Автор Алексей_Груненков,

Глава II. Кошмар шрифтом Брайля

БЕСЫ БЕССОННИЦЫ
Перед сном в профилактических целях я позволял себе немного водки. Без её помощи я испытывал трудности с засыпанием, а иногда сон мог и вовсе не наступить. Поэтому приём алкоголя был превентивной мерой. Однако основная причина, по которой мне приходилось пить, заключалась не только в этом. Было и ещё кое-что, почему я не мог обойтись без напитка. Крепкий алкоголь отключал меня скоро, он безотказно и безболезненно вышибал мне мозги. Он не только помогал приблизить сон (с небольшой промилле в крови я засыпал почти мгновенно, со скоростью пули, стоило коснуться головой подушки и закрыть глаза). Распространяясь по мне с током крови и успокаивающе воздействуя на нервную систему, алкоголь освобождал от одной серьёзной проблемы, с которой я невольно сталкивался в момент, “естественного” безалкогольного засыпания и с которой никак не мог справиться никаким другим способом. Вот и приходилось мошенничать при горячей поддержке спиртного напитка. То есть прятать у себя внутри и таким обманным путём проносить его с собой в сон.
На какой-то стадии засыпания, у меня пропадало ощущение самого себя относительно той гибкой системы координат, которая была известна мне от рождения. Я вдруг переставал воспринимать себя Алексеевым, со всей своей (уже!) тридцатишестилетней с половиной историей, со всей своей внутренней географией, вредными привычками и моральными искажениями. К совокупности всего, что я понимал под собой ранее, я переставал иметь отношения. В голове словно нарушался какой-то контакт, соединение меня со мной на несколько секунд прерывалось и в этот момент приходило отчётливое понимание, что меня на самом деле не существует. И это вот понимание наполняло меня диким страхом. Мне не что было ориентироваться, не за что ухватиться, чтобы продолжать существовать в этом мире под родным для меня Алексеевым. Просто если я больше не Алексеев (в чём мне только что пришлось убедиться), то мне просто не положено быть здесь и тогда я вскакивал с постели и смотрел своими посторонними глазами на комнату. Хорошо хоть обстановка комнаты была многообещающей. Спальня содержала уйму фото подсказок (об этом я уже позаботился) и благодаря этим шпаргалкам я научился восстанавливать себя буквально из ниоткуда.
Каждый раз, когда я ложился спать, я боялся повторения этого приступа. В первый раз это произошло после того, как накануне я переусердствовал с алкоголем, но потом случалось и на сухую. Очень скоро я пришёл к тому, что без алкоголя у меня в принципе не выходило заснуть и в итоге я начал пользоваться его услугами регулярно. Где-то за час до сна.

Я готовился ко сну как к войне. А как ещё в моём положении было к нему готовиться? Правда, от этих приготовлений на версту веяло импотенцией. Спиртное же носило характер “виагры”. Всю ночь, в плане сна я словно насиловал сам себя.
Помимо дефицитных семи часов (времени битвы за сон), непосредственно кровати (места, где происходило сражение), постельных принадлежностей и силиконового матраца, в моём ночном противоборстве с бессонницей были задействованы и другие средства, сопутствующие глубоким и беспрерывным грёзам. Например, пижамная экипировка с камуфляжным узором, ушные вкладыши (так называемые “ночные наушники”) и слепая маска, которой в отличие от штурмовой маски полагалось закрывать не лицо, а только глаза. Такая маска с возвратной функцией.
Кроме того, за сорок минут до сна, я нараспашку проветривал спальное помещение, на всякий случай задёргивал шторы, а на прикроватную тумбочку ставил стакан с водой щедро заряженной “валокордином”. Про “боевые” сто грамм можно не упоминать. Эта алкогольная норма мне всегда ассистировала.
К качеству ночного отдыха я подходил очень серьёзно. Нельзя потерпеть позорное фиаско в четвёртый раз за неделю. Не то чтобы мне не нравилась действительность. Просто в последнее время её стало для меня слишком много. Значительно больше, нежели я мог освоить. Однако я твёрдо решил, что если и сегодня ночью у меня опять ничего не получится, то ближе к шести утра я воспользуюсь запасным вариантом, но о нём расскажу позже, а сейчас – спать. Время пошло.
В спальной маске я ничего не видел. А если к этой моей маске добавлялись резиновые затычки, то в комплексе у меня пропадал также и слух. Интересно, какие сны снятся слепым? Наверное, какие-то специальные, невидимые сны, легко поддающиеся осязанию. По сравнению с этими закрытыми снами, наши открытые, т.н. зрячие сны – словно музейные экспонаты также бесплотные для посетителей. Страшно представить, какие кошмары нащупывают в своей темноте слепые.
Через несколько часов алкоголь переставал приносить пользу и, лишённый его подспорья, я пронзительно просыпался в самом средоточии ночи. Бах – и открывал под маской глаза. Сознание подключалось молниеносно. Словно в тёмной комнате резко включали свет. Всё, я на линии. Когда-то это происходило гораздо тише, спокойней. Лампочки на воображаемой приборной панели у меня в голове загорались постепенно. Сначала одна загорится – я шевелился. Потом вторая – мне не хотелось вставать. Третья. Четвёртая. А там, глядишь, четвёртая погорела немного и погасала, за ней начинала мигать третья и в обратном порядке меня снова клонило в сон. Лампочек было много. Проходило немало времени, прежде чем все они до одной зажигались и принимались ровно гореть. На это уходил иногда час. Иногда полтора. Иногда, два, три часа. В выходные утром, с девяти до двенадцати. Пока дремал.
Теперь эти лампочки загорались если не все сразу, то по несколько лампочек одновременно. Штук по десять на одном участке внутричерепной панели, потом столько же на другом, они освещали целые области моего сознания, все главные улицы и центральные проспекты мозга. Либо шли одна за другой по цепочке, но интервал между ними составлял не более одной секунды. Лампочка – понедельник, скоро вставать и идти на работу. Лампочка – перед работой мне надо успеть сделать то-то. Лампочка – на работе мне предстоит то-то и то-то. Лампочка – после работы меня ждёт…
Лампочка. Лампочка. Заодно не забыть про то и про это. Лампочка. Лампочка. Лампочка. Планы на утро, планы на день, планы на вечер и планы на ночь. На каждый пункт, на каждое действие приходилось по лампочке. Не успеешь пошевелиться, глазом моргнуть – все лампочки в голове ярко горят. Там светло как днём. Отсюда сна ни в одном глазу. Мозг равномерно освещён. Все его тупики различимы.
Когда алкоголь отказывал мне в своей милости, я совершал дозаправку, сбавляя интенсивное сокращение сердечной мышцы и корректируя его пульсы “валокордином”. Сердце вело себя так, словно перепрыгивало через кочки. Хитрость же с дозаправкой позволяла провести остаток ночи относительно спокойно, без эксцессов, и более-менее выспаться. Свет лампочек в голове начинал колебаться, тускнеть и вскоре, открыв глаза, я понимал, что мне только удалось ненадолго заснуть, просто сейчас я опять проснулся на две или на три лампочки. Пока эти лампочки не разгорелись и не пошли зажигаться новые, я снова тянулся к стакану с валокордином. И свет в моей голове опять затухал, наступало сонное оцепенение. При одной с тусклым накалом лампочке можно было вполне терпимо дремать, а потом весь день не испытывать дискомфорта.
Только если раствор “валокордина” по каким-то причинам отсутствовал, то дальнейшая перспектива ночи становилась ясна как день. Шансов заснуть практически не оставалось. В эти часы можно было сойти с ума так же легко, как сойти с поезда на конечной. В половине четвёртого или в половине пятого ночи буднего дня моё неприкаянное сознание искало себе покой, оно маскировалось, принимая самые причудливые конфигурации. То я представлял себя продрогшим больным бродягой, который прячется от холода в тёплую щель, чтобы согреться и отлежаться, то снайпером, поджидающим на позиции свою непунктуальную цель. То я беглец, которому нужно избавиться от погони, зарыться в сугроб и тихо-тихо лежать под снежным одеялом, пока над ним не пройдут преследователи.
При этом, я периодически выходил из образа, на секунду приподнимал край ночной маски и одним глазом (в зависимости от занимаемого положения) смотрел на часы на стене оценивая шансы заснуть. Сколько времени у меня ещё есть в запасе? Понятно, что чем больше времени, тем больше вероятность того, что заснуть всё же сумею. Главное перестать думать о том, что я не засну и вот тогда я засну. Но как я засну, если я всё время думаю, что не засну? Если с каждой секундой убеждаюсь в этом всё больше и больше?
Чем ближе утро, тем чаще я смотрел на часы. На цифры. Просто не мог удержаться, хотя понимал какой от этого вред. Делал ставки на точное время и смотрел. В том смысле, что перед тем как посмотреть время на циферблате, я его заранее загадывал. Как число. Например, 5-46. Или 6-09. Я никогда не загадывал ровное время, тем не менее, высчитывал его в голове с точностью до минуты. Пусть я и не предвидел будущее, но с закрытыми глазами безошибочно определял настоящее.
А ещё при взгляде на часы, я всякий раз удивлялся тому, как быстро оно проходит. Ненормально быстро. Мне всегда казалось, что ночное время обладает каким-то повышенным ходом и идёт в два раза быстрей дневного. Даже если не спишь, а просто лежишь в постели – все равно на тебя распространяется ночной распорядок его движения. Распорядок также действует по выходным и по праздничным дням. Вот бы днём это ночное время шло. А ночью бы шло дневное, чтобы выспаться можно было. Поменять бы эти пояса местами, один на другой.
Вот интересно, сколько сейчас? 6-54? Точно. Надо же, опять угадал. Видимо, когда минут мало, то все они наперечёт и угадывать особо не из чего. Подъёмный механизм будильника сработает ровно в семь. Впрочем, эти лишние шесть минут ничего не дадут. Погоды они не сделают. За это ничтожное время с бессонницей все равно не справиться. Попробуйте-ка уснуть на скорость и под угрозой. Допустим, тебе говорят: если не успеешь уснуть за отведённое тебе время, то мы тебя расстреляем. Сколько бы времени тебе не отводили, ночь отведут, две отведут – не уснёшь. Будешь бояться, что не уснёшь и тебя расстреляют – вот только поэтому и не уснёшь.
Ну, всё. Можно вставать. Что толку валяться крохотные четыре минуты? Встаю. Во рту у меня послевкусие от неусыпной ночи, а в голове одна мысль: чтобы этот день, который начался не с того конца, поскорей кончится. С каким удовольствием я перенёс бы его на следующий день со всем содержанием. Пусть даже жить теперь на целый день меньше придётся.
Вместе с этим я всякий раз давал самому себе слово, которое почему-то никогда держал. Я обещал самому себе, что когда я сегодня вечером после работы вернусь домой, то не стану заниматься всякой фигнёй какой каждый вечер страдаю, а безотлагательно лягу спать. Прямо с порога сразу нырну в постель. Вот только обувь сниму. И как же мне хорошо будет в этой постели, как прекрасно. Почему же я всегда пренебрегаю этой возможностью? Что за неотложные дела у меня всё время находятся? Ведь это так просто. Прийти и лечь.
Потом я начинал собираться на работу и тоже всё время думал, что бы такое отдал, чтобы не идти ни на какую работу, а прямо сейчас лечь спать.
Впрочем, можно было поступить по-другому. Перейти в аварийный режим и не вставать вовсе. Я сейчас как раз о том “плане-б”, который берёг для крайнего случая. Это было очень дорогостоящее оружие, его нельзя применять часто. За это запросто могли уволить с работы. Но когда утренняя бессонница уже доставала и мне позарез нужно было поспать, то я принимал непростое для себя решение – опоздать. Переводил будильник часа на три вперёд и, как правило, засыпал в течение пятнадцати-двадцати минут. Впереди ещё уйма времени. У меня всё получится.
В самом деле, я засыпал тогда. Только это нельзя было назвать целостным сном. Мне опять какие-то бессвязные отрывки снились продолжительностью в пять-десять минут. Но каждый такой отрывок был преисполнен глубоким смыслом, изобиловал красками, а главное в своём измерении представал законченным (пусть и короткометражным) творением моего мозга, а точнее той его доли, которая отвечала за производство снов. После каждого такого кусочка, я опять смотрел на часы.
Иногда этим минимальным сновидением можно было самостоятельно управлять изнутри. Там я вставал и при этом сознавал, что на самом деле я сейчас лежу в постели и сплю. Осторожно чтобы не пошатнуть картинку, я перемещался по слегка видоизменённой квартире и подходил к окну. За окном всегда творилось нечто невероятное.
На фоне откровенно шизофренических видов, возвышались исполинские футуристические строения. В небе тоже кипела жизнь. Там были щедро развешены застрявшие в облаках летающие диски, которые либо подтягивали что-то близкое и земное к себе на тросах, либо, напротив, опускали на землю что-то далёкое и инопланетное. Вероятно, именно так и должен был происходить братский обмен опытом между цивилизациями.
Потом я открывал окно и с размаху вышагивал из него наружу прямо с высоты шестнадцатого этажа. Внутри у меня при этом всё ёкало, у меня перехватывало дух как при спуске в скоростном лифте, попадании в воздушную яму в самолёте или катании на американских горках. Тут я переживал реалистичное падение с высоты, словно по каким-то старым делам оно было мне хорошо знакомо. Словно какие-то древние слои моего мозга откуда-то помнили это чувство, сохранили на подкорке и теперь транслировали его в сон, хотя всамделишного опыта аналогичных прыжков (а тем более падений) с искусственных или природных возвышенностей у меня нет и не было никогда. А один раз, когда я также легко вскочил с постели и, приготовился сигануть в окно, чтобы насладиться полётом, то был вынужден остановиться. Сон приготовил коварный сюрприз. За окном я неожиданно увидел траву и стволы деревьев. Мне некуда было прыгать. Первый и последний этаж кто-то поменял местами.

Я осторожно скользил по поверхности сна. Одно неуклюжее движение могло отозвать меня обратно, в реальность, а на этом месте, где я сейчас находился, можно было увидеть любой сон, какой хочешь и вот, возле книжного стеллажа, я снимаю с полки какую-то книгу, раскрываю её, читаю:

“Однажды из всех Богов на небе, Бог остался самым последним Богом. И Ему как самому последнему Богу, стало грустно и одиноко. И тогда этот самый последний Бог стал примерять на себя души людей на Земле. Он примерил душу первого, второго, третьего человека… Он дошёл до нескольких миллиардов. И когда все людские души кроме одной, самой последней души, самый последний Бог на себя примерил, то Он спросил этого самого последнего человека, не желает ли тот в свою очередь примерить на себя душу самого Бога? Но этот последний человек ответил, что люди на Земле начиная с самых первых, уже давно ведут себя как самые последние Боги, а раз так, то и сам он перестанет быть исключением. И тогда этот самый последний небесный Бог стал самым первым на Земле Человеком.”

Ого! Неплохо.

Той ночью во сне мне определённо что-то не нравилось. Сначала я долго не мог понять, что именно вызывало у меня такое неотчётливое беспокойство и мешало нормально спать. Я метался в своей постели, а сквозь дрёму сочилась какая-то муть. Только в пятом часу (это ориентировочно, согласно автономным подсчётам) пришло запоздалое понимание, что помимо меня в квартире есть кто-то ещё. И этот кто-то даже не пытался скрывать своего присутствия и соблюдать тишину, чем бы он у меня не занимался. Наоборот, мой ночной гость вёл себя весьма оживлённо и, казалось, он ничуть не боится потревожить хозяина. Судя по производимому им шуму, гость затеял провести у меня дома обыск.
Мне сквозь ушные вкладыши было слышно, как скрежетала по паркету (оставляя на нём видимые царапины) передвигаемая с места на место мебель, как плашмя падали на пол сброшенные со стеллажей книги, как звенела и билась фарфоровая посуда из кухонного арсенала. Мне надо было немедленно встать и выяснить что происходит, посмотреть кто хозяйничает в моём доме. Ведь без юридического ордера, такое смелое поведение на моих квадратных метрах даже с натяжкой нельзя было назвать правомочным.
Тогда я попробовал пошевелиться и не смог. Попробовал закричать и тоже не смог. Губы не разжимались, я лишь мычал у себя за зубами. Тут словно от удара ногой (или резкого порыва ветра) дверь моей спальни распахнулась, и я услышал шаги. Кто-то быстро подошёл ко мне. Я замычал ещё сильнее:
“Мммммм!..” – всё, что я смог из себя выжать.
Кто-то положил мне руки на грудь (клянусь, я физически чувствовал прикосновение) и надавил. Того, кто давил видно не было. Мешала маска, которую в моём нынешнем состоянии нельзя убрать с глаз. Но мне откуда-то было известно, что это женщина и когда самый страшный (вроде смертоубийства) момент моего невольного общения с ней должен был вот-вот случиться, и измеритель страха перед нею зашкаливал – наваждение резко исчезло. Я пришёл в себя, ко мне сразу же вернулась свобода телодвижений, ну а то, что я ложно принимал за грохот и за шаги, оказалось просто ударами моего сердца.
Впрочем, не могу утверждать, что приступы сонного паралича всегда напоминали экстремальную ситуацию. Разве на первых порах, а потом я уже привык. Бывало, лежал ночью в постели, вроде бы спал, вроде бы не спал, и чувствовал, как по одеялу, по той его зыбкой части, которая прикрывала нижнюю половину тела, кто-то тихо крадётся, осторожно переступая по мне лапами. При каждом шаге этот кто-то проваливался в глубину, его лапы через одеяло доставали до меня, как до дна. В качестве объяснения приходила первая апатичная мысль и от мысли этой я лениво отмахивался:
“Да, пустяки. Наверное, кошка. Это кошка пришла. Сейчас она на меня сверху уляжется.”
“Кошка” шла прямо по мне, пересекала выпуклый экватор моего зада, дальше продвигаясь вдоль по спине, добиралась до шеи, где действительно сворачивалась клубком и принималась мурчать. При этом меня захлёстывали какие-то волны. Волны удовольствия. Они накатывали на меня снова и снова. Я слышал, как кровь гудит в венах, ощущал, как под сильным напором она циркулировала по ним.
“Кошка? Стоп! Но у меня дома нет никакой кошки! Так кто же это там лежит на мне сверху?”
Здесь я опять пробовал пошевелиться, чтобы согнать с себя то таинственное существо, которое воспринималось мною как кошка, и опять был не в состоянии сделать этого. Опять невозможно было разжать губы. А волны не переставали меня накрывать. Волны накатывали на меня снова и снова, чаще и чаще, сильней и сильней били, и вот мне уже становилось плевать на кошку (или кто там на мне устроился). Волны размывали меня как песок, растаскивали по крупицам по всей постели.
Мне казалось, что я, переворачиваясь с боку на бок, скоро подкачусь к самому её краю и свалюсь на пол, но совершив два, три, четыре, пять, шесть и больше переворотов в одном направлении, удивлялся, что постель ещё не прошла, что она продолжается в угоду этим переворотам в каком-то дополнительном измерении. Не может быть, чтобы в ней было столько свободного места. Ведь уже после третьего переворота она должна была перейти в пустоту. Потом мне чудилось, что я уже не на самой постели, а под ней, катаюсь по поверхности пола. Наверное, успел свалиться и сам этого не заметил. Однако странно, что не застеленный ковром паркетный пол такой мягкий. Совсем как матрац, пол не уступает ему в податливости, а быть может, даже превосходит его. Мне на полу так удобно. Странно, почему я всё ещё сплю на кровати, а не сплю на полу?
Я до конца отдавался во власть сонной стихии, как женщина отдаётся мужчине, и наслаждался происходящим. Меня качало, меня вращало, плавно подбрасывало и плавно же опускало. То куда-то относило, то куда-то же возвращало. Всё это было, безусловно, приятно. При этом, я разборчиво сознавал себя. А ещё не прекращал отслеживать московское время.
С ним, со временем опять происходили какие-то чудеса. Когда по моим внутренним расчётам должно было пройти не менее десяти-пятнадцати минут, то на самом деле проходило всего минуты две-три. Во всяком случае, не больше пяти минут проходило. Значит, теперь я не отставал от времени, а наоборот, опережал его. Все эти выигранные минуты и секунды, которые удалось обогнать, шли мне на пользу, а не во вред. Они освежающе на меня действовали и засчитывались мне в ночь. Ведь это были совсем не те, тяжёлые часы бессонницы, которые меня угнетали.
На этот раз я победил. Пусть и ценой опоздания на работу, что в принципе не особо критично. Всего лишь нужно позвонить и предупредить. Сообщить о своей задержке со ссылкой на чрезвычайные обстоятельства. Одно дело позвонить и сказать, что совсем не придёшь, а другое, что придёшь с опозданием. Когда? Ближе к полудню. Потом можно даже не объяснять ничего. Мало ли что у меня случилось. Всё, что угодно произойти могло. В конце концов, причина выглядит уважительной, если человек, несмотря ни на что, всё-таки приходит работать. При этом, он выглядит бодрым и отдохнувшим, полным сил и энергии. Да всегда бы так приходил!.. Вообще, почему на работу положено приходить рано утром? Почему бы не установить начало рабочего дня с двенадцати до восьми часов вечера? По желанию, разумеется. Впрочем, такие мысли по утрам были для меня особенно характерны. Даже не мысли, а скорее капризы. Скажите, кто из вас, проснувшись на работу, никогда не думал об этом?

Человек я рассеянный. Причём, не только по утрам, когда совсем недавно проснулся и сознание ещё вполне не распогодилось. Нет, рассеянность – это моё естественное состояние, оно простирается на весь день. Каким я встал утром, спал ночью или не спал, отразились ли на моём утреннем самочувствии последствия алкогольной интоксикации вечером накануне и (или) страстной ночи с какой-нибудь проходимкой – значения не имело. Мне всегда было одинаково трудно собраться, сделать над собой усилие и вместо того, чтобы спуститься с небес на землю я продолжал витать в грозовых облаках. Производил какое-то действие, а сам в это время был далеко мыслями от предмета.
В связи с этим свойством своей натуры (которое уже давно принял как должное и успел с ним смириться) я панически боялся оставить включённым утюг, плиту, забыть закрыть кран в ванной или запереть дверь на ключ. Подобная оплошность легко могла привести к катастрофе или, во всяком случае, стоить дополнительных нервов. Поэтому для собственного спокойствия за минуту до выхода я последовательно, чтобы ничего не пропустить, делал обход квартиры. Проверял электроприборы, перекрывал в стояке воду. При этом, вытащенные из розеток вилки и переведённые в закрытое положение замки и краны я фотографировал для себя на телефон.
Паранойя, скажете вы. Возможно. Но пусть лучше будет фотографическое подтверждение того, что дома у меня всё в порядке, чем весь день нервничать из-за этого на работе. Ведь некоторые действия я выполнял машинально, на автомате и какой-то момент (как я что-то отключал или перекрывал) мог просто не отложиться в памяти, хотя техника безопасности была соблюдена, а с фотографиями об этом можно не беспокоиться. Мне был дорог покой. После всей этой процедуры (про себя я называл её “молитвой”, совсем как у лётчиков, когда экипаж воздушного судна проверяет готовность к взлёту), я выходил, запирал дверь снаружи, в последний раз фотографировал всю эту комедию, и вызывал лифт.
Так называемое “левое” утро выглядело совсем не так как обычное. Оно иначе выглядело, звучало, пахло. Наверное, я проспал тот момент, когда мой дом перенесли в другой город, в другую страну, хотя на самом деле только в другое время, из-за чего теперь всё вокруг выглядело непривычно чужим. Другие люди. Нельзя никого узнать.
Чтобы притерпеться к обстановке этого утра и немного акклиматизироваться, с собой в дорогу я брал “ассистента”, который продавался в магазине около дома. Магазин этот уже был открыт, а “ассистентом” я называл скромный стограммовый пузырёк. Я специально покупал его для того, чтобы скорректировать допущенные в утренней подделке неточности и нестыковки. С помощью “ассистента” я что-то подкачивал для себя, а на что-то и вовсе закрывал глаза, чтобы фальшивое утро как можно больше походило на настоящее. Это была своего рода взятка.
А ещё этот стограммовый продукт мог отстранить депрессию. Перенести её наступление на пару часов вперёд. Больше-то все равно не нужно. Всего за час я уже доезжал до работы, а там за текущими делами мне становилось не до неё.
Вместе с этим “ассистент” считался чем-то вроде утешительного приза, своего рода компенсацией за ночное бдение. А заодно отличной профилактикой панической атаки, когда моя нервная система ошибочно восставала против меня. Объявляла войну, перепутав с настоящим врагом, к которым относились опять же все, кроме меня.
В любом случае и при других обстоятельствах я бы не допустил этой покупки. По идее я вообще должен был выйти из дома, когда магазин ещё не работал. Но раз уж так вышло, то сегодня в виде исключения его можно взять и оприходовать в пустом “электрическом” тамбуре.


Глава I. 36,6.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post471963592/

Автор Алексей_Груненков,

Глава II. Кошмар шрифтом Брайля

БЕСЫ БЕССОННИЦЫ
Перед сном в профилактических целях я позволял себе немного водки. Без её помощи я испытывал трудности с засыпанием, а иногда сон мог и вовсе не наступить. Поэтому приём алкоголя был превентивной мерой. Однако основная причина, по которой мне приходилось пить, заключалась не только в этом. Было и ещё кое-что, почему я не мог обойтись без напитка. Крепкий алкоголь отключал меня скоро, он безотказно и безболезненно вышибал мне мозги. Он не только помогал приблизить сон (с небольшой промилле в крови я засыпал почти мгновенно, со скоростью пули, стоило коснуться головой подушки и закрыть глаза). Распространяясь по мне с током крови и успокаивающе воздействуя на нервную систему, алкоголь освобождал от одной серьёзной проблемы, с которой я невольно сталкивался в момент, “естественного” безалкогольного засыпания и с которой никак не мог справиться никаким другим способом. Вот и приходилось мошенничать при горячей поддержке спиртного напитка. То есть прятать у себя внутри и таким обманным путём проносить его с собой в сон.
На какой-то стадии засыпания, у меня пропадало ощущение самого себя относительно той гибкой системы координат, которая была известна мне от рождения. Я вдруг переставал воспринимать себя Алексеевым, со всей своей (уже!) тридцатишестилетней с половиной историей, со всей своей внутренней географией, вредными привычками и моральными искажениями. К совокупности всего, что я понимал под собой ранее, я переставал иметь отношения. В голове словно нарушался какой-то контакт, соединение меня со мной на несколько секунд прерывалось и в этот момент приходило отчётливое понимание, что меня на самом деле не существует. И это вот понимание наполняло меня диким страхом. Мне не что было ориентироваться, не за что ухватиться, чтобы продолжать существовать в этом мире под родным для меня Алексеевым. Просто если я больше не Алексеев (в чём мне только что пришлось убедиться), то мне просто не положено быть здесь и тогда я вскакивал с постели и смотрел своими посторонними глазами на комнату. Хорошо хоть обстановка комнаты была многообещающей. Спальня содержала уйму фото подсказок (об этом я уже позаботился) и благодаря этим шпаргалкам я научился восстанавливать себя буквально из ниоткуда.
Каждый раз, когда я ложился спать, я боялся повторения этого приступа. В первый раз это произошло после того, как накануне я переусердствовал с алкоголем, но потом случалось и на сухую. Очень скоро я пришёл к тому, что без алкоголя у меня в принципе не выходило заснуть и в итоге я начал пользоваться его услугами регулярно. Где-то за час до сна.

Автор Алексей_Груненков,


“Есть 18-ть лет?”
“18-ть лет назад было.”
(С продавцом в “Пятёрочке”.)

Глава I. 36,6

В младенчестве я ходил под себя. В детстве пешком под стол. В отрочестве под пионерским флагом. В юности под покровом ночной темноты и под небом голубым ходил. В зрелости начал ходить под Богом. Но вот я где-то слышал, будто бы в дважды двадцать Бог снимает гарантию. Впрочем, если бы я ходил под парусом, под статьёй или под каким-нибудь криминальным авторитетом, то я слетел бы с этой самой гарантии задолго до наступления сорокалетия.

В тридцать шесть с половиной лет (или в 36.6, если угодно) меня едва не задавило автобусом возле “Нагатинской” и в тот же день я приступил к работе над этими вот записками. Для чего? Сам не знаю. Столько накопилось, столько не терпится рассказать. Вдруг у нас с вами и в самом деле есть что-то общее? Что-то, в чём мы с вами не одиноки и какие-то отдельные мысли покажутся вам знакомыми?..
До того дня я даже не представлял с чего начинать писать, а потому и ничего не писал, так что если бы не автобус... В общем, обстоятельства сами подтолкнули к работе, настолько вразумительно подействовал на меня наземный транспорт там, на “Нагатинской”.
А дело было так. Тем пасмурным утром я шёл на работу вконец убитым и мрачным. Впрочем, как и всегда по утрам, даже если моё настроение не вполне соответствовало погоде. Я опять проснулся за два часа раньше сигнала будильника и долго мучился с закрытыми глазами. Считал овец. Мой рекорд составил 987 парнокопытных, потом я сбился, принялся считать заново, только в повторном счёте до 987 так и не добрался. Чтобы отключить мозг я повторял про себя какую-то бессмыслицу, однако заснуть у меня так и не получилось.
Бессонница окончательно доконала меня. Купить “валокордин” я, то ли забыл, то ли поленился зайти в аптеку, отчего-то решив про себя, что там копошится смертельно-больная очередь. (Почему-то в аптеках обслуживание всегда продвигается очень медленно и со скрипом.) Значит весь день наперекосяк. Будто бы пришёл в него раньше срока. Теперь снова придётся болеть напролёт... Раннее пробуждение считается симптомом депрессии.
Я вышел из пригородной электрички с мыслью, что вокруг становится всё больше людей, которые фактически моложе меня. Что моё время выходит из обращения со мной вместе. Ну и, наконец, что с каждым годом людей этих всё больше и больше. При этом их уже сложно назвать именно молодыми людьми. Нет. Это вполне взрослые особи, просто уступающие по количеству прожитых лет. Вдобавок, особи этой возрастной категории склонны к мелкому уличному хамству. В этом они большие специалисты, успели изрядно поднатореть в науке и теперь превосходно скрывают свой страх под маской агрессии. Они не выделяют адреналин – внутренняя ущербность сквозит наружу из всех щелей (и здесь я не только о мужском поле). Отсюда напрашивался прямой вывод: они все уроды, только их ненормально много и с этим нельзя ничего не поделаешь.

А на смену им идёт ещё более отмороженное поколение. Его отдельные представители мне попадались. Полная клиника. Сколько раз приходилось наблюдать за шумной вознёй подростков 15-ти и 16-ти лет. Как ни посмотришь – вечно лупят друг друга. В основном девки парней, хотя, думаю, это у них обоюдно. Подходит такая акселератка к тщедушному доходяге ниже её ростом и начинает его бить-колотить. Не со всей дури, конечно, но довольно прилично. А парень смеётся и вертится, чем ещё больше раззадоривает свою подругу на комбикорме. При этом они как бы в шутку ругаются, причём всегда с применением матерных слов. Ну а дети, так те и не дети вовсе – смотришь на ребёнка, а у него лицо будущего убийцы. Даже в советское время, когда детей ещё стригли наголо под уголовников, я таких лиц не видел, а вот сейчас встречаю сколько угодно, хотя вроде бы перестали стричь.
Потом эта же мысль развернулась уже в глобальном масштабе. Я подумал, что большинство людей на планете скоты. Процентов восемьдесят, а то и больше. Как же мне повезло, что я вошёл в адекватное исключение. Хотя, нет. Мне-то как раз и не повезло. Это им повезло. Никого кроме себя не замечают, думают только о себе, живут, как им вздумается, делают, что захочется, а на всех остальных им плевать с колокольни, и всё у них зашибись. Никакой рефлексии. Вот бы и мне так.
Тут я нашёл себя старым, несчастным, жалким, и не дурно воспитанным. Даже плакать от жалости к себе захотелось. Ещё надо спешить на работу, где мной тоже были не все довольны. От совокупности всех этих факторов возникло сильное желание повернуть домой. Вот бы заснуть сейчас и проснуться уже дома, пропустив следующие десять часов. Пусть в ущерб своей жизни, согласился бы. На работе все равно не жизнь.
Я начал переходить дорогу и случайно зацепил взглядом красный индикатор с курсом валют. Попав в моё поле зрение табло ненадолго ослепило меня. Пришлось стоять посреди дороги и моргать, прежде чем это яркое пятно перед глазами не сошло. А пока я моргал, то чудом избежал несчастного случая. В последний момент, водитель взял вбок.
Вот уж недаром придумана пословица про того, кто рано встаёт. Я вдруг резко почувствовал себя таким счастливым. Все мои проблемы показались мне мелкими и ничтожными, а переживания пустыми. С души у меня словно спал груз. Я улыбнулся и бодрой походкой пошёл дальше, так словно Бог пинка мне хорошенького отвесил.
Традиционным маршрутом, мне нет-нет всё же приходила в голову мысль, что на самом деле уже всё случилось, и автобус меня не объехал. Просто всё прошло так молниеносно и безболезненно, что я толком ничего не понял и ошибочно принимаю себя за живого. Быть может, меня и нет уже минут пятнадцать, а я всё ещё не в курсе. А виной всему моя невнимательность. Один раз я тоже не понял, что старушка-соседка, которая постоянно сидела около дома на лавочке умерла. Отошла в мир иной и забыла закрыть перед этим глаза, а её принял её за живую и приветливо с ней поздоровался. Да ещё удивился, что она вроде такая вежливая, всегда раньше здоровалась, а сейчас смотрит вовсе глаза и молчит. Может это действует в обе стороны, отсюда установить истинное положение дел, стало настолько для меня важным, что я решил немедленно проверить так это или нет, то есть жив или мёртв, однако без посторонней помощи в этом тесте было не обойтись.
Вступать в прямой вербальный контакт с другими представителями своей земной расы лишний раз не хотелось, поэтому я не стал докучать им просьбами подсказать мне точное время, предоставить текущую местонахождение относительно той или иной улицы или поделиться табачным изделием в количестве одной штуки.
Я тупо пёр им навстречу, пока они сами не уклонялись от столкновения, а значит, мой зрительный образ остался доступен для окружающих. Для верности я даже слегка задел кого-то плечом. Следовательно, в дополнение к зрительному образу у меня присутствовала ещё и плотность. Теперь насчёт всего остального можно было не беспокоиться. Я вполне материален. Тест на бытие пройдён. Я жив-здоров, автобус меня обошёл, но впредь следует быть осмотрительнее.
Впервые я пришёл на работу живчиком и в хорошем расположении духа. Да ещё на семь минут раньше обычного времени. Что-то поменялось в расписании поездов на московском центральном кольце, и я успел на тот самый поезд, на который ежедневно в течение полугода на тридцать секунд опаздывал и ещё пять минут ждал следующего состава. Читал книгу и ждал. Впрочем, это время нельзя было назвать потерянным. Наверное, я и не слишком-то торопился, если у меня была книга и пять минут с тем условием, что приду ровно в девять. Вероятно, меня впечатлил счастливый случай с автобусом, раз я пожертвовал своей драгоценной паузой и не остался на платформе с томиком Бориса Виана и с тремя сотнями секунд в резерве.
На работе никого не было. Я сел за свой стол и пока было время – писал. Написал немного. Всё, что успел написать, вы уже прочитали. Писал по старой привычке шариковой ручкой, прямо в своей рабочей тетради, куда записывал телефоны и адреса клиентов. Писал на больную тему. Писал о себе самом. А потом пришёл Иванов (об Ивановых ещё будет там, впереди) и мне пришлось отложить рукопись. До следующего раза. До вечера если найдётся время или если не найдётся, то уже до завтра. Может, завтра тоже получится вписаться в железнодорожный график и выиграть время для повести, пока кто-нибудь не придёт. Это если опять удастся избежать смерти, выспаться до конца и сохранить возможность для творческой пятиминутки.
От меня, правда, ни один пункт не зависел. К тому же Иванов мог прийти раньше. Вдруг ему дома сидеться не будет, вот он и придёт.
Между прочим, Иванов далеко не худший вариант. Я отложил тетрадь только потому, что он меня о чём-то спросил (несущественном), я что-то ему ответил (впопад) и в принципе, можно было писать дальше. Иванов нисколько мне не мешал. К тому же он занялся какими-то своими делами и перестал обращать на меня внимание. Только я все равно уже потерял мысль. Да и надо было приступать к работе. Впереди была масса дел. А ведь вместо Иванова могло прикатить начальство. Тогда о работе над рукописью вообще пришлось бы забыть. В этом контексте неважно проявит оно ко мне деловой интерес или нет. В присутствии начальства невозможно сосредоточиться на постороннем предмете, не имеющем отношения к трудовому процессу. Обстановка не позволяет. Какая-то совсем нетворческая складывается ситуация. В любой момент могли дёрнуть по внутренней линии. В этом отношении начальство оказывало положительное влияние на труд, за который (пусть не щедро, но своевременно) мне платили. Очень, знаете ли, стимулировало.

Прошло несколько дней, прежде чем события сложились таким образом, что у меня снова появилась возможность открыть тетрадь и продолжить писать о самом себе с того места, где в прошлый раз я остановился из-за появления Иванова.
Когда рассказываешь о себе, то получаешь преимущество перед теми, кто пишет не о себе, а о ком-то (чём-то) ещё. Существенно экономит время. Не надо собирать недостающую информацию, копаться в архивах в поисках писем и прочих исторических документов, приставать с расспросами к родственникам и знакомым. Конечно, героя можно просто изобрести (как и всё, что с ним связано), а потом в своей голове делать с ним всё, что заблагорассудится. Но вот только в дальнейшем возможна путаница.
Во избежание противоречий и предотвращения разного рода ситуаций, лучше сразу писать о себе всю правду. Каким бы придурком не был. Так, во всяком случае, никогда не запутаешься, что и кому сказал. А это удовольствие доступно каждому – писать о себе. Попробуйте, на досуге. Почему-то настоящий герой всегда смотрится как придурок. А вот вымышленный придурок – всегда герой. Как так выходит для меня остаётся загадкой.
Кому могут показаться интересными эти записки? Ну а кому интересны ваши фотографии в социальных сетях? Вас и ваших отпрысков. Сегодня вы делитесь бесценной информацией, что и где вы едите, а завтра поделитесь, где и чем вы покакали. Вы размещаете свои позерские авто-фотопортреты (в народе “селфи) с абсолютно одинаковым выражением на лице по сто раз на дню. Меняется только задний план. Вы фиксируете каждый свой шаг. Всё напоказ. Вся ваша жизнь загружена в интернет, однако, сами вы смотритесь лишь жалким подобием тех публичных персон, которым подсознательно подражаете. Вот, мол, смотрите, я тоже есть, меня тоже много. Я в интернете, а значит, я существую. А от вас в реальной-то жизни хоть чего-то осталось или вы все перекочевали туда, в виртуальное пространство и прозябаете там за лайки исключительно в виде своих страниц? А ведь жизнь – это процесс, а не красивые фотографии в соцсетях.
Кому всё это может быть интересно? Ну, разве что кроме вас самих? Правда, в отличие от вас я не засоряю интернет фотоотчётами и кадрами из своей личной жизни. Не повторяю за другими разные глупости – у меня своего вздора достаточно. У меня даже аккаунта своего нет. Я просто пишу. Пусть и с подробностями.
Пишу сначала в блокноте, а потом перепечатываю на ноутбуке, но при этом держусь как можно дальше от интернета. Хотя, по сути то, что здесь украдкой написано, эквивалентно графическим материалам, размещённым вами в сети, только передаётся не посредством изображения, а в формате текста.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post470618014/

Автор Алексей_Груненков,


“Есть 18-ть лет?”
“18-ть лет назад было.”
(С продавцом в “Пятёрочке”.)

Глава I. 36,6

В младенчестве я ходил под себя. В детстве пешком под стол. В отрочестве под пионерским флагом. В юности под покровом ночной темноты и под небом голубым ходил. В зрелости начал ходить под Богом. Но вот я где-то слышал, будто бы в дважды двадцать Бог снимает гарантию. Впрочем, если бы я ходил под парусом, под статьёй или под каким-нибудь криминальным авторитетом, то я слетел бы с этой самой гарантии задолго до наступления сорокалетия.

В тридцать шесть с половиной лет (или в 36.6, если угодно) меня едва не задавило автобусом возле “Нагатинской” и в тот же день я приступил к работе над этими вот записками. Для чего? Сам не знаю. Столько накопилось, столько не терпится рассказать. Вдруг у нас с вами и в самом деле есть что-то общее? Что-то, в чём мы с вами не одиноки и какие-то отдельные мысли покажутся вам знакомыми?..
До того дня я даже не представлял с чего начинать писать, а потому и ничего не писал, так что если бы не автобус... В общем, обстоятельства сами подтолкнули к работе, настолько вразумительно подействовал на меня наземный транспорт там, на “Нагатинской”.
А дело было так. Тем пасмурным утром я шёл на работу вконец убитым и мрачным. Впрочем, как и всегда по утрам, даже если моё настроение не вполне соответствовало погоде. Я опять проснулся за два часа раньше сигнала будильника и долго мучился с закрытыми глазами. Считал овец. Мой рекорд составил 987 парнокопытных, потом я сбился, принялся считать заново, только в повторном счёте до 987 так и не добрался. Чтобы отключить мозг я повторял про себя какую-то бессмыслицу, однако заснуть у меня так и не получилось.
Бессонница окончательно доконала меня. Купить “валокордин” я, то ли забыл, то ли поленился зайти в аптеку, отчего-то решив про себя, что там копошится смертельно-больная очередь. (Почему-то в аптеках обслуживание всегда продвигается очень медленно и со скрипом.) Значит весь день наперекосяк. Будто бы пришёл в него раньше срока. Теперь снова придётся болеть напролёт... Раннее пробуждение считается симптомом депрессии.
Я вышел из пригородной электрички с мыслью, что вокруг становится всё больше людей, которые фактически моложе меня. Что моё время выходит из обращения со мной вместе. Ну и, наконец, что с каждым годом людей этих всё больше и больше. При этом их уже сложно назвать именно молодыми людьми. Нет. Это вполне взрослые особи, просто уступающие по количеству прожитых лет. Вдобавок, особи этой возрастной категории склонны к мелкому уличному хамству. В этом они большие специалисты, успели изрядно поднатореть в науке и теперь превосходно скрывают свой страх под маской агрессии. Они не выделяют адреналин – внутренняя ущербность сквозит наружу из всех щелей (и здесь я не только о мужском поле). Отсюда напрашивался прямой вывод: они все уроды, только их ненормально много и с этим нельзя ничего не поделаешь.

Автор Алексей_Груненков,


“Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.”
Иосиф Бродский

Однако, всё это было ещё до принятия жёстких мер, а с введением карантина все члены АА как честные и сознательные граждане до одного в запой канули. Кого-то заботит судьба наёмных чернорабочих из средней Азии. Мол, как же они бедные без заработка, без средств? Стройки заморожены, ремонтов нет, никто не пользуется такси. Но меня больше анонимные алкоголики интересуют. Что делать им, как не пить? Ведь для того сейчас созданы все условия. Очень трудно держаться. Групп нет. Масок тоже. Коронавирус это понятно, а как насчёт тех, кто погибнет от затяжного пьянства за время этих “карантикул”?
Курьер – самая востребованная профессия. Город принадлежит курьерам. “Москва товарная”. “Москва курьерская”... Не удивлюсь, если простой курьер получает столько же, сколько зарабатывал наркокурьер до начала пандемии.
Перед тем как отправиться на карантин, закрыться дома и уйти во внутреннюю эмиграцию я с деловой целью побывал в паре мест. При этом воображал себя главным героем эпидемиологической драмы, фильма-катастрофы. Беда уже в городе, но пока ещё никто не воспринимает опасность всерьёз. Тем более погода благоволит. Жители легкомысленно летают туда-сюда в самолётах по заслеженному инверсией небу, гоняют на велосипедах по тротуарам и вообще где попало, распивают на детских площадках, слушают громкую музыку и жарят шашлыки в парках. Пир во время чумы. Неделя выходных для них репетиция к майским праздникам. Но лишь мне одному откуда-то всё известно. Только я один знаю, что последует за всем этим дальше. Музыка, которая им идёт – не шансон, не современная поп-эстрада, а похоронный марш!
У меня печальный и мудрый взгляд пророка и я смотрю на безумцев и понимаю, что их не исправить, а мир спасут домоседы. Любители книг, фильмов и компьютерных игр. А также анонимные алкоголики и сексуально-озабоченные товарищи. Например, многие порно-сайты отменили платные подписки и раздают качественной контент совершенно бесплатно. Сиди дома и мастурбируй в своё удовольствие. Хоть бесперебойные поставки спермы налаживай в районы с демографическим кризисом. Не успеваешь её качать. Эх, если бы и голод можно было утолять также…
Порно-актёры уже, наверное, тоже в масках. Кстати, через девять месяцев начнут появляться новые мужские и женские имена. Девочек станут называть Коронами или Пандемиями, а мальчиков Карантинами. Карантин Сергеевич. Корона Петровна. Пандемия Ивановна.

Соблюдение личного пространства. Разметка социального дистанцирования. Пассажиры в метро рассаживаются в шахматном порядке. Лица у всех одинаково задумчивые. А в голосе, который объявляет названия станций, появились истеричные нотки.
Всё больше масок. От чужого кашля поблизости люди вздрагивают. Чихающий, кашляющий человек теперь не просто какой-нибудь хулиган, а чуть ли не террорист. Разносчик китайской заразы, представляющий угрозу здоровью граждан всей планеты. Его могут и линчевать.

Написал в голове рассказ в духе Воннегута. Вернее вспомнил, что такой был мной когда-то написан. К Земле летит астероид. Столкновения, в результате которого на планете погибнет всё живое не избежать. Надвигается апокалипсис и в ожидании конца света на Земле воцаряется анархия и хаос. Освобожденное от самого себя, население голубой планеты сходит ума. Астероид издалека увидел, что люди на ней сами устроили себе конец света, без его помощи, и пролетел мимо. Во вселенной было ещё много других планет, обитателей которых ему хотелось бы испытать своим приближением.
Тарантино на карантине. Кстати, вместе с этим возник неплохой сюжет для фильма. Рано или поздно пандемия пройдёт. Коронавирус отступит, просто пополнится вирусная база. И разве только ленивый не снимет на актуальную тему фильм или не напишет книгу. Хоть заранее копирайт покупай. Взять, к примеру, те же “Записки из карантина”. Страшно представить, сколько книжек потом появится с аналогичным названием. Итак, капризная дочь олигарха попадает с коронавирусной инфекцией в обычную инфекционную больницу и влюбляется там в молодого врача…

С этой напастью кому, какое дело до того, что было до этого? Она всё обнуляет. Не только президентские сроки. Можно смело про всё забыть, что было раньше. Всё в прошлом. А кому теперь оно интересно? Время мириться с теми, с кем был в ссоре и давно оставил надежды на примирение. Пришло время наводить мосты. Как в Новый Год. Кто, где и с кем проводит сейчас карантин?

Видать плохо дело, если постигшая нас беда проникла и в сон. Мне снятся про карантин сны и происходящие во сне вещи не выходят за пределы Бирюлёво. Они локализованы либо в самом доме, либо вокруг него. Вот кого-то из жильцов забирают в инфекционную больницу и его всем двором провожают как на войну. Другой чахоточный жилец подсаживается ко мне в тесную кабину лифта и так далее. Я на полном серьёзе оцениваю вероятность заразиться во сне. Поймал себя на мысли, что мне хочется обмануть коронавирус и проскочить мимо под прикрытием ОРЗ или вовсе симулировать симптомы “коронного” заболевания.
“Не выходи из комнаты, не совершай ошибку”… “Запрись и забаррикадируйся шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса”. Впрочем, можно и проще: “Твой дом – тюрьма!” “Мой дом – моя крепость.”

Меня не покидает странное ощущение того, будто бы я куда-то уехал и оставил себя одного в карантинной зоне квартиры. Уж как-то дико всё это выглядит. Нет, я много раз торчал дома в рабочие будни. По болезни или по причине отсутствия работы. И то мне было не по себе. А тут вроде и работа есть (по крайней мере, была до всей этой кутерьмы) и вроде здоров (пока), а все равно вынужден оставаться дома в тревоге и дискомфорте. С одиннадцати до шестнадцати самое неспокойное время. В будни этого почему-то нет.
Зато в живописи есть такой жанр. Называется “полуденный ужас”. На картине много пустого, безлюдного пространства залитого ярким светом, но не бодрящим, а наоборот угнетающим. Оно зарождает у зрителя необъяснимое волнение и предчувствие чего-то недоброго. У меня кризис среднего возраста. У меня кризис среднего дня.
Когда тот другой вернётся оттуда, куда он уехал, то и карантин снимут и всё придёт в норму. И будет с девяти до восемнадцати, как обычно. Наверное, когда я сам куда-нибудь уходил или уезжал, то в моё отсутствие дома тоже не пойми что творилось, а с моим приездом сразу же восстанавливалось.

Внештатная ситуация. Такого со мной никогда не случалось за сорок лет жизни и надо признать, я весьма озадачен, если не сказать напуган. Всё, что мне остаётся сейчас это сидеть и ждать того себя, который куда-то ушёл или уехал и неизвестно когда вернётся. До меня вдруг дошло, что выражение “не все дома” получило новый дополнительный смысл.
В четыре утра я наиболее восприимчив к различным звукам. Гуденье подъёмного механизма лифтов отдаётся у меня в животе. Такое ощущение, что и этот механизм, и эти лифты работают где-то внутри. Карантин – лучшее время для медитации. Возможность научиться прислушиваться к себе. Начать перешёптываться с самим собой. В здоровые безболезненные дни с открытыми нараспашку зелёными улицами ты себя никогда не слышишь, не можешь до себя докричаться сквозь будничный шум, а тебе наверняка есть, что сказать себе или что от себя услышать.

Сходить с ума в одиночку не самое приятное занятие. Правда, я не совсем уверен, что предпочёл бы тронуться умом в коллективе. В компании с кем-то. В обществе кого-то. Наверняка, кто-то уже вешается от вынужденного заточения в четырёх стенах с опостылевшими мужьями, жёнами, непослушными детьми, пожилыми родителями и хотел бы быть на моём месте. То есть один. Сидеть в кресле, затаив дыхание и, стараясь не производить лишнего шума, прислушиваться к внутренним ощущениям и течению собственных мыслей. Но мне мешает проклятый лифт, который ездит туда-сюда. То поднимается вверх к самому горлу, то опускается вниз к кишкам. А ещё штучные хлопки соседских дверей в загибающемся коридоре заставляют сердце как будто прыгать через верёвочку.

Я тут вспомнил, как за месяц до карантина думал о том, что не отказался принять непосредственное участие в конце света в качестве потерпевшего. Ведь такой уникальный “аттракцион” редко кому выпадает. А теперь пересматриваю своё отношение. Снимаю свою заявку. Причём, в любом качестве. Как-то резко потерял к подобным зрелищам интерес. Хотя, коронавируса я опасаюсь в последнюю очередь, а вот паника со стороны населения меня и в самом деле страшит. У нас и так-то люди неадекватные, а тут ещё этот вирус. Однако, пожалуй, самое ужасное, если обстоятельства повернутся таким образом, что и я сам здравомыслящий человек, ну или по крайней мере считающий себя таковым, потеряю рассудок и поддамся всеобщей панике. Интересная бы вышла проверка. Это от первого лица я мудрый и рассудительный, спокойный и здравомыслящий, а все остальные “как дети”, сущие паникёры, а стоит поместить меня в экстремальные условия, то совсем не факт, что мое поведение окажется достойным, и я буду чем-то от них отличаться. У меня не хватает смелости признаться себе, что я трус.

А ты вспомни “Oldboy”! Ведь практически те же условия. Главный герой О Дэ Су (в более поздней американской версии он Джозеф) – пленник в частной тюрьме. Его камера напоминает собой гостиничный номер с санузлом и телевизором. Окон в камере нет, а так вполне себе комфортабельная однокомнатная квартира-студия. Герой пятнадцать лет смотрит телевизор, обрастая попутно волосами и бородой. Делает физические упражнения. Приходит в хорошую физическую форму. Одна неувязка. Его кормили. Подавали в дверной лоток пищу. Всё-таки не за свой счёт сидел, а за счёт тюремщика. “ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ Я ВЫЙДУ ОТСЮДА!” – говорит О Дэ Су расковыривая кладку и вынимая из стены кирпич.

Ну ладно. Пусть привёл неудачный пример. Но ведь ты сам сколько раз говорил, что помести тебя на неопределённый срок в замкнутое пространство, выдай бумагу и ручку и ты напишешь шедевр! Теперь тебе такой шанс выпал. Пиши – не хочу. Пришло время посмотреть какой из тебя писатель. А вот другой пример. Представь, что ты Пол Шелдон из “Мизери”. Тот тоже не мог никуда выйти. Был изолирован в доме своей сумасшедшей поклонницы Энни Уилкс. Считай, что у тебя вместо Энни коронавирус. Ну не у тебя конкретно, а в целом. Он есть. Совершенно бесплатно его разносят улицам анонимные “курьеры” в масках и без. Рыщут везде. Прямо флэш-моб какой-то! Ты и сам не узнаешь, от кого получишь свой экземпляр растиражированной по всему миру болезни. Если что, то потом не найдёшь. В “курьере” подозреваешь буквально каждого встречного. Думаешь: кто перед тобой? Носитель или хороший, здоровый? Пока заразишься – с ума сойдёшь. Отсюда веская причина писать – карантин! Используй его для написания книги!

Картина карантина. Первые дни. Пустые улицы – мечта интроверта! Однако, нужно быть мазохистом, чтобы ходить по ним в полдень. Интересно к тому же, сколько всякой нечисти сидевшей прежде по норам выползло сейчас на свет?
С маской на лице ты осторожно крадёшься вдоль заборов, вдоль стен домов. Маска – признак сознательного гражданина. Отличие приличного человека. Проявление заботы о других людях. Она вроде социального презерватива. Ношение на лице маски является уважением к окружающим. При этом, маски самый дефицитный товар. Их нет ни в одной аптеке. Вот люди и стараются показать, что они не хуже чем остальные и тоже в теме. И если ты не маргинал, то найдёшь способ обзавестись хоть какой-нибудь завалящей маской или её аналогом, поскольку лишь маргиналы не носят масок. Тут и по лицам читать не нужно. За версту видно кто, какой человек. Уроды без масок вызывают у большинства естественное раздражение. Эти нигилисты (или как их ещё называют “вирусные диссиденты”) пассивно на всех чихают.

Неделя карантина. И маски окончательно вошли в нашу жизнь. Они становятся не только средством защиты, но и самовыражения. Например, в продаже уже появились тканевые многоразовые маски с интересными рисунками и забавными надписями. Сплошная бутафория, но по бешеным, разумеется, ценам. Думаю, после снятия карантина мода на маски сохранится. Вне зависимости от того, останется ли сам вирус маска перейдёт в разряд аксессуаров. Превратится в часть стиля. Коронавирус не сможет не отразиться на мировой культуре. Ведь об этом периоде будут писать в учебниках истории. Маски начнут производить известные кутюрье… Ну а те маски, которые приняли непосредственное участие в пандемии 2020 года, лет через сто так и вовсе станут музейными экспонатами или предметами частных коллекций. Стань обладателем уникальной реликвии прямо сейчас!
Две недели с момента тотального карантина. И количество людей в масках на улицах и в магазинах существенно поубавилось. При этом сами люди никуда не делись. Теперь их примерно столько, как и в обычный день, а вот маски на них почему-то перестали встречаться. Не от того ли, что у населения они тупо закончились? Ну а что будет, когда масок почти ни у кого не останутся? Начнут срывать?
“НУ! РАЗДЕНЬСЯ, ВЫЙДИ НА УЛИЦУ ГОЛОЙ!”

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post469477740/

Автор Алексей_Груненков,


“Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.”
Иосиф Бродский

Однако, всё это было ещё до принятия жёстких мер, а с введением карантина все члены АА как честные и сознательные граждане до одного в запой канули. Кого-то заботит судьба наёмных чернорабочих из средней Азии. Мол, как же они бедные без заработка, без средств? Стройки заморожены, ремонтов нет, никто не пользуется такси. Но меня больше анонимные алкоголики интересуют. Что делать им, как не пить? Ведь для того сейчас созданы все условия. Очень трудно держаться. Групп нет. Масок тоже. Коронавирус это понятно, а как насчёт тех, кто погибнет от затяжного пьянства за время этих “карантикул”?
Курьер – самая востребованная профессия. Город принадлежит курьерам. “Москва товарная”. “Москва курьерская”... Не удивлюсь, если простой курьер получает столько же, сколько зарабатывал наркокурьер до начала пандемии.
Перед тем как отправиться на карантин, закрыться дома и уйти во внутреннюю эмиграцию я с деловой целью побывал в паре мест. При этом воображал себя главным героем эпидемиологической драмы, фильма-катастрофы. Беда уже в городе, но пока ещё никто не воспринимает опасность всерьёз. Тем более погода благоволит. Жители легкомысленно летают туда-сюда в самолётах по заслеженному инверсией небу, гоняют на велосипедах по тротуарам и вообще где попало, распивают на детских площадках, слушают громкую музыку и жарят шашлыки в парках. Пир во время чумы. Неделя выходных для них репетиция к майским праздникам. Но лишь мне одному откуда-то всё известно. Только я один знаю, что последует за всем этим дальше. Музыка, которая им идёт – не шансон, не современная поп-эстрада, а похоронный марш!
У меня печальный и мудрый взгляд пророка и я смотрю на безумцев и понимаю, что их не исправить, а мир спасут домоседы. Любители книг, фильмов и компьютерных игр. А также анонимные алкоголики и сексуально-озабоченные товарищи. Например, многие порно-сайты отменили платные подписки и раздают качественной контент совершенно бесплатно. Сиди дома и мастурбируй в своё удовольствие. Хоть бесперебойные поставки спермы налаживай в районы с демографическим кризисом. Не успеваешь её качать. Эх, если бы и голод можно было утолять также…
Порно-актёры уже, наверное, тоже в масках. Кстати, через девять месяцев начнут появляться новые мужские и женские имена. Девочек станут называть Коронами или Пандемиями, а мальчиков Карантинами. Карантин Сергеевич. Корона Петровна. Пандемия Ивановна.

Автор Алексей_Груненков,



Во вторник утром я опять попробовал выйти на работу. Подобная попытка уже предпринималась мной ранее, в понедельник, но встретила серьёзное сопротивление организма. Расписавшись в своём бессилии, я отправил шефу слёзную капитуляцию: так, мол, и так, отравился котлетой, не могу выйти... Шеф пожелал мне скорейшего выздоровления, а я клятвенно пообещал ему выйти завтра. Шеф на это ничего не ответил, но тем не менее, сработало.

Однако вместо алкогольной реабилитации и очищения организма, я опять освоил приличный объём спиртного, в результате чего во вторник чувствовал себя ещё хуже, чем в понедельник. То есть, за отпущенный шефом день, я не только не ликвидировал последствия приёма алкоголя, но и нанёс новый ещё больший ущерб здоровью.

Что делать?.. Я приступил к реанимационным мероприятиям: съел целый блистер активированного угля и полез в душ, а выйдя оттуда, сразу же обнаружил, что с меня ручьём катит пот. Дополнительно обтёршись влажным полотенцем, я надел свежую рубашку, брызнул одеколоном, критически оглядел себя в зеркало (опрятным внешним видом, красивой одеждой и хорошим дорогим запахом я успешно маскировал тот кавардак, что творился внутри с похмелья) и уже приготовился открыть дверь (кстати, перед походом к станции, у меня был намечен визит в нижний магазин с целью покупки ста граммов, гарантирующих ошеломительный лечебный эффект), как снова начал потеть, да ещё как! Рубашка намокала прямо у меня на глазах со скоростью ливня, пот завоёвывал всё новые и новые её участки и через минуту она вымокла на мне вся до нитки.

Как дверь на сквозняке в груди тяжело бухнуло сердце. Потом ещё и ещё. Вся душа нараспашку. Ехать в таком состоянии на работу равносильно самоубийству. Я в красках представил, как на середине пути, на какой-нибудь станции-пересадке, пойму про себя необходимость вмешательства в мои сердечные дела бригады реаниматологов и начну приставать к спешащим на работу пассажирам: бегать от одного к другому с дрожащей на губах просьбой пригласить кого-то из персонала станции. А ещё не менее живо вообразил, как сижу (а может быть уже и лежу) на лавочке в вестибюле, а вокруг меня суетятся врачи с острыми иглами и стоит полицейский, а мимо идут люди и с любопытством глазеют на всё на это. Концерт окончен – меня целиком накрыли белой простынкой… Нет, на работу сегодня никак нельзя.

Здесь я вспомнил, как в детстве родители разрешали мне не идти из-за болезни в школу и мне не нужно было у них отпрашиваться. Только теперь не родители, а руководители.

Я взял телефон, выронил, в сантиметре от пола успел подхватить его и подбросить, а потом, как настоящий жонглёр снова поймал, правда, другой рукой. Если бы руки у меня не дрожали, то я такой фокус я вряд ли бы повторил.

На этот раз я решил обойтись без письменного сообщения. Писать, что мне не только не стало лучше по сравнению со вчерашним днём, а сделалось хуже, показалось мне хамством. Пришлось звонить.

Шеф недовольно отозвался в трубку. Судя по звуку, он что-то жевал. Срывающимся голосом я скоро залепетал что-то насчёт того, что мне очень неловко, но я вынужден просить у него на выздоровление ещё один день (который обязательно отработаю, возможно, в свой выходной, да и вообще согласен на что угодно лишь бы он меня опустил). Шеф перестал жевать и замолчал. За те секунды, что длилось его молчание, я пропотел в третий раз. Причём в этот третий гораздо сильнее по сравнению с предыдущими двумя разами. Я обливался холодным потом, а шеф бездушно молчал. Пауза становилась невыносимой. Не вполне понимая, что говорю, я начал рассказывать о качестве и частоте “стула”, описал характер рвотных масс. Подробности глубоко подействовали. Шеф издал неприятный гортанный звук. Только тут до меня дошло, что в момент моего звонка шеф завтракал, а я испортил ему аппетит.

“Если тебе так плохо, вызывай врача и бери больничный. Кстати, фотографию больничного пришлёшь мне на телефон”. – сказал наконец он и повесил трубку.

Я как-то заметил, что тесное общение с руководством способствует развитию телепатических способностей. Мне и в этот раз удалось прочитать мысли шефа. Заболеть в самом начале недели после выходных наводит на определённые подозрения. Вот если бы я набрался в среду вечером, то ни в четверг и ни в пятницу ему бы и в голову не пришло просить у меня больничный, поскольку вероятность употребления спиртного середине недели гораздо ниже, чем в выходные дни.

Я робко высунулся из дома… И через магазин повернул обратно. Вернулся домой, выпил и стал думать, где раздобыть проклятый больничный. Купить в интернете? Нет, такой вариант не годится. Получить легально? Каким же образом? А что если вызвать на дом врача и симулировать ну… например, ОРЗ? Наговорить, конечно, можно всё угодно, но наощупь температуры нет, горло тоже не красное – розовое горло. Да любая старая тетёха в белом халате мигом разоблачит меня, посоветует меньше пить и оформит ложный вызов. Самостоятельно прийти на приём в поликлинику и попробовать выпросить больничный там? Опять-таки у меня нет никаких симптомов какого-либо заболевания, за то все признаки похмелья что называется “на лицо”. Тут меня осенило! Ведь похмелье – это тоже ведь отравление. Мне действительно сейчас плохо. Я нисколько не притворяюсь. Было бы мне хорошо (ну или, по крайней мере, нормально), то я бы отправился на работу, но вместо этого я остался сидеть дома, а на это свои причины. Значит, я отравился на самом деле и в главном не обманул начальство. У меня серьёзная интоксикация организма. И потом возникла бы неувязка, если в больничном мне написали ОРЗ, при том, что шефу я жаловался на отравление, а тут (если дело выгорит) всё в полном соответствии с официальной версией.

Чтобы не проколоться я сверился в интернете с классическими признаками отравления. Боль в голове, слабость, рвота, тахикардия – всё это я с радостью у себя выявил. Что же касается боли в животе, то её никак не проверишь, как, впрочем, и диарею придётся принять на веру.

Позвонил. Дежурный записал мои координаты и обещал мне прислать врача. В голове у меня возник чёткий план действий. Я решил воссоздать в квартире реалистичную обстановку отравления. Первым делом выбросил все бутылки. Поверхностно прибрался. Подготовил стол и кресло для доктора, а сам с мнимой кишечной болью повертелся несколько минут на диване и привёл постельное бельё на нём в нужное расположение. Рядом с диваном я поставил небольшой тазик, в который налил немного воды, плеснул туда же чаю из кружки и на всякий случай добавил тёртое яблоко. По задумке смесь должна была имитировать рвотные массы, когда рвать уже нечем и из желудка идёт одна желчь. Тем не менее, больной на диване (который и смотреть не мог на еду) понимал, что питаться ему чем-то надо и он с трудом впихнул в себя это яблоко, однако отравленный организм выпихнул его обратно. Кстати, в середине беседы я собирался обратить внимание доктора на этот самый таз, на тот случай если тот сам не заметит. Внезапно ойкнуть, изобразить неловкость за содержимое своего желудка оставленное на видном месте, извиниться, схватить этот тазик и отнести в туалет.

Я проинспектировал домашнюю аптечку. Нашёл там “Мезим-форте”. “Но-шпу”. “Альмагель”. Всё эти медикаменты я беспорядочно раскидал на столе “врача”. На него же водрузил стакан с водой, для пущей убедительности сделав из него пару глотков, а на пол бросил пустую фольгу от активированного угля. Напоследок побрился с мыслями о Ван Гоге, на чём подготовительный этап был закончен. В ожидании врача я лёг на диван и начал вживаться в роль какой-нибудь отравленной знаменитости, вроде Распутина.

Я, конечно, не ждал к себе участкового доктора Ватсона, за которым на мою беду увязался бы Шерлок Холмс, но в целом декорации выглядели достоверно. На их фоне мой герой вызывал сочувствие и желание помочь. Легенда была такая: вежливый, одинокий и непьющий молодой человек цинично отравлен неизвестными продавцами, подсунувшими ему просроченный продукт питания. Они воспользовались тем, что он не умеет готовить и вынужден употреблять в пищу одни полуфабрикаты. На следующее утро у моего героя разболелся живот, он глотал найденные в аптечке таблетки и запивал водой из стакана. Его рвало и настолько часто, что он поставил рядом с собой тазик, который до прихода врача просто забыл убрать. Кстати, этот молодой человек мучается уже второй день. Вчера ввиду собственной скромности он не решился отрывать доктора от других пациентов, надеялся, что всё обойдётся, он поправится и выйдет-таки на работу, однако сегодня всё-таки вызвал помощь.

В дверь позвонили. Я медленно сполз с дивана, не спеша доковылял до прихожей и, после некоторой заминки, открыл. Похмелье творит чудеса. На пороге стояла молодая женщина в медицинской маске. При этом, её маска произвела на меня ещё большее впечатление, чем сама женщина и в четвёртый раз за утро я пропотел. Я смотрел на женщину и мысленно освобождал её от всего кроме этой маски, вдруг ставшей для меня новым предметом фетиша. Я думал об этой маске не как об индивидуальном средстве защиты органов дыхания от вирусов и бактерий. Нет. В самой маске (или может под ней) таилось нечто романтическое, авантюрное. Ношение на лице маски, это забота женщины о своей репутации, маска защищает её честь и достоинство. Женщина надевает её, поскольку в середине рабочего дня (когда все в офисах) заходит в подъезды, окружённые старушками, стоит с кем-нибудь на площадке и ждёт лифт, едет с кем-нибудь в этом лифте, дальше звонит в какую-нибудь квартиру, а из соседней квартиры за ней уже наблюдают в глазок. На самом деле ей предстоит встреча с больным, но те, с кем она ждёт лифт на площадке и с кем поднимется в нём на этаж или те, кто следит в глазок, этого не знают. Тем более, на женщине нет медицинской формы, и приехала она не на скорой помощи, а сама пришла.

Другими словами, в середине дня красивая женщина поднимается на этаж, где, например, живёт одинокий мужчина вроде меня, который, кстати, сообщил свой возраст. Да и вообще, она целыми днями с непонятной целью, шляется по разным домам, поднимается на разные этажи, звонит в квартиры, где не пойми кто живёт, отсюда если она не скроет лицо под маской, то о ней всё, что угодно подумать можно. Вокруг полно блюстителей чужой нравственности. Особенно пенсионного возраста. В нашем обществе положение участкового женщины-врача (особенно если эта врач молода и красива) просто обязывает носить на лице маску при обходе своих больных, иначе её примут за девушку лёгкого поведения. В этой маске женщине позволено делать всё и не заботиться о последствиях.

Женщина в маске назвалась врачом. Вот уж никогда не подумал бы. Я сразу засуетился, отошёл назад, пропуская её в квартиру. Потом провёл осторожного врача в комнату, усадил в кресло и начал перечислять вычитанные в интернете симптомы. Признаться, я здорово волновался. Маска на её лице очень возбуждала меня.

“Почему у Вас такой сильный тремор?” – вдруг спросила она.

На это пришлось ответить, что очень боюсь врачей, однако своим кишечным состоянием напуган ещё больше. Я даже попробовал пошутить и спросил её:

“Может быть, эта маска на Вас надета специально? Чтобы меня не пугать?.. В смысле как врач, не пугать.” – сразу поправился я, но все равно шутка не удалась.

Врач зачем-то попросила меня раздеться до пояса, послушала лёгкие, заглянула мне в горло. С момента её прихода прошло всего минуты две-три, как тут она каким-то игривым голосом спросила меня:

“Больничный нужен?”

Я едва не поперхнулся от неожиданности. Это прозвучало примерно так, как если бы она предложила мне не больничный, а саму себя. Однако, при всех обстоятельствах совсем не уверен, что выбрал бы её в этой маске, а не больничный поставь она меня перед выбором. Наверное, всё же больничный. Тем не менее, от радости я едва не воскликнул и не расцеловал её прямо в нижние губы.

“Да… Нужен, нужен больничный” – ответил я как можно сдержаннее. Мне показалось, что я могу себя выдать, что ради именно этого больничного я и вызвал на дом врача и разыграл перед ним целое представление.

Я очень внимательно выслушал все её рекомендации, переспрашивал, уточнял. Спросил, что мне делать если все эти лекарства мне не помогут и так далее. Потом я держал в руках синенький бланк больничного аж до самой пятницы и скакал с ним по всей квартире. У меня было такое чувство, что мне перепал крупный выигрыш. Я рассматривал водяные знаки на нём, сделал несколько хороших фотографий с двух сторон, стараясь при этом, чтобы в кадр попали лекарства, а по дороге в магазин я зачем-то зашёл в аптеку и купил там все выписанные “маской” средства.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post468642254/

Автор Алексей_Груненков,



Во вторник утром я опять попробовал выйти на работу. Подобная попытка уже предпринималась мной ранее, в понедельник, но встретила серьёзное сопротивление организма. Расписавшись в своём бессилии, я отправил шефу слёзную капитуляцию: так, мол, и так, отравился котлетой, не могу выйти... Шеф пожелал мне скорейшего выздоровления, а я клятвенно пообещал ему выйти завтра. Шеф на это ничего не ответил, но тем не менее, сработало.

Однако вместо алкогольной реабилитации и очищения организма, я опять освоил приличный объём спиртного, в результате чего во вторник чувствовал себя ещё хуже, чем в понедельник. То есть, за отпущенный шефом день, я не только не ликвидировал последствия приёма алкоголя, но и нанёс новый ещё больший ущерб здоровью.

Что делать?.. Я приступил к реанимационным мероприятиям: съел целый блистер активированного угля и полез в душ, а выйдя оттуда, сразу же обнаружил, что с меня ручьём катит пот. Дополнительно обтёршись влажным полотенцем, я надел свежую рубашку, брызнул одеколоном, критически оглядел себя в зеркало (опрятным внешним видом, красивой одеждой и хорошим дорогим запахом я успешно маскировал тот кавардак, что творился внутри с похмелья) и уже приготовился открыть дверь (кстати, перед походом к станции, у меня был намечен визит в нижний магазин с целью покупки ста граммов, гарантирующих ошеломительный лечебный эффект), как снова начал потеть, да ещё как! Рубашка намокала прямо у меня на глазах со скоростью ливня, пот завоёвывал всё новые и новые её участки и через минуту она вымокла на мне вся до нитки.

Автор Алексей_Груненков,

Стрессоустойчивость явно не её конёк. Ей бы курсы настоящих мужчин вести. Эта женщина из кого угодно мужчину сделает. А мужчина по её мнению тот, кто во всём согласен со своей женщиной. Поэтому ради права так называться следует стоять и терпеть, пока этот маленький дьявол на каблучках окончательно не вынесет тебе мозги.

Главное не сорваться при этом. Не наорать в ответ. Не превратиться в истерика, а старательно убеждать себя в том, что ей можно повышать на тебя голос, а тебе на неё нет. Ведь ты большой, сильный. В любом случае, что бы ни произошло сейчас, что бы ты не услышал о себе дальше – нужно сохранять спокойствие и во всём вести себя как подобает истинному мужчине. Не терять самообладания, а просто молчать и слушать и даже не думать о том, чтобы врезать ей раз-другой на добрую память.

Самое удивительное, что она всегда поворачивает дело так, будто бы это не она тебе, а ты выносишь ей мозг. Что на самом деле, всё происходящее исключительно твоя вина и её крик – всего лишь реакция на твоё поведение и вскорости ты сам начинаешь этому верить.

Своими капризами она тебя до белого каления доводит. Ты стараешься ей во всём угождать и не спорить, но в ответ новая вспышка гнева. Порой тебе хочется заплакать от столь несправедливого обращения и на глаза наворачиваются крупные, крокодиловы слёзы. Никакие нервы уже не выдерживают. Но ты ведь настоящий мужчина, а истеричка мужского пола.

На твой взгляд все поводы для недовольства яйца выеденного не стоят. Легкопоправимые пустяки. Но именно они почему-то и задевают её больше всего на свете. Она зудит и зудит как бормашина, ноет и ноет который час словно зубная боль. По десять раз крутит одно и то же кино – и как ей самой-то не надоело?

Ты ласково просишь её успокоиться, но в ответ она взвинчивается ещё больше. Подпрыгивает до потолка и от неё во всё стороны летят искры. Потом эти искры сыплются у тебя из глаза. “Успокойся” для неё, видите ли, слово-триггер. Его нельзя произносить ни при каких обстоятельствах, если не хочешь нарваться на апокалипсис.

И каждый раз у тебя в голове возникает мысль о том, что неужели на свете есть женщины, которые никогда никого не пилят и ни на кого никогда не орут…

Автор Алексей_Груненков,

Мне часто снится один и тот же сон с одной и той же девушкой без лица. Как, впрочем, и она иногда видит во сне одного парня без Имени, который голым исчезает куда-то под утро, оставив после себя чистый лист, а также дверной проём, тёплый отпечаток фигуры на простыне и белый силуэт, отчётливо выдавленный на подушке.
Вот и сегодня вы том же сне. Встречаетесь словно впервые в шумном и не располагающем к романтике месте. Обстановка внутри накаляется, разогревая собравшуюся там публику. Жарко уже на входе. Я здесь не для того, чтобы выпить, взять дозу, зажечь с первой встречной и поддать ещё больше жара в тот несгораемый вечный огонь желаний, где угорают людские души.
Я проталкиваюсь вдоль барной стойки и внимательно вглядываюсь в размалёванные лица женщин. Всё высматриваю кого-то. Всё надеюсь найти её.
Вход сюда открыт только избранным. Само по себе это оправдывает цель визита. Но помимо основной задачи прельщает возможность важно проследовать мимо шокированных моим внешним видом – как и смелостью – держиморд. Скорее всего, не пройдёт и часа, как под воздействием громкой музыки и продуктов внешней секреции мне придётся бежать на улицу за новой порцией прохлады и кислорода. Однако мне и на этот раз преграждает путь нецензурного вида девушка в вызывающем, откровенном наряде, прозрачно намекающем на профессию порно-актрисы. Она шлёт мне обжигающий взгляд. Просит обратить на себя внимание и покраснеть от того, насколько она горяча, и течёт.
Сердце даёт осечку. Простаивает в два, а то и в три раза дольше обычного. Отрешённый ото всего я смотрю, как оправленная в пустоту она идёт прямо ко мне, выдавливая в мельтешащей толпе проход. И всё больше черт приходится на поверхность её лица по мере того как она приближается, словно шаг за шагом кто-то последовательно прорисовывает это лицо от самого отдалённого наброска до изображения близкого и подробного.
Вот она уже выходит первый план и полностью заслоняет собой заднюю часть того странного заведения в которое я попадаю всякий раз после беспрепятственного прохождения “фэйс-контроля” в голом королевском платье.
Вот она уже совсем рядом. Подходит почти вплотную и называет меня не моим именем. Она меня с кем-то путает. С кем?..

Теперь девушка. Если бы не наряд, диктующий профессиональное поведение, то она легко сошла бы за официантку, медсестру, уборщицу, полицейскую или служащую офиса, с готовностью отвечающую на приставания посетителей или домогательства руководства как это принято в постановочной сцене из порнофильма.
Вот она уже нарушает личностное пространство и предлагает мне потесниться. Лезет на меня и даже не думает останавливаться. Ещё и ещё я отступаю спиной назад, пока не падаю на пол. Тогда она, размашисто прочертив рукой в воздухе, мгновенно освобождает своё лицо от нанесённого природного отпечатка. Одним махом спускает с себя всю внешность, бросает к моим ногам и обнажает истинное лицо, которое я сразу же узнаю. Это она. Это точно она. Это её я всё время выискиваю в толпе во сне в голом виде.
С пола открывается новый ракурс. Она вдруг предстаёт совершенством, обретает индивидуальность, какую-то неповторимую особенность свойственную лишь ей одной. Сначала мне трудно понять, в чём секрет этой метаморфозы. Наверное, в уголке рта или в тёмном краешке глаза что-то спрятано. Стоит ей потянуть за это, как всё её лицо шерстяным изделием распускается. Девушка наклоняется, приближает ко мне своё распущенное лицо (её дыхание пахнет будущим) и целует меня прямо в губы.
Теперь это уже не просто девушка. Теперь это божественное существо, снизошедшее из высшей духовной сферы в низший бытовой слой в адаптированном переводе с ангельской сути на физический язык плоти. Я влюбляюсь в неё снизу вверх и с первого взгляда. “Привет!” – говорит она, глядя на меня сверху вниз. При этом её глаза обращены на меня, как и её слова тоже ко мне относятся. Тот, за кого она меня принимает, отвечает ей тем же.
Копотливо, чтобы не беспокоить действительность я поднимаюсь с пола. Но опасения мои напрасны. Откуда ни посмотри, её внешность не искажается. Она отовсюду остаётся всё такой же прекрасной. Зрение автоматически настраивается на неё с любой точки. Скудное человеческое воображение едва ли способно создать подобный шедевр, как и возвеличить его до полного безобразия, человеческая фантазия также не позволяет. Ни под какими веществами человек не сумеет настолько простимулировать вдохновение.
Имени её я не спрашиваю. При обращении к ней ограничиваюсь местоимением. О себе тоже не слишком распространяюсь. Я лишь прощупываю, как поведёт себя он в той или иной ситуации, но она всё так же невозмутима, несмотря на мои эскапады из чего назревают вопросы: что же это за парень такой с кем она меня путает, и за кого вообще я себя выдаю?..

Мне не по себе. В прямом смысле. И чем дальше – тем больше. Он обживается во мне и постепенно возвращает себя. Тот, за кого она меня принимает, берёт себе того, за кого принимает меня она. Он вкладывается по полной программе. Поначалу мне непривычно, когда меня называют именем человека, которого я ранее не встречал и вообще сомневаюсь в том, что он существует, но со временем его всплывающее по несколько раз на дню имя, вызывает чуть ли не отвращение. Это не я, это он прочно садится на моё мягкое место, нагревает его собой и переключает на себя предназначенное мне внимание. Мне ли?..
Он занимает всё её мысли. Она постоянно оговаривается, как неверная жена при обращении к мужу вдруг называет того именем любовника. Она всё больше и больше отдаляется от меня, перестаёт замечать, а когда мы ложимся в постель, то на физическом уровне я переживаю её измену. За кого она держит меня в этом любовном трио? Разве она не видит, что я совсем другой человек? Что она обозналась? Но если я это не он, то кто тогда я и откуда? Как мне предъявить ей себя?
Он живой плод её эфирного воображения. Живёт бесперебойными мысленными поставками о нём и об его Имени, которое как заклинание она повторяет вслух при первой возможности. Во мне закрадывается подозрение, что эти двое специально меня используют. Они оба нуждаются в моей жилплощади.
Мне везде мерещатся следы его пребывания. Ей даже в голову не приходит скрывать от меня признаки его жизнедеятельности. Наверное, таким наплевательским образом она показывает своё безразличие и презрение к моей скромной персоне. Она совсем перестаёт со мной разговаривать и предпочитает лишь его общество. Она проводит с ним почти всё своё свободное время, чем заставляет меня страдать.
Это я должен быть сейчас с этой девушкой, это я люблю её больше, чем любит он. Объясняюсь в любви и сразу же затыкаю уши. Ответные слова взаимности достаются не мне, а ему. Он слышит их вместо меня. Он всегда начеку. Он всегда прячется где-то неподалёку. Он не предоставляет нам ни малейшей возможности побыть вдвоём и всё обсудить. Он следит за нами всё время. Он!..
Спрашиваю её о нём. В ответ она недоумённо пожимает плечами и старательно делает вид, будто не понимает вопроса. Говорит, что я у неё один. Говорит, что кроме меня она ни в ком не нуждается. Подо мной она подразумевает крепкого и надёжного человека, за которым как за стеной. В её понимании он и есть тот самый настоящий мужчина. Мужчина её мечты, созданный из подручного материала. Она не прекращает придумывать его у себя в голове. Ей очень хорошо с ним. Она говорит, что ей больше никто не нужен. Никто?

Я шпионю за ней днём и ночью. Это превращается в наваждение, в манию, которая постепенно развивается и сводит меня с ума. Подловить его становится какой-то идеей фикс. Лично выследить и понять в чём его превосходство.
Перед тем как выйти из дома, я громко по несколько раз сообщаю время, когда планирую вернуться обратно. Десять минут проведённые на улице у подъезда составляют для меня вечность. В подъезд при мне за это время никто не входит и не выходит. Точно. Он там. С ней. Сейчас я его поймаю.
Неслышно отпираю дверь, врываюсь в квартиру и произвожу повсеместный обыск. Но он опять меня одурачивает. Он прячется не в каком-то конкретном месте, а сразу во всей квартире. Он распадается на атомы и равномерно распределяется по её квадратным метрам. Он по всем комнатам и углам, он под кроватью и под столом, он в шкафу, он за занавесками, он на балконе. Посмеивается и смотрит на мои тщетные попытки отыскать его в складках штор, под ковром на полу, за плинтусами и на телеэкране. Она, испуганно наблюдает, как я играю с ним в прятки, крутит у виска пальцем, советует обратиться за помощью к психиатру и издевательски достаёт вибратор из ящика. Не этот ли предмет я разыскиваю?
Внезапностью своего появления я также намерен вернуть её внимание и смутить. Напомнить о том, про кого она забывает. Кого перестаёт замечать и с кем давно не считается.
Он наглеет до такой степени, что остаётся у нас ночевать. Эти двое будто бы насмехаются над моей слепотой и без стеснений предаются любви не только в моём присутствии, но и с моим посильным участием.
Я ни на минуту не оставляю её одну. Сопровождаю в туалет, подглядываю в душе, не смыкаю глаз ночью. В любой момент он вычтет себя из меня и от моего лица и от Имени полезет к ней. И если она поворачивается ко мне лицом и ловко притворяется спящей, то у меня возникает уверенность, будто он пристраивается к ней сзади, а когда лежит на спине, то у меня нет сомнений, что он на ней сверху.
Она постоянно ворочается с боку на бок, дёргается, страстно мычит во сне не в силах сдерживать удовольствие, комкает простыни, сметает на пол подушку и одеяло, а однажды посреди ночи, до моего слуха доносится разговор. Вполголоса она говорит с ним. Пользуясь темнотой и тем, что он медлит с ответами, в разговор с ней вступаю я. От его Имени.
Она признаётся в своей беременности. Я не питаю иллюзий относительно того, кто отец её будущего ребёнка. Это для меня неважно. Невзирая на все измены, я призна
ю ребёнка своим, если он от него откажется. Но он не отказывается. Известие о предстоящем отцовстве его радует. Он окружает её вниманием и заботой, принимает на себя все домашние хлопоты и, в конце концов, предлагает ей выйти за него замуж. Она с радостью соглашается.

Он живёт с нами вместе уже как законный муж. Смотрит мои сны, пользуется моими вещами. Он прибрал себе всё вплоть до тапочек. У меня по-прежнему не получается с ним пересечься, хотя весь вечер (и ночь) мы проводим дома бок о бок.
Она капризничает и нервничает перед важным событием. Причиной испорченного настроения оказывается любой пустяк. Когда мне так и не удаётся подобрать слова способные осушить её слёзы, то тогда в дело вступает он и говорит то же самое, что и я говорил. Только после его слов, она почему-то перестаёт плакать, а я, вернувшийся со стаканом воды в руках, ненавижу его ещё больше и одновременно испытываю к нему благодарность. Ей опять хорошо, а значит и на душе у меня спокойно. Остаток вечера проходит в атмосфере согласия и взаимопонимания, а не в режиме выноса мозга.
Больше всего меня бесит то, что в отличие от меня он выглядит сверхъестественно настоящим. Этот факт буквально выводит меня из себя. Он не только отнимает её. Он вынуждает меня перенять себя и навязывает мне все недостающие у меня качества. Манеры, привычки, знания, опыт, силу. Всё, в чём он сам выражается. Мне претит его сущность. Мне не нравится, что он во мне что-то трогает, что-то крутит, подстраивает, переделывает. Впрочем, именно эти изменения как раз и делают его привлекательным в её глазах. Только я это – не он. Мне нечего ей предложить. Но, тем не менее, я желаю ей счастья. С ним!..
Они разрешают мне с ними жить. Не выгоняют. Но злоупотреблять гостеприимством неловко. Вокруг меня всё чужое. Как и я уже сам не свой. И сам понимаю необходимость подыскать себе новое место жительства. Поэтому я отказываюсь от еды. Ссылаюсь на то, что поел где-то ранее, а ночью, тайком пробираюсь на кухню и шарю по холодильнику. Продукты не пересчитывают и не запирают от меня на замок. Они прикидывается, что не замечают убытка и будто нарочно выставляют провизию напоказ. Потом до меня, наконец, доходит, что они просто меня подкармливают.

Пустота дверного проёма. Тёплый отпечаток фигуры на простыне. Белый силуэт, отчётливо выдавленный на подушке и чистый лист в изголовье кровати. Без единого слова он красноречивей любой записки. Она проснётся, найдёт его и сама напишет на нём всё то, что бы ей написал я.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post465804728/

Автор Алексей_Груненков,

Мне часто снится один и тот же сон с одной и той же девушкой без лица. Как, впрочем, и она иногда видит во сне одного парня без Имени, который голым исчезает куда-то под утро, оставив после себя чистый лист, а также дверной проём, тёплый отпечаток фигуры на простыне и белый силуэт, отчётливо выдавленный на подушке.
Вот и сегодня вы том же сне. Встречаетесь словно впервые в шумном и не располагающем к романтике месте. Обстановка внутри накаляется, разогревая собравшуюся там публику. Жарко уже на входе. Я здесь не для того, чтобы выпить, взять дозу, зажечь с первой встречной и поддать ещё больше жара в тот несгораемый вечный огонь желаний, где угорают людские души.
Я проталкиваюсь вдоль барной стойки и внимательно вглядываюсь в размалёванные лица женщин. Всё высматриваю кого-то. Всё надеюсь найти её.
Вход сюда открыт только избранным. Само по себе это оправдывает цель визита. Но помимо основной задачи прельщает возможность важно проследовать мимо шокированных моим внешним видом – как и смелостью – держиморд. Скорее всего, не пройдёт и часа, как под воздействием громкой музыки и продуктов внешней секреции мне придётся бежать на улицу за новой порцией прохлады и кислорода. Однако мне и на этот раз преграждает путь нецензурного вида девушка в вызывающем, откровенном наряде, прозрачно намекающем на профессию порно-актрисы. Она шлёт мне обжигающий взгляд. Просит обратить на себя внимание и покраснеть от того, насколько она горяча, и течёт.
Сердце даёт осечку. Простаивает в два, а то и в три раза дольше обычного. Отрешённый ото всего я смотрю, как оправленная в пустоту она идёт прямо ко мне, выдавливая в мельтешащей толпе проход. И всё больше черт приходится на поверхность её лица по мере того как она приближается, словно шаг за шагом кто-то последовательно прорисовывает это лицо от самого отдалённого наброска до изображения близкого и подробного.
Вот она уже выходит первый план и полностью заслоняет собой заднюю часть того странного заведения в которое я попадаю всякий раз после беспрепятственного прохождения “фэйс-контроля” в голом королевском платье.
Вот она уже совсем рядом. Подходит почти вплотную и называет меня не моим именем. Она меня с кем-то путает. С кем?..

Автор Алексей_Груненков,



От неё всегда веяло таким холодом, что от дыхания её легко могло просквозить. Наверное, наше тесное с ней общение и было причиной моих простуд. Ведь я как мальчик Кай в её ледяном офисе, ну а она моя Снежная Королева.

Если “королева” вдруг задерживалась на час на два или если после полудня её всё ещё не было на работе, то у меня появлялся маленький лучик надежды. Почти как в школе, когда предстоял какой-то нелюбимый и сложный урок (обычно алгебра или геометрия), а учитель-тиран почему-то ещё не в классе, то тогда я тоже надеялся, что урок не состоится из-за его внезапной болезни. Опроса не будет, контрольной тоже, а будет пощада. Только в случае с начальницей рассчитывать на это не приходилось. Она только разносила болезни, но никогда не болела сама.

А вот при её преждевременном появлении у меня замертво падало настроение. Даже если до этого оно у меня “стояло”.

Она была отталкивающе-привлекательной, надменной и чопорной дамой. У меня никак не получалось представить её в постели, хотя я пробовал и не раз. При этом, готов спорить на что угодно: там внизу в зоне гинекологии у неё гладко, ни волоска и чулки она, наверняка, тоже носит. Тем не менее, вызывать в памяти её светлый образ при мастурбации казалось мне святотатством.

Я сидел близко к входу, а потому безошибочно угадывал её шаги на лестнице. У неё была своя фирменная барабанная дробь. Она исполняла её на каблуках (исполняла специально для меня) спускаясь вниз по ступеням. Точно такая же дробь звучит перед смертельным номером в цирке или перед казнью.

Потом она влетала в офис, как всегда чуточку наклоняясь вперёд. Полы её длинной одежды угрожающе развивались, юбка зловеще шуршала. Клянусь, о края плаща, а тем более юбки можно было легко обрезаться. Одной рукой она всегда прижимала что-то из вещей (клатч, ноутбук или ежедневник) к своей упразднённой груди.

Зато с её уходом из офиса я всегда надеялся, что на сегодня отмучался, что она сюда уже не вернётся и начинал спокойно без нервов работать. Казнь откладывается. Палач поехал домой.

К слову, график её приходов и уходов с работы был совершенно непредсказуем. Это погода предсказуема, а спрогнозировать, во сколько начальница придёт на работу и во сколько уйдёт – в принципе невозможно. То торчит с раннего утра до позднего вечера, а то ближе к обеду заскочит на полчаса и опять упорхнёт куда-нибудь в своей ступе и уже с концами. То небо ясное-ясное, нет ни облачка, а то вдруг резко нахмурится, а там и начальница тут как тут. Ничего вроде не предвещало, а вот, поди ж ты, пожаловала.

Когда мне звонили, и я не успевал определить местный ли это звонок или звонят по городу поскольку моментально давал приём, то сразу понимал, что звонит не она, в том случае, если после моего ответа, возникала непродолжительная пауза в долю секунды. Начальница же всегда принималась бомбить меня сразу не выдерживая никакой паузы и, после этого моего “алё”, моментально, не давая собраться, осуществляла мозговой штурм. Без остановки, она задавала мне одни и те же вопросы, пока я не начинал задыхаться, отвечая на них.

Все эти наши переговоры напоминали допрос в подвалах Лубянки или в застенках Гестапо. Она злой следователь, сотрудник госбезопасности в сапогах с высокими голенищами, а я арестованный “вредитель”, тщетно опровергающий обвинения. Я представал перед ней жертвой, которая изворачивается, юлит, ловчит, врёт, в надежде запутать следствие, но она протоколировала каждое моё слово и, используя это слово против меня, в конце концов, всё-таки дознавалась до правды. Она стратегически загоняла меня в угол, она припирала к стенке, она раскалывала меня до самой задницы:

“Как?.. Но вы же сами сказали, но вы же только что сейчас говорили, но вы же сами писали мне…”

Она обращалась ко мне по имени и на “вы”. Впрочем, она со всеми была на “вы”. Отличительная особенность. Никогда не слышал, чтобы она кому-нибудь тыкнула, ну а если услышал, то сильно бы удивился и решил про себя, что этот человек ей близок. Ведь в этом “вы” уважения не присутствовало. В этом “вы” заключалась непреодолимая дистанция как от Земли до Луны. Это “вы” было своего рода презервативом при установлении вербального контакта. Этим “вы” она как бы предохранялась.

Применительно ко мне телефон был её излюбленным пыточным инструментом. С помощью него, через него и по нему она ежедневно пытала меня. Подключала ко мне оголённые провода, а потом принималась гонять по базе открытых заявок, требуя отчёта по каждой. Как учительница нерадивого ученика натаскивает по таблице умножения, так и она мурыжила меня по заявкам. Я должен был отвечать немедленно, без запинки, словно ночью меня разбудили и спросили. А я молчал. Я не мог никого выдать. Ведь ответ “не знаю” означал признание собственной некомпетентности, поэтому я только обещал выяснить, с тем расчётом, что со временем она забудет, о чём меня спрашивала.

Это выглядело сексом по телефону. Умственным, ментальным сексом. Мне ещё никто так мозги не сношал. Она проявляла по отношению ко мне форменное насилие. Только насилие не сексуальное, а интеллектуальное.

От меня требовалось владение телепатией, умение безошибочно угадывать её мысли. Она не говорила загадками. Она загадками спрашивала. Я попробовал этими же загадками ей ответить, что привело её просто в бешенство. Она не выдержала, с неё разом слетела вся её напыщенность и показушная интеллигентность и с того конца линии, начальница истерически завизжала в трубку. В этот момент я представил её перекошенное от злости лицо с треснувшим макияжем и вылетающие изо рта мелкие кислотные брызги.

Ведьма! Сущая ведьма. Фурия. Мегера. Гарпия. Змея. Мымра. А я при ней Новосельцев. Она появилась на свет только с одной целью – довести меня до нервного срыва, морально давить и уничтожать меня. Как и Новосельцев, я очень её боялся. Опешив от её визга, я пролепетал что-то типа:

“Почему вы на меня кричите?” – и сразу испытал сильное дежа-вю. Мне показалось, что мне не тридцать семь лет и нахожусь я сейчас не на работе, а на кухне, со своей мамашей лет двадцать назад и это сейчас мамаша кричит на меня.

Начальница действительно походила на мою мать. Такая же “примадонна”. Только мать пусть и орала, но она хотя бы не “выкала”, отсюда начальница мне не мать, а злобная мачеха. Высохшая, долговязая тётка с растрёпанными волосами несуществующего в природе цвета. Губы не бантиком, а скорей узелком и всегда брезгливо поджаты. И эти губы почти не двигались, когда, шурша своими жёсткими юбками, она проходила мимо меня и на ходу бросала мне едкое замечание. Например, относительно беспорядка на моём столе или чего-то ещё. Зато если мне удавалось услышать через стенку её тугой, поджатый, укороченный и натянутый как струна смех у меня отлегало на сердце. Это она с главным бухгалтером. Какой-никакой, а смех, стало быть, у неё всё же есть.

В сказке про Чиполино есть такой персонаж граф Вишенка. Славный и добрый малый, аристократ, примкнувший впоследствии к большевикам. В очках и в коротких штанишках. Этот Вишенка полностью олицетворял собой мой рабочий образ. Что-то вроде пользовательской картинки. У этого Вишенки были две тётки, синьоры Графини Вишни. Так вот одна тётка – это начальница, а другая тётка её сестра – это главный бухгалтер (они занимали один кабинет). Ну а я их “племянник”. То есть менеджер. По местным меркам тоже “аристократ”. Как и в сказке, они постоянно меня третировали, досаждали упрёками, а ещё запрещали поддерживать неформальное общение с подчинёнными. Напоминали о субординации.

С “народом” начальница почти не общалась, считая это ниже своего достоинства. Вернее, общалась, но только через меня. Спросите у него, передайте ему и так далее. Лишь при приёме на работу и при увольнении с работы она разговаривала лично.

Определённо, она заслуживала какое-нибудь прозвище. Какая же она начальница без прозвища? Я долго думал над её прозвищем, экспериментировал с фамилией и в итоге изобрёл несколько вариантов. Я внедрял эти варианты в массы, но ни один не прижился. А потом откуда-то выяснил, что после работы она посещает загадочные оздоровительные практики. Висит вниз головой и меня осенило. Летучая мышь – вот кто она такая!

Образ человекообразной летучей мыши порождает всё-таки положительные ассоциации. Но только не по отношению к моей начальнице. Когда-то давным-давно в одной компании распивали что-то на лавочке, и к нам примкнул один мутный тип. То ли мы его зазвали, то ли он сам напросился к нам. Так вот он тоже всё время твердил о летучей мыши. Постоянно повторял:

“Давайте не шуметь, а то выйдет летучая мышь”.

На вопрос кто это такая летучая мышь, он отвечал неконкретно. Говорил только:

“Летучая мышь, она и в Африке – летучая мышь.”

Больше ничего нельзя было от него добиться. А как пошли с ним за добавкой, так он сразу заладил:

“Той дорогой не пойдём, там можно напороться на летучую мышь”.

Ну и всё в таком духе. Почему-то он очень её боялся, а я после нескольких таких заявлений, начал остерегаться его самого. Так-то по разговору мужик нормальный, но как заладит про летучую мышь… Короче, у меня сформировался не положительный, а отрицательный образ мыши.

Однако при всём при том, была одна странность. А именно: я не мог не думать о своей начальнице. Я думал о ней постоянно и мысленно беседовал с ней на личные, не имеющие отношения к работе темы, что-то рассказывал ей про себя. Аналогичная мысленная связь наблюдалась у меня много лет назад с учительницей по алгебре, когда я учился в школе. Перед ней я трепетал, наверное, не меньше чем сейчас робею перед начальницей. Кстати, лет той женщине, было примерно столько же, такая же худая и тоже очень ухоженная, но вовсе не милая, а напротив – злая и сердитая, с враждебной англосаксонской внешностью, и в очках, и мне всегда хотелось как-то её порадовать, смягчиться, заставить мне улыбнуться. Это всё потому, что у меня тогда были серьёзные проблемы с успеваемостью, в частности по её предмету и тогда же возникло это стойкое ощущение жертвы. Жертвы, которая самым парадоксальным образом привязывается к своему мучителю, начинает получать какое-то мазохистское удовольствие от этого подчинения и даёт угнетателю ещё больше над собой власти. То есть отвечать всем её требованиям, удовлетворять все запросы или, по крайней мере, стараться. Сделать так, чтобы меня оценили. Ради неё я даже стал посещать репетитора, ездил к нему после школы на другой край Москвы. Наверное, сам себе не отдавая отчёта, я тихо влюбился в неё, в свою учительницу по алгебре. Спал и видел её во сне.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post464605364/

Автор Алексей_Груненков,



От неё всегда веяло таким холодом, что от дыхания её легко могло просквозить. Наверное, наше тесное с ней общение и было причиной моих простуд. Ведь я как мальчик Кай в её ледяном офисе, ну а она моя Снежная Королева.

Если “королева” вдруг задерживалась на час на два или если после полудня её всё ещё не было на работе, то у меня появлялся маленький лучик надежды. Почти как в школе, когда предстоял какой-то нелюбимый и сложный урок (обычно алгебра или геометрия), а учитель-тиран почему-то ещё не в классе, то тогда я тоже надеялся, что урок не состоится из-за его внезапной болезни. Опроса не будет, контрольной тоже, а будет пощада. Только в случае с начальницей рассчитывать на это не приходилось. Она только разносила болезни, но никогда не болела сама.

А вот при её преждевременном появлении у меня замертво падало настроение. Даже если до этого оно у меня “стояло”.

Она была отталкивающе-привлекательной, надменной и чопорной дамой. У меня никак не получалось представить её в постели, хотя я пробовал и не раз. При этом, готов спорить на что угодно: там внизу в зоне гинекологии у неё гладко, ни волоска и чулки она, наверняка, тоже носит. Тем не менее, вызывать в памяти её светлый образ при мастурбации казалось мне святотатством.

Автор Алексей_Груненков,

После того, как я без сожалений оставил ненавистную мне должность менеджера в сервисном центре , а новое место ещё не нашёл (впрочем, я и не особо искал его это место и, беззаботно проживая свои накопления, не готовил себя к очередному кошмару), я наконец, смог ощутить на себе все прелести безработного положения.
Во-первых, полная независимость от будильника. При этом, я умышленно оставил сигнал включённым и будильник по-прежнему звонил ровно в 7-20. Самое оптимальное время моего пробуждения, при условии, что никак не позднее 9-00 нужно было быть на работе. Ну а теперь?
Отреагировав пробуждением на “ядерную тревогу”, я с удовольствием вспоминал, что вставать никуда не надо и идти никуда не надо. Работы-то у меня больше нет. И тогда (о, как мечтал я об этой минуте, когда мне ещё приходилось куда-то вставать и куда-то идти!) я выключал будильник и засыпал, счастливый в своей нагретой постели. За окном темно, холодно. Все труженики либо уже покорили вертикаль и совершают свои трудовые подвиги, либо только справляются с притяжением и, успешно преодолевая его, встают. Только один я по горизонтали, как ни в чём не бывало, продолжаю спать дальше.
Тем более, что сон у меня наладился. Я перестал жаловаться на бессонницу. Впрочем, оно и понятно. С того момента как я ушёл из фирмы – я никому ничего не должен. Ни клиентам, ни руководству. Все мои долги списаны. У меня нет больше проблем. Все эти дела меня теперь не касаются. Для той работы меня нет. Для той работы я умер.

Автор Алексей_Груненков,

Днём я с трудом перемещаюсь по-своему не летающему, а вяло ползающему Интернету в поисках такой же подножной работы, ну а вечером ко мне приезжает она. Тогда я поднимаюсь из-за стола, проветриваю и ставлю чайник. Ну а после того, как ближе к ночи она уезжает от меня на своей красной машине, я начинаю что-то писать.
Ночи проходят в изоляции от свежего воздуха при закрытом стеклопакете. Я даже название придумал: “сон в пакете” или “сон в консервной комнате”. В рамках профилактики борьбы с бессонницей днём в спальне я практически не появляюсь и всё время держу открытым окно, чтобы комната запаслась на ночь воздухом, чтобы она сделала вдох, а перед сном окно это закрываю. Даже если лето на улице. При моей бессоннице вместе со свежим воздухом через окно проникают посторонние отвлекающие ото сна звука. Натужное пыхтение автобусов, гудки электричек со станции или (самое ужасное) скрип детских качелей во дворе. Мне всегда было интересно, что за ненормальный ребёнок качается на них в четвёртом часу ночи.
Когда её рядом нет, то моим единственным другом становится робот-пылесос Гриша. Как у всякого настоящего робота у него есть имя собственное. Я запускаю его в свободное странствие по квартире, но не от пыли, а чтобы он просто немного пошумел и подвигался. По сравнению со стиральной и посудомоечной машинами Гриша не только приносит пользу, но и имеет возможность перемещаться по периметру моей квартиры в автономном режиме. В географии квартиры он, правда, разбирается слабо, плохо в ней ориентируется, зато полной мере компенсирует мне отсутствие у меня домашнего любимца.
Гриша постоянно попадает в неловкие аварийные ситуации. Проникнет, например, под диван и застрянет или одна из его лапок-щёток окажется под ковром. Иной раз становится не совсем понятно, как он вообще умудрился загнать себя в столь безвыходное положение. Самое любимое его занятие тыкаться между ножками стула.

Стул для него – это камень преткновения. Сначала он пробует выбраться самостоятельно, а когда понимает, что без посторонней помощи ему не справиться, специальным сигналом призывает на помощь меня, а я никогда не бросаю малыша в беде и сразу спешу на выручку. В такие моменты я почему-то ощущаю себя пожарным, который снимает кошку с дерева. Вытаскиваю, глажу по пластиковому в царапинах корпусу и ласково приговариваю что-то вроде:
“Зачем тебя туда опять понесло? Ведь не первый раз уже там застреваешь.”
А убираемся мы с ним чаще всего вместе. Гриша не вкалывает за меня в одиночку семь дней в неделю как полагается китайским роботам. Просто, когда настаёт санитарный день, я беру в руки веник и совок, а Гриша помогает мне на каком-то безопасном участке квартиры. Все равно оставлять его дома одного включённым нельзя. За ним везде нужно ходить как за маленьким (впрочем, он и есть маленький). Случись у него проблема, он начинает плакать и звать меня.

Её нет, мне необходимо о ком-то заботиться, а Гриша как член семьи. Для этого он отлично подходит. К тому же питается одним электричеством. Детей-то у меня нет – и хорошо, что нет детей. Снимает ответственность. С другой стороны, дети – это самый лучший стимул для того, чтобы что-то делать, менять. Если хотите знать, то при приёме на работу обязательным условием становится не только наличие опыта или кредита, но и детей. Про образование никто не спрашивает. Поэтому, чтобы повысить свои шансы на трудоустройство необходимо взять в банке кредит и жениться на разведёнке с прицепом. В этом залог твоей будущей карьеры.

С потерей работы высвобождается масса времени. На работе именно за него платят, причём платят гораздо меньше, чем оно стоит на самом деле. А если ты не работаешь, то и время (твоё, личное время!) остаётся с тобой же, и ты волен распоряжаться им, как угодно. Снова попробовать продать по самой низкой цене, либо оставить это время себе, а потом на себя его и потратить. Считай это твоя награда за отсутствие у тебя работы, а такого что нет ни работы, ни денег, ни времени – в принципе быть не может. Настоящее время – твоё собственное пособие по безработице.

Когда ты ещё работаешь, то у тебя столько планов на это нерабочее время. Думаешь: вот если бы не работа эта проклятая, то я бы сделал то-то и то-то. Да я бы!.. Я бы!.. Разобрался бы на балконе, выкинул хлам, который на нём хранится, сделал бы в квартире ремонт, каждый день ходил бы… не знаю куда, куда-то точно ходил бы. Выспался! Прочитал уйму книг, а потом написал бы свою книгу. Съездил бы с ней в издательство, показал её там. Стал бы писателем, наконец!
Почему я ничего этого не делаю, когда у меня реально появился шанс выполнить хотя бы один пункт из списка? А вот пьянства в нём нет. Как-то не предусматривалось. Зато на деле его полно. Пропиваются даже не деньги – пропивается время.
Самое удивительное, что работа всегда мешала мне быть счастливым. Мне так казалось, когда ещё приходилось работать. Зато сейчас на меня столько счастья свалилось – живи, не хочу. Рано или поздно работа найдётся. Тогда будешь вспоминать об этом счастливом времени, когда ты был счастлив, но при этом всячески старался перестать быть счастливым и найти работу. А почему бы не начать мечтать о том, чтобы вообще не работать?

Я не работаю, только что-то все равно гложет, мешает и не даёт насладиться мне этим временем. Неважно есть работа или работы нет. Счастье в ретроспективе. Очень странно, но почему-то хочется вернуться опять туда, где счастливым себя не чувствовал. При этом, этот т.н. “трудный период” со временем возрастёт в цене, только возврата к нему уже не будет. Поэтому думаешь, а вот может настоящий этап, который воспринимается сейчас как трудный, я когда-нибудь сравню с другим этапом, который наступит в будущем? А этот будущий этап в свою очередь, с ещё более грядущим? Отсюда возникает ощущение, что жизнь – это непрерывное счастье, но ни одно мгновение счастья почему-то нельзя отметить как счастье. Нельзя прямо здесь и сейчас встать, и сказать: “Знаете, именно сейчас на этом вот самом месте мне хорошо, я счастлив.”
Что настоящий момент – это счастливый момент можно утверждать только из будущего, когда оттуда придёт официальное подтверждение:
“Всё нормально, ни о чём не переживай, всё сложится хорошо, лучше и быть не может.”
Только сейчас-то я об этом не знаю, как там всё сложится. Вот я и не могу встать и официально признать себя в настоящее время счастливым.

Она всё правильно тебе говорит. В связи с кризисом мыслить надо на перспективу. Если сейчас соглашаться на все те ничтожные предложения, с которыми мне перезванивают по моему резюме на сайте, то это не решит проблему. Ну, положим, я соглашусь, поработаю ещё годика два или три, а потом я столкнусь с тем же кризисом, что и сейчас. Только лет мне будет уже не 37-мь, а 40-к или ещё больше. Потеряю время.
Сколько можно ныть? Помнишь “Бойцовский Клуб”? В этом фильме присутствует сцена с каким-то азиатом, который бросил получать высшее образование и работает на заправке. Тайлер Дерден спрашивает у него, неужели тот бросил учиться, чтобы быть застреленным на вонючей заправке? Потом, под угрозой пистолета отнимает водительское удостоверение, смотрит домашний адрес и говорит, что если через шесть месяцев азиат не закончит учёбу, то он, Тайлер, придёт и убьёт его из этого самого пистолета. После чего даёт ему убежать и называет этого азиата счастливым человеком. По мнению Тайлера, теперь у него есть мощный стимул к достижению своей цели.

Меня хоть кто-нибудь так заставил. Напиши гениальный роман. Сроку тебе два дня. Я торгуюсь. Пробую выпросить себе на него хотя бы неделю. Нет. Два дня и ни днём больше. Не теряй времени и приступай к работе прямо сейчас. Если через два дня твоя книга не будет готова, я приду и убью тебя. Неужели не написал бы? Или как вариант, если не найдёшь способ честно заработать 60 тысяч в месяц (для начала), я приду и убью тебя. Нашёл возможность заработка? Хорошо. Молодец. Через месяц покажешь мне 100 тысяч. А через два 200. Предела нет. Расти, поднимайся.

Я всегда считал, что искать причину следует в лени. В нежелании что-то менять. Допустим, ходишь ты на работу, получаешь какие-нибудь 40 тысяч в месяц. В принципе всё устраивает. Доход пусть небольшой, но стабильный. При этом, ты знаешь, что готов делать больше и зарабатывать тоже больше. Тогда почему же не делаешь? А проблема в тебе самом. Ты сам себе не даёшь. Надо постараться создать себе такие условия, при которых у тебя просто не будет другого выбора. Сказать себе: я исключаю этот небольшой, но стабильный доход и добровольно пополняю число безработных. Признать: да, я делаю себе хуже, чтобы потом мне стало лучше. Почему же не делаю? Очень просто. Вот кто-то позвонил, что-то предложил. А на самом деле дал обезболивающее. От предложения я успокаиваюсь и впадаю в состояние расслабленности. У меня появляется обманчивое ощущение, что жизнь налаживается. Дело сдвинулось с мёртвой точки, а значит, дальнейших попыток найти работу можно не предпринимать. Вырисовывается какая-то перспектива. Разве я ничего не делаю? Вот, пожалуйста, делаю! Пока всё складывается благополучно, а там будет видно. Мысленно, я уже взят на работу, работаю и мне уже начисляется зарплата. В самом крайнем случае, после испытательного срока меня уволят, но за этот срок я, по крайней мере, получу какие-то деньги. Ведь сейчас денег совсем нет. А просьба помочь деньгами сейчас напоминает просьбу помочь с уроками из школьного периода.

https://www.liveinternet.ru/community/4677619/post462291091/

Автор Алексей_Груненков,

Днём я с трудом перемещаюсь по-своему не летающему, а вяло ползающему Интернету в поисках такой же подножной работы, ну а вечером ко мне приезжает она. Тогда я поднимаюсь из-за стола, проветриваю и ставлю чайник. Ну а после того, как ближе к ночи она уезжает от меня на своей красной машине, я начинаю что-то писать.
Ночи проходят в изоляции от свежего воздуха при закрытом стеклопакете. Я даже название придумал: “сон в пакете” или “сон в консервной комнате”. В рамках профилактики борьбы с бессонницей днём в спальне я практически не появляюсь и всё время держу открытым окно, чтобы комната запаслась на ночь воздухом, чтобы она сделала вдох, а перед сном окно это закрываю. Даже если лето на улице. При моей бессоннице вместе со свежим воздухом через окно проникают посторонние отвлекающие ото сна звука. Натужное пыхтение автобусов, гудки электричек со станции или (самое ужасное) скрип детских качелей во дворе. Мне всегда было интересно, что за ненормальный ребёнок качается на них в четвёртом часу ночи.
Когда её рядом нет, то моим единственным другом становится робот-пылесос Гриша. Как у всякого настоящего робота у него есть имя собственное. Я запускаю его в свободное странствие по квартире, но не от пыли, а чтобы он просто немного пошумел и подвигался. По сравнению со стиральной и посудомоечной машинами Гриша не только приносит пользу, но и имеет возможность перемещаться по периметру моей квартиры в автономном режиме. В географии квартиры он, правда, разбирается слабо, плохо в ней ориентируется, зато полной мере компенсирует мне отсутствие у меня домашнего любимца.
Гриша постоянно попадает в неловкие аварийные ситуации. Проникнет, например, под диван и застрянет или одна из его лапок-щёток окажется под ковром. Иной раз становится не совсем понятно, как он вообще умудрился загнать себя в столь безвыходное положение. Самое любимое его занятие тыкаться между ножками стула.