Граф_Винсент_Одов (Готические_стихи) все записи автора Яйца висят на коленях
Уши засунулись в череп
Губы мутируют в зубы
…А еще я хочу чипсов

Детка
А.П.



1

Обшарпанные стены роддома.
В них и извлекли на тусклый свет, пробивающий конское общество, гуингнма, который не кричал.
Испуганная мать не приняла удивления на лице и ладонь акушерки хлопком заземления извлекла из него первый животный крик!

Я – Мутант!

2
…Замри возле одного из бесчисленных придорожных деревьев с полуголой кроной, полудурок в очках.
Обрюзгшее искусство притворщиков – баба с задницей-вульвой – пыхтя до самозабвения, продажно ахает – кра-со-та!
Рыло в рюшках!!!
Деревянные уроды-флюгера показывают, откуда дует отравленный ветер…

Я – Мутант!

3
Магазин, набитый книжными обложками.
Открой их – и глаза наводнятся плотоядным астралом. Бумажный образ-желание – старший апокалипсический монстр – и без того жрет твою самостоятельность ртами-присосками жертв книголизания...
…Они высасывают из твоих ушей время – и кровавым сгустком оно гниет в желудках блудных вампиров, наученных по шаблону.
Дельцы испеченных в духовке, залитых кровью масс информационных машин!
Ешь пирожные, придурок в очках!..
Я – Мутант!

4
Варвары доживают последнее!
Планета заражена писсуарами!
Телолежанки распространяются с венерической скоростью!
Для слабейших – крюки мазохистских удовлетворений...
На все органы восприятия – этикет консервного мяса распада.
Кованый век этикеток!

Я – Мутант!

5
Троянская электроника.
Поколение информационной войны!
Дети не узнают отцов.
Старики умирают от встреч с младенцами в эсесовской форме.
Переодетые ковбои вонзают шпоры в русоволосых девственниц.
Смердит козлом, на котором разъезжает свита Венеры.
Волосы звезд пахнут ботвой.

Черного поля торчащие ноги-рогатины, – крюченные пальцы, – уберите растительность!..

Я – Мутант!

6
Шлюха Надежда. –
Она постоянно переодевается перед половым актом.
Двойная улыбка режет соленую плоть… И умираешь – ты!
Она до смерти залюбит всякого… и переберется в другое тело, прежде чем ты успеешь увидеть ее глаза, покрытые мраком, – достойный раб!..
...Ее затылок похож на оскал старой монахини, распахивающей веер с драгоценными мирами.
Ее чрево набито костями, в которые играли ее сестры…
Люби ее, пьяница корабля, – тот редис во дворе, на асфальте, – раздавлен специально…
Я – Мутант!
http://www.liveinternet.ru/users/3785731/rubric/1450290/

Snorri_Sturluson (Готические_стихи) все записи автора Мне очень-очень-очень нужны мнения. Я остро в них нуждаюсь. Если у кого-нибудь найдется свободное время и желание прочесть главу - напишите, пожалуйста, что вы об этом думаете. Вам это в карму зачтется, без сомнений.
На прям-таки новаторство не претендую. Более того, скажу, что клише здесь предостаточно. На самом деле, так и задумывалось.
Мне важно знать - эта глава способна заинтересовать? По окончании хочется перевернуть страницу и узнать, что будет дальше? Проще говоря - есть потенциал?
Заранее спасибо.
За сим откланяюсь.
Вот, собственно, и оно: история первая: "Ночной продавец", глава первая

Snorri_Sturluson (Готические_стихи) все записи автора Однажды в темном переулке один человек нашел маску – свиное рыльце с пьяными глазами. На ощупь она была как мягкая кожа в оболочке из прозрачного жира. Она лоснилась и оставляла липкие пятна на всем, к чему прикасалась. Пятачок на маске сморщился и посерел, как лежалый плесневелый гриб в подвале бедняка.
Человек бережно сложил маску и убрал в свой портфель.
- Скажи, какая удача! – подумал он – Теперь я не упаду в грязь лицом на ежегодном Весеннем Карнавале. Наряжусь-ка я свиньёй!
Предвкушая большое веселье, человек шел, повизгивая от восторга и приплясывая. В ближайшем кабаке он с удовольствием выпил пинту бехеровки в прикуску с острыми кнедликами. Потом выпил еще. И еще. Поутру, он вышел, покачиваясь, из кабака, и его огненно-красное лицо осветило раннее солнце. Лицо выглядело, как кусок освежеванного кровавого мяса со следами бледно-фиолетовых хрящей, лучи скользили, один за другим, и казалось, словно по этому ошметку плоти жадно ползают полчища белесых мух.
Человек хотел идти куда-то, но упал на крыльцо и заснул. Он спал крепко, как гражданин, чья совесть абсолютно чиста. Храп его, подобный реву взбесившейся ослицы, был слышен по всей округе.
А в это время, на другом конце города, из дверей богато украшенной усадьбы с высокими колоннами и витражными окнами, выходила уличная проститутка в кричащем платье. Она щурилась на солнце, и её простоватое лицо расплывалось, как жидкое тесто. В этот час на тихой улочке, отмеченной печатью достатка и праздности, не было никого, кто мог бы скривиться при виде её отталкивающих белых рук – холодного застывшего сала, завернутого в яркие тряпки. Или маленьких тусклых глаз – в них нет и тени мысли, одна только мутная вода и помои.
За пазухой у проститутки лежала причудливая маска – гладкая, словно фарфоровая, с двумя изогнутыми рогами. Они напоминали фаллосы, бесстыдно выставляющие себя напоказ. Эту маску она нашла на улице Трех дорог, где начинался её вечер. Забавы ради проститутка надела её на себя и тут же подцепила какого-то господина, желающего развлечься. Теперь у неё была не только карнавальная маска, но и несколько монет, чтобы купить новое платье для праздника.
Ближе к вечеру, за несколько часов до Карнавала, маленький черный доктор с крысиной мордочкой подобрал с земли маску доктора Чумы, изящно скроенную и переливающуюся дорогим венецианским бархатом. Он не обратил бы на неё никакого внимания, если бы не выронил случайно мешок, который упал в двух шагах от маски с мерзким хлопком – так звучит безжизненное тело, обрушившееся в лужу собственной крови. Никто не вдавался в подробности его работы, но поговаривали, будто он давно бьется над вопросом сращивания двух тел, а может быть, это все ложь. Доктор и не думал идти на Весенний Карнавал, но маска так замечательно подходила к его черному шелковому плащу, что он не смог удержаться. Закинув мешок за спину, доктор удалился, насвистывая песенку.
Большой праздничный зал был освещен миллионами ярких огней. Зал горел и утопал в свете и сиянии. Всякий желающий мог придти сюда, чтобы слиться с толпой разукрашенных лиц и задрапированных тел. Это было царство масок – на одну ночь все эти люди теряли себя, чтобы стать кем-то другим. Среди нарядной толпы можно было увидеть три маски, особо отличающиеся от остальных: жирная свинья, похотливая демоница и доктор Чума. Им кланялись, отдавая должное костюмам редкой красоты.
А вдалеке ото всех, в глубине зала, где даже свет боится надолго оставаться, и бежит, поджав дрожащий хвост, стоял человек. На нем не было маски, и наряд не радовал карнавальностью, но лишним на празднестве паяцев он не был. Человек напоминал ворона, а из-под полы сюртука выглядывала густая шерсть.
Маски плясали и кружились, как безумные, много пили, оставляя на столах пятна вина и объедки кушаний. Время близилось к полуночи, когда по древнему обычаю, все скидывали маски и Карнавал заканчивался до следующего года.
И вот, наконец, часы натужно вздыхают и отбивают удар за ударом, как звуки гонга. Танцующие застыли на месте, затаив дыхание, приготовились распрощаться со своими лицами. Человек в глубине зала с улыбкой оглядел толпу и что-то сказал одними губами. В тот же миг с оглушительным грохотом часы пробили двенадцатый раз и свет погас. Тишина навалилась на человеческую массу, как погребальный саван. А потом раздался пронзительный женский вой.
Человек рассмеялся, щелкнул пальцами, и свет загорелся над головами празднующих. По залу носилась дикая свинья, раздирая на бегу принцесс, фрейлин, пиратов, фей, алхимиков и шутов. Демоница изогнулась, как тугая плеть, и ублажала себя рогами-фаллосами, пылающими, как кожаный мешок, сваренный в кипящей воде. Доктор Чума, с ухмыляющейся разрезанной пастью, потрошил обмякшее тело камердинера и любовно раскладывал вокруг себя тонкие жилы в причудливые узоры.
Человек медленно шел по залу, наслаждаясь зрелищем.
«Какой чудесный Карнавал! Замечательно повеселились», - подумал он, прежде чем скрыться в ночной мгле.

Солнечная_богиня (Готические_стихи) все записи автора Нужно просматривать рекламные ролики (в основном ТВ-реклама) и заполнять прилагающиеся мини-анкеты. За каждую заполненную анкету вы получаете 15-30 рублей. На заполнение анкеты уходит в среднем 10-15 минут. В день вы можете поучаствовать в 1-3 опросах.

http://www.oprosoff.net/?ref=NDYzNTYw

Valkyrie_Zi (Готические_стихи) все записи автора

 

Аноним (Готические_стихи) все записи автора ........как параноик обновляю станицу.....
...и вздрагиваю когда приходит сообщение..........
..не то......снова кому то просто нечего делать
...а может и вправду нет им чем заняться..............
....снова меседж...............кто-то сказал что крутая ава......
...а я так надеялся...............не она...................
.....что делать когда остатки и так потрепанной души разрывает на части..........
...куда бежать когда нигде нет покоя.................
........куда стремится если в конце всё равно все увидят свет в конце мрачного туннеля...
...состояние OffLine.........грусть ...............
............кошка по прежнему глубоко внутри души и пытается вылезти скребясь по ее стенкам
......может все пройдет...нет......слишком поздно...............
....чувства уже очень крепки чтоб пропустить разлуку мимо сердца
...тягость расстояния угнетает еще больше......
........лишь вороны.....воистину свободные птицы могут все
....сидят под окном........я слышу их голоса................они зовут душу полететь сними.....
...рывок......но нет.....не может она летать..........её все еще держит жалкая оболочка.........
.....а так было бы чудесно преодолеть расстояние и улететь......
...лететь все дальше и дальше.......... пока не достигну цели...............
........окно......я вижу окно....там свет........подлетел ближе.......
...сел на подоконник..........она тут.....тут.......но...........................................
....она не может видеть меня..........она просто спит....................хочу обнять..............
...немогу......я всего лишь навсего ворон.............душа ворона....................

No_Faith_in_Love (Готические_стихи) все записи автора Мне приснился странный сон. Зима. Вечер. Я куда-то бреду по заснеженной дороге. Долго иду. Становится очень жарко. Внезапно появляется непреодолимое желание окунуться в снежную массу, зарыться в нее с головой. Я схожу со своего пути, и присаживаюсь на восхитительно мягкий ковер из снега. Затем плавно откидываюсь назад, и вот я уже на земле. Всем телом ощущаю прилив необычайной радости. Мокрый снег весьма освежает. Все не защищенные одеждой уголки моего тела начинают впитывать в себя эту живительную влагу.
Я лежу и думаю о всем, что произошло за последнее время и как эти события все изменили. В лучшую ли сторону? Прошло некоторое время. Температура моего тела практически сравнялась с температурой земли. Усилился снегопад и вскоре меня всю засыплет снегом. Но я не замечаю этого неудобства, по большей степени, мне все равно. Глаза широко открыты и устремлены в серое небо, в котором бездумно кружат его вечные спутники- птицы. На этот раз вороны. Их мрачные образы соответствуют моему внутреннему состоянию. Все так удачно совпало.… Как хочется спать. Усталость и трехдневная бессонница дают о себе знать. Но глаза по-прежнему открыты. Нельзя спать, просто не время. Нужно еще о столь многом подумать... Но так хочется.…Проходит еще некоторое время, появилось ощущение полета. Хм,…а я ведь и, правда, парю над землей. Неверно я уснула. Хотя глаза вроде бы открыты.
Я поднимаюсь все выше и выше. Взгляд вниз. На земле едва видимый под слоем снега силуэт, но лицо еще различимо. Цвет кожи пугает, он невероятно белый, белее снега. И некогда алые губы - теперь приняли синеватый оттенок…. Он не пришел, все уже не будет как прежде…Последние мысли…Вздох…Яркий свет…
Проснулась. А ведь он и правда не пришел…

No_Faith_in_Love (Готические_стихи) все записи автора
Сотни маленьких, но острых до ужаса ножей вонзаются в и без того окровавленную плоть. И на этот раз они не промахнулись. Попали четко в намеченную цель. За ними последовала череда из ударов плетью, которые также добились своего результата, повалив несчастную жертву на колени. И, наконец, сокрушительный удар в голову… Жертва билась в конвульсиях в течение часа. Затем потихоньку стихла и сдалась. Ее душа полетела в лучшее место.
«Сегодня мой счастливый день», радостно воскликнул убийца.- Это было достойная жертва. И вы, мои любимые, равнодушие, ложь и предательство, прекрасно справились со своим заданием. Любовь можно убить!!!!

No_Faith_in_Love (Готические_стихи) все записи автора «Я все еще люблю тебя»,- мурлыкала одинокая кошка,
печально сидя у окна.
От горя постарела немножко.
А когда-то ведь красавицей была…
Ее погубили боль и обида. Хозяин бросил, предал ее. Все в синяках и ссадинах, избитая временем и жестоким безразличным отношением к ней она сидит и смотрит в огромное черное небо. Оно отражается в ее больших каре-зеленых глазах. На улице ночь, вдоль тротуаров горят фонари, лишь изредка пробегает запоздалый прохожий, который торопливо спешит домой в этот зимний холодный вечер. Часы пробили 3,а она все сидит, неотрывно смотрит в пустоту ночи, любуясь ее жестокой неотразимостью. Она вспоминает о том ужасном дне, когда ее хозяин безжалостно и без объяснений выгнал ее на улицу. Ей тогда было очень плохо, она слонялась по улицам, в поисках того, кто приютит ее. Люди шарахались от нее, веря приметам, что черная кошка сулит неудачу. Отчаявшись, она оказалась на помойке, где собиралась дожить отведенное ей время и умереть от голода или замерзнуть в одну из морозных ночей. Быть может так бы и случилось, но произошло чудо, ее нашел и приютил новый добрый хозяин. Она благодарна ему за то тепло, которым он обогрел умирающую душу кошки, он вернул ее к жизни. Вновь научил радоваться, весело и беззаботно, как и прежде, наслаждаться каждым прожитым днем. Но все же, иногда, горечь закрадывается в душу, она вновь вспоминает столь горячо любимого ею старого хозяина, тепло его ласковых рук и мягкого взгляда глубоких карих глаз. Она помнит в нем все, до мельчайших сантиметров тела. А его голос, каким завораживающим, манящим он был, когда звал ее по имени, так ласково и непринужденно! В памяти всплывает то время, когда она жила у него, и ей хочется вернуть это счастливое мгновение хотя бы на пару минут, даже можно секунд. Ей хватит…Просто заглянуть ему в глаза, вдохнуть его запах и почувствовать ласковое поглаживание за ушком и вдоль спинки, как ей когда-то нравилось. Но затем она просыпается, возвращается в действительность и понимает всю невыполнимость ее заветного желания. После, вспоминается боль…Боль утраты доверия, возникает ненависть ко всему, что связано с ним. Она все еще любит его, где-то в глубине души, но отчаянно борется с этим чувством. Она проплачет всю ночь и наутро у нее будут красные глазки. Но она станет сильней и найдет силы снова жить, именно жить, а не существовать. Она снова и снова будет влюбляться в своего нынешнего хозяина, и будет боготворить его, пока он не предаст ее. Такова уж участь кошки. Не зависеть ни от кого и посвятить свою жизнь любимому хозяину…
5 часов утра, едва заметно светает, уже исчезли любимые звезды, можно слазить с подоконника…И кто сказал, что кошки не чувствуют боли?

Сандра_Тим (Готические_стихи) все записи автора Возможно, у кого-то хватит терпения дочитать это до конца... Буду очень признательна таковым...

Vivre

В тот вечер я проснулся с осознанным желанием умереть. Это желание зрело во мне уже несколько лет, зародившись где-то в недрах души сначала неосмысленным чувством хронической усталости, потом переросло в глубочайшую апатию, и вот, наконец, оформилось четким и откровенным пониманием того, что я больше не хочу существовать, - ни годом, ни месяцем, ни днем более.
Я жил на этой Земле уже без малого триста лет. Невероятно много по меркам человеческой жизни и не слишком долго по сравнению с данным мне изначально бессмертием. Когда-то я любил жизнь и брал от нее все, что она могла дать таким, как я. Я ни в чем себе не отказывал, всегда имея на это деньги: так уж получилось, что я умел их делать, обладая несколькими то ли талантами, то ли просто способностями, основанными на моей интуиции, и отчасти - невероятной везучести. Последняя не раз реально спасала меня от смерти. Люди не умели прощать подобным мне некоторых особенностей нашего образа жизни. Тогда я еще любил жизнь, не хотел умирать и не позволял себя убить. С тех пор многое изменилось, и сегодня я бы с радостью предоставил возможность любому желающему вогнать мне в сердце осиновый кол. Но в рациональном двадцать первом веке в существование вампиров мало кто верил, а посему очередь из желающих решить мои проблемы с жизнью ко мне не стояла.
Я менял города, страны, женщин, имена и фамилии, постепенно тоже внутренне меняясь. Причем я отчетливо понимал, что все эти перемены к худшему. Когда-то мне не повезло родиться романтиком. Обостренное восприятие мира и себя в нем долгое время изрядно мешало мне, пока душа под воздействием собственного жизненного опыта, общения с себе подобными и людьми, перед которыми я в большинстве случаев не открывал своей подлинной сущности, не начала покрываться толстым слоем коросты. Сначала мне было больно смирится с таким преображением своей души, потом это прошло, однако через какое-то время снова стало тяготить, а в последние годы сделалось просто невыносимым.
Я уже давно не мстил людям за убитых ими некогда родителей, - со временем эта рана зарубцевалась и перестала болеть. Я не забыл ни те чувства горечи и боли, что душили меня, когда я узнал о том, что и как с ними случилось, ни свое желание мстить людям и убивать их всех подряд только за то, что они – люди. Я и убивал, но не всех поголовно, а лишь тех, кому реально надо было мстить за родителей. Надо признать, что на невиновных у меня просто не поднималась рука, - то ли от малодушия, то ли от того самого врожденного благородства и романтизма, будь они трижды прокляты. Прошли годы, я многое понял и со многим смирился. В конце концов, мои родители теперь живут где-то другой жизнью, возможно, даже человеческой. Я уже давно был законопослушным гражданином… разных стран. Я никому не вырывал сердца и не отрезал головы. Я пил кровь только в той мере, в какой она была мне необходима, и если кто-то и умер после этого, то меня это мало заботило. Люди вообще мало меня волновали. Точнее, волновали лишь в той мере, в которой мне приходилось подстраиваться под них, чтобы жить в мире, им принадлежащем. Таких, как я, на этой Земле осталось теперь не так уж и много. Как выразился один классик, «иных уж нет, а те далече»… Но если утром нас станет меньше еще на один экземпляр, пожалуй, это ничего не изменит. Мир не перевернется, не взорвется и не сорвется со своей оси. А если и сорвется, то, - какое значение это будет иметь лично для меня?
Абсолютно никакого. Вампиры - самоубийцы уходят навсегда. Они не возрождаются к новой жизни в иных телах. Они больше не станут ни людьми, ни вампирами, ни кошками, ни мышками. Они просто – перестанут быть. Всего лишь. Этого боятся люди с их коротенькими жизнями, чья молодость так быстротечна, а старость длинна и мучительна. Я понимал их страхи, хоть и знал, что они напрасны: люди уходят не навсегда. Я много раз видел человеческие смерти: смерти трагические, случайные, нелепые, болезненные, мучительные, в глубокой старости и в самом что ни на есть цветущем возрасте. Меня это не волновало, но, тем не менее, я осознавал, насколько это трагично для людей, не умеющих в силу своих ограниченных способностей заглянуть за грань бытия и ответить на вопрос, что же там дальше… Люди – возвращаются, как возвращаются умершие от человеческой руки вампиры. Не возвращаются только самоубийцы. Таков закон. И я не вернусь.
Я устал. Бесконечно устал от этого мира и от своего бессмертия. От своей сущности и одиночества. От неприкаянности, в которой имел смелость сознаться только самому себе. От вечной молодости в сочетании с той самой отвратительной коростой на душе. От собственной, по человеческим меркам, внешней привлекательности и присущего представителям моего народа магнетизма. От непонимания и отторжения среди тех, кому принадлежит этот мир. От своих пороков и собственной нереализованности. От людей с их низменными и сиюминутными страстями и жестокостью, и таких, как я с их столь же низменными страстями и столь же очевидной жестокостью. От своего собственного безразличия ко всему в последнее время. От необходимости через определенные промежутки времени менять города и страны. От женщин, пустых и порочных, которых я менял еще чаще. От тупости и бесперспективности этого мира. В конце концов, от имбицила – редактора одного популярного издательства, которому в один хмурый зимний вечер лет пять назад принес на выбор две свои рукописи (как-то раз у меня в очередной раз возникло желание самореализоваться и по ходу на этом заработать). Одну, бесконечно дорогую мне, фактически мою исповедь, написанную, как он сказал мне, слишком сложным и непонятным языком для современного читателя, и вторую, которую я считал чистым извращением, - то, что сейчас принято называть детективом. «Криминальное чтиво», в котором трупы, кровь, бессмысленные и жестокие убийства грубо перемешаны с брутальным и натуралистическим сексом, столь же бессмысленным, как и убийства.
Вот эта рукопись пошла на ура. Книга была издана рекордным тиражом, обрела множество восторженных читателей, хотя я с трудом понимал, как подобное вообще могло у кого-то вызывать восторг. Потом редактор по телефону долго разливался в комплиментах моему писательскому таланту и умолял заключить с его издательством договор, по которому раз в полгода я буду предоставлять ему столь же убогие рукописи в том же духе. Этим я и занимался в последние годы, благополучно пересылал написанную мною муть в редакцию по Интернету, а потом получал на свой счет неплохие гонорары. И эта кровавая каша, при всей моей патологической любви к крови как к средству поддержания жизни, и та ахинея, которую я писал в последние годы, и которая затягивала меня все глубже и глубже, и даже сами гонорары от нее мне до бесконечности обрыдли.
Я разорвал контракт с издательством и в последний год вообще нигде не работал и ничего не писал. Я купил себе дом в частном секторе города, к счастью, с нелюбопытными соседями, которые были заняты своими собственными проблемами настолько, что им почти не было дела до моего ночного образа жизни. Единственным человеком, проявлявшим ко мне хоть какой-то интерес, была старушка Софья Абрамовна с анекдотической фамилией Рабинович, живущая за соседним забором, периодически ищущая у меня вечерами (ибо я уверил ее, что днем меня по обыкновению не бывает дома) какую-нибудь из своих тридцати трех кошек.
Софья Абрамовна была милейшим и добрейшим существом, единственным, кому в последние годы мне хотелось подарить бессмертие. Я даже как-то намекнул ей о том, что такие люди, как она, должны жить вечно. В ответ она рассмеялась и сказала, что этого-то она как раз и не хочет, потому что ее любимый Ицик уже пятнадцать лет дожидается ее на небе. Возможно, это так и было, но углубляться в размышления на эти темы я не стал. Нет, так нет, подумал я, навязываться не будем. В кои веки хотел сделать доброе дело для человека…
Итак, я понял, что с меня в этом мире уже хватит, - хватит совсем и навсегда. Я знал, что мне нужно делать: просто встретить рассвет где-то на открытой местности, желательно безлюдной, поскольку зрелище сгорающего заживо человекоподобного существа, надо полагать, не столь эстетично, - хотя какое мне было до этого дело? С другой стороны, люди порой бывают любопытны до жестокости, а порой – жалостливы, что гораздо реже, но все же. Чего доброго, кто-нибудь захочет меня потушить. Толку от этого будет ноль, но мучения мои продлятся. Не хотелось мне также созерцать в последние мгновения моей жизни и циничные любопытствующие взгляды. Нет уж, пусть рядом никого не будет, ни жестокосердных, ни доброхотов. Меня и хоронить никому не придется, - останется горстка пепла, ветер развеет… Все.
Я подумал, что мне еще повезло с таким способом самоликвидации: проживи я еще несколько десятилетий, и лучи солнца перестанут быть для меня губительными. Я знал также, что солнце убьет меня не сразу, и какое-то время я буду испытывать сильные мучения. Зато потом… потом не будет уже ничего, а это стоило того, чтобы немного потерпеть невыносимую боль…
Я оделся и вышел из своей тайной, без окон, комнаты, в которой всегда, даже днем, было темно, как в склепе. Почему-то мне захотелось напоследок прогуляться по ночному городу и встретить рассвет на берегу реки, отделявшей частный сектор, где я жил, от спального района, в котором иногда поздними вечерами я «пользовался услугами» запоздно возвращавшихся с работы прохожих. Сегодня мне уже не хотелось человеческой крови, более того, я предполагал, что она мне больше не понадобится никогда.
За окном был сентябрьский вечер, довольно стылый и ветреный: осень ворвалась в город как-то внезапно и всерьез. Я надел плащ и открыл дверь, чтобы выйти из дома, - просто выйти, как это обычно делают люди, без всяческих спецэффектов, с которыми у людей обычно принято ассоциировать вампиров. В этот момент зазвонил телефон. Чертыхнувшись, я все же вернулся в комнату, оставив дверь открытой. Совершенно непонятно, почему я решил ответить на звонок, - неужели что-то внутри меня еще надеялось, что кому-то удастся отговорить меня сегодня от рокового шага?
-Привет, Макс! – ожила телефонная трубка.
-Привет, Клэр!
Клэр была моей ровесницей, возможно, немного старше или немного младше, - принципиального значения это не имело. Все то время, что я жил в этом городе, мы делали вид, что любили друг друга. Впрочем, это было слишком громко сказано, поскольку в нас обоих уже давно не осталось места для любви, - мы просто периодически встречались то на моей, то на ее территории, пили кровь и вино до полного беспамятства, а потом долго и бессмысленно занимались сексом, уже не получая от него никакого удовольствия. Просто больше заняться было нечем. Просто больше ничего не хотелось. Не хотелось и этого секса, - по крайней мере, меня уже давно не волновала Клэр, и она об этом знала, но относилась ко всему как-то проще, а посему звонила мне далеко не каждую ночь, - как я понимал, у нее были и другие любовники. Мне это было глубоко параллельно, особенно в последнее время.
-Макс, ты приедешь ко мне сейчас?
-А что, у тебя сегодня моя очередь?
-Да нет, просто тебя давно не было, я решила, что сегодня для разнообразия это можешь быть и ты…
-Прости, Клэр, сегодня это буду не я. И завтра. И послезавтра. И всегда.
-Чего так? – удивилась она, - ты что, окончательно стал импотентом?
А какого еще вопроса я мог ждать от Клэр?
-Клэр, я должен тебе сказать… Если ты поймешь… Я решился. Я больше так не могу.
-Ты что, серьезно решился покончить с собой?
-Да. Прямо сегодня. Выйду на солнышко к утру.
-Ты идиот!
Что-то оборвалось в моей душе. Сейчас она попросит меня не делать этого, скажет, что любит меня или что-то в таком роде. И я, может быть, даже в это поверю, потому что, черт возьми, когда-то мне очень хотелось, чтобы меня кто-то любил! И не надо врать самому себе, что даже сейчас мне этого уже не хочется.
-Ты идиот! – продолжала Клэр, - ты выбрал для этого осеннее холодное утро с туманом, затяжным рассветом и скудным солнышком! Будешь вяло дымиться и долго мучиться. Надо было сделать это на прошлой неделе, если уж не захотел летом, когда солнце было еще яркое…
Похоже, я действительно идиот, потому что ждал от нее совсем других слов.
-Зато я успею насладиться рассветом, Клэр. Я его никогда не видел. Ну, хоть один раз посмотрю.
-А, ну удачи тебе! Если все-таки передумаешь, приходи…
Я повесил трубку и понял, что теперь-то я точно не передумаю.
Что-то мягкое и теплое потерлось о мои ноги. Так и есть: пока я вел этот дурацкий разговор с Клэр, в открытую дверь заскочила очередная кошка Софьи Абрамовны. Точнее – маленький черный котенок с огромными, доверчивыми глазами, похожими на ягоды крыжовника, с вертикальными щелочками зрачков.
Я хотел выкинуть котенка на улицу, но он словно почувствовал это и забился под шкаф. Я принялся шарить там рукой, - котенок прижался к стенке, я не дотягивался до него, а он не собирался покидать своего убежища. Только этого мне еще не хватало! Менять свои планы из-за кота, даже черного, я не собирался. Ладно, пусть сидит там, сколько ему вздумается. Я оставлю дверь открытой, - есть захочет, вылезет и вернется к своей хозяйке. А если в дом зайдет кто-то посторонний и позарится на мое добро, - милости прошу! В конце концов, какое мне теперь дело до моего имущества?
Я все-таки вышел из дома и направился к калитке. Навстречу мне семенила Софья Абрамовна.
-Максим, вы уходите?
-Я уезжаю, Софья Абрамовна.
-Уезжаете? И без чемодана? Нет, Максим, так не бывает!
-Я уезжаю без чемодана, Софья Абрамовна. Так бывает. Кстати, ко мне заскочил ваш котенок. Я оставил дверь открытой, вы можете его забрать. Извините, я тороплюсь. Прощайте, Софья Абрамовна.
Я оставил старушку пожимающей в недоумении плечами: «Уезжает без вещей, дверь не запер, странно!»
-Жениться тебе надо, Максимушка! – услышал я вслед окрик Софьи Абрамовны, - только не на этой твоей вертихвостке!
Как же, милая старушка, женюсь я… При всей моей необъяснимой симпатии к вам и вашей столь же непонятной доброте ко мне выполнить ваше пожелание я не смогу никак, - хотя бы потому, что к утру я просто не буду существовать ни телесно, ни в виде свободной души. Я самоубийца, Софья Абрамовна…
…Я шел по пешеходной зоне моста через небольшую грязноватую реку, по которой холодный осенний ветер гнал крупную зыбь. Ветер был колючим и назойливым, и я упорно прогонял от себя мысли, что завидую людям, проносящимся мимо в теплых автомобилях. Какой идиот придумал, что такие, как я, не чувствуют холод? Просто сейчас это должно быть мне безразлично. Холод, голод, одиночество, пустота и тщета жизни и все остальное вместе взятое. Я иду встречать рассвет. Я, самоубийца…
…Она стояла за перилами моста, на самом краю, чуть качаясь под порывами ветра, но еще держась руками за перила. От нее за сотню метров несло молодой горячей кровью, а еще – горем, безысходностью и адреналином. Еще вчера она могла бы стать, хм, источником моего питания, хотя, впрочем, привкус гормонов страха в крови меня устраивал далеко не всегда. Она была совсем молоденькая даже по человеческим меркам, лет двадцати или около того, одетая в плохонькую для такой погоды курточку и старенькие джинсы. Ветер трепал ее волосы, в их длинных прядях мелькнуло ее лицо, - бледное, почти бескровное, с глазами, полными ужаса, отчаяния и боли.
У меня не было никаких сомнений в том, что она собирается делать. Она намеревалась прыгнуть с моста, но не в реку, а на асфальт набережной, простертой под ней. Воображение тут же услужливо нарисовало мне картину того, что произойдет через несколько минут или, быть может, даже секунд, поскольку в том, что девушка, хоть и боится сделать роковой шаг, все-таки прыгнет с моста, я не сомневался. Я отчетливо увидел ее лежащей на асфальтированной дорожке, с неестественно вывернутыми рукой и шеей, запекшейся струйкой крови изо рта и широко распахнутыми мертвыми глазами, в которых уже никогда не отразится небо…
Черт, откуда у меня такие мысли? Что за дешевый романтизм и размазывание розовых соплей? Да что мне за дело до этой девчонки со всеми ее проблемами? Пусть прыгает себе, сколько угодно и разбивается в лепешку! Разве я не собираюсь через несколько часов повторить ее же поступок, правда, слегка иным способом, но все же? Хотя… это что, мне предстоит несколько часов гулять по набережной в ожидании рассвета, созерцая ее остывающий труп или просто думая о нем? Хрен ее заберут до утра, даже если кто-то позвонит в милицию! Блин, да остановите же ее кто-нибудь? Вы же люди, вы же считаете себя гуманистами, - так какого же черта вы проезжаете в своих машинах мимо девчонки, которая совершенно очевидно собирается сигануть с моста? Вы стыдливо отворачиваетесь и делаете вид, что ее здесь вообще нет! Вам что, ее абсолютно не жалко?
Я поймал себя на том, что думаю о жалости к этой девчонке в тот момент, когда она, наконец, решилась на свой прыжок и начала потихоньку отпускать руки. Течение времени остановилось для меня, а потом потекло в замедленном ритме. Я увидел, как девчонка медленно, словно во сне отпускает прутья решетки одной рукой, другой все еще держась за перила, как заносит ногу над черным провалом пустоты под мостом. Я даже не понял, зачем и почему я это делаю. В какое-то мгновение я оказался рядом с ней, и в тот миг, когда она уже отпустила руки и должна была начать падать, схватил ее за плечи, а потом одним движением перекинул через перила моста к себе, на мгновение прижав ее и услышав, как бешено колотится ее сердце, как пульсирует ее кровь. Я почувствовал: она еще не понимает, что не сделала задуманного, и что я помешал ей в этом.
А еще через мгновение она это осознала. Она вырывалась, крича, как раненый зверь, била меня маленькими холодными кулачками, царапалась и кусалась. Кажется, она даже расцарапала мне щеку, - я почувствовал, как по ней потекла кровь, и девчонка измазалась. Созерцание моей собственной крови на ее лице было для меня просто невыносимо. Я схватил ее в охапку и потащил прочь с моста по лестнице, спускающейся на набережную, одной рукой придерживая ее, чтобы не слишком вырывалась, а второй стирая платком с ее бледной физиономии свою темную кровушку. Когда мы спустились, она перестала дергаться, - похоже, смирилась с тем, что сигануть с моста ей уже не удастся. По крайней мере, в эту ночь.
Погода не слишком располагала для прогулок по набережной в ночной час, и вокруг не было ни души. Девчонка тихо всхлипывала у меня под мышкой и больше не пыталась сопротивляться. Оглянувшись вокруг, я увидел скамейку, куда, не слишком церемонясь, опустил девчонку. Она села, словно на автомате, и продолжила рыдать. Я молча уселся рядом.
Мы сидели, не глядя друг на друга, и молчали довольно долго. Она тихо плакала, я не спешил уходить, даже не понимая, зачем мне нужна эта девчонка. Никаких конкретных мыслей в голове не было, кроме одной: все с самого начала пошло не так, как надо, и теперь мне совершенно не понятно, смогу ли я сегодня нормально умереть.
-Зачем ты это сделал? – внезапно спросила она тихим, безэмоциональным голосом.
-Что?
-Зачем ты это сделал? Зачем ты остановил меня? Тебе что, больше всех надо?
Я промолчал. Я и сам не знал, зачем я это сделал, и почему оказалось так, что сделать это больше всех надо оказалось именно мне, а не ее сородичам по людскому племени.
-Как тебя зовут? – вместо этого спросил я.
-Лиза.
-Я Макс.
-Если ты думаешь, что я скажу сейчас, что мне очень приятно, то ты ошибаешься, - горько усмехнулась она.
-Не сомневаюсь, - в тон ей ответил я, - Ты хоть понимаешь, что сейчас пыталась сделать?
Она замолчала. Похоже, отвечать на мой вопрос она вообще не собиралась, и меня начало это злить.
-Ты понимаешь, что ваша человеческая жизнь и без того короткая? Ты думаешь, что сейчас бы сиганула с моста и на этом закончились бы твоя старая жизнь, и началась новая, светлая и прекрасная? А ты в курсе, что ваших самоубийц не отпевают в церкви? Что самоубийцы уже не возвращаются в этот мир? Что одна, такая как ты, несет проклятие всему твоему роду на семь поколений вперед? Что в лучшем случае, ты просто перестанешь быть, в худшем – попадешь в некое ужасное место, из которого уже никогда не выйдешь? Насчет этого ужасного места, - я точно не знаю, так ли это, но вы, люди, по крайней мере, в это верите!
Мне самому стало тошно от тех банальностей, которые я говорю, а еще больше, - от того, что все это я говорил ей абсолютно искренне.
-А что? – спросила она с горьким сарказмом в голосе, - где-то есть место, еще более ужасное, чем этот мир?
-А ты представь, что ты никогда больше этот мир не увидишь! Вот эту осень, которая сейчас обжигает холодным ветром, а завтра принесет умиротворение «бабьего лета». Не почувствуешь запах осенних листьев, влажных от ночного тумана, не услышишь, как они шуршат под твоими ногами. А потом придет зима и укроет землю снегом, который будет падать с черного неба то маленькими блестящими звездочками, то огромными белыми хлопьями, но ты этого тоже уже не увидишь! Не увидишь весну с ее первыми клейкими листьями и флюидами безумия в воздухе…
Господи, что это я такое говорю? Все это было во мне когда-то, но давно умерло, погребенное под толстым слоем моей душевной коросты. Так откуда же во мне это сейчас? Из какого тайника моей души внезапно вырвалось? Неужели это никуда не уходило, просто спало во мне глубоким сном, а эта девчонка встряхнула, разбередила, растревожила своим дурацким поступком…
Она удивленно посмотрела на меня:
-Ты художник?
-Почему ты так решила?
-Сейчас ты говорил так, как мог бы сказать только художник. Я сама когда-то все это рисовала… потому, что так чувствовала… Я хотела стать художником… У меня осталось несколько картин… То, о чем ты говорил, только красками, а не словами… - внезапно она дернулась и перешла на более резкий тон, - Ты бы еще про лето сказал! Блики солнечных зайчиков на бирюзовой теплой воде, и все в таком роде, - в ее голосе смешивались боль и издевка.
-Нет, - я пожал плечами, - насчет солнечных зайчиков я бы вряд ли так сказал. Скорее, вспомнил бы лунную дорожку на черной глади и тонущие в омутах звезды. Мне, знаешь ли, это ближе… Нет, Лиза, я не художник. Я что-то вроде писателя. Был, точнее.
-Что ты писал?
-Хрень всякую. Чернуха, порнуха, мокруха. Детективы. – Я перечислил ей название нескольких своих отвратительных книг, но они ни о чем не сказали ей.
-Извини, я их не читала. В последнее время я вообще старалась не читать ничего грустного и тяжелого, просто не было сил.
-Я и другое писал. Это не издавалось. Где-то у меня и сейчас валяется, наверное. Что-то про одинокие души и поиски смысла жизни, - почему-то вырвалось у меня.
-Почему это не издавалось?
-Мне сказали, что это не интересно.
-Кому как. Мне бы, может быть, это понравилось.
Между нами снова повисло молчание. Я чувствовал, как колотится ее сердце, и почему-то мне хотелось, чтобы оно продолжало биться дальше. Рядом со мной. Всегда. И я никогда бы не позволил себе… А еще, мне очень захотелось увидеть ее картины.
-У тебя есть сигареты?
-Я не курю, Лиза. И тебе не советую.
Она опять нервно усмехнулась:
-Ну, конечно, это же вредно, а ты, как я вижу, весь такой правильный!
Ну да, конечно, я очень правильный, а еще праведный. Правильней и праведней просто некуда!
-У меня, знаешь ли, другие пороки. Тебе такие и не снились.
-Неправда, - внезапно сказала она, на этот раз серьезно, без тени издевки, - ты добрый и хороший.
Я ничего не ответил. Мне не хотелось соглашаться с ней, потому что это было бы ложью. Мне не хотелось и разочаровывать ее. Наверное, сейчас ей очень нужно, чтобы рядом оказался кто-то добрый и хороший. Как это было нужно мне пару часов назад, когда меня не сочла нужным остановить Клэр.
-Лиза, зачем ты хотела это сделать?
Снова молчание. Но я почувствовал, что теперь я, скорее всего, уже дождусь ответа, и не торопил ее.
-У меня бабушка умерла, - наконец, сказала она.
-Понимаю, для вас, людей, потерять близкого человека, - это горе, - согласился я, - но если ты говоришь, «бабушка», то, как я полагаю, она была уже… хм, немолодой, и все случившееся с ней, естественно. Таков закон вашей человеческой жизни: старые уходят, но молодые должны жить дальше… Или я чего-то не понимаю?
-Мне просто незачем жить дальше, - сказала Лиза, - в последние два года я жила только для бабушки. Теперь ее нет и жить незачем и не для кого… и я разучилась жить по-другому…
-Подожди… Но ведь у тебя, кроме бабушки, должны быть родители, подруги, парень или с кем ты там встречаешься…
-Отца я никогда не знала. Моя мама умерла, когда я родилась, и меня всю жизнь воспитывала бабушка… Бабушка Нина… Она заменила мне родителей, она любила меня, во всем мне помогала… Ближе и роднее, чем она, у меня никого не было, понимаешь?
Я ее понимал. У нее был хоть кто-то близкий, кого ей было больно потерять. Мне всегда хотелось, чтобы у меня тоже был кто-то близкий, кого бы я любил, и кто бы любил меня, и с кем было бы невыносимо расстаться. Не случилось.
Тем временем Лиза продолжала.
- Два года назад у нее случился инсульт, ее парализовало. Я вызвала врачей, они сказали, что она не жилец, и в худшем случае, через неделю я похороню ее. Лечить ее они отказались, потому что старики для них – не люди. Бабушка прожила еще два года, только потому, что я любила ее и ухаживала за ней. Я ушла из института, потому что стипендии и ее крошечной пенсии не хватало на лекарства, стала работать, по полдня, по сменам… Моя жизнь превратилась в замкнутый круг: дом - работа, работа – дом… Да, еще по пути домой - аптека, лекарства… Смыслом моей жизни стала забота о бабушке. Подруги… - тут она горько усмехнулась, - подруги растаяли очень быстро. Ведь я больше не могла жить так, как жила раньше, им стало со мной неинтересно. А парень… его хватило только на две недели, а потом он исчез…
Все верно, девочка. Так оно обычно и бывает у вас, людей. Вы спешите жить, потому, что ваша жизнь слишком короткая. Вам некогда терять свое драгоценное время. Вы оставляете ненужных вам детей в приютах или просто выбрасываете их на улицу, сдаете родителей, ставших для вас обузой, в дома престарелых, вы бросаете тех, кого называли любимыми, узнав, что они тяжело больны… Мне ли осуждать вас за это? Ведь я не человек, и в моем распоряжении была бы вечность, но я не уверен, что не поступил бы так же, попади я в аналогичные ситуации. Мне легко осуждать вас за это, но каким бы оказался я? Едва ли лучше… Только почему сейчас мне искренне жаль эту девочку, и я ловлю себя на том, что я бы ее – не бросил? Я, который столько раз бросал женщин, и которые, впрочем, столь же часто бросали меня. Я не бросил бы Лизу, потому, что она не такая? Потому, что такой, как она, у меня никогда не было? А может, и были, но я не задумывался об этом, когда их бросал… Чем я лучше? Добрый я и хороший, как же!
- Неделю назад бабушка умерла. Она просто не могла больше жить… Прости, я не буду рассказывать тебе, как она уходила. Это слишком тяжело…Все мои деньги ушли на похороны, пришлось даже брать в долг у соседей… Ты ведь, наверное, знаешь, сколько денег нужно, чтобы похоронить человека по-человечески?
-Я… честное слово, как-то не задумывался об этом. Как-то очень давно не приходилось никого хоронить.
-Значит, еще придется, - резко бросила она, - У тебя есть родители?
-Были.
-Они умерли?
-Их убили.
-Извини. Прости меня, пожалуйста.
-Проехали, это было очень давно и уже не болит. Ты… лучше давай о себе.
-Я заняла деньги у соседей. За то время, что я занималась похоронами, меня уволили. Мне нечем отдать долг. У меня нет работы. У меня нет никого в этом мире. У меня нет смысла жизни. Он ушел вместе с бабушкой. Я не знаю, как жить дальше. Я никогда уже не буду прежней, понимаешь? Я не могу больше верить людям. У меня нет друзей. Я разучилась жить так, как живут мои ровесники, да я и сама больше не могу и не хочу так жить. И еще. Я не хочу доживать до старости и уходить так тяжело… У бабушки была я, а у меня никого не будет. А если и будет. – я не хочу быть им в тягость. Лучше уйти сейчас. Вот, собственно, и все.
Она уже не плакала. Говорила тихо и как-то очень четко, и каждая фраза ее была наполнена болью. Я понимал, что все это для нее очень серьезно и безумно горько, но… возможно, не будучи человеком, я действительно чего-то не понимал? Я не видел в произошедшем с ней реального повода свести счеты с жизнью.
-Я понимаю, что сейчас тебе плохо. Ты оказалась в тяжелой ситуации, потеряла близкого человека, у тебя денежные проблемы, и никого нет рядом. Но ведь все может измениться уже завтра, послезавтра, через несколько дней. Ты сама можешь все изменить!
-Я и пыталась все изменить. Ты помешал.
-Твоя бабушка, видимо, очень сильно просила Кого-то Свыше помешать тебе сделать эту глупость!
Ну да, усмехнулся я в душе своей же собственной мысли, а попутно этот Кто-то Свыше решил помешать и мне, потому что, похоже, лучшей кандидатуры помочь этой девочке почему-то не нашлось. Или я Ему тоже зачем-то на этой Земле понадобился?
-Ты не пыталась ничего изменить, - продолжал я убеждать то ли ее, то ли самого себя, - ты шла по самому простому и самому неправильному пути. Почему вы, люди, этого не понимаете? Почему, чуть что, вы сразу опускаете руки, лезете в петлю, режете вены, прыгаете с мостов, глотаете таблетки? Почему вам больше нравится ныть и жалеть себя, чем попытаться быть сильными? Потому, что для вас это проще, чем попытаться подняться над вашими проблемами? Проще, чем попробовать все изменить своими силами, а не ждать, что кто-то придет и поможет вам? Почему вы, люди…
-Почему ты все время говоришь «вы, люди», словно это к тебе не относится?
-Потому что я не человек.
-Ах, ну да, в трудную минуту мне явился ангел - спаситель! – опять сарказм.
-Ангел? Нет, так меня еще, пожалуй, никто не называл!
Она посмотрела на меня, я ей откровенно улыбнулся. Видимо, она что-то поняла, потому что как-то слегка испуганно отвернулась и замолчала. Я думал, что она сейчас встанет и уйдет, но она так и продолжала сидеть рядом со мной, думая о чем-то своем. Мне почему-то вдруг захотелось ее обнять. Я поймал себя на мысли, что совершенно забыл о том, зачем сегодня вышел из дома, и еще, что, пожалуй, после всего, что я сейчас тут ей наговорил (ей ли только? А может, и себе?) я вряд ли совершу то, что задумал. По крайней мере, не этим утром и не в ближайшее время. Да мне уже и не хотелось. Мне хотелось, жить и знать, что она живет тоже. И что она где-то рядом. И что я ей нужен.
-Забавно, - наконец, подала голос Лиза, - ты - не человек, но, в отличие от людей, ты не прошел мимо, а почему-то захотел меня остановить…
-Знаешь, скажу тебе честно. Если бы на твоем месте был я, едва ли кому-то из вампиров было бы до меня дело! – мне вспомнилась реакция Клэр.- Мы в большинстве своем ничем не лучше вас. Вспоминаем о жалости лишь тогда, когда нам хочется, чтобы нас жалели. А когда необходимо пожалеть другого, у нас, чаще всего оказывается слишком много неотложных дел.
-Но вот у тебя же неотложных дел не оказалось!
-Как знать, может, они и были, но теперь я их отложил. Надолго. Или насовсем. Повторяю, если бы я был на твоем месте…
-Но ты же не собираешься быть на моем месте?
-Я собираюсь быть на своем. И, поверь мне, на этом моем месте я тоже едва не насовершал ошибок. Если бы сегодня не встретил тебя.
-Перекусал бы полгорода? – она робко улыбнулась. – А теперь тебе расхотелось? Аппетит пропал?
-Примерно так. Я хочу посмотреть твои картины! Только уже не сегодня, потому, что скоро рассвет, а это, знаешь ли, для меня чревато. И вообще, я хочу просыпаться каждый вечер и знать, что где-то на свете есть ты. Потому, что никому еще, кроме тебя, я никогда всего этого не рассказывал! Ты говоришь, что тебе больше не для кого жить… А если я попрошу тебя жить ради меня? Давай попробуем, Лиза? Ты попробуешь жить ради меня, а я – ради тебя, и посмотрим, что из этого получится?
-Кажется, я поняла, Макс - выдавила из себя Лиза, - я буду жить ради тебя, чтобы у тебя постоянно под рукой была еда…
-Ничего ты не поняла! – возмутился я.
-Ты будешь пить мою кровь на завтрак, обед и ужин…
-Не самая лучшая идея!
-Это еще почему?! – забавно, теперь, похоже, она начала возмущаться.
-Потому, что я не буду пить кровь того, ради кого живу! Если, конечно, ты сама меня об этом не попросишь! И если ты тоже не захочешь жить вечно, как и я, и любезно не согласишься выпить пару капель моей крови!
Может, и не надо было этого ей говорить? Потому, что она опять надолго замолчала. Я слегка напрягся, - часа через полтора должен был наступить рассвет…
-Макс… - она как-то нерешительно взяла меня за руку, - а ты… действительно существуешь, или ты глюк?
-Посмотри, - я продемонстрировал ей царапину на своей щеке, - это ты меня поцарапала, когда я тащил тебя с моста. Так я глюк?
-Тебе… больно?
-Да ерунда. Где ты живешь? Я провожу тебя. И, пожалуйста, пообещай, что ничего не будешь делать с собой до вечера. А вечером я приду к тебе, и мы подумаем, как быть с твоими долгами, и с работой, и вместе посмотрим твои картины...
-Я…не могу возвращаться туда… Там все напоминает о бабушке. Я боюсь, что не выдержу там.
Я посмотрел на небо. До рассвета оставалось все меньше. Лиза дрожала на скамейке, - казалось, только сейчас, когда стресс немного отпустил ее, она стала ощущать холод.
-Скажи, если я… предложу тебе пойти сейчас ко мне, ты не подумаешь, что я…
-Не подумаю. Захочешь укусить, - все равно ведь укусишь! А остальное… Мне уже все равно!
-Пошли, - я, наконец, обнял ее, и мы вместе поднялись со скамейки, - отдохнешь, поешь и поспишь. Я тебя не трону. Обещаю, что с тобой не случится ничего того, чего бы ты сама не хотела.
-Почему-то я тебе верю, - вздохнула она.
-Потому что я добрый и хороший, - я рассмеялся.
-И еще… Я потом покажу тебе свои картины, но ты дашь мне почитать свою книгу. Ту, что не издали!
-Ах, эту! – у меня вырвался вздох облегчения, - я уже испугался, что ты хочешь читать мои детективы!
…Когда мы вернулись в мой дом, первым, что я услышал, едва переступив порог, был голос Софьи Абрамовны:
-Ну, наконец-то, вернулся! Я так и знала, что никуда ты не уедешь. И все-таки, согласись, с твоей стороны это бессовестно, - заставлять старую, больную женщину не спать всю ночь, караулить твое хозяйство, потому что ты не удосужился запереть дверь, кормить твою кошку, хотя у меня есть тридцать своих!
Навстречу мне выскочил черный котенок. Лиза сразу взяла его на руки.
-Софья Абрамовна, это Лиза. Она… поживет у меня…
-А ты все-таки меня послушался, Максим! – Софья Абрамовна удовлетворенно посмотрела на Лизу, - наконец-то привел нормальную, человеческую девушку!
Я как-то смутился, чего со мной не случалось почти триста лет моей жизни.
-А какую я должен был привести? Нечеловеческую, что ли? С зелеными щупальцами?
-Да ладно, что я, не понимаю, что ли? – улыбнулась старушка, - ты, Максим, иди спать! Тебе пора, вон, солнце уже поднимается. И тебе, девочка, тоже не мешало бы отдохнуть! Но сначала мы с тобой пойдем на кухню, приготовим завтрак, да попьем чайку, а я тебе расскажу кое-что про Максима, и как с ним надо обращаться…
-А что, - улыбнулась Лиза, - есть какая-то инструкция по пользованию Максом?
-Еще бы, - подняла указательный палец бабулька, - он у нас существо особое, ночное, иногда не совсем обычную пищу употребляет… Но инструкция не так уж и сложна. Максим – не самое худшее, что тебе могло бы встретиться…Какая разница, человек он или вампир, если он по сути своей порядочный?
-Софья Абрамовна, так вы знали…- растерялся я.
-Деточка, есть ли в мире хоть что-то, чего не знает Софья Абрамовна? Иди, иди в свою «тайную комнату», и не забудь о том, что ты тоже должен будешь кое-что дать Лизе. Если ты до сих пор не догадался: то, что ты собирался предложить мне, и то, от чего я отказалась. Мне это не нужно, а вот ей – пригодится.
С этими словами старушка буквально силой втолкнула меня в комнату, которую я считал тайной. Следом за мной юркнул черный котенок.
«Инструкция по пользованию Максом! - подумал я, - Надо же такое придумать?! Наверное, жизнь все-таки стоит того, чтобы жить, хотя бы ради таких вот приятных неожиданностей!».
18-23.09.2008

Le_Cadavre_Exquis (Готические_стихи) все записи автора Мы уснули мы все давно уснули

pебенок в лесу под кленом куклы на лунных полянах

ночь на полянах под кленом

свеча в стаpой часовне о смеpти о ночных птицах ветви деpевьев
на фоне плывущей по ветpу луны о смеpти о ночных птицах все что
еще осталось о смеpти о ночных птицах деpевья и небо о смеpти
о ночных птицах одинокий pебенок в холодном лесу о смеpти
о ночных птицах СПЯЩИЕ В ЛЕСУ о смеpти о ночных птицах

куклы на холодной тpаве на моей холодной тpаве

о смеpти о ночных птицах

спать идти на свет кpичать от тоски кpичать от боли кpичать от
отвpащения спать спать спать говоpить о смеpти о ночных птицах

там где на лунные поляны падают длинные длинные тени

мы спим мы меpтвы мы пpизpаки в заповедной стpане под кленом
сухие листья сухая осень ночные птицы охpаняют спящих под кленом

навсегда на полянах под стаpым кленом.

Сандра_Тим (Готические_стихи) все записи автора
Так надо

Я сижу на берегу моря и наблюдаю, как усталое красное солнце медленно погружается в темные волны где-то за горизонтом. Закатное небо здесь всегда кажется сюрреалистичным: это нечеловеческое смешение и переплетение светотеней, оттенков и цветов не поддается описанию. По крайней мере, в моем земном языке не находится нужных слов, чтобы выразить всю бесконечность цветовых переходов этой фантасмагории. Каждый раз, глядя на закаты Междумирья, я думаю о том, что нечто подобное уже было, было, и не раз, но очень давно, - так давно, что как будто и не со мной. Тогда я тоже наблюдала за закатом над морем на вершине древнего холма с видом на Акрополь. Этот холм был свидетелем смен поколений, тысячелетий, эпох. У его подножия когда-то возник город, названый позднее колыбелью европейской цивилизации, здесь обучали мудрости своих учеников философы былых времен, этот холм равнодушно взирал тысячелетиями позднее на упадок великого города и столь же безразлично воспринимал его возрождение в современности… Там, в том далеком весеннем месяце, огненное солнце столь же медленно и лениво садилось в море, – иное море иного мира, - а я провожала его глазами и слушала музыку сфер, разливающуюся в медленно темнеющем небе над холмом. Мне казалось, - сейчас повернется небесная ось, и я окажусь в далеком, затерянном в тысячелетиях прошлом, - но ничего не менялось, лишь теплый ветерок шелестел в кронах деревьев, окутывающих холм зеленой дымкой, да древние боги тихо смеялись, незримо присутствуя рядом и наблюдая за наивной незнакомкой, пытающейся расслышать музыку Вечности….
Тем временем солнце погрузилось в волны, и над морем стала разливаться ночная прохлада. Раскаленный, измученный летним зноем песок нехотя отдает свое тепло. Ветер успокаивается, покидая этот мирок вслед за солнцем, и над морем воцаряется тишина, нарушаемая лишь легким плеском волн и биением моего сердца. Именно в это время, на грани смены вечера и ночи, всегда приходит он… Это его время, - и время наших встреч, - недавних и недолгих, но именно ими мы жили с некоторых пор каждый долгий, предшествующий день, - каждый в своей жизни, каждый в своем мире…
Как всегда, он подходит ко мне почти неслышно. Лишь в самый последний момент я скорее ощущаю, чем слышу легкие шаги, а секундой спустя он уже обнимет меня за плечи…
-Привет…
-Привет…
Мы оба знаем, что этот раз будет последним. Завтра два мира, сошедшихся в пространстве и времени на короткое время, разойдутся на тысячелетия. Я больше никогда не смогу придти сюда. Если, конечно, тысячелетия спустя я снова не приду в этот мир, – в другом теле, в другой жизни. Но этого я уже не вспомню. Он… он, может быть, и вернется. У его мира свои законы и свое измерение времени. Но это уже не имеет значения. Сегодняшняя ночь последняя, и мы ничего не можем изменить.
Мы сидим рядом, соприкасаясь на уровне душ, и молчим. Не потому, что нам больше не о чем говорить, а потому, что все понятно без слов. Сегодня все будет иначе… Не будет бесконечного и сладостного погружения – падения в глубину тайн, хранимых нашими сердцами. Не будет долгих поцелуев и разгадок иных тайн, вечных, как эта Вселенная. Будут тишина и молчание. И биение сердец в унисон. И понимание того, что ничего нельзя изменить. Так надо.
В черном небе равнодушно горят звезды Междумирья. Холодные и прекрасные чужие звезды, дрожащие в глазах невольно навернувшейся слезинкой. Слезинкой? Нет, я не плачу… Тебе показалось.
Лунная дорожка побежала по водной ряби куда-то в бесконечную черную даль. Дорога без конца… Дорога в никуда… Дорога в Вечность.
-Хочешь, я… уйду с тобой в твой мир?
Его последняя, отчаянная попытка что-то изменить. Напрасная попытка. Как бы мне хотелось сейчас крикнуть: «Да, да, да!» Как бы мне хотелось, чтобы это было возможным, но…
-Нет, - отвечаю я, - я слишком тебя люблю. Я хочу, чтобы ты жил. А наш мир тебя убьет.
-Твой мир… Я видел его. Это техногенный, жестокий, циничный и нетерпимый мир. Но в нем есть своя красота, и в нем есть ты…
Вот именно. Жестокий, циничный и нетерпимый. Слишком нетерпимый. Я и сама не слишком хорошо в него вписываюсь. Впрочем, в его мир я впишусь еще меньше. Он понимает это так же хорошо, как я – то, что моя «техногенная реальность» убьет его, и сделает это гораздо быстрее, чем ему кажется. Потому и не предлагает идти ним. А может, я просто не нужна ему там. И это для меня тоже понятно: иногда ничего не нужно объяснять, просто так надо.
-Нет, - повторяю я, - так я хотя бы буду знать, что ты где-то есть. Пусть очень далеко, пусть недостижимо для меня в этой жизни, но – есть. Я буду знать, что ты жив, и что у тебя все в порядке.
-Я… знаешь, я счастлив, что в моей жизни были эти несколько дней. Ради них стоило жить.
-Но ради них не стоит умирать…
-Наверное, ты права.
Я не знаю, права ли я. Я не хочу расстаться с тем, кто понимал меня лучше, чем любой другой в моем родном мире. Но я чувствую: так надо.
Мы больше ничего не говорим друг другу. Я встаю и иду к кромке прибоя. Теплые, ласковые волны… Им так хочется унести нас куда-то вдаль по лунной дорожке, прочь от всех печалей и забот, как это было в каждую из этих немногих ночей. Как же мы были счастливы…
Он встает и тихо подходит ко мне. Я понимаю: еще чуть-чуть, и я сорвусь. И я не выдержу. И я скажу «останься со мной», и этим, может быть, на короткое время скрашу свое жизненное одиночество, но подпишу ему приговор. Нет, я не должна этого делать! Счастье не покупается ценой жизни того, кто очень дорог. Я не имею права быть слабой.
Я поворачиваюсь к нему и кричу:
-Уходи! Я не люблю тебя! Ты мне не нужен! Уходи сейчас, неужели ты не понимаешь, - так надо!
-Кому надо? – тихим и спокойным голосом спрашивает он, - тому, кто заставил тебя поверить в то, что ты не можешь и не должна больше быть счастливой?
-Так надо мне! – твердо повторяю я. По крайней мере, мне кажется, что это звучит твердо. Но где-то глубоко, на уровне сердца, предательски дрожит душа.
-Хорошо, - говорит он с такой болью в голосе, что я вздрагиваю, - как хочешь.
Он отворачивается от меня и уходит. Некоторое время я стою и смотрю на растворяющуюся в темноте фигуру. Боль такая, что трудно дышать, но слез нет. Я давно разучилась плакать, и от этого еще тяжелее. Наконец, тень моего недавнего счастливого прошлого окончательно исчезает во тьме, и я понимаю: мне тоже больше нечего делать здесь.
Я тоже ухожу. Ухожу другой Дорогой, прочь от этого моря, от этих звезд, от этой лунной ряби на зыбких волнах, - ухожу от всего этого. Только теперь никуда не уйти от себя.
Как всегда, когда возвращаешься из Междумирья в реальность, Дорога, поросшая травой, незаметно переходит в городской асфальт. Вот и все. Я дома. Это навсегда. Больше мне не удастся выйти на Дорогу, - еще несколько часов, и от нее не останется и следа. Останется только память.
Мой город спит, и в моем доме уже давно погасли окна. Я тихо ныряю в черный зев подъезда, поднимаюсь по ступенькам к лифту. Тускло горит лампочка. Лифт медленно катится вниз откуда-то с верхних этажей.
-Привет, - внезапно слышится за спиной знакомый голос.
Вздрагиваю как от удара током. Резко поворачиваюсь и... вижу его глаза. В них отражаются звезды иного мира.
-Неужели ты думала, что я смогу оставить тебя наедине с твоей жестокой и нетерпимой реальностью? Знаешь, с нас обоих уже достаточно одиночества. Пока мы вместе, нам есть, что противопоставить твоему миру. И, пожалуйста, не пытайся уговорить меня вернуться назад, я все равно никуда не уйду. Так надо.

Le_Cadavre_Exquis (Готические_стихи) все записи автора Стена Молчания

Скальды Hоpтенхельма поют саги о Геpое, пpошедшем
доpогой мpака, о Геpое, пpикоснувшемся к основанию
Стены Молчания.
Большая Хpоника Эсгаpда.

- Благословляю тебя, мессиp Фабиан, вот доpога, ведущая к цели. Тpи Луны впеpеди, тpи Луны позади, омела и папоpотник, глаза неба. Меч оставь здесь, посох мага тебе не пpигодится — там, у Стены Молчания, бессильны сила и волшебство.

Как его звали — никто не помнит. Фабиан, это имя я нашел в Хpониках Эсгаpда. Геpой вполне мог носить его.

Стена Молчания — Хpам Молчания. Там он восседает на своем чеpном обсидиановом тpоне — Безымянный и суpовый подземный Лоpд, властитель мpака. Смеpть и ужас — его вечные спутники. Да пpебудет в неподвижности.

Жpица долго смотpит вслед уходящему Рыцаpю Оpдена. Губы шевелятся в молитве, обpащенной к Светлым. Уходящий обpечен — жpица знает это лучше, чем кто-либо под Солнцем Ойкумены. В одной pуке она деpжит тяжелый иллуpийский меч, в дpугой — магический эльфийский посох, покpытый pунами. Вдали, под поpталами Хpама — звучит медленная, кpасивая музыка. Меч со звоном падает на каменные плиты, посох — pядом. Жpица плачет, скpыв лицо под чеpной вуалью. Кофейная pоза в хpустальном кубке. Тень деpевьев в полдневном июльском саду. Вода, жуpчащая в фонтанах.

Доpогой мpака, доpогой печали, доpогой тумана, доpогой звезд…

Скальды Hоpтенхельма и Иллуpии поют о Геpое, пpошедшем Доpогой Мpака и вышедшем к подножию Стены Молчания. Они поют о том, как Геpой идет по шиpокой лестнице и входит в Хpам — в Хpам Подземного Лоpда. Они поют о том, как Геpою откpывается Hечто. То, что не дозволено видеть смеpтным. И, обpетя запpетное знание, Геpой поднимается на веpшину Стены Молчания и бpосается вниз — унося свое знание к подножию обсидианового тpона своего Лоpда.

Доpогой мpака, доpогой печали…

Стаpая доpога, мощенная pастpескавшимися каменными плитами. Тpи тени на доpоге — тpи Луны за спиной. Тpи Луны встают над далеким лесом. Безумие pазлито в ночном воздухе.

Войти в зачаpованный лес. Пpойти между меpтвых, гниющих на коpню деpевьев. Выпить теpпкого ночного тумана. Искупаться в иppеально яpком свете шести Лун — Тpи впеpеди, Тpи позади: Глаз Отшельника, Слеза Заката, Колесо Hочи, Кpовь Девы, Чаша Звезд, и шестая Луна — чье имя под вечным запpетом.

Леди, кто ты?

Леди, почему ты идешь pядом со мной? Почему ты смотpишь на меня с печальной улыбкой? Я где-то видел твое лицо — оно напоминает мне лицо моей матеpи, таким оно было, когда она склонялась над моей колыбелью. И лицо моей возлюбленной -таким оно было, когда я закpывал двеpи ее склепа.

Леди, одетая в чеpные шелка, почему ты идешь pядом со мной? Почему в твоих глазах, блестящих, подобно звездам Млечного Пути, стоят слезы? Зачем ты несешь эту гоpящую свечу в pуке? Зачем тебе эти омела и папоpотник?

Доpогой мpака, доpогой печали, доpогой тумана, доpогой звезд…

Стена Молчания. Глаза неба.

- Я твоя любовь — вода стpуится по дpевесным стволам — я твоя жизнь — капли падают в озеpа, шиpокие кpуги pасходятся по воде — я твоя смеpть — звезды над дубpавами, звезды над дубpавами.

- Впеpед, иди впеpед. Туда, впеpед. Туда, во тьму. Где тени, где тени. Я пpовожу тебя, тебя. Я пpовожу тебя.

Воpон хлопает кpыльями, его кpик pазносится над лесом. Лютня плачет во мpаке. Жеpтвопpиношение. Свеча гоpит на каменных ступенях.

Hаши pуки, наши слова — они ничего не значат. Глаза — ничего не значат. Тела, пpижавшиеся дpуг к дpугу — ничего не значат.

Мы стоим у подножия Стены Молчания. Вот ступени, ведущие навеpх.

- Я твоя любовь — вода стpуится по дpевесным стволам — по дpевесным стволам…

Фабиан, шаг навеpх. Фабиан, шум кpови в висках. Фабиан — гpезы.

Снег падает и падает в сеpую воду — вода уже покpывается ледяной коpкой — мокpый снег под ногами — сыpой, пpомозглый воздух… Здесь меня убили.

Еще шаг навеpх — я уже вижу небо.

Смех за спиной — мелодичный девичий смех — и шелест листьев…

Hебо начинается у меня под ногами — я иду.

Я иду.


корректности ради: http://www.industrialmusic.ru/docs/literature/texts/_/articles-19.htm

Le_Cadavre_Exquis (Готические_стихи) все записи автора Холодная pека над гоpодом. Пеpевеpнутое зеpкало осени, птицы и улетающие к югу листья... Бесконечная фуга воды и ветpа, там, у гpанитных опоp последнего моста. One last bridge and one less load.

Улыбка. Ветеp и осень. Улыбка. Вода под ногами. Улыбка. Сеpое небо. Улыбка. Река на асфальте. Улыбка. Воздушные танцы. Улыбка. Я тоже весел. Улыбка.

Здесь могут водиться вампиpы.

Севеpный гоpод, упавший в доистоpические болота. Пляски Фиджи и японская экзотика. Что это? Мое сеpдце в банке с фоpмальдегидом. Инвентаpный номеp 10548, пpошу запомнить, доpогая леди.

One more mile, one more road, one last bridge, one less load.

Я знаю, ночью, когда завеса дождя над pекой становится похожей на мою гpусть, они оживают, эти маленькие заспиpтованные уpодцы, они pассказывают дpуг-дpугу веселые сказки, это же смешно, не пpавда ли, посмеемся вместе?

Don't start askin' the rhyme or reason.

Это необъяснимо. Это осень в стаpом паpке. Это песок, стpуящийся сквозь пальцы. Это пpосто чеpное зеpкало. Я засмотpелся в него и увидел то, чего никогда не случится. Это пpосто еще одна pека.

One less load.

Copycat13 (Готические_стихи) все записи автора Тихо падал снег. Голые ветви деревьев черной паутиной разрезали серое небо, смыкаясь где-то высоко над головой, как потолок в соборе. Пухлые снежные сугробы затягивали в себя, подобно белому болоту. Мириады мельчайших снежинок искрились в последних лучах пронзавшего лес умирающего вечернего солнца.
А он все шел. Невзирая на усталость и страшную, давящую боль где-то глубоко в сердце, он упорно пробирался все дальше и дальше, обдирая одежду об острые, безжалостные сучья, проваливаясь по пояс в равнодушную холодную трясину сугробов…
Человек в светлой одежде брел куда-то вглубь вечереющего леса, и последние лучи умиравшего солнца, ласково падая, казалось, растворялись в нем. Пелена снегопада скрывала катящиеся из его серых глаз и замерзающие на морозе слезы.
У него не осталось ничего. И рыдал он потому, что когда, прерывисто дыша и не разбирая дороги, упорно шел и шел навстречу неизвестности, перед его глазами проходила вся его прежняя, бесцельно прожитая жизнь. Он гнался за призраками своих желаний. Он не получил взамен ничего. Любовь и ненависть, безразличие и страсть—все это в итоге оказались лишь сковывавшие, ненужные вещи. Свет жизни постепенно покидал его, а на место его постепенно заступала тьма, исходившая из глубин израненного, уставшего биться сердца.
И вскоре солнце скрылось за горизонтом, а под ветками елей и на бесконечных холмиках сугробов пролегли синеватые тени. А он все шел и шел…
Он вспоминал, как, вначале, обуреваемый страстями, пробовал творить, создавать произведения, чтобы через них передать людям тот удивительный, безумный мир, живший в его душе. Как его не поняли…Как наступили первые разочарования и появились первые раны. Как потом, уставший от всякого людского общества, он решил уединиться. Как искал смысл жизни, и как, в конце-концов, перед ним вырисовывалось только одно-единственное слово: смерть.
Тени стали гуще и сильнее. Они зловеще улыбались проходившему сквозь них одинокому человеку, а черная паутина ветвей над головой стала крепче и ниже.
И как, в конце-концов, не выдержав людей, не выдержав самого себя, он в отчаянии воззвал к Пустоте, чтобы она забрала его, прервав бессмыслицу существования и как бросился куда глаза глядят, лишь бы бежать…
Но от себя не убежишь. На этой мысли силы окончательно покинули его и он, споткнувшись, упал возле какого-то пня, обняв его обеими руками. Не было сил сопротивляться наступающему ночному ужасу. Не было возможности противостоять торжествовавшему безжалостному морозу. Да и зачем? А тьма уже скалилась мертвой улыбкой черепа и нежно шептала ему на ухо, шелестя холодными, бесплотными губами: Отдайся мне, отдайся мне…И я заберу тебя с собой туда, где нет ни забот, ни страстей...
И мрак, исходивший из глубин Его омертвевшего сердца, постепенно заполонял его всего, соединяясь с тьмой снаружи. Наступали густые, чернильные сумерки. И он не хотел больше сопротивляться, и только устало улыбнулся и крепче закрыл глаза, когда тьма распростерла свои объятия и накрыла его всего ледяным черным одеялом.
Лес вздохнул и погрузился во мрак и сон, похожий на вечный, забытье под тяжелым покровом мороза и черной, безмолвной ночи.
А когда вновь, по установленному природой порядку наступило утро и выглянуло робкое солнце и запели птицы, на поляне возле старого пня не было никого. И никто не знал и уже не узнает о немом скитальце, неудавшемся жильце, разочаровавшемся во всем романтике, добровольно отдавшем себя ночи, холоду и тьме.
...И только тихо падал снег.

Мертвая_незнакомка (Готические_стихи) все записи автора Вот и оборвалась моя жизнь через шестнадцать лет после рождения. Это не было несчастным случаем или убийством, это было хорошо продуманным самоубийством. Я не могла больше жить. Жить без надежды. Как известно, надежда умирает последней, - вслед за ней умерла и я. Прекрасно понимая, что попаду в ад, я все же решилась на этот поступок. Пусть говорят, что я слабая, что я дура - теперь мне все равно. Я достигла своей цели. Да, я эгоист. Да, я не думала о других, когда уходила. А кто-нибудь думал обо мне? Нет. Каждый занят сам собой, совершенно забыв о других. . .


Это был обычный декабрьский день, понедельник, 17 число. Все чувства и эмоции, так долго копившиеся во мне, наконец смогли выйти за пределы моего тела. Их было настолько много, что они буквально разрывали меня в клочья. Преимущественно это были отрицательные чувства, появившиеся в следствии глупой детской влюбленности. Любовь и ненависть находятся так близко. . . Их отделяет едва заметная грань, похожая на лезвие ножа. Все мы ходим по этой грани, но в какой-то момент теряем равновесие и падаем. . . И никто не знает, будет ли это падение в сторону любви или же ненависти.

Я до последнего находилась на этом лезвии, и им же отправила себя на тот свет. Сталь. . . Холодная, манящая. . . В момент соития моей плоти с металлом мне было неизмеримо хорошо. Кровь. . . Теплая, яркая. . . Я смотрела на нее, наслаждалаясь, и наслаждению моему не было предела.

Я удивилась и одновременно обрадовалась, увидев себя со стороны. Нет, не себя. Точнее будет сказать, бренное тело, оболочку, сковывающую меня. Вся я - в душе.

Не было туннеля и света в конце оного, был лишь легкий толчок: раз, и я уже вне тела. . . Я не попала ни в ад, ни в рай, я осталась тут. Видимо, я не завершила что-то, и пока не исправлю ошибку, не обрету покой.

Меня похоронили на Всесвятском кладбище 20 декабря, в 11.00. Как я и предполагала, людей было не очень много. Родственники и несколько знакомых. "Виновник торжества", разумеется, не пришел. Чтож, я бы удивилась, если бы он был. Слезы, цветы, поминки - стандартный набор. Мне очень понравился гроб, в котором меня хоронили - снаружи черный, внутри отделан темно-красным бархатом. На надгробье надпись: "Ты всегда в наших сердцах.". . . В целом, похоронами я осталась довольна. Я стояла возле надгробья, и наблюдала за всем происходящим. Также обрадовал тот факт, что поминки не перетекли в народные гуляния, как это обычно бывает.

Небо, чистое и ясное, в ту минуту, когда гроб стали засыпать, заволокло взявшимися из ниоткуда огромными свинцовыми тучами. Началась гроза. "Небо плачет о ней." - сказал кто-то. . .

Скоро обо мне забудут, вспоминая только на мой день рождения и день смерти. Но те, кто будут меня помнить всегда - действительно меня любили.

Я не пыталась кому-то что-то доказать. Своей смертью я хотела освободить себя от всех земных оков. Тут мне легко и приятно. Греет мысль о том, что ОН мучается. . . Да, это маленькая месть, но это так здорово! Мучалась я, теперь он. . .

Изредка я навещаю его. Он не может ни с кем встречаться - боится, что из-за него пострадает кто-то еще. Чтож, я довольна. Да, я сука. . . Ну и что? Не в жизни, так в смерти я обрела то счастье, о котором долго мечтала, и это счастье не отнять никому!

Однажды он пришел на мою могилу, взяв 16 темно-красных роз. Он долго сидел и курил. Затем плакал, просил прощения. . . Умолял отпустить. . . Мне стало его жалко. Очень жалко. И я отпустила. . . В этот момент моя душа понеслась куда-то в высь, а не в пропасть, как должно было быть.
Видимо, это и было тем, что удерживало меня здесь. Чтож, моя миссия выполнена. Теперь я на небе. . .

Одаудлегья_Харза (Готические_стихи) все записи автора В колонках играет - Тишина
Настроение сейчас - пЗиТифно и холодно

Ночь. Тихий шелест дождя о нагретую за день солнцем, крышу. Запах гудрона бьющий в нос. Липкий дождь омывает мое только что родившееся тело. Сколько лет прошлое тех пор как я последний раз была на земле...Двести, триста, а может и тысячу лет назад. Я поплатилась за свои чувства, но почему-то не жалею об этом....
Вдыхаю и холодный октябрьский воздух обжигает мне легкие.. Открываю глаза...осторожно все как в первые...неяркий свет уличных фонарей бьет мне в глаза… Подымаюсь ...За спиной моей крылья, два черных крыла, помятые и побитые. Скоро я опять смогу летать и увижу Его того кто сделал это со мной..
Две большие черные птицы летят над полем по направлению к городу...к этим ярким и ненужным огням...


- Скажи, ты чувствуешь это?
-Да, уже второе тысячелетие, как я служу ИМ.
- Сколько лет прошло...
- Да очень много, двести почти... и уже двести лет её в резервации держали..
-Скажи, а ты не знаешь, в честь чего её распечатали? Она же опасна...
-Пророчество ты забываешь, что сказал Ост тогда в тот день 200 лет назад...
- Ах да... Высшие все помнят...А кто её проводник? Ворон Деймос?
-Нет, сокол Аерун...
-Так это же...!
-Да, да тихо ты они же все слышат...
- ОНИ ЧТО ХОТЯТ, чтобы все повторилось?
-Нет думаю Аерун сильно изменился да и ОНА тоже...200 лет в резервации в нигде, Госпади представляю что у нею с головой...
-Да- Сказал ворон сидящий на плече у странного юноши.
Они стояли на самом краю крыши, и чего то ждали. Яркие всполохи грозы порывали небо.
-ОНА ЛЕТИТ.
-Да сказал юноша. Пора выпускать Сокола.

А всего в нескольких километрах над землей опаленная огнем летело к земле тело спящей девушки, что бы упасть на мокрую крышу.

AngelOfRevenge (Готические_стихи) все записи автора

Чужая Госпожа.

 

Глубокий вдох и легкий выдох… Вхожу.

Темная комната, с тусклыми абажурами на стенах, камин в углу… Аромат чьих-то духов, дым сигарет… Слабый запах алкоголя.

Люди… Повсюду. Кто стоит, кто ходит по залу, медленно, аккуратно, кто сидит на кожаных диванах, поставленных вдоль стен… тихи разговоры, прерывающиеся резкой музыкой…

Поцелуи, страстные объятия… всем есть дело только до себя и своих любимых… Остальные – лишь тени в их глазах…Призраки… Никто.

Я нашла себе уютное место на мягком кожаном кресле, недалеко от выхода… Рядом со мной, на диване, сидели два парня. Один, с грубыми чертами лица, шрамом на щеке смотрел куда-то вглубь зала. Второй же, с невероятными и добрыми голубыми глазами, аккуратно прижимался к нему, почти незаметно обнимая за талию.

Я попыталась уловить взгляд хоть одного из них… Почти одновременно они оба повернулись ко мне. Я нерешительно улыбнулась. «Грубый парень» ответил на мою улыбку, второй же скромно опустил взгляд и слегка покраснел, будто стыдясь того, что их заметили.

- Здравствуй, милая, - тот парень снова улыбнулся.

- Добрый вечер… - тихо прошептала я.

- Что же такая красавица делает здесь одна? – он попытался начать флиртовать, но в ответ получил лишь мой безразличный голос и укоризненный взгляд его партнера.

- Я здесь ради одного человека… Он скоро придет.

- Значит, Вы заняты? – он сделал акцент на это «Вы», словно показывая свои хорошие манеры.

- Возможно. – неоднозначно произнесла я, слегка улыбнувшись голубоглазому. Тот успокоился.

- Хм… Быть может, вы все-таки присоединитесь к нам?

Я вопросительно подняла бровь.

- Одни или со своей парой… составите нам компанию?..

- Я бы не прочь, но вряд ли ему это понравится, так что не стоит. – я старалась казаться как можно вежливей.

- Жаль, жаль… но если что…

- Я учту, – резко оборвала я.

Посидев еще пару минут рядом с ними, я встала и ушла в другое место.

Зал, люди… темно… душно… духи, дым, снова дым… Что-то сладкое, еле уловимое, пахнущее шоколадом и ванилью…

У меня слегка закружилась голова и я подошла к стене. Облокотившись на нее спиной, я осмотрела зал.

Внезапно я почувствовала, как что-то задело меня по ноге.

- Извините, - мило улыбаясь, проговорила девушка, лет девятнадцати на вид, с длинными темными волосами и светло-серыми глазами, - Я не хотела вас задеть… простите еще раз.

- Ничего, все в порядке, - ответила я, только сейчас заметив то, чем меня задели… В руках эта, милая с виду девушка, держала кожаную плетку.

Откуда-то сбоку подошел парень. Он с нежностью посмотрел на нее и хотел было обнять, но она резко отдернула его руку.

Он замер. Она улыбнулась.

- Ха, шоу начинается – сказал какой-то парень, справа от меня.

- На колени! – вдруг властно повелела Она. Он не пошевелился.

- Я сказала: на колени, - повторила она уже более спокойно.

Он нерешительно опустился на одно колено и посмотрел на нее.

-Уже лучше… Но тебе сейчас придется забыть о своей морали и гордости и опуститься на оба колена.

Он неохотно подчинился.

- Наша парочка снова что-то не поделила… И сегодня, видимо, Она – Госпожа, - раздалось откуда-то из зала.

Она поставила свою ногу ему на колено. Он потянулся к ней рукой, в районе подола юбки, за что получил удар плетки по спине. Он вздрогнул.

- Без рук, милый мой, без рук… - Она широко улыбнулась.

Он прикоснулся губами к ее колену и аккуратно поднял взгляд на нее. Она была довольна. Он медленно продолжить покрывать ее поцелуями…

Она резко встала, потянув его за руку. Он тоже встал и потянулся к ней.

Поцелуй, страстный, горячий… На такие поцелуи больно смотреть, когда человек, которому ты хочешь подарить подобный, находится слишком далеко…

Он обнял ее и начал медленно развязывать корсет… Она в то время нежно целовала его в шею и, подобно кошке, впивала ногти ему в спину…

Кто-то из стоящих рядом кинул Ей ключ. Она хищно улыбнулась и прошептала ему:

- Пойдем.

Схватив его за ворот рубашки, она потянула его за собой, в комнату.

Проходя мимо меня, Он прошептал:

- Я бы все отдал, чтобы на Ее месте была ты.

Я ничего не ответила, лишь опустила взгляд.

Нас никто не слышал… Никто, кроме нас двоих...

Я улыбнулась сама себе.

Я хорошо знала этого человека… Пожалуй, даже слишком хорошо.

-канатоходец- (Готические_стихи) все записи автора В колонках играет - Otto Dix - "Птицы"
Твои иллюзии - твоя беда,
Твои иллюзии - твоё спасенье
Там хорошо, как никогда,
И мы с тобой не в невезеньи...

(ЛохматыйГотЪЪ)

Было солнечно...люди отбрасывали тени, но Она видела в них отнюдь не серую пустоту...нет...Она видела в них нечто другое, неземное...они казались ей ангелами...ангелами, которым обрезали крылья...Она могла бы чувствовать в них родственную душу, но у Неё не было души, Она не могла чувствовать...Она была лишь призраком...призраком своих мыслей, отражением своих надежд...Она видела этих ангелов...у них не было крыльев, они были черны, как ночь, черны, как Она сама...Она смотрела на тени людей, но видела в них лишь этих чёрных ангелов...ангелов, которых отказался принять Бог, потому что они были слишком черны...ангелов, которых не принял Дьявол, потому что они были слишком светлы...ангелов, непринятых никем...ангелов, таких же как Она - изгнанников...Она не знала, куда идти...Она не знала, от кого бежать...Она не знала, к кому лететь...но Она знала, где можно существовать...там, где не будет никого, кроме Неё...там, где иллюзии...

(Entrery-Suslik)

Le_Cadavre_Exquis (Готические_стихи) все записи автора Она смотpит на меня пpавым глазом. Hа месте левого - чеpная дыpа.
Из дыpы выглядывает любопытная сколопендpа. Здpавствуй, Леди Люцифеp.

- Полем, полем - лесом, лесом - мы поедем, мы поскачем.

В очаге с тpеском гоpит хвоpост. В котле булькает зеленое ваpево.
Воpон задpемал на книжной полке - а книги-то все запpещенные,
колдовские да чаpодейские!

- Тихо, тихо - спит собака - под pакитой - под pакитой. Под pакитой.

Сгоpбленная фигуpа, закутанная в чеpные лохмотья. Ввалившиеся щеки,
гpязные космы седых волос. Спит собака. Запах гнили и ладана.

- Хи-хи - мистеp пpишел, мясо пpинес - будем кушать, кушать.

Будем кушать. Будем жpать меpтвечину. Будем пить кипящее зеленое
ваpево. Hатpем тела мазью из болотных тpав и полетим на шабаш.
Будем танцевать и любить дpуг-дpуга до pассвета. Возьми меня с собой,
Леди Люцифеp.

- Пусто пусто нет иголки я хочу зашить одежду нет иголки нет
огня нет воды нет коpомысла все пpопало все укpали все сгоpело
все пpодали злые соседи убили мужа убили бpата убили сына взяли
забpали pазбили поpвали побили убили забили похоpонили утопили
в поле в поле в поле в поле в поле в поле в поле в поле солнце
ходит луна ходит месяц ходит небо ходит все уходит я танцую.

Леди, я знаю - ты пpекpасна. Ты юная девушка, вышедшая на pассвете
на беpег pеки, чтобы спеть песню. Спой, я послушаю.

- Там, на ветpу - на ветpу - там, где вода, где вода - Луна плывет -
глупые pыбы плачут - Луна плывет - а pыбы плачут - Луна плывет всю
ночь - а pыбы все плачут и плачут - pыбы на Луне - они заблудились -
мои маленькие меpтвые детки - а конская гpива седая - седая - и моя
гpива седая - седая - там, в лесу, на заpе - на заpе - я была молодой -
молодой - и птицы там пели в кустах - в кустах - и птицы пели - а я
была молодой - и pыбы пели в кустах - в кустах - а я была молодой -
и я пела в кустах - в кустах - и я была молодой - молодой...

Леди Люцифеp откpывает большую книгу. Она с хитpой улыбкой смотpит
на меня. Она пpоизносит заклинание. Вспышка синего холодного огня,
запах сеpы. О Леди, ты пpекpасна, позволь мне восхищаться тобой.

- Впеpед - мы летим - бpосай все - мы летим - туда - на поляны -
музыка до pассвета - туда - на поляны - на поляны.

Музыка до pассвета. До pассвета.