсе камерных ансамблей во Франции мальчики получили звание лауреатов.
Талантливый композитор Борис Юсупов специально для них написал концерт для двух кларнетов «Отображение души». Премьера состоялась в Софии с симфоническим Оркестром радио и телевидения Болгарии. Дирижировал сам автор, Борис Юсупов.
Также не менее интересные произведения для них написали в Израиле Гиль Шохат, Шломо Гроних, Юрий Поволоцкий, другие авторы. Но уже не для дуэта, а для трио: к дуэту присоединился отец с бас-кларнетом.
За 10 лет концертной деятельности мои внуки выступили в 28 странах! Сегодня они заканчивают Иерусалимскую Академию музыки и танца Рубина. И у кого бы вы думали? Правильно: у профессора Михаила Гурфинкеля!

- Аркадий Леонидович, хочу дополнить. Мне вспоминается недавний приезд в нашу страну с мастер-классами известной российской саксофонистки, народной артистки Российской Федерации, профессора Российской академии музыки имени Гнесиных Маргариты Константиновны Шапошниковой. Мы вместе с Вами слушали концерт Хайфского симфонического оркестра, на который нас любезно пригласил ваш сын Михаил. Среди прочих исполняемых оркестром произведений, в программу было включено выступление трио Гурфинкель. Несмотря на уже мировую известность Алекса, Даниэля и Михаила, я заметил, что Вы волновались. Ведь так?
Я знаю, что вы с Шапошниковой давние знакомые. И по конкурсам духовиков, и по концертным выступлениям Маргариты Шапошниковой на Украине, по её мастер-классам. А с Вашим сыном она не раз встречалась в стенах Гнесинки, где много лет работает, а Ваш сын учился.
Вам было очень важно мнение известной гостьи из Москвы, авторитета в области музыки, особенно среди духовиков. Экзамен прошёл успешно. Игра Ваших питомцев была безупречной. Особенно понравились Сюита израильского композитора Шломо Грониха, которую он написал специально для этого ансамбля кларнетистов.

**********************************************************

Мой собеседник - известный израильский композитор, герой моего недавнего очерка «Иерусалимский Дивертисмент» - Юрий Поволоцкий.
- Юрий, ты давно дружишь с семьёй Гурфинкелей. Расскажи нашим читателям об этой удивительной династии кларнетистов!

Ю.Поволоцкий

Когда мы говорим о творческих династиях, то обычно вспоминаем наиболее знаменитые и показательные случаи, сетуя на то, что в наше время технических и информационных соблазнов не так-то легко целенаправленно приобщать своих детей к музыке как к профессии. Они хорошо видят, сколь труден и непредсказуем путь человека, для которого этот вид искусства стал делом всей жизни. Поэтому пример семьи Гурфинкелей в их преданности исключительно одному инструменту – кларнету – сегодня воспринимается в качестве счастливого исключения.
Когда в начале 80-х мы вместе с Михаилом Гурфинкелем бороздили просторы Гнесинки, никто не мог предположить, что спустя короткое время будем общаться друг с другом уже в Израиле, а ещё через пару десятилетий, когда подрастут его замечательные сыновья-близнецы, мне предложат принять участие в создании репертуара для их уникального дуэта. При этом Миша, будучи знакомым с некоторыми моими работами, поставил мне не самую простую задачу – написать сочинение в духе «Скетчей Старого города», созданных довольно давно для кларнета соло. По сути, предстояло дважды войти в одну и ту же реку. Не скажу, что это далось легко: ведь всякий раз требовалось обходить соблазны самоповторов и избегать однообразия приёмов. Помню, как тщательно подбиралось название, - едва ли не тяжелее, чем вырисовывалась общая структура всего произведения. В результате остановились на «Картинках забытого городка» – и это, пожалуй, единственное, что близко примыкает по смыслу к «Скетчам»: та же сюита, те же 4 части. И всё же два кларнета – это в два раза больше выразительных возможностей!
Премьера «Картинок» состоялась в Китае, а мне довелось присутствовать на первом израильском исполнении. Я знал, что музыка ребятам нравится, что они с лёгкостью справляются с теми местами, которые казались мне трудными, - но услышанное превзошло все ожидания. Наблюдая за игрой Александра и Даниэля, я про себя думал, что какой бы замысел ни возникал у автора, сколько ремарок он ни поставил бы в тексте – всё равно это остаётся голыми нотами или, скажем, некоей схемой до того момента, когда выйдут на сцену эти два молодых музыканта, способные творить чудеса. Иначе как театром это назвать нельзя. Неудивительно, что публика, всегда относящаяся к новой незнакомой музыке с настороженностью, по окончании взорвалась аплодисментами.
Конечно, для меня, как и для любого автора, такой успех – лучший стимул для создания новых произведений. И я уверен, что в скором времени они обязательно появятся.


Из материалов Интернета за 2008-й год

Благодаря диксилендам и романтичности тембра, кларнет ещё на заре становления джаза стал одним из главных солирующих инструментов. Как в итальянской опере виртуозным было колоратурное сопрано, так в нью-орлеанском джазе виртуозом был кларнет. Со времён Моцарта, великолепно использовавшего богатейшие возможности этого инструмента в своих концертах для кларнета, в камерных произведениях и дивертисментах, нью-орлеанский джаз впервые предоставил кларнету одну из ведущих ролей. Позже устоять под натиском сопрано- и прочих саксофонов в эпоху свинга и бибопа кларнету помогли величайшие джаз-кларнетисты Сидней Беше, Бенни Картер, Бадди де Франко и отчасти Джерри Маллиган.
Однако принципиально новую жизнь кларнету на современной сцене дал непревзойденный Бенни Гудмен, который, помимо джаза, с успехом исполнял и классические сочинения, в том числе посвященные ему композиторами-современниками.
Не обошли этот нежный и гибкий музыкальный инструмент своим вниманием и композиторы классической музыки, использовавшие элементы джаза в своих сочинениях: знаменитая «Голубая рапсодия» Джорджа Гершвина начинается с соло кларнета, написанного в традициях джаза того времени. Соло кларнета звучит также в мюзикле Гершвина «Пусть гремит оркестр», одним из первых исполнителей этой партии был тот же Бенни Гудмен. Джазовые приёмы использованы в «Эбони-концерте» Стравинского, в концертах Копленда и Хиндемита, в цикле «Прелюдия, фуга и рифы» Бернстайна и в других сочинениях.
Таким образом, в течение XX века был создан богатый, а главное - уникальный классический джазовый репертуар для кларнета с оркестром, наиболее ценные жемчужины которого и продемонстрируют братья-виртуозы Александр и Даниэль Гурфинкели на своем концерте «В джазе только классика» вместе со своим отцом Михаилом.
Как ни странно, Михаил Гурфинкель не является основателем семейной династии. Первым кларнетистом в этой семье был его отец – Аркадий Гурфинкель, ставший впоследствии известным музыкантом, аранжировщиком и педагогом. Именно он в 2000 году вложил инструменты в руки своих восьмилетних тогда внуков.
Сегодня близнецам Александру и Даниэлю Гурфинкелям всего лишь по 21 году, а за спиной у них серьёзный багаж престижных музыкальных премий, выступления с ведущими израильскими и зарубежными коллективами, гастроли по странам Европы и Америки. На протяжении последних лет они были участниками многих международных концертов и фестивалей.
В репертуаре братьев Гурфинкелей – сложнейшие произведения классики и джаза. Еще в 15-летнем возрасте, выиграв престижную главную премию камерной музыки на фестивале «Duxbury» в США, они в очередной раз доказали свой высокий профессиональный уровень и мастерство владения инструментом.
На сегодняшний день Даниэль и Александр Гурфинкели – единственный дуэт близнецов-кларнетистов в мире, а их выступления всегда становятся настоящим триумфом!
Известный в Израиле и за рубежом Иерусалимский фестивальный оркестр в 1990 году основал и с тех пор успешно им руководит авторитетный скрипач и дирижёр Владимир Баршевич. С оркестром ежегодно выступают один из лучших скрипачей в мире Сергей Стадлер, «королева виолончели» Наталья Гутман, одна из лучших пианисток мира Ирина Беркович, главный джазмен Израиля Леонид Пташка, солисты израильской оперы Феликс Лившиц, Ирина Бертман, Йотам Коэн и многие другие большие исполнители.


«В джазе только классика»


Дуэт израильских братьев-кларнетистов Александра и Даниэля Гурфинкелей давно уже известен на весь мир. С юных лет одарённые близнецы выступают с самыми знаменитыми оркестрами и сотрудничают с самыми выдающимися дирижёрами. Среди почитателей их таланта – первые лица государств, жена экс-президента США Рональда Рейгана Нэнси Рейган, голливудский актёр Майкл Дуглас. На концерте «В джазе только классика», который состоялся в 2008 году в монастыре Латрун, кроме нечастого для Израиля выступления знаменитого дуэта, публику ждал ещё один сюрприз: вместе с сыновьями на сцену вышел ещё один выдающийся музыкант – первый кларнет Израильского симфонического оркестра Михаил Гурфинкель, отец и наставник юных дарований. В сопровождении Иерусалимского фестивального оркестра Владимира Баршевича Александр и Даниэль Гурфинкели исполнят ставшие уже классикой популярные джазовые стандарты, аранжированные для двух кларнетов и оркестра.


«Иногда нас путают даже родители»

Братья-близнецы Александр и Даниэль Гурфинкели рассказывают, что иногда их путают даже родители. «У нас ведь голоса практически одинаковые! По телефону первый вопрос мамы обычно: «Ты кто?».
Эту любопытную и забавную деталь подметила журналист Ольга Сметанская из украинской газеты «Факты», поместив в своей газете небольшую зарисовку о юных вундеркиндах. Есть смысл её здесь привести, чтобы взглянуть на наших израильских ребят глазами зарубежного читателя, бывших земляков семьи Гурфинкелей.
«В Киеве состоялся концерт восходящих звёзд мировой классической музыки 16-летних близнецов-вундеркиндов из Израиля Александра и Даниэля Гурфинкелей. Юные кларнетисты — выходцы из Украины.
Александр и Даниэль Гурфинкели приехали на этот раз в Украину по приглашению художественного руководителя и дирижёра знаменитого Днепропетровского камерного оркестра «Времена года» Дмитрия Логвина — для участия в совместном концерте в Национальной музыкальной академии Украины. Выступление юных дарований в Киеве стало настоящим триумфом. Цветы, бурные овации, вызовы на «бис»…
И нам это особенно приятно, потому что корни восходящих звёзд братьев Гурфинкелей в Украине: ребята - из днепропетровской потомственной семьи музыкантов-кларнетистов, эмигрировавшей из СССР в 1990 году».


Послесловие.

Заканчивая очерк, можно было бы сделать акцент именно вот на этой, на последней фразе из прессы города Днепропетровска, так тесно связанного с музыкальной семьёй Гурфинкелей: там жалеют, что династия виртуозов-кларнетистов не является днепропетровской, живёт и творит сегодня в дальнем зарубежье…
Но прикипело к сознанию другое высказывание, нередко встречающееся в рассказах журналистов, когда они пишут о Гурфинкелях, – это фраза о непременном отображении души музыканта в музыке, которую он играет. Не случайно так названо и одно из произведений, посвящённых Гурфинкелям.
В самом деле: музыка – отображение души. Лучше не скажешь. Исполняемые нашими героями музыкальные произведения – это они сами. Если вы хотите познакомиться с ними поближе, лучше понять их, слушайте их музыку. И что тут ещё добавишь?

Райхштейн Семен Давыдович

(род.22 февр.1922 год. Одесса- 1988 год
Москва) дирижер ,педагог, профессор, засл.арт.РФ( 1964)
С 1930-1941 года учился в Одесской специализированной музыкальной школе десятилетке им.П.С.Столярского по классу скрипки.
1941-1942 красноармеец-музыкант 2-го запасного стрелкового полка -Одесский военный округ
1942-1945 слушатель Высшего военного факультета Московской государственной консерватории, класс М.М.Багриновского.
1945-1946 военный дирижер образцового оркестра штаба группы советских войск в Германии
1946-1950 военный дирижер 1-го отдельного стрелкового полка- группа советских войск в Германии
1950-1951 военный дирижер 36 горно-стрелкового полка- Северокавказский военный округ
1951-1959 г.г начальник оркестра штаба Ленинградского военного округа.
1959 -1971 г. г. начальник оркестра Военной академии им.Фрунзе(Москва).
На Всеармейском конкурсе военных духовых оркестров коллектив возглавляемый С.Д.Райхштейном занимает 2-место(1960),1-место(1970).
Ряд концертных программ с участием его оркестров записаны всесоюзной фирмой грамзаписи "Мелодия"
С 1971 года преподаватель военно-дирижерского факультета при московской государственной консерватории им.П.И.Чайковского.(1971 доцент,1980 профессор).
Среди его учеников-нар.арт.Украины полковник,профессор Салик Александр Яковлевич, засл. деятель искусств Казахстана,профессор,генерал-лейтенант,начальник военно-оркестровой службы Советской Армии Афанасьев Виктор Васильевич,и др.
Райхштейн автор блестящих инструментовок и переложений для духового оркестра.Среди них:"Симфоническая поэма " Д.Шостаковича,"Патетическая оратория" Г.Свиридова,сцены из балета Р.Щедрина,Симфоническая поэма "Калина красная' и др.

Награжден многими медалями Советского Союза,среди которых: 'За боевые заслуги", "За Победу над Германией" и др.

литература:
А.Черных
Советское духовое инструментальное искусство
биографический справочник Москва "Советский композитор" 1989 стр.268



*******************************************************************************
Фото из РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 107. Учётно-партийные документы.

13-14 июня в Радомышле пройдет Международный фестиваль музыки Шопена13-14 июня 2015 года на территории историко-культурного комплекса Замок-музей Радомысль при поддержке Посольства Республики Польша в Украине состоится Второй международный фестиваль «Музыка Фредерика Шопена под открытым небом».

В течение двух дней на территории ландшафтного парка комплекса будут звучать произведения великого композитора в исполнении солистов Национальной филармонии Украины и специально приглашенных зарубежных исполнителей.

Формат фестиваля предусматривает, что основная музыкальная программа, которая продлится более 6 часов, будет исполняться на импровизированной сцене, расположенной под открытым небом на Острове любви. Посетители концерта смогут наслаждаться мировой классикой в непринужденной атмосфере. Каждый сам выберет: слушать концерт сидя в кресле или удобно разместиться на ковриках посреди зеленой лужайки поближе к сцене.

Кроме этого музыкой великого композитора можно будет наслаждаться и в стенах самого замка, в частности в концертном зале камерной музыки, который, согласно результатам акустико-баллистической экспертизы, проведенной институтом гидродинамики НАН Украины, соответствует самым высоким европейским стандартам. Концерты в нем проводятся без использования усилительных устройств, и музыка, которая здесь играет, поражает каждого своей полнотой, силой и искренностью.

Два дня туристическая жемчужина Украины будет целиком окутана музыкой, которую творил один из величайших композиторов в истории человечества. Организаторы мероприятия уже второй год доказывают, что классическая музыка в XXI веке может находить своих ценителей и за пределами стен концертных залов филармоний и оперы.

Кстати, европейцы за последние годы уже привыкли слушать классическую музыку не в камерных залах, а под открытым небом. Так, Международный фестиваль «Шопен и его Европа», который ежегодно проходит в Варшаве, собирает несколько сотен поклонников творчества композитора со всего мира. Мероприятие стало объектом европейского культурного туризма. Польские и европейские туристические фирмы охотно включают его в программу своих туров по Центральной Европе. Приобщаются к такой тенденции и украинские турфирмы, которые также планируют туры на фестиваль Замок-музей.

Организаторы Международного фестиваля позаботились, чтобы каждый гость насладился событием действительно европейского класса, которая оставит приятные воспоминания на весь год. Фестиваль по традиции не ограничится только музыкальной программой. Для всех гостей праздника уже подготовили специальные экскурсии по уникальному Музею украинской домашней иконы.

Также к услугам посетителей мастер-классы по изготовлению листов бумаги по аутентичным технологиям XVII века. Каждый сможет представить себя на месте средневекового монаха, который изготовляет бумагу для нужд Киево-Печерской Лавры. Ведь Замок стоит на месте первой в Центральной Украине бумажной фабрики. Сегодня здесь не только восстановили технологии производства, но и нашли старинные рецепты подготовки и изготовления сырья (издавна именно Радомышльская бумага славилась своей долговечностью и прочностью). Поэтому собственноручно изготовив свой лист бумаги и нанеся на него текст, можете быть уверенным, что его прочитают и ваши правнуки.

Разнообразить свой отдых можно будет катанием на лодках (весь замок окружен водой, а на территории парка есть два водопада) и стрельбой из арбалета. Не забыли организаторы и о самых маленьких посетителях - специально для них на одном из многочисленных островов будет обустроена детская зона.

Свое участие в фестивале уже подтвердили Яцек Кортусь - лауреат многих международных и всепольских пианистических конкурсов, в том числе - I премии и "Grand Prix" na IX Mеждународном Шопеновском Конкурсе в Aнтонини, I премии на Всепольском Конкурсе им. Проф. Людвика Стефанского в Плоцке; Инесса Порошина - солистка Национальной филармонии Украины; Лариса Деордиева - лауреат всеукраинского конкурса пианистов им. Лисенко, солистка Национальной филармонии Украины.

Фестиваль пройдет при поддержке Посольства Республики Польша в Украине, Польского Института в Киеве, компании «YAMAHA».

Натан Бирман: «Трубы волшебный звук раздался»

очерк Бориса Турчинского


Трубы волшебный звук раздался
и в сердце эхом отозвался,
всё нежным светом озарилось,
я в звук трубы навек влюбилась…

З.Сергеева



Знакомьтесь: Бирман Натан Михайлович. Родился 18 декабря 1947 года в городе Коростене Житомирской области. Трубач, педагог, концертный исполнитель. В 1971 году окончил Тернопольское музыкальное училище (класс М. Старовецкого), в 1976-м с отличием окончил Уральскую консерваторию (класс профессора В.Щелокова, доцента М. Вагина). В 1966-70 годах – солист духового оркестра Прикарпатского военного округа. В 1975-78 годах – солист оркестра Свердловского театра музыкальной комедии, с 1978 года - солист симфонического оркестра филармонии,1976-1978 годах ассисентура-стажировка в музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных (Москва), научный руководитель профессор Т.Докшицер, с 1980 – преподаватель Уральской консерватории. С 1990 года проживает и трудится в Израиле.

Прекрасный музыкант, тонкой души человек

В разные годы мы с Натаном ходили по одним и тем же “коридорам музыки”, если можно так выразиться. Житомирское музыкальное училище, биг-бэнд под руководством талантливого композитора и музыканта Михаила Некрича, оркестр штаба Прикарпатского военного округа (Львов), учеба в Уральской консерватории. Многое из этого и мне знакомо не понаслышке. К этому мы ещё вернемся…

… Каждый мой рассказ о друзьях и коллегах-музыкантах имеет не только свою историю, но и предысторию. Так и на сей раз. Пишу о моём хорошем друге и земляке, прекрасном музыканте Натане Бирмане - а ниточка повествования берет свое начало в недавнем визите в Израиль известной российской саксофонистки, профессора музыкальной академии имени Гнесиных народной артистки России Маргариты Шапошниковой (в Израиле с успехом прошли ее мастер-классы).
Известный израильский кларнетист Михаил Гурфинкель пригласил нас с Маргаритой Константиновной на концерт Хайфского симфонического оркестра, где он вместе с сыновьями Алексом и Даниэлем исполнял произведения израильских композиторов, специально написанные для их трио. И вот на этом концерте произошла удивительная, потрясающая встреча! В антракте ко мне подошел солист оркестра трубач Натан Бирман и спросил, с кем я сижу в зале. «С Шапошниковой», - ответил я. Натан чуть не упал от неожиданности!
Оказалось, что в 1979 году Бирман и Шапошникова играли со Свердловским симфоническим оркестром концерт для альт-саксофона и трубы (дирижировал В. Барсов)... И вдруг сейчас, после стольких лет, такая неожиданная встреча!
Маргарита Константиновна Натана узнала, они обнялись, как добрые старые знакомые.
Уже возвращаясь домой, Маргарита Константиновна сказала мне: «Ты знаешь, Борис, столько времени прошло, а я его помню! Хороший он музыкант, тонкой души человек. И сегодня я всё время приглядывалась к музыкантам оркестра, пытаясь понять, кто так блестяще играет сольные места для трубы?! Это очень выделялось! И это оказался мой старый добрый знакомец Бирман! Вот, о ком тебе обязательно нужно написать!».
Я выполняю творческое пожелание нашего мэтра музыки Маргариты Шапошниковой. Скажу, что делаю это с большим удовольствием.

«Я представил себя играющим на трубе…»

- Натан, расскажи о себе, о своих родителях, о первых шагах в музыке.

- Родители мои никакого отношения к музыке не имели, но очень хотели, чтобы я освоил некоторые музыкальные азы - и почему-то на баяне. Повели в музыкальную школу, а там, исходя из каких-то своих соображений, мне предложили скрипку. Отец не согласился, и на этом всё кончилось.
В общеобразовательной школе, где я учился, был духовой оркестр. Он считался лучшим в Коростене. Руководил им Михаил Моисеевич Керч. И вот как-то, слушая его, я представил себя играющим в этом оркестре на трубе. Ведь у трубы такой красивый серебристый звук… С этого и началось: меня взяли в оркестр. Там я играл до окончания школы.
Но серьезные занятия начались, когда я стал воспитанником военного оркестра. Дирижёром был у нас лейтенант Капштык. А первым моим педагогом был музыкант оркестра, первый корнетист Владимир Михайлович Глузман - он-то меня и подтянул по сольфеджио и теории музыки, мы с ним даже гармонию захватили! Кстати, двое его сыновей тоже окончили это училище и считают отца своим первым учителем. Затем они учились в Новосибирской консерватории. Старший, Михаил, после её окончания работал дирижёром Рижской оперетты, а младший, Григорий, был солистом симфонического оркестра Новосибирска, которым руководил известный в музыке человек народный артист СССР Арнольд Кац. Солидный это был коллектив, по своему профессиональному уровню он стоял в одном ряду с лучшими оркестрами Союза. И Михаил, и Григорий - оба сейчас успешно работают в Израиле.


Многие могут сказать: «Наш учитель Глузман!»

Давай, Борис, я немного расскажу о Владимире Михайловиче. Он заслуживает того. Ведь он помогал не только мне и детям своим. Многие музыканты, которые служили вместе с ним и потом выбрали музыку своей профессией в жизни, могут сказать с гордостью: наш учитель Глузман!
Владимир Михайлович Глузман - фронтовик, участник боёв на Курской дуге. После войны он пошёл на завод, но потом быстро понял, что это не его стезя. Любовь к музыке взяла вверх, и он устроился музыкантом военного оркестра в Володар-Волынске - есть такой городок в Житомирской области.
К тому времени Глузман хорошо играл на трубе, а вот другими музыкальными дисциплинами, такими как сольфеджио и теория музыки, серьезно занимался сам. И надо сказать, достиг хороших результатов.
Целью его было поступить в институт военных дирижёров в Москве. Два раза он делал попытку и всё не проходил по конкурсу. Понять, почему – нетрудно, с пятой графой туда брали мизерными «порциями», а он в этот мизер не попал... Не тот был для него расклад. А потом – семья, дети пошли, и уже стало не до того…
Мне вспомнился интересный случай, связанный с неудачей Глузмана. В оркестр, где он служил, приехал новый военный дирижёр. И вдруг оказалось, что они вместе в пятидесятых годах поступали на военно-дирижёрский факультет, и Владимир Михайлович по простоте душевной даже дал ему списать музыкальный диктант, без чего тот, конечно же, не поступил бы. Вот так они и служили. Один талантливый и грамотный музыкант, но «неудачник», другой - его начальник, которого за уши тянули, чтобы он стал дирижёром.

- Ты знаешь, Натан, а я хорошо знал этого дирижёра. Ты сейчас назвал его фамилию, и я сразу вспомнил! Перед тем как попасть в оркестр штаба ПрикВО в 1971 году, мне несколько месяцев пришлось прослужить под началом этого командира. Фамилию его не открою, обойдусь молчанием… Это не то, что должно сохраняться навсегда в истории музыки. Продолжим, да?


Эстрадный оркестр Михаила Некрича

Это было в Житомире. Я поступил на второй курс музыкального училища. Как-то на уроке теории музыки мой сокурсник передаёт мне записку. А в ней написано: «Натан, приглашаю тебя поработать со мной в городском эстрадном оркестре. Миша Некрич».
Я так был польщён! Ведь Михаил Некрич был в городе большим авторитетом в эстрадной музыке! Играть у него, вместе с ним, в его коллективе - означало показать, чего ты стоишь. На меня сразу и друзья стали смотреть по-другому. Вырос моментально в их и в своих глазах! Такое предложение – это уже признание твоей, хоть начальной, но состоятельности.
Только это, пожалуй, и было светлым пятном в житомирском периоде моей жизни… Преподавателям не понравилось, что я играл в оркестре Некрича: слишком рано стал самостоятельным. Меня вызвала директор училища и строго сказала: «У нас студенты на «танцульках» не играют!».

.- Интересный способ приглашать на работу! Да, Натан, Михаил Некрич был к тому же и человеком с юмором. Я ведь тоже работал под его началом три года, и это для меня была школа. Причем не только в музыкальном плане, но и в человеческом. Он был для меня примером интеллигентного человека, мудрого руководителя, примером для подражания.
В 1969 году я играл в ВИА городского дома офицеров, был руководителем этого коллектива. Как-то на танцплощадку, где мы играли, пришёл один из музыкантов оркестра Некрича и говорит: «Борис, Некрич вызывает тебя «на стрелку». Как тебе? И я без колебания перешёл к нему работать. И никогда потом об этом не жалел. Мы до сих пор дружим. Он для меня и учитель, и друг. Так и должно быть в жизни!
… Но вернемся к твоей истории…
Натан, уже будучи музыкантом оркестра штаба Прикарпатского военного округа, ты восстанавливаешься на учёбе заочно - в Тернопольском музучилище имени С. Крушельницкой. Не буду вдаваться в подробности, какие мотивы тебя подвигнули на этот шаг, но хочу заметить, что наслышан о духовом отделе этого училища как об одном из лучших в Украине.
Как ни странно, много выпускников этого училища занималось в Одесской консерватории. Чего стоит только кларнетист Иван Оленчик, лауреат международного конкурса в Праге, концертмейстер группы кларнетов оркестра министерства обороны СССР, солист симфонического оркестра под управлением Е. Светланова… Сегодня он – профессор Российской академии музыки имени Гнесиных!
Можно ещё вспомнить именитых выпускников - это доценты Одесской консерватории (Академии музыки) имени А.В.Неждановой: Игорь Борух, Михаил Крупей и другие.
Расскажи, пожалуйста, о Тернопольском музыкальном училище, каким оно тебе запомнилось? Кем был твой учитель по специальности? Директора училища я даже помню, он приезжал в Одесскую консерваторию на концерт своих выпускников в году, кажется, 1978-м. Давыдов, была его фамилия?
«Концерт выпускников Тернопольского музыкального училища», так гласила афиша. Думаю, сами ребята организовали это мероприятие, а ректорат поддержал. Уровень выступавших студентов говорил сам за себя. Здорово! Так как я дружил с Ваней Оленчиком, то пошел и на концерт, и затем даже на дружеский банкет.


- Да, Борис, директором училища был тогда Давыдов, а моим учителем по специальности был замечательный педагог Мирон Михайлович Старовецкий, он воспитал много блестящих трубачей.

Сегодня они работают в школах эстетического воспитания и профессиональных оркестрах Украины, США, Канады, Израиля, Франции.
С целью увековечения памяти Мирона Старовецкого, который положил на алтарь музыкальной культуры своё сердце и талант, благодарные ученики основали в 1999 году конкурс молодых трубачей, дав ему имя своего незабвенного учителя.
Поначалу конкурс имел статус всеукраинского, впоследствии стал международным. В 2006 году международный конкурс проводился второй раз, через два года, в 2008-м – третий, а в 2010-м году – уже в четвёртый раз.

Вот что вспоминает о Тернопольском музыкальном училище и его духовом отделе бывший выпускник училища Иван Оленчик.
- Духовой отдел в училище был элитным - благодаря высокому исполнительскому уровню духового оркестра. Оркестр прославился на республиканском уровне под руководством В.В.Розсохи, прекрасного музыканта и дирижёра. Под руководством Виктора Васильевича я неоднократно выступал как солист-кларнетист. Теплые, дружеские отношения у нас сохранились и по сей день. Преподавателем по кларнету в училище у меня был Г.С. Гевоян.
Мое становление как начинающего кларнетиста осуществлялось под его умелым руководством. Хочу всем этим людям выразить свою признательность и любовь за всё, что они для меня сделали. За 54 года существования училища было выпущено множество первоклассных музыкантов, будущих преподавателей всех уровней, которые сегодня успешно работают во всех уголках земного шара.

- Вот и ты Натан, сегодня ведущий музыкант, исполнитель на трубе в Израиле. Сегодня Бирман – это марка, эта фамилия ассоциируется у нас с высоким исполнительским классом. Это не может не радовать!

- С Ваней Оленчиком мы хорошие друзья, хоть он оканчивал училище значительно позже меня. Всегда тепло встречаемся в Москве. Нам есть о чём поговорить. В Тернопольском училище он знаменитость. Всё-таки он из тех мест. Отец его был дирижёром духовых оркестров, его многие знали и уважали как очень хорошего специалиста. Оркестры, хоть и были самодеятельными, но звучали, по рассказам коллег, как профессиональные. Многие музыканты впоследствии выбрали музыку своей профессией и хранят память об Оленчике-старшем как о своем первом наставнике.


Скерцо для трубы с духовым оркестром

Когда я пришёл в коллектив оркестра штаба Прикарпатского округа, Натан уже учился в Уральской государственной консерватории в Свердловске. Но как бы отзвук его трубы ещё долго витал в коридорах оркестра, имя Бирмана нередко слышалось в разговорах музыкантов. Натана любили как человека, и я сразу это понял. И, несмотря на молодость, он уже тогда заявил о себе как серьёзный и думающий исполнитель.
Через очень короткое время на место Натана пришел опытный, известный во Львове трубач, настоящий мастер – Пётр Брильман. Долго ещё оркестранты сравнивали его игру с игрой Натана. Перевес не был ни на чьей стороне. Мнения разделились, но все отдавали должное Бирману как более молодому и перспективному. «Натанчик играл всё с душой, нет второго такого», - говорили мне братья Яровые, Володя и Валерий, кларнетист Володя Шоколов и тромбонист Михаил Хейбудин.

- Да, славное было время в оркестре штаба, что и говорить, - поддерживает мои воспоминания Натан Бирман. В 1965 году я оказался солдатом срочной службы в одном из оркестров гарнизона города Черновцов. Дирижёром был у нас Назаренко. Как раз в 1966 году должен был состояться конкурс военных оркестров округа, и дирижёр предложил мне сыграть скерцо для трубы с оркестром композитора Э.Абрамяна. После выступления меня сразу перевели в оркестр штаба.
«Образцово-показательный оркестр штаба Краснознамённого Прикарпатского военного округа». Так он тогда назывался. Там прошло пять лет моей молодой жизни...
И хотя это был армейский коллектив, со всеми присущими для такого подразделения атрибутами – дисциплиной и прочими военными строгими порядками, я вспоминаю эти годы с теплотой. Там были прекрасные ребята, с которыми я подружился, и с некоторыми – на всю жизнь. Это тромбонист М. Хейбудин, кларнетисты Е.Горелик и В. Шоколов, ударник М.Фогель, братья Яровые, другие ребята.
Репертуар оркестра был довольно сложным и в то же время интересным. Занимался я много, набирался опыта оркестрового музыканта. Очень скоро стал концертмейстером группы труб, чем очень гордился.
Военные дирижёры М.Н. Кравчеко, А.Б. Мухамеджан, В.Н. Груй поверили в меня, несмотря на мою молодость, я старался как мог и не разочаровал их в их ожиданиях. Кстати, впоследствии полковник Мухамеджан стал начальником оркестра министерства обороны СССР, а Груй в звании полковника преподавал на кафедре военных дирижёров.
Сколько концертов было за эти годы, не перечесть! Гастроли по всей западной Украине. Знаю, что этого оркестра больше не существует. А жаль...


1971 год. Студент Уральской консерватории

- Натан, расскажи нам, пожалуйста, что заставило тебя поехать в Свердловск? В такую даль от тех краёв Западной Украины, где ты жил, служил, работал?

- В Свердловск я поехал, потому что там преподавал Щелоков, и это имя вызывало у меня не просто уважение, а даже некий священный трепет! И ещё там учились мои друзья из Тернополя – братья Литваки, Мирон и Михаил.
Интересно, как мы с моим главным учителем жизни начинали сближаться и узнавать друг друга, если можно так сказать. Почти полгода Вячеслав Иванович не давал мне никаких указаний, и наши уроки в основном были в виде проигрывания произведений или разучивания новых, причём Щелоков сам мне аккомпанировал и делал это прекрасно.
Он приглядывался ко мне, хотел узнать, что я за человек, что у меня в голове. И вот, как-то вдруг: «Натан, надо чуть подправить постановку, тогда верха зазвучат по-новому и с другими красками, которых тебе пока не хватает».
Мне это было слышать странновато, ведь я уже был где-то сформировавшийся на то время музыкант, и мне трудно было что-то менять, да и казалось ненужным это. Тем более, менять что-то в консерватории? В учебном заведении? И это после моего опыта в таком коллективе как оркестр штаба во Львове?! У меня на счету были десятки сольных выступлений с этим оркестром, записи на радио и телевидении. И вдруг – что-то менять!
Не буду утомлять читателей рассказом, как боролись во мне все эти чувства и творческие противоречия. Я начал следовать рекомендациям учителя, много занимался, и вдруг, как молния пролетела: в одно прекрасное утро или день, уже не важно, я вдруг понял: вот оно! То, чего мне не хватало, с помощью мудрого педагога вдруг ко мне пришло!
Как и его коллега Докшицер, Щелоков говорил: «Всё начинается с головы». Кстати, оба они занимались у одного и того же преподавателя, родоначальника исполнительской школы на трубе профессора Московской консерватории М.И. Табакова. Правда, после третьего курса Вячеслав Иванович перевёлся на кафедру теории и композиции в класс профессора А.В.Александрова.
Я часто вспоминаю своего учителя. Умный был человек. Много не говорил, но каждое его слово – алмаз.
Бывало, на уроке, слушает мою игру и… как бы он не с тобой - кажется, о чём-то своём думает. Проходит некоторое время, он возвращается к уроку и «выдаёт»: «Натан, там-то и там-то было неплохо, а вот в этом месте так-то… не чувствуется твоего отношения к исполняемой музыке. Подумай, поищи. Образно мысли».
Таких моментов было много…
Зима 1975 года, когда Щелокова не стало, для меня в жизни самая тяжёлая, пожалуй. Это уже так далеко… Но только недавно торжественно отметили его 70-летие. Поздравления шли со всех сторон.
Вячеслав Иванович не болел, выглядел очень хорошо. Мы так много говорили с ним об аспирантуре, особенно на последних курсах, о моей дальнейшей творческой судьбе… И тут такое. Вмиг я «осиротел».
Я переиграл практически все его произведения, они великолепны. Хочу только добавить, что, кроме произведений для трубы, Щелоковым написана музыка более чем к двадцати театральным постановкам, песни, произведения для кларнета, виолончели, симфонического и духового оркестров. Ещё в далёком 1930 году его марш был удостоен первой премии на конкурсе маршей для Красной Армии. Впечатляют легендарные в музыке имена первых исполнителей его произведений: Г.Орвид, Т. Докшицер, М. Вагин, Е. Матюшин, В. Волков, Е. Зинченко, И. Нестеров.

Материалы Интернета. Об учителе Натана Бирмана.

Имя Вячеслава Ивановича Щелокова тесно связано с развитием духового исполнительства в СССР - а точнее, на Урале.
Выпускник Московской консерватории (класс М.И.Табакова), трубач, педагог, композитор, общественный деятель, просветитель.
Вся его творческая жизнь прошла в Уральской консерватории, где он вёл класс трубы со дня основания этого учебного заведения.
Среди его учеников можно назвать таких известных трубачей как Михаил Вагин, Юрий Черепанов, Валентин Ивукин, Виталий Волков, Анатолий Тин, Натан Бирман. В.И.Щелокову выпала историческая миссия первому в советский период создать концерт для трубы и тем самым проложить дорогу развитию этого жанра. В разные годы им было написано десять концертов. Все они имеют непреходящую ценность для исполнителей с разной степенью профессиональной подготовки. В истории создания произведений крупной формы для трубы факт написания такого множества концертов является беспрецедентным – никто из композиторов так плодотворно не сочинял для этого инструмента!


Свердловский симфонический оркестр

- Натан, расскажи об этом коллективе и о своём месте в нём. Что было самым интересным в те годы, когда ты там работал?

- С удовольствием расскажу о годах того периода, когда имел отношение к этому коллективу. Это было с 1979 по 1990-й годы. Ни много ни мало – более десяти лет!
Это был оркестр с огромными музыкальными традициями. В прошлом там играли такие выдающиеся трубачи, как Б.Белкин, М.Вагин, В.Волков, В.Ивукин. Конечно, и мне надо было соответствовать их уровню.
Главным дирижёром был у нас Андрей Чистяков, замечательный дирижер и человек. Мы с ним были дружны и в музыке, и в жизни.
В репертуаре оркестра были широко представлены произведения Чайковского, Шостаковича, Бетховена, Малера, Дебюсси, Скрябина, Шнитке…
С оркестром работали такие именитые дирижёры как М.И.Паверман – народный артист СССР, Кожин, Мансуров, Минбаев, Рождественский…
Я выступал с оркестром и как солист. В моём исполнение прозвучали: Концерт для трубы Гедике, Поэма Щелокова, концерт для саксофона-альта и трубы композитора Ривье, «Поэма экстаза» Скрябина. И всё это время я преподавал в Уральской государственной консерватории имени М.П.Мусоргского.
Не могу не вспомнить замечательное творческое общение с оркестром Новосибирской филармонии под руководством народного артиста СССР Арнольда Каца. Он пригласил меня в качестве первого трубача на гастроли в Западную Германию. Незабываемые это были концерты…
1988 год. Я в жюри Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей на духовых инструментах в Минске. Уже в Израиле мне было приятно увидеть свою подпись на дипломе участника этого конкурса, а в настоящее время – солиста Иерусалимского симфонического оркестра Димы Левитаса. В 2007 году я был членом жюри Международного конкурса трубачей имени В.И.Щелокова.
В декабре 2007 года в Екатеринбурге состоялся Второй Международный конкурс трубачей имени В.И.Щелокова. Начало этому конкурсу было положено в 1993 году. Тогда в город Магнитогорск приехали юные исполнители на духовых и ударных инструментах из бывших союзных республик: Армении, Белоруссии, Грузии, Латвии, Украины, Узбекистана. Конкурс был открытым и получил имя выдающегося композитора и педагога В.И.Щелокова. В 2004 году, в год 100-летия со дня рождения В.И.Щелокова, он приобрел новый статус – стал называться Первый Международный конкурс трубачей. В нём принимали участие трубачи, представляющие исполнительские школы Москвы и Санкт-Петербурга, Екатеринбурга и Краснодара, Саратова, Ростова-на-Дону, Сургута, Иркутска, а также музыканты из Германии и Китая.
Жюри конкурса было очень представительным:
Натан Михайлович Бирман, солист Национального симфонического оркестра Израиля (Хайфа, Израиль). Борис Фёдорович Табуреткин, старший преподаватель Санкт-Петербургской консерватории имени Н.А.Римского-Корсакова. Валентин Павлович Ивукин, профессор Уральской государственной консерватории имени М.П.Мусоргского. Павел Валерьевич Коваленко, заслуженный артист РФ, солист Уральского академического филармонического оркестра (Екатеринбург, Россия), Анатолий Николаевич Тин, народный артист Бурятии, заслуженный артист России (Улан-Удэ, Россия). Александр Васильевич Карпов, директор областного государственного учреждения культуры «Концертное объединение «Уральский хор», заслуженный артист России (Екатеринбург, Россия).
Председателем жюри был Анатолий Дмитриевич Селянин, заведующий кафедрой духовых и ударных инструментов Саратовской государственной консерватории имени Л.В.Собинова, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, профессор.


Немного своего личного о Щелокове и его продолжателе Вагине

- Натан, напомню, что я тоже был знаком со Щелоковым, ведь именно он в 1973 году принимал меня студентом Уральской консерватории. К сожалению, через год с половиной он ушел, и у меня не сохранилось много личных воспоминаний об этом человеке. А вот с его первым, и как все тогда говорили, любимым учеником Михаилом Петровичем Вагиным, солистом Свердловского симфонического оркестра, преподавателем консерватории, музыкантом высокого класса, я общался довольно много. Он вёл у нас духовой оркестр. Был общительным, но не фамильярным по отношению к нам, к молодой поросли.
Кстати, он же был и организатором этого оркестра. Под управлением М.П. Вагина оркестр обслуживал городские мероприятия, выступал на крупных заводах, таких как знаменитый Уралмаш, ВИЗ, знакомил со своими программами жителей прославленных промышленных городов области – Нижнего Тагила, Сысерти и других. В репертуаре коллектива, кроме популярных песен и маршей, были концертные сочинения–миниатюры, концерты В.Щелокова для трубы с оркестром, Фантазия на темы песен Е.Родыгина и другая музыка.
Ученик Щелокова Вагин тоже очень интересный человек! Расскажи нам, пожалуйста, Натан, о нём. Ты ведь часто соприкасался с ним, и не только когда он заменил твоего педагога в консерватории…


Сверкающие серебром виртуозные пассажи

- Михаил Петрович Вагин мне рассказывал, что уже в 16 лет он работал в профессиональных коллективах Свердловска, причём играл партию первой трубы! Он был первым исполнителем всех концертов В.И.Щелокова, начиная с концерта номер 2. Исполнителем первого концерта в 1928 году был известный трубач Г.Орвид, когда он и сам, будущий известный композитор, был студентом Московской консерватории.
Я могу много рассказать о Вагине, но лучше всего о нём написали его коллеги и друзья… Эти воспоминания доступны в Интернете, их можно найти во множестве.
Вот, к примеру, материалы из доклада «75 лет Уральской государственной консерватории им.М.П. Мусоргского»).

«Авторитет музыканта Михаила Петровича Вагина базировался на очень высоком уровне исполнительства. Великолепный мощный звук, возвышенное исполнение партий трубы вызывало восхищение. Незабываемое звучание солирующей трубы в «Поэме экстаза» Скрябина, сверкающие серебром виртуозные пассажи в музыке Стравинского, Чайковского, Рахманинова послужили примером молодым музыкантам на многие поколения вперёд.
Исполнение М.П. Вагина не раз вызывало восторженные отзывы крупнейших музыкантов страны, приезжавших в Свердловск на гастроли. Надолго останутся в памяти слушателей его сольные выступления с оркестром, где Михаил Петрович был первым исполнителем произведений В.И.Щелокова, блестяще играл сольные партии в сочинениях для трубы с оркестром А. Гедике, А. Арутюняна, Н. Бакалейникова, Г. Топоркова, Н. Пузея, А. Фридлендера.
С 1973 по 1981 год, приняв класс своего учителя, М.П. Вагин преподавал в Уральской консерватории. Талантливый музыкант-исполнитель, Михаил Петрович остался в памяти своих учеников и как замечательный педагог. Общение с ним вызывало у учеников огромный интерес и тягу к познаваемой профессии. Находясь под его влиянием, молодые музыканты получали огромный запас мудрых советов для технического овладения инструментом.
Многие оркестры страны имеют в своем составе учеников М.П. Вагина, хорошо подготовленных для нелегкой работы оркестрантов: в Свердловске солистом оркестра оперного театра долгие годы был Г.Савиновский, в филармонии – Н.М. Бирман (ученик В.Щелокова, окончивший ВУЗ у М.П.Вагина), в Омске в настоящее время работают Заслуженный артист России И. Афанасьев и С. Бутиков».


- Необходимо еще раз напомнить, что в 1947 году именно ему, Вагину, Щелоков доверил исполнение своего второго фундаментального концерта для трубы с оркестром. А уже затем и всем другим. Концертов было всего десять. Думаю, Натан, что и ты их все переиграл.


Несколько строк на программке концерта…

Передо мной программы концертов с участием Натана Бирмана-солиста. Многие из них подписаны ведущими дирижёрами и композиторами Натану на память, в этих строках - слова благодарности за совместное творчество.
Известный российский композитор С. Губайдулина после совместного исполнения «QUATTRO», ансамбля для двух труб и двух тромбонов, так пишет на программке концерта: «Дорогому Натану Михайловичу с искренней благодарностью за настоящее понимание моей музыки! 23.1. 1990».
Иван Евтич, югославский композитор, тоже оставил строки благодарности. Четыре года учился этот интересный создатель музыки в Париже у О. Мессиана, он - лауреат премии «Гердер». Свердловский симфонический и Натан Бирман исполнили Второй концерт для трубы с оркестром И.Евтича.
Пианист и дирижёр Джоэль Шпигельман из США написал: «Натану Бирману – прекрасному трубачу! От души желаю Вам благополучия и быть всегда в такой же превосходной супер-форме! 23.07.90».
Вот запись-благодарность и пожелание от дирижёра Игоря Головчина, лауреата Международного конкурса имени Герберта фон Караяна. «Искренне благодарю за превосходное исполнение «Поэмы экстаза» А.Скрябина! Рад был работать со Свердловским симфоническим оркестром!».
И подобных записей, говорящих о профессионализме и виртуозности Натана Бирмана, очень и очень много осталось на старых программках…
…- Мой последний сольный концерт в СССР состоялся 24 июля 1990 года в Москве, в концертном зале имени Чайковского. Я исполнил концерт для трубы и фортепиано и камерного оркестра композитора А.Затина, дирижёр Д.Шпигельман (США)… Как сейчас помню этот день!



«Трубач на коне»

- Натан, я знаю, что у тебя была творческая и просто человеческая дружба с великим, без преувеличения, трубачом современности Тимофеем Александровичем Докшицером. Знаю также, что вы состояли в переписке в 90-х годах, ты мне показывал одно из писем, адресованное тебе. Докшицер спрашивал тебя: «Дорогой Натан, а если бы я переехал в Израиль на постоянное место жительства, нашлось бы мне место в этом обществе?..».

- Да, действительно, Тимофею Александровичу в те годы было плохо. Он переехал в Литву, и, несмотря на теплый приём близко знавших и уважающих его музыкантов, обстановка там была не до муз. В то время в Литве гремели пушки.
Вот, что пишет сам Докшицер в своей книге «Трубач на коне»:
«Идея переезда на жительство в Литву возникла, когда политическая ситуация в России и вызванные ею житейские проблемы совершенно лишили меня возможности нормально трудиться и отпущенный жизненный срок целиком посвятить завершению начатых творческих работ».
…Мои встречи с Докшицером незабываемы. Обрати внимание, Борис, я пишу «встречи», а не «уроки» - хоть он был моим научным руководителем, когда я в 76-78 гг. проходил ассистентуру-стажировку в институре им. Гнесиных. Какая положительная энергия царила в его классе!.. Он был настолько интеллигентным человеком, поразительно! Можно было подумать о нём, что он происходил из какого-то старинного дворянского рода. Никогда не повышал голоса, только на «вы» со всеми - неважно, насколько ты младше его. Не мог терпеть нецензурные слова. А корни-то его из Нежина, провинциального городка, где, как и его отец, он играл в местном духовом оркестре, а затем была воспитонская служба, затем игра в армейских оркестрах и так далее…Совсем как у нас с тобой, Борис, правда?
Всем советую почитать книгу Докшицера «Трубач на коне» - её можно найти на Интернет-сайтах - где он рассказывает о своей музыкальной и не только музыкальной жизни. Очень интересная книга, много подлинных рассказов о встречах Докшицера с великими людьми, а также рассказы о его многочисленных концертах, гастролях и много чего другого. Особенно ценна эта книга для духовиков и трубачей, в первую очередь. Я горжусь своей дружбой с этим удивительно добрым человеком и прекрасным трубачом, чьё имя знает весь музыкальный мир.


Фантазии на еврейские темы

Кстати, у меня до сих пор хранятся все письма от Докшицера! В одном из них он просит прислать ноты еврейских мелодий. Я ему их выслал, а он сделал переложение для трубы, что-то вроде «фантазии на еврейские темы», и даже записал на пластинку.
А ещё, в начале 1996-го мы - а это Дима Левитас, Михаил Гуревич, Алик Шапиро, Леонид Виноградов, Роман Краснер и Эдуард Куськин - музыканты из бывшего Союза, пригласили Тимофея Александровича в Израиль в гости. Незабываемые это были встречи!
Израиль очень понравился Тимофею Александровичу. Такая маленькая страна, говорил он, и так много музыкальных коллективов, и все хорошего уровня. Вот ему и ответ на его вопрос, нашёл ли бы он себя в Израиле как музыкант. Вернее, не потерял бы ли …
Вспоминая выступления израильского симфонического оркестра под управлением Зубина Мэта, который он слушал не раз, Докшицер ставил исполнительский уровень этого замечательного коллектива в ряд лучших оркестров мира. Кроме всего, Тимофей Александрович восхищался прогрессом Израиля за столь короткий исторический срок, страны, добившейся высоких результатов в экономике, научно-технической мысли, медицине. И, конечно же, в повышении уровня жизни людей.
Вспоминает мой друг Михаил Гуревич, ныне дирижёр оркестра полиции Израиля:
«Во время пребывания Тимофея Александровича Докшицера в Израиле я позвонил Йоси Тавору, теле-радио журналисту, обозревателю по вопросам культуры и искусства, специалисту по музыке, театру, балету и опере (тогда он работал на РЭКе) и сообщил ему, что знаменитый Тимофей Докшицер в Израиле. Он сказал, что надо обязательно об этом рассказать по радио! После этого он мне перезвонил и спросил… кто это. О том, что это знаменитость, поверил мне на слово… Через пару дней он устроил в прямом эфире хорошую передачу. Это было очень трогательно. Те из коллег, кому мы перезвонили и сообщили о передаче, были возле радиоприемников, слушали затаив дыхание».

Желанная ассистентура-стажировка

За полтора года до моего окончания консерватории ушел из жизни мой учитель В. Щелоков, и я оказался в классе Михаила Петровича Вагина, у него же я и заканчивал консерваторию. Вагин - прекрасный музыкант и великодушный человек, готовый в любой момент протянуть руку помощи, о нём здесь уже немало сказано… Но он не был профессором и не мог вести в консерватории аспирантов-стажеров. Что же с моей мечтой об аспирантуре? Вопрос оказался непростым.
Ректором консерватории был профессор Н.Г. Блинов. В конце пятого курса у меня с ним состоялась беседа, после которой он предложил мне работу в консерватории – но… по совместительству, т.к. в штате вакансии не оказалось. А это означало, что направить меня на учебу в аспирантуру не было никакой возможности… Как же быть?
Выход был найден. Е.Г. Блинов связался с ректором Челябинского института культуры и попросил для меня направление в Московский музыкально-педагогический институт им. Гнесиных.
Напомню, что в то время еще не было факсов и электронной почты… Михаил Петрович Вагин подключился к ситуации, и вот, уже через несколько дней мы едем с ним в Челябинск.
… 15 минут переговоров в кабинете ректора института культуры – и Михаил Петрович выходит с направлением! Я чувствовал себя на седьмом небе…
И снова – НО… Воспользоваться так непросто полученным направлением мне не довелось: через короткое время Михаил Петрович скоропостижно скончался.
В Уральской консерватории мне вскоре дали класс М.П. Вагина и направление в Москву, в Гнесинку, к Докшицеру!
Тут сделаю небольшое отступление.
Приезжаю в Москву, прихожу в институт Гнесиных, нахожу класс Докшицера, слышу из-за двери музыку, по почерку понимаю, что это именно он играет. Думаю: не буду мешать… Отдышусь и заодно послушаю этого трубача номер один (во всяком случае, таковым он был для меня). Минут двадцать так простоял, потом решился зайти. Каково было мое удивление, когда я увидел, что это оказался не Тимофей Александрович, а аспирант, преподаватель Одесской консерватории Владимир Луб. Мы потом с ним подружились и долго вспоминали этот забавный случай! Луб играл точь-в-точь как Докшицер, таким же красивым звуком, с потрясающей динамикой!
Борис, я знаю, вы были дружны с Володей Лубом, читал очерк, который ты написал о нём. Жаль, что я не знал тогда, когда ты писал свой очерк, а то добавил бы много чего интересного.

- Это ещё и сегодня не поздно сделать, я готовлю к печати новую книгу!
Натан, наряду с исполнительской деятельностью ты, практически, со студенческих лет занимаешься и педагогической работой. И начало этому было положено в музыкальном училище уральского города Асбеста. Так?

- Да, Борис! Когда меня туда пригласили, я был рад этому. Хотя заранее знал, что это неблизкая дорога. От Свердловска 83 километра. Климат в тех краях - не мне тебе рассказывать. Но «руки чесались», хотел себя проверить на педагогическом поприще.
Не понимаю тех музыкантов, которые не стремятся передать молодому поколению свой опыт и знания. Мне было интересно, и я с теплотой вспоминаю те годы. Училище новое, только обретающее традиции и опыт. Коллектив преподавателей ненамного по возрасту отличался от студентов. Класс у меня был небольшой, но и там уже стали появляться звёздочки. Так началась моя жизнь в педагогике.



Калегин и другие коллеги

Вот, что рассказывает Геннадий Петрович Калегин, бывший в 70-е годы заведующим отделом духовых инструментов музыкального училища города Асбеста Свердловской области.
«В 1976 году я пригласил в училище в качестве преподавателя игры на трубе Натана Михайловича Бирмана – на тот момент артиста оркестра Свердловского театра музыкальной комедии. Это был крепкий исполнитель, высококвалифицированный музыкант. Кроме того, этот человек отличался исключительной организованностью и высочайшей ответственностью, особым чувством долга перед учениками.
Натан Михайлович проработал в училище до 1982 года, на протяжении шести лет в любую погоду, при любых обстоятельствах он приезжал на уроки из Свердловска. Большинство его учеников – люди состоявшиеся, причем, и как музыканты, и как организаторы музыкальных коллективов».

«В нашем оркестре мы хорошо чувствуем друг друга!»

- Натан, в заключение – о твоём сегодняшнем дне в музыке. Много лет ты работаешь солистом в Хайфском симфоническом оркестре. Что для тебя оркестр и его коллектив?

- Сложно ответить на этот, казалось бы, простой вопрос в двух словах. Не раз коллектив переживал тяжелые времена, связанные с экономической ситуацией. Доходило до того, что мы думали: вот-вот закроют наш оркестр. Но, видно, у него есть счастливая звезда, этого не произошло.
Коллектив наш дружный, и мы очень за эти годы все сроднились. Думаю, это отразилось и на качестве нашей игры. Чувствуем друг друга. Сколько произведений переиграно! Сколько было концертов по Израилю, а также в Германии, в США. Какие замечательные дирижёры с нами выступали!..

- Натан, около десяти лет ты играл под руководством прекрасного и известного израильского дирижёра и композитора Ноама Шерифа, профессора музыкальной академии Рубина в Тель-Авиве. С 2004 года он - главный дирижёр вашего Хайфского симфонического оркестра. Вот, как он высказывается о тебе, о твоем профессиональном уровне:

«Говоря о музыканте Бирмане, нельзя обойти вниманием его высокое исполнительское мастерство. Все музыканты, и я в том числе, отмечают прекрасное звучание его трубы, его виртуозность и музыкальность.
Натан – прекрасный ансамблист, хорошо чувствует гармонию и свою динамическую линию в исполняемом произведении, с чем связывает и характер своего звука. Что бы мы ни исполняли, Брамса или Малера, он тонко чувствует стиль композитора, эпоху. Я, как и каждый дирижер оркестра, становясь за пульт, перед выступлением осматриваю музыкантов. Это минута вдохновения перед ауфтактом и взмахом палочки. Когда вижу Натана Бирмана, на сердце у меня становится легко. С такими музыкантами можно творить!»

- Да, этот человек руководил нами около десяти лет. Прекрасный композитор и превосходный дирижёр – Ноам Шериф! Ему от меня отдельное спасибо. Я многому у него научился в плане музыкальной стилистики, присущей исполняемому произведению, да и просто человечности. Когда едешь на работу и знаешь, что программой сегодня дирижирует маэстро Шериф, всегда бываешь воодушевлён, и это очень поднимает творческий настрой. А что ещё нужно музыканту? Ноам уже вышел на пенсию, но иногда становится на дирижерский подиум. Желаю ему так же отлично, как это всегда было, дирижировать и интерпретировать музыку различных эпох и направлений – до 120-ти ему, как у нас говорят!
Сегодня моя основная работа в симфоническом оркестре города Хайфы, а еще я преподаю в консерватории Кфар-Сабы.

- Натан, знаю, у тебя много творческих планов! Пусть тебе хватит сил на их
осуществление, пусть не покинет тебя извечный твой оптимизм!

- Спасибо! Пользуясь, случаем хочу пожелать всем читателям этого очерка
творческих успехов, думаю, что его будут читать мои коллеги и друзья. Настроен я «по-боевому», впереди у меня много интересной работы - как в плане исполнительства, так и в преподавательской деятельности. Оптимизма мне не занимать. Так что подводить итоги еще рано!
А своим молодым коллегам желаю того же – оптимизма. Никогда не унывайте, друзья, и всё у вас в жизни всегда будет получаться!


От автора:
Ну и совсем, совсем напоследок хочу еще предоставить слово Михаилу Гуревичу - дирижеру оркестра Полиции Израиля.

«Мне посчастливилось работать вместе с Натаном Бирманом в симфоническом оркестре Тель-Авива в течение пяти лет. Играть рядом с таким «мастером трубы» – огромное удовольствие. Натан не просто трубач, он Музыкант с большой буквы. Блестящий виртуоз, для которого не существует технических сложностей. Вместе с тем, в его исполнении всегда присутствует вдохновение и музыкальность.
Бирман – настоящий лидер духовой секции, и его игра может украсить любой, самый высокопрофессиональный оркестр. Ему подвластны любые стили – от старинной классики до джаза и суперсовременной музыки.

А ещё - и, наверное, с этого я должен был начать это своё небольшое слово о Бирмане – он очень порядочный человек, со всеми приветливый, общительный.
Есть люди, с которыми хочется быть рядом. Даже если они далеко и даже если нет возможности общаться каждый день. Именно такой он, наш коллега и друг Натан Бирман».

Анти-Нацизм

Еврей-партизан о бандеровцах. (из архива Яд Вашем)
Из воспоминаний Мейлаха Бакальчука-Фелина (1904-1961) – непосредственного свидетеля Холокоста, одного из создателей первого еврейского партизанского отряда.

В предвоенные годы работал учителем в школах Западной Украины и Западной Белоруссии.
После войны оказался в ЮАР, где проживал постоянно.
"Воспоминания еврея-партизана" вышли на идише в 1958 г. в Буэнос-Айресе. Книга является 135-м томом в серии книг "Польское еврейство".
М. Бакальчук-Фелин умер в Иоганесбурге в 1961 году.Перевод на русский "Воспоминаний еврея-партизана" выполнен Гершоном Шапиро (1899-1993) – участником войны. С середины 60-х годов Гершон Шапиро – организатор еврейского «самиздата» в Одессе.

В 2003 книга небольшим тиражом была выпущена в Москве.


Поляки — жертвы акции ОУН(б) 26 марта 1943 года
в ныне несуществующем селе Липники,Костопольский район (Волынь)

ГЛАВА 13
Бандеровцы.

Слово «бандеровец» было и остается у нас, партизан, и у всех евреев, прошедших мученический путь в лесах Западной Украины и Восточной Галиции, страшным символом зла. Много партизан погибло от рук этих украинских фашистов. Много евреев было ими зверски убито. Хотя украинские фашисты присвоили себе много имен (например. «бульбовцы», «петлюровцы», «зеленовцы» - по имени атамана Зеленого, банды которого вырезали много евреев в Киевской области во времена Петлюры), большая их часть называла себя «бандеровцами» - по имени Степана Бандеры, убившего за несколько лет до второй мировой войны польского министра Перацкого.

………………………………………….
Свалившееся на нас бедствие – националистическое движение бандеровцев – как эпидемия стало распространяться из деревни в деревню. Даже те крестьяне, которым мы до этого времени доверяли разные задания, были внезапно заражены этой болезнью. Даже у нас, в отряде имени Ворошилова, мы стали замечать, что из наших рядов исчезают партизаны из окрестных сел. С каждым днем положение становилось опаснее.
Мы стали нести потери на всех дорогах…. Многие села, бывшие под нашим влиянием, перешли к бандеровцам…

Немцы были рады действиям бандеровцев: ведь борьба против нас велась чужими руками. Немцы не появлялись в деревнях, не брали там поставок. Они не обращали уже внимания на то, что устраивались митинги и распространялись листовки о «самостийной Украине».
Большая шовинистическая пропаганда была развернута в деревнях, в особенности в населенных пунктах, лежащих на реке Горынь, в окрестностях Луцка-Дубно-Ровно.

Типичное приветствие ОУН(б) июль−начало сентября 1941 года на Глинской браме замка в г. ЖолкваЛьвовской обл. Тексты (сверху вниз, слева направо): «Слава Гитлеру!»(нем.) «Слава Гитлеру! Слава Бандере!» «Да здравствует независимое Украинская Единое Государство!» «Да здравствует Вождь Ст. Бандера!» «Слава Гитлеру!»(нем.) «Слава непобедимым Немецким и Украинским Вооружённым силам!» «Да здравствует Бандера!»

Безжалостными бандитами были они. Они шли по стопам разбойников средневековья. От современной цивилизации они ничего не взяли. В жестокости и разбое бандеровцы не отставали от гитлеровских палачей. Лозунг бандеровцев был «Проти ляхiв, проти жидiв, проти червоних партiзан».

Почти все польские колонии и поселения, которые возникли за время польского господства, были взорваны, а семьи перебиты жесточайшим образом. В польскую деревню Загостье ночью ворвались бандеровцы и вырезали всё население. На следующий день мы вошли в эту деревню и обнаружили в домах изрубленные и искромсанные тела мужчин, женщин и детей.


Немцы помогали бандеровцам убивать поляков. Это была своего рода солидарность с украинскими шовинистами в их жестоких делах. На одной опушке леса между Высоцком и Золотым мы нашли 12 трупов поляков, которые жили на польском хуторе в двух километрах от дороги. Жертвы лежали расстрелянные с головами в сторону дороги: трое мужчин, четверо женщин и пятеро детей. ..

Таким же образом они расстреливали и евреев.
Бандеровцы жестоко расправлялись с партизанскими семьями. В одной деревне были изрублены гайдамацкими секирами четыре партизанские семьи. В деревне Пузня жила молодая крестьянка, которая при советской власти была избрана депутатом Верховного Совета Украинской ССР. Когда бандеровцы вошли в ее дом, у нее на руках был маленький ребенок, и они ее с ребенком искромсали на мелкие куски.

Был такой случай. В деревне жила семья. Муж был украинец, жена полька. Было у них трое детей. Ночью бандеровцы ворвались в дом этой семьи и приказали мужу изрубить гайдамацкой секирой свою жену и детей. Муж отказался, но они его так мучительно истязали, что он выполнил их приказ и изрубил свою жену и родных детей.

Тяжелые потери понесли евреи в лесу. В лесу графа Платера скрывалась в землянке большая группа евреев, свыше 30 человек. Это были беженцы из Домбровиц, Бережницы и Высоцка. Бандеровцы обнаружили укрытие и «ликвидировали» всю группу, применяя истязания и пытки. Только нескольким евреям удалось бежать к нам в Сварыцевичский лес.
В Сварыцевичский лес хлынули евреи из землянок в разных лесах и из укрытий в деревнях, где их прятали крестьяне. К нам же хлынули из деревень и хуторов поляки и партизанские семьи. Создалось паническое настроение и в наших партизанских рядах. Даже брянские партизанские отряды поняли, какой грозный и опасный враг появился в лице бандеровцев.
Также и отряды Ковпака оценили создавшуюся ситуацию и начали принимать репрессивные меры в отношении сел, поддержавших бандеровцев. Партизаны стали поджигать такие села. Но это не помогло, а еще больше усугубило наше положение, так как целые семьи стали бежать к бандеровцам.
Бандеровцы стали для партизан врагом номер один. Немцы причиняли нам меньше потерь, чем гайдамацкие палачи, появившиеся в каждом селе, в каждом населенном пункте.

ГЛАВА 18
Кровавые майские дни.

В мае 1943 года мы пережили трудные кровавые дни. По селам и лесам от Степангорода до железнодорожной линии Удрицк – Сарны орудовала банда бандеровцев под началом поповского сынка, некоего Сашка. Это был жестокий убийца. Он и его банда пытали и истязали свои жертвы. Их жестокость не знала границ.

В деревне, недалеко от Степангорода, проживала не успевшая бежать в лес польская семья. Мать, пожилую женщину, сначала повесили, а потом ее тело положили на горячую печь, где оно превратилось в черную массу. Пятнадцатилетняя девушка лежала в ночной рубахе на пороге с наполовину отрубленной головой. Тихий ветерок развевал ее светлые волосы и луч солнца золотил их. В хате лежали тела остальных членов семьи, расстрелянные, изрубленные. У двоих было перерезано горло.

С этим Сашко и его бандой нам приходилось вести беспрерывные бои. Немцы снабжали банду хорошим оружием….

… Банда атамана Сашко устроила страшную резню в еврейском семейном лагере на хуторе Вербы, где лагерь остался когда мы отправились в Перхалье…

Когда бандеровцы напали на Вербы, там находилось несколько партизан. Они оказали сопротивление, но силы были неравны. В банде Сашко было около 200 человек, причем хорошо вооруженных. Евреи ушли в лес. Бандиты тем временем захватили хутор и потребовали от Моисея, чтобы он повел их в лес к евреям. Моисей отказался, и бандиты отрубили секирой ему голову. Затем бандиты стали принуждать семнадцатилетнюю дочь Моисея повести их в лес к евреям., но и она отказалась. Бандиты изрубили и ее. Бандитов повел в лес к евреям зять Моисея...

Зверскую расправу с евреями бандеровцы осуществили как раз тогда, когда мы возвращались в Сварыцевичские леса. Крестьяне нам об этом сообщили. Был полдень. Мы решили, что лучше напасть на бандитов вечером…

Мы напали внезапно. Многие из бандеровцев были мертвецки пьяны. Мы открыли по ним стрельбу, когда они находились в хатах и клунях… Десятками падали они от партизанских пуль. Некоторые попали живыми в руки партизан. Их загнали в болота, где они погибли в трясине. У еврейских партизан были свои счета с фашистами-бандеровцами. В этом бою особенно отличились Александр Куц, братья Шпинь, Перчик, Сема Фиалков, Губерман, Мудрик, Зелик Койфман, Меер Глезер, Мойше Ланда, Лейвик Фишман из Пинска и другие.

Всю ночь преследовали мы бандитов, которым удалось бежать в лес. Когда рассвело, мы обнаружили погибших евреев из семейного лагеря. Тела их были искромсаны. В разных местах были разбросаны руки и ноги. У некоторых вороны успели выклевать глаза.
………………
Через пару дней бандеровцы напали на село. Это было для нас неожиданно…

Мы вступили в село. На огородах, на дворах, на длинной сельской улице лежали убитые партизаны и бандеровцы. Мы направились к соснам, где находился еврейский семейный лагерь. Здесь мы насчитали 17 расстрелянных. Во дворе, где находился госпиталь, лежали двое партизан и Матильда. Матильда была расстреляна и изрублена. На ее груди ножом вырезана шестиконечная звезда. «Маген-Довид».

Мы собрали убитых и похоронили их. Убитых в Вичевке, как и в Вербах, трудно было опознать. Они были изуродованы. Нам удалось установить имена следующих мучеников:

Лейзер Фридман с женой, Аврум Ворона с женой и двухлетним сыном, трое дочерей Мойше-Арона Кртнюка, двое мальчиков Шолома Ботвинника, Мотл Коник с дочерью, Сима Розеншвайг с детьми и другие…

Ночью отряд отправился преследовать бандеровцев. Мы настигли их в лесу на Рублевском шляху. Бандеровцы храпели у костров. Мы со всех сторон набросились на них, и десятки бандитов остались на месте неподвижными.
Но слишком велики были наши потери. Обе резни - в Вербах и Вичевке вошли в нашу жизнь как страшная трагическая глава. Хотя с того времени прошло 12 лет, но этот кошмар не померк в моей памяти.
ГЛАВА 32

…. Во время страшных потерь, находясь в тисках гетто, все были как бы в состоянии оцепенения, парализованности. Даже дети своими мыслями были похожи на стариков, толкуя, что это страшное время – веление судьбы. Моя дочурка Фелинька все время успокаивалась своими словами : «Папочка, где это сказано, что я должна жить 70-80, а не 16-18 лет?» Я слышал, как маленькие дети говорили с безразличием: «Роют ямы». Маленькие дети за несколько дней до резни играли в переулках гетто в игру «Как немцы нападают на евреев». Одна группа детей была евреями, другая – немцами.
Дети гетто хорошо знали горькую действительность, знали о немецких «акциях» против евреев, предчувствовали гибель, которая прекратит их молодую жизнь, и все же играли, чтобы хоть на время забыться перед грозной мыслью о смерти.

ЮРИЙ ПОВОЛОЦКИЙ: «ИЕРУСАЛИМСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ»
Борис Турчинский

«Девяностники»… Слово не совсем удобопроизносимое – потому, наверное, и не прижившееся в качестве определяющего для целой когорты людей, в судьбах которых последнее десятилетие ХХ века оказалось знаковым. Время социальных перемен – далеко не всегда синоним расцвета муз – и многие деятели искусств, сформировавшиеся в распавшемся СССР, решили продолжить свою деятельность в других странах, рассеявшись по всему миру. А Израиль в те годы как раз принимал очередную волну новых репатриантов, вновь и вновь «собирая рассеянных».
Мой сегодняшний собеседник Юрий Поволоцкий – композитор, работающий в самых разнообразных жанрах, харизматичный и непредсказуемый, всегда имеющий своё видение происходящего, а потому идущий особым путём – по всем параметрам «девяностник». Получив образование в Гнесинке у Генриха Ильича Литинского и Алексея Алексеевича Муравлёва, успев принять активное участие в создании ныне знаменитого театра «Геликон-опера», в начале 1991 года Юрий оказался в Иерусалиме, где и продолжил создание своей творческой летописи.
Я всегда задавался вопросом: что ощущает человек, сменивший страну проживания в достаточно зрелом возрасте – переворачивает страницу одной книги или же открывает новый том, подводя черту под прежней жизнью? Ведь Юрий приехал в Израиль почти в 30 лет, сформировавшись и обретя мастерство в другой культурной среде – срок достаточный для выработки устойчивых взглядов и позиций. А здесь – смена условий жизни по всем параметрам: и не Запад, а Восток – с совсем иными эстетическими и религиозными ориентирами, постоянной политической нестабильностью и массой обычных проблем, связанных с обустройством на новом месте. Не было ли страшно начинать жизнь, практически, заново? С этим вопросом я и обратился к композитору.

– Начинать сначала так или иначе приходится всем, кто оказывается в другой стране. Важно для себя определиться в отношении к прошлому этапу. Поскольку моей натуре однозначно присуща созидательность, то никаких мыслей о принципиальной смене духовной ориентации не возникало. Приехав на землю, называемую исторической родиной, я не собирался оставить в стороне всё то, что сопровождало меня с детства и, безусловно, оказывало влияние на моё становление. Тем более, что родился я в Одессе – уникальном интернациональном месте взаимопроникновения культур; обе половинки моих кровей текут в Украине, доходя более далёкими истоками до Белоруссии и Польши; 10 очень важных лет прожил в Москве – отсюда связь с русским духовным началом. Вообще, бывший Советский Союз для всех творческих людей, у кого распахнуты уши и сердце, стал уникальным источником и просто кладезью самых различных направлений и веяний искусства, как фольклорного, так и профессионального. А вот еврейской культурой, с которой был знаком, прямо скажем, понаслышке, и жизнью современного Израиля теперь предстояло пропитаться самым серьёзным образом. И это стало не каким-то ориентальным путешествием, а естественным расширением жанровых границ, обогащением собственного мышления и музыкальной лексики. Тем более, что исторические и культурологические процессы идут параллельно, поэтому попросту невозможно оставаться в тех ортодоксальных рамках, которые вольно или невольно закладывались академическим образованием и средой обитания. Важно, чтобы собственные перемены были созвучны изменениям в остальном мире…

Интересно, что в столь многомерном ответе уже конспективно содержится большинство тем нашей дальнейшей беседы. И всё-таки, соблюдая хронологию, хочется вернуться к первым шагам, которые и определили будущее моего визави.

– Юрий, ты родился в самом начале 60-х и не раз упоминал, что своим именем обязан Юрию Гагарину. Но о космосе, в отличие от многих своих сверстников, не мечтал, практически сразу проявив интерес к музыке…


– Это верно. Петь я начал даже раньше, чем говорить, хотя родился не в музыкальной семье. Родители работали в железнодорожном техникуме, на территории которого находилась наша временная служебная квартира. Мама преподавала английский язык, отец же был кадровым специалистом, дослужившимся до высоких должностей. Так что никакой династической предопределённости не было, и можно сказать, что в искусство я пришёл из «пролетариата». Всеми внешними впечатлениями в раннем детстве была музыка из радиоприёмника, практически постоянно настроенного на волну радиостанции «Маяк», да периодически раздававшиеся звуки духовых оркестров. С одной стороны окна квартиры выходили во двор, где в преддверии праздничных демонстраций репетировал самодеятельный студенческий бэнд, с другой стороны – на улицу, где нередко раздавались звуки похоронных процессий, двигающихся к ближайшему кладбищу. Понятно, что предпочтение отдавалось бодрым маршам. Но вот сама игра на «дудках», судя по всему, меня привлекала меньше, ибо однажды был застигнут мамой дирижирующим перед телевизором – притом, сразу двумя палками! Наверняка и с экранов, тогда ещё вполне безобидно именующихся голубыми, изредка звучала классическая музыка, хотя безоговорочное предпочтение отдавалось песням советских композиторов – и с этим репертуаром я уже тогда был хорошо знаком.
Настоящее же вхождение в музыку началось с 6 лет. По тем временам это считалось даже сравнительно поздно. Люди всегда падки на вундеркиндов, которые чуть ли не с пелёнок заявляют о своей необычности. А тут целый год без дела простояло старенькое пианино фирмы “Ritter”, купленное мамой ценой собственной шубы! Это сейчас мне трудно представить, как это можно в течение столь длительного времени бесстрастно взирать на большую клавиатуру, не пытаясь воспользоваться таким богатством. Но вот наступил январь 1968 года, когда меня привели в хор мальчиков при одесском Дворце пионеров, который возглавляла Татьяна Азарьевна Кагель. Таким образом, из слушателя я автоматически превратился в исполнителя. При хоре существовало подобие музыкальной школы, и параллельно с пением начались уроки фортепиано. Моим первым учителем стал Леопольд Евгеньевич Бегун, тогда ещё молодой, 27-летний выпускник ГИТИСа, одновременно служивший режиссёром театра Музкомедии. В его классе я проучился два года, начиная с получасовых уроков раз в неделю в качестве приготовишки. Вначале мой педагог обескураженно разводил руками, не веря в то, что при такой «интенсивности» занятий можно продвинуться далеко вперёд, однако довольно быстро обнаружив у меня хорошие данные (чему способствовало моё детское увлечение календарями, развивающее не только память, но и общие познания), стал давать всё более сложные задания. За первые полгода я прошёл программу не только подготовительного, но и 1 класса. А ещё через год учитель пошёл на серьёзный эксперимент, включив в программу «Подснежник» из «Времён года» Чайковского. Когда Леопольд Евгеньевич сыграл эту пьесу, и я, и мама, обязательно присутствовавшая на всех уроках, были в шоке. Но педагог был неумолим: «Он должен приблизиться к моей игре!» – решительно сказал Бегун, а через полгода торжествующе произнёс: «Ну, что я вам говорил?!». Да, эти полгода сопровождались не только упрямством и слезами при разучивании столь сложного для семилетнего мальчика произведения. Имея уже некоторый музыкальный «опыт», я начал подбирать по слуху популярные песни, да и самого потянуло на композицию. В ученических тетрадках появились первые корявые записи, темы пьесок черпались из собственных впечатлений – в значительной степени влиял текущий репертуар – хотелось сделать так, как в «больших нотах» напечатано. Но отсутствие начальных теоретических знаний сказывалось: вальсы писались в двухдольном размере, марши – наоборот – в трёхдольном, а в пьесе с характерным названием «Поровозик» (да-да, именно через «о»!) количество дополнительных линеек внизу явно не соответствовало реальному замыслу юного автора. Вскоре Бегун уехал из Одессы, и наши пути, к сожалению, больше не пересекались. Разве что могу вспоминать его тогдашнего, благодаря популярному детскому фильму «Тигры на льду», где он сыграл колоритную роль режиссёра драмкружка Стебелкина.



Ещё полгода я занимался в классе Виталия Исааковича Муцмахера, очень хорошего и вдумчивого педагога, но сложилось так, что надо было сменить само место обучения. Требовалась школа с серьёзным преподаванием сольфеджио, теории, музлитературы –всего того необходимого, без чего невозможно себе представить становление профессионального музыканта. В знаменитую школу имени Столярского меня не отдали, а держал экзамены я в обычную семилетку, ДМШ №2. Не могу сказать, что моя новая учительница фортепиано была верхом обаяния и эталоном педагога. Уже достаточно красноречиво то, что идя на урок, я мечтал стать на час старше, а в возрасте 11 лет всерьёз подумывал о том, не бросить ли заниматься. Зато учительница теоретических дисциплин Наталья Ивановна Семенкова-Онищук не только всерьёз продвинула и укрепила мои познания, но и направила в этот непростой период в консерваторию, где как раз создавалась детская группа композиции под руководством Игоря Яковлевича Митрохина.

– Памяти Митрохина ты посвятил большую статью, опубликованную несколько лет назад в газете «Всемирные одесские новости», где подробно описал, как проходили занятия, на что обращал внимание Игорь Яковлевич, как складывалась психология самого процесса сочинения музыки…

– … и многое-многое другое… По сути, годы обучения у Игоря Яковлевича помогли отбросить все внутренние сомнения, поселив уверенность в главном: обратной дороги нет – только музыка! Да, были болезни роста, подверженность стилевым влияниям по мере накопления новых знаний, очень осторожные и неумелые повороты в сторону современной музыки. Митрохин никогда не запрещал – он лишь объяснял, знакомил, обращал внимание, подсказывал новые идеи. Да и кафедра композиции Одесской консерватории была в курсе наших дел – периодически мы выступали с творческими отчётами перед композиторами Игорем Ассеевым, Александром Красотовым, Тамарой Сидоренко-Малюковой. Кстати, не только они нас слушали, но мы их – тоже! Ведь в Одессе всегда была интенсивная культурная жизнь, и новые произведения местных авторов часто звучали в концертах. Но более других мне импонировала музыка тогда ещё молодого Яна Фрейдлина. Наверное, по духу она казалась мне более одесской, что ли… Парадокс, но за всё время, что мы оба живём в Израиле, встретиться так и не довелось. Зато знаком, в основном через Интернет, со многими его сочинениями последних лет, и в который раз убеждаясь в неизменности своих привязанностей…

– Юрий, ты задел и мои воспоминания. Я, правда, в Одессе не родился, но годы учебы в консерватории и работы остались у меня в памяти как самые, самые… Признаюсь, что я люблю этот город больше всех остальных, где приходилось жить. Не буду их перечислять, хотя судьба меня хорошо побросала…
Только сейчас узнал от тебя, что Фрейдлин живёт в Израиле. С Яном Михайловичем мне довелось познакомиться благодаря моему учителю, профессору Одесской консерватории Калио Эвальдовичу Мюльбергу. Это было в 1978 году, когда я учился уже на 5-м курсе, и Калио Эвальдович, который преподавал по совместительству в школе им. П.С.Столярского, попросил меня подменить его на время отъезда. Я с радостью согласился и через несколько дней был представлен будущим ученикам. Там же и встретился с Фрейдлиным. А спустя некоторое время получил незабываемое впечатление от исполнения в филармонии «Весенних игр» для флейты, струнного оркестра и ударных. Солировал Станислав Закорский, за дирижёрским пультом стоял Георгий Гоциридзе. Я понимал, что есть у Фрейдлина и симфонии, концерты, и камерная музыка, и работы в кино, но всё же послевкусие от этого сочинения осталось на долгие годы. Действительно, соглашусь с тобой, что чувствуется в его музыке дыхание моря, «Привоза», «Ланжерона» и вообще любой точки, которая ассоциируется у нас с Одессой.

– На самом деле я мог бы назвать ещё несколько важных лично для меня сочинений этого композитора, но боюсь, что мы уйдём далеко в сторону от основной темы. Хотя не премину вспомнить, что однажды не смог избежать прямого «цитирования». Мало кто знает, что знаменитая «Мурка» в фильме «Место встречи изменить нельзя» прозвучала в закадровом исполнении Фрейдлина. И, когда спустя много лет я сочинил пародийный диксиленд на эту тему под названием «Мурзик», то вставил фрагмент, где имитирую именно фрейдлинское исполнение, ставшее в какой-то степени каноническим.

– Итак, всё шло к тому, что ты станешь студентом Одесской консерватории. Ведь Митрохин так хотел, чтобы его ученики продолжали своё образование именно в родном вузе. Но этого не произошло. Почему?


– Отвечу одним словом – коррупция. Именно она на долгие годы стала определяющим фактором на приёмных экзаменах не у одного поколения абитуриентов. Ну, или очень весомая протекция… Потому-то и не удалось Игорю Яковлевичу осуществить свою мечту. Более того, спустя короткое время его самого выпроводили из консерватории на пенсию. Мне же раздумывать было некогда, и по совету своего знакомого, известного композитора Марка Минкова, я направил стопы в Москву.

– Консерватория или Гнесинка? Непростая дилемма!

– Очень непростая! Ездил я на консультации к заведующему кафедрой композиции консерватории Альберту Семёновичу Леману. Признаюсь, что после встреч с ним выходил в полном недоумении. Любитель пространных монологов, подчёркивающих его интеллектуальную образованность, Леман, на мой взгляд, не мог толком объяснить приходящему в класс молодому автору, чего он ждёт от него в творческом плане, чаще всего сопровождая свои оценки ехидными комментариями. Меня бросало из крайности в крайность, почти все новые сочинения, приносимые время от времени к Леману, можно было спокойно отправлять, как минимум, в домашний архив. После лемановского зазеркалья атмосфера в классе Тихона Николаевича Хренникова и его ассистентки Татьяны Алексеевны Чудовой казалась настоящим оазисом, напоминающим лучшие времена занятий в группе у Митрохина. Всё шло к тому, что буду продолжать учёбу у Тихона Николаевича, но… в итоге я оказался студентом одного из учителей самого Хренникова – Генриха Ильича Литинского. Так Гнесинка стала моей альма матер.

– Ты написал о Литинском большое эссе, которое было опубликовано сразу в двух изданиях, а до этого твои воспоминания под названием «Он завещал нам многое» вошли в сборник «Г.И.Литинский. Жизнь, творчество, педагогика», выпущенный к 100-летию композитора.

– На самом деле несколько страничек воспоминаний были написаны в конце 80-х, буквально сразу после ухода из жизни Генриха Ильича. Предполагалось выпустить сборник сначала к 85-летию, потом к 90-летию. В результате издание растянулось на полтора десятилетия. А поскольку вспоминал я, что называется, по свежим следам, впоследствии захотелось написать гораздо подробнее, уже с высоты прошедшего времени. О Литинском можно говорить бесконечно, всякий раз при этом открывая для себя самого что-то новое. Стоит подчеркнуть, что в его классе окончательное формирование происходило не только на профессиональном, но и на гражданском, а также эстетическом уровне. Возможно, основные принципы Литинского, наследуемые у Танеева: «педагог своему студенту – учитель, друг, слуга и нянька», в моём случае были посеяны на благодатную почву. Помогая мне в продвижении некоторых работ в издательства, в закупочную комиссию Министерства культуры, к известным исполнителям, Генрих Ильич словно негласно давал понять: «помогай другим». Он в хорошем смысле «поймал» меня на трудолюбии – регулярные, два раза в неделю, уроки стали замечательным стимулом для создания новых произведений. Скажем так, к полугодовому зачёту или экзамену я представлял раза в два больше сочинений, чем того требовал учебный план!

– У меня есть любопытное признание твоего коллеги, пермского композитора Валерия Грунера:

– Помню Юру в те времена. Он много трудился, был образцовым студентом. Наш наставник Генрих Ильич Литинский очень тепло к нему относился. Всегда особо отмечал и был доволен Юриной плодовитостью: «Юрочка молодец, молодец, Юрочка!», – говаривал он, – «Хорошо пишет! Много!». Не так давно я послушал несколько композиций Юры и отметил про себя, что он композитор по-настоящему профессиональный, хорошо чувствующий специфику музыкальных инструментов. Ему удаётся раскрыть всю полноту звуковой природы этих инструментов, показать сильные стороны каждого из них…

– Да, до меня доходили эти высказывания Учителя (улыбается). Однако далеко не всех радовала моя плодовитость. Например, завкафедрой Николай Иванович Пейко относился к ней с большим подозрением. А ещё ему не нравились мой красивый почерк и проставление порядкового номера каждого опуса. Он вбил себе в голову, что в классе Генриха Ильича воспитываются исключительно технари, сочиняющие «сухую» музыку. Особенно запомнился мне следующий его «перл»: «Сочинение темы – это, как таинство зачатия! А у тебя, Юра, всё превращается в отрасль производства»!

– И как на тебя действовала подобная критика? Ведь не все творческие люди могут похвастаться крепкими нервами.

– Приятного, разумеется, мало, к тому же и оценка на экзаменах регулярно занижалась, что не позволило мне затем продолжить учёбу в аспирантуре. Одно я знал точно: «сухость» мне не грозит, ибо та работа, которая шла в классе над самим рождением музыкальных тем, абсолютно не вела к созданию чего-то абстрактного, умозрительного. И сам я не был к такому расположен, и Литинский зорко за этим следил. К тому же, наряду со столь важными для учебного плана сонатами, квартетами, трио, для души сочинялись произведения для ансамблей и оркестра русских народных инструментов, песни, лёгкие инструментальные пьесы. Всё это я показывал Генриху Ильичу, который, несмотря на сдержанные оценки, за глаза очень одобрительно относился к подобному универсализму. А вот нумерацию сочинений я действительно пересмотрел в какой-то момент, подведя черту под всем написанным за первые три курса. Таким образом, «Лирическая сюита» для скрипки и фортепиано, сочинённая в конце 1984 года, стала опусом номер 1.

– У неё ведь счастливая судьба? Я посмотрел прошлогоднюю статистику и обратил внимание, что «Лирическая сюита» исполнялась в Праге и Лондоне, Сплите, Тель-Авиве, Иерусалиме и наверняка ещё где-нибудь…

– Да, этому сочинению повезло практически с самого начала, и география его исполнений простирается вплоть до Новой Зеландии, хотя дважды я возвращался к тщательной редактуре, и сейчас сюита играется в версии 1999 года. Подобные доработки для меня не редкость. Во многих работах, не только ранних, впоследствии делались серьёзные поправки вплоть до пересочинения целых частей и больших фрагментов.


– Вот вам и «отрасль производства»! Но я сейчас подумал о том, что твой последний дипломный год, проведенный после смерти Литинского в классе Алексея Алексеевича Муравлёва, оказал не менее плодотворное воздействие, несмотря на то, что уж очень разнятся по своим воззрениям эти два композитора.

– На смену «модернисту» Литинскому пришёл «консерватор» Муравлёв, который значительно расширил саму методологию моей работы над сочинениями. От его внимания не ускользала ни одна деталь, нередко уже готовые эскизы существенно переделывались и лишь после этого принимали законченный вид. К диплому я подготовил Фортепианный концерт, из трёх частей которого на экзамене исполнялись только две (нехватка времени, выделяемого для оркестровых репетиций!), Струнный квартет, посвящённый памяти Г.И.Литинского, одночастную Сонату-фантазию для саксофона и фортепиано и вокальный цикл для баритона «Три стихотворения Саши Чёрного», сочинённый ещё в классе Генриха Ильича. Характерно, что в отношении моей камерно-вокальной музыки среди педагогов кафедры разногласий не было. Все единодушно сходились на том, что это одна из моих самых сильных сторон.

– Как же потом так случилось, что именно этот жанр на долгие годы выпал из сферы твоих интересов? Ведь возвращение к камерно-вокальной музыке состоялось лишь в последнее десятилетие?

– Ну, надо же было инструментальную музыку поднимать на должный уровень! (смеётся). А вообще, не всё так однозначно. Самым первым сочинением по окончании института был как раз вокальный цикл «Лирика Николая Рубцова», спустя какое-то время я написал «Картинки настоящего-1989» на иронические стихи Игоря Иртеньева (к сожалению, оба цикла до сих пор пока не исполнялись). Параллельно начал отклоняться в сторону поисков в жанрах бытового и характерного романса. Пробовал сочинять на стихи Окуджавы и поэтов нового литобъединения «Орден куртуазных маньеристов». Да и на новом месте вокальная музыка шла всегда рядом: не романсы – так песни! Но это уже было потом… Параллельно с романсами сочинялись Камерная симфония и Первая соната для скрипки соло. Периодически наведывался я к Муравлёву со своими новыми работами, а он всегда был готов выслушать, оценить и дать практический совет. Мне кажется, что судьба ему уготовила роль спасителя в чрезвычайных ситуациях. Ведь многие студенты начинали не в его классе, а переходили к нему спустя какое-то время ввиду разных обстоятельств. Например, уже знакомый нам Валерий Грунер оказался у Алексея Алексеевича, когда был вынужден покинуть Гнесинку его педагог Александр Чугаев (один из любимых учеников Литинского). И таких примеров много. Муравлёв же, никогда, кстати, не пробивавшийся в жизни локтями, терпеливо доводил до логического завершения работу с любым студентом, вне зависимости от своей близости или отдалённости от его направленности. За что мы глубоко чтим его и поныне. Мне посчастливилось навестить его в прошлом году как раз в дни 90-летнего юбилея, а спустя несколько месяцев наши общие друзья, пермские композиторы устроили большой фестиваль музыки Алексея Алексеевича.

– Я знаю, что в конце 80-х у тебя состоялось несколько значимых встреч с выдающимися композиторами-современниками: Борисом Чайковским, Эдисоном Денисовым, Михаилом Мееровичем. И эти мастера, несмотря на то, что исповедовали абсолютно разные творческие манеры, были единодушны в высокой оценке твоих произведений.

– Борис Александрович Чайковский в то время был председателем комиссии по работе с молодёжью Союза композиторов СССР. И от его резюме зависело, купит ли Музфонд сочинения молодого автора, т.е., по сути, поддержит ли материально, пока тот ожидает своей очереди на приём в творческий союз. Милейший, душевный человек, гениально одарённый творец, чья музыка мне всегда была очень близка, тепло отнёсся к рубцовскому циклу и Камерной симфонии. Пока шла работа над симфонией, видимо, я уже успел перерасти собственное сочинение, поэтому, когда Борис Александрович при финальном показе хвалил эту работу, у меня на душе было ощущение некоторой неловкости.
Эдисон Васильевич Денисов, напротив, был человеком резких оценок, которые менялись буквально от страницы к странице просматриваемой рукописи: «Здесь очень хорошо, на второй странице – очень плохо, это даже работает против вас; на третий странице опять очень хорошо, четвёртая – намного хуже…» и т.д. Узнав, что прошло 3 года с момента моего окончания Гнесинки (встреча была в конце 1989 года), Денисов подытожил: «В целом выглядите вы намного предпочтительней тех, кто заканчивал примерно в то же время. И не стоит огорчаться тому, что приём в Союз затягивается. Не торопитесь!»…
Я терпеливо ждал своей очереди, черпая вдохновение из общения с Михаилом Александровичем Мееровичем, человеком-фейерверком, фантастически одарённым и идущим совсем иными творческими дорогами. Редко кто из композиторов мог дождаться его похвалы – скорее можно было заработать едкую, хотя и вполне справедливую реплику, которая потом гуляла по всей Москве. Он так и остался недооцененным, и впоследствии я написал мемориальное эссе о нём не только в память нашей дружбы, но и в надежде обратить более пристальное внимание на его творчество. Наши встречи затягивались на несколько часов: можно было неустанно слушать рассказы Михаила Александровича на темы музыки, литературы, злободневной действительности. Он признавался, что находится под большим впечатлением от моей музыки, и всячески старался помочь что-то продвинуть. Благодаря ему состоялось моё знакомство с Дмитрием Бертманом, в тот момент создававшим свой театр «Геликон-опера». Именно Меерович предложил парадоксальный состав инструментов для новой камерной оркестровки оперы Стравинского «Мавра», с премьеры которой и ведёт своё летоисчисление театр. В тот момент молодой коллектив, находившийся буквально в пелёнках, ещё не мог позволить себе полноценный состав оркестра. Всё это пришло позже. В том же 1990 году я успел сделать аранжировки опер «Туда и обратно» Хиндемита, «Блудный сын» Дебюсси и «Человеческий голос» Пуленка. Последнюю поставили уже после моего отъезда. А спустя короткое время диск с записями опер Стравинского и Хиндемита в моей оркестровой редакции выпустила фирма “Olympia”.

– Но вступления в Союз композиторов ты всё же дождался?
– И да, и нет. Аудиция состоялась, но почему-то члены приёмной комиссии сочли меня «таким разным», что не смогли определиться в своём отношении к тому, достоин я или нет пополнить их ряды. Приняли в Музфонд с правом поступать в Союз через 2 года.

– Формулировка отказа, конечно, изумляет. Ведь быть «разным» – это как раз то, что для многих остаётся недоступным!

– Но для тех, кто оценивает, куда легче втиснуть в жанровую клетку однопланового художника. А, если жанры переплетаются, то для критика, в сознание которого профессиональной средой была впрыснута сыворотка снобизма, а то и межкультурного антагонизма, наступает момент выбора. Ну, не верится ему, что сочиняющий песни, становящиеся популярными, может столь же успешно создавать серьёзные произведения. Замечено, что ортодоксальные представители академического направления крайне болезненно относятся к попытке совместить «высокое» с остальным, заведомо зачисляемым в «низкое», халтурное, коммерческое – в общем, пытаются измерить всё одним им ведомым аршином. Впрочем, учитывая то, что на приём в Союз я представил исключительно академические сочинения, даже этого аршина моим судьям не хватило.

– Ну, и Б-г с ними! Тебе ведь не привыкать к такого рода ударам, да и к самой непредсказуемости оценочных критериев. Я, например, с большим удивлением узнал, что Первый струнный квартет, удивительно глубокое и проникновенное сочинение, подвергался разгрому на одной из творческих комиссий, да и многие сочинения конца 80-х, сыгравшие очень серьёзную роль в твоём формировании, так и не были представлены широкому слушателю. Судьба готовила перемену участи? Ведь в феврале 1991 ты уже оказался в Израиле, прошёл профессиональные аудиции, был принят в местный Союз композиторов без всяких экзаменов. Да и вообще благополучно избежал драматических поворотов, когда, ради удержания на плаву, многие коллеги шли работать на завод, стройку, в охрану, переучивались на страховых агентов, социальных работников или же открывали собственный бизнес.

– Мне посчастливилось встретиться с композитором Марком Копытманом, профессором Иерусалимской академии музыки имени Рубина. Сам репатриант 70-х, Копытман принимал активное участие в обустройстве вновь прибывших композиторов. Он приглашал их на различные семинары, мастер-классы, курсы по обретению новых квалификаций и специализаций, но самым главным его детищем в этом направлении стал государственный проект трудоустройства именно композиторов в различные консерватории по всему Израилю. Надо понимать, что местные консерватории – это всего лишь музыкальные школы, входящие в ведение Министерства образования, и работать надо не со студентами, а с начинающими учениками. И вот тут важно показать, что ты сам умеешь делать. Поскольку я всегда, везде и при любых обстоятельствах оставался играющим пианистом, то вакансия концертмейстера в классе саксофона в консерватории при Иерусалимской академии пришлась мне очень даже впору. Ведь, знакомясь с классическими, современными и в особенности джазовыми пьесами на практике, я тем самым продолжал собственный образовательный процесс. Работал также с другими инструменталистами, занимался аранжировками, а позже начал пробовать силы в сочинении музыки для учеников. Так родился фортепианный альбом «5 х 10», состоящий из 50 номеров, расположенных в пяти разделах, сольных и ансамблевых, разной степени трудности – от первых шагов для начинающих до концертных двухрояльных пьес, которые с удовольствием берут в репертуар и профессионалы.

– Этот альбом настолько широко популярен в Израиле и во многих других странах, что с отдельными пьесами из него уже стали происходить любопытные истории. Так, однажды после одного из ученических концертов в консерватории города Петах-Тиква, где я работаю, заведующий оркестровым отделением Михаил Дельман обнаружил кем-то забытые в зале нотные листки с названием «Итальянское кино». Пьеса настолько привлекла его, что он сначала сделал аранжировку для квинтета духовых инструментов, а уж потом озаботился поисками автора. И я ему помог в этом.

– Добавлю, что ещё несколько пьес аранжировали для фортепиано и оркестра мандолин, для биг-бэнда (это то, что я знаю); четыре двухрояльных дуэта вошли в диск израильских пианистов Херут Исраэли и Хагая Йодана – и эти записи часто звучат на волнах радио «Коль а-музыка». А за «5 х 10» последовали и новые сольные и ансамблевые сборники: «24 маленькие пьесы», «20 пьес для 20 пальцев», “Jazz Movies”. Да и цикл «Вокруг джаза», сочинявшийся в промежутках между другими работами в течение 8 лет, также предназначен не только для взрослых. И так получилось, что ареал распространения этой музыки простирается от США до Восточной Сибири на самых разных уровнях – от вузов и училищ до провинциальных музыкальных школ. Нередко за рубежом устраиваются авторские концерты и презентации моих работ, а совсем недавно у нас в Тель-Авиве и в Беэр-Шеве прошли традиционные фестивали фортепианных дуэтов для детей и юношества, на которых мои пьесы входили в обязательный репертуар.

– Таким образом, уже обозначились два направления, к которым ты обратился в 90-е. И тут я себе позволю вновь вернуться к «Итальянскому кино». Пьесе предпослан подзаголовок: «Посвящение синьорам Феллини и Рота», а в самой музыке звучат характерные аллюзии из «8 ½» и других фильмов великого тандема. Вслед за этим появилась фортепианная пьеса «Видения Элизы», цикл «Шутки с классиками», где, по сути, созданы ремейки знаменитых тем Боккерини, Бизе, Шуберта, Дворжака. На этом ты не успокоился и решил замахнуться на Леннона-Маккартни и Скотта Джоплина, сочинив “Yester-Morrow” и «Особенности национального рэгтайма». Я уже не говорю об отдельных пьесах из разных опусов, где отдана дань джазовым мастерам – Жобиму, Дезмонду, и цикле «Портреты и посвящения», где, наряду с лирическими и характерными портретами, галерея ремейков охватывает целые эпохи – от Оффенбаха до Владимира Косма. Это, разумеется, безопасно, когда многих «натурщиков» уже нет, а иные далече. И всё же, когда вышла в свет композиция «У-кроп-кроп», или «Музыка в подражание Гие Канчели», не сразу, а после мировой премьеры на международном фестивале «Два дня и две ночи новой музыки» в Одессе, ты решился её показать Гие Александровичу, и получил мгновенный одобрительный ответ, более того, он счёл нужным просить разрешения переслать «У-кроп-кроп» своему неизменному соавтору, режиссёру Георгию Данелия.

– Хотя я укрупнял канчелиевские приёмы, многие из которых характерны для его симфонической музыки, киносрез был очень заметен. Здесь и посторонние звуки: пианист постукивает по крышке инструмента, подпевает себе в какой-то момент, а то и произносит шёпотом загадочное «ша-ба-да-да». Здесь и отзвуки «Лунной сонаты», мастерски обыгранной Канчели в фильме «Слёзы капали». Да и «У-кроп-кроп» – спародированное название культового фильма «Кин-дза-дза»… А вот с рассуждением о «безопасности» сочинения ремейков, пожалуй, не соглашусь. Уж если берёшься за подобное дело, то чувство ответственности присутствовать обязано. Ведь создаётся полноценное художественное произведение! Да, оно в мэйнстриме дня сегодняшнего – эпохе игр, реконструкций и винтажей. Да, оно будет иметь успех у публики, которая априори относится с недоверием ко всему современному, но здесь видит, как новое создаётся буквально на глазах из хорошо знакомого. А главное, что подобная музыка с большой натяжкой может относиться к так называемому «музыкальному юмору», в отличие то обычного капустного зубоскальства, где высшим пилотажем считается соединить подряд несколько известных мотивчиков. По сути, это настоящие концертные произведения, способные войти в любой репертуар и разнообразить любую сценическую программу.

– Убедил, и не только меня! Но всё же продолжу свою линию о знаковых для тебя 90-х. По приезде в Израиль ты написал немало серьёзных произведений, среди которых Концерт для фагота и камерного оркестра, “Con Dolore” для струнных, Вторая фортепианная соната “Phantom”, “Animation” для трио духовых инструментов, «Поэма затуманенной луны» для саксофона соло – и это только верхушка айсберга. В то же время ты охотно приобщаешься к стилю “light classic”. И первой в этом списке стала сюита «Бабелиана», написанная для струнного квартета, а затем дополненная версией для струнного оркестра. За ней появились «Три пьесы», созданные вначале для ученического квартета саксофонистов, а позже инструментованные для различных струнных составов. Какова судьба этих сочинений, и какое направление в итоге возобладало?

– Да оба и возобладали! Другое дело, что судьба у сочинений разная. “Phantom”, например, был исполнен на уже упомянутом фестивале «Два дня и две ночи новой музыки» в Одессе через 18 лет после написания, а первая часть фаготового Концерта, созданного в 1997 году, дождалась премьеры на фестивале «Еврооркестр»-2014 в подмосковном городе Жуковском. Причём, главным условием арт-директора фестиваля Сергея Ивановича Скрипки стало моё появление за дирижёрским пультом. Интересно, сколько придётся ждать, чтобы услышать концерт целиком?! В этом смысле «Бабелиане» и «Трём пьесам» повезло куда больше. Во-первых, они были созданы в прямом контакте с исполнителями, во-вторых, их тематическая направленность всякий раз становилась востребованной для различных программ, в-третьих, гибкость самого материала позволяла аранжировать эту музыку по-разному.

– «Бабелиана» была твоим первым обращением к еврейской теме?

– Не совсем. Ещё в конце 80-х я написал «Посвящение Шагалу» (Первую фортепианную сонату) и Вторую сонату для скрипки соло. Эти сочинения я показывал коллегам, реакция которых была чрезвычайно одобрительной, хотя публично представлены не были и до сих пор ждут новой авторской редактуры – перед тем, как решусь их по-настоящему обнародовать. А уже в Израиле одновременно с «Бабелианой» я обратился к новым для себя источникам, вначале работая с фольклорным материалом. Так были создан вокальный цикл «Сефардские песни» для меццо-сопрано на языке ладино, где я уже сознательно избирал метод не просто скромных обработок, но развёрнутых фантазий, порой далеко уводящих от первоисточника. Точно так же работалось и при написании фортепианного цикла «Семь еврейских традиционных мелодий». Эту музыку не назовёшь лёгкой для восприятия – наоборот, при сочинении простые мотивы обрастали сложными звукосочетаниями, уводящими далеко от тональной устойчивости, а известные темы представали в самом неожиданном ракурсе. Словом, ничего не предвещало того, что через несколько лет, когда я вплотную займусь еврейской музыкой в качестве руководителя клезмерского коллектива, отношение к первоисточнику модифицируется в направлении “classical crossover” в сочетании, разумеется, с “Jewish soul”.

– Как изменилось время! Раньше к взаимопроникновению разных стилей относились с большим подозрением, наклеивая ярлык эклектики, затем придумали «общепримиряющую» полистилистику, а сейчас, в эпоху постмодерна допускается свободная трактовка любого исходного материала. Но это совершенно естественно, ибо меняемся мы, всякий раз сталкиваясь с новизной, значительно расширяющей, а то и переворачивающей прежние представления, и, конечно же, рамки аутентичности порой становятся нестерпимо тесными.

– Поначалу передо мной возникла принципиально противоположная задача – решиться писать просто, как раз ничего не выдумывая. Очень хорошо помню, с какой осторожностью сочинялись первые пьесы из нового альбома «Путешествие в клезмер» – «Нигун» и «Балагула». Потом вошёл во вкус, и всё пошло гораздо легче. Бывало, что мелодия придумывалась минут за 20, а дальше уже инструментовалась на тот состав музыкантов, которым располагал в данный момент.

– И здесь ты остался верен себе: не ограничиваясь исполнением этих пьес исключительно группой «Апропо.арт», собрал некоторые номера в сюиты для кларнета с оркестром, для флейты и струнных. «Нигун» в исполнении флейтиста Анатолия Когана звучал в Польше, Украине, странах Балтии, Финляндии, на фестивале «Живая музыка» в российском Стерлитамаке. А на музыку «Балагулы» была поставлена целая хореографическая композиция, которая вошла в программу Ефима Александрова «Мелодии еврейского местечка»…

– О чём я вообще-то узнал, когда вдруг из телевизора послышались до боли знакомые звуки. Это потом уже Ефим Александров приезжал в Израиль с концертами, рассказывая удивительную историю создания танца, а поначалу он был уверен, что музыка народная и поразился, узнав, что у «Балагулы» есть живой автор. «Балагула» немало звучала в разных исполнениях от голландского Энсхеде и немецкого Ганновера до колхоза под Самаркандом. В том числе и я часто играю её в концертах, включая в попурри из «Путешествия в клезмер». Говоря о концертных исполнениях, особо хочу отметить программу Калужского муниципального камерного оркестра, в которую вошли «Бабелиана», «Четыре фрагмента из «Путешествия в клезмер» для кларнета с оркестром, а также «Нигун». Оркестр под управлением дирижёра Александра Левина исполнял эти сочинения в сезонах 2007-2008 годов, а солировал кларнетист Сергей Орлов.

– Мне остаётся добавить, что в этом жанре ты также создал авторские версии традиционной музыки, объединённые в сюиты «Штэтэлех» и «Метаморфозы», а уже упомянутые «Портреты и посвящения» тоже относятся к жанру “Jewish soul”, хотя по своей стилистике этот альбом отстоит довольно далеко от «Путешествия в клезмер». Но всё-таки параллельно из-под пера вышли и академические сочинения: «Иерусалимский дивертисмент» для кларнета, виолончели и фортепиано, Квартет для саксофонов, «Скетчи Старого города» для кларнета соло, «Любавичские нигуны» для скрипки и кларнета и, наконец, «Нигуним» – большое трёхчастное произведение для скрипки соло.

– Эти работы востребованы. «Нигуним» вошли в репертуар великолепной скрипачки Евгении Эпштейн, активно пропагандирующей мои скрипичные сочинения. «Российский квартет саксофонов» проявил большой интерес ко всем моим опусам для своего состава, «Любавичские нигуны» исполнялись в США и Украине. «Скетчи старого города» звучали на фестивале современной музыки в Веллингтоне, и входят не только в концертный, но и педагогический репертуар. Не так давно Михаил Гурфинкель, мой собрат по Гнесинке и представитель славной музыкальной династии, отец двух замечательных близнецов-кларнетистов, Александра и Даниэля – лауреатов самых различных конкурсов и фестивалей, предложил мне создать нечто подобное, но уже для дуэта. И вот здесь я понял, как нелегко второй раз входить в одну и ту же воду. В результате, спустя 13 лет появились «Картинки забытого городка», где, надеюсь, удалось избежать повторов и явных параллелей.
«Портреты и посвящения» – альбом из 12 номеров, создававшийся в течение 8 лет. Поэтому, неудивительно, что они часто исполняются по отдельности. Сначала пьесы презентовались группами «Лама ло» и «Апропо.арт», а позже входили в репертуар уже других исполнителей. «Иерусалимскому дивертисменту» больше повезло благодаря второй версии для скрипки, виолончели и фортепиано. В этом составе он исполнялся на фестивале в Беверли-Хиллз, в моих авторских концертах…

– «Иерусалимский дивертисмент» – так назывался твой авторский концерт в апреле 2009 года в Одесской филармонии, ознаменовавший творческое возвращение в родной город. Это было далеко не случайно, несмотря на то, что на тот момент не так уж много в Одессе осталось тех, кто знал и помнил тебя. Среди них известный композитор Алёна Томлёнова, с которой вы учились практически в одно и то же время, хотя и в разных вузах. Мне удалось с ней пообщаться, и, давая краткую характеристику, среди прочих достоинств, она особо отметила твой высочайший профессионализм, точное ухо аранжировщика и фантастическое трудолюбие.

– У композиторов зачастую характеристики коллег идут не от эмоций, вызываемых собственно музыкой (это они оставляют другим категориям музыкантов или слушателям), а в соответствии со своими внутренними ощущениями критериев профессионализма, степени мастерства и, возможно, с тайным желанием в чём-то походить на визави. Здесь могут быть абсолютно разные вкусовые симпатии, стилистическая приближённость или удалённость, но если твоя музыка оставляет некую зарубку в сознании, то к тебе и относятся соответственно. Алёна ведь тоже успешно работает в своих направлениях, сделала много интересного там, где, скажем, моя нога пока ещё не ступала. Встретившись со мной после длительного перерыва, она сразу же порекомендовала пианистку Татьяну Кравченко, много и активно исполняющую произведения современных композиторов…

– И вот спустя несколько месяцев после этого… Впрочем, здесь я предоставляю слово самой Татьяне:

– Сразу скажу о воодушевлении, которое охватило меня при знакомстве с сочинениями Юрия Поволоцкого, как в академических, так и в более «лёгких» жанрах. В каждой новой его работе ощущается интонационная искренность и самобытность наряду с тонким чувством юмора – это две составляющие, отличающие Юрия от многих других современных авторов, что не может не подкупать. Очень современная по духу музыка, вместе с тем подчёркивающая неразрывность связей с классическими традициями. Она легко воспринимаются как самими исполнителями, так и слушателями, но при этом требует безупречности артикуляции, технической филигранности и владения звуковой и стилистической палитрой. Неудивительно, что после радости собственного открытия, мне захотелось познакомить как можно большее число людей, и в первую очередь самих одесситов с произведениями их на тот момент пока ещё малоизвестного земляка. Так возник масштабный проект «Иерусалимский дивертисмент», идея названия которого принадлежала руководителю ансамбля современной музыки «Гармонии мира» Сергею Шольцу, горячо поддержавшему моё начинание. Хочу особо отметить, что музыка Юрия удивила и покорила музыкантов этого коллектива ещё до приезда автора в Одессу. Ну, а уже при встрече между нами всеми сложились по-настоящему тёплые дружеские взаимоотношения. Мы постарались максимально представить в двух отделениях концерта камерные и фортепианные сочинения, пригласив к участию солистов и концертмейстеров групп симфонического оркестра Одесской филармонии. Мне было очень интересно работать в дуэте с автором над пьесами из альбома «5 х10», не менее содержательными были и репетиции сольных сочинений. Юрий – очень взыскательный критик, но одновременно предоставляет исполнителю достаточную свободу в трактовке нотного текста, очень доходчиво объясняя то, чего в конечном итоге добивается. Я не раз впоследствии представляла его произведения на ежегодных фестивалях «Два дня и две ночи новой музыки», и в этом смысле особенно памятной была работа в 2011 году над очень необычной композицией «У-кроп-кроп», мировая премьера которой была доверена мне. Безусловно, это большая честь оказаться в тандеме Канчели – Поволоцкий, и я чувствовала огромную ответственность сразу перед двумя авторами. Детальная работа над «У-кроп-кропом» продолжалась до самого выступления на фестивале и далее, когда мы готовились к записи этого произведения.
Очень большую популярность приобрела танго-поэма “AdiosAmigo!”, написанная Юрием специально для моего коллектива “KvintangoOrquesta”. Он мастерски сумел вписаться в стилистику Пьяццоллы, естественно добавив своё оригинальное видение, и всякий раз мы с большим удовольствием включаем этот номер в наши концертные программы.
Музыка Юрия активно востребована среди преподавателей и студентов одесской Академии музыки им. А.В.Неждановой. Всё это – наглядное свидетельство того, что теперь он вернулся домой надолго и всерьёз».

– Для меня подобное возвращение действительно подарок судьбы. Я глубоко признателен участникам квартета «Гармонии мира» – Наталье Литвиновой, Леониду Пискуну, Ие Комаровой, Сергею Щольцу, а также контрабасисту Владимиру Чекалюку и флейтисту Сергею Лаптеву за подаренный праздник. Знаю, что всегда могу рассчитывать на одесских друзей и коллег, готовых не только принять и исполнить мои сочинения, но и со своей стороны предложить новые идеи, на которые грех не откликнуться. Хорошо помню собственное воодушевление после репетиции “Kvintango Orquesta”, интереснейшего ансамбля, руководимого Татьяной Кравченко и баянистом Владимиром Мурзой. Спустя короткое время после этого появилось “Adios Amigo!”. Ещё несколько мировых премьер состоялись в Одессе: балалаечник Александр Мурза представил мою концертную сюиту «Провинциальная мыльная опера», а тубист Виктор Самойленко впервые исполнил “Sonata dell’Arte”. В прошлом году в честь 100-летия моего любимого актёра, великого французского комика Луи де Фюнеса, в качестве юбилейного приношения я написал Секстет для флейты, гобоя, кларнета, валторны, фагота и фортепиано под названием «Да, мой дорогой Фюфю!». Мировая премьера этого пятиминутного феерического бурлеска также планировалась в Одессе, но по разным причинам отложилась до нынешней весны, и тогда белорусские музыканты из коллектива “Woodwind Brothers” исполнили «Фюфю» в сентябре прошлого года в Минске.

– Я понимаю, насколько важно для тебя одновременно проявлять себя сразу в двух ипостасях – композитора и пианиста. Кто же, как не сам автор, лучше других сможет представить публике свои сочинения?!

– Когда мою музыку исполняют другие пианисты, я этому несказанно рад. Если есть возможность присутствовать на репетициях, то удаётся решать все возникающие интерпретационные вопросы. Но бывает и так, что впервые слышишь исполнителя только во время выступления, и все ремарки следуют уже постфактум. Как правило, огорчаться не приходится за исключением одного случая, когда пианистка, плохо подготовившись к концерту, видимо понадеялась на то, что музыка современная, а потому никто ничего толком и не поймёт. Трудно передать словами ощущение собственного бессилия в тот момент, когда со сцены неслись фальшивые ноты в пропорции 50 на 50. Ничего говорить не стал – пусть это остаётся на её совести! Тем более важно максимально убедительно представить собственное творчество, когда сам садишься за рояль. Даже для коротких выступлений стараюсь выбирать оптимальный репертуар не только по степени разнохарактерности пьес, но и по тому эмоциональному накалу, который может по-настоящему увлечь слушателя, оставив в его сознании яркий след.

– Наверняка, особо ты волнуешься, выступая перед коллегами, способными куда глубже проникнуть в музыку, мгновенно оценить её достоинства и не всегда снисходительно воспринять возможные промахи. Тем ценнее размышления известного пианиста, профессора Юрия Дикого, возглавляющего «Миссию Д.Ойстраха и С.Рихтера в Одессе»:

– Говоря о современной музыке, сразу же вспоминаешь концепцию «конца времени композиторов» Владимира Мартынова. В его понимании в разные эпохи подъёмов или спадов духовной культуры композиторское искусство идет рука об руку с исполнительством и, что не менее важно, с музыкальным образованием. Именно в такие периоды особенно ценными являются усилия отдельных личностей, которые не благодаря, а, скорее, вопреки общераспространённым тенденциям и условиям, мыслят, живут и, конечно же, продолжают оставаться бескорыстными творцами. В самой определенной степени это относится к замечательному композитору и пианисту Юрию Поволоцкому, чьё творчество и мастерство, реализуется в синкретике этих двух, увы, разъединившихся видов творчества. Как тут не вспомнить мудрые строки Б.Асафьева, утверждавшего, что «если бы Берлиоз и Вагнер не были превосходными дирижерами, если бы даже столь популярный композитор, как Григ, сам тонкий пианист и аккомпаниатор пения своей супруги, не пропагандировал свою музыку, сомнительно, чтобы их искусство сравнительно быстро завоевало даже Европу». Искренность и в высокой эстетической степени интонационная самобытность творческих устремлений Юрия не просто привлекает, а творчески заражает, как поколения молодых исполнителей, так и широкие круги слушателей. Сам не могу не восхищаться, тем более, когда стал свидетелем подлинного энтузиазма в концертных залах Одессы, Умани, не говоря уже о широчайшей аудитории интернет-среды. Творческий союз с музыкантами различных стран в многообразии жанров искусства, центром которого практически всегда выступает автор, самобытно и ярко выделяется в многочисленных фестивальных мероприятиях, а авторские вечера неизменно не только успешны, но и бурно обсуждаются. Но, пожалуй, самая ценная черта творческого метода композитора, это практически всегда обнаруживаемая непредсказуемость его созидательного решения поставленной художественной задачи – будь то музыка к спектаклю или фильму, инструментальная соната или вокальный цикл. Думается, в этом есть достигнутая им зрелость, и в то же время радует его громадный творческий потенциал.

– Для меня очень ценны слова Юрия Борисовича Дикого. Ведь, на тот момент, когда я ещё только делал первые шаги в группе И.Я.Митрохина, он был уже деканом фортепианного факультета консерватории. И встретились мы спустя много лет в Умани, в педагогическом университете имени П. Тычины, где выступили с докладами на научно-практическом семинаре, посвящённом вопросам подготовки будущих учителей музыки. Ну, а затем я держал своеобразный экзамен перед Юрием Борисовичем во время авторского концерта в городском музыкальном училище, в подготовке которого приняли активное участие его бывшие студентки Елена Березовская, сёстры Светлана и Антонина Васильченко. Сама атмосфера этих мероприятий потрясла меня своей теплотой и душевностью, я обратил внимание, насколько важно живое творческое общение для музыкантов, живущих и работающих в небольших провинциальных городах и неизбалованных, в отличие от столичной публики, обилием разнообразных культурных событий. Собственно, для композитора не должно быть принципиальной разницы, где исполняется его музыка – в престижном концертном зале с мировым именем или в небольших аудиториях в отдалённых от центра городах и весях. В любом случае его искусство постигает всё большее количество людей, и таким образом происходит духовное взаимообогащение.

– Несколько раз мы уже упоминали о творческих союзах, тандемах. И, наконец, добрались до твоего дуэта с яркой актрисой, певицей, автором текстов Брониславой Казанцевой, который явил на свет немало новых театральных работ, романсов, песен – полагаю, что это далеко не полный перечень жанров. Я решился обратиться к твоей партнёрше. Нашел её в Фейсбуке практически сразу и попросил написать несколько слов. Ответ пришёл очень быстро:

– Вообще-то, журналистикой я никогда не грешила. Эссеист, наверное, из меня тоже никакой. Однако, в данном случае, о многом хотелось бы рассказать…
Юра Поволоцкий… Крайне неординарная личность. Потому и музыка его неординарна, очень разнопланова и по жанрам, и по эмоциональной наполненности, и… и… и… Творческое сотрудничество с ним – это как торнадо. Любая музыкальная фраза, принесённая им в качестве идеи, моментально захватывает и возбуждает мозг и душу. Во что это выльется в итоге ни я, ни он не можем даже предположить, что превращает процесс нашей работы в истинное творчество. А ведь это дорогого стоит в жизни любого артиста. Юра обладает прекрасным чувством вкуса, меры, и, в то же время, буйством фантазии – и музыкальной, и сценической. Его музыка может быть прекрасной основой для любого киновоплощения. Я думаю, даже время, да, само время – его верный союзник! Произведения Юры всегда, повторяю, всегда! – звучат и будут звучать абсолютно актуально. Что там говорить, повезло мне в творческой жизни встретить такого талантливого человека!

– В этом ответе заключено так много, если не всё, что после него становится непросто возвращаться в обычное русло беседы с перечислением этапов, достижений. И всё же, кто как не сам Юрий сможет раскрыть интересные детали совместного творческого процесса?!

– Если говорить о самом процессе, то у нас всё на паритетных началах. Когда репетируются новые сочинения, то с моей стороны нет никакого требования безоговорочного воплощения исключительно композиторского видения. За столь длительное время я хорошо изучил творческую манеру Славы, её скрупулёзную работу над поэтическими текстами с чёткой расстановкой дыхания, ударений, смысловых оборотов и, естественно, логики самих музыкальных интонаций. Конечно, возникают моменты, когда не сразу находится оптимальное решение, даже случались два-три разных варианта музыки на одни и те же стихи, но зато и опыт приобретается, и лучшее выживает! К слову сказать, очень часто наши совместные песни и романсы рождались из принесённой мелодии, на которую потом сочинялся текст, при этом не всегда сюжет, который мне представлялся вначале, был запечатлён в поэтических строках – пути создания и в этом жанре зачастую неисповедимы! Должен признаться, что множество идей у нас до сих пор ещё не реализованы и дожидаются своего звёздного часа.

– Даже без этого признания список ваших работ впечатляет. Несколько лет назад выпущен альбом «Приглашение к Романсу, или Маленькие сцены из большой жизни», созданным на стихи разных авторов, в том числе и самой Брониславы. Параллельно с этим шла работа над музыкальной фантазией для двоих «Портрет женщины», многие номера из которой звучат по радио и хорошо известны интернет-пользователям. В концертном репертуаре также совместные песни на разных языках, включая иврит, идиш, румынский, украинский. Важными этапами стали мюзиклы «Возвращение к любви» и «Признание, или Пенелопа в раю», поставленные в театре «Портрет-Дьекан». Собственно, мы добрались до театра…

– Добавлю, что спектакль «Возвращение к любви» (по мотивам романа Леона Юриса «Эксодус»), в котором и я присутствую на сцене не только в качестве пианиста, но и как актёр, был представлен на фестивале-конкурсе «Соломенная шляпка», проходившем в Перми в 2013 году. Для меня этот мюзикл был вторым – за несколько лет до него для другого израильского русскоязычного театра я в рекордно короткий срок написал детский мюзикл «Дюймовочка», который затем шёл также на иврите. Среди моих работ были инструментальные саундтреки к спектаклям «Милый лжец» и «Тэила», но само приобщение к театру началось с литературного спектакля «Шум времени. Осип Мандельштам». Для этой постановки был сочинён вокальный цикл, который звучит на протяжении всего действия. Вот так и произошло возвращение к камерной вокальной музыке. В последние годы я обращался к поэзии Пушкина и Цветаевой, великого князя Константина Романова (К.Р.) и Александра Прокофьева, обэриутов Олейникова и Хармса, вновь вернулся к стихам Игоря Иртеньева и Виктора Пеленягрэ, экс-«куртуазного маньериста» дополнив ранние романсы новыми. Последним вокальным сочинением стал небольшой цикл «Лермонтов.2014», который возник не только по юбилейному поводу, но и вобрал в себя достаточно нелёгкие размышления о нашей жизни сегодняшней. Кстати, этот цикл у меня помечен порядковым номером 100. И в этом смысле юбилей вышел двойным!

– Твои масштабы очень впечатляют! Но резонный вопрос: а как обстоят дела с исполнением этой музыки? Ведь, как я понимаю, необходимы классические вокалисты, да ещё и русскоязычные.

– Безусловно, именно к ним я и обращаюсь, благо интернет помогает расширению связей, да и в самом Израиле есть большая группа академических исполнителей, приехавших из бывшего СССР. Другое дело, что при всех положительных откликах в настоящий момент лишь единицы проявляют практический интерес. В основном же царит обычная болезнь – лень и нелюбопытство, о которой писал в своё время Чаадаев. Я не собираюсь сейчас искать какие-то объяснительные или оправдательные причины этому. Консерватизм академических певцов – притча во языцех! Но уверен, что придёт время, и спрос на эту музыку будет. Одновременно мы решили с Брониславой Казанцевой, что называется, изменить ракурс и исполнить некоторые вокальные циклы в совсем ином, актёрском, драматическом прочтении. Тем более, что несколько лет назад вместе участвовали в ещё одной биографической театральной постановке «Я знаю женщину…», для которой я написал шесть баллад на стихи Николая Гумилёва и столько же миниатюр, объединённых в цикл «Акварели», на стихи Анны Ахматовой. Этот опыт оказался весьма успешным, потому и родилась идея создать целый альбом из моих разных камерно-вокальных сочинений. В прошлом году мы, наконец, приступили к реализации замысла, начав с ахматовского, гумилёвского циклов, записав также 5 романсов на стихи Виктора Пеленягрэ, а сейчас продолжаем работу. На очереди – лермонтовский цикл, «Ночи Марины» на стихи М.Цветаевой, «Три скетча» на стихи поэтов-обэриутов, а дальше… Словом, аппетит приходит во время еды, и новый проект, это уже можно точно сказать, не уместится на одном диске.

– Я знаю, что все годы вы записываетесь в студии композитора Аркадия Хаславского, известного нашему поколению руководителя нескольких популярных российских ВИА 70-80-х годов. Могу себе представить, насколько интересно с ним общаться, когда речь идёт о песнях и популярных жанрах. А вот как работается в его студии над серьёзными произведениями?

– Сразу могу сказать, что, как только переступается порог студии, дуэт превращается в трио. И это не только человеческое содружество, но своего рода творческий конгломерат. Аркадий – наш первый слушатель, оценщик, критик. Бывают, что возникают жаркие споры, не все принимаемые решения оказываются одинаково удачными, да и сам рабочий процесс проходит настолько кропотливо, что нередко уходим после смены не столько с удовлетворением, сколько с повисшими в воздухе вопросами, а в следующий раз на свежую голову многое переписываем заново.

– Просматривая в Википедии список твоих сочинений последних полутора десятков лет, я не без удовлетворения отметил, что интенсивность творчества заметно возросла. При этом среди инструментальных произведений предпочтение отдаётся духовым, и редкое из них не имеет программного сюжета или как минимум подзаголовка.

– Для сегодняшнего слушателя очень важно заранее войти в атмосферу исполняемой музыки. Для автора же это – дополнительное обязательство: соответствовать названию не только сюжетными средствами выражения, но и формой, драматургическим развитием, соблюдением временного пространства замысла. В своё время Т.Н.Хренников рекомендовал мне «писать музыку покороче», и это было предвидением сегодняшней эпохи трёхминутных клипов, когда концентрация внимания потенциального потребителя куда менее прочная, чем в прошлые века. Впрочем, и тогда засыпали в залах, если музыка была скучной! Это – общее, а частное – сама специфика игры на духовых инструментах, связанная с дыханием исполнителя. Часто поводом для написания нового сочинения становились просьбы коллег пополнить сольный и ансамблевый педагогический репертуар, особенно для выпускников учебного заведения, где я работаю. Но так случалось, что пока ученик разучивал к экзаменам сочинение или отдельные его части, музыка уже звучала в концертах профессиональных исполнителей. Из четырёх сонат для духовых с фортепиано все имеют программные подзаголовки: «Французская соната» /«Экзерсис в духе Пуленка»/ для гобоя, «Синема-соната в трёх дублях» для валторны, Соната «Сон в летний полдень» для трубы и “Sonata dell’Arte” для тубы. Нередко удачно прозвучавшее сочинение становится предвестием следующего. Так, например, московский гобоист Алексей Балашов, много и успешно играющий «Французскую сонату», предложил написать музыку для юбилейного концерта к 100-летию Бенджамина Бриттена. И родилась «Лесная сказка» для гобоя и струнного трио. Другой случай: в своё время я написал сюиту «Весеннее настроение» для квартета флейт, исполненную квартетом «Сиринкс» под управлением Святослава Голубенко. Через какое-то время я предложил этому коллективу новую сюиту под названием «Гламур а-ля…». Впечатлившись этим сочинением, киевский фаготист и дирижёр Юрий Конрад подвигнул на создание «Ночных историй» для квартета фаготов “Dulcian”. Не забываю и о других духовых. Для тромбона и фортепиано написаны «Отзвуки вальса» и джазовая «Баллада». Что касается переложений собственной музыки, то написанная в оригинале для альта и фортепиано «Меланхолия» со временем приобрела виолончельную и саксофоновую версии. А пьеса из «Портретов и посвящений» «Ольга» уже давно живёт самостоятельной жизнью, исполняясь не только в кларнетовом оригинале, но и в редакции для альтовой флейты. А недавно был сделан для разных видов саксофона расширенный вариант этой пьесы с небольшой каденцией в коде.

– Осмелюсь напомнить, что по моей просьбе ты сделал переложение для кларнета «Менуэта и Шутки» (из «Ненаписанной сюиты»), сочинённой в оригинале для флейты (а потом и гобоя) со струнным оркестром. Расскажи немного подробнее об этом сочинении.

– Оно появилось несколько раньше, в 2001 году, после того, как у меня возникла идея ещё одного ремейка. Ведь зачастую в различных концертах из баховской оркестровой Сюиты №2 исполняют только «Менуэт» и «Шутку»! Вот и решил я ограничиться двумя этими частями, не «утруждаясь» написанием целой сюиты. А спустя 3 года сделал оркестровую версию. Когда возник интерес к этому сочинению у гобоистов, то добавил и соответствующее переложение.

– Я знаю, что особо памятными были исполнения этого произведения в Киеве. Камерный вариант прозвучал в твоём авторском концерте в Музее-квартире композитора Виктора Косенко в исполнении Мирославы Сиренко и Евгения Дашака, а незадолго до этого Анатолий Коган исполнил оркестровую версию в сопровождении Национального филармонического оркестра под управлением Николая Дядюры. И, конечно же, я с удовольствием процитирую его отзыв о тебе:

– С большим удовольствием я играю пьесы моего друга Юрия Поволоцкого, поскольку они мелодичны, написаны с прекрасным знанием специфики инструмента и, безусловно, являются значительным вкладом в репертуар для флейты. Я знаком также с его другими сочинениями для духовых инструментов и очень рад, что он реализует свой композиторский талант в оригинальной и яркой музыке для фагота, гобоя, кларнета, трубы. Зная, как активен и неутомим Юрий, я всегда жду его новых успехов!

– Добавлю, что Анатолий часто включает в свои программы «Грустный напев» из «Путешествия в клезмер». Интересно, что в одном из концертов в Киеве он исполнил его в дуэте с известной органисткой Ириной Калиновской. Кстати, эту пьесу играют мои ученики. Замечательная музыка!

– Как и во всех моих сочинениях для клезмерского состава, в оригинальном варианте «Грустного напева» солирует кларнет. Это уже потом пьесу исполняли на флейте, скрипке, армянском дудуке. А через 10 лет произошло второе рождение, когда инструментальная мелодия стала песней, получив название «Молитва моего сердца». С самого начала я ощущал, что эта музыка имеет не только лирический, но и глубоко гражданственный смысл, и попросил придумать на иврите именно такой текст.

– И Бронислава Казанцева блестяще справилась с этим. Масса откликов на клип в интернете как раз от людей, которые не понимают иврита. Вот что значит выразительность музыки и мастерство исполнения. Коль мы коснулись иврита, то хочется спросить, как обстоит дело с песнями на «маме-лошн», или, говоря попросту, на языке идиш?

– У нас есть несколько совместных песен на идиш, кроме того, в концертные программы мы всегда включаем традиционные, всем известные песни. Говоря же о творческих планах, скажу, что сейчас идёт работа над новым альбомом на стихи поэта Михаэля Фельзенбаума. Это проект сложный, требующий серьёзного финансирования, поскольку мы затеяли некое триединство: запись диска, большую концертную программу и нотное издание песен.

– Вот я как раз хотел поинтересоваться твоими отношениями с различными издательствами. Много ли произведений опубликовано и где? Ведь это так важно для каждого автора, не правда ли?

– Моя самая первая публикация в 1984 году в московском издательстве «Музыка» оказалась курьёзной. Сборник, в котором выпустили пьесу для квартета народных инструментов, назывался «Концерт в сельском клубе». Когда открыл ноты, то изумлению не было предела: вместо ожидаемых двух домр и двух балалаек я увидел два баяна, которые непонятно как сыграли бы непредназначенный для них текст. Воистину, «головотяпство со взломом», как говорили классики! Спустя два года в том же издательстве в сборнике «Фортепианная музыка советских композиторов. Творчество молодых» были опубликованы «Четыре пьесы». На сей раз всё было в порядке – этот сборник редактировал Николай Александрович Копчевский, музыковед, пианист, профессионал высочайшей культуры. По приезде в Израиль некоторые мои сочинения в рукописном виде получили копирайт издательского центра при Союзе композиторов (IMC) и параллельного издательства IMI. Однако с наступлением компьютерной эры и широкомасштабного пиратства я решил больше полагаться на самостоятельное распространение собственных произведений. И всё же не так давно я заключил контракт с английски

Ю.Поволоцкий: иерусалимский дивертисмент

Очерк Бориса Турчинского



«Девяностники»… Слово не слишком удобопроизносимое – потому, наверное, и не прижившееся в качестве определяющего для целой когорты людей, в судьбах которых последнее десятилетие ХХ века оказалось знаковым. Время социальных перемен – далеко не всегда синоним расцвета муз - и многие деятели искусств, сформировавшиеся в распавшемся СССР, решили продолжить свою деятельность в других странах, рассеявшись по всему миру. А Израиль в те годы как раз принимал очередную волну новых репатриантов, вновь и вновь собирая «рассеянных».
Мой сегодняшний собеседник Юрий Поволоцкий – композитор, работающий в самых разнообразных жанрах, харизматичный и непредсказуемый, всегда имеющий своё видение происходящего, а потому идущий особым путём – по всем параметрам «девяностник». Получив образование в Гнесинке у Генриха Ильича Литинского и Алексея Алексеевича Муравлёва, успев принять активное участие в создании ныне знаменитого театра «Геликон-опера», в начале 1991 года Юрий оказался в Иерусалиме, где и продолжил создание своей творческой летописи.
Я всегда задавался вопросом: что ощущает человек, сменивший страну проживания в достаточно зрелом возрасте: переворачивает страницу одной книги или же открывает новый том, подводя черту под всей своей прежней жизнью? Ведь Юрий приехал в Израиль почти в 30 лет, сформировавшись и обретя мастерство в другой культурной среде. 30 лет – срок достаточный для выработки устойчивых взглядов и позиций. А здесь – смена условий жизни по всем параметрам, тут Восток – с совсем иными эстетическими и религиозными ориентирами, постоянной политической нестабильностью и массой обычных проблем, связанных с обустройством на новом месте. Не было ли страшно начинать жизнь, практически, заново? С этим вопросом я и обратился к композитору.

– Начинать сначала так или иначе приходится всем, кто оказывается в другой стране. Важно для себя определиться в отношении к прошлому этапу. Поскольку моей натуре однозначно присуща созидательность, то никаких мыслей о принципиальной смене духовной ориентации не возникало. Приехав на землю, называемую исторической родиной, я не собирался оставить в стороне всё то, что сопровождало и влияло на меня с детства. Тем более, что родился я в Одессе – уникальном интернациональном перекрёстке культур; обе половинки моих кровей текут в Украине, доходя через более далёких предков до Белоруссии и Польши; 10 очень важных лет прожил в Москве – и связи с русским духовным началом очевидны. Вообще, бывший Советский Союз для всех творческих людей, у кого распахнуты уши и сердце, стал уникальным источником и просто кладезем самых различных направлений и веяний искусства - как фольклорного, так и профессионального. А вот еврейской культурой, с которой я был знаком, прямо скажем, понаслышке, и жизнью современного Израиля теперь предстояло пропитаться самым серьёзным образом. И это стало не каким-то ориентальным путешествием, а естественным обогащением собственного мышления, музыкальной лексики и расширением жанровых границ. Тем более, что параллельно идут исторические и культурологические процессы, когда попросту невозможно оставаться в тех ортодоксальных рамках, которые вольно или невольно закладывались академическим образованием и средой обитания. Важно, чтоб собственные перемены были созвучны изменениям в остальном мире…

Интересно, что в столь многомерном ответе уже конспективно содержится большинство тем нашей дальнейшей беседы. И всё-таки, соблюдая хронологию, хочется вернуться к первым шагам, которые и определили будущее моего визави.

– Юрий, ты родился в самом начале 60-х и не раз упоминал, что своим именем обязан Юрию Гагарину. Но о космосе, как многие твои сверстники, не мечтал, практически сразу проявив интерес к музыке…

– Это верно. Петь я начал даже раньше, чем говорить, хотя родился не в музыкальной семье. Родители работали в железнодорожном техникуме, на территории которого находилась наша временная служебная квартира. Мама преподавала английский язык, отец же был кадровым специалистом, дослужившимся до высоких должностей. Так что никакой династической предопределённости не было, и можно сказать, что в искусство я пришёл «из пролетариата». Всеми моими внешними впечатлениями в раннем детстве была музыка из радиоприёмника, практически постоянно настроенного на волну радиостанции «Маяк», да периодические звуки духовых оркестров. С одной стороны окна квартиры выходили во двор, где в преддверии праздничных демонстраций репетировал самодеятельный студенческий бэнд, с другой стороны – на улицу, где нередко раздавались звуки похоронных процессий, двигающихся к ближайшему кладбищу. Понятно, что предпочтение отдавалось бодрым маршам. Но вот сама игра на «дудках», судя по всему, меня привлекала меньше, ибо однажды я был застигнут мамой дирижирующим перед телевизором – притом, сразу двумя палками! Наверняка и с экранов, тогда ещё вполне безобидно именуемых голубыми, изредка звучала классическая музыка, хотя безоговорочное предпочтение отдавалось песням советских композиторов – и с этим репертуаром я уже тогда был хорошо знаком.
Настоящее же вхождение в музыку началось с 6 лет. По тем временам это считалось даже сравнительно поздно. Люди всегда падки на вундеркиндов, которые чуть ли не с пелёнок заявляют о своей необычности. А тут целый год без дела простояло старенькое пианино фирмы “Ritter”, купленное мамой ценой собственной шубы! Это сейчас мне трудно представить, как это можно в течение столь длительного времени бесстрастно взирать на большую клавиатуру, не пытаясь воспользоваться таким богатством. Но вот наступил январь 1968 года, когда меня привели в хор мальчиков при одесском Дворце пионеров, который возглавляла Татьяна Азарьевна Кагель. Таким образом, из слушателя я автоматически превратился в исполнителя. При хоре существовало подобие музыкальной школы, и параллельно с пением начались уроки фортепиано. Моим первым учителем стал Леопольд Евгеньевич Бегун, тогда ещё молодой, 27-летний выпускник ГИТИСа, одновременно работающий режиссёром театра Музкомедии. В его классе я проучился два года, начиная с получасовых уроков раз в неделю в качестве приготовишки. Вначале мой педагог обескураженно разводил руками, не веря в то, что при такой «интенсивности» занятий можно продвинуться далеко вперёд, однако довольно быстро обнаружив у меня хорошие данные (чему способствовало моё детское увлечение календарями, развивающее не только память, но и общие познания), он стал давать мне всё более сложные задания. За первые полгода я прошёл программу не только подготовительного, но и 1 класса. А ещё через год учитель пошёл на серьёзный эксперимент, включив в программу «Подснежник» из «Времён года» Чайковского. Когда Леопольд Евгеньевич сыграл эту пьесу, и я, и мама, обязательно присутствовавшая на всех уроках, были в шоке. Но педагог был неумолим: «Он должен приблизиться к моей игре!» – решительно сказал Бегун, и через полгода торжествующе произнёс: «Ну, что я вам говорил?!». Да, эти полгода сопровождались не только упрямством и слезами при разучивании столь сложного для семилетнего мальчика произведения. Имея уже некоторый музыкальный опыт, я начал подбирать по слуху популярные песни, да и самого потянуло на композицию. В ученических тетрадках появились первые корявые записи, темы пьесок черпались из собственных впечатлений – в значительной степени влиял текущий репертуар – хотелось сделать так, как в «больших нотах» напечатано. Но отсутствие начальных теоретических знаний сказывалось: вальсы писались в двухдольном размере, марши – наоборот – в трёхдольном, а в пьесе с характерным названием «Поровозик» (да-да, именно через «о»!) количество дополнительных линеек внизу явно не соответствовало реальному замыслу юного автора. Вскоре Бегун уехал из Одессы, и наши пути, к сожалению, больше не пересекались. Разве что могу смотреть на него тогдашнего, благодаря популярному детскому фильму «Тигры на льду», где он сыграл колоритную роль режиссёра драмкружка Стебелкина.
Ещё полгода я занимался в классе Виталия Исааковича Муцмахера, очень хорошего и вдумчивого педагога, но сложилось так, что надо было сменить само место обучения. Требовалась школа с серьёзным преподаванием сольфеджио, теории, музлитературы –всего того необходимого, без чего невозможно себе представить формирование профессионального музыканта. В знаменитую школу имени Столярского меня не отдали, а держал экзамены я в обычную семилетку, ДМШ №2. Не могу сказать, что моя новая учительница фортепиано была верхом обаяния и тонкой педагогики. Уже достаточно красноречиво то, что идя на урок, я мечтал стать на час старше, а в возрасте 11 лет всерьёз подумывал о том, не бросить ли заниматься. Зато учительница теоретических дисциплин Наталья Ивановна Семенкова-Онищук не только всерьёз продвинула и укрепила мои познания, но и направила в этот непростой период в консерваторию, где как раз создалась детская группа композиции под руководством Игоря Яковлевича Митрохина.

– Памяти Митрохина ты посвятил большую статью, опубликованную несколько лет назад в газете «Всемирные одесские новости», где подробно описал, как проходили занятия, на что обращал внимание Игорь Яковлевич, как складывалась психология самого процесса сочинения музыки…

– … и многое-многое другое… По сути, годы обучения у Игоря Яковлевича помогли отбросить все внутренние сомнения, придав уверенность в главном: обратной дороги нет – только музыка! Да, были болезни роста, подверженность стилевым влияниям по мере накопления новых знаний, очень осторожные и неумелые повороты в сторону современной музыки. Митрохин никогда не запрещал – он лишь объяснял, знакомил, обращал внимание, подсказывал новые идеи. Да и кафедра композиции Одесской консерватории была в курсе наших дел – периодически мы выступали с творческими отчётами перед композиторами Игорем Ассеевым, Александром Красотовым, Тамарой Сидоренко-Малюковой. Кстати, не только они нас слушали, но мы их – тоже! Ведь в Одессе всегда была интенсивная культурная жизнь, и новые произведения местных авторов часто звучали в концертах. Признаюсь, что более других мне импонировала музыка тогда ещё молодого Яна Фрейдлина. Наверное, по духу она казалась мне более одесской, что ли…
Парадокс, но за всё время, что мы оба живём в Израиле, встретиться так и не довелось. Зато я знаком со многими его сочинениями последних лет через Интернет, всякий раз убеждаясь в стойкости своих привязанностей…

– Юрий, ты задел и мои воспоминания. Я, правда, в Одессе не родился, но годы учебы в консерватории и работы остались у меня в памяти как самые, самые… Признаюсь, что я люблю этот город больше всех остальных, где приходилось жить. Не буду их перечислять, хотя судьба меня хорошо побросала…
Только сейчас узнал от тебя, что Фрейдлин живёт в Израиле. С Яном Михайловичем мне довелось познакомиться благодаря моему учителю, профессору Одесской консерватории Калио Эвальдовичу Мюльбергу. Это было в 1978 году, когда я учился уже на 5-м курсе, и Калио Эвальдович, который преподавал по совместительству в школе им. Столярского, попросил меня подменить его на время отъезда. Я с радостью согласился, и через несколько дней был представлен будущим ученикам. Там же и встретился с Фрейдлиным. А спустя несколько лет получил незабываемое впечатление от исполнения в филармонии «Весенних игр» для флейты, струнного оркестра и ударных. Солировал Станислав Закорский, за дирижёрским пультом стоял Георгий Гоциридзе. Я понимал, что есть у Фрейдлина и симфонии, концерты, и камерная музыка, и работы в кино, но всё же послевкусие от этого сочинения осталось на долгие годы. Действительно, соглашусь с тобой, что чувствуется в его музыке дыхание моря, «Привоза», «Ланжерона» и вообще любой точки, которая ассоциируется у нас с Одессой.

– На самом деле я мог бы назвать ещё несколько важных лично для меня сочинений этого композитора, но боюсь, что мы уйдём далеко в сторону от основной темы. Хотя не премину вспомнить, что однажды не смог избежать прямого «цитирования». Мало кто знает, что знаменитая «Мурка» в фильме «Место встречи изменить нельзя» прозвучала в закадровом исполнении Фрейдлина. И когда спустя много лет я сочинил пародийный диксиленд на эту тему под названием «Мурзик», то вставил фрагмент, где имитирую именно его, фрейдлинское, исполнение, ставшее в какой-то степени каноническим.

– Итак, всё шло к тому, что ты станешь студентом Одесской консерватории. Ведь Митрохин так хотел, чтобы его ученики продолжали своё образование именно в родном вузе. Но этого не произошло. Почему?

– Ответ будет из одного слова – коррупция. Именно она на долгие годы стала определяющим фактором на приёмных экзаменах не у одного поколения абитуриентов. Ну, или очень весомая протекция… Потому-то и не удалось Игорю Яковлевичу осуществить свою мечту. Более того, спустя короткое время его самого выпроводили из консерватории на пенсию. Мне же раздумывать было некогда, и по совету своего знакомого, известного композитора Марка Минкова, я направил взгляд на Москву.

– Консерватория или Гнесинка? Непростая дилемма!

– Очень непростая! Ездил я на консультации к заведующему кафедрой композиции консерватории Альберту Семёновичу Леману. Признаюсь, что после встреч с ним выходил в полном недоумении. Любитель пространных монологов, подчёркивающих его интеллектуальную образованность, Леман, на мой взгляд, не мог толком объяснить приходящему в класс молодому автору, чего он ждёт от него в творческом плане, чаще всего сопровождая свои оценки ехидными комментариями. Меня бросало из крайности в крайность, почти все новые сочинения, приносимые время от времени к Леману, можно было спокойно отправлять, как минимум, в домашний архив. После лемановского зазеркалья атмосфера в классе Тихона Николаевича Хренникова и его ассистентки Татьяны Алексеевны Чудовой казалась настоящим оазисом, напоминающим лучшие времена занятий в группе у Митрохина. Всё шло к тому, что я буду продолжать учёбу у него, но… в итоге я оказался студентом одного из учителей самого Хренникова – Генриха Ильича Литинского. И моей альма матер стала Гнесинка.

– Ты написал о Литинском большое эссе, которое было опубликовано сразу в двух изданиях, а до этого твои воспоминания под названием «Он завещал нам многое» вошли в сборник «Г.И.Литинский. Жизнь, творчество, педагогика», выпущенный к 100-летию композитора.

– На самом деле несколько страничек воспоминаний были написаны в конце 80-х, буквально сразу после ухода из жизни Генриха Ильича. Предполагалось издать сборник сначала к 85-летию, потом к 90-летию. В результате издание растянулось на полтора десятилетия. А поскольку вспоминал я, что называется, по свежим следам, впоследствии захотелось написать гораздо подробнее, уже с высоты прошедшего времени. О Литинском можно говорить бесконечно, всякий раз при этом открывая для себя самого что-то новое. Стоит подчеркнуть, что в его классе окончательное формирование происходило не только на профессиональном, но и на гражданском, и на эстетическом уровне. Возможно, основные принципы Литинского, наследуемые у Танеева: «педагог своему студенту – учитель, друг, слуга и нянька» - в моём случае были посеяны на благодатную почву. Помогая мне в продвижении некоторых работ в издательства, в закупочную комиссию Министерства культуры, к известным исполнителям, Генрих Ильич словно негласно давал понять: «помогай другим». Он в хорошем смысле «поймал» меня на трудолюбии – регулярные, два раза в неделю, уроки стали замечательным стимулом для создания новых произведений. Скажем так, к полугодовому зачёту или экзамену я представлял раза в два больше сочинений, чем того требовал учебный план!

– У меня есть любопытное признание твоего коллеги, пермского композитора Валерия Грунера:
– Помню Юру в те времена. Он много трудился, был образцовым студентом. Наш наставник Генрих Ильич Литинский очень тепло к нему относился. Всегда особо отмечал и был доволен Юриной плодовитостью: «Юрочка молодец, молодец, Юрочка!», – говаривал он, – «Хорошо пишет! Много!». Не так давно я послушал несколько композиций Юры и отметил про себя, что он композитор по-настоящему профессиональный, хорошо чувствующий специфику музыкальных инструментов. Ему удаётся раскрыть всю полноту звуковой природы этих инструментов, показать сильные стороны каждого из них…
– Да, до меня доходили эти высказывания Учителя (улыбается). Однако далеко не всех радовала моя плодовитость. Например, завкафедрой Николай Иванович Пейко относился к ней с большим подозрением. А ещё ему не нравились мой красивый почерк и проставление порядкового номера каждого опуса. Он вбил себе в голову, что в классе Генриха Ильича воспитываются исключительно технари, сочиняющие «сухую» музыку. Особенно запомнился мне следующий его «перл»: «Сочинение темы – это как таинство зачатия. А у тебя, Юра, всё превращается в отрасль производства»!
– И как на тебя действовала подобная критика? Ведь не все творческие люди могут похвастаться крепкими нервами.
– Приятного, разумеется, мало, к тому же и оценка на экзаменах регулярно занижалась, что не позволило мне затем продолжить учёбу в аспирантуре. Одно я знал точно: «сухость» мне не грозит, ибо та работа, которая шла в классе над самим рождением музыкальных тем, абсолютно не вела к созданию чего-то абстрактного, умозрительного. И сам я не был к такому расположен, и Литинский зорко за этим следил. К тому же, наряду со столь важными для учебного плана сонатами, квартетами, трио для души сочинялись произведения для ансамблей и оркестра русских народных инструментов, песни, лёгкие инструментальные пьесы. Всё это я показывал Генриху Ильичу, который, несмотря на сдержанные оценки, за глаза очень одобрительно относился к подобному универсализму. А вот нумерацию сочинений я действительно пересмотрел, в какой-то момент подведя черту под всем написанным за первые три курса. Таким образом, «Лирическая сюита» для скрипки и фортепиано, сочинённая в конце 1984 года, стала опусом номер 1.
– У неё ведь счастливая судьба? Я посмотрел прошлогоднюю статистику и обратил внимание, что «Лирическая сюита» исполнялась в Праге и Лондоне, Сплите, Тель-Авиве, Иерусалиме и наверняка ещё где-нибудь…
– Да, этому сочинению повезло практически с самого начала, и география его исполнений простирается вплоть до Новой Зеландии, хотя дважды я возвращался к тщательной редактуре, и сейчас сюита играется в версии 1999 года. Подобные доработки для меня не редкость. Во многих работах, не только ранних, впоследствии делались серьёзные поправки вплоть до пересочинения целых частей и больших фрагментов.
– Вот вам и «отрасль производства»! Но я сейчас подумал о том, что твой последний, дипломный год, проведенный после смерти Литинского в классе Алексея Алексеевича Муравлёва, оказал на тебя не менее плодотворное воздействие, несмотря на то, что уж очень разнятся по своим воззрениям эти два композитора.
– На смену «модернисту» Литинскому пришёл «консерватор» Муравлёв, который значительно расширил саму методологию моей работы над сочинениями. От его внимания не ускользала ни одна деталь, нередко уже готовые эскизы существенно переделывались и лишь после этого принимали законченный вид. К диплому я приготовил Фортепианный концерт, из трёх частей которого на экзамене исполнялись только две (нехватка времени, выделяемого для оркестровых репетиций!), а также Струнный квартет, посвящённый памяти Г.И.Литинского, одночастную Сонату-фантазию для саксофона и фортепиано и вокальный цикл для баритона «Три стихотворения Саши Чёрного», сочинённый ещё в классе Генриха Ильича. Характерно, что в отношении моей камерно-вокальной музыки среди педагогов кафедры разногласий не было. Все единодушно сходились в том, что это одна из моих самых сильных сторон.
– Как же потом так случилось, что именно этот жанр на долгие годы выпал из сферы твоих интересов? Ведь возвращение к камерно-вокальной музыке состоялось лишь в последнее десятилетие?
– Ну, надо же было поднимать инструментальную музыку на должный уровень! (смеётся). А вообще, не всё так однозначно. Самым первым сочинением по окончании института был как раз вокальный цикл «Лирика Николая Рубцова», а спустя какое-то время написал «Картинки настоящего-1989» на иронические стихи Игоря Иртеньева (к сожалению, оба цикла до сих пор так и не исполнены). Параллельно начал отклоняться в сторону поисков в жанрах бытового и характерного романса. Пробовал сочинять на стихи Окуджавы и поэтов нового литобъединения «Орден куртуазных маньеристов». Да и на новом месте вокальная музыка была всегда рядом: не романсы – так песни! Но это уже было потом… Параллельно с романсами сочинялись Камерная симфония, Первая соната для скрипки соло. Периодически наведывался я к Муравлёву со своими новыми работами, а он всегда был готов выслушать, оценить и дать практический совет. Мне кажется, что судьба ему уготовила важную роль – роль спасителя в чрезвычайных ситуациях. Ведь многие студенты начинали не в его классе, а переходили к нему спустя какое-то время ввиду разных обстоятельств. Например, уже знакомый нам Валерий Грунер оказался у Алексея Алексеевича, когда был вынужден покинуть Гнесинку его педагог Александр Чугаев (один из любимых учеников Литинского). И таких примеров много. Но Муравлёв, никогда, кстати, не пробивавшийся в жизни локтями, терпеливо доводил до логического завершения работу с любым студентом, вне зависимости от своей близости или отдалённости от его направленности. За что глубоко чтим и поныне. Мне посчастливилось навестить его в прошлом году как раз в дни 90-летнего юбилея, а спустя несколько месяцев наши общие друзья, пермские композиторы, устроили большой фестиваль музыки Алексея Алексеевича.
– Я знаю, что в конце 80-х у тебя состоялось несколько значимых встреч с выдающимися композиторами-современниками: Борисом Чайковским, Эдисоном Денисовым, Михаилом Мееровичем. И эти мастера, несмотря на то, что исповедовали абсолютно разные творческие манеры, были единодушны в высокой оценке твоих произведений.
– Борис Александрович Чайковский в то время был председателем комиссии по работе с молодёжью в Союзе композиторов СССР. И от его резюме зависело, купит ли Музфонд сочинения молодого автора, т.е., по сути, поддержит ли материально, пока тот будет ожидать своей очереди на приём в творческий союз. Милейший, душевный человек, гениально одарённый творец, чья музыка мне всегда была очень близка, тепло отнёсся к рубцовскому циклу и Камерной симфонии. Работая над симфонией, я успел перерасти собственное сочинение, поэтому, когда Борис Александрович при финальном показе хвалил эту работу, я ощутил некоторую внутреннюю неловкость.
Эдисон Васильевич Денисов, напротив, был человеком резких оценок, которые менялись буквально от страницы к странице просматриваемой рукописи: «Здесь очень хорошо, на второй странице – очень плохо, это даже работает против вас; на третий странице опять очень хорошо, четвёртая – намного хуже…» и т.д. Узнав, что прошло 3 года с момента моего окончания Гнесинки (встреча была в конце 1989 года), Денисов подытожил: «В целом, вы выглядите намного предпочтительней тех, кто заканчивал примерно в то же время. И не стоит огорчаться тому, что приём в Союз затягивается. Не торопитесь!»…
Я терпеливо ждал своей очереди, черпая вдохновение из общения с Михаилом Александровичем Мееровичем, человеком-фейерверком, фантастически одарённым и идущим совсем иными творческими дорогами. Редко кто из композиторов мог дождаться его похвалы - скорее можно было заработать едкую, но вполне справедливую реплику, которая потом гуляла по всей Москве. Он так и остался недооцененным, и впоследствии я написал мемориальное эссе о нём не только в знак памяти нашей дружбы, но и в надежде обратить более пристальное внимание на его творчество. Наши встречи затягивались на несколько часов: можно было неустанно слушать рассказы Михаила Александровича на темы музыки, литературы, злободневной действительности. Он признавался, что находится под большим впечатлением от моей музыки, и всячески старался помочь что-то продвинуть. Благодаря ему состоялось моё знакомство с Дмитрием Бертманом, в тот момент создававшим свой театр «Геликон-опера». Именно Меерович предложил парадоксальный состав инструментов для новой камерной оркестровки оперы Стравинского «Мавра», с премьеры которой и ведёт своё летоисчисление театр. Сначала молодой коллектив, находящийся буквально в пелёнках, не мог позволить себе полноценный состав оркестра. Всё это пришло позже. В том же 1990 году я успел сделать аранжировки опер «Туда и обратно» Хиндемита, «Блудный сын» Дебюсси и «Человеческий голос» Пуленка. Последнюю поставили уже после моего отъезда. А спустя короткое время диск с записями опер Стравинского и Хиндемита в моей оркестровой редакции выпустила фирма “Olympia”.
– Но вступления в Союз композиторов ты всё же дождался?
– И да, и нет. Аудиция состоялась, но почему-то члены приёмной комиссии сочли меня «таким разным», что не смогли определиться в своём отношении к тому, достоин я или нет пополнить их ряды. Приняли в Музфонд с правом поступать в Союз через 2 года.
– Формулировка отказа, конечно, изумляет. Ведь быть «разным» – это как раз то, что для многих остаётся недоступным!
– Но для тех, кто оценивает, куда легче уложить на жанровую полочку однопланового художника. А, если жанры переплетаются, то для критика, в сознание которого профессиональной средой была впрыснута сыворотка снобизма, а то и межкультурного антагонизма, наступает момент выбора. Ну, не верится ему, что сочиняющий песни, становящиеся популярными, может столь же успешно создавать серьёзные произведения. Замечено, что ортодоксальные представители академического направления крайне болезненно относятся к попытке совместить «высокое» с остальным, заведомо зачисляемым в «низкое», халтурное, коммерческое – в общем, пытаются измерить всё одним им ведомым аршином. Впрочем, учитывая то, что на приём в Союз я представил исключительно академические сочинения, даже этого аршина моим судьям не хватило.
– Ну, и Б-г с ними! Тебе ведь не привыкать к такого рода ударам, да и к самой непредсказуемости оценочных критериев. Я, например, с большим удивлением узнал, что и Первый струнный квартет, удивительно глубокое и проникновенное сочинение, подвергался разгрому на одной из творческих комиссий, да и многие сочинения конца 80-х, сыгравшие очень серьёзную роль в твоём формировании, так и не были представлены широкому слушателю. Судьба готовила перемену участи? Ведь в феврале 1991 ты уже оказался в Израиле, прошёл профессиональные аудиции, был принят в местный Союз композиторов без всяких экзаменов. Да и вообще благополучно избежал драматических поворотов, когда ради удержания на плаву многие коллеги шли работать на завод, стройку, в охрану, переучивались на страховых агентов, социальных работников или же открывали собственный бизнес.
– Мне посчастливилось встретиться с композитором Марком Копытманом, профессором Иерусалимской академии музыки имени Рубина. Сам репатриант 70-х, Копытман принимал активное участие в обустройстве вновь прибывших композиторов. Он приглашал их на различные семинары, мастер-классы, курсы по обретению новых квалификаций и специализаций, но самым главным его детищем в этом направлении стал государственный проект трудоустройства именно композиторов в различных консерваториях по всему Израилю. Надо понимать, что местные консерватории – это всего лишь музыкальные школы, входящие в ведение Министерства образования, и работать надо не со студентами, а с начинающими учениками. И вот тут важно показать, что ты сам умеешь делать. Поскольку я всегда, везде и при любых обстоятельствах оставался играющим пианистом, то вакансия концертмейстера в классе саксофонов в консерватории при Иерусалимской академии мне пришлась очень даже впору. Ведь практически знакомясь с классическими и современными, а в особенности джазовыми пьесами, я тем самым продолжал собственный образовательный процесс. Работал также с другими инструменталистами, занимался аранжировками, а позже начал пробовать силы в сочинении музыки для учеников. Так родился фортепианный альбом «5 х 10», состоящий из 50 номеров, расположенных в пяти разделах, сольных и ансамблевых, разной степени трудности – от первых шагов для начинающих до концертных двухрояльных пьес, которые с удовольствием берут в репертуар профессионалы.
– Этот альбом настолько широко популярен в Израиле и во многих других странах, что с отдельными пьесами из него уже стали происходить любопытные истории. Так, однажды после одного из ученических концертов в консерватории города Петах-Тиква, где я работаю, заведующий оркестровым отделением Михаил Дельман обнаружил кем-то забытые в зале нотные листки с названием «Итальянское кино». Пьеса настолько привлекла его, что он сначала сделал аранжировку для квинтета духовых инструментов, а уж потом озаботился поисками автора. И я ему помог в этом.
– Добавлю, что ещё несколько пьес аранжировали для фортепиано и оркестра мандолин, для биг-бэнда (это то, что я знаю); четыре двухрояльных дуэта вошли в диск израильских пианистов Херут Исраэли и Хагая Йодана – и эти записи часто звучат на волнах радио «Коль а-музыка». А за «5 х 10» последовали и новые сольные и ансамблевые сборники: «24 маленькие пьесы», «20 пьес для 20 пальцев», “JazzMovies”. Да и цикл «Вокруг джаза», сочинявшийся в промежутках между другими работами в течение 8 лет, также предназначен не только для взрослых. И так получилось, что ареал распространения этой музыки простирается от США до Восточной Сибири на самых разных уровнях – от вузов и училищ до провинциальных музыкальных школ. Нередко за рубежом устраиваются авторские концерты и презентации моих работ, а совсем недавно у нас, в Тель-Авиве и в Беэр-Шеве, прошли традиционные фестивали фортепианных дуэтов для детей и юношества, на которых мои пьесы для всех выступающих входили в обязательный репертуар .
–Таким образом, уже обозначились два направления, к которым ты обратился в 90-е. И тут я себе позволю вновь вернуться к «Итальянскому кино». Пьесе предпослан подзаголовок: «Посвящение синьорам Феллини и Рота», а в самой музыке звучат характерные аллюзии из «8 ½» и других фильмов великого тандема. Вслед за этим появилась фортепианная пьеса «Видения Элизы», цикл «Шутки с классиками», где, по сути, созданы ремейки знаменитых тем Боккерини, Бизе, Шуберта, Дворжака. На этом ты не успокоился и решил замахнуться на Леннона-Маккартни и Скотта Джоплина, сочинив “Yester-Morrow” и «Особенности национального рэгтайма». Я уже не говорю об отдельных пьесах из разных опусов, где отдана дань джазовым мастерам – Жобиму, Дезмонду, и цикле «Портреты и посвящения», где наряду с лирическими и характерными портретами галерея ремейков охватывает целые эпохи – от Оффенбаха до Владимира Косма. Это, разумеется, безопасно, когда многих «натурщиков» уже нет, а иные далече. И всё же, когда вышла в свет композиция «У-кроп-кроп», или «Музыка в подражание Гие Канчели» - не сразу, а после мировой премьеры на международном фестивале «Два дня и две ночи новой музыки» в Одессе - ты решился показать её Гие Александровичу и получил мгновенный одобрительный ответ, более того - Канчели счёл нужным просить твоего разрешения переслать «У-кроп-кроп» своему неизменному соавтору, режиссёру Георгию Данелия…
– Хотя я укрупнял канчелиевские приёмы, многие из которых характерны для его симфонической музыки, киносрез был очень заметен. Здесь и посторонние звуки: пианист постукивает по крышке инструмента, подпевает себе в какой-то момент, а то и произносит шёпотом загадочное «ша-ба-да-да». Здесь и отзвуки «Лунной сонаты», мастерски обыгранной Канчели в фильме «Слёзы капали». Да и «У-кроп-кроп» – спародированное название культового фильма «Кин-дза-дза»… А вот с рассуждением о «безопасности» сочинения ремейков, пожалуй, не соглашусь. Уж если берёшься за подобное дело, то чувство ответственности присутствовать обязано. Ведь создаётся полноценное художественное произведение! Да, оно в мэйнстриме дня сегодняшнего – эпохе игр, реконструкций и винтажей. Да, оно будет иметь успех у публики, которая априори относится с недоверием ко всему современному, но здесь видит, как новое создаётся буквально на глазах из хорошо знакомого. А главное, что подобная музыка с большой натяжкой может относиться к так называемому «музыкальному юмору», за который обычно принимают обычное капустное зубоскальство, где высшим пилотажем считается соединить подряд несколько известных мотивчиков. По сути, это настоящие концертные произведения, способные войти в любой репертуар и разнообразить любую сценическую программу.
– Убедил, и не только меня! Но всё же продолжу свою линию о знаковых для тебя 90-х. По приезде в Израиль ты написал немало серьёзных произведений, среди которых Концерт для фагота и камерного оркестра, “Con Dolore” для струнных, Вторая фортепианная соната “Phantom”, “Animation” для трио духовых инструментов, «Поэма затуманенной луны» для саксофона соло – и это только верхушка айсберга. В то же время ты охотно приобщаешься к стилю “lightclassic”. И первой в этом списке стала сюита «Бабелиана», написанная для струнного квартета, после чего дополнена версией для струнного оркестра; ней появились «Три пьесы», созданные вначале для ученического квартета саксофонистов, а позже инструментованные для струнного оркестра. Какова судьба этих сочинений, и какое направление в итоге возобладало?
– Да оба и возобладали! Другое дело, что судьба у сочинений разная. “Phantom”, например, был исполнен на уже упомянутом фестивале «Два дня и две ночи новой музыки» в Одессе через 18 лет после написания, а первая часть фаготового Концерта, созданного в 1997 году, дождалась премьеры на фестивале «Еврооркестр»-2014 в подмосковном городе Жуковском. Причём, главным условием арт-директора фестиваля Сергея Ивановича Скрипки стало моё появление за дирижёрским пультом. Интересно, сколько придётся ждать, чтобы услышать концерт целиком?! В этом смысле «Бабелиане» и «Трём пьесам» повезло куда больше. Во-первых, они были созданы в прямом контакте с исполнителями, во-вторых, их тематическая направленность всякий раз становилась востребованной для различных программ, в-третьих, гибкость самого материала позволяла адаптировать сочинения для разных исполнительских составов.
– «Бабелиана» была твоим первым обращением к еврейской теме?
– Не совсем. Ещё в конце 80-х я написал «Посвящение Шагалу» (Первую фортепианную сонату) и Вторую сонату для скрипки соло. Эти сочинения я охотно показывал коллегам, и встречались они одобрительно, публично же представлены не были и до сих пор ждут новой авторской редактуры - перед тем, как решусь их по-настоящему обнародовать. А уже в Израиле одновременно с «Бабелианой» я обратился к новым для себя источникам, вначале работая с фольклорным материалом. Так был создан вокальный цикл «Сефардские песни» для меццо-сопрано на языке ладино, где я уже сознательно избирал метод не просто скромных обработок, но развёрнутых фантазий, порой далеко уводящих от первоисточника. Точно так же работалось и при написании фортепианного цикла «Семь еврейских традиционных мелодий». Эти сочинения не назовёшь лёгкими для восприятия – наоборот, в процессе сочинения простые мотивы обрастали сложными звукосочетаниями, уводящими далеко от тональной устойчивости, а известные темы представали в самом неожиданном ракурсе. Словом, ничего не предвещало того, что через несколько лет, когда я вплотную займусь еврейской музыкой в качестве руководителя клезмерского коллектива, то отношение к первоисточнику модифицируется в направлении “classicalcrossover” в сочетании, разумеется, с “Jewishsoul”.
– Как изменилось время! Раньше к взаимопроникновению разных стилей относились с большим подозрением, наклеивая ярлык эклектики, за тем придумали «общепримиряющую» полистилистику, а сейчас, в эпоху постмодерна, и вовсе допускается свободная трактовка любого исходного материала. Но это совершенно естественно, ибо меняемся мы, узнавая всякий раз новое, значительно расширяющее, а то и переворачивающее прежние представления, и рамки аутентичности порой становятся нестерпимо тесными.
– Поначалу передо мной возникла принципиально противоположная задача – решиться писать просто, как раз ничего не выдумывая. Очень хорошо помню, с какой осторожностью сочинялись первые пьесы из нового альбома «Путешествие в клезмер» – «Нигун» и «Балагула». Потом вошёл во вкус, и всё пошло гораздо легче. Бывало, что мелодия придумывалась минут за 20, а дальше уже инструментовалась на тот состав музыкантов, которым располагал в данный момент.
– И здесь ты остался верен себе: не ограничиваясь исполнением этих пьес исключительно группой «Апропо.арт», собрал некоторые номера в сюиты для кларнета с оркестром, для флейты и струнных. «Нигун» в исполнении флейтиста Анатолия Когана звучал в Польше, Украине, странах Балтии, Финляндии, на фестивале «Живая музыка» в российском Стерлитамаке. А на музыку «Балагулы» была поставлена целая хореографическая композиция, которая вошла в программу Ефима Александрова «Мелодии еврейского местечка»…
– О чём я вообще-то узнал, когда вдруг из телевизора послышались до боли знакомые звуки. Это потом уже Ефим Александров приезжал в Израиль с концертами, рассказывая удивительную историю создания танца, а поначалу он был уверен, что музыка народная и поразился, узнав, что у «Балагулы» есть живой автор. «Балагула» немало звучала в разных исполнениях - от голландского Энсхеде и немецкого Ганновера до колхоза под Самаркандом. В том числе и я часто играю её в концертах, включая в попурри из «Путешествия в клезмер». Говоря о концертных исполнениях, особо хочу отметить программу Калужского муниципального камерного оркестра, в которую вошли «Бабелиана», «Четыре фрагмента из «Путешествия в клезмер» для кларнета с оркестром, а также «Нигун». Оркестр под управлением дирижёра Александра Левина исполнял эти сочинения в сезонах 2007-2008 годов, а солировал кларнетист Сергей Орлов.
– Мне остаётся добавить, что в этом жанре ты также создал авторские версии традиционной музыки, объединённые в сюиты «Штэтэлех» и «Метаморфозы», а уже упомянутые «Портреты и посвящения» тоже относятся к жанру “Jewishsoul”, хотя по своей стилистике этот альбом отстоит довольно далеко от «Путешествия в клезмер». И всё-таки параллельно из-под пера вышли и академические сочинения: «Иерусалимский дивертисмент» для кларнета, виолончели и фортепиано, Квартет для саксофонов, «Скетчи Старого города» для кларнета соло, «Любавичские нигуны» для скрипки и кларнета и, наконец, «Нигуним» – большое трёхчастное произведение для скрипки соло.
– Эти работы востребованы. «Нигуним» в репертуаре великолепной скрипачки Евгении Эпштейн, активно пропагандирующей мои скрипичные сочинения. «Российский квартет саксофонов» проявил большой интерес ко всем моим опусам для их состава, «Любавичские нигуны» исполнялись в США и Украине. «Скетчи старого города» звучали на фестивале современной музыки в Веллингтоне, и входят не только в концертный, но и педагогический репертуар. Не так давно Михаил Гурфинкель, мой собрат по Гнесинке и представитель славной музыкальной династии, отец двух замечательных близнецов-кларнетистов, Александра и Даниэля – лауреатов самых различных конкурсов и фестивалей, предложил создать мне нечто подобное, но уже для дуэта. И вот здесь я понял, как нелегко второй раз входить в одну и ту же реку. В результате, спустя 13 лет появились «Картинки забытого городка», где, надеюсь, удалось избежать повторов и явных параллелей.
«Портреты и посвящения» – альбом из 12 номеров, создававшийся в течение 8 лет, - поэтому неудивительно, что они часто исполняются по отдельности. Сначала пьесы презентовались группами «Лама ло» и «Апропо.арт», а позже входили в репертуар уже других исполнителей. «Иерусалимскому дивертисменту» больше повезло благодаря второй версии для скрипки, виолончели и фортепиано. В этом составе он исполнялся на фестивале в Беверли-Хиллз, в моих авторских концертах…
– «Иерусалимский дивертисмент» – так назывался твой авторский концерт в апреле 2009 года в Одесской филармонии, знаменовавший творческое возвращение в родной город. Это было далеко не случайно, несмотря на то, что на тот момент не так уж много в Одессе осталось тех, кто знал и помнил тебя. Среди них - известный композитор Алёна Томлёнова, с которой вы учились практически параллельно, хотя и в разных вузах. Мне удалось с ней пообщаться, и давая краткую характеристику, среди прочих достоинств она особо отметила твой высочайший профессионализм, точное ухо аранжировщика и фантастическое трудолюбие.

– У композиторов зачастую характеристики коллег идут не от эмоций, вызываемых собственно музыкой (это они оставляют другим категориям музыкантов или слушателям), а в соответствии со своими внутренними ощущениями критериев профессионализма, степени мастерства и, возможно, тайным желанием в чём-то походить на визави. Здесь могут быть абсолютно разные вкусовые симпатии, стилистическая приближённость или удалённость, но если твоя музыка оставляет некую зарубку в сознании, то к тебе и относятся соответственно. Алёна ведь тоже успешно работает в своих направлениях, сделала много интересного там, где, скажем, моя нога пока ещё не ступала. Встретившись со мной после длительного перерыва, она сразу же порекомендовала пианистку Татьяну Кравченко, много и активно исполняющую произведения современных композиторов…
– И вот спустя несколько месяцев после этого… Впрочем, здесь я предоставляю слово самой Татьяне:
– Сразу скажу о воодушевлении, которое охватило меня при знакомстве с сочинениями Юрия Поволоцкого, как в академических, так и в более «лёгких» жанрах. В каждой новой его работе ощущается интонационная искренность и самобытность наряду с тонким чувством юмора – это две составляющие, отличающие Юрия от многих других современных авторов, что не может не подкупать. Очень современная по духу музыка, вместе с тем подчёркивающая неразрывность связей с классическими традициями. Она легко воспринимается как самими исполнителями, так и слушателями, но при этом требует безупречности артикуляции, технической филигранности и владения звуковой и стилистической палитрой. Неудивительно, что после радости собственного открытия, мне захотелось познакомить как можно большее число людей, и в первую очередь самих одесситов с произведениями их на тот момент ещё малоизвестного земляка. Так возник масштабный проект «Иерусалимский дивертисмент», идея названия которого принадлежала руководителю ансамбля современной музыки «Гармонии мира» Сергею Шольцу, горячо поддержавшего моё начинание. Хочу особо отметить, что музыка Юрия удивила и покорила музыкантов этого коллектива ещё до приезда автора в Одессу. Ну, а уже при встрече между нами всеми сложились по-настоящему тёплые дружеские взаимоотношения. Мы постарались максимально представить в двух отделениях концерта камерные и фортепианные сочинения, пригласив к участию солистов и концертмейстеров групп симфонического оркестра Одесской филармонии. Мне было очень интересно работать в дуэте с автором над пьесами из альбома «5 х10», не менее содержательными были и репетиции сольных сочинений. Юрий – очень взыскательный критик, но одновременно он предоставляет исполнителю достаточную свободу в трактовке нотного текста, очень доходчиво объясняя то, чего в конечном итоге добивается. Я не раз впоследствии представляла его произведения на ежегодных фестивалях «Два дня и две ночи новой музыки», и в этом смысле особенно памятной была работа в 2011 году над очень необычной композицией «У-кроп-кроп», мировая премьера которой была доверена мне. Безусловно, это большая честь - оказаться в тандеме Канчели – Поволоцкий, и я чувствовала огромную ответственность сразу перед двумя авторами. Детальная работа над «У-кроп-кропом» продолжалась до самого выступления на фестивале и далее, когда мы готовились к записи этого произведения.
Очень большую популярность приобрела танго-поэма “Adios Amigo!”, написанная Юрием специально для моего коллектива “KvintangoOrquesta”. Он мастерски сумел вписаться в стилистику Пьяццоллы, естественно добавив своё оригинальное видение, и всякий раз мы с большим удовольствием включаем этот номер в наши концертные программы.
Музыка Юрия активно востребована среди преподавателей и студентов Одесской Академии музыки им. А.В.Неждановой, что, на мой взгляд, является лучшим ответом всем вызовам судьбы, в своё время не позволившей ему продолжать здесь своё образование. Но теперь он вернулся домой надолго и всерьёз».

– Для меня подобное возвращение действительно подарок судьбы. Я уж не говорю о том, что мои одесские друзья не только всегда готовы принять и исполнить мои сочинения, но и со своей стороны предлагают новые идеи, на которые грех не откликнуться. Так, например, в прошлом году я в честь 100-летия своего любимого актёра, великого французского комика Луи де Фюнеса в качестве юбилейного приношения написал Секстет для флейты, гобоя, кларнета, валторны, фагота и фортепиано под названием «Да, мой дорогой Фюфю!». Мировая премьера этого пятиминутного бурлеска-фейерверка планировалась в Одессе на уже упомянутом фестивале «Два дня и две ночи новой музыки», но по разным причинам была отложена до нынешнего фестиваля, и тогда белорусские музыканты из коллектива “WoodwindBrothers” исполнили «Фюфю» в сентябре прошлого года в Минске.
– Я понимаю, насколько важно для тебя одновременно пребывать сразу в двух ипостасях – композитора и пианиста. Кто же, как не сам автор, лучше других сможет представить публике свои сочинения?!
– Когда мою музыку исполняют другие пианисты, я этому несказанно рад. Если есть возможность присутствовать на репетициях, то удаётся решать все возникающие интерпретационные вопросы. Но бывает и так, что впервые слышишь исполнителя уже во время выступления, и все ремарки следуют уже постфактум. Как правило, огорчаться не приходится - за исключением одного случая, когда пианистка, плохо подготовившись к концерту, видимо понадеялась на то, что музыка современная, а потому никто ничего толком и не поймёт. Трудно передать словами ощущения собственного бессилия в тот момент, когда со сцены неслись фальшивые ноты в пропорции 50 на 50. Ничего говорить не стал – пусть это остаётся на её совести! Тем более важно, когда сам садишься за рояль, максимально убедительно представить собственное творчество. Даже для коротких выступлений стараюсь выбирать оптимальный репертуар не только по степени разнохарактерности пьес, но и по тому эмоциональному накалу, который может по-настоящему увлечь слушателя, оставив в его сознании яркий след.
– Наверняка, особо ты волнуешься, выступая перед коллегами, способными куда глубже проникнуть в музыку, мгновенно оценить её достоинства и не всегда снисходительно уловить возможные промахи. Тем ценнее размышления известного пианиста, профессора Юрия Дикого, который возглавляет «Миссию Д.Ойстраха и С.Рихтера в Одессе»:
– Говоря о современной музыке, сразу же вспоминаешь концепцию «конца времени композиторов» Владимира Мартынова. В его понимании, в разные эпохи подъёмов или спадов духовной культуры композиторское искусство идет рука об руку с исполнительством и, что не менее важно, с музыкальным образованием. Именно в такие периоды особенно ценными являются усилия отдельных личностей, которые не благодаря, а, скорее, вопреки общераспространенным тенденциям и условиям, мыслят, живут и, конечно же, продолжают оставаться бескорыстными творцами. В самой определенной степени это относится к замечательному композитору и пианисту Юрию Поволоцкому, чьё творчество и мастерство реализуется в синкретике этих двух, увы, разъединившихся видов творчества. Как тут не вспомнить мудрые строки Б.Асафьева, утверждавшего, что «если бы Берлиоз и Вагнер не были превосходными дирижерами, если бы даже столь популярный композитор, как Григ, сам тонкий пианист и аккомпаниатор пения своей супруги, не пропагандировал своей музыки, сомнительно, чтобы их искусство сравнительно быстро завоевало даже Европу». Искренность и в высокой эстетической степени интонационная самобытность творческих устремлений Юрия не просто привлекает, а творчески заражает как поколения молодых исполнителей, так и широкие круги слушателей. Сам не могу не восхищаться, тем более, когда стал свидетелем подлинного энтузиазма в концертных залах Одессы, Умани, не говоря уже о широчайшей аудитории интернет-среды. Творческий союз с музыкантами различных стран в многообразии жанров искусства, центром которого практически всегда выступает автор, самобытно и ярко выделяется в многочисленных фестивальных мероприятиях, а авторские вечера неизменно не только успешны, но и бурно обсуждаются. Но, пожалуй, самая ценная черта творческого метода композитора, это практически всегда обнаруживаемая непредсказуемость его созидательного решения поставленной художественной задачи – будь то музыка к спектаклю или фильму, инструментальная соната или вокальный цикл. Думается, в этом есть достигнутая им зрелость и в то же время радует его громадный творческий потенциал
– Несколько раз мы уже упоминали о творческих союзах, тандемах. И наконец, добрались до твоего дуэта с яркой актрисой, певицей, автором текстов Брониславой Казанцевой, который явил на свет немало новых театральных работ, романсов, песен – полагаю, что это далеко не полный перечень жанров. Я решился обратиться к твоей партнёрше. Нашел её в Фейсбуке практически сразу и попросил написать несколько слов. Ответ пришёл очень быстро:
– Вообще-то журналистикой я никогда не грешила. Эссеист, наверное, из меня тоже никакой. Однако в данном случае о многом хотелось бы рассказать…
Юра Поволоцкий… Крайне неординарная личность. Потому и музыка его неординарна, очень разнопланова и по жанрам, и по эмоциональной наполненности, и… и… и…Творческое сотрудничество с ним – это как торнадо. Любая музыкальная фраза, принесённая им в качестве идеи, моментально захватывает и возбуждает мозг и душу. Во что это выльется в итоге – ни я, ни он не можем даже предположить, что превращает процесс нашей работы в истинное творчество. А ведь это дорогого стоит в жизни любого артиста. Юра обладает прекрасным чувством вкуса, меры и в то же время буйством фантазии – и музыкальной, и сценической. Его музыка может быть прекрасной основой для любого киновоплощения. Я думаю, даже время, да, само время – его верный союзник! Произведения Юры всегда - повторяю, всегда! – звучат и будут звучать абсолютно актуально. Что там говорить, повезло мне в творческой жизни встретить такого талантливого человека!

– В этом ответе заключено так много (если не всё), что после него становится непросто возвращаться в обычное русло беседы с перечислением этапов, достижений. И всё же, кто как не сам Юрий сможет раскрыть интересные детали совместного творческого процесса?!

– Если говорить о самом процессе, то у нас всё на паритетных началах. Когда репетируются новые сочинения, то с моей стороны нет никакого требования безоговорочного воплощения исключительно композиторского видения. За столь длительное время я хорошо изучил творческую манеру Славы, её скрупулёзную работу над поэтическими текстами с чёткой расстановкой дыханий, ударений, смысловых оборотов и, естественно, логики самих музыкальных интонаций. Конечно, возникают моменты, когда не сразу находится оптимальное решение, даже случались два-три разных варианта музыки на одни и те же стихи, но зато и опыт приобретается, и лучшее выживает! К слову сказать, очень часто наши совместные песни и романсы рождались из принесённой мелодии, на которую потом сочинялся текст, при этом не всегда сюжет, который мне представлялся вначале, был запечатлён в поэтических строках – пути создания и в этом жанре зачастую неисповедимы! Должен признаться, что множество идей у нас до сих пор ещё не реализованы и дожидаются своего звёздного часа.
– Даже без этого признания список ваших работ впечатляет. Несколько лет назад выпущен диск с альбомом «Приглашение к Романсу, или Маленькие сцены из большой жизни», созданным на стихи разных авторов, в том числе и Брониславы. Параллельно с этим шла работа над музыкальной фантазией для двоих «Портрет женщины», многие номера из которой звучат на радио и хорошо известны интернет-пользователям. В концертном репертуаре также совместные песни на разных языках, включая иврит, идиш, румынский, украинский. Важными этапами стали мюзиклы «Возвращение к любви» и «Признание, или Пенелопа в раю», поставленные в театре «Портрет-Дьекан». Собственно, мы добрались до театра…
– Добавлю, что спектакль «Возвращение к любви» (по мотивам романа Леона Юриса «Эксодус»), в котором и я присутствую на сцене не только в качестве пианиста, но и как актёр, был представлен на фестивале-конкурсе «Соломенная шляпка», проходившем в Перми в 2013 году. Для меня этот мюзикл был вторым – за несколько лет до того для другого израильского русскоязычного театра я в рекордно короткий срок написал детский мюзикл «Дюймовочка», который затем шёл также на иврите. Среди моих работ были инструментальные саундтреки к спектаклям «Милый лжец» и «Тэила», но само приобщение к театру началось с литературного спектакля «Шум времени. Осип Мандельштам». Для этой постановки был сочинён вокальный цикл, который звучит на протяжении действия. Вот так и произошло возвращение к камерной вокальной музыке. В последние годы я обращался к поэзии Пушкина и Цветаевой, великого князя Константина Романова (К.Р.) и Александра Прокофьева, обэриутов Олейникова и Хармса, вновь вернулся к стихам Игоря Иртеньева и Виктора Пеленягрэ, экс-«куртуазного маньериста», дополнив ранние романсы новыми. Последним вокальным сочинением стал небольшой цикл «Лермонтов.2014», который возник не только по юбилейному поводу, но и вобрал в себя достаточно нелёгкие размышления о нашей жизни сегодняшней. Кстати, этот цикл у меня помечен порядковым номером 100. И в этом смысле юбилей вышел двойным!
– Твои масштабы очень впечатляют! Но резонный вопрос: а как обстоят дела с исполнением этой музыки? Ведь, как я понимаю, необходимы классические вокалисты, да ещё и русскоязычные.
– Безусловно, именно к ним я и обращаюсь, благо интернет помогает расширению связей, да и в самом Израиле находится большая группа академических исполнителей, приехавших из бывшего СССР. Другое дело, что при всех положительных откликах, в настоящий момент лишь единицы проявляют практический интерес. В основном же царит обычная болезнь – лень и нелюбопытство, о которой писал в своё время Чаадаев. Я не собираюсь сейчас искать какие-то объяснительные или оправдательные причины этому. Консерватизм академических певцов – притча во языцех! Но уверен, что придёт время, и спрос на эту музыку будет. Одновременно мы решили с Брониславой Казанцевой, что называется, изменить ракурс и исполнить некоторые вокальные циклы в совсем ином, актёрском, драматическом прочтении. Тем более, что несколько лет назад вместе участвовали в ещё одной биографической театральной постановке «Я знаю женщину…», для которой я написал шесть баллад на стихи Николая Гумилёва и столько же миниатюр, объединённых в цикл «Акварели», на стихи Анны Ахматовой. Этот опыт оказался весьма успешным, и родилась идея создать целый альбом из моих разных камерно-вокальных сочинений. В прошлом году мы, наконец, приступили к реализации замысла, начав с ахматовского и гумилёвского циклов, записав также 5 романсов на стихи Виктора Пеленягрэ, а сейчас продолжаем сотрудничество. В работе – лермонтовский цикл, на очереди «Ночи Марины» на стихи М.Цветаевой, «Три скетча» на стихи поэтов-обэриутов, а дальше… Словом, аппетит приходит во время еды, и новый проект, это уже можно точно сказать, не уместится на одном диске.
– Я знаю, что все годы вы записываетесь в студии композитора Аркадия Хаславского, известного нашему поколению руководителя нескольких популярных российских ВИА 70-80-х годов. Могу себе представить, насколько интересно с ним общаться, когда речь идёт о песнях и популярных жанрах. А вот как работается в его студии над серьёзными произведениями?
– Сразу могу сказать, что, как только переступается порог студии, дуэт превращается в трио. И это не только человеческое содружество, но своего рода творческий конгломерат. Аркадий – наш первый слушатель, оценщик, критик. Бывает, что возникают жаркие споры, не все принимаемые решения оказываются одинаково удачными, да и сам рабочий процесс проходит настолько кропотливо, что нередко уходим после смены не столько с удовлетворением, сколько с повисшими в воздухе вопросами, а в следующий раз на свежую голову многое переписываем заново.
– Просматривая в Википедии список твоих сочинений последних полутора десятков лет, я не без удовлетворения отметил, что интенсивность творчества заметно возросла. При этом среди инструментальных произведений предпочтение отдаётся духовым, и редкое из них не имеет программного сюжета или как минимум подзаголовка.
– Для сегодняшнего слушателя очень важно заранее войти в атмосферу исполняемой музыки. Для автора же это – дополнительное обязательство: соответствовать названию не только сюжетными средствами выражения, но и формой, драматургическим развитием, соблюдением временного пространства замысла. В своё время Т.Н.Хренников напутствовал меня «писать музыку покороче», и это было предвидением сегодняшней эпохи трёхминутных клипов, когда концентрация внимания потенциального потребителя куда менее прочная, чем в прошлые века. Впрочем, и тогда засыпали в залах, если музыка была скучной! Это – общее, а частное – сама специфика игры на духовых инструментах, связанная с дыханием исполнителя. Часто поводом для написания нового сочинения становились просьбы коллег пополнить сольный и ансамблевый педагогический репертуар, особенно для выпускников учебного заведения, где я работаю. Но так случалось, что пока ученик разучивал к экзаменам сочинение или отдельные его части, музыка уже звучала в концертах профессиональных исполнителей. Из четырёх сонат для духовых с фортепиано все имеют программные подзаголовки: «Французская соната» /«Экзерсис в духе Пуленка»/ для гобоя, «Синема-соната в трёх дублях» для валторны, Соната «Сон в летний полдень» для трубы и “Sonata dell’Arte” для тубы. Нередко удачно прозвучавшее сочинение становится прологом к следующему. Так, например, московский гобоист Алексей Балашов, много и успешно играющий «Французскую сонату», предложил написать музыку для юбилейного концерта к 100-летию Бенджамина Бриттена. И родилась «Лесная сказка» для гобоя и струнного трио. Другой случай: в своё время я написал сюиту «Весеннее настроение» для квартета флейт, исполненную квартетом «Сиринкс» под управлением Святослава Голубенко. Через какое-то время я предложил этому коллективу новую сюиту под названием «Гламур а-ля…». Впечатлившись этим сочинением, киевский фаготист и дирижёр Юрий Конрад подвигнул на создание «Ночных историй» для квартета фаготов “Dulcian”. Не забываю и о других духовых. Для тромбона и фортепиано написаны «Отзвуки вальса» и джазовая «Баллада». Что касается переложений собственной музыки, то написанная в оригинале для альта и фортепиано «Меланхолия», со временем приобрела виолончельную и саксофонную версии. А пьеса из «Портретов и посвящений» «Ольга» уже давно живёт самостоятельной жизнью, исполняясь не только в кларнетовом оригинале, но и в редакции для альтовой флейты. А недавно сделал расширенный вариант этой пьесы - для саксофона, с небольшой каденцией в коде.
– Осмелюсь напомнить, что по моей просьбе ты сделал переложение для кларнета «Менуэта и Шутки» (из «Ненаписанной сюиты»), сочинённой в оригинале для флейты (а потом и гобоя) со струнным оркестром. Расскажи немного подробнее об этом сочинении.
– Оно появилось несколько раньше, в 2001 году, после того, как у меня возникла идея ещё одного ремейка. Ведь зачастую в различных концертах из баховской оркестровой Сюиты №2 исполняют только «Менуэт» и «Шутку»! Вот и решил я ограничиться двумя этими частями, не «утруждаясь» написанием целой сюиты. А спустя 3 года сделал оркестровую версию. Когда возник интерес к этому сочинению у гобоистов, то добавил и переложение для этого инструмента.
– Я знаю, что особо памятными были исполнения этого произведения в Киеве. Камерный вариант прозвучал в твоём авторском концерте в Музее-квартире композитора Виктора Косенко в исполнении Мирославы Сиренко и Евгения Дашака, а незадолго до этого Анатолий Коган исполнил оркестровую версию в сопровождении Национального филармонического оркестра под управлением Николая Дядюры. И конечно же, я с удовольствием процитирую его отзыв о тебе:

– С большим удовольствием я играю пьесы моего друга Юрия Поволоцкого, поскольку они мелодичны, написаны с прекрасным знанием специфики инструмента и, безусловно, являются значительным вкладом в репертуар для флейты. Я знаком также с его другими сочинениями для духовых инструментов и очень рад, что он реализует свой композиторский талант в оригинальной и яркой музыке для фагота, гобоя, кларнета, трубы. Зная, как активен и неутомим Юрий, я всегда жду его новых успехов!

– Добавлю, что Анатолий часто включает в свои программы «Грустный напев» из «Путешествия в клезмер». Интересно, что в одном из концертов в Киеве он исполнил его в дуэте с известной органисткой Ириной Калиновской. И эта пьеса также в репертуаре учеников моего класса. Замечательная музыка!
– Как и во всех моих сочинениях для клезмерского состава, в оригинальном варианте «Грустного напева» солирует кларнет. Это уже потом пьесу исполняли на флейте, скрипке, армянском дудуке. А через 10 лет произошло второе рождение, когда инструментальная мелодия стала песней, получив название «Молитва моего сердца». С самого начала я ощущал, что эта музыка имеет не только лирический, но и глубоко гражданственный смысл, и попросил придумать на иврите именно такой текст.
– И Бронислава Казанцева блестяще справилась с этим. Масса откликов на клип в интернете как раз от людей, которые не понимают иврита. Вот что значит выразительность музыки и мастерство исполнения. Коль мы коснулись иврита, то хочется спросить, как обстоит с песнями на «маме-лошн», или, говоря попросту, на языке идиш?
– У нас есть несколько совместных песен на идиш, кроме того, в концертные программы мы всегда включаем несколько традиционных, всем известных песен. Говоря же о творческих планах, скажу, что сейчас идёт работа над новым альбомом на стихи поэта Михаэля Фельзенбаума. Это проект сложный, требующий серьёзного финансирования, поскольку мы затеяли некое триединство: запись диска, большую концертную программу и нотное издание песен.
– Вот я как раз хотел поинтересоваться твоими отношениями с различными издательствами. Много ли произведений опубликовано и где? Ведь это так важно для каждого автора, не правда ли?
– Моя самая первая публикация в 1984 году в московском издательстве «Музыка» оказалась курьёзной. Сборник, в котором выпустили пьесу для квартета народных инструментов, назывался «Концерт в сельском клубе». Когда открыл ноты, то изумлению не было предела: вместо ожидаемых двух домр и двух балалаек я увидел два баяна, которые непонятно как сыграли бы не предназначенный для них текст. Воистину, «головотяпство со взломом», как говорили классики! Спустя два года в том же издательстве, в сборнике «Фортепианная музыка советских композиторов. Творчество молодых» были опубликованы «Четыре пьесы». На сей раз всё было в порядке – этот сборник редактировал Николай Александрович Копчевский, музыковед, пианист, человек высочайшей культуры. По приезде в Израиль некоторые мои сочинения в рукописном виде получили копирайт издательского центра при Союзе композиторов (IMC) и параллельного издательства IMI. Однако с наступлением компьютерной эры и широкомасштабного пиратства я решил больше полагаться на самостоятельное распространение собственных произведений. И всё же не так давно я заключил контракт с английским издательством “Forton Music”, специализирующемся на музыке для духовых инструментов. В этом году они намерены выпустить примерно полтора десятка моих сочинений последних лет. И первой ласточкой стала Соната для трубы и фортепиано.
– Вот уже почти четверть века твоей резиденцией остаётся Иерусалим. Уже по названиям некоторых сочинений заметно, что этот город оставил след в твоей душе, и наверняка ему ты обязан созданием многих произведений.
– Воздействие такого места отрицать бессмысленно. Хотя в Иерусалиме не самая лёгкая энергетика – сказывается 3000-летний возраст, порой это даже способствует рабочему настрою. Но всё-таки я родом из молодой Одессы, и меня неумолимо тянет в такие же по возрасту города, в особенности открытые дыханию моря! Благо, что у нас всё близко расположено, да и сама творческая жизнь способствует постоянным передвижениям по разным частям страны и калейдоскопической смене ощущений и впечатлений. Во многих сочинениях у меня просматриваются иерусалимские зарисовки с натуры, и всё же особо я выделю сочинение для смешанного хора“Musica Ecumenica”, где соединены православная, католическая и иудейская молитвы. Для кого-то такое сочетание покажется непривычным, а то и неприемлемым, в моём же понимании оно только подчёркивает уникальную поликонфессиональность Иерусалима.
– Я испытываю некоторую грусть от ощущения того, что наш диалог постепенно добирается до своего логического завершения. Хотя абсолютно уверен, что в твоём случае надо ставить исключительно многоточие, предоставив путнику привал для осмысления дальнейшего пути. Ведь, едва наступает новое утро, ты, человек лёгкий на подъём, уже спешишь на своё рабочее место и не подстраиваешь творчество под распорядок дня, а скорей наоборот. Ты признаёшься, что с неко

Титры - фото Израиля....


Житомирское музыкальное училище им.В.С.Косенко -110 лет!
Поздравления из святой земли Израиля.
Ройтфарб Григорий Зельманович—выдающийся тромбонист, педагог, автор многих научно-методических трудов, народный артист Республики Татарстан, профессор Казанской государственной консерватории (Академии) им. Н. Г. Жиганова (зав. кафедрой медных духовых инструментов). Солист государственного симфонического оркестра Республики Татарстан. С 1969 года солист оркестра Татарского театра оперы и балета им. М. Джалиля. С 1970 года солист оркестра Татарской филармонии. С 2000 года профессор Иерусалимской Академии музыки и танца им.Рубина, солист симфонического оркестра гор.Раананы.
…Вот что писал о нём выдающийся дирижёр современности, народный артист СССР Натан Рахлин: «Отличный тромбонист-виртуоз, чья творческая деятельность, кроме безукоризненного мастерства, отличается своеобразным обаянием, благотворно отражающимся на взаимоотношениях. Он заражает взыскательностью, фанатичной преданностью музыке»
«Еще, будучи студентом училища, Григорий удивлял всех своей виртуозной игрой на тромбоне. Он часто играл перед студентами и педагогами, не только на академконцертах и экзаменах, но и устраивал сольные выступления»
Григорий Ройтфарб работал с известными советскими и зарубежными дирижёрами, такими как И. Шерман, О. Коган, Г. Проваторов, М. Ростропович, К. Остерайхер, Ю. Мюллер, Ю. Тояма. Не менее впечатляющи совместные выступления Григория Зельмановича в различных ансамблевых составах с такими видными музыкантами современности, как М. Ростропович, Э. Гилельс, Г. Кремер, Н. Гутман, Б. Гольдштейн, М. Венгеров, В. Третьяков, Я. Зак. Вместе с оркестром оперного театра он представлял искусство СССР в Испании, Германии, Польше, Португалии, Дании, Франции, Голландии и других странах. Но наибольшее влияние на него оказали дирижёры Натан Рахлин и Фуат Мансуров, которые в разные годы возглавляли Государственный симфонический оркестр Татарстана.

«Талант, оценённый даже в Израиле» - можно сказать о Григории Ройтфарбе. Звучит оптимистично, но не без иронии. Глубинный смысл этой фразы будет понятен не всякому, а только тем, кому приходилось в стране Израиль круто менять себя. Ведь здесь замечательный архитектор может стать плиточником, а светило медицины – санитаром. Это Израиль. Тут все таланты, и звездных ролей не хватает каждому.
Так что пример Григория Ройтфарба, который и в Израиле был принят и оценен как виртуоз, говорит о многом. Если тебя принял Израиль в твоем прежнем качестве, не изломав круто твоей прежней судьбы, считай, что в жизни ты состоялся не только на все сто, а и на целых двести!..

Фрагменты из книги Бориса Турчинского «Такая музыка звучит у нас в судьбе».

**********************************************Видео
Б.Т.: Дорогие друзья и коллеги. Сердечно поздравляем вас с серьезной и радостной датой – 110-летием Житомирского музыкального училища им. В.С.Косенко. 110 лет – прекрасный возраст, возраст зрелости, устойчивой творческой традиции и осознания новых художественных перспектив.
Трудно перечесть количество известных музыкантов, выпущенных за эти годы. Многих мы знаем и помним; наверное, есть и забытые имена. Среди выпускников - заслуженные и народные артисты, профессора и преподаватели учебных заведений всех уровней, исполнители самого высокого класса.



*********************************************************************


Мы, Григорий Ройтфарб и Борис Турчинский, также выпускники вашего замечательного училища. Сейчас живем и трудимся в Израиле.

Григория Ройтфарба хорошо помнят в Украине, он – народный артист Татарской Республики, им гордятся и в Израиле. Ройтфарб – профессор Иерусалимской Академии музыки и танца им. Рубина, автор бесценных по своему значению, методических трудов, солист симфонического оркестра города Раананы.


Б.Т.
1). Григорий Зельманович, поделитесь воспоминаниями о нашем училище. Каким оно было в 50 годы? Расскажите о Ваших преподавателях, однокурсниках… Какая творческая атмосфера тогда царила?

Г.Р.: Обстановка в училище была семейная, теплая, но занимались, как говорится, "без дураков", с утра до вечера. Почти все время студенты проводили в стенах училища, и специалисты выходили затем оттуда хорошие. Может быть, поэтому так славен своими традициями в музыке город Житомир.

Б.Т.: 2) в Житомирском музыкальном училище Вы учились игре сразу на двух инструментах: на скрипке и на тромбоне, причём учились у своего отца…

Г.Р.: Мой отец – Зельман Ройтфарб – фронтовик, прошел всю Великую отечественную войну до последнего дня, мужественно перенес все её тяготы. Студенты очень любили его, всегда с трепетом ждали его оценки и высоко ценили его мнение. Авторитет его среди преподавателей был исключительно высок. Блестящий скрипач и преподаватель игры на этом инструменте, он вёл занятия и на всех духовых инструментах. Особенно любил баритон и тромбон и прекрасно ими владел. А его постановка оперы С. Рахманинова "Алеко" в июне 1955 года стала важной вехой в истории музыкальной жизни Житомира. В то время Зельман Зусиевич дирижировал симфоническим оркестром училища и, по воспоминаниям местных музыкантов, это был поистине расцвет профессионального уровня коллектива всего училища в целом.

Училище вообще оставило большой след в моей жизни и музыкальной карьере, многие преподаватели навсегда остались примером.
На моём курсе было много фронтовиков. Они были, можно сказать, первыми воспитателями – поддерживали порядок в группе и следили за тем, как и чем занимается молодежь, причем не только по предметам. Я всегда вспоминаю добрым словом старосту курса В. Шатковского, партизана войны, который вернулся из боев без ноги. Классным руководителем был П. Н. Шурубура – очень толковый преподаватель, настоящий, справедливый наставник. С. А. Каплун – блестящий преподаватель теории музыки. В. В. Оробинская, также теоретик, душевный человек, всегда готовая прийти студенту на помощь в любом трудном вопросе, И. А. Древецкий – заведующий духовым отделом училища.


3). Ваши соученики по училищу, Борис Михайлович Фишерман и Григорий Онуфриевич Белинский, с восторгом вспоминают, как Вы блестяще играли "Полёт шмеля" Римского-Корсакова на... тромбоне. И концерт Давида.
Кого ещё из своих соучеников вы помните?

Г.Р.: Помню, в армии я очень дружил со своими земляками и товарищами по житомирскому музыкальному училищу, П.Демчуком и В.Фрегером. Вот уж, что называется, "не в службу, а в дружбу!". Не могу не вспомнить Гарика Оганезова, недавно ушедшего от нас. Он был прекрасным дирижером, профессором Воронежского института искусств.
Надо кого-то еще добавить

Б.Т.
Дорогие друзья, пользуясь, случаем, хочу передать горячие поздравления от студентов-духовиков 70-х годов:
Профессора Московской консерватории, зав кафедрой медных духовых инструментов заслуженного артиста России Владимир Шиша
Профессора Московского гуманитарного университета культуры и искусств, заслуженного работника культуры Василия Матвейчука
Главного дирижера Новосибирского юношеского симфонического оркестра засл. артиста России Владислава Янковского
Преподавателей консерваторий Израиля: Михаила и Григория Глузманов, Юрия Фещука, Геннадия Розензафта, Евгения Вайнбранта, Бориса Боруховича, Евгения Брагинского и других..








Б.Т.: Григорий Зельманович, а что бы вы пожелали нынешним педагогам и студентам?

Г.Р.: Желаю вам от всей души неиссякаемого горения духа творчества, самоотдачи и ответственности за наше общее будущее. Спасибо вам и низкий вам поклон. С юбилеем! Мира и благоденствия стране Украина!

Марк Штейнберг

Статью "Одесса - без нас" я переслал в Одессу с целью проверить соответствие статьи с реальностью. И получил такой ответ. Моя приятельница врач в роддоме. К слову "этническая украинка", одесситка, младше меня лет на 20 или больше, в прошлом моя ученица. Интересно, на мой взгляд, её видение.

Про Одессу.

Вокзал, морвокзал выглядят очень хорошо. Аэропорт – давно не была.
Заводы – как после бомбежки, не работают, админздания превращены в коммерческие центры.
Улицы города, даже центральные имеют жуткий вид. Есть разрушенные здания (аптека Гаевского, что на Садовой, помните? И много похожих на Ленина, Пушкинской ). Рядом – может оказаться очень фешенебельный банк, бизнес-центр или просто новый высотный жилой дом.
Город совершенно пустой по вечерам, даже центр – Горсад, Дерибассовская, Пушкинская – темно, редкие прохожие пробегают, озираясь. Грязь и вонь – это теперь норма, повторяю, даже в центре. Еще пару лет назад было много бомжей, теперь их нет, можно лишь догадываться, куда делись.
В горсаду давно (лет 20) нет людей, пришедших поговорить на иврите. (Я думаю, что она имела в виду идиш. Простительно для не еврейки. Моя вставка.) Вообще евреев, кроме своих, уже редких, знакомых – давно не видела на улицах. Был по соседству (живу на Таирова) дом, переселенный с ул. Кирова, когда расширяли в 80х завод – в нем жили почти только евреи. Их давно нет – уехали, кто-то умер. Вообще типичной одесской речи – на улицах, рынках – никогда не слышно. Как-то меня остановила женщина и восхищалась, что «еще есть наши».
Вот так.
При этом – в городе есть места, где живут очень богатые люди. Например, на Даче Ковалевского (я там летом купаюсь) – не дома, а дачи 3-4 этажные, соответственно, красивые старики, достойные мужики приезжают с работы поздним вечером, купаются, воспитанные дети, веселые и красивые женщины. Но их не увидишь на улицах – их дети учатся в частных школах, их увозят на машинах, женщин можно видеть возле хороших магазинов, которые все же есть на фоне остального непотребства. Их молодежь – учится за границей, да и вся семья там живее часть года.
В районах Таирова, Черемушек (на Котовского давно не была) – старики (а так выглядят люди после 40 лет) выглядят очень плохо - бледная кожа, без гемоглобина, лица прямо зеленые, очень плохо одеты и на вид больны. Они выглядят очень страшно, и больно на них смотреть. Я иногда что-то покупаю для какой-то старушки, оказавшейся рядом – так они со слезами чуть не руки целовать бросаются …. Я тоже плачу – это ужасно.
Эти люди часто агрессивны.
На самом деле, «понаехавших» - как теперь говорят, разных национальностей – большинство. Самые культурные и них – бывшие сельские жители, они выглядят и обеспеченными, и ухоженными, и детей хорошо смотрят. Остальные «лица» других национальностей – это ужас, наглость и хамство. В транспорте – громко говорят матом, а на замечания реагируют еще большей агрессией. Очень грязно в транспорте общественном, душно и дурно пахнет… Летом эти сущности выползают на улицы, где-то как-то подрабатывают, к середине для они уже бродят повсюду, пьяно пошатываясь, а к вечеру – остаются только «тела».
Кавказцы, азербайджанцы и прочие турки – везде наставили своих национальных лавок продуктовых, таких же грязных, как и они сами. Свою, с позволения сказать, культуру они не то чтобы насаждают – они просто делают, как было принято на их земле.
Рассказывала знакомая – на Черемушках подвесили барана на дереве возле дома, среди бела дня, и начали его там резать, разделывать и т.д.

Работать на соответствующих их квалификации должностях вновь прибывшие не хотят, а иметь «все и сразу» - очень даже хотят. Отчего либо воруют, либо пытаются хитрить – открыто, на каждом шагу. И также – не верят, что кто-то умеет работать, лечить, например. Подозревают в вымогательстве.
Потому на самом деле квалификация, профессионализм – практически на нуле. Это касается ВСЕХ профессий, медицины в том числе. Еще сохранившиеся «старые кадры» - люди Вашего, да и моего уже тоже возраста – могут оказаться хорошими специалистами, но их гнобят, и их все меньше.
Население все меньше (и обоснованно!) доверяет медикам, и тех, кто может позволить себе лечение. Кто не может – просто не лечатся. У меня пациент на массаж – большая редкость. Давно уже работаю дома – чтобы была возможность принять людей с любым графиком работы. Но это – очень редко.
Моя зарплата в роддоме – 1600 гривен – около 60 долларов – как раз покрывает коммунальные платежи.

Многие молодые люди – около 20 лет – неграмотны, не умеют писать (просто ручкой на бумаге, а не стихи и прозу!).
Так что многое, написанное в статье – увы, правда.

Неправда тоже есть.
Так, театры, филармония – имеют стабильные аншлаги, билеты надо покупать заблаговременно. Есть также для пенсионеров – очень дешевые и бесплатные места, не знаю, как они распространяются, но это есть. А в филармонии –душа отдыхает! Прекрасный камерный оркестр, а если прийти незадолго до начала и постоять у входа, то можно видеть и ЛЮДЕЙ, и ЛИЦА. Там собирается весь цвет города – профессура, работники культурных учреждений, бывшее руководство НИИ – это те, кого я знаю в лицо. Много также и молодежи – парни и девочки в кедах и дредах. Это – место счастья.

Также – не думаю, что снижается рождаемость. Роддом заполнен роженицами. Большинство – сельского происхождения. Но – живут в большом достатке – оплачивают дорогостоящие палаты, обеспечивают хороший уход детям. Негритят на улицах – не видела давно. Но очень много русско-говорящих женщин, одетых в хиджабы, катят коляски и еще парочку деток ведут за руку.
Эти же, уже подросшие, сельчане – осваивают «науку» - учатся в аспирантуре, занимают очень активно и рано места в препод.составе.
Вот такое население Одессы!!!
Наверное, хорошо, что Вы не можете приехать – то, что Вы застали в прошлый приезд – было намного выше по качеству восприятия.

январь 2015
Одесса и другой мир.

январь 2015

Маргарита Шапошникова: «Две недели на Святой земле».

«Соединяя душу с инструментом»



Михаэль Каганович


Пел саксофон, душа моя летела
Куда-то вдаль за музыкой без слов
И хриплый сакс так слушать я хотела
Как будто он явился мне из снов…
Зоя Сергеева



Прелюдия

С чего начать? Какой будет увертюра наша? А начать, по-моему, нужно с Турчинского.
Борис Турчинский – музыкант, педагог, преподаватель консерватории города Петах-Тиква. Музыковед, хотя сам себя он таковым называть не спешит. Он музыкальный публицист, и этим особенно интересен и примечателен. Ведь музыка – это воздух, если так разобраться, она прозвучала и унеслась с ветрами. А Борис Турчинский не дает ей покинуть землю, он её скрупулезно берет на карандаш и пишет очерки – и о музыке, и о музыкантах.
Очерков уже десятки и десятки, они опубликованы в музыкальных журналах в Израиле, в России, в мире, их вы без труда найдете в Интернете, и уже издана книга-сборник очерков «Такая музыка звучит у нас в судьбе», в одной из лучших типографий Иерусалима «Кетер», и готовится еще одна. И это достопримечательность нашей страны – музыкальная публицистика Бориса Турчинского.
И вот – новое событие в Израиле, к которому причастен Борис, на нашей земле появилась еще одна очень интересная «живая достопримечательность», правда, временная: к нам приехала по приглашению Бориса, выдающийся российский музыкант и педагог, уникальный в своем роде человек, мать саксофона, народная артистка Российской Федерации, профессор Российской академии музыки имени Гнесиных Маргарита Константиновна Шапошникова


Волнующая, вдохновенная, экстравагантная

Интересны отзывы прессы о Маргарите Шапошниковой.
«Маргарита Шапошникова обладает ослепительной техникой…».
«Продолжая традиции классического саксофона, русская саксофонистка М.Шапошникова явилась совершенно необычным феноменом, который привел в восторг публику…».
«…Волнующая, вдохновенная и даже экстравагантная игра советской саксофонистки порой поражала…».
«…Эта звезда, имя которой уже нет необходимости называть…».
«Маргарита Шапошникова, обладающая несомненным талантом и яркой индивидуальностью, сумела успешно пробить путь в мужском царстве…».
«В ее исполнении фразировка и изящество, импровизация и воображение, вибрирующие и хлесткие звучания, сливались друг с другом, создавая музыкальный спектакль».
«Сегодня М.Шапошникова – признанная и заслуженная исполнительница, и педагог… Она одна из первых разрушила предрассудки о саксофоне как об исключительно мужском инструменте… Саксофон определил всю ее жизнь, а также жизнь русской школы саксофона, основательницей которой она стала».
«Саксофон в ее руках поет, плачет, смеется, рассказывает о страсти, страданиях, живописует мелодией такое состояние души, что словами и не передать».


Из очерка Бориса Турчинского «Маргарита Шапошникова: «Соединяя душу с инструментом»:

Покоряя публику одухотворенностью

«…Она покоряет публику одухотворенностью, яркой эмоциональностью, темпераментом, высокой культурой исполнения и чарующим звуком. Звучание саксофона Шапошниковой можно сравнить, пожалуй, с выразительностью человеческого голоса», - так писала восторженная пресса.
Молодая, энергичная, сильная и эмоциональная. Такова Маргарита Шапошникова. Сверкает и струится в её руках золотистый саксофон... Этот инструмент – одна из последних наград, полученных Маргаритой Шапошниковой. Это свое лучшее создание знаменитая французская фирма «Selmer» вручила виртуозной исполнительнице в знак признания ее мастерства и заслуг в развитии игры на саксофоне. В 1982 году Маргарита Шапошникова была признана «звездой» среди пятисот участников многодневного парада саксофонов. Был такой человек, которого называли отцом саксофона – А.Б.Ривчун (1914-1974), в свое время он написал первую школу игры на саксофоне. Был он первым саксофонистом в оркестре Утёсова. Если А.Ривчуна называли отцом русского саксофона, то «мать» саксофона, конечно же, Шапошникова, так её называют коллеги.


Объятья на земле Израиля

Получилось, в общем, «два в одном»…
Дурацкое и пошлое выражение из рекламы, совершенно не подходящее к теме высокого искусства, и все же в данном случае его с натяжкой можно применить к характеристике визита Маргариты Шапошниковой в Израиль. По приглашению Бориса Турчинского она приехала «познакомиться» с нашей передовой медициной и, конечно же, не могло не обойтись без знакомства с широкой исполнительской аудиторией для передачи опыта.
На мастер-класс Маргариты Константиновны, который состоялся в консерватории Петах-Тиквы, приехали юные исполнители консерваторий: Кирьят-Моцкина, Афулы, Эмек-Исраэль, Хайфы, Нацерета, Кфар-Сабы. На этом мероприятии, также присутствовали известные израильские композиторы: Борис Левенберг из Хайфы, Борис Пиговат, который много лет преподаёт в консерватории Петах-Тиквы. Пиговата Маргарита Константиновна знает давно. Будучи студентом института Гнесиных, он даже написал специально пьесу для нее, которую она исполнила на одном из своих концертов, а теперь нашел эту пьесу в своих архивах. Скоро это произведение увидит свет в новой интерпретации.
Была интересная творческая встреча с духовиками Хайфского симфонического оркестра, на концерт которого Маргариту Константиновну пригласил известный израильский кларнетист Михаил Гурфинкель, который в свое время тоже, как и Борис Пиговат, учился в институте Гнесиных и хорошо знает Шапошникову. На концерте, помимо других произведений, трио Гурфинкель (отец и двое его сыновей-вундеркиндов Алекс и Даниэль) исполняли в сопровождении оркестра сюиту израильского композитора Шломо Грониха, специально написанную для этого ансамбля.
Здесь произошла неожиданная, потрясающая встреча. Один из музыкантов оркестра, солист-трубач Натан Бирман подошел в антракте к Борису Турчинскому, а они, надо сказать, давно знакомы: Бирман учился в Житомирском музыкальном училище и затем в Уральской консерватории, где в свое время занимался и Турчинский. «Борис, с кем это ты сидишь в зале?». «С Шапошниковой». Бирман чуть не упал от неожиданности! Оказывается, сорок лет тому назад Бирман и Шапошникова играли совместно одно произведение со Свердловским симфоническим оркестром! И вот, такая неожиданная встреча в Израиле. Маргарита Константиновна Натана узнала, они обнялись как добрые старые знакомые.


1000 саксофонистов сразу

Прошел мастер-класс и в академии музыки и танца Рубина в Иерусалиме, на котором мне довелось присутствовать.
«Будь самим собой, не старайся пересилить себя и не иди на предел звучания. Предел звука не есть мастерство. Тогда возникает жесткость, ощущение принужденности. Ты заставляешь играть инструмент, а не он у тебя играет. Выражай себя в своей музыке!». Так поучала ребят мастер. А я записал на том мастер-классе громадный диктофонный файл, и он бесценен.
Необыкновенные в академии музыканты-педагоги! О том, что за маэстро музыки профессор класса саксофона академии Герш Геллер, красноречиво говорил своей игрой его аккомпаниатор Лев Липлавк. Виртуозно он играл сложнейшие партии из Шопена. И я сразу понял: если таков здесь музыкант, который на вторых ролях, то каков же тот, кто играет «первую скрипку»? В данном случае – «первый саксофон».
Герш Геллер, или Гарий, как его называют друзья, – человек множества заслуг перед музыкой. Особенно он известен как руководитель ансамбля саксофонов, играл во многих странах, лауреат престижных международных конкурсов и фестивалей. С Маргаритой Шапошниковой его связывает давняя-давняя дружба еще по СССР.
Мечта профессора Геллера – это тысяча саксофонов возле стены Плача, сверкающих на израильском солнце, которые будут держать в руках тысяча саксофонистов из разных стран мира! Прежде всего, из СНГ, конечно: из России, из Украины, из родного Геллеру Казахстана… Он говорит об этом не как о мечте, а как о чем-то совсем-совсем близком и уже почти свершенном. И я лично нисколько не сомневаюсь, что скоро мы увидим эти 999 саксофонов у подножья Храмовой горы, и еще один саксофон – в руках у дирижера и руководителя этого необычного оркестра, у самого Геллера. Не станем раскрывать пока секрета и нарушать интриги, но там уже почти всё готово…
Мария Шапошникова увлеченно учила ребят Геллера не просто исполнять музыку, а понимать её. Я же, улучив момент, заявил аккомпаниатору-пианисту, что так, как он, бить по клавишам, любой может, а вот «Мурку» сыграть слабо? Юмор был понят сразу, музыканты не зря люди с хорошим чувством юмора, мгновенно была узнана аллюзия на фильм «Место встречи изменить нельзя», и «Мурка» исполнена была столь же виртуозно, как и Шопен. Лев Липлавк недаром блестящий джазовый пианист и блестящий аккомпаниатор. Герш Геллер его очень ценит и говорит, что таких в Израиле больше нет!

А потом Геллер на правах хозяина пригласил в свой любимый ресторанчик «Монтефиоре», что в квартале «Ямин Моше», у мельницы. Заведение прелестное – тихое, с хорошей кухней, приятным внимательным и радушным обслуживанием и сравнительно недорогое, что тоже приятно. Вот вам еще один акцент на иерусалимскую достопримечательность.
На гостей Иерусалима произвело впечатление то, что чаевничали и закусывали мы над той самой библейской Геенной огненной, напротив священной горы Сион. В памяти восстал Пушкин: «Прильнуть к сионским высотАм!».
Сегодня в долине «Геенны», в «Брехат-султан», находится известная концертная площадка под открытым небом. Совсем недавно там выступали земляки нашей гостьи из Москвы – ансамбль песни и пляски Российской армии имени Александрова.
И вернемся, давайте, еще раз к Борису Турчинскому. Вспомним, давайте, его еще раз не только как организатора приезда Маргариты Шапошниковой в Израиль и этой нашей замечательной встречи, всех мастер-классов с её участием, но и как автора обширного, глубокого очерка о Шапошниковой, который называется также, как и этот мой очерк: «Соединяя душу с инструментом».
Вернее, это мой очерк называется так же, как очерк Турчинского: не мудрствуя лукаво, заголовок я одолжил, попросил, взял напрокат. Потому что я не музыкант и не смогу написать хорошо и профессионально о музыке Шапошниковой. А Турчинский смог. Так зачем мне усложнять себе задачу, доставать, как говорится, правое ухо левой рукой? Тем более, если наступил мне на него медведь.
Ниже я привожу выдержки из очерка Бориса Турчинского, с любезного разрешения автора. А полностью очерк можно прочесть в Интернете на сайте «Partita.ru»., «Proza.ru.».


Старый-новый инструмент

«Долгое время игра на саксофоне оставалась привилегией джазовой музыки, - рассказывает Маргарита Шапошникова. Саксофоны звучали везде, где была веселая, развлекательная музыка. Неприятие главными идеологами культуры СССР джазовой музыки неблагоприятно отразилось на судьбе саксофона в нашей стране. Он рассматривался многими как инструмент юмористического толка, а иногда даже и как инструмент буржуазный, враждебный. Многим памятно это, «историческое»: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь»…
Но музыкант Шапошникова сумела одной из первых понять, что саксофон имеет прекрасные возможности и должен занять достойное место на академической эстраде, наряду с другими духовыми инструментами. И тогда она задумала концерт с приглашением администрации института, где училась,
студентов и преподавателей, а также, что важно, композиторов!
В зале института имени Гнесиных и прошел, можно сказать, первый серьезный концерт саксофоновой музыки. Он имел большой успех, и в самом институте начало формироваться новое отношение к саксофону. Был продемонстрирован большой потенциал саксофона, разнообразие образно-эмоциональной сферы чувств. Это убедило присутствующих на вечере композиторов и слушателей в перспективности инструмента.


Королева саксофона

Одно из главных достоинств музыканта Шапошниковой в том, что она не просто большой пропагандист своего любимого инструмента, его богатейшего мирового репертуара для академического саксофона. Она – концертирующая саксофонистка, и вывела саксофон на путь классической и современной музыки академических форм. Она – создатель собственной исполнительской школы. Среди ее учеников более 30 лауреатов международных, всесоюзных и всероссийских конкурсов, заслуженные артисты России, профессоры и доценты российских вузов.
Ею записано множество пластинок и компакт-дисков, подготовлены радиопередачи, выпущен фильм. Она – автор и составитель учебных пособий, нотных изданий.
М.Шапошникова является инициатором создания сольного и ансамблевого концертного репертуара для саксофона в России с 60-х годов. Она – автор многочисленных транскрипций, при работе над которыми она сотрудничала с Д.Шостаковичем, А.Хачатуряном, Т.Хренниковым, А.Эшпаем. Является исполнителем премьер многих сочинений: А.Шнитке, Э.Денисов, С.Павленко, В.Якимовский. Многие композиторы посвятили ей свои сочинения: М.Раухвергер, М.Гагнидзе, М.Готлиб, Г.Калинкович и другие.


Саксофон, идущий от губ к рукам

…Саксофон, идущий от губ к рукам исполнителя, жил вдыхаемой в него жизнью, вдыхаемой музыкантом, с такой свободной любовью и самоотдачей, что оба они на какой-то момент кажутся осиротевшими, когда игра кончается, и Маргарита Шапошникова отстраняет от себя инструмент. Слияние инструмента и исполнителя – характерный признак большого мастерства. Но в игре Маргариты Шапошниковой оно было по-особенному завораживающе ощутимо.
«У нас долгое время применение саксофона было ограничено эстрадной музыкой и джазом. Маргарита Шапошникова – инициатор и пропагандист использования саксофона в «серьезной» музыке», - говорил Георгий Гаранян, замечательный советский музыкант, бывший в свое время одним из ведущих саксофонистов СССР. «Исполнительское мастерство Шапошниковой служит образцом игры на саксофоне и у нас, и за рубежом. У нее есть и совершенство техники, и чистота интонаций, эмоциональность, эрудиция. К тому же, – красота, обаяние и женственность. Такое сочетание особенно приятно. Когда я слушаю её, то удивляюсь, откуда у женщины берется такая хватка! Саксофон – трудный, «норовистый» инструмент, технически не очень совершенный. Но в её руках он податлив, эластичен, качествен. Могу еще добавить, что многие мужчины-саксофонисты завидуют, как эта женщина владеет инструментом», - возносит хвалу саксофону и его царице – Шапошниковой прославленный маэстро.



Интересные вопросы, глубокие ответы

«Уважаемая Маргарита Константиновна! Лет десять назад очень хорошее интервью с вами сделал Николай Волков, которого я хорошо знал по Oдесской консерватории, мы с ним вместе учились у одного профессора – Калио Эвальдовича Мюльберга. Интервью давнее, но оно до сих пор не утратило актуальности: очень важны вопросы, которые задает вам Волков, и ваши ответы – необыкновенно полны, содержательны. Когда я эту работу Волкова перечитываю, всегда нахожу для себя что-то новое, и у меня такое чувство, будто обладаю бесценной шкатулочкой, наполненной знанием и мыслью. Особая ценность интервью в том, что это разговор двух очень знающих, очень разбирающихся людей».

(Из письма Бориса Турчинского).


Что ж, давайте попросим у Бориса Турчинского и это уникальное интервью.


От саксофона люди ждут открытий

Николай Волков:
-Маргарита Константиновна, чем саксофон отличается именно по звучанию от других инструментов? Он что, лучше других передаёт мысли, эмоции и чувства человека?

Маргарита Шапошникова:
-Конечно! В его звуках наиболее полно отражаются наши эмоции. По сравнению с другими инструментами слушатель лучше воспринимает мысли через звучание саксофона. От саксофона люди ждут открытий, и он полностью оправдывает их ожидания.
Любой инструмент сам по себе ограничен по звуковым возможностям, а саксофон – безграничен. Он мощный, нежный, быстрый, ловкий, певучий – он такой разнообразный! На саксофоне можно играть и быстро как на флейте, и мощно, как на тромбоне и трубе, производить трели и щелчки птиц, стучать, играть аккордами, четвертьтонами, воспроизводить полифоническое звучание, отрывать сверхвысокий регистр звучания и тому подобное.
Саксофон имеет самый широкий динамический диапазон звучания. Пианиссимо, каким обладает саксофон, можно воспроизвести разве что на кларнете. Безгранично субтоновое звучание. Металлический корпус инструмента приближает саксофон к медным духовым. Смена мундштуков в сочетании с различными тростями позволяет разнообразить звук. Он и джазовый, и классический. Интерес к саксофону возрастает с каждым десятилетием! А саксофон в старинной музыке – это просто открытие!


Хамелеон-саксофон

Н.В.: -Ростропович одушевлял виолончель, он считал ее продолжением себя, одухотворял её. Возможно ли подобное на саксофоне и, способен ли на такое одушевление сам по себе инструмент?

М.Ш.: -Саксофон способен «растворяться» в музыканте, приспосабливаться к любому исполнителю с его характером, вкусом, взглядами, эстетическими принципами. Этот инструмент обладает безграничными возможностями, ему доступны все жанры. Саксофон, как хамелеон, – может преображаться в различных красках, сочетаниях, выражать глубокие чувства – он отвечает потребностям и запросам каждого исполнителя.

-Молодежь при выборе инструмента чаще всего отдает предпочтение саксофону, почему?

-Потому, что саксофон отвечает духу времени, чаяниям молодежи, стремящейся к свободе в мыслях и поступках. С другой стороны саксофон наиболее человечен, он доступен в освоении. На начальном этапе обучения игре на саксофоне ученик чувствует себя достаточно комфортно. Большую роль играет красота внешнего вида. Кроме того, саксофон демократичный инструмент, участник классических и джазовых составов оркестра. Мы видим и слышим его в театрах и кинотеатрах, в ресторанах и на эстрадных площадках. На нем играют не только профессионалы, но и многие любители музыки. Практически не бывает такого, чтобы саксофонист в процессе обучения переходил на другой инструмент. А вот с других инструментов: с кларнета, с флейты, трубы, фортепиано, струнных, переходят на саксофон.
Чаще всего переучиваются музыканты с изломанной психикой, неуверенные в своих силах. Саксофон такому ученику поддается, позволяет ему почувствовать себя более уверенно.

-Можно ли сказать, что появление саксофона обусловлено временем и развитием музыкального искусства?

-Музыкальные инструменты, такие как флейта Пана, свирели, рожки, гудки, дудки, с древних времён находили своё применение в различных бытовых условиях. Все они совершенствовались веками. А саксофон – детище цивилизованной культуры ХIХ века, имеет своего «родителя» – Адольфа Сакса, бельгийского музыкального мастера, музыканта. Когда возникает та или иная поставленная временем проблема, обязательно рождается человек, который способен решить и решает её.


«Испугались» этого инструмента

Н.В.: -Почему саксофон не вошел или не сразу вошел в состав симфонического оркестра?

М.Ш.: -По моему мнению, многие академические композиторы, вероятно, не зная возможностей саксофона, «испугались» этого инструмента. Руководитель лиги классических саксофонистов в Америке Элиза Боуэр-Холл заказала К.Дебюсси сочинение для саксофона. Композитор в письме композитору Анре Мессаже признавался, что «Рапсодию» для саксофона писал с большим трудом, так как не знал «повадок» этого инструмента. Развёрнутое соло саксофона в «Арлезианке» Ж.Бизе фактически является лейтмотивом трагического события в опере. В это же время наблюдается бурное развитие джаза, где саксофон заявил о себе, как ведущий инструмент.
Возникла естественная жанровая конкуренция. По моему мнению, широкое использование саксофона в джазе смутило многих классических композиторов, не позволило инструменту в полной мере закрепиться в составе симфонического оркестра. С другой стороны, композиторы, если и вводили саксофон в свои произведения, только как лирико-драматический инструмент. Когда я изучала партитуры симфонических произведений, у меня сложилось впечатление, что композиторы обращались к саксофону в том случае, когда исчерпывался весь арсенал оркестровки. Тогда вспоминали о саксофоне и писали интереснейшие и сложные соло…
…Почему М.Равель при аранжировке Старого замка из «Картинок с выставки» М.Мусоргского ввел саксофон? Очевидно, без саксофона это сочинение просто не звучит. И Рахманинов, и Равель признали саксофон классическим инструментом.


Создать необходимое настроение

-Возможно, саксофон не закрепился в составе симфонического оркестра, потому что по тембру не вписывается в группу духовых инструментов?

-Вы задали хороший вопрос, я вам на это отвечу так. Напротив, наблюдается тенденция окружения саксофона струнными и духовыми инструментами. Например в рапсодии К.Дебюсси, где саксофон сливается с многими инструментами большого симфонического состава. А в концерте А.Глазунова саксофон изумительно звучит с большой струнной группой оркестра. Не случайно многие композиторы в своих произведениях часто требуют от исполнителя-саксофониста «играть как струнные», «играть как труба», «играть как тромбон», «играть как рожок» и т.д.


Саксофон – он солист

Н.В.: -Какова перспектива включения саксофона в состав симфонического оркестра?

М.Ш.: -Я думаю, что саксофон, прежде всего, сольный инструмент. Богатство красок позволяет ему самовыражаться и быть правдивым во всех стилях, жанрах, тем более, в современной импровизационной музыке. Саксофон – это солист. С другой стороны он, конечно же, является яркой оркестровой краской. Саксофон использовали такие композиторы как Д.Шостакович, А.Хачатурян, С.Прокофьев и многие другие серьезные композиторы. Я не исключаю, что саксофон в процессе развития симфонического оркестра займет достойное место в составе духовой группы.
Существование в замкнутом пространстве обедняет. Мне кажется, классический оркестр будет развиваться. И, может быть не так скоро, но саксофон станет полноправным его участником. В этом плане намечается положительная тенденция. Многие композиторы используют по два-три инструмента из семейства саксофонов. Существует и ярко себя проявляет оркестр саксофонов. У саксофона самое большое семейство среди всех музыкальных инструментов: сопранино, сопрано, альт, тенор, баритон, бас, контрабас, субконтрабас. Семейство саксофонов занимает очень широкий звуковой диапазон. В учебных заведениях всего мира молодежь с удовольствием играет в ансамблях.


Звук через мысли, душу и сердце

Н.В.: -Зачем сегодня нужен инструментовщик, если электронные аппараты позволяют аранжировать любую мелодию, хочешь – в джазовом стиле, хочешь для большого или малого состава симфонического оркестра, для духового оркестра?!

М.Ш.: -Разве можно предположить, что клоны могут заменить человека? Как сказал И.С.Бах: «Конечная цель… всей музыки – служение славе Божьей и освящению духа». В электронной музыке нет души, она с душой не связана.
Я считаю, и уверена, что человек рождается для деятельности, для постижения нового. Звук электронный – не живой звук. Физиологический звук тот, который пропущен через мысли, душу и сердце человека. Душа человека непознаваема, она летает. Мы здесь, а она летает, она божественна. Эта летающая душа пропускает через себя звук и порождает божественное звучание. Электронное звучание на это не способно. Душа через звукозапись не передается, но ты слушаешь и наслаждаешься звучанием голоса или произведения на том или другом инструменте. Но всегда нужно помнить, что икона не живая не заплачет, не замироточит.


О русской саксофоновой джазовой школе

-Возможности джаза безграничны. Вероятно, в данном случае нашими джазовыми исполнителями выбран определенный коридор, в котором они удобно себя чувствуют?

-Возможно. Меня, например, очень привлекают такие музыканты как Jan Garbarek, который в каждую свою композицию привносит новизну. Louis Sklavis – кларнетист. Из певиц Rachelle Ferell. Это восхитительно!!! Слушаешь как симфоническое произведение, которое развивается, создает образы, причем инструментально-вокального характера. Чем они мне интересны? Инструмент или голос на первом плане, но вместе с тем инструментальные находки и клише сами по себе уже вызывают образные ассоциации. В этом плане русская саксофонно-джазовая школа выглядит бледно.

-Разве в джазовых композициях российских музыкантов отсутствуют национальные интонации?

-Я практически не слышу их, хотя стараюсь бывать и на концертах Игоря Бутмана, и на концертах Георгия Гараняна. Большей частью композиции отечественных музыкантов – это подражание американскому джазу, это ретро. А где же русские мотивы? Я не могу в данном случае выступать в роли судьи, хотя я имею право об этом говорить как слушатель, как заинтересованное лицо и как музыкант, обладающий соответствующей эрудицией. Для меня все музыкальные направления хороши, важно, кто в них работает, какая личность и что она даёт людям. Вот что для меня важно.
В этом смысле я могу привести пример развития джаза в Испании. В этой стране стиль «фламенко», глубоко народный, гитарный, соединен с джазовым направлением. Джаз не поглощает фламенко, и фламенко не поглощает джаз, и рождается нечто новое, интересное.


Музыка перетекает из души в душу

-Правильно ли я вас понял, что джазовая методика преподавания еще только формируется, нет достойных композиторов, которые бы писали интересную музыку, нет достойных исполнителей, которые готовы понять композитора и выразить себя в этой музыке?

-Абсолютно. Посмотрите, что происходит в джазе. Вы слышите чаще всего быстрые композиции, чтобы показать какой саксофон виртуозный инструмент, вызвать улыбку у слушателя, заодно и себя показать, щеки надуть, очень высокий звук взять с киксом, прошипеть, прохрипеть… и всё. На этом останавливаются. А где же блюзы? Наши старики играли блюз. Когда играет блюз Джонни Ходжес, то хочется плакать. Джаз вышел из трудовых песен. Джазовый фольклор связан со страданиями негров, которые оказались на чужбине, и которым платили гроши за изнуряющий труд. Они выражали своё несогласие с рабским трудом, жаловались, плакали через блюз. Подобному способу выражения чувств можно научить, при условии полного проникновения в исторические события и человеческого сочувствия.
Блюз требует, прежде всего, красивого звука. Почему первые джазмены играли красивым звуком? Потому что они выражали душу. Пропустить через свою душу грязные, фальшивые, шипящие, хрипящие звуки невозможно. Хорошим примером в современном джазе в этом смысле является творчество американского сакcофониста Kenny G. Хотя в коммерческом джазе считают позволительным хрипеть, шипеть, визжать и киксовать… Мы, россияне, стали забывать русскую песню. Даже Бабкина начинает подстраиваться под влияние «попсы». Вспомните, когда-то не было ни одного застолья без баяна и песен. Пели русские песни своими голосами. Ой, как же поют сегодня безголосые певцы! Так же и при игре на саксофоне. Ни один джазовый саксофонист не может красиво сыграть, потому что он «потерял» свой голос. Я была на «выдающемся» концерте современности Игоря Бутмана, который отважился сыграть Концерт Глазунова… Вы понимаете моё многоточие, о чем оно говорит?

-Кстати, как вы относитесь к творчеству Игоря Бутмана?

-Я отношусь к нему очень положительно. Он менеджер, очень хороший организатор, связывает нас с американскими исполнителями и т.п. Это он может, это у него хорошо получается. Но как к художнику отношусь к нему не отрицательно, но с большим недоверием. Если ты играешь джаз, копирующий американский, так и играй. Есть одна композиция, которая мне очень понравилась «Ностальгия». Исполнялась совсем недавно в концертном зале Чайковского. А все остальное похоже одно на другое. Муссируются одни и те же клише. В своей статье он рассуждает о проблемах классического саксофона. Могу заверить – в данном вопросе он не компетентен. Более того, ему противопоказан классический саксофон. Я же говорю о джазе с позиций заинтересованного слушателя, но не навязываю формул.


Скетчи Старого города
или Поволоцкий – однофамилец Поволоцкого
и Шифрин – родной брат Шифрина

У Маргариты Константиновны была давняя мечта пройти в Иерусалиме крестным путем Иисуса Христа, и мы её, конечно, этой дорогой в Старом городе повели.
Тёплая компания экскурсантов была в следующем составе: кроме мэтра музыки Маргариты Шапошниковой и вашего корреспондента, были еще известный израильский композитор и исполнитель Юрий Поволоцкий, тот, который однофамилец другого известного израильского музыканта – Александра Поволоцкого, никакого родственного отношения к нему не имеющий и в музыке тоже совершенно своеобразный; и преподаватель из консерватории Петах-Тиквы Самуэль Шифрин. Не спрашивайте, или он имеет какое-то отношение к прославленному и любимому нашему юмористу Ефиму Шифрину, так как это его родной брат.
Кстати, Ефим Шифрин, даром, что хохмач, очень умный, серьезный мужик! Показывали по телевизору фильм о нем, я засмотрелся и заслушался его великолепных суждений обо всем: о музыке, о политике, о жизни. Не зря, наверное, слово «хохма» переводится с иврита как «мудрость».
У Юрия Поволоцкого есть давняя работа для кларнета соло «Скетчи Старого города», поэтому заголовок для рассказа об экскурсии напросился сам собой: мы бродили целый день по Старому городу Иерусалима и как еще назвать нашу волшебную романтическо-поэтическо-историческую прогулку людей мира музыки?
Гуляя, мы заговорили о том, что история с Иисусом Христом – может быть, правда, а может быть – вымысел, может быть, сказка, а может быть, просто красивая и поучительная легенда… А может и в самом деле было. Кто это знает? И кто что наверняка может сказать, когда минуло две тысячи лет? Свидетелей нет… Да и судит всегда историческое событие всяк на свой манер.
К примеру, что можно однозначно сказать сейчас о событиях на Украине? Даже сейчас, по горячим следам, когда мы тому современники и свидетели! А по прошествии двух тысяч лет, как рассудят всё это потомки? То-то…
Маргарита Константиновна сказала: «Ну, а если истории с Христом могло и не быть, как вы сообщаете, тогда зачем о ней людям рассказывать, да еще здесь, на этом историческом скорбном пути Христа?».
На что я ей тут же ответил, за словом в карман не полез, так как хорошо запомнил её фразу о том, что музыка – это воздух, только особым образом организованный. «Ну, а вот ваша музыка – это же воздух? Пустота, ничто, если так разобраться. Но вы так серьезно с этим самым «воздухом» всю жизнь работаете, вы особым образом его организовываете и несете его людям, значит, не пустое это дело, значит, кому-то этот «воздух» так жизненно-важно необходим? В самом деле – необходим как воздух! Не хлебом же ведь единым жив человек, как сам же Иисус и говорил. Вот так и с историей о нем самом. «Сказка ложь, да в ней намёк…». Так в народе говорят. Но: «добрым молодцам урок»!
Проблема только в том, что уроков исторических никто не из чего никогда не извлекает… и трагедии в истории повторяются… «История учит тому, что ничему не учит»… Жаль…
И как-то незаметно мы перешли в своей беседе на то, о чем говорят сейчас все и везде, на события на Украине и в Крыму, и это естественно, и разве могло быть по-другому? Разве искусство и деятели искусства могут оставаться от этого всего в стороне? И даже чуть-чуть назрела у нас в нашем споре ссора… Но совсем чуть-чуть. Потому что, мы вправе судить каждый по-своему и не без душевного жара. Ведь, «кто живет без тревоги и гнева, тот не любит отчизны своей», это всем известно. Без конфликта и внутреннего напряжения нет искусства и жизни тоже нет. Но мы культурные люди, и мы уважаем и любим друг друга, поэтому никаких ссор мы не допустим. Всем бы так.


«Благодарствую изо всех моих сил!»

Рассказывая об организации Борисом Турчинским приезда Маргариты Шапошниковой в Израиль, мы не придали значения одной детали: медицинской составляющей этого многоцелевого визита. И правильно сделали. Так как медицина Израиля сделала свои проверки и выдала вердикт: «Маргарита Константиновна будет радовать нас своим творчеством еще долго!». Это не могло не поднять нашей гостье настроение. Улетая, Маргарита Константиновна сказала следующее:
«Израиль – рай земной. За две недели пребывания на этой земле я полюбила ее трудолюбивых людей, таких инициативных. Какую замечательную страну вы построили за столь короткий срок! Уезжая, хочу всех обнять и увидеть снова. Благодарствую изо всех моих сил! Это было великолепно! Буквально всё: мои занятия с маленькими детьми и студентами академии, встречи с музыкантами, которых я знаю много лет, и приобретение новых друзей, это было замечательно. Вы удивительный народ, талантливый в музыке и не только. Особенное спасибо Борису Турчинскому за организацию моего визита, за внимание ко мне и доброту. Огромное спасибо главному дирижеру и завотделом духовых инструментов консерватории Петах-Тиква Михаилу Дельману. А еще меня поразил детский оркестр этой консерватории, где Борис дирижер, поразил «взрослый» оркестр Михаила Дельмана. Молодцы, нам уже есть, чему у вас учиться! Всем-всем огромный привет и мое почтение! Ваша М.К.Ш».

P.S.

А всем-всем это:
директор консерватории Петах-Тиква Шломит Мадар-Леви, композиторы: Б. Пиговат, Б. Левенберг, Ю. Поволоцкий.
Преподаватель кларнета и саксофона из Кирият-Моцкина А. Гольденштейн, преподаватель тромбона С. Шифрин, профессор класса саксофона Иерусалимской академии музыки и танца Рубина Г. Геллер, преподаватель консерватории Петах-Тиквы Н.Богатырева
Кларнетисты: Аркадий,Михаил,Алекс и Даниэль Гурфинкель
Н. Бирман-солист Хайфского симфонического оркестра и многие другие, всех кто меня окружал эти две недели пребывания на Святой земле Израиля.

Борис Левенберг: "Калейдоскоп жизни и музыки"
очерк Бориса Турчинского
65-летию композитора и педагога Бориса Евсеевича Левенберга.




О нем я должен написать!

Тема очерка возникла совершенно неожиданно. Как-то я получил письмо от шеф-редактора музыкального научно-популярного журнала «Оркестр» Анатолия Леонидовича Дудина. «Борис, вы ведь знаете, что мы тесно сотрудничаем с Восточно-Европейской ассоциацией духовых оркестров (WASBE) и ее президентом Йожефом Чикотой (Й.Чикота – президент Восточно-Европейского отделения Всемирной ассоциации оркестров и ансамблей (WASBE), доктор педагогических наук, профессор государственного университета в городе Сегед (Венгрия), директор высшей оркестровой школы города Мако (Венгрия), лауреат международных конкурсов).
«Так вот, Борис. Йожеф попросил один из Ваших очерков для публикации в музыкальном журнале «WASBE». Что, на Ваш взгляд, мы можем ему предложить?».
Мне, конечно, приятно было такое услышать. Значит, не зря я занимаюсь музыкальной публицистикой – кому-то это все-таки нужно.
Мы довольно долго совещались и пришли к обоюдному решению отправить очерк «По красной площади с оркестром» - о духовом оркестре Армии Обороны Израиля (опубликован в журнале Оркестр в мае 2011 года).
«Ну, а в будущем надо бы послать еще пару очерков – возможно, что-то из Ваших новых, которые только в планах», - продолжил Анатолий Леонидович, - «Кстати, почему бы не осветить творчество композиторов Израиля, пишущих для нашего жанра?..».
У нас в стране не так уж и много таких авторов, но о них стоит рассказать. О Борисе Пиговате, например, с которым мы уже много лет работаем в консерватории Петах-Тиквы, я рассказывал в очерке «Вслушиваясь в его музыку».
…И в памяти вдруг всплыло имя композитора Бориса Левенберга… Да, именно о нем я должен написать! – подумалось сразу…
С Борисом Левенбергом мы знакомы давно. Часто получаю от него произведения для кларнета и саксофона - некоторые с успехом исполняются моими учениками. В Ютубе периодически слушаю его музыку. Мне в ней нравится оптимизм, радость – именно таков сам автор и в жизни.
Итак, кто он, наш новый герой?


Строки биографии

Борис Левенберг – член союза композиторов СССР с 1978 года, с 1990 года – член Союза композиторов России. Член Союза композиторов Израиля.
Родился в 1950-м в семье военнослужащего в Сибири, в селе Даурия Борзинского района Читинской области. Помните, одноименный фильм о тех местах?
В 1956-м году семья переехала на Украину, в город Умань Черкасской области.
Начальное музыкальное образование Борис получил в Уманской музыкальной школе по классу скрипки (1957-1964 гг). С 1964-го по 1968-й учился в Уманском музыкальном училище по классу скрипки, затем - на теоретическом отделении. Музыку начал сочинять в 17-летнем возрасте. В 1967 году брал уроки композиции у киевского композитора Ю.Я.Ищенко (ныне он профессор Национальной музыкальной академии Украины).
В 1968 году переехал в Россию, в Ростов-на-Дону, где поступил на композиторский факультет Ростовского музыкально-педагогического института (ныне Ростовская государственная консерватория имени С.В.Рахманинова), где учился в классе профессоров Б.И.Зейдмана и Л.П.Клиничева.
По окончании института в 1973 году несколько месяцев работал по распределению в Орле заведующим музыкальной частью Орловского драматического театра. Затем, после службы в Советской Армии, вернулся в Ростов-на-Дону, где жил и работал до 1990 года.
С 1975-го по 1983 год занимал должность ответственного секретаря ростовской организации Союза композиторов РСФСР. Активно занимался композиторской, педагогической, просветительской и лекторской деятельностью в области музыки и кино. Ряд лет был председателем лекторского совета Ростовского Дома кино.
С 1983-го по 1989 год работал заведующим музыкальной частью ростовского ТЮЗа. Написал музыку к 11 драматическим спектаклям, среди которых наиболее заметными были «Пролетарская мельница счастья» по пьесе В.Мережко и «Щелкунчик» по сказке Гофмана.
В 1990 году Борис Левенберг переехал на постоянное место жительства в Израиль, где продолжил композиторскую и педагогическую деятельность.


Основные сочинения

Скрипичный концерт
Симфониетта
Поэма для симфонического оркестра
Две оркестровых сюиты
Два струнных квартета
Сонатина для фортепиано
«Хасидская сцена (Кадиш и Танец)» – в версиях для струнного оркестра, для скрипки и симфонического оркестра, для флейты и струнного оркестра и другие варианты.
Четыре пьесы для скрипки, кларнета и струнного оркестра: «Восточные картины», «Мелодия», «Танец», «В джазовых ритмах»
Две сюиты для кларнета и фортепиано: «Много шума из ничего» (из театральной музыки к одноименной пьесе Шекспира»), «Синдерелла»
Произведения для духового оркестра: «Марш», Увертюра «Виват, музыкант!», «Галоп»
Две пьесы для альта, саксофона и фортепиано: «В ритмах джаза» и «Этого недостаточно. Кинематограф нашей любви»
Музыка к 11-ти театральным постановкам
Два вокальных цикла, романсы и песни.
Пьесы для фортепиано и других инструментов
Последнее на сегодняшний день сочинение – «Три взгляда на Элегию Массне» для фортепиано (2014 г.)
Сочинения и аранжировки Бориса Левенберга исполнялись в Австрии, Германии, Израиле, России, в Украине, США и других странах.


Прелюдия к нашей беседе

- Борис, может, начнем с твоих регалий? – обращаюсь я к товарищу и коллеге, принимаясь за интервью.

- Регалий у меня нет (явно скромничает). В ряде конкурсов участвовал, но никогда не побеждал. В смысле, не занимал призовых мест с 1-го по 3-е. Но я еще с российских времен заметил, что нередко мои произведения, которые я представлял на эти конкурсы, потом неоднократно звучали (по инициативе разных музыкантов), а вот сочинения лауреатов этих конкурсов – далеко не всегда… На израильском конкурсе на лучший марш я попал в число 11-ти финалистов, сочинения которых исполнялись «живьем» на конкурсе. Мой марш играли и играют многие оркестры в Израиле и не только.
Мне приятно осознавать, что я порой как бы представлял Израиль за рубежом. Моё наиболее исполняемое сочинение «Хасидская сцена (Кадиш и Танец)» звучало в Киеве на концерте известного израильского музыканта-флейтиста Анатолия Когана, посвященном 20-летию восстановления дипломатических отношений между Украиной и Израилем.
А еще, думаю и уверен, что регалии любого композитора – это доброе и заинтересованное отношение музыкантов к его музыке. Когда музыка живет своей, не зависимой от автора жизнью. Когда её не надо толкать и «проталкивать»...


В поиске музыкальных «следов Левенберга»

- Я периодически «ныряю» в «Google» в поиске «следов Левенберга» и нередко нахожу, где и когда играют мою музыку, - рассказывает Борис Левенберг. Нет у меня никаких связей с итальянским военным Римским духовым оркестром аэронавтики. Однако же, как приятно было найти в” Ютубе” великолепное исполнение этим оркестром моего марша! Жаль, что они поставили его с купюрами…
Для интересующихся - ссылка:

https://www.youtube.com/watch?v=EDOGSpSX8Vc

Никогда не встречался с замечательными болгарскими музыкантами пианисткой Фанни Куцаровой и кларнетистом Венчиславом Трифоновым. В интернете нашел их великолепное исполнение моей сюиты «Синдерелла»:

https://www.youtube.com/watch?v=cQ3A3Kf9WI0
Сюита шла в программе с Шуманом и Альбинони. Впоследствии я связался с музыкантами и был очень обрадован письмом Фанни Куцаровой, где она пишет: «Мы с моим партнером Венчиславом были буквально очарованы Вашей Сюитой «Синдерелла», которая получила в нашей программе больше всех аплодисментов».


- Борис, первым произведением, после которого я «открыл тебя», как раз и был «Кадиш и Танец» в исполнении Анатолия Когана в сопровождении органа. Скажу честно, меня оно потрясло. Даже если бы ты в жизни написал только это произведение, было бы достаточно, чтобы увековечить твое имя в творчестве. Но у тебя, конечно, есть и много других прекрасных произведений, а сколько из них еще ждут своего времени! Пойдем, однако, в нашей беседе дальше…

- В концерте израильской музыки на фестивале в Беверли Хиллз, в Бразилии, в Сан Пауло, на концерте еврейской и израильской музыки исполнялись мои произведения. Кстати, программы этих концертов составлялись самими музыкантами и устроителями фестивалей. Если бы это делал израильский Союз композиторов (в членах которого я состою), то шансов попасть туда у меня наверняка не было бы. Это я без обид. Я в Союзе не бываю и не тусуюсь. Нет на это времени, да, честно говоря, нет и желания…


Новая жизнь в Израиле: две смешные истории

- Борис, а как тебя принял Израиль?

- Я расскажу тебе на этот счет две смешные истории.
В 1990 году моя семья совершила «внезапную модуляцию» и очутилась в Израиле. Огромная давка «Большой алии» и все её трудности… Иврит учил весело и легко. Вообще люблю языки. Всю жизнь читаю по-английски. В СССР самостоятельно выучился читать по-польски – были хорошие книги, которые не переводили на русский язык. И журналы со статьями о современной музыке. Польша была посвободнее…
Параллельно с «ульпаном», где учился, во второй половине дня работал грузчиком на строительном складе. За 6 шекелей в час! Затем пошел через пару месяцев на повышение – меня взяли в магазин «Михлель» при Хайфском университете. Понравилось им, как я говорю на иврите. За день до увольнения хозяин строительного склада Йоси спросил меня, правда ли, как он слышал, что я по своей специальности композитор? Тогда я на следующий день принес и подарил ему для его девочек кассету с записями моей театральной музыки к детским спектаклям.
Жена Йоси преподавала в ульпане иврит у моих приятелей, и она им рассказала, как в тот вечер Йоси места себе не находил и все спрашивал – до какой жизни дошел Израиль, если такой человек, как Борис, у меня на складе дрова таскал?!
В университетском магазине «Михлель» я продержался недолго. Когда выяснилось, что говорю я на иврите хорошо, а пишу, увы, плохо и неграмотно, меня уволили. Нашел объявление о том, что требуется ночной сторож-вахтёр в научно-исследовательский Институт морей и озер. Прошел несколько весьма серьезных интервью и был принят туда на работу.


«Итак, мои «моря» и «озёра»

Нас было трое - репатриантов, стороживших по очереди. Один – специалист по крупным электрическим сетям в Сибири, второй – компьютерщик. И я – композитор…
Однажды компьютерщик ночью заснул, не проверил вовремя насос, качающий воду из моря в аквариумы с подопытными рыбами, и насос сгорел. Его уволили. И вот вызывает меня начальник хозчасти института Авнер Бен-Нун, брат героя Израиля, создателя военного флота Йохая Бен-Нуна, и говорит: «Мы этого мамзера (сукин сын) увольняем. И мы очень довольны твоей добросовестной работой. Может быть, на освободившееся место ты порекомендуешь кого-либо из твоих друзей? Может, есть ещё один композитор?!». Мной был рекомендован и был принят на работу сосед-врач, ещё одного композитора в сторожа я не нашёл…
Дирижер, скрипач и замечательный педагог Евгений Аптер, как и я, репатриировался в Израиль в 90-м году. В начале нашей абсорбции он организовал оркестр из репатриантов. И однажды, зная мой большой российский опыт, попросил перед одним из первых концертов этого коллектива выступить с музыковедческим вступительным словом на 10 минут. На иврите! А я всего три месяца в Израиле…
Впрочем, для начинающего я был весьма продвинут в языке. И я соглашаюсь. И составляю на русском это вступительное слово. Сын друзей переводит мне это на иврит. И я записываю этот иврит русскими буквами! И долго репетирую…
Настал день «икс». Клуб в Хайфе (моадон). Полный зал народу. Я выхожу и успешно читаю свое вступительное слово. И в конце – допускаю фатальную ошибку! По лекторской давней российской привычке спрашиваю: «Есть вопросы?». И тут с ужасом понимаю, что если сейчас начнут на иврите задавать вопросы, я их не пойму… Катастрофа неминуема!... Но вдруг из зала раздаётся один единственный вопрос: «Уляй ата яхоль берусит?» (может, ты можешь по-русски?).
Оказалось, что в зале сидели сплошь такие же, как и мы, репатрианты, не владеющие ивритом! И я с удовольствием всё повторил для них по-русски!


Сочинение в еврейском стиле

Читатель уже, наверное, заметил, что Борис Левенберг великолепно владеет словом. Он хороший рассказчик. Поэтому не станем пока отвлекать его вопросами, послушаем его рассказ дальше.
Во время первой «войны в заливе» Америки с Хуссейном в 1991 году я ездил (с противогазом под мышкой) в Тель-Авив на собеседование с двумя крупными (и очень хорошими!) израильскими композиторами Марком Копытманом и Цви Авни. Это было сделано по инициативе министерства абсорбции: у них значилось, что я композитор. Я показал в министерстве ряд своих сочинений.
В результате министерство абсорбции, то есть, нашего устройства в Израиле, назначило мне стипендию на несколько лет – 3 тысячи шекелей. Неплохие по тем временам деньги! Да даже и по сегодняшним – не самые скромные. Но я должен был сам найти себе место профессиональной работы, куда в счет моей зарплаты будет перечисляться эта стипендия.
Такое место я нашёл – Хайфскую консерваторию имени Рубина. Параллельно меня отправили работать в Хайфский юношеский симфонический оркестр, где обязали делать им в счет назначенной стипендии аранжировки, писать оригинальную музыку и преподавать сольфеджио. Этот оркестр первым в Израиле заиграл мою музыку.
…Именно дирижер и руководитель этого юношеского оркестра Элиэзер Хахити подтолкнул меня к созданию симфонической Сюиты на темы хасидских песен. Так я стал изучать хасидский мелос.
Элиэзер заказал мне сочинение в еврейском стиле для исполнения в Вене на музыкальном фестивале в 1997-м году. Так родился «Кадиш и Танец» – самое исполняемое мое сочинение, посвящённое памяти отца. На сегодня его играли 24 оркестра в мире и в Израиле!
Я никогда не могу объективно оценить то, что сочиняю. Пишу обычно легко. Эта легкость как бы не даёт мне ощущения, что к созданному надо относиться серьезно. Ну – поработал неделю. Семь дней. В день писал по одной части. Получилась Сюита «Синдерелла», которая имела и имеет успех. Так было и с «Кадишем».
Элиэзер был первым, кто оценил эту музыку. Перед поездкой в Вену состоялось первое исполнение «Кадиша» днём. Для друзей и родителей юных музыкантов. Никогда не забуду, как Элиэзер взмахнул дирижерской палочкой. Но не начал. Повернулся к публике и сказал: «Когда-нибудь мы прославимся и будем знамениты только потому, что мы первыми сыграли это сочинение».
Вот такой была моя абсорбция на исторической родине, такими были первые впечатления от Израиля и его людей.


Вхождение в музыку, композицию и педагогику

Итак, далекий уже 1957 год… Конец августа. Я ведь тебе рассказывал, Борис, что детство мое прошло в далеких сибирских городках. Вот там вхождение в музыку и случилось…
Надо сказать, что в музыку вообще я попал случайно. К тому времени, когда меня надо было записывать в музыкальную школу, моей маме Лее Натановне Левенберг было совершенно не до этого. Незадолго до того трагически погиб мой отец в возрасте 34-х лет. Для мамы это стало страшнейшей трагедией, и к тому же она была на шестом месяце беременности. Мама осталась вдовой. С двумя детьми на руках. Вскоре родилась моя сестра. На то время маме было все равно, пойду я в музыку или нет. Не до этого было. В музыкальную школу меня привела ее ближайшая подруга, Лиля Гойхман.
Лиля сама была пианисткой и преподавала в той музыкальной школе, куда меня привела. Денег на покупку пианино в нашей семье, естественно, не было, поэтому, по рекомендации тети Лили, меня определили на скрипку. Но не так все было просто с этим маленьким инструментом!
Когда приемная комиссия попросила маленького Борю спеть песенку, чтобы проверить наличие слуха, все решили что перед ними как раз тот редкий экземпляр рода человеческого, у которого даже нет и намека на музыкальные способности. Я их понимаю. Простучать ритм тогда я не смог, просто не понимал, чего они от меня хотят. А спеть?.. Да я и сейчас пою фальшиво. Шучу, конечно…
«Что будем с ним делать?» - думали члены комиссии, - «с таким «талантливым» ребенком»?
Из уважения к Лиле Гойхман, сказали, что такого неспособного мальчика можно определить только на баян, или пианино, то есть, на тот инструмент, где высота звука зависит от нажатия на ту или другую клавишу. Но на скрипку с такими данными?! И все-таки тетя Лиля настояла. Так я попал в музыкальную школу и стал учиться по классу скрипки.
Как только я начал учить ноты, буквально через три или четыре урока, у меня обнаружили абсолютный слух. Вот как бывает. До сих пор в этой музыкальной школе, если при определении детей на инструмент у ребёнка не обнаруживаются сразу музыкальные способности, говорят: «А вы помните Бориса Левенберга? И что же?».
Так я начал свою музыкальную жизнь. Главенствовала в ней скрипка, на которой я занимался десять лет! К сожалению, давно на скрипке не играю, но очень благодарен этому инструменту. Всегда, когда я пишу для скрипки, для струнных, или симфоническую музыку, я как бы мысленно это проигрываю на скрипке, потому что пальцы помнят и сами подсказывают, будет ли это удобно для исполнителя.
Тетя Лиля, благодаря которой я попал в музыку, давно уже живет в США. Дай ей бог здоровья. Ей уже за 90!


И – бегом со сцены

Хорошо помню одно из моих первых выступлений в концерте для родителей. Я играл аранжировку для скрипки и фортепиано пьесы Шумана «Дед Мороз». Аккомпанировала мне Лиля Яковлевна Гойхман, та, что привела меня в музыку. Мне потом сказали, что, видимо, мороз был очень лютый, потому что скрипка в моих руках жутко скрипела и трещала! Но самое интересное было в конце. Когда я доиграл свою скрипичную партию, я – первоклассник – удрал со сцены, не дожидаясь, пока пианистка доиграет свой отыгрыш… Я решил, что раз я уже своё отыграл – мне уже на сцене делать нечего! Меня не предупредили о том, что солист с умным видом должен дослушать пианистку-аккомпаниатора до конца…
Теперь о вхождении в композицию. Совершенно четко помню даже то место, ту улицу в Умани, где это произошло, - когда в возрасте 12-13 лет я шел и вдруг решил для себя, что я буду композитором!
Даже и не понимаю, почему. Я к тому времени не написал ни одной ноты, и даже не пытался. Сочинять, вернее, пытаться сочинять, я начал в 17-летнем возрасте. Я сочинил тогда две отдельные пьесы для фортепиано. «Вальс фа-диез минор» и фугу в ля миноре, которую я писал, понятия не имея о контрапункте и полифонии, но держа в руках «хорошо темперированный клавир».
Эта фуга понравилась педагогу моего друга, и тот сыграл её на экзамене на баяне. Так я впервые услышал, как моё сочинение играет кто-то другой. Друга звали Семен Ницберг, ныне он израильский педагог. Тогда же в Уманском народном театре при Доме культуры ставили пьесу Розова «В дороге», и мне, второкурснику Уманского музыкального училища, предложили написать музыку к этому спектаклю.
Это была моя первая встреча с театром, который впоследствии сыграл в моем композиторском творчестве очень важную роль. Я написал музыку к этому спектаклю. Её для симфонического оркестра музучилища оркестровал тогда педагог этого училища Баранишин (к сожалению, не помню имени-отчества).
Хорошо помню, как после успешной премьеры спектакля мы с моей мамой, которая всегда и во всем в моей жизни меня поддерживала, ходили по ночному городу Умани и срывали на память афиши, где впервые в моей жизни было написано: «композитор Борис Левенберг»… Такая афиша хранится в моем архиве. Многое я выбросил при переезде в Израиль, а эту афишу сохранил.
Волею случая мне очень повезло. Меня познакомили с киевским композитором Юрием Яковлевичем Ищенко, ныне профессором Киевской консерватории, и я взял у него несколько уроков. Два раза в месяц я к нему ездил и написал несколько сочинений, с которыми поступал потом в высшее учебное заведение.
Пожалуй, единственными сочинениями того начального периода, которые уцелели, и которые исполняют до сих пор, – были написанные 17-летним композитором две прелюдии для фортепиано. В прошлом году их великолепнейшим образом сыграл выпускник Хайфской консерватории имени Рубина Йонатан Козал. Замечательно сыграл:

https://www.youtube.com/watch?v=8erWT0tkJmM

Когда я писал эти прелюдии в Умани, мог ли я себе представить, что через 46 лет их будут играть где-то в далеком Израиле?! И что Йонатан вторую быструю прелюдию сыграет в столь бешеном отличном темпе! И вообще, я уже сейчас сам преподаю композицию, имею немалый опыт, некоторые мои ученики уже закончили вузы и сами стали профессиональными композиторами. Я могу сказать, что для 17-летнего человека то были очень хорошие прелюдии! Если бы мне кто-то сказал тогда это, я, быть может, окрыленный, развивался бы иначе. Но мои педагоги были тогда скупы на похвалы…
Может, это было и правильно. Но эти мои юношеские прелюдии живут. Их играли в Джульярде (Джульярдская школа (англ. Juilliard School) — одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки). Они вошли в постоянный педагогический репертуар, регулярно исполняются в Израиле на экзаменах на аттестат зрелости (багрут) как пьесы израильского композитора.
…А тогда, в 1967-м году в Умани, я играл эти свои прелюдии на нашем стареньком пианино. А на диване сидела моя бабушка Фейга Бенционовна. Её только что привезли из больницы после ампутации ноги… Она ничего не понимала в музыке, моя бабушка. Но исправно ходила на все концерты, где я играл на скрипке, сидела спиной к сцене и вглядывалась в лица публики, пытаясь по выражению лиц понять, успешно ли я играю…


О первом настоящем успехе

А теперь о первом настоящем успехе в композиции. Об истории создания моей «Сонатины для фортепиано в четырех частях».
Я тогда учился на втором курсе Ростовского государственного музыкально-педагогического института. Это был 1969-й год. И вот, к моему педагогу пришла пианистка Римма Григорьевна Скороходова, ныне профессор Ростовской консерватории, а тогда аспирантка Московского музыкально-педагогического института им. Гнесиных (класс профессора Иохелеса), и сказала, что в качестве произведения советского композитора она хочет сыграть на своем выпускном аспирантском концерте сочинение студента. И мой педагог порекомендовал ей мою «Сонатину».
Римма Скороходова великолепно её исполнила. Я (и не только я) считаю, что «Сонатина» была первым заметным успехом молодого композитора в те годы. Впоследствии мой товарищ, ныне известный московский театральный композитор Александр Бакши, сказал, что его педагог по композиции профессор Владимир Феодосиевич Красноскулов заметил ему тогда по поводу моей «Сонатины»: «Учти: такие сочинения студенты не пишут!».
И вот, представьте себе, как я еду в Москву, в гнесинку, слушать, как мое сочинение будут играть в Российской академии музыки им. Гнесиных.
И снова я сорвал на память вторую в моей жизни важную афишу, именно ту, которая висела в вестибюле института. И тоже привез эту афишу с собой в Израиль, хотя при переезде было не до сантиментов и лишних вещей. А почему? А потому, что там была совершенно замечательная надпись, в той афише. Она гласила: «Римма Скороходова. Класс профессора А.Иохелеса. Аспирантский концерт. В программе фуга Баха, Большая соната Брамса, соната современного французского композитора Дютийе». И – «Борис Левенберг. Сонатина для фортепиано в 4-х частях». А внизу, в скобках, было напечатано: «исполняется в первый раз».
Кто-то из студентов “гнесинки” нацарапал там же ручкой издевательское: «…и в последний». И поставил восклицательный знак. Мне это так понравилось, что всю жизнь храню эту афишу!
К счастью, это шутливое «предсказание», впрочем, весьма ожидаемое для многих начинающих композиторов, не сбылось. «Сонатину» мою играют до сих пор. Вот так, оригинально, я начинал свою композиторскую жизнь.


Сказочно мудрая музыка

- Борис, прежде чем мы продолжим погружение в твои воспоминания, я хочу сделать тебе комплимент. Ты интересно и живо пишешь. Читается это легко и почти не требует редактуры.

- Ну, не всё же только тебе одному хорошо писать! У меня, кстати, сохранилась масса моих писем, говорят, они написаны живо. Мне всегда говорили, что я интересно пишу. Должен тебе сказать, что написание письма и сочинение музыки для меня всегда были очень похожими. Что-то внутри зреет, и есть непреодолимое желание изложить это на бумаге. А на нотной или не нотной бумаге – это уже вопрос второй.
Очень мне нравится высказывание Жванецкого о том, что писАть, как и «пИсать» надо только тогда, когда невмоготу…

Эпизод о несостоявшемся спектакле

В самом начале 90-х годов я пошел в Хайфе на замечательный литературный вечер Михаила Козакова, тогда израильтянина. Он потрясающе читал стихи Бродского!
После выступления я пошел за кулисы, поблагодарил Козакова за замечательное выступление и вручил ему кассету с записями моей театральной музыки. Приложил письмо следующего содержания: «Уважаемый Михаил Михайлович! Я – композитор российской школы. Как и положено, состоял в рядах «союза членов» – Союза композиторов СССР. Много и небезуспешно работал в области театральной музыки. С удовольствием бы поработал с режиссером Михаилом Козаковым. Прилагаю магнитофонную кассету с записями моей различной театральной музыки. С уважением, Борис Левенберг.»
А далее всё было в стиле богемы! Жили мы тогда в одной квартире с тестем и тёщей. И вот теща меня зовет: «Боря, тебя к телефону какой-то Миша…».
И следует такой разговор:
- Боря? Это Миша.
Я, не узнавая голоса (по телефону я Козакова никогда не слышал), но считая, что раз меня называют фамильярно Борей, то я просто обязан знать этого человека, и чтобы не обидеть, осторожно отвечаю: «Здравствуй, Миша!».
Далее из разговора я начинаю понимать, с кем я разговариваю…
Козаков говорит, что ему очень понравилась моя музыка. Что он собирается делать постановку «Снежной королевы», и спрашивает, не возражаю ли я, если он использует мою музыку также и к спектаклю «Щелкунчик»…
Я, конечно, с радостью соглашаюсь.
Увы, продолжению не суждено было последовать. Вскоре Михаил Козаков вернулся в Москву. Мне очень глянулась фраза Козакова, произнесенная им впоследствии по российскому ТВ, когда на вопрос, что ему не понравилось в Израиле, Михаил Михайлович достойно ответил: «Мне Израиль очень понравился. Я себе в Израиле не понравился»…


Союз композиторов

Профессионально двигаться в Советском Союзе без членства в Союзе композиторов было практически невозможно. Поэтому все туда стремились, и я не был исключением. Попал я туда довольно рано для молодого композитора, в возрасте 28 лет, в 1978-м году. И я там был довольно активным - более того, целый ряд лет (1975-1983) я занимал административную должность ответственного секретаря Ростовской организации Союза композиторов СССР. И вот такой анекдотический эпизод моей жизни произошел именно тогда, когда я был на этом посту.
Сейчас это воспринимается как полный идиотизм, а тогда мы все в этом жили, воспринимали показуху как нормальные правила игры. Не помню, какой это был конкретно год. Начало 80-х. Я был выбран от Ростовской организации делегатом очередного съезда Союза композиторов СССР, и вдруг меня как ответственного секретаря вызывают в отдел культуры ростовского обкома КПСС (членом КПСС я никогда не был) и дают мне задание.
Я должен отправиться в город Волгодонск Ростовской области, там явиться в горком КПСС, где мне порекомендуют какого-то орденоносного передовика производства. Я должен написать для него доклад о том, как с его – рабочего человека - точки зрения, советские композиторы должны писать сегодня музыку…
Этот доклад я должен утвердить в Волгодонском горкоме партии, затем привезти на утверждение в отдел культуры обкома КПСС. Я должен был проследить за тем, чтобы передовик производства выучил этот доклад, и успешно прочитал в Москве на съезде Союза композиторов.
Я воспринял тогда это совершенно нормально, поехал в Волгодонск, выделили мне там довольно приятного человека. К сожалению, не помню его имени-отчества, а фамилия его была – Удалкин. Он был монтажник-высотник, кавалер ордена Ленина, довольно молодой парень – лет 35-ти. И я написал-таки ему этот доклад!
Доклад с некоторыми поправками был утвержден во всех партийных инстанциях. Если не ошибаюсь, помню, что Удалкину были выданы какие-то талоны в спецотдел городского ЦУМа, чтобы он за небольшие деньги приоделся для выступления в хороший импортный костюм. Это тоже было приметой того времени, такие спецотделы.
Потом мы с ним приехали в Москву, и он честно отработал свою командировку. Его не выпускали сразу на сцену, ждали все время, когда придут первые лица государства. Пришел, кажется, член политбюро Воротников. Вот тогда и выпустили товарища Удалкина на сцену московского Колонного зала Дома Союзов, и он довольно артистично прочитал наш доклад. И ему стоя аплодировали в зале все композиторы! А мои два друга, которые стояли рядом со мной, – замечательный композитор Виталий Ходош и известный музыковед Анатолий Цукер - мне тогда сказали: «Боря, давай мы сейчас громко начнем скандировать: «Автора! Автора!». А ты выйди и поклонись…». В те времена всё это воспринималось совершенно иначе, не так, как сейчас…
Забавно всё это теперь вспоминать, немало было показухи… Но я могу вспомнить и по-настоящему добрыми словами многие моменты, связанные с Союзом композиторов.
Союз композиторов – это бесплатная государственная квартира, которую я получил. Это установка телефона вне очереди. Сейчас это воспринимается смешно, но тогда… Это ежегодные поездки в Дома творчества. Особенно любимым был в Сортавале. Бывшая Финляндия – леса, озера, тишина там... И, конечно, закупки моих произведений. Как писала когда-то «Литературная газета» на последней странице в разделе юмора: «В 2025-м году при раскопках N-ской филармонии было найдено неизвестное сочинение неизвестного композитора начала 80-х годов 20-го века, неизвестно зачем приобретенное местной филармонией». Вот именно, иной раз неизвестно и непонятно было, зачем приобретаются посредственные произведения у иных авторов. Но всё же приобретались, и автор как-то, на что-то имел возможность жить и творить.
В Израиле я тоже довольно быстро вступил в Союз композиторов Израиля. Но это совершенно другая организация. Это просто клуб по интересам. Телефон я поставил себе без них, и квартиру на ипотеку тоже купил сам!.. Я редкий гость у них, ввиду того, что я очень занят своей педагогической работой, практически там не бываю, но членские взносы плачу регулярно. Однако там имеется очень хорошая возможность издаваться, такой возможности и близко не было у меня в СССР. Я в нотном издательстве при Израильской композиторской лиге издал всё, что посчитал нужным! И это очень здорово!


16-летний учитель

- Борис, расскажи нам о начале своей преподавательской деятельности.

- Начал я преподавать довольно-таки рано, в 16 лет, и идея это была не моя, а моей матери. По советскому законодательству, человек, который начал работать и работал преподавателем до вуза и прекратил эту работу на время в связи с учебой, имел право на то, чтобы весь институтский период был засчитан ему как педагогический стаж. А это уже выше зарплата!
Мама это хорошо знала и поэтому упросила директора музыкальной школы взять меня на работу. С моей мамой считались, она много лет проработала секретарем в музыкальном училище. Так я стал преподавать сольфеджио и теорию музыки. Ну и, конечно, начал зарабатывать небольшие деньги – аж 14 рублей в месяц! Этого мне как раз хватало для двух поездок в Киев на консультацию, к моему педагогу по композиции Ю.Я.Ищенко, который дважды в месяц занимался со мной совершенно безвозмездно. Дети меня любили, и работа мне понравилась. И, как говорится, и пошло, и поехало!


Ростовская исполнительская школа

- Борис, в одном из моих очерков я рассказывал о своем хорошем друге, соученике по Житомирскому музыкальному училищу Владимире Шише - сегодня он профессор, заведующий кафедрой медных духовых инструментов Московской государственной консерватории имени П.И.Чайковского. Из разговора с тобой я узнал, что ты с ним знаком и ценишь его как исполнителя высокого уровня.
И в Ростовском музыкально-педагогическом институте вы учились с Шишем в одно и то же время – может, с разницей год-два. Володя мне много рассказывал о духовиках Ростова, да и мой родной брат Геннадий, прекрасный музыкант, тоже заканчивал этот институт по классу фагота. Я хорошо знаю и высоко ценю ростовскую исполнительскую школу на духовых инструментах. Может, тогда, в те далекие 70-е, будучи начинающим композитором и слушая хорошую игру «своих» духовиков, ты обратил внимание на эти инструменты, их большие возможности, и это подтолкнуло тебя впоследствии создать столько прекрасных произведений для этих инструментов…
Чтобы тебе легче вспоминалось, приведу фрагмент моего очерка, рассказывающий об этом. Он называется «Владимир Шиш: «Профессия должна быть любима – это главное!».

«Решение поступать в Ростовский музыкально-педагогический институт пришло неожиданно, я бы сказал, спонтанно. Несколько ребят из нашего училища поехали туда, тем самым «накатав дорожку». По училищу пошли слухи, что в Ростове хорошо: есть работа для духовиков и т.д. Я дружил с флейтистом с нашего курса Лешей Матвиенко. Вот мы и решили вместе поехать в Ростов.
Я очень многим обязан этому прекрасному городу. Атмосфера в институте была творческая. Заниматься было интересно. На кафедре работали талантливые педагоги, все играющие, что очень важно! Ю.В.Шишкин – зав. кафедрой и одновременно солист-флейтист симфонического оркестра. И.Л.Артемьев, мой преподаватель, отличный валторнист, прекрасный ансамблист. Владимир Лавриков – отличный кларнетист, также совмещал преподавательскую работу с игрой в симфоническом оркестре, был концертмейстером группы кларнетов. Композитор Л.И.Израилевич, который написал много произведений различной формы для различных духовых инструментов».

Борис Левенберг: отлично Володя Шиш написал! От себя добавлю: к духовикам я всегда относился с симпатией - и в училище, и в институте, и до сегодняшнего дня. В основном, это простые ребята. Часто из семей со средним достатком и ниже, не в пример «белым воротничкам» – пианистам и струнникам. Шутка, конечно, но обрати внимание: у меня много музыки для духовых инструментов.
Будет время - напишу об этом более подробно. Напишу обязательно о духовиках, с которыми приходилось встречаться в жизни, и как они влияли на мое творчество. Кстати, в Ростове некоторые духовики, участвовавшие в записи моей музыки к спектаклям (все из Ростовского симфонического оркестра), ходили потом на спектакли и водили друзей, чтоб их послушали! Как, например, эпизод ночного побега крестьян из колхоза… Разумеется, это записано с большой реверберацией.
В Ютюбе этот эпизод – третий:

https://www.youtube.com/watch?v=_GJ8qu0z9N8


И еще духовики очень важны – в музыке к «Щелкунчику». Я обожаю музыку Чайковского. Она упоительна. Но наш спектакль был не об этом – он был ближе к Гофману, весьма страшноватая фантастика.
Из пяти отрывков (Интродукция, Музыкальная табакерка, Колдовство, Танец Мышиного короля, Эпилог) во всех, кроме второго, важную роль играют духовые. В 1-м флейта, в 4-м труба. В остальных – духовые ансамбли. Эта музыка считалась моей большой удачей. И я до сих пор нигде её не использовал... Надо бы Сюиту…

https://www.youtube.com/watch?v=T95ZAm36rD8


«Духовые инструменты в моем творчестве»

Я никогда не умел и не умею играть ни на одном духовом инструменте (в отличие от скрипки и фортепиано). Наверное, поэтому в юности я писал исключительно для этих инструментов.
В студенческие годы духовые инструменты были для меня важны только как часть симфонического оркестра. В моих симфонических партитурах я использовал как их ансамблевые, так и сольные свойства.
По-настоящему я оценил уникальные тембровые и выразительные возможности духовых, когда в середине 80-х годов начал писать театральную музыку. В Ростове было много первоклассных музыкантов-духовиков, и многие из них охотно соглашались играть на записи моей театральной музыки. В театральной музыке композитор должен мгновенно попасть в индивидуальную атмосферу спектакля. Времени на создание образа дается очень мало. Духовые инструменты давали для этого огромные возможности.
В конце 80-х годов был юбилей Уманского музыкального училища, где я когда-то учился, и меня попросили написать что-либо для училищного духового оркестра. Я сделал им «Галоп» из моей театральной музыки. Было непросто – духового оркестра я не знал совершенно. Но, посмотрев различные партитуры, я увидел много общего с симфоническим оркестром в области общей оркестровой драматургии и в принципах оркестровки. Облегчало задачу и то, что саксофонов в этом оркестре не было, и все его инструменты я знал по моему предыдущему симфоническому опыту. «Галоп» получился. Он давно уже живет своей жизнью, и я порой узнаю из Интернета о его исполнениях в мире. Вот как, например, где-то во Франции:
http://www.ladepeche.fr/article/2010...ne-mesure.html


Здесь замечательное обилие оркестров!

По-настоящему я столкнулся с духовыми инструментами уже в Израиле. Здесь замечательное обилие хороших духовых оркестров, как юношеских, так и профессиональных. И мне стали заказывать аранжировки израильских песен. Пришлось вновь учиться писать для этих составов. Абсолютно новой в творческом ракурсе для меня была группа саксофонов.
Со временем я стал писать для духового оркестра все увереннее и увереннее. Сегодня я автор трех оригинальных сочинений для духового оркестра – это «Марш», «Галоп» и увертюра «Виват, музыкант!». Эти сочинения, как и мои многочисленные аранжировки, давно живут своей независимой жизнью. Их играют как в Израиле, так и в других странах. Не скрою – когда дирижер и музыканты духового оркестра «Келим шлювим» из города Кирьят-Хаим мне рассказали, что очень любят мой «Марш» и часто в конце репетиций играют его для собственного удовольствия, мне было очень приятно!
В отличие от скрипачей и пианистов, репертуар которых космически огромен, сочинений для духовых инструментов соло пишут гораздо меньше. И если удается написать что-то стоящее – музыканты-духовики с благодарностью твою музыку играют. Это и привело меня к созданию двух весьма востребованных Сюит для кларнета и фортепиано – «Много шума из ничего» (из театральной музыки по пьесе Шекспира) и «Синдерелла». И двух пьес для альт-саксофона и фортепиано – «В джазовых ритмах» и «Этого недостаточно. Кинематограф нашей любви». Эти пьесы тоже живут своей жизнью.
По просьбе различных музыкантов я сделал вариант своего самого исполняемого сочинения «Кадиш и Танец» для флейты и для кларнета. Наверное, для флейты это сочинение подходит меньше – но в исполнении великолепного музыканта Анатолия Когана это сочинение обрело новую жизнь. И на кларнете это сочинение звучит убедительно, учитывая еврейский характер этой музыки. Кларнет ведь очень еврейский клезмерский инструмент.
Я счастлив, что моя музыка востребована! У меня нет не исполненных сочинений, которые я хотел бы услышать в живом исполнении. Огромную радость мне доставляет переписка с музыкантами, читатель в этом может убедиться, познакомившись с нашими письмами.
Вот, только вчера получил письмо от пианистки Alexandra Stetsovsky, где она пишет о моем самом последнем (по времени создания) сочинении «Три взгляда на Элегию Массне».


Музыка, которая доходит до глубины души

Мнения о музыке Бориса Левенберга преподавателей и исполнителей.

Анатолий Коган – преподаватель, концертирующий исполнитель:
Так случилось, что в программу моего концерта с оркестром «Струны Галилеи» было включено сочинение Бориса Левенберга «Хасидская сцена» (Кадиш и Танец), которое я исполнил с большим удовольствием, и после чего познакомился с автором. Кадиш – это поминальная молитва. Эту пьесу Борис Левенберг посвятил своему отцу. Всякий раз, когда я ее играю, я чувствую, что она посвящена и моему отцу тоже. Очень трогательная музыка и это, пожалуй, высокий образец инструментальной музыки в этом жанре. Всё это музыка, которая доходит до глубины души.
Нас связывает с её автором взаимная симпатия, и я всегда с удовольствием играю эту искреннюю, эмоциональную музыку, как с оркестром, так и с органом и роялем, неизменно получая очень доброжелательную реакцию аудитории. Также я рекомендую эту пьесу своим ученикам, которые её неоднократно исполняли. Я желаю Борису как можно больше таких творческих удач!

Известный израильский джазовый музыкант Александр Канцберг:
Бориса Евсеевича Левенберга хорошо помню по Ростовскому музыкально-педагогическому институту. Он у нас вел курс гармонии и был одним из уважаемых преподавателей. Свой предмет знал досконально и очень доходчиво его объяснял. А еще умел создавать теплую непринуждённую атмосферу во время лекций. Ничего казенного, занудного. Штампов не было, как у некоторых других. Так что студенты к нему ходили с удовольствием.
Ходили за знаниями! И их получали!


«Они научили меня любить музыку, жить ею!»

- Борис, расскажи, пожалуйста, о своих педагогах.

С большой благодарностью вспоминаю всех своих педагогов. После того, как приобретаешь собственный опыт преподавательской работы (мой педагогический стаж – 48 лет…) – особо бережно хранишь память об учителях.
Пётр Захарович Шкуро. Первый мой преподаватель, который ввел меня в мир музыки.
Я проучился у него по классу скрипки в Уманской музыкальной школе семь лет – с 1957-го по 1964-й годы. Думаю, он не был профессиональным скрипачом-педагогом, как я сейчас это понимаю. Я не знаю, где и у кого он учился. Не хватило ума спросить в детстве и юности. А сейчас спрашивать не у кого…
Человек удивительно интересный. Самоучка-самородок во многих направлениях. Сам прекрасно реставрировал и ремонтировал скрипки. На одной из них я играл в старших классах и в музыкальном училище. Он замечательно рисовал! В музыкальной школе висели огромные портреты композиторов его работы. Вполне допускаю – что и скрипка была таким же самостоятельным увлечением Петра Захаровича.
В провинциальном маленьком украинском городе Умани при нехватке педагогов вполне возможным было, чтобы преподавал скрипку человек без официального профессионального образования. Аппарат (руки) он не сумел мне правильно поставить. Когда после землетрясения в Ташкенте к нам занесло оттуда в музыкальное училище замечательного преподавателя скрипки, бывшего концертмейстера ташкентского оперного театра Михаила Ильича Хайкова, и я на втором курсе попал к нему в класс, то на вопрос моей мамы о моих возможностях Михаил Ильич ответил: «С его способностями легче было бы научить его заново, чем переучивать. С его руками он даже при очень большой работе достигнет весьма низкого потолка».
Помню, из Одесской консерватории к нам в Умань приезжал давать мастер классы профессор Веньямин Зиновьевич Мордкович. Когда я, будучи студентом второго курса, поднялся на сцену, он предложил мне сыграть на скрипке гамму двойными нотами – в терцию. Сыграл я отвратительно… Веньямин Зиновьевич повернулся к публике и сказал с обычным его сильнейшим еврейским идишистким акцентом: «Я не понимаю – почему, все идут в музыкальное училище? Есть же профессионально-технические…». Я к тому времени уже забросил скрипку и начинал сочинять. И бросив занятия на скрипке, перешел на теоретическое отделение.
…Моя мама не очень одобряла, что я оставил скрипку. Но я к тому времени уже пытался сочинять и жадно ловил любую возможность послушать классиков 20-го века. Однажды, когда я в десятый раз подряд слушал пластинку со Скрипичным концертом Стравинского в исполнении Ойстраха, в комнату зашла мама и сказала: «Как замечательно Ойстрах играет!». Я ей ответил: «Как замечательно Стравинский пишет!»…
…Петр Захарович Шкуро не научил меня хорошо играть на скрипке. Но дал мне несравненно больше. Он научил меня любить музыку и жить ею. И еще. Когда моя мама колебалась, идти ли мне в музыкальное училище или заканчивать 10 классов и поступать в технический вуз (я в школе был отличником по всем предметам, кроме физкультуры, украинского языка и музыки… – дико фальшиво пел при абсолютном слухе) – то хорошо помню, как к нам домой пришел Петр Захарович Шкуро и убеждал мою маму, чтобы я продолжил музыкальное образование. Его слово сыграло не последнюю роль в нашем с мамой решении.
Елена Николаевна Яровицкая. Педагог по общему фортепиано в музыкальной школе. Из дворян. Удивительная, гигантская личность. Один из важнейших Учителей в моей жизни.
Единственный сын, художник, погиб на фронте. В ее крохотной квартире были только множество книг, портрет деда из дворян в эполетах, кровать и стол со стульями. Её дом был для всех ее бывших учеников Храмом. Там всегда бывали люди. Мы называли это кафетерием. Всегда угощала хорошим кофе.
К ней шли с любой проблемой. Помню, как одна из ее бывших учениц мучилась вопросом, разводиться ей с мужем или не разводиться... Елена Николаевна дала ей бумажную салфетку, и попросила разорвать. Та долго и медленно рвала. И отдала Е.Н. две рваные неровные половинки. Тогда Е.Н. взяла целую салфетку и быстрым движением разорвала ее пополам, сказав: «А если быстро рвать, смотри, как ровно получается!».
Помню, как лет 35 тому назад я очень печалился, что не пишу симфоний, сонат и опер. И написал Елене Николаевне о том, как замечательно исполнили и приняли мою новую сюиту «Музыкальный калейдоскоп», - при этом посетовав: «Эх, эта бы сюита, да была бы написана между двумя симфониями – цены б ей не было!». В ответ получил от Елены Николаевны короткий ответ: «Андерсен писал только сказки. А прослыл мудрецом...».
У меня дома есть бесценная для меня чайная ложка. Она из «кафетерия» Елены Николаевны. По моей просьбе мне ее дала самая преданная ее ученица, на руках у которой Е.Н. покинула этот мир в свои 99...
Преподаватель сольфеджио в музыкальном училище – Орест Михайлович Олейник. Великолепный музыкант, показавший, как весело и неординарно можно преподавать этот предмет. Некоторыми его приёмами преподавания я пользуюсь до сих пор.
Юрий Яковлевич Ищенко, ныне профессор Национальной музыкальной академии Украины. Это особый человек в моей музыкальной судьбе. Я уже упоминал его в главе о моем вхождении в профессию. Удивительный человек, помогающий мне и по сию пору.
Он сегодня одним из первых знакомится с каждым моим новым опусом, и к его мнению я очень чутко и благодарно прислушиваюсь. Для меня Юрий Яковлевич – непререкаемый авторитет в области как техники, так и – что важнее – этики композиторской работы. Он для меня – пример человека-труженика, написавшего много замечательной музыки. И он всегда ставит творческую планку в своих задачах максимально, недосягаемо высоко. И никогда он не шел и не идет в творчестве на компромисс.
…Борис Исаакович Зейдман, педагог по композиции. Хоть я занимался у него очень мало – один год на первом курсе и еще один месяц интенсивных занятий на 5-м курсе перед дипломом, когда я приехал к нему в Ташкент, но этого человека я тоже считаю своим учителем и наставником, и очень благодарен ему.
Борис Исаакович научил меня обдумывать и вынашивать сочинение: «Ты будешь сочинять в трамвае и любом другом месте, и тебе это понравится». И оказался прав. Я и сейчас могу показать всем желающим – где именно на автобусной остановке в Хайфе, на чек-посту, мне пришла в голову мелодия соло скрипки, открывающая мой «Кадиш и Танец»…
И еще – я занимаюсь со своими учениками по композиции точно так же, как занимался со своими учениками Борис Исаакович. И в этом я многому научился у него. Любой его простой индивидуальный урок по композиции в Ростове превращался в мастер-класс. На такие мастер-классы сбегались педагоги и студенты. Борис Исаакович вживался в студенческую музыку, как в свою собственную.
Мастерски владея фортепиано (любую партитуру сложнейшую читал с листа точно и мгновенно!) – он блестяще играл любые студенческие каракули, которые ему приносили ученики. Скажем, приносил я ему новый романс. «Это хорошо, но здесь лучше бы иначе», - говорил Б.И. И играл – импровизировал несколько разных, не похожих друг на друга вариантов развития моего материала.
Он настолько открывал нам горизонты, что ученик, придя домой, находил свой вариант развития. Чувство искрометного юмора всегда украшало общение с ним. Не любил псевдо современную музыку. Однажды на вопрос студента, работавшего над симфонической поэмой: «Борис Исаакович, а можно я в этом месте в партитуре укажу, что здесь оркестранты должны ритмично топать ногами?», - Борис Исаакович ответил: «Конечно, Толя, что за вопрос! Только обязательно в этом же месте укажи, что публика должна ритмично уходить из зала»…
Один из моих знакомых музыкантов мне рассказал, что как-то в Ташкенте было прослушивание новых сочинений в Союзе композиторов, и один из композиторов представил на суд коллег сонату для виолончели соло. В ней в определенном месте виолончелисту была написана вокальная партия – он должен был одновременно играть на виолончели и петь вокализ. На следующий день, встретив Бориса Исааковича в коридоре консерватории и зная его нелюбовь к таким «новшествам», музыкант спросил, какого мнения он о новой сонате. Борис Исаакович мгновенно ответил: «Очень понравилось. Настолько, что я под впечатлением тоже вчера начал сочинять сонату для виолончели соло. Называется Пердендози (perdendosi – на итальянском ничего неприличного! Переводится как «замирая», кажется…). Половину сочинения я уже написал. Осталось только дописать виолончельную партию!..».
Неоценимо много дал мне педагог по гармонии Николай Фомич Тифтикиди. Крупный ученый-теоретик и замечательный педагог. Знаний по гармонии – важнейшему предмету для композитора – полученных в классе Николая Фомича, мне хватило на всю жизнь. И для творчества, и для преподавания.
Профессор Лия Яковлевна Хинчин. Блистательный музыкант с очень непростой судьбой. После космополитического погрома в Киеве покинула Украину и преподавала в ряде российских консерваторий. В своих курсах истории музыки и семинарах по современной музыке никогда не давала готовых знаний и рецептов. Но – как писал в своих воспоминаниях один из лучших ее учеников музыковед Анатолий Цукер: «Лия Яковлевна заставляла бешено работать мозги».
Главное, что я получил от этой удивительной женщины, – как и от Елены Николаевны Яровицкой - не лежит в плоскости знаний. Самим присутствием в моей жизни, влиянием своей неординарной и удивительно талантливой личности Лия Яковлевна оказывала и продолжает оказывать на мое творчество огромное влияние!
Валерий Майский. Выдающийся органист и ученый-теоретик. Брат знаменитого виолончелиста Михаила Майского. От него я получил бесценные знания в области полифонии, контрапункта и фуги.
Рассказать о моих учителях по жизни? У которых формально я не учился? Они же друзья по ростовской жизни!
Это Виталий Семенович Ходош – замечательный талантливый российский композитор.
Очень помог мне советами в области оркестровки. В тот далекий период, когда я очень «плавал» в этой области. И до сих пор, отправляя на его суд свой очередной опус, очень прислушиваюсь к его мнению. Как и к мнению двух моих друзей-музыковедов – профессоров Ростовской консерватории Анатолия Моисеевича Цукера и Александра Яковлевича Селицкого. Все трое оказали на меня влияние не только своими советами, но и своим творчеством. А Александр Селицкий – он еще и из узкого круга самых близких моих друзей!


С благодарностью учителям

«Письмо дорогому учителю Юрию Яковлевичу Ищенко от благодарного ученика» - так начинает одно из своих писем любимому преподавателю Борис Левенберг.
(Небольшая справка о жизни и творчестве этого человека, которого Борис Левенберг выделяет особо.
Ищенко Юрий Яковлевич. Заслуженный деятель искусств Украины, профессор кафедры композиции и оркестровки Национальной музыкальной академии Украины имени П.И.Чайковского, кандидат искусствоведения, лауреат Премии Лятошинского, лауреат Премии имени Лысенко, лауреат Всеукраинского конкурса композиторов «Духовные псалмы». Автор многочисленных произведений: сюит, сонат, симфоний, вокальных циклов, опер)

10 октября 2006 г.
Дорогой Юрий Яковлевич!

С тех пор, как мы с Вами впервые встретились в далеком 1967 году, прошло уже так много лет! Собственно, вся моя сознательная жизнь... За это время мы лишь однажды с Вами случайно встретились на каком-то из последних съездов Союза композиторов СССР…
Все эти годы я всегда с благодарностью помнил, что Вы явились моим первым педагогом по композиции и научили меня первоосновам профессии – как техническим, так и этическим. И всю мою жизнь я Вам за это очень благодарен.
За эти прошедшие годы знаменитым я не стал, какой-то значительной карьеры не сделал, но композитором, надеюсь, всё же состоялся. И профессионально работал и работаю небезуспешно. До 1990-года работал в России, в городе Ростове-на-Дону, а в 1990-м году совершил «внезапную модуляцию» и работаю теперь в Израиле, в городе Хайфе.
В моих прогулках по Интернету я однажды набрел на сайт Союза композиторов Украины и смог увидеть Вашу фотографию! И позже набрел на ноты ваших «Шести прелюдий и фуг для органа».
Посмотрел я их с большим волнением и интересом, так как это не просто прелюдии и фуги – а ваше детище! Я обнаружил очень хорошую, глубокую музыку. Блестящую технику полифонического письма. Замечательное ладовое и мелодическое богатство. Соединение многих новаций (при тональной основе) с крепкой опорой на многовековые жанровые знаки и традиции органной музыки.
И много других замечательных качеств.
И у меня возникло огромное желание написать Вам и еще раз поблагодарить Вас за ту неоценимую и бескорыстную помощь и поддержку, которую Вы оказали мне в моих первых робких профессиональных попытках писать музыку.
И извиниться за то, что не сделал этого гораздо раньше...
И еще, наверное, написанию этого письма способствовало и то, что я сам стал в последние 15 лет, уже живя в Израиле, преподавать композицию. И обнаружил, как это важно – успехи твоих учеников! И понял, что это, наверное, то единственное, чем я могу Вас отблагодарить за Вашу душевную щедрость – попытаться передать все то, что Вы мне дали, дальше – моим ученикам. Я хорошо помню, как Вы мне когда-то сказали, что помогаете мне «чтобы продолжалась профессия»...
...Помню, как лет десять назад ко мне пришел на консультацию девятилетний мальчик, Хаим Тукачинсий. Кто-то из знакомых попросил меня послушать Хаима – мальчик пытался сочинять музыку (всё было так же, как со мной: Вас за меня когда-то попросил покойный Юрий Григорьев, светлая ему память). И предупредили меня, что за частные уроки эта семья платить не может – в семье восемь детей, и живут они очень скромно.
Я прослушал Хаима, обнаружил несомненные способности, и сказал его маме, что буду с ним заниматься. Но мама не соглашалась, чтобы я занимался бесплатно. Её аргументы были – мол, я начну заниматься, мальчик ко мне привяжется, а я, не связанный обязательствами, прекращу занятия. Пришлось этой маме рассказать, как я в свое время в далеком 1967-м году был в аналогичной ситуации. Как бескорыстно помог мне киевский композитор Ю.Я.Ищенко. И что единственный способ мне хотя бы частично вернуть этот неоплатный долг – помочь Хаиму и таким талантливым ребятам, как он...
Маму я убедил. И сегодня Хаим успешно учится на втором курсе в Иерусалимской академии музыки (так здесь называется высшее музыкальное учебное заведение). Недавно мне звонил профессор Марк Копытман (прекрасный композитор, ученик Шебалина, и замечательный преподаватель композиции, многолетний декан композиторского факультета Иерусалимской академии музыки, сделавший блестящую карьеру в Израиле и в мире) и благодарил меня за Хаима. Очень высоко оценил мою с ним работу.
Кроме Хаима, в академии на композиторском факультете учатся еще два моих ученика – Надав Хаюш и Евгений Каминский. И еще один мой ученик, пожалуй, самый яркий, надеюсь, тоже будет учиться в академии. В настоящее время он стал очень религиозным человеком и изучает Тору (Библию). Но обещал вернуться к музыке. Зовут его Дуди Монцарш. В 2000-м году он послал свое сочинение на композиторский конкурс в Японию. Был такой конкурс, посвященный 250-летию со дня смерти Баха – конкурс на лучшее фортепианное сочинение.
Дуди в конкурсе не победил, но... Из трехсот сочинений, присланных в Японию на этот конкурс, только шесть было отобрано для живого исполнения во втором туре. Сочинение Дуди прошло на этот второй тур и было исполнено. А автору всего 18 лет... Дуди получил проспект из Японии с программкой концерта второго тура, своей фотографией и приглашение приехать. Но приглашением не воспользовался, хотя Союз композиторов Израиля и предлагал через министерство иностранных дел субсидировать эту поездку. Дуди отказался – мол, неудобно ехать в Японию из-за столь маленького 4-х минутного сочинения. Очень скромный парень...
Пишу Вам об этом не только для того, чтобы похвастаться, но и для того, чтобы Вы знали, что каждому из этих и других моих учеников в определенный момент я рассказал, чем они обязаны лично Вам!..


«Спасибо за прекрасную, гениальную музыку!»

Борис Левенберг написал вдохновенное письмо, полное благодарности своему учителю. Но и ему пишут точно такие письма его ученики и просто люди, очарованные его музыкой! Пишут с разных концов света. Пишут: «Большое спасибо Вам за прекрасную, гениальную музыку!».
Сам Борис говорит: «Вот такие письма от музыкантов со всего мира для меня важнее побед на любых конкурсах! Это свидетельство того, что моя музыка нужна многим музыкантам и публике, что моя музыка давно уже живет своей, не зависимой от автора жизнью».
Борис Левенберг прислал мне несколько таких писем. У него подобных много. Давайте познакомимся с ними вместе, и вы поймете, что они в самом деле могут значить для музыканта, композитора, педагога!


Письмо из Латвии.
Добрый день, господин Левенберг!
Пишет Вам Валерий Шестиловский из Лиепаи, Латвия. Город у Балтийского моря, бывшая военная база Советского Союза.
Работаю в музыкальной школе по классу кларнета и саксофона, руководитель юношеского духового оркестра. Я на сайте «Партита.ру» обнаружил ваши произведения для кларнета, саксофона и духового оркестра. Очень интересные и эффектные, нравятся и детям, и слушателям. Моя ученица на кларнете удачно выступила на госконкурсе, исполняя часть вашей сюиты «Золушка». Саксофонист на региональном конкурсе был одним из лучших, исполняя пьесу «В ритме джаза». Духовой оркестр успешно выступил на фестивале ритмической музыки, исполняя Ваш «Галоп». Большое спасибо Вам за прекрасную, гениальную музыку. Молодые исполнители с удовольствием играют ее!
А я с большой радостью работаю над партитурами. Хотели бы играть и другие Ваши произведения. Напишите нам, пожалуйста, адрес Вашего сайта или предложите другие возможности приобретения Ваших нот. Творческих успехов!


А вот письмо из Америки, от кларнетистки Саманты Гриссом

Уважаемый г-н Левенберг!

Меня зовут Саманта Гриссом, и я играю первый кларнет в оркестре университета Теннесси. Недавно исполнила вашу сюиту «Золушка», и эта пьеса произвела большое впечатление на меня и моих друзей и преподавателей. Я была сильно взволнована, найдя в Интернете информацию, что композитор этого замечательного произведения жив. Напишите, известно ли вам, кто еще в Америке исполняет Вашу музыку и где? Мой учитель профессор Wonkak Kim также передает Вам привет и наилучшие пожелания!


От студентки Российской Академии музыки им. Гнесиных Светланы Поляковой.

Здравствуйте, Борис!
Вы не представляете, какое колоссальное удовольствие я получила от прослушивания Ваших произведений (все дошло в целости и сохранности)! Я очень люблю еврейскую музыку, в ней особая энергетика, а Ваш «Каддиш и Танец» меня потряс! До сих пор в ушах звучит эта музыка... очень трогает и задевает за живое. Сделайте, пожалуйста, переложение для кларнета и фортепиано! Я очень буду Вам благодарна.
«Портняжка» просто конфетка! А её можно переложить?
Хотела поинтересоваться, а у Вас случайно нет камерных сонат или трио с участием кларнета? Мне так хотелось бы на следующий год на государственном экзамене по камерному сыграть!
Ваши ноты я нашла на сайте www.partita.ru. Если Вас не затруднит, пришлите мне еще Ваши различные произведения.


Добрый день, Борис!..
…Повторюсь, что очень люблю Вашу музыку. «Три взгляда на Элегию Массне» слушатели принимают очень тепло. Буду рада получить Ваши новые произведения для фортепиано!
Успехов Вам!
Саша.

Встречая утро года…

Наступил новый 2015 год. И я тоже, как и его корреспонденты, пишущие ему письма, хочу обратиться к Борису Левенбергу с выражением восхищения результатами его творчества, с пожеланиями здоровья и творческих успехов в новом году! Хочу спросить: каким был для него год ушедший?

- Год был разный… В мае ушла моя мама Лея в возрасте 91 года, В июле я умудрился сломать ногу и долго лечился и восстанавливался. Написал два новых сочинения, одно из которых – «Три взгляда на Элегию Массне» уже исполняется и живет своей жизнью. После перерыва почти в четверть века я побывал в Ростове-на-Дону, где до Израиля треть жизни учился, работал и жил. Встретился там с друзьями. Заканчиваю третий крупный заказ на оркестровые аранжировки. И – самое главное в моей сегодняшней жизни - общение с внуком Габриэлем!
Я благодарен всем своим друзьям за то, что в жизни они дарили мне самое ценное – своё время. Пусть в наступившем году дорогие мои друзья будут здоровы, благополучны и счастливы!


И последний вопрос – что тебе самому особенно дорого в твоем творчестве?

- Пожалуй, те несколько мгновений тишины, которые всегда возникают, когда истаивает на пианиссимо последний аккорд «Кадиша», а аплодисменты еще не начались… Когда слушатель не хочет расставаться с сочинением и длит это тишиной. Ведь талант композитора обязательно предполагает талант слушателя… Как в этом замечательном исполнении флейтиста Анатолия Когана и Башкирского национального симфонического оркестра п/у Романа Леонтьева (первое исполнение в России):

https://www.youtube.com/watch?v=Y6YQyzL16_A


Пожелаем же Борису Левенбергу новых талантливых слушателей и новых талантливых сочинений.