Ptisa_Lucy все записи автора
Автор
Алексей_Груненков,
От неё всегда веяло таким холодом, что от дыхания её легко могло просквозить. Наверное, наше тесное с ней общение и было причиной моих простуд. Ведь я как мальчик Кай в её ледяном офисе, ну а она моя Снежная Королева.
Если “королева” вдруг задерживалась на час на два или если после полудня её всё ещё не было на работе, то у меня появлялся маленький лучик надежды. Почти как в школе, когда предстоял какой-то нелюбимый и сложный урок (обычно алгебра или геометрия), а учитель-тиран почему-то ещё не в классе, то тогда я тоже надеялся, что урок не состоится из-за его внезапной болезни. Опроса не будет, контрольной тоже, а будет пощада. Только в случае с начальницей рассчитывать на это не приходилось. Она только разносила болезни, но никогда не болела сама.
А вот при её преждевременном появлении у меня замертво падало настроение. Даже если до этого оно у меня “стояло”.
Она была отталкивающе-привлекательной, надменной и чопорной дамой. У меня никак не получалось представить её в постели, хотя я пробовал и не раз. При этом, готов спорить на что угодно: там внизу в зоне гинекологии у неё гладко, ни волоска и чулки она, наверняка, тоже носит. Тем не менее, вызывать в памяти её светлый образ при мастурбации казалось мне святотатством.
Я сидел близко к входу, а потому безошибочно угадывал её шаги на лестнице. У неё была своя фирменная барабанная дробь. Она исполняла её на каблуках (исполняла специально для меня) спускаясь вниз по ступеням. Точно такая же дробь звучит перед смертельным номером в цирке или перед казнью.
Потом она влетала в офис, как всегда чуточку наклоняясь вперёд. Полы её длинной одежды угрожающе развивались, юбка зловеще шуршала. Клянусь, о края плаща, а тем более юбки можно было легко обрезаться. Одной рукой она всегда прижимала что-то из вещей (клатч, ноутбук или ежедневник) к своей упразднённой груди.
Зато с её уходом из офиса я всегда надеялся, что на сегодня отмучался, что она сюда уже не вернётся и начинал спокойно без нервов работать. Казнь откладывается. Палач поехал домой.
К слову, график её приходов и уходов с работы был совершенно непредсказуем. Это погода предсказуема, а спрогнозировать, во сколько начальница придёт на работу и во сколько уйдёт – в принципе невозможно. То торчит с раннего утра до позднего вечера, а то ближе к обеду заскочит на полчаса и опять упорхнёт куда-нибудь в своей ступе и уже с концами. То небо ясное-ясное, нет ни облачка, а то вдруг резко нахмурится, а там и начальница тут как тут. Ничего вроде не предвещало, а вот, поди ж ты, пожаловала.
Когда мне звонили, и я не успевал определить местный ли это звонок или звонят по городу поскольку моментально давал приём, то сразу понимал, что звонит не она, в том случае, если после моего ответа, возникала непродолжительная пауза в долю секунды. Начальница же всегда принималась бомбить меня сразу не выдерживая никакой паузы и, после этого моего “алё”, моментально, не давая собраться, осуществляла мозговой штурм. Без остановки, она задавала мне одни и те же вопросы, пока я не начинал задыхаться, отвечая на них.
Все эти наши переговоры напоминали допрос в подвалах Лубянки или в застенках Гестапо. Она злой следователь, сотрудник госбезопасности в сапогах с высокими голенищами, а я арестованный “вредитель”, тщетно опровергающий обвинения. Я представал перед ней жертвой, которая изворачивается, юлит, ловчит, врёт, в надежде запутать следствие, но она протоколировала каждое моё слово и, используя это слово против меня, в конце концов, всё-таки дознавалась до правды. Она стратегически загоняла меня в угол, она припирала к стенке, она раскалывала меня до самой задницы:
“Как?.. Но вы же сами сказали, но вы же только что сейчас говорили, но вы же сами писали мне…”
Она обращалась ко мне по имени и на “вы”. Впрочем, она со всеми была на “вы”. Отличительная особенность. Никогда не слышал, чтобы она кому-нибудь тыкнула, ну а если услышал, то сильно бы удивился и решил про себя, что этот человек ей близок. Ведь в этом “вы” уважения не присутствовало. В этом “вы” заключалась непреодолимая дистанция как от Земли до Луны. Это “вы” было своего рода презервативом при установлении вербального контакта. Этим “вы” она как бы предохранялась.
Применительно ко мне телефон был её излюбленным пыточным инструментом. С помощью него, через него и по нему она ежедневно пытала меня. Подключала ко мне оголённые провода, а потом принималась гонять по базе открытых заявок, требуя отчёта по каждой. Как учительница нерадивого ученика натаскивает по таблице умножения, так и она мурыжила меня по заявкам. Я должен был отвечать немедленно, без запинки, словно ночью меня разбудили и спросили. А я молчал. Я не мог никого выдать. Ведь ответ “не знаю” означал признание собственной некомпетентности, поэтому я только обещал выяснить, с тем расчётом, что со временем она забудет, о чём меня спрашивала.
Это выглядело сексом по телефону. Умственным, ментальным сексом. Мне ещё никто так мозги не сношал. Она проявляла по отношению ко мне форменное насилие. Только насилие не сексуальное, а интеллектуальное.
От меня требовалось владение телепатией, умение безошибочно угадывать её мысли. Она не говорила загадками. Она загадками спрашивала. Я попробовал этими же загадками ей ответить, что привело её просто в бешенство. Она не выдержала, с неё разом слетела вся её напыщенность и показушная интеллигентность и с того конца линии, начальница истерически завизжала в трубку. В этот момент я представил её перекошенное от злости лицо с треснувшим макияжем и вылетающие изо рта мелкие кислотные брызги.
Ведьма! Сущая ведьма. Фурия. Мегера. Гарпия. Змея. Мымра. А я при ней Новосельцев. Она появилась на свет только с одной целью – довести меня до нервного срыва, морально давить и уничтожать меня. Как и Новосельцев, я очень её боялся. Опешив от её визга, я пролепетал что-то типа:
“Почему вы на меня кричите?” – и сразу испытал сильное дежа-вю. Мне показалось, что мне не тридцать семь лет и нахожусь я сейчас не на работе, а на кухне, со своей мамашей лет двадцать назад и это сейчас мамаша кричит на меня.
Начальница действительно походила на мою мать. Такая же “примадонна”. Только мать пусть и орала, но она хотя бы не “выкала”, отсюда начальница мне не мать, а злобная мачеха. Высохшая, долговязая тётка с растрёпанными волосами несуществующего в природе цвета. Губы не бантиком, а скорей узелком и всегда брезгливо поджаты. И эти губы почти не двигались, когда, шурша своими жёсткими юбками, она проходила мимо меня и на ходу бросала мне едкое замечание. Например, относительно беспорядка на моём столе или чего-то ещё. Зато если мне удавалось услышать через стенку её тугой, поджатый, укороченный и натянутый как струна смех у меня отлегало на сердце. Это она с главным бухгалтером. Какой-никакой, а смех, стало быть, у неё всё же есть.
В сказке про Чиполино есть такой персонаж граф Вишенка. Славный и добрый малый, аристократ, примкнувший впоследствии к большевикам. В очках и в коротких штанишках. Этот Вишенка полностью олицетворял собой мой рабочий образ. Что-то вроде пользовательской картинки. У этого Вишенки были две тётки, синьоры Графини Вишни. Так вот одна тётка – это начальница, а другая тётка её сестра – это главный бухгалтер (они занимали один кабинет). Ну а я их “племянник”. То есть менеджер. По местным меркам тоже “аристократ”. Как и в сказке, они постоянно меня третировали, досаждали упрёками, а ещё запрещали поддерживать неформальное общение с подчинёнными. Напоминали о субординации.
С “народом” начальница почти не общалась, считая это ниже своего достоинства. Вернее, общалась, но только через меня. Спросите у него, передайте ему и так далее. Лишь при приёме на работу и при увольнении с работы она разговаривала лично.
Определённо, она заслуживала какое-нибудь прозвище. Какая же она начальница без прозвища? Я долго думал над её прозвищем, экспериментировал с фамилией и в итоге изобрёл несколько вариантов. Я внедрял эти варианты в массы, но ни один не прижился. А потом откуда-то выяснил, что после работы она посещает загадочные оздоровительные практики. Висит вниз головой и меня осенило. Летучая мышь – вот кто она такая!
Образ человекообразной летучей мыши порождает всё-таки положительные ассоциации. Но только не по отношению к моей начальнице. Когда-то давным-давно в одной компании распивали что-то на лавочке, и к нам примкнул один мутный тип. То ли мы его зазвали, то ли он сам напросился к нам. Так вот он тоже всё время твердил о летучей мыши. Постоянно повторял:
“Давайте не шуметь, а то выйдет летучая мышь”.
На вопрос кто это такая летучая мышь, он отвечал неконкретно. Говорил только:
“Летучая мышь, она и в Африке – летучая мышь.”
Больше ничего нельзя было от него добиться. А как пошли с ним за добавкой, так он сразу заладил:
“Той дорогой не пойдём, там можно напороться на летучую мышь”.
Ну и всё в таком духе. Почему-то он очень её боялся, а я после нескольких таких заявлений, начал остерегаться его самого. Так-то по разговору мужик нормальный, но как заладит про летучую мышь… Короче, у меня сформировался не положительный, а отрицательный образ мыши.
Однако при всём при том, была одна странность. А именно: я не мог не думать о своей начальнице. Я думал о ней постоянно и мысленно беседовал с ней на личные, не имеющие отношения к работе темы, что-то рассказывал ей про себя. Аналогичная мысленная связь наблюдалась у меня много лет назад с учительницей по алгебре, когда я учился в школе. Перед ней я трепетал, наверное, не меньше чем сейчас робею перед начальницей. Кстати, лет той женщине, было примерно столько же, такая же худая и тоже очень ухоженная, но вовсе не милая, а напротив – злая и сердитая, с враждебной англосаксонской внешностью, и в очках, и мне всегда хотелось как-то её порадовать, смягчиться, заставить мне улыбнуться. Это всё потому, что у меня тогда были серьёзные проблемы с успеваемостью, в частности по её предмету и тогда же возникло это стойкое ощущение жертвы. Жертвы, которая самым парадоксальным образом привязывается к своему мучителю, начинает получать какое-то мазохистское удовольствие от этого подчинения и даёт угнетателю ещё больше над собой власти. То есть отвечать всем её требованиям, удовлетворять все запросы или, по крайней мере, стараться. Сделать так, чтобы меня оценили. Ради неё я даже стал посещать репетитора, ездил к нему после школы на другой край Москвы. Наверное, сам себе не отдавая отчёта, я тихо влюбился в неё, в свою учительницу по алгебре. Спал и видел её во сне.