"Мифы и легенды Древней Греции" (2016-2018) - 2 сезона, 29 серий

"Мифы и легенды Древней Греции" (1сезон: 1-10 серии из 20)
Жанр: Документальный, история.
Выпущено: Франция, ARTE France, Rosebud Productions, Les Monstres.
Режиссёр: Сильвен Бержер, Камиль Дельбера, Себастьен Ранкур, Фред Пажес, Александра Вило-Бофилс, Гаетан Шабаноль, Натали Амселлем.

Мифы и легенды Древней Греции – величайшее культурное наследие человечества, интерес к которым не ослабевает в современном мире. Греческая мифология складывалась веками, передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение и оказала серьёзное влияние на развитие культуры и искусства всего мира, положила начало бесчисленному количеству религиозных представлений о человеке, богах и героях. Она дошла до нас в поэзии Гесиода и Гомера, а также в произведениях греческих драматургов Эсхила, Софокла, Еврипида и других. В древних преданиях отражено представление древних греков об устройстве мира и всех процессах, происходящих в природе и обществе, их миропонимание и мировоззрение.

Содержание:
1. "Мифы Древней Греции" (2016) - 1 сезон, 1-10 серии
2. "Мифы Древней Греции" (2016) - 1 сезон, 11-20 серии
3. "Мифы Древней Греции" (2018) - 2 сезон, 1-9 серии

"Мифы Древней Греции" (2016) - 1 сезон, 1-10 серии (4:20:56)

Источник:
https://ok.ru/video/2687558486613

01. Зевс - Завоевание власти. Победив всех врагов, Зевс забрал себе верховную власть и выбрал своей резиденцией небо. Посейдона, старшего брата, он обещал сделать царём морей. Аиду, другому брату, он вручил ключи от подземного царства и дал ему власть над инфернальными силами. Он изгнал всех бывших обитателей неба, или запер их в Тартаре, или отправил на землю - к смертным. Так родился всемогущий бог. Так Зевс выстроил иерархию и организовал Вселенную. Зевс будет править миром, но перед ним стоит непростая задача: поддерживать порядок, но не стать деспотом.

 

                      ГИАЦИНТ

                           легенда / история из жизни богов

.

                        Весенний сад, терраса и бордюр

                        Цветов роскошной формы "от кутюр".

.

                        Их аромат приводит Вас в экстаз

                        И я уже почти ревную Вас.

.

                        Ах, ревность! Чувство древнее, как мир.

                        Злой ревностью был одержим Зефир*,

.

                        Когда над Спартой древнею кружил,

                        А в Спарте Гиацинт в то время жил.

.

                        Герой, атлет и настоящий принц

                        От кончиков ногтей и до ресниц.

.

                        В спортивных играх состязался он,

                        К нему являлся часто Аполлон.

.

                        В метаньи диска (был не чужд и спринт)

                        Всех побеждал прекрасный Гиацинт.

.

                        Наставник принца, с ним делил досуг

                        Сам лучезарный бог и лучший друг.

.

                        Перебирал он струны в тишине

                        Божественной кифары... В вышине

.

                        Дрожали звёзды... Даже Купидон

                        На время забывал, что был влюблён

.

                        В свою Психею... Гиацинт внимал

                        И мир ему тогда казался мал.

.

                        Увы, Зефир такого не умел,

                        От ревности и зависти бледнел

.

                         И ждал, когда представится тот час,

                         Чтоб отомстить сопернику на раз.

.

                         Вот Аполлон метнул высóко диск,

                         Диск на мгновенье в воздухе завис...

.

                         Подул Зефир и диск отправил вспять, -

                         И принцу обагрил висок и прядь

.

                         Волос кудрявых, светлых, как руно, -

                         И льётся кровь на землю, как вино.

.

                         О, горе! Юный Гиацинт убит!

                         Стирает розы смерть с его ланит.

.

                         Скорбит безмерно лучезарный Феб**:

                        "Ах, лучше б поглотил меня Эреб***!"

.

                         Кровь - не вода, и камень - не песок...

                         Вот из крови рождается цветок.

.

                         Зелёный стебель стойкий, как нефрит,

                         С махровой кистью (для очей магнит!);

.

                         Сто лилий сшиты в пышный первоцвет, -

                         В садах оставил ароматный след.

.

                         От красоты захватыват дух!

                         Погибший принц ушёл на новый круг.

.

                         Вернулся к жизни в образе цветка.

                         И жизнь и смерть идут в руке рука.

.

                         Несовершенны боги, я и ты,

                         Но совершенны в мире все цветы.

 

                   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                   Примечание:

                 *     - бог западного ветра;

                 **   - одно из имён Аполлона;

                 *** - олицетворение вечного мрака.

Мы в Центре!

Это вид на здание по Светланской (Ленинской) 47.

Сегодня вид такой:


Да, надо взять фотографию и подойти ближе.

Здание Главного штаба Сибирской флотилии, построенное в 1911 году ещё можно узнать.
Интересно, к какому времени относится старая открытка, с которой сделана репродукция?
Если спуститься от здания, которое ныне занимает банк Приморье, можно подойти к зданию Которое ныне занимает Тетр Кукол. А с обратной его стороны находится магазин КоллекционерЬ, Пертра - Великого 8.

Теперь посмотрим в обратном направлении:



Видите красную телефонную будку?
Это рядом со входом в Музейно -Выставочный центр Ростелекома, в просторечии - Музей Связи.
Директор- Борис Францевич. Очень компетентный человек. Много интересных подлинных предметов.
Некоторые даже работают! Дом по Светланской 57.

А если перейти улицу, и спуститься мимо аптеки "Монастырёв", можно найти магазин художественных принадлежностей и картин.
Видите жёлтую стрелочку?

Не проходите мимо!


Там интересно:



Вот такой вот перекрёсток. Владивосток- центр!
Ну, и перпендикулярный вид:


Штаб в масштабе:

Аннотация:

В статье рассматриваются особенности трансформации образа Абариса в связи с более общим вопросом культа выходцев из отдаленных земель, занесших в эллинский мир прежде неведомую мудрость. Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов (Пиндара, Геродота, Платона и др.) приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами.

В связи с этим задача, которая может быть поставлена перед исследователем, состоит в демифилогизации образа Абариса, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты.

К числу привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относятся его якобы способность летать верхом на стреле, умение ориентироваться с ее помощью на местности, спасать города от эпидемий, лечить заговорами, т.е., словом, обходиться без еды, предсказывать землетрясения, моровые болезни и небесные явления. Привлекая как античные тексты, так и современные исследования, автор предлагает ряд рациональных версий, объясняющих возможное происхождение представлений об этих чудесах. Отдельно рассматривается любопытная версия ирландского филолога Э. Доддса, согласно которой Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса.


Демифилогизация образа Абариса не только дает ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, но и выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации.

Страна Гиперборея служила для греков чем-то вроде нашего Тридевятого царства. Именно здесь локализовались все чудеса мира. Здесь, как считалось, родилась богиня Лето (Arist. Hist. anim. VI, 35) и потому более всех богов гиперборейцы почитали ее сына Аполлона (Diod. Sic. II 47), якобы именно отсюда явившегося в Дельфы (Himer. Orat. XIV, 10).

По Диодору, большинство жителей священного города, посвященного Аполлону – кифаристы, "и они беспрерывно, играя на кифарах в храмах, возносят богу гимны и песни, прославляя в них его подвиги" (II 47) [цит. по: Лосев 1996: 464]. Возможно, именно по этой причине сребролукий бог света каждую зиму оставлял свои Дельфы и прилетал на отдых в земли гиперборейцев – ему хотелось побыть среди поэтов, певцов, философов, каковых в ту пору в Элладе было мало, а то и не было вовсе.

О "гипербореях, служителях Аполлона" пел и Пиндар (Ol. III, 16-17), описывая их счастливую и беззаботную жизнь вдалеке от цивилизации:

Ни вплавь, ни впешь
Никто не вымерил дивного пути
К сходу гипербореев …
Там стожертвенным приношением богу
закалывались ослы,
Там длящимся весельям и хвалебным словам
Радуется Аполлон …
Ни болезни, ни губящая старость
Не вмешиваются в святой их род.
Без мук, без битв
Живут они, избежавшие
Давящей правды Немезиды.
(Pyth. X, 29-44) [Пиндар 1980: 109-110].

Как идеальное царство описывал Гиперборею Плиний Старший: "За <Рифейскими> горами, по ту сторону северного ветра … обитает раса счастливых людей, что зовутся гиперборейцами; они доживают до глубокой старости и славятся сказочными чудесами. Здесь, как полагают, находятся петли, на которых подвешен небосвод, и крайние пути созвездий. Солнце светит там по шесть месяцев подряд, … всходит один раз в год, в середине лета, и заходит в середине зимы. Это благодатная страна с восхитительным климатом и без всяких вредных ветров. Домами для туземцев служат леса и рощи; богам они поклоняются как поврозь, так и всем приходом; не знают они ни раздоров, ни печалей. Смерть приходит к ним лишь когда они пресытятся жизнью" (Hist. IV, 89-91) [Pliny 1961: 187].

Традиция сохранила имена людей, прибывших в Элладу из страны Аполлона. По рассказу Геродота, однажды гиперборейцы послали с дарами богу на Делос девушек Гипероху и Лаодику, отрядив с ними для охраны пятерых мужчин. На родину посольство так и не вернулось, и впредь северяне передавали дары Аполлону по цепочке через своих соседей (IV, 33) – аримаспов, исседонов, скифов. А до того из Гипербореи прибыли на Делос другие две девушки, Арга и Опида, причем, в компании своих богов – Аполлона и Артемиды (IV, 35).

Более того, даже само Дельфийское святилище, по некоторым сведениям, – дело рук пришельцев с дальнего Севера: "Местная поэтесса Бойо, написавшая гимн дельфийцам, говорит, что это прорицалище было основано в честь бога людьми, прибывшими от гиперборейцев; в их числе был и Олен; он был первым пророком бога и первый произносил пророчества в гекзаметрах" (Pausan. X 5 4) [Павсаний 2002: 251].

Есть также свидетельства (Евсевий, Ргаер. evang. V 28, 4), что и все делосцы являются не кем иным, как выходцами все из той же Гипербореи. "Это одинокое свидетельство, но оно характерно", – замечает А. Ф. Лосев [Лосев 1996: 475]1.

Вспоминая Гипероху и Лаодику, Аргу и Опиду, Олена и Астерия, а также фракийца Орфея, шведский историк Я. Киндстранд указывает, что "когда в Греции объявлялись варвары, известные своей мудростью, они всегда приходили с Севера, и их мудрость всегда проявлялась в религиозной сфере, связанной в большинстве случаев с культом Аполлона" [Kindstrаnd 1981: 18; приводится по: Дремин б.г.]

Наиболее известен из этой плеяды культурных героев Орфей. Несмотря на то, что в исторической реальности Певца начали сомневаться уже в классический период (Аристотель категорически отрицал существование Орфея (De philos. fr. 7 Ross = fr. 9 Rose)), влияние орфического учения на греческую культуру трудно переоценить. Прямо или опосредованно оно заложило основы греческой философии, оказав особо сильное влияние на Пифагора, Анаксимандра, Гераклита, Ксенофана, Парменида, Эмпедокла, и, что особенно важно, Платона ("Федон", "Федр"), через которого был воспринят и разработан сначала неоплатонизмом, а через неоплатонизм – и христианством целый комплекс идей о теле и душе. Орфей почитался как родоначальник мистерий и первый оракул (последующие пошли уже от него).

Среди прочих пришлых учителей Греции следует выделить Абариса и Анахарсиса, которые "пользовались у греков большим уважением, так как они обнаруживали своеобразные черты скромности, простоты и справедливости своего народа" (Strab. VII 3, 8) [Страбон 1964: 276]. Но если образ Анахарсиса на века закрепился в античной культуре как образ "мудреца-дикаря", критика цивилизации и проповедника простой и скромной жизни, то имя Абариса прославили в большей степени совершенные им чудеса.

Анализ исторических источников о жизни и деятельности Абариса демонстрирует, что его вполне рациональный и простой для понимания образ у древних авторов приобрел в эпоху эллинизма совершенно фантастические черты, что может объясняться как общим состоянием общественного сознания, характеризующегося интересом к мистицизму, иррационализму и экзотическим культам, так и уходом из исторической памяти форм мышления, традиций, метафизических инвариантов, привнесенных в культуру догомеровской Греции вторгшимися в средиземноморско-балканский регион индоевропейскими племенами.

К числу подобных привнесенных фантастических черт, которыми был наделен Абарис, относится, в первую очередь, его якобы способность летать верхом на стреле, которая не отмечалась ни Пиндаром, ни Геродотом (согласно отцу истории, Гипербореец просто все время носил ее с собой (IV, 36)), но всячески акцентировалась неоплатониками и поздними софистами.

Единого мнения по поводу предназначения стрелы Абариса, с которой мудреца неизменно ассоциировали начиная с Геродота, впрочем, не было никогда. Ликург Афинский полагал, что стрела была нужна Абарису как жрецу в качестве символа Аполлона – он предъявлял ее как своего рода удостоверение [Лебедев 1989: 96]. По Гимерию, Абарис просто ходил, вооруженный луком (Himer. Orat. XXV, 4); стрела в таком случае служила ему боеприпасом. В свою очередь Фотий объяснял, что стрелой Аполлона метафорически именуется красноречие, и именно на такой-то стреле Абарис и облетел все земли и все моря [Латышев 1948б: 249].

Своя версия нашлась и у Оригена, отмечавшего способность Абариса бегать со скоростью летящей стрелы. Что, по мнению александрийца, отнюдь не является признаком божественности, как сказали бы многие. "Допустим, что действительно божественность наделила Авариса Гиперборейца такой силой, благодаря которой он мог носиться со скоростью стрелы. Но какую же пользу мог получить от этого род человеческий? Чем была полезна скорость, равная полету стрелы, и ему самому? — и все это при том предположении, что вся эта история нисколько не заключает в себе вымысла, что все это действительно происходило, хотя бы и под влиянием некоторой демонической силы" (Orig. С. Cels. III, 31) [Ориген 2008: 617].

Но чаще всего, особенно, в эллинистический и более поздние периоды, стрелу Абариса наделяли поистине фантастическими свойствами, представляя ее как средство передвижения.

В своей биографии Пифагора Порфирий поведал об Абарисе, прозванном Воздухобежцем за то, что на полученной в дар от Аполлона стреле он "перелетал и реки, и моря, и бездорожья, словно бежал по воздуху" (V. Pyth. 29) [Порфирий 1986: 421]. О том же и рассказ Ямвлиха (буквально слово в слово повторенный за его учителем2): "у Абарида <было прозвище> “Ступающий по воздуху”, так как когда он ехал на дарованной ему стреле Аполлона Гиперборейского, как бы ступая по воздуху, он переправлялся через реки, моря и непроходимые места (V. Pythag. XXVIII 136) [Ямвлих 2002: 89].

Та же легенда воспроизводится и у эпического поэта Нонна Панополитанского:

Абарис юный также по небу часто летает,
Если Феб на стреле его отпускает в поездку.
(Nonn. Dion. XI, 132-133) [Нонн 1997: 114].

Летание на стреле подчас интерпретируется, даже современными авторами, вполне буквально. О. Фомина, в частности, напоминает, что многие древние авторы, "настойчиво говорят о летательных способностях гиперборейцев, то есть о владении ими техникой полета. Такими, правда, не без иронии их описал еще Лукиан3. Может ли быть такое – чтобы древние жители Арктики владели техникой воздухоплавания? А почему бы и нет? Сохранились ведь во множестве изображения вероятных летательных аппаратов – типа воздушных шаров – среди наскальных рисунков Онежского озера" [Фомина 2014].

Возможно и другое объяснение – с помощью такого явления, которое сегодня представляется нам не более чем научной фантастикой, а именно – телепортации, которая могла быть обычной практикой для представителей жреческой касты гиперборейского народа.

Ямвлих, впрочем, предложил и еще одну любопытную версию, рассказав, что золотая стрела, которой обладал Абарис, указывала тому дорогу
(V. Pythag. XXVIII, 141) и выступала, таким образом, не только транспортным средством, но и устройством для ориентирования на местности.

Весьма интересная гипотеза, особенно, если учесть возможное происхождение Абариса с Рифейских (Уральских) гор. Если ей найдутся другие подтверждения, то получится, что жители Гипербореи знали компас с магнитной стрелкой более чем за полторы тысячи лет до китайцев (первое упоминание о нем содержится в трактате Шэнь Ко "Записи бесед в Мэнси", относящемуся к 1086 г. [Needham 1954: 135]). В рамках рерационализации образа Абариса можно предположить, что его знаменитая стрела являлась ни чем иным, как стрелкой его путеводного устройства, казавшегося грекам невероятным чудом.

Тот же Ямвлих, однако, повествует еще об одной удивительной особенности стрелы Абариса – оказывается, именно с ее помощью Гипербореец совершал свои вошедшие в легенду санитарно-гигиенические процедуры (V. Pythag. XIX, 91).

Согласно Пиндару, Абарис появился в Элладе при лидийском царе Крёзе [Лебедев 1989: 96], т.е. в промежутке между 560 и 546 гг. до н. э. Целью его поездки был отнюдь не интеллектуальный туризм и желание посмотреть мир (в подобные поездки отправлялись греки, но не варвары) и вряд ли только "возобновление старинной дружбы и родства с делосцами", на чем настаивает Диодор (Diod. Sic. II 47) – будучи жрецом Аполлона (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XIX, 90), Гипербореец, очевидно, выполнял в Греции какую-то функцию, связанную с отправлением культа. По словам афинского грамматика Гарпократиона, Абарис прибыл послом от гипербореев во время распространившейся по всей земле моровой язвы, чтобы совершить моление Аполлону (Латышев 1948: 263). Миссия оказалась успешной: "Лакедемон после произведенного им в этой земле очищения уже не заражался чумой, тогда как прежде эта болезнь часто поражала его из-за того, что он расположен в неудачном месте: над ним возвышаются Тайгетские горы, и стоит отметить, что это создает духоту. Абарид также очистил Кносс на Крите. Известны и другие свидетельства способности Абарида производить очищения" (Iambl. V. Pythag. XIX, 92) [Ямвлих 2002: 67].

Как было сказано, сделано это было Абарисом при посредстве стрелы, которую он всегда носил с собой. Рационального объяснения, каким образом можно очистить город от чумы с помощью подобного приспособления, у нас нет (о технологиях, существовавших в Гиперборее, пока можно только догадываться), однако символическое объяснение дать этому факту довольно несложно. Стрела – атрибут Аполлона как бога солнечного света и, в другом аспекте, бога-врачевателя. Очевидно, что в аполлоновской стреле воплотились представления о целительных и животворящих свойствах солнечного света. Получив ее в дар от своего бога (Iambl. V. Pythag. XXVIII, 136), жрец Абарис обрел вместе с нею и чудесные способности к врачеванию и обеззараживанию огромных территорий.

Впрочем, вполне возможно, что именно за свои чудесные способности и диковинную мудрость Абарис прослыл среди греков жрецом Аполлона, таковым отнюдь не являясь. Как это случается и поныне, сработал стереотип: если мудрец с Севера, то непременно – служитель Аполлона (в VI в. до н.э. процесс его рецепии в греческой религии еще не завершился, и этот бог по привычке воспринимался как чужой, заграничный)4; если умеет делать необъяснимые вещи – значит, волшебник.

Что касается эпидемиологических мероприятий, проводимых отдельно взятым гиперборейцем в масштабе целых полисов, то для их рационального объяснения опять придется обратиться к смелым гипотезам. Можно предположить, что страна Гиперборея обладала более совершенной медициной, нежели Эллада. Доступные им представления о гигиене и санитарии станут достоянием просвещенной Европы лишь в XIX-XX вв.

Интересна в этом ключе формулировка Платона, называющего Абариса заклинателем от болезней (Charm. 158b). Гипербореец лечит заговорами, т.е., словом, и тем предвосхищает практику логотерапии и психоанализа, которая станет реальностью для Европы в тех же XIX-XX вв. Вместе с тем, лечить словом он мог не только с точки зрения содержания и смысла, но и с точки зрения определенных ритмических воздействий. Во все века целители использовали в своей практике молитвы, стихи, мантры, зикры, задавая пациенту определенный ритм позитивных вибраций. Лечение музыкой было развито у греков, особенно, у пифагорейцев, к которым Абарис был отнесен Ямвлихом (Iambl. V. Pythag. XXXVI, 267 etc). Не исключено, что первична в данном случае была ритмотерапия, практикуемая Гиперборейцем, который был старше Пифагора как минимум на одно поколение5.

Удивляла греков и еще одна особенность Абариса: он никогда не ел (Hdt. IV, 36; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 141 etc), т.е., по формулировке Э. Доддса, "был настолько опытен в технике поста, что мог почти совсем обходиться без человеческой пищи" [Доддс 2000: 2008]. Значение поста могло заключаться как в сознательном аскетизме, упражнении тела на пути к освобождению духа (т. е. в религиозном смысле), так и в соблюдении строгой диеты для здоровья тела. После Абариса пост стал составной частью мистических практик у пифагорейцев и орфиков. От них эту практику позаимствовали стоики. А уже у них – христианские аскеты.

Абарис вошел в народную память и как предсказатель будущего. Согласно Ликургу Афинскому, став боговдохновенным, Гипербореец "изрекал оракулы и прорицания" [Лебедев 1989: 96]. Порфирий и Ямвлих сообщают, что, подобно Пифагору, Абарис обладал способностью безошибочно предсказывать землетрясения (Porph. V. Pyth. 28; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 135). Об умении Абариса предсказывать землетрясения, а также моровые болезни и небесные явления свидетельствует и Аполлоний Родосский [Латышев 1948а: 307-308].

Свои предсказания Абарис не только провозглашал, но и записывал. Суда перечисляет его произведения: оракулы, которые называют "Скифскими", "Свадьбу реки Гебр", "Очищения", "Теогонию" в прозе и "Прибытие Аполлона к Гиперборейцам" в стихах [Лебедев 1989: 97].
Подобные предсказания могут пониматься как прогнозы, которые делаются на рациональном, научном ("научном") основании. Для современного человека не кажется удивительным умение ученых предсказывать начало эпидемии или природные катаклизмы. Вполне вероятно, что определенной научной базой для такого рода прогнозов обладали и гиперборейцы.

Ирландский филолог Э. Доддс в книге "Греки и иррациональное" доказывал, что способность к предсказаниям будущего, вызывавшая неизменное удивление у греков, является сущностным признаком шаманизма, до сих пор существующего в Сибири и оставившего следы своего прошлого пребывания на огромной территории от Скандинавии до Индонезии. В контакт с народами – носителями шаманской культуры греки вступили, по мнению Доддса, в Скифии, а также во Фракии. Среди магов и мыслителей, связавших греческую традицию с Севером, Доддс называет Орфея, Эпименида, Аристея, Гермотима, живших в VII-VI в. до н.э. – все они имели те или иные черты шаманов, например, умение путешествовать в духе и способность к колдовству. Отдельно Доддс упоминает гиперборейского шамана Абариса, умевшего летать верхом на стреле (что, возможно, тоже являлось аллегорией путешествия в духе).

Говоря о религиозном значении стрелы в шаманизме, Доддс вспоминает, что у бурят она используется стрелы для возвращения душ больного, а также на похоронах; что шаманы могут прорицать по полету стрелы; и что "внешняя душа" у татар иногда находится на стреле. "Другие шаманы летают по воздуху на кнуте, подобно ведьмам, летающим на помеле" [Доддс 2000: 238].

Таким образом, по Доддсу, Абарис выступает представителем северного шаманизма, дислоцированного на родине протоиндоевропейского этноса.

Весьма удивительным представляется тот факт, что будучи человеком явно чужой для греков культуры (чем они объясняли многочисленные чудеса Гиперборейца), Абарис, однако, достаточно быстро вписался в греческое общество, как бы сказали сегодня – натурализовался. Этот факт подчеркивал, например, софист Гимерий: "Говорят, что мудрец Абарис был родом гиперборей, а по языку – эллин; по одежде и внешнему виду – скиф, но чуть только пошевелит языком, – его слова казались исходящими из среды Академии и самого Ликея" (Himer. Orat. XXV) [Латышев 1948б: 248].

Итак, задача, которая может быть поставлена перед ответственным исследователем проблемы трансформации образа Абариса, состоит в его демифилогизации, демистификации или, если угодно, в рерационализации, что позволило бы избавить его от позднейших наслоений и выявить его истинные черты, погребенные "в завале расхожего". В свою очередь, это выводит нас на более широкую проблему – проблему рецепии древними греками индоевропейской ментальной матрицы как важнейшего условия формирования современной западной цивилизации. В любом случае, демифилогизация образа Абариса – ключ к объяснению "темных мест" нашего знания о его личности и деятельности, на протяжении многих веков являвшихся предметом широких разногласий.

Библиография

1. Доддс 2000 – Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб.: Алетейя, 2000. 507 с.
2. Дремин б.г. – Дремин Г. Анахарсис – человек и легенда / URL: http://annales.info/skif/small/anaharsis.htm
3. Латышев 1948 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №1. С. 221-315.
4. Латышев 1948а – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №2. С. 213-314.
5. Латышев 1948б – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1948. №3. С. 217-330.
6. Латышев 1952 – Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1952. №2. С. 265-323.
7. Лебедев 1989 – Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I / Ред. А. В. Лебедев. М.: Наука, 1989. 576 с.
8. Лосев 1996 – Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М.: Мысль, 1996. С. 5-680.
9. Лукиан 2001 – Лукиан Самосатский. Любители лжи, или Невер // Лукиан Самосатский. Сочинения. В 2 т. Т. 2. СПб.: Алетейя, 2001. С. 196-211.
10. Нонн 1997 – Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. СПб.: Алетейя, 1997. 540 с.
11. Ориген 2008 – Ориген. Против Цельса // Ориген. О началах. Против Цельса. СПб.: Библиополис, 2008. С. 404-790.
12. Павсаний 2002 – Павсаний. Описание Эллады. В 2 т. Т. 2. М.: ООО "Изд-во АСТ", "Ладомир", 2002. 503 с.
13. Пиндар 1980 – Пиндар. Пифийские песни // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М.: Наука, 1980. С. 58-115.
14. Порфирий 1986 – Порфирий. Жизнь Пифагора // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. С. 416-426.
15. Рыбаков 1994 – Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1994. 608 с.
16. Страбон 1964 – Страбон. География. Л.: Наука, 1964. 944 с.
17. Фомина 2014 – Фомина О. Гиперборейцы. Дети солнца. М.: Рипол, 2014. 270 с.
18. Ямвлих 2002 – Ямвлих. О Пифагоровой жизни. М.: Алетейа, 2002. 192 с.
19. Kindstrаnd 1981 – Kindstrаnd J. F. Anacharsis. The Legend and the Apophtegmata. Uppsala: Almqvist & Wiksell, 1981. XXII, 176 p.
20. Kretschmer 1924 – Kretschmer P. Alaksandus, König von Vilusa // Glotta. 1924. Bd. XIII. S. 205-213.
21. Needham 1954 – Needham J. Science and Civilization in China. Vol. 1. Cambridge U. Press, 1954. XXXVIII, 320 p.
22. Pliny 1961 – Pliny. Natural History. Vol. II. Libri III-VII. Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Heinemann LTD, 1961. 664 p.

https://matveychev-oleg.livejournal.com/14818650.html

https://matveychev-oleg.livejournal.com/14649812.html

§1. Аполлон выбирает жрецов, которые будут служить в его храме.

Начал в уме своем тут размышлять Аполлон-дальновержец,
Как бы ему и кого из людей привести в это место,
Чтобы жрецами его они стали в Пифоне скалистом.¹
Так размышляя, узрел он в дали винно-черного моря
Быстрое судно. Везло оно много мужей благородных,
215
Критян из града Миносова Кноса, — и сразу решил он,
Что совершать станут жертвы и всем возвещать предсказанья
Золотолукого Феба-властителя,² что б ни изрек он,
Из-под Парнасской скалы прорицанья давая из лавра.
Ради богатств и товаров они на суднé своем черном
220
Плыли в песчанистый Пилос, к родившимся в Пилосе людям.
Вдруг повстречался им Феб-Аполлон. На корабль быстроходный
Выскочил он из воды, уподобившись видом дельфину.
Там и остался лежать он чудовищем страшным, огромным.
Из моряков же никто догадаться не мог о причине.
225
И отовсюду толкал он и тряс корабельные балки.
Молча, объятые страхом, сидели внутри мореходцы;
Не распустили снастей на бокастом суднé они черном
И парусов корабля черноносого ставить не стали:
Как они что-либо где укрепили ремнями сначала,
230
Так и поплыли. Порывами Нот быстроходный корабль их
Сзади, с кормы, подгонял. Миновали сначала Малею,
Землю Лаконскую мимо проплыли и Гелос приморский,
Прибыли в Тенар, страну, где царит утешающий смертных
Гелиос; в мягких лугах превосходного этого края
235
Много пасется обычно овец густорунных владыки.
Здесь пожелали они свой корабль задержать и, сошедши,
Дивное диво вблизи осмотреть и глазами увидеть,
Будет ли чудище дальше на днище лежать корабельном
Иль в многорыбную бездну морскую опустится снова.
240
Не подчинился, однако, рулю превосходный корабль их —
Дальше пошел самовольно вдоль тучного Пелопоннеса:
Легким своим дуновеньем его направлял потихоньку
Царь Аполлон дальнострельный. Дорогу свою совершая,
Судно в Арену пришло, в Аргифею, приятную видом,
245
В Фриос на броде Алфейском и славные зданьями Эпи,
Дальше — в песчанистый Пилос, к родившимся в Пилосе людям.
Круны потом их корабль миновал, и Халкиду, и Диму,
Мимо Элиды священной прошел он — державы эпейцев.
Зевсову радуясь ветру попутному, Феры покинул.
250
В Фриос на броде Алфейском и славные зданьями Эпи,
Дальше — в песчанистый Пилос, к родившимся в Пилосе людям.
Круны потом их корабль миновал, и Халкиду, и Диму,
Мимо Элиды священной прошел он — державы эпейцев.
Зевсову радуясь ветру попутному, Феры покинул.
255
Вдруг, при безоблачном небе, бурливо рванул из эфира
С запада ветер великий, по Зевсовой воле, чтоб морем
Горько-соленым как можно скорее промчался корабль их.
Быстро обратной дорогой они на зарю и на солнце
Поплыли. Вел же Кронионов сын, Аполлон-повелитель.
260
К Крисе пришли они, издали видной, богатой лозами,
В гавань. И врезался в берег песчаный корабль мореходный.
Из корабля поднялся тут наверх Аполлон-дальновержец,
Видом средь белого полдня звезде уподобившись; искры
Сыпались густо с нее; достигало до неба сиянье.
265
В храм он спустился, пронесшись дорогой треножников ценных.
Ярко сверкнувши лучами, зажег он в святилище пламя,
И осветилась вся Криса сияньем. И громко вскричали
Жены крисейцев и дочери их в поясах многоценных
От Аполлонова взблеска. И ужас объял их великий.
270
Снова оттуда назад к кораблю он, как мысль, устремился,
Образ принявши весьма молодого и сильного мужа;
Длинные кудри его на широкие падали плечи.
Громко он критян окликнул и слово крылатое молвил:
«Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной?
275
Едете ль вы по делам иль блуждаете в море бесцельно,
Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,
Жизнью играя своею и беды неся чужеземцам?
Что так печально сидите вы здесь, отчего не сойдете
Нá берег вы, отчего не свернете снастей корабельных?
280
Нет меж трудящихся тяжко людей, кто бы делал иначе,
После того как на черном своем корабле быстроходном
К суше пристанет, трудом изнуренный; душой его тотчас
Овладевает желанье великое сладостной пищи».
Так он сказал и сердца их отвагою бодрой наполнил.
285
Критян начальник немедля в ответ ему слово промолвил:
«О чужестранец! Осанкой и всем своим видом походишь
Ты не на смертнорожденных людей — на бессмертного бога.
Здравствуй! Привет тебе наш! Да пошлют тебе счастие боги!
Дай мне, прошу я, правдивый ответ, чтоб доподлинно знать мне:
290
Что за земля? Что за край? Что за смертные здесь обитают?
В место другое держали мы путь по великому морю —
В Пилос из Крита: оттуда мы родом и этим гордимся.
Ныне ж сюда мы пришли с кораблем не по собственной воле,
Плыли б домой мы другою дорогой, другими путями:
295
Против желания кто-то сюда нас привел из бессмертных».
Им, на их речь отвечая, сказал Аполлон-дальновержец:
«Странники! В Кносе, богатом деревьями, вы обитали
Раньше. Но ныне домой вы к себе не воротитесь больше,
В город возлюбленный ваш и в прекрасные ваши жилища,
300
К милым супругам. Но здесь вы получите храм мой богатый,
Здесь вы останетесь жить, почитанием пользуясь общим.
Сын я великого Зевса. Горжуся я быть Аполлоном,
Вас же сюда я привел чрез великую бездну морскую,
Не замышляя вам зла. Богатейший мой храм во владенье
305
Здесь вы получите, всеми людьми почитаемый много.
Волю бессмертных вы будете знать и, богов изволеньем,
Станете жить в величайшем почете во вечные веки.
Ну а теперь поскорее исполните все, что скажу я:
Прежде всего развяжите ремни и спустите ветрила;
310
Сделавши это, ваш черный корабль извлеките на сушу,
Из равнобокого выньте суднá все богатства и снасти,
Соорудите мне жертвенник здесь высоко над прибоем,
И разожгите огонь, и ячмень принесите мне в жертву,
И обступите алтарь, и молитву ко мне сотворите.
315
Так как впервые из моря туманного в виде дельфина
Близ корабля быстроходного я поднялся перед вами,
То и молитесь мне впредь, как Дельфинию,³ и да зовется
Жертвенник этот дельфийским. И будет он славен вовеки.
Кончивши, сядьте обедать близ черного вашего судна
320
И возлиянья свершите блаженным богам олимпийским.
После ж того, как свой голод вы сладкой едой утолите,
Вместе идите со мною, пеан затянувши,⁴ доколе
Вы не придете в страну, где получите храм богатейший».
Так он промолвил. Они же приказу его подчинились.
(Гомеровы гимны. Гимн Аполлону Пифийскому)
_______________________
[1] Πυθών (-ῶνος) ἡ (Hom., HH., Pind., Soph., Arph. = Πυθώ)
Πυθώ (-οῦς) ἡ (dat. Πῡθοῖ) Пифо
1) древнее название местности у подошвы Парнасса в Фокиде, где находился город Дельфы Hom., Her.
2) Pind. = Δελφοί
[2] Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch. etc.
[3] Δελφοί αἱ Дельфы (город в Фокиде, у подножия Парнасса, с оракулом Аполлона — у Hom. Πυθώ — HH., Pind., Her., Thuc. etc.)
Δελφίνιος ὁ Дельфиний (эпитет Аполлона) HH., Anth.
Δελφίνιον τό Дельфиний
1) город на вост. побережье Хиоса Thuc.
2) святилище Аполлона в Афинах.
Δελφίνι τό дельфин.
[4] παιάν (-ᾶνος), эп. παιήων (-ονος), дор. παίαων (-ονος), атт. παιών (-ῶνος) ὁ пэан (хоровой гимн, благодарственный, победный, военный, умилостивительный или скорбный, преимущ. в честь Аполлона, реже Артемиды и других).


§2. Устами Пифии Эсхил рассказывает кого почитали в Дельфийском храме до Аполлона.

В молитвах именую прежде всех богов
Первовещунью Землю.⁵ После матери
Фемиду славлю,⁶ что на прорицалище
Второй воссела, — помнят были. Третья честь
5
Юнейшей Титаниде, Фебе.⁷ Дочь Земли,
Сестры произволеньем, не насилием
Стяжала Феба царство. Вместе с именем
Престол дан, бабкой внуку в колыбельный дар.
От озера отчизны, от Делийских скал,⁸
10
Сюда причалив, к пристаням Палладиным,
В удел Парнасский держит путь наследник — Феб,⁹
Приводят бога в шествии торжественном
Сыны Гефеста; в зарослях тропы торят, —
Творят гостеприимным нелюдимый дол.
15
Пришельца ублажает и дарами чтит
Народ тогдашний этих мест и Дельф, их царь.
Созиждил вещим Зевс-отец сыновний дух:
Вступил четвертым Локсий во святилище,¹⁰
Пророком Зевса: отчее вещает сын.
(Эсхил. Эвмениды, 1)
_______________________
[5] Γῆ, дор. Γᾶ и Γαῖα ἡ Ге или Гея (богиня земли, дочь Хаоса, мать Урана, Понта, Океана, Иапета, Мнемосины и др.) Hes., Pind., Trag., Luc.
[6] Θέμις (-ιδος или -ιτος, эп. -ιστος, ион. -ιος) ἡ Фемида (дочь Урана и Геи, жена Зевса, богиня порядка и правосудия, а также государственности и гражданских установлений) Hom., Hes.
Обладание Фемидой прорицалищем относят к Девкалионову потопу.
«Нимфам корикским [Корик — пещера на Парнасе] они [Девкалион и Пирра], и гор божествам, помолились,
Вещей Фемиде, тогда прорицалищем оным владевшей.» (Овидий. Метаморфозы I, 320)
[7] Φοίβη ἡ Феба (дочь Урана и Геи, мать Астерии и Лето) Hes.
[8] Δῆλος ἡ Делос (самый маленький из Кикладских островов, считался местом рождения близнецов Аполлона и Артемиды) Hom., HH., Her., Thuc.
[9] Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch.
φοῖβος 3
1) чистый, светлый (ὕδωρ Hes.);
2) сияющий, сверкающий (ἡλίου φλόξ Aesch.).
[10] Λοξίας (-ου, ион. -εω) ὁ Локсий, «Витиеватый», т.е. «запутанный» в своих вещаниях (эпитет Аполлона) Aesch., Soph.


АПОЛЛОН В НУМИЗМАТИКЕ


Кизик, Мизия. Статер (EL 20mm, 16.11g), ок. 550-450 до н.э.
Av: крылатая антропоморфная фигура Аполлона с головой дельфина, в руке держит тунца;
Rv: квадратное поле, разделенное на четыре части.
_______________________________
__
Кизик, Мизия. Статер (EL 23mm, 15.94g), ок. 400-330 до н.э.
Av: Аполлон, летящий на грифоне, в правой руке держит лавровую ветвь; ниже — тунец;
Rv: квадратное поле, разделенное на четыре части.
_______________________________
.
Дельфы, Фокида, Дельфийский союз (Амфиктиония). Статер (AR 23mm, 12.27g), 336-334 до н.э.
Av: голова Деметры в венке из колосьев, покрытая полосом;
Rv: Аполлон сидит на омфале, держит лавровый скипетр с листьями; локтем опирается на лиру; слева — треножник; ΑΜΦΙΚΤΙΟΝΩΝ
_______________________________

Никокл (325-306). Пафос (Πάφος), Кипр. Дистатер (AR 26mm, 21.29g).
Av: голова Афродиты в высокой стефане с узором в виде городской стены; П BA
Rv: Аполлон в лавровом венке сидит на омфале, на плече накидка; в правой руке — стрела, левой придерживает лук; слева — лавровая ветвь; ΝΙΚΟΚΛΕΟΥΣ / ΠΑΦΙΟΝ

• В Пафосе Афродиту почитали больше всех богов, и ее значимость подчеркнута буквами на аверсе: П ВA (Πάφου Βασίλισσα, Царица Пафоса). Ее стенной венец подчеркивает это, а также символизирует прочность и неприступность стен Пафоса, защитницей которого она была. На реверсе изображен Аполлон, синкретизированный с Гилатом, богом, изначально почитавшемся на Кипре. Город Курион (Κούριον), который находился неподалеку на западном побережье, был известен своим святилищем Аполлона-Гилата (Ἱερό τοῦ Ἀπόλλωνα Ὑλάτη). Высказывалось предположение, что фигура на реверсе этой монеты изображает статую, установленную в Пафосе, возможно, Никоклом, и впоследствии вывезенную в Антиохию, где она послужила прототипом для сидящей фигуры Аполлона, появившейся на монетах Селевкидов.
_______________________________

Кизик (Κύζικος), Мизия. Тетрадрахма (AR 26mm, 10.70g), ок. 300 до н.э.
Av: голова Коры в венке из колосьев, покрытая пеплосом; ΣΩTEIPA
Rv: Аполлон сидит на омфале с кифарой в руках, у ног лежит тунец; KYZI
_______________________________

Селевк II Каллиник (246-225 до н.э.). Сарды, Государство Селевкидов. Тетрадрахма (AR 30mm, 16.81g), ок. 246-242 до н.э.
Av: голова Селевка II в тении;
Rv: Аполлон, в правой руке держит стрелу, локтем левой опирается на треножник; ΒΑΣΙΛΕΩΣ ΣΕΛΕΥΚΟΥ

_______________________________

Антигон III Досон (Αντίγονος Γ ́ 229-221 до н.э.). Тетрадрахма (AR 32mm, 16.38g), 227-225 до н.э.
Av: голова Посейдона в венке;
Rv: Аполлон в лавровом венке сидит на проре, в левой руке — лук; BAΣIΛEΩΣ ANTIГONOY
_______________________________

Мирина (Μύρινα), Эолида. Тетрадрахма (AR 32mm, 16.25g), ок. 160-143 до н.э.
Аv: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: внутри лаврового венка Аполлон Гринейский стоит с фиалой и лавровой ветвью в руках; у ног — омфал и амфора; MYPINAIΩN
• Γρύνεια, -ιον τό Гринея или Гриней (портовый город в Эолиде со святилищем Аполлона) Her., Xen.
_______________________________

Олинф, Халкидийская лига (432-348), Македония. Тетрадрахма (AR 14.29g), ок. 358-355 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: кифара; XAΛKIΔEΩN / EΠI ANNIKA
_______________________________

Милет, Иония. Драхма (AR 20mm, 5.35g), ок. 205 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: лев с повернутой назад головой; выше — солнце, в виде восьмиконечной звезды; [M]ENANΔΡ[ΟΣ].
_______________________________

Агафокл (Ἀγαθοκλῆς, тиран Сиракуз 317-289 до н.э.). Сиракузы, Сицилия. 25 литр (EL 3.60g), ок. 310-305 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке, правее — лук;
Rv: треножник; ΣYPAKOΣIΩN
_______________________________

Амфиполис, Македония. Тетрадрахма (AR 14.42g), ок. 369/8 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: факел, слева — сфинкс; AMΦIΠOΛITΩN
_______________________________

Олинф, Халкидийская лига (432-348), Македония. Тетрадрахма (AR 24mm, 14.32g), ок. 395 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: семиструнная кифара; XAΛKIΔEΩN
_______________________________

Филипп II (359-336 до н.э.). Пелла, Македония. Статер (AV 18mm, 8.59g), ок. 340-328 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: возница правит бигой; ниже — канфар; ΦΙΛΙΠΠΟΥ
_______________________________

Абдера, Фракия. Статер (AR 23mm, 11.29g), 336-311 до н.э. Магистрат Питодор.
Av: голова Аполлона в лавровом венке; ABΔH
Rv: грифон; справа голова оленя; EПI ПYΘOΔΩPOY
_______________________________

Вячеслав Иванов
ЭЛЛИНСКАЯ РЕЛИГИЯ СТРАДАЮЩЕГО БОГА. Глава IX


Во Фракии мы застаем дионисийскую религию в процессе ее образования, всецело отвечающем тому гипотетическому построению, которое явилось результатом нашего анализа связей между вакхическим культом и оргиазмом тризн. Должно ли думать, что именно фракийцы принесли эллинам откровение Диониса? Мы не решаемся утверждать об этом ничего положительного. Оргиастическая почва, наследие древнейшего культа душ, была подготовлена для новой веры, как мы видели, повсюду; самая вера выработалась в лоне отдельных племен, потом охватила своим заражением весь греческий мир. Вот все, что представляется нам достоверным. Везде в мифе Дионис со своим оргийным сонмом является пришельцем извне и завоевателем; он встречает сопротивление, и побеждает его. Как плющ стелется по зарослям, ползет по стволам чащи, укутывает деревья и опутывает ветви, — и деревья то как бы мирятся и роднятся с ним, и кажутся удвоенными его зеленой сетью, то чахнут и глохнут в его живучих и убийственных тисках, — так бог плюща обвил своею избыточной силой всю народную религию, удвоил собою одни культы и вытеснил другие. Одно только сопротивление было возможно и действительно: там, где дионисийская идея была раньше вобрана культом верховного бога, Дионис был бессилен пред своей же собственной сущностью. Все остальное в народной религии должно было принять более или менее глубокий отпечаток его влияния.

Возьмем пример. Ни одно жертвоприношение не могло обойтись в исторической Греции без флейт. Между тем, Гомер ничего не знает о флейте при жертвенных обрядах. Флейты, которые слышались, по Гомеру, и в греческом стане, и в стенах осажденной Трои, были принесены из Фригии, — быть может, также из Фракии или с острова Крита, — но сделались необходимой частью общеэллинского богослужения. Принесены же были они, конечно, вакхическими сонмами. О том же свидетельствует употребление венков. Гомер не знает цветочных венков. Первоначально они применялись только при погребениях; мы видим их на головах покойников на древнейших вазах. Возложение венка на голову мертвого было, по-видимому, связано с его обожествлением.¹ Вместе с погребальной маской венок был снят с мертвого и возложен на живых. Это было дело той тризны, откуда произошла дионисийская религия. Эта религия овладевает венком, как своим особенным символом и атрибутом; он зовется «вакх».
__________________________
[1] В Египте венец на голове покойника назывался «венцом оправдания» (mȝḥ n mȝˁ-ḫrw). Согласно египетской традиции, «венец оправдания» водружался на голову новопреставившемуся в качестве символа чистоты. Согласно религиозным представлениям, душе покойного надлежало пройти суд Осириса, на котором взвешивалось его сердце. Если его сердце оказывалось не отягощенным грехами — умерший получал статус «оправданного» (дословно, правогласного) и попадал в вечнозеленые тростниковые поля. Венец оправдания также известен как «венец бессмертия» (Crown of immortality).

«Специальная глава «Книги мертвых» (XIX) была посвящена венцу подобного рода, и до нас дошла даже магическая формула, которую следовало читать, когда такой венок возлагали на крышку гроба. Эти «венцы оправдания» (Wreath of triumph / Wreath of justification) были широко распространены со времени XVII династии до греко-римского периода.» (Говард Картер. Гробница Тутанхамона)

Из религии Диониса венок заимствуется общегреческим культом и общегреческим обычаем. Пиршество без венков на головах гостей невозможно, потому что вино и чаши и пиршественные трапезы — служение Дионису. Венок делается принадлежностью пиров, как и Дионисов дифирамб, о котором Архилох поет:

«Мὸлнийным вином зажженный, я ль за чашей не горазд
Затянуть запевом звонким Дионису дифирамб?»

Не имея в виду дать полный исторический очерк распространения Дионисовой религии и ее дальнейших судеб в эллинском мире, ограничимся характеристикой нескольких главных этапов этого распространения и нескольких моментов ее влияния, имевших мировое значение.

Верная своему происхождению из тризны и почитания душ, религия Диониса должна была примкнуть к уже готовым местным культам сил подземных и растительных. Было указано на сравнительно позднее образование имени Диониса. В ту эпоху, когда вакхическая идея овладевает Элладой, должно было дифференцироваться имя и понятие Дия-Диониса от Дия-Зевса эллинов. Одну из самых ранних ступеней этой дифференциации мы застаем в Беотии. Фивы делаются преимущественно родиной Диониса; там он родится от Зевса и дочери Кадмовой, Семелы.

Фивы — центр культа Ареса, как бога смерти, бога человеческих жертвоприношений, — свидетельством тому служит миф о Менекее, заколовшем себя в жертву буйному и воинственному богу на стенах семивратного города и возрастившем из своей пролитой крови гранатовое дерево. Семела,² чье мистическое святилище (ἄβατον) обличает ее хтоническую сущность, — дочь Змееубийцы и Гармонии, дочери Аресовой. Змея, убитая Кадмом, родилась от Ареса, и сам он вместе с женой обращаются в змей. Змея же всегда символ хтонический. Кадм — домовой змий, µένοικος ὄφις, равноименный Менекею: дух, живущий в недрах, древний дух тризн. Но если хтоническая основа культов додионисийских объясняет легкость их сочетания и смешения с Вакховой религией в Беотии, то в той же Беотии эта религия является нам с чертами чисто эллинскими: ее мрачный характер изменяется, просветляется, кровавый элемент смягчен, идея растительного изобилия, зависящего от хтонических сил, и радостный оргиазм вступают в свои права. Дионис чтится в Фивах под своими растительными и оргиастическими символами — в фетишах столпа и плюща. Занесенные из Фригии экстатические флейты оглашают оргии Киферона. Местная керамика выдает нам безудержность оргийного разгула беотийских вакханалий. Дионис встречает на своем пути ряд местных растительных и сельских божеств; он вбирает в себя их numina и nomina.³ Бог Аристей усваивает себе его черты и становится дионисийским героем. Боги Φλές (или Φλεών), и Βρισεύς обращаются в культовые наименования (ἐπικλήσεις) Диониса. Но пришлец сталкивается на своем завоевательном пути и с противником огромной силы. Его имя — Аполлон. Отношения между этими божествами — одна из любопытнейших страниц истории эллинской религии; но они еще недостаточно расследованы. Между тем в этих отношениях пред глазами исследователя развертывается великая культурная борьба, положившая неизгладимую печать на всю греческую жизнь.
__________________________
[2] Σεμέλη, дор. Σεμέλα ἡ Семела (дочь Кадма и Гермионы, мать Вакха от Зевса) Pind., Her., Eur.
συμμελαίνομαι (συμ-μελαίνομαι) становиться совершенно черным, совершенно чернеть;
μέλας — черный;
[3] numina et nomina — обличия (божественные проявления) и имена (эпиклесы).

В Аполлоновой религии единственно проявилось влияние эллинского жречества. Если бы совокупность исторических причин не воспрепятствовала усилению греческого жречества, вся религия и образованность Греции нашла бы, вероятно, другие пути развития. Греция, наподобие Индии, создала бы великие религиозно-философские учения; она углубила бы свою народную веру, которая осталась нестройным и поэтическим, в своей живой и изменчивой противоречивости, многобожием; слабость жречества, неблагоприятная для развития глубочайших мистических и умозрительных начал, данных в зародыше во фрагментах эллинской «теологии» (θεολογία), — была, напротив, благоприятна расцвету искусства, поэзии и научно-философской мысли. Потенция греческого жречества сказалась в создании религии Аполлоновой. Не даром как бы на знамени этой жреческой религии — на портике дельфийского храма — были начертаны многозначительные в своей гиератической краткости изречения: «(ты) еси» (εἶ, ибо таково естественное истолкование всегда казавшегося загадочным слова) и «Познай самого себя» (мы разумеем: как сущего, — познай в себе Самого, т.е. Атмана индусов), — что прямо обращает нас к «Еси» (asi) и «То ты еси» (tattvamasi) ведической философии, — быть может, общему и международному достоянию сокровенной, эстетической мудрости жрецов и теургов (θεουργός), для которой понятие и слово «бытия» уже само по себе заключало идею божественности, как это сквозит еще в элеатском учении о бытии или в еврейских монотеистических формулах: «Сущий», «Аз есмь», «Я буду, кто буду».

Кажется, что развитие аполлонийской религии было существенно обусловлено аристократической оппозицией культовым и культурным захватам народных оргиастических вер, — религии Дионисовой, могущественной пристрастием сельских, земледельческих масс. Бог строя и меры, порядка и гармонии, сдержки и обособления, бог завоевателей и господ, законодателей и повелителей, — бог, прежде всего, мужской религиозной реакции против женского владычества (вспомним оправдание матереубийцы Ореста в Дельфах) и женских, всегда оргийных, культов, — должен был считаться с соперником — разрешителем, освободителем, задушевным богом неудержной скорби и неудержного веселья, варварским богом темных переживаний и неустроенных движений души, — богом мужеубийственных женских сонмов. Соперничество обоих божеств выразилось в стремлении Аполлонова культа усвоить и захватить в свое обладание ряд достояний Диониса. Сюда, прежде всего, может быть отнесено отлучение Артемиды от Диониса и ее сочетание с Аполлоном в образе сестры.

Это соединение Артемиды с Аполлоном совершилось в одном из главных древних центров греческой религиозной и культурной жизни, на острове Делосе (с которым мы все лучше знакомимся, благодаря новейшим раскопкам, делающим Франции такую же честь, как и ее раскопки в Дельфах). На Делосе Артемида издавна у себя дома. Это видно уже из гомеровского наименования острова именем Артемиды Ортигии. С другой стороны, критское влияние было могущественно на Делосе. Аполлон и Артемида строят себе там алтарь из рогов: образ внушен, быть может, критским обычаем, установленным результатами новейших раскопок на Крите, — украшать жертвенники рогами, чему параллели находятся в библейских текстах. Тесей, возвращаясь победоносный, с Крита, учреждает на Делосе круговой танец, подражающий блужданию в Лабиринте (предмет изображений на знаменитой архаической вазе «François» во Флоренции): обряд сам провозглашает свое критское происхождение. Религия критская — религия Артемиды и некоего Дионисова первообраза; и священная пляска, конечно, отрасль оргиастических обрядов критского бога двойного топора. На древнейшей дионисийской почве Делоса утверждается религия обособившегося Диониса. Герой Делоса — Аниос (Ἄνιος), его мать — Ройо (Ῥοιώ, гранатовое дерево), т.е. гранатовый плод (Диониса), а дед — Стафилос (Στάφυλος), т.е. Дионисов виноградный грозд (σταφυλή, виноградная гроздь), женатый на Хрисеиде, внучке Дионисовой. Когда Стафилос узнает о беременности дочери, он заключает ее в ковчег [и бросает в воду]: мотив явно дионисийский. Дочери Ания — Ойно, Спермо и Элаис (Οἰνώ, Σπερμώ, Ἐλαΐς, т.е. нимфы вина, хлебного посева и маслины), так называемые Οἰνοτρόφοι или Οἰνοτρόποι, т.е. взрастительницы винограда, или «пресуществительницы» в вино, — триада дионисийских растительных сил, культ которой, в своем переживании, еще сквозит в нашем обряде церковного благословения «пшеницы, вина и елея». Один сын Ания разорван собаками: знакомый нам дионисийский символ. Этот герой Диониса отчужден от него и провозглашен жрецом Аполлона. Трех дочерей своих все же он посвящает Дионису; от этого бога они получают дар своей чудотворной силы и впоследствии испытывают судьбу дионисийских героинь — преследование, бегство и превращение (в белых голубиц, — быть может, не без связи с критским культом голубя).⁴ Так не только Артемида, но и Аниос отняты на Делосе Аполлоном у его соперника-Диониса и принимают черты аполлонийские.
__________________________
[4] οἰνάς (-άδος) ἡ
1) виноградная лоза Anth.
2) дикий голубь, вяхирь Arst.

Уже «Одиссея» выдает попытку — даже благодать изобилия виноградного приписать Аполлону: она называет вино даром Марона, жреца Аполлонова. Между тем уже фракийская родина Марона указывает на его исконную связь с Дионисом, — как и его местный культ и филиация⁵ от Эванта (Εὐάνθης) и Ойнопиона (Οἰνοπίων), двух ипостасей Вакха. Ряд героев и божеств, низведенных до героев, оспаривается Аполлоном у Диониса. Таков, прежде всего, фракийский Орфей (по одной новой теории — самостоятельный бог минийского племени), являющийся, по свидетельствам самих древних, с двойственным обликом пророка аполлонийского и дионисийского. Наксос весь увит дионисийскими легендами: но его герой, Наксос, оказывается сыном Аполлона. Элевтер (Ἐλευθήρ), герой-эпоним города, принадлежащего богу-Разрешителю,⁶ получает в свою очередь в отцы Аполлона. Праздники дионисийского характера, как аттические Осхофории и Фаргелии и лаконские Карнеи (с их σταφυλοδρόµια⁷), превращаются в прославление Аполлона.⁸ В Амиклах Аполлон овладевает хтоническим Иакинфом (Ὑάκινθος), родственным Дионису-Псилаксу (Ψίλαξ). На Амиклейском троне, отданном Аполлону, над гробом Иакинфа, мы встречаем изображения дионисийских героев: Адраста (Ἄδραστος) и Адмета (Ἄδμητος). Адмет («необоримый», как и Адраст — «неизбежный») — ипостась бога смерти, взятого в его дионисийском, страдальном аспекте бога умирающего и воскресающего. Аполлон, в отмщение за пролитую им кровь змия-Пифона, должен нести под началом Адмета подневольную службу. Аполлонийская идея подвергается опасности быть вобранной и поглощенной идеей Диониса. Но развитие мифа восстановляет первую, и божество Аполлона торжествует. Аполлон изводит из Аида Адмета, как героя смертного, в награду за его доброту к своему божественному пастуху-подневольнику: он упоил Мойр вином (черта, заимствованная из дионисийского круга представлений и верований) и заручился их согласием освободить Адмета от смертной участи, если другой смертный решится умереть в замену его. Адмета заменяет его жена Алкеста, — воспоминание о жертвенном убиении жен на древних тризнах.
__________________________
[5] filiation f. развитие чего-л. в преемственной связи, в прямой зависимости.
[6] Ἐλευθήρ, (-ῆρος) ὁ Элевтер, город в Беотии;
ἐλευθέριος — несущий освобождение, освобождающий, избавляющий (Ζεύς Pind., Her., Thuc., Luc.; σωτέρ καὴ ἐ. θεός Arst.)
[7] σταφυλοδρόµια — соревнование в беге, держа в руке фиалу с виноградом.
[8] ὀσχοφόρια, ὠσχοφόρια {ὄσχος} τά осхофории (досл. «несение [виноградных] побегов»). Во время афинского празднества Σκίρα, в 7-й день месяца пианепсиона (октябрь-ноябрь), 20 избранных взрослых юношей (по двое от каждого сословия) по очереди бежали из храма Диониса в Лимнах в храм Афины Скирас (Ἀθηνᾶ Σκιράς) на Фалероне, неся в руках виноградные ветви с гроздьями. Каждый из 10 победителей получал в награду чашу, наполненную напитком, составленным из пяти главнейших продуктов года (вина, меда, сыра, муки и оливкового масла — πενταπλόα), и почетное место в следовавшей затем процессии. Праздничное шествие, в котором впереди поющего хора шли два мальчика в женской одежде, начиналось на Осхофории, площади перед храмом Афины, и следовало к храму Диониса, где Фиталиды приносили жертву.
Θαργήλια τά Фаргелии (афинский праздник в честь Аполлона и Артемиды в месяце фаргелионе, май-июнь) Dem., Arst. Изначально, это был праздник созревания плодов, для чего 6 фаргелиона приносилась жертва Деметре Хлое. Позднее, Фаргелии приобрели характер очистительного и искупительного праздника для всего города и его жителей. Очищение производилось как 6 фаргелиона, в день рождения Артемиды, так и 7, когда родился Аполлон.
Κάρνεα τά Карнеи (празднества в честь Аполлона Карнейского, отмечавшиеся в лакедемонском месяце карнее, август-сентябрь). Торжества начинались 7-го карнея и продолжались в течении девяти дней.

Борьба Аполлона за обладание Фивами оставила свой отпечаток на мифах о Ниобе и Ниобидах. Соперничество двух божеств воплощается, в культурной и обрядовой сфере, в антагонизме двух родов музыки — духовой и струнной. Ряд мифов окрашены стремлением прославить кифару и унизить флейту: таков миф о Марсии.⁹ Музы, исконные дионисийские божества, пророческие нимфы текучих вод, отторгаются у Диониса и неразрывно связываются с Аполлоном. Кифароды (κιθαρῳδοί) замалчивают Диониса, и его чары, и славят Феба.

Своего высшего напряжения и вместе разрешения борьба достигает в Дельфах. Вакх-пришлец рано завладевает хтоническим оракулом Пифона и пророчествует, как во Фракии, устами своей экстатической Пифии. Но Аполлон отвоевывает дельфийский оракул. Это его победа осуществляется, однако, лишь путем ответной уступки, глубоко изменяющей его собственную природу. Он усваивает себе дар экстатических вдохновений, пророчественный и очистительный. Его божество приобретает от Дионисова божества начала энтузиазма, мантики и катартики. Жрица Аполлона в Аргосе иступляется и исполняется богом чрез выпитие крови (по Павсанию, — ἐξ Ἀπόλλωνος µανῆναι). В Дельфах оба бога празднуют свое примирение, необходимое для духовного равновесия Эллады и для полноты творческого раскрытия идеи обоих. В ряде изображений керамики и пластики мы видим символы союза. Дионис и Аполлон подают друг другу руки при ликовании священного фиаса (θίασος).¹⁰ Они обмениваются своими атрибутами. Дионис, отныне «Тирсоносец-Пеан», «Эвий-Пеан»,¹¹ увенчивается лаврами, Аполлон — плющом; Дионис играет на лире, Аполлон-«флейтист» приближает к устам двойную флейту. Впервые эта последняя признается на пифийских играх, и флейтист-Саккадас реформирует в первой половине VI века старую священную драму, изображающую убиение Пифона. Аполлон убил Пифона, но он должен пострадать и искупить убийство изгнанием и неволей: победный бог разделяет судьбы бога страдающего. Спутники Диониса являются в свою очередь с символом Аполлоновой религии. На одной луврской краснофигурной вазе Силен с лирой и канфаром плывет на дельфине. На другой вазе Сатир учится лирной игре: оргиазм учится строю.

Треножник дельфийского храма отдан Аполлоновой Пифии; но под ним чтится священный гроб Диониса. Дельфийский храм разделен: на восточной стороне прославлен изображениями Аполлон, на западной — Дионис. Дельфийский год делится на две части: зимой поется Дионисов дифирамб (διθύραμβος),¹² весну зачинает Аполлонов пеан (παιάν).¹³ Особая коллегия жрецов (ὅσιοι — «святые», в дионисийском смысле) совершает вакхические служения. Миф повествует, что сам Аполлон погребает сердце растерзанного Диониса в Дельфах или на вершине соседнего Парнаса. Две снежные вершины прекрасно-величавой горы поделены между обоими некогда враждовавшими братьями. Дельфийский оракул распространяет по Элладе почитание Диониса.
__________________________
[9] Μαρσύας (-ου), ион. Μαρσύης (-ύεω) ὁ Марсий, сатир, спутник Вакха, с которого Аполлон содрал кожу за попытку состязаться с ним в музыкальном искусстве Her., Xen.
[10] θίασος ὁ
1) торжественное шествие в честь божества, преимущ. Вакха; ex. θίασοι τρεῖς γυναικείων χορῶν Eur. — три вакхических женских хоровода);
2) группа, сонм, сборище; ex. Μουσῶν Arph.; ἡλίκων Eur.
[11] Εὔιος ὁ Эвий, т.е. призываемый возгласами εὖα и οὐοῖ (эпитет Вакха) Plut.
Παιάν (-ᾶνος), эп. Παιήων (-ονο)ς, атт. Παιών (-ῶνος) ὁ целитель, избавитель (Пеан, эпитет бога-целителя, после Гомера отождествлялся преимущ. с Аполлоном, реже с Асклепием и др.).
[12] διθύραμβος (ῠ) ὁ дифирамб
1) эпитет Вакха Eur.
2) торжественная хоровая песнь в честь богов, преимущ. Вакха Pind., Her., Xen., Plat., Arst., Plut.
3) высокопарная речь, славословие Plat., Arst.
[13] παιάν (-ᾶνος), эп. παιήων (-ονος), дор. παίαων (-ονος), атт. παιών (-ῶνος) ὁ пеан, хоровая лирическая песнь, жанр древнегреческой поэзии. Первоначально пеан — это гимн, адресованный Аполлону, позже — и другим богам (Дионису, Гелиосу, Асклепию).

Но если Аполлон выходит из борьбы измененным, — очищенным и просветленным является и Дионис. Синтез обоих божеств впервые дает всей греческой идее ее окончательную формулу. Из обеих божественных потенций слагается эллинский пафос эстетического и этического строя. Оба бога дополняют друг друга, как золотое видение аполлонийских чар умиряет экстатическое буйство музыкального хмеля, как охранительная мера и грань спасает человеческое Я в его центробежном самоотчуждении, как правая объективация наших внутренних хаотических волнений целительно и творчески-плодотворно разрешает правое безумие исступившего из своих граней духа. Поистине Дионис-Дифирамб уже не губитель, а исцелитель, Пеан: «владыка, друг плюща, Вакх, Пеан, Аполлон звонколирный», — славит его трагедия. Филодам, поэт IV века, поет: «Когда сын Зевса и Фионы (мистическое и небесное имя Семелы по ее успении) совершил свои странствия на земле, на Олимп взошел он, Пеаном бессмертным нарекли его там плющом венчанные Музы, Аполлон завел песнь — и они пели»… Дионис принят в число небожителей. Миф и художество представляют его соратником богов в их войне с Гигантами. Без Дионисова содействия не совершил бы той могучей реформации, которая до корней преобразила и очеловечила греческое нравственное сознание. Без Аполлона Дионис не обрел бы среди Муз своей любимицы — Музы трагических хоров, Мельпомены.

1. Метапонт, Лукания. Статер (AR 20mm, 7.45g), 430-410 до н.э. Av: рогатая голова Аполлона Карнея (Κάρνειος). Rv: колос; META
2. Митилини, Лесбос. Гекта (EL 10mm, 2.53g), ок. 377-326 до н.э. Av: рогатая голова Аполлона Карнея. Rv: орел в квадратном поле.

3. Родос, Кария. Æ 37mm (20.20g), I в. н.э. Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне; Rv: крылатая Ника стоит на проре, с пальмовой ветвью и афластоном; POΔIΩN
4. Родос, Кария. Драхма (Æ 34mm, 24.42g), 31 до н.э. - 60 н.э. Магистрат Дамарат (Δαμάρατος). Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне. Rv: крылатая Ника на проре, с пальмовой ветвью и афластоном; POΔIΩN / EПI ΔAMAPATOY

Этот культурно-исторический синтез начáл аполлонийского и дионисийского совпал с эпохой тиранов. Ища опереться на демократию, тираны покровительствовали народной религии оргийного Вакха. Периандр Коринфский, в VII в. до н.э., вводит дифирамб (приписанный возродителю хороводов — Ариону,¹⁴ ипостаси Дионисовой) в обряд и обычай; той же династии принадлежит ковчег Кипсела, посвященный Дионису. Клисфен Сикионский «отдает» Дионису трагические хоры, прославлявшие дотоле Адраста: трагедия официально связывается с Дионисовым культом. Позднейшие актеры назывались «ремесленниками Диониса» или, собственно, «круг Диониса» (οἰ περὶ ∆ιόνυσον τεχνῖται): думаем, что это наименование спутников бога можно толковать в смысле хоровой дружины того, кто носил постоянную маску Диониса, — протагониста священной драмы Дионисовых страстей. «Крылатое слово»: οὐδὲν πρὸς ∆ιόνυσον (т.е. «здесь нет ничего, что бы касалось до Диониса»), — формулировавшее критерий «дионисийности», который был обычным в древности при оценке трагедий, — возникло, быть может, в том же Сикионе и запечатлело протест толпы против расширения культового содержания драмы и дифирамба путем перенесения Дионисовых черт на новых героев, возникавших как бы личинами божественного героя трагических «страстей». Особенно важное значение в деле утверждения Дионисовой религии имеет правление Писистрата в Афинах. Писистрат исходит из тех же политических соображений, как и Периандр: он опирается на сельское население и поднимает его религию. Он учреждает «городские Дионисии». Он даже ищет отожествить себя с Дионисом до такой степени, что в одной статуе бога, при нем воздвигнутой, современники узнают его черты. Будучи сам родом из местности, где сельский культ Вакха был прочен, Писистрат в своей внешнеполитической деятельности вступает в соотношения с государственными общинами Дионисова исповедания. В пору своего временного изгнания, проведенного им во Фракии, он, конечно, вполне проникается дионисийской идеей. Предпринятой им переработке гомеровских рапсодий обязаны мы, вероятно, несколькими дионисийскими интерполяциями в тексте Гомера. Преобразуя культы Делоса, Писистрат, по-видимому, и там выдвигает элементы религии Дионисовой; орудием для того служит миф о Тесее, облик которого принимает многие дионисийские черты. Религиозная деятельность Писистрата увенчивается орфической реформой.

Эту реформу можно определить как попытку основания дионисийской церкви. Некогда обвиняли деятелей этого движения, особенно теолога при дворе Писистрата — Ономакрита,¹⁵ в сознательных подлогах, которыми они будто бы придали своим собственным измышлениям характер древнейшего авторитета. Мы знаем теперь, что, несмотря на свободу редакции, допущенную орфиками, реформа имела целью закрепить действительно древнее предание. Новая община вступила в союз с культовой общиной Элевсина и путем религиозного синкретизма преобразила элевсинское служение. Она дала ему религиозно-мистическое и гностическое углубление и создала тот загадочный и могущественный фактор эллинской религиозной жизни, который вся древность так высоко оценивала и чтила, а мы тщетно ищем расследовать и уразуметь до конца — в Элевсинских мистериях.
__________________________
[14] Ἀρίων ὁ Μηθυμναῖος ὁ Арион из Метимны (о. Лесбос), греч. поэт 2-ой пол. VII в. до н.э. Her., Luc.
[15] Ὀνομάκριτος ὁ Ономакрит, афинский поэт и прорицатель времен Писистратидов, редактор сочинений Гомера и Мусея, приблиз. 520-435 до н.э. Согласно Павсанию, был первым орфическим теологом и поэтом.

Правда, орфическая церковь имела характер эзотерический, характер секты, лишь наполовину разоблачающей свои тайны и не предъявляющей притязаний господствовать над умами народа иначе как в лице и чрез посредство посвященных. Но она дала внутренний устой Дионисовой религии, и когда эта религия подвергалась опасности понижения и вырождения, спасла глубокие идеи, лежавшие в ее основе. В лоне раннего орфизма окончательно сложилась религиозная концепция страдающего бога, как идея космологическая и этическая вместе, — и выработались учения о бессмертии и участи душ, о нравственном миропорядке, о круге рождений (κύκλος γενέσεως), о теле как гробе души (σῶµα σῆµα), о мистическом очищении, о конечном боготождестве человеческого духа (ἐγένου θεὸς ἐξ ἀνθρώπου — «из человека ты стал богом», — формула орфических таинств). Дионисийская религия, преломленная в Веданте орфиков, глубоко напечатлелась на освободительных прозрениях греческой поэзии и на всей философии Греции. Без этой закваски непонятны миросозерцания Пиндара, Эсхила, Платона. Зависимость древнейших философских систем от творчества религиозного везде прозрачна, но еще не раскрыта, как надлежало бы.

В конце гармонического развития эллинской мысли идея вселенского страдания, представление о мире жертвенно страдающем чрез разъединение и разъятие божества, в себе единого, — делается основной идеей как неоплатонизма, так и позднего синкретизма, всех богов отожествившего с Дионисом, поставившего Диониса на высоту Всебога (Παντεός) страдающего, как страдальный аспект мира возникновений и уничтожений. Впрочем, еще Анаксимандр учил об уничтожении индивидуумов, как возмездии, платимом ими за свое обособление и отъединение. Мифы о дионисийских пещерах (βακχικὰ ἄντρα или σπήλαια) показывают, как души упиваются в них чарующими испарениями, чтобы, опьянившись забвением прежней чистоты и единства, ринуться из своей верховной отчизны в юдоль страды земной; кажется, что и Платонова притча о пещере, противополагающая миру ноуменов состояние духа, погруженного в феноменальное, в образе узничества пещерного, — принадлежит к той же семье дионисийских мифов.

В области понятий этических, Дионисова религия возрастила идеал героя страдающего, страстотерпца Геракла, — идеал, который, сочетаясь с утонченной моралью века, создает в воображении Платона (Rp. II, 361 D) образ праведника, признанного при жизни за злодея, подвергаемого поруганиям, бичеванию и распятию, этот пророческий образ, совпадающий с вдохновениями младшего Исаии. Дионисийская мистика сделала доступным язычникам и тот своеобразный мессианизм, который мы находим в знаменитой четвертой Эклоге Вергилия, чрез нее ставшего вещим прорицателем и предметом благоговейного страха в глазах мистического средневековья.

_______________________
Нам остается коснуться, в этом беглом обзоре дионисийских влияний, вопроса о связи между Дионисовой религией и христианством, — только коснуться. Ограничимся несколькими указаниями на первоначальные аналогии между возникающим христианством и Дионисовой религией, которые представляются нам как бы упреждениями, воспринятыми новым откровением из древнего религиозного опыта еще в самой колыбели нашего вероучения.

В евангельских притчах и повествовании мы встречаем непривычную череду образов и символов, принадлежащих кругу дионисийских представлений. Виноград и виноградник (ἄµπελος ∆ιονύσου); виноградари, убивающие сына хозяина в винограднике, как титанические виноградари в винограднике умерщвляют Вакха, он же непосредственно сын Диев, рожденный из чресл небесного отца; рыба и рыбная ловля (∆ιόνυσος ἰχθύς, — как ἰχθύς [рыба], наравне с Орфеем, — символ Христа; ∆ιόνυσος ἁλιεύς [рыбак]); чудесное насыщение народа хлебами и рыбами; хождение по водам и укрощение бури; полевые лилии и дети, играющие на флейте; облик Сына человеческого, как гостя и хозяина пиршеств и участника веселий, как жениха, окруженного девами, несущими светильники, как пастыря и агнца;¹⁶ мед и смоковница; огонь осоляющий, и семя, не оживающее, пока не умрет; отмена поста для сынов чертога брачного, и обещание нового вина в жизни новой; причащение хлебом и вином на жертвенной вечере (как в вакхических мистериях); вход в Иерусалим на осле (животное Диониса) среди вдохновенных кликов и в окружении пальмовых ветвей; эпифании и очищения; миро и слезы женских молитвенных восторгов; в четвертом Евангелии — претворение воды в вино на свадебном пире, речи о воде живой, о виноградной лозе, о съедении тела и выпитии крови Христа, — все это намечено в прообразах Дионисовой религии, как намечен и сам жертвенный облик Бога и человека вместе, чудесно зачатого земной избранницей небесного Отца (по успении своем взятой на небо), преследуемого и бегством спасенного во младенчестве, распространяющего свое внутреннее царство в охваченных священным восторгом, «обратившихся» (µετάνοια, µετατροπή Евангелия), забывших и презревших искаженную земную действительность душах людей, — странствующего по земле со своим божественно-беззаботным и детски-радостным сонмом, — часто не узнаваемого под новыми ликами своих явлений, окруженного непрерывающимся чудом, удаляющегося незаметным из враждебной толпы, — наконец, плененного врагами, страдающего, убитого, погребенного, женщинами оплаканного, воскресшего, взошедшего на небеса до своего нового молнийного явления.
__________________________
[16] Само слово «овен» (ὄῑν, οἰοῖν, οἰῶν) весьма созвучно таким дионисовым атрибутам как вино (οἶνος) или виноградная лоза (οἴνη). А слово βοῦκος (пастух) подозрительно созвучно со славянским словом «Бог», что не противоречит ипостаси Бога, как «пастыря».

Быть может, малоазийские и сирийские общины поклонников Вышнего Бога (ὕψιστος θεός), сохранившие в своих верованиях многие черты культа Диониса Сабазия, посредствовали между Галилеей и дионисийской Элладой и заронили среди соседних язычникам арамеев отголоски прозрений и предчувствий, родившихся в лоне чуждого им богопочитания. Быть может, дионисийские идеи и представления и издавна уже отдавались отдаленным эхом в еврейском пророчествовании. Во всяком случае, родство и взаимное тяготение Дионисовой веры, вдруг преображающей в глазах «вакха»-тирсоносца юдоль земную в блаженную Нису, этой огнем крестящей веры, чрез которую человек теряет свою душу, чтобы вновь приобрести ее, — и первоначальной, существенно экстатической стихии христианства — чувствуется, вопреки особенно ожесточенным нападениям христианских апологетов на все, что от Диониса в язычестве: эта вражда именно объясняется — боязнью соперничества.

Между тем Дионис был тайным и внутренним союзником Бога галилейских рыбарей против иного опасного соперника — Митры, чей культ являет ряд общих с христианством внешних особенностей и, по-видимому, повлиял на некоторые христианские представления, как в свою очередь дионисийство влияло на маздеизм. Если не случилось то, что, по мнению Ренана, было ближайшей исторической возможностью, — если культ Митры не сделался вселенской религией, — отчасти тому причиной было, быть может, скрытое присутствие в христианстве дионисийских начал, которые делали его непосредственно-понятным и бессознательно близким издавна воспитанной для его приятия Дионисовым откровением души языческой.


_______________________________