Жизнь
Хрестоматийным примером реализации этой концепции в США стал район Пруитт-Айгоу в городе Сент-Луис, штат Миссури. Во-первых, здесь имелся трущобный район ДеСото-Карр, вплотную примыкавший к даунтауну. Во-вторых, у мэра-демократа Джозефа Дарста было желание избавиться от подобного соседства. В-третьих, после принятия закона о жилье 1949 года появились федеральные средства для реализации этой идеи.
В организованном архитектурном конкурсе победил Минору Ямасаки из бюро Hellmuth, Yamasaki and Leinweber. Ямасаки, будущий автор уничтоженных 11 сентября 2001 года башен-близнецов Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, предложил проект, вдохновленный Корбюзье. На 23 гектарах бывших трущоб возводились 33 панельных 11-этажных дома, в 2870 квартирах которых должны были проживать около 10 тыс. человек. Важной особенностью района, получившего название Пруитт-Айгоу, стала его сегрегация. В Пруитте должны были жить черные жители, а в Айгоу — белые, хотя обе половины и составляли единое целое.
К 1956 году жилой район был готов, и спустя год всего 9% небольших, но комфортабельных квартир оставались незанятыми. Казалось бы, феноменальный успех, но дальше что-то пошло совсем не так.
Еще в 1954 году Верховный суд США вынес знаковое решение по делу, получившему название «Браун против Совета по образованию». Согласно решению, сегрегация де-юре признавалась противоречащей четырнадцатой поправке к Конституции США. Интеграция Пруитта и Айгоу в единый — уже смешанный — комплекс вместе с еще не изжитыми многими обитателями Миссури расовыми предрассудками привели к тому, что белые жители района начали из него съезжать, как только у них появлялась такая возможность. На их место заселялись черные семьи, причем чем дальше, тем все более бедные. Жилье в Пруитт-Айгоу было социальным, но государство финансировало лишь его строительство. Дальнейшее его содержание должно было осуществляться за счет соответствующих выплат резидентов. С каждым месяцем среди жителей комплекса становилось все больше людей, живущих на государственное пособие. Они не могли своевременно оплачивать аренду, и 33 дома, торжество модернистской концепции организации жилых районов, стали стремительно приходить в упадок.
Федеральное правительство потратило на район $36 млн, и потрачены они были, как выяснилось, впустую. Новенький Пруитт-Айгоу, оказавшись в условиях нехватки средств на свое приличное существование, начал ветшать. Коммунальщики перестали убирать мусор, разбитые окна никто не заменял, так и не появилась обещанная району инфраструктура. Его жители съезжали, как только могли позволить себе что-то более достойное, и от этого бюджет комплекса интенсивно скудел, что, в свою очередь, приводило к еще большему упадку. Район превратился в криминальное гетто, рай для наркоторговцев, убежище для банд. Внезапно оказалось, что модернистские здания представляют собой идеальное пространство для грабежей и убийств. Архитектор Ямасаки горько констатировал: «Никогда не думал, что люди настолько разрушительны. Как архитектор, сомневаюсь, что сейчас подумал бы браться за такой проект. Я хотел бы, чтобы и эта работа вообще не была сделана».
Смерть
Коммунальный и криминальный кризис привел к тому, что многие из 11-этажек к концу 1960-х оказались вовсе брошены. В 1970-м, спустя всего 14 лет после окончания строительства комплекса, власти Сент-Луиса признали провал эксперимента и начали отселение района. В 1972—1974 годах все 33 здания были одно за одним взорваны. С помощью динамита $36 млн превратились в груды строительного мусора. Архитектурный критик Чарльз Дженкс провозгласил: «Модернистская архитектура умерла в Сент-Луисе, штат Миссури, 15 июля 1972 года в 15 часов 32 минуты». Это день и час, когда было взорвано первое здание Пруитт-Айгоу.
Дженкс, конечно, несколько погорячился. Многие из районов, подобных сент-луисскому, пережили его на десятилетия, но практически все их в конечном итоге ждала та же судьба. Знаменитый чикагский Кабрини-Грин (3600 квартир), считавшийся одним из самых неблагополучных жилых комплексов США, снесли в период с 1995 по 2011 год. Роберт Тейлор Хоумс в том же Чикаго (28 16-этажек на 4415 квартир) уничтожили к 2007-му. Так же поступили и со многими прочими градостроительными экспериментами 1950—1960-х годов. И в каждом из этих случаев события развивались одинаково. Государство строило недорогие многоэтажки, в которые заселялись все более неблагополучные элементы, превращавшие их в притон. Дома приходили в негодность и в итоге сносились. В каких-то случаях на их месте строились новое, уже малоэтажное жилье, в других — площадки так и оставались пустовать. На месте злополучного Пруитт-Айгоу архитектора Ямасаки до сих пор высятся деревья.
Иное будущее ждало лишь аналогичные районы Нью-Йорка. Там в 1940—1970-е годы построили около трех сотен жилых комплексов разного масштаба, и почти все они существуют до сих пор. Здесь по-прежнему в основном социальные квартиры и во многом соответствующий им контингент, но они выжили по специфически нью-йоркским причинам.
Во-первых, этот мегаполис и так переуплотнен, и у города просто нет места для расселения сотен тысяч жителей многоэтажек. Во-вторых, цены на недвижимость там таковы, что любой снос обойдется мэрии в фантастическую сумму. Наконец, в-третьих, федеральное правительство отказывается субсидировать даже джентрификацию таких домов. В итоге статус-кво в Нью-Йорке сохраняется и поныне. Это единственный американский город, в котором можно найти массовую «микрорайонную» застройку, пусть внешне она несколько отличается от нашей.
В чем же причины столь неудачного опыта реализации идей Корбюзье в США? Многоэтажные районы в Америке строились на месте трущоб, а не в хотя бы чуть более благополучных кварталах. В их недорогие квартиры заселялись обитатели вновь же трущоб, причем их количество лишь множилось. При этом вместо устаревшего района бедности получался современный район концентрированнойбедности, который быстро приходил в упадок. Отмена сегрегации, произошедшая в те же годы, многими американцами воспринималась болезненно. Белые все так же предпочитали жить с белыми, в результате чего в этих модернистских кварталах формировалось общество, объединенное лишь крайне низким уровнем доходов и цветом кожи. Непременным следствием этого была криминализация района и его все более стремительная деградация, за которой шел неминуемый снос.
«Бегство белых» продолжалось, ведь «американская мечта» никуда не делась. В менталитете граждан США идеалом все так же оставались собственный домик в пригороде с подстриженным газоном, похожими на тебя соседями, хорошей школой и дорогой на работу в даунтаун на личном автомобиле или на поезде. У многоэтажных микрорайонов не было ни единого шанса: слишком быстро они заработали себе негативную репутацию. В массовом сознании среднего класса они были и остаются уделом бедняков, мигрантов и преступных элементов.
Лишь в последнее время благополучные американцы начали возвращаться из пригородов в даунтауны и сопредельные районы. В основном речь идет о молодых квалифицированных специалистах, белых воротничках, для которых удобный доступ к работе и развлечениям имеет большее значение, чем размеренная жизнь в скучной субурбии. Но и в данном случае этих смельчаков ждут уже джентрифицированные районы с малоэтажной квартальной застройкой, а порой и современными, модно выглядящими жилыми комплексами из стекла, металла и дерева.
На постсоветском пространстве получился совершенно иной опыт эксплуатации идей Корбюзье. Во-первых, государство не давало нашему человеку выбора. Научный сотрудник мог переехать жить в пригороды только тогда, когда становился академиком и ему полагался загородный дом. Обычные массовые советские дачи для полноценной круглогодичной эксплуатации не годились. Единственной альтернативой становилась многоэтажка («сталинка», хрущевка или брежневка), перед которой все оказывались равны: и инженер, и учитель, и врач, и работяга с ближайшего завода.
Социального неравенства, подобного американскому, здесь не существовало. Были лишь оттенки серого, поэтому жить в Зеленом Луге считалось престижнее, чем в Шабанах, а на Комаровке — лучше, чем в Чижовке. С поколениями впитавшиеся в генотип стандарты комфортной жизни процветают и поныне. В XXI веке у нас и в некоторых соседних странах по-прежнему растут номерные Каменные Горки и Сухарево в то самое время, когда в остальном мире, который принято считать цивилизованным, про подобные «человейники» забыли десятилетия назад.
Подробнее на
https://khazin.ru/articles/23-istorija/55133-poche...li-unichtozheny-spalnye-raiony