– Продекламируй! – майор подтолкнул Птушко.
– У метро у "Сокола" дочку мать укокола, – продекламировал, смущаясь, Птушко. – Это у нас на конкурсе самодеятельности пели.
– Только я не запомнил сразу – дочка мать или дочку мать?
– Вообще, и так можно, и эдак, кому как нравится.
Хороший стих, жизненный. И так можно, и эдак.

Май 1975, только что отгремело празднование тридцатой годовщины Великой Победы, к юбилею выпущена медаль. которой награждались не только ветераны, но и труженики тыла, сейчас у многих на левой стороне груди такая. Фронтовые награды носить не принято - у кого слишком много, нескромно, у кого мало или вовсе нет. А эту носят. И вот одна из женщин с такой медалькой погибает. От той самой причины из поговорки "кирпич на голову упадет". Трагично, но в жизни и не такое случается.

А через несколько дней еще одна женщина-ветеран. А потом еще одна. Обе от удара тяжелым тупым предметом по голове. И еще на двух совершено покушение - неизвестный метнул в них гирей. Тут уже очень похоже на серию, с политической подоплекой. По Москве ползут слухи, один страшнее другого. Доблестные работники МУРа должны как можно скорее расследовать преступление и наказать негодяя.

Вячеслав Курицын написал уютный ретро-детектив из позднесоветской жизни, кропотливо воссоздав детали быта полувековой давности: так одевались, это ели, в таких условиях жили. так говорили. на этом ездили. такую музыку слушали, такие анекдоты рассказывали. А вот такие милиционеры: честные, умные, добрые, сильные, заботливые. На страже социалистической законности. Всякий как Дядя Степа милиционер.

Я сказала "уютный", разве такое уместно про детектив? В том-то и дело, что да. Ни гадкой расчлененки, ни омерзительных подробностей с педофилиенй, столь любезной сегодняшнему гибридному жанру "детектив-триллер". Здесь читаешь и погружаешься в атмосферу славного нашего прошлого, с дружбой народов, с бабушками на лавочке, которые все обо всех знали, с ламповыми телевизорами, сосисками в общепите и крышечками из фольги на кефирных бутылках.

Неспешное и в то же время энергичное расследование доцифровых времен, когда информацию приходилось добывать ногами, а не по свайпу смартфона. И ты думаешь: "Вот, умели тогда работать!" Дело, меж тем, обрастает подробностями, опутывается перекрестными связями, а в ходе расследования , одно за другим, разоблачаются другие проступки и преступления разной степени тяжести, а ты, незаметно для себя и как-то предельно естественно сползаешь из прекрасного социалистического рая в чистилище и вовсе ад.

"У метро, у "Сокола" - книга-перевертыш, автор исподволь насыщает раствор повествования подробностями той жизни до кристаллизации. незаметно меняя восприятие с умильного на удивленное, оторопелое, испуганное, гадливое. И вот уже убожество той нашей жизни за железным занавесом, с коммуналками, с полунищим существованием честных тружеников, со взяточничеством, блатом, всеобщей вовлеченностью в коррупционные схемы и абсолютным бесправием отдельно взятого члена общества - вот оно встает перед тобой во весь рост.

Тут я оказываюсь неумным читателем, по другой поговорке: "Умный не скажет, дурак не заметит". Тексты мои мало кто читает, а значит повредить Вячеславу Курицыну, в свете новой магистральной линии российской литературы, читательские прозрения не могут. Закончу тем, с чего начинала.

Детектив этот прекрасен, с четкой фабулой, безупречной повествовательной логикой, узнаваемыми типажами и множеством теплых ламповых деталей. "Кто сказал. что мы плохо жили? Ша!"

Мы же прекрасно понимаем, что нельзя из любого ребенка воспитать чемпиона по бегу (прыжкам в высоту, тяжелой атлетике и т.п.). Почему же мы думаем, что из любого ребенка можно воспитать доброго, честного и порядочного человека? О, педагогическая гордыня! А вдруг у некоторых людей строение их мозга не годится для высокой морали, ответственности, сострадания.

Сборник "Фабрика прозы. Записки наладчика" - это, в общем, и не рассказы даже, а собрание постов из запрещенных ныне сетей, написанных в лучших традициях сетевой прозы. О традициях не ёрничество и не сарказм, любой жанр, достаточно востребованный авторами и читателями, вместе с набором удельного веса обрастает наработанными традициями.

Сетевой постинг, несмотря на младенческий, в сравнении с прочими жанрами, возраст, несравним ни с одним из прежних массовостью охвата. Количество текстов выплескивает из берегов океан коллективного бессознательного, куда прежде впадали ручейки, а теперь сошла лавина. И феномен человека. который, не будучи ни звездой экрана, ни высокоранговым политиком, ни даже генералом от литературы, собрал 65 000 подписчиков в малочитающем русскоязычном сегменте известной сети -
сам по себе уникален.

"Фабрика прозы" - размышления о жизни, истории, литературе, которые
иллюстрируются и перемежаются короткими зарисовками из повседневности, литературными анекдотами, воспоминаниями. По сути - сетевой дневник, который писался между началом 2007 и серединой 2021, и ограничен двумя трагическими датами. Начавшись смертью мамы, оканчиваются смертью младшей сестры писателя, Ксении Драгунской. Грустно, но такая уж нынче жизнь. Не располагающая к веселью.

Признаюсь, незнакома с творчеством Дениса Драгунского и до этой книги узнавание, которым на него отзывалась, было: "Который "Денискины рассказы! Это такой псевдоним в козьмапрутковском духе?" Ответ на вторую часть вопроса для таких же темных, как я - не псевдоним, но первая не противоречит истине. Народно любимые рассказы писались о и для сына Виктора Драгунского. Только теперь он уже совсем взрослый и много хорошего успел сделать к своему неюному возрасту.

"Фабрика прозы" читается, как разговор с другом после долгой разлуки (вот не оставляет меня Козьма наш Прутков). Интересно. умно, емко, безупречно сформулировано, афористично, забавно. грустно..

Спит гаолян,
Ветер туман унес.
На сопках Маньчжурии воины спят,
И русских не слышно слез.

Сорок пятый, сентябрь, война закончилась победой, но не все советские люди радуются ей одинаково. Зекам на дальневосточных урановых рудниках послаблений не вышло, по-прежнему работа на износ, пока смерть не разлучит с существованием, которое жизнью назвать нельзя. Двое из них, авторитетный уголовник Флинт (в имени которого слышится: "Пиастр-ры, пиастрры!") и политический Максим Кронин (неявная, но считываемая отсылка к Максиму Камереру) - решают бежать.. Случай, после которого уж нельзя остаться, предоставляется вскоре, за ними увязывается мелкая уголовная шваль гопник Пика, но того "Акробат" Максим прогоняет.

Не убивает. хотя легко мог бы - о его умении убивать голыми руками знают те. кто попытался в первые дни на зоне прессовать этого "пятьдесят восьмого". Он такой сверхчеловек: красавец под два метра ростом. ловкий, умелый, держится с достоинством, невзирая на обстоятельства. Зачем ему умирающий от туберкулеза Флинт? Этот человек знает. где можно найти жену Максима Лену, его единственную любовь и свет его жизни. А любовь, как известно, побеждает смерть.

У Максима, к тому же, не все в порядке с головой, не в том смысле, что ложку мимо рта проносит, а в том, что многого о себе не помнит. К примеру - как и за что попал сюда, вот работал в цирке, был гвоздем программы, гоняя по вертикали на своем мотоцикле с одновременным метанием кинжалов в ассистентку. Жили они с Леной хорошо. хотя ее брат, барон Юнгер тогда уже что-то предчувствовал и предлагал эмигрировать. Максим отмахнулся, и вот случилось, он на урановых копях, Лена неизвестно где и неизвестно, жива ли. А в голове у Максима время от времени появляется и в сны к нему заходит некий страшный и могущественный человек из секретного отдела НКВД.

На этой стадии "Наследник из Калькутты" уже материализовался в памяти. Не как книга, я его не читала, а как артефакт - невероятная байка, под завязку набитая чудесами и диковинами, любовью и кровью. миллионными состояниями, похищенными наследниками, блеском и нищетой и вот этим вот всем на невзыскательный вкус урок, которую рассказывал в лагере Штильмарк, чтобы выжить. За этот сериал с продолжением ему давали дополнительную пайку хлеба и не гоняли на убийственно-тяжелые работы, а лагерникам цветистые истории давали возможность отвлечься ненадолго от ужасающих реалий барачного быта и несвободы.

История повторяется. "Лисьи броды", по сути, та же, под завязку набитая сказочной экзотикой история с оборотнями, зомби. призраками, магнетизерами, коварными красавицами, опасными бандитами, религиозными фанатиками, мудрыми даосами, предательством, изменами, верностью и благородством. Ко всему еще пристегнут Отряд 731, золото и эликсир жизни. Повествовательная логика отсутствует за ненадобностью, взамен много квазипсихологии и психоделики в снах и прочих пограничных состояниях сознания героев с шизофренически-навязчивыми повторами стадий имаго бабочки и оловянными глазами мертвецов.

Множа сущности без необходимости, автор забывает, что история перестает работать, если в ней больше одного фантастического допущения. Как-то уж стоило определиться, про что будет: подавление воли и нейролингвистическое программирование? Лисы-оборотни? Ожившие мертвецы? Биологическое оружие? Лавстори и родовое заклятие? Наваленное в промышленных масштабах, перестает восприниматься умом, а сердце от этого закрывается ровно тогда, когда выясняется, что в пространстве книги и смерть отменена. Так неправильно, нехорошо так.

У Анны Старобинец есть "Убежище 3/9" мне достаточно этого, чтобы продолжить считать ее большим писателем. Невзирая.

Тебе жить хорошо никто не разрешал. Ты как родился, уже кто-то решил, что жить тебе всю жизнь – плохо. Нас ведь никто не спрашивает, как мы хотим. Жить плохо – тоже искусство.

Попытка власти создать у граждан положительный образ работника правоохранительных органов с треском провалилась. Ни переименование милиции в полицию, ни тысяча и один ментовской сериал с обаяшками следователями и оперативниками не поспособствовали. Кино отдельно, жизнь отдельно.

А в жизни украли, например, у тебя с карты месячную зарплату, банк говорит - обращайтесь в полицию. И знаешь, что без толку, но для регламента убиваешь там полдня, дознаватель нехотя опрашивает тебя. Пытаешься давать банковские распечатки. адресов, с которых проходили покупки в интернет-магазинах по твоей карте - смотрят как на идиотку. Взгляд подразумевает: "Ты что, действительно думаешь, что кто-то что-то будет делать?"

Через полгода получаешь по почте уведомление о закрытии дела за отсутствием состава преступления. В лучшем случае. Скорее всего о тебе благополучно забывают. Напрасно пытаешься одарить их уже на IP, а реальным адресом, на который пришли оплаченные твоими деньгами вещи. Это в ответ на их главный аргумент: "А как что - бежите в полицию!" Не бежим.

Егор (он же Георгий, он же Жора, он же Гоша) Жарков майор полиции. Раскрываемость у него лучшая в отделе. Красавец. Семьянин. Добро с кулаками. В ходе допроса, убежденный, что вор, которого он колет, виновен в страшном преступлении, провоцирует того на нападение с попыткой бегства, и убивает. Без суда и следствия, без весомых доказательств. Исходя из "я уверен". Как тебе такое. Илон Маск?

Бесконечно лжет. не пьян так с похмелья, не брезгует наркотой, которую получает от осведомителя. Трахает все, что движется, состоит в связи с проституткой (ну вот, сладко ему с ней). Измена жене. в отличие от измены родине, законом не карается, но с точки зрения моральной, ментальной, да просто физической гигиены - ну зашквар же полный. Отправив стажера на задание в наркопритон, должен обеспечивать прикрытие, но бросает парня на растерзание - ему позвонили из больницы, где уже полгода в состоянии овоща отец. What of fuck?

Я понимаю, что Жаркова, Грязного Гарри a la russ с его загадочной русской душой, Сергей Кубрин писал не с себя. Но, понимаю и почему блёрб от Захара Прилепина, у которого дыхание перехватило от точности попадания - его персонажи в большинстве такие же ублюдки. Последнее заставляет задуматься о сравнительном соотношении и отпечатке личности автора на его герое. Но в эти дебри лучше не углубляться.

Я ждала "Виноватых бьют", признаюсь, с интересом. И нет, Андрей Рубанов (второй блёрб), новый Чехов не народился. Стилистически это тоже не к Антону Палычу, скорее к маскулинной хемовой и прилепинской прозе.

Как могло платье, которое она наденет, наверное, один раз в жизни, стоить две её зарплаты? То есть, пусть оно столько стоит, пусть его покупает кто-то другой, но тогда пусть оно будет ей мало или велико, пусть оно сидит на ней, как на корове седло! А оно, это шоколадного цвета платье с белой оторочкой, было "её вещью". И она это понимала, помня всем телом его ласково облегающую шелковистость. В таком наряде сразу хотелось распрямить свою по привычке ссутуленную спину.

Женщина едет в Кремль, где президент наградит ее, как лучшую доярку. Я не знаю. чем, в рассказе не уточняется, а интернеты единственной регалией присуждаемой в сегодняшней России за работу, называют медаль "За трудовую доблесть", но она от Министерства обороны и вряд ли имеет отношение к высоким надоям. Есть еще почетный знак "За успехи в труде", однако им награждаются коллективы, а не граждане, да и учрежден год назад, а в книге 2010. Выходит, стимулов хорошо трудиться на государственном уровне у нас нет? Поправьте, если знаете об этом больше, буду рада.

Итак, Галина собирается на самое знаковое в своей жизни событие, вместо радости испытывая жесточайший дискомфорт. Как оставить своих коров на другую доярку - любительницу заложить за воротник? Как с домом и хозяйством управится вечно пьяный муженек? Но главное - это состояние человека, остро чувствующего свое несоответствие обстоятельствам, в каких придется оказаться. В лощеной, гламурной, напоказ богатой Москве со своей заскорузлостью.

Но женщина остается женщиной, и вот она едет в город, видит в витрине магазина красивое платье, примеривает - то садится на ней как влитое, скрадывает несовершенства, подчеркивает достоинства. В этой вещи не показная роскошь. но спокойное достоинство и респектабельность. Галина смотрит на ценник и уходит из магазина без покупки. Нет, я не расскажу, что было дальше, об этом вы прочтете сами, тем более, что Литрес предоставляет свободный доступ к книгам из короткого списка премии "Ясная поляна-2022" .

"Для особого случая" титульный рассказ из одноименного сборника который попал в семерку книг шорт-листа. Эта история примечательна не тем, что человек, составляющий подлинный цвет нации не может позволить себе раз в десятилетие одеться прилично. Купить она могла бы, да знает, что носить не придется - по деревенской грязюке кирзачи и телогрейка самая подходящая одежда, а в красивом платье ходить некуда.

Важнее другое - как впроброс, не удостаивая даже абзацем, присутствуют в рассказе столица, Кремль, президент. Как мал их удельный вес, насколько далеки от подлинной жизни по-настоящему трудящегося человека равно государственный официоз и соблазны дольче вита. Как из всего комплекса ощущений под условным тэгом я_ленина_видел сильнее всего досада на себя за то, что не обработала подол красивого платья кондиционером, и на фото с президентом оно скомкалось, облепило ноги.

Анастасия Астафьева дочь писателя Виктора Астафьева, только не нужно понимающе хмыкать: "Ясно, девочка-мажорка". Она начинала писать под фамилией матери, а в Литинститут поступила через десять лет после первой попытки. Отцу честная горькая деревенская проза принесла славу в стране и за ее пределами, хотя и не помогла изменить к лучшему жизнь русской деревни. Но такое никакому литературному гению не под силу, это на государственном уровне должно решаться: газификацией, финансированием, созданием инфраструктуры, благоприятствующей жизни на селе. Писатель может только привлечь внимание, и дочь продолжает отцовскую традицию.

Сборник "Для особого случая" простая безыскусная проза о простой грубой неустроенной жизни. Язык этих рассказов незамысловат, как и внутренний мир героев. Вы не встретите здесь ни пейзажных зарисовок, ни посконно-домотканной простонародной лексики, ни пасторального умиления. Астафьева намеренно снижает повествовательный стиль и эмоциональность, адаптируя к малым энергиям действительности, о которой рассказывает. И получается у нее хорошо, все время чтения я была уверена, что читаю аутентичную прозу.

Тяжкий труд за малую плату, жизнь как битье рыбой об лед, порушенные семейные связи и не пришедшие им на смену тесные дружеские, пьянство, зависть, ксенофобия. Но, вопреки всему - внутреннее достоинство человека на своей земле. И надежда.

Война становится диким зверем сразу же, как появляется на свет. Ты можешь пытаться приручить этого зверя, но хозяина у него никогда не будет.

Дерек Кюнскен продолжает историю Homo Quantus Велизариуса Архонта из далекого сингулярного будущего, где разнообразие генетически-модифицированных человеческих типов не изменило глубинной сути пороков и слабостей. Злоба, алчность, зависть, собственничество и агрессия по-прежнему правят бал.

А Велизариусу так необходимо тихое пристанище, где он и другие представители его расы могли бы обрести спокойную мирную жизнь. Раса, которая была подвергнута геноциду и практически уничтожена? Да, но теперь у команды Вела есть уникальный артефакт - Врата времени, с помощью которых можно многое изменить в причинах и следствиях.

Только вот,сделать все неспешно не получается, потому что чертом из табакерки выпрыгивает Пугало и то совсем не добряк Страшила из страны Оз. Это существо может уничтожить Вселенную, что и собирается сделать. И вновь продолжаются бой, а чтение Игоря Князева служит решающим аргументом продолжать знакомство, когда задаешься вопросом: "Оно мне надо?"

Предупреждая вопрос - задаешься на всем протяжении книги. В отличие от "Квантового волшебника", где для выполнения миссии объединились такие разные представители Человечества 2.0 и сначала было интересно разбираться во внешних различиях с предысторией, приведшей к созданию той или иной расы, в социальном устройстве, в ментальности. А после - наблюдать, как. такие разные они превращаются в команду.

"Квантовый сад", вопреки названию, создает впечатление переноса из блокбастера с дорогими декорациями, костюмами, сложным гримом, высокотехнологичными спецэффектами - в бюджетный телесериал. Действие большую часть времени ограничено кораблем, а введение дополнительной сюжетной ветки, в которой Иеканджика должна вернуться на сорок лет в прошлое и убить того, чье отсутствие в мире сделает ее несчастной, потому что только это может обеспечить успех революции, все изрядно запутывает.

Сортирный юмор "дворняги" Стиллса вызывает стойкий рвотный рефлекс, занудство ИИ св.Матвея - раздражение, сложности семейных отношений и невозможность проникнуться чувствами Иеканджики, которую боготворимая ею Рудо сделала младшей женой лишь за тем, чтобы та стала оружием убийства - все это рождает изрядный когнитивный диссонанс и, скажу откровенно - скуку.

На Гудридс книгу хвалят, надеюсь, вам она понравится больше. чем мне.

Чувство, что он тоже умрет и будет забыт охватило студента. Оно было похоже на грусть и немного на жалость, сразу ко всем тем, кто тоже будет забыт как он.

Ну, он-то, положим, не забыт, к "Толковому словарю живого великорусского языка" постоянно обращаются и сегодня, спустя полтора с лишним столетия. Но кто помнит., что Владимир Иванович Даль служил мичманом на флоте? А кто, что он был медиком широкого профиля: хирургом, окулистом, военврачом? Что построил мост через Вислу? Что его высоко ценил Пирогов, который, кстати, был его однокашником по Дерптскому Университету? Что дружил с Пушкиным, и производил прозекторское вскрытие после его смерти? Что на протяжении всей жизни служил мишенью доносчиков и многое чрез то претерпел?

Ни о чем из перечисленного в книге Юлии Яковлевой не будет. Кроме, разве, последнего. Когда очередной донос грозит разрушить жизнь героя и тот отправляется в Петербург, чтобы защитить себя от обвинения. События относятся ко времени учебы Даля на медицинском факультете в Дерптте (ныне Тарту, Эстония). До этого, на флоте он служил под командованием капитана, причастного к заговору Декабристов. Владимир Даль, отсидевший в то время семь месяцев на гауптвахте за эпиграмму, становится мишенью очередного подметного письма, обвиняющего ни много ни мало - в государственной измене.

Отправляясь в путь студентом-медиком с интересом к разным словам, к финалу странствия, которое должно бы взять меньше суток времени, а возьмет, как полагается Одиссее, неизмеримо больше - к финалу герой обретет суперпауэ, и великая цель воссияет перед ним. Но случится то не скоро. Прежде Владимир Иванович, а с ним слушатели пройдут многие опасные, увлекательные и страшные испытания - говорю "слушатели", потому что в бумажном или электронном виде я безуспешно искала роман года четыре, но на Сторителе он есть в аудиоформате, в роскошном исполнении Юрия Чурсина со всякими спецэффектами, вроде бряцания лошадиной сбруи, ржания, топота копыт, воя ветра.

И это что-то невероятное. Написано в пост-пост-мета-мета-жанре камео, когда реальный исторический персонаж становится участником авантюрного романа с немалой хоррор-мистической составляющей. Но при этом "Даль" не вызывает читательской досады, обычной для большинства этого рода произведений. Знаете. когда Ламприер (тоже составитель словаря, к слову) предстает супергероем или Ада Байрон Мессалиной. У Яковлевой все очень аккуратно и напоминает скорее о развернутой предыстории Гирина из "Лезвия бритвы" Ивана Ефремова, помните, когда он помог девушке Анне, паромщице?

Да и в целом мистики здесь именно. что призвук. Для всякой потусторонней жути последовательно проводится сеанс черной магии с полным ее разоблачением, но в конце каждого эпизода ставится такая жирненькая запятая, опровергающая рацио. И не могу не сказать несколько слов о языке. Обсуждая на днях "Нашествие" Яковлевой в одном читательском сообществе, говорили. что не Набоков, так ведь и никто не он. Но именно в этом случае язык великолепен, а на слух - прямо-таки бальзам для читательского сердца. Авторский слог великолепен, речевые характеристики безупречны, а все вместе - объяснение в любви в языку и его хранителю.

Отличная книга, недаром читательское чутье гнало на поиски несколько лет после того, как прочла о ней в случайном анонсе. Это того стоило.

Он мечтал, закусив удила,
Свесть Америку и Россию,
Но затея не удалась.
За попытку спасибо.
Но затея не удалась...
Вознесенский "Юнона и Авось"

Тебе кажется его должны знать все. И тут конечно ошибаешься, впадая в грех экстраполяции с переносом личного опыта на других. Если ты, примерно всю сознательную жизнь, смотрела его американские репортажи, а потом передачи об Америке и думала: "Классный: профессионал, умный, интеллигентный, дружелюбный, умеющий держаться свободно и с достоинством." Так вот, если это было с тобой, то вовсе не обязательно с остальными то же.

А все-таки, хотя ты не была его фанатичной поклонницей, но на определенном промежутке времени Михаила Таратуту нельзя было не знать. Наш человек в Америке, и такой наш, которым можно гордиться. Что ценно. когда гордиться особенно-то и нечем. То есть, ты помнила, конечно про "зато мы делаем ракеты, а также в области балета", но надо было быть слепоглухонемым капитаном дальнего плавания, чтобы не понимать, что в прочих областях отставание сильное и очень сильное.

Наступило и закончилось короткое десятилетие потепления, когда "а нам показалось почти не осталось врагов". Расцвела и увяла мечта об огромном прекрасном общем доме - Земле, которую мы совместными усилиями спасем от экологической катастрофы и сообща преодолеем последствия климатических изменений. Телевизоры снова кричат об американской угрозе, о том что надо вооружаться, чтобы отразить агрессию. Неважно, что ты их не смотришь, когда в телефонном разговоре со свекровью осторожно касаешься украинской темы и она говорит: "Да, ужас, конечно, но этот ведь Байден лезет и лезет", - и ты понимаешь, что глас народа - глас пропаганды.

"Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных" - это попытка разобраться, почему понимания не случилось. непонимание переросло в раздражение, а то - в открытую вражду. Что мешает нам понимать друг друга, в чем корень наших несогласий? И начинается книга с провокативной мысли, что, вопреки расхожему убеждению, американцы совсем не такие же. как мы. "Да ладно, - ты думаешь, - Это же общее место: англичане холодны и сдержаны, немцы педанты, французы жуиры и бонвиваны, у испанцев темперамент, а американцы - вот они то как раз больше всего похожи на нас, простые, дружелюбные, открытые ребята. Потому мы так любим американскую литературу и кинематограф, потому так узнаем себя в героях!"

Читаешь дальше, и понимаешь, насколько ошибалась. То есть - ассоциировать себя можно и с героями древнегреческих мифов, больше того, согласно Фрейду с Юнгом, именно это люди делают на всем протяжении жизни, даже те из них, кто слыхом об Эдипе и Медее не слыхивал. Не в том смысле, что американцы сплошь эпические герои, а в том, что сходство по какому-нибудь личностному или поведенческому аспекту не означает тождественности по остальным параметрам.

А остальным несть числа, даже на психолингвистическом уровне. У русских "нет" может означать и "нет" и "может быть", и "да" , в точности как "да" - и согласие, и несогласие, и сомнение. Для американцев "нет" значит "нет". Русские не доверяют начальству, пока не докажет своей компетентности, американцы изначально доверяют. Мы склонны саботировать должностные инструкции, которые кажутся глупыми, американцы досконально следуют и сообщают о нарушениях, если замечают их, что мы воспринимаем как стукачество (о да, нам ли, с нашим опытом, но то другое, угу). Мы легко лжем, потому - не обманешь - не проживешь, и легко прощаем обман. В американской понятийной системе быть уличенным во лжи равносильно тому, чтобы покрыть себя позором: Клинтону не простили не шашней с практиканткой, а того, что публично отрицал их.

Но главный, по-настоящему непроходимый барьер - в системе ценностей. Нам трудно. почти невозможно поверить, что свобода и права человека могут иметь для кого-то реальное значение, в то время, как для американцев это основной критерий оценки партнерства и возможности дальнейших отношений. У нас инициатива всегда исходит сверху, будь то реформы и очередная оттепель или реакция с закручиванием гаек (а знакомый с российской историей, знает о цикличности в ней этих, сменяющих друг друга, этапов). У них поправками к конституции законодательно закреплены права граждан, на которые государство не имеет права посягать. У нас исполнительная, законодательная и судебная власти практически сращены, у них автономны с возможностью импичмента.

Ты читаешь и понимаешь внезапно, что сюжетная коллизия множества американских фильмов и книг. в ходе которой некто оказывается уличен в коррупции, например, и публичная огласка грозит ему потерей всего - тот поворот, который ты сначала воспринимала со сдержанным энтузиазмом, позже как дань традиции, а после некоего фильма прошлого лета о некоем дворце, и вовсе с раздражением - что этот сюжетный ход американцами считывается не как декоративный, а самый, что ни на есть действующий.. И публичное уличение президента в коррупции в ходе журналистского расследования стало причиной его отставки.

Разумеется, этим ментальным различиям есть объяснение историческими причинами. и книга рассматривает их довольно подробно, аргументированно, убедительно. Чрезвычайно неблагоприятный климат с коротким земледельческим циклом, 4-5 месяцев, в который нужно успеть то. что европейский крестьянин распределяет на 8-10 месяцев, сформировал привычку авралить, делать быстро и без тщательной отделки - не до жиру, быть бы живу. На остальное время погружаясь в созерцательную саморефлексию. Отсутствие привычки постоянно трудиться, закрепленное сотнями поколений на генетическом уровне.

Преимущественно равнинный рельеф с постоянной опасностью набегов со стороны соседей-степняков , в ходе которых имущество бывало утрачено - непривязанность к материальному. Необходимость сплачиваться для выживания, жизнь "миром", как форма коллективизма ("на миру и смерть красна") с неизбежной уравниловкой, и отношениям гражданин-государство в паттерналистском стиле, когда государство выступает в роли родителя, который один может защитить, но и требует взамен беспрекословного подчинения своей власти. Так исторически сложилось у нас, в то время, как американский опыт был противоположным.

Начиная с того. что отцы-пилигримы прибыли из Англии, страны с сильными демократическими традициями, и они всерьез ставили целью распространять свет свободы и нести в мир христианство. А их попытка совместного хозяйствования провалилась сразу, в то время, как частное землевладение очень скоро дало ощутимый положительный результат. Стагнирующая византийская церковная традиция, к слову о христианстве, тоже значительно отличалась от более динамичного протестантизма и римско-католической церкви.

Так, отчасти уяснив себе исторические различия, в продолжении ты узнаешь о королях и о капусте, о дальнейшем развитии истории и о дне сегодняшнем Америки: о коррупции, феминизме, расовых проблемах, чрезмерной политкорректности и любви американцев к оружию. О современности, в которой вместе нам, увы, не бывать.

Восемьсот двенадцатый год
Даст ненастье иль крах династий?
Будет петь и рыдать народ,
И еще, и еще двенадцать.
Вознесенский "Юнона" и "Авось"

Июнь 1812, Смоленская губерния. Из Петербурга прибывает генерал Облаков, убедить помещиков в необходимости дополнительного рекрутского набора. Молод, но уже ветеран первой Наполеоновской войны. С ним жена Маша - Мари, как на французский лад все зовут ее (русские дворяне были франкофилами). Двое прелестных деток оставлены с боннами в столице Нет, жена не всюду сопровождает генерала, но здесь, под Смоленском. родовое имение ее родителей.

Надобно навестить их, и помочь уладить дело весьма деликатного свойства - брат Мари, молодой шалопай Алеша увлекся воспитанницей Оленькой - было у русских, да и не только у русских, дворян в обычае брать на воспитание бедную родственницу, с тем, чтобы стала товарищем для игр детям, ограждая от неподходящих знакомств, а после выступала компаньонкой - среднее между родней и прислугой. Только дети растут. Хорошо бы Мари увезла девушку к себе в Петербург: с глаз долой - из сердца вон. Алеше, тем временем, приищут подходящую партию с приданым. Юноша склонен жить не по средствам.

Впрочем, это относится ко всем графьям Ивиным. К чему экономить и ужиматься, когда в жизни столько радостей? А денег всегда можно добыть, продав какую-то часть земли. Или нескольких крепостных. Или заложить имение. Мари приходит в ужас, просмотрев счетные книги и убедившись, что родители почти разорены, и при этом ведут себя беззаботно как дети.. Но то внешний страх, глубокий внутренний связан для нее с возможной встречей.

Их сосед, Бурмин, прежний ее жених, шесть лет назад неожиданно и без объяснений расторг помолвку. Благо, ее не оглашали, а Облаков, выступавший парламентером, который принес ей прощальное письмо, тотчас посватался, и стала Маша столичной генеральшей. Подробностей причин разрыва у мужа не пытала, знала лишь то. что сказал, доставив письмо - тяжкое ранение при Аустерлице и развившаяся вследствие болезнь сделала невозможной для Бурмина семейную жизнь. Так он, по слухам, и живет анахоретом: крепостным вольные дал, из домашних слуг одного старого дядьку оставил, который его еще мальчиком нянчил. Как-то доведется встретиться?

Это лишь одно из семейств, одна из линий "Нашествия". здесь их несколько. Есть нувориши Шишкины: дед выкупил себя из крепостных, разбогател на торговле и теперь у них имение разорившихся дворян. Есть впавшие в нищету и согнанные из дома за долги отца сестры Вельде - буквально живут в шарабане, но мать не теряет надежды пристроить дочерей в замужество. Есть князья Несвицкие. прибывшие в смоленскую глушь пересидеть скандал, в центре которого оказалась своенравная и прекрасная княжна Алина.

И я еще совершенно ничего не сказала о мистической составляющей сюжета. А по уезду, меж тем, ползут недобрые слухи о Бурминском лесе. Нечисто там, волки безобразят. Да и волки ли то? Юлия Яковлева написала замечательно интересный роман, в котором историческое тесно соседствует и переплетается с фэнтезийным, любовное с авантюрным, а патриотический роман с правдой жизни (последнее почти никому и никогда не удается).

Поклонники исторического жанра найдут интересное и не вполне каноническое описание начала вторжения Наполеона. Ценители хоррор-фэнтези тоже не уйдут обиженными. А более подготовленный читатель не устоит перед соблазном протянуть нити к "Войне и миру", "Ярмарке тщеславия", книгам Джейн Остен и Шодерло де Лакло.

Это круто, ребята. И написано так, что не оторваться

Он пришел в город, забрал все разумы, превратил их в истории, сжал до размеров семечка, способного расцвести в любом сознании. Подарил вечную жизнь в пространстве книги под синей обложкой, вроде "Сказок тысячи и одной ночи".

Отличная новость для ценителей твердой НФ (я бы даже сказала твердейшей, твердокаменной - читать иных почти как глодать гранит и это тот самый случай). Но я о новости: Fanzon сделал аудиоверсию второй книги трилогии "Квантового вора" от финского писателя Ханну Райаниеми. Теперь, если у вас от чтения премудрого финна мозги встают раком "и мальчики кровавые в глазах", а иметь культовую книгу в читательском активе хочется, можно сделать это на слух.

"Фрактальный принц" продолжает историю постсингулярного общества, описанную в своеобразной авторской манере "показывать, не рассказывая". Райаниеми буквально глушит читателя аномальным количеством сложных для восприятия без подробного объяснения вещей. Объяснений давать он не любит, потому в пространстве книги теряешь ориентацию, даже будучи подготовленной знакомством с первой частью.

И здесь спасательным кругом становится история землянки Таваддуд, выстроенная в стилистике "Тысячи и одной ночи", в антураже арабской сказки.. Мы с удовольствием играем новыми оригинальными игрушками, но для жизни выбираем стабильность и предсказуемость. В сочетании консервативной кольцевой структуры "сказки в сказке" с высочайшей интеллектоемкостью секрет притягательности этой книги.

Один из секретов. Другой, и для меня он оказался решающим - исполнение Игоря Князева, в обществе которого продираться сквозь переусложненные понятийные кластеры не так страшно. И как. все-таки, бесподобно удаются этому артисту женские образы!

Однако вернемся к нашим гоголам. Во второй раз не откажу себе в удовольствии, сказать, что происхождением термин, которым в романе обозначаются те самые спресованные до состояния песчинки интеллекты из эпиграфа - происхождением он обязан вовсе не числу гуглл, а Николаю Васильевичу Гоголю с его " Мертвыми душами". Так-то, ребята. читайте классиков - будете как Ханну.

Миссия квантового вора Жака ле Фламбера, знакомого нам по первой одноименной книге трилогии, на сей раз лететь на Землю, чтобы разыскать и похитить ключевую. матричную личность полубога Матчека Чена. В этот поход его и бедняжку Миели с ее одушевленным кораблем Перхоннен (бабочка по-фнски) отряжает Жозефина Пелегрини, еще одна полубогиня из зоку.

А на Земле, совсем не похожей на нашу с вами нынешнюю голубую планету, опустошенной "диким кодом" (что-то, вроде инфовируса, в сингулярности, где сращение физического с информационным повсеместно - смертельного) - на земле борются могущественные кланы. Глава одного из них, авторитетный в городе Сирр Кассар Гомелец плетет интриги против Соборности, используя свою дочь Таведдад для соблазнения торговца гоголями Абу Нуваса.

Сказительница Таведдад (собственно, она сказительница Шахерезада в этом романе) опозорила семью разводом, а после спуталась с джинном - материальным воплощением дикого кода. Ах, как все сложно, но в этом-то вся и прелесть. На самом деле читать-понимать очень непросто. Этот роман не Эллочка Щукина, рост которой льстил мужчинам, потому что рядом с ней всякий чувствовал себя высоким, это такой книжный Эверест: сумеешь взойти - честь и слава тебе.

И таки да, оно того стоит. Не вечно же мир будет балансировать на грани. Авось выправится. И наступит она, вожделенная сингулярность, которая окончательно лишит нас всех надежд.