Это первая моя книга Кинга, когда начну читать следующую пока не решила. Нет, Стивен Кинг отличный писатель и действительно оправдывает прозвище - "Король ужасов",но! Несмотря на завораживающий сюжет, слишком много ужаса. А я такое не сильно люблю. Мне нравятся готические романы, которые интригуют своей загадкой. Но ужасы, описанные так подробно не очень...
"Сияние"
Сюжет. "Сияние" - это книга о маленьком мальчике, который на зимний период поселяется с родителями в старый отель "Оверлук". Его отец потеряв работу, соглашается стать смотрителем отеля с октября по май. В это время отель пустует, так как сугробы снега и метель обрезают все пути к "Оверлуку". И вот Денни (имя мальчика) вместе с родителями становятся заложниками не только суровой зимы, но и отеля, заселенного странными тварями... Есть еще один важный момент, который нельзя упустить...Денни может сиять...
Далее продолжать не буду. Если вам интересны готические романы и ужасы - это то, что нужно. Единственное, что еще добавлю...если вы слишком ранимы и мнительны, то лучше не читайте, особенно в ночное время и в пустой квартире...
А если серьезно, то это всего лишь книга, которая довольно хорошо может увлечь:)

P.S. Знаю, что книга экранизирована, но я пока не посмотрела не фильм, не сериал. Если вы уже ознакомились с экранизацией, как вам? Что лучше фильм или сериал?

Спрятанные под городом магические Часы (возможно, те самые, что отбивали время в "Часах" Ремизова) подчиняют себе жизнь горожан, заставляют людей взрослеть/стариться(/умирать) и забывать об изначальной красоте мира. Планам часовщиков противостоит целый ворох диковинных персонажей, взрослых и детей. Возглавляют их школьный директор Додыров, живущий в своем заколоченном кабинете (там его пытались замуровать другие учителя), передвигающийся по тайным ходам, идущим от подвала до чердака школы, и восьмилетняя Мишата — девочка, воспитанная снеговиками, не только ребенок, но еще волшебница и воин.

Странная книга — не моего, увы, детства.
С одной стороны, перед нами роман-сказка, написанный для "среднего школьного", сюжет которого явно навеян сочинениями Александра Шарова, Ирины Токмаковой и других советских детских писателей, а с другой...

Город катится по краю огромной чаши, вовне которой повисла бездна, и повод, на котором солнце удерживает город от падения, натянут до отказа... Снег приходит со звезд бессолнечной стороны, с черного хода вселенной. Зимняя ночь — это репетиция судьбы, что постигнет город, будь он отпущен с привязи: белая пустыня в непроглядной тьме... Это одиночество, одиночество эмбриона, космонавта или водолаза, а другой полюс — восторг. Одиночество и восторг в новогоднем языке отчуждены, противопоставлены, как тьма и свет. Новый год — это мерцание на черном фоне, золотое роение в океане тьмы.

...уж слишком много в тексте совсем не детской тоски — пополам с детским предвкушением грядущего праздника/откровения (Солнце, огромное счастливое солнце вспыхнуло в ней и спалило дотла — почти финал, будто в "Прекрасном и яростном мире" Платонова). Мифология Нового года плавно смыкается с эсхатологическими ожиданиями героев — не столько устранения времени, сколько его освобождения из-под власти враждебных сил (И что же... ты и вправду веришь — после полуночи мы перестанем стариться? — Ну... как бы утратим возраст. Нам все возрасты сделаются доступны).

Не знаю, может быть, именно в одержимости персонажей утопическим (утопия заявлена уже в самом названии), одержимости мгновенным и мистическим преображением мироустройства и заключается для меня основная странность книги — революционный пафос выглядел органично (хотя порой обыденно-скучно) у советских авторов, а в нынешней [как бы] детской литературе воспринимается совершенно иначе, удивляет.

Изощренный язык романа ребенку может показаться слишком тяжелым, запутанным (в свое время детское жюри премии "Заветная мечта" книгу практически проигнорировало). Временами он вообще переходит во что-то платоновско-мамлеевское, а за авторскими выдумками/фантазмами мерещится иногда тень Ильи Масодова (но без акцентуации на телесном).

Скоро клетка остановилась в другом дворе, где раскинулась детская площадка с домиком, качелями и каруселью. Рядом виднелась маленькая часовня — бомбоубежище. Из глубины его раздался ответный колокол. Тогда манекены вынули из домика цепи, один конец надели на карусель, другой опустили в подвал и стали вертеть. Цепь наматывалась, а из подземелья подымался скрип и черное свечение. Все намотав, карусель остановилась, и вот из подземного лифта десять саричков с факелами вышли и встали полукругом. Началась ужасная торговля: ребенка сажали на один конец качелей, а на другой старички клали пустой мешок и начинали накладывать магниты. Когда качели выравнивались, манекены снимали магниты, а черные старички ребенка...
Еще одно любимое развлечение было у манекенов — причинять горе Гагарину. Этот огромный бронзовый мастодонт изображал первого человека, на камне внизу виднелась старинная надпись: "Гагарин — первый человек..." Давным-давно Гагарин стоял на земле, привольно откинувшись на яйцо, из которого явился миру...

Фантазия и реальность наслаиваются друг на друга, сражение титанового Гагарина со злобными манекенами сменяется войной "подземелий и крыш" — различных группировок беспризорников, а волшебный паровозик превращается в бронепоезд из исторического музея. События и герои двоятся: Мишата — одновременно и сбежавшая из интерната восьмилетняя девочка, забредшая в город из неведомо какой глуши, и современная реинкарнация Снегурочки, существо из легенд, находящееся между миром "снеговиков" и "земляков"; Михаил Афанасьевич (блин!sic!) Додыров — педагогический вариант Дон Кихота, неудачник с явными проблемами в области психики, но в то же время — своего рода демиург и трикстер, способный воплотить выдумку в жизнь.

...У него много разных мыслей. На мусорные баки сделать ступенечки, чтобы небольшие собаки тоже могли доставать. Провода красить светящейся краской, чтобы птицы ночью не натыкались. Все решетки, заборы, железные ограды делать из прутьев разной длины, таких, что, если тарахтишь палкой, выходит мелодия. Люки делать прозрачные, чтобы интересно было вовнутрь земли смотреть... Плоскокрышные дома — все, какие есть — и в Старом городе, и в мертвом, — засеять поверху густым лесом. печное отопление вернуть, и так, что трубы одного дома настроены в один аккорд, чтобы ветра, продувая дом по очереди, звучали музыкой...

В конце автор (Автор, автор! Где ты, где ты? лишь улыбку сквозь предметы различаю я порой...) будто бы делает выбор, решительно разграничивая сказку и действительность, но выбор этот, меня когда-то просто взбесивший, как сейчас видится, не отменяет всего предыдущего, а напротив, подтверждает его реальность, высветляя самое важное — то, ради чего, кажется, и затевался поход против подземных Часов.

Раньше я, кажется, уже писал про эти лекции, но на днях я их пролистал с начал и в конец - освежил некоторые места, а заодно дочитал до последней строчки и до точки. Кстати, получил из интернет-магазана недавно Набокова же "Лекции по зарубежной литературе", которые тоже собираюсь изучить досконально (жаль, не все книги из тех лекций мною прочитаны - стоит наверстать перед чтением).

Печально только одно - такой узкий "набор" писателей и произведений Набоков охватил в своих "Лекциях": Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов и Горький. Но сам автор оправдывается перед американской аудиторией: лучшие мастера периода 1900-1950 гг. "переведены ужаснейшим образом". Скорее всего, студентам достаточно было, по мнению Набокова, самых ярких представителей русской литературы, которых он и выделил.



Не скрою, я рад тому, что после Набокова остались эти записи, к которым мы можем обратиться и над которыми можем размышлять, спорить, не соглашаться с чем-то, останавливаться с удивлением или хмурить брови. Владимир Набоков для меня является неким знаком качества и оценки русского слова, стиля, высокой литературы, хотя, конечно, был он сноб и заносчив (как мне кажется, может, я ошибаюсь... Брайан Бойд / Brian Boyd со своей обширной биографией Набокова ещё ждёт меня впереди). Я не хочу выступить тут пошляком и обывателем в набоковском смысле (см. эссе "Пошляки и пошлость" в этом же сборнике), а только лишь для себя отметить несколько мыслей и замечаний.


Набоков помог мне посмотреть (и пересмотреть) на известные ещё со школьной программы книги-тексты и авторов с глубоких писательских литературоведческих позиций, стилистических, филологических... Некоторые произведения я перечитывал уже во взрослом возрасте - это тот опыт, который важнее школьного, потому что многие (если не большинство) книг из школьной программы стоит читать уже после 20-30 лет.
Я люблю Гоголя и Чехова, поэтому и взгляд Набокова был мне инетесен здесь - как он оценит, прокомментирует, на что укажет особо. Достоевского я какое-то время особо почитал, но это было просто увлечение, не совсем осмысленное (но продолжаю относиться к нему с уважением, хотя и настороженно по поводу его взглядов и душевных терзаний). Набоков не особо жалует Достоевского:

• "Упоение собственным падением - одна из любимых тем Достоевского. Здесь ("Записки из подполья"), как и во всех его сочинениях, писательское искусство не достигает цели, поскольку автор не уточняет, что за грех он имеет в виду, а искусство должно всегда все уточнять. Проступок, грех принимается на веру. Грех здесь - литературная условность, вроде тех, что используют авторы сентиментальных и готических романов, которых начитался Достоевский"

Я понимаю, что у Набокова есть свои основания недолюбливать Достоевского и считать его посредственным писателем, который просто опутывал читателя вязкими по смыслу и зачастую бессвязными диалогами и текстами, но всё же его откровенность иногда казалась мне слишком вычурной и претенциозной:

• "Но мир Достоевского, несмотря на приметы времени, - серый мир душевнобольных, где ничего не меняется, кроме, быть может, покроя военного мундира - конкретная деталь, неожиданно промелькнувшая в тексте"

Заинтересовала цитата из лекций по поводу "Мёртвых душ" Н. В. Гоголя, к которой я несколько раз возвращался, так как запомнил ещё со времён уроков по литературе, что главным героем гоголевских произведений является не кто иной как чёрт (кажется, это мысль Дмитрия Мережковского):

• "Но я повторяю в угоду тем, кто любит, чтобы книги описывали "реальных людей", и "реальные преступления", да еще и содержали положительную идею (это превеликое страшилище, заимствованное из жаргона шарлатанов-проповедников), что "Мертвые души" ничего им не дадут. Так как вина Чичикова чисто условна, его судьба вряд ли кого-нибудь заденет за живое. Это лишний раз доказывает, как смехотворно ошибались русские читатели и критики, выдевшие в "Мертвых душах" фактическое изображение жизни той поры. <...> Эти мертвые души, наполняющие воздух, в котором жил Гоголь, своим поскрипыванием и трепыханием, - нелепые animuli (душонки лат.) Манилова или Коробочки, дам города NN, бесчисленных гномиков, выскакивающих из страниц этой книги. Да и сам Чичиков - всего лишь низко оплачиваемый агент дьявола, адский коммивояжер: "наш господин Чичиков", как смогли бы называть в акционерном обществе "Сатана и К" этого добродушного, упитанного, но внутренне дрожащего представителя. Пошлость, которую олицетворяет Чичиков, - одно из главных отличительных свойств дьявола, в чье существование, надо добавить, Гоголь верил куда больше, чем в существование Бога"

В той части, где Набоков разбирается с Достоевским и его галереей неврастеников и душевнобольных героев, есть две примечательные цитаты, я их не буду выписывать. Одна начинается словами: "Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца и ума, этого "желудка души". Литературу нужно принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов...". Вторая начинается словами: "Затем, обращаясь к художественному произведению, нельзя забывать, что искусство - божественная игра. Эти два элемента - божественность и игра - равноценны..."

И ещё одна запоминающаяся цитата про Льва Николаевича Толстого:

Я очень люблю "Анну Каренину" и рассказ "Смерть Ивана Ильича", читал их в школе и перечитывал в университетские годы.

Тут, говоря о Льве Николаевиче, Набоков искренне сожалеет о морализаторстве и проповедничестве Толстого, хотел бы его "запереть в каменном доме на необитаемом острове с бутылью чернил и стопкой бумаги, подальше от всяких этических и педагогических "вопросов", на которые он отвлекался, вместо того чтобы любоваться завитками темных волос на шее Анны Карениной"...

Много можно ещё писать и писать об этих лекциях и заметках, но надо и меру знать...

Буду рад вашим рекомендация по поводу лекций или заметок по русской и/или зарубежной литературе. Собираюсь прочитать из серии "Литературная матрица" сборник статей "Советская Атлантида".