Время домашнего затворничества подходит к концу, основной привилегией - погружением в чтение я воспользовался не вполне, но в один вечер (на это ушёл бы в обычной жизни, наверное, месяц) я закончил "Географ глобус пропил" и принялся за "Луну и грош". Долгое время я находился под обаянием формалистской и вообще лишённой здравомыслия прозы. А открыв Иванова, стал благосклоннее к реализму. Его "Золото бунта" поразило меня грандиозной, эпической самобытностью. Однако в "Географе", мне показалось, постановочность взяла верх над художественностью, а фирменные ивановские метафоры вмонтированы в текст слишком предумышленно. Что касается Моэма, почему-то у меня держалось стойкое мнение о нём как о беллетристе, и оно было связано с тем же фактором постановочности. Раз Моэм легко ставится, значит проза его бедна вербальными образами, думал я. Это не так, и спасибо переводчику, стилизовавшему, если я правильно это почувствовал, психологизм Моэма под лучшие образцы русской классики.

Она жена своего мужа, живёт где-то в Южной Баварии, а когда-то в простой джинсовке, надетой поверх платья, ждала меня на туристоустойчивой, как диабаз в Воронцовском парке, брусчатке, примиряющей с вокзалом, как паркет с коммуналкой. Я сразу спросил, сколько будем стоять в Запорожье. Вы с ума сошли, ответила проводница. Там остановка минуты четыре. Спросил в Туле. В Фатеже. Ещё в каком-то городе. Если от женщины слышишь: вы с ума сошли! – это вселяет надежду. Наконец, заваривая чифирь у титана, договорился, что выпустит. Ночью вспыхнули белые лампы, и в вагон вошли люди в мундирах с зелёными отворотами. Пассажиры стонали во сне и корчились, как в операционной. Я прочитал килограмм газет, положив голову на цепь верхней полки. Вот мундиры ушли, погас свет, тормоза выдали фугу, заскрипел оргалит купе. Спохватившись, я ощупью написал ей письмо с шутливым пророчеством. У нас было 2.58 и 1.02 – на подножке поезда. В шесть утра лязгнула дверь, и в ноздри ударило дёгтем. Ещё не проснулся плебс от мандража трамваев, солнце куцее, как борода Джемаля, просвечивало сквозь чумазые небеса. Она подбежала и, почти выскальзывая из платья, пряча взгляда счастливого всполохи, застыла в моих объятьях, вся замешанная из тамошней глины. На перроне любой разговор бесплоден: всего несколько слов, сказанных невпопад, - и в ласковые, как листопад, ладони, я вкладываю письмо, где обещаю ей брак на чужбине, отъезжая в симферопольский полдень.

Окстябрь... Всегда, заметил, у меня палец срывается в этом слове и получается этот "окстябрь". Окстись: скоро ноябрь, а там и зима. Мне приснился заснеженный город - в первом снегу, который в снах не бывает холодным. Начинают пылиться на кухне ветки крымского лавра, вянуть собранные яблоки - в урожайном угаре в схватке с ними однажды я потерял устойчивость и вернулся в город пострадавшим - сук яблони упал на ногу. Истёк срок банковской карты, окислились клеммы в аккумуляторе (машина не открывается дистанционно), с обеих работ нервирующие звонки... Но яркие сны, первый за последние годы прочитанный - проглоченный за один вечер роман ("Географ глобус пропил"), и самое главное: когда ты физически беспомощен, тебе эффективнее всего проверять окружающих на вшивость. Сегодня пасмурно, небо застёгнуто настежь, кажется, опиши свою жизнь сейчас - и это описание будет выглядеть как предсмертная записка... Но воздух светлый, субботний, звонкий, и пение птиц за окном весёлое. Вчера в окно влетела синица, но лень было за фотоаппаратом ковылять на костылях. На мне адидасовские штаны и спортивная куртка, я почти не схожу с оборудованного на кухне места. Пью пустырник и выкуриваю по две пачки сигарет в день. Я спокоен.

Друзья купили мне билет в театр порнопантомимы, я пришёл в него; в зале, в котором никого кроме меня не было, выключили свет. Чёрная портьера висела у меня на расстоянии вытянутой руки, соответственно левая кулиса была прямо возле моего виска. Вдруг портьера отдёрнулась, из-за неё брызнул дневной свет, и из-за кулисы, так, что я вздрогнул, показалось лицо, изображающее какую-то мимическую игру. Лицо, благородное, белое, принадлежащее молодому человеку, находилось очень близко от меня, можно было укусить или поцеловать его; я ждал предусмотренного сценарием появления обнажённой артистки. Но неожиданно спектакль прервался, и я, человек с ограниченными возможностями (мы не любим, когда прибавляют: "...здоровья", потому что мы все здоровы), вышел на улицу. Следом за мной вышла и пошла рядом эта неявленная актриса, конечно же, одетая. Некоторое время мы шли молча. Её немного утиный профиль, который я разглядел, не смутил меня, напротив, девушка благодаря ему выглядела весьма задорной. Лето было в самом разгаре, улицы немноголюдны, а зелень деревьев в нежности своей ещё выглядела первородной. Сожалею, что спектакль отменён, сказала она, и протянула мне конверт с деньгами. Я шёл, раскачиваясь на костылях, она ступала рядом, с заметным усилием замедляя свою походку. "Зачем мне это возвращать? - удивился я, напуская на себя строгость. - Оставьте. Странно, что вы отменили. Было мало одного зрителя? Но я знаю - оплачен весь зал, и в этом конверте лежит для вас неплохой гонорар. Что же произошло?" Девушка промолчала, но мне показалось, что она не ожидает от меня серьёзного раздражения, что она будет идти со мной, пока я её не отгоню, что даже на мои дальнейшие вопросы у неё приготовлены ответы и, наконец, что она заинтригована больше меня. "Пойдёмте присядем в тень на скамеечку, - сказал я. - Жарко сегодня".

Есть женщины, которые в отдельных ситуациях, когда надо быть хорошей, ведут себя как плохие, а в ситуации, когда надо быть плохой, они хорошие. Это неправильно не только стратегически, это вообще не соответствует духу женщины, с такими женщинами трудно, приходится дорисовывать их образ в более плохой или реабилитировать его до хорошего во всяком необходимом случае. Напротив, есть женщины, которые в нужное время плохие и в нужное время хорошие. Это им надо тонко чувствовать, когда быть какой. Нахождение здесь правильного баланса и является секретом женской власти над мужчинами. В этом плохом и хорошем заключено бесчисленное множество свойств-антиподов: слабость, толерантность, фривольность, нарциссизм, с одной стороны, с другой - самореализация, принципиальность, целомудренность, самопожертвование. Ведь имея дело с женщиной, мы имеем дело с натурой диалектичной. Всё остальное - вес, параметры, улыбка, волосы и т.д.- уже не относится к магии, это эстетика, которая, конечно, тоже может быть волнующей, но она не рассчитана на долговременное воздействие. Найдите мне самую-рассамую красотку, и я найду вам человека, которого она перестала привлекать - деликатно перефразирую известное изречение. Хорошее и плохое - это как живая и мёртвая вода, это заложено природой. Женщина - сосуд с этой водой. Симуляция напрасна, флюиды женщины свидетельствуют о свойствах её эликсира.

Здесь я на стороне Исаева и выражаю ему сочувствие. В обществе с низкой индивидуальной культурой подобные эксцессы большинству сходят с рук, а на Исаева ополчилась вся злопыхательская блогерская среда, совершив подмену терминов - ведь дебоша не было. Дебоша не было, дебош не может состояться без рукоприкладства, соответственно травм и пострадавших. Был, как я понимаю, разговор на повышенных тонах со стюардессой, возможно, прозвучала значимая для клиента просьба разместить помощника в бизнесе, но разве стюардесса не специально обученный человек, чтобы не использовать навыки лабильности и не суметь избежать конфликта? Понятно, что всё это интерпретации, и свидетельств чувствительной российской публики против Исаева множество, но нет одного - свидетельства о состоявшемся дебоше. Он не рвал на стюардессе одежду и ни одному пассажиру не проколол глаз шариковой ручкой, полиции сопротивление не оказал. Ну накричал, ну размахивал корочкой, находясь в возбуждённом, импульсивном состоянии. Можно допустить, что он страдает аэрофобией, и такие есть почти на каждом рейсе. Но он интеллигентный человек, носит очки. Уверен, если бы инцидент протекал во время полёта, сотрудники Аэрофлота проявили бы уступчивость и у командира не было бы причин для экстренной посадки. А если уж так говорить, всего лишь надо было - налить ему сухенького.  Нет в арофлотовском сервисе приёмов психологической поддержки пассажиров.

Бой на 26 миллионов, и чтоб я за него не сказал два слова? Нет, послушайте. Мне хочется запустить костылём в спикера, который говорит, что Кличко гений. Но я сохраняю самообладание и заявляю: Кличко не гений, а опасливый верзила с впечатляющим мышечным рельефом и всё. Впервые увидев его на ринге, я перестал интересоваться боксом, как в известный момент перестал интересоваться политикой. Нет красивого бокса, если вместо бойца на ринге прагматичная VIP-персона, как нет красивой политики, если вместо людей, способных совершить разворот над Атлантикой, мы имеем убийственно скучную номенклатуру. Кличко профессионал - я же не спорю, но в том смысле, что узкоспециально срывает куш. Это даже не энергосберегающий боксёр, это ленивый боксёр. КПД дачника, копающего картошку на огороде, выше, чем КПД Кличко в этот 12-раундовый бой. Кто видел, что Кличко атакует? Атаковать - это значит идти на сближение, а это рискованно, тем более при всё время открытом корпусе, а когда боксёр при явном антропометрическом преимуществе только контратакует, героического в этом мало. Ни зрелища, ни боя. Вообще много титулованных бойцов, но мало титульных боёв. И если в боксе ноги не участвуют, разве это бокс? Бесконечные рыдания и, извините, прокрастинации в клинчах. А теперь Поветкин. Поветкин не оправдал наших слабых надежд. Но нужно отметить, что у него восхитительный удар сверху правой. По крайней мере два таких удара, правда, в воздух, я увидел своими близорукими глазами. Очень эффектные, резкие боковые сверху, ими можно было любоваться. Ну не реализовал он их, ладно. Стойкий, и то хорошо. Однако сентиментальная увертюра Поветкина, футболка с коловратами, пафос честности - увольте. Русские - коварный, изворотливый, склонный к фантазии и финтам народ, да почитайте хоть фольклор. И вот с такой концепцией можно победить, а не с опущенной головой и настырным зарыванием под мышку сопернику.

На широком белом подоконнике - красный цветок греческой герани с миниатюрными лепестками - дамскими ноготками, а ещё бутылка "Буратино" и стакан с толстым дном (наверное, под виски), чаша из коричневого стекла с немного увядшей антоновкой, пачка "Винстона" и экран вот с этими буквами, здесь написанными. Шпарит чугунная батарея, приоткрытая дверь с сорванным шпингалетом свободно пропускает не по-осеннему нежный, хоть и студёный ветер, освежающий лицо. За вертикальными жалюзи - балкон довольно просторный, незастеклённый, со стоящим дыбом велосипедом, сушится на верёвке бельё, огни окон дома напротив мерцают от колеблющихся веток. Октябрь. И вроде бы заглядывать вперёд довольно поздно, но почему-то кажется, что вся жизнь была неправдой, а правда впереди, начиная с сейчас. Если правда - это чистое безоценочное и счастливое созерцание и покой, то так и есть. Жизнь только робко начинается, колеблющаяся, как этот мимолётный лист.

Многоуважаемые дамы и господа, мне приснилось, что я летаю - парю и рею над просёлочной дорогой Электроугли - Горьковское болото. Дорога совсем пуста, я плыву со скоростью аэростата, но без всякого аэростата, - плавно, на высоте около километра над землёй, и смотрю на эту дорогу - прямую и знакомую, по обеим сторонам которой жёлтые поля. И мне хорошо.  Может, я насмотрелся видов с птичьего полёта - крымских гор, сфотографированных этим летом, может, ещё что, но очевидно, что неправду говорят, что если летаешь во сне, значит растёшь. Ну какое растёшь - усыхаешь скорее. Прицепленный к моему поясу какой-то страховочный тросик цепляется за линии электропередачи, а мне всё нипочём.

Флюоресцирующая по вечерам серость, пламенеющая готика клёнов, зевотная синергия уныния и стужи. Серость и розовые мокасины. Ночью метрополитен превращается в парижский. Серость и фиолетовые кочаны декоративной капусты на ВДНХ. Серость и немецкая строгость лучевых липовых аллей в Кусково. Шикарный вид, как сказал бы Япончик. На дорогах, как в общем и целом по стране, возвращение 90-х. Поневоле задумываешься: Москва - вечно пополняемый новичками конгломерат, в котором общественные (местные) договорённости не успевают выкристаллизовываться, потому что культурные модели поведения, привнесённые из Европы, похериваются хамством и ухарством транзитёров. Редко удаётся, но иногда нестерпимо любопытно взглянуть на очередного пилота после его финта на дороге или на автора элегического осеннего листа на номерном знаке. Эпидемии дурновкусия и депрессии захватывают всех и долго сходят на нет. Вылинявшая реклама на бортах "Газелей" - ухоженная леди с розовощёкой дочерью на фоне кусков ветчины. Вчера на проспекте Мира: "ВАЗ" с бояном на заднем стекле "Ненавижу дачников". Cегодня на Сельскохозяйственной: евроглазый менеджер в иномарке, стекла наглухо закрыты, поворотник не включён - пытается влезть справа, а голову повернуть стрёмно, оппоненту в глаза посмотреть. Не мужик, а улитка. Рыжеволосые, называющие себя в соцсетях блондинками, на красных ландо и в чёрных грузовичках тоже любят объезжать справа. Правый ряд вообще парадоксально привлекательнее в плане объезда пробок, хоть и рискованнее... Да не кричите вы так, а то простудитесь, сказал бы Япончик.