CrisM (Родовед-историк) все записи автора

Олеся Долидович
Социальная помощь населению Сибири в годы мировых войн XX века

«если названному Комитету были пожертвованы деньги специально для оказания помощи семействам нижних чинов, то только эту сумму следует выделить в особый отчет и расходовать по прямому назначению; что же касается основных сумм Дамского комитета, то таковые, как пожертвованные на нужды раненых и больных воинов, составляют текущие средства Красного Креста и соответственно должны расходоваться лишь на те нужды, которые будут своевременно указываемые Главноуполномоченным»118.

Иркутский пример с очевидностью показывает, что жесткоцентрализованный характер Красного Креста в некоторых случаях находился в противоречии с добровольческой деятельностью и пожеланиями местных благотворителей.

В период Русско-японской войны служебная деятельность в Красном Кресте была приравнена к государственной службе (20 июля 1907 г.). О предоставлении врачам запаса и ополчения, командированных при мобилизации в лечебные заведения Российского общества Красного Креста, прав на пенсию из государственного казначейства принято решение 20 декабря 1913 г.119

С началом Первой мировой войны местные отделения РОКК и общины сестер милосердия при содействии административных органов и городских властей вели активную работу по оказанию помощи фронту. 9 августа 1914 г. Мария Федоровна направила обращение на имя Главного управления РОКК, в котором выражала благодарность всем деятелям общества и писала: «…гроза военных событий застала российское общество Красного Креста вполне подготовленным к многотрудному делу помощи раненым и больным воинам». Был сделан призыв участвовать в создании запасов белья и перевязочных материалов120. Распоряжениями губернаторов, которые являлись начальниками местных отделений Красного Креста, в сентябре 1914 г. был произведен сбор пожертвований деньгами и одеждой в пользу РОКК на помощь больным и раненым воинам. Рескриптом императора 17 августа 1914 г. великой княгине Марии Павловне поручена забота о больных и раненых, призреваемых в военных госпиталях и лазаретах Санкт-Петербурга121, что означало создание подструктуры РОКК.

Поскольку труд сестер милосердия был низкооплачиваемым и тяжелым, он, по сути, носил полублаготворительный характер. В годы Первой мировой войны сестрами работали императрица, великие княжны Ольга и Татьяна.

Финансирование общества происходило по традиционной государственно-благотворительной схеме: кружечный сбор, лотереи, целевые пожертвования. Получало общество и средства от косвенных налоговых обложений. Например, перечисления от доходов тиражирования и продажи сообщений Российского телеграфного агентства о событиях с театра военных действий. 9 августа 1914 г. император утвердил увеличение с 15 августа «впредь до окончания войны» подепешного сбора за телеграммы внутри империи (30 коп. вместо 15). Разница направлялась: 10 коп. в распоряжение Главного управления РОКК, 5 коп. в распоряжение Александровского комитета о раненых122. 27 августа 1914 г. обществу предоставлено право льготных пересылок и бесплатных телеграмм123. 13 сентября было объявлено об изменении Положения 15 октября 1900 г., об увеличении сбора в пользу РОКК с проезжающих по железным дорогам пассажиров до 10, 15, 20 коп. в зависимости от класса (до окончания военных действий).

В годы войны даже в местах заключения по циркуляру тюремного ведомства размещались кружки Красного Креста для сбора пожертвований. Собирались копейки (по 30–50 на тюрьму), но в результате в госпиталях были «открыты койки имени заключенных в тюрьмах».

РОКК постепенно встроилось в систему военного министерства. Так, общество по распоряжению военного министра В. А. Сухомлинова было задействовано в эвакуации больных и раненых (обеспечение бельем, одеждой, припасами, устройство питательных и ночлежных пунктов, доставка в места жительства, призрение и попечение больных и раненых на местах)124. 14 октября 1914 г. Красный Крест получил право выдачи перевязочных свидетельств. 10 декабря 1914 г. принято Положение Совета министров об отводе помещений под лечебные заведения, открываемые Российским обществом Красного Креста и «попечением» общественной и частной благотворительности, для раненых и больных воинов. Значительную роль играло общество и в деле оказания помощи военнопленным125. РОКК курировало патронаты, которые должны были создаваться по «Положению о патронатах», органами Красного Креста, различными общественными учреждениями, частными организациями и отдельными лицами. В ст. 1. Положения говорилось:

«Патронатом признается всякая организация, поставившая себе высокою и благою целью призрение, на своем иждивении, тех раненых и больных воинских чинов, которые будучи признаны совершенно неспособными к военной службе, по состоянию своего здоровья (после острого периода), не требуют госпитального лечения, но нуждаются в соответствующем врачебном наблюдении и уходе»126.

В январе 1918 г. декретом Совнаркома Главное управление Красного Креста было упразднено, но уже 7 августа 1918 г. принято постановление о реорганизации деятельности РОКК.

Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне

нижним чинам армии и флота и их семьям

 

Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне нижним чинам армии и флота и их семьям было создано 23 января 1906 г. (дата регистрации устава общества). Его основой стало Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям, основанное в 1881 г.

Как общественная организация, общество состояло в ведении МВД. Руководство комитета осуществлял председатель (С. П. Мунт, с 1912 г. И. Ф. Оношкович-Яцына, секретарь В. В. Цемирова). В число почетных членов вошли более десяти членов семьи Романовых, обер-прокурор Святейшего Синода, митрополиты, генералы.

В ходе Русско-японской войны выявились масштабные проблемы обеспечения социальной помощью участников войны. Задачами общества стало создание низовых организаций помощи в губерниях и уездах, селах и деревнях. В 1907 г. по губерниям и городам империи были разосланы циркуляры командующим войсками, губернаторам, городским головам, которые указывали на необходимость оказывать поддержку обществу, содействовать образованию местных отделений. Членами общества могли быть лица обоего пола, всех состояний и вероисповеданий. К 1909 г. местные отделения имелись в 65 губерниях и областях империи (более 150 отделений). В Сибири в 1908 г. возникло Томское отделение, отделения в Тобольске, Кургане, Барнауле, Омске, Ишиме, Ялуторовске, Таре, Туринске, Тюкалинске, в Тюмени – перед Первой мировой войной. Отделения создавали уполномоченные Центрального правления, становившиеся часто председателями отделов: вице-губернаторы, городские головы, уездные воинские начальники127.

 

В 1909 г. император принял общество под свое покровительство. Целью общества стало «укрепление в сознании народа, что как правительство, так и все русское общество озабочено обеспечением судьбы солдат, честно исполнивших свой долг и принесших свое здоровье и личное счастье при защите Родины». Практические цели: «увеличение ослабевшей трудоспособности солдат, пострадавших на войне» и оказание поддержки их «расстроенному хозяйству».

Финансирование местные отделения осуществляли за счет пожертвований, членских взносов. Минимальные ежегодные взносы действительных членов составляли 3 руб., членов-соревнователей –1 руб.

В период Первой мировой войны деятельность общества усилилась, и к концу 1915 г. местные отделения работали в 94 губерниях и областях (около 450 отделений). Так, Забайкальское отделение было открыто 5 мая 1915 г. Помощь через него оказывалась всем нуждающимся больным и раненым воинам, возвращавшимся на родину до назначения им казенных пенсий128. Оно координировало деятельность местных отделений Российского Красного Креста, существовавших еще с довоенных времен благотворительных обществ, которые занимались разными видами попечительской работы, открывали приюты для детей солдат.

Часто местные отделения обществ включали в свою работу и другие направления по оказанию помощи. В Красноярске комитет стал именоваться Комитетом Сибирского общества помощи больным и раненым воинам, пострадавшим от войны, беженцам и выселенцам и промышленности по снаряжению армии. В Тобольске дети при содействии отделения помещались в Романовский приют, в детский приют Попечительного общества о бедных или Александровский детский приют за плату от местного отдела Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне нижним чинам армии и флота и их семьям129.

Центральное правление Общества повсеместной помощи циркуляром от 26 июля 1916 г. рекомендовало открыть на местах приюты-мастерские. По циркуляру от 30 декабря 1915 г. комитетам по организации местных отделов Общества повсеместной помощи были разосланы опросные листы. Денежные субсидии, выданные на 1915–1916 гг. Центральным правлением Общества повсеместной помощи на нужды призрения детей в Сибири, приведены (в руб.) ниже:130

 

 

В справке о призрении нижних чинов и их семейств за 1915 г. следующие местные отделения по Восточной Сибири: Енисейская губерния: Красноярск, Ачинск, Енисейск, Канск; Забайкальская область: Акша, Верхнеудинск, Нерчинский завод, Александровский завод, Нерчинск, Ломовская (Нерчинский уезд), Новотроицкое (Нерчинский уезд), Сретенск, Селенгинск, Троицкосавск; Иркутская губерния: Иркутск, Киренск131.

Материалы о деятельности общества освещались в изданиях «Русский инвалид», «Вестнике общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям» (1906–1917). Центральное правление выпустило «Справочник», который содержал законы, инструкции, циркуляры, формы прошений и иных документов, сведения о благотворительных организациях.

Общества на местах должны были стараться обеспечить больным и раненым воинам лечение, организацию курсов для изучения ремесел, снабжение необходимым для работы инвентарем, поиск должностей, выдачу пособий, призрение детей воинов, выдачу в экстренных случаях разовых пособий, помощь в получении документов и хлопоты по вопросам пенсий и наград. Таким образом, Общество повсеместной помощи выступало координатором деятельности уже существовавших организаций, а финансирование их деятельности осуществлялось местными силами.

Александровский комитет о раненых

Комитет о раненых, организованный для оказания помощи неимущим инвалидам – жертвам Отечественной войны 1812 г., был официально учрежден 18 августа 1814 г., а в 1815 г. ему передан благотворительный инвалидный капитал (395 тыс. руб.), основанный на пожертвования императрицы Марии Федоровны и П. П. Помиана-Пезаровиуса, издателя газеты «Русский инвалид». Позже в ведение комитета были установлены различные казенные вычеты и сборы, перечислялись частные пожертвования, образовывались именные капиталы. Куратором комитета стал А. А. Аракчеев. Сам же комитет, причисленный к Военному министерству, находился на особом положении и не входил в его структуру. Заботясь о «доставлении возможного вспомоществования» неимущим изувеченным офицерам, комитет первоначально не занимался вопросами помощи нижним воинским чинам.

19 марта 1858 г. организация была переименована в Комитет о раненых, а 12 декабря 1877 г. в честь столетней годовщины со дня рождения императора Александра I получила название Александровский комитет о раненых. Комитет по уставу оказывал помощь больным и раненым воинам, получившим раны, увечья и травмы при исполнении воинских или иных, связанных с военной службой обязанностей. Помощь оказывалась также вдовам, сиротам, матерям офицеров армии и флота, по особым ходатайствам отцам, братьям и сестрам воинов. Эти условия при Александре II распространялись на семейства нижних чинов, а затем на военных священников, служащих войсковых управлений и учреждений военного и морского ведомств, чинов пограничной стражи, пожарных команд, сестер милосердия, работавших в военных госпиталях. Помощь должна была оказываться через назначение пенсий, выдачу единовременных пособий, средств на жилье и лечение, обучение детей, помещение в богадельни и содержание там, содействие в поиске работы.

16 декабря 1904 г. на заседании Александровского комитета обсуждались вопросы по образованию межведомственной Комиссии об обеспечении семей нижних чинов, призванных из запаса на действительную службу, под руководством начальника Главного управления по делам местного хозяйства МВД С. Н. Гербеля. Комиссия включила в себя кроме чиновников МВД представителей Министерства финансов (Государственного казначейства, контролера Департамента гражданской отчетности), попечителей Ведомства учреждений императрицы Марии132. В целом взаимоотношения с другими ведомствами и учреждениями определялись Александровским комитетом следующим образом:

«По преимуществу эти учреждения обращаются в комитет за справками и различного рода сведениями и указаниями. Канцелярия комитета с полной готовностью удовлетворяет эти требования. Поступающие от этих организаций ходатайства и просьбы комитет удовлетворяет в пределах закона»133.

В справке о расходах по призрению воинских чинов, составленной на основе рассмотренных Особым Совещанием о чрезвычайных расходах на войну с Японией в отношении сверхсметного кредита, указаны следующие цифры по Восточной Сибири за 1904 г. (табл. 1):

 

Таблица 1

Расходы по призрению воинских чинов в Русско-японскую войну

Источник: составлено по: РГВИА. Ф. 16070. Оп. 1. Д. 412. Л. 98 об.

 

Цифры являются разрозненными, но масштаб перечислений из сумм комитета представить можно.

В период Русско-японской войны суммы (инвалидный капитал и пожертвования вместе), состоявшие в распоряжении комитета, росли:134

 

 

К 1909 г. в ведении комитета находилось 59 капиталов различного происхождения на сумму свыше 56 млн руб. 7 декабря 1909 г. комитет вошел в состав Военного министерства на уровне ведомства, с 1910 г. его председателями становились по должности военные министры. Инвалидный капитал не мог уменьшаться, так как был неприкосновенным.

Поскольку, согласно закону 25 июня 1912 г., обеспечение семей нижних воинских чинов прописывалось как государственная задача, все источники финансирования инвалидного капитала были перенаправлены в Военное министерство. Однако Александровский комитет продолжил существовать как благотворительная организация, оказывавшая помощь факультативного характера.

На начало 1914 г. под опекой общества находились 8 425 офицеров, 150 285 нижних воинских чинов с семьями. Доходы с основного капитала и пожертвования дополняли капитал общества. На 1915 г. – 66 млн руб. Члены комитета назначались императором из числа генералов и адмиралов, завершивших свою карьеру, а также по должности все командующие военными округами и генерал-губернаторы. Председателями комитета становились военные министры (в годы Первой мировой войны: В. А. Сухомлинов, А. А. Поливанов, Д. С. Шуваев, М. А. Беляев). На последнем этапе управляющим делами общества был генерал от инфантерии П. А. Смородский.

Чтобы попасть под «покровительство» Александровского комитета, нуждающемуся следовало направить просьбу «по команде», а если он находился в отставке, то непосредственно (рис. 3). К просьбе следовало приложить:

«а) документы о службе; б) медицинские свидетельства о последствиях от ран, контузий или иных тяжких повреждений и увечий травматического происхождения, в) копий с перевязочных свидетельств или свидетельств о ранении и г) сведений об имущественном обеспечении и размере получаемого с имущества валового дохода в год»135.2

 

Указанные медицинские свидетельства нужно было составить не ранее как по истечении года со времени получения ранения или увечья. При обращении до наступления годового срока проситель мог быть принят под покровительство комитета условно. Все обращения в комитет не облагались гербовым сбором.

 

Рис. 3. Форма прошения в Александровский комитет о раненых136

 

Раненые делились на раненых I, II и III классов. Обязательная помощь оказывалась генералам, офицерам и унтер-офицерам и соотносимым с ними чинам др. Что касается нижних чинов, то они получали помощь комитета лишь «из остающихся в распоряжении Александровского комитета о раненых сумм», причем помощь эта назначалась «исключительно самим нижним чинам, а не их семьям».

Помощь нижним чинам предоставлялась нескольких видов. В виде первоначального пособия не ранее как по выходе из лечебных заведений и увольнения эвакуационными госпиталями или другими военно-лечебными заведениями, направляемыми в отпуск на срок от 6 мес. до 1 года или вовсе уволенных со службы137. Пособия назначались без предоставления права покровительства Александровского комитета и лишь при свидетельстве об увольнении в отпуск.

Нижние чины, «помещенные» в команды для выздоравливающих или санатории, права на пособия не имели. Помощь в виде ежегодных пенсий «по бедности, болезням или несчастным случаям» оказывалась лишь при принятии просителя под покровительство комитета. Проситель должен был обращаться к местным воинским начальникам, по распоряжению которых производилось врачебное освидетельствование. Проживающие в Петрограде проходили освидетельствование в Петроградском Николаевском военном госпитале. Те чины, которые имели неизлечимые последствия увечий (потеря частей тела, слепота и др.), обращались в комитет «напрямую, не ожидая годичного срока»138.

На пособия по бедности могли рассчитывать нижние чины, «не имеющие сверх казенной пенсии ежегодного валового дохода в 300 руб.»139.

Александровский комитет о раненых прекратил свою деятельность 15 октября 1918 г. по постановлению СНК.

Комитет имени генерал-адъютанта М. Д. Скобелева для выдачи пособий потерявшим на войне способность к труду воинам

 

Скобелевский комитет учрежден 26 ноября 1904 г. Высочайшее разрешение на создание капитала комитета получено 15 апреля 1904 г., а устав зарегистрирован 16 июня 1905 г. как «Устав Комитета имени генерал-адъютанта М. Д. Скобелева для выдачи пособий потерявшим на войне способность к труду воинам». Инициатором создания комитета выступила сестра генерала Скобелева Н. Д. Белосельская-Белозерская. Согласно уставу, организация создавалась для повсеместного сбора пожертвований для образования «Скобелевского капитала» для воинов, получивших ранения и возвращавшихся домой. Пособия комитета выдавались независимо от получаемых пенсий.

В 1909 г. устав общества изменился. Было указано, что комитет «для дальнейшего, более правильного и справедливого определения действительно нуждающихся увечных и больных нижних чинов, Совет Комитета для децентрализации деятельности, на основании § 68 своего устава, приступает к образованию местных отделений комитета в некоторых городах и местечках России»140. Губернаторам нужно было сообщать про энергию, здоровье и распорядительность кандидатов на должности руководителей местных отделений.

Выдачу пособий обозначили в качестве главной задачи комитета. Благотворители вносили 100 руб. ежегодно или 1 000 руб. единовременно, офицеры, чиновники и священники Военного ведомства вносили по 2 руб. 50 коп. Пожизненной почетной председательницей была объявлена учредительница – Н. Д. Белосельская-Белозерская, ее заместителем – начальник Николаевской академии Генерального штаба. Средства комитета складывались из денежных взносов, денежных и вещевых пожертвований, кружечных сборов, доходов с увеселений, процентов с капитала.

Комитет инициировал в качестве пожертвований практику денежных отчислений из месячного содержания военных, местных чиновников, учителей, служащих заводов и фабрик и др. Отчисления производились по прогрессивному принципу. При сумме годового дохода, не превышающего 600 руб., благотворительный взнос составлял 2 %; при доходе до 1 800 руб. – 3 %, свыше 1 800 руб. – 4 %. Средства, собранные по этой системе в годы Первой мировой войны, направлялись в Верховный совет по призрению призванных на войну воинов.

В 1915 г. пенсия от комитета семейным инвалидам составляла 60 руб., а холостым – 36 руб. Для получения пенсии от комитета нужно было предоставить удостоверение об имущественном и семейном положении, об отсутствии судимости от полиции, а также врачебное заключение.

Весной 1914 г. при комитете был образован Военно-кинематографический отдел для производства картин военно-образовательного содержания. В годы войны отдел выпускал документальные и игровые фильмы, а издательский отдел комитета – цветные художественные открытки.

После Октябрьской революции в декабре 1917 г. был утвержден новый устав комитета, который зафиксировал культурно-просветительскую направленность деятельности комитета. В апреле 1918 г. комитет был ликвидирован.

Комитет по приисканию мест воинским чинам, пострадавшим на войне с Японией (Алексеевский главный комитет)

Алексеевский главный комитет создан в 1906 г. как Комитет по приисканию мест воинским чинам, пострадавшим на войне с Японией.

Уже в период замысла комитета выделилась задача создания системы льгот детям офицеров и солдат, погибших в войне с Японией, о чем свидетельствует специальное предписание министра народного просвещения от 1 сентября 1904 г.

Комитет был образован по инициативе матери-императрицы Марии Федоровны. В ее рескрипте на имя принцессы Е. М. Ольденбургской от 9 января 1905 г. за № 6 указывалось на необходимость «выделить из задач Красного Креста и Попечительства о семействах воинов, призванных из запаса в ряды армии на Дальний Восток, а также состоящих там на действительной службе» деятельность по обеспечению работой пострадавших на войне воинов. Правовое оформление деятельности было основано на ст. 7 высочайше утвержденных Правил об обеспечении судьбы детей лиц, погибших в войну с Японией (1906 г.).

Предполагалось через газеты и журналы особыми извещениями делать запросы о вакантных местах, сообщать о нижних чинах, «присовокупляя сведения о нравственных их качествах. За счет пожертвований посылать объявления в госпитали»141.

По проекту общества предполагались следующие цели: 1) оказание воинам и их семьям материальной помощи выдачею беспроцентных заимообразов для устройства какого-либо небольшого предприятия, дающего средства к жизни, а также безвозвратных денежных пособий; 2) приискание мест частной и общественной службы как самим воинам, так и членам семей; 3) ходатайства в различные богадельни и благотворительные общежития; 4) различные ходатайства; 5) помещение детей в учебные заведения и приюты; 6) предоставление бесплатных помещений для полезного труда; 7) подача бесплатной медицинской помощи и т. п.142

Комитет выдавал пособия: детям воинских чинов, погибших или получивших увечья в результате боевых действий; детям лиц, погибших при исполнении служебного долга – и пособия на оплату обучения в высших учебных заведениях. Главный комитет контролировал поступления на нужды сирот в губернские комитеты, их использование по назначению. Деньги шли на приобретение обуви, одежды, учебники. Часть средств поступала в семьи, часть шла на создание общественных столовых, яслей, приютов. Такая помощь, писали современники, оказывалась существеннее государственной, так как она учитывала реальные потребности детей, а сама структура была более рассчитанной на меняющиеся реалии войны143.

Финансирование комитета начиналось на традиционной благотворительной основе. Центральное правление комитета рассылало устав и квитанции за полученные деньги, благодарности за сочувствие целям общества144. В 1906 г. губернаторам были разосланы отношения об организации выдачи пособий детям солдат, погибших в войну с Японией, из сумм Алексеевского комитета.

В годы Первой мировой войны комитет должен был выдавать пособия детям нижних чинов, погибших на войне, со времени гибели отца и прекращения получения пайка (продовольственного пособия, положенного по закону). Детям погибшего на войне нижнего чина или лишившегося на войне трудоспособности и не имеющего средств к существованию, в небольших городах (в том числе в сибирских) от Алексеевского комитета выделялось 30–42 руб. в год на каждого. По заявлению товарища министра финансов А. Н. Кузьминского, пособие этого комитета было «вовсе не благотворительным пособием», а «равносильно пенсии из государственного казначейства». Количество пенсионеров первой группы увеличивалось на 2–4,5 тыс. человек ежемесячно. К концу 1916 г. цифра опекаемых комитетом составляла 343,5 тыс. человек145.

118. Там же. Л. 22 об., 23.

119. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. – Пг., 1914. – Отдел 1. – Ст. I. – № 4. Ст. 38. – С. 190.

120. Всемилостивейший рескрипт Государыни императрицы Марии Федоровны, данный на имя главного управления Российского общества Красного Креста 9 августа 1914 г. // Законодательные акты, вызванные войной 1914 года с Германией, Австро-Венгрией и Турцией: Законы, манифесты, рескрипты, указы Правительствующему сенату, распоряжения и постановления министров и др. – Вильна, 1915. – С. 170.

121. Там же.

122. Там же. – С. 163.

123. Законодательные акты, вызванные войной 1914 года с Германией… – С. 232.

124. Временное положение об эвакуации раненых и больных: Высочайше утвержденное 5 авг. 1914 г. – М., 1914. – 27 с.

125. Sokolova V. A. Die Russländische Rotkreuz-Gesellschaft und die Hilfeleistung für Krigsgefangene im Ersten Weltkrieg // Klischee-Karriere-Krieg. Beiträge von Judith Raue, Ron Hellfritsch und Vera A. Sokolova. – Aachen, 2014. – Р. 248–249.

126. Законодательные акты, вызванные войной 1914 года с Германией… – С. 384.

127. Дегальцева Е. А. Общественная благотворительность Западной Сибири в XIX – начале ХХ в. // Сибирская Заимка. История Сибири в научных публикациях [Электронный ресурс]. – URL: http://zaimka. ru/degaltseva-charity/

128. РГИА. Ф. 1360. Оп. 1. Д. 55. Л. 4 об.

129. РГИА. Ф. 1360. Оп. 1. Д. 58. Л. 55.

130. Там же. Л. 55, 89, 89 об., 90.

131. РГВИА. Ф. 16070. Оп. 1. Д. 1921. Л. 98 об., 150, 155, 155 об., 156.

132. РГВИА. Ф. 16070. Оп. 1. Д. 412. Л. 150–150 об.

133. Там же. Л. 156 об.

134. РГВИА. Ф. 16070. Оп. 1. Д. 412. Л. 155.

135. Законы и правительственные распоряжения по призрению лиц, призванных на войну… – С. 86.

136. Комитета Ее Императорского Высочества Великой княгини Марии Павловны: справочная книжка по снабжению вольной одеждой больных и раненых нижних чинов. – Пг., 1915. – С. 74.

137. Законы и правительственные распоряжения по призрению лиц, призванных на войну… – С. 95.

138. Там же. – С. 96.

139. ГА РФ. Ф. 6787. Оп. 1. Д. 35. Л. 11.

140. РГВИА. Ф. 16280. Оп. 1. Д. 4. Л. 4.

141. РГИА. Ф. 512. Оп. 1. Д. 15. Л. 2–4.

142. Там же. Л. 4.

143. Пушкарева Л. Н., Щербинин П. П. Организация призрения семей нижних чинов в годы Первой мировой войны // Журнал исследований социальной политики. – 2005. – Т. 3. – № 2. – С. 159.

144. РГИА. Ф. 512. Оп. 1. Д. 15. Л. 4.

145. Матвеева Л. Н. Указ. соч. – С. 108–109.

<< предыдущий лист

следующий лист >>

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26

Другие книги автора

https://fictionbook.ru/author/

Первоначальное накопление человеческого капитала ресурсами

Красавица-Шатенка (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

София Сергеевна Трубецкая, герцогиня де Морни. "Императорская княжна".

 

*** Да, она была очень красива. До старости, до преклонных лет.. Нежной красотою, не выпуклой.. Портрет ее кисти Франца Винтенхальтера - редкостное чудо. Он пленяет мгновенно и можно сочинить по нему роман... Какую то испанскую, знойную историю. Почему испанскую? Русскую. Ибо все началось в России.

София Сергеевна Трубецкая, названная княжна, родилась от грешной страсти, но в законном браке. Ее мать, графиня Екатерина Петровна, носила древнюю боярскую фамилию Мусина – Пушкина. Ей, Сонечке , дали фамилию ее названного отца: Сергея Васильевича Трубецкого, князя, потомка именитого, знатного рода, человека пылкого, своевольного, мятежного, гордого... Он на удивление, браку навязанному двором и Государем - не противился, чем ввел в изумление весь светский Петербург, и по всем гостиным шелестели прелестницы шелком и батистом платков о том придворном венчании, почти насильно: от салона Карамзиных, до будуара Императрицы.
Впрочем, там то, в будуаре, как раз - и не говорили, «Бархат», младший брат новобрачного, не позволял, пылко умоляя, показательно и выразительно ревнуя и впадая в отчаяние... Императрица, «птичка Александрин», благоволила фавориту, умолкала, не кусала губы, не бледнела с досады, неровности нрава не выказывала Государю – мужу, истинному виновнику поспешного брата графини Катрин. Чтобы скрыть большой срок беременности, мудрили над княжеским венчальным платьем портнихи. А новоявленная княгиня вовсе и не дорожила им, отдала после торжеств тотчас церкви, лишний раз и не глянув.
Девочка, дочь, родилась вскоре после свадьбы, молодые жили на разных половинах дома, сходясь лишь за обедом. Пылко ссорились, напряженно молчали, почти не мирились, говорить было не о чем, а вскоре глупо, пусто - прекрасная молодая княгиня и вовсе увезла дочь за границу, лишив ее внимания отца. И, едва научившись французским буквам и русским слогам, Сонечка, Софи стала составлять ему письма. Каждый день. Простые. Бесхитростные, наивно прелестные каракули ребенка.
Она всех пленяла своею прелестною, простою манерою обращения, ласковостью и одновременно живостью нрава, гордою независимостью суждений даже в выборе забав, кукол, игр, бантов и нарядов. Красота ее, и детская и юношеская только выигрывала от простоты платьев и пелерин, нежный румянец щек украшал ее более даже, чем богатый капор с атласными лентами или тонкая, изящная амазонка из дорогого английского сукна.

Герцогиня Софи де Морни в придворном платье.

... Софию Трубецкую хотела удочерить родная сестра императора Франции Наполеона Третьего и испрашивала на это разрешения у русского императора, но тот оставил право выбора за девочкой и она выбрала неожиданное: возвращение в Россию. Училась в Смольном институте, жила при дворе, во фрейлинских комнатах второго этажа, была удостоена особого, ласкового внимания Государыни, и упорно, старательно, каждый день писала письма отцу, который к тому моменту превратился в кавказского мятежного изгнанника за то, что осмелился полюбить...
О, эта история его любви... То был целый роман - пылкий, неожиданный, горький, мятежный, как из старинных легенд о Тристане и Изольде, о Роланде.. о королеве Исабель... София знала легенды из старинных книг наизусть, но все они казались ей слегка придуманными, а вот история отца...

Он хотел бежать со своей возлюбленной за границу, и все было готова и пачпорты, и бумаги, и лошади, и билеты, но побег сорвался и несчастный князь Сергей Васильевич вместо Парижа попал в крепость, а после – на Кавказ. И опять София Сергеевна писала ему письма, старательным, изящным, почерком, бисерною вязью, путая русские слова с французскими и отчаянно упрекая про себя маменьку, которая не давала отцу развода, словно мстя за что то, глупо, по женски, злобно... А она названным отцом только восхищалась, порицать ни в чем не смела, хотя иное и было ей непонятно. И Лавинией, гордою полячкой, тайной и жаркой пассией отца, она восхищалась открыто, до жара сердца и щек! Подумать только, Жадимировская, урожденная Бровуар, посмела отказать императору, встретившись с ним на одном из балов.. А вот ее отцу полячка в любви не отказала.

И после ареста и во время побега, готова она была всю вину на себя взять и отвечать одна, лишь бы не наказывали князя Сергея Васильевича, не принимала пищу, отказывалась с кем либо говорить, даже и с родным братом. Он кое как испросил свидания с нею после того, как привезли ее, словно преступницу, из Редут - кале., заштатного городка в Грузии, на берегу Черного моря. На все жаркие упреки брата Лавиния отвечала, «что всему виновата она, что князь Трубецкой отказывался увозить ее, но она сама на том настояла. Князь Трубецкой на допросе ответил, что решился на сей поступок, тронутый жалким и несчастным положением этой женщины. Знавши её ещё девицей, он был свидетелем всех мучений, которые она претерпела в краткой своей жизни. Мужа еще до свадьбы она ненавидела и ни за что не хотела выходить за него замуж. Получив от нее письмо, в котором она описывает свое точно ужасное положение, просит спасти ее, пишет, что мать и все родные бросили ее, и что она убеждена, что муж имеет намерение или свести ее с ума, или уморить!». София знала еще из рассказов подруг - фрейлин, что названный отец ее, говорил, храбро оберегая госпожу Жадимировскую, на допросах одно и то же: Я любил ее без памяти, положение ее доводило меня до отчаяния, — я был как в чаду и как в сумасшествии, голова ходила у меня кругом, я сам хорошенько не знал, что делать, тем более, что все это совершилось менее чем в полчаса. Когда мы уехали отсюда, я желал только спасти ее от явной погибели, я твердо был убежден, что она не в силах будет перенести слишком жестоких с нею обращений и впадет в чахотку или лишится ума.» Ни того, ни другого не случилось. Госпожу Жадимировскую благополучно вернули супругу, коммерции советнику, и, выправив пачпорт, тот благополучно уехал с нею за границу, а князь Сергей Васильевич Трубецкой провел полгода в Алексеевском равелине, выехав из места заключения, прямо в ссылку, на Кавказ. Названная, послушная дочь исправно писала ему и посылала посылки, блистая в штате придворных красавиц, но лишь неожиданная смерть государя Николая Павловича, мгновенно изменила судьбу ее приемного отца, и ее самой. Окончательно. Помилованный новым государем, Александром Вторым, князь Сергей Трубецкой вышел в отставку в чине прапорщика и тотчас уехал в свое крошечное имение, и вскоре София узнала, что к нему, под видом экономки, приехала туда возлюбленная его, полячка Лавиния. Они прожили вместе до самого конца, умирая от болезни и ран, полученных на Кавказе, князь Сергей в горячечном бреду шептал лишь два имени: «Софи и Лавиния». София вряд ли о том узнала, но самым драгоценным наследием для нее стали письма отца... Другого приданного у нее не было, но герцога, Шарля Огюста де Морни, французского посла при дворе, это не интересовало вовсе. Он был единокровным братом Наполеона Третьего, состояние его было огромно, и, пленившись красотою Софи, он дарил ей драгоценности и дорогие подарки, не считаясь с тем, как она воспримет такую щедрость... Софи со своей стороны предупредила жениха, что у нее нет иного состояния, кроме данной ей при рождении фамилии отца – мятежника. Шарля де Морни все это интересовало мало, он увез жену в Париж, представил ее двору и на долгие десять лет элегантнейшая жизнь Европы прочно захватила ее. Она молчаливо и пылко любила мужа, хотя он был старше ее на двадцать восемь лет и имел внебрачную дочь от танцовщицы, родила ему одного за другим четверых детей, держала один из самых красивых и смелых салонов в Париже, открыто говорила всем и каждому в лицо, что о нем думает, курила сигары, ездила верхом на лошади, спорила с премьер – министрами и сенаторами, дерзила императрице Евгении, щедро раздавала милостыню нищим, а когда муж внезапно к ней охладел и начал изменять, охладела к детям, став равнодушной и молчаливой. Семейная трагедия в фамильном особняке де Морни не повторилась Супруги не разъехались. Герцог умер на руках прелестнейшей герцогини, седьмого марта 1865 года не успев привести в порядок свои дела. Герцогиня София облачилась в траур, некоторое время не покидала дворца, разбирая бумаги и деловую переписку супруга. Прочтя его дневники и подписав заемные письма, она пришла в ужас, оскорбилась. и решила совсем жить по своему. Много путешествовала, не пропускала ни один званный вечер и ни одной сигары. Летом 1869 года София де Морни вышла замуж за испанского аристократа герцога Альбукерке, синьора Хосе Оссорио де Сильва Базан, двоюродного брата императрицы Евгении Монтихо, и переехала с ним и детьми от первого брака в Испанию.

 

София Трубецкая со вторым супругом, герцогом  Альбукерке. 

Здесь она получила во владение строгий фамильный замок, дворец в Мадриде, доступ ко двору и вскоре удивила столицу тем, что устроила для детей в своем особняке первую в Испании рождественскую елку с подарками и ярмарку для малоимущих. За свою благотворительную деятельность впоследствии герцогиня Альбукерке де Сесто получила из рук королевы орден, выступила ярой сторонницей династии Бурбонов во врем испанской революции, пережила вместе с мужем немилость и опалу со стороны королевской семьи и умерла в Мадриде, 27 июля 1898 года от рака легких. Похоронена блистательная мятежница Софи была в Париже, на кладбище Пер – Лашез, неподалеку от могилы своего первого супруга герцога Шарля де Морни. Ее портрет кисти Франсуа Винтенхальтера до сих пор является украшением любой музейной коллекции, выставки.

О ее жизни и жизни ее названного отца, о роде мятежных Трубецких, создались легенды и написались книги.. Мое эссе -  лишь легкое дуновение, полстраницы в альбоме, который перелистывает Время... Не спеша. Задумавшись, быть может... На миг... На Вечность...

 

https://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/sofiia-serge...iajna-5cade2d471aefa00b3264629

Красавица-Шатенка (Родовед-историк) все записи автора

 

 

Пристанища разврата в дореволюционном Петербурге. Как попадали на панель

Antenna Daily продолжает исследовать мир дореволюционного разврата. Сегодня рассказываем о самых падших женщинах Петербурга.

В 50—70-х годах XIX века зарегистрированные проститутки-одиночки были, пожалуй, низшей категорией продажных женщин Петербурга. Уже в 1852 г. чиновники Врачебно-полицейского комитета отмечали, что эти особы «…большей частью не имеют постоянного пристанища, а шатаются по кабакам, харчевням и тому подобным местам и сообщают заразу преимущественно солдатам и простолюдинам».

На регистрацию во Врачебно-полицейский комитет их в основном приводили насильно в результате облав. Делать это было довольно просто. Стиль ночного поведения основной массы петербуржцев в то время оставался довольно размеренным.

А. Ф. Кони вспоминал: «Жизнь общества и разных учреждений начинается и заканчивается раньше, чем теперь (в 20-х гг. XX в.)… Уличная жизнь тоже затихает рано, и ночью на улицах слышится звук сторожевых трещоток дворников». Появление праздно шатающейся женщины на улице в поздний час не проходило не замеченным будочником, который мог сразу доставить особу в ближайшую полицейскую часть. Кроме того, существовало четкое деление районов города и мест публичных гуляний на аристократические и плебейские. Девицы сомнительного вида не могли безнаказанно появляться в Летнем и Таврическом садах, где обычно собиралась по воскресеньям приличная публика. Центральные улицы города вообще были закрыты для проституток.

В 80-х годах XIX века в Петербурге работало более 400 трактиров, открытых еще в 50—60-е годы того же века и сохранивших с тех пор свои названия: «Лондон», «Париж», «Сан-Франциско».

Основная масса заведений подразделялась на две категории: «серые» — для мелких чиновников, торговцев, приказчиков, и «грязные» — для чернорабочих и извозчиков.

Именно на обслуживание городских низов ориентировались трактиры типа «Стоп-сигнал», «Зайди опрокинь», «Свидание друзей». Кормили в них, как правило, просто, но в целом сытно и дешево. А главное, при многих трактирах сдавали внаем комнаты, что, вероятно, и послужило закреплению при них определенного контингента публичных женщин по аналогии с кабаками на Руси.

Вот как описывал обстановку, царившую в большинстве трактиров на рубеже веков, один из современников: «Это верные вертепы, служащие для спаивания посетителей и рассчитанные только на одно пьянство, разгул и разврат… никто не идет сюда есть или пить, а идут для оргий или укрывательства, идут порочные и развратные, которым другие общественные места недоступны…» [1]

Скандальной славой пользовались трактиры Сенной площади и прилежащих к ней улиц, а также «Волчья яма» у Каменного моста. В трактирах всегда вились сутенеры. Они обирали девиц со стажем и вербовали новые кадры. Сделать это было довольно просто в подобном заведении. У заночевавшей женщины выкрадывали паспорт. В результате полицейской облавы ее забирали в участок за бродяжничество и ставили на учет как проститутку.

Нередко «кот», сам же и выкравший паспорт, «спасал» пострадавшую от полиции. Затем начиналась любовная интрига, в результате которой сутенер попросту продавал свою даму всем желающим. «Новенькую» быстро отлавливали и ставили на учет в комитете, выдавая ей вместо утерянного паспорта бланк. Так формировался контингент «бланковых».

Стоили их услуги довольно дешево, а около Сенного рынка вообще можно было заполучить девицу в трактире за тарелку щей и рюмку водки. Вот как эта категория продажных женщин, именовавшихся «кабачницами», представлена в отчете Врачебно-полицейского комитета за 1864 г.: «Днем они (кабачницы) шатаются из одного кабака в другой, из портерной в грязную закусочную и т. д., ночью они засыпают, где случится: в чулане, под лестницей, в канаве. Нагота этих женщин прикрыта отрепьем, а иногда — только одной грязью». [2]

Существовала и еще одна группа проституток — «гнилушницы». Они собирали гнилые фрукты и торговали ими, одновременно предлагая и себя.

В 60—80-е гг. местом обитания «кабачниц» и «гнилушниц» стал известный дом Вяземского на Забалканском (ныне Московском) проспекте. История его такова. В 50-х гг. князь П. А. Вяземский проживал некоторое время во флигеле, выходившем на Фонтанку. После его отъезда за границу — с 60-х гг. — дом начали сдавать внаем, и здесь стала ютиться петербургская беднота.

Н. Свешников, описавший историю Вяземских трущоб, замечал, что это «не беднота Песков и Петербургской стороны, голодная, но нередко приглаженная, благообразная и стыдливая, это люди хотя и до безобразия рваны и грязны, частенько полунагие и полуголодные, но все же умеющие легко достать копейку».

Одним из способов «добывания копейки» являлась, конечно, торговля телом. Во дворе дома всегда толпились заманивавшие мужчин женщины, а в коридорах они выглядели уже «совсем растрепанными и в большом дезабилье» [3]. Здесь группировались самые грязные и дешевые проститутки-одиночки, находившиеся под надзором и не скрывавшие своей профессии.

В конце 90-х годов XIX века Вяземские трущобы снесли, но к этому времени появились новые дома аналогичного характера. Это так называемые «Холмуши» на Боровой улице, «Петушки» за Волковым кладбищем, а позднее «Порт-Артур» и «Маньчжурия» на Смоленской, Бурков дом за Невской заставой. Последний, кстати, описан А. М. Ремизовым в повести «Крестовые сестры». Здесь тоже проживали наиболее дешевые проститутки-одиночки.

В XIX в. самая низкая категория легальных жриц продажной любви формировалась также из обитательниц ночлежных домов. Эти заведения появились в городе в конце 60-х—начале 70-х годов XIX века по инициативе полиции. В 1873 г. первый дом попечительницы Ю. Д. Засецкой открылся на Обводном канале. Позднее, в 1881 г., было создано Общество ночлежных домов в Санкт-Петербурге. Плодом его усилий явилась ночлежка на 35 мужских и 15 женских мест. К 1895 г. в городе насчитывалось 14 ночлежных домов [4].

В XX в. количество этих заведений продолжает быстро расти, и к 1910 г. функционирует уже 34 ночлежки. Самая крупная ночлежка, на 813 мест, размещалась на Обводном канале, в доме № 145. Находились они и в других частях города — Нарвской, Александро-Невской, Рождественской.

«Бланковые» проститутки низшей категории не только обслуживали ночлежников, но нередко жили и верховодили в женском отделении дома. Так, в Первом городском ночлежном доме скандальной славой пользовалась некая Верка Арбуз, командовавшая всеми девицами в округе. Она имела контакты как с преступным миром, так и с полицией [5].

С 60-х гг. XIX в. в Петербурге официально начинают функционировать зарегистрированные дома свиданий, именуемые в полицейских сводках «притонами», и в 1871 г. число их достигло почти трех десятков. Проститутки-одиночки (их было зарегистрировано к этому времени 1840, тогда как «билетных» 1116) частично проживали в этих заведениях, которые не считались публичными домами.

Девушки, обитавшие у хозяйки, имели больше свободы, они беспрепятственно выходили на улицу на промысел, приводя клиента на квартиру. Хозяйка же обеспечивала своих «квартиросъемщиц» не только жильем, но и питанием. Кроме того, в ее обязанности входил контроль за тем, чтобы жилички раз в неделю посещали врача.

Уже в 70-е гг. XIX в. Врачебно-полицейский комитет определил места осмотра «бланковых» девиц — три специально оборудованных кабинета в зданиях Рождественской, Нарвской и Петербургской полицейских частей. Лечение традиционно производилось в Калинкинской городской больнице.

С появлением притонов услуги «бланковых» проституток стали постепенно дорожать. Некоторые женщины, обосновавшиеся у расторопной хозяйки, получали в 80-е гг. до 15 руб. за свою «работу». Отчисления за квартиру и за стол составляли большую часть дохода, но это компенсировалось относительной их свободой.

Проститутка-одиночка легче могла избежать обязательного осмотра и не оказывалась «на простое» из-за необходимости лечиться. Возможно, поэтому число одиночек в Петербурге неуклонно росло: в 1879 г. их было уже 2064, а в 1883 г. — 3463. Способствовали такому росту и общая демократизация городского быта, смягчение нравов и какой-то степени распространение идей всеобщего равенства и свободы. Аболиционисты развернули в конце XIX в. активную борьбу с регламентацией проституции, и в первую очередь с публичными домами, число которых и так сокращалось. Выброшенные же из стен проститутки пополняли армию уличных «бланковых» женщин. Но это, конечно, был низший слой девиц.

Источник: Лебина Наталия Борисовна «Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. — 40-е гг. XX в»

1 Животов Н. П. Петербургские профили. Вып. IV. СПб., 1895, с. 41, 42, 43.
2 «Архив судебной медицины и общественной гигиены», 1870, № 1, с. 32.
3 Свешников Н. Указ, соч., с. 6, 10.
4 См.: «Гигиена и санитария», 1912, № 2, с. 73, 75, 76—77.
5 См.: Засосов Д. А., Пизин В. И. Из жизни Петербурга 1890-1910 гг. Л., 1991, с. 78.

https://zen.yandex.ru/media/antennadaily/pristanis...panel-5d191066d8d6bf00ade05dad

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

Из дневников великого князя Константина Романова

 

 

Свои стихи, выдержавшие несколько изданий, князь Константин Константинович Романов неизменно подписывал двумя буквами - К.Р. Под этим псевдонимом он и известен в литературе. Из псевдонима не делалось тайны: стихи предварялись портретами и статьями, а автор за свои сочинения удостоился звания почётного академика Императорской Академии наук (которую сам возглавлял на посту президента в течение 20 лет). На его стихи писали романсы Чайковский, Рахманинов, Гречанинов, Глиэр. После революций 1917 года и до конца века его стихи не печатали и старались вообще не упоминать, что есть такой поэт – не из-за их качества, а из-за происхождения автора.

В 1888 году – Великому князю Константину Романову исполнилось тридцать – он записал в дневнике: "Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других – я военный, ротный командир, в ближайшем будущем – полковник... Для себя же – я поэт. Вот моё истинное призвание".

Великий князь Константин Константинович Романов

С годами творческие возможности К.Р. расширились – появились большие поэмы, драматургические произведения, переводы – из Гете, Шиллера, Шекспира. Он решился перевести шекспировского "Гамлета". Княжна Вера в очерке "Мой отец" писала о нём как об актёре, музыканте, композиторе. Он играл на сценах домашних театров: Императорского Эрмитажного, Царскосельского "Китайского" и в "Измайловском досуге". Он исполнял роль Иосифа Аримафейского в пьесе собственного сочинения "Царь Иудейский" – о страданиях и искупительной смерти Христа.

Великий князь всю свою жизнь вел дневники, которые также хранятся в Государственном архиве Российской Федерации. Это своеобразная энциклопедия российской культуры этого периода. Эти дневники раскрывают еще одну сторону К.Р.  Перед смертью свои дневники К.Р. завещал Академии наук, с тем, чтобы они были обнародованы через 90 лет после его кончины. Но в 1917 году, всего через два года после кончины великого князя, к власти в России пришли большевики, и тайное стало явным.

Великий князь Константин Романов

Константин Романов из "Дневников 1903-1905 гг."

19 ноября 1903 г. - С.-Петербург.
[Меня называют] "лучшим человеком в России". Но я знаю, каков на самом деле этот "лучший человек". Как поражены, были бы все те люди, которые любят и уважают меня, если бы знали о моей развращенности! Я глубоко недоволен собой.

19 апреля 1904 г.
На душе у меня опять нехорошо, снова преследуют грешные помыслы, воспоминания и желания. Мечтаю сходить в бани на Мойке или велеть затопить баню дома, представляю себе знакомых банщиков – Алексея Фролова и особенно Сергея Сыроежкина. Вожделения мои всегда относились к простым мужикам (вот он – снобизм), вне их круга я не искал и не находил участников греха. Когда заговорит страсть, умолкают доводы совести, добродетели, благоразумия.

Великий князь с женой и детьми

 

23 июня 1904 г.
Я опять отказался от борьбы со своей похотью, не то чтобы не мог, но не хотел бороться. Вечером натопили мне нашу баню; банщик Сергей Сыроежкин был занят и привел своего брата, 20-летнего парня Кондратия, служащего в банщиках в Усачевых банях. И этого парня я ввел в грех. Быть может, в первый раз заставил я его согрешить и, только когда уже было поздно, вспомнил страшные слова: горе тому, кто соблазнит единого из малых сих.

28 декабря 1904 г.
Дурные мысли преследовали меня весь день. Хотелось вечером пойти в баню, с Мойки, но почему-то не пошел. Теперь скоро 11 часов. Отчего я не пошел? Боюсь греха, боюсь разлада с совестью, и, тем не менее, хочу грешить. Мучительна эта борьба.

Да, нет слов...

Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу Тебе посвятить
И всю жизнь с каждым сердца биеньем.

Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердую волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.

Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью,
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить! /К.Р.

 

Источник: http://www.history.nsc.ru/website/history-institute/var/custom/File/1VNMK/011_Sak.pdf

https://zen.yandex.ru/media/id/5b9cf2c3b76d9000aa0...anova-5d2070b39938f900acedf29a

Служительница_Бога_Кама (Родовед-историк) все записи автора

Гл. страница	ИСТОРИЯ  ИЗ  ДОМАШНЕГО  АРХИВА	Гостевая книга
ЦАРСКОЕ СЕЛО  |  ЕВПАТОРИЯ  |   ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ  |  ГЕНЕАЛОГИЯ  |  СОДЕРЖАНИЕ САЙТА

НОВОЕ О СЕРГЕЕ ГЕДРОЙЦ

Предисловие, публикация и комментарии А.Г.Меца. 
     Лица. Биографический альманах. 1. М.; СПб., 1992.   
3. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ И.Д. АВДИЕВОЙ

 <...> Думаю, что смерти полной нет — пока есть преемственность. Существо мое духовное состоит из множества частиц, заимствованных у людей любимых. Даже и внешне иногда немножко подражаешь понравившемуся жесту, интонации, делаешься незаметно для себя слегка похож на близкого друга. < ... > Я сама знаю, что, любя Веру Игнатьевну Гедройц, научилась у нее любить все то, что поднимает жизнь над уровнем обывательщины, что красит будни в праздники. Вся ее жизнь была увлекательнейшим романом, и долгая дружба с ней во многом изменила меня. Она жила в том же доме, что и мы с мужем [1], и была старшим хирургом города. Большая, немного грузная, она одевалась по-мужски. Носила пиджак и галстук, мужские шляпы, шубу с бобровым воротником. Стриглась коротко. Для ее роста руки и ноги у нее были малы, но удивительно красивы. Черты лица — суховатые и слишком тонкие для грузной фигуры — при улыбке молодели.

Было ей тогда лет пятьдесят пять. Она пришла к нам и сказала, что хочет познакомиться с художниками, что она не только хирург, но и писатель. На стол она положила стихи, изданные в Ленинграде до войны под псевдонимом Сергей Гедройц. Стихи были неважные. Жила она в большой квартире с Марией Дмитриевной Нирод и ее детьми, Федором и Мариной. Вера Игнатьевна была княжна, Марья Дмитриевна графиня. Отношения у них были супружеские. Обе очень близки были к царской фамилии и бежали из Царского Села в Киев, где скрывались долго в Киево-Печерской Лавре у монахов. Потом поселились в нашем доме, много раз арестовывались [2], но каждый раз выпускались по просьбе власть имущего чекиста-ленинградца, которому во время войны четырнадцатого года Вера Игнатьевна сделала в царскосельском госпитале сложнейшую операцию. 

В этом госпитале у Веры Игнатьевны работала императрица Александра Федоровна с дочерьми — работали медицинскими сестрами. Общение с царской семьей было довольно частым и близким. Для Веры Игнатьевны царственная Александра прежде всего была хорошей, исполнительной медицинской сестрой.

Мне запомнился рассказ о семье последнего русского царя, Распутине и Вырубовой [3]. Николай Второй был глуп, нерешителен, податлив влияниям чужой сильной воли. Детей своих любил очень, а Александру боялся. Царица могла бы быть царицей, если бы не мрачная мистичность ее духа и странное предчувствие обреченности, захлестнувшее темным потоком разум, честолюбие, волю. Внешне холодная и выдержанная, царица жила в состоянии ожидания ужаса грядущего. < ... >

«Визион»

Приходила к нам в 1928 году Зоя Николаевна Родзянко. Давала мне, мужу и Аленушке [4] уроки французского языка. Бесплотной худобы. Тень, привидение — по-французски «визион».

Жила одна-одинешенька в коммунальной квартире возле кухни, вернее, в кладовке. Старый фокстерьер Дик понимал, что лаять нельзя, привередничать в еде нельзя.

Неподалеку от Родзянко в такой же жалкой комнатенке жила Мария Николаевна Игнатьева, графиня. Из тех Игнатьевых, состояние которых было одним из крупнейших в дореволюционной России. Писатель Игнатьев [5] приходился Марии Николаевне двоюродным братом и принадлежал к ветви бедных Игнатьевых. Свое огромное состояние, поместье, ценности всех видов — единственная наследница Мария Николаевна не сохранила. Больницы, приюты, церкви, учрежденные ею, поглотили весь капитал.

Она приняла «белое монашество» — дала обет безбрачия и посвятила жизнь свою Богу и людям. Творить добро — значило для Марии Николаевны то же, что молиться. К 1917 году от состояния ничего не осталось, кроме двух драгоценностей: драгоценной белой кружевной косынки «мамы», которую Мария Николаевна надевала на Пасху, и черной кружевной косынки, которую она носила ежедневно в зной и холод. С Марией Николаевной жила горбунья Любочка, бывшая ее горничная — существо необыкновенной кротости и молчаливости.

Никакого подобия кровати в комнате не было. Стояло деревянное кресло, в котором бывшая графиня спала сидя. Дома ее застать было трудно, т.к. она всегда находилась там, где кто-то тяжело хворал, умирал. Уход за больными был ее схимой в миру. Если могли — платили за бессменное дежурство, и на эти деньги существовала Любочка, которая спала на полу и стегала одеяла.

Во всем облике Родзянко и Игнатьевой было что-то такое, что определялось лучше всего словом «визион».

Они были нереальны. Неправдоподобны. Их походка, движения, манера говорить — как отзвук, как нечто потустороннее. И такой же был Шредер. Осколок. Жил в такой же щели. Один. Старый. В прошлом занимал видный пост в Сенате. Часто бывал на придворных приемах. Чудом уцелел. Бежал из Ленинграда вместе с Родзянко, княжной Гедройц, графиней Нирод и Игнатьевой, когда начали уничтожать оставшихся в России аристократов. Бежали они потому, что отцы церкви настаивали на том, чтобы «белые монахини», графини Нирод и Игнатьева[6], переправлены были под покровительство Лавры и были от смерти спасены. Шредеру поручили их сопровождать из Ленинграда в Киев, а Гедройц семью Нирод считала своей и поехала с ними. Самое опасное время они пересидели у лаврских монахов, тогда еще существовавших. Когда же с аристократами было покончено, в Киеве появились просто Гедройц, Нирод, Игнатьева, Родзянко, Шредер. Гедройц Вера Игнатьевна — первая женщина-хирург, окончившая в Женеве. Любимая ученица профессора Ру. Человек сложный и одаренный. Это она на фотографиях в «Ниве» вместе с царской семьей в 1906 году[7]. В те времена по России гремели подвиги генерала Гурко[8], его ранение и смелость хирургической операции, которую сделала Гурко В.И.Гедройц и спасла ему жизнь. Война с Японией выдвинула Гедройц как блестящего организатора прифронтовых госпиталей и умного дипломата. Среди пленных японцев оказался раненый японский принц — попал в госпиталь к Гедройц, и по окончании войны Вере Игнатьевне воздавали благодарственные почести. В киевской квартире у нее висели шелковые, ручной вышивки, панно, на письменном столе стояли божки благополучия из слоновой кости. Принц японский прислал дары русским монархам и написал высокопарные слова о «дарительнице жизни, обладательнице рук исцеляющих, Гедройц». Царица Александра Федоровна вызвала Веру Игнатьевну в Царское Село, и с тех пор Вера Игнатьевна стала близким человеком в семье последних Романовых. То, что она рассказывала о царской семье, общеизвестно. Николай был глуп, робок, косноязычен. Александра была умна достаточно образованна и вместе с тем одержима мистическими страхами. К дочерям была равнодушна, зато к наследнику питала любовь неистовую, по словам Веры Игнатьевны, патологическую. Наследника держали буквально под стеклянным колпаком. Малейшая царапина кровоточила у него месяцами. Есть такая болезнь, когда кровь не сворачивается. Императрице все время представлялось, что болезнь символична, что династия Романовых обречена, обрушится удар и последний Романов истечет кровью. Этим ее страхом умело пользовался Распутин.. «Мама, — говорил он царице, — пока я с Вами, ничего не случится — живы будете, не бойся».

Вера Игнатьевна решительно опровергала слухи о том, что Александра в войне с немцами четырнадцатого года участвовала в изменническом заговоре на стороне Вильгельма против России. Немка по происхождению, она по суеверию своему к войне относилась как к чему-то предопределенному и не желала вмешиваться в судьбы свершения. Ум ее был занят анализом снов, предчувствий, прорицаниями старца. Все действия были мелки, все крупное проходило мимо, и царапина Алексея-царевича была для нее значимее войны, поражения, бедствия всенародного.

Гедройц стала в 1914 году лейб-медиком царскосельского госпиталя. Царица и великие княжны работали в этом госпитале сестрами милосердия. Вера Игнатьевна во время сложных хирургических операций покрикивала на императрицу российскую, и та сносила; могла бы быть, по словам Веры Игнатьевны, хорошей хирургической сестрой — хладнокровной и точной. Великих княжон Гедройц расценивала как девушек недалеких, для которых флирт с выздоравливающими офицерами был смыслом жизни. Несчастный царевич Алексей был стеклянным мальчиком — тихий и послушный, осторожный, молчаливый.

У Гедройц годы, проведенные в Женеве, вытравили монархические убеждения[9]. Она считала революцию неизбежной и необходимой.

Под псевдонимом брата Сергея Гедройц она писала новеллы, которые изредка печатались в журналах, редактируемых символистами. Гумилев, Гиппиус, Ремизов были для Гедройц той средой, где свободомыслие Женевы находило сочувствие, где шли споры о будущем России.

Когда это будущее наступило, стало настоящим, взбугрилось, вздыбилось революцией — вся беспочвенность и наивность предвидений была опрокинута кровью террора, местью восставших, ненасытным разгулом вырвавшегося народного гнева.

Свершилось то, что предчувствовала царица, — последние Романовы вместе с ранее убитым Распутиным, престолом и коронами канули в вечность. Революция выкосила аристократов. Точно взмахивала косой — сначала скосила венценосные созвездия на длинных стеблях, потом подрезала высокие травы, снова размахнулась и косила у самой земли, и только ползучая травка, цепкая, не цветущая, однообразная, не смочила соком своим безжалостное лезвие. Те, кто уцелел, были «визион» — тени. Сознавали, что жить не должны, а живут. Шредер приходил обедать к Вере Игнатьевне раз в неделю. Он был настолько неимущ и беспомощен, что немногие его друзья были вынуждены по очереди кормить Шредера той скудностью, которую потребляли сами. В понедельник он обедал у Гудим-Левкович, во вторник у Гедройц, в среду у Родзянко. Дня два в неделю не у кого было обедать, и он ничего не ел. Приходил к Гедройц за час до обеда. С палочкой. Белоснежный воротничок, жестко накрахмаленные манжеты. Безукоризненные ногти. Прямой, изысканно-вежливый. Входил, склонялся к руке Марии Дмитриевны Нирод, называл ее «princesse», Веру Игнатьевну «la comtesse Vera». Нелепо выглядел красиво сервированный стол с хрусталем и серебром. Подавался пшенный суп с тюлькой, пшенная каша, слегка политая постным маслом, а на третье странное пойло из бу-ряков, которое разливали в японские пиалы. Все это ели особым образом, на разных тарелках. Выглядело так, будто едят суп из черепахи, гурьевскую кашу, ананасы в вине.

Шредер вел разговор светский, легкий. О революции не говорили. Однажды только Шредер сказал, что он вечерами раздваивается. «Я прихожу в свою, свою... — и он затруднился назвать щель, в которой он жил, комнатой, — excuse moi, конуру и делаюсь Жаном — это был у меня в Петербурге лакей, и стараюсь делать все так, как делал Жан: стелю постель, приготавливаю шлафрок, мою стакан и наливаю в него чистой воды. Потом ухожу, гуляю, и когда вхожу в свою, excuse, конуру — я уже не Жан, я воображаю, что это мне приготовил для сна мой лакей».

Вскоре Шредер умер, и Вера Игнатьевна подозревала, что ему удалось достать сильнодействующее снотворное и умертвить себя и Жана в себе.

Родзянко, Шредер, Игнатьева были «визион», они жили только воспоминаниями или отрешенностью подвига. Вера Игнатьевна прошлым не жила, ее активная натура требовала деятельности. Она стала главным хирургом города, оперировала, читала лекции.

Она жила в том же доме, что и мы с мужем. Однажды она пришла к нам и сказала, что скучает без общения с художниками. Мы быстро сблизились и очень полюбили ее.

Грузная, с лицом — похожа на французского аббата, с маленькими руками и ногами, она одевалась по-мужски и о себе говорила в мужском роде: «Я пошел, я оперировал, я сказал». Фактически Мария Дмитриевна Нирод была не подругой Гедройц, а женой. Дети Нирод Марина и Федор чувствовали к ней неприязнь, и не зря, ибо мать их сильно пренебрегала своими материнскими обязанностями, отдавая все свои помыслы и время Гедройц, медицинской работе (она была у Веры Игнатьевны хирургической сестрой) и делам церковным. Мы очень часто с мужем поднимались наверх к Гедройц и, к восторгу Веры Игнатьевны, создавали обстановку литературной богемы. Читали стихи, писали буримэ, Гедройц играла на скрипке, я ей аккомпанировала на фортепиано. Порой мы расходились на три-четыре такта, но это не смущало нас. Мы играли, не замечая, что слушатели забились в самую дальнюю комнату, чтобы не слышать какофонии. Вместе с Верой Игнатьевной мы написали сценарий: «Профилактика рака». Его приняли к постановке, даже аванс нам выдали, но почему-то сценарий так и не пошел в производство. Гедройц много писала научных статей о раке и отвергала теорию вирусного происхождения рака. Она считала, что это патологический рост остаточных зародышевых клеток.

Рак, с которым она боролась хирургическим ножом, жестоко отомстил ей. В 19<32>-ом году она погибла от рака брюшины с метастазами в печень, через год после перенесенной операции (удаление матки). До своей болезни ей удалось написать трилогию мемуарного характера: «Кафтанчик», «Лях», «Отрыв». Книги были изданы. Я помогала ей править корректуры, и она заставила меня заняться литературой.

На гонорары за книги она купила дом в пригороде Киева, оставила хирургическую деятельность и решила заниматься только писательской. Купила себе корову, которая упорно не давала молока, старалась оградить себя от нашествия служителей церкви, монахов, богоискателей, странников.

В доме всегда находился кто-нибудь в черной рясе, поучающий и указующий путь совершенствования. Церковники шли к Нирод, писатели, художники, садоводы и просто пьяницы группировались вокруг Веры Игнатьевны.

Из Ленинграда пришло письмо. Союз писателей просил Веру Игнатьевну помочь Федину, который заболел туберкулезом, и содействовать его помещению в лечебницу Дюсеранвиля в Давосе. Дюсеранвиль, как и Вера Игнатьевна, был учеником Ру и на ее просьбу ответил немедленно и утвердительно. Федин поехал в Давос[10].

У Гедройц начался рецидив раковый, и она сказала мне: «Давай напьемся в последний раз и кстати поставим эксперимент. Замечала ли ты, что собаки, кошки едят всегда одну и ту же травку — вот эту остренькую. Нарежь этой травки, неси сулею с широким горлом — заливай траву спиртом, пусть постоит недельку». Сидели мы с ней под грушей, пили через неделю ядовито-зеленую жидкость отвратительного вкуса, выпили много, и когда нас вывернуло наизнанку и мы поплыли в обморочное беспамятство — Вера Игнатьевна слабым голосом сказала: «Для собак годится, для людей плохо, думала — рак в себе убью, резать уже бесполезно — везде он». Умирала долго, мучительно. Писала стихи. Соборовали ее. За день до смерти, ночью, вынула из-под подушки сафьяновую папку, достала письмо. «Леня, — зашептала, обращаясь к мужу, — возьми, сохрани. Это Ру мне пишет, что кафедру женевскую хирургическую мне завещает. Это для русской хирургии честь, понимаешь? Надо, чтобы это в истории осталось. Время придет — отдашь кому следует. Обещай. Это след мой, в этом жива буду. И еще знайте, когда оперируют рак, надо избегать иглы, нельзя прокалывать больную клетку, не понимают. У моих потому и метастазов не было, что я это знала».

В 1937-м, когда арестовывали мужа, при обыске нашли это письмо Ру на французском языке. При допросах размахивали письмом, как доказательством шпионской деятельности. Переводом не интересовались. «Шифром написано, признавайся, сволочь, мы и Верку найдем. Вы заговорите, гады...»

Не осталось следа.

Дом продали. Нирод поселилась у монахинь Введенского монастыря. В войну пропал сундучок с дневниками и архивом интереснейшим Веры Игнатьевны. < ... >

Родзянко во время войны перебралась за границу. Любочка и фокстерьер Дик во время немецкой оккупации скончались. Мария Николаевна Игнатьева до последнего вздоха несла свою схиму — когда кончилась война, она сидела в своем кресле, бестелесная, все та же черная кружевная косынка на голубовато-серебряной голове. От слабости не могла встать. Голодала. Молчала. Я написала ее двоюродному брату писателю Игнатьеву, что Мария Николаевна умирает от дистрофии — он прислал 25 рублей — по теперешним деньгам 2 р. 50 коп. Хватило на два стакана пшена и литр молока. Так, сидя в кресле, и умерла. Похоронили ее в белой кружевной косынке мамы.

  

1.  Киевский адрес Гедройц: Круглоуниверситетская, д. 7а, кв. 25.

2.  Эти сведения неточны. По свидетельству Ф.Ф.Нирода, сына М.Д.Нирод, его мать стала медсестрой после смерти мужа, полковника Ф.Ф.Нирода, в 1913 г. В Киеве они жили при госпитале, развернутом в помещениях Киево-Печерской лавры. Сведениями об арестах Гедройц мы не располагаем.

3. Анна Александровна Вырубова (урожд. Танеева, 1884-1964), фрейлина императрицы Александры Федоровны и посредница в ее отношениях с Г.Распутиным, также была медсестрой Царскосельского госпиталя во время войны, о чем писала в своих воспоминаниях (Новый журнал, 1978, кн. 131, с. 153). По сообщению Ф.Ф.Нирода, у Гедройц был с нею какой-то конфликт.

4. Аленушка — дочь Авдиевой и Поволоцкого.

5. Граф Алексей Алексеевич Игнатьев (1877-1954) — военный дипломат и писатель, автор мемуаров «50 лет в строю»

6. Эта часть воспоминаний И.Д.Авдиевой основана, по-видимому, на сведениях легендарного характера. Гедройц была военным врачом и в то время в Петрограде не находилась; вряд ли М.Нирод могла быть «белой монахиней» и т.д

7. Здесь неточность: на фотографии, помещенной в журнале, В.И.Гедройц снята в группе медиков Дворянского передового госпиталя (из Москвы) в Тавагоузе (близ Мукдена) — Нива, 1905, № 6, с. 110.

8. Вероятно, речь идет о Василии Иосифовиче Гурко (Ромейко-Гурко; 1864-1937), в то время имевшем чин капитана.

9. Это не так: к революционному движению Гедройц приобщилась еще до Лозанны (см. вступительную заметку).

10. Уже находясь в Швейцарии, Федин писал Е.Замятину 21 июня 1932 г.: «Был и в Лозанне, заходил к Цезарю Ру — учителю В.Гедройц. Кстати, знаете ли Вы, что Гедройц умерла в марте? Она в свое время дала мне письмо к Ру, и он помог моему въезду в Швейцарию» (Новый журнал, 1968, кн. 92, с. 189-190).  

* Мария Дмитриевна Нирод (урожд. Муханова) родилась 24 мая 1879 года в Царском селе С.-Петербургской губернии. Фрейлина. Замужем со 2 февраля 1903 года за флигель-адъютантом поручиком лейб-гвардии Конного полка графом Федором Михайловичем Ниродом.  В 1915-1919 гг. Мария Дмитриевна - сестра милосердия, хирургическая сестра Царскосельского госпиталя. Скончалась 11 октября 1965 года в Киеве, похоронена на Байковом кладбище. 

ПРОДОЛЖЕНИЕ    >> Стихотворения Сергея Гедройц

  

ПРОГУЛКА ПО ЦАРСКОМУ СЕЛУ НАЧАЛА XX ВЕКА: часть1, часть2, часть3  | ВОСПОМИНАНИЯ О ЦАРСКОМ СЕЛЕ

ЦАРСКОЕ СЕЛО НА РУБЕЖЕ  XIX-XX  ВЕКОВ  |  СТАТИСТИКА Ц.С.   |  КАРТА Ц.С.  |  ЦАРСКОЕ СЕЛО В ИНТЕРНЕТЕ

Ул. Малая  | Дом-музей Н.Гумилева и А.Ахматовой | Учебные заведения  | Лечебные заведения | Семьи царскоселов

КНЯЖНА ВЕРА ГЕДРОЙЦ: СКАЛЬПЕЛЬ И ПЕРО - Главная страница.

Биография | Дневник | Воспом. Авдиевой | Стихи  | Мальцовские заводы |  На сопках Маньчжурии | Тайна замужества Дворцовый госпиталь | Военный хирург | Скальпель и перо  |  Род Гедройц   |  Отчет Передового отряда   Документы и фотографии  |  В.И.Гедройц в письмах Императрицы  |  Памяти В.И.Гедройц. Стихотворение

  

http://kfinkelshteyn.narod.ru/Tzarskoye_Selo/Gedroitz2d.htm#Nirod

Служительница_Бога_Кама (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

«Русский Царь во главе социализма». Парадоксально сбывшийся прогноз.

 

Православный философ предрёк, что социализм будет не царством свободы, а казармой во главе с абсолютным вождём

С Балкан придёт Мировая война – не услышанное предостережение

Дворянин Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) много лет провёл на дипломатической службе в Османской империи. Внимательный наблюдатель, он в 1870-е годы начал публиковать свои впечатления от жизни болгар, греков, турок. Постепенно на их основе развилась целая философская система.

Леонтьев всегда не боялся идти наперекор общему мнению. В ту пору русское общество было воодушевлено идеей воевать за свободу балканских славян против турок. В преддверии этой войны 1877-1878 гг., ничего хорошего не принесшей собственно России, Леонтьев предупреждал, что «освобождённые» болгары никогда не станут верными друзьями России.

Значительно больше симпатий у Леонтьева вызывали консервативные турки. Он призывал сохранять единство слабой Османской империи как неопасной для России и указывал на то, что независимые государства на Балканах взорвут спокойствие и стабильность Европы и принесут множество неприятностей России. Фактически он предсказал, откуда начнётся Первая мировая война. Но его пророчество никто не услышал.

В предвидении Сталина

Леонтьев резко отрицательно относился к революционным и либеральным идеям своего времени. В отличие от многих, он уже тогда видел, что у либерализма в России нет опоры, и что падение самодержавия закончится торжеством социалистов. А воплощение социалистических программ, по убеждению Леонтьева, приведёт к торжеству не свободы, а жёсткой деспотии (тоталитаризма, как сказали бы мы сейчас).

 

Однако, в соответствии со своими своеобразными ценностными взглядами (Леонтьев считал злом «права человека» и «общественные свободы»), философ считал, что у социализма, в отличие от либерализма может быть творческий, созидательный потенциал. Особенно в России.

«Если социализм, – писал Леонтьев в одном из писем, – не как нигилистический бунт и бред всеотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ, – имеет будущее, то в России создать этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, ни семье, ни высшей цивилизации, не может никто, кроме монархического правительства».

В отличие от большинства консерваторов, Леонтьев считал, что русский Царь должен сам возглавить исторически неизбежное движение к социализму, дабы совершить его с минимальными потерями для страны. Социализм это не свобода, а новое крепостное право, был убеждён Леонтьев. Если социализм утвердится в результате революции, ниспровергающей старый порядок, то он сам восстановит в каком-то виде и монархию, и церковь, и семью. Только такие копии будут несравненно хуже оригинала.

 

«Чувство моё пророчит мне, – писал Леонтьев за два года до смерти, – что славянский православный Царь возьмёт когда-нибудь в руки социалистическое движение и с благословения Церкви учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной. И будет этот социализм новым и суровым рабством».

Чувство Леонтьева подсказало ему некоторые черты того, что произошло уже после революции. А если бы Николай II, вместо того, чтобы попустительствовать либеральным свободам, подчинил капиталистов и помещиков жёсткому диктату государства в целях общего блага, как сложилась бы судьба России в ХХ веке?!...

 

 

 

ttps://zen.yandex.ru/media/history_russian/russkii-car-vo-glave-socializma-paradoksalno-sbyvshiisia-prognoz-5d1b5bbc10155d00ac3ed876

Икатель_истины (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

Княжна Татьяна Багратион - Мухранская. Загадка рода Романовых. Царственная монахиня.

 

От автора.
                                                                                              Памяти Т. К. Сагайдак.

Об этой женщине Царственного рода, почти что в конце жизни затеплившей свечу своего присутствия в одном из Иерусалимских храмов на священной земле Палестины я знаю еще менее, чем о её Царственном брате, князе Олеге Константиновиче Романове, павшем на поле брани в годы первой Мировой… Увы! Опять - безмолвие. Опять - пустота? Но я упорно ворошу и ворошу страницы альбомов, вчитываюсь в скупые строки чужих дневников и воспоминаний, статей и эссе. Пытаюсь что – то оборванное и недосказанное, неугаданное и неизвестное связать воедино. Моя «романовская» эпопея продолжается. Зачем мне всё это нужно? Я ведь не давала себе обетов и зароков, как они, все те, о ком я неустанно пишу…. И я вполне могу отринуть слово: « долг». Зачем мне какое то моральное обязательство, отягощение памяти? Я ведь вовсе не из их племени, я лишь потомок мастеровых и мельников, затерянный обломок практически угасшей фамилии. Но почему я чувствую себя как - то незримо связанной с ними? Я, обыкновенная обывательница, жительница почти забытого богом «скифского поселения» на окраине бывшей советской Империи - Атлантиды, почти что на её задворках, пишу об Империи другой. Ещё более призрачной и далекой. Почти - мифической. Её я никак не могла не представлять, не осязать. Меня попросту еще не было в то время, когда она существовала… Не было, когда в подмосковной усадьбе Великого князя Константина Романова цвел - горел «мавританский ковер» цветов, посылая бархатные искры в прозрачную синь небес, где, словно выписанные акварелью, нежились в лучах закатного солнца огромные облака, падал мягкий и легкий первый снег…. Меня тогда не было. Почти полтора столетия назад…..

2. …Но почему же, почему я так ясно вижу перед собой эту юную высокую девушку, в лице которой нет ничего девически кокетливого, обычного, прельстительного и манящего, но есть характерное невыразимое «романовское» очарование. Очарование сине – серой глубины глаз, затаенно - твердой линии подбородка, - при всей его нежности и округлости,- атласная гладкость роскоши темных, с золотой искрою, волос, убранных в затейливо - мягкий, низко спущенный узел… Почему же так ясно видение это? Не понимаю и сама.. Вот она, девушка. Лежит на широком резном балконе – террасе, в шезлонге, укутанная медвежьей полостью и пушистым платком из козьей шерсти, который, конечно, вполне могла связать и сама.. Зима, та странная, почти роковая зима в жизни княжны Императорской крови Татьяны Константиновны Романовой.. Зима, подающая ей знаки о прочности чувства ее к князю Константину Багратион - Мухранскому. Подающая тем, что и в пропасти года ожидания, назначенного для дочери суровым гневом отца - поэта, находила княжна утешение даже и на страницах небольшой книги профессора Николая Марра о царице Тамаре, властительнице Грузии, родного края её возлюбленного кавалергарда – корнета. 3. …Страстный, порывистый, весь - словно натянутая струна, всегда угадывающий все нити и звуки ее настроения, каждое, еще не слетевшее с её губ слово и еще не выраженное взглядом желание.. Княжне Татьяне он нравился и не только тем, что был остер на язык в подобающих случаях, и ловок весьма на паркете бальной залы, а потому еще, что вполне мог быть серьезен и молчалив. И вовсе даже не тогда, когда его об этом просили. А едва лишь умолкала она… Князь Константин Багратион словно улавливал любую мелодию души, скрытый камертон. Впрочем, быть может, княжне только так казалось? Она ведь всегда была романтично настроена. С самого детства знала, что в любимом Мраморном дворце есть множество тайных, прохладных уголков. Пилястровая зала, Белая зала, Шпалерный кабинет ПапА с огромной библиотекой. Мягкая диванная комната, наполненная легким ароматом яванского табака и морскими пейзажами. И аромат, и пейзажи, кисти Айвазовского, Щедрина, Феодора Васильева остались в наследство еще от деда, Великого князя Константина Николаевича, адмирала, любителя кораблей, моря и музыки. Дед и музыку сравнивал неизменно с шумом морским, с бархатным шепотом прилива и протяжными контральто отлива…. И это поражало маленькую княжну несказанно. Суровая на вид, замкнутая, застегнутая на все пуговицы парадного кителя, душа августейшего Деда таила в себе такие глубины нежности, о которых трудно было догадаться. 4. … Маленькой барышнею Татьяна иногда любила прятаться за широкими драпрями занавесей в Музыкальном салоне. В той самой, глубокой раковине – нише окна, где найти ее мог только Габриэль – Гавриил….. Брат - шалун, больше всего на свете любивший даже и во время болезней своих, весело бегать по комнатам дворца, размахивая маленькой игрушечною шашкою и изображая, как он выражался, «турку»… Татьяна запомнился громкий, раскатистый смех Государя императора Александра III – она всегда немного путалась в его родственных званиях - и дядюшка, и дедушка, а вообще - то, всегда и неизменно: «Его Императорское Величество»…. Приезжавший на чаепития и концерты в Мраморный или в Стрельну, часто вместе с веселой и ласковой супругою своей, кареглазой, тоненькой и живой императрицею Марией Феодоровной, обычно серьезно – грозный Государь, то и дело от души смеялся проказам маленьких братьев княжны Татьяны: Константина, Габриэля и Иоанна, которые, играя в дальние путешествия, например, на Северный полюс, неизменно выбирали в кучера, правившего воображаемым экипажем - горою стульев и кресел в солнечной детской -, рослого не по летам Габриэля. И называли его Якукой. По имени своего любимого кучера Якова, возившего их всех, шумною ватагой, по субботам играть в обширный Таврический сад. Наслаждением было прятаться среди тенистых лип, протягивая руки, ловить пальцами тонкие, почти янтарные, солнечные лучи, ощущая их ласку на щеках. Зажмуривая глаза, до боли, до радужных, разноцветных пятен в мозгу, вспыхивающих, как молнии…. Девичество. Светлое и нежное. 5. ….Также, до боли зажмуривала глаза Татьяна и каждую весну и лето, встречаясь с ослепительно спокойной чашей любимого Черного моря, бездонной и глубокой, казавшейся зеркальной. Только вот чувства холода это зеркало никогда не вызывало. Напротив, лишь бесконечность тепла, сияния, глубины окутывала Татьяну всякий раз, как она стояла на берегу, ощущая биение волн всем существом своим, или же когда осторожно забрасывала покатую, гладкую на ощупь, гальку - камешек в неподвижную сверкающую даль, почти за горизонт, часто скрытый поволокою серебристого тумана или же - легкой, прозрачной вуалью заревой утренней дымки… 6. Ореанда. Она любила это загадочное место, словно разделенное на две части – Нижнюю и Верхнюю - остатками белых невысоких скал – валунов. Одну из частей имения называли еще и «виттовской», и овеяна она была легкими призраками заветной и загадочной для окружающих, заветной пушкинской поры. В старинной усадьбе генерала Витта, с остатками чудного кипарисового парка и тисовых аллей, старинных ротонд - беседок и розовых шпалер, обитало большое и гостеприимное семейство Константиновичей, то и дело встречавших и приглашавших к обеду и чаю родных членов Высочайшей фамилии – ведь почти вся территория Ореанды, со времен Николая I Павловича, принадлежала его царствующим потомкам. Император Николай Павлович выстроил здесь легкое, воздушное здание, почти что виллу, в полумавританском и в полуроманском вкусе, надеясь привести сюда для излечения от губительной чахотки свою безнадежно больную дочь Адини, своего любимого «гатчинского соловушку», тонкостанную, темноволосую, ясноглазую герцогиню Гессен – Кассельскую, истинную певицу с волшебным голосом глубиною до трёх октав. Но Александре Николаевне не суждено было не то что петь здесь, а даже и просто смотреть на роскошный крымский пейзаж, дышать горьковатою смесью степных трав и влажно – соленого морского бриза. Адини, любимица дедушки - адмирала Константина Николаевича и всей царственной Семьи, мучительно умерла в Петергофе, волшебном, полном пышно расцветшей сирени и розовых кустов. Татьяна тоже искренне любила Петергоф, но своею парадностью, каскадами аллей и прудов, фонтанами и дворцами он немного подавлял ее живую, тонкую, впечатлительную натуру. Она всему и всегда предпочитала тенистый Павловск, солнечную Ореанду или же - Осташево. Милую подмосковную усадьбу, которую в своих стихах брат Олег все сравнивал с псковским домом легендарного, любимого им до безумия, пушкинского Онегина:

Уж ночь надвинулась. Усадьба засыпает...

Мы все вокруг стола в столовой собрались.

Смыкаются глаза, но лень нам разойтись,

А сонный пес в углу старательно зевает.

В окно открытое повеяла из сада

Ночная, нежная к нам в комнату прохлада...

Колода новых карт лежит передо мною.

Шипит таинственно горячий самовар,

И вверх седой, прозрачною волною

Ползет и вьется теплый пар.

Баюкает меня рой малых впечатлений

И сон навеяла тень сонной старины,

И вспомнился мне пушкинский Евгений

В усадьбе Лариных средь той же тишины.

Такой же точно дом, такие же каморки,

Портреты на стенах, шкапы во всех углах,

Диваны, зеркала, фарфор, игрушки, горки,

И мухи сонные на белых потолках... О. К. Романов « Осташевская элегия».  Князь Олег Константинович Романов, брат Татьяны, талантливый поэт, военный, отмеченный серебряным Георгиевским крестом. Погиб от  ранения. 7. …Но Татьяне более всего нравилось в тиши родовой усадьбы вспоминать о том, что и как рассказывал ей Костя Багратион о своем древнем роде, о предках, имеретинских и кахетинских, потомках легендарных братьев - царей, Георгия III и Давида IV Багратидов, и от князя Теймураза, владетеля Мухранского, с 1611 года, тоже происходящего от одной из ветвей грузинского царского рода Багратидов, легендарных отважно борющихся за независимость гордого народа от гнетущей исподволь власти арабского халифата, Персии и Византии. Старинный земельный удел князей Мухранских располагался в Карталии и Кахетии, плодородном саду - долине. Много было охотников по ту сторону гор Кавказских за этою солнечной, пышно цветущей землей, напоенной соками виноградников и силою бурных вод Куры и Терека. За богатствами, что тихо таились - спали в недрах её… И уже с далекого тринадцатого века Мухрань, уставшая от постоянной нависающей над нею угрозы воинственно – вероломных набегов турок и иранцев, часто задумывалась о покровительстве своих могучих соседей - россов. Но обрела его лишь в 1801 году, присоединившись к России в составе обширного Картали – Кахетинского княжества. 8. … ..Князь Константин Александрович Багратион – Мухранский, наследник фамилии и родовых земель, все время восторженно и пылко сравнивал любимую княжну Татьяну, в письмах своих с дочерью Георгия III Багратида, легендарной "Тамар - мене" , приводя описания внешности тогдашней «мужеумной правительницы Иверской», : «Правильно сложенное тело, темные глаза и розовая окраска ланит, манера царственно метать взоры вокруг себя, веселая и чуждая развязности всяких разговоров». …Развязных разговоров княжна Татьяна Константиновна и вправду - не любила, а вот по поводу «метания огненных взоров» искренне сомневалась, смеясь тихо Всегда, сколько помнила себя она, скоропалительному гневу окружающих предпочитала лишь застенчивую улыбку и молчание. Она и праведный гнев отца своего по поводу любви победила, наверное, только тихим, упорным молчанием и ничем более!

9. …Вот как описывал позже в своем дневнике разыгравшуюся неожиданную семейную драму Великий князь Константин Константинович - отец: "По возвращении из поездки меня ожидало горе. Жена, очень взволнованная, передала мне свой длинный разговор с Татианой, которая призналась в своей любви к Багратиону. Им усиленно помогал Олег, передав ему о её чувствах, и взявшись доставлять письма. Дошло даже до поцелуев. После ужина, в присутствии жены, у меня был разговор с Олегом. Я выражал ему глубокое возмущение принятой им на себя ролью. По-видимому, он нимало не сознает, как она неприглядна. Когда они ушли, ко мне явилась Татиана. Мы больше молчали. Она знала, что мне все известно. Кажется, она не подумала о том, что, если выйдет за Багратиона, и будет носить его имя, то им не на что будет жить. Позвал жену и при ней сказал Татиане., что раньше года никакого решения не приму. Если же ей идти на такие жертвы, то, по крайней мере, нам надо быть уверенными, что "то - чувство глубоко".

10. … Глубина чувства была. Неизмеримая. Как море. Такая, что Татьяна от огорчения и предстоящей ей долгой разлуки с любимым (он был вынужден уехать в Тифлис, написав прощальное письмо.) заболела. Тоска одолевала ее исподволь, незримо, и она бродила по залам Мраморного и Константиновского дворцов в Стрельне, как тень. Её не радовали ни книги, ни фарфоровые куклы, которых с детства с тщанием собирала. Княгиня - мать старалась развлечь, возила на благотворительные балы, в концерты и театры, на Елагин остров, к Императрице - матери Однажды, именно там, за чаем с миндальным печеньем и бисквитами, Татьяна вдруг узнала, что внешне пристрастная к придворному этикету и сдержанная Мария Феодоровна, на самом деле считает положение о неравнородных, морганатических браках среди членов Романовской династии немного устаревшим и не прочь бы его изменить, что и предложила сделать Государю - сыну. Говоря это, Вдовствующая Государыня слегка тронула Татьяну за руку, ласково улыбаясь. Золотые искры в ее карих глазах заплескались, как молодое вино в гранях высокого, тонкого "боккара", и княжна Романова, впервые за все долгое время вдруг поняла, что может вздохнуть с облегчением. Тем же вечером уговорила мать уехать в Осташево. Вдали от суеты столицы ее тихой грусти и тоске по жениху никто не мог помешать. Так ей думалось. И душа все трепетала от чего - то, как пугливая ночная бабочка…

 Княжна Императорской крови Татьяна Константиновна - Багратион - Мухранская. Парадное фото.
( Предназначалось для продаж и  присутственных мест, выставлялось в витринах, печаталось в газетах)

11. Лунный свет мягко ложился на засыпанные порошей дорожки Осташевского парка, тени смягчали угловатые выступы фасада большого усадебного дома. Татьяна тихо сидела в своей комнате, за вязанием, складывая в уме бесхитростные строки молитвы к "Мариинской иконе" Пресвятой Богородицы. Так про себя она называла список с иконы Феодоровской Божией Матери в синем, с позолотою покрывале, в венце и звездах, с серебряно - позлащенным окладом, в драгоценных камнях, сделанный искусною рукою жены Государя Императора Павла Петровича, благословенной бабушки, Императрицы Марии Феодоровны. Икона та особо почиталась в семье романовской, как восставшая из пламени и намоленная постами, и славою монастырских дел боярыни - инокини Марфы Ивановны Романовой, матери первого царя из их рода, Михаила Феодоровича. Считалось, что любое желание, пред иконою той загаданное, сбывается непременно. Решилась тогда княжна Татьяна загадать и свое, нехитрое, но истовое: быть рядом с любимым. Нареченною невестой Женой. Но, едва лишь она осенила себя крестным знамением, начав молитву, как в дверь постучали. Вихрем ворвавшийся в комнату румяный, веселый Олег, запыхавшись, сообщил Татьяне, что приехали в гости их общие знакомые - гусары  Татьяна Константиновна в венчальном уборе.

… От морозного воздуха перехватывало дыхание, на глазах выступали слезы, Деревья стояли, тихо позвякивая в лунном свете, словно посеребренные паникадила в большом Исаакиевском соборе. Свечи - ветви нехотя стряхивали с себя тончайшую снежную пыль и она оседала на лице и ресницах пудрою мелких капель. Лошади бежали резво по узкой тропке и, отчаянно смеясь какой то шутке спутников – офицеров, молодые и веселые седоки не сразу заметили соседние сани, едущие рядом Свободно разъехаться на узкой тропке обеим экипажам было нельзя и от сильного удара в бок сани, в которых ехала княжна Татьяна с братьями Дмитрием и Игорем, перевернулись. Княжна вылетела на снег, сильно ударившись спиною о дерево или толстую его ветку. В темноте и суматохе она так и не смогла понять, обо что именно!
13.
От сильной боли Татьяна зажмурила глаза, из которых сыпались искры,- " райские птицы", как называла она их еще в детстве. Кусала губы, глотая слезы и подавляя в себе глухой стон, старалась улыбнуться незадачливым попутчикам, мгновенно сбежавшимся к ней и суетившимся вокруг. Старательно укутанная в медвежью полость и беличью шубу, на руках испуганных братьев, прибыла Татьяна в Осташево. Семейное вечернее чаепитие было испорчено, мать княгиня – изрядно напугана, но ни слова упрека не сказано никем ни уследившим за княжной братьям, ни незадачливым гостям - гусарам. Две недели пролежала Татьяна в своей комнате, приходя в себя от сильного ушиба позвоночника. Путешествуя на руках то Дмитрия, то Иоанна, то Константина с Олегом лишь в столовую, к семейному обеду, или - на балкон, куда по предписанию врача, ее выносили дважды в день дышать свежим воздухом…

Она не могла ждать писем от жениха, а новости доходили до усадьбы лишь дважды в неделю, с фельдъегерем -курьером, что привозил отцу документы из Санкт – Петербурга, из самой Дворцовой канцелярии. Иногда это были пакеты с вензелями и сургучной печатью Государя Императора, но что скрывалось за этими печатями и затейливой вязью, Татьяна знать не могла, увы! Из газет, жадно скользя по строкам циркуляров и меж них, только что и узнавала она о передвижениях полка Эриванского, в котором служил Константин Багратион, да не выпускала из рук книгу о Царице Иверской, "с душою львицы", которая могла приказать своим сановникам раздать рубины и смарагды со своего царского пояса бедным, собравшимся у дворца ее, и просящим милостыню. Но не могла выбрать жениха по велению собственного сердца… С жадностью вчитывалась княжна в подлинные слова Тамаре - мене, обращенные к членам Государственного совета, знатным удельным князьям: "Вы действуйте словом, а я буду действовать делом, вы - учением, а я исполнением, вы - наставлением, а я - дозором. Подадим друг другу руку помощи для безбоязненного сохранения священных законов, дабы не сделаться нам всем ответственными, вы действуйте, как священнослужители, а я буду действовать, как царь, вы – как сановники, я – как страж…"

14. Из Татьяны же, напротив, выходил плохой страж "священных законов" ее Империи, ее блестящего рода: умом она понимала, что не должна преступать грани дозволенного, но сердце так и рвалось к любимому. Книгу о правительнице Тамаре на ночь княжна всё клала под подушку: не раз перечитывала строки о том, как был влюблен в царицу Грузии старший сын и наследник греческого императора Мануила, Поликарп, почти что - потерявший разум, ходивший за нею, "как ошеломленный". В числе поклонников грузинской властительницы был и "сын антиохийского царя, и сын султана Турции Кизил – Арслана, Мутафрадин, по вере - магометанин". Но, после недолгого и горького брачного союза с сыном князя Московии Андрея Боголюбского Юрием, впавшем вскоре после венчания в отчаянное пьянство и помутнение разума, смешанного с гордынею и безумными кровавыми мятежами, гордая Тамара всё – таки отдала сердце тому, кого любила трепетно и молчаливо все эти долгие годы. Осетинскому князю и воину Давиду Сослану, выросшему вместе с нею, разделившему с властительницей и детство, и юность, и всю славу своих военных побед и даже - горечь своих поражений…... "Сможет ли когда – нибудь также полно делить с нею жизнь ее любимый воин – князь?" - неустанно думала Татьяна, молясь о встрече с ним… И загаданной сердцем и все же - неожиданной. Татьяна  Константиновна, княгиня Багратион, с сыном первенцем, Теймуразом ( Тимуром). 15. На Семейном совете с участием Государя Императора Николая Второго, Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны и членов Августейшей семьи Константиновичей - матери и отца княжны Татьяны, а также дядюшки Государя Императора, Великого князя Владимира Александровича - старшего, было решено дозволить протоколом Двора "полувысочайшую свадьбу" княжны императорской крови Татианы Константиновны Романовой с представителем древнейшего рода Светлейших князей грузинских, Багратионов, что происхождением своим могли быть вполне подобны угасшей французской династии Орлеанов, некогда - королей французских. В августе 1911 года все столичные газеты опубликовали дословный текст именного высочайшего Указа за номер 1588, в котором говорилось: "Ея Высочество Княгиня Татьяна Константиновна представила Нам, за собственноручным подписанием, отречение от принадлежащего Ей, как члену Императорского Дома, права на наследование Императорского Всероссийского Престола. …На подлинном собственной Его Императорского Величества рукою написано: "Николай". Петергоф, 24 августа 1911 года. Скрепил Министр Императорского Двора, генерал-адъютант барон Фредерикс". Тем же днем был датирован и другой именной Указ, за номером 1589. В нем дочери Константина Константиновича Романова определялся титул – Высочество – и содержание, но специально оговаривалось, что дети, рожденные от этого брака, будут носить фамилию отца и "пользоваться принадлежащими ему сословными правами". Права на титул "Высочество" они уже не могли иметь. 16. Но, похоже, что новоявленную княгиню Багратион - Мухранскую это все – пышные придворные церемонии и условности протокола - волновало мало. Она была полна внезапным и выстраданным счастьем и оттого, должно быть, чудо как хороша и в день своей помолвке в Кореизе, и в день самой свадьбы, в приделе фамильной церкви Павловска, в подвенечном платье, расшитом серебряными и жемчужными нитями, и с голубою лентой ордена святой Екатерины через плечо. Павловский дворец в те дни сиял пышностью и красотой, как никогда более. Там, подле Августейших родителей, в отдельном крыле дворца и обосновалась новая семья, новая ветвь старинного блестящего рода.

Счастливая семейная жизнь молодой княгини Багратион вскоре увенчалась появлением на свет двоих детей: сына Тимура - Теймураза и дочери Натальи. Об имени первенца у младших Константиновичей - Багратионов вся романовская Фамилия дружно справлялась в православном Святейшем Синоде и была несказанно счастливой, когда ответ пришел положительный: имя такое в Святцах есть! Восприемниками от купели маленького светлейшего князя Тимура Константиновича Багратион - Мухранского были сам Государь Император Николай Александрович и его старшая дочь, Цесаревна и Великая княжна Ольга Николаевна… 17. Но частные семейные события и счастье большой взаимной любви все же никак не затмевали собою значения жизни публичной, общественной. Княгиня Багратион много и энергично занималась благотворительностью всюду, где только бывала и жила: и в Павловске, и в Петербурге, и в Крыму, и в Мцехте. Она с радостью и тщанием великим принимала живое участие в создании Тифлисского военного госпиталя, а позже - и санитарного поезда, который возглавила во время первой мировой войны ее свекровь, княгиня Нино Багратион. (Санитарный поезд старшей княгини Багратион был оснащен новейшим хирургическим инструментом. В нем служили семнадцать сестер милосердия – жен офицеров - и сорок один санитар. Августейшее покровительство санитарному Кавказскому эшелону оказывал Великий князь Михаил Александрович, брат Государя, к чьей воинской части был прикреплен состав с красными крестами на вагонах.) Княгиня Татьяна Константиновна весною и летом неутомимо посещала вместе с Императрицею Александрой Феодоровной санатории для туберкулезных больных в Ливадии и Ялте, базары и благотворительные вернисажи в Гурзуфе и Кореизе. Энергично устраивала вечера и концерты для раненых товарищей своего супруга - кавалергардов 13 Эриванского полка, лечившихся в одном из больших лазаретов Павловска. Ей был вовсе не стыдно смотреть в глаза товарищам мужа: пятеро её родных братьев - Иоанн, Константин, Гавриил, Олег, Игорь, – все они дружно отправились на фронт, считая, что участие в боевых действиях членов фамилии Романовых - их прямой долг, и это непременно должно как - то помочь войскам русским, с тяжелыми боями идущим вперед, на немцев, сохранить гордый дух. Она переживала и о муже и о братьях. Здоровье отца, страдающего припадками удушья, слабеющего сердцем, то и дело внушало ей серьезные опасения. Она часто навещала его, гостя то в родительском доме, то в близкой резиденции тетушки, греческой королевы Ольги Константиновны. Та тоже основала в Павловске свой именной госпиталь, передвижные лазареты, склады. Всячески привлекала к хлопотам и любимую свою племянницу, чтобы отвлечь от горестных дум…. Но до конца это было невозможно. Война, как кружащая в воздухе неустанно танцующая валькирия, Дева смерти, победно собирала свой страшный урожай.

18.
В сентябре 1915 года пришло известие о ранении и смерти в лазарете под Вильной маленького милого брата Олега.
Скорби княгини Татьяны не было предела Горе накрыло ее собою, как снежная лавина, ночи были потеряны для сна навсегда. Она то бормотала молитвы, то строчки стихов брата, часами перебирая семейные альбомы с фотографиями в твердых паспарту с вензелями подписей. Вот снимки домашнего спектакля в Стрельне: милый ПапА в роли принца Гамлета, в бархатном берете на флорентийский манер, а вовсе не на датский! А вот славный серьезный малыш - Олежек уже в мундире Полоцкого кадета. Рядом, в веере снимков, лежало и фото рослого красавца Олега – Александровского лицеиста, и Татьяне все не верилось, что лицеист тот так быстро стал воином, георгиевским кавалером. Эмалевый крестик в петлице. Его положили Олегу в гроб, на грудь. Точно такой же был у Анпапа - за турецкую кампанию.
Они тщательно устраивали с милой тетушкой Ольгой семейный поминальный обед в Павловске, где собрались все члены Фамилии, во главе с Государем и Императрицей, но она почти ничего не помнила о той встрече, разве только что устремленные на нее, наполненные тревогой и слезами, огромные сапфировые глаза Государыни Александры. Императрица что - то знала? Еще что - то горькое и несказанное? Гадать Татьяна не могла, не решалась.

Вспоминала только, что в последнюю встречу с мужем их разговор был предельно серьезен из кавалергардов, элитного полка в котором давно и доблестно служил, её храбрец - князь решил перейти добровольно в пехоту, где потери ощущались более всего, и где так не хватало офицеров! Не отговорила. Не посмела. Не посчитала нужным. Лишь молчаливо старалась быть рядом до самого его отъезда, словно знала, что – не надышится…

Князь Константин Александрович Багратион - Мухранский был убит в одной из атак, где то на территории царства Польского, под Львовом или чуть далее.. Получив вскоре после похорон брата известие о трагической гибели супруга, Татьяна Константиновна уже не заплакала, только прерывисто вздохнула … Выйдя сорок минут спустя из своей комнаты в ослепительно белом одеянии - такой наряд издавна полагался всем скорбящим и вдовам императорской фамилии, она молчаливым поклоном приветствовала приехавших на панихиду по князю родных: Императорскую чету. Покачнувшуюся, ее удержал под локоть Государь, взглянул в лицо бездонно добрыми очами, на секунду слегка прижал к себе .. Хотел было сказать что – то , но не произнес ни слова.. А ей казалось, что она все же расслышала в воздухе растворенное, тихое, мягко - печальное: «Танюша, милая, крепись!» После всех траурных служб и панихид в столице почти тотчас, не мешкая, она отправилась в Харьков, где должна была встретить гроб мужа, чтобы через Тифлис провести его в Мцехту, где в родовом склепе усыпальнице близкие собирались предать его тело земле. Гроб не открывали, ибо жара стояла неимоверная, и ей все не чаялось, не думалось, что там- в деревянном нелепом ящике, ее Костя, милый застенчивый храбрец, так часто умолкавший в ее присутствии! Вот и умолк. Навсегда.

19.
Еще там, в горестной, жаркой, истомленной от беспощадного солнца Мцехте, получила Татьяна Константиновна и известие ошеломившее её о смерти отца. Бедный ПапА, он так и не смог преодолеть неизбывной тоски по уходу любимца своего, Олега . Остался недописанным главный труд его жизни -библейская драма «Царь Иудейский» с огромным и подробнейшим сводом примечаний к ней.. Остались раскрытыми дневники в кожаных переплетах с золотыми обрезами и слегка потускневшими латунными застежками.. Сколько тайн хранилось в них… Она не считала. У нее были свои. Жизнь, наравне с любовью ведь тоже – есть тайна великая. Горесть собирала в золотые пылинки.

Старалась не плакать, рассказывая детям об их отце или дедушке. Поселилась, по вдовьи, рядом с дядюшкою, Дмитрием Константиновичем, опекала, оберегала его полуслепого, но по прежнему сохранявшего военную выправку. Тот, вопреки болезням и неприятностям семейным, по прежнему исправно и покорно сопровождал Татьяну на все церемонии Высочайшего двора, и в ложи театральные, если в этом имелась какая - либо надобность, Как старший в роду и по праву члена Фамилии. Но в увеселениях и маскарадах совестно было проводить жизнь, да и смешно казалось ей это В неожиданно - гибельном, февральском. вихре, налетевшем на страну, после гибели многих ею любимых, не могла разобраться, не могла принять чего – то, бесконечно страшившего ее, ни сердцем ни разумом! Когда арестовали братьев, поселилась в Петрограде в небольшой квартире, с двумя детьми, носила передачи в тюрьму, оббивала пороги грозной ЧК, беспомощно пытаясь добиться освобождения родных. Сопроводила дядюшку Дмитрия Константиновича в вологодскую ссылку, где прожила с ним вместе почти два года. С жадностью хранила и заучивала наизусть редкие весточки от родных, уцелевших в безжалостной пучине террора и братоубийственной бойни, пышно именуемой новопришедшими правителями: «Гражданской»!

 Инокиня Тамара, Княгиня Багратион, просто - Татьяна...
С большим трудом, через тонувший в неразберихе, голоде и панике Кавказ, с преданным ей, бывшим флигель – адъютантом её покойного отца,. полковником Короченцовым, безнадежно и давно влюбленным в её кроткий и замкнутый вдовий лик, удалось Татьяне Константиновне перебраться из охваченной анархией и грабежами, резней и беспределом террора России, сначала - в Румынию, в Бухарест, а потом уже и во Францию.
Еще в Бухаресте, под теплым, гостеприимным кровом румынской кузины, королевы Марии, решилась княгиня Багратион - Романова прочно связать свою судьбу с преданным Семье флигель – адъютантом, служившим её отцу почти 20 лет.

Они обвенчались с Александром Васильевичем, очень скромно и незаметно для посторонних глаз. Питая надежду после жить где – нибудь, в уютном пригороде, в доме с небольшим садом, и воспитывать детей, почти не вспоминая того мира, которому оба они принадлежали прежде, и который рухнул у них на глазах… Слишком уж много боли причиняли эти драгоценные воспоминания им обоим!
20.
Но счастье бездомных, отчаявшихся и отчаянно любящих, была, увы, совсем недолгим!
Вот найденные мною в одной из мемуарных статей , строки письма королевы эллинов Ольги Константиновны, тетушки Татьяны, всегда поддерживающей ее в трудные минуты жизни, брату покойного мужа, принцу датскому Вальдемару: «С другой стороны, я получила горестное известие о смерти мужа моей дорогой Татьяны Александра Васильевича Короченцова. Их свадьба была 27 октября, и ровно три месяца после этого он скончался... Моя бедная, бедная Татьяна, ей только 31 год, и она пережила почти что только одни испытания. Она знала А.В. больше 20 лет, он был лучшим другом моего брата Дмитрия, – он был как бы членом нашей семьи. Потеряв столько самых близких и дорогих людей – отца, дядю, заменявшего его, мужа, братьев, родину, она всей душой привязалась к А.В., который неустанно заботился о ней и о ее детях. Они женились и только три месяца наслаждались редким счастьем. Теперь все кончено, счастье пронеслось, как сон и осталась одна скорбь. Слава Богу, у Татьяны вера и покорность воле Божией несокрушимы, – я убеждена, что она будет жить в твердом уповании на все то, что Господь обещал всем страждущим и обремененным. "

21.
…..Так оно и получилось. Отныне жизнь Ее Высочества, Княгини Татьяны Константиновны Романовой - Багратион - Мухранской, во втором браке – Короченцевой, состояла в воспитании детей и пестовании их душ. С тщанием великим, присущим многим представителям романовского рода, дала Светлейшая Княгиня, дважды вдова, своим питомцам прекрасное образование и воспитание в духе высоких традиций Августейшей семьи, к которой принадлежала и узами, и корнями и духом своим, светлым, прочным, несгибаемым. Она несла их в себе незримо, эти традиции, и внушала им верность и уважение, не навязывая их, быть может, никому, а освящая неустанно лишь одним только своим присутствием… Её младшая сестра, Великая княжна Вера Константиновна, с теплым, трепетным волнением вспоминала о сестре Татьяне в своих поздних мемуарах: "Когда Теймураз - Тимур и Натуся кончили школы и сделались самостоятельными, сестра моя в 1946 году постриглась в монахини, и постригал ее тогда Блаженнейший Митрополит Анастасий под именем Тамары. Она уехала в Иерусалим и сперва монашествовала в Гефсимании. С 1951 года она - уже была игуменья Вознесенского Елеонского монастыря. Матушка Тамара всегда была особенно религиозной и мечтала о монашестве с отроческих лет».
22.
Инокиня Тамара стала настоятельницей Спасо-Вознесенского женского монастыря, поставленного на самой вершине горы Елеон, горделиво возвышающейся над Иерусалимом, и управляла этим монастырем до 1975 года.
В начале 50-х в Елеонском монастыре жили до 120 монахинь. Доброй половине сестер было далеко за 70 лет. В заметках православного архиепископа Серафима, посетившего этот монастырь в начале шестидесятых годов, есть описания обители и портреты славных и бодрых Духом Божиих стариц. С удивлением и тайным трепетом мне довелось их найти в одной из интернет - публикаций.
Вот эти строки: «Старенькие они, немощные, нищие и убогие, а вместе с тем какая это духовная сила и какая помощь нашей Зарубежной Церкви от их горячей, неустанной, смиренной общей молитвы. Да, это, несомненно, мудрые девы, у которых светильники полны чистого, благовонного, молитвенного елея. Русская лампада, по милости Божией, не угасает на Святой земле!.. Обходил я кельи этих старушечек. Их предупредили, и они изготовились, как могли: прибрались, почистились…»
При игуменье Тамаре, в присутствии представителя короля Иордании Хусейна, в 1958 году было отпраздновано столетие Русской духовной миссии на палестинской земле. Со своими сестрами она пережила и веяния нового мира: ожесточенную перестрелку во время шестидневной арабо-израильской войны 1967 года, когда была убита вратарница монастыря монахиня Евлалия. Скончалась же игуменья Тамара прямо на Великий праздник христианский - на Успение Пресвятой Богородицы 15 августа 1979 года, оставив светлую память о своей благородной и доброй душе….. Заканчивая писать о ней, я все думаю о странной похожести судеб Татьяны Романовой - Багратион, русской Светлейшей княгини, и легендарной грузинской Царицы "Тамар - мене", Святой Тамары Иверской. Она ведь тоже закончила свои дни в Иерусалимском монастыре Святого Креста, если верить документам канцелярии папского двора в Ватикане… Какие странные сближения. Какие говорящие знаки Судьбы! Скажут ли они о чем – нибудь нам, потомкам?......

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ:
1. Обширная область Грузии, бывшая в средние века отдельным, самостоятельным государством.. – Р. - С. М.
2 Так называли царицу Тамару в глубокой древности. Дословно это означает: « Женщина - царь» и отражает статус правительницы, поскольку Тамара была коронована на царство самостоятельно, еще ее отцом Георгием III, а не являлась «делопали» - то есть, женой царя. – Р. С. М.
3 Подлинные слова русского царя Ивана IV Васильевича (Грозного) о царице Тамаре. – Р. - С. М.
4 Подлинные слова грузинского поэта и просветителя Шота Руставели о царице Грузии. Р. – С. М.
5 Отрывки из дневника Его Императорского Высочества Великого князя К. К. Романова цитируются по изданию: А. Боханов. «Романовы. Сердечные тайны». Изд – во «Аст - Пресс. М. стр. 214 - 16. Авторское собрание. Р. – С. М.
6. См. Брокгауз и Эфрон Словарь биографий в 12 томах. Репринтное издание. М. 1996 – 199гг. Т. 2 -10. стр. 436 –638. Статья " Багратионы" и "Тамара царица Иверская. " Авторское собрание. Р. - С. М.
7. Там же. Авторское собрание.. Р – С. М.
8 Цитируется по статье: Ольга Егорова, Матвей Сотников "Русская свеча княжны Татьяны" Общенациональная газета «Россiя» № 10(1011) от 22 марта 2007 года ". Веб – архив и личное книжное собрание автора. Р. – С. М.
9. Сведения даны по Дневнику Императрицы Марии Феодоровны. М. Изд – во " Вагриус" 2005г. стр. 67. Запись от 24 октября – 6 ноября 1914 г.. Авторское собрание. Р. – С. М.
10 Цитируется по статье: Ольга Егорова, Матвей Сотников "Русская свеча княжны Татьяны" Общенациональная газета «Россiя» № 10(1011) от 22 марта 2007 года ". Веб – архив и личное книжное собрание автора. Р. – С. М.
11. Там же. Веб - архив и личное собрание автора статьи. Р. – С. М.

 

https://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/kniajna-tati...hinia-5ccbf40e7dea6f00b30dabad

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны. Как это выглядит

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868. Батист, кружево валансьен, шелковые ленты; вышивка

Привет, друзья!

Мы с Люсей продолжаем знакомить вас с исторической одеждой из коллекции Государственного Эрмитажа. Сегодня расскажем о пеньюаре великой княгини Марии Федоровны.

Пеньюар - разновидность домашней одежды. В данном случае это свободное утреннее платье.

Люся, продолжай, ладно?

- Да, друзья. В XIX веке домашнее платье делилось на 3 вида - пеньюар, матине и дезабилье. Так вот, в пеньюаре обычно находились в спальне или в будуаре.

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868

- Люся, а из каких материалов шили пеньюары?

- Из тонких тканей - муслина, шелк. Именно этот изготовлен из батиста.

- Интересный фасон. Обрати внимание на лиф - он сделан в форме болеро. Это визуально увеличивало покатость плеч, модную в то время. И, конечно, весь отделан кружевом.

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868

- Люся, а почему домашнюю одежду отделывали кружевом, это же совершенно непрактично. Стирать нужно часто, кружево рвется. А ведь стоило оно немало...

- А ты посмотри, какое здесь кружево. Это же валансьенское! Его часто использовали для украшения домашней одежды.

Все дело в том, что в таких кружевах на коклюшках одновременно выплетается и рисунок, и фон. Поэтому они достаточно прочные для того, чтобы выдерживать частые стирки.

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868

- Теперь понимаю. Да, рукава, проймы и манжеты отделаны батистовыми рюшами и кружевами. Очень нежно смотрится! А по подолу буфы, и тоже с кружевами.

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868

Люся, смотри - платье хоть и утреннее, а все-таки с небольшим треном (или шлейфом)!

- Спинка очень аккуратная. Да и вообще весь пеньюар смотрится великолепно! Линия болеро продолжена с полочки на спинку и идет по талии, подчеркивая ее. Хотя у Марии Федоровны она и так была тонкая.

Пеньюар великой княгини Марии Федоровны, Россия. 1867–1868

- Люся, а давай объясним, зачем мы все время рассматриваем чьи-то платья. Какое нам дело до того, как они выглядят, из чего сшиты и чем украшены?

- Давай. Помните, друзья - барон Штиглиц основал в Санкт-Петербурге училище, где готовили дизайнеров и художников? Так вот, на европейских аукционах для обучения студентов закупались образцы антикварной мебели, картины, различные ткани и кружева.

Считалось, что студенты должны учится только на отличных образцах, которые можно потрогать и рассмотреть со всех сторон. Этакие наглядные пособия. Вот и мы делаем ровно то же самое. А что - интересных идей очень много. Согласны?

Подписывайтесь, чтобы быть с нами!

Больше интересного вы найдете в «Навигации по каналу».

 

 

ttps://zen.yandex.ru/media/modnaia_kanitel/peniuar-velikoi-kniagini-marii-fedorovny-kak-eto-vygliadit-5ce563516e8bc700b334b400

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

Мария, внучка Марии Волконской.

 

Судьба католички.. Очень сдержанная. Написала несколько книг по истории католицизма. Едва не стала Великой княгиней.. Дочь сына декабриста... Затаенный роман, не сохранившиеся свидетельства. Гордость одиночества в старости... Благотворитель, меценатка. прихожанка католического собора в Риме. Фрейлина Государынь... Это все... Даже не новелла. Что я о ней знаю? Ничего... За нее много, властно решительно и гордо говорила и делала мать. Мать же и отказала одному из членов дома Романовых в руке своей дочери, заявив, что немного чести для потомков рода Рюриков в морганатическом браке.. И княжна светлейшая осталась при ней навсегда.. Оплакивала ли она свою любовь, никто не ведает, строки ее строгих католических книг посвящены отцам церкви, их портретам.. И лишь на портрете кисти Константина  Маковского трепетный намек на несостоявшуюся судьбу — горностаевая мантия… Как не отправленное письмо в другую жизнь. К любимому… Как портрет любви.. Которая — была ли? У нее нет облика.. Так, тень от листа осеннего.. Трепет сердечный. И я ничего то  о нем не ведаю. Только гадаю. Угадываю ли? Но гордость точно  - фамильная. Горнастаевая… В том ни тени сомнения... И понятно даже и тайное... Невысказанное. Недосказанное. Судьба, как стихотворение. Простое.  Вечное... трепетное. Что тень листа...
_____________________
 @  Лана Астрикова. авторский текст..
@ Правка автора.

 

https://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/mariia-vnuch...nskoi-5d04bd39f5dc000f8d03ea17

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

Александр Блок. Брак без интимной близости

Александр Александрович Блок

Внук ректора Петербургского университета А.Н. Бекетова Александр Блок и дочь профессора Д.И. Менделеева Любовь Менделеева выросли вместе. Менделеева не была первой любовью Блока, но только с ней он хотел сохранить чистоту и возвышенность отношений.

2 января 1903 года он сделал официальное предложение семье Менделеевых. 

Идеальный на первый взгляд союз поэта и его музы был далеко не столь счастливым. Блок считал, что любовь физическая не может сочетаться с любовью духовной, и в первую же брачную ночь объявил молодой жене, что телесная близость помешает их духовному родству.

Брак оказался «условным». Блок настолько возносил свою жену, свою Музу, что даже в мыслях не мог представить с ней плотские отношения. 

Любови Менделеевой не оставалось ничего другого как искать близость на стороне. Блок тяжело переживал интрижки жены и 

«В один из вечеров неожиданно для Саши и со «злым умыслом» моим произошло то, что должно было произойти. «Злой умысел» увенчался успехом. После этого их отношения на время изменились. «С тех пор установились редкие, краткие, по-мужски эгоистические встречи», - пишет Любовь Блок.

Но ненадолго. Уже к весне 1906 года и эти редкие встречи прекратились.

Александр Блок и Любовь Менделеева

Любовь уезжает на гастроли, заводит очередной роман и неожиданно узнает, что ждет ребенка. Блоки решают, что для них это будет их общий ребенок. Мальчик рождается в начале февраля 1909 года. Его называют Дмитрием – в честь Менделеева. Он проживет только 8 дней. После смерти ребёнка жизнь для них превращается в ад. Они сходятся, расходятся, находят новые увлечения. И все расплачиваются и расплачиваются за сломанную семью терзаниями совести и отчаяньем.

Начавшаяся война и последовавшая за ней революция мало повлияли на их семейную жизнь. Любовь Дмитриевна по-прежнему пропадает на гастролях, Блок тоскует без нее и пишет письма.

Восторг Александра Блока от свершившейся октябрьской революции сменился болезненным и агрессивным состоянием.

Блока, зачастую вопреки его воле, назначали и выбирали на различные должности в организациях и комитетах. Тяжёлые нагрузки и проживание в голодном и холодном революционном Петрограде окончательно расшатали здоровье поэта. Он перестал писать. Узнав об этом от друзей, Менделеева срочно возвращается домой и ухажи­вает за мужем как за малым ре­бенком. Она как-то ухитряется доставать продукты в голодном Петрограде 1921 года, обмени­вает свои драгоценности на лекарс­тва для Сашеньки и не отходит от него ни на шаг. 

Александр Александрович Блок умер 7 августа 1921 года. Ему было 40 лет.

Любовь Дмитриевна Менделеева-Блок пережила мужа на восемнадцать лет и всю оставшуюся жизнь посвятила сохранению его наследия. 

 

Было интересно прочесть? Поставьте 👍

Читайте также:

• Петр Ершов. Вместо творчества борьба за жизнь
• Михаил Зощенко: «Как я нелепо жил»

https://zen.yandex.ru/media/whales_story/aleksandr...zosti-5d1982e7d7427500ad005b9f

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

Сын декабриста - Михаил Волконский

 

 

Михаил Сергеевич Волконский являлся одной из ярких и творческих представителей семейства Волконских, происходил из древнего рода князей Волконских, берущего начало от святого князя Михаила Черниговского, убитого в Золотой Орде в 1246 году. Михаил Волконский родился на Петровском заводе в Забайкалье в семье декабриста Сергея Григорьевича и Марии Раевской.

Михаил Волконский с сестрой Еленой в Иркутске, 1845 год.

В 1849 окончил с золотой медалью Иркутскую гимназию. В ноябре того же года был определен на службу коллежским регистратором в главное управление Амурского края, где состоял чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири графе Н.Н. Муравьёве-Амурском.

В течение семи лет исполнял разнообразные и ответственные поручения: дважды был командирован в Маньчжурию для переговоров по поводу отношений с Китаем, руководил мерами по прекращению эпидемии холеры среди переселенцев, прибывавших из внутренних губерний для заселения Восточной Сибири. Михаил Волконский принимал участия в первых Амурских экспедициях и занимался подготовкой снаряжения для них, привёл в порядок поселения по Якутско-Аянскому тракту, устроил первые русские крестьянские поселения на Амуре между Мариинским постом и г. Николаевском, положив тем самым начало русскому землевладению на Дальнем Востоке.

В 1853 был произведён в коллежские секретари. В 1856 из Монголии прибыл в Петербург в качестве курьера. 26 августа того же года, в день коронации императора Александра II, послан в Сибирь с Высочайшим манифестом о прощении декабристов. Согласно именному указу Александра II от того же числа Волконскому был возвращён княжеский титул, принадлежавший его отцу до осуждения по делу декабристов.

Волконский Михаил Сергеевич

В день коронации Александра II, находясь дома за обеденным столом, Михаил Сергеевич получил повестку явиться к шефу жандармов князю Долгорукому. Князь вышел с пакетом в руке: "Государь император, узнав, что вы находитесь в Москве, велел мне передать вам манифест о помиловании декабристов, с тем, чтобы вы его везли вашему отцу и его товарищам". В тот же вечер Михаил Сергеевич выехал, держа путь на Нерчинск.

На придворном балу император обходил гостей и остановился перед красавицей в белом кисейном платье: "Я счастлив, - сказал Александр II, - что могу возвратить вашего отца из ссылки и рад был послать за ним вашего брата".

До Иркутска Михаил Сергеевич добрался за 15 дней, загоняя при этом лошадей. По пути следования его встречали ссыльные, он зачитывал манифест и ехал дальше. В конце пути он уже не мог ни сидеть, ни стоять, настолько устал. К Ангаре он подъехал ночью. Отец нанял баркас, был сильный ветер, лодку уносило влево, но они добрались. Наконец пристали к берегу. Михаил Сергеевич побежал к знакомому дому...,дернул звонок. За дверью послышался знакомый голос: "Кто там?" - "Я привёз прощение". Дверь отворилась, отец с сыном обнялись, позвали других ссыльных. Этой ночью никто не спал.

Немногие воспользовались этой свободой: из 121 ссыльного - только 19...

В 1857 Михаил Сергеевич перешёл на службу на Кавказ, где был назначен в Комиссию по разбору пограничных дел с Персией. Затем состоял чиновником особых поручений при наместнике Кавказа князе А.И.Барятинском, был прикомандирован к войскам правого крыла Кавказской армии, находился на передовых Закубанских постах.

Возвратившись в Петербург, был назначен помощником статс-секретаря Государственного совета по Департаменту законов, состоял в этой должности 14 лет. Являлся членом Комиссии для составления законоположений о преобразовании судебной части. Перевёл на русский язык и опубликовал «Устав итальянского гражданского судопроизводства» и «Наказ судебным установлениям Итальянского королевства».

24 мая 1859 года женился на светлейшей княжне Елизавете Григорьевне Волконской, внучке Петра Михайловича Волконского. По словам современницы, в молодости Елизавета Григорьевна «была красивой брюнеткой, мужественной в своих манерах, с румянами здоровья на свежем лице, с прямой, быстрой и решительной походкой. Ум сиял на её широком лбу и в тонкой улыбке, и она говорила низким грудным голосом также отчетливо и ясно, как совершался процесс её мыслей».

М. С. Волконский с женой /А.Дисдери

Елизавета Григорьевна была автором двух богословских трудов с католической апологетикой, фактически став первой женщиной-богословом в истории России, а также книги «Род князей Волконских», писала стихи и картины, её салон был одним из центров культурной жизни Петербурга. Будучи идеологом русского католического движения, в 1887 году в Риме она перешла в католичество.

В 1866 Михаил Сергеевич произведён в камергеры, в 1867 — в действительные статские советники. С 1865— по 1868 гг. Волконский состоял действительным членом Петербургского собрания сельских хозяев. В январе 1876 получил чин тайного советника, пожалован в егермейстеры Двора Е. И. В. и определён состоять при Государственной канцелярии. В том же году был приглашён министром народного просвещения графом Д.А.Толстым на пост попечителя Петербургского учебного округа. 5 мая 1876 года стал членом Русского географического общества по всем отделениям.

В 1880 уволен по собственному прошению и назначен почётным опекуном по ведомству императрицы Марии и членом Совета министра народного просвещения. В сентябре 1882 получил должность товарища министра народного просвещения, в последующие 13 лет председательствовал во всех главнейших комиссиях по этому ведомству и заменял министра в его отсутствие.

На этюде И.Е. Репина к картине 1903 года

С марта 1885 — сенатор, и с 3 марта 1886 г. по 30 мая 1891 г. был членом комитета по сооружению памятника генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву-Амурскому. С 1889 г. входил в Петербургское английское собрание. В январе 1890 пожалован в обер-гофмейстеры Двора Его Императорского Величества. В мае 1896 Михаил Сергеевич назначен членом Государственного совета. В 1901—1903 был определён к присутствию в Департаменте промышленности.

До революции он работал Директором Императорских театров, и за два года его пребывания на этом посту театральное искусство России ознаменовалось многими реформами. Он был «художником до мозга костей, горячо преданным искусству» (А. Бенуа), истинно творческой натурой. В декабре 1920 г. Сергей Михайлович вынужден был эмигрировать так, как «не смог увидеть своего места на этой исковерканной ложью и кровью земле… культура, силящаяся ''родиться из самой себя'' была ему чужда и непонятна, он не видел будущего за нею…». В последние годы жизни работал директором Русской консерватории в Париже.

Сыновья — князья Сергей Михайлович Волконский и Петр Михайлович Волконский; внук — князь Михаил Петрович Волконский, правнук — князь Андрей Михайлович Волконский , праправнук — князь Петер Андреевич Волконский.

Волконский князь Сергей Михайлович умер 25 октября 1937 в Ричмонде.

Источники: Биобиблиографический справочник. С.-Петербург : Дмитрий Буланин, 2007. С. 143—146; https://www.proza.ru/2017/06/13/159

 

 

 

https://zen.yandex.ru/media/id/5b9cf2c3b76d9000aa0...nskii-5d15d624c0750f00ad70e02f

Сталинист (Родовед-историк) все записи автора

 

 

Домашние фотографии цесаревича Алексеяhttps://zen.yandex.ru/media/studinter/domashnie-fo...kseia-5cb2ed9ef21f6200b3cef171

Глядя на эти бесконечно трогательные фотографии обыкновенного мальчика, слезы наворачиваются на глаза, зная участь, которая ожидает его в будущем... Ведь он не "обыкновенный мальчик", он цесаревич! Он - символ и будущее императорского дома Романовых, поэтому... он не мог жить. Большевики не могли оставить жить того, кто стал бы знаменем борьбы с новой революционной властью.

Посмотрим эти несколько фотографий. Рассмотрите его лицо, посмотрите на окружавших его людей и обстановку. Это не может нам помочь понять, как страна скатилась в бездну Гражданской войны, но это поможет нам стать ближе к её истории.

цесаревич Алексей

Алексей с матросом Нагорным. Могилев 1910 год

цесаревич с "дядькой" Андреем Деревенко

Царь и цесаревич. Из альбома А. Вырубовой

1916 год

на параде в Петергофе в 1911 году

в Тобольске

STUDINTER - журнал для дилетантов и интеллектуалов! Коротко о том, что должен знать любой грамотный человек. Образование и самообразование: факты, личный опыт, лайфхаки об образовании за рубежом смотрите на сайтах Students International.

Сталинист (Родовед-историк) все записи автора

Что стало с матерью Николая Второго?

 

Мы многое знаем о том, как завершила свой жизненный путь семья Николая II – последнего императора России. К сожалению, большевики не пощадили этих людей. Впрочем, революция – это почти всегда история жестокая. Правителей, которых удалось свергнуть, редко оставляют в живых.

А что же случилось с матерью Николая? Как сложилась её судьба?

Мария София Фредерика Дагмар родилась, как казалось, под счастливой звездой. Принцесса появилась на свет для того, чтобы выйти замуж за представителя правящей династии какого-либо сильного государства. Её старшая сестра – Александра, стала женой английского короля Эдуарда VII. Дагмар было уготовлено судьбой переехать в Россию.

Интересно, что сначала её засватали за Николая Александровича, который и должен был стать императором России. Но не сложилось. Николай заболел менингитом, не смог справиться с серьезным заболеванием и умер. Мария была верна ему до конца. Но нужно было что-то решать с престолом, продолжением династии. Николай дал добро на создание семейного союза Дагмар со своим братом Александром (императором Александром III).

Датская принцесса приняла православие. Российский народ полюбил её за активную общественную деятельность, благотворительность и, в общем-то, добрый нрав. Хотя был период, когда Марию Федоровну величали не иначе как «гневной императрицей». Причина заключалась в следующем: мать Николая II прекрасно понимала, что представляет собой сын, и хотела, чтобы он стал более жестким, уверенным в себе. Мария Федоровна недолюбливала невестку. Она считала, что слишком мягкому и совестливому Николаю такая жена не подходит.

Время показало, что Мария Федоровна была права. Николай II не смог удержать власть в своих руках, да и не сильно стремился этого делать. Во времена, когда нужно было прибегнуть к решительным мерам, на него нашла какая-то апатия. Историки объясняют это по-разному. Но факт остается фактом: император Николай II не сделал ничего, чтобы сохранить монархию. За него воевали генералы, казачьи атаманы. Но он сам очень быстро сдался.

Впрочем, речь не об этом. А о том, как сложилась судьба матери последнего императора.

Когда началась революция, Мария Федоровна находилась в Киеве. Здесь еще все было относительно спокойно. Но коммунисты активно захватывали все новые и новые территории. Из Киева пришлось бежать. Как и многие другие эмигранты, Мария Федоровна оказалась сначала в Крыму – удобное место, чтобы уплыть на пароходе в Европу.

Мать Николая II, когда и на полуострове стало неспокойно, отбыла в Англию. Затем, вернулась к себе на родину – в Данию. Там правил её племянник, который тетку недолюбливал. Поэтому Мария Федоровна последние годы своей жизни провела в безопасности, но и в неком «игноре», как сейчас говорят. Умерла она в 1928 году. Но на этом история не заканчивается.

Кстати, весть о расстреле любимого сына Мария Федоровна встретила следующим образом:

датские родственники, узнав, что Николая II и его семьи уже нет в живых, направили Марии Дагмар свои соболезнования. Но императрица ответила, что все – не более чем слухи. Она отказывалась верить в гибель сына, хотя, очень вероятно, что понимала: произошла трагедия. Её личная и государства.

Продолжаем о судьбе Марии Федоровны. Она очень хотела быть похороненной рядом со своим мужем – Александром III. Но это не представлялось возможным сделать на протяжении долгих лет. Везти останки императрицы в СССР?!

Впрочем, когда уже Россия стала демократическим государством, о последней воли Марии Федоровны вспомнили не сразу. В 2006 году её останки привезли в РФ и захоронили в Петропавловском соборе.

Что почитать:

Цесаревич Николай: "Наша встреча останется самым нежным воспоминанием"

Как слепая влюбленность положила начало краху одной из Величайших Империй?

https://zen.yandex.ru/media/zagadki_history/chto-s...orogo-5c9881b22b960000b3703ef4

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

Дарья Богарнэ. "Дважды царственная кровь".

 

(7.03.1870 г Санкт - Петербург* — 5.11.1937 г. Ленинград),

….Она не жаждала стоять в ряду примерных. Никогда. Хотя и носила весьма громкую в свете фамилию: Богарнэ, происходя из рода герцогов Лейхтенбергских, породнившихся через третье колено с царственным русским Домом Романовых... Ее бабушкой была дочь гордого рыцаря — императора Николая Павловича, Великая княгиня Мария Николаевна, женщина страстного темперамента и яркого музыкального таланта, а дедом — внук того, в чьих жилах текла кровь древнего аристократического рода Богарнэ, который берет свое начало в душных, ванильных зарослях Мартиники... Ей не очень много рассказывали о Мартинике и о ее прабабке, великой Жозефине Туше де ля Пажери, ставшей впоследствии, — о вихрь времен! — императрицею Франции! — но она часто с любопытством разглядывала гладкие страницы старинных альбомов, трогала пальцами тяжелую позолоту овальных и квадратных портретных рам, чуть потемневших от времени. Оттуда, из загадочного полумрака времен, на нее смотрела улыбавшаяся чуть небрежною, мягкою, но — иногда ей так казалось — озорною улыбкою легендарная женщина, всю жизнь любившая изгнанника, терзавшая его, изменявшая ему, но не предавшая его до самой смерти памятью сердца и пылкой души креолки.

Прабабка не двигалась, не поднималась с софы на полутемной террасе Мальмезонского дворца, она, будто бы, бесконечно устала от всех перипетий, что уготовила ей щедрая на горести и радости судьба...

Но, куда бы ни пряталась от нее маленькая шалунья Долли, всюду мягко-небрежный, чуть затуманенный печалью и неистребимо влекущий в глубины тайны взгляд прабабушки неотступно, незримо-хранительно сопровождал ее, следил за нею, пестовал, кружил, тревожил ее душу.

Чеканные лестницы Мариинского дворца, роскошные гостиные и будуары, оббитые то синим дюком, то позолоченным штофом, то малиново-пурпурным, бархатом, то легким сиреневым кретоном; сквозная, увитая мраморно-прохладной резьбою балясин, тень многочисленных террас и аркад, ведущих в зимний сад с лимонными деревьями и густыми зарослями папоротника и вьющейся кремонской розы — все они хранили следы любопытства, игры, мыслей, чувств маленькой Долли Лейхтенбергской, княжны Романовской; все сказки, легенды, сочиненные ею. Впрочем, может быть она и не сочиняла сказок — все больше какие-нибудь авантюрные приключения в духе Гюстава Элимара, которым зачитывалась в детстве, или романтическую историю, похожую на те, что описывали в своих повестях и романах «кавказские изгнанники» и поэты Бестужев-Марлинский и Мишель Лермонтов... Ах, нет, она никогда не воображала себя княжною Мэри, отвергнутой Печориным... Не то, чтобы ей не нравился характер княжны, столь блестяще выписанный одухотворенным, несколько даже «демоническим» гением Лермонтова, нет, просто ей не нравилось быть отвергнутой. Бабушка, знавшая Мишеля довольно близко, оставила в своих заметках о нем прохладу антипатии, некую загадку, которую Долли не могла разгадать вовсе, читая старые бархатные волюмы дневников Анмама. Та писала, к примеру, что поэт-изгнанник всегда предпочитал роли отвергнутого, роль победителя и говорил, что «лучше им слыть, нежели — не быть вовсе!». Долли почти не помнила бабушки, та умерла, когда ей было пять неполных лет, осталось в памяти голос, полный волнующе-скрытой музыкальности и достоинства, и запах лимона и жасмина, слабо исходивший от ее платья, да полные белые руки, с длинными музыкальными пальцами, в сверкании фамильных перстней. На руках не было морщинок — фрейлины ее говаривали, что аnmama ежевечернее надевала перчатки, пропитанные миндальным маслом и в них спала до утра. То же самое Долли пыталась делать и в пансионах Германии и Франции, куда ее отослали учиться по достижении неполных семи... Но изысканность привычек маленькой «granddushess» и независимость ее нрава плохо сочетались со строгой холодностью и замкнутостью заморских пансионов. Впрочем, необходимое изящество манер, светскость тона, представление о науках и мире «маленькая колдунья» Долли Лейхтенберг все же там приобрела. Оставалось только навести на них лоск первыми выходами в свет и балами. Что и не замедлило сделать ее большое Великокняжеское семейство. Особенно старалась и хлопотала в этом роде новая Maman — Зинеида Дмитриевна, урожденная Скобелева... Долли с хитрым прищуром посматривала на нее, озаряя свое лицо самою приветливой улыбкою. Интересно, ведь Papa, в 1871 году, еще не придя в себя после кончины первой супруги — Дарьи Константиновны, урожденной Опочининой — и оставив на руках бабушки и тетушек с кузинами годовалую дочь отправился в поход на басурманскую Хиву, где столь храбро сражался, что получил из рук Государя Александра Второго орден Станислава четвертой степени... Где, когда же он познакомился с Зинеидою Дмитриевной, сестрою генерала Скобелева? Уж не на поле ли сражения? Вполне может быть! Эта изящная, говорливая дама старалась поспеть всюду, где только можно, пылко и напоказ обожая своего легендарного брата-полководца.

На самом деле, Долли казалось, что весь пыл обожания «Maman Zizi» служил только прикрытием ее неудовлетворенного, непомерного тщеславия. Став законною супругою герцога Лейхтенбергского, (чего она вовсе не ожидала, скажем прямо!) — ошеломленная столь высоким взлетом и ошеломительная в своем проворстве и женском прельстительном очаровании, Зинеида Дмитриевна, приложила все усилия к тому, чтобы благорасположить к себе Высочайшую Императорскую Фамилию. Это удалось ей вполне. Она получила из рук Государя титул Герцогини Лейхтенбергской с поименованием «Светлейшей». Этого также никто не мог ожидать, всего менее — она сама. При Дворе полагали, что виною тому всё же — заслуги ее храбреца - брата, Михаила Дмитриевича Скобелева, во славу русского оружия: второй Хивинский поход закончился разгромом орды турок и падением осиного гнезда работорговли. Но разговоры сии велись только шепотом.

К тому же Император Александр Второй весьма благоволил к красивым женщинам при своем Дворе. Родные искренне надеялись, что и Долли Лейхтенберг найдется там весьма достойное место и она составит себе хорошую партию — семейство Романовых не оставляло племянницу и кузину своим «царственным вниманием». Названная матушка только втихомолку кривила губы, да отпускала по адресу юной Долли колкости, оправленные в тонкую лесть. Какая досада, ведь она почти ни в чем не могла превзойти падчерицу, даже и в воинской доблести родни: слава Прадеда Долли по матери, и — тоже «светлейшего» ! — Князя Михаила Кутузова была все же чуточку сильней и древней фимиама брата-героя столь упорной в негласном соревновании второй Maman! Долли — не сдавалась, лишь лукавая усмешка мелькала иногда в уголках ее красиво изогнутых губ, да холодный блеск в глазах, подзадоривая, до отчаяния холодил сердце капризной мачехи. У Зенеиды Дмитриевны временами опускались руки: Долли — неприступна, неуязвима, многочисленная родня не даст ее в обиду, да и кто посмеет укротить правнучку самой императрицы Жозефины и внучку дочери Николая Первого?!

Читать до ночи? Ради Бога! Менять туалеты четырежды на день? Пожалуйста. Играть на рояле anmama Marie пять часов подряд, не давая покоя никому, в том числе, и — papa, страдавшему после ранения от мигреней? Покорно просим. Сам герцог Eugenie только морщился и тихо-виновато улыбался в ответ. Он страстно-молчаливо любил дочь, и прощал ей все, считая, что всегда уделял « талантливой девочке» мало внимания. К тому же, она слишком рано лишилась матери. Последнее слово намеренно подчеркивалось, Ее светлость, герцогиню Зенеиду при тех словах всегда окатывали холодно-презрительным взглядом — как бы мельком, вскользь, — и она опять могла лишь отпускать колкости, да тихо стенать в своем роскошном кретоновом будуаре, что "совсем, совсем не хозяйка в собственном доме!" Этот рефрен повторялся в Мариинском дворце годами, десять раз на дню. Все изрядно устали от сложившейся обстановки, и вздыхали чуть свободнее лишь тогда, когда юная Богарнэ-Лейхтенберг уезжала на лето за границу. С гувернантками, компаньонками, в сопровождении кузенов, тетушек, дядей — целой свиты сиятельных родных... Но отпускать юную особу за границу одну — мыслимо ли такое?! Ее должна неотступно и всюду сопровождать мать. Или хотя бы — муж. Императорский Двор выражал мягкое неудовольствие эскападами Долли. Она самостоятельно посещает музеи Парижа и библиотеку Сорбонны. Веселится до утра на балах и маскарадах. Напрашивается на обед к командующему императорской эскадрой в Ницце, кружа там головы офицерам... Кажется, она даже посещала казино в Монте-Карло! Сие — никак недопустимо для особы «романовской крови». Нужно сей час же принять меры! Но что делать?! Как?!! Ее светлость, Madame Лейхтенберг, обворожительная Zizi, в тоске ломала руки, а герцог Eugenie в ответ лишь меланхолично улыбался, то и дело взглядывая на портрет первой своей супруги Долли или прабабки Жозефины...

Возмущенная granddushess* Zizi,) * Великая герцогиня (франц.)) — Р. видя это, еще сильнее кусала губы, незаметно рвала пальцами платочек из валансьенского кружева, томно прикладывая его к вискам.

Тени, ненавистные тени прошлого и густой, пряный дым славы этих надоевших теней ревниво довлеют над Мариинским дворцом и охраняют взбалмошную его наследницу... Ах, эта маленькая Долли! Казалось, выхода — нет.

И тут вдруг ее светлости все же милостиво улыбнулась проказница фортуна: нечаянно представился случай выгодно, блестяще выдать милую, но чуть-чуть надоевшую оригиналку-падчерицу замуж. За богатого и солидного сановника Льва Михайловича Кочубея.

Впрочем, тридцатиоднолетний князь солиден и стар был только в глазах Долли, ей то в 1893 году исполнилось всего двадцать три! Импозантный, холеный, с длинными наманикюренными ногтями, и — что еще важнее — огромными имениями и неумеренными доходами, умник-князь Лев Михайлович напрочь потерял голову от юной красавицы в вихре одного из балов. Она не противилась предложению руки, сердца и разума сиятельного поклонника... Ей тоже хотелось получить независимость. Став княгинею Кочубей, своенравная Долли, чья прелесть была неуловима и не обладала статичною холодностью блистательных петербургских красавиц, не стала хоронить себя в отдаленных полтавских имениях супруга, ударяясь в показную слащавость благотворительности и вихрь уездных празднеств, а поспешила опять выехать за границу. Но теперь о сем никто уже не беспокоился. У княгини Кочубей есть благоверный, пусть он и страдает теперь и от ее нескончаемых музыкальных рулад по ночам, и от прогулок в Булонском лесу, и от эпатажных знакомств с парижскою богемою! — рассуждали родные.

Кто же знал, что знакомства богемные закончится разводом с мужем ( в 1905 году) и прослушиванием курса лекций по филологии в Парижском университете!
Княгиня Долли, кстати, еще надолго осталась во Франции; ей явно не хотелось возвращаться в Россию, скованную не только природными снегами, но и холодом в петербургских гостиных, где весьма настороженно встречали колкие высказывания Долли, побаиваясь ее острого язычка. Она запросто могла высмеять какую-нибудь, слывшую очень умной светскую красавицу, поставив ту в тупик каким-либо неожиданным филолого-философским вопросом, или — ввергнуть в шок придворных дам, появившись в чересчур открытом платье там, где полагалось иметь только строго официальный вид.

Ходили тихие слухи, что обаятельную умницу, «вдову по разводу», княгиню Кочубей, недолюбливали и в Семействе и за резкие высказывания об Августейшей царской чете... Но такие шепотки вряд ли имели под собою почву... Любимице Долли, действительно гордой и независимой, прощали многое в кругу ее родных, даже и второе, неожиданное, чуть сумасбродное, чуть неравное, замужество. В ней одной было много истинно Царской крови. Слишком. С избытком. И, может быть, Семья считала, что этого «избытка» с лихвою хватит на двоих?

Следующим избранником правнучки пылкой креолки, судя по всему, вполне унаследовавшей темперамент легендарной властительницы сердца Бонапарта, стал командир линкора «Полтава», командующий императорской флотской эскадрой, барон Владимир (Вольдемар) Евгеньевич Гревениц. И, судя по тому, что сию счастливую баронскую чету часто принимала у себя к завтраку и обеду Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна* — Дама правил необычайно строгих! — речь о какой либо антипатии Семьи к Долли всерьез никогда не шла

(*Об этом есть упоминания в недавно изданных дневниках Ея Императорского Величества Вдовствующей Государыни Марии Феодоровны. — Р.)

Государь же Император Николай Александрович, узнав, на ком пылко и несколько своевольно женился барон Вольдемар Гревениц (По всей вероятности, венчание произошло без согласия родных невесты, да еще на палубе военного корабля! — Р.), отказался предать командира флагмана эскадры взысканию, а лишь рассмеялся: «Он и так достаточно наказан!».Император как в воду смотрел, хорошо зная свою взбалмошную, яркую кузину. Второй брак Долли длился всего пару лет. Супруги Гревениц разъехались по взаимному соглашению. В начале двадцатого века такое раздельное «житие», увы, редкостью уже не было...

Возможно, графиня Богарнэ, баронесса Гревениц, и далее совершала бы какие-нибудь ошеломительные эскапады, кружащие головы многим мужчинам и бесконечно будоражащие светское общество, но тут, на ее счастье, случилась самая главная «эскапада» века: Первая Мировая война. Долли живо приняла в ней участие: немедленно окончила курсы сестер милосердия и на свои средства в январе 1917 года организовала большой санитарный поезд, с которым отправилась на фронт. Но пылкую деятельность в области милосердия и помощи раненным ей пришлось развивать, увы, недолго. Обухом по головам многих ударил февральский переворот семнадцатого года. Долли сумела не растеряться, и, тотчас приняв правила новой, увлекательной игры, подняла над своим поездом-лазаретом красный флаг, восторженно встретив представителей новой власти. Ее, разумеется, оставили в покое. Даже откомандировали по линии Австрийского Красного Креста в Баварию, где она поспешила принять германское подданство.

Но уже в октябре 1918 года Дарья Евгеньевна Богарнэ-Лейхтенберг, баронесса Гревениц, вновь необъяснимыми путями оказалась в России: растерзанной холодной, голодной, во время разгула террора, бандитизма, всеобщей разрухи, ночных расстрелов и едва ли не людоедства. Обессилевшую от голода скиталицу на петроградских улицах подобрал ее случайный знакомый, австрийский подданный, инженер полурусского происхождения Виктор Александрович Маркизетти. Во время Первой Мировой войны, в чине майора, он служил в австрийской армии, в войсках связи, а в 1918 году приехал в Москву чтобы принять участие в подготовке переговоров по заключению Брест-Литовского мира... Этот мир, как известно, позволил большевикам выпутаться из войны ценой колоссальных уступок немцам. Потом Маркизетти оказался в Комиссии по улучшению быта австро-венгерских военнопленных. Вероятно, получал какую то часть пайка, скудного по тем временам, но все же... Имел крышу над головой. Подданство другой страны. В какой то степени это делало его неуязвимым. Он предложил Дарье Евгеньевне свою помощь и покровительство. Она не отвергла предложения. И вскоре они поженились.

Как австрийский подданный, Виктор Маркизетти мог спокойно выехать на родину, но не сделал этого и остался в РСФСР. Почему? Неизвестно. Возможно его уговорила Долли... Неутомимая, очаровательная Долли по-прежнему брызжущая энергией и неутомимой тягой к бесконечным авантюрам. Она каким то чудом смогла сменить документы (скольких бриллиантов или жемчужин стоил ее новый паспорт — доподлинно неизвестно! — Р.) и превратилась в Дору Евгеньевну Лейхтенберг. Вместе с мужем она работала в издательстве «Всемирная литература», основанном Максимом Горьким, а когда в 1924 году издательство развалилось и его библиотека влилась в крупнейшее собрание Государственной Публичной библиотеки в Петербурге — в качестве иностранного отдела, Дора Лейхтенберг вместе с мужем устроилась работать туда. Супругам Маркизетти помогала великолепное знание иностранных языков, эрудиция, и какое то особое отношение к читателям, в котором сочетался своеобразный шарм, неподдающейся описанию: достоинство, желание помочь каждому, кто обратился к ним и непревзойденное умение смотреть на весь царящий вокруг хаос как то несколько отстраненно, с юмором и долей иронии.

В 1927 году Д. Е Лейхтенберг приняла гражданство СССР.

Ее жизнь в новом государстве была довольно своеобразной. В самое тяжелое время она выезжала в Финляндию и гостила в доме генерала Маннергейма. Всячески хвасталась своими знакомствами с видными большевиками, в частности — с Лениным и Троцким. Не без основания, многие сотрудники библиотеки полагали, что Дора Евгеньевна служит секретным сотрудником в ОГПУ. Но о ней все вспоминали не с опаской, привычной в те времена, а с некоторою долей недоумения и восхищения одновременно: «Величественная, стройная дама в безукоризненно темном платье, с непередаваемой грацией разливала половником по тарелкам какую то баланду для полуголодных сотрудников... Дама шествовала, останавливаясь перед столами, благосклонно протягивая руку, как бы для поцелуя (которую никто не целовал)... в ее речах на всех пяти языках вперемешку, как самоцветы в драгоценной оправе, сверкали имена и бабушки Марии Николаевны и дедушки Максимилиана Лейхтенбергского и дяди , Великого князя Георгия Максимилиановича, и даже (самое плохое!) дяди Макса Баденского (последнего рейхсканцлера Германской империи — Р.)

В 1929 году началась пора «больших чисток». Дарью Лейхтенберг уволили из библиотеки, директором иностранного отдела которой был ее муж.

Она твердо заявила, что работала с ОГПУ, но это не спасло ее. В протоколе комиссии говорилось, что «несмотря на то, что со времен Октябрьской революции (Так в документе! — Р.) Д. Е Лейхтенберг живет и работает в Советской России, она не изжила полностью характерных черт своего класса, проявляющихся до сих пор в отношениях с сотрудниками, как-то: высокомерие, гордость и прочее...»

Следователь комиссии спросил ее, почему она, бывшая графиня, баронесса и так далее — вернулась в Россию. Она сказала в ответ, что ей посоветовал сделать это один хороший знакомый. «Кто же он? — спросил следователь.— «Ленин, слышали, наверное, о таком? — с безмятежной улыбкой отвечала Дарья Евгеньевна. Может быть у Вас еще и письмо от него имеется — ухмыльнулся следователь. Вот оно — спокойно парировала Дарья Евгеньевна и вытащила из ридикюля письмо за подписью Владимира Ульянова( Ленина)...

Работу в библиотеке Дарья Евгеньевна возобновила в 1931 году. Но в августе 1937 года и она и Виктор Александрович снова были уволены, а 10 сентября 1937 года — арестованы.

«Бывшую княгиню, скрывшую свое социальное происхождение» обвиняли в том, что она «является агентом разведывательного отдела австрийского генерального штаба и проводит активную шпионскую работу по заданию последнего на территории СССР». По обвинению «в принадлежности к монархическо-террористической организации и за связь со шпионско-террористической группой..» комиссия НКВД 28 октября 1937 года, по статье 58-а УК.РСФСР приговорила «гражданку Д. Е. Лейхтенберг к высшей мере наказания, в особом порядке, как не подлежащую суду».

Виктора Александровича Маркизетти, последнего и самого верного спутника ее жизни, полной приключений и неожиданностей, превращений и призраков прошлого, в декабре 1937 года формально сделали гражданином СССР, а в январе 1938 года расстреляли, как «агента германской разведки, руководившего боевой террористической группой, которая готовила покушение на товарища Жданова».

Страна зловещего абсурда разыгрывала зловещий спектакль в зловеще - мрачных красках. Кровавых. Хранительные тени Мариинского дворца и легендарной Мальмезонской террасы уже не летали над гордой, вечно смеющейся Долли Лейхтенберг, так любящей жизнь. Уже не смогли охранить ее. Ведь в ней было слишком много «царственной крови». Через край! И когда она пролилась, ее даже не заметили... Быть может, просто пришло время платить по счетам «рождения на высотах», по завету гордого прадеда, Николая I?

Супругов с диковинными иностранными фамилиями, но с «русской жилкой» реабилитировали. Посмертно. Обоих — в разное время. В. А Маркизетти — в 1975 году. А бывшую графиню Дарью Богарнэ, правнучку Николая I и праправнучку императрицы Жозефины Бонапарт и Михаила Кутузова — только в мае 1989 года... Могилы В. А. Маркизетти и Д. Е. Богарнэ — неизвестны, разумеется. Разве могло быть иначе? Или — может быть иначе, в этой странной, призрачной, несущейся в пропасть неведомого, Стране, безжалостно обрывающей путы, нити, струны, звуки Прошлого?...

___________________________________

* Многие материалы о жизни и деятельности Дарьи Евгеньевны Богарнэ-Лейхтенберг остались мне неведомы, неизвестны. О ней слишком мало документов, слишком мало достоверных сведений. Время не пощадило ее, а, может быть, и она сама не пощадила себя во Времени — жестоком, сметающем все на пути своем.

В исторических антологиях, посвященных Романовым и угасшим древним Фамилиям России, мелькают иногда упоминания о том, что потомки детей Дарьи Евгеньевны от первого брака с князем Л. М. Кочубей, (значит, они были — дети? Почему же она решилась покинуть их?! Как?) проживают во Франции... Но каковы их имена, судьбы, жизненные пути, мне, увы, неведомо... Навсегда ли? Поживем — увидим.... Выходят книги, снимают фильмы, а значит - легенда жива и имя - живо...
 

https://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/daria-bogarn...-krov-5cbadfcba56d7d00aec07bb9

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

Дачная культура: фермер Толстой, садовод Чехов и огородник Пастернак

Антон Чехов мог вырастить дерево из палки, Лев Толстой снабжал яблоками Москву, а Борис Пастернак любил копать картошку: рассказываем о писателях, которые занимались садоводством, ухаживали за огородом и просто любили бывать на даче.

Фермер Толстой

Лев Толстой на лавочке под «деревом бедных». 1908. Ясная Поляна, Тульская область. Государственный музей Л.Н. Толстого, Москва

Семен Абамелек-Лазарев. Лев Толстой с родными и знакомыми. 1888. Ясная Поляна, Тульская область. Государственный музей Л.Н. Толстого, Москва

Карл Булла. Лев Толстой и крестьянка-просительница. 1908. Ясная Поляна, Тульская область. Государственный музей Л.Н. Толстого, Москва

Лев Толстой не был дачником в современном смысле: он вместе со своей большой семьей жил в имении Ясная Поляна в Тульской области и занимался хозяйством ежедневно.

Знаменитый яснополянский сад посадил дед Толстого — Николай Волконский. В 1847 году, когда 19-летний Лев Толстой стал хозяином поместья, участок был размером в 10 гектаров. На территории росло около сотни плодовых деревьев. Со временем литератор расширил сад и высадил несколько тысяч яблонь. В хозяйстве Толстому всегда помогала жена, которая однажды хвасталась сестре: «Посадила разных деревьев 6400 штук!»

На своем участке писатель строил теплицы, оранжереи, выращивал парк, обзавелся огородом. Толстой с охотой работал в поле наравне с крестьянами и разводил пчел. Он любил свои владения и в автобиографической повести «Юность» писал, что «одно из главных удовольствий» — ходить «в огород или сад есть все те овощи и фрукты, которые поспевали».

Дневники сохранили мысли и тревоги Толстого о саде. Он переживал, что «мыши объели штук 300 прекрасных яблонь», и раздумывал, где хранить зимой урожай: «…подвалы есть, но они сопрели и завалились. Я велел починить, но сделать попроще — для кореньев и капусты».

Хозяйство не было для семейства просто хобби: продажа фруктов и древесины давала доход. Например, в 1892 году урожай в яблоневых садах принес Толстым 1700 рублей серебром — годовая зарплата инженера в то время была около 1000 рублей. Садоводство занимало писателя и с педагогической точки зрения. В своей школе он преподавал естествознание, ботанику, землемерство, ходил вместе с детьми за грибами, ягодами, знакомился с лесом, изучал деревья.

В начале XX века яблоневый сад в Ясной Поляне насчитывал восемь тысяч деревьев, еще росли персики, груши, сливы. Держал Толстой и домашний скот: в поместье разводили лошадей, овец, свиней и кур. Жена писателя растила свой аптекарский огород с лечебными травами; отварами из них лечились не только Толстые, но и прислуга.

Садовод Чехов

Слева направо: Максим Горький, Софья Чехова с сыном, Антон Чехов. 1900. Дом-музей А.П. Чехова, Ялта, Республика Крым

Семья Антона Чехова на даче. Мелихово, Московская область. Фотография: newsland.com

Антон Чехов на даче. Ялта, Республика Крым. Фотография: russkiymir.ru

Одна из самых известных дач Антона Чехова находилась в селе Мелихово Московской области, там писатель жил со своей семьей. Современники вспоминали, что Чеховы обладали талантом к садоводству. Переводчица и драматург Татьяна Щепкина-Куперник побывав в гостях в Мелихово, писала, что на этой даче работали все: «…кто занялся садом, кто огородом, кто посевами, при помощи двух работников не покладая рук чистили, сажали, сеяли». Она же говорила, что у Чеховых есть одно свойство — «их, как говорится, «слушаются» растения и цветы». И сам писатель шутил о своем садоводческом таланте: «хоть палку воткни, вырастет».

Когда у писателя обострился туберкулез, он переехал в Крым и купил дачу в деревне Аутка. Это был участок, заросший чертополохом, с пустырем и оврагами. Чехов шутливо сообщал о своих планах: «Сад будет необыкновенный. Сажаю я сам собственноручно. Одних роз посадил сто — и все самые благородные».

По просьбе писателя, московский архитектор Лев Шаповалов построил «белую дачу» — двухэтажный дом с мезонином. Озеленением участка в 3700 квадратных метра занялся сам литератор. Чехов писал сестре: «Вчера посадил 12 черешен, 4 пирамидальных шелковицы, два миндаля и еще кое-что. Деревья хорошие, скоро дадут плоды. И старые деревья начинают распускаться, груша цветет, миндаль тоже цветет розовыми цветами. Птицы, по дороге на север, ночуют здесь в садах и поутру кричат, например дрозды. Вообще очень хорошо, и если бы мамаша была здесь, то она не пожалела бы».

Жена писателя Ольга Книппер-Чехова говорила, что Чехов настолько любил все, что связано садоводством, что даже вид срезанных цветов наводил уныние: …случалось, дамы приносили ему цветы, он через несколько минут после их ухода молча выносил их в другую комнату».

Чехов записывал названия всех растений, которые посадил на ялтинской даче, — всего 159 наименований. Среди них — кипарисы, тополя, кедр, сирень, яблони, шелковицы. Писатель шутил: «Если бы я теперь бросил литературу и сделался садовником, то это было бы очень хорошо, это прибавило бы мне лет десять жизни».

Куприн: на даче по призванию

Дача Александра Куприна. Гатчина, Ленинградская область. Фотография: kuprin-lit.ru

Александр Куприн с семьей. 1911. Гатчина, Ленинградская область. Фотография: rg.ru

Александр Куприн у себя в огороде. 1911. Гатчина, Ленинградская область. Фотография: gtn-pravda.ru

Дачу в Гатчине Куприн приобрел в 1911 году, он писал: «Домик купил, покрасил в зеленый цвет — цвет надежды. Семья в полном благополучии, и я очень много пишу». В «зеленом домике» Александр Куприн поселился с женой и дочерью Ксенией.

Писатель любил жить на природе и радовался, что в Гатчине смог создать себе полную иллюзию деревни: только в таких условиях он мог ощутить необходимый душевный покой.

Дочь писателя вспоминала, что, купив дом, отец «с жадностью человека, соскучившегося по любимому делу, начал копать, сажать, благоустраивать свой маленький участок». На даче Куприн выращивал картофель, репу, свеклу, сельдерей, лук, морковь, чеснок, проводил опыты по скрещиванию цветов, разводил гусей, кур, бойцовых петухов и держал лошадей. Куприн говорил, что садоводство — его второе после писательства призвание.

В Гражданскую войну Куприну пришлось уехать из России и покинуть дачу. В эмиграции он с грустью вспоминал о том, что оставил: «Мне не жаль собственности, но мой малый огородишко, мои яблони, мой крошечный благоуханный цветник, моя клубника «Виктория» и парниковые дыни-канталупы «Женни Линд» — вспоминаю о них, и в сердце у меня острая горечь».

Волошин: главный из «обормотов»

Марина Цветаева (крайняя слева) в доме Максимилиана Волошина. 1913. Коктебель, Республика Крым. Фотография: crimea.mk.ru

Максимилиан Волошин у дома с гостями. 1913. Коктебель, Республика Крым. Фотография: drug-gorod.ru

Участники спектакля «Путями Макса» в день именин Максимилиана Волошина. 17 августа 1926. Фотография: drug-gorod.ru

Поэт Максимилиан Волошин был не из тех дачников, что любят возиться с землей. Но он с большим удовольствием проводил время и принимал гостей на своей даче в Крыму. В коктебельском доме собиралась вся литературная богема. За год в нем могли побывать сотни гостей, в середине 1920-х к Волошину приехали более 400 писателей, художников, композиторов со всей страны. Здесь гостили Марина Цветаева и Валерий Брюсов, Михаил Булгаков и Викентий Вересаев, Максим Горький, Петр Кончаловский и многие другие творческие люди.

Дачу поэт спроектировал сам. В доме было 22 комнаты, 15 из которых Волошин сдавал. Андрей Белый так отзывался о даче: «Совсем не курорт. Свободное дружеское сожитие». Он же советовал гостям привезти с собой обеденный прибор, тарелку и таз. Плату Волошин брал только за обеды, а комнаты сдавал бесплатно.

Своим гостям Волошин придумал имя — «обормоты», всех новых участников посвящали в одноименный орден. Было к проживающим и требование: обязательная «любовь к людям и внесение доли в интеллектуальную жизнь дома».

Обустройством быта, разведением сада и огорода Волошин не занимался. Одна из гостей — поэтесса Евгения Герцык вспоминала холостяцкое хозяйство: «…на террасе с земляным полом, пристроенной к скромной даче, нас потчуют обедом — водянистый, ничем не приправленный навар капусты запиваем чаем, заваренным на солончаковой коктебельской воде. Оловянные ложки, без скатерти». Волошины «были неприхотливы в еде, равнодушны к удобствам, свободны от бытовых пут».

В годы Гражданской войны писатель занял позицию «над схваткой» и принимал у себя как красных, так и белых. После революции его дача стала домом творчества, а после смерти, по завещанию, перешла Союзу советских писателей.

Пастернак: гениальный дачник

Борис Пастернак на даче в Переделкине. Дом-музей Б.Л. Пастернака, Переделкино, Москва

Слева направо: Борис Пастернак, Зинаида Пастернак, Наталья Блюменфельд, Милица Нейгауз, Евгений Пастернак, Леня Пастернак, Галина Нейгауз. 1948. Переделкино, Москва. Фотография: peredelkino-land.ru

Дача Бориса Пастернака. Переделкино, Москва. Фотография: biography.wikireading.ru

Пастернак был городским жителем, но с юных лет знал, что такое работа в огороде. В годы Гражданской войны вместе с сестрой он жил на даче у дяди Осипа Кауфмана в Касимове. Там они ухаживали за картошкой и другими овощами, помогали с засолкой на зиму.

Своей дачей Пастернак обзавелся в 1936 году: его семье выделили дом в подмосковном поселке Переделкино. Поэт сразу начал обустраивать там хозяйство. До обеда — писал и трудился над своими произведениями. В час дня спускался из кабинета в сад: возиться в огороде, окучивать картофель. Он срезал с яблонь сухие ветви, сжигал листья, привозил навоз и удобрял землю. Огород спас Пастернака во время войны: он жил на даче и питался картошкой, которую сам вырастил.

За любовь работать в огороде и саду современник Бориса Пастернака литератор Корнелий Зелинский называл его «гениальный дачник». Об увлечении Пастернака знали все соседи по Переделкину. Писатель Александр Фадеев в знак дружбы велел своему садовнику высадить на даче Пастернака несколько яблонь. Пастернак был очень тронут.

Невестка Пастернака рассказывала, что особенно хорошо на даче у него росли кабачки. Сам писатель их не любил, но раздавал урожай знакомым. Чаще всего Бориса Пастернака можно было увидеть с лопатой в руках: он сам перекапывал весь участок. В стихотворении «Летний день» поэт писал:

Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжет, как глину.
Я стану где сильней припек,
И там, глаза зажмуря,
Покроюсь с головы до ног
Горшечною глазурью.

Автор: Мария Соловьева

https://www.culture.ru/materials/254562/dachnaya-k...r=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

Анна Михайловна Дубельт - Кондырева... "Блестящая Нина". Искра рода...

 

Портрет Н. Н. Пушкиной - Ланской кисти Гау. ( неоконченный, маскарадный).

От автора.

На старинной фотографии плохого качества - только ее лицо в профиль. Гордый, немного надменный, а ведь она всего лишь девочка, подросток, юница – как сказал бы ее великий прадед… Анна Михайловна Кондырева, урожденная Дубельт. .. Внучка Пушкина от его самой младшей дочери… Натальи Александровны.

Незаметная тень в истории ее великого рода. Трагическая тень. Анна Михайловна умерла в 1919 году, почти в полной нищете, в холодном, разоренном Петрограде и никто не знает ее последних дней, не помнит их… Я пытаюсь нанизать их, дни ее, календари, на нитку, как бусины… Редкие бусины, мало их. Что - то у меня выйдет, какое ожерелье, какая низка? Не суди меня слишком строго, читатель!

***

...О замке тетушки Ази в Бродзянах Нина сохранила воспоминания самые отчетливые, пылкие. Ей нравились тенистые аллеи, все в длинных ивистых прядях, с затейливыми цветниками, обложенными камнем, речною галькой. Что – то тихо и заливисто шептал ручей, в запрудах и озерцах плескались юркие рыбки.. Не поймаешь, только руку в прохладной воде подержать.. До ломоты…

Мебель в замке бродзянском – изысканная, немного вычурная, мягкая, спокойных тонов, в креслах хотелось заснуть тотас же после того, как в них влезешь, отгородишься от всех и легко вязалась «синими шерстями» бабушки Анны Николаевны, да она все пыталась что то потоньше вывязать, вроде воротничка платья бабушки Ланской.. Не получалось. И не знала, почему… Может быть, пальцы не слишком тонки? Вот на фортепьяно играть и сочинять что нибудь у нее лучше получается, но дядюшка Густав не любит, когда шум, а тетушка – бабушка Азя, та - молчит, просто - морщится иногда и теребит зонтик или лорнет на цепочке…

Два лорнета уж так она разбила… Да, с нею тяжелее, чем с бабушкою Анной Николаевной, папенткиной маман… А маменька Натали вовсе не любила ее, считала капризной барынькой, притворной, легковесной.. Интересно, где - то сейчас маменька? Нина, вздыхая неслышно, подходила к стенам, на которых висели фотографии в овальных рамах, твердом паспарту и рассматривала, рассматривала незнакомые лица… Полузнакомые.. Бабушкины братья, сестры. Высокие, тонколицые, чернобровые, ясноглазые… Дедушка Сергей, дедушка Иван. Ей говорили, что дедушка Сергей Гончаров служил с ее названным дедом, Петром Ланским в одном полку. Бывают, однако, странные сближенья, как по волшебству, и странные совпадения. Знаки. Пророчества. Об одном вот таком бабушка Анна Николаевна Дубельт, часто рассказывала, лукаво прищурившись и взмахивая округло маленькими, пухлыми ручками в массивных перстнях и сверкающих эмалевых браслетах с червлёным серебром.

В горнице папенькиного братца, дядюшки Николая Леонтьевича, с давних пор стоял редкой красоты наборный столик для игры в шахматы, ручной, домашней работы, со странными готическими вензелями по ободу крышки: N. L N.P и бабушка все твердила, что это - неспроста, что в этих самородных вензелях их нареченных невесток - Наталии Львовой и Наталии Пушкиной – знак для рода значимый и таинственный.

Нина часто вспоминала эту историю и слегка посмеивалась над причудами бабушки толковать все себе в угоду, в угоду лишь своим прихотливым мыслям. До женитьбы сыновей, особенно дядюшки Ники, бвбушка упрямо говорила, что причудливая эта монограмма означает «Николай Леонтьевич» и ничто иное! И спорить с нею никто не решался, так же как и с тем, что дочь соседей Сенявиных для Николеньки более значительная партия, чем Львова.. Побогаче, посолидней, усадьба больше, при ней – домашний парк, театр. Но своенравный Николенька не выбрал Сенявину, он выбрал ту, которую пылко полюбил, домашний баловень, любитель менять экипажи, перчатки, ездить на Острова, дразнить женщин!

***

…Он же и маменьку Натали все хотел дразнить и выпытывал у всех: «А правда ли, что она так красива, как о ней говорят?»

А маменька ведь и была так красива, как богини на помпейских фресках, наверное, только бывали. Горда, но чрезвычайно с людьми обходительна, а когда улыбалась, то словно медленно лепестки розы раскрывались

А уж если смеялась, то как будто бы солнце брызгало во все стороны. Так, говаривали, смеялся дед, словно серебро по полу сыпалось.. Да где уж ей, Нине,помнить и представить ясно, она не знает деда..

И рассказать о нем ей некому. Матушка - не с нею, тетушка Азя о дедушке - пиите – молчит, только четки перебирает гранатовые… Да все ее, Нину, посылает к шкапу, где книги, пропахшие мятно – розовым саше, в футлярах с тиснением и просто - бумажные, с затейливыми виньетками – росчерками на обложках, того и гляди, рассыплются. Она заучивала наизусть, не старательно, бегло, обвороженно, скользя глазами по листкам, желтеющим, рассыпающимся, расклеенным:

…С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы

И ей представлялось, что это - о ней, хотя звали ее вовсе не Нина, Анна, но бабушка называла ее по светски, элегантно, капризно, словно так хотела звуками этими изменить ее судьбу. Знала бы, что не получится!

***

Свою судьбу себе Анна – Нина сама и выбирала. Отчаявшись на воспитании у занудливой тетушки создать себе хорошую партию в деревенской глуши, горячо упросила родных вернуться в столицу. И в вихре скромных домашних балов и чаепитий выбрала сама для себя жениха: Александра Кондырева, исполнительного чиновника Министерства внутренних дел, почти что папенькиного коллегу, молчаливого, тихого, внимательного, в безукоризненно белых перчатках…

Нина все тщилась угощать его конфетками: свежим суфле и бизе, что неизменно подавали у бабушки Василевской, и как то не заметила, что ему то более всего нравилось малиновое вино. Он мог выпить целый штоф, но оставался все таким же тихим и внимательным, сжимавшим до белизны костяшек кулаки и до скрежета – зубы.

…Кондыревы нищали постепенно. В натертой до блеска скромной гостиной тускнел и бился нечаянно фарфор, изысканный, подаренный к свадьбе семейством бабушки Ланской, исчезали одна за другою серебряные ложки и драгоценности из дубового ларца, скромные: жемчужные серьги, ожерелье горного хрусталя, эмалевый браслет. Потеряли они, как неведомую драгоценность, и сгоревшую от мозговой горячки в неделю Наташеньку, младшую из троих, светлокудрого ангелочка -дочь.

Ни в чем не упрекнула она тогда пьяно хрипящего от слез у гроба ребенка мужа, и на девятый день кончины дочери сама, твердою рукою, писала прошение о принятии сына ее, Александра Кондырева, как правнука Пушкина, в Александровский Лицей, с правом именной стипендии, казенного содержания. Не отказали Анне Михайловне тогда - лишь из уважения к родовому звонкому и легкому имени, священному для России…

***

Учился Саша тяжело, неровно, характером обладал упрямым, горделиво – норовистым, со вспышками ярости и гнева, не поддавался никакому внушению со стороны педагогов воспитателей и Анна Михайловна порою мучительно терялась в догадках, какою жилою и гранью явилось ее сыну наследство роковое, родовое: со стороны ли деда, Михаила Леонтьевича Дубельта, в ярости топтавшего шпорами тело свой прекрасной Натали или со стороны прадеда стихотворца, который, говаривала бабушка Наталия Николаевна, весь свой гнев выражал лишь тем что вспыхивал и краснел до белков глаз, да ломал тяжелую трость со свинцовым набалдашником пополам!

***

…Как бы то ни было, но внезапное решение Конференции Лицейского совета оставить Александра Кондырева на второй год за неуспеваемость в учебе повергла пылкого лицеиста в такое смятение и уныние, что он вечером того же дня выбросился из окна туалетной комнаты второго этажа во двор лицейский, и насмерть убился, не прожив и пяти минут.. Гибель его потрясла товарищей так, что один из них не мог опомниться от впечатления и спустя годы в изгнании, в эмиграции, в Ментоне и посвятил бедному ее сыну такие вот строки стихотворные: «И вспомнил я родные стены, Наш милый класс, лицейский сад,

Где в час желанной перемены Бродить и бегать был я рад, Лицея церковку святую Да ту могилу дорогую, Где мукой горестной убит Несчастный Кондырев лежит»... (Николай Зубарев. !9 октября 1920 года. )

…Строки эти искренние , от сердца, передали ей с нечаянною оказией, вместе с вещами предназначенными для помощи тетушки Марии Александровне Гартунг, и она, Нина, рыдала над ними неутешно, ибо оплакивать пришлось всех сразу: и тетушку, умершую от голода, и память о Сашеньке, и Павла, младшего, пропавшего без вести, в озверевшем, холодном Петрограде и бесстрашного того, безымянного, к ним посыльного из Франции офицера, которого расстреляли в подвалах ВЧК..

Да … Жизнь совсем не щадила ее!

Анна Михайловна Дубельт - Кондырева умерла, голодая в летнем, но нещадно зябнувшем от пронзительных ветров и бесконечных расстрелов Петербурге - Петрограде, и от нее осталось лишь неясное, смутное воспоминание…

И нечеткий профиль на фотографии в одной из редких книг о родословной Пушкиных… И вот это странное имя. Анна. Божья милость. Благодать. Гость на земле… Блестящая Нина… Клеопатра Невы. Пушкинский знак. Искра рода. Магия фамилии. Что осталось? Судить не мне. Не нам. Времени. Оно все расставит на места. Всегда. Неизменно. Непреложно.

 

ttps://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/anna-mihailovna-dubelt-kondyreva-blestiascaia-nina-iskra-roda-5cd56cb35204fd00b23ced4

CrisM (Родовед-историк) все записи автора

 

 

 

История одной дуэли

 

 

 

Офицер, полковник лейб-гвардии преображенского полка, Дмитрий Васильевич Арсеньев. Произведён в прапорщики Преображенского полка 12 января 1796 года, в капитаны — 5 января 1800 года, с 1801 года — полковник и командир батальона Преображенского полка. В ходе службы тесно сблизился с графом М.С. Воронцовым и С.Н. Мариным, крепкая ддружба с которыми не прерывалась вплоть до смерти Дмитрия Васильевича. Когда они были вместе, они жили на одной квартире и были своими людьми в доме тётки Воронцова М.А.Нарышкиной, а когда врозь, то постоянно переписывались.

Жаждущий воинской славы офицер Арсеньев, командовавший в 25 лет батальоном первого в России по значимости полка, страдал и мучительно переживал несовершенство мира. Арсеньев был добрым, мягким человеком, часто и легко влюблявшимся. В 1804 году неудачное увлечение княгиней Еленой Александровной Суворовой, вынудило Арсеньева отправиться в путешествие. Марин так писал Воронцову: «Ты, может, захочешь знать причины, которые заставили Арсеньева оставить Петербург? Храня его тайну, могу сказать тебе, что этому главная причина — любовь».

Дмитрий Васильевич Арсеньев

В сентябре 1804 года Марин вновь писал Воронцову: "Бедный Арсеньев грустит в Корфу, скучает в Неаполе и хочет стреляться в Мессине. Да, мой друг, стреляться; я от него получил письмо, которое поставило дыбом мои волосы. Вообрази, что его отчаяние почти ума его лишило: он ни о чём больше не говорит, как об ... и о смерти. Ужасно обмануться в том, что боготворишь; а с ним это случилось... Мы можем потерять друга, оттого, что женщине вздумалось записать его в число своих воздыхателей.

Мудрено ли завести сердце доброго Арсеньева? В его лета оно искало любить, полюбило и в божестве своём нашло всё, что ветреность, что кокетство имеет опасного... Всякий день молю Бога, чтобы удержал он руку, на самоубийство стремящуюся, и всякий день ожидаю известия о его смерти. Верь мне, что слёзы мешаются здесь с чернилами". Речь идёт о княгине Суворовой жене их общего товарища, сыне великого полководца.

Однако Арсеньев благополучно вернулся в Россию и принял участие в походах против Наполеона. В 1804 году Арсеньев вместе с генералом Анрепом с русскими войсками был отправлен на Ионические острова (в Корфу). 14 декабря 1806 году, снаходясь в отряде генерала Голицына, Дмитрий Васильевич отличился в деле под Голымином. 25 января 1807 году он был взят в плен в деле при Ландсберге. По одной из версий, тогда же едва не был убит группой русских солдат-мародеров напавших на французский конвой, стороживших пленных русских офицеров. После возвращения из плена награжден орденом Святой Анны.

Екатерина Александровна Суворова

После компании 1807 года Арсеньев вновь влюбился, теперь в дочь старшего сослуживца по гвардии. Об этой истории написал Сергей Волконский. «Арсеньев был уже давно влюблен и искал руки фрейлины Великой Княгини Анны Федоровны, девицы Ренни. Его желания были увенчаны успехом, и он был объявлен ее женихом. Государь Император, отлично к нему расположенный, как к человеку, вполне это заслуживающему, благоволил при объявлении Арсеньевым о предстоящем ему счастии, как человеку весьма ограниченному в средствах жизни, дать ему аренду или денежные средства. Эта помолвка получила полную гласность.

После оглашения помолвки, к Марии Карловне посватался влюблённый в неё граф Ириней Хрептович, не принимая во внимание бывшую помолвку девицы с Арсеньевым. Мать ее, прельщённая богатством графа Хрептовича, уговорила свою дочь отказать Арсеньеву и принять предложение Хрептовича. Все сочувствовали Арсеньеву, но помочь ничем не могли.

Мария Карловна Ренне, статс-дама и гофмейстерина двора великой княгини Анны Фёдоровны.

Арсеньев, обманутый в своих ожиданиях, не вынес этой обиды и в отчаянии вызвал на дуэль Хрептовича. Вызов был принят. Дуэль была на пистолетах, секундантом у Арсеньева был граф М. С. Воронцов, а у Хрептовича граф Моден. Арсеньев был убит на месте. Весь Петербург, за исключением весьма малого числа лиц, вполне оправдывал Арсеньева и принимал в постигшей смерти Арсеньева радушное участие. Его похороны почтила своим присутствием петербургская молодёжь, полная участия, и явно осуждающая Хрептовича и тех лиц, которые своими советами участвовали в склонении матери и девицы Ренни к неблагородному отказу Арсеньеву.

Поскольку официально дуэли не одобрялись, поэтому царю о смерти Арсеньева доложили, что дескать граф Воронцов и граф де Дальмон 3 декабря 1807 года были с Арсеньевым на охоте и «разойдясь в лесу услышали выстрел, на который сошедшись, нашли полковника Арсеньева мертвым… случилось это по неосторожности Арсеньева, который, как видно, желая перейти ров, оперся на ружье свое и оным нечаянно застрелился».

Мария Карловна Хрептович (Ренне)

После гибели Арсеньева осталось его завещание написанное накануне:
«...Свет будет судить и тех и других и воздаст каждому должное...Всякого прошу вникнуть в мои обстоятельства, посудить меня и пожалеть, буде найдет виновным. Любил друзей, родных, был предан государю Александру и чести, которая была для меня во всю мою жизнь единственным для меня законом. Имел почти все пороки, вредные ни для кого, как для самого себя. Прощайте.
Арсеньев...».

Хрептович, как осужденный общим мнением, выехал из Петербурга, но семейство Ренни поехало вслед за ним в его поместье, и там, в 1808 году совершилось бракосочетание.

 

Источник:

https://howlingpixel.com/i-ru Арсеньев,_Дмитрий_Васильевич_(1777); А.Я. Гордин «Дуэли и дуэлянты». С-Петербург, 1996.

https://zen.yandex.ru/media/id/5b9cf2c3b76d9000aa0...dueli-5d13a9adac97b000b074d0d0

Икатель_истины (Родовед-историк) все записи автора

 

 

Алапаевские мученики: как уничтожили родственников семьи Романовых

 

Елизавета Фёдоровна Романова, алапаевская мученица Алапаевск – небольшой уральский городок, которому по воле судьбы пришлось приобрести недобрую славу. Черным днем его истории стало 18 июля 1918 года. В этот день по приказу большевиков здесь была убита семья Романовых. За то, что родственники царской фамилии приняли мученическую смерть, позже их причислили к лику святых.

Портрет Елизаветы Фёдоровны Романовой

 

>> КУЛЬТУРОЛОГИЯ: Интересное о культуре, искусстве и жизни <<

Родственники семьи Романовых попали на Урал по воле большевиков. После политического переворота стало очевидно: семья Романовых не может оставаться в столице. Пока царь с семьей был под арестом в доме Ипатьева, было принято решение о ссылке остальных Романовых на Урал, это представлялось отличным решением проблемы. Местом изгнания был выбран шахтерский город Алапаевск.

Портрет Елизаветы Фёдоровны Романовой

Первые месяцы ссылка для Романовых была вполне либеральной: изолированные от центра, они получили возможность жить вольно, свободно перемещаться по городу, посещать церковь, вести переписку. Правда, это длилось недолго: уже в середине июня режим усилили, превратив его, по сути, в тюремное заключение, после «побега» из Алапаевска князя Михаила Александровича (на самом же деле князь был тайно убит агентами ЧК). Стало очевидно: всех родственников Романовых рано или поздно настигнет та же участь.

Портрет Елизаветы Фёдоровны Романовой

Трагедия произошла на следующий день после расстрела в доме Ипатьева. Метод убийства был избран зверский: большевики привезли всю семью в одну из шахт и начали избиение при помощи обыкновенных топоров. После ударов обухом тела Романовых сбрасывали на дно шахты. Исключительно жуткой представляется судьба тех, для кого нанесенный удар не был смертельным: выжившие еще несколько дней страдали от полученных травм и жажды, умирая в муках. Семья Романовых была очень религиозна и, по местным преданиям, из шахты после казни еще несколько дней были слышны молитвы.

Алапаевские мученики

Игумен Серафим

Останки Романовых были обнаружены, только когда в город вошла армия Колчака. Шахта была взорвана, но экспедиции, осуществлявшей поиск, все же удалось разыскать тела. Среди поисковиков был игумен Серафим, монах Белогорского монастыря, который был очень дружен с княгиней Елизаветой Федоровной. Еще при ее жизни он дал ей слово, что, что бы ни случилось, похоронит ее прах в Иерусалиме. Верный данному обещанию, игумен всеми правдами и неправдами сумел вывести тела всех Романовых из Алапаевска. На все процедуры по упокоению их Серафиму понадобилось около двух лет. Тело Елизаветы нашло последний приют в Иерусалиме, остальные члены фамилии похоронены в Пекине.

Надгробие игумена Серафима в Иерусалиме

 

>> КУЛЬТУРОЛОГИЯ: Интересное о культуре, искусстве и жизни <<

Еще одна трагическая страница из истории семьи Романовых - судьба Анастасии Романовой: расстрел и лже-воскрешение.
Источник: https://kulturologia.ru/blogs/090716/30379/

https://zen.yandex.ru/media/kulturologia/alapaevsk...novyh-5d1e49c47f053700b0a84c26

Светская_Дама (Родовед-историк) все записи автора

Лев Михайлович Лопатин р. 13 июнь 1855 ум. 21 март 1920

Запись:1046181

Полное дерево
Поколенная роспись

Род	Лопатины
Пол	мужчина
Полное имя от рождения	Лев Михайлович Лопатин
Родители ♀ Екатерина Львовна Чебышёва [Чебышёвы] р. 1827 ум. 1910 ♂ Михаил Николаевич Лопатин [Лопатины] р. 28 июнь 1823 ум. 19 декабрь 1900
Вики-страница	wikipediaЛопатин, Лев Михайлович

События

13 июнь 1855 рождение: Москва, Российская империя

21 март 1920 смерть: Москва, РСФСР

Заметки

выдающийся русский философ-спиритуалист, создатель первой в России системы теоретической философии, профессор Московского университета, многолетний председатель Московского психологического общества, редактор журнала «Вопросы философии и психологии»

 

Ближайшие предки и потомки

 

Деды

♂ Лев Павлович Чебышёв

рождение: 1789
смерть: 1861

♀ Аграфена Ивановна Позднякова (Чебышёва)

♂ Иоасаф Михайлович Лопатин

♂ Николай Михайлович Лопатин

рождение: 1775
брак: ♀ Екатерина Дементьевна Спедикати
смерть: 1859

♀ Екатерина Дементьевна Спедикати

брак: ♂ Николай Михайлович Лопатин

Деды

Родители

♀ Ольга Львовна Чебышёва

рождение: 1836
брак: ♂ Михаил Сергеевич Гончаров
смерть: 1908

♂ Пафнутий Львович Чебышёв

рождение: 4 май 1821, Российская империя, Калужская губерния, Боровской уезд, д. Окатово
смерть: 26 ноябрь 1894, Российская империя, Санкт-Петербургская губерния, Санкт-Петербург, Умер за письменным столом

♀ Елизавета Львовна Чебышёва

рождение: 1819
брак: ♂ w Алексей Терентьевич Тарасенков
смерть: 1888

♀ Екатерина Львовна Чебышёва

рождение: 1827
брак: ♂ Михаил Николаевич Лопатин
смерть: 1910

♀ Александра Николаевна Лопатина

брак: ♂ Аполлон Иванович Эберле

♂ Николай Николаевич Лопатин

рождение: 1827
брак: ♀ Александра Николаевна Дединцева
брак: ♀ Екатерина Семёновна Коротнева (Лопатина)
смерть: 1901

♂ Александр Николаевич Лопатин

♂ Аполлон Николаевич Лопатин

рождение: 1826
брак: ♀ Клавдия Михайловна Воейкова (Лопатина) , с. Петровское Елецкого у. Орловской губ.

♂ Иоасаф Николаевич Лопатин

брак: ♀ Мария Николаевна Палицына

♀ Елизавета Николаевна Лопатина

♀ Анна Николаевна Лопатина

♀ Варвара Николаевна Лопатина (Минина)

брак: ♂ Павел Александрович Минин

♀ Надежда Николаевна Лопатина (Плешкова)

брак: ♂ Емельян Федорович Плешков

♂ Михаил Николаевич Лопатин

рождение: 28 июнь 1823
брак: ♀ Екатерина Львовна Чебышёва
смерть: 19 декабрь 1900, Москва, Российская империя

Родители

 

== 3 ==

♂ Владимир Михайлович Лопатин

рождение: 1861
брак: ♂ Надежда Александровна Эртель
смерть: 1935

♂ Николай Михайлович Лопатин

рождение: 1854
смерть: 1897

♂ Александр Михайлович Лопатин

рождение: 1859
брак: ♀ Елизавета Николаевна Дубенская
смерть: 1934

♀ Екатерина Михайловна Лопатина

рождение: 8 апрель 1865, Москва, Российская империя
смерть: 1935, Вальбонн, Франция

♂ Иоасаф Михайлович Лопатин

рождение: 1862
брак: ♀ Екатерина Дмитриевна Яковлева (Лопатина)

♂ Лев Михайлович Лопатин

рождение: 13 июнь 1855, Москва, Российская империя
смерть: 21 март 1920, Москва, РСФСР

== 3 ==

Лопатины

Поздняковы

Спедикати

Чебышёвы

Светская_Дама (Родовед-историк) все записи автора

Лопатин, Лев Михайлович

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

 

Лев Михайлович Лопатин
Левъ Михайловичъ Лопатинъ
Дата рождения	1 (13) июня 1855
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	21 марта 1920 (64 года)
Место смерти	Москва, РСФСР
Страна	Российская империя, РСФСР (1917—1922)
Учёная степень	доктор философии (1891)
Учёное звание	заслуженный профессор (1910)
Альма-матер	Московский университет (1879)
Язык(и) произведений	русский
Школа/традиция	спиритуализм
Основные интересы	психология, метафизика
Значительные идеи	единство сознания, творческая причинность, свобода воли
Оказавшие влияние	Р. Декарт, Г. В. Лейбниц, Дж. Беркли, Мен де Биран, Вл. С. Соловьёв
Лев Михайлович Лопатин в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Лев Миха́йлович Лопа́тин (1 (13) июня 1855, Москва, Российская империя — 21 марта 1920, Москва, Советская Россия) — русский философ-идеалист и психолог, профессор Московского университета, многолетний председатель Московского психологического общества и редактор журнала «Вопросы философии и психологии». Ближайший, с раннего детства, друг и оппонент В. С. Соловьёва. Лопатин был создателем первой в России системы теоретической философии[1]; своё учение, изложенное в труде «Положительные задачи философии» и множестве статей, называл «конкретным спиритуализмом»[2].

Основные труды мыслителя посвящены вопросам теории познания, метафизики, психологии, этики и истории философии. В теории познания Лопатин выступал как сторонник рационализма, последовательный критик эмпиризма и защитник умозрения. В психологии он развивал метод самонаблюдения, обосновывал субстанциональное единство сознания и тождество личности, отстаивал творческую природу сознания и свободу воли. В метафизике философ разработал оригинальную теорию творческой причинности, с помощью которой доказывал чужую одушевлённость, существование Бога и внешнего мира; ключевой идеей лопатинского спиритуализма была внутренняя духовность всего сущего, непосредственно открывающаяся в деятельности нашего внутреннего «я». В этических работах философ критиковал мораль утилитаризма, отстаивал идеи бессмертия души и нравственного миропорядка. Историко-философские работы Лопатина посвящены древней, новой и новейшей философии; немалое значение имеют также работы, посвящённые критическому разбору трудов современников. По мнению исследователей, работы Лопатина, наряду с трудами других мыслителей, положили начало самостоятельной русской философской традиции[1][3].

Содержание

• 1 Биография
  • 1.1 Ранние годы
  • 1.2 В Московском университете
  • 1.3 В Московском психологическом обществе
  • 1.4 Последние годы жизни и смерть
• 2 Личность философа
• 3 Учение
  • 3.1 Общий характер учения
  • 3.2 Основные работы
  • 3.3 Из Брокгауза и Ефрона
• 4 Памятные адреса
• 5 Сочинения
• 6 Примечания
• 7 Литература
• 8 Ссылки

Биография

Ранние годы

Лев Михайлович Лопатин родился 1 июня 1855 года в Москве, в семье известного судебного деятеля Михаила Николаевича Лопатина и его жены Екатерины Львовны, урождённой Чебышёвой. Отец философа, Михаил Николаевич, происходил из старинного дворянского рода Тульской губернии, известного с начала XVI века[4]. Старший Лопатин окончил юридический факультет Московского университета и служил по судебному ведомству в различных учреждениях Москвы; в конце жизни он руководил одним из департаментов Московской судебной палаты. Он был умеренным либералом, сторонником реформ Александра II и автором публицистических статей. Сослуживцы знали его как честного, справедливого и неподкупного судью[5]. Мать философа, Екатерина Львовна, была родной сестрой знаменитого математика П. Л. Чебышёва. У М. Н. и Е. Л. Лопатиных было пятеро детей: Николай, Лев, Александр, Владимир и Екатерина (последний сын, Михаил, умер в детском возрасте). Все дети Лопатиных стали известными творческими людьми. Старший сын, Николай Михайлович, стал известным фольклористом, собирателем и издателем русских народных песен. Младшие братья, Александр и Владимир Михайловичи, сделались судебными деятелями, а Владимир — ещё и выдающимся актёром, игравшим во МХАТе. Их сестра Екатерина Михайловна приобрела известность как писательница, писавшая под псевдонимом К. Ельцова[4].

Лев Михайлович был вторым сыном в семье и получил имя в честь своего деда по матери Л. П. Чебышёва. Согласно метрическим книгам, Лев был крещён 11 июня 1855 года, а его крёстным отцом был дядя-математик П. Л. Чебышёв[4]. Детство будущего философа прошло в Москве, в доме купца Яковлева в Нащокинском переулке, где его родители снимали квартиру. Лёва рос слабым, худым, болезненным подростком; его отличительной чертой было сочетание физической беспомощности с ясным и тонким умом. В 1868 году он поступил в 3 класс только что основанной частной гимназии Л. И. Поливанова, которую с успехом закончил в 1875 году, однако испытание на аттестат зрелости он выдержал в 3-й Московской гимназии[6]. Выдающий педагог, Л. И. Поливанов умел привить своим ученикам интерес к литературе и искусству[7]. Учениками поливановской гимназии был создан драматический «Шекспировский кружок», в постановках которого принимал активное участие юный Лопатин. По отзывам современников, Лев обладал незаурядным сценическим талантом: он исполнял роли Полония, Лоренцо, Мальволио, Менения Агриппы, Генриха IV, Скупого рыцаря[8] и был особенно хорош в роли Яго[9]. Любовь к театру философ сохранил на всю жизнь и уже на склоне лет состоял членом редакционного комитета московского Малого театра. Из других преподавателей гимназии наибольшее влияние на Лопатина оказал учитель физики и математики Н. И. Шишкин. Сам оригинальный мыслитель, Шишкин умел ясно и просто объяснять самые сложные научные проблемы; от него Лопатин усвоил любовь к точным наукам[10].

Михаил Николаевич Лопатин, отец философа

В 1872 году семья Лопатиных поселилась в собственном двухэтажном доме на углу Хрущёвского и Гагаринского переулков. Дом этот приобрёл в Москве большую известность благодаря происходившим в нём частным собраниям, так называемым лопатинским «средам»[11]. Глава семьи, М. Н. Лопатин, поддерживал дружеские отношения со многими выдающимися людьми своего времени. Каждую среду по вечерам в его доме собирались на ужин представители научной и творческой интеллигенции: профессора, литераторы, актёры, судебные и общественные деятели. Сюда приходили обменяться новостями, мнениями, послушать новые литературные и музыкальные произведения, поспорить на научные и общественно-политические темы[4]. Здесь можно было встретить таких людей, как С. М. Соловьёв, И. Е. Забелин, И. С. Аксаков, Д. Ф. Самарин, А. Ф. Писемский, А. И. Кошелёв, Н. П. Гиляров-Платонов, С. А. Юрьев, Л. И. Поливанов, В. И. Герье, В. О. Ключевский, А. А. Фет, Ф. И. Тютчев, Л. Н. Толстой и многие другие[5]. Собрания эти имели большое влияние на детей М. Н. Лопатина, в особенности на Льва. В этой старомосковской, славянофильской среде происходило становление его взглядов и жизненных идеалов. Особенно много дало юному Лопатину общение с С. А. Юрьевым, в беседах с которым он почерпнул свои первые философские уроки[12].

Владимир Соловьёв

Огромное влияние на судьбу Лопатина оказала его дружба с Владимиром Соловьёвым. Семьи их отцов, М. Н. Лопатина и С. М. Соловьёва, жили по соседству и поддерживали близкие отношения, а летом вместе отдыхали в подмосковной усадьбе Покровское-Стрешнево. Лев познакомился с Владимиром, когда первому было 7, а второму 9 лет. Впоследствии философы вспоминали, как подростками устраивали развлечения в парке Покровского-Стрешнева, изображая привидений и пугая местных жителей[13]. Лопатин и Соловьёв рано начали интересоваться философскими вопросами, и их умственное развитие шло параллельно. Лопатин вспоминал, что когда ему было 12 лет, Соловьёв, бывший в ту пору материалистом, «до основания потряс» его детские верования[14]. С этого времени он стал мучительно вырабатывать собственное мировоззрение в постоянной борьбе с Соловьёвым. Взгляды юного Соловьёва переживали быструю эволюцию: после увлечения материализмом тот стал последователем Шопенгауэра, а затем возвратился к христианской церковной вере. По воспоминаниям Лопатина, к своим 15 годам он сошёлся с Соловьёвым на философском идеализме, а в 17 лет стал его полным единомышленником[14]. Однако в дальнейшем их философские пути разошлись: несмотря на влияние Соловьёва, Лопатин не стал его последователем и выработал своё собственное учение, которое отстаивал до конца жизни. Дружба двух философов сохранялась, однако, неизменной; Лопатину посвящены многие стихотворения Соловьёва[15].

В Московском университете

Лев Лопатин со своей сестрой Екатериной. 1880-е гг.

По окончании гимназии в 1875 году Лопатин поступил учиться на историко-филологический факультет Московского университета. В том году, после смерти П. Д. Юркевича, философскую кафедру в университете заняли двое: молодой, только что защитивший магистерскую диссертацию В. С. Соловьёв и прибывший из Варшавы профессор М. М. Троицкий[16]. Соловьёв, однако, вскоре покинул университет, и единственным представителем философии на кафедре остался профессор Троицкий. Троицкий был позитивистом, последователем английского эмпиризма в духе Дж. С. Милля и Г. Спенсера и отрицательно относился ко всякой метафизике. Лопатин, взгляды которого к тому времени уже сложились, не встретил у него никакого сочувствия. В 1879 году он окончил университет со степенью кандидата и выразил желание продолжить научную деятельность; однако Троицкий воспротивился его оставлению на кафедре, и Лев Михайлович был вынужден искать себе другую работу[16]. Одно время он преподавал русский язык в реальном училище (в 1879/80 уч. году), а затем устроился преподавателем литературы и истории в родной гимназии Л. И. Поливанова и в женской гимназии С. А. Арсеньевой. Связь с этими учебными заведениями философ сохранил до конца жизни. В 1880 году Лопатин, в качестве помощника Поливанова, принял участие в организации торжеств по случаю открытия памятника А. С. Пушкину; здесь он познакомился с писателем Ф. М. Достоевским, который в письме к жене характеризовал его как «человека чрезвычайно умного, весьма мыслящего, чрезвычайно порядочного и в высшей степени моих убеждений»[17].

Владимир Герье

В 1881 году, по приглашению В. И. Герье, Лопатин начал преподавать на историко-философском факультете Высших женских курсов[18]. В эти годы началась его литературная деятельность: в 1881 в «Русской мысли» была напечатана его первая статья «Опытное знание и философия», а в 1883 — статья «Вера и знание». Обе статьи впоследствии вошли в состав 1 тома его основного труда «Положительные задачи философии»[19]. Вскоре, по настоянию и протекции В. И. Герье, Лопатину удалось вернуться в Московский университет. В 1884 году он успешно сдал магистерский экзамен, а в следующем году, прочитав пробные лекции по теории причинности Канта, приступил к преподаванию в качестве приват-доцента[18]. Весной 1886 года он защитил магистерскую диссертацию, текст которой, под заглавием «Область умозрительных вопросов», был опубликован в том же году в качестве 1 тома «Положительных задач философии»[20]. На защите диссертации против Лопатина выступил профессор Троицкий, однако благоволивший диссертанту декан факультета так искусно прочёл его язвительный отзыв, что никто не заметил его язвительности[16]. В том же году Троицкий ушёл в отставку, и философскую кафедру занял прибывший из Новороссийска профессор Н. Я. Грот. С Гротом у Лопатина установились дружеские отношения, и его дальнейший профессиональный рост не встречал никаких препятствий[18]. В 1891 году он успешно защитил докторскую диссертацию на тему «Закон причинной связи, как основа умозрительного знания действительности», и в том же году опубликовал её в качестве 2 тома «Положительных задач философии»[2]. С 1892 года Лопатин — экстраординарный, а с 1897 — ординарный профессор Московского университета. Заслуженный профессор Московского университета (1910). Вся дальнейшая жизнь Лопатина была связана с Московским университетом, в стенах которого он проработал в общей сложности 35 лет — больше, чем кто-либо другой из дореволюционных преподавателей философии[18]. Одновременно он продолжал читать лекции в двух гимназиях и на Высших женских курсах.

За годы своей преподавательской деятельности Лопатин прочёл множество лекционных курсов, часть из которых была опубликована в виде отдельных изданий. Сюда относятся, прежде всего, курсы по истории древней и новой философии, выходившие в виде литографированных изданий в разные годы. Многочисленные издания этих курсов свидетельствуют о постоянной творческой переработке, которой подвергал их автор[21]. Философ также читал курсы по античной культуре, о Платоне и Аристотеле, спецкурсы «Европейская философия в текущем столетии», «Философия Канта», «Этика», курс «Основные проблемы познания»; в 1894 году он начал читать новый курс «Введение в философию», а с 1899 года — курс психологии[22]. По воспоминаниям слушателей, лекции Лопатина погружали в живую стихию философского творчества и приучали студентов к самостоятельной мысли[23]. Особенное впечатление производил его курс «Введение в психологию». Так, философ и богослов Н. С. Арсеньев вспоминал:

«Убедительно, ясно, с сильной аргументацией и — вдохновенно — он говорил о правах духа, о реальности, исконной решающей реальности духа. В мысленном общении с Лопатиным на этих лекциях молодой человек входил в общение со страстным и добросовестным и глубоко убедительным для мысли и захватывающим по силе нравственного подъёма свидетельством о подлинном существовании духовного мира»[24].

— Н. С. Арсеньев. Дары и встречи жизненного пути.

Впрочем, не у всех студентов курсы философа пользовались популярностью: многие находили их скучными, а некоторые считали, что печатные издания Лопатина производят большее впечатление, чем его лекции[25]. За долгие годы преподавания его курсы прослушали тысячи студентов, многие из которых сделались впоследствии крупными мыслителями; среди них были, например, философы П. А. Флоренский, В. Ф. Эрн, В. П. Свенцицкий, Г. Г. Шпет, А. Ф. Лосев, психолог П. П. Блонский, поэты В. Я. Брюсов и А. Белый и многие другие[18]. Несмотря на это, Лопатину не удалось создать своей философской школы, и только в конце жизни у него появилось несколько учеников, в частности, сын его друга-профессора А. И. Огнёв[26] и известный впоследствии как литературовед П. С. Попов[27].

В Московском психологическом обществе

Редакция журнала «Вопросы философии и психологии», В. С. Соловьёв, С. Н. Трубецкой, Н. Я. Грот и Л. М. Лопатин. 1893 г.

В 1885 году при Московском университете было создано Психологическое общество, объединившее в своих рядах множество философов, психологов и представителей других наук. Общество было задумано не только как психологическое, но и как философское; инициатором его создания и первым председателем выступил профессор М. М. Троицкий[28]. Согласно уставу, Общество имело целью разработку и распространение психологических знаний[29]; оно имело свой печатный орган «Труды Московского Психологического Общества», выходивший раз в несколько лет, и осуществляло научные переводы. С самого момента создания Общества Лопатин принял живое участие в его деятельности; он неизменно присутствовал на его заседаниях, выступал с докладами, участвовал в прениях. В 1887 году, после отставки Троицкого, новым председателем Общества стал профессор Н. Я. Грот. С приходом Грота деятельность Общества приняла более широкий характер[30]: в 1889 году по его инициативе Общество стало издавать журнал «Вопросы философии и психологии», выходивший с периодичностью 4-6 раз в год. В короткое время «Вопросы философии и психологии» стали крупнейшим российским философским журналом и объединяющим центром русской философской мысли[23]. Грот обладал способностью сдруживать между собой людей разных убеждений; под его руководством Психологическое Общество превратилось в тесный кружок объединённых общими целями людей. По свидетельству Лопатина, в период председательства Грота Психологическое Общество стало одним из популярнейших центров российского просвещения[31].

Николай Грот

С конца 1880-х годов жизнь Лопатина была тесно связана с деятельностью Психологического Общества. Его статьи публиковались в «Трудах Московского Психологического Общества», а с появлением журнала «Вопросы философии и психологии» он стал одним из его основных авторов. Уже в 1890 году в журнале был опубликован цикл его статей по нравственной философии, в которых он сформулировал свои этические взгляды[32]. Затем, на протяжении 1890-х и начала 1900-х годов, философ помещал в журнале статьи по вопросам психологии, лёгшие в основу его курса психологии, читанного на Высших женских курсах и опубликованного в виде литографированного издания в 1903 году[33]. Наконец, с начала 1900-х годов Лопатин начал печатать в журнале статьи общефилософского содержания, развивавшие идеи его основного труда «Положительные задачи философии». К этому следует добавить опубликованные в разные годы статьи-некрологи и статьи, посвящённые характеристикам мыслителей прошлого. Статьи этого цикла были изданы в 1911 году в виде отдельной книги «Философские характеристики и речи»[34]. Всего за годы своего сотрудничества в журнале «Вопросы философии и психологии» Лопатин опубликовал в нём более 50 статей[35]. С 1894 года он принимал участие в редактировании журнала, а в 1896 году, во время болезни Грота, стал одним из его со-редакторов.

Сергей Трубецкой

В 1899 году, после смерти Н. Я. Грота, Лопатин был избран новым председателем Психологического Общества и с этого момента возглавлял Общество вплоть до собственной смерти в 1920 году. Одновременно он продолжал редактировать журнал «Вопросы философии и психологии», сначала вместе с В. П. Преображенским, а после смерти последнего — вместе с князем С. Н. Трубецким[30]. Князь С. Н. Трубецкой был одним из ближайших друзей Лопатина; в 1902 году он организовал при Московском университете студенческое Историко-философское общество, к работе в котором был приглашён и Лопатин, возглавивший в нём философскую секцию. Однако в сентябре 1905 года Трубецкой, избранный ректором Московского университета, скончался от апоплексического удара. После его смерти руководство журналом «Вопросы философии и психологии» целиком перешло в руки Лопатина, который оставался его единоличным редактором вплоть до закрытия издания в 1918 году[16]. На рубеже XIX-XX веков Психологическое Общество понесло ряд значительных потерь: один за другим скончались его деятельные члены М. М. Троицкий, Н. Я. Грот, В. П. Преображенский, С. С. Корсаков, В. С. Соловьёв, А. А. Токарский, Н. В. Бугаев, С. Н. Трубецкой, что не могло не сказаться на качестве его работы. Негативно отразились на работе Общества и революционные события 1905—1906 годов