Узнал сегодня, что казанские заболевшие иноземным вирусом "антифа" облтусы выставили фотографию одного из участников нашего Клуба любителей русской истории и культуры - молодго социолога, на своей страничке в контакте. За то, что парень всегда занимал очень активную позицию, был организатором ряда межвузовских дискуссий, круглых столов, где поднимал вопросы самопределения русской нации, ее места в жизни национального региона, патриотизма, России в международной системе координат. Я сам был участником его мерооприятия, посвященного Косовскому прецеденту. И никогда икаких ксенафобских высказываний, негатива в адрес иных народов от него никогда не слышал, скорее сам, каюсь, мог бросить сгоряча, впопыхах, не подумав, мол "эти албанцы", "эти чечены", "эти татары". Он же никогда не грашил подобным.
Вся вина парня состоит в том, что для этой мутировавшей антифы сами понятия "русский", "русское" ассоциируется в их овечьем сознании с "фашизмом", "национализмом", "путинизмом" и прочими ласковыми эпитетами.
Потому и написали под фотографией молодого ученого, интеллигентнейшего парня, которому просто не наплевать, как этим одноклеточным, на свой народ, его традиции и будущее, что он, мол де, "бон", "недоучившийся студент" и пропечатали его домашний адрес с призывом, что все проодвинутые борцы с русским фашизмом могут встретить его у дома и набить ему морду...
Вот времена, русским в России уже быть "не модно", скорее даже и опасно.
Давно подозревал, что все эти антифа, скинхеды, готы, эмо - дурь, распространяемая на просторах матушки России западными эм-ти-ви, подозревал, а вот жизнь теперь показала, что был прав.

Из дневника Ирины Антанасиевич

http://iraan.livejournal.com/341022.html


Сегодня я увидела то, что скрывается за сухими информативными строчками:
При разгоне демонстрации сербов в Шилово пострадало более 50 сербов демонстрантов и 5 албанцев-полицейских. Состояние двух демонстрантов крайне тяжелое.

.. Знаете, кто вышел на митинг?!
ЖЕНЩИНЫ!!!

Женщины, которые хотели обратить внимание международного сообщества, что и день 8 Марта женщины Поморавья вынуждены встречать без электроэнергии.
Наивные...

Митинг закончился так, что ...пострадало более 50 сербов демонстрантов( читай: в Международный Женский день было избито и унижено более 50 женщин за то, что они просили, требовали лишь одно - ДАЙТЕ НАМ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИЮ! Хоть на несколько часов в день.

А за фразой: состояние двух демонстрантов крайне тяжелое скрывается хрупкая девочка Елена, которой всего 22 года и которая сейчас в больнице и ее сосед, шестидесятилетний дед, который бросился на защиту девочки.

Когда началась бомбежка Елене было 12 лет.
Десять лет ребенок рос в безвоздушном пространстве анклава, где шаг влево, шаг вправо- неизвестность.
Где право на образование - премия, а наличие света в доме- роскошь.

В международный женский день, когда дарят цветы и радуют женщин милыми глупостями девочка попала в больницу.
Ее подруги и односельчанки: женщины,матери, бабушки; сильные и слабые, молодые и старые, вышли с детьми и стариками на митинг в светлый праздник весны ( и как там еще патетически слезливо зовется этот день демократического равенства женщин с остальным человечеством?) и получили хороший урок: С МЕЖДУНАРОДНЫМ ЖЕНСКИМ ДНЕМ ВАС, ДОРОГИЕ ЖЕНЩИНЫ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕАЛЬНЫЙ МИР!


УПД. Дорогие френды, очень хочется, чтобы вы этот пост ПРОЧЛИ, а не просто пролистали, меняя,легким движением мыши, этот квадратик на другой такой же в калейдоскопе мелькающей перед вами френд-жизни

УПД: сразу дам ответ на вопрос, который может быть возникнет: о пострадавших албанских полицейских. Физическое столкновение с полицией началось тогда, когда мужчины ринулись на помощь женщинам. Причем, так получилось, избитые сербы-мужчины люди пожилого возраста. Они были на митиге, и первыми пришли на помощь.
Почему мужчины пожилого возраста?...
... потому что организуя митинг сербы старались избежать обвинения в искусственной политизации митинга, старались, действительно, сделать его не политическим актом протеста, а воззванием, цель которого была бы одна - обратить внимание международной администрации края на тяжелую гуманитарную катастрофу.
Вот поэтому митинг был бабским, детским и стариковским.
А поскольку было 8-е марта, то сознательно ( наивно, ох наивно) делался упор на женщин. Которые и получили поздравления в международный день борьбы за права женщин ( так он зовется официально по резолюции резолюция № A/RES/32/142 Генеральной Ассамблеи ООН)

Восьмая серия исторического фильма Николая Смирнова рассказывает о подавлении левацкого мятежа.

Одна моя хорошая приятельница - сербка, сейчас живет и работает в Минске. Я попросил ее поделиться впечатлениями о Западной Руси, поскольку все что происходит в ней, как и в любй другой части некогда единого русского пространства, мне крайне интересно. Ответ получился довольно занятным, где-то предсказуемым, где-то неожиданном. Безусловно, чтобы понять всю сущность происходящег в этой стране нужно в ней жить, и не один год, но, с другй стороны, такой вот метод внезапной оценки, не помню как он называется у социологов, также весьма показателен и эффективен, поскольку напрочь исключает предвзятость.

Во-первых, меня шокировало то, что по утверждению моей подруги в Белоруссии запрещен фильм "Иди и смотри". Тот самый фильм Элема Климова, который шокировал всю советскую общественность реалистичным кинематографическим описанием фашистского геноцида в СССР, в результате которого только в Белоруссии погиб каждый четвертый.
Если бы дело происходило в Украине, где теперь любят заниматься переписыванием истории, я бы еще понял, но почему в Белоруссии? Потому что в кино герои не умирают за Белорусь, а сражаются в партизанском отряде под красными флагами? Или потому, что в кино совсем нет персонажей - предков батьки Лукашенко, бывших в авангарде партизанской борьбы? Это я, конечно, иронизирую, но суть запрета мне кажется непонятной.
Возможно, это подруга моя что-то недопоняла, возможно дело в очередном бодании насчет авторских прав. Кроче, кто в курсе темы - пожалуйста пясните.
Остальные белорусские зарисовки я, с разршения их автора, просто процитирую:

"Здесь много пьют, прям на улицах, все с бутылками, и девушки тоже. Мода немного отстает от Сербии. Здесь большинство девушек ходит в мини-юбках и на высоких каблуках... Обслуживание здесь ужасное! Порой бывает ждешь час в ресторане, чтоб принесли пиццу обыкновеную! Да и не только в ресторанах, а везде все делают медленно и как-то неохотно. В магазинах всегда очереди, несмтря на то, что продавцов в них много (сербам этого никогда не понять), и они бывает болтают, пока клиенты ждут какого-то другого продавца, который должен продать то, что покупателю надо, вместо того, чтобы помочь ему. В сербских деревнях обслуживание в тысячу раз лучше, чем здесь (о Белграде уже не говрю). Мой папа бы здесь с ума сошел :), он не любит тратить время в магазинах".

Так что всех ностальгирующих по светскму периоду, особенно по советским гастрономам и общепиту - милости прошу в Белоруссию.

Теперь положительные впечатления:

"Да, белорусы следят за порядком. Они очень спокойные, тихие. Такого чистого города, как Минск, я еще не видела. И все сербы, которые сюда приезжают, и которые может путешествуют по миру, тоже самое замечают, и восхищаются".

И еще, немного грустное:

"Мне кажется, что чувство единства с Россией хранят лишь верующие. Невоцерковленные, наоборот, всегда подчеркивают насколько вы отличаетесь. Среди моих студентов есть группа, изучающая белорусский и сербский, и они как раз отстаивают такое мнение. Многие даже не любят название "Белоруссия" (а лишь Беларусь). Белоруссия, мол, слишком пахнет Россией, выходит будто мы ее часть, будто мы должны ей подчиняться. Вот так говорят. Они чувствуют себя в тени великой и могущественной России, и вместо того, чтобы стремиться быть ближе к вам, ведь вы все равно один народ, они выделяют разницу, подчеркивают свое национальное - белорусское. Но при этом все равно говорят преимущественно на русском, белорусского на улицах не слышно. Только надписи (и то не все) и объявления - на белорусском языке".

Прошу прощения за термин "расеянский", ибо уже был подвергнут критике за его использование, но, честное говоря, просто не могу найти более подходящее определение этому совковому штабному дуболомству. Определение "российская", на мой взгляд, здесь совсем не уместно.

Министерство обороны РФ отреклось от героической истории Российской Армии




Пресс-служба движения "Народный Собор" сообщает, что в декабре 2008 года на имя Президента Российской Федерации Д.А.Медведева было направлено обращение с предложением — воссоздать старейшие гвардейские полки Российской Армии – Преображенский, Семёновский и Измайловский. Эти полки, положившие начало истории регулярной Российской Армии, одержавшие ряд громких побед, внесшие выдающийся вклад в ее историю, были ликвидированы после революции 1917 года из политических соображений.

В обращении «Народного Собора» подчеркивалось, что «… Сегодня, на этапе выбора Россией стратегических направлений своего дальнейшего развития, подобное восстановление исторической преемственности, осознание нынешними защитниками Отечества своей роли наследников славных боевых традиций героических предков может иметь для Российской Армии колоссальное воспитательное и политическое значение».

И вот на обращение «Народного Собора» получен официальный ответ из Министерства обороны Российской Федерации (№ 314/1/152 от 21 января 2009 г.), куда обращение было перенаправлено чиновниками администрации Президента РФ. Приводим полностью его текст.

«Ваше обращение к Президенту Российской Федерации « О воссоздании старейших гвардейских полков Российской Армии – Преображенского, Семеновского и Измайловского» рассмотрено.
В соответствии с действующим Положением о почетных наименованиях объединений, соединений, воинских частей (кораблей) и организаций Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов ( утверждено Указом Президента Российской Федерации 2000 года № 1292) почетные наименования по названиям городов, районов, рек и местностей присваиваются, если с ними связаны история, боевой путь или наиболее значительные события боевой деятельности объединений, соединений, воинских частей (кораблей) и организаций Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов.
В настоящее время юридической и фактической обоснованной преемственности воинских частей Вооруженных Сил Российской Федерации полкам Русской дореволюционной армии ( в том числе Преображенскому, Семеновскому и Измайловскому) не существует.
Передача ( присвоение) почетных наименований реформированных воинских частей, при отсутствии прямой правопреемственности, по нашему мнению, не будет способствовать развитию боевых традиций и воспитанию у военнослужащих чувства воинского долга и гордости за свою воинскую часть.
Заместитель начальника управления Д.Чичеров»


"Таким образом, становится совершенно очевидным, что чиновники Министерства обороны РФ отказывают Российской Армии в какой бы то ни было исторической преемственности и считают её впервые созданной в 1991 году г.г. Ельциным и Грачёвым", — подытоживает Пресс-служба
движения «Народный Собор»

Заходил на днях к одному знакомому - большому поклоннику "Алисы", тот, разумеется, завел мне шарманку, на сей раз с юбилейным живым концертом обожаемой им группы. Через пять минут я окончательно припух от обилия громких и резких звуков и потребовал Артемьева, зная что тот у него есть. Но кое-что для себя вынес - Константин Евгеньевич по-прежнему использует в своих шумовых перфомансах тему "Березвая аллея" знаменитого советско-молдавского композитора Евгения Доги, написанную им для фильма "Гонки по вертикали".Причем, использует довольно оригинально: на фоне довольно приятной лирической музыки с солирующим женским вокалом то и дело раздаются гнусавые голоса - "Да опустите же вниз!", "Можно!", "Это моя девушка!" и прочая билеберда.
Не знаю, одобрил ли сам Евгений Дмитриевич подобное прочтение своего творчества, но, насколько я понимаю, в таком виде его тема появилась в творчестве "Алисы" еще в 1985 году, в альбоме "Энергия", по всей видимости призванная создать атмосферу некоего советского театра абсурда, прерываемого появлением самого маэстро Кинчева, под эксцентричный аккомпанемент курехинских электронных клавиш начинающего выкрикивать "Это ветер!", предваряя тем историю про "экспериментатора движений вверх-вниз".
Понятно, что в восьмидесятые в полуподпольном советском роке не воровал только ленивый. Мы все понемногу увлекались этим направлением и еще в году 1994-ом один знакомый давал мне прослушать аранжировочные куски из той же алисовской "Энергии" один в один скопированные с британской группы "Police" в которой начинал свою творческую карьеру певец Стинг.
Однако ж, казалось бы прошло время, юнцы заматерели, приобрели статус. Но... Я для интереса посмотрел пластинку с юбилейным концертом "Алисы". Дога там даже близко не упоминается, а музыкальный кусочек обозван в духе "концептуальных рокеров" коротко и просто - intro. Вот и все.

Василий Бидолах: Тарас Шевченко - это русский Каин и Иуда в одном лице

Православный предприниматель размышляет, кем на самом деле был символ украинства…
10 марта (25 февраля по юлианскому календарю) был день рождения, а сегодня, 11 марта (26 февраля), – день кончины поэта и художника, символа украинства Тараса Шевченко. 9 марта (для расцерковленного сознания обычное дело считать даты по григорианскому календарю) на Украине на высшем государственном уровне отмечалась 105-я годовщина со дня рождения Шевченко. В праздничных мероприятиях приняла участие вся политическая элита страны во главе с президентом и премьером. Напротив, в России почти никто его не вспомнил. К памятному камню, находящемуся на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга, где первоначально Шевченко был похоронен, пришли лишь немногочисленные его поклонники, о чем свидетельствуют жиденькие букеты цветов, положенные у камня.

Об этих датах, о личности Тараса Шевченко и о значении его в судьбе русского народа в интервью «Русской линии» размышляет петербургский православный предприниматель и общественный деятель Василий Бидолах.

«Раньше к этому камню на Смоленском кладбище регулярно приходили представители официальных структур как Украины, так и России. Теперь времена, видимо, изменились. Слава Богу, лед тронулся, и постепенно приходит понимание того, что рождение Тараса Шевченко – это не праздник, а скорбная дата, это – настоящая беда и трагедия русского народа. Этот человек был русским Каином и Иудой в одном лице. Он начал свою творческую жизнь добропорядочным христианином, вся его ранняя поэзия, его ранние картины свидетельствовали о его стремлении к Богу. Как Иуда ходил с Христом, так и Шевченко был со Христом. Но жизнь закончил он плачевно, скончавшись от белой горячки. Кстати, он был похоронен на Смоленском кладбище не в том месте, где находится памятный камень, его похоронили не перед храмом, а в той части кладбища, где хоронили всех пьяниц. Десять лет назад этот камень тайно ночью «украинские патриоты» перетащили на то место перед храмом, где он находится по сей день. Почему смерть Шевченко была так позорна? Потому что в последние 5-6 лет своей жизни он написал целый ряд гнусных, антихристианских пасквилей. За полтора года до смерти, к примеру, он написал поэму «Мария», в которой хулил Божию Матерь. Он сочинил стихотворение «Великомученице куме», в котором призывал к блуду хранивших целомудрие девушек, которые «гневили Матерь Божию» своим смирением «лукавым», как он выражался. Этот человек, делая перед смертью выбор между Богом и сатаной, добровольно перешел на сторону последнего, чем повторил поступок Иуды. По справедливости его можно назвать и Каином, потому что в своих стихах он призывал убивать своих православных братьев, всех, кто не козак, всех «москалей». Для него любой, кто не козак, – не человек», – заявил В.Бидолах.

«На примере Шевченко мы видим изнанку отмены крепостного права. Мы видим, в кого превращается мужик, приравненный к барину, но не имеющий никакой культурной основы. Мужика почистили, напомадили, внешне «облагородили», научили читать, писать и даже на скрипке играть, но он только возненавидел аристократию, в конце концов, он стал пророком всех наших бед и несчастий. Поэзия Шевченко была настолько глубока и сильна в романтическом безбожии, что она заставила мужика выйти из подчинения светским и церковным властям, подвигла его к борьбе с Богом. В этом основная «заслуга» Шевченко. До него народники и социалисты не могли продвинуть свой нигилизм и свое безбожие в мужицкую толщу, потому что мужики их сразу отлавливали и сдавали в полицейский участок. До Шевченко никто не мог поднять крестьянскую народную толщу на борьбу с законной властью. С помощью же Шевченко удалось посеять безверие и нигилизм в крестьянской толще. Ему удалось подорвать силу этих Микул Селяниновичей и заставить их оторваться от земли, погнаться за какими-то романтическими «украинами», за молочными реками с кисельными берегами. Народ принял Шевченко за своего, поддался на его романтическую, безбожную риторику. Недаром в 20-е годы прошлого века поднимался вопрос, чтобы Шевченко как большевику, который родился раньше появления большевистского движения, посмертно выдать партбилет №1, потому что он написал программу развития большевизма, когда большевизм еще и не зародился», – отметил православный предприниматель.

«Прискорбно, что в нашем городе Святого Апостола Петра соорудили камень-памятник этому величайшему безбожнику. Ни в одном народе не было такого страшного хулителя Господа Нашего, Божией Матери и русских царей. Всем западным безбожникам, в том числе и знаменитому Вольтеру, далеко до Шевченко. Они были оторваны от народа, представляли узкое сообщество, которое не проникало в народную толщу. Напротив, Шевченко был из народа, он был «свой в доску», поэтому его было трудно разоблачить. Это и погубило крестьянский русский народ, потому что большинство русских людей оказались заражены шевченковскими призывами к бунту против Бога и Царя. Поэтому нам надо прилагать всяческие усилия, чтобы развеять миф о Шевченко как о добропорядочном христианине. В связи с этим приведу пример из своей жизни. Весной 2003 года, когда привозили в наш город мощи Апостола Андрея Первозванного, я шел к Ксении Блаженной. У камня, где якобы был похоронен Шевченко, фотографировались две женщины, на которых были православные кресты. Я подошел к ним и спросил, почему они, православные женщины, фотографируются у памятника безбожнику. Они в ответ на меня ополчились за то, что я очерняю память «великого украинского поэта». Потом одна из них сказала, что посмотрит дома томик «Кобзаря», чтобы проверить правду ли я говорю. Они были обескуражены разговором, но в итоге мы остались каждый при своем. Через три дня я пошел поклониться мощам Андрея Первозванного и в очереди увидел этих женщин. Они поднесли мне в подарок икону Андрея Первозванного в благодарность за то, что благодаря нашему разговору они почитали работы Шевченко и поняли, что он был страшным, богохульным, мерзким человеком», – рассказал В.Бидолах.

«В свидетельстве о рождении у Шевченко записано, что он русский. Это очень смущает политиков Украины, которые хотели бы переписать свидетельство о его рождении, потому что они не могут объяснить Европе, почему их национальный герой русский. Ну как им объяснить Европе, что при жизни Шевченко еще не было украинцев?! Я надеюсь, что сейчас наступает прозрение среди политической элиты, в России все больше людей начинают понимать, что Шевченко – враг Святой Руси. Он – выразитель иной стихии, которая заражает всех безбожием, ведет к хаосу. Мы видим, что наша власть поворачивается к Богу, восстанавливаются святыни. Когда мы полным корпусом развернемся к Православию, мы вынуждены будем осудить Шевченко, как самого яркого безбожника, как изменника русского народа», – уверен он.

«Кстати, еще в 1903 году во Львове униатские (греко-католические) священники служили специальные молебны, чтобы Господь простил русский народ за то, что в его толще родился такой страшный богохульник. Тот факт, что в нашем народе мог родиться такой страшный человек, говорит о том, что мы должны задуматься над тем, как мы живем, как мы служим Богу, нашей Родине. В Житии великого светильника Православия Спиридона Тримифунтского рассказывается, как при приближении Святителя к Александрии главный идол города упал и рассыпался. Я верю, что наступит время, когда на Руси появится человек, подобный по силе Святителю Спиридону. И когда-нибудь по Днепру проплывет наш русский Спиридон, при приближении которого в Каневе, где похоронен Шевченко, рухнет этот идол безбожия и символ большевистского террора XX века», – выразил надежду Василий Бидолах.

Русская линия

http://www.besedy.orthodoxy.ru/CHECHN.htm

Духовные беседы

Я глубоко убежден, что если ты не православный, значит — ты не русский. Русский — это не форма носа. Чисто этнических русских не бывает. Русский — это состояние духа и веры. И понимая все это, многие народы добровольно входили в состав Российской империи. До крещения Руси русских как единого народа не существовало вообще. Из этнически различных племен, как тюркские берендеи, например, финно-угорской чуди и славянских, образовался, в результате крещения Руси, единый русский православный народ. И там, где мы потеряли благочестие, православную веру, мы не имеем никакого права называться русскими, потому что ничего русского, кроме православной веры мы не имеем. Есть смесь разных кровей: татаро-монгольских, французских, немецких, — каких угодно.


ВОЙНА В ЧЕЧНЕ
В силу особенности передачи мы сохранили ее диалогичное построение и публицистический характер. Правильное восприятие ответов священника возможно лишь в контексте программы.
Программа приурочена к празднованию дня Победы в 2001 году. В связи с этим речь шла о взаимодействии Церкви и армии. На вопросы ведущего программы “Духовные беседы” Евгения Теряева отвечает сотрудник Военного отдела Московской Патриархии священник Михаил Васильев, клирик московского храма преподобного Илии Муромского.

— Отец Михаил, я знаю, что несколько дней назад Вы вернулись из Чечни. Какова была цель Вашей командировки?
— Как уже много веков, когда в стране идет война, Церковь находится в действующей армии, окормляя воинов, занимаясь душепопечительской миссией, которая включает в себя, прежде всего, заботу о душах живых, и, как подобает, христианские проводы погибших на войне воинов. И сейчас, когда многие совсем не знают, что идет эта страшная война, или, вернее, забывают об этом, очень важно, чтобы Церковь не отвернулась от тех мальчиков, которые кладут свои жизни за Россию, в то время как многим эта Россия совсем не нужна.

— Многие говорят о том, что все, что происходит в Чечне — это попытка определенных сил столкнуть мусульманство и православие. Каков Ваш взгляд на эту проблему?
— Я не политолог, и могу только, высказать свой взгляд, не претендуя на объективность, хотя, конечно, и стремлюсь к ней. Ваххабиты, на мой взгляд, более последовательные приверженцы ислама чем традиционные мусульмане, они доводят до логического завершения те указания Корана, где говорится о необходимости убить неверного, если он не обращается в истинную веру, под которой подразумевается, конечно же, ислам. Само слово “ислам” в переводе с арабского означает “покорность”. Джихад или газават — священная война с неверными для приведения их к этой покорности всегда практиковалась как норма исламской идеологии начиная с седьмого века. Существуют нормы ислама, шариата, в частности, в которых говорится, что любой исламский правитель, если он три года не приращивает новых территорий к своей земле за счет неверных, должен уйти, как говорят сейчас, с занимаемой должности.
Исламская экспансия, которая сейчас простирается, начиная от Филиппин до Косово, проникла на южные рубежи нашей страны, и ситуация, которая была в 99-ом г. в Дагестане, очень показательна. Если мы не наведем конституционный порядок в Чечне, то этого порядка не будет и в Башкирии, и в Татарстане, и в прочих исламских регионах России. Поэтому российским войскам необходимо там быть, чтобы сдерживать агрессора.

— Как Вы считаете, не являются ли военные действия в Чечне некоей репетицией косовского варианта для России?
— Я неоднократно был в Косово, начиная с первых дней ввода туда наших войск в июле 99-го г. Все события этого периода происходили у меня на глазах. Я могу сказать, что Косово — это цветочки по сравнению с тем, что делалось и делается в Чечне. Все разговоры о том, что там наступил или скоро наступит мир, на мой взгляд — совершенно неоправданные иллюзии. Мира там не будет, не будет долго, — война страшная и кровавая. Сейчас идет минная война. Горы покрылись “зеленкой”, активизируются боевые действия. Не надо быть большим стратегом, чтобы это знать. В последние недели участились подрывы. Столкновения наших войск с боевиками, слава Богу, пока не такие кровопролитные, но тем не менее, все понимают, что до мира еще очень, очень далеко.
К сожалению, финансовые источники этой войны со стороны ваххабитов находятся как в России так и, в значительной степени, в странах дальнего зарубежья, прежде всего, в странах НАТО, которые прямо или косвенно, — через Турцию финансируют эту операцию. Как мне говорили сотрудники спецслужб в приватных беседах, деньги поступают постоянно, почти у каждого боевика есть счет за границей, куда на имя его родственников переводятся деньги. Активный экстремист, активный член бандформирований получает от двух до трех тысяч долларов на счета в Азербайджане, Грузии или Турции. Эти деньги ездят снимать его родственники или знакомые, на эти деньги живет пол-Чечни. Поэтому, прямо или косвенно, в этой войне замешано большинство населения Чечни. Там нет мирного населения в нашем, европейском понимании, — там все участники. Пятилетний мальчик уже может бросить гранату.

— Отец Михаил, известно, что войны сопровождают историю человечества постоянно и, по слову Евангелия, будут сопровождать ее и далее. Как Церковь относится к войне?
— Как к страшному злу. Есть замечательная древняя притча. Когда людям надоело воевать, они устали от войны, они собрались вместе и пришли с претензией к Богу: как же Он допускает войну? Господь спросил их: кто же воюет? Люди ответили: мы. — Тогда почему же вы пришли ко Мне?
Действительно, война — это зло. Но если не остановить агрессора, не остановить захватчика, не остановить террористов, взрывающих дома в Москве, то эти дома будут взрываться и дальше.

— Отец Михаил, нашу армию все чаще используют в качестве некоей политической дубинки. Кроме того, нерешенной остается проблема дедовщины. Как в такой ситуации быть нашим призывникам?
— Попробуйте двадцать мужчин, голодных и энергичных поселить в одной комнате на полгода. Допустим, что все они будут иметь высшее образование, все будут прекрасно воспитаны, но их будут плохо кормить и давать очень тяжелую работу. Я уверен, что через три недели начнется рукоприкладство и т.д. и т.п. Через полгода, если они не христиане, если у них нет таких замечательных добродетелей как терпение и смирение, то в такой поистине экстремальной ситуации им будет очень сложно. Однако, могу сказать, что на войне, в Чечне или в Косово, дедовщины в том виде, в котором она существует в России в тыловых частях в мирное время, не существует. Потому что у каждого там заряженный автомат, и он может разрядить рожок и в бестолкового командира, и в издевающегося над ним сослуживца. На войне — все братья, все под одним прицелом, там все ездят по одним и тем же фугасам и взрываются на них, поэтому то фронтовое братство, которое было и в Великую Отечественную, и на Куликовом поле, и во время взятия Парижа, это же фронтовое братство есть сейчас и в Чечне. Там сейчас 18-19-летние мальчишки. Контрактников там меньшинство, тем более сейчас, когда прекратили платить боевые. Эти пацаны, как правило, из провинции. Сейчас у нас реально существует рабоче-крестьянская армия, т.к. в армию идут те, кто не может откупиться. Или те, у кого остались остатки совести, и которые не хотят откупиться. Таких, к сожалению, единицы. И сейчас эти мальчишки своей грудью заслоняют Россию. Заслоняют эти киоски, это воровство, эту безнравственность, эти развратные стенды, которые стоят по нашим городам, этих несчастных людей, которые тратят свою жизнь на грехи и забывают о добродетели. Вот все это закрывают мальчишки своей юношеской грудью. Все они своей кровью, своими непомерно тяжелыми трудами защищают и ограждают нас. Пока они есть, мы можем с вами пространно рассуждать на эти темы. Когда этих мальчиков не будет, не будет и России.

Вопрос телезрителя: В 1995 г. я, в качестве корреспондента “Российской газеты” три месяца ездил по Чечне на своей “Ниве”. И, куда ни приедешь, — в каждом селении исламские лозунги, везде служат молебствия. А те мальчишки, о которых Вы говорите, может быть, и не перекрестились ни разу в жизни. Может быть, причина наших военных поражений в нашем религиозном невежестве?
О. Михаил: Я с Вами полностью согласен. Именно поэтому ездят в Чечню священники нашего военного отдела, ездят батюшки из Ставропольской и Бакинской епархий, именно поэтому они рискуют жизнью, — за Чеченскую компанию погибло уже четыре священника, есть раненные. Действительно, когда “духи” идут в атаку и кричат “Аллах акбар!”, не все знают, что надо кричать “Христос Воскресе!”. Те, кто знают, кричат, это помогает — “духи” отступают.

— Отец Михаил, с какими проблемами Вам пришлось сталкиваться, проводя христианизацию нашего воинства в Чечне?
— Я не ставил перед собой задач глобальной христианизации, — пусть уж каждый сделает свой выбор — это его право и его ответственность перед Богом. Могу сказать лишь, что на войне всегда соседствуют грех и добродетель. И великая праведность, и откровенное воровство, предательство и хамство. Я сталкивался с этим много раз. Еще могу сказать, что на войне атеистов, в привычном смысле этого слова, нет. Перед лицом смерти люди думают о Боге, и очень многие к нему приходят. Если есть рядом батюшка, который может наставить, рассказать в самых простых незамысловатых словах, — а иначе и смысла нет рассказывать, потому что ребята совсем ничего не знают, — в этом случае они обращаются ко Господу, крестятся и причащаются. Только за последние десять дней, которые я был в Чечне, не занимаясь этим целенаправленно, а просто отвечая на вопросы солдат и офицеров, я крестил примерно 170 человек. Только за десять дней около 140 человек причастились, от рядового до генерала. Перед фугасом, который может быть подложен в любую лужу, в любой ухаб, все равны и все задумываются о Боге. И очень многие серьезно к Нему приходят.

— Отец Михаил, что Вы знаете о ваххабитах?
— Я могу сказать, что это движение, которое было создано специально английскими колонизаторами, чтобы расколоть традиционный ислам в Саудовской Аравии, если не ошибаюсь в 18 веке. Отчасти это получилось, я читал ваххабитскую литературу, они именуют неверными, в том числе, и традиционных мусульман, как шиитов, так и суннитов. Негативное отношение ваххабитов к традиционным мусульманам наравне с христианами, привело к их интервенции в Дагестан. Из тех же канонических исламских текстов ваххабиты делают более далеко идущие выводы, чем традиционный ислам. Если мы сталкиваемся с ваххабитским движением в Татарстане или в Москве, а мы знаем, что и в ней есть действующие ваххабитские организации, мы увидим, что нередко традиционные мусульмане оказываются в сетях ваххабитов, потому что и терминология, и методология ваххабизма очень близки к традиционному мусульманству. Многие представители традиционно мусульманских народов, обращаясь от советского безбожия и неверия, попадают, таким образом в лапы ваххабитов. Активность российских ваххабитов щедро финансируется из-за рубежа. Король Саудовской Аравии является покровителем многих ваххабитских организаций. Я читал литературу, конфискованную сотрудниками ФСБ, изданную в Саудовской Аравии на русском языке. Эта литература активно гуляет в России, я уже видел ее московские переиздания.

Вопрос телезрителя: Нет ли на Вашей памяти явлений православных святых российским солдатам, воюющим в Чечне?
О. Михаил: Мой духовный опыт очень небольшой. Сейчас в Ханкале — это пригород Грозного, главный штаб группировки российских войск в Чечне, по милости Божией и волей нашего военного командования собираются строить храм в честь мученика благоверного кн. Михаила Тверского. Этот святой принял мученическую смерть в 14 веке в ставке татаро-монгольского хана, которая тогда находилась в пригороде нынешнего Грозного на реке Сунже. И уже тогда, в 14 веке на месте его кончины были чудесные явления огненного столпа.
Храм, который будут строить в Ханкале, будет местом, где Господь через своего угодника князя страстотерпца Михаила явит свои чудеса, если мы, грешные, будем того достойны хотя бы в самой малой мере.

— Отец Михаил, существует мнение, что движение ваххабизма можно приравнять в тоталитарной секте. Часто высказывается мысль, что многие ваххабиты вообще не имеют представления о Коране и законах шариата. Что Вы можете сказать об этом?
— Я не могу так говорить, я этого не знаю. В той литературе ваххабитов, которую читал я, все очень логично и последовательно. Она пестрит ссылками на суры Корана, постоянно приводятся стихи из разных сур. По крайней мере, не для богослова, а для мусульманина-обывателя, как мне представляется, а я имею религиоведческое образование, эта разница очень и очень мало заметна. Она выражается, разве что, в транскрипции произнесения некоторых слов.

— Отец Михаил, Вам приходилось отвозить гуманитарную помощь в Чечню?
— Да, всякий раз, когда прихожанами некоторых московских храмов собиралась помощь, средства личной гигиены, продукты, конверты и бумага для писем, — все те предметы, которые нужны человеку на войне, чтобы сохранять и внешний и внутренний облик, — они отправлялись на фронт. Иконы, крестики, духовная литература, — все это там оказывается востребованным. Только одних православных крестиков за две последние командировки в Чечню я раздал около 3-4 тысяч, иконок значительно больше. Те, кто может помогать и принимать участие в этой гуманитарной помощи, жертвуют деньги. На них мы закупаем однотипные зубные щетки, однотипную зубную пасту, чтобы не было той самой дедовщины, чтобы никто из солдат не чувствовал себя в чем-то обделенным. Центрами сбора пожертвований для российских воинов в Чечне стали московские храмы свт. Митрофана Воронежского на Второй Хуторской ул. и Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке.
…На мой взгляд не хватает мужества и воли у политического руководства России доводить до конца то, что начали. Я видел исконно казачьи станицы — Наурская, Шелковская, Микеновская. В них почти не осталось русских, их режут как баранов, их выгоняют из родных хат. Я видел беженцев, которые стоят в товарных вагонах и ждут, когда местные чеченцы за взятки соизволят их прицепить к отъезжающим поездам. В этих вагонах и дети, и взрослые, нехитрый скарб, домашняя птица, — так уезжают казаки, так мы теряем исконно русские земли, которые никогда не были в составе Чечни. Науровский и Шелковской р-ны всегда были в составе Ставропольского края, во времена Хрущева, если не ошибаюсь, они были бездумно присоединены к Чечне. В храме Михаила Архангела в Грозном я совсем недавно видел недорезанных русских, которые со всего города приходят в храм. Как они мне сами рассказывали, они приходят в местные чеченские органы власти, оформлять новые документы взамен утраченных, там записывают их адреса, а ночью по этим адресам приезжают чеченские милиционеры, или одетые чеченскими милиционерами, — я точно не знаю, и режут им горло, даже не стреляют. Этих русских остается с каждым днем все меньше, об этом не говорят, но каждый день, каждый Божий день и в Грозном, и в казачьих станицах такое происходит… Большинство русских там изгоняют, очень многих режут. Это факт, и военное командование в Чечне, и наше политическое руководство реально не защищают русское меньшинство в Чечне, можно сказать, русскоговорящее — это шире, чем русское. Если такая ситуация продлится еще несколько месяцев, то русских там не останется ни одного.
Существуют программы по возвращению чеченских беженцев, выделяются большие средства на восстановление Чеченской республики, но ни копейки не дается для русских в Чечне, которых и так уже почти не осталось.
После того, как увидишь весь этот кошмар, остается только молиться Богу, чтобы он сохранил жизни тех русских стариков и старушек, которые остались в Чечне на заклание, которые своей кровью покрывают грехи и проступки политических лидеров русских ли, чеченских ли, — это уж я не знаю.. Но в любом случае, если сейчас не найдется мужества у ФСБ, который сейчас руководит операцией российских войск в Чечне, или непосредственно у военных, или у МВД, то русских в Грозном скоро не останется — это вопрос двух-трех месяцев.
Что бы ни говорили средства массовой информации, но то, о чем я говорю, я видел своими глазами примерно неделю назад.

— Сейчас говорят о нескольких путях выхода из Чеченского кризиса. Что на Ваш взгляд является наиболее серьезным решением этой проблемы?
— Жесткое силовое давление на чеченцев, последовательное и неотступное.

— Существуют евангельские заповеди: “Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас”, а с другой стороны, Господь Иисус Христос говорит: “Не думайте, что я пришел принести мир, но меч”. Как согласовать эти, казалось бы, несовместимые вещи?
— Здесь нет противоречия. Убийство убийству рознь. Существует убийство ради корысти, ради мести, ведь именно обычай кровной мести Бог хотел остановить ветхозаветной заповедью “не убий”. Существует убийство ради предотвращения еще большего убийства. На Руси армию всегда именовали “христолюбивым воинством”. Это понятие поясняет, что наша армия воюет не за “звездочки”, коврижки и прочие материальные блага, а за то, чтобы остановить зло, исполняя заповедь Христову. Русская армия за 1000 лет своего существования захватывала Париж, трижды была вынуждена захватывать Берлин, 100 лет назад мы даже Пекин оккупировали, по необходимости, защищая христиан в Китае, Варшава 200 лет была в составе Российского государства. Причина этого была не в том, что Россия имела имперские амбиции, а в том, что необходимо было защищать свою страну от захватчиков. И делая это последовательно и логично, не в пример современным политикам, русские всегда доходили до победы.

Вопрос телезрителя: Вы, батюшка, упомянули о том, что наше правительство не защищает русских. Лужков заселяет Москву жителями Кавказа, чеченцами, когда же мы начинаем возмущаться, наши слова не встречают адекватной реакции.
О. Михаил: На мой взгляд, Вы заблуждаетесь. Дело здесь не в Лужкове, а в нас самих. Когда мы прекратим делать аборты, убивая невинных младенцев. когда мы прекратим спиваться, деградировать, когда мы вспомним о вере наших предков, тогда никакие инородцы не в силах будут захватить нашу столицу. “Если Бог с нами, — говорили наши предки, — кто против нас?” Если же наша жизнь построена на желании легкой корысти, на желании ничего не делать и все иметь, то ничего не получится, — Россию мы потеряем.
Сейчас Россия имеет границы 17 века, если мы и дальше будем пребывать в состоянии греховной расслабленности, убивать своих деток, а не рожать их, то в этом случае России как свободного государства просто не будет. В собственной стране мы будем на правах вымирающих аборигенов, в некоторых регионах нашей страны люди себя так и ощущают. Чечня — характерный, но не единственный, тому пример.

— Отец Михаил, уже несколько лет Вы служите в воинской части. Расскажите, пожалуйста о храме, в котором Вы служите.
— Храм преподобного Ильи Муромца в главном штабе ракетных войск стратегического назначения, где я служу уже 3 года, является одним из 160 храмов, построенных за последние годы в разных частях Министерства обороны. Это капля в море, поэтому приношу искренние извинения от имени всех сотрудников нашего отдела — я думаю, они ко мне присоединятся, за то, что мы пока не можем достучаться до всех воинских частей. Где-то в этом есть и наша вина — не везде мы последовательны и расторопны. По нашим подсчетам, армии нужно сейчас пять тысяч священников, чтобы было по одному в самых крупных гарнизонах.
Пока нет даже самого малого количества священнослужителей, которые бы трудились на этой ниве. Дело это очень материально неблагодарное, очень трудное и, к сожалению, опасное для жизни, поэтому желающих не так много. Пока ни в одной из семинарий России систематически не готовят военных священников. Пока что все на энтузиазме, государственного финансирования мы не имеем, законного статуса мы тоже не имеем. Но тем ни менее, за последние 6-7 лет наработаны твердые взаимоотношения между Церковью и армией. Бывший министр обороны Игорь Дмитриевич Сергеев при освящении нашего храма 3 года назад, глядя в объективы многочисленных телекамер, сказал замечательные слова: “Если Церковь и армия сейчас не спасут Россию, то не будет ни Церкви, ни армии, ни России”. После того, как я посмотрел на исламский экстремизм в Косово и в Чечне, я с ним полностью согласен.

Вопрос телезрителя: Батюшка, как бороться с собственным внутренним неприятием людей другой национальности и веры?
О. Михаил: Так же, как с прочими грехами. Господь сказал: “Во Христе нет ни эллина, ни иудея”. Недавно в Чечне был рукоположен в православного священника, в иеромонаха этнический чеченец, отец Александр, первый и, пока, единственный из чеченцев. Совершенно неважно, какая у тебя национальность. Я глубоко убежден, что если ты не православный, значит — ты не русский. Русский — это не форма носа. Чисто этнических русских не бывает. Русский — это состояние духа и веры. И понимая все это, многие народы добровольно входили в состав Российской империи. До крещения Руси русских как единого народа не существовало вообще. Из этнически различных племен, как тюркские берендеи, например, финно-угорской чуди и славянских, образовался, в результате крещения Руси, единый русский православный народ. И там, где мы потеряли благочестие, православную веру, мы не имеем никакого права называться русскими, потому что ничего русского, кроме православной веры мы не имеем. Есть смесь разных кровей: татаро-монгольских, французских, немецких, — каких угодно

--
Яндекс.Открытки на все случаи жизни http://cards.yandex.ru/

Выселение казаков Cунженского отдела (1921 г.)
В. ФОКИН

Осуществление на Тереке Декрета II Всероссийского съезда о земле было прервано оккупацией Северного Кавказа войсками А.И. Деникина. После восстановления советской власти весной 1920 г. вновь поднялся земельный вопрос, который здесь всегда был основой социальных и национальных противоречий. 20 апреля 1920г. в Терском облревкоме был образован земельный отдел, возглавляемый И.М. Датиевым.

Первоначально местные ревкомы, созданные в 1920-е годы, не имея указаний Северо-Кавказского ревкома в области земельной политики, руководствовались постановлениями периода существования Терской республики 1928 г. Областному земельному отделу пришлось срочно решать вопросы землеустройства ввиду начала весеннего посевного сезона. Решение аграрного вопроса в Терской области осложнялось как бедственным положением основной массы населения, так и многонациональным его составом, а также трудностями, обусловленными сложностью и запутанностью земельных отношений. Были также трудности и чисто технического характера: не было точных данных о площадях владения отдельных собственников, общественных и казенных земель, без которых немыслима земельная реформа.

Ревкомы Терека, учитывая особенности национальных районов, разработали основные положения и инструкции по осуществлению аграрной политики. Первым шагом Терского областного ревкома в решении аграрного вопроса явилась отмена законов А.И. Деникина о землевладении и землепользовании. Это было сделано приказами "Об отмене частной собственности на землю и запрещении сделок на землю" и "О переходе всех оброчных земель в государственный фонд" от 1 апреля 19201. За счет национальных казенных, помещичьих, крупных частновладельческих земель и земельных излишков казачьих станиц создавались специальные земельные фонды для распределения среди безземельных и малоземельных горцев, иногородних крестьян и казаков по уравнительным нормам. Но этого было недостаточно, и нехватка земли оставалась главной причиной неурядиц между казаками и коренными народностями. Обстановка в Терской области ухудшилась еще более в связи с выступлением казаков Сунженской линии.

Для более детального ознакомления с выступлением обратимся к документу, который носит название "Обращение казачье-крестьянской делегации Терской области к Всероссийскому Центральному Исполнительному комитету РСФСР (декабрь 1920г.)2. В нем подтверждается, что население страдает малоземельем и так или иначе необходимо удовлетворить земельную нужду горцев. Вместе с тем, одновременно с решением земельного голода, затрагивались интересы других народов края, более или менее обеспеченных землей. Перед властью встал вопрос - каким же образом удовлетворить земельную нужду горцев, не задевая интересов русского населения? Этот вопрос весной 1920 г. решился довольно жестко. По распоряжению облревкома были отрезаны от некоторых станичных юртовых наделов и прирезаны к наделам горского населения земли в количестве 40000 десятин и, если сюда прибавить площадь земли, оставшейся после выселения станиц Сунженской, Аки-Юртовской и Фельдмаршальской, то количество земли, отошедшей горскому населению, было бы равно приблизительно 80000 десятин. Однако этой площади земли оказалось недостаточно, и член Реввоенсовета Кавфронта Г.К. Орджоникидзе счел необходимым заявить на областном партийном съезде РКП (б), что для удовлетворения земельного голода горского населения необходимо выселить 18 станиц3.

Еще в 1918 г. по требованию Ингушетии были выселены станицы Сунженская, Аки-Юртовская, Тарская (с хутором Тарским) в Пятигорский отдел. С приходом Деникина в Терскую область в 1919 г. эти станицы, по постановлению Войскового правительства, были вселены обратно. С восстановлением советской власти весной 1920 г. эти же станицы вторично были выселены как раз в сезон весенней запашки.

В остальных станицах с этого времени начинают рождаться слухи о том, что станицы Сунженской линии в целях землеустройства должны быть переселены за Терек. При проверке этих слухов ответы власти были однозначны - это только провокация. Тем не менее, на совещании несостоявшегося Терского областного казачьего съезда в мае 1920 г. в Пятигорске Г.К. Орджоникидзе на жалобы казаков о том, что их грабят чеченцы и ингуши (справедливости ради нужно отметить, что казаки отвечали тем же), объяснял это следующим образом: для урегулирования взаимоотношений русского населения с горцами необходимо переселить все станицы, находящиеся вблизи поселений горцев.

Ранее в 1918г. казачество полагало, что центральная власть в такой тяжелый для России момент не станет производить массового выселения станиц. Население оказалось деморализовано. Недостаточность политической работы, разбой и грабеж, неравномерность и бессистемное проведение продразверстки, распределения продуктов фабрично-заводской промышленности - все это подготовило почву для социального взрыва.

18 октября 1920 г. началось выступление нескольких казачьих станиц Сунженской линии. Однако оно не было поддержано населением всех станиц, и на другой день выступление закончилось без крови. Но население станиц было жестоко наказано властями - казачество начали поголовно выселять, а постройки и сельхозинвентарь передавали в руки ингушей и чеченцев. Уместно процитировать отрывок из приказа члена ревсовета Кавказского фронта Г.К. Орджоникидзе о выселении станиц Калиновской, Ермоловской, Закан-Юртовской, Самашкинской и Михайловской (дата отсутствует):

"Власть рабочих и крестьян решили:


Мужское население от 18 до 50 лет будет выслано из ст. Калиновской на север для принудительных работ. Из ст. Ермоловской, Закан-Юртовской (Романовской), Самашкинской и Михайловской - для принудительных работ в шахтах Донского бассейна.
Все остальное население высылается в станицы и хутора: из ст. Калиновской - не ближе 50 верст на север и запад от этой станицы. Из ст. Ермоловской, Закан-Юртовской (Романовской), Самашкинской и Михайловской - за реку Терек.
Все лошади, скот, подводы, хлеб, всякое имущество, пригодное для военных целей и фураж остаются и поступают в распоряжение Рабоче-Крестьянской власти.
Станицу Калиновскую после выселения сжечь"4.
Все население мужского пола ст. Капинской от 18 до 50 лет было отправлено на принудительные работы в Архангельскую губернию. Население остальных станиц разделили на 3 категории. К 1 категории относились все, кто активно выступил с оружием в руках, ко II - оставшиеся пассивными и к III - советработники и семьи красноармейцев (II и III категории населения пострадали меньше). 18 ноября 1920 г. в телеграмме из штаба Кавтрудовой Армии за подписью И.В. Косиора военкому Сунженского боеучастка тов. Кипену сообщалось: "Предписывается Вам произвести в срочном порядке переселение казаков Ассиновской (в оригинале Осинской) станицы за Терек"5.

В постановлении Политбюро ЦК РКП(б) в октябре 1920 г. "О задачах РКП(б) в местностях, населенных восточными народами" признавалось необходимым возвращение земли горцам Северного Кавказа, но в нем ничего не говорилось о поголовном выселении казаков. Но кавказское бюро РКП(б) начало выселение 7 станиц.

В декабре 1920 г. казачий отдел ВЦИК обратился в Президиум ВЦИК с просьбой приостановить выселение терского казачества. Одновременно казачий отдел счет необходимым создать межведомственную комиссию для посылки в Терскую область и решения следующих вопросов:


выяснение взаимоотношений горцев и русских;
урегулирование земельного и связанного с ним переселенческого вопроса;
удаление всех советских работников, не соответствующих своему назначению6.
27 января 1921 г. на заседании Президиума ВЦИК слушался доклад комиссии по вопросу о выселении казачьего населения из пределов Горской Республики. Заслушав доклад, Президиум ВЦИК постановил:


"
Немедленно приостановить выселение казаков из пределов Горской Республики:
Составить комиссию из представителей сторон поровну от каждой - 5 человек, под председательством В. И. Невского, которому поручить в 2-месячный срок изучить на месте вопрос о наделении безземельных горцев за счет многоземельных казаков и представить в Президиум доклад о размерах земельной нужды горцев, формах уплотнения или выселения, о количестве подлежащих выселению казачьих станиц, если выселение будет неизбежным"7.
5 февраля 1921 г. В.И. Невский покинул Москву и 16 февраля уже был во Владикавказе, где сразу встретился с С.М. Кировым (Г.К. Орджоникидзе находился в то время в Баку). Постановление ВЦИК о приостановлении выселения казаков явилось неожиданностью для С.М. Кирова. 19 февраля 1921 г. В.И. Невский и С.М. Киров послали телеграммы одинакового содержания во владикавказский облисполком, грозненский исполком и Моздок, в которых говорилось: "Выселение казаков должно быть немедленно приостановлено"8. Поездка В.И. Невского в Грозный и в казачьи станицы приостановила выселение казаков, но горские аулы и села он не посетил. При создании комиссии по делам горцев С.М. Киров внес предложение - избрать в комиссию не 2 человека, а 4 (т.е. не только чеченца и ингуша, но и кабардинца и осетина) В.И. Невский, К.Ц. Тогузов (от Осетии), И.Т. Мальсагов (от Ингушетии), Б.М. Мальсагов (от Чечни), а также Д.Н. Галич, А.С. Шабунин, В.Г. Никишин (от казаков). 27 февраля 1921 г. состоялось первое заседание. Разногласия начались сразу же по главному вопросу - какие данные положить в основу рассуждений о количестве земли. После длительного обсуждения решили взять за основу данные областного Терского статистического бюро с теми исправлениями, которые внесут представители и члены комиссии. Порядок работ наметился таким образом: комиссия должна была определить, во-первых, количество населения в Чечне, Ингушетии, Осетии и станицах; во-вторых, количество безземельного и малоземельного населения; в-третьих, размеры территории, находящейся в распоряжении всех национальностей Горской Республики; в-четвертых, количество десятин пашни, леса, пастбищ, станиц, удобной и неудобной земли; в-пятых, количество земли, необходимой для удовлетворения нужд безземельных и малоземельных горцев. Комиссия единогласно признала правильность статистических данных, касающихся общего земельного фонда, разойдясь во взглядах по вопросу о количестве населения.

После этого комиссия приступила к основным вопросам: необходимо ли выселение станиц и на каких принципах наделять землей население Горской Республики. Для исключения возможных ошибок решили пригласить в комиссию с совещательными голосами следующих лиц:


от Дигорского ревкома Аликова;
члена коллегии земельного отдела Чеченского исполкома Квабаева;
заведующего областным статистическим бюро Раджаева;
председателя казачьего ревкома Томашевского9.
На следующем заседании комиссии (3 марта) представители Чечни, Ингушетии, Осетии и Кабарды предъявили требование комиссии - выселить решительно все станицы из пределов Горской Республики. Казаки же высказались за уравнительное землепользование.

Чеченский исполнительный комитет претендовал на земли станиц Ильинской, Ассиновской, Петропавловской, Слепцовской, земельная территория которых составляла 59790 десятин. Кроме того, земли уже выселенных станиц Михайловской, Самашкинской, Закан-Юртовской, Ермоловской, Алхан-Юртовской и Кохановской находились в распоряжении Чечни. В целом Чечня претендовала на 151846 десятин казачьей земли.

Ингушетия претендовала, кроме тех земель, которые были отобраны у казаков (7893 десятины), еще на 57174 десятины, для чего должны быть выселены станицы Троицкая, Нестеровская, кроме уже разоренных и выселенных станиц Воронцово-Дашковской (Аки-Юртовской), Тарской, Фельдмаршальской, Сунженской и Карабулакской.

В следующем документе, подписанном 8 марта 1921 г. членом комиссии, представителем Ингушетии (очевидно, И.Г. Мальсаговым), говорится, что земельный фонд Назрановского округа в 1920 г. определялся в 163030 десятин земли разных угодий и, если исключить нагорные пастбища, то удобная земля для культур составит 132359 десятин. Таким образом, принимая весь земельный фонд в 132359 десятин и население, согласно переписи 1920 г., в 72179 человек обоего пола, душевой надел составлял 1,834 десятины10. Однако весь земельный фонд нельзя было считать вполне удобным, так как северная часть округа (свыше 40000 десятин) была безводна, если не считать несколько небольших источников (родников), находившихся в распоряжении селений Кескем, Пседах, Сагопш и колодцев в трех селениях Ачалуки.

Далее, в случае переселения казачьих станиц Сунженской линии, земельный фонд округа должен был бы увеличиться за счет:


Южной части надела ст. Воздвиженской - 63000 дес.
Юртовского надела ст. Карабулакской - 12151 дес.
Юртовского надела ст. Троицкой - 20544 дес. (лес - 964 дес.)
Юртовского надела с. Нестеровской - 9203 дес.
Дополнительного надела ст. Нестеровской - 31116 дес. (лес - 916 дес.).
Западной части надела с. Ассиновской - 8500 дес. (лес - 3200?дес.).
4-х групп бывших частновладельческих участков, расположенных в районе вышеназванных наделов - 2374 дес.
С поступлением этих земель должен был образоваться земельный фонд в 189533 десятины (без леса) и, следовательно, 2,626 десятины на душу. При населении Ингушении в 1920 г. 72179 человек обоего пола)11. Осетинский исполнительный комитет (С. Такоев) предъявил требования на земли станиц Змейской, Николаевской, Архонской, Ардонской (с хутором Ардонским) в количестве 53000 десятин и поселений Малой Кабарды - Муртазово, Бароково, Баташево, Исламово, Астемирово, Ахлово, Булатово и Хапцево - в размере 57964 десятины и (в Малой же Кабарде) частновладельческой земли в 20000 десятин, а всего 13900012.

Таким образом, по мнению чеченцев и ингушей требовалось около 340000 десятин земли, которые можно было бы получить выселением казаков в Малую Кабарду.

В силу сложившихся условий комиссия единогласно пришла к заключению, что работа ее закончена и что для выяснения мнения (горского населения и казачества) необходимо как можно скорее представить доклад Президиуму ВЦИК для принятия окончательного решения, так как положение горцев и выселенных казаков было весьма тяжелым.

По возвращении В.И. Невского в Москву им был представлен во ВЦИК доклад "Земельный вопрос в Горской Советской Республике", исключая Кабарду и Северную Осетию, в котором подчеркивалось, что земельный фонд достаточен для населения как горских, так и казачьих масс (к тому времени число выселенных станиц достигло 11: в Чечне - Михайловская, Самашкниская, Закан-Юртовская, Ермоловская, Аки-Юртовская и Кохановская, в Ингушетии - Воронцово-Дашковская, Тарская, Фельдмаршальская, Сунженская и Карабулакская). Автор доклада задается вопросом: выгодно ли в экономическом отношении выселение казаков? На него у В.И. Невского был дан отрицательный ответ. Землевладельческое производство станиц было колоссально по сравнению с аулами. Садоводство, бахчеводство, огородничество, а главное - производство пшеницы - являлись основными занятиями казаков. Избыток хлеба, выбрасываемый на рынок в Горской Республике, шел главным образом из станиц Сунженского отдела. Этим избытком питались Грозный и Владикавказ, которым не хватало ежегодно примерно 300000 четвертей зерна, но как раз эти 300000 четвертей и давали станицы13.

В.И. Невский пришел к выводу о том, что политика исполкомов Чечни и Ингушетии не являлась политикой бедноты, поскольку земля, отобранная у казаков, до горской бедноты в то время еще не дошла. На эти казачьи земли претендовали прежде всего зажиточные чеченцы и ингуши. Горцы пока не могли спуститься на равнину потому, что их хозяйство являлось скотоводческим и требовало горных пастбищ. Второй причиной было отсутствие инвентаря, без которого невозможно приступить к пахоте.

Выселенное казачество само попало в ужасное положение. Было фактически изгнано огромное количество людей. По нашим подсчетам, только население выселенных станиц Тарской с хутором, Сунженской, Аки-Юртовской (Воронцово-Дашковская), Карабулакской, Михайловской, Самашкинской и Фельдмаршальской составило 19994 человека14. Это казачество разбрелось по различным местам, в том числе и по Пятигорскому отделу. Необходимо учитывать и то, что казакам давались голые участки, без жилищ и инвентаря. Часть людей вынуждена была побираться, чтобы не умереть с голоду; часть мужского населения уходила в разбойничьи банды, а часть возвращалась в родные станицы или находила приют в невыселенных станицах.

В докладе В.И. Невского были сделаны следующие выводы:


"Земельный фонд Горской Республики так велик, что им можно удовлетворить не только нынешних жителей, но и пришлых переселенцев из Росси.
Для наделения безземельных и малоземельных горцев необходимо произвести уравнительное землепользование.
Для уничтожения чересполосицы, которая создана расположением казачьих станиц, поселить горцев рядом с казаками.
Для прекращения грабежей и создания условий мирной жизни необходимо начать немедленное, но и постепенное разоружение горцев.
Для борьбы с грабежами организовать смешанные отряды милиции из горской и казацкой бедноты.
Обязать круговой порукой за грабежи аулы и станицы и неуклонно налагать репрессии на те из них, которые укрывают грабителей...
Усилить политическую работу в аулах.
Выселение казаков приостановить"15.
14 апреля 1921 г. Президиум ВЦИК принял постановление, в котором говорилось: "Земельную нужду горцев удовлетворить путем уплотнения казачьих станиц Горской Республики в порядке соглашения между казачьими исполкомами и исполкомами горцев (ингушей и чеченцев), обязав при этом горские исполкомы произвести правильное распределение среди горской бедноты земель как уплотненных, так и уже выселенных казаков".16

Выселение части казачества и наделение землей малоземельных и безземельных горцев осуществилось. Но остались проблемы. В телеграмме заместителя председателя исполкома Грозного (фамилия отсутствует) председателю Горского ЦИК Эльдарханову от 13 мая 1921 г. говорится: "Выселенные казаки вновь заселяются в станицу Михайловскую. Переселенцы-чеченцы выезжают. Просим принять срочные меры"17. В станицу выехали Яаркомзем ГССР И. Датиев и представитель штаба Х Армии Соколов, которыми 18 мая 1921 г. совместно с председателем временного ревкома Д. Хархиевым был составлен протокол о положении переселенцев в казачьих станицах. В нем, в частности, говорится, что в станицу Михайловскую вселилось пока 400 дворов и медлительность эта объясняется тем, что чеченцы не верят в свою безопасность, поскольку их обстреливают казаки.

В связи с этим пострадали полевые работы, которые осложнились недостатком сельскохозяйственного инвентаря, рабочего скота, семян и полным отсутствием косилок, уборочных машин.

Через несколько дней, 26 мая 1921 г., особая контрольная комиссия Чеченского округа по заселению горцев в станицы докладывала председателю ЦИК Горской Республики Эльдарханову: "Заселение... происходит успешно и почти совершенно закончено". Однако из-за недостатка семян, земледельческих орудий и рабочего скота не были произведены запашки земли и посевов яровых хлебов в достаточном количестве. Во всех станицах осталось небольшое количество негодных к работе земледельческих и сельскохозяйственных орудий, а у переселенцев этих орудий инвентаря не имелось. Еще раньше все земледельческие и сельскохозяйственные исправные орудия, локомотивы, моторы были забраны в Грозный комбедхозом и дальнейшая судьба их неизвестна. Поэтому комиссия ходатайствовала перед наркомом земледелия И. Датиевым о передаче михайловским переселенцам озимых хлебов станицы с тем условием, чтобы после их уборки выделить определенный процент зерна республике. Комиссия также просила о передаче озимых хлебов переселенцам-горцам и других станиц - Самашкинской, Закан-Юртовской и Ермоловской на тех же условиях. По мнению комиссии, такая передача была крайне необходима, так как горская беднота явилась на места нового жительства совершенно без хлеба, в данное время решительно голодает, и если их не наделить хлебам из оставшихся озимых посевов, то все они будут обречены на верную голодную смерть18. Таким образом, выселив казаков, областная власть не смогла обеспечить нормального существования и переселенцев-горцев. Об этом говорят некоторые цифры, взятые из доклада особоуполномоченных и членов Горцика Хакиева и Белова от 12 октября 1921 г.: 1) В с. Ермоловском (имеется ввиду станица) из 391 дома заселены 200 домов, ими же запахано 320 десятин земли, из коих засеяно 260 десятин; 2) В с. Закан-Юрте (имеется ввиду бывшая станица Закан-Юртовская) из 496 домов заселено 428 домов, ими же запахано 205 десятин, из коих засеяно 100 десятин; 3) В с. Самашкинском - из 511 домов заселено 380 домов, засеяно около 400 десятин; 4) В с. Михайловском - из 485 домов заселено 460 домов, ими запахано более 700 десятин земли, из коих засеяно 350 десятин19. Для тех, кто более или менее знаком с сельским хозяйством, ясно, что количество засеянных десятин было явно недостаточно для обеспечения хлебом будущего урожая всего населения.

Таким образом, мы можем сделать некоторые выводы. Вопрос о земле являлся самым важным и острым для населения. И особую сложность он представлял в районах, населенных казачеством. Безусловно, казаки владели большим количеством удобной земли, нежели коренное население, и оно должно было получить часть земли. Размеры излишков земли у казаков Сунженского отдела позволяли наделить ею горцев по уравнительному принципу. Руководители Терской области (а затем и Горской Республики) мягко говоря, совершили ошибку, выселив часть казачества, и создали сложную проблему. Выселенные казаки сами оказались в крайне тяжелом положении. Не менее сложной оказалась создавшаяся ситуация и для горцев переселенцев, не имевших в достаточном количестве инвентаря и зерна для посевов. В результате эти земли определенное время были исключены из производственного цикла (не говоря уже о людях).

Призыв о помощи сербам в Метохии



Территории Южной Метохии, округ Гниляне, угрожает еще один трагический исход, ввиду быстрого, продолжающегося выселения оставшихся сербских жителей, находящихся на грани жизни и смерти. Движение «Косовский фронт» присоединяется к гуманитарной акции по спасению людей с этих территорий. Мы призываем всех людей доброй воли остановить исчезновение сербских, православных корней на этих территориях.
Мы располагаем данными, что 126 семей, некоторые с пятью-шестью детьми, остались не только без работы и источников существования, но и без еды, одежды, отопления... Это, мягко говоря, тревожная ситуация.
Помощь, периодически направляемая на территории южного сербского Края, не отвечает потребностям людей, которым она действительно необходима: жителям села Кормичане, Ранилуг, Могаре, Дреновце, Мигановце, Ропотово и еще в нескольких поселениях общины Гниляне.
Благодаря местному священнику Ненаду Стояновичу из с. Велико Ропотово и г-же Биляне Живкович из Белграда эта правда стала доступной общественности, поэтому мы призываем всех патриотов и тех, кто просто не равнодушен к ближнему, в силу своих возможностей срочно отреагировать.

Финансовую помощь можно направить на валютный (долларовый) счёт (находиться в приложении или по нижеследующей ссылки http://www.kosovofront.ru/article.php?nid=31266 ).

Дополнительную информацию можно получить в Московском отделении Движения «Косовский фронт»:

эл. почта: osds@mail.ru

телефон: 915-323-21-86


www.kosovofront.ru


И еще по теме

http://iraan.livejournal.com/340485.html

Шилово
В Косовском Поморавье опять неспокойно.
При разгоне демонстрации сербов в Шилово пострадало более 50 сербов демонстрантов и 5 албанцев-полицейских. Состояние двух демонстрантов крайне тяжелое.

Причина: регулярное отключение энергоснабжения.

Давление на анклавы. Kaк это делается.

Итак, как это делается
Контролируемые албанской общиной энергетические службы края регулярно отключают электроэнергию.
В косовском Поморавье ситуация достигла кульминации, потому что люди забыли зачем над потолком висит грушеподобная вещь.

Что это значит для жителей анклава:

это не просто отсутствие света, потому что томик Пушкина можно прочитать и при свечах.
Это:
- проблемы с едой. Не секрет, что выращенный летом поросенок или цыпленок заканчивает свое существование в виде тушки в морозильнике. Гипермаркетов, снабжающих сельские сербские анклавы нет и если хочешь иметь мясо в миске, его нужно вырастить летом и сохранить. При отсутствии электроэнергии проблема сохранения результатов летних трудов становится проблемой номер один.
-проблемы с отоплением. Да, все села вынуждены надеятся только на дровяное отопление. Выглядит это так, что вся семья живет в одной отопляемой комнате вповалку как ранее в крестьянских избах - дети, старики и телушки с поросятами.
-проблемы с информацией. Слово интернет забудьте сразу. Телевизора нет. Остается радио на батарейках, которое и является источником всех событий в мире. Вечером можно собираться на завалинке и рассказывать сказки о Большой земле, надеясь на то, что когда-то приплывет корабль с алыми парусами.
- проблемы с зашитой права на здравоохранение. Потому что если у вас заболит зуб, то вместо бормашины вы вряд ли используете ручную дрель.
- проблемы с правом на образование. Потому что если Пушкина еще можно читать при свечах, то уроки информатики проводить уже сложно.

Эта ситуация длится не день-два-три.
Проблема снабжения электроэнергией длится уже десять лет( ну, никак не может международное сообщество наладить ранее работавшие как часы ТЭЦ Косово А и Косово Б. Не может даже несмотря на все красиво написанные проекты, по которым получали приятно шуршащие бумажки).
Руку на сердце, и в албанских селах&городах постоянно рестрикции электричествава, так называют веерные отключения.
Но в Косовском Поморавье света нет неделями.
Вообще.
При всем при том, что государство Сербия снабжает Косово электоэнергией, и делает это только потому, чтобы облегчить судьбу сербских анклавов.
Вся эта чехарда вокруг переменного электричества, изобретения серба Теслы, идет не первый год.
Но острой проблемой она стала именно после того как Косово стало независимым государством.
Независимое государство решило поиметь бабки и сначала:
1. свет начало выдавать вообще уж гомеопатическими дозами( раз в месяц по чайной ложке ), а затем

2. начало требовать платежки по счетам за улыбку Чеширского кота.

Результат:
грубые сербы организовали митинг и напали на невинных албанских полицейских, выполнявших священный долг по сбору подати с населения.

А что международные организации?
...они поцокали языком и начали высунув язык строчит проекты, как за определенное количество денег доказать сербам, что весь цивилизованный мир платит счета за электроэнергию. Думаю, что финансирование им одобрят: главное найти специалиста по распилу.
Албанцы, кстати тоже не стремятся платить за ток, который в Косово очень ветреный переменный.
Но баскаков за ясаком к ним не посылают.
И денег с албанцев не требуют.
Так что митинги албанцы не устраивают, что делает их толерантными, демократичными да и просто душками.

Результат:
сербы будут покидать анклавы, потому что они не белые, не пушистые, хотят есть, хотят, чтобы их дети росли не при свечах и жены рожали не под аккомпанемент дизель-генераторов.

.А албанцы будут занимать территории, которые сербы покинули, хотя международное сообщество приложило все усилия для мирного существования двух энтитетов и для формирования совместного государства, которое, как и любое государство требует оплаты коммунальных услуг, в том числе и счетов за электроэнергию. Сербы не хотели платить за электроэнергию и уехали... Вот и весь сказ.

Да, упд: например, удачное в плане снабжения электроэнергией село Прилужье( это не Поморавье ) на протяжении года не имело эл-во в течение 110 дней.
Шилово же не имело эл-во ровно 215 дней ( в году, 365).


Да. российские СМИ, обратите внимание, что место проведения митинга было село Шилово, а не Силово.

На днях в одном дневнике натолкнулся на информацию, что суперплодовитая "детективщица" (слово - "писатель", как мне кажется, в данном контексте не совсем уместно) Дарья Донцова подарила городу и миру свое сотое произведение. Ура, дамы, читающие в метро, чепчики бросали! Поскольку в казанском метро романов не читают п приине того, что в нем наличествует всего несколько станций, только сядешь - и уже выходить, рискну высказать вслух собственное "фи!". А поможет мне в этом Елена Чудинова, которая, если признаться, тоже не особо какой беллетрист, но однако же- именно пистаель, к тому же про Донцову высказалась весьма верно:

ДАШИНЫ БЛИНЫ
Современная развлекательная литература провозгласила добычу денег главной целью человеческой жизни



Не раз я уже писала о том, что наше секулярное общество в действительности является истово религиозным, безо всяких аллегорий исповедующим неоязыческий культ Златого Тельца. И вот вновь приходится об этом говорить, хотя тему, о которой пойдет речь, я довольно долго медлила поднять. Разбираясь с нынешними культурными процессами, слишком часто себя ощущаешь Гераклом посередь Авгиевых конюшен. Рубить головы гидрам значительно приятнее, нежели орудовать лопатой.



Вот и валялись в моем дому два десятка ярких книжиц с закладками в нужных местах и какое-то количество газетно-журнальных страниц. Вроде и выбросить не вправе, пока дело не сделал, и хранить противно.

Непонятно, сколько бы я еще собиралась отдать должное проекту издательства «ЭКСМО», носящим название «Дарья Донцова», если бы не услышала о появлении детектива «Кекс в большом городе». Сюжет его лишний раз явил доказательство того, что общество потребления в религиозных вопросах весьма далеко от какой-либо толерантности. Всякий, не ставящий целью жизни добычу денег или недостаточно активно, в силу каких-либо отвлекающих причин, их расходующий, является в нем опасным еретиком, которого надлежит загнать в резервацию либо лечебницу. А упомянутые отвлекающие причины следует радикальным образом устранить. Вспомним О. Хаксли, который еще много лет назад обозначил эти причины: искусство (кроме развлекательных жанров), человеческие чувства и, конечно, христианство.

Но прежде, чем перейти к антихристианским демаршам звезд потребительского общества, необходимо сделать некоторые оговорки. Для нас не представляется существенным, пишет Д. Донцова свои книги сама, раздает указания команде «литературных негров», или играет сугубо представительскую роль. Важно лишь то, что в общество спроецирована матрица, определенный портрет, на который сориентированы все авторы, в единственном или множественном числе. Этот портрет весьма целен.

«На мое несчастье, я очень хорошо готовлю. Когда появляется дама, претендующая на место у плиты, мои дети заказывают ей блинчики с мясом. Такой тест. Дама делает блинчики, дети выбрасывают их в помойное ведро со словами: «Не мамины блины!» Потом семья поворачивается ко мне, сын оттопыривает брюки и говорит: «Видишь, до чего дошли твои дети?» И я бреду к банке с мукой…» (Интервью в «ЭКСТРА-М» 7.VII.2004)

Право, описанную сценку стоит вообразить как следует, в красках и в лицах. Стоит вообразить двух (или сколько их там) великовозрастных деток, копейки не заработавших в своей жизни, но самозабвенно глумящихся над взрослой женщиной, стоит вообразить, как краска унижения заливает ей лицо, когда тарелка с кушаньем, над которым она только что хлопотала, торжествующе, театрально опрокидывается в помойку. Надо быть уж слишком глупым, чтобы предположить, что вся пьеса вообще имеет отношение к вкусу блинов. Суть не в блинах, а в том, что возможность унижать других, даруемая, в данном случае, мамочкиными деньгами, здорово опьяняет. Анреналинчик-с. Особенно смешно, что кандидатка на «место у плиты» унижена даром. И пойдет она, не солоно хлебавши, прочь, над чем можно будет еще посмеяться, с аппетитом уплетая блинчики, испеченные уже растроганной мамочкой.

И ведь она даже не понимает, что воспитала законченных уже подонков, судя по тому, что на голубом глазу повествует о подобных милых семейных забавах.

С вменяемостью там вообще, надо сказать, туго. Но мало своей, так стоило бы проконсультироваться с супругом, «деканом факультета психологии МГУ», что, с точки зрения психологической науки, может означать, когда особа, не вчера отметившая полувековой юбилей, не только посылает юного шофера покупать ей предметы нижнего белья, но и радостно сообщает об этом в газете с миллионным тиражом? Если декан еще не забыл Фройда, он мог бы прочесть тут весьма увлекательную лекцию. Вообще в коротком интервью шофер фигурировал трижды. Милочка, ну нельзя же так оголяться.

А собственно, почему нельзя? Перед кем стесняться-то? Богатый не может испытывать стыда, потому, что все его поступки хороши в силу того, что он является богатым. Тельцепоклонство похоже на кальвинизм, доведенный до своего логического завершения. Строго говоря, по характеру верования, и к кальвинистам Бог христиан не имел никакого отношения, но в те года, общество, как говорится, «еще не было готово» это признать.

Но вернемся к «Кексу в большом городе». Расследование преступления приводит сыщицу-любительницу в некий женский монастырь. Любопытными же вещами занимаются его насельницы! Во-первых, обитель, так сказать, наследственная. Должность настоятельницы переходит… от матери к дочери. Что вы говорите, монахини дают обет чистоты? Да бросьте, это они так, прикидываются, святоши. А во-вторых, они там еще производят «чудеса», фальшивые, разумеется. Вкалывают своим сообщникам какое-то цепенящее средство, а потом «воскрешают» их при большом стечении народа. В финале их за этим делом накрывает и арестовывает милиция.

«- Ты нас выдала?

- Я.

- Ксения! - в полной растерянности бормотала настоятельница. - Змею на груди пригрела. Вот как за добро отплатила.

Девушка засмеялась.

- Добро? Нет уж, на волю пойду, больше тут, в тюрьме (т.е. в монастыре, ЕЧ) не удержишь!

- Прокляну, - прошептала Епифания. - На чудотворной иконе!

В этот момент к настоятельнице приблизились две фигуры.

- Пройдемте, - сказала одна.

- Проклянешь? - встряла Ксения. - Пожалуйста, хоть сто раз, отскочит от меня, не боюсь. Во, гляди.

Сложив фигу, девушка ринулась к одной из стен и, тыча фигурой из трех пальцев в образа, заорала:

- Ну-ка! Накажи меня! Нашли гром и молнию на голову, испепели! А, не выходит? То-то и оно! Нету бога, обман один…»

Это не просто дурной тон, не просто кража сюжетов из совкового агитпропа. Это вполне целенаправленное создание негативного образа православия, с целью дальнейшего его вдавливания в маргинальную нишу.

Донцова планомерно и усердно трудится над тем, чтобы все ценности, кроме ценностей тельцепоклонников, девальвировались в глазах потребителя. Сборищем в лучшем случае чудиков-маргиналов предстает не только духовенство, но вообще любая элита, кроме денежной. У нас в народе есть все же некоторый пиетет перед аристократией. Поэтому аристократы у Донцовой выглядят так:

«Дама, носящая претенциозное имечко Георгина, едва познакомившись со мной, заявила:

- Я прямой потомок древнего княжеского рода, в прежние времена наша встреча с вами за одним столом была бы невозможна».

При этом у дамы «маленькое обтянутое сухой кожей личико, презрительно прищуренные глазки и сжатые в нитку тонкие губы». А кроме аристократов бывают еще, например, такие странные люди, как любители классической музыки. Бывают? Нет. На самом деле классическая музыка никому не нравится. В детективе «Надувная женщина для Казановы» подробно расписана коллизия, как две музыкальные снобки, напившись в доску, начинают горланить песенки из репертуара Киркорова. Вывод ясен? Все они на самом деле такие же, как мы, я автор, да ты читатель, только выпендриваются. Потому, что в здравом уме никто классику любить не может. «Я не слишком люблю классическую музыку, вернее, плохо понимаю ее, - сообщает о себе героиня в детективе «Бенефис мартовской кошки», - но моя бабушка в детстве довольно часто приводила меня сюда. Она считала, что ребенок не должен путать Моцарта с Бетховеном, и обязан знать, что Бах писал фуги. Но после ее смерти я ни разу тут не была и, признаюсь, не испытываю никакой потребности посещать просторный зал, украшенный портретами великих композиторов». Нет, у этого персонажа иные радости. «А я решила устроить себе отдых и приехала в самый центр, загнала «Пежо» в паркинг при подземном магазине, который хозяйственный Лужков воздвиг на Манежной площади, и принялась самозабвенно ходить из магазина в магазин, меряя вещи и нюхая духи». Вот так. Все, кто шляется по консерваториям вместо того, чтобы посвящать досуг ритуалу под названием «шоппинг» должны преследоваться безо всякой жалости.

Жесткое высмеивание всех ценностей прежнего общества - мы ведь это уже проходили. Священников расстреливали на глазах у жен и детей, распинали, проволакивали на морозе по канату из одной проруби в другую - раз эдак десять, а молодые писатели Ильф и Петров сочиняли «отца Федора» со «свечным заводиком». Струйки крови текли из подвалов Чеки на тротуар, а молодые дарования из Одессы сочиняли «Союз меча и орала». После убийства Кирова тысячи дворян были вышвырнуты из родного Питера, а Илюша с Евгешей сочиняли «предводителя дворянства Кису Воробьянинова». Положа руку на сердце, кто ни разу не оскоромился, ни разу не процитировал «не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены»? Даже не задумываясь при этом, в какое дерьмо мимоходом обмакнул душу.

Донцова - такой же социальный заказ, каким были в свое время Ильф и Петров, хотя одно различие есть. Те мерзавцы были, с сожалением это признаю, все же довольно талантливы. Продолжать мысль нужды нет. Но это говорит лишь о том, что нас с вами, в отличие от наших дедов, можно скупить по дешевке.

Одна моя знакомая призналась, что покупает донцовский словопомол, но при этом (перед незнакомой-то продавщицей!) прикидывается, что берет не себе, а дуре-свекрови или тетке-идиотке. Что-то не напоминает такая картинка покупку некоего эликсира радости. Таким манером, скорее, примерный семьянин приобретает порножурнал. Нет, друзья мои, вы потребляете это не потому, что Донцова - «приносит радость», «веселит», тем самым «заряжая оптимизмом». Не надо себе врать. Она популярна потому, что гадости вообще очень и очень прилипчивая штука. Вы читаете Донцову по той же причине, по которой слушаете скабрезности и сплетничаете. Стоило бы удержаться, да бес попутал. Только там бес случайный, а тут вполне прицельный.

Вопреки пиар-декларации, «помогать жить» такое чтение не может. Деньги могут сделать процесс потребления изобильным, но не в силах сделать его безмятежным. Чем больше тельцепоклонник купается в роскоши, тем отчетливее понимает, что приятное это занятие может оборваться в любой момент. Эксклюзивный гроб и место на дорогом кладбище, а дальше все, «шоппингу» конец. Не случайно эти веселенькие пестрые упаковки через одну содержат «раковую» тему.

Но плачевнее всего, когда пестрыми фантиками донцовских творений шелестят в метро женщины, одетые бедно. Быть может, словопомол и играет отвлекающую от проблем роль, только по механизму такое отвлечение сродни пропущенному стаканчику. И настроение поднялось, и по телу тепло пробежало, да только, когда хмель выветрится, станет еще гаже. Но в чем-то эти детективы и хуже стаканчика, поскольку жестко фиксируют внимание небогатой женщины на том, чего именно у нее нет. Это вам не исторический романец, где графы да принцессы выясняют отношения на фоне дворцов и садов. Кстати, на исторические романы в проекте «Донцова» проводится планомерный «наезд». Внушения о том, что не надо их читать, коль скоро все равно эти авторы не знают, как там все, в старину, на самом деле было, довольно ловко вплетены в текст.

Казалось бы, какая издателям разница, что будет востребовано читательской массой: романы из истории или детективы? Никто же их не неволит издавать себе в убыток. Ан, нет. Моду на всякую там историю следует потихоньку пресечь, поскольку довольно сложно изобразить рыцарей, бросающих в котелок на биваке «пельмешки без спешки» или графиню, «достойную» крема с керамидами. Понятно, что издатели здесь выступают не как таковые, но как колесики и винтики общего механизма активизации потребления.

Еще один момент, наводящий на мысли о сходстве с временами Ильфа и Петрова. Главным героем обоих их романов является жулик Остап Бендер. Весьма обаятельный душка. И это исключительно из сегодняшнего дня представляется, что выбор подобного персонажа был случаен. Мы просто давно оставили в прошлом многие десятки других книг, возводивших мразь в Робин Гуды. На рубеже 30-х годов, когда во власти прочно утвердился вчерашний уголовник по кличке Коба, криминальные элементы были «социально близкими». Литературные блюдолизы отразили это в полной мере. Не в одном и не в двух детективах Донцовой сегодняшние уголовники изображены хозяевами жизни, золотыми сердцами и опять-таки абсолютными обаяшками. Их «феня» предстает милой и забавной речевой особенностью.

Кстати, о фене. Поглядишь на сегодняшний «бомонд», и становится ясно, что это неуголовные его представители должны мимикрировать, ни в коей мере не наоборот. И у Донцовой мы встречаем «баксы» без кавычек, не только в речи персонажей, но и в авторской, «бабло», кажется, тоже. Глаголы «лопать» и «топать» лишены заниженной стилистической окраски и употребляются как полноправные синонимы глаголов «питаться» и «ходить». Одежда называется «шмотками», но без презрения, стилистически нейтрально: «купить красивую шмотку». Мне лично визгом гвоздя по стеклу представляется слово «брюлики». Бедные бриллианты, чудо из чудес, кого вы, бедные, вынуждены сейчас украшать?

И вся эта базарно-блатная лексика насаждается сейчас как норма. Горбатые хозяева жизни не желают лицезреть прямые спины. Согнуть всех, согнуть, чтобы ничто не оскорбляло взора уродов!

Стоит ли особо удивляться тому, что в сравнении с элегантными и человечными донцовскими братками представители правоохранительных органов выглядят весьма блекло? О том, что на место преступления прибыла следственная группа, одна из героинь догадывается потому, что в помещение входят люди «в плохо сидящих костюмах и китайских кроссовках». Ах, нет, не только потому Донцова вытеснила Маринину и Дашкову, что их сочинения содержат знания и психологию. Обеих упомянутых писательниц отличает брезгливость к уголовным кругам. (Хотя один раз, объективности ради, оступилась и Маринина…) Случайно их допустили до «масс», теперь ошибочка выправляется.

Я уже не говорю о том, что неверующей Марининой свойственно, тем не менее, уважение к культурологическому аспекту христианства («неплохо все же иметь дома Библию, чтобы лучше разбираться в сюжетах классических полотен»), а Дашкова вообще старается декларировать православные ценности. Тельцепоклоннические мотивы у Марининой есть, но недостаточно выражены, у Дашковой практически отсутствуют. Нет, на роль «королевы детектива» в начале XXI столетия может претендовать только истовая адептка Тельца, жрица. Детективщица-постмодернистка Платова усердно сыплет кощунствами, но тоже чрезмерно образована. Так что поганой метлой их всех, Маринину с ее любовью к операм, Дашкову с балетом, Платову с попыткой продемонстрировать знакомство с репринтом бестиария, изданного «Искусством» в 1982 году!

Тексты Донцовой излишними знаниями не отягощены. «Иудейки имеют особое телосложение. У них, как правило, поджарый зад и пышный бюст». Оно, конечно, все иудейки, за редкими исключениями, еврейки, однако отнюдь не все еврейки являются иудейками. Бывают они и атеистками, бывают и христианками. Так каким же образом, любопытно было бы узнать, размер бюста зависит от вероисповедания?

И уж, кстати, об иудеях. В Москве конца 70-х годов, по убеждению Донцовой, стояло «посольство Израиля». По какому же тогда странному капризу все, кто в годы молодости писательницы отбывал в Израиль, делали крюк через Вену?

Стоит ли после этого удивляться, читая, как во Франции конца 90-х., представитель полиции предполагает отправить преступника «на гильотину». А загадочные «католические пасторы», и даже наличие «трех соборов» на «одной улице» (в нестоличном городе собор, как правило, один, и стоит он обычно на площади) предстают и вовсе мелочами, придираться к которым как-то даже неприлично.

Единственная область, где память и интеллект этой особе не отказывают, это «что, где, почём». Относительно «шоппинга» на нее можно положиться как на справочник.

Постоянные упоминания брендов, которыми изобилуют тексты, так же не случайны, как и подробные кулинарные рецепты, размещенные на страницах детективов. Пустота донцовских текстов восполняется по принципу «3 в 1». Чем покупать порознь кулинарную книгу, гламурный журнальчик и детектив, обыватель приобретает их разом.

Можно было бы долго рассуждать о безграмотности и разнузданной аморальности донцовских текстов, в которых объектом юмора, это в наши-то дни, становятся даже террористические акты, но детективов этих слишком много, а объем статьи, в данном случае к счастью, ограничен.

Не все, тем не менее, так печально. На задней обложке того же «Кекса» порадовала нашлепка с обещанием какого-то розыгрыша призов: неоспоримое свидетельство того, что тиражи начали падать. Конечно, того, кто уже подсел на эти конфетки, на нормальную литературу уже не пересадишь. Они умеют читать, но разучились перечитывать, поскольку их привычное чтение вопиюще одноразовое. Что-то они станут делать, бедолаги, если словомельница издательства «ЭКСМО» возьмет и поломается окончательно?

Но война так война. И если общество потребления, в лице своих адептов, пытается оскорблять то, что дорого нам, эти адепты заслуживают хорошей порки. И порки публичной.

В этом году праздник весны, красоты и самых прекрасных существ на планете земля совпал с праздником Торжества Православия.

Многие говорят, что от этого праздника (8 МАРТА) следует отказаться, поскольку у него дурная большевистско-иудейская история. Я какое-то время тоже так думал, но, в конце концов пришел к пониманию, что история, а точнее предыстория, здесь не важна, а важно наполнение, то с какими чувствами и эмоциями мы проводим этот день. И, в концов концов, не нам мужикам решать должен быть у женщин такОй праздник или нет. Например, я бы без него прожил спокойно, а вот мои женщины почувствовали бы себя обделенными. Чего не могу и не хочу дпустить. В том числе и в отношении своих читательниц.
Поэтому

МИЛЫЕ НАШИ БАРЫШНИ, ПРЕКРАСНЫЕ ДАМЫ, НЕЖНЫЕ СУПРУГИ, ЗАБОТЛИВЫЕ МАМЫ - С ПРАЗДНИКОМ ВАС! СЧАСТЬЯ, ЛЮБВИ И ДУШЕВНОГО ТЕПЛА.

В эти дни, когда вся "прогрессивная общественность" отмечает очередное день рождения кровавого тирана,хочется внести и свою посильную лепту в сей процесс. Может в чем-то и прав русофоб Ерофеев: скучают русские зады по розгам, а русские затылки - по пулям? В одном он точно не прав - в том, что нет в нем любви, в частности к своей земле и свему народу. Один оскал крокодилий. Как и не было ее в поступках и жизни товарища Джугашвили. Сейчас на реставрацию сталинизма реваншисты бросили все свои силы: карамурзы и калашниковы строчат книжки, мухины снимают фильмы и открывают интернет порталы. Появляется и новая мифология.
Один из новейших мифов, придуманный для поборников державности, это то, что Сталин восстанавливал империи и порушенное большевиками православие. Забавно, но многие ведутся на это, даже те, что активно посещают храмы. Будто не знают про Бутовский полигон, Соловки, отца Павла Флоренского. Бог им судья. История же этого мира наглядно показывает, что нельзя одновременно служить Господу и сатане, богоборческому режиму и Святой Руси. Об этом - цитируемый в моем дневнике фильм, который полезен еще и тем, что дает по рукам всем сектантам и раскольникам, что любят хулить Русскую церковь якобы за соглашательство с коммунистами и чернить личность патриарха Алексия I.

Про созданный советскими историками миф о так называемой "кровавом воскресенье" я уже писал, а также цитировал других. Теперь об этом расскажет Николай Смирнов в новой серии своей исторической документальной работы о трагической истории нашего государства, нашей цивилизации в прошлом кровавом веке.

Этот тип был мне всегда омерзителен. С детских лет, когда я впервые знакомился с его "Русской красавицей" и похотливеньким, сальным слогом. Его брезгливость "эстета-интеллектуала" в "Апокрифе" и в соловьевских "Берьерах", а также покзательное поведение у Гордона (хамство женщине-оппоненту) и на "Последнем герое" убедили меня в том, что я не шибаюсь.

Надеюсь, что суд состоится, и будет справедливым. Хотя соменения, безусловно, есть, поскольку не по евреям же или таджикам автор потоптался.
Предлагаю взглянуть на перлы из его произведений.



Upd - ЦИТАТЫ ИЗ ЕРОФЕЕВА

«Русских надо бить палкой.
Русских надо расстреливать.
Русских надо размазывать по стене.
Иначе они перестанут быть русскими.
Кровавое воскресенье –– национальный праздник» (стр. 167-168).

«– Ты посмотри, как они красиво страдают! – любовался Серый, ломая русские кости, позвоночники, черепа. – Нет, только глянь! Выносливы и неприхотливы. Цены вам нет, – обращался он к мученикам.

В ответ русские дико орали. Никто не ушел от пытки. Все сознались во всем» (стр. 126-128).

«Идея национального характера, которая в Европе после Гитлера считается скользкой темой, – единственная возможность понять Россию. Русские – позорная нация. Тетрадка стереотипов. Они не умеют работать систематически и систематически думать. Они больше способны на спорадические, одноразовые действия. По своей пафосной эмоциональности, пещерной наивности, пузатости, поведенческой неуклюжести русские долгое время были прямо противоположны большому эстетическому стилю Запада – стилю cool» (стр. 46).

«Русских надо пороть. Особенно парней и девушек. Приятно пороть юные попы. В России надо устраивать публичные казни. Показывать их по телевизору. Русские любят время от времени поглядеть на повешенных. На трупы. Русских это будоражит.

У русских нет жизненных принципов. Они не умеют постоять за себя. Они вообще ничего не умеют. Они ничего не имеют. Их можно обдурить. Русский – очень подозрительный. Русский – хмурый. Но он не знает своего счастья. Он любую победу превратит в поражение. Засрет победу. Не воспользуется. Зато всякое поражение превратит в катастрофу.

У русского каждый день – апокалипсис. Он к этому привык. Он считает себя глубже других, но философия в России не привилась. Куда звать непутевых людей? Если бестолковость – духовность, то мы духовны. Нам, по большому счету, ничего не нужно. Только отстаньте. Русский невменяем. Никогда не понятно, что он понял и что не понял. С простым русским надо говорить очень упрощенно. Это не болезнь, а историческое состояние.

Россию можно обмануть, а когда она догадается, будет поздно. Уже под колпаком. Россию надо держать под колпаком. Пусть грезит придушенной. Народ знает, что хочет, но это социально не получается. Он хочет ничего не делать и все иметь. Русские – самые настоящие паразиты» (стр. 71-72).

Из проповеди митрополита Антония Сурожского

Рождение Сына Божия непохоже на наше. Он не вступает из небытия во время. Его рождение - не начало все возрастающей жизни; оно есть ограничение той полноты, которую Он имеет прежде начала мира. Он обладает вечной славой Отчей прежде всех веков и вступает в наш мир, в тварный мир, куда человек внес грех, страдание, смерть. Рождение Христа не является для Него началом жизни, а началом смерти. Он принимает все, что составляет условия нашего бытия, и первый день Его жизни на земле есть первый день Его восхождения на Крест.

В Его смерти есть нечто, что принадлежит Ему Одному. Мы спасены смертью Христа не потому, что она была чрезвычайно жестока. На протяжении веков неисчислимое множество мужчин, женщин и детей претерпевали не меньшие страдания. Многие сгорели в огне, многие замерзли, иные умирали, истерзанные мучительной болезнью, другие претерпевали пытки и заключение в концлагерях, пережили ужасы войны. Смерть Христа единственна тем, что Иисус из Назарета не мог умереть. И не Воскресение Его - невероятное чудо, а Его смерть. Мы знаем из писаний апостола Павла, из веры церковной, что смерть - следствие греха, понятого как наше отпадение от общения с Богом. А Христос - Сам Бог воплощенный; неотделимое от Его Божества, Его человечество, истинное Его человечество за пределами смерти. Воплощенный Сын Божий в самой Своей плоти, самом Своем человечестве не подвластен тлению и умиранию. И, однако, Он умирает, В этом парадокс и трагедия, не знающая себе равных. Один православный святой говорит, что в Воплощении Христа сошлись два события. С одной стороны, Он становится человеком и открывает, являет нам подлинное человечество, к которому мы призваны, человечество, укорененное в самой Божественной жизни, неотделимое от Бога, неподвластное смерти. Но чтобы стать одним из нас, истинно разделить наши страдания и отверженность, Христос берет на Себя все тягчайшее бремя человеческого состояния, все ограничения, по существу чуждые Его прославленному человечеству: боль и усталость, голод и жажду, самую возможность смерти; и когда час Его приходит, Он умирает на Кресте нашей смертью, но смертью более страшной, чем наша. Мы умираем потому, что вымираем, тело наше увядает и отпадает, мы не можем дальше жить. Если в течение этой преходящей жизни мы достигли познания Бога, общей с Ним жизни, тогда умирание для нас - уже не поражение, а новый избыток и полнота жизни, как говорит об этом апостол Павел, когда пишет, что смерть для него означает не потерю жизни, а облечение в жизнь вечную. И, однако, смерть - всегда трагедия для нас; тело и душа разлучаются, цельность человеческого существа нарушается, и мы должны ждать воскресения тела и победы Жизни Вечной, чтобы стать поистине и в полноте тем, чем мы призваны быть.

Но в смерти Христа происходит нечто иное. Он умирает, хотя умереть не может; Он умирает, хотя бессмертен в самом Своем человеческом естестве, нераздельно соединенном с Божеством. Его душа, не разлучаясь от Бога, вырвана из Его тела, несмотря на то, что и душой и телом Он остается в единстве с Богом. Он будет во гробе нетленный до третьего дня, потому что Тела Его не может коснуться тление. Оно исполнено Божественного Присутствия. Оно охвачено Им, как меч охвачен огнем в горниле, а душа Христова сходит во ад в блистании славы Его Божества. В смерти Христа бессмертное тело отрывается от бессмертной души, тело, которое не может умереть, от души, которая жива, остается живой навеки. Это делает смерть Христа трагедией, превосходящей наше воображение, неизмеримо превосходящей любое страдание, которое мы можем по-человечески вообразить или пережить. Смерть Христа это акт высшей любви; Он сказал истину, говоря: Никто не отнимает Мою жизнь у Меня, но Я Сем отдаю ее... Никто не мог убить Его - Бессмертного; никто не мог угасить этот Свет, который есть сияние славы Божией. Он отдал Свою жизнь, принял невозможную смерть, чтобы разделить с нами всю трагедию нашего человеческого положения.

Господь Сам взял на свои плечи первый Крест, самый тяжкий, самый ужасный; после Него тысячи и тьмы мужчин, женщин, детей взяли на себя собственный крест, более легкий. Но как часто и этот крест, несравненно более легкий, чем Крест Христов, представляется нам таким страшным. Неисчислимое множество людей с любовью, послушливо прошли путем Христовым, долгим, трагическим путем, который указал нам Господь. Да, путь трагичен, но ведет он от земли к самому престолу Божию, в Божие Царство. Вот уже две тысячи лет идут, неся свои кресты, люди, верующие во Христа. Они идут вслед за Ним, толпа за толпой, и на пути видны бесчисленные кресты, на которых распинаемы ученики Христовы. Крест за крестом, куда ни взглянешь все кресты. Мы видим мучеников, перенесших телесные страдания, видим подвижников, героев духа, видим монахов и монахинь, священников и пастырей, но во много раз больше видим простых, обычных, неприметных людей, народ Божий, добровольно взявший на себя крест Христов. Нет конца этому шествию. Они идут из века в век, зная, что Христос предупреждал о том, что на земле они будут в скорби, но что Царство Божие принадлежит им. Они идут с тяжелым крестом, отверженные, ненавидимые и гонимые за правду, за имя Христово. Они идут, идут, чистые жертвы Богу, старые и юные, дети и взрослые. А где же мы? Или мы собираемся стоять и смотреть, как шествует мимо нас этот бесконечный рад, этот сонм людей с сияющим взором, с неугасающей надеждой, с неколеблемой любовью, с несказанной радостью в сердцах? Неужели мы не присоединимся к этому вечному шествию, толпе, на которой печать жертвы - но и детей Царствия? Неужели мы не возьмем свой крест и не последуем за Христом? Христос заповедал нам следовать за Ним. Он призвал нас на пир в Свое Царство, Он Сам во главе этой вереницы. Вернее, Он рядом с каждым, кто идет этим путем. Или, может, это представляется нам кошмаром? Как может кровь и плоть вынести эту трагедию, зрелище всех этих мучеников, новых и прежних? Это возможно, потому что Христос воскрес, потому что мы видим в Господе, Который шествует впереди нас, не побежденного Пророка из Галилеи, каким видели Его мучители и гонители. Мы познали Его во славе Воскресения. Мы знаем, что каждое Его слово истинно. Мы знаем, что Царство Божие принадлежит нам, если только мы последуем за Ним.

источник

http://www.rustrana.ru/article.php?nid=31385

Теперь, когда идут первые дни Великого Поста, когда в церквах читают канон Андрея Критского, мы внимаем покаянным словам, становимся на колени или делаем земные поклоны, я невольно мыслями обращаюсь к трудам Ивана Сергеевича Шмелева - прекрасного писателя, оставившего нам нетленный образ ушедшей православной России. К которой, к счастью, многие стремятся ныне, зачастую вопреки реалиям нынешней жизни.
Сколь не старались товагищи большевички (ни к месту помянутые) навязать нам стереотип о том, что в державной империи народ жил во мраке и бесправии и только и чаял их появления с кумачовыми знаменами, строки наивных детских воспоминаний свидетельствует что это лишь ложь - не более. Строки говорят о том, что народ верил - искренне, о том, что работал, и тот кто трудился - неплохо жил, по милости Божией, со своим особым бытом, укладом, ремеслами, бычаями, кухней - всем, что практически начисто уничтожила совдеповская уравниловка и серость.
Я хочу процитировть строки прекрасного произведения, чтобы лишний раз дать почувствовать как в малом великий народ мог нести святое.

ВЕЛИКИЙ ПОСТ

ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий Пост. Розовые занавески, с охотниками и утками, уже сняли, когда я спал, и оттого так голо и скучно в комнате. Сегодня у нас Чистый Понедельник, и все у нас в доме чистят. Серенькая погода, оттепель. Капает за окном — как плачет. Старый наш плотник — «филёнщик» Горкин, сказал вчера, что масленица уйдет — заплачет. Вот и заплакала — кап... кап... кап... Вот она! Я смотрю на растерзанные бумажные цветочки, на золоченый пряник «масленицы» — игрушки, принесенной вчера из бань: нет ни медведиков, ни горок, — пропала радость. И радостное что-то копошится в сердце: новое все теперь, другое. Теперь уж «душа начнется», — Горкин вчера рассказывал, — «душу готовить надо». Говеть, поститься, к Светлому Дню готовиться.

— Косого ко мне позвать! — слышу я крик отца, сердитый.

Отец не уехал по делам: особенный день сегодня, строгий, — редко кричит отец. Случилось что-нибудь важное. Но ведь он же его простил за пьянство, отпустил ему все грехи: вчера был прощеный день. И Василь-Василич простил всех нас, так и сказал в столовой на коленках — «всех прощаю!». Почему же кричит отец?

Отворяется дверь, входит Горкин с сияющим медным тазом. А, масленицу выкуривать! В тазу горячий кирпич и мятка, и на них поливают уксусом. Старая моя нянька Дом-нушка ходит за Горкиным и поливает, в тазу шипит, и подымается кислый пар, — священный. Я и теперь его слышу, из дали лет. Священный... — так называет Горкин. Он обходит углы и тихо колышет тазом. И надо мной колышет.

— Вставай, милок, не нежься... — ласково говорит он мне, всовывая таз под полог. — Где она у тебя тут, масленица-жирнуха... мы ее выгоним. Пришел Пост — отгрызу у волка хвост. На постный рынок с тобой поедем, Васильевские певчие петь будут — «душе моя, душе моя» — заслушаешься.

Незабвенный, священный запах. Это пахнет Великий Пост. И Горкин совсем особенный, — тоже священный будто. Он еще досвету сходил в баню, попарился, надел все чистое, — чистый сегодня понедельник! — только казакинчик старый: сегодня все самое затрапезное наденут, так «по закону надо». И грех смеяться, и надо намаслить голову, как Горкин. Он теперь ест без масла, а голову надо, по закону, «для молитвы». Сияние от него идет, от седенькой бородки, совсем серебряной, от расчесанной головы. Я знаю, что он святой. Такие — угодники бывают. А лицо розовое, как у херувима, от чистоты. Я знаю, что он насушил себе черных сухариков с солью, и весь пост будет с ними пить чай — «за сахар».

— А почему папаша сердитый... на Василь-Василича так?

— А, грехи... — со вздохом говорит Горкин. — Тяжело тоже переламываться, теперь все строго, пост. Ну, и сердются. А ты держись, про душу думай. Такое время, все равно как последние дни пришли... по закону-то! Читай — «Господи-Владыко живота моего». Вот и будет весело.

И я принимаюсь читать про себя недавно выученную постную молитву.



В комнатах тихо и пустынно, пахнет священным запахом. В передней, перед красноватой иконой Распятия, очень старой, от покойной прабабушки, которая ходила по старой вере, зажгли постную, голого стекла, лампадку, и теперь она будет негасимо гореть до Пасхи. Когда зажигает отец, — по субботам он сам зажигает все лампадки, — всегда напевает приятно-грустно: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко», и я напеваю за ним, чудесное:

И свято-е... Воскресе-ние Твое Сла-а-вим!

Радостное до слез бьется в моей душе и светит, от этих слов. И видится мне, за вереницею дней Поста, — Святое Воскресенье, в светах. Радостная молитвочка! Она ласковым счетом светит в эти грустные дни Поста.

Мне начинает казаться, что теперь прежняя жизнь кончается, и надо готовиться к тойжизни, которая будет... где? Где-то, на небесах. Надо очистить душу от всех: грехов, и потому все кругом — другое. И что-то особенное около нас, невидимое и страшное. Горкин мне рассказал, что теперь — «такое, как душа расстается с телом». Онистерегут, чтобы ухватить душу, а душа трепещет и плачет — «увы мне, окаянная я!» Так и в ифимонах теперь читается.

— Потому оничуют, что им конец подходит, Христос воскреснет! Потому и пост даден, чтобы к церкви держаться больше, Светлого Дня дождаться. И не помышлять, понимаешь. Про земное не помышляй! И звонить все станут: помни... по-мни!.. — поокивает он так славно.

В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест — по-мни.. по-мни... Это жалостный колокол, по грешной душе плачет. Называется — постный благовест. Шторы с окон убрали, и будет теперь по-бедному, до самой Пасхи. В гостиной надеты серые чехлы на мебель, лампы завязаны в коконы, и даже единственная картина, — «Красавица на пиру», — закрыта простынею. Преосвященный так посоветовал. Покачал головой печально и прошептал: «греховная и соблазнительная картинка!» Но отцу очень нравится — такой шик! Закрыта и печатная картинка, которую отец называет почему-то — «прянишниковская», как старый дьячок пляшет, а старуха его метлой колотит. Эта очень понравилась преосвященному, смеялся даже. Все домашние очень строги, и в затрапезных платьях с заплатами, и мне велели надеть курточку с продранными локтями. Ковры убрали, можно теперь ловко кататься по паркетам, но только страшно, Великий Пост: раскатишься — и сломаешь ногу. От «масленицы» нигде ни крошки, чтобы и духу не было. Даже заливную осетрину отдали вчера на кухню. В буфете остались самые расхожие тарелки, с бурыми пятнышками-щербинками, — великопостные. В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, ко торое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной... мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар — лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва... А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам... а кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то «коливо»! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а... великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками... а моченые яблоки по воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая «рязань»... а «грешники», с конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!.. Неужели и т а м, куда все уходят из этой жизни, будет такое постное! И почему все такие скучные? Ведь все — другое, и много, так много радостного. Сегодня привезут первый лед и начнут набивать подвалы, — весь двор завалят. Поедем на «постный рынок», где стон стоит, великий грибной рынок, где я никогда не был... Я начинаю прыгать от радости, но меня останавливают:

— Пост, не смей! Погоди, вот сломаешь ногу.

Мне делается страшно. Я смотрю на Распятие. Мучается, Сын Божий! А Бог-то как же... как же Он допустил?..

Чувствуется мне в этом великая тайна — Б о г.



В кабинете кричит отец, стучит кулаком и топает. В такой-то день! Это он на Василь-Василича. А только вчера простил. Я боюсь войти в кабинет, он меня непременно выгонит, «сгоряча», — и притаиваюсь за дверью. Я вижу в щелку широкую спину Василь-Василича, красную его шею и затылок. На шее играют складочки, как гармонья, спина шатается, а огромные кулаки выкидываются назад, словно кого-то отгоняют, — злого духа? Должно быть, он и сейчас еще «подшофе».

— Пьяная морда! — кричит отец, стуча кулаком по столу, на котором подпрыгивают со звоном груды денег. — И посейчас пьян?! в такой-то великий день! Грешу с вами, с чертяит, прости, Господи! Публику чуть не убили на катаньи?! А где был болван-приказчик? Мешок с выручкой потерял... на триста целковых! Спасибо, старик-извозчик, Бога еще помнит привез... в ногах у него забыл?! Вон в деревню, расчет!..

— Ни в одном глазе, будь-п-кой-ны-с... в баню ходил-парился... чистый понедельник-с... все в бане, с пяти часов, как полагается... — докладывает, нагибаясь, Василь-Василич и все отталкивает кого-то сзади. — Посчитайте... все сполна-с... хозяйское добро у меня... в огне не тонет, в воде не горит-с... чисто-начисто...

— Чуть не изувечили публику! Пьяные, с гор катали? От квартального с Пресни записка мне... Чем это пахнет? Докладывай, как было.

— За тыщу выручки-с, посчитайте. Билеты докажут, все цело. А так было. Я через квартального, правда... ошибся... ради хозяйского антиресу. К ночи пьяные навалились, — катай! маслену скатываем! Ну скатили дилижан, кричат — жоще! Восьмеро сели, а Антон Кудрявый на коньках не стоит, заморился с обеда, все катал... ну, выпивши маленько...

— А ты, трезвый?

— Как стеклышко, самого квартального на санках только прокатил, свежий был... А меня в плен взяли! А вот так-с. Навалились на меня с Таганки мясники... с блинами на горы приезжали, и с кульками... Очень я им пондравился...

— Рожа твоя пьяная понравилась! Ну, ври...

— Забрали меня силом на дилижан, по-гнал нас Антошка... А они меня поперек держут, распорядиться не дозволяют. Лети-им с гор... не дай Бог... вижу, пропадать нам... Кричу — Антоша, пятками режь, задерживай! Стал сдерживать пятками, резать... да с ручки сорвался, под дилижан, а дилижан три раза перевернулся на всем лету, меня в это место... с кулак нажгло-с... А там, дураки, без моего глазу... другой дилижан выпустили с пьяными. Петрушка Глухой повел... ну, тоже маленько для проводов масленой не вовсе тверезый... В нас и ударило, восемь человек! Вышло сокрушение, да Бог уберег, в днище наше ударили, пробили, а народ только пораскидало... А там третий гонят, Васька не за свое дело взялся, да на полгоре свалил всех, одному ногу зацепило, сапог валеный, спасибо, уберег от полома. А то бы нас всех побило... лежали мы на льду, на самом на ходу... Ну, писарь квартальный стал пужать, протокол писать, а ему квартальный воспретил, смертоубийства не было! Ну, я писаря повел в листоран, а газетчик тут грозился пропечатать фамилию вашу... и ему солянки велел подать... и выпили-с! Для хозяйского антиресу-с. А квартальный велел в девять часов горы закрыть, по закону, под Великий Пост, чтобы было тихо и благородно... все веселения, чтобы для тишины.

— Антошка с Глухим как, лежат?

— Уж в бане парились, целы. Иван Иваныч фершал смотрел, велел тертого хрену под затылок. Уж капустки просят. Напужался был я, без памяти оба вчерась лежали, от... сотрясения-с! А я все уладил, поехал домой, да... голову мне поранило о дилижан, память пропала... один мешочек мелочи и забыл-с... да свой ведь извозчик-то, сорок лет ваше семейство знает!

— Ступай... — упавшим голосом говорит отец. — Для такого дня расстроил... Говей тут с вами!.. Постой... Нарядов сегодня нет, прикажешь снег от сараев принять... двадцать возов льда после обеда пригнать с Москва-реки, по особому наряду, дашь по три гривенника. Мошенники! Вчера прощенье просил, а ни слова не доложил про скандал! Ступай с глаз долой.

Василь-Василич видит меня, смотрит сонно и показывает руками, словно хочет сказать: «ну, ни за что!» Мне его жалко и стыдно за отца: в такой-то великий день, грех!

Я долго стою и не решаюсь — войти? Скриплю дверью. Отец, в сером халате, скучный, — я вижу его нахмуренные брови, — считает, деньги. Считает быстро и ставит столбиками. Весь стол в серебре и меди. И окна в столбиках. Постукивают счеты, почокивают медяки и — звонко — серебро.

— Тебе чего? — спрашивает он строго. — Не мешай. Возьми молитвенник, почитай. Ах, мошенники... Нечего тебе слонов продавать, учи молитвы!

Так его все расстроило, что и не ущипнул за щечку.

В мастерской лежат на стружках, у самой печки, Петр Глухой и Антон Кудрявый. Головы у них обложены листьями кислой капусты, — «от угара». Плотники, сходившие в баню, отдыхают, починяют полушубки и армяки. У окошка читает Горкин Евангелие, кричит на всю мастерскую, как дьячок. По складам читает. Слушают молча и не курят: запрещено на весь пост, от Горкина; могут идти на двор. Стряпуха, стараясь не шуметь и слушать, наминает в огромных чашках мурцовку-тюрю. Крепко воняет редькой и капустой. Полупудовые ковриги дымящегося хлеба лежат горой. Стоят ведерки с квасом и с огурцами. Черные часики стучат скучно. Горкин читает-плачет:

— ..и вси... свя-тии... ангелы с Ним.

Поднимается шершавая голова Антона, глядит на меня мутными глазами, глядит на ведро огурцов на лавке, прислушивается к напевному чтению святых слов... — и тихим, просящим, жалобным голосом говорит стряпухе:

— Ох, кваску бы... огурчика бы...

А Горкин, качая пальцем, читает уже строго:

«Идите от Меня... в огонь вечный... уготованный диаволу и аггелам его!..»

А часики, в тишине, — чи-чи-чи...

Я тихо сижу и слушаю.



После унылого обеда, в общем молчании, отец все еще расстроен, — я тоскливо хожу во дворе и ковыряю снег. На грибной рынок поедем только завтра, а к ефимонам рано. Василь-Василич тоже уныло ходит, расстроенный. Поковыряет снег, постоит. Говорят, и обедать не садился. Дрова поколет, сосульки метелкой посбивает... А то стоит и ломает ногти. Мне его очень жалко. Видит меня, берет лопаточку, смотрит на нее чего-то и отдает — ни слова.

— А за что изругали! — уныло говорит он мне, смотря на крыши. — Расчет, говорят, бери... за тридцать-то лет! Я у Иван Иваныча еще служил, у дедушки... с мальчишек... Другие дома нажили, трактиры пооткрывали с ваших денег, а я вот... расчет! Ну, прощусь, в деревню поеду, служить ни у кого не стану. Ну, пусть им Господь простит...

У меня перехватывает в горле от этих слов. За что?! и в такой-то день! Велено всех прощать, и вчера всех простили и Василь-Василича.

— Василь-Василич! — слышу я крик отца и вижу, как отец, в пиджаке и шапке, быстро идет к сараю, где мы беседуем. — Так как же это, по билетным книжкам выходит выручки к тысяче, а денег на триста рублей больше? Что за чудеса?..

— Какие есть — все ваши, а чудесов тут нет, — говорит в сторону, и строго, Василь-Василич. — Мне ваши деньги... у меня еще крест на шее!

— А ты не серчай, чучело... Ты меня знаешь. Мало ли у человека неприятностей.

— А так, что вчера ломились на горы, масленая... и задорные, не желают ждать... швыряли деньгами в кассыю, а билета не хотят... не воры мы, говорят! Ну, сбирали кто где. Я изо всех сумок повытряс. Ребята наши надежные... ну, пятерку пропили, может... только и всего. А я... я вашего добра... Вот у меня, вот вашего всего!.. — уже кричит Василь-Василич и враз вывертывает карманы куртки.

Из одного кармана вылетает на снег надкусанный кусок черного хлеба, а из другого огрызок соленого огурца. Должно быть, не ожидал этого и сам Василь-василич. Он нагибается, конфузливо подбирает и принимается сгребать снег. Я смотрю на отца. Лицо его как-то осветилось, глаза блеснули. Он быстро идет к Василь-Василичу, берет его за плечи и трясет сильно, очень сильно. А Василь-Василич, выпустив лопату, стоит спиной и молчит. Так и кончилось. Не сказали они ни слова. Отец быстро уходит. А Василь-Василич, помаргивая, кричит, как всегда, лихо:

— Нечего проклажаться! Эй, робята... забирай лопаты, снег убирать... лед подвалят — некуда складывать!

Выходят отдохнувшие после обеда плотники. Вышел Горкин, вышли и Антон с Глухим, потерлись снежком. И пошла ловкая работа. А Василь-Василич смотрел и медленно, очень довольный чем-то, дожевывал огурец и хлеб.

— Постишься, Вася? — посмеиваясь, говорит Горкин. — Ну-ка покажи себя, лопаточкой-то... блинки-то повытрясем.

Я смотрю, как взлетает снег, как отвозят его в корзинах к саду. Хрустят лопаты, слышится рыканье, пахнет острою редькой и капустой. Начинают печально благовестить — помни... по-мни... — к ефимонам.

— Пойдем-ка в церкву, Васильевские у нас сегодня поют, — говорит мне Горкин.

Уходит приодеться. Иду и я. И слышу, как из окна сеней отец весело кличет:

— Василь-Василич... зайди-ка на минутку, братец.

Когда мы уходим со двора под призывающий благовест, Горкин мне говорит взволнованно, — дрожит у него голос:

— Так и поступай, с папашеньки пример бери... не обижай никогда людей. А особливо, когда о душе надо... пещи. Василь-Василичу четвертной билет выдал для говенья... мне тоже четвертной, ни за что... десятникам по пятишне, а робятам по полтиннику, за снег. Так вот и обходись с людьми. Наши робята хо-рошие, они це-нют...



Сумеречное небо, тающий липкий снег, призывающий благовест... Как это давно было! Теплый, словно весенний, ветерок... — я и теперь его слышу в сердце.

ЕФИМОНЫ

Я еду к ефимонам с Горкиным. Отец задержался дома, и Горкин будет за старосту. Ключи от свечного ящика у него в кармане, и он все позванивает ими: должно быть, ему приятно Это первое мое с т о я н и е, и оттого мне немножко страшно. То были службы, а теперь уж пойдут стояния. Горкин молчит и все тяжело вздыхает, от грехов должно быть. Но какие же у него грехи? Он ведь совсем святой — старенький и сухой, как и все святые. И еще плотник, а из плотников много самых больших святых: и Сергий Преподобный был плотником, и святой Иосиф. Это самое святое дело.

— Горкин, — спрашиваю его, — а почему стояния?

— Стоять надо, — говорит он, поокивая мягко, как и все владимирцы. — Потому, как на Страшном Суду стоишь. И бойся! Потому — их-фимоны.

Их-фимоны... А у нас называют — ефимоны, а Марьюшка-кухарка говорит даже «филимоны», совсем смешно, будто выходит филин и лимоны. Но это грешно так думать. Я спрашиваю у Горкина, а почему же филимоны, Марьюшка говорит?

— Один грех с тобой. Ну, какие тебе филимоны... Их-фимоны! Господне слово от древних век. Стояние — покаяние со слезьми. Ско-рбе-ние... Стой и шопчи: Боже, очисти мя, грешного! Господь тебя и очистит. И в землю кланяйся. Потому, их-фимоны!..

Таинственные слова, священные. Что-то в них... Бог будто? Нравится мне и «яко кадило пред Тобою», и «непщевати вины о гресех», — это я выучил в молитвах. И еще — «жертва вечерняя», будто мы ужинаем в церкви, и с нами Бог. И еще — радостные слова: «чаю Воскресения мертвых!». Недавно я думал, что это там дают мертвым по воскресеньям чаю, и с булочками, как нам. Вот глупый! И еще нравится новое слово «целому-дрие», — будто звон слышится? Другие это слова, не наши: Божьи это слова.

Их-фимоны, стояние... как будто та жизнь подходит, небесная, где уже не мы, а души. Там — прабабушка Устинья, которая сорок лет не вкушала мяса и день и ночь молилась с кожаным ремешком по священной книге. Там и удивительные Мартын-плотник, и маляр Прокофий, которого хоронили на Крещенье в такой мороз, что он не оттает до самого Страшного Суда. И умерший недавно от скарлатины Васька, который на Рождестве Христа славил, и кривой сапожник Зола, певший стишок про Ирода, — много-много. И все мы туда п р и с т а в и м с я, даже во всякий час! Потому и сгояние, и ефимоны, и благовест печальный — помни — по-мни...

И кругом уже все — такое. Серое небо, скучное. Оно стало как будто ниже, и все притихло: и дома стали ниже и притихли, и люди загрустили, идут, наклонивши голову, все в грехах. Даже веселый снег, вчера еще так хрустевший, вдруг почернел и мякнет, стал как толченые орехи, халва-халвой, — совсем его развезло на площади. Будто и снег стал грешный. По-другому каркают вороны, словно их что-то душит. Грехи душат? Вон, на березе за забором, так изгибает шею, будто гусак клюется.

— Горкин, а вороны приставятся на Страшном Суде?

Он говорит — это неизвестно. А как же на картинке, где Страшный Суд?.. Там и звери, и птицы, и крокодилы, и разные киты-рыбы несут в зубах голых человеков, а Господь сидит у золотых весов, со всеми ангелами, и зеленые злые духи с вилами держат записи всех грехов. Эта картинка висит у Горкина на стене с иконками.

— Пожалуй что и вся тварь воскреснет... — задумчиво говорит Горкин. — А за что же судить! Она — тварь неразумная, с нее взятки гладки. А ты не думай про глупости, не такое время, не помышляй.

Не такое время, я это чувствую. Надо скорбеть и не помышлять. И вдруг — воздушные разноцветные шары! У Митриева трактира мотается с шарами парень, должно быть, пьяный, а белые половые его пихают. Он рвется в трактир с шарами, шары болтаются и трещат, а он ругается нехорошими словами, что надо чайку попить.

— Хозяин выгнал за безобразие! — говорит Горкину половой. — Дни строгие, а он с масленой все прощается, шарашник. Гости обижаются, все черным словом...

— За шары подавай..! — кричит парень ужасными словами.

— Извощики спичкой ему прожгли. Не ходи безо времени, у нас строго.

Подходит знакомый будочник и куда-то уводит парня.

— Сажай его «под шары», Бочкин! Будут ему шары... — кричат половые вслед.

— Пойдем уж... грехи с этим народом! — вздыхает Горкин, таща меня. — А хорошо, стро-го стало... блюдет наш Митрич. У него теперь и сахарку не подадут к парочке, а все с изюмчиком. И очень всем ндравится порядок. И машину на перву неделю запирает, и лампадки везде горят, афонское масло жгет, от Пантелемона. Так блюде-от..!

И мне нравится, что блюдет.

Мясные на площади закрыты. И Коровкин закрыл колбасную. Только рыбная Горностаева открыта, но никого народу. Стоят короба снетка, свесила хвост отмякшая сизая белуга, икра в окоренке красная, с воткнутою лопаточкой, коробочки с копчушкой. Но никто ничего не покупает, до субботы. От закусочных пахнет грибными щами, поджаренной картошкой с луком; в каменных противнях кисель гороховый, можно ломтями резать. С санных полков спускают пузатые бочки с подсолнечным и черным маслом, хлюпают-бултыхают жестянки-маслососы, — пошла работа! Стелется вязкий дух, — теплым печеным хлебом. Хочется теплой корочки, но грех и думать.



— Постой-ка, — приостанавливается Горкин на площади, — никак уж Базыкин гроб Жирнову-покойнику сготовил, народ-то смотрит? Пойдем поглядим, на мертвые дроги сейчас вздымать будут. Обязательно е м у...

Мы идем к гробовой и посудной лавке Базыкина. Я не люблю ее: всегда посередке гроб, и румяненький старичок Базыкин обивает его серебряным глазетом или лиловым плисом с белой крахмальной выпушкой из синевато-белого коленкора, шуршащего, как стружки. Она мне напоминает чем-то кружевную оборочку на кондитерских пирогах, — неприятно смотреть и страшно. Я не хочу идти, но Горкин тянет.

В накопившейся с крыши луже стоит черная гробовая колесница, какая-то пустая, голая, запряженная черными, похоронными конями. Это не просто лошади, как у нас: это особенные кони, страшно худые и долгоногие, с голодными желтыми зубами и тонкой шеей, словно ненастоящие. Кажется мне, — постукивают в них кости.

— Жирнову, что ли? — спрашивает у народа Горкин.

— Ему-покойнику. От удара в банях помер, а вот уж и «дом» сготовили!

Четверо оборванцев ставят на колесницу огромный гроб, «жирновский». Снизу он — как колода, темный, на искрасна-золоченых пятках, жирно сияет лаком, даже пахнет. На округлых его боках, между золочеными скобами, набиты херувимы из позлащенной жести, с раздутыми щеками в лаке, с уснувшими круглыми глазами. Крылья у них разрезаны, и гнутся, и цепляют. Я смотрю на выпушку обивки, на шуршащие трубочки из коленкора, боюсь заглянуть вовнутрь... Вкладывают шумящую перинку, — через реденький коленкор сквозится сено, — жесткую мертвую подушку, поднимают подбитую атласом крышку и глухо хлопают в пустоту. Розовенький Базыкин суетится, подгибает крыло у херувима, накрывает суконцем, подтыкает, садится с краю и кричит Горкину:

— Гробок-то! Сам когда-а еще у меня дубок пометил, царство ему небесное, а нам поминки!.. Ну, с Господом.

В глазах у меня остаются херувимы с раздутыми щеками, бледные трубочки оборки... и стук пустоты в ушах. А благовест призывает — ио-мни... по-мни...

— В Писании-то как верно — «человек, яко трава»... — говорит сокрушенно Горкин. — Еще утром вчера у нас с гор катался, Василь-Василич из уважения сам скатывал, а вот... Рабочие его рассказывали, двои блины вчера ел да поужинал-заговелся, на щи с головизной приналег, не воздержался... да кулебячки, да кваску кувшинчик... Встал в четыре часа, пошел в бани попариться для поста, Левой его и парил, у нас, в дворянских... А первый пар, знаешь, жесткий, ударяет. Посинел-посинел, пока цирульника привели, пиявки ставить, а уж он го-тов. Теперь уж т а м...



Кажется мне, что последние дни приходят. Я тихо поднимаюсь по ступеням, и все поднимаются тихо-тихо, словно и они боятся. В ограде покашливают певчие, хлещутся нотами мальчишки. Я вижу толстого Ломшакова, который у нас обедал на Рождестве. Лицо у него стало еще желтее. Он сидит на выступе ограды, нагнув голову в серый шарф.

— Уж постарайся, Сеня, «Помощника»-то, — ласково просит Горкин. — «И прославлю Его, Бог-Отца Моего» поворчи погуще.

— Ладно, поворчу... — хрипит Ломшаков из живота и ынимает подковку с маком. — В больницу велят ложиться, душит... Октаву теперь Батырину отдали, он уж поведет орган-то, на «Господи Сил, помилуй нас». А на «душе моя» я трону, не беспокойся. А в Благовещенье на кулебячку не забудь позвать, напомни старосте... — хрипит Ломшаков, заглатывая подковку с маком. — С прошлого года вашу кулебячку помню.

— Привел бы Господь дожить, а кулебячка будет. А дишканта не подгадят? Скажи, на грешники по пятаку дам.

— А за виски?.. Ангелами воспрянут.

В храме как-то особенно пустынно, тихо. Свечи с паникадил убрали, сняли с икон венки и ленты: к Пасхе все будет новое. Убрали и сукно с приступков, и коврики с амвона. Канун и аналои одеты в черное. И ризы на престоле — великопостные, черное с серебром. И на великом Распятии, до «адамовой головы», — серебряная лента с черным. Темно по углам и в сводах, редкие свечки теплятся. Старый дьячок читает пустынно-глухо, как в полусне. Стоят, преклонивши головы, вздыхают. Вижу я нашего плотника Захара, птичника Солодовкина, мясника Лощенова, Митриева — трактирщика, который блюдет, и многих, кого я знаю. И все преклонили голову, и все вздыхают. Слышится вздох и шепот — «о, Господи...». Захар стоит на коленях и беспрестанно кладет поклоны, стукается лбом в пол. Все в самом затрапезном, темном. Даже барышни не хихикают, и мальчишки стоят у амвона смирно, их не гоняют богаделки. Зачем уж теперь гонять, когда последние дни подходят! Горкин за свечным ящиком, а меня поставил к аналою и велел строго слушать. Батюшка пришел на середину церкви к аналою, тоже преклонив голову. Певчие начали чуть слышно, скорбно, словно Душа вздыхает, —

По-мо-щник и по-кро-ви-тель
Бысть мне во спасе-ние...
Сей мо-ой Бо-ог...

И начались ефимоны, стояние.

Я слушаю страшные слова: — «увы, окаянная моя душе», «конец приближается», «скверная моя, окаянная моя... душе-блудница... во тьме остави мя, окаянного!..»

Помилуй мя, Бо-же... поми-луй мя!..

Я слышу, как у батюшки в животе урчит, думаю о блинах, о головизне, о Жирнове. Может сейчас умереть и батюшка, как Жирнов, и я могу умереть, а Базыкин будет готовить гроб. «Боже, очисти мя, грешного!» Вспоминаю, что у меня мокнет горох в чашке, размок пожалуй... что на ужин будет пареный кочан капусты с луковой кашей и грибами, как всегда в Чистый Понедельник, а у Муравлятникова горячие баранки... «Боже, очисти мя, грешного!» Смотрю на диакона, на левом крылосе. Он сегодня не служит почему-то, стоит в рясе, с дьячками, и огромный его живот, кажется, еще раздулся. Я смотрю на его живот и думаю, сколько он съел блинов и какой для него гроб надо, когда помрет, побольше, чем для Жирнова даже. Пугаюсь, что так грешу-помышляю, — и падаю на колени, в страхе.

Душе мо-я... ду-ше-е мо-я-ааа,
Возстани, что спи-иши,
Ко-нец при-бли-жа...аа-ется...

Господи, приближается... Мне делается страшно. И всем страшно. Скорбно вздыхает батюшка, диакон опускается на колени, прикладывает к груди руку и стоит так, склонившись. Оглядываюсь — и вижу отца. Он стоит у Распятия. И мне уже не страшно: он здесь, со мной. И вдруг, ужасная мысль: умрет и он!.. Все должны умереть, умрет и он. И все наши умрут, и Василь-Василич, и милый Горкин, и никакой жизни уже не будет. А на том свете?.. «Господи, сделай так, чтобы мы все умерли здесь сразу, а т а м воскресли!» — молюсь я в пол и слышу, как от батюшки пахнет редькой. И сразу мысли мои — в другом. Думаю о грибном рынке, куда я поеду завтра, о наших горах в Зоологическом, которые, пожалуй, теперь растают, о чае с горячими баранками... На ухо шепчет Горкин: «Батырин поведет, слушай... «Господи Сил»... И я слушаю, как знаменитый теперь Батырин ведет октавой —

Го-споди Си...ил
Поми-луй на-а...а...ас!

На душе легче. Ефимоны кончаются. Выходит на амвон батюшка , долго стоит и слушает, как дьячок читает и чита. И вот, начинает, воздыхающим голосом:

Господи и Владыко живота моего...

Все падают трижды на колени и потом замирают, шепчут. Шепчу и я — ровно двенадцать раз: Боже, очисти мя, грешного... И опять падают. Кто-то сзади треплет меня по щеке. Я знаю, кто. Прижимаюсь спиной, и мне ничего не страшно.



Все уже разошлись, в храме совсем темно. Горкин считает деньги. Отец уехал на панихиду по Жирнову, наши все в Вознесенском монастыре, и я дожидаюсь Горкина, сижу на стульчике. От воскового огарочка на ящике, где стоят в стопочках медяки, прыгает по своду и по стене огромная тень от Горкина. Я долго слежу за тенью. И в храме тени, неслышно ходят. У Распятия теплится синяя лампада, грустная. «О н воскреснет! И все воскреснут!» — думается во мне, и горячие струйки бегут из души к глазам. — Непременно воскреснут! А это... только на время страшно...»

Дремлет моя душа, устала...

— Крестись, и пойдем... — пугает меня Горкин, и голос его отдается из алтаря. — Устал? А завтра опять стояние. Ладно, я тебе грешничка куплю.

Уже совсем темно, но фонари еще не горят, — так, мутновато в небе. Мокрый снежок идет. Мы переходим площадь. С пекарен гуще доносит хлебом, — к теплу пойдет. В лубяные сани валят ковриги с грохотом: только хлебушком и живи теперь. И мне хочется хлебушка. И Горкину тоже хочется, но у него уж такой зарок: на говенье одни сухарики. К лавке Базыкина и смотреть боюсь, только уголочком глаза: там яркий свет, «молнию» зажгли, должно быть. Еще кому-то..? Да нет, не надо...

— Глянь-ко, опять мотается! — весело говорит Горкин. — Он самый, у басейны-то!..

У сизой басейной башни, на середине площади, стоит давешний парень и мочит под краном голову. Мужик держит его шары.

— Никак все с шарами не развяжется!.. — смеются люди.

— Это я-та не развяжусь?! — встряхиваясь, кричит парень и хватает свои шары. - Я-та?.. этого дерьма-та?! На!..

Треснуло, — и метнулась связка, потонула в темневшем небе. Так все и ахнули.

— Вот и развязался! Завтра грыбами заторгую... а теперь чай к Митреву пойдем пить... шабаш!..

— Вот и очистился... ай да парень! — смеется Горкин. — Все грехи на небо полетели.

И я думаю, что парень — молодчина. Грызу еще теплый грешник, поджаристый, глотаю с дымком весенний воздух, — первый весенний вечер. Кружатся в небе галки, стукают с крыш сосульки, булькает в водостоках звонче...

— Нет, не галки это, — говорит, прислушиваясь, Горкин, — грачи летят. По гомону их знаю... самые грачи, грачики. Не ростепель, а весна. Теперь по-шла!..

У Муравлятникова пылают печи. В проволочное окошко видно, как вываливают на белый широкий стол поджаристые баранки из корзины, из печи только. Мальчишки длинными иглами с мочальными хвостами ловко подхватывают их в вязочки.

— Эй, Мураша... давай-ко ты нам с ним горячих вязочку... с пылу, с жару, на грош пару!

Сам Муравлятников, борода в лопату, приподнимает сетку и подает мне первую вязочку горячих.

— С Великим Постом, кушайте, сударь, на здоровьице... самое наше постное угощенье — бараночки-с.

Я радостно прижимаю горячую вязочку к груди, у шеи. Пышет печеным жаром, баранками, мочалой теплой. Прикладываю щеки — жжется. Хрустят, горячие. А завтра будет чудесный день! И потом, и еще потом, много-много, — и все чудесные.

МАРТОВСКАЯ КАПЕЛЬ

...кап... кап-кап... кап... кап-кап-кап...

Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко — это весеннее, обещающее — кап-кап... Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю: это веселая мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель:

Под сосенкой — кап-кап...

Под елочкой — кап-кап...

Прилетели грачи, — теперь уж пойдет, пойдет. Скоро и водополье хлынет, рыбу будут ловить наметками — пескари-ков, налимов, — принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно — поплывет все Замоскворечье. Значит, зальет и водокачку, и бани станут... будем на плотиках кататься.

В тревожно-радостном полусне слышу я это, все торопящееся — кап-кап... Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.

.кап-кап... кап-кап-кап... кап-кап...

Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.

Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль — «взялась!». Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей кроватки сняли, когда я спал, — в доме большая стирка, великопостная, — окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет... — тра-та-та-та! А сегодня поедем с Горкиным за Москва-реку, в самый «город», на грибной рынок, где — все говорят — как праздник.

Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба Ангелы, — я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!

На крашеном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачны, что даже пузырики-глазочки видны и пятнышки... и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички, прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно — шары! Это мои шары гуляют: вьются за форточкой, другой уже день гуляют: я их выпустил погулять на воле, чтобы пожили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, — ну, совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, — я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто они спустились с неба, как Ангелы.

А блеска все больше, больше. Золотой искрой блестит отдушник. Угол нянина сундука, обитого новой жестью с пупырчатыми разводами, снежным огнем горит. А графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои... Рыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, — это какие подружились, даже покумились у кого-то на родинах, — самые веселые обои. И пушечка моя, как золотая... и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!..

И шум за окном, особенный.

Там галдят, словно ломают что-то. Крики на лошадей и грохот... — не набивают ли погреба? Глухо доходит через стекла голос Василь-Василича, будто кричит в подушку, но стекла все-таки дребезжат:

— Эй, смотри у меня, робята... к обеду чтобы..!

Слышен и голос Горкина, как комарик:

— Снежком-то, снежком... поддолбливай!

Да, набивают погреба, спешат. Лед все вчера возили.

Я перебегаю, босой, к окошку, прыгаю на холодный стул, и меня обливает блеском зеленого-голубого льда. Горы его повсюду, до крыш сараев, до самого колодца, — весь двор завален. И сизые голубки на нем: им и деваться некуда! В тени он синий и снеговой, свинцовый. А в солнце — зеленый, яркий. Острые его глыбы стреляют стрелками по глазам, как искры. И все подвозят, все новые дровянки... Возчики наезжают друг на дружку, путаются оглоблями, санями, орут ужасно, ругаются:

— Черти, не напирай!.. Швыряй, не засти!..

Летят голубые глыбы, стукаются, сползают, прыгают друг на дружку, сшибаются на лету и разлетаются в хрустали и пыль.

— Порожняки, отъезжай... чер-ти!.. — кричит Василь-Василич, попрыгивая по глыбам. — Стой... который?.. Сорок семой, давай!..

Отъезжают на задний двор, вытирая лицо и шею шапкой; такая горячая работа, спешка: весна накрыла. Ишь, как спешит капель — барабанит, как ливень дробный. А Василь-Василич совсем по-летнему — в розовой рубахе и жилетке, без картуза. Прыгает с карандашиком по глыбам, возки считает. Носятся над ним голуби, испуганные гамом, взлетают на сараи и опять опускаются на лед: на сараях стоят с лопатами и швыряют-швыряют снег. Носятся по льду куры, кричат не своими голосами, не знают, куда деваться. А солнышко уже высоко, над Барминихиным садом с бузиною, и так припекает через стекла, как будто лето. Я открываю форточку. Ах, весна!.. Такая теплынь и свежесть! Пахнет теплом и снегом, весенним душистым снегом. Остреньким холодочком с ледяных гор. Слышу — рекою пахнет, живой рекою!..

В одном пиджаке, без шапки, вскакивает на лед отец, ходит по острым глыбам, стараясь удержаться: машет смешно руками. Расставил ноги, выпятил грудь и смотрит зачем-то в небо. Должно быть, он рад весне. Смеется что-то, шутит с Василь-Василичем, и вдруг — толкает. Василь-Василич летит со льда и падает на корзину снега, которую везут из сада. На крышах все весело гогочут, играют новенькими лопатами, — летит и пушится снег, залепляет Василь-Василича. Он с трудом выбирается, весь белый, отряхивается, грозится, хватает комья и начинает швырять на крышу. Его закидывают опять. Проходит Горкин, в поддевочке и шапке, что-то грозит отцу: одеваться велит, должно быть. Отец прыгает на него, они падают вместе в снег и возятся в общем смехе. Я хочу крикнуть в форточку... но сейчас загрозит отец, а смотреть в форточку приятней. Сидят воробьи на ветках, мокрые все, от капель, качаются... — и хочется покачаться с ними. Почки на тополе набухли. Слышу, отец кричит:

— Ну, будет баловаться... Поживей-поживей, ребята... к обеду чтоб все погреба набить, поднос будет!

С крыши ему кричат:

— Нам не под нос, а в самый бы роток попало! Ну-ка, робят, уважим хозяину, для весны!

...И мы хо-зяину ува-жим,
Ро-бо-теночкой до-ка-жим...

Подхватывают знакомое, которое я люблю: это поют, когда забивают сваи. Но отец велит замолчать:

— Ну, не время теперь, ребята... пост!

— Огурчики да копустку охочи трескать, и без песни поспеете! — поокивает Василь-Василич.

Кипит работа: грохаются в лотки ледяные глыбы, скатываются корзины снега, позвякивает ледянка-щебень — на крепкую засыпку. Глубокие погреба глотают и глотают. По обталому грязному двору тянется белая дорога от салазок, ярко белеют комья.

— Гляди... там!.. — кричат где-то, над головой.

Я вижу, как вскакивает на глыбы Горкин, грозясь кому-то и за окном темнеет в шипящем шорохе. Серой сплошной завесой валятся снеговые комья, и острая снеговая пыль, занесенная ветром в форточку, обдает мне лицо и шею. Сбрасывают снег с дома! Сыплется густо-густо, будто пришла зима. Я соскакиваю с окна и долго смотрю-любуюсь: совсем метель, даже не видно солнца, — такая радость!



К обеду — ни глыбы льда, лишь сыпучие вороха осколков, скользкие хрустали в снежку. Все погреба набиты. Молодцам поднесли по шкалику, и, разогревшиеся с работы, мокрые и от снега, и от пота, похрустывают они на воле крепкими, со льду, огурцами, белыми кругами редьки, залитой конопляным маслом, заедают ломтями хлеба, — словно снежком хрустят. Хоть и Великий Пост, но и Горкин не говорит ни слова: так уж заведено, крепче ледок скипится. Чавкают в тишине на бревнах, на солнышке, слушают, как идет капель. А она уже не идет, а льется. В самый-то раз поспели: поест снежок.

— Го-ры какие были... а все упрятали!

Спрятались в погреба все горы. Ну, будто в сказке: Василиса-Премудрая сказала.

Ржут по конюшням лошади, бьют по стойлам. Это всегда — весной. Вон уж и коновал заходит, цыган Задорный, страшный с своею сумкой, — кровь лошадям бросать. Ведет его кучер за конюшни, бегут поглядеть рабочие. Меня не пускает Горкин: не годится на кровь глядеть.

По завеянному снежком двору бродят куры и голуби, выбирают просыпанный лошадьми овес. С крыш уже прямо льет, и на заднем дворе, у подтаявших штабелей сосновых, начинает копиться лужа — верный зачин весны. Ждут ее — не дождутся вышедшие на волю утки: стоят и лущат носами жидкий с воды снежок, часами стоят на лапке. А невидные ручейки сочатся. Смотрю и я: скоро на плотике кататься. Стоит и Василь-Василич, смотрит и думает, как с ней быть. Говорит Горкину:

— Ругаться опять будет, а куда ее, шельму, денешь! Совсюду в ее текет, так уж устроилось. И на самом-то на ходу... передки вязнут, досок не вывезешь. Опять, лешая, набирается!..

— И не трожь ее лучше, Вася... — советует и Горкин. — Спокон веку она живет. Так уж тут ей положено. Кто ее знает... может, так, ко двору прилажена!.. И глядеть привычно, и уточкам разгулка...

Я рад. Я люблю нашу лужу, как и Горкин. Бывало, сидит на бревнышках, смотрит, как утки плещутся, плавают чурбачки.

— И до нас была, Господь с ней... о-ставь.

А Василь-Василич все думает. Ходит и крякает, выдумать ничего не может: совсюду стек! Подкрякивают ему и утки: так-так... так-так... Пахнет от них весной, весеннею теплой кислотцою... Потягивает из-под навесов дегтем: мажут там оси и колеса, готовят выезд. И от согревшихся штабелей сосновых острою кислотцою пахнет, и от сараев старых, и от лужи, - от спокойного старого двора.

— Была как — пущай и будет так! — решает Василь-Василич. - Так и скажу хозяину.

— Понятно: так и скажи: пущай ее остается так.

Подкрякивают и утки, радостные, — так-так... так-так... И капельки с сараев радостно тараторят наперебой — кап-кап-кап... И во всем, что ни вижу я, что глядит на меня любовно, слышится мне — так-так. И безмятежно отстукивает сердце — так-так...


--------------------------------------------------------------------------------

http://exlibris.ng.ru/kafedra/2006-06-29/4_lenin.html

Как Ленин был женой Троцкого

Почему вождь революции похвалил белогвардейца Аркадия Аверченко
2006-06-29 / Рафаэль Соколовский


С твоей ли головой такой страной управлять, скажи, пожалуйста?
Л.Шматько. Выступление В.И. Ленина о плане ГОЭЛРО
Дважды Аркадий Аверченко обращался к Ленину с «приятельскими посланиями» («Мои симпатии и сочувствие Ленину», «Новый Сатирикон», 1918 г., № 12; «Приятельское письмо к Ленину», журнал «Зарница», Константинополь, 1921 г., № 15), высмеивая вождя революции, но они не удостоились ответа. В 1920 г. в Симферополе вышла книжка «Дюжина ножей в спину революции». Ленин и ее не заметил. Зато когда она была переиздана в 1921 г. в Париже, Владимир Ильич вдруг разразился похвалой в «Правде», назвав сатиру «озлобленного до умопомрачения белогвардейца»… талантливой. С чего бы?

В короткой рецензии на «Дюжину ножей в спину революции» комплименты рассыпаны щедрой рукой: «С поразительным талантом изображены впечатления и настроения представителей старой, помещичьей и фабрикантской, богатой и объедающейся России…», «Огнем дышащая ненависть делает рассказы Аверченко иногда – и большей частью – яркими до поразительности…», «Есть прямо-таки превосходные вещички, например, «Трава, примятая сапогами…».

Что ни слово, то панегирик. Однако иная похвала хуже хулы, тем более если исходит из уст явного недруга: а для Ленина Аверченко был злейшим классовым врагом. Примечательно, что это славословие, принятое у нас за чистую монету, сам писатель воспринял как очередной большевистский фарс. В интервью литовской газете «Эхо», напечатанном 9 января 1923 года, на вопрос о своем отношении к высокой оценке Лениным «Дюжины ножей», он отвечал: «Я, прочитав эту статью, сразу же организовал «Общество защиты писателей от ласкового обращения».

Нарцисс в литературе всегда ярок, потому что, любя в себе все, даже плохое, выглядит очень искренним

Если без предвзятости вчитаться в ленинские дифирамбы, становится очевидным: одобрительные оценки как бы вывернуты наизнанку, а похвала несет знак минуса: над чем Аверченко горюет, то вызывает у Ленина неподдельную радость. Так, в судьбе голодных и бесприютных беженцев в разоренной большевиками России писатель видит трагедию, а вождь революции – возмездие, поскольку они классовые враги. Для Аверченко, например, мальчик и девочка, лишенные детства, – боль, для Ленина рассказ «Трава, примятая сапогом» – лишь «превосходная вещичка». К слову, с такой точки зрения и «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева тоже, должно быть, симпатичная литературная штучка!

Аверченко с горечью рассказывает, что бывший директор огромного металлургического завода, изгнанный большевиками из Петрограда, стал теперь приказчиком комиссионного магазина. Ленин с удовольствием цитирует: «Приобрел некоторую опытность в оценке поношенных дамских капотов, приносимых на комиссию». Стоит вспомнить, что вместо изгнанных опытных хозяйственников командовать заводами и фабриками большевики поставили «красных директоров» – выдвиженцев из рабочих, что внесло свою лепту в разруху.

Контрапунктом книги «Дюжина ножей в спину революции» стала тема голода, и выразил ее Аверченко, пожалуй, сильнее всего в рассказе «Поэма о голодном человеке». В нем автор высказал горькое сожаление, что не учился в детстве музыке, которая одна только и могла передать страдания, испытываемые голодным человеком, потому что словами эти муки не выразить. Тем не менее Аверченко попытался рассказать, как бывшие петербуржцы собираются с подведенными от пайкового хлеба животами и устраивают пиршество воспоминаний: как они ели до революции. Вспоминают о бифштексах по-гамбургски, о жареной картошке и подливке, куда макали корочку белого хлеба. Казалось бы, отнюдь не лукуллов пир.

Послушаем Ленина: «До настоящего пафоса, однако, автор поднимается лишь тогда, когда говорит о еде. Как ели богатые люди в старой России, как закусывали в Петрограде – нет, не в Петрограде, а в Петербурге – за 14 с полтиной и за 50 рублей и т.д. Автор описывает это прямо со сладострастием: вот тут уж он ошибки не допустит. Знание дела и искренность – из ряда вон выходящие».

Что правда, то правда, любил грешным делом Аверченко вкусно поесть, понимал в гастрономии. Кстати, позволить себе попиршествовать за 14 рублей мог тогда человек среднего достатка, а вовсе не толстосум, не в пример нашим дням. Простой люд мог наесться досыта в трактире и за рубль, и за полтинник, о чем рецензент стыдливо умолчал, чтобы не испортить пафоса разоблачения.

В общем-то ничего предосудительного нет в том, что каждый жил в России, как и во всем мире, по средствам. Но те, кто ел и пил за рубль, понятно, завидовали тем, кто пил и ел за 14 рублей и тем более за пятьдесят. А в идеологии и психологии большевиков уравниловка во всем была как бы ключом к всеобщему счастью. Вот Ленин и сделал акцент на том, что Аверченко, мол, защищает обжирающихся, в то время как трудовая Россия живет впроголодь, а в Поволжье варят лебеду и едят человечину. Правда, он умолчал, кто виноват в разрухе, безработице, голоде, – и здесь самое поразительное. Советская власть мало что делала для спасения умирающих от голода и притом препятствовала всякой помощи от «неофициальных организаций и лиц». Виноваты были все, кроме самих большевиков, кто спровоцировал разруху, голод, изгнание и эмиграцию интеллигенции. Большевики, взяв бразды правления в свои руки, за все 70 лет советской власти так и не накормили народ: карточная система, очереди за всем – от хлеба до носков. Мы забыли слово «купить» и знали лишь слово «достать». Себя же партократия не обделяла: спецпайки, спецмагазины (так называемые закрытые распределители), спецстоловые, спецсанатории, спецбольницы, спецдачи, спецквартиры (они не ютились в коммуналках с одной кухней на десяток квартир) – бытовые заботы не должны были отвлекать вождей от «великих свершений», народу, увы, ничего не перепадало.

Похвалу Ленина восприняли как указание к действию, и прежде всего совет перепечатать некоторые рассказы, того заслуживающие. Произведения белоэмигранта прорвались к советскому читателю сначала в виде книжек карманного формата, изданных в различных библиотечках, а потом в 1927 году вышли сразу и «Развороченный муравейник», и двухтомник избранного. Видимо, кто-то спохватился наверху, что популяризация антисоветских произведений «озлобленного до умопомрачения белогвардейца» зашла далеко, и последовал запрет. Уже вышедшие издания были заключены в спецхраны и выдавались лишь особо доверенным лицам. Табу, наложенное на писателя, продолжалось более 30 лет, пока не умер Сталин, пока в 1964 году нам не дозволили познакомиться с тщательно отцензурованным избранным «Короля смеха». Однако лиха беда начало – Аверченко стали переиздавать, равно как и Тэффи, и Бухова, тоже бывших в опале.

В 1991 году издательство «Дружба народов» выпустило книгу Аверченко «Трава, примятая сапогом», куда включило «Дюжину ножей». По каким-то соображениям один из рассказов из книги исключили, хотя официально цензура была уже отменена. Крамольным произведением, исключенным из книги, оказался фельетон «Короли у себя дома», его персонажами послужили Ленин и Троцкий. Установить это удалось лишь по собранию сочинений Ленина, где отзыв на «Дюжину ножей», в отличие от сборников высказываний вождя о литературе для массового пользования, был приведен полностью. Там было сказано: «Когда автор свои рассказы посвящает теме, ему неизвестной, выходит нехудожественно. Например, рассказ, изображающий Ленина и Троцкого в домашней жизни. Злобы много, но только не похоже, любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недостатков у Ленина и Троцкого много во всякой, в том числе, значит, и в домашней жизни. Только, чтобы о них талантливо написать, надо их знать. А вы их не знаете».

С чего бы то вдруг Аверченко взялся описывать быт вождей, в самом деле не имея о нем ни малейшего представления? Непонятно! Лишь знакомство с самим фельетоном «Короли у себя дома» позволило разгадать причину, почему вокруг него творилась такая чертовщина.

Вопреки утверждению Ленина «Короли у себя дома» – вовсе не рассказ, а фельетон, построенный на фарсовой ситуации, с откровенным окарикатуриванием персонажей. Аверченко использовал обычный для себя фельетонный прием – помещать своих героев в абсурдные обстоятельства, в данном случае изобразив Ленина и Троцкого в виде супружеской пары, отчего они выглядят особенно нелепо и смешно. Очевидно, что речь идет вовсе не о домашней жизни и Ленина и Троцкого. Семейный сюжет позволил высветить, что скрывается за внешней благопристойностью во взаимоотношениях двух большевистских лидеров. Пикантность ситуации заключена в том, что Ленину отведена роль, пардон, супруги «этой проститутки Троцкого»!

Ситуация подчеркнуто тривиальная: муж (Троцкий) уткнулся в газету за завтраком, а жена (Ленин), естественно, недовольна тем, что супруг не уделяет ей внимания. А поскольку перед нами сильно политизированная семья, то и разговор, понятно, ведется вокруг политического момента в стране. Именно погружение большевистских лидеров в бытовую, семейную обстановку и создает комический эффект, присущий сатирическому способу воспроизведения жизни. Между Лениным-женой и Троцким-мужем происходит перепалка: «Да брось ты свою газету! Вечно уткнет свой нос так, что его десять раз нужно спрашивать. – Да оставь меня в покое, матушка. Не до тебя тут… Кременчуг взят. На Киев идут. Понимаешь? – Что ты говоришь! А где же наши доблестные полки, авангард мировой революции?.. – Доблестные? Да моя бы воля, так я бы эту сволочь…»

Не обошлась эта «семейка» без обсуждения дороговизны на базаре:

«…Устроили страну, нечего сказать: на рынке ни к чему приступа нет, – жалуется Ленин-жена, – курица – 8000 рублей, крупа – 3000, масло… э, да что там говорить!! Ходишь на рынок, только расстраиваешься».

Ленин в роли домашней хозяйки жалуется на непорядки, в коих сам виноват. Возможности лишний раз проехаться по большевистским вождям писатель не упускал, и на этот раз он вкладывает в уста Ленину реплику, адресованную Троцкому: «Ну, с твоей ли головой такой страной править, скажи, пожалуйста?!» – «Проклятая баба!» – не остается в долгу Троцкий-муж. И как обычно, семейная грызня завершается примирением. «Вот так просто живут коронованные особы, – иронизирует Аверченко. – Горностай и порфира – это на людях, а у себя в семье, когда муж до слез обидит, – можно и в затрапезный шейный платок высморкаться».

Бедный Апис, Владимир Ильич! Совсем потерял свой божественный статус, осмеянный Аверченко в фарсе на большевистских вождей.

Лишь теперь, после знакомства с фельетоном «Короли у себя дома», стало понятным, почему Ленин, обремененный государственными делами, взялся за перо, чтобы «похвалить» книгу, полную проклятий революции и большевикам. Видимость объективности – похвала книги в целом – позволяла отмести фельетон, где он выставлен в самом неприглядном карикатурном облике. Так что ссылки на незнание реалий домашней жизни вождей не убеждают – это все фельетонная условность, к которой обычно прибегал Аверченко. Не о домашней жизни идет речь, как пытался представить в своем отклике Ленин, совсем о другом...

Случай с «Дюжиной ножей», когда нам разрешалось судить о произведениях с чужих слов, так как сами они были недоступны, послужил уроком для дальнейших разборок идеологических опричников с писателями, художниками, композиторами, театральными деятелями и создавало беспредел для манипулирования общественным мнением. Нам преподносилась единственно правильная непререкаемая точка зрения, которую нельзя было оспорить, потому что недоступен был первоисточник. А недоступен он был потому, что заведомо считался крамольным и чтение его преследовалось по закону – в разное время в советском Уголовном кодексе существовала политическая статья: при Сталине – 58-я, при Брежневе – 70-я. Они предусматривали уголовные наказания за хранение и распространение антисоветских произведений. А чтобы направлять интеллигенцию по правильному пути, в руководители творческих союзов «избирались» люди с «партийной косточкой» или из гэбэшников, и они решали за нас, что можно, а что нельзя читать, смотреть, слушать, оберегая нас от инакомыслия, от чуждой социалистическому реализму буржуазной эстетики. При том, что сами были не ахти как подкованными в вопросах литературы и искусства, судили прямолинейно и примитивно. Но зато бдели, предписывая творить по гулаговским законам: шаг в сторону от железных скрижалей соцреализма – идеологическая диверсия.

Вспомните, как была изъята гебистами рукопись Гроссмана «Жизнь и судьба» за то, что в ней была сказана не та правда, которая угодна идеологической охранке. Примерно тридцать лет понадобилось роману «Дети Арбата» Рыбакова, чтобы пробиться к читателям: хотя культ личности Сталина и репрессии были давно осуждены.

Вынужденные печататься за рубежом советские писатели подвергались травле, как, например, Пастернак, или высылались из страны, как Солженицын, или приговаривались судом к наказанию в лагерях, как Синявский и Даниэль. Во всех случаях нам преподносились негативные оценки их творчества, состряпанные самым чудовищным способом: образы художественных произведений отождествлялись с авторами и им приписывались поступки, высказывания персонажей, а затем писатели, оговоренные таким образом, объявлялись носителями еретических идей, клеветниками на советскую действительность и т.п. Представьте себе: если б русская критика идентифицировала, скажем, Ставрогина с Достоевским! Да ничего подобного никому в голову прийти не могло! Сочли бы шизофренией! А у нас литературная шизофрения процветала.
Вот каким оказался ленинский урок, преподнесенный небольшой рецензией в «Правде» в далеком 1921 году.

Ну это уже что-то. Помню в 2003 году было 89%, тогда наш регион своими верноподданическими показателями соревновался лишь с замиренной обильными денежными вливаниями Чечней. В тот год я, будучи главредом независимого еженедельника, разразился гневной статьей по сему поводу. Газету через несколько месяцев прикрыли.

Сегодня вновь бегал по инстанциям, заполнял всякие-разные бумажки, и случайно в очереди подслушал разговор нескольких дам.

- Представляете, 79%, куда это годится, это никак не может быть правдой!
- А что вы хотите, Татарстан всегда отличался умением лизать (мороженое - корр.).
- Стыдно то как, у нас же в конце концов не одни колхозники живут.
- Я про этого Шаймиева все прекрасно поняла еще во времена ГКЧП. Когда в Москву ввели танки он выступил по телевидению с поддержкой путчистов, а когда верх взял Ельцин - резко сменил тональность.

Кто-то может подумать, что после подобных итогов и вовсе не стоит ходить на выборы. Не согласен. Я вот ходил, успел к самому закрытию. Причем, голосовал не "за" (ибо меня лишили такой возможности поначалу уничтожив блок "Родина", а затем не допустив до выборов "Народный Союз"), а скорее "против". И вы думаете, что власть не мониторит ситуацию? Пускай по ТВ говорят одно, но в кремль, я уверен, идут совершенно иные сигналы. А там, по моему скромному мнению, сидят не полные отморозки в духе покойного Туркменбаши. Эти люди ох как не хотят, чтобы почва под ногами зашаталась. Поэтому голосовать обязательно нужно.

Ну и на сладкое предлагаю комментарий Шаймиева к прошедшим выборам:
Казань, 2 марта, «Татар-информ», Сергей Семеркин). Предварительные итоги прошедших накануне выборов депутатов Государственного Совета РТ четвертого созыва сегодня прокомментировал Президент Татарстана Минтимер Шаймиев на состоявшейся в Казанском Кремле пресс-конференции.

Согласно данным ЦИК РТ, на данный момент обработано более 90 процентов протоколов избирательных комиссий. «Единая Россия» набрала 80,44 процента голосов, КПРФ – 10,83 процента, «Справедливая Россия» – 4,41 процента, ЛДПР - 2,88 процента голосов избирателей республики. Таким образом, пока в парламент Татарстана проходят 2 партии, набравшие более 7 процентов голосов. Что касается голосования по одномандатным округам, то кандидаты от «Единой России» получают 42 мандата из 50, самовыдвиженцы – 7.

Как заявил Минтимер Шаймиев на пресс-конференции, итоги выборов показывают, что люди верят партии "Единая Россия". Подобное доверие ко многому обязывает. Такого внушительного успеха партия смогла добиться благодаря активной предвыборной работе, считает он.

По словам Президента РТ, за время предвыборной кампании люди активно шли на встречи с кандидатами, они хотели услышать, как партия власти реагирует на те или иные проблемы, которые возникают в условиях мирового экономического кризиса. Обстановка на этих встречах была доброжелательной. Конструктивный подход "Единой России" без лишних обещаний сказался на итогах выборов.

"Избрав такой состав Государственного Совета РТ, мы сделали большое дело", - подчеркнул Минтимер Шаймиев. По его словам, новый состав парламента будет конструктивно взаимодействовать со всеми ветвями власти и со всем населением республики, что очень важно.

Президент РТ отметил, что в парламент Татарстана прошли 2 партии - "Единая Россия" и КПРФ. Из депутатов, избирающихся по одномандатным округам, в парламент, возможно, пройдут представители СПС, ЛДПР и "Справедливой России". Такой будет "палитра" политических партий в Госсовете РТ.

По словам главы республики, выборы 1 марта прошли без серьезных нарушений. По данным правоохранительных органов в день голосования поступило 8 исковых заявлений. Из них 7 - от одномандатников, и 1 - от территориальной избирательной комиссии. Все иски своевременно рассмотрены судами и оставлены без удовлетворения.

"Мы не можем не быть довольными итогами выборов. Сейчас надо провести организационную сессию Государственного Совета РТ в надлежащие сроки, и начинать работать", - заявил Минтимер Шаймиев.

На вопрос генерального директора информационного агентства "Татар-информ" Леонида Толчинского о кандидатуре спикера для нового состава парламента Татарстана, Президент РТ заметил: "Раньше этот вопрос обсуждался у первого секретаря обкома. Сейчас такого порядка нет, и я не вношу кандидатуру Председателя Государственного Совета РТ. Как сопредседатель партии "Единая Россия" я бы просил Фарида Мухаметшина и дальше возглавлять парламент. Он прирожденный спикер и у него есть большой опыт работы в парламенте Татарстана".

С опозданием прошу у всех прощения: прстите если что сказал или сделал не так, обидел кого-то. Ну и особенно за то, что мало комментирую в дневниках своих ПЧел, просто, в связи с нынешней своеобразной экономической ситуацией у меня на это практически нет времени. Каюсь :-)
Вчера с женой были в Чистополе на масляничных гуляниях. Все-таки как выгодно отличаются малые города от больших, особенно если их руководство печется о сохранении их исторического облика. В благословенные имперские времена Чистополь был городом купеческим, отсюда и обилиие красивейших особняков. При этом главы состоятельных семей вовсе не стремились отправлять своих чад в Казань, поскольку искренне полагали, что большой город ничему хорошему научить не может.
Безусловно, советское время местами наложило на городок свой дурной отпечаток, в стройные улицы кое-где вклинились урудливые прямоугольные домины из селикатного кирпича или бетонных блоков, окраины застроили безликими хрущевками. Но все-таки центр сумел сохранить свое обаяние. Очень символичен тот момент, что на одной из площадей, за спиной обязательного болвана лысому картавцу, стоял по-провинциальному пафосный совдеповский дом культуры, который до нынешних дней не дожил - развалился сам собой. А старинные особняки стоят, подновленные, красивые, с искусной лепниной фасадов, изящными наличниками.
Это выгодно отличает Чистополь от Казани, которая в новотатарские времена лишилась практически всей неповторимости своей старинной архитектуры, застроенная новоделами. И что особо приятно - обедали мы в настоящем русском ресторанчике, которых в Казани днем с огнем не сыщешь - сплошные суши да пиццерии, чуть реже - татарская кухня.У нас и Масленицу не гуляют. А Чистополь - городок с преимущественно русским населением, посему там, видимо, и чтят славные традиции.
Конечно, мы все опьянели от его чистейшего воздуха, который после казанского газового коктейля, хотелось пить большими глотками. И от этой размеренной и степенной жизни. Понимаю, что у этого, наверняка, есть и обратная сторона, что чистопольцы, наверняка, живут беднее казанцев. Не случайно я приметил на гуляниях стайки пацанят в черном - типичный, к сожалению, признак небольших российских городов. В Казани подобного уже не заметишь, по крайней мере в глаза не бросается. Однако, должен также заметить и то, что вели себя подростки вполне миролюбиво.
И еще в ходе прогулок по Чистополю мне не покидало ощущение дежа вю. Можете считать меня пристрастным, но подобные маленькие русские городки, как мне кажется, очень похожи на аналогичные сербские - те, что располагаются на северо-западе ареала обитания этого народа (не слишком зоологически получилось?). Я, конечно, не был в Воеводине и, соответсвенно, в Сремских Карловцах, но по видео-фильмам могу судить - похоже. А уж если говорить о северо-западной окраине республики боснийских сербов, которую посетил в прошлом году, могу уже точно утверждать - один в один. Дух, настроение, обаяние: те же красивые домики с лепными фасадами, мощеные улочки, старинные металлические фонари, круглые афишные тумбы... Так что Чистополь и Козарска Дубица - близницы братья :-)