Мои отношения с тоталитаризмом

Настроение сейчас - амбивалентные переживания

Я сама себе пытаюсь объяснить свою необъяснимую тягу к тоталитарным режимам. Думаю, всё по Фройду, батенька - то есть из детства. Во-первых, с детства привили любовь к Советскому Союзу, и я чётко помню большие красные буквы в букваре - СССР; хотя это был уже 92-ой, я до пяти лет думала, что живу именно в этой стране. Во-вторых, я с детства в мультиках болела не за добрых, а за симпатичных - пускай они были и злодеи. Во как, с детства воплощала принцип Оскара Уайльда - эстетика превыше морали 8-/
Теперь получается, что эту самую эстетику - особую эстетику - я нахожу в двух самых "выдающихся" разновидностях тоталитаризма - сталинизме и нацизме.
Не то чтобы я их в политическом смысле поддерживаю - я же понимаю, что при любом из них моя башка полетела бы первой. Ибо "независимо мыслящих" (читай: сумасшедших) нигде не любят, а в тоталитарном режиме особенно. А уж пессимистов-декадентов и подавно. Но может, это я сейчас такой выросла - а в тридцать седьмом я была пионеркой, которая на физкультурном параде громче всех орала "Слава великому Сталину!!"?..
Я где-то до второго курса ненавидела фашизм. Потом больше прислушалась к "немецким" песням "Агаты Кристи", к альбому "Маленький Фриц"... ещё начиталась Генриха Бёлля, ещё узнала про философию Ницше и как-то заинтересовалась Германией вообще. Потом меня весьма затронула песня Otto Dix, "Любимый немец"... потом зимой получилась та фотка в чёрном пальто, которое я чёрт знает почему увидела как ССовскую шинель. Вот тогда я увидела эстетику нацизма. Сначала было как-то дико и даже стыдно - коммунист, а видит эстетику в нацизме... Пока не познакомилась с человеком, исповедующим этот самый нацизм и просветившим меня по части Третьего рейха. А потом прошла курс политологии и поняла, что, в общем-то, ничем эти два строя не отличаются... Кроме одного-единственного - "светлого будущего": у одних оно предназначено только для "пролетариата", у других - для "истинных арийцев".
И потому сталинизм и нацизм уживаются в моём сознании. Мне ведь плевать на их "светлое будущее", которое они так и не построили и никогда не построят. Ведь парады, и синее майское небо, и оптимистичные военные марши, и униформа, и плакаты, и значок на груди, и вождь - это и там, и там есть. Какая разница, как называть этого вождя - коба или фюрер?.. Мне и оба они интересны как личности. Я не считаю, что Сталина или Гитлера случайно вынесло на верхушку волной революции. (Это нашего Юща случайно вынесло помаранчами, на которых он четыре года еле продержался.) Вы почитайте "Майн Кампф" - Адольф Гитлер смолоду сформировал себе принципы, по которым обеспечится процветание германской нации, и решил сам взяться за их воплощение. Типичный параноик. Сталин, правда, эгоцентризмом не страдал - но, думаю, параноиком был не меньшим. (А вот Берия - эпилептоид чёртов.) Я к тому, что заурядные личности вождями не становятся. А раз они незаурядные - значит, они мне нравятся...
Читала я антиутопии всякие - "Мы", "1984". Но вот те версии тоталитаризма мне не нравятся. Они неэстетичные. Правда, сталинизм и нацизм как они есть на картинки меня ещё не вдохновляли - они и сами в своё время всё отобразили в плакатах. А вот для тем на телефон как раз подходят. Из тоталитарной эстетики получается замечательная тема на телефон...
Правда, я ещё на 3 курсе нарисовала картинку "Тоталитаризм", но она передаёт не дух тоталитарной идеологии, а современное видение тридцатых годов - репрессии и предчувствие войны. Так же и "немецкие" песни "Агаты Кристи", и "Маленький Фриц", и весьма примечательная (потому что единственная) наутилусовская песня о сталинизме "Эти реки" - они не принадлежат искусству того времени. Они принадлежат искусству нашего времени о той эпохе. А искусство того времени представлено только оптимистическими маршами и лирическими одами (это у нас), а ещё плакатами и портретами вождей. Это искусство - оптимистическое; в нём есть ненависть только к врагам. И вместе с тем оно - фантастическое: мы-то с колокольни своего будущего знаем, что ничего из радужных перспектив не получилось. Но то искусство и не подразумевало реализм, оно подразумевало светлый образ, который должен вдохновлять строителей коммунизма/Третьего рейха. А реализм я никогда и не любила >:-)
В книжке по фэн-шую написано, что его запрещали в странах с тоталитарным режимом. Ну правильно - два тигра в одной клетке не уживаются. Фэн-шуй - это ж тот же самый тоталитаризм. Потому что он такой же идейный. Запрет на многообразие эмоций, которые должны быть только положительными (в связи с этим вспоминаю новеллу Бёлля "Моё грустное лицо"), вера в "светлое будущее" и своё "высокое предназначение". Строгая фильтрация мыслей и предпочтений - всё должно быть исключительно положительным (ср. "социалистическим" / "арийским"). Потому Верку Сердючку фэн-шуй одобряет (у неё песни положительные), а "Агату Кристи" - нет, конечно. Хотя, понятное дело, художественный уровень сердючкиных песен не сравнить с текстами альбомов "Коварство и любовь" или "Декаданс". Ну, кого это волнует... Единственное что - в фэн-шуе проповедуется индивидуализм, никакого "единения нации" там быть не может.
Ну в фэн-шуй я всё равно иногда ударяюсь. Надо ж себе время от времени придумывать "некий смысл бытия"... Но он такой - слишком радужный, воздушный, как бабочка. А тоталитаризм пробивной и тяжёлый, как танк. Как большой, твёрдый, мощный мужчина в униформе. Ой как по Фройду-то, батенькааа...

Будущее глазами художников начала 20 века

http://320-80-80.livejournal.com/209752.html

Давайте сегодня поговорим о будущем, прошлом и настоящем одновременно!
Как? Взглянем на открытки из прошлого, на которых художники начала 20 века изображали будущее, т.е. наше настоящее.

НЕМЦЫ
Подборка немецких открыток 1910 года

Движущиеся тротуары.. кстати, могли бы их реализовать и сейчас.... 

Будьте Добры...


Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон - один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?
Я был ещё слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону.
Позже я догадалася, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал.
Оператор, Будьте Добры знала всё - от телефонных номеров соседей до расписания поездов.
Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошёл, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
- Оператор, Будьте Добры.
- Слушаю.
- Знаете, я ударил палец... молотком...
И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.
- Мама дома? - спросила Оператор, Будьте Добры.
- Нет никого, - пробормотал я.
- Кровь идёт? - спросил голос.
- Нет, просто болит очень.
- Есть лёд в доме?
- Да.
- Сможешь открыть ящик со льдом?
- Да.
- Приложи кусочек льда к пальцу, - посоветовал голос.

После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у неё чем кормить хомячка.

Однажды наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил:
- Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением, должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
- Пол, - сказала она тихо, - всегда помни: есть другие миры, где можно петь.
И я как-то сразу успокоился.
На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как пишется слово fix.

Когда мне исполнилось 9, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моём прежнем доме и никак не ассоциировался у меня с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищённости, которую давали мне эти диалоги, помогали мне в моменты недоумения и растерянности.

Уже взрослым я смог оценить сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом.

Через несколько лет, после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолёт.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:
Удивительно, её голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:
- Не подскажете ли, как пишется слово fix?
Сначала - длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:
- Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.
Я засмеялся:
- О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры!
- А мне интересно, - сказала она, - знал ли ты, как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей и твои звонки были для меня такой радостью.
И тогда я рассказал ей как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
- Конечно, - ответила она, - Просто позвони и позови Салли.

Через три месяца я опять был проездом в этом городе. Мне ответил другой, незнакомый голос:
- Оператор.
Я попросил позвать Салли.
- Вы её друг? -спросил голос.
- Да, очень старый друг, - ответил я.
- Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад.

Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала:
- Подождите минутку. Вас зовут Пол?
- Да.
- Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай если вы позвоните... Разрешите мне прочитать ее вам? Так... в записке сказано:
"Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет."
Я поблагодарил её и повесил трубку.

источник: уже и не помню

М.М.Жванецкий:" Что хорошо в России – все живут недолго. Сволочи – в том числе. Поэтому наша задача – пережить всех."

 

Все, кончилось золотое время! В стране все за деньги. В платных туалетах посетители, у которых запор, требуют вернуть деньги обратно, и суды их поддерживают.
По любому вопросу можно обратиться в суд и получить оправдательный приговор. Главная задача суда – не связываться.
Главная задача церкви – не ввязываться.
Суд, церковь и народ полностью отделились от государства.
Учителя отделились от учеников.
Милиция – от воров. Врачи – от больных. Секс – от любви.
Церковь заговорит, только если ее ограбят. А пока молчит и что-то делит внутри себя.
На экране непрерывно стреляют и любят друг друга в крови и в грязи, и поют там же. Песни по смыслу приближаются к наскальной живописи.
На свадьбах под крик «Горько!» уже не целуются, а идут дальше. Любимые называются партнерами, объятия называются позицией, поцелуй – начало игры. Женихи и невесты исчезли как класс. Среди венерических болезней самая редкая – беременность.
Остальное – нормально. Москва сверкает. Одесса хорошеет. Омск впервые узнал, что такое автомобильные пробки. В Москве вообще только машины. На 850-летие Москвы был первый день человека: вышли миллионы людей и раздавили сотни машин.
В правительстве тем временем идут дебаты, когда давать пенсии: с шестидесяти лет или с шестидесяти пяти. Это при средней продолжительности в пятьдесят семь.
Во время гриппа особым шиком считается подговорить гриппозного пойти и поцеловать начальника.
Радиации никто у нас не боится, считается, что от нее умереть мы не успеем.
Самые уважаемые и модные люди в стране – спасатели МЧС. Единственные, кто работает по-настоящему непрерывно повышая производительность. До ста покойников в час. И это не предел. Они говорят, будет техника, можем и двести покойников выдавать.
Провожая родственников в аэропорту, мы уже не знаем, куда мы их провожаем: то ли к ним, то ли к нам. То ли к себе, то ли к спасателям сразу. Спасатели настолько поднаторели, что если в каком-то регионе года три ничего не взорвалось, они едут туда без вызова.
В магазинах все есть. Правда, кому это все есть? Начиная с 17-го года едят только новые русские. То одни, то другие, то третьи.
Песен в стране стало в сто раз больше, зато стихов к песням – в сто раз меньше. Приятное новшество наших дней – пение под фонограмму. Любимый певец прилетает на концерт, но голос с собой не берет. То, ради чего собрались, не происходит. Хотя рот открывает и на нас кричит, мол, руки, руки, не вижу аплодисментов, браво не слышу, въяло, въялые вы. Это мы въялые. «Не слышу вас!» Это нас он не слышит, как будто мы поем. Но в конце концов он добивается нашего звучания. Так что практически мы выступаем под его фонограмму.
Все газеты – только о том, как вести себя в постели, как будто мы из нее не вылезаем. Хотя прохожие на улицах есть. Все советы – как спать и никаких советов – как жить. В результате как ограбить банк уже знает каждый, как сохранить там деньги, не знает никто.
Так как наше производство не работает, одеты мы прилично. Женщины – наоборот – раздеты ярко и броско. Делают для этого все, потом за это подают в суд. Это нечестно. Мужчины чего-то ищут, куда-то едут, возвращаются побитыми – мелкий бизнес называется. Если вернулись убитыми – крупный бизнес пошел.
Президенту стало значительно лучше. Он здоров как никогда. Президента привозят на аэродром, президенту говорят: «Сюда пройдите, здесь сядьте. Посмотрите наверх, посмотрите вперед». «Вот это здорово», – говорят президенту. «Да, это здорово», – говорит президент. И вдруг почему-то спрашивает у нас, почему мы не покупаем наши продукты. Вместо того чтоб нам это объяснить. Президент, видимо, только что приехал. Ему, как всем нам, за границей лучше, но вынужден жить здесь.
«Почему наши машины не делаете?» – спрашивает он у кого-то па дереве. «Будем, – отвечает тот с дерева, – обязательно, не волнуйтесь». «Вытеснять надо заграничное», – говорит президент. «Вытесним, – кричит тот с дерева, – вытесним!» «Ничего, – говорят президенту, – не вешайте нос». «Да я что, – говорит он, – это у вас дела неважные». «Ну, значит, не думай о нас, думай о веселом». «Ну я поехал». – говорит президент. «Да, – говорят все, – езжай, что тебе здесь делать, отдыхай».
В Одессе, ребятки, тоже все-ничего. «Миша, – сказала мне тетя Циля, – я с Изей живу тридцать лет и никогда не знала, что он новый русский. Хорошо, что мама не дожила».
Что касается политики, то огромное количество – за коммунистов. Все, кто делал танки, лодки, ракеты, голосуют за них. И это правильно. Они так и говорят:
«Мы, конечно, будем голосовать за КПРФ, но объясните, почему нам так не везет, что такое висит над Россией?» Ну вот это и висит.
Такая промышленность по отдельным людям не стреляет, конечно. Такая война, как им нужна, может быть только с Америкой, и только один раз. То есть их производство одноразовое. Хотя в Одессе уже есть будка «Ремонт одноразовых шприцов».
Что касается бизнеса. Бизнес, конечно, для нас вещь новая, дается не каждому. Например, на первый капитал он купил машину, мучился без гаража. Продал машину – купил гараж. Сейчас продал гараж – купил машину. Мучается без гаража. То есть бизнес есть. Есть бизнес.
Или, например, документальная история. Мурманск заключил сделку с Ростовом на поставку помидоров из Ростова. Заключили сделку, разъехались. Через неделю факс: «Во что паковать?» Из Мурманска: «Высылаем тару». Еще через неделю факс: «Во что грузить?» Из Мурманска: «Высылаем автотранспорт».
Последний факс из Ростова: «Как выращивать помидоры?»
В Одессе – наоборот: «Почем помидоры?» – спрашиваю на Привозе. «Прошу шесть, отдам за пять». «Ну тогда я куплю за четыре, держи три».
Сегодняшнюю жизнь понять нельзя – литературы нет, учебников нет. Рассказать об этой жизни – как об этом вине: когда оно начинает действовать – перестаешь соображать.
Пришли мы тут как-то в ресторан, два часа ждали официанта, звали-звали, звали-звали. Он пришел и принес счет.
В общем, живем совершенно по-новому.
Когда меня спрашивают: «Ты как по-английски?» – «Читаю свободно, но не понимаю ни хрена». Поэтому позвольте, я дальше – по-русски.
Что хорошо в России – все живут недолго. Сволочи – в том числе. Поэтому наша задача – пережить всех.
И все же, говорю я, и все же, невзирая ни на что, взамен мрачных и одинаковых появились несчастные и счастливые. Можно сказать, появились несчастные, а можно сказать, появились счастливые, впервые видишь их своими глазами и среди нас, а не в политбюро.
И вот весь этот кипяток со всеми его бедами и загадками все-таки больше похож на жизнь, чем та зона, где тюрьма, мясокомбинат, кондитерская фабрика и обком партии выглядели одинаково.

 

 

 

http://blogs.mail.ru/mail/grif-2041/4D6C6FED7359F6E0.html

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст...

Нет ничего страшнее на свете одиночества: сжигающего душу и убивающего желание жить. Одиночества,  из которого даже выбраться невозможно, чтобы человек для этого не делал. 70 лет назад, 31 августа 1941 года, в Елабуге покончила собой Марина Ивановна Цветаева. Одиночество убило ее... и не только оно, но и человеческое равнодушие. Голодная и морально раздавленная обстоятельствами своей жизни, Марины Ивановна искала хотя бы возможности не умереть с голоду, но сытые коллеги по литературному творчеству отказали даже ей и в этом, с презрением заявив, что даже работу посудомойки ей доверять нельзя... Она была одинока всегда: и у себя на Родине в России, и в эмиграции, и среди своих коллег... Это отчаяние, безысходность и убили ее, и ее великий талант...

* * * Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий, что — мой, Как госпиталь или казарма. Мне все равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной — непременно — В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведем без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться — мне едино. Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на каком Непонимаемой быть встречным! (Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен…) Двадцатого столетья — он, А я — до всякого столетья! Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне всё — равны, мне всё — равно, И, может быть, всего равнее — Роднее бывшее — всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты — как рукой сняло: Душа, родившаяся — где-то. Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей — поперек! Родимого пятна не сыщет! Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина… 3 мая 1934

Поэт Марина Ивановна Цветаева

Нет, голубчик, меня не «не помнят», а просто – не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 г. по 1920 г. я, пиша непрерывно, не выпустила, по литературному равнодушию, вернее по отсутствию во мне литератора (этой общественной функции поэта) – ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных Записках». Я жила, книги лежали. По крайней мере три больших, очень больших книги стихов – пропали, т. е. никогда не были напечатаны. В 1922 г. уезжаю за границу, а мой читатель остается в России – куда мои стихи (1922 г.–1933 г.) НЕ доходят. В эмиграции меня сначала (сгоряча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв несвое: тамошнее! Содержание, будто, «наше», а голос – ихний. Нищеты, в которой я живу, Вы себе представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 франков в день, на них вчетвером (у меня сын 8-ми лет, Георгий) и живем, т. е. просто медленно издыхаем с голоду. В России я так жила только с 1918 г. по 1920 г., потом мне большевики сами дали паёк. Первые годы в Париже мне помогали частные лица, потом надоело – да еще кризис, т. е. прекрасный предлог прекратить. Но – Бог с ними!.. Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми, и не только с «политиками», а я и с писателями, – не, ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, – без круга, без среды, без всякой защиты причастности, хуже, чем собака, а зато... А зато – всё.

Анна Григорьевна Достоевская. Воспоминания