Автор Алексей_Груненков,

Глава 5. “НЕРВНАЯ” ЛЮБОВЬ
Словом, он глупо бегал за ней. А она, видя это, не подпускала его близко, порой избегала, заставляла его довольствоваться жалкими крохами своего внимания и вместе с тем милостиво посвящала в подробности своих увеселений в обществе других молодых людей.
Теодор Драйзер. “Американская трагедия”



В разное время вспоминая последующие события я относился к ним тоже по-разному. Сперва не пожелал бы их и врагу, а спустя годы с прежним результатом согласился бы на повторение. Ну а той депрессивной осенью, когда по ночам болела душа я представлял, как разыскиваю самого себя в больничном парке, где до знакомства с Оксаной просиживал с книжкой и предупреждаю своего двойника чем обернётся для него встреча с ней. Однако тот летний мальчишка явно не понимал от чего его хотят уберечь. А расскажи я ему про травматический любовный опыт, то он в ту же секунду бросился бы искать виновницу. По себе знаю. Тем не менее, я всячески призывал его держаться подальше от горбоносой блондинки, которая запустит в него воланчиком и предложит поиграть в бадминтон.
“Она тебе не нужна. Не нужна.” – втолковывал я ему. А он, пообещав избегать мест, где играют, сам возле них только бы и вертелся, высматривая блондинок и специально подставлял лоб под воланчик. Ведь ему сулят целое приключение. Вот и поди его удержи!
С Оксаной я познакомился почти в самом конце сорокадневного курса, на протяжении которого со мной работали психологи, массажисты, а медсёстры кормили феназепамом и до выписки оставалось всего десять дней. Но обо всём по порядку.
В пятницу в начале июня 2002 года я заселился в трёхместную палату и все выходные пролежал в ней один, сочиняя на гладком каменном подоконнике новую главу своей повести. Оба мои соседа уехали до понедельника по домам и мне никто не мешал. В отделении по палатам лежало ещё несколько новичков. Все взрослые дядьки лет примерно по сорок, а вели себя так будто новенькие они не в больнице, а в школе или в детском саду. Переведены среди учебного года. Ходили поодиночке зашуганные. Впрочем, я и сам, наверное, был не лучше и тоже всех сторонился.
Пациенты брали друг у друга пример. Видимо любое проявление активности в их представлении могло быть расценено персоналом как повышенная нервная возбудимость, за которую пришлось бы расплачиваться ношением смирительной рубашкой в одноместном номере-люкс с мягкими стенами. Нервные шлялись по коридору взад и вперёд боясь произнести хоть слово или к чему-нибудь прикоснуться. Включить телевизор в комнате отдыха, взять с полки нарды (карты запрещены), шашки с шахматами, настольную игру, какую-нибудь книгу или журнал. Выйти, наконец, на улицу. Куда там! Народ подобрался такой стеснительный, что с попаданием сюда все разом побросали курить, хотя курение правилами не запрещалось.
– Прошу меня извинить. – изысканно обратился я к медсестре – А где здесь курительная комната?
– Здесь нигде. – недовольно сказала она – Курить можно только на улице.
На улице – так на улице. Я взял сигареты и направился к выходу, а краем глаза заметил, как за мной потянулись и остальные.

Автор Алексей_Груненков,

Глава 4 ."Предыстория болезни"


Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра...
А.С. Пушкин. “Евгений Онегин”

В середине весны меня накрыла волна депрессии и возобновились панические атаки. Так организм выразил свой протест против синтетического пойла из банок вроде “Чёрного Русского”. В метро по мере спуска по эскалатору во мне поднималась тревога. С каждой секундой она разрасталась всё больше, а внизу на платформе страх завладевал мной настолько, что я как при ознобе обхватывал себя самого руками в тщетной попытке совладать с бившей меня дрожью. Ну а стоило зайти в вагон и углубиться в тоннель, то страх превращался в панику. Ладони становились влажными, сердце стучало наперебой, а воздух густел, затвердевал и дышать становилось им всё трудней. Народ глазел на меня как на наркомана под ломкой. С горем пополам под тяжёлый металлический саунд, которым образно сопровождался приступ я, стиснув зубы, проезжал одну станцию и понимал, что дальше дороги нет. Либо умру, либо сойду с ума. Потеряю над собой контроль и с криками забегаю по вагону. Выбежав на платформу, я пулей взлетал по эскалатору на поверхность. Там успокаивался и приходил в себя. Пешком возвращался домой, а оттуда звонил на точку и переносил заявку на другой день.

Светлана отговорила меня увольняться и предложила взять отпуск на месяц. Она же подробно расспросила о том, что такое со мной творится. Почему хожу угрюмый и мрачный. Всё время о чём-то думаю. Вот и клиенты опять стали жаловаться. Мастер обещал приехать и не приехал.
– Что с тобой происходит? Не приобщил ли тебя кто-нибудь к наркоте? – озабоченно спросила она, намекая тем самым на уволенного Михея.
– Ну что ты! Насчёт этого можешь не волноваться. – я поспешил её успокоить – Дело не в наркотиках.
– А в чём тогда? – продолжала допытываться Светлана.
Я выложил ей всё про свою ситуацию дома. Видимо искал сочувствие. Несколько дней назад мы с матерью опять крепко поцапались, и я не вполне ещё отошёл от стычки. Светлана внимательно меня выслушала и сказала, что таких горе-мамаш убивать надо. Посоветовала снять комнату или переехать жить к бабушке.
Об истинной причине своего подавленного состояния я всё-таки умолчал. А заключалась она в недостатке гормонов радости. От одиночества не вырабатывались эндорфины, вот на досуге я и компенсировал алкогольными банками гормональную недостачу.
К бабушке я поехать не мог. К ней на побывку приехал немчик – её дружок. С Михеем тоже не потусишь. Он третий месяц лежал в психушке. Я успел привязаться к нему и скучал. Навещал его время от времени, но от лекарств он совсем умом тронулся. Михея чудовищно разнесло, у него выросло пузо как у сорокалетнего мужика, нарушилась дикция, а изо рта беспрерывно текла слюна. Ко всему прочему он нёс такую ахинею, которая с прошлой бредятиной не шла ни в какое сравнение. С какого-то перепугу Михей возомнил нас богами несущих на себе миссию спасения человечества от космической расы захватчиков.

Автор Алексей_Груненков,

Продолжение Глава 3 .Хозяин дыма


II
Перенесемся на пять лет назад в 95-й. К Кубу & Co. Помните я рассказывал, как приехал из училища пьяным и на следующий день мать устроила мне допрос? Так вот: пришла пора посвятить вас в подробности той истории.
Впервые я попробовал водку в компании Куба, Луки и Горыныча. Раньше употреблял только пиво, ну вино пару раз, ликерчик, а эта троица ничего кроме водяры не признавала и хлестала её за милую душу, что являлось у них признаком крутизны. Однако, ещё круче было пить и не пьянеть, правда, этим умением не мог похвастаться даже Куб. Все косели с одинаковой скоростью. Поэтому честное соревнование “кто кого перепьёт” превращалось в заговор против кого-то одного и этого “кого-то” всеми силами старались напоить до свинского образа и подобия.
Попал под раздачу и я. Планировали ли заговорщику свою безобразную акцию или всё получилось спонтанно – не знаю. Они наливали мне для прикола, а я продолжал пить пока под общий хохот не упал со скамейки.
Дело происходило во дворе того самого дома, чердак которого позже станет нашим пристанищем от холодов и ментов. Там впоследствии я открою для себя Кетамин и “колёса”. Ну а пока было ещё тепло. Мы бухали во дворе под навесом с двумя деревянными лавочками и таким же столиком посредине. Мы – это та же вышеперечисленная троица из моей группы и ещё несколько парней и девчонок из параллельного потока. Был вечер пятницы. Пары давно закончились. Заканчивалась и третья бутылка водки. Лука побежал за четвёртой. Денег не всё хватало, поэтому обходились без закуси и пили на голодный желудок.
В общем, в какой-то момент я потерял над собой контроль и упал. При этом мелькнула такая мысль, что я наконец изнутри узнал, что значит реально пьяный, почему пьяные плохо держатся на ногах. Почему их качает из стороны в сторону и почему они падают.
При падении я испытал неловкость и сделал хорошую мину при плохой игре. Медленно изрёк с напускной веселостью:
– Я ещё никогда так крепко не нажирался.
Что правда – то правда. Никогда. Я поднялся самостоятельно, мне никто не помог, правда все за мной наблюдали и в тайне надеялись, что подняться у меня не получится. Перед глазами у меня все качалось, а под ногами вертелось.
– Надо же! – сказал кто-то – Встал-таки.
На площадке меня не бросили, а взяли с собой к метро. Кому по пути, конечно. А по пути было Кубу и ещё одному парню. На самой станции Куб повернул в своём направлении, перепоручив заботу обо мне второму попутчику, которому не повезло ехать со мной в одну сторону. Тот возиться со мной не хотел. Он от души поблагодарил Куба за “подарок” и вытолкнул меня из вагона на кольцевой линии, показал пальцем на переход:
– Тебе туда. – сказал он.
Я кивнул и ничего не соображая пошёл куда сказано. На эскалаторе между станциями я не рассчитал ширина шага и наступил кроссовкой на задник впередистоящего пассажира. Он как раз приготовился сходить и оторвал ногу от полотна, в результате у него слетел правый башмак. С выраженным кавказским акцентом человек заругался матом. Не глядя на него, я чужим голосом пробубнил по частям:
– Из-ви-ни-те.
Прыгая на одной ноге, где-то на периферии зрения кавказец продолжал материться. Я повторил извинения. Извинялся на автомате, шёл на автопилоте. Я пребывал будто бы под гипнозом и подчинялся инстинктам. Действия выполнял правильные, но без участия головы. Сел, где надо, вышел, где надо. В ауте дотопал до дома.
Во дворе я увидал бабушку. Она копошилась возле двери подъезда. Я механически отметил про себя этот факт. “Бабушка…” На этом мысль прервалась. А я ведь понятия не имел, что бабушка собралась к нам в сегодня гости.

Автор Алексей_Груненков,

Глава 3 .Хозяин дыма

Можно повернуться спиной к
человеку, но никогда нельзя
поворачиваться спиной к
наркоману.
К/ф “Страх и ненависть в Лас-
Вегасе”

I
А теперь пришло время рассказать о моей дружбе с Михеем или “Хозяином Дыма”, как величали его любители дунуть травки.
С друзьями у меня и в лучшие времена обстояло неважно, а останься я жить у бабушки их не было бы совсем. Однако, объявившись снова в своём районе однажды вечером я встретил Михея. Того самого чувака, который в девятом классе завидовал мне из-за девушки.
Михей сильно изменился с момента нашей последней встречи. Мы не виделись с ним со школы. Он отрастил волосы и бородку. Его длинные расчёсанные на прямой пробор патлы выглядели сальными и немытыми, а заплетенная в тоненькую косичку бородка придавала ему сходство с варяжским воином. Дорогая брендовая одежда на Михее порядком поистрепалась, словно он не менял её все эти годы и ходил в одном и том же комплекте состоящим из широченных штанов и безразмерной кофты с капюшоном. Но за те восемь лет, что мы проучились вместе я успел достаточно на него насмотреться, чтобы узнать в запущенном красноглазом типе своего бывшего одноклассника. В начальных классах, мы в зависимости от обстоятельств то дружили, то враждовали, а ближе к девятому ограниченным тиражом выпускали нелегальный матерный еженедельник “Пистон”. Печатали его на матричном принтере, вручную дорисовывали иллюстрации и распространяли среди юных курильщиков в туалете.

Михей медленно шёл мне навстречу загипнотизированный собственными штиблетами.
– Михей! Привет! – закричал ему я.
Он оторвал взгляд от обшарпанных мысков своих “мартинсов” издалека принятых мной за галоши и непонимающе уставился на меня.
– Это же я! Лёха! Мы с тобой в школе в одном классе учились.
– А… – вяло отозвался Михей. – Привет. Дунуть не хочешь?
– В смысле “дунуть”?
– Ганджу будешь курить?
Мы пробрались на пустую веранду закрытого на лето детского сада. Там он ловко свернул косячок и дал мне затянуться. Я пробовал марихуану третий раз в жизни. В начале второго курса Куб пытался её раздобыть, но тщетно. Познакомился с одним человеком, пообещавшим подогнать ему по сходной цене пару “кораблей”, а всем желающим дал команду скидываться. Насобирав таким образом несколько сотен рублей Куб передал деньги дилеру после чего тот немедленно испарился, оставив более десяти лохов с носом. О возврате денег никто из пострадавших не заикался и злые языки поговаривали, что никакого дилера в природе не существовало. Это Куб всех надул.
Мы сделали по три-четыре “напаса”, а затем Михей вытащил из кармана глазные капли и поочерёдно закапал их в оба глаза.
– От красноты. – пояснил он.
Невесть каким образом мне на ум пришли фирменные фото-киоски “кодак”, куда относят на печать фотографии. Люди почему-то получались на них с красными глазами и недавно вроде бы изобрели способ как устранить этот эффект. “Неужели тоже капают “Визином” на снимки?” – подумал я и спросил мнение Михея по этому поводу.
– Ого! – воскликнул тот – Тебя похоже накрыло!
– Накрыло! Ха-ха! Накрывает обычно крыша, а она у меня наоборот всё больше и больше съезжает. Ха-ха-ха! – закатился от смеха я.
Травка у Михея была крутая. Куда круче, чем в прошлые оба раза, когда я просто смеялся. Теперь приступ беспричинного смеха вдруг сменился приступом паранойи. Я начал нервно озираться по сторонам. По моим внутренним данным из кустов за нами следили менты. Готовилась операцию по нашему задержанию. Менты с утра сидели в засаде и ждали нас. Вот-вот раздастся сигнал и к небу взовьётся ракета. Люди в мундирах цвета предгрозового неба выскочат из укрытия, окружат и потребуют предъявить документы. В листве блеснул козырёк милицейской фуражки, а до моего слуха донеслись обрывки переговоров по рации.

Автор Алексей_Груненков,

все события являются "плодом больного воображения"

Глава 2. СЕМЕЙНЫЙ ИЗГОЙ

– А фамилию позвольте узнать?
– Фамилию? Я согласен наследственную принять.
– А именно?
– Шариков.
Михаил Булгаков. “Собачье сердце”

В апреле 2001-го я прервал свои “тараканьи бега” ради работы в одном закрытом военном госпитале в Подмосковье. Через полтора года я мог снова загреметь в армию и поэтому решил заранее подстраховаться. Ну как, то есть, подстраховаться? На самом деле из дезинфекторов я опять ушёл больше из озорства, чем всерьёз опасался отдалённой перспективы солдатской муштры, но уходить в пустое незаполненное пространство боялся, а в госпитале уже прошли срочную службу два моих однокурсника. Один из них, подписавший позже контракт оказал мне помощь в трудоустройстве. Их главной сестре я почему-то понравился. Она ангажировала меня для работы медбратом в операционное отделение, хотя прекрасно знала, что по диплому я лаборант, как и подтянувший меня приятель.
На операциях я не стоял, ибо не знал наименований всех хирургических приспособлений, а за санитаров трудились выздоравливающие солдаты. Для них пределом мечтаний было под любым видом осесть в госпитале, лишь бы не возвращаться обратно в часть. Они с удовольствием мыли полы, стены, столы, инструменты, стирали одежду и выполняли много других не менее важных функций.
Как и в СКЛИФЕ старшая медицинская сестра опер-блока (не путать с главной медицинской сестрой самого госпиталя) откровенно недоумевала зачем ей меня навязали. У неё в штате имелись две опытные пожилые женщины, одна из которых была женой главврача и два парня примерно моего возраста на подхвате. Один из парней был солдатом, закончившим медучилище. Месяца полтора назад он служил где-то у чёрта на рогах и подвергался издевательствам со стороны старослужащих. Затем их стараниями ему посчастливилось попасть в госпиталь, где бедный-гонимый дух ухитрился официально закрепиться медбратом и тем спастись.
В этой глухомани во мне выявились все признаки снобизма. В СКЛИФЕ я бы его не позволил, а вот в госпитале позволял направо-налево. Стоило мне очутиться за пару десятков километров от Москвы и попасть в общество невежественных солдафонов, отродясь не читавших книжек и производивших впечатление детей по уровню своего умственного развития, то я сразу стал поглядывать на них с высока. Но что поделать если люди они и в самом деле были довольно тёмные, а некоторые так и во вовсе по пояс вытесаны из дерева. Многие не знали самых элементарных вещей, а один совершенно искренне полагал, что Земля плоская и пытался мне это доказать, подпрыгивая на одном месте.
– Видишь, видишь? – спрашивал он при этом – В сторону меня не относит, а должно относить. Ведь Земля вертится.

В ответ я посоветовал ему проделать тот же эксперимент в поезде, когда поедет домой.
О культуре человека многое можно сказать и по музыке, которую он слушает. Солдатики крутили в основном группы “Тату” и “Воровайек”. Я бы такое говно в жизни слушать не стал, а им почему-то нравилось.
Начальство, кстати, тоже особым умом не отличалось, и я постоянно его провоцировал. На вопрос старшей сестры кого накажут в случае моего просчёта, я без раздумий ответил, что карать будут её, не меня. Моя прозорливость привела старшую сестру в бешенство, и она запустила в меня цапками. Впоследствии, правда, отношения у нас более-менее наладились.
Пожилая и единственная сотрудница стерилизационной засобиралась в отпуск и меня от греха подальше временно посадили на её место работать на автоклавах. В процессе обучения она постоянно жаловалась на меня моему непосредственному начальству. Говорила, что я не справлюсь и тому подобное. Вероятно, боялась, что её сбагрят на пенсию. Я ей так и сказал об этом. Мол, не бойтесь. Идите спокойно в отпуск. Не собираюсь я вас подсиживать.
Целый месяц мне со всего госпиталя стаскивали биксы – круглые металлические контейнеры, набитые инструментами и тряпьём для стерилизации. В моей кафельной вотчине стояло три герметично закрывающихся аппарата величиной со шкаф, в которые я их запихивал, закрывал и следил за временем и давлением во избежание взрыва. Вообще для работы с таким оборудованием требовался специальный допуск, но в военном госпитале меня пустили как есть.

Автор Алексей_Груненков,

Продолжение Главы 1. Тараканьи бега

В дороге я много читал. Читал Чехова и Достоевского, читал Толстого и Гончарова.
Куприна. Набокова. Братьев Стругацких и братьев Вайнеров. Ремарка, Эрнеста Хемингуэя и Джека Лондона. Всё что находил в родительской и бабушкиной библиотеках. Именно тогда во мне и начало вызревать желание стать писателем. Правда, ни одной стоящей темы в голове на тот момент не вертелось, но мне что-то подсказывало что рано или поздно она непременно отыщется. И она отыскалась! Спустя полтора года впечатление от этих поездок ляжет в основу моей первой серьёзной повести. Ну а в ту пору я сочинял нечто несуразное про таракана, ползающего по палатам сумасшедшего дома. Каждая номерная глава этого сумбурного сочинения одновременно становилась и номером палаты, где происходило действие. Вещь называлась “Транзитом через дурдом”.

Но в творческом плане метро сильней на меня повлияло. Куда больше нежели тараканы
чьи образы часто встречались в юношеских стихах. Оно таило в своих линиях и персонажах что-то магическое, достойное бумаги. День за днём я разгадывал его тайну и первое открытие, которое сделал методично объездив, все 11 линий привело меня в сильное замешательство. Мне даже стало немного обидно за самого себя, что я в своей слепоте раньше не замечал этого. Я с удивлением обнаружил, что каждая линия нашего Московского Метрополитена имеет свой запах. Индивидуальный, неповторимый, особый, свойственный только какой-то одной конкретной линии аромат. Или зловоние.
Взять хотя бы мою Серпуховско-Тимирязевскую. Знаете, как она пахнет? По утрам она источает слабый аромат не шибко дорогого парфюма, джина с тоником, растворимого кофе, а по вечерам накапливает в атмосфере неприятный пивной душок, сигаретный запах, а также раздражение, усталость, разочарование в прожитом дне и отрыжку. И всё это под тихое перелистывание страниц очередного бестселлера от Александры Марининой или Дарьи Донцовой. Ну чем не метафизика?

А если сойти на Чеховской и, внедрившись в густую, пахучую толпу, перейти на
Пушкинскую и прокатиться, скажем, до Выхино по Таганско-Краснопресненской линии?
Особо приятных ощущений я не обещаю, зато шансов испортить себе настроение на весь
оставшийся день у вас точно прибавится.
Начнём с того, что от Пушкинской до Выхино вся “Таганско-Краснопресненская”
пропахла потом, водочным перегаром и папиросами Беломорканал. А также машинным
маслом, бензином и ещё чем-то промышленным и до крайности неприятным. Там, к слову,
не редкость грубая, нецензурная брань, а уж ноги-то вам отдавят в лёгкую. Наступят
грязным, нечищеным башмаком и промолчат, отвернувшись. И всё это под новые
приключения Бешеного, Слепого или какие-то ну очень замороченные учебники и
конспекты, также с примесью чего-то технического.

А когда я оказался на Филёвской? Помнится, я долго и старательно водил из стороны в
сторону своим носом, но не чувствовал никакого запаха. Дело, наверное, было в том, что из-за своей, так сказать, “открытости”, голубой линии не удавалось, по примеру остальных линий, накопить в атмосфере никаких обонятельных особенностей, достаточного количества запахов, чтобы их засекло обоняние. Какой-то нехитрый набор их, даже если присутствовал, то был фактически неуловим и быстро выветривался через открытые перегоны между станциями. Я склонен думать, что голубой цвет, в который она окрашена, символизирует небо как бы напоминая этим об “эксбиционистских” наклонностях линии.

Быть может, я мыслю несколько ассоциативно, и любой работник Метрополитена
запросто упрекнёт меня в том, что я где-то преувеличиваю или, напротив, преуменьшаю то
единственное, что творится на всех этих линиях, но картина моя в целом объективна и он не сможет с этим не согласиться.

Зато знает ли этот придирчивый работник как, например, по утрам пахнет
Сокольническая? Я сильно бы удивился, если в один из дней, она вдруг перестала источать
Клинское пиво, дорогие духи, не менее дорогой лосьон после бритья, под мерное гудение
зубрежки и перелистывание страниц учебников. Под вечер, правда, содержание духов и
лосьона, в атмосфере этой линии, постепенно уменьшаются, а после чего и вовсе сходит на
нет, содержание Клинского возрастает, зато зубрежка и перелистывание страниц стихают
полностью уже где-то к часам пяти вечера, заменяясь на хриплый и веселый гомон,
добирающихся домой, студентов.
А Замоскворецкая? А Калужско-Рижская? А Арбатско-Покровская? Или, наконец, эта
феерическая Кольцевая?
Я мог бы часами говорить про линии Метрополитена и про то, смесь чего с чем они
источают в определенное время суток! Но как тут пропустить Кольцевую?!! И чем только не
несёт от этой невероятной линии! Наверное, неспроста у неё такой характерный цвет. Она
представляется мне своеобразным фильтром, где оседают неперспективные элементы,
исходящие от остальных линий. Основной контингент ездящих по ней людей – это, конечно,
люмпены и созерцатели, между тем, являющие собой удивительно сходный продукт. Ни те,
ни другие не ставят перед собой конкретной задачи куда-то приехать.
Я часами разъезжал по этой линии и всегда находил, что основной костяк едущих
вместе со мной в вагоне круг от круга остаётся неизменным. Довольно редко, когда в нём
появлялись новенькие, которые, проезжая несколько станций, исчезали бесследно, не
оставляя после себя ни пустых бутылок, мигрирующих по всему вагону, ни обертки от
гамбургеров на сиденьях, ни тяжелого запаха мочи в воздухе. Как я уже говорил, люди,
составляющие постоянную величину на Кольцевой делились на две категории; если первые,
почти всегда пребывающие в объятьях Морфея и безжалостно изгоняемые из вагонов
резиновыми дубинками, только и занимались тем, что портили, своим присутствием воздух
а, заодно, и настроение окружающим, то вторые – прямая противоположность первым –
пребывали скорее в плену собственных мыслей и никого не стесняли, даже если вы их об
этом попросили бы. Я относился к разряду вторых, зато всякий раз, совершая очередной
круг, внутренне поражался тому единству духа и понятиях о бесконечности, кои, без
сомнения, сплачивали нас, созерцателей и люмпенов. Люмпенов и созерцателей.
Именно там, на “Кольцевой” поджидало второе открытие. Я убивал свободное время
мчась по кругу под несмолкающий стук колес и вялое перешептывание пассажиров.
Завершая второй или третий круг, я вдруг поглядел на схему на стене вагона. Не то чтобы я
обладаю особо пылким воображением, но, скажите, она вам никогда не напоминала
стилизованного осьминога, с коричневым туловищем-кольцом и разноцветными лапками-
линиями?

Автор Алексей_Груненков,

Глава 1. Тараканьи бега



Со злым тараканом один на один
Ты бьешься, бесстрашен и прост.
Анатолий Гуницкий. “Аквариум” ▼

Всё-таки бабушка была неправа и с пятилитровым опрыскивателем, отравленным
зерном и целым арсеналом инсектицидов в здоровенной спортивной сумке в метро охотно
пускали. Редко, какой-нибудь дотошный мент останавливал меня и просил показать
содержимое моего баула. Да и то потому, что из него сантиметров на сорок торчала
обёрнутая полиэтиленовым пакетом трубка – полностью в сумку она не влезала – вот менты и принимали её за оружейное дуло.
Старшая медсестра по своей сволочной натуре отказывалась подписывать моё заявление пока не отработаю две недели. Мне же не терпелось сбежать. Симулировав простуду и выхлопотав себе больничный, я рванул на заявки.
– Тут много ума не надо. – приговаривал бывший уголовник Володя, обрабатывая периметр жилой квартиры куда нас отправили на заказ.
Володя этот был работник со стажем и обходился без респиратора. Он лишь натянул поверх своего джинсового костюма синий рабочий комбинезон. Меня прикрепили к нему стажёром, чтобы в ознакомительных целях проехался с ним в пару мест. Я стоял рядом и дыша через самодельный фильтр из мокрого полотенца, наблюдал как он брызгает по плинтусам белой жидкостью из баллона. Рыжие тараканы тоже сбегались из всех щелей посмотреть, как высокий двухметровый амбал с бритым черепом и пунктирной наколкой “линия отреза” на шее травит их клопомором. А пока Володя орошал углы ядохимикатами беременная хозяйка квартиры в соседней комнате, чуть ли не на полтуловища высунулась в распахнутое. Видя такое дело, я отдал ей свой импровизированный респиратор.
Володя закончил минут через двадцать и посоветовал девушке выйти часа на два погулять, оставив окна и двери квартиры закрытыми. Та кивнула, не отнимая от лица полотенца. Вонь Володя развёл знатную и похоже сам от неё обалдел.

После квартиры мы на его ржавой шестёрке сгоняли на Парк Культуры, где он тем же макаром обработал какую-то забегаловку. Металлические противни с горячей сдобой накрыть или убрать никто из тамошнего персонала не удосужился, и Володя недолго думая побрызгал своей вонючей водой прямо на пончики с беляшами.
– Ну каковы впечатления? – спросил он в конце.
К тому времени у меня малость побаливала голова. Тем не менее я сдержанно
произнёс:
– Интересно.
– Тогда дуй в контору и получай необходимое снаряжение.

Мои первоначальные ожидания от работы дезинфектором (или “тараканником”) с истинным положением вещей несколько разошлись. В конторе на ВДНХ мне помимо реквизита – опрыскивателя, дустера, респираторной маски, спецодежды и препаратов –
выдали целую кипу заявок. Заявки эти начинались с восьми утра и растягивались на весь
день вплоть до самого вечера (точнее до двадцати двух часов), а географически охватывали собой всю Москву и прилегающую к ней область. От одного объекта до другого предстояло
добираться на общественном транспорте. На машине, к моему величайшему удивлению,
никто никого не возил.

Вот что значит не выспросить заранее всех нюансов. Рано выходит радовался. Хорошо
хоть дорога оплачивалась и такси в ночные часы, когда метро не работает. Но включать заднюю было поздно. Старшая медсестра поди здорово на меня разозлилась. Она конечно же поняла, что я абсолютно здоров и перехитрил её с больничным листом. Теперь хочешь-не хочешь, а придётся работать здесь. Больше деваться некуда.

Контора к госструктурам не относилась и была частной фирмой принадлежавшей
бизнесвумен лет сорока. Звали её… Ну, допустим Светлана. В помещении санэпидемстанции она арендовала крохотную комнатушку с чуланом. Тут тебе и офис, и склад.
Светлана, эта костлявая дылда под метр девяносто ростом (она всех просила называть
её исключительно по имени и на “ты”) выглядела отталкивающе-привлекательно. Она
прямо-таки напрашивалась на сравнение с бабой Ягой, но не в старости, а в зрелости, то есть в самом соку.
У “тёти” Яги было худое лицо с высокими скулами и крючковатый пиратский нос. В своих броских высоко-модных нарядах она с матерком гоняла на своей тонированной восьмёрке регулярно попадая в мелкие ДТП. Её переполняла бьющая через край энергия.
Светлана постоянно испытывала неутолимую жажду деятельности. Ей никогда не сиделось
на месте и всегда куда-то несло, а тот, кто в этот момент находился с ней рядом как бы
заряжался этой её энергией и тоже начинал ощущать шило в заднице. Она действовала на
людей как натуральный кофе. Весьма бодрила. Молчать она также не умела и постоянно
трындела. То о своей машине, то о том, как с кем-то поцапалась на дороге, то о своей
несовершеннолетней дочурке (Светлана жила одна без мужа).

Автор Алексей_Груненков,

Было у Луки и Горыныча странное развлечение. Оба жили в одном городке и досуг проводили вместе. Правда, до поступления в училище они хоть и пересекались, но ходили в разные классы школы и не пересекались между собой, а тут обстоятельства изменились. Длинная дорога туда и обратно, плюс совместное посещение лекций и сидение за одной партой. Всё это поневоле сближало.
Мимо их городка пролегало шоссе. А городок маленький. Даже не городок, а посёлок городского типа с десятком улиц. Встречаться особо негде, к себе тоже не пригласишь – и у того, и у другого по младшей сестре дома – вот новоявленные друзья и повадились ходить к шоссе развлекаться. Разводить в лесополосе костры, отмечать праздники, да и просто весело проводить время.
Скоро к ним присоединился третий. Чей-то школьный приятель, который не ушёл после девятого класса за специальным образованием, а продолжил учёбу в школе. Лука и Горыныч часто рассказывали о нём, но имя его я забыл. Неважно, впрочем, как звали этого чувака (для порядка назову его Петей), но этот Петя был тем ещё отморозком. Именно он изобрёл игру под названием “Фур-капут”. А игра эта заключалась в том, чтобы засев в кустах на шоссе кидаться палками и камнями в проезжающие мимо фуры. Как Лука и Горыныч пошли на это дикое предприятие – загадка. Ну ладно Лука! От этого дебила всего ожидать можно. Голова у него работала лишь от случая к случаю. Но почему правильный Горыныч согласился на предложение? Ведь в отличие от Луки он соображал более-менее постоянно. С другой стороны как утверждал Лука в процессе обстрела тяжёлой артиллерией из караванов нередко выпадал ценный груз. Так под Новый Год им достался целый ящик шампанского. Он вылетел на обочину, после того как фура вильнула от запущенного в кабину булыжника, брошенного отчаянным и метким Петей.
Все трое облачались в зимние маскхалаты. Обстрелянные водители грузовиков чаще всего пролетали под градом камней и палок не притормаживая, но случалось и так, что кто-нибудь останавливался. Возвращался назад с фонариком и монтировкой и светил по кустам в надежде обнаружить хулиганов, но те отбегали прятаться в глубину леса. Свои костры они разводили там же и заметить огонь с обочины водителям не удавалось. Правда, пару раз их едва не накрыли. Приезжал милицейский уазик и несколько оперов якобы отправились прочёсывать близлежащую территорию в поисках трёх уродов если верить Луке, который всегда изрядно преувеличивал, особенно при общении Кубановым. Трепался будто про эти нападения писала местная пресса, окрестившая дегенератов “разбойниками с большой дороги”. Вообще подобные действия рано или поздно могли привести к дорожной катастрофе и странно, что Горыныч не задумывался об этом.
В тот погожий денёк перед самыми майскими праздниками Горыныч то ли заболел, тот ли отчалил куда-то с предками и Лука приехал в училище без него. Втроём, Лука, Куб и я мы грелись на тёплом солнышке во дворе шараги. Проторчать весь день напролёт в душной аудитории никто не хотел. Тем более в предпраздничные дни отпускали домой пораньше. Первое число в этом году выпадало на среду, в правительстве перенесли какие-то даты и сделали длинные выходные.

Автор Алексей_Груненков,


Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4

Во время запоя

“О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа – время от рассвета до открытия магазинов!”
Венедикт Ерофеев. «Москва-Петушки»

Свою третью местечковую лавку в шаговой доступности от дома я открыл для себя недавно. В тот самый момент, когда закрылась “палочка-выручалочка” Марика, куда я ходил как на работу, так и вместо работы. А произошло это чисто случайно. Во время недельного запоя в конце апреля 23-года. Кстати вход в запой похож на скоростной спуск с горы, ну а выход напоминает медленный подъём в ту же гору.
Короче, запил. Влетел в запой как в фонарный столб. Превышение “скоростного режима” неизбежно приводит к тяжким последствиям, ну а тут я начал разгоняться с середины недели и к пятнице набрал максимальные обороты.
Чем занимался всю субботу и воскресенье помимо прогулок в отдалённый торговый центр где брал исключительно алкоголь точно не помню. Вероятно, смотрел ролики на YouTube. Не мог же просто пить и бездельничать. А в понедельник на работу понятно не вышел. Проснулся, отпросился и пока были силы снова метнулся в тот супермаркет на краю света.
История в общем стандартная. Поймал себя на мысли, что описание запоя дело в принципе неблагодарное. Это как Эйфелеву башню описывать. То, как она выглядит. Так что не будем тратить на это время и перейдём к очерку.
Во вторник проснулся рано. Без чего-то шесть. Не потому, что такой сознательный (я и будильник-то оказывается не завёл и про свет на кухне забыл). Взвинченная нервная система разбудила меня сама и озвучила свои требования в предельно доступной и жёсткой форме. Она мне велела: “Делай что хочешь, а выпить мне раздобудь иначе никуда не поедешь!”
Я вытащил из-под подушки телефон и с его помощью принялся сканировать местность на предмет магазинов поблизости, которые открывались бы в восемь утра. План был простой: заскочить туда, купить сотку-другую, наскоро похмелиться и дунуть прямиком на работу. Не в супермаркет же мне тащиться… И о чудо! В трёх минутах ходьбы отыскался продуктовый магазин без названия. Я и не знать про него не знал и в своих алкогольных потребностях ограничивался в основном Мареком, а на этот внимания не обращал. Он и вовсе не существовал для меня. Я проходил мимо него как школьный красавчик проходит мимо дурнушки.
Выяснилась важная деталь. Магазин работал не с восьми, а с семи! Я просто глазам не своим не поверил. Не может быть – думаю. Тем не менее Яндекс писал, что открытие состоится через двадцать минут.

Автор Алексей_Груненков,


Глава 1
Глава 2
Глава 3


Когда это началось? Кажется, на карантине. Да, именно тогда я встретил её впервые на улице. Она шла мне навстречу и катила перед собой прогулочную коляску с годовалым ребёнком. Дальше мы поравнялись и она, не разжимая губ, как Мона Лиза, мне улыбнулась. Никак не отреагировав на её улыбку, я прошёл мимо.
Видимо она жила где-то поблизости. Возможно в соседней башне. Женщина лет 30-35. С простым круглым лицом и вздёрнутым носиком. Кудрявые волосы в рыжину. Их она носила распущенными.
Женщина смутно напоминала кого-то, но долгое время я не мог вспомнить кого именно. Таких лиц с такими носиками навалом. Например, подобной внешностью обладала одна русская порно-модель, которая лет пятнадцать назад снималась в жанре “mature” и была очень популярна у молодёжи. Точно! Она напоминала мне эту Ирен. Просто я только сейчас это понял.
В дневные часы я часто выходил из дома и не было случая, чтобы не встретил её. Она была в одной и той же светлой ветровке и в одних и тех же спортивных штанах. Ну и коляска была, понятно, одна и та же. Женщина смотрела на меня так словно я имел непосредственное отношение к её содержимому и всегда улыбалась мне кроткой улыбкой. А я… В ответ я прятал глаза будто бы соглашался. Разумеется, мы не были с ней знакомы, но встречаясь по нескольку раз на дню я начинал сомневался в этом. При каждой встрече она заставляла меня чувствовать себя неловко.
Всё выдавало в ней мать-одиночку. Но прежде всего само Бирюлёво, по которому она катила коляску. В любой другой точке города у её ребёнка был бы отец, но не здесь.
Вид матери-одиночки доводил до паранойи. Стоило выглянуть в окно то я видел, как она с коляской патрулирует улицу. Караулит меня. На неё стоило бы пожаловаться… участковому-психиатру настолько нелепой выглядела ситуация! Эти регулярные встречи меня откровенно пугали, как и её однообразность в одежде. Я бы точно пошёл сдаваться в психушку если бы натолкнулся на неё на другом конце города, где её появление исключено. Однако её присутствие на автобусной остановке возле метро казалось вполне объяснимым. Оттуда ходил транспорт до моего дома. Там она тоже подкатила ко мне со своей коляской и улыбнулась. Сделав кирпичом рожу, я отошёл подальше, а то подумают, что мы муж и жена и едем с общим ребёнком из поликлиники.
Подошёл автобус. Втроём мы в него залезли. Она с коляской в средние двери, а я в последние. На конечной вылезли тоже вместе. Вокруг творится слишком много абсурда, который требует от очевидца изрядного мастерства в умении считать его нормой и не кривиться при этом иначе я бы не выдержал и ответил бы ей взаимностью. Ну а дальше получай вариант, в котором женат на скучной в общем-то женщине и воспитываешь чужого ребёнка. Держаться канвы очень сложно. Близость семейной жизни щекочет нервы.

Автор Алексей_Груненков,


Глава 1
Глава 2

Вылазки в магазин в предзакрытный час щекотали мне нервы. С лёгким чувством опасности я, оглядываясь по сторонам, крался вдоль тёмной улицы к магазину и воображал себя идущим на дело гангстером. Всё надо провернуть очень быстро. За пару минут до закрытия ворваться в помещение к усталому за день Мареку и выпалить ему в физию фразой:
– Добрый вечер! Пакет вина будьте любезны.
Марек спокойно дотягивался рукой до верхней полки где стояло моё вино, а вот низкорослой Свете приходилось вставать на ящик и за это она меня, наверное, ненавидела.
Расплатившись я птицей летел обратно к подъезду, прижимая к груди вожделенный пакет. Дело сделано. В тот раз за мной в магазин вошёл совсем молодой парнишка из национальных меньшинств. Несмотря на начало декабря он почему-то был в тапках на босу ногу. А пока Марек пробивал мне покупку, сзади послышалось голоса. В магазин принесло кого-то ещё. Я обернулся и увидел троих ментов. Двое встали у выхода, а третий мордастый с автоматом на плече подошёл ко мне слева.
– Улыбочку. – сказал он.
С недоумением посмотрев на мента я заметил у него в руке мобильник, камера которого была наведена на меня. Глядя на экран, мент нажал кнопку и телефон издал характерный звук затвора фотоаппарата. Я всё ещё не понимал зачем он это сделал, но что-то уже подсказывало, что я нашёл себе неприятности. А между тем мент спрятал телефон в карман форменной куртки и потребовал предъявить документы. Признаться, я порядком струхнул словно ко мне подвалили не менты с требованием показать паспорт, а компания гопников посягнула на деньги и телефон. Ни телефона, ни денег, ни документов у меня не было. Деньги я истратил на вино, а телефон и документы остались дома. Мне и в голову не пришло взять их с собой на дело. Я принялся объяснять менту, что живу рядом, в соседнем доме. Вышел на минуточку за вином и продемонстрировал ему свой пакет с вином.
– Почему Вы находитесь в общественном месте без перчаток и маски? – продолжил наступать мент. – Звоните домой. Пусть Вам вынесут паспорт.
Я опять начал ему втолковывать, что паспорт вынести не получится. Дома никого нет.
– Может фотография паспорта есть в телефоне? – попробовал подсказать он.
– И телефона нет. – вздохнул я.
– Тогда пройдемте в отделение.
Я с надеждой взглянул на Марека. Тот стоял как воды в рот набрал и наблюдал за всей этой сценой. Перчаток на нём не было, а маска висела на подбородке. Мент передал меня коллегам у входа и те проводили меня к патрульной машине. Однако прежде чем в неё посадить один из ментов спросил есть ли с собой что-нибудь запрещённое. Я отрицательно покачал головой. Мент похлопал меня по карманам, но ничего не нашарил. Меня слегка подтолкнули на заднее сиденье. Пакет я держал в руках. Вскоре из магазина вывели того мальчика в тапочках. Он тоже был без перчаток, без маски и паспорта. Мальчику не исполнилось шестнадцати лет. Он шёл поздно вечером с тренировки. Нелёгкая понесла его в магазин, где он нарвался на “стражей правопорядка”. Его посадили со мной рядом, а сбоку мальчишку припёр “мордастый”, который сел и захлопнул дверь. Экипаж тронулся с места.

Автор Алексей_Груненков,

Глава 1

Итак, про район и его обитателей я в общих чертах рассказал. Теперь перейду к рассказу о моём доме и о тех, кто населяет его помимо меня. Живу я в шестнадцатиэтажной башне доступ в которую охраняет консьержка. Толстая неподкупная тётка лет шестидесяти пяти ежедневно дежурит в маленьком закутке под лестницей и у каждого кто заходит она спрашивает на приём к кому он хочет попасть. С её появлением чужаки, прежде путавшие подъезд с кафе, перестали устраивать посиделки у нас на лестницах, а бомжи использовать площадку верхнего этажа в качестве ночного пристанища. Пропали юзаные презервативы и шприцы с подоконников. Правда, бутылки и самодельные пепельницы из консервных банок никуда с них не делись, но это уже свои мусорят. Им факту проживания гадить можно. На время привалов в зимние месяцы они превращают лестничные ступени в импровизированный многоуровневый столик и сервируют его закуской и водкой, а право убирать за собой предоставляют дворнику Алику. Аргумент у ребят железный. Это же его работа! Жильцы бросают в лифте пивные банки, окурки, оставляют собачьи фекалии на полу и не любят смотреть на себя в зеркало. А иначе зачем регулярно его разбивают?
Выходя из квартиры на улицу, я сажусь во внутридомовый транспорт и преодолеваю на нём вертикальный путь вниз с шестнадцатого этажа на первый. Иногда экспрессом, а иногда на этом сорокасекундном маршруте ко мне подсаживаются попутчики. Попутчики представляют собой срез психологический общий срез народа России. В лифте можно встретить человека любого достатка, профессии, пола, социальной и возрастной группы. Это простой русский народ. В соседнем доме или районе, городе в лифтах люди ездят точно такие же. И в автобусах, и в метро. Что по горизонтали, что по вертикали мы все одинаковые. Выходцы из одного дома, из одного двора, из одного автобуса или вагона. Из одного лифта.
Жильцов новых мало. Все старожилы. Тем не менее встречаясь в лифте они редко здороваются друг с другом. Наверно, стесняются или не узнают, или прикидываются, будто не узнают. Невоспитанностью грешит в основном молодёжь, но и зрелые экземпляры случаются. Например, человек в полицейской форме с капитанскими погонами никогда со мной не здоровается. У себя на девятом он видит в лифте меня, после чего заходит в кабину с видом, словно бы надкусил лимон. Не знаю на меня одного у него такая кислая реакция или на остальных тоже.
Недавно в нашем грузовом лифте произошла удивительная вещь. На стене чёрным маркером кто-то намалевал критику в адрес… Ну вы сами поняли в адрес кого... Выразил так сказать гражданскую позицию. Ну выразил и выразил. К тому же камер в кабине не было, и автор этого сообщения сумел сохранить анонимность. Однако, и часа не прошло как другой жилец также пожалевший остаться неизвестным увидел надпись и не согласился с мнением предыдущего оратора. Не поленившись смотаться в квартиру за маркером, он оставил нелестный отзыв о нём самом симметричный отзыву про “царя-батюшку”. Мол, сам такой.

Автор Алексей_Груненков,


Словно цветной телевизор советского производства здесь всё какое-то тёплое, “ламповое” и покрытое слоем пыли. Продавцы и соседи. Дома и магазины. Дворы и дорожки. Подъезды, лестницы, лифты, этажи, двери квартир и сами квартиры.
Сюда я попадал трижды. Первый раз летом в разгар Олимпиады-80, когда меня совсем крохотного принесли из роддома. Второй в восемнадцать, когда сбежал от своей абьюзивной мамаши жить к бабушке и в третий раз, когда ушёл от жены, а бабушка месяц как умерла. Последний период моей бирюлювской жизни выдался наиболее длительным. Собственно, он продолжается и по сю пору. Уже десять лет как я безвылазно живу в Бирюлёво и не могу не отметить юбилей своего проживания серией очерков об этом районе. Его литературными “фотографиями”.
Начну с того как здесь пахнет. Время от времени воздух наполняется тошнотворно-приторным запахом то ли какао, то ли горячего шоколада. Он идёт из промзоны, с пищевого комбината “Крекер”. Одного из филиалов “Рот-фронта”.
Бирюлёво смело претендует на культовость. Столько про него ходит слухов, столько сложено о нём легенд! Правда, если вы в нём никогда не были, то специально не приезжайте, а лучше постарайтесь вспомнить, как в американских фильмах эпохи холодной войны изображали жизнь в СССР. Вспомнили? В попытке передать своему зрителю мрачную атмосферу советской действительности создатели их нарочито сгущали и без того чёрные краски. В итоге картина получалась настолько утрированной, что в её достоверности не возникало сомнений. Лично у меня всякий раз складывалось ощущение будто снимали не в студийных декорациях гнилого Запада, а в естественном антураже Западного Бирюлёво. Ну а если сам район проассоциировать с каким-нибудь жанром, то на выходе получим либо артхаус, либо нуар. Словом, Бирюлёво – это кино не для всех. Кстати, некоторые его локации из популярной когда-то игры “S.T.A.L.K.E.R.” тоже подходят в качестве описания.
К основным достопримечательностям района относится закрытая ныне овощная база (главный рассадник коррупции). Одним ранним утром мне пришлось наблюдать как в её направлении на сотни метров простирается целый караван нелегалов. Вид у них был как у репинских бурлаков. А ещё трубы ТЭЦ-26 (или “завода производящего облака и пасмурную погоду” как мне представлялось в детстве) и пожарная каланча, явно заимствованная из фильма ужасов. Рядом с каланчой расположено бомбоубежище, при одном взгляде на которое невольно задумываешься, какие ужасные тайны хранят его стены, и сколько трупов было там найдено в 90-е.

Автор Алексей_Груненков,

Глава 1
Глава 2

Положили меня в ночь на среду, а в четверг вечером ко мне приехала бабушка. Привезла еду и сигареты. Она не в первый раз навещала меня в больницах. Сначала от военкомата, потом в СКЛИФЕ и хорошо знала содержимое моей “больничной корзины”.
Больные со своими несчастными родственниками встречались в столовой. На свидание с мужьями и сыновьями приходили исключительно женщины. Жёны и матери. Посетителей-мужчин я не видел, а все до одной женщины выглядели неважно. Старые, страшные, плохо одетые. Бабушка на их фоне смотрелась до неприличия молодо и модно.

Психи сидели за столиками и поглощали принесённые им продукты. Уж я-то знал почему они торопились поскорей всё сожрать. Никто из них не хотел брать пищу с собой в палату, где ей придётся делиться с соседями, да и солдаты могли наложить на неё лапу. Последнее никто ни у кого не забирал, но все стремились выйти из столовки пустыми. Кто-то давился, не мог проживать, кого-то рвало. Мерзкое зрелище. Однако самое отвратительное заключалось в том, что всё это жрущее быдло само относилось к категории профессиональных халявщиков и попрошаек. Шастали по палатам и побирались, а также запросто могли что-то взять без спроса. Выклянчивали в основном сигарету и жрачку. Гигиенические принадлежности – мыло, зубная паста, туалетная бумага, бритвенный станок – их не интересовали. Чистоплотностью они не отличались. Все поголовно грязные и вонючие, хотя ванную открывали по утрам всем желающим. А ещё как мне рассказывал Робинзон побриться/постричься в отделении тоже не проблема. Раз в неделю приходит брадобрейка со своим инструментом.
Рядом за столиком вместе с обшарпанной старухой сидел мой сосед Илья. Тот самый “мечтательный онанист”. Илья обгладывал кости копчёной курицы. При этом руки его дрожали. То ли от “колёс”, то ли от жадности. Проводив свою посетительницу, он вновь вернулся в столовую и подошёл к нашему с бабушкой столику:
– Вы ничем не угостите? – спросил он бабушку.
– Извини, дружочек. – ответила та и развела руками.
Ничуть не смутившись её отказу, Илья в надежде чем-нибудь дополнительно поживиться продолжил поочерёдно обходить столики и приставать к сидящим за ними людям с тем же вопросом, но все как один гнали его в шею, правда в отличие от бабушки в более грубой форме.
Я спросил у неё про родителей. Не хотят ли они меня забрать. Бабушка сказала, что они планируют в понедельник ко мне приехать и пообщаться с врачом. Вот всё, что она знает.

Автор Алексей_Груненков,


Днём Андрей подбил меня взять вина. Укол-то как выяснилось не работает, а циклодол я принял часа за четыре до этого. То есть утром. Решил погулять напоследок, а то, когда ещё выпить придётся? Ведь мне завтра в больницу.
Купили мы с ним бутылку и засели у его знакомого. Того самого дедка из архива, с которым он выпивал. Распили сперва одну, а потом сбегали за второй. Андрюха внезапно завёлся. А вот дед к тому времени отрубился. Он нам что-то увлечённо рассказывал из своей долгой жизни и вдруг опустил голову на грудь и захрапел. Возраст! Тогда Андрюха уговорил меня на третью бутылку и её мы откупорили уже у себя в комнатушке. Странно как мать меня не спалила. Долгое отсутствие нас на рабочем месте навело её на некоторые подозрения. Страшно, наверное, жить с человеком способным в любой момент что-нибудь учудить. С таким надо быть начеку. И под каким-то предлогом она вынудила меня к ней зайти, невзначай обнюхала, но обоняние подвело её. Мать даже обрадовалась моей сознательности перед больницей, в которой в течение месяца мне предстояло искуплять свои грехи перед ней.
В пять или около того мы поехали с мамашей домой. На подходе к дому я отлучился на минуточку в магазин и затарился четырьмя банками джина с тоником по 0,5. Если не засекли на работе, то дома уж и подавно бояться нечего. Чего мне от них сделается? Cпрячусь у себя в комнате и втихаря выпью. Просто лягу пораньше, ну а завтрашний день по любому всё спишет…
На какой-то из банок я соскочил с резьбы и дальнейшее помнил урывками. Помнил, как высовывался в распахнутое окно с намерением сигануть. Но не чтобы покончить с собой, а чтобы бежать. Прыгать планировал в два этапа. Под моим окном этажом ниже торчал козырёк аптеки. Сначала я рассчитывал спрыгнуть на него, а потом на асфальт. Помнил отчима, паркующего машину и отчаянные вопли матери у себя за спиной:
– Быстрее, быстрее! Поднимайся сюда!!!
Отчим вскинул вверх голову, увидел в окне третьего этажа нас с матерью и побежал ног к нам. Он вытащил меня из окна и перегородил мне входную дверь. Послышались слова матери:
– Всё! Хватит! Я вызываю психиатрическую бригаду!
Помню, как стоял и прикидывал с какой стороны врезать отчиму, чтобы он отвалил от двери. В эффективности своего удара я нисколько не сомневался, хотя отчим обладал довольно крепким телосложением, но отказался от этой затеи не потому, что побоялся не справиться, а из моральных соображений. Да-да. Какие-то границы у меня присутствовали. Тогда я достал горючую жидкость для заправки зажигалок и пригрозил облить себя и поджечь, если меня не выпустят из квартиры. Куда именно я порывался бежать неизвестно. Наверно, куда угодно. На улицу. Ну а мать всё ходила и причитала:
– Ну, где же они?!! Ну что же они не едут?!!
Наконец приехали трое. Очкастый врач и с ним два санитара. Санитарам бы кожаные куртки, спортивные штаны, кроссовки и золотые цепи на бычьи шеи и получились бы типичные бандиты из девяностых. Но непрезентабельные спецовки портили всё впечатление о них как о крутых ребятах. Только на враче был белый халат под синей форменной курткой, а в руке рация или здоровенный мобильник указывающие на его моральное превосходство над остальными членами психбригады.
– О! У нас гости! – со смехом воскликнул я – Не поздновато ли для гостей?
Энергия била из меня ключом. Мне было страшно весело, правда никто из присутствующих не разделял этого веселья. Наоборот, все сохраняли серьёзность. Мягко и ненавязчиво меня протолкнули в большую комнату и посадили на диван. Санитары встали по бокам от меня, врач разместился напротив на стуле, а мать с отчимом из угла комнаты наблюдали. При этом мать рассказывала врачу куда меня должны были положить завтра и что я творил вечером до их приезда (устремлялся прыгнуть в окно, порывался куда-то бежать, скрываться) и прочие гадости. Врач долго-долго глядел на меня в упор словно играл в гляделки. Я запросто переиграл его. Затем он посветил мне в глаза фонариком и начал спрашивать о моих увлечениях. Узнав про стихи, спросил, где печатаюсь. Как я возненавидел его за этот вопрос! Разве это важно? Врач, однако, считал, что важно. Это главный критерий оценки творчества. Печатаешься – талант, не печатаешься или публикуешь своё творчество в интернете – говно. Он, конечно, не сказал этого прямо, но дал понять.
Врач сделал знак матери. Санитары остались в комнате, а она и отчим прошли с ним на кухню. Врач колебался забирать меня или нет. Они втроём посовещались там минут десять. Врач спрашивал у матери точно ли она хочет этого и понимает ли какие последствия будут для меня в этом случае, но мать настаивала на госпитализации.
– Забирайте! – разрешила она врачу.

Автор Алексей_Груненков,

Э, нет, торопиться не надо… Важно вернуть обществу полноценного человека!
К/ф “Кавказская пленница”

Меня разбудили выкрики в коридоре:
– Подъём! Подъём!
В палату ввалились двое молодых людей с короткими солдатскими стрижками в зелёных майках армейского образца в спортивных штанах и в одинаковых тапках. Подобную модель тапок я видел на ногах у военнослужащих в госпитале, где когда-то работал, да и сам там носил такие же. Психически больными молодые люди не выглядели и скорее тянули на санитаров, но тогда почему они так странно одеты? Почему не в белых халатах?
– Подъём! – скомандовал один из парней и схватившись за раму ближайшей от него койки начал остервенело её трясти.
– За@бали!!! – звериный и грозный рык раздался из-под одеяла.
– Новенький? – обратился ко мне второй. – Когда привезли? Ночью?
Я несмело кивнул.
– Быстро в душ. Или тебя помыли в приёмном?
Я вспомнил немолодую женщину из персонала с блудливым интересом разглядывающую меня, когда мылся ночью под душем в санпропускнике и снова кивнул. Разговаривать не хотелось. Я всё ещё пребывал в шоке.
– С душем придётся обломиться. Курить есть?
Также молча я залез под подушку и вытащил оттуда мятую пачку “Pall-Mall”. Сигарет в ней оставалось менее половины, тем не менее, дал одну штуку. Не поблагодарив, парень сунул её себе за ухо и сказал:
– Значит так. Заправляй койку и выходи в коридор. До завтрака здесь торчать не положено. Кто у вас сегодня дежурный? – обратился он сразу ко всей палате.
В палате всего было восемь коек. По три с каждой стороны ногами к проходу головой к стене и две перпендикулярно им в середине. Все занятые. Мне досталась та, которая в середине ближе к дверному проёму. Сама дверь в проёме отсутствовала, чтобы следить за происходящим внутри. Для этого и верхний свет в палате тоже всю ночь горел.
Хмурые палатные обитатели медленно поднимались с мест. На всех были байковые пижамы синего цвета и все маленького размера, словно шили их на детей, а не на взрослых мужчин. В такой же наряд облачили сегодняшней ночью и меня самого. После водных процедур выдали линялое застиранное тряпье: курточку и штанишки в полосочку, а нормальные шмотки – футболку и джинсы – изъяли. На ноги же заставили надеть поражённые грибком шлёпанцы.
Забрали у меня и очки. Полпачки сигарет и дешёвая пластиковая зажигалка стали единственным моим имуществом, с которым меня привезли в палату. Помимо него уцелели трусы с носками.
В больничном шмотье я смотрелся хуже огородного пугала. Коротенькие штанишки больше напоминали длинные шорты или бриджи и едва прикрывали колени, а рукава курточки кончались в районе локтей. Зато в плечах и в поясе одежда пришлась мне в пору. Не иначе материал в пошивочном цеху разворовывался.

Автор Алексей_Груненков,

Склифман

– А можно спросить тебя про причёску? – не выдержала старшая медсестра.
В принципе я ждал этого вопроса. За последнее время не задавал мне его только ленивый. Вопрос был уместен. Про причёску и вправду стоило бы спросить. Положение дел на моей голове походило как на акт вандализма, так и на творение рук дряхлого полуслепого парикмахера из рекламного ролика “Фанта”. Но соорудил я её сам перед зеркалом при помощи одноразового бритвенного станка и вопреки расхожей традиции не стричься накануне экзаменов. С экспериментальной целью взял и выбрил себе зачем-то все волосы от левой половины лба до макушки. На экзамене под обязательной шапочкой никто ничего не заметил, а вот на улице меня всюду сопровождали недоумённые взгляды прохожих. К ним я привык быстро, а вот в СКЛИФЕ куда пришёл устраиваться на работу моя кустарная во всех отношениях стрижка наводила тамошних экспертов на мысли о стригущем лишае и недавней операции на головном мозге.

Мне нравилось эпатировать публику и производить впечатление неформала. Однако в глазах окружающих я представал настоящим фриком. Есть два вида эпатажа: люксовый и бюджетный и моё желание выделиться вызывало не шок, не восхищение, а улыбку. Словно убогие спецэффекты из допотопных фантастических кинолент.
Работа в реанимации была суточной. Когда сутки трое, когда двое, а когда через сутки. Меня радовало, что не все вечера придётся проводить дома, как при восьмичасовом графике. Впрочем, вечера эти уже несколько изменились. Матриархальный режим не пал, но стало чуточку посвободней. Обнаружились первые признаки оттепели.

Старшая медсестра с внешностью королевы Елизаветы II приодела меня. Выдала костюм отвратительного лимонного цвета: штаны на резинке и куртку на пуговицах. Костюм оказался слишком просторным. Куртка сползала с плеч и свисала почти до колен, а в штаны я с лёгкостью влез вместе с джинсами, однако другого размера якобы не нашлось. Скорее всего “королева” просто не захотела его искать. Она и так выказала удивлённое недовольство тем, что я не взял с собой никакой спецодежды. Тот же халат, например, который три года таскал в медучилище. Видела бы она во что он превратился за это время. Не халат, а лохмотья! Даже в училище я смотрелся в нём бомжем. Ветхий того и гляди расползётся, мятый, задрипанный, севший от многократных стирок (манжеты задрались до локтей), пуговицы оторваны, дырка на дырке. Здесь же ношение белого халата являлось прерогативой властей. Профессуры, руководителей отделений, старшей медсестры и других иерархов. Тех, кто сидит на вершине медицинского Олимпа, а не работает с пациентами напрямую. Они щеголяли в отутюженных и накрахмаленных шлафроках из хорошего материала и без единого пятнышка. Под них обычно надевали рубашку с галстуком или блузку, а на ноги элегантные туфли или солидные башмаки. Люди попроще, санитары, сёстры, дежурные ординаторы ходили в болотного цвета робах с треугольным вырезом на груди или в костюмах вроде того, что получил я. А на ноги надевали сандалии или тапочки вдоль и поперёк перемотанные лейкопластырем. Как я понял впоследствии в количестве этого лейкопластыря заключался особый склифовский шик. Чем его больше – тем круче выглядишь.

Автор Алексей_Груненков,


Куб

Возле Аптеки №1 на станции метро Лубянка Куб начал приставать к бабкам. Ну как, то есть, приставать? Подходил к ним и спрашивал прямо в лоб:
– Вы ничем не торгуете?
Образцовые старушки в платочках его намёков не понимали и поэтому шарахались как от чёрта.
Куб был самым старшим в нашей компании. Нам троим по пятнадцать, а ему уже семнадцать исполнилось. Он-то и рассказал, что на Лубянке у бабок можно достать “колёса” и посмотреть “глюки”, а мы с Лукой и Горынычем проявили к его рассказам нескрываемый интерес.
– А откуда они их сами берут эти “глючные” таблетки? – спросил Лука.
– Наверное, это собственные их “колёса”. – рассудительно отозвался Куб. – Им врачи много разных лекарств выписывают. В том числе и те, от которых бывают глюки, а старухам нужны не глюки, а деньги.

Куб был не только старшим, но и самым авторитетным в четвёрке. Он пробовал “колёса” и теперь приобщал нас, восполняя тем самым пробелы в нашем маргинальном образовании.
– А они только “колёсами” торгуют? – подключился к дискуссии начинающий наркоман Горыныч. Горынычем его прозвал Лука из-за фамилии Егоров.
– Нет, не только. Всеми аптечными наркотиками. – заявил продвинутый Куб. – Таблетками, компонентами для варки “винта”, ***** и прочим…
Про “винт” мы от него уже слышали. “Винт” “варили”, но рецепта приготовления Куб не знал. По его словам, в продукт входило много медицинских и не только ингредиентов и с ним обстоит не так просто. К тому же требовались определённые условия. А именно хата с кухней. Свободной хатой никто не располагал. Молодёжь того времени тусовалась в основном по чердакам и подвалам жилых домов. Мы тоже не были исключением и устроили себе “ячейку” на чердаке в доме неподалёку от медучилища, в котором все вчетвером учились.
– А **** как употребляют?
– Пускают по мышце.
– Вкалывают, что ли? – поёжившись уточнил я, твёрдо решив для себя, что вкалывать ничего не буду. Глотать таблетки куда ни шло, а вот колоть это уже серьёзно. Это уже наркомания.
– Ага. Но не в вену, а в жопу.
– А от него тоже галлюцинации?
– Не совсем… – тут искушённый в наркотиках Куб слегка замялся. – Так сразу не объяснить. Но очень необычное состояние. Со следующей стипухи замутим. – заверил он.

День стоял пасмурный и холодный. Самая середина октября. Две последние пары мы для экономии времени прогуляли и около часа назад сняли первые стипендии в банке. А теперь выкатились сюда, чтобы обменять деньги на первый в жизни наркотический опыт. Душа просила чего-то более возвышенного, чем пройденные табак и водка. Следующую ступеньку в дегенерации занимал ранний секс, ибо девственники не правят Миром. Лишь после этой символической операции считай, что всего достиг и заслуживаешь уважение сверстников. Вот как Куб, например. Самый привлекательный, сильный, высокий и наиболее озабоченный сексуально. Ему били в башку гормоны, и он всё истолковывал с позиции секса. Никому из нас было невдомёк, что короткие английские надписи на женской футболке – “YES” спереди и “NO” сзади – c точки зрения Куба означали то, с какой стороны её обладательница готова вступить в половой акт, а с какой не готова.