Почему Первая мировая война была неизбежна (Национализм в Европе) |
В начале ХХ века основу прочного европейского мира политики видели в той или иной комбинации четырех великих держав — Германии, Англии, Франции и России. Очевидно, что наиболее действенным средством сохранения равновесия был бы англо-германский союз или альянс трех континентальных государств. Однако на пути этих соглашений неприступной стеной стоял национализм, уже сдобренный изрядной долей новейшего научного заблуждения — расизма.
В наибольшей степени национальным чванством страдала Англия — единственная европейская страна, взрастившая расистскую идеологию на почве собственной политической культуры. Слишком многие распоряжения и деяния английской колониальной администрации имели все признаки расовой сегрегации и геноцида. По словам Джавахарлала Неру, вся суть расистского фашизма сводится к применению колониально-империалистических методов в самой Европе.
Идея национального превосходства над другими народами преподносилась в английских учебных заведениях как непреложный закон бытия. Крупнейший расовый теоретик конца XIX — начала XX века Хьюстон Стюарт Чемберлен, сын адмирала и племянник фельдмаршала сэра Невилла Чемберлена, вспоминал: «Я с раннего детства впитал это чувство гордости... Меня учили... считать французов более низким сортом людей и не упоминать их наравне с англичанами». Другие народы должны завидовать индийцам и ирландцам, имеющими счастье быть подданными британской короны. «Сам Бог не смог бы выбить из англичанина чувство собственного превосходства» (кстати, другой идеолог британского империализма Сесил Родс, учась в Оксфорде, тоже усвоил, что англичане принадлежат к «людям лучшей нордической крови»).
Перебравшись в Германию, где он сделался зятем Вагнера, Чемберлен издал свой труд «Основы девятнадцатого века» (1899). История человечества была рассмотрена им с расовых позиций. Он не был здесь первооткрывателем, задолго до него над этим вопросом трудились многие его соотечественники. Их разыскания, однако, не пользовались авторитетом по ту сторону Ла-Манша. Научное же обаяние книги Чемберлена было таково, что расовое учение отныне было безоговорочно принято немецкой профессурой (поклонниками Чемберлена в Англии были Уинстон Черчилль и Бернард Шоу, называвший его труд «шедевром действительно научной истории»).
Посеянные зубы дракона дали обильные всходы. После выхода сочинения Чемберлена расистская литература в Германии и Австрии перешла в разряд популярного чтения (сами «Основы девятнадцатого века» выдержали 10 переизданий за 12 лет; до 1914 года было распродано 100 тысяч экземпляров).
Чемберлен утверждал, что германцы спасли Европу от «вечной мглы», в которую она погрузилась после распада Римской империи. Это — избранная раса господ: «Вступление германца... во всемирную историю пока еще далеко от завершения: германцу еще предстоит вступить во владение всем миром». Романские и прочие народы Средиземноморья он считал полукровками и «пародией на людей». Славян ненавидел всех скопом, хотя русских больше, чем остальных, видя в них «новое воплощение вечной империи Тамерлана». Русская литература вызывала у него чувство брезгливости. Чемберлен сформулировал ближайшую историческую цель для «тевтонского духа» — борьба с «янкизированным англосаксонством и татаризированным славянством».
В Германии идеи Чемберлена упали на благодатную почву. Немцы были преисполнены гордости за свои блестящие победы 1866 и 1870 годов, а ошеломительные успехи германской науки, промышленности и торговли рождали в них сладкие мечты о культурном праве на руководство остальным миром.
На пути к мировой гегемонии, разумеется, стояли «естественные враги» Германии. Борьба с ними воспринималась в рамках теории о борьбе рас. Французы, впрочем, больше не вызывали беспокойства — их откровенно презирали. Считалось, что «латинские народы прошли зенит своего развития, они не могут более ввести новые оплодотворяющие элементы в развитие мира в целом» (Мольтке). Неприязнь к Англии пока что выражалась в подчеркивании лицемерия английской политики, ее приверженности исключительно меркантильным интересам. Общим местом в немецкой историко-публицистической литературе стало сравнение Англии с дряхлеющим Карфагеном, а Германии — с поднимающимся Римом.
Но вот в отношении к России, к русским уже начинали звучать параноидальные нотки. На великого восточного соседа, так много способствовавшего созданию единой Германии, смотрели с ненавистью и страхом. Коренными свойствами русского народа считались отсталость, дикость, деспотизм, неспособность к историческому творчеству. Одновременно немецкие историки всячески превозносили роль германского элемента в русской истории — начиная от пресловутых варягов и заканчивая остзейскими (прибалтийскими) немцами, заполонившими русские канцелярии, министерства, военные штабы и университеты. Наиболее одиозным выразителем подобных взглядов был пангерманист В. Хен, утверждавший в своей книге «De moribus Ruthenorum» (1892), что у русских «нет традиций, корней, культуры, на которую они могли бы опереться», «все, что у них есть, ввезено из-за границы»; сами же они не в состоянии сложить два и два, души их «пропитал вековой деспотизм», поэтому «без всякой потери для человечества их можно исключить из списка цивилизованных народов». Эти чудовищные глупости находили ценителей во всех слоях немецкого общества, и даже лидер социал-демократической фракции рейхстага Август Бебель говорил неоднократно, что, если понадобится, он возьмет ружье на плечо и пойдет воевать, чтобы защитить родину от русского деспотизма.
Англичане, французы и русские платили немцам той же монетой.
Продолжение читайте здесь.
https://sponsr.ru/1000_let_rossia/
Подписка открывает доступ к архиву.
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
https://sergeytsvetkov.livejournal.com/476612.html
|
Метки: Русское тысячелетие |
Широка страна моя родная |
Россиянам во смирение (пост как-никак).
Истинные размеры стран и континентов.
|
Метки: историческая география |
Ногайцы: человечность и игра в песни |
Ногайцы — один из тюркоязычных народов Северного Кавказа.
Их предками были тюрко-монгольские племена, входившие в состав населения улуса золотоордынского темника Ногая. В самом конце XIII века этот улус выделился из Золотой Орды в самостоятельное государство, занимавшее огромную территорию от Иртыша до Дуная. Жители улуса могущественного темника стали именовать себя «людьми ногайского улуса».
Ногай одерживает победу над Тохтой на берегах Дона
В XV веке Ногайская Орда распалась на Большую и Малую Орду. Примерно тогда же в русских документах появился и этноним «ногайцы».
На протяжении веков ногайцы были ударной силой крымской орды и основными противниками запорожских казаков. Впрочем, борьба Русского государства против кочевников, безусловно, закончилась бы победой намного раньше, если бы за ногайцами не стояла поддержка могущественной Османской империи.
В 1783 году, после успешного окончания очередной русско-турецкой войны, Екатерина II издала манифест, упразднявший государственность причерноморских орд, а им самим предписывалось переселиться в Зауралье. Это вызвало волнения среди ногайцев, и на их подавление был направлен легендарный полководец Суворов. 1 октября 1783 года русские войска атаковали главный лагерь кочевников. Согласно свидетельству очевидца, «ногайцы резались со злобой и гибли массами. В бессильной ярости они сами истребляли свои драгоценности, убивали своих детей, резали женщин, чтобы те не попали в плен». Впрочем, для тех ногайцев, кто не принял участие в восстании, было устроено грандиозное пиршество, на котором было съедено 100 быков, 800 баранов и выпито 500 ведер водки. Некоторых ногайских князей Суворов покорил исключительно силой обаяния своей личности, а с одним из них даже сделался побратимом.
К 1812 году все Северное Причерноморье окончательно вошло в состав России. Всем желающим было позволено переселиться в Турцию. Остатки ногайских орд были переведены на оседлый образ жизни.
Оставшиеся в России ногайцы не ошиблись в выборе. Современник Пушкина, российский офицер, писатель и просветитель ногайского народа Султан Казы-Гирей убежденно писал: «Россия стала моим вторым отечеством, из пользы России только и может истечь благо моего родного края».
Действительно, ногайцы сохранились как народ только в России. Их общая численность сегодня составляет около 120 тыс. человек.
***
Ногайцы бережно хранят свои национальные традиции. В их основе лежит одно общее качество, которое ногайцы называют «адемшилик», что в переводе означает «человечность».
В воспитании для мужчин у ногайцев первостепенное значение имела военная подготовка. Основными статьями воинской этики считались следующие: нельзя нападать на врага спящего, связанного, безоружного; нельзя убивать просящего пощады; слабому противнику надо дать право первого выстрела или удара; богатырь сам должен выйти из трудного положения (плена, заточения и т. д.).
Но, наряду с воинской доблестью, высоко ценилось и образование. Старинная ногайская поговорка гласит: «У мужчин есть два искусства: одно — застрелить и свалить врага, другое — открыть и прочитать книгу».
В разговоре ногайцы придерживаются определенного этикета. Младшие никогда не называют старших по имени. Совершенно недопустимым считается говорить с усмешкой, высокомерно, говорить и пристально смотреть собеседнику в глаза или разглядывать детали его одежды. Не разрешается разговаривать, скрестив руки на груди или подбоченившись. Если двое говорят о чем-то своем и в это время к ним приближается третий, то он должен после рукопожатия спросить разрешения присоединиться к ним.
Женская речь изобилует различного рода благопожеланиями. Но и проклятья в своей речи употребляют исключительно женщины.
Если же мужчина хочет сказать что-нибудь, что нарушает общественное приличие, то он предварительно должен произнести этикетную фразу: «Мне очень стыдно, но я скажу».
Когда нам нечего делать, мы играем в города, а ногайцы — в песни. Вот бытовая зарисовка исследователя ХIХ века Мошкова: «10 пар сидели вокруг хаты. Первый парень справа должен пропеть своей девушке какую-нибудь песню, подходящую ей в лучшем свете. Затем встает со своего места, приподнимая девушку одной рукой и поддерживая другой, и делает с ней полный оборот на месте и отпускает ее. В это время начинает второй. Так все до первого, а он снова. Если кто-нибудь из парней не сумеет спеть песню, то он должен вместо себя назначить другого. И так всю ночь».
Интересно, многие ли смогут выиграть у ногайца песенное состязание?
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: народы России |
Исторические параллели СВО |
Пишет моя читательница в другом паблике: «Никак не могу понять, почему все усматривают сходство нынешней ситуации с финской войной. Как раз русско-польская 1830-31 годов подходит для сравнения почти идеально. Точно так же яростно негодовала Европа и "прогрессивная общественность" внутри России. Точно так же "прогрессисты " презирали сторонников военных действий, как автора "Клеветников России". "Пушкин для меня умер как поэт и как человек". Знакомая фраза, не правда ли? Точно так же после победного наступления, русская армия замерла на месте, вызвав негодование уже и в "патриотическом лагере", и т.д.»
И действительно.
Бенкендорф "Воспоминания: 1826–1837":
1831, подавление восстания в Польше: «...Эти сражения не улучшили общего положения дел, они только приучили восставших к боям, дали им время на переформирование и на укрепление связей с Францией и Англией. Они также глубоко задели самолюбие России и ранили гордость русской армии, удивленной тем, что полякам удается так долго сопротивляться. С другой стороны, не разделявшие опасностей войны варшавские фазаны осуждали своих генералов за слабые успехи, и вели речь только о полном поражении русской армии и о перенесении военных действий в центральные губернии империи».
----
Пушкин в частном письме: «Тогда он запел «Еще Польска не сгинела», и свита его начала вторить, но в ту самую минуту другая пуля убила в толпе польского майора, и песни прервались. Все это хорошо в поэтическом отношении. Но все-таки их надобно задушить, и наша медленность мучительна".
Илл.: Низложение российских знамён после битвы около Вавра в 1831 году. Худ. Георг Бенедикт Вундер
|
Метки: актуально |
Борьба за жизнь |
Ангелы и демоны борются за душу человека, который, судя по некоторым признакам внешности, может быть и Владимиром Ильичом, и Лужковым, и сами знаете кем.
|
Метки: юмор |
Ханука в окопах |
Группа солдат-евреев германской армии собралась на морозной Хануке в 1916 году, чтобы разжечь менору и согреться ее светом.
|
Метки: Первая мировая война |
Война без особых причин (с) |
Редко какое историческое событие документировано с такой тщательностью и полнотой, как июльский кризис 1914 года, спровоцировавший роковой обмен ультиматумами между Центральными державами (Германией и Австро-Венгрией) и государствами Антанты.
Тем не менее, уже главные действующие лица европейской драмы затруднялись назвать причины, по которым Европа была ввергнута в четырехлетний кошмар истребительной войны. В августе 1914 года, вскоре после вступления Германии в войну, состоялся памятный разговор между бывшим германским канцлером Бернгардом фон Бюловым и его преемником Теобальдом фон Бетман-Гольвегом. Бюлов спросил: «Как же это случилось?», и получил обескураживающий ответ: «Ах, если бы знать!»
С тех пор любого, кто знакомится с тоннами мемуарной и исторической литературы, посвященной началу Великой войны, не оставляет ощущение абсурда. Ни у одной из стран, развязавших конфликт, не было ни малейшей разумной причины бряцать оружием. Государственные мужи великих держав действовали, словно герои пьес Ионеску. Американский президент Вудро Вильсон подытожил недоумение своих современников в следующих словах: «Все ищут и не находят причину, по которой началась война. Их попытки тщетны, причину они не найдут. Война началась не по одной какой-то причине, война началась по всем причинам сразу».
Однако и он тоже ошибался, по крайней мере, в формулировке. Эту мысль гораздо лучше выразил русский философ Лев Платонович Карсавин, сказавший, что сама постановка проблемы причинности Первой мировой войны, как, впрочем, и любого другого исторического события, ненаучна по существу («Философия истории», 1923). Историческое исследование должно быть направлено не на отыскивание подлинных или мнимых корней явления, которые все равно никогда не могут быть изучены во всей полноте, а на изучение потока событий в их целокупности.
Действительно, несмотря на вот уже почти столетние усилия, историкам так и не удалось выявить ни экономической, ни политической подоплеки войны.
Продолжение читайте здесь.
https://sponsr.ru/1000_let_rossia/
Подписка открывает доступ к архиву.
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
https://sergeytsvetkov.livejournal.com/476612.html
|
Метки: Русское тысячелетие |
Одиночество в монастырях и тюрьмах |
По кн.: Дэвид Винсент. История одиночества. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского В. Третьякова
Одна из наиболее интересных глав книги посвящена уединению в закрытых учреждениях — монастырях и тюрьмах. Запрещенные во время Реформации монастыри постепенно начинают возрождаться в Британии в 1840-х годах, и несколько десятилетий спустя в Соединенном Королевстве уже насчитывалось более 200 католических обителей, в которых жили 3000 монахинь. Реставрация закрытых орденов, мужских и женских, вызвала настоящий взрыв негодования на общественных дебатах и в прессе.
«Враждебности к новым институтам способствовало и понятие об одиночестве как о репрессивном и разрушительном опыте. С самого начала ассоциирование закрытых религиозных общин с уходом от повседневного социального взаимодействия поставило их не на ту сторону истории. Угрозы и потрясения нового индустриального мира требовали прежде всего мирского участия, а не духовного отстранения», — констатирует Винсент.
Опубликованный в 1796 году готический роман «Монах» англичанина Мэтью Льюиса породил целую традицию полупорнографических ужасов, посвященных страданиям невинных девушек в монастырях. Еще одним признанным литературным жанром стали откровения «сбежавшей монахини», спасшейся из заточения, чтобы рассказать миру страшную правду о монашеских обителях. На обложке одной из таких книг, написанной бывшей монахиней Эдит О’Горман, было изображено лицо несчастной женщины, выглядывающей через зарешеченное окошко в двери. Понятно, что такое изображение отражало страх перед тем, что настоятельницы монастырей, пользуясь своей никем не ограниченной властью, могут замуровать в стене непокорную послушницу.
Еще более жаркие споры, чем допустимость существования монастырей, вызывала, как подмечает Винсент, разве что параллельная реформа пенитенциарной системы. Ощущение кризиса пенитенциарной политики было общим для европейских государств; прогнившим тюрьмам и «отвратительному театру смертной казни» необходимо было найти альтернативу, и для все большего числа полемистов этой альтернативой становилось обращение к одной из наиболее глубоких христианских практик — уединенному размышлению.
Евангелический социальный реформатор Джонас Хэнуэй в 1776 году писал о преимуществах «одиночества в заточении» для исправления преступников. Хэнуэй был уверен, что общение заключенного с другими грешниками только затрудняет процесс его духовного возрождения. Вместо этого заключенному следовало предоставить роскошь, доступную в те годы только очень богатым людям, — возможность непрерывного уединенного размышления. Проводя часы и дни в полном уединении, узник получит возможность проанализировать всю свою жизнь, раскаяться в своих прегрешениях и обратиться к Богу. Чтобы заключенный не сошел с ума и не наложил на себя руки в процессе этого «исцеления», с ним должен находиться в постоянном контакте один из тюремных капелланов, к которому он может постоянно обратиться как к духовному наставнику.
Спустя полвека оживленных дискуссий, включая обсуждение знаменитого проекта Паноптикума Иеремии Бентама, государство решило инвестировать средства в проект Хэнуэя, к сожалению, не дожившего до возможности увидеть строительство своей мечты собственными глазами. «Первая образцовая тюрьма современной эпохи» — Пентонвиль — воплотила в себе практически все его предложения, включая замену имен заключенных номерами и требование носить маски в часовне и классной камере для предотвращения разговоров. От масок, впрочем, в дальнейшем пришлось отказаться, поскольку они лишь помогали скрыть от надзирателей, чем сейчас занят и с кем разговаривает заключенный.
Пентонвильский эксперимент показал, насколько неистребима тяга человека к общению: заключенные разрабатывали собственные системы телеграфирования и перестукивались через стену, пытались обмениваться записками, переговаривались через водопроводные краны, перекидывались репликами на зарядке и в коридорах, оставляли на книгах и сиденьях в часовне непристойные рисунки и сообщения. Обычной мерой наказания за неподобающее поведение в тюрьмах является помещение в одиночную камеру, но, поскольку узники Пентонвиля и так содержались порознь, единственным допустимым воздействием на них было лишение света и пищи. В середине XIX века почти 90% дисциплинарных наказаний в Пентонвиле заключались в заточении на несколько дней в «темную камеру» и более половины — в «диете» из хлеба и воды. Эти меры, однако, не оказывали особенного эффекта, и заключенные все равно пытались общаться друг с другом.
Распространенным последствием одиночного содержания становилось безумие. «Тишина, глубокая и ужасная, в основном угнетает их, — писал в 1879 году один критик Пентонвиля, — и порой заставляет искать спасения в смерти». Что же касается «покаяния», то заключенные довольно быстро научились его имитировать, чтобы скорее оказаться на свободе.
Именно Пентонвиль пародийным образом описал Чарльз Диккенс в финале «Дэвида Копперфилда», когда главный герой вместе со своими друзьями посещает тюрьму и не без некоторого удивления встречает там одного из антагонистов романа — образцового лицемера Урию Хипа, занятого чтением сборника церковных гимнов. Теперь же Урия, попавший в заключение за банковские махинации, носит имя Номер Двадцать Седьмой и считается в тюрьме образцовым заключенным, однако, судя по всему, он совершенно не изменил своему образу мыслей.
Одиночное заключение как мера наказания, как пишет Винсент, просуществовало в Британии дольше, чем во многих европейских странах, и лишь в период между двумя мировыми войнами было выведено из системы. Однако уже в 1860-х годах оно утратило свой «религиозно-назидательный» смысл и стало применяться как обычная мера поддержания тюремного порядка.
National Library of Ireland
|
Метки: быт |
Изумительный портрет |
Роберт Кампин (1375-1444). «Портрет толстого мужчины».
Мадрид. Музей Тиссена-Борнемисы
И после этого потрясающего искусства — густо пошли малевичи, пикассы, матиссы и иже с ними, имя им легион.
Ужас.
|
Метки: живопись |
Уединение, исследованное с учетом его пагубного влияния |
По кн.: Дэвид Винсент. История одиночества. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского В. Третьякова.
Проблема желания людей проводить время, удалившись от социальной жизни, еще в 1780-х годах была всесторонне исследована Иоганном Георгом Циммерманом, лечащим врачом Георга III и Фридриха Великого, написавшим четырехтомный трактат «Об уединении». Сокращенный перевод этого исследования под названием «Уединение, исследованное с учетом его пагубного влияния на разум и сердце» в 1791 году был опубликован в Англии.
Единственный род легитимной тяги к уединению, который Циммерман согласен был признавать, — это потребность для человека, занятого интеллектуальным трудом, периодически оставаться в одиночестве, чтобы привести в порядок свои мысли. В иных случаях неуместное стремление избегать человеческого общества для Циммермана являлось явным симптомом патологического состояния меланхолии. Ужаснее всего в данном случае было то, что, оставаясь один и отравляя себя мрачными плодами своего воображения, больной лишал себя малейших шансов на выздоровление.
Циммерман яростно нападал в своем сочинении на монахов и отшельников, которые, по его мнению, не приблизились к подлинной сути христианского служения, а опошлили его. Беспокоило его и то, что отдельные приверженцы ценностей Просвещения вслед за Руссо «то и дело заглядываются на преимущества лесного убежища». Сам, будучи убежденным сторонником просветительского проекта, Циммерман воспринимал человека как существо исключительно социальное, а коммуникацию между людьми — как двигатель прогресса.
«Как и большинство его современников Циммерман не использовал слово „одиночество“, однако деструктивное уединение, которое он подробно обсуждал, во многом соответствовало современному употреблению этого слова. Ущерб причинялся тогда, когда человек отрывался от общества помимо его воли или же предавался такому уединению, как глубокая меланхолия или монашеский обет, — уединению, от которого нет спасения. В соответствии с преобладавшим тогда взглядом на этот предмет Циммерман предположил, что лишь определенной категории творческих мужчин можно доверить безопасное перемещение между творческим и вредным уединением», — пишет Винсент.
Проблема того, допустимо ли человеку пребывать одному, становится все более актуальной по мере наступления Модерна и стремительного переселения людей из деревни в город. С одной стороны, город представляет собой «новое общество незнакомцев», где вы можете не иметь ни малейшего представления о том, что за люди живут с вами по соседству. С другой — чем больше незнакомых людей окружает человека, тем сильнее зачастую возрастает его страсть к уединению.
В это же время формируется представление о трех различных формах уединения, все из которых досконально исследованы на протяжении книги Винсента. Первое — это воспетое поэтами-романтиками желание побыть на лоне природы и насладиться видом божественного творения. Второе — болезненное состояние, которое в английском языке обозначается не словом solitude (уединение), а loneliness (одиночество); в современном его значении (то есть как чувство экзистенциальной покинутости и отгороженности от остального мира) этот термин все чаще начинает употребляться именно в XIX веке. Наконец, третье — это кратковременная передышка, необходимая, чтобы скрасить свою напряженную жизнь какой-либо формой досуга.
Винсент подробно рассматривает различные хобби, ставшие популярными в XIX веке и связанные с получением удовольствия от одиночной деятельности — раскладывание пасьянсов, собирание марок, вышивание, рыбная ловля, садоводство, голубиные гонки и разведение животных для участия в выставках. Примечательно, что все эти занятия не только способствовали погружению людей в себя, но и объединяли друг с другом. Среди их любителей распространялась обширная периодика и, разумеется, устраивались полные неистового азарта соревнования.
«Ничто не было слишком маленьким для того, чтобы размножаться и выставляться. В 1896 году некто под псевдонимом Старый заводчик опубликовал руководство „Разведение мышей: виды, уход и выращивание“. Как и в случае с более крупными животными, раритетность означала ценность: „селекционные мыши всегда находят своего покупателя по цене от восьми пенсов до десяти шиллингов шести пенсов за пару в соответствии с расцветкой и т. д. Более того, пара черепаховых мышей была продана за целых тридцать шиллингов“», — отмечает Винсент.
University of Washington Libraries
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: быт |
Как Шикльгруберы стали Гитлерами |
Подобно любому диктатору (да что там, любому политику), Гитлер тщательно маскировал свою личность и всемерно способствовал её прославлению. Граждане должны были видеть скорее монумент, нежели человеческий портрет. Ведь за монументом так легко спрятаться самому и укрыть свои страхи и тайны…
Будучи фюрером рвущейся к власти НСДАП, он считал оскорбительным интерес к обстоятельствам его личной жизни, и, став рейхсканцлером, запретил любые публикации на эту тему. В начале своей политической карьеры он ревниво следил за тем, чтобы не печатали его фотографий.
В этом старании затушевать проявлялись опасения скрытной, зашоренной, подавленной собственной неполноценностью натуры. Он всё время был озабочен тем, чтобы заметать следы, не допускать опознаний, продолжать затуманивать и без того тёмную историю своего происхождения и своей семьи. Когда в 1942 году ему доложили, что в деревне Шпиталь обнаружена имеющая отношение к нему могильная плита, с ним случился один из его припадков безудержного гнева. Из своих предков он сделал «бедных безземельных крестьян», а из отца, бывшего таможенным чиновником, — «почтового служащего»; родственников, пытавшихся вступить с ним в контакт, он безжалостно гнал от себя, а свою младшую родную сестру Паулу, ведшую одно время хозяйство у него в Оберзальцберге, заставил взять другую фамилию. Характерно, что он не вёл почти никакой личной переписки, а имевшиеся немногочисленные эпистолярные контакты решительно оборвал. Взбалмошному основателю расистской философии Йоргу Ланцу фон Либенфельсу, которому он был обязан кое-какими смутными ранними импульсами, после присоединения Австрии было запрещено писать ему; Рейнхольда Ханиша, своего прежнего приятеля по мужскому общежитию, он приказал убрать, и точно так же, как он не желал быть ничьим учеником, ибо уверял, что получил все познания благодаря собственному вдохновению, озарению и общению с духом, так не хотел он быть и чьим-то сыном — схематичный образ родителей появляется в автобиографических главах его книги «Майн кампф» лишь постольку, поскольку это поддерживает легенду его жизни.
Когда в 1930 году появились слухи о намерениях заняться поиском сведений о его семье, Гитлер был чрезвычайно обеспокоен. «Людям не надо знать, кто я. Людям не надо знать, откуда я и из какой семьи».
И по отцовской, и по материнской линии родиной его семьи была бедная периферия австро-венгерской монархии — лесной массив между Дунаем и границей с Богемией. Её население было сплошь крестьянским, на протяжении поколений неоднократно породнённым между собой и пользовавшимся славой людей, живущих скученно и отстало, в скудной лесистой местности. Фамилия Гитлер, Гидлер или Гюттлер, надо полагать, чешского происхождения (Гидлар, Гидларчек) и прослеживается — в одном из вариантов — в этом лесном массиве до 30-х годов XV века. На протяжении всех поколений фамилия эта принадлежит мелким крестьянам.
7 июня 1837 года в доме № 13 в Штронесе, принадлежавшем небогатому крестьянину Иоганну Трумельшлагеру, незамужняя служанка Мария Анна Шикльгрубер произвела на свет ребёнка, который в тот же день был окрещён под именем Алоис. В книге записи рождений общины Деллерсхайм рубрика, сообщающая о личности отца ребёнка, осталась незаполненной. Когда пять лет спустя мать вышла замуж за безработного — «безместного» — подручного мельника Иоганна Георга Гидлера, она отдала своего сына брату мужа крестьянину Иоганну Непомуку Гюттлеру из Шпиталя, вероятно, боясь призрака нужды. Действительно, Гидлеры, если верить преданию, потом настолько обеднели, что у них в конце концов не было даже кровати, и спали они в корыте, из которого кормили скот.
Оба брата — подручный мельника Иоганн Георг Гидлер и крестьянин Иоганн Непомук Гюттлер — это двое из предполагаемых отцов Алоиса Шикльгрубера. Третьим же называют — и это скорее всего авантюрная, хотя и пришедшая из ближайшего окружения Гитлера история — еврея из Граца по фамилии Франкенбергер, в чьём доме, как говорят, и служила Анна Мария Шикльгрубер, когда забеременела. Во всяком случае, Ханс Франк, много лет бывший адвокатом Гитлера и ставший впоследствии генерал-губернатором Польши, давая показания в Нюрнберге, сообщил, что в 1930 году Гитлер получил от сына своего сводного брата Алоиса написанное, возможно, с целью шантажа письмо, в котором его автор в туманных выражениях намекал на «весьма определённые обстоятельства» в семейной истории Гитлеров. Франк получил задание конфиденциально расследовать это дело и обнаружил кое-какие отправные точки для предположения, что дедом Гитлера был именно Франкенбергер. Правда, отсутствие документальных доказательств делает это утверждение весьма и весьма сомнительным, хотя у Франка в Нюрнберге, вроде бы, не было никакого повода приписывать Гитлеру предка-еврея.
Истинная суть и значение этого эпизода не столько в его объективной достоверности, сколько — и с психологической точки зрения, и по существу — в том, что Гитлер был вынужден в результате расследований Франка усомниться в своём происхождении. Новая следственная акция, предпринятая в августе 1942 года по инициативе Генриха Гиммлера, ощутимым успехом не увенчалась. Так что Адольф Гитлер твёрдо не знал, кто был его дедом.
Двадцать девять лет спустя, после того как Анна Мария Шикльгрубер умерла «от изнурения, вызванного мятной настойкой» в Кляйн-Моттене близ Штронеса, и через девятнадцать лет после смерти её мужа, его брат Иоганн Непомук с тремя знакомыми явился в дом пастора Цанширма в Деллерсхайме и заявил о желании официально усыновить своего «приёмного сына», которому было уже около сорока лет, — таможенного чиновника Алоиса Шикльгрубера, хотя, как сказал заявитель, отцом ребёнка был не он сам, а его покойный брат Иоганн Георг, сознавшийся в этом, что и могут подтвердить сопровождающие заявителя люди.
На деле же пастора либо обманули, либо уговорили. И он заменил в старой книге актов гражданского состояния пометку в записи от 7 июня 1837 года «вне брака» на «в браке», заполнил рубрику об отцовстве так, как от него хотели, и на полях сделал далёкую от правды пометку: «Записанный отцом Георг Гитлер, хорошо известный нижеподписавшимся свидетелям, будучи названным матерью ребёнка Анной Шикльгрубер, признал себя отцом ребёнка Алоиса и ходатайствовал о внесении его имени в сию метрическую книгу, что и подтверждается нижеподписавшимися… +++ Йозеф Ромедер, свидетель; +++ Иоганн Брайтенедер, свидетель; +++ Энгельберт Паук». Поскольку все три свидетеля не умели писать, они поставили вместо подписей по три креста, а их имена пастор вписал сам. Однако он позабыл указать дату, отсутствуют тут и его подпись, равно как и подписи родителей (к тому времени уже давно умерших). И всё же, хоть и вопреки законным нормам, усыновление произошло, и с января 1877 года Алоис Шикльгрубер стал Алоисом Гитлером.
Толчок к этой деревенской интриге, несомненно, был дан Иоганном Непомуком Гюттлером — ведь он воспитал Алоиса, гордился им и испытывал потребность обрести собственное имя в имени своего приёмного сына. Но и Алоис тоже был заинтересован в перемене фамилии — будучи энергичным и осознавшим свой долг человеком, он сделал за это время заметную карьеру, так что понятна и его потребность в приобретении «честной» фамилии — это ведь давало гарантию и твёрдую почву его карьере. Ему было только тринадцать лет, когда он отправился в Вену, чтобы учиться сапожному ремеслу, но затем он решительно отказался от доли сапожника и поступил на службу в австрийское таможенное управление. Продвижение его по службе шло довольно быстро, и в итоге он дослужился до поста старшего таможенного чиновника — что, учитывая его образование, вообще было для него потолком… Он любил показываться в обществе, любил, чтобы его считали начальством, и придавал немалое значение тому, чтобы, обращаясь к нему, его величали «господином старшим чиновником». Один из его сослуживцев, вспоминая, называл его «строгим, точным, даже педантичным», а сам же он как-то заявил одному из родственников, попросившему у него совета при выборе профессии для своего сына, что таможенная служба требует абсолютного послушания и чувства долга и тут нечего делать «пьяницам, любителям брать взаймы, картёжникам и иным людям, ведущим аморальный образ жизни».
Однако за этой внешней порядочностью и строгостью скрывался, несомненно, весьма переменчивый темперамент. Алоис Гитлер был трижды женат, причём его первая жена ещё была жива, когда он уже ожидал ребёнка от будущей второй жены, а при жизни второй — ребёнка от третьей. Его первая жена Анна Глассль была на четырнадцать лет старше него, а третья — Клара Пелцль — на двадцать три года моложе. Сначала она служила у него в доме, была родом как и все Гидлеры и Гюттлеры — из Шпиталя и до перемены фамилии считалась — по меньшей мере, официально — его племянницей, так что для заключения брака потребовалось особое разрешение со стороны церкви. На вопрос о том, находилась ли она с ним в кровном родстве, так же невозможно ответить, как и на вопрос, кто был отцом Алоиса Гитлера. Свои обязанности по дому Клара исполняла незаметно и добросовестно, она регулярно, повинуясь пожеланию супруга, посещала церковь и даже уже после вступления в брак так и не смогла полностью преодолеть прежнего статуса служанки и содержанки, каковой она и пришла в этот дом. И годы спустя она с трудом видела себя супругой «господина старшего чиновника» и, обращаясь к мужу, называла его «дядя Алоис».
Адольф Гитлер родился 20 апреля 1889 года в пригороде Браунау на Инне, в доме № 219, в семье он был четвёртым ребёнком Клары. Трое до него (1885, 1886 и 1887 годов рождения) умерли в младенческом возрасте, а из двух родившихся после него в живых осталась только его сестра Паула. Кроме того, в семье были и дети от второго брака — Алоис и Ангела.
Дом, в котором родился Адольф Гитлер
Легенда, созданная самим Гитлером, повествует о бедности, нужде и скудности в родительском доме и о том, как победоносная воля отмеченного печатью избранности юноши сумела преодолеть все это, равно как и деспотические амбиции бесчувственного отца-изгоя. Чтобы привнести в эту картину ещё больше эффектной чёрной краски, сын впоследствии даже сделал отца пьяницей, которого ему приходилось, ругая и умоляя, со сценами «ужасающего стыда», уводить домой из «вонючих, прокуренных пивных». Как и подобает рано проявившемуся гению, он не только был удачливым заводилой среди сверстников в их похождениях на деревенском лугу и у старой крепостной башни, но и своими хорошо продуманными планами игр в приключения рыцарей и смелыми проектами экскурсий по окрестностям показал себя прирождённым руководителем-Фюрером. Инспирированный этими невинными играми интерес к войне и солдатскому ремеслу наложил на его формирующийся характер первый отпечаток, говорящий о его будущей ориентации — ему, писал, вспоминая, автор «Майн кампф», «ещё не было и одиннадцати», когда он открыл, что «особое значение тут имеют два бросающиеся в глаза факта»: он стал националистом и «научился понимать и воспринимать смысл истории». Эффектным и трогательным продолжением этого сюжета явились кончина отца, лишения, болезнь и смерть любимой матери, а также уход из родного дома сироты, «которому пришлось в свой семнадцать лет отправиться в чужие края и зарабатывать себе на хлеб».
По материалам: Иоахим Фест. Адольф Гитлер
P.S.
Как видите, Адольф Гитлер ни минуты своей жизни не был Шикльгрубером, поэтому всем любителям иносказаний пора прекратить тревожить всуе эту почтенную фамилию.
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
|
Метки: Гитлер Германия родословная |
Зимние забавы 1914 года |
Илья Репин и Федор Шаляпин. Последняя предвоенная зима...
|
Метки: быт |
Об иноагентах |
Проблеме-то скоро 300 лет
«Бригадир. — Да ты что за француз? Мне кажется, ты на Руси родился.
Сын. — Тело мое родилося в России, это правда; однако дух мой принадлежал короне французской».
Д.И. Фонвизин. Бригадир. Действие третье. Явление I
|
Метки: цитата |
Сласти с императорским гербом |
Родоначальником знаменитой династии кондитеров Абрикосовых был Степан Николаевич — крепостной крестьянин Пензенской губернии. Он так умело готовил варенье и мармелад, что скопил денег и в 1804 году выкупился на волю. А фамилию свою он получил в 1814 году — за то, что лучше всех в Москве готовил пастилу из абрикосов.
Внук Степана, Алексей Иванович основал в Москве фабрику «Абрикосов и сыновья».
Сыновей у него было 10, а дочерей 12. Агриппина Александровна, супруга и мать 22-х детей, была дочерью купца, и ее приданое послужило развитию семейного дела.
Семья была патриархальных купеческих нравов, где отца слушались беспрекословно, вместе садились за стол и ходили в церковь. Все домочадцы усердно работали на семейное дело, и к концу XIX века фабрика сильно разрослась. Она занимала 4 гектара земли на Малой Красносельской улице, где около 2000 работников производили ежегодно 4 тысячи тонн шоколада, карамели, бисквитов и прочих сладостей. Годовой оборот достигает 1.800.400 рублей. Особенным успехом пользовались пастила и глазированные фрукты.
Абрикосов был талантливым коммерсантом. Он умело использовал возможности рекламы, вводил маркетинговые новинки, заботился о красоте и комфорте своих магазинов.
Магазин Товарищества А. И. Абрикосова Сыновей
Однажды под Новый год в московских газетах появилось сообщение о том, что в одном абрикосовском магазине продавщицами работают только блондинки, а в другом только брюнетки. Горожане хлынули проверять, так ли это на самом деле, сопровождая любопытство покупкой и поеданием сладостей. А интригующие вкладыши — открытки, головоломки и прочие сюрпризы в конфетных наборах — эти рекламные ходы используются в бизнесе до сих пор.
Внутреннее убранство магазинов Абрикосова
Разнообразие ассортимента и высокое качество продукции принесли фирме Абрикосовых победы на Всероссийских художественно-промышленных выставках в 1882 и 1896 годах. На упаковке абрикосовских сладостей одно за другим появляются два изображения герба Российской империи.
В 1899 году «Товариществу А. И. Абрикосова Сыновей», в третий раз победившему на Всероссийской художественно-промышленной выставке, присваивается почетное звание «Поставщик Двора его Императорского Величества», с правом изображения на упаковке своих изделий соответствующего знака.
В 1900 году для семьи Абрикосовых был выстроен новый дом.
Архитектор Борис Шнауберт спроектировал его в модном в те годы стиле модерн. Прототипом для здания послужил известный парижский особняк г-жи Жильбер, ставший образцом для многих строений того времени. Прихотливый силуэт абрикосовского дома украшает Малую Красносельскую и сегодня, изображен он и на логотипе предприятия.
Когда супруги Абрикосовы праздновали золотую свадьбу, собралось 150 человек их прямых потомков и других родственников. Дети засыпали их цветами и преподнесли золотые венцы, украшенные бриллиантами, внуки подарили родословное древо, а правнуки — большую семейную фотографию. Ибо главным достижением их жизни было все же семейное счастье.
Приглашение на золотую свадьбу
Умер Алексей Иванович Абрикосов 31 января 1904 года, прожив 80 лет. К концу жизни он был действительным статским советником, кавалером многих императорских Орденов, бессменным Председателем Совета одного из лучших в России коммерческих училищ — Московской практической Академии коммерческих наук, бессменным Председателем Совета Московского учетного банка. До 1917-го его кондитерское дело успешно продолжали потомки, но после революции фабрика была национализирована. Вскоре ей было присвоено имя председателя Сокольнического райисполкома Петра Акимовича Бабаева. Однако еще несколько лет на этикетках изделий после слов «Фабрика им. рабочего П. А. Бабаева» в скобках значилось: «быв. Абрикосова».
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: разное |
Бесплодное раскаяние Джованни Бокаччо |
Мысль о суетности земной славы не нова, но, может быть, Джованни Бокаччо прочувствовал ее, как никто другой.
Человек в поте лица своего строит памятник всей своей жизни, но время отламывает от него один камешек, делая его бессмертным, а все остальное превращает в прах.
Бокаччо был знаменитый ученый, погруженный в высшие научные исследования своего времени. Он сложил несколько больших аллегорических и мистических поэм, составлял классические энциклопедии и исторические трактаты, исполненные эрудиции. Его жизнь прошла в поисках и исследованиях античных манускриптов. В 50 лет он отказался от светской учености, надел священническую одежду и замкнулся в толкованиях «Божественной комедии» своего великого соотечественника. В течение десяти лет он проповедовал слово Данте в церкви, со рвением богослова, комментирующего Священное Писание. А вся его слава заключена в книге непристойных рассказов, написанных для забавы одной принцессы, — в книге, от которой он энергично отрекался в последние дни своей жизни!
«Пощадите, — писал он одному из своих друзей, — не читайте этой книги женщинам. Слушая мои новеллы, они примут меня за скверного сводника, старого кровосмесителя, грязного человека, и не найдется никого, кто бы стал за меня свидетельствовать и сказал бы: он написал это, когда был молодым человеком и был к этому принужден той, кто имел власть над его душой».
Тщетные угрызения, бесполезные протесты! Воображение будет всегда представлять себе Бокаччо с чертами милого сатира, сидящим в кругу молодых женщин, которых он заставляет то краснеть, то улыбаться. Потомство посмеялось над раскаянием старика: оно осудило его на бессмертие «Декамерона».
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: литература средние века |
Спящая красавица из Флоренции |
Скульптура Антонио Фрилли «Сладкие сны» выполнена из цельного куска каррарского мрамора. 1892 г.
В настоящее время она выставлена в Палаццо Питти во Флоренции, Италия.
|
Метки: разное |
Краткая история Ростова Великого |
1.
На Руси только два города официально назывались Великими — Ростов и Новгород (Устюг не берем, свой эпитет Великий город приобрел только во второй пол. XVI века). Любопытно, что при этом тот и другой в историческом плане являются в известном смысле городами-неудачниками. Оба они пережили кратковременный взлет, а затем превратились в рядовые провинциальные городки. Видно, не зря наши летописцы писали, что гордых Бог наказывает.
Туземных обитателей Ростовской земли «Повесть временных лет» упоминает под именем мери. Это была финно-угорская племенная группировка, очевидно родственная современным марийцам (черемисам).
Немногочисленное и невоинственное мерянское население не оказало сколько-нибудь заметного сопротивления славянам. «Происходило заселение, а не завоевание края, — пишет по этому поводу Ключевский. — Могли случаться соседские ссоры и драки; но памятники не помнят ни завоевательных нашествий, ни оборонительных восстаний». Археологические материалы показывают, что славянские городища мирно соседствовали с мерянскими поселениями, на территории которых не обнаружено каких-либо следов разрушений или вооруженных конфликтов. Так, например, Сарское городище мери (в окрестностях Ростова) запустело лишь к началу XIII века.
Реконструкция облика мерянского Сарского городища.
Предметы быта летописной мери, найденные графом А. С. Уваровым при раскопках мерянских курганов во второй половине XIX века
Экономическое, военное и культурное превосходство славян привело к тому, что в течение IX–XII веков меря полностью растворилась среди славянских поселенцев. Причем мерянская племенная знать вошла в состав социальной верхушки славянских городских центров — на это, в частности, указывает наличие в славянском Ростове XI–XII веков «Чудова конца», то есть района, заселенного «чудью», местными финно-уграми. Мерянский этнокультурный компонент оказал заметное влияние на физиологический тип формирующейся великорусской народности. Именно финно-угры (а вовсе не татары, как гласит расхожее мнение) передали великорусам уплощенный тип лица, небольшой курносый нос, скуластость и темные волосы.
Само же название Ростова — славянского происхождения. Населенные пункты со схожим названием в средние века отмечены на территории как Северной, так и Южной Руси — например, Ростовец близ Киева, многочисленные речки и деревни Ростовки.
Древнейшая часть Ростова. С этого места начинался Ростов Великий. Там, где справа на фотографии вы видите дом жёлтого цвета, вероятно с 1210-х годов стоял княжеский двор.
Ростов, наряду с Суздалем, считался «старейшим» городом Ростово-Суздальской волости. Летопись упоминает его уже под 862 годом. Это известие, впрочем, давно признано недостоверным, поскольку археологические слои Ростова не уходят глубже второй половины Х века. Но даже если скинуть Ростову сотню лет, то он все равно сохранит свое значение одного из древнейших русских городов, вступивших ныне во второе тысячелетие своей истории.
2.
В конце Х века в Ростовскую землю пришло христианство. Это событие стало важной вехой в истории Ростова, потому что именно здесь была учреждена епископская кафедра. Как же проходило крещение Ростовской земли?
В летописях по этому поводу царит полный разнобой. Крестителей Ростовской земли там набирается подозрительно много. Никоновская летопись, например, числит одним из них дядю святого князя Владимира, Добрыню, якобы крестившего «людей без числа» и воздвигнувшего «многия церкви». Другим крестителем местных жителей почитался сам князь Владимир, который «ходи в Ростовскую землю, и тамо крести всех…». В Холмогорской летописи эта заслуга приписана легендарному епископу Федору, о котором сказано, что он «бысть первый епископ в Ростове и крести всю землю Ростовскую и Суздальскую». Ряд летописей упоминают о миссионерской деятельности в Ростове князя Бориса (сына Владимира) и епископа Илариона, соперничавшего с Федором в праве считаться первым ростовским святителем.
Однако, несмотря на преизбыток крещений Ростово-Суздальской земли, в ростовском летописании так и не сложилось своего «канонического» рассказа о крещении жителей Ростова. Ростовский летописец, говоря об обращении своих соотечественников, просто дословно повторяет знаменитый рассказ «Повести временных лет» о крещении киевлян.
Домонгольские нательные кресты с изображением Распятия и Богоматери, XI—XIII вв.
А произошло это потому, что на самом деле никакого всеобщего и одноактного крещения ростовцев не было. Распространение христианства в Ростовской земле затянулось на многие десятилетия. Вот что, например, говорится в житии епископа Леонтия — первого святого Ростовской земли.
Он занял ростовскую кафедру в середине XI века. К тому времени, по летописным сведениям, Ростовская земля уже была раз пять крещена. Тем не менее, приехав в Ростов, Леонтий обнаружил на городской площади статую языческого бога Велеса. Избитый толпой язычников, епископ вынужден был уйти из города и поселился в окрестностях Ростова. Отчаявшись убедить взрослых язычников, он стал проповедовать Слово Божие детям, которых привлекал тем, что раздавал им хлеб с медом. Но в начале 1170-х годов Леонтий все-таки принял мученическую смерть от рук ненавидевших его волхвов. В настоящее время его мощи покоятся в Успенском кафедральном соборе. Память святому Леонтию отмечается 5 июня по новому стилю. У русских крестьян святой Леонтий назывался Огуречником, так как день его памяти считался наиболее подходящим временем для высаживания огурцов.
3.
Теперь я расскажу вам, как Ростов Великий превратился в город-музей.
Первым удельным ростовским князем считается Константин, сын Всеволода Большое Гнездо. В домонгольскую эпоху Ростов пережил небывалый экономический и культурный подъем, став одним из самых больших городов Северо-Восточной Руси. В городе существовали княжеский и епископский дворы, большой торг, более 15 храмов, несколько монастырей.
В начале XIII века в Ростовской земле жил знаменитый богатырь Александр Попович. Его деревянный замок находился в окрестностях города, на реке Где. По летописным сказаниям, богатырь погиб в битве с монголами на реке Калке в 1223 году. Позднее он стал прототипом былинного богатыря Алеши Поповича.
Развитие Ростова было прервано монгольским нашествием. С этого времени наступает постепенный политический упадок Ростова. В конце XV века московский государь Иван III Васильевич просто купил владения последнего ростовского князя.
Однако на протяжении долгих столетий Ростов сохранял за собой значение религиозного центра. В конце XIV века ростовские архиереи получили сан архиепископов, а в конце XVI века — митрополитов. Одним из Ростовских митрополитов был знаменитый Филарет — будущий Патриарх и отец первого царя из династии Романовых, Михаила. Ростовская митрополия была одной из богатейших в России. Во второй половине XVII столетия митрополит Иона Сысоевич возвел в Ростове величественный ансамбль митрополичьего двора, окруженный крепостными стенами с высокими башнями. Лишь в конце XVIII века митрополичья кафедра был перенесена из Ростова в Ярославль.
Митрополичий двор
В Смутное время Ростов не избежал трагической участи многих русских городов. В 1608 году его сожгли и разграбили поляки. В истории Ростова это было последнее нашествие захватчиков.
По губернской реформе 1778 года Ростов стал уездным центром. Со второй половины XVIII века и почти до конца XIX века в городе проводилась знаменитая Ростовская ярмарка, третья в России по товарообороту.
В середине XIX века исторический центр Ростове чуть было не исчез с лица земли. На этом месте планировалось создать торговый комплекс из магазинов, лавок и складских помещений — знакомая история, не правда ли? К счастью, купец Титов спас Ростовский кремль от разрушения.
А. Глушков. Портрет А.А. Титова, 1872
Вместе со своими единомышленниками он начал реконструкцию кремля и на его базе в 1883 году создал музей церковных древностей, который существует и в настоящее время.
Музей церковных древностей в Белой палате Ростовского кремля
В 1995 году музей-заповедник «Ростовский кремль» был включен в Список особо ценных объектов культурного наследия России.
4.
На ростовском гербе в его нынешнем виде изображен олень с ветвистыми рогами. Между тем животное это вовсе не является таким уж характерным для местной фауны.
История ростовского герба довольно любопытна. Наиболее ранней ростовской эмблемой является композиция на монетах ростовских князей конца XIV — начала XV веков. Но вместо оленя она изображает человека с секирой, стоящего у дерева, под которым лежит человеческая голова. На дереве сидит птичка.
Это — аллегорическая иллюстрация евангельского сюжета о проповеди Иоанна Крестителя. В христианской символике птица являлась олицетворением человеческой души. То есть птица на ветвях дерева олицетворяет отлетевшую душу Иоанна Крестителя, которому, как вы, наверное, помните, царь Ирод велел отрубил голову.
В середине XVI века, ростовской эмблемой становится изображение орла. Источник этого образа нужно искать в Псалтири. 151-й псалом прямо сопоставляет Бога и народ израильский с орлом над выводком своих птенцов. Та же аллегория допустима и в отношении ростовского орла, символически изображавшего ростовского архиерея с его паствой. Орел в данном случае — это не что иное как Ростовская земля, объединенная в единое целое духовной властью.
Орёл на государственной печати Ивана Грозного
Однако и эта эмблема не закрепилась за Ростовом. В XVII веке на ростовском гербе наконец появляется олень. В 1672 году был напечатан первый русский гербовник — Титулярник с полным государственным титулом царя Алексея Михайловича, состоящим из 33-х названий царств, княжеств и земель. Все они были представлены эмблемами — гербами. В подробном описании государственного герба Московского царства, в частности, указывалось: «В седьмой червленой части герб Ростовский — серебряный олень с золотым ошейником».
Изображение ростовской эмблемы из Титулярника 1672 г.
Если мы обратимся к значению оленя в христианской символике, то увидим, что он толкуется уже знакомым нам образом. В основе толкования лежит все та же Псалтирь — на этот раз слова псалма 41-го: «Как елень желает на источники водные, так желает душа моя к тебе, Боже». Как видим, олень у источника олицетворяет душу, стремящуюся к Богу.
Вот так, несмотря на чисто внешнее, формальное изменение ростовской эмблемы, смысл ее остался прежним. И олень, и птица символизировали человеческую душу, жаждущую Бога и борющуюся с соблазнами мира сего.
5.
В 1652 году ростовским митрополитом стал Иона Сысоевич. С его именем связано появление шедевра древнерусского зодчества — ансамбля Ростовской митрополии, которую чаще именуют Ростовским кремлем.
Парсуна с изображением Ионы, конец XVII века
Иона Сысоевич вышел, что называется, из гущи народной. Родился он около 1600 года в ростовском селе Ангелово. Отец его был простым попом на глухом погосте. Но сын не просто выбился в люди, а стал одним из самых выдающихся церковных деятелей XVII столетия. Побывав настоятелем нескольких ростовских монастырей, он 1652 году был поставлен патриархом Никоном в митрополиты Ростовские и Ярославские.
Иона был умным, образованным человеком и пользовался большим уважением у царя Алексея Михайловича и церковных иерархов. Поэтому, когда в 1662 году патриарх Никон, поссорившись с царем, удалился в добровольную опалу, именно ростовский митрополит в течение двух лет возглавлял Русскую церковь в качестве местоблюстителя пустующего патриаршего престола
А потом Никон вдруг решил вернуться. В ночь с 17 на 18 декабря 1664 года Иона служил заутреню в Успенском соборе Московского кремля. Неожиданно двери с шумом распахнулись и в собор ворвался бывший патриарх. Он предложил Ионе принять у него благословение (то есть подтвердить его легитимность как действующего патриарха), что Иона в страхе и сделал. Перечить Никону было себе дороже — он не боялся и самого царя. Вслед за митрополитом под благословение Никона потянулись прочие священнослужители и простой народ.
За потворство учинённой Никоном смуте Архиерейский собор с ведома и согласия царя отправил Иону обратно в Ростов. Митрополит Иона прожил долгую жизнь, больше 90 лет, и умер в глубокой старости, в 1691 году.
Остаток жизни митрополит Иона посвятил Ростову. Фактически он дал городу новую жизнь. В историю ростовской митрополии Иона вошел как неутомимый созидатель редких по красоте ансамблей. Это был поистине великий строитель, которому ни разу не изменили вкус и чувство гармонии. Стараниями митрополита Ионы созданы Ростовский кремль, постройки близлежащих монастырей — Борисоглебского, Белогостицкого, Зачатьевского, Угличского и Воскресенского. В своем родном селе Ангелове Иона построил огромный деревянный храм, имевший 365 окон — по числу лет в году. Не все из созданного Ионой дошло до наших дней, многое было варварски уничтожено в советское время, но сохранившиеся сооружения вошли в золотой фонд древнерусского зодчества.
Вид на Борисоглебский монастырь от реки Устье в 1911 г.
6.
Несколько слов о любимом детище митрополита Ионы — Ростовском кремле.
Грандиозный ансамбль Ростовского кремля сложился из трёх ранее не связанных друг с другом построек с прилегающими территориями: Успенского собора, Григорьевского затвора и архиерейских палат. При сооружении кремля старые постройки XVI века были сохранены — ростовские мастера умело встроили их в объемы новых зданий.
Строительство велось с начала 1670-х годов на протяжении двадцати лет. За это время Ростовский кремль стал как бы городом в городе, обнесенным высокими крепостными стенами с одиннадцатью башнями. Их шатровые крыши, в сочетании с луковичными пятиглавиями церквей, особенно хорошо смотрятся со стороны озера Неро.
Ростовский кремль построен так, что пройти по его галереям можно от храма к храму и от палаты к палате, не спускаясь на землю. Исследователи полагают, что строителем главных зданий Ростовского кремля был зодчий Петр Иванович Досаев. В то время, как в Москве зодчество уже приобретало формы навеянного европейским влиянием барокко, ростовские храмы возводились в согласии с древней традицией. Редкий по живописности и в то же время удивительно гармоничный ансамбль дополнял разбитый на центральном дворе роскошный сад с широким зеркалом пруда.
По замыслу митрополита Ионы, Ростовский кремль должен был символизировать небесный град — горний Иерусалим. Но в XVIII веке, после перевода митрополии из Ростова в Ярославль, кремль запустел и поступил в гражданское ведомство. Здания бывшего архиерейского двора заняли винные и соляные склады, учреждения, лавки. Кремлевский пруд был засорен, а в храме Григория Богослова устроили скотобойню. Церкви стояли с выбитыми окнами, здания потихоньку разбирались на стройматериалы. Только в 80-х годах XIX века группа местных ревнителей старины во главе с богатым купцом и знатоком древнего церковного искусства Андреем Александровичем Титовым выступила в защиту Ростовского кремля. Памятники кремля были восстановлены, а в Княжих теремах был устроен Музей церковных древностей. После революции 1917 года все постройки кремля были переданы в ведение местного краеведческого музея.
Ну, а тем, кому больше по душе современность, побывать в Ростовском кремле тоже будет интересно. Ведь именно по этим галереям удирали от царских стрельцов незадачливый управдом Иван Васильевич Бунша и обаятельный вор Жорж Милославский в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
В общем, так или иначе, без полусотни отличных снимков вы из Ростова не уедете.
7.
Мы продолжаем прогулку по Ростовскому кремлю. Пришло время поговорить о главной его достопримечательности — Успенском соборе.
Успенский собор в Ростове Великом можно назвать ровесником Российского государства. По преданию, история его восходит к временам святого князя Владимира, когда в Ростове была учреждена епископская кафедра и построена первая деревянная церковь во имя Успения Богоматери — «чудный храм», по выражению летописца.
За свою тысячелетнюю историю собор не раз горел, рушился и перестраивался. Ныне существующее здание собора — четвертое по счету на этом месте — построено в начале XVI века. Его величественное здание стоит в центре древней городской площади. Образцами для него послужили одноименные соборы в Москве и во Владимире.
«Храм сей по своему зодчеству и по обширности — один из лучших нашего отечества», — писал в XIX веке известный путешественник по святым местам Муравьев. Высота Успенского собора составляет больше 48 метров, длина — 29,5 метра.
В годы Великой смуты одна из бандитствующих польско-литовских шаек под командованием Яна Сапеги взяла Ростов штурмом. Захватчики ворвались в Успенский Собор, где в это время проводил богослужение Ростовский митрополит Филарет, отец первого царя династии Романовых Михаила и будущий Патриарх всея Руси. Не взирая на святость церковного действа, поляки принялись грабить храм. С гробницы святителя Леонтия, первого ростовского чудотворца, была сорвана семипудовая позолоченная рака. К счастью, само здание собора не пострадало.
Войдя в Успенский собор, вы как будто оказываетесь в гуще тысячелетней истории Ростова. Здесь находится усыпальница ростовских князей, архиереев и местных святых. До революции Успенский собор притягивал к себе тысячи паломников со всей России. Паломнические поездки русских государей обыкновенно начинались с молитвы в ростовском храме.
Огромный позолоченный иконостас Успенского собора выполнен в 1730–40-х годах в стиле русского барокко. Ранее в Успенском соборе хранилась чудотворная икона Богоматери, написанная в XI веке иноком Киево-Печерской лавры преподобным Алипием — первым русским иконописцем, причисленным к лику святых. Её привез в дар Ростову великий князь Владимир Мономах. Теперь этот древний образ находится в Государственной Третьяковской галерее.
Стены собора расписаны в середине XVII века ярославскими и костромскими мастерами. Эти великолепные, праздничные фрески оставляют впечатление волнующе-сказочного видения. Искусствоведы не зря называют живопись ростовского собора лебединой песней древнерусского искусства, чудесной и незабываемой.
8.
Мы продолжаем знакомство с Ростовским кремлем. В нем есть что не только посмотреть, но и послушать. Речь о прославленных ростовских звонах.
Западный фасад. Вид с соборной площади
Ростовская звонница была построена в 1682–87 годах митрополитом Ионой. Находится она в кремле, рядом с Успенским собором. Её 13 колоколов прославились на всю Россию своим неповторимым звоном.
Ростовские колокола отливались в определенных весовых пропорциях по отношению друг к другу. Самый большой, весом в 2000 пудов, отлил в 1681 году мастер Флор Терентьев. Этому колоколу было дано имя «Сысой» в честь отца митрополита Ионы, схимника Сысоя. Его празднично-торжественный бас слышался на двадцать верст окрест. 1000-пудовый «Полиелейный» и 500-пудовый «Лебедь» отлил в 1682–83 годах мастер Филипп Андреев. 80-пудовый «Баран» отливал в 1654 году мастер Емельян Данилов. В XVII веке отлиты также 30-пудовый колокол «Красный», и 20-пудовый «Козел». Колокол «Голодарь» весом в 140 пудов был слит из старых колоколов в XIX веке. В него звонили в Великий пост — отсюда и его название. Остальные шесть колоколов названий не имеют, и время их изготовления не известно.
Большие колокола ростовской звонницы: в центре «Полиелейный» и в дальнем пролёте — «Сысой».
В XIX веке ростовский протоиерей Аристарх Израилев сумел записать ростовские звоны обычными нотами. Благодаря ему мы знаем, как исполнялись старинные звоны. Величественный, плывущий Ионинский звон отличался большой торжественностью. Его исполняли пять звонарей. Двое раскачивали язык «Сысоя» со скоростью 42 удара в минуту. Третий звонарь синхронно бил в «Полиелейный». Четвертый в определенном ритме звонил в шесть колоколов, а пятый звонарь — в остальные четыре.
Праздничный Георгиевский звон отличался особой музыкальностью — так называемым «малиновым» перезвоном. При этом удар в большой колокол делался только в один край. Быстрый, летящий КолЯзинский звон имел плясовой темп.
Изучив музыкальную акустику ростовских колоколов, Аристарх Израилев добавил к старинным ростовским звонам свой собственный — Ионафановский. Им же были изготовлены камертоны, воспроизводящие звучание ростовских колоколов. Несколько позже ростовские звоны были записаны на грампластинку.
Нынешние ростовские звонари владеют как старинными, так и более поздними звонами. Чтобы услышать эти живые концерты не обязательно даже заходить в кремль — звук колоколов прекрасно слышен в любой точке города. В этот момент время исчезает — ведь вы слышите тот же самый звон, что и люди прошедших столетий.
9.
Борисоглебский монастырь стоит в 19-ти километрах от Ростова по дороге в Углич. Но быть в Ростове и не посетить Борисоглебский монастырь — это преступление перед самим собой.
Историческое предание сообщает, что место для монастыря в честь святых страстотерпцев Бориса и Глеба выбрал сам Сергий Радонежский. В 1363 году он благословил на создание обители новгородских монахов Фёдора и Павла. Московские князья считали Борисоглебский монастырь своей «домашней» обителью. В 1440 году Борисоглебский игумен Питирим крестил в его стенах сына Василия Тёмного — Ивана III, будущего первого российского самодержца.
Монастырский собор Бориса и Глеба в 1911 году.
Первоначально все строения в монастыре были деревянными. Но спустя полтораста лет, в 1522 году, московский государь Василий III направил сюда своего придворного зодчего Григория Борисова, который положил начало каменному строительству. Свой окончательный вид монастырь приобрел в конце XVII века, после масштабной перестройки, предпринятой по указанию Ростовского митрополита Ионы Сысоевича. Обитель превратилась в грозную крепость, с высокими, под 12 метров, стенами и 15-ю боевыми башнями.
Иван Грозный трижды посещал Борисоглебскую обитель и сделал в него более 20 вкладов: книги, значительные денежные средства и колокол весом в 138 пудов. Вклады в Борисоглебский монастырь делали также другие московские цари.
Борисоглебский монастырь с северо-западной стороны, 1900-е гг.
Особенно прославился Борисоглебский монастырь в начале XVII века, когда в его стенах подвизался преподобный Иринарх — затворник, проживший в веригах 38 лет. В Смутное время в стенах Борисоглебского монастыря побывали знаменитые русские полководцы: князь Михаил СкопИн-Шуйский, Дмитрий Пожарский и Козьма Минин, видевшие в преподобном Иринархе духовного наставника.
Петр I и Екатерина II не любили монахов. Проведенная ими секуляризация церковных доходов и земель превратила Борисоглебскую обитель в заурядный провинциальный монастырь. Большевики и вовсе упразднили его в 1924 году, устроив на территории монастыря филиал Государственного музея-заповедника «Ростовский кремль». Возрождение монастыря произошло лишь спустя 70 лет, в декабре 1994 года.
Надвратная Сретенская церковь в 1911 году. Фотография Сергея Прокудина-Горского
Как водится у нас в России, мы редко догадываемся, какими сокровищами владеем, пока их не похвалят иностранцы. В 1961 году Борисоглебскую обитель посетил французский философ Жан-Поль Сартр. Свое восхищение от увиденного он выразил в следующих словах: «Ничего подобного нет нигде в мире. Это выше романских монастырей во Франции. Нигде на свете я не встречал столь полного слияния человека с природой».
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: города |
Назвавший родину — Россией |
Один из лучших русских поэтов ХХ века, Александр Трифонович Твардовский, родился на смоленской земле, в семье зажиточных крестьян из деревни Загорье. Отец его, деревенский кузнец, был раскулачен и сослан.
Стихи Саша начал писать с 14-ти лет. Как-то показал их школьному учителю, но получил неодобрительный отзыв: стихи-де чересчур понятны, тогда как современные литературные требования диктуют, чтобы «ни с какого конца нельзя было понять, что и про что в стихах написано». Юноше очень хотелось соответствовать литературной моде. К счастью, добиться непонятности своих стихов у него не получилось. Но именно простота и доступность поэтического слова сделали Твардовского поистине народным поэтом.
Саша Твардовский — крайний справа
Еще во время финской войны он поселил на страницах газеты «На страже Родины» нового персонажа — Васю Тёркина. Веселые истории из солдатской жизни имели у бойцов огромный успех. Но только тяжелые дороги Великой Отечественной превратили Тёркина в настоящего народного героя. Стихов Твардовского ждали, их читали вслух на всех фронтах, потому что в них была правда о войне:
Переправа, переправа:
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда.
Кому память, кому слава,
Кому темная вода,-
Ни приметы, ни следа...
Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересек наискосок.
И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны — в ряд.
Густо было там народу —
Наших стриженых ребят...
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно...
Так родилась «Книга про бойца без начала и конца». В ней Твардовский сказался весь, без остатка. По его собственному признанию, «Тёркин был моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю». Устами Твардовского о войне рассказал простой русский солдат — "святой и грешный русский чудо-человек".
Василий Тёркин – поистине редкая книга: какая свобода,
какая чудесная удаль... и какой необыкновенный народный солдатский язык!
И.А.Бунин
Семейное предание, основанное на словах Александра Фадеева, гласит, что, не обнаружив среди выдвиженцев на Сталинскую премию в области литературы за 1944-1945 годы фамилии автора «Василия Теркина», Сталин заинтересовался причиной. Составители списка отговорились тем, что произведение еще не закончено. «Не думаю, чтобы он под конец испортил поэму», — произнес Иосиф Виссарионович и красным карандашом вписал Твардовского в список будущих лауреатов.
В 1946-м постановлением Совета народных комиссаров СССР эта награда Александру Трифоновичу была присуждена, хотя «Теркин» оказался едва ли не единственным произведением военных лет, в котором отец народов и ВКП(б) вообще не упоминались, а родина называлась Россией, а не СССР.
У знаменитого стихотворения А.Твардовского «Я убит подо Ржевом» есть реальная основа. Прототип его героя — Владимир Петрович Бросалов. Матери Бросалова прислали похоронку, в которой говорилось, что её сын погиб. Однако, позднее выяснилось, что В.Бросалов жив и находится в госпитале имени Н. Н. Бурденко. Этот госпиталь посещал Александр Твардовский. Случилось так, что он встретился с матерью Бросалова, которая показала поэту извещение о смерти сына и рассказала приключившуюся с ними историю. Прочитав похоронку, Твардовский сказал, что обязательно напишет стихи о боях за Ржев. Свое обещание он сдержал, создав одно из самых ритмически завораживающих и эмоционально насыщенных произведений русской поэзии.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки...
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?..
Твардовский в родной деревне Загорье
После войны Твардовский выступил продолжателем некрасовских традиций поэта-гражданина. В 1950 году он был назначен главным редактором журнала «Новый мир» и почти на два десятилетия превратил этот печатный орган в рупор честной литературы и публицистики. В 1962 году Твардовский сумел напечатать знаменитую повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», пробившую стену цензурного молчания о судьбах миллионов узников ГУЛАГа и ставшую литературным символом целой эпохи. Александр Трифонович также всячески способствовал публикации повести Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда" - яркого художественного образца "окопной", солдатской правды о войне.
После снятия Хрущёва в прессе была проведена кампания против «Нового мира». Ожесточённую борьбу с журналом вёл Главлит, систематически не допускавший к печати самые важные материалы, Союз писателей продавливал снятие заместителей Твардовского и назначение на эти должности враждебных ему людей. В феврале 1970 года Твардовский был вынужден сложить редакторские полномочия, часть коллектива журнала последовала его примеру.
Александр Трифонович умер 18 декабря 1971 года от рака легких.
Так совпало, что в декабре 1971 года в Москве проходил пленум Союза писателей СССР, на который приехала группа литераторов из Белоруссии, среди них оказался и Василь Быков:
«Гроб с телом [Твардовского] стоял в ЦДЛ, на Воровского. Чуть ли не до самой церемонии похорон была какая-то тревога, происходила непонятная суета — что- то не могли согласовать с руководством Москвы или даже страны. Говорили, что все еще неясно, где будут хоронить, место на Новодевичьем начальство не хотело давать. Публику в траурный зал впускали по пропускам, людей было очень много. Стоя у гроба в почетном карауле, я не узнавал в покойном Твардовского. Болезнь изглодала некогда могучего человека, и передо мной лежал худенький, с редким пушком на голове некто. Во время панихиды произносились проникновенные речи о заслугах Твардовского перед литературой и русской культурой в целом, — речи, которые непоправимо опоздали. Запомнилось выступление Константина Симонова: он, выступая, плакал и не стыдился своих слез, в зале тоже многие плакали. Там же многие впервые увидели Александра Солженицына, который сидел рядом с вдовой Марией Илларионовной. Слово для прощания ему не дали, и он только перекрестил покойника. Позже стало известно, что Солженицына едва пропустили в зал, к тому времени он уже был исключен из Союза писателей.
По окончании панихиды многие поехали на кладбище. Был хмурый, пасмурный день предзимья, падал редкий снежок. Когда похоронный кортеж подъехал к кладбищу, его встретила цепь войск МВД, которая протянулась вдоль железной дороги до кладбищенских ворот. На кладбище было то же самое. Все должны были идти к месту захоронения в плотном окружении войск. Нас с Валей Щедриной, когда мы оказались вне процессии, злобно обругал офицер, даже крикнул: „Стрелять буду!“ На что эта бесстрашная белоруска тихо, но решительно сказала: „Давай, стреляй, ну!“ И офицер, показалось, был ошарашен ее решимостью. Гроб стали опускать в землю, и Солженицын его перекрестил. Это было непривычно в атеистической писательской среде, об этом долго потом рассказывали и писали очевидцы... После похорон все — и друзья, и враги недавнего редактора одиозного журнала — разошлись по кабакам, обмывать косточки покойного... Я почувствовал себя сиротой...»
Чем-то это напоминает прощание с Пушкиным в Петербурге в феврале 1837 года. В Святогорский монастырь гроб с его телом везли словно преступника, под большим секретом.
Анатолий Жигулин 21 декабря 1971 года отметил в дневнике: «Еще не было десяти утра, когда я поехал в ПДЛ. По дороге купил свежие и вчерашние вечерние газеты. Все не верилось, что так и не будет объявлено о времени и месте прощания, похорон. Увы! Нигде ни единой строчки! Какая жестокость! Какой позор! Намеренно лишили народ возможности проститься со своим великим поэтом». Не обошлось и без инцидентов: «Вдруг в тишине раздался женский голос из задних рядов, что ближе к ложам. Взволнованно кричала молодая женщина. Ей мешали. Голос ее был слаб. Долетали до сцены отдельные слова, отдельные фразы: „Почему никто не сказал, что Твардовского затравили, лишили его любимого детища? Почему не сказали, что последняя поэма Твардовского не напечатана, запрещена?“ Женщину утихомирили. Возникло несколько странное ощущение... Потом — вынос тела. <...> Грузовики с венками. Холод. Перекрикивания милицейских офицеров: „Сниматься будем ровно в четыре!“».
Владимир Лакшин напишет в тот же день, 21 декабря 1971 года: «Настоящая стратегическая операция готовится, как перед сражением».
Уход Твардовского из жизни стал невосполнимой потерей не только для литературы. Его авторитет как главного редактора «Нового мира» среди писателей был огромен. «Дома ждал меня „Новый мир“ с рассказом моим. То-то радость мне! Рассказ при редактуре обхерили здорово, и без меня... И все равно радуюсь... В журнале уверяли, будто публикация в „Новом мире“ — это своего рода пропуск в цензуре. Мечты сбываются! <...> Среди моих писателей-однокашников вроде бы в неполноценных ходишь, если не публиковался в „Новом мире“, — и это осуществилось», — признавался Виктор Петрович Астафьев 28 августа 1967 года.
По словам философа и историка Михаила Гефтера, Твардовский стал «центральной фигурой духовного обновления». Личность Александра Трифоновича была настолько значима, что его место в общественной жизни так никто и не занял. В советское время понятие «общественный деятель» было опошлено конформизмом и повсеместным приспособленчеством. Александр Трифонович же как-то записал: «Я — не Симонов, которому все равно, где печататься: у Кож[евнико]ва ли, у Коч[ето]ва ли. Я не могу думать, что мне наплевать на все, а я вот, мол, буду писать и все». Ему было даже не все равно, с кем получать Госпремии.
Нет, жизнь меня не обделила,
Добром своим не обошла.
Всего с лихвой дано мне было
В дорогу — света и тепла.
А.Т. Твардовский
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.
|
Метки: литература |
иванъ_грозный@yandex.ru |
Заглавный лист Судебника Ивана IV (1550 г.) с электронной «собачкой» @ (верхний символ в левом столбце). Как видим, компьютерная грамотность в Московской Руси была на высоте!
На самом деле это — буквоцифра «аз — 1», которая означает первый пункт Судебника (в переводе он звучит так: суд Царя и Великого Князя осуществляется боярами, окольничими, дворецким, казначеем и дьяком; судьям запрещается брать за производство суда и ходатайств взятки, а также решать дело несправедливо из-за мести или дружбы с одной из сторон).
|
Метки: юмор |
У этого выражения довольно жуткая родословная |
Стоять, как вкопанный — у этого выражения довольно жуткая родословная.
Многие иностранные путешественники, побывавшие в Москве в годы правления царя Алексея Михайловича, рассказывают в своих воспоминаниях, что видели на Красной площади зарытых в землю женщин. Это ужасное наказание появилось в России в 1649 году*, когда было принято Соборное уложение. 22-я его статья гласила: если жена учинила «мужу своему смертное убийство», то ее следует «живую окопати в землю и держати ее в земле, покамест она умрет».
*В Киевской Руси муж, по древнему славянскому обычаю, должен был собственноручно убить провинившуюся жену, как следует из истории князя Владимира и Рогнеды.
Казнь женщин-мужеубийц проводилась в самом людном месте в городе – на городском рынке или площади. Преступниц обыкновенно закапывали по горло, реже – по грудь. Рядом с закопанной выставляли часовых, которые должны были пресекать любые попытки оказания помощи страдалице. Разрешалось только подавать деньги на гроб и свечи.
Эта казнь была чрезвычайно мучительной, поскольку наказуемая испытывала постепенно нараставшее глубокое охлаждение и сдавление груди землей, что сильно затрудняло дыхание. Смерть обычно наступала на третьи-четвертые сутки.
Если следовал приказ ускорить смерть, то палач начинал уплотнять грунт вокруг жертвы при помощи большого деревянного молотка или торца жерди. В этом случае конец наступал в течение нескольких часов.
Впрочем, известны случаи, когда женщин, приговоренных к смерти через закапывание, оставляли в живых. Первым из русских правителей, кто добился подобной амнистии для одной из жертв, была царевна Софья, тогда еще соправительница своего брата Федора Алексеевича. Помилованных женщин в обязательном порядке постригали в монахини.
Сама казнь через закапывание была заимствована русскими, видимо, с мусульманского Востока. К сожалению, на Руси она прижилась, как родная. Еще Петр I, несмотря на свое западничество, активно практиковал ее. Английский посол в России Чарльз Уитворт описал казнь через закапывание, свидетелем которой он стал в 1706 году. Закапывали женщин-мужеубийц и при императрице Анне Иоанновне. Отменила это варварство только «дщерь Петрова», императрица Елизавета Петровна, которая при вступлении на престол дала обет искоренить в России всякую смертную казнь.
С тех пор в России «стоять как вкопанный» можно, слава Богу, лишь метафорически.
P.S.
Поскольку всё познаётся в сравнении, то стоит привести пример старой доброй Англии. Там мужеубийц сжигали, иногда предварительно удушив. С 1702 по 1734 год (сопоставимый период в России — от Петра до Анны Иоанновны) на эту казнь были осуждены 10 женщин.
|
Метки: слова |