Предлагаем вспомнить самый массовый советский алкоголь, объединявший все слои населения – от генералов и академиков до работяг и неформальной молодежи…

Именно 1 мая в СССР происходило открытие шашлычно-дачного сезона, а кое-кто открывал и купальный сезон. Ну, а какое открытие без напитков, бодрящих дух и веселящих разум?

Любимым же напитком советских трудящихся был портвейн. Нет, не пиво, не водка и не коньяк, но именно крепленое вино, не имевшее никакого, впрочем, отношения к Португалии, но носившее гордое имя портвейна. Веничка Ерофеев в своей бессмертной поэме "Москва-Петушки" писал: "Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: "Ребята, я хочу пить портвейн". А все говорили: "Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн".

Советский народ любил и уважал портвейн, об этом свидетельствуют хотя бы данные статистики. В советское время в стране выпускалось ежегодно около 200 миллионов декалитров портвейна, тогда как на долю всех остальных видов вина (сухого, шампанского, марочного и т. д.) приходилось всего 150 миллионов декалитров.

- Портвейн завезли!

Причем, портвейн любили абсолютно все слои населения. Одни пили дорогой "Массандровский" портвейн, сидя в большом кресле на даче у камина - а позволить себе дачу с камином в советское время могли только "выдающиеся советские и партийные деятели" либо не менее выдающиеся писатели, артисты и академики. Другие же брали "три топорика на троих" - дешевый портвейн "777" за 1 рубль - и распивали его где-нибудь в подворотне.

Номера, кстати, присваивались портвейну не просто так – эта традиция ведет свое начало еще с тех дореволюционных времен, когда в знаменитом Магараче — виноградно-винодельческом хозяйстве при Никитском ботаническом саде в Крыму стали выпускать первые опытные бутылки "Никитского крепкого вина" специально для императорской резиденции в Ливадии.

Кроме номеров, более ничего от той эпохи в советском портвейне не осталось, ведь ради удешевления производства рецептура приготовления крепленых вин была радикально изменена. Вместо коньячного спирта в вино стали добавлять обычный зерновой спирт. Именно креплёные вина низкого качества — "Агдам", "Кавказ", "Золотистый" — получали в народе весьма звучные названия: "жушка", "чернила", "бормотуха" и "огнетушитель".

По стране ходило немало анекдотов об этом вине, например такой: "В СССР из всех наркотиков был легализован только портвейн. Его можно было купить в любом магазине. Однако правительство специально добавляло в портвейн ароматизаторы, которые делали невозможным принятие больше трёх, максимум пяти бутылок. Поэтому передозировки в СССР не было".

Мы предлагаем вспомнить самые популярные марки портвейна и крепленых вин.

Те самые "777". Или "Три топорика".

"Агдам" - еще одна легендарная марка азербайджанских виноделов.

Один из самых лучших сортов крепкого белого марочного вина типа портвейна. Изготавливается с 1936 года из винограда сортов Баян Ширей и Ркацители, который выращивают в Акстафинском районе Азербайджана. Награждено 4 золотыми и 5 серебряными медалями.

Азербайджанское вино могли производить и в Казани.

Продукция армянских виноделов.

Продукция грузинских товарищей.

Крымские виноделы представляют... Именно в Крыму и был получен в 70-е годы позапрошлого века первый российский портвейн.

Легендарный украинский портвейн, который получил в народе название "биомицина".

Хорошо котировалась в СССР и продукция молдавских виноделов

Среди регионов РСФСР более всего ценился портвейн из Ставрополья и Краснодарского края.

А это уже российские сорта

Подполковнику 9-го управления КГБ Алексею Сальникову пришлось прослужить в органах госохраны 40 лет - с 1956 по 1996 год - и работать со всеми первыми лицами от Хрущева до Ельцина. Коллеги называют его самородком, а для многих родственников генеральных секретарей и глав правительств он до сих пор является практически членом семьи. Мы попросили рассказать о малоизвестных сторонах его жизни, а также об особенностях обслуживания первых лиц нашей страны…

Высшие руководители - такие же люди, как мы. Если не брать в расчет их социальное и финансовое положение, то их жизнь точно так же наполнена мелочами, как и наша. Они должны одеваться и обуваться, есть и пить, лечиться, общаться с людьми. В общем, как и мы. Но только именно их положение делает все эти мелочи очень важными и значительными.

Охраняемые лица, тем более высшего уровня, многого не должны делать сами. Их передвижения, питание, стиль и состояние одежды, бытовая безопасность контролируются офицерами охраны. И именно за многое из этого отвечал Алексей Сальников, работая с Хрущевым, Косыгиным, Брежневым, Андроповым и другими первыми лицами. Вот его рассказы...

ХРУЩЕВ ЛЮБИЛ БОТИНКИ НА МИКРОПОРКЕ

Моя работа с Хрущевым началась в 1956 году, и я был рядом с ним до самой его отставки в октябре 1964 года. Служил я офицером элитного подразделения 9-го управления КГБ, которое занималось охраной высших должностных лиц СССР. А обязанности мои были весьма обширными. Но если сказать коротко - это обеспечение комфортной обстановки для работы и отдыха первого лица государства и решение всех связанных с этим бытовых проблем.

У Никиты Сергеевича Хрущева, моего первого подопечного, всегда были проблемы с одеждой. Его нестандартная фигура была довольно сложной для закройщиков. А он еще любил свободные брюки, и они, можно сказать, висели. В сам процесс изготовления костюмов я не вмешивался, хотя иногда мог что-то подсказать, но вот содержать их в порядке, подобрать рубашку и галстук - лежало на мне.

Шили костюмы в основном на Кутузовском. Примерно напротив гостиницы "Украина" было специальное ателье с магазинчиком. И жены всех первых лиц приезжали именно туда. И первые леди Нина Петровна Хрущева и Виктория Петровна Брежнева. Обшивались там и некоторые большие руководители, хотя и не высшего уровня.
К Хрущеву, Брежневу, Косыгину или Андропову приезжали на работу закройщики, согласовывали материал, снимали мерки. А потом проходили примерки, и костюмы подгонялись по фигуре.

Свои собственные ателье были и у Верховного Совета СССР, и у КГБ. Кстати, наше обувное ателье находилось недалеко от метро "Дзержинская" (ныне "Лубянка") в Комсомольском переулке (сейчас Златоустинский). И знаменито оно было тем, что мастер шил там обувь для Хрущева и Косыгина. Мерки снимали, конечно, на работе, но изготавливали все именно там.

Ботинки были кожаные, легкие, добротные. Никите Сергеевичу, кстати, больше всего нравились ботинки на микропорке. Сейчас уже мало кто помнит о том, что был такой материал…

Безопасность руководителя, тем более лидера государства - понятие многогранное. И в нем очень много различных нюансов, которые могут показаться мелочами. Например, нужно всегда следить за тем, сколько алкоголя выпивает твой подопечный. И не для того чтобы он не потерял контроль (такие случаи были, но редко), а с тем чтобы обеспечить безопасность, как в смысле медицинском, так и в общепринятом.

Вот, например, как-то раз в Завидове Хрущев с президентом Финляндии Кекконеном засиделись за столом в лесу, невдалеке от резиденции. Было уже поздно, стало темнеть. Я чувствую, что уже перебор. Никита Сергеевич зовет: "Алеша, Алеша!" Я подхожу и говорю: "Тут ничего нет, все в резиденции". А цель была их в дом притащить, привести с улицы. Прямо-то ему не скажешь об этом. Тут он матом на меня как начал...

Женщин, правда, вокруг не было, но финский президент присутствовал. Выслушал я эту тираду в свой адрес, но задача была выполнена, Хрущев с гостем пошли к дому. Непросто было, кстати, сказать нет первому секретарю ЦК и главе правительства…

В другой раз после охоты и ужина Хрущев прилег отдохнуть. И задремал прямо в одежде. И все было бы нормально, если бы не туго затянутый галстук. Его нужно было ослабить, а лучше вообще снять. Но Хрущев не очень любил, чтобы кто-то вмешивался в то, как он одевается или раздевается. Развязываю галстук и думаю: "Проснется он, и достанется мне!" Но ничего, все обошлось, хотя ощущения были не из простых.

В зарубежных командировках в хрущевские времена мне приходилось и стирать белье. Причем стирать самому, никого к этому не допуская. Во-первых, в целях безопасности, во-вторых, чтобы страну не позорить. Там белье было такое, стыдно в стирку отдавать. Казенное, из рубчика, кальсоны на пуговичках. Отдашь в стирку, покажут кому-нибудь, позора не оберешься. Все было наше, советское. А если что импортное попадалось, ярлыки срезались.

Могу сказать даже, что супруга Хрущева Нина Петровна ему даже иногда носки штопала. Так что в бытовом смысле у него никаких капризов не было.
Когда Никиту Сергеевича сместили, я, как и некоторые другие сотрудники его охраны, был отправлен в резерв. И довольно долго пробыл в опале…

ПРИШЛОСЬ ОДОЛЖИТЬ КОСЫГИНУ ПОДТЯЖКИ

Чего только мне тогда не приписывали! Вплоть до того, что я хотел жениться на дочке Хрущева Лене, а он не прочь был видеть меня в зятьях. И никакого просвета не виделось. А потом, через несколько месяцев, пришел к нам новый начальник управления Антонов. Он очень любил разговаривать с женщинами, которые у нас работали. Считал, что у женщины можно все выпытать, все служебные взаимоотношения выяснить.

То, что мужики начальнику не расскажут, женщины сболтнут. И однажды одна дама сказала ему: "У нас есть Алексей Сальников, он работал непосредственно с Хрущевым, а сейчас сидит в глубоком резерве". А тот, бывший разведчик, среагировал. И я начал потихоньку всплывать.

Так и попал к Косыгину. Алексей Николаевич знал меня по работе у Хрущева, но все равно приходилось притираться друг к другу. Со временем он меня изучил и доверял мне. Например, чемодан с его личными вещами в командировках мог открывать только я. Я знал, где, что в нем найти и что как разложить.

При нашей работе нужно было изучать своих охраняемых, их характер, привычки. Косыгин, например, очень не любил, чтобы около него маячили. Привыкал к тому, что все делал один знакомый доверенный человек. И домашние знали эту его особенность. Как-то раз я погладил ему костюм. И собрался отнести. Тут заходит Николай Николаевич Горенков, заместитель начальника охраны, хватает костюм и несет. А Людмила, дочка, увидела и говорит: "Николай Николаевич, ты что, гладил этот костюм, что несешь его? Кто гладил, тот пусть и заносит!"

В жизни первых лиц государства каждая мелочь приобретает значение. Ведь они представляют свою страну, и по ним, в том числе по их виду, часто судят об общем уровне. А мелочей было много…

Как-то раз мы были на Кубе. В резиденции Косыгина ждали Фиделя Кастро. И вдруг появляется расстроенный Алексей Николаевич и говорит мне: "Алеша, должен Фидель приехать, а я себе пятно поставил на светлых брюках!" Я отвечаю: "Давайте я быстренько сделаю!"

Он снял брюки, я их забрал, постирал боржомчиком, порошком, потом быстро под утюг. Принес, он их надел, вышел и говорит дочери, сопровождавшей его во время визита: "А правда у нас Алеша хороший?" Людмила говорит: "Да, да, он и за мной ухаживает, платья мне гладит для приемов". Так что приходилось быть мастером на все руки.

Вот был шумный в свое время случай, когда в Канаде во время прогулки с премьер-министром Трюдо какой-то хулиган бросился к Косыгину и схватил его за грудки. Я потом пришивал пуговицы, которые этот тип оторвал…

Приходилось многое возить с собой на всякий случай. Во время визита в Афганистан для встречи с королем Косыгин должен был быть в черном костюме. Но брюки оказались великоваты. Он мне говорит: "У тебя подтяжек нет?" А у меня в чемодане на всякий случай даже подтяжки лежали, хотя Алексей Николаевич их обычно не носил.
Потом Клавдия Андреевна, супруга Косыгина, меня увидела и говорит: "Алеша, спасибо тебе, что ты Алексея Николаевича выручил!" Значит, и ей он это рассказал.

Я провел рядом с Косыгиным пятнадцать лет. А когда Алексей Николаевич ушел на пенсию и у него убрали Карасева, начальника охраны, остался он один. И за несколько дней до смерти попросил меня прийти. Говорит: "Алеша, Карасева отбирают, помощник тоже со мной работать не захотел. Ты согласишься со мной остаться? Мы с тобой будем гулять, в театр ездить. Все время будем вместе. Людмила Алексеевна и все члены семьи очень будут рады".

Меня такая откровенность растрогала. И, хотя я служил "девятке", решение пришло сразу. Не важно, что пришлось бы переходить в систему Сов-мина на гражданскую службу. Да и времени для размышлений не было. И я говорю: "Алексей Николаевич, я согласен!" И буквально считанных дней не хватило для того, чтобы меня перевели…

У БРЕЖНЕВА В ПОСТЕЛИ Я НАШЕЛ ИГОЛКУ

Брежнев мне не особо нравился. Мне приходилось работать с ним. У нас ведь задача какая? Быть как можно более незаметными. А он говорит на встрече: "Стой возле меня и никуда не отходи!" А соображал-то он в те времена уже не очень…

И вот на приеме я стою сзади, а он ко мне обращается: "Я хорошо сказал? Все хорошо?" У нас на встречах, особенно за рубежом, публика разная бывала, иностранных разведчиков много. А он все время ко мне обращается… Я подбегаю, он мне что-то говорит, все думают, что сообщение какое-то передает, а он на самом деле просто одобрения искал тому, что сказал. Или спрашивал: "А там все хорошо?" И пойми его, что он имеет в виду…

Было время, когда он не просто плохо разговаривал, но и путал слова. Приведу такой пример. Устинову, министру обороны СССР, в 1978 году присваивают звание Героя Советского Союза. И 71-летний Брежнев вручает 70-летнему Устинову награду и говорит: "Я тебя поздравляю с девочкой!". Я в это время работал, так что сам все слышал.

А про то, что он, опять же в моем присутствии, в ФРГ говорил, даже вспоминать не буду. Скажу только, что начальник его охраны Рябенко меня спрашивает: "Вы что, его напоили?" Я отвечаю: "Нет, это он сам, мы все, как договорились, все разбавленное наливали!"

Во время советских праздников, с демонстрациями или парадами, довольно часто мне приходилось передавать сообщения на трибуну Мавзолея. Представляете, если вдруг туда на глазах у всех гостей, в том числе и зарубежных, пойдет начальник управления из КГБ или кто-то другой такого уровня? Сразу станет понятно: что-то случилось! А так, связь была налажена по-другому: кто-то кивнет мне, я подойду, а потом буквально на корточках, чтобы не было видно за перилами, поднимаюсь на Мавзолей и передаю информацию тому руководителю, которому она предназначается.

Вот когда сбили самолет американского разведчика Пауэрса 1 мая 1960 года, приходилось таким образом раз за разом бегать туда-сюда. И никто из посторонних даже не подозревал об этом ЧП!

В моей работе нужно было учитывать все нюансы. Если я наливаю графин с водой в спальне, а туда потом кто-то заходил, я замечал, прибавилась ли вода или убавилась. Не плеснул ли туда кто-то посторонний что-то, либо запил мой подопечный таблетку или забыл.

За границей, когда мы бывали в резиденциях, приходилось убирать все следы. Особенно упаковки от таблеток и других медицинских препаратов. Разведки-то везде работали, весь мусор просеивали, чтобы узнать, чем наш "царь" болеет. Все нужно было отслеживать.

А сколько раз в моей практике я иглы находил! При Брежневе приезжаем мы в Финляндию. Я стал щупать предназначенную для охраняемого лица постель, проверять. Новое одеяло вроде, а в нем игла оказалась. Скорее всего, конечно, не специально оставили, просто забыли иголку при изготовлении.

У Никиты Сергеевича тоже был случай. Приехали мы за границу. Там на веранде резиденции стоит диванчик, на нем пледик мягенький. Стал я его прощупывать. Игла!

АНДРОПОВ ПРОСИЛ: "ЛЕШ! НЕ ПОДПУСКАЙ НИКОГО КО МНЕ"

Андропов был человек очень простой, не капризный. Работа с ним в общем-то была почти отдыхом. Правда, болен был давно, чувствовал себя плохо. И народ вокруг него был тоже разный. Многие стремились пообщаться, приблизиться тогда, когда он этого не хотел. Он иногда говорил мне: "Леш, а Леш, не подпускай никого ко мне".

Юрий Владимирович встречался с людьми не только на работе или на даче, но и в
других местах. Звонит ему какой-нибудь академик, просится на прием. Не приглашать же его в КГБ! Встречались на конспиративных квартирах, и я его там сопровождал. Своя система оповещения была, открыта форточка - значит, квартира в порядке, готово все.

В середине восьмидесятых меня назначили шеф-инструктором. Я учил молодых, инструктировал, проверял. Потом мне исполнилось 60 лет, вроде бы уж и по возрасту на пенсию пора. Но все равно оставили меня на работе. Я ведь, когда ездил с первыми лицами за рубеж, много видел и все запоминал. И увлекся, как сейчас говорят, флористикой. Я знал, как цветы располагаются во время приемов, встреч, торжеств. Что-то копировал, что-то свое вносил. И в горбачевские годы, и в ельцинские.

Раисе Горбачевой моя работа нравилась. Я, например, оформлял ее встречи с женами членов политбюро. И в доме приемов на Воробьевых горах, и в Ново-Огареве. Она была в восторге. Интересовалась, кто делал, премировала даже.

А однажды погорел. Она говорит мне: "Сделайте мне маленькие букетики. Я хочу 23 февраля поздравить охрану". Нужно было 12 штук приготовить. А в то время, это ведь не нынче, с цветами проблема была. Я поездил по нашим объектам, где цветы выращивались в теплицах. Собрал цветы, сформировал букеты. А завернуть их не во что. Ну пошел в магазин "Цветы" на Новом Арбате, купил специальную бумагу. Завернул, поставил в воду, чтобы до утра постояли.

А когда она стала вручать цветы, у нее руки испачкались от бумаги. Очень была недовольна. Она была, возможно, излишне требовательной. Любила задавать тон. И еще демонстрировала женам старых членов политбюро экономию. Настаивала, чтобы стол был простой, чтобы конфет на столе было немного и недорогих, чтобы закусок на столе было не пять видов, а один-два. Говорила: "Не транжирить!"

Мне много лет приходилось практически жить жизнью этих людей. Вместе с ними я радовался успехам и победам, переживал неудачи и неприятности. И хочу сказать читателям: "Помогайте близким вам людям не забывать о мелочах. Из них складывается наша жизнь".

link

Борьба с пьянством и самогоноварением в Советском Союзе была абсолютно бесполезной. Зато очень интересной. С этим пороком советского общества боролись Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев и Горбачёв, однако ни один из них так и не добился желаемого результата…

Самогонщики-контрреволюционеры

Буквально с первых дней прихода к власти большевики продемонстрировали решительное намерение искоренить пьянство как пережиток капитализма.

Уже в июле 1918 года советское руководство приняло постановление о запрещении производства самогона и его продажи на период Гражданской войны. Декрет ВЦИК устанавливал уголовную ответственность за самогоноварение – 10 лет тюрьмы с конфискацией имущества.

После окончания военных действий меры борьбы с зелёным змием ещё больше ужесточили, а Ленин в "Дополнении к декрету о продовольственной диктатуре" постановил считать самогонщиков врагами народа или же контрреволюционерами и таким образом подвёл их практически под расстрельную статью.

Для устрашения народа советский писатель Демьян Бедный придумал следующую агитку: "Вино выливать велено, а пьяных – сколько ни будет увидено, столько и будет расстреляно". Правда, любителей выпить это не останавливало: за большие деньги или ходовой товар самогонку можно было купить на чёрном рынке.

Мало водки

В годы правления Сталина пролетариат поубавил свои ликёроводочные аппетиты. Но уже с началом войны вернула утраченные позиции самогонка. Особенно в больших дозах её использовали советские партизаны, и не только для медицинских целей.

Например, в одном из отчётов украинских националистов о партизанах писалось: "Во время пьянки 80% пьют водку до беспамятства, остальные 20% умеренно". Представитель ЦК ВКП(б)У Иван Сыромолотный, находясь в партизанском Сумском соединении, в своем письме начальнику УШПД Тимофею Строкачу отмечал: "Действительно, часто не верится, что в тылу живём. Плохо, что нет водки. Спирта здесь не гонят. Самогона мало и плохой, но всё равно пьём, где получается".

Не лучшим образом обстояли дела и в регулярных войсках Красной армии. "Первые слова, которые мы слышали: "Хозяйка, давай водку!" – вспоминает жительница села Иванков Житомирской области Мария Краевская визиты солдат. – Водка, водка, люди уже между собой удивлялись, сколько ж можно. Когда немцы заскакивали в дом, то сразу: "Масло, яйка", а эти – водка. Тогда многие односельчане говорили: "Ей-богу, они опять пропьют Россию".

В 1948 г. Президиум Верховного Совета издал приказ "Об уголовной ответственности за изготовление и продажу самогона". Спустя двадцать лет Брежнев за такое же наказывал лишением свободы: от одного до двух лет за изготовление и от одного до трёх лет – за сбыт.

Но одним из самых ярых борцов за трезвое общество был отец перестройки Михаил Горбачёв. С его подачи 16 мая 1985 г. был принят закон "О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения". В народе как только его не называли – и "горбачёвский указ", и "сухой закон", и "наполовину сухой закон".

В те годы водка стала дефицитным товаром, чем не преминули воспользоваться спекулянты. Причём зарабатывали они на этом большие деньги: если в магазинах "оковыта" стоила 10 руб. и купить её было очень сложно, то у спекулянтов за 30–40 руб. находилась всегда.

Контрольные закупки

Самогон начали гнать в больших количествах. И не только в деревнях, где это занятие было распространено во все времена и процветает поныне. Появились самогонщики и в городах. Как известно, для приготовления зелья требуется два основных ингредиента – сахар и дрожжи, и в 1986–1988 годах возник ажиотажный спрос на эти продукты, люди выстаивали в огромных очередях.

Талоны на сахар ввели практически повсеместно, даже в некогда благополучных Москве и Ленинграде. Такая же ситуация была и с дрожжами.

"У нас в Андрушовском районе работали два спиртзавода, – вспоминает бывший сотрудник МВД, подполковник запаса Михаил Тонкоголос. – Поэтому спекуляция дрожжами была страшная, спекулянты приезжали к нам со всей Украины. Приходилось усиленно следить за объектами. Рабочие выбрасывали дрожжи через забор, там их забирали нужные люди. Выносили всевозможными путями".

Вскоре сам член ЦК КПСС Егор Лигачёв признал, что такого размаха руководство страны не ожидало: "Люди показали в этом вопросе огромную изобретательность. При желании можно было бы организовать колоссальную выставку всех этих самогонных аппаратов".

Лучшие инженерные умы советской эпохи тоже были не прочь выпить и создавали выдающиеся образцы самогонных аппаратов.

Действительно, фантазия людей не имела границ, аппараты изготавливали из всевозможного материала и берегли их как зеницу ока.

Михаил Тонкоголос, вспоминая ту весёлую эпоху, рассказывает, что со своими коллегами во время "рейдов по выявлению очагов самогоноварения" находили приспособления для производства зелья в самых укромных местах, причём иногда аппарат обнаруживали там, где никто не мог и подумать.

Кстати, для начала такого рейда хватало одной анонимки – и в доме всё переворачивали вверх тормашками. Наиболее распространёнными местами хранения были колодцы, сараи для животных, дымоходы, погреба, сеновалы. К таким мерам предосторожности крестьян заставляли прибегать частые визиты сотрудников правоохранительных органов.

"Начальство требовало от нас выполнения плана по борьбе с алкоголизмом, – вспоминает подполковник запаса. – Зная, что поймать с поличным людей, занимающихся сбытом самогонки, нелегко, приходилось идти на хитрости.

Приезжая в деревню, мы брали местного алкоголика и засылали его на "точку". Поскольку он был там частым гостем, хозяева продавали ему продукт без малейшей тени сомнения, и в этот момент появлялись мы. Между собой такие операции мы называли "контрольные закупки".

Следует отметить, что милицейские рейды не останавливали людей, они продолжали заниматься самогоноварением. Всё дело в том, что на селе водка – жизненно необходимый продукт, она там заменяла деньги. За проделанную работу, которая требует помощи односельчан (заготовить дрова, сено, вспахать огород), очень часто расплачиваются поллитрой, а не деньгами.

Хотелось как лучше

Проблемой для села в то время также было проведение так называемых безалкогольных свадеб, где веселье и похмелье всегда в почёте. Чтобы провести безалкогольную свадьбу, требовалось разрешение представителя власти, более того – количество гостей тоже регламентировалось государством.

"В селе молодожёны, желающие отметить своё бракосочетание, писали заявление на имя головы сельсовета, и он решал, можно или нельзя отмечать, – вспоминает Тонкоголос. – На таких свадьбах допускалось присутствие не более 50–70 человек, что для сельской местности очень мало. Но люди проявляли изобретательность – наливали водку в чайники и пили. Иногда на такие свадьбы наведывались мы, милиционеры, смотрели за порядком".

Как правило, изъятую водку отправляли в лаборатории при спиртовых заводах или же уничтожали на месте, предварительно составив акт о том, что "самогон уничтожен путём выливания". Иногда милиционеры забирали качественный продукт с собой для празднования удачных рейдов.

Принимаемые меры по борьбе с алкоголизмом были неэффективными, народ и дальше продолжал пить, а сокращение объёмов производства водки привело к возникновению огромного чёрного рынка алкоголя.

"Идея-то, по сути, была хорошая, но всё дело испохабили на стадии исполнения. Надо было растянуть на годы, а не ломать людей", – вспоминал впоследствии Горбачёв.