raisanikolaevna (Студия_искусств) все записи автора

Горячих слёз пью горечь на губах…
Синицу грёз не удержать в руках…
Пусть стынет боль,
Пророчество пусть в крик…
Мир одиночества, как вечность…или миг.

Заглянет в окна равнодушный свет.
Ночь незаметно скроется от бед.
Невозвратимость вырванных страниц…
Последний крик -
Полёт бумажных птиц.

Крапаней

Дмитрий_Шепелев (Студия_искусств) все записи автора

Вспоминая теперь о своем знакомстве с Гудмэном, я вспоминаю и себя, каким я был тогда, десять лет назад. Впечатления от тех давних событий – ведь для меня с тех пор прошла вечность – складываются сейчас передо мной в своеобразный узор, красоту и смысл которого я не всегда могу понять. Одно я знаю точно: человеческая память – это не склад информации, упорядоченной и готовой для последующего использования, и нам не дано знать, что из пережитого нами будет волновать нас десять лет спустя. Вот и теперь мне кажется, что история будет неполной, если я не расскажу немного о себе. Для меня это было временем становления, обретения своего внутреннего «я». Будучи от природы человеком замкнутым, я получал основную часть впечатлений из книжного мира, бредя на ощупь сквозь лес имен, названий и понятий. Открывая для себя новые имена в искусстве, я отбирал те, что казались мне наиболее важными, наиболее близкими – это было похоже на обретение воспоминаний после летаргического сна – и таким образом я формировал свой внутренний мир.

Тогда мне казалось, что каждая книга имеет только свое одно единственное прочтение, и я не мог принять такую точку зрения на близкую мне книгу, которая не совпадала бы с моей. Например, для меня Говард Лавкрафт был, прежде всего, мастером готической новеллы, поэтом мрачной старины, прославившим наш скромный городок; и я был очень неприятно удивлен, прочтя в одном журнале, что главной заслугой и основным вкладом Лавкрафта в искусство следует считать создание Мифа Ктулху, этой серой мешанины из доисторических монстров и кошмарных культов.

Как несложно догадаться, друзей у меня было не много, поскольку мои интересы не находили широкого отклика среди моих сверстников, поэтому я особенно ценил общение с теми, кто как-то разделял мои взгляды. Придя в тот день домой, я позвонил своей знакомой, Бетти Фишер, с которой мы учились в одном классе. В нашей дружбе не было ничего романтического, по крайней мере, с моей стороны, поскольку в то время я был без памяти влюблен в актрису Мишель Джонсон, которая навсегда покорила меня в образе Чайны из фильма «Музей восковых фигур». Это не было пустой иллюзией. Просто, тогда я так чувствовал.

Между мной и Бетти Фишер произошел разговор, примерно, следующего содержания.

- Привет, Бетти. Это Ньюлан.

- Ньюлан, привет. Как дела?

- Отлично. Знаешь, я сегодня встретил невероятного человека.

- Невероятного?

- Ага. Он, вообще-то, немного странный. Но, по-моему, забавный.

- Где же ты его встретил?

- Я осматривал один старый дом, и он там оказался. Он провалился сквозь ступеньки лестницы, и я помог ему добраться до его дома. Кажется, он переломал себе все кости.

- Какой ужас. Бедняга. Волнующее было приключение?

- Да уж. А потом, когда он пришел домой (он живет на набережной), представляешь,… у него из-под плаща выпал кол. Деревянный кол.

Бетти издала звук, средний между вдохом и отрыжкой, долженствующий означать крайнюю степень сопереживания.

- Мне он сразу показался странным, - продолжал я, - а после кола я подумал, что, может, он там на вампиров охотился?

- Хи-хи-хи.

- Ха-ха-ха.

- Ну и знакомые у тебя…

- Да уж, просто кунсткамера.

- В гости собираешься?

- А то. Кстати, он мне книжку дал.

- Книжку?!

- Да. Точнее, я сам выбрал. Ну, вроде как, за труды.

- Он подарил тебе книжку?

- Нет. Не подарил. Почитать дал. То есть, теоретически, я должен ее вернуть. Так, вроде, полагается.

- Значит, правда, пойдешь в гости?

- Вообще-то, я думал тебя захватить.

- Э-э-э.

- Нет, правда. Что-то в нем есть. И кроме того, мне он показался вполне безобидным. Почти как большой ребенок.

- В смысле, он чокнутый?

- Да нет. Не чокнутый. Просто, я же говорю, немного странный.

- Хм-м…

- В общем, прочитаю книжку, тогда видно будет.

- А какая книжка?

- Ширли Джексон. «Мы живем в замке».

- Не читала.

- Я тоже.

- А что он там делал? В том старом доме.

- Не знаю. По-моему, он не сказал.

- Да-а… Вот такой вот дядечка. А помнишь ту жуткую церковь, ну, которую ты мне показывал?

- Да! Вот это – вещь. Просто нечто.

- Ху-ху… Вот бы его туда отвести… Может, провел бы там обряд экзорцизма. Или черную мессу.

- Хе-хе… Уж, скорее, экзорцизма.

Что до книги Ширли Джексон, то ей суждено было стать одним из краеугольных камней моего мироздания. Это, как раз тот случай, когда, читая, ты испытываешь ощущение, как будто автор писал эту книгу для тебя, про тебя. Как будто, он высказал то, на что у тебя не хватило смелости или таланта. Простая и печальная история преображалась внутренним миром рассказчицы в удивительное повествование, словно приглашая на прогулку по волшебному лабиринту, сотканному из фантазий и реальности. Две молодые сестры, живущие со своим престарелым дядюшкой в старой усадьбе, вызывали во мне чувство странной привязанности. Я говорю странной, потому что оно не подтверждалось доводами моего разума. Неадекватность младшей сестры, ее гротескный внутренний мир, и тихая, возвышенная красота старшей, казались мне вполне естественными в пределах старой усадьбы; однако, для обитателей поселка, обе они были не более, чем жалкими сумасшедшими, вызывавшими в них презрение и тупую ненависть. Я знал, что любой психиатр согласился бы с ними, но поселковые, с их мелкими мыслишками и кровожадными инстинктами были мне отвратительны, и так же ясно я чувствовал отвращение и ненависть к ним со стороны Ширли Джексон.

Через неделю я дочитал эту книгу, и решил, что нужно отнести ее Гудмэну. Хотя, на самом деле, мне просто захотелось пообщаться с ним. Я позвал с собой Бетти, и мы вдвоем отправились к нему. Дойдя до красного кирпичного дома на набережной, мы поднялись на третий этаж, и остановились перед зеленой дощатой дверью. Краска во многих местах облупилась, а медная ручка была покрыта мутным налетом. Я взглянул на Бетти и нажал кнопку звонка. Дребезжащий звук возвестил о нашем прибытии.

Дмитрий_Шепелев (Студия_искусств) все записи автора

                                                                           Посвящается всем безнадежным романтикам

Black loom the crags of the uplands behind me,

Dark are the sands of the far-stretching shore

Dim are the pathways and rocks that remind me

Sadly of years in the lost Nevermore.

H. P. Lovecraft

"Unda; or The Bride of the Sea" 

Черны нависшие во тьме за мной отроги

                                             Темны пески окрест лежащих берегов.

Мрачны тропинки и скалистые пороги,

Влекущие меня к летам потерянного Nevermore.

Х. Ф. Лавкрафт

«Ундина, или Невеста Моря»

Часть Первая

Часы на Первой Баптистской Церкви города Аркхэма мерно пробили полночь. Протяжные, немного печальные звуки возносились в ночное небо, навстречу луне. Тысячи раз горожане слышали эту музыку, звучавшую степенным лейтмотивом их новоанглийскому укладу, однако в этот раз она заставила остановиться случайного прохожего; поддавшись очарованию момента, он поднял взгляд в небо, и стоял так, словно захваченный иллюзией более древней, чем само человечество. И покуда эхо последнего удара не смолкло, окрестности хранили тишину.

Но вот, отзвук двенадцатого удара рассеялся в воздухе, и через минуту, словно по неведомому сигналу, площадь стала заполняться веселыми людьми с факелами в руках, облаченными в карнавальные костюмы. Кто-то носил маски, другие были в гриме, и все они совершали странные телодвижения, пританцовывали и что-то напевали. Некоторые темные окна зажглись, и стали слышны звуки органной музыки.

«Happy Halloween, - кричали подростки, - Trick or treat»!

Я сидел у окна, освещенный тусклым уличным светом, и слушал звуки праздника, доносившиеся с площади. В комнате было темно, а рядом со мной стояла бутылка вина Don Quixote. Сегодня в типографии, где я работаю младшим редактором, была устроена небольшая вечеринка, но я не пошел на нее; слишком уж ненатуральным показалось мне их веселье, да и оно, скорее всего, не относилось к празднику.

Я смотрел на луну и думал о человеке по имени Дэвид Гудмэн, которого давно уже не было в живых. И хотя окружающие считали его чудаком и нелюдимом, он был единственным среди них, кто носил в себе ощущение волшебства. И сейчас, в эту ночь всех святых, накануне нового тысячелетия, я почувствовал благодарность судьбе за то, что когда-то встретил его.

Десять лет назад я жил с дядей Хэмфри и тетей Агатой на Дерлет Стрит, в доме №37. Это был обширный старый особняк, построенный в конце XIX века, который мог бы показаться мрачным, если бы не был покрашен в приветливый кремовый цвет; крыльцо и черепичная крыша были зелеными. Мне нравилось жить в этом доме, ощущая свою причастность прошлому; у меня была своя комната, на втором этаже, где я мог проводить свободное от школы время, и, в общем, я был вполне доволен жизнью, насколько мог быть доволен замкнутый пятнадцатилетний подросток, выросший без отца и три года назад потерявший мать. Однажды она просто не пришла с работы, а мне потом сообщили, что у нее отказало сердце.

С тех пор я жил с ее старшей сестрой и ее мужем, в их большом старом доме, предоставленный, в основном, самому себе. В доме всегда был порядок, и все действия – от приема еды до похода в театр – совершались согласно заведенному обычаю; мне приходилось следовать определенным правилам, но по-настоящему это меня не напрягало, поскольку я не чувствовал, чтобы чета Филлипсов действительно хотела что-то вылепить из меня. Своих детей у них не было, а поскольку я попал к ним уже в довольно зрелом возрасте, они сохраняли в отношении ко мне определенную дистанцию, и мне кажется, что такая модель поведения оказалась наиболее приемлемой для нас обоих.

Как я уже заметил, меня притягивала старина, я любил ощущение покоя, незыблемости, исходящее от старых домов, а так как я жил в Аркхэме, то мог без труда позволить себе это удовольствие, гуляя по старым улицам. В один из таких дней, когда я исследовал тихую Браун Стрит, этот музей георгианского зодчества, мое внимание привлек обширный угловатый особняк с просевшей крышей. Он стоял в стороне от дороги, в разросшемся, запущенном саду, и производил впечатление необитаемого. Какое-то время я высматривал его очертания с улицы, а потом углубился в заросли и, выйдя на поляну, увидел его вблизи.

Да, это было примечательное здание – высокие серые стены с островерхими коньками крыш, старинные мозаичные окна и массивные печные трубы над просевшей мансардой. Мне было сложно представить, что когда-то такая архитектура могла считаться обыденной, и что этот дом был построен обыкновенными людьми.

Если до этого момента я еще не был уверен в его необитаемости, то теперь у меня уже не оставалось в этом никаких сомнений, поскольку дух запустения витал и над самым домом, и над всем садом. Разумно рассуждая, такой дом давно уже должен был стать музеем домашнего быта XVIII века, однако, власти города, почему-то, обошли его стороной. Глядя на четкие линии крыши на фоне белого неба, я стал медленно обходить вокруг дома. Различные углы, создававшие игру света и тени, разворачивались под моим взглядом, открывая новые, иногда неожиданные очертания. Сделав почти полный круг, я вдруг подумал о доме о семи фронтонах из одноименного романа Готорна. К моему удивлению, окно первого этажа на боковой стене оказалось поднятым, и я подошел к нему и заглянул внутрь.

Вероятно, раньше здесь была кухня, потому что у стены стоял пустой буфет с поломанными полками, а в углу были сдвинуты небольшой круглый стол и пара стульев. Под потолком тянулись массивные темные балки. В целом я нашел это помещение заметно менее романтическим, чем облик дома снаружи; но это не лишило меня желания осмотреть его изнутри.

Ступив на широкие доски пола и осмотрев все помещение, я поднял взгляд к потолку и отметил, что он здесь нависает весьма низко. Между балок лепились клочья паутины, а пол был покрыт ковром пыли. Я подошел к двери, которая оказалась незапертой, и, открыв ее, оказался в просторной продолговатой комнате с двумя окнами на правой, фасадной стороне. Стены здесь были обшиты на две трети деревом, а выше – покрашены в светло-бежевый цвет. В середине длинной стены стояли массивные напольные часы; вид у них был немыслимо древний.

И тут я внезапно услышал шаги. Кто-то осторожно переступал на втором этаже, прямо у меня над головой. В первый момент я решил, что слишком поспешно посчитал этот дом необитаемым. Ведь, в сущности, я полагался лишь на собственное ощущение, внушенное мне ветхим обликом дома. Но что, если здесь живет какой-нибудь полоумный старик, такой же ветхий и запущенный, как сам дом. Если так, то, находясь здесь, я нарушал закон о частной собственности, а ветхие старики могут быть очень привередливыми на этот счет; кто знает, может быть, он вооружен? Закутался в рваный халат и расхаживает по дому с двустволкой, высматривая крыс. Я подумал о серьезной опасности, которой могу подвергаться, находясь здесь; ведь я даже никому не сказал, что собираюсь сюда. А что, если это вовсе не ветхий старик; что, если здесь у кого-то своя «берлога», что если здесь собираются какие-нибудь лихие ребята, чтобы заниматься своими грязными делами?

Я уже начал подумывать об отступлении, когда размышления мои были внезапно прерваны громким треском и последовавшим глухим ударом. Преодолев непроизвольный импульс поскорее отсюда убраться, я решил задержаться и послушать, что будет дальше. В том, что это было падение человеческого тела, я почти не сомневался, а поскольку я не услышал после этого ни ругани, ни вообще каких-либо звуков, следовало предположить, что, либо это был действительно ветхий старик (или старуха), либо этот некто потерял сознание и, возможно, нуждается в помощи.

Поборов сомнения, я подошел к двойной двери и приоткрыл одну створку. Как и следовало ожидать, за дверью оказался холл, большой и тусклый. Я сразу приметил широкую лестницу, поднимавшуюся вдоль стены на второй этаж, и отсутствие двух ступеней, ближе к середине. Над лестницей в неясном свете клубилась пыль. Если сами стены и общие очертания холла еще можно было различить, то пространство под лестницей скрывала непроглядная тьма. Сделав пару шагов, я остановился и задал самый банальный вопрос из фильмов ужасов.

- Здесь кто-нибудь есть?

Ответом мне была тишина.

Сделав еще несколько осторожных шагов, я попытался заглянуть сбоку лестницы. Сначала я ничего не заметил, но потом различил очертания какой-то ткани, которая могла быть полой верхней одежды. А затем я услышал голос:

- Что тебе надо, незнакомец? Учти, я вооружен.

Эти слова совсем лишили меня присутствия духа, и я смог только произнести:

- Я лишь хотел помочь. Мне показалось, вы упали, - я посмотрел наверх, как бы поясняя смысл сказанного.

После некоторого молчания голос ответил:

- Да, это верно, я упал. Но с чего ты решил, что мне нужна помощь?

Такой вопрос окончательно сбил меня с толку.

- Просто, вы упали, - сказал я. – И я слышал звук. Вот и подумал, что…

- А что ты здесь делаешь?

- Что я здесь делаю? – Я не знал, что на это ответить, и потому спросил. – А что здесь делаете вы?

На это не последовало ответа, и когда молчание грозило затянуться слишком надолго, я произнес:

- Да все в порядке. То есть, мне тоже нравятся старые дома.

В темноте под лестницей раздалось шевеление, и я отступил назад.

- Так, если помощь вам не нужна, - сказал я, - то я, пожалуй, пойду.

- Подожди. Кажется, я сломал ногу.

Я не знал, следует ли верить этому человеку, но нелепость ситуации, как будто, предотвращала всякую злонамеренность.

- Что ж, сожалею, - сказал я, - но я не вижу вас в темноте.

Шевеление стало более явным, и я различил очертания распрямляющейся фигуры и услышал резкое дыхание.

- Ну вот. Справился, - сказал он, опершись рукой о стену, тяжело дыша. Я различал лишь силуэт мужской фигуры в длинном плаще и с взлохмаченными волосами. По голосу ему можно было дать лет тридцать пять.

- Сколько тебе лет? – спросил он.

- Мне? Пятнадцать.

Некоторое время он молчал, и я слышал лишь его дыхание.

- Это верно, - сказал он. – Все дело в архитектуре.

И начал медленно, прихрамывая и держась за край лестницы, двигаться в мою сторону.

- Значит, скорая вам не нужна? – спросил я, отступая.

- А? Нет, все в порядке.

Дойдя до конца лестницы, он остановился и пригладил волосы.

- Мне, правда, неловко, - сказал он, - но, думаю, я бы не отказался от помощи.

Решив, что отступать уже поздно, я подошел и подставил свое плечо. Он осторожно обхватил меня, и мы стали двигаться к выходу. Оказавшись в комнате с двумя окнами, я почувствовал некоторое облегчение. Когда же, пройдя еще одну комнату, мы добрались до приоткрытого окна, я понял, что без моей помощи он вряд ли сможет выбраться. Я вылез первым, а он сел на подоконник, осторожно перекинул одну ногу, и собирался уже перекинуть вторую, когда вдруг зашатался, неуклюже запрыгал и повалился в траву. Я попробовал подхватить его, но не успел. Упав, он негромко вскрикнул.

- Кажется, я сломал руку, - сказал он.

Я помог ему подняться, и мы заковыляли прочь от дома. Когда мы выбрались на улицу, он отдышался и, сказав, что за углом стоит его машина, поблагодарил меня и выразил надежду, что доберется до нее сам. Но я ответил, что мне не трудно, и помог ему добраться до машины.

За углом стоял светло-бежевый «Вольво». Он еще раз выразил мне благодарность, и уже собирался садиться за руль, когда лицо его скривилось, и он спросил, умею ли я водить машину. Мои навыки вождения были практически равны нулю, и я честно сказал об этом.

- Да это не сложно, - сказал он. – Тут автомат. А я живу недалеко.

И вот, я сижу в его машине и пытаюсь рулить, а он показывает мне дорогу. Он жил в многоквартирном доме на набережной Мискатоник Ривер, и нам удалось добраться дворами, незамеченными полицией. По дороге он рассказал мне историю этого злополучного особняка, построенного в конце XVII века неким Джастином Уордом, владельцем дубильной фабрики, который эмигрировал из Англии в 1665 году, во время эпидемии чумы. Слушать его оказалось действительно интересно, он был замечательным рассказчиком; к тому же, он хорошо знал историю города. Но прежде всего, привлекала сама манера его рассказа – в его речи и облике было странное несоответствие, как будто, повзрослев физически, он, на самом деле, остался пятнадцатилетним подростком, моим ровесником. Одно время он мог казаться сосредоточенным и замкнутым, и тогда он выглядел на все сорок, а затем он вдруг, как будто, пробуждался и начинал, запинаясь и жестикулируя, что-то увлеченно рассказывать, и тогда он напоминал студента, отвечающего урок с кафедры.

На набережной, где он жил, разномастные дома лепились один к другому, словно сундуки со скарбом, готовые к погрузке на корабль, который, почему-то, так и не пришел за ними. Челюсти времени как следует их пожевали; бурые стены, казалось, впитали в себя все невзгоды последнего века. Мы остановились у пятиэтажного дома из красного кирпича, с пожарной лестницей, зигзагами взбегавшей под самую крышу. Он жил в квартире на третьем этаже, окнами выходившей на задний двор; и я, конечно, помог ему подняться.

Когда он снимал плащ в темной прихожей, что-то гулко стукнулось об пол. Он неуклюже нагнулся и подобрал деревянный кол фута полтора в длину, который он поспешно убрал в ящик комода. Еще раз удивившись, как же ему повезло, что я оказался в том доме, он сел на табуретку и стал снимать ботинки.

Комната его была скромно обставленным жилищем холостяка: письменный стол у окна, пара стульев с набросанной на них одеждой, узкая кровать у стены и два шкафа с книгами. Я стоял в дверях и думал, что сейчас уже самое время откланяться, когда он, поведя рукой в сторону шкафа с книгами, произнес:

- Хотите книгу?

Это было сказано в той же манере, как хозяин, обычно, спрашивает гостя, не желает ли он чаю или кофе.

- Книгу? – переспросил я. – То есть, почитать?

- Ну, да. Пожалуйста.

Я подошел к книжному шкафу и стал осматривать корешки книг. Многие были довольно потерты, было видно, что их не раз перечитывали. Большинство названий ни о чем мне не говорили, и я ощутил легкую растерянность. Во втором же шкафу, отделенном от первого маленьким столиком с бронзовым бюстом, разместились массивные кожаные тома, внушавшие уважение уже одним своим видом.

Наконец, я выбрал маленькую книжицу Ширли Джексон «Мы живем в замке», поскольку вспомнил фильм, поставленный по другой ее книге, «Призрак дома на холме».

Я показал ему книгу и, кажется, ему понравился мой выбор. Во всяком случае, он выразил надежду, что мы еще поговорим о ней, когда я ее прочитаю.

- Но, ведь, мы еще так и не представились друг другу, - спохватился он. – Меня зовут Дэвид Гудмэн, я читаю лекции по литературе в Мискатоникском университете.

- А я – Ньюлан МакАртур. Я живу с дядей и тетей Филлипсами на Дерлет Стрит.

- Очень приятно. Что ж, до встречи, Ньюлан.

И я покинул его квартиру, и направился назад, к себе домой.