Александр Вольдемар родился со всех сторон немцем, хоть и внебрачным. Так как папенька был бароном Остен-Сакеном, молодому человеку дали фамилию Остенек. Так уж тогда было принято - внебрачный потомок получал обрезанную фамилию. Например, Бецкой или Темкина. Впрочем, в 19 лет он «перевел» свою фамилию на русский язык, назвавшись Востоковым. Под этой фамилией он и прославился, после чего никто больше не вспоминал про всякие усеченности и причины их появления.
Александр Христофорович Востоков (1781 - 1864)
Как потомку остзейского барона, хоть и внебрачному, ему предстояло служить Российской империи, но со службой «как все» у Александра не сложилось. Он несколько лет проучился в шляхетском корпусе, но все достаточно быстро сошлись во мнении, что армейская карьера - это не его стезя, поэтому уже в 13 лет его перевели в Академию Художеств, учиться в архитектурном классе.
Я начинаю понимать, почему мои книги так и остаются проектами, почему мои идеи не перерастают в нечто большее. У меня нет планов. Ни одного плана, как расписывать идею. Возможно, есть план на первое время, буквально на первые пару глав, но что дальше – размыто.
Я сама не знаю свои книги. Я не знаю даже примерно, как они будут развиваться. У меня есть только общая концепция, какие-то наметки большими мазками, но никакой пошаговости.
И вот сейчас в своей книге, которая шла у меня достаточно бодро, я застряла. Очень сильно застряла, с начала осени – как раз потому, что я сама не знаю, что дальше. Я знаю точно, к чему все должно прийти, я прекрасно вижу конец, но что в середине?
Честно говоря, я раньше всегда любила сочинять по интуиции, писать планы (особенно, когда их требовали в школе) меня всегда бесило. Мне казалось, они меня связывают. Я всегда писала планы уже ПОСЛЕ написанного сочинения, лишь бы угодить требованиям о том, что план должен быть. Но теперь я вижу, что если хочется чего-то более серьезного, чем школьное сочинение, план, хотя бы примерный, должен быть, и он освобождает.
В любом случае, никто не заставляет меня на 100% следовать ему, он не управляет мной – я могу его менять в любой момент, корректировать в зависимости от идеи и все такое, но общее понимание, куда движется история, быть должно. Поэтому сейчас я собираюсь сделать план, даже больше – краткое содержание сюжета, и я надеюсь, что с адекватным подходом к писательству мои истории наконец-то сдвинутся с мертвой точки.
А вообще я поняла, что я проигрываю во многих делах как раз из-за того, что ненавижу, просто терпеть не могу эти скучные обычные действия по структуризации, планированию, тренировкам и репетициям. Я хочу СРАЗУ и МОЩНО, а не вот это вот расписывание планов или практику двух несчастных аккордов на гитаре в течение получаса. Но без этого ничего не получится, как бы от этого ни было грустно.
Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.
Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли…
Я посмотрел на клен и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновение остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь. Впервые я услыхал шелест падающего листа - неясный звук, похожий на детский шепот…
«...любовь стала мыслью, и мысль в ненависти и отчаянии истребляла тот мир, где невозможно то, что единственно нужно человеку, - душа другого человека...»