Статья М.Герцмана о В.Леонтьеве, написанная в 1994г.
Под впечатлением фрагментов из книги Михаила Герцмана "Тупица", помещенных в дневнике Наташи - Малышки Кайли, мне вспомнилась статья 14-летней давности того же автора о Валерии Леонтьеве, опубликованная в "Красном знамени" - то ли газете, то ли журнале города Сыктывкара. Я тогда отметила для себя, что эта статья - самая лучшая и самая, на мой взгляд, толковая о Валерочке из всех прочитанных на то время.
Короче говоря, она мне и сейчас очень нравится. Вот я ее сейчас сюда и помещу, поскольку, пошарив в интернете, нигде ее не встретила.
ВЕСЕЛАЯ НОТА ПЕЧАЛИ
Это был истинно новогодний сюрприз – концерт Валерия Леонтьева в зале республиканской филармонии. И казалось, что зал этот лопнет «по швам» от числа поклонников и поклонниц «Казановы», взорвется от аплодисментов…
Первая большая статья, всерьез анализирующая творческую индивидуальность Валерия Леонтьева, появилась около двух десятилетий назад в газете «Красное знамя». Она называлась «Тысяча спектаклей Валерия Леонтьева» и принадлежала перу того же автора, чье имя стоит и под этой статьей. С того момента и по сей день о Леонтьеве написаны сотни статей в тех городах и странах, куда приводила его лихая гастрольная судьбина.
Случилось так, что благодаря долгой дружбе с Леонтьевым, большинство этих публикаций все эти годы мне удавалось регулярно читать. С гордостью (может быть, наивной) могу утверждать, что никто из авторов не сказал о Леонтьеве ничего принципиально нового по сравнению с той, первой статьей. Больше того! Обобщая характер его исполнительства, никто не вышел даже из границ названия моей статьи. Таким образом, именно я, и никто другой, являюсь основоположником и одновременно классиком «научного валеризма».
Леонтьев, сын воркутинского оленевода, уроженец Усть-Усы… Самое поразительное в его творчестве – диапазон возможностей. Сегодня я не могу назвать в российской поп-музыке ни одного дарования (кроме, может быть, А.Пугачевой), про которое я мог бы с той же уверенностью сказать: ему подвластно все. Высокая скорбь и незатейливый шлягер, драматическая баллада и «песня для ног», философское размышление и теплая лирика. Никто не может так рассмешить, но никто не может и так тронуть, как он. И уж тем более – так передать состояние трагической безысходности.
Конечно, мне могут возразить: сегодня подлинно трагических песен в репертуаре Леонтьева фактически нет. И это будет правдой. Но не всей правдой!
Странная штука! Когда в стране существовала уверенность в завтрашнем дне, он пел немало трагических песен. Даже, по мнению идеологов, многовато в соотношении с тем счастьем, которое в те времена должен был испытывать слушатель. Незабываемая «Памяти гитариста», где великий музыкант, исполнив гениальную импровизацию, жалко бредет от столика к столику, собирая милостыню; тухмановская же «Памяти поэта», в которой трагический поэт сравнивается с «невыплаканной флейтой»; «Бал» С.Краевского, где веселый герой танцует в обнимку со Смертью…
Но стоило этой уверенности пропасть, стоило возникнуть в стране ситуации, когда одиночество, незащищенность и трагическая безысходность стали фактами жизни, эти темы напрочь уходят из репертуара артиста! А на их место приходят «песни для ног». Нет, не только они – появляются и философский «Старик», и трагически прекрасная молитва, но в это время он начинает петь о радости жизни как-то особенно щедро. Из духа противоречия? Нет – для Леонтьева это было бы слишком просто. Тогда почему?
Да потому, что, несмотря на свою популярность, он никогда не стремился стать «певцом своего времени». Он всегда пел только о том, что волновало лично его. Ему, черт возьми, никогда не нравилось петь с кем-то или с чем-то в унисон. Ему нравилось быть созвучным, но этой гармонии он добивался сам на конкретных концертах от конкретных слушателей, а не получал их благодаря контексту эпохи или моды. Он сам диктовал моду и сам создавал эпоху – свою эпоху. И как бы настороженно мы с нему не относились в начале концерта, какое бы неприятие заранее ни испытывали, в финале мы все равно уходим его поклонниками. Ибо устоять перед обаянием его личности невозможно.
Жанр его исполнительства – театр песни. И, конечно, он не «просто певец» (так называлась одна из его программ). Он – артист. И герои его песен не только влюбленные Ромео во всех ипостасях судьбы этого вечного персонажа. В каком-то глубинном смысле мы узнаем в его героях и князя Мышкина, и Раскольникова, и шекспировского Шута во всей его многомерности.
Он великолепный рассказчик – будь то смешная история, анекдот, стихи или содержание фильма. Не чтец, а именно рассказчик. И это ощущается в его пении. (Наивно думать, что человек, не способный в жизни связать двух слов, сможет на сцене внятно передавать чужой текст только за счет природного голоса). При этом Леонтьев вообще очень хорошо владеет речью. С ним необыкновенно интересно разговаривать. У него какая-то врожденная способность формулировать мысли – точно, образно, афористично. Не потому ли он так придирчив к текстам (я, конечно, не имею в виду большинство его «песен для ног», где умный текст противопоказан).
Он очень открыт. Особенно на сцене. Но это не открытость рубахи-парня, это открытость беззащитности. У Леонтьева немало друзей и множество поклонников. Но он всегда был чудовищно одиноким. И сегодня я уж понимаю, что это одиночество развеять невозможно. Никому и никогда. Разве что – разделить?
И даже когда он поет самые развеселые, самые заводные песни, ему не удается скрыть это одиночество. И как бы нам с ним весело в концертном зале ни было, очень высоко над его песнями всегда звучит одинокая нота, нота печали. Загадка… Но не эта ли загадка заставляет нас по нескольку раз слушать его концерты, тянуться к нему? Не в этой ли недосказанности и прячется вообще какая-то главная тайна искусства?
Эту тайну Леонтьева уже много лет пытаются постичь многие люди во многих странах, поскольку он уже объехал чуть ли не весь свет, да еще и не по одному разу.
А мне вспоминается, как в 1973 году в мою комнату (я тогда жил в общежитии) постучался элегантный молодой человек и робко спросил: «Вы – композитор? Я – певец Валерий Леонтьев». «Валерий Леонтьев? – я пошарил в своей памяти. – Не знаю, не слышал…».
М.ГЕРЦМАН,
композитор
«Красное знамя», суббота, 31 декабря 1994 г.
г. Сыктывкар
