капитан_Немо_ все записи автора

13 ПРОЯВИМ НЕМНОГО ЭНТУЗИАЗМА

Сыграв лишь четыре матча в предыдущем сезоне, я по-настоящему заиграл в сезоне 1990-91 годов. У нас в составе появились несколько новых игроков, и Сергей Фёдоров был чуть ли не самым младшим из пришедших. Он пытался найти свою дорогу. Представьте себе обратную ситуацию – вы приехали жить в Россию, и не зная языка, становитесь там суперзвездой. Он был великолепным хоккеистом, но ему было очень сложно влиться в наше общество и быть постоянно у всех на виду. В нашей команде было немало характерных игроков, и Сергей, определенно, был одним из них.
Нашим новым тренером стал Брайан Мюррей. В прошлом году его уволили из Capitals, взяв ему на смену его брата Тэрри. Я был давно знаком с Брайаном. Команда охотно играла за него.
В начале сезона, 4 октября, у меня произошла стычка с Троем Краудером из New Jersey. Все началось с того, что я с клюшечкой хитанул Клода Лемье, вернув ему должок. Клод славился своими дерьмовыми провокациями. У Краудера было всего три боя за плечами. Несмотря на это, он выскочил ко мне со скамейки, и я принял его вызов.
Если вы посмотрите запись боя между мной и Краудером, то увидите, что мы весь бой кружились и кружились. Я схватил его за сетку и левой рукой пытался наносить удары. Мы раскачивались, толкали и тянули друг друга, но особо не сближались. Умение держать равновесие на коньках является частью бойцовского мастерства на льду. Чтобы достойно драться, необходимо уметь хорошо держать равновесие. Большинство бойцов стараются хорошенько схватить тебя за сетку одной рукой, а другой наносить удары. Мне нравилось, когда с меня быстро стягивали сетку, потому что если нет сетки, то за что будет тебя хватать противник? Ему не за что будет ухватиться. Хватайся, за что ухватишься. Краудер был не из мелких, достаточно сильный. У нас был примерно одинаковый рост и вес, но он не был столь искушен в драках, так что я подумал, что все закончится очень быстро. Наши клюшки валялись на льду, и одна оказалась у меня промеж коньков, так что я случайно наступил на неё левым коньком. Я оказался в полоборота к нему, и вдобавок нога скользила вместе с клюшкой. Я не мог нормально балансировать. Я стоял на одной ноге, пытаясь выпрямиться и наносить удары. На переднем плане видно, как я пытаюсь слезть с клюшки, и в этот момент он бодбил мне левый глаз. Бывает, что иногда пропускаешь всего один серьезный удар, и противник рассекает тебя. Со мной такое случалось не часто, так что ему, как новичку в лиге, этот бой создал хорошую репутацию. Парни стали доверять ему, и он понял, что сделал нечто большее, чем просто защитил одноклубника. Это очень сильно поспособствовало началу его карьеры. Это был огромный скачок.
10 октября у нас в гостях были Calgary Flames. Игра перешла в овертайм, где Flames оставили меня в одиночестве перед своими воротами. Я сделал нехитрый финт и положил шайбу в ворота. Я был очень счастлив, и этот гол помог нам с Мюрреем настроиться на дружескую волну. Ему нравился мой стиль игры, и однажды, после моего боя с Джеем Миллером из L.A. Kings, он сказал команде: "Если хоть кто-то бьётся за эту команду, черт побери, то почему бы и остальным не проявить немного энтузиазма ради него?"
Это произвело нужный эффект, потому что боев ждали многие. У нас было кому поучавствовать в них, но часто они просто-напросто сидели, сложа руки, и ждали, пока я не выйду и не решу их проблемы. Я считаю, что если ты не ссышь дать отпор кому-то, не взирая на то, выбьет он из тебя дерьмо или нет, но ты не уклоняешься, то этот поступок показывает остальным игрокам, что ты жаждешь добиться победы так сильно, что выходишь на лед и подставляешь под удар свою задницу. Айзерман никогда не отступался.
Вопросы депортации съели немало моих нервных клеток. Первая игра на территории Канады проходила в Торонто 13 октября, и я получил извещение о запрете на пересечение гранцы. Служба иммиграции и натурализации США настаивала на моем возвращении в тюрьму, вплоть до решения суда. Вобщем, слушание с федеральным судьей Гилмором Хорасом состоялось 22 октября. Я не находил себе места, ведь если суд примет их сторону, то меня либо посадят, либо навсегда выдворят из Соединенных Штатов.
Через три дня судья вынес свое решение. Wings постоянно поддерживали меня. Мюррей предлагал отправить всю команду на вынесение вердикта, но я любезно отказался. Я не хотел впутывать в дискуссии с журналистами своих напарников по команде. Судья Гилмор постановил, что попытки СИН засадить меня в тюрьму являются неконституционными, и разрешил мне продолжать работать в Штатах.
На время моего девяностодневного пребывания в Federal Medical Center в Рочестере, штат Миннесота, судья выдал мне так называемую JRAD – судебную рекомендацию против депортации. По-сути, эта бумага означала, что меня не могут выдворить из страны за наркоту. Однако, в ноябре 1990 закон об иммиграции изменился, и все JRAD были аннулированы, включая мою. Мои адвокаты снова засели за письменный стол. Они собирались подать апилляцию, поскольку врачи называли причиной моего злоупотребления спиртным СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности, а при лечении подобного рода психических расстройств, правительство не может запрещать въезд в страну. Короче говоря, мне разрешили спокойно играть, не выезжая за пределы страны.
Накануне матча против New Jersey 28 января масс-медиа подняли шумиху из-за прошлого боя между мной и Краудером. Об этом говорили в новостях, на улицах, в газетах, и меня это напрягало. Краудеру было как-то пофигу на происходящее. Он не стал подливать масла в огонь, не проронив ни слова. Реально крутой чувак. Я собирался подраться с ним снова, потому что сам хотел этого, а не по чьей-то указке. Я не собирался драться ради ебаных журналистов.
У Краудера не было недостатка спарринг партнеров перед нашим с ним следующим боем. К моменту нашей повторной встречи он провел уже порядка пятнадцати боев. Многие его соперники считали, что, побив Краудера, смогут высоко подняться в рейтинге. Вдобавок ко всему, у Краудса был тренер, любивший провоцировать соперников на драки. он встречался перед матчем с тренером соперника и говорил: "Мой парень собирается сегодня хлопнуть твоего," – ну а дальше вы понимаете, к чему это приводило.
Большинство боев, проведенных Краудсом, состоялись по причине того, что кто-нибудь пытался хлопнуть его, либо приходилось заступаться за одноклубника. Осознание предстоящего боя очень сильно заставляло его нервничать. У них был отличный капитан – Кирк Мюллер. Вечером, предшествующим нашей встрече, Мюллер решил позвать всю команду слегка выпустить пар. Выпив, они немного расслабились. Ему совсем не хотелось оставлять Краудса в номере наедине с мыслями о предстоящем бое. Это очень помогло ему отвлечься.
В первом периоде наши смены не совпадали. И вот, во втором периоде, мы оба вышли на лед, и я пригласил его: "Ну что, давай." Он схватил меня за рукав и за майку, стараясь прижаться ко мне вплотную, но я наклонился вперед, и майка с меня слетела. Он схватил меня за воротник, так что я освободил правую руку. Я слегка отъехал от него, чтобы хорошенько попасть. Я ударил его пару раз, и он упал.
Немного погодя, он сам вызвал меня. Во втором бое он пару раз попал мне по шлему и по наплечнику. Он не мог дотянуться до моей головы, так что я скинул с себя майку и слегка прижался к нему. Ему не за что было ухватиться, так что он просто пытался удержать равновесие. Я начал злиться все сильнее и сильнее. Мы были прижаты друг к другу очень близко, так что он решил, насколько возможно, максимально отодвинуться от меня, и изо-всех сил ударить меня в подбородок. Позже, Краудс признался, о чем думал в тот момент: "Боже, этот удар должен был просто вырубить его!" когда вы посмотрите запись боя, то увидите, как моя голова дернулась назад и вернулась обратно. Помню, как сильно меня это взбесило, и я стал толкать его вперед. Краудс сказал, что был словно в замедленной съемке. Он был просто в шоке от того, что я не упал: "Матерь Божия! Не могу поверить, что только что я нанес ему жесточайший удар, и теперь он просто вытряхнет меня из коньков." Краудс признался, что его охватили сомнение, растерянность и страх. Я ударил его, но он успел увернуться, и удар пришелся по шлему, он потерял равновесие и упал.
Боями со мной Краудер вытянул себе счастливый билет. На следующий год Detroit подписал с ним контракт на $400,000.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

Попался...

Кокс становился проблемой. Я принимал его 4-5 раз в неделю каждый раз по 8-ball (3,5 грамма) (в зависимости от качества), потом прерывался на пару дней и вновь брался за него. Однажды я попробовал перед игрой, и это было жестко. У меня просто не было никаких сил. Помню, как сидя на скамейке и облокотившись на бортик, я озирался по сторонам с мыслью: "Они всё знают. Двадцать тысяч людей знают, чем я занимался перед выходом на лед." Я был на измене.
Джим, отец Дэни, сделал мне предложение: "Послушай, бросай свою привычку. Это полнейшее дерьмо. Я прошел через это, и больше не хочу. Хочешь хорошенько оторваться? У меня есть предложение. Завязывай с наркотой прямо сейчас. Рванем вместе в Боливию недельки на три, оторвемся там по-полной на год вперед. Вернемся домой, и ты будешь отдохнувшим до конца года."
Он был рад мне помочь, но я с ним это никогда не обсуждал.
Между Виндсором и Детройтом 8 километров – пятнадцать минут езды, если ехать через тоннель. Для меня не было границы как-таковой, особенно до 9/11. Обычно я пересекал её с читательским билетом. Я всегда проезжал без досмотра. Все было проще. Сейчас нужно иметь при себе паспорт. Они настолько придирчивые, что если они тебя прерасно знают, или ты через пять минут собираешься пересечь границу обратно, то эти кретины всё равно будут надоедать тебе.
У меня возникали несколько раз проблемы при въезде в тоннель, но несерьезные. Таможенники внимательно изучали мои документы, но довольно быстро оставляли меня в покое, потому что я играл за Wings. Я замечал, что они косо на меня поглядывают из-за моих историй с вождением в нетрезвом виде.

Я с детства дружил с Джеффом Кларком. Его родители владели инструментально-штамповочной мастерской в Штатах, поэтому у него была грин карта. Он встречался с американкой по имени Энн. Она была танцовщицей. 1 марта они собирались на хоккей в Детройт, посмотреть на мою игру. Тогда я только что купил унцию кокаина. Закинул всё это в бардачок, а потом все трое мы поехали через границу назад в Виндсор, чтобы поразвлечься в баре Penrod. Дэни жила со своей бабушкой в графстве Эссекс, юго-восточнее Виндсора. Я заехал за ней около 2 часов ночи, потому что у неё как раз заканчивалась смена в Relax Plaza. Я был за рулем своего джипа Blazer. Дэни называла его свинарником, потому что я жил в нём. Я жил совместно с Лори Грэм, подругой жены Петера Климы. У неё была свободная комната, но мы не могли ужиться. Я не мог приводить девчонок и не мог пить, поскольку она помечала бутылки. Я не шибко много книжек прочитал, поэтому для Дэни описал наши отношения с Лори как строго "плутонические".

Иногда я оставался у приятелей, например у Джеффа, или же ночевал в джипе. Дэни довезла нас до бара, потому что я уже слегка выпил. Мы приехали туда и присоединились к веселью. Мы играли в дартс, я немного выпивал. Позже Энн и Джефф засобирались домой. Джефф оставил свою машину в центре Детройта, а у Энн дома сидел ребенок. Я предложил им: "Давайте я вам дам денег на такси." Они не захотели. Я предложил еще: "Тогда давайте, я вам сниму номер. Оставайтесь ночевать здесь," – но они и от этого отказались. В конце концов, я сказал: "Ладно, я отвезу обратно." Первым делом я отправился в уборную принять немного кокса, чтобы протрезветь. Потом разделил все, что у меня было на четыре пакетика, и отдал два своему знакомому на сохранение. Остальное я положил к себе в карман. Мы загрузились в мой Blazer. Я сидел за рулем, Дэни сидела рядом, а остальные дремали на заднем сиденье. Я немного засомневался по поводу пересечения границы, но прогнал от себя эти мысли: "Да не будут они меня обыскивать. Они знают, что я играю за Red Wings." Я ошибся.

Было около 5-30 утра, когда мы спускались к тоннелю по Goyeau Street. Я попросил Дэни подержать руль, пока я немного подготовлюсь. Мне нужно было спрятать пакетики с коксом. В одном пакете был большой камень граммов 12, а во втором маленький – грамма 2. Также у меня была с собой дробилка для кокса. Она примерно 5 см высотой, вобщем похожа на консервную банку. Мне надо было спрятать и её. Я сунул пакетики к себе в нижнее белье, но камень был очень большим. Запихивал в трусы, под футболку – везде пробовал. Надо мне было выкинуть всю эту хуйню в окно прямо в тоннеле. Оно много не стоило - где-то баксов 30. Дело в том, что эти камни получались из-за того, что их откалывали от одного большого куска. В итоге я сунул их во внутренний карман куртки. Они были в полиэтиленовом пакете, обернутом резинкой.
Помню, как Дэни смотрела на все это большими глазами. Она не понимала, что происходит. Она никогда не сталкивалась с подобными делами. Думаю, что она никогда даже не видела дробилку. Мы подъехали к крайнему стенду, и караульные поросили у нас документы. Стоит отметить, что мы были несколько подозрительны, поскольку Энн американка, а Дэни, Джефф и я канадцы. У меня было разрешение на работу, у Джеффа была грин карта, поэтому у нас была куча разных докуентов.

Наверняка они были наслышаны обо мне из газет, потому как один из них, взглянув на мой паспорт, сказал: "Пройдемте со мной," – нам пришлось припарковаться. Они завели нас внутрь на таможню и в миграционный офис, где проверили мою визу и все наши свидетельства о рождении. Спросили сколько денег у нас с собой, где мы работаем, как долго планируем здесь находиться и все в этом роде. Потом они нас отпустили: "Хорошо, можете ехать." Мы думали, что сейчас спокойненько удалимся. Казалось, что уже все: "Фуф!"
Возможно они хотели выиграть время, потому что стоило нам дойти до джипа, как кто-то нас окрикнул: "Минуточку! Парни! Немедленно вернитесь назад!"
Я продолжал думать, что все идет как надо. Но пока одни проверяли документы – другие обыскали мой джип. Под водительским сиденьем они нашли капсулу с аминокислотой, которую мне давали медики Red Wings. Они заподозрили, что это что-то незаконное. Вдобавок на заднем сиденьи обнаружили непочатую упаковку пива и бутылку мятного шнапса, провалявшуюся там уже около месяца.
Мы вчетвером сидели в комнатушке, пока они заканчивали осмотр джипа. Офицеры о чем-то перешептывались между собой. Они были настроены очень серьезно. Мы все старались выглядеть спокойными, много не разговаривать. Я беспокоился о Дэни.
Один из копов взглянул на Джеффа и произнес: "Вы! Снимите плащ и положите на стол." Затем стал его обыскивать. По завершению обыска, Джефф выглядел подавлено. Теперь настал мой черед.
Мне приказали встать и снять куртку. Я снял её и положил на стол. Обыскав её, офицеры обнаружили дробилку. Они вытащили её из пакета, и я понял, что мне приходит пиздец, потому что на ней оставались следы порошка. То же самое, что иметь при себе полный пакет.
Мне приказали пройти в заднюю комнату. Оказавшись там, я снял рубашку, спустил штаны до колен. "Хорошо, снимай трусы" – велели мне. На мне были боксеры. Обычно я хожу в боксерах, а эти были стретч, поэтому плотно прилегали к ногам. Я приспустил боксеры, и пакетики съехали вместе с ними. Я стоял, опустив руки по швам, и старался не обращать внимания на торчавший уголок пакетика. Мне сказали: "Окей, повернись спиной, повернись обратно, хорошо, можешь одеваться." Я наклонился за боксерами, как вдруг один из них увидел отблеск пакетика и произнес: "Стой-ка, это что еще такое? А ну, дай сюда." Я отдал ему большой пакет, а меньший остался у меня в трусах.
Они отвели меня обратно в комнату ожидания, и я попросился в туалет.
Мне отказали: "Нет, сядь и сиди." Через несколько минут мне все-таки разрешили: "Ладно, можешь сходить в туалет." Со мной зашел офицер и наблюдал, остановившись у двери. Как только я начал мочиться, он захлопнул дверь, оставшись снаружи. Я тут же достал пакетик, бросил в унитаз и помочился на него. Потом меня посетила мысль: "Какого черта? Я ведь итак спалился." Тогда я достал пакетик, промыл под струей воды, вытащил камень, отломил кусочек и использовал его по назначению. Затем запихнул остатки в пакетик, и спрятал его в карман рубашки.
Они закрыли меня в камере и ушли. Несмотря на это, у меня все еще оставался в кармане мой бумажник со всеми деньгами и парой кредитных карт. Я находился там в полном одиночестве, поэтому достал пакетик, свернул долларовую купюру и сделал пару дорожек. Минут через пять трое вернулись на повторный обыск: "Отойти от двери! Встать к стене!" Прямо как в кино.
Они ощупали меня снова, и на этот раз пакетик упал на пол. Это их сильно разозлило, поскольку они уже написали протокол, в котором указали вес 11,4 грамма, а новая находка выставила их идиотами. Полагаю, что они все-таки разорвали старый протокол и написали новый, потому что в бумагах, переданных моему адвокату, было уже 14,2 грамма. Что-то в этом роде.

Я продолжал надеяться, что все само-собой образуется. Однако, около 7 утра они повезли меня к федералам и сняли мои отпечатки пальцев, тогда я понял, что крупно вляпался. Когда они уже были готовы везти меня в тюрьму, федерал, сопровождавший меня сказал: "За дверью собралось огромное количество журналистов. Похоже, что кто-то дал им отмашку, а они только этого и ждали, не так ли?"

Пэт Дюшарм представил меня адвокату экстра-класса Гарольду Фриду, представлявшего много известных людей из Детройта. Я его называл Клубком. Хорошее прозвище для человека, у которого становилось все меньше волос. Гарольд был хорош. Когда-то он уже помогал мне с иммиграционными бумагами. Он ехал в свой офис и услышал о моем аресте по радио. Он приехал ко мне незамедлительно, поскольку мне нужен был представитель в суде. Окруженный журналистами, Гарольд принял весь напор журналистов на себя.

Дэни, Джефф и Энн ничего не предъявили. Их просто отправили домой. Я был спокоен за них.
Понимаю, что я облажался, но знаете, что было самым неприятным в этой истории? Две вещи: во-первых, они конфисковали мой джип и вытащили оттуда все, что было можно. После освобождения из тюрьмы я узнал, что сыну моего надзирателя Рика Лузвельдта, учившегося в Детройте в средней школе, один из знакомых предлагал купить динамики и усилители. Видимо, у этого парня кто-то из родственников работал в Федеральном Здании. Ребенок утверждал, что ему разрешили залезть в мой джип и взять большую магнитолу и усилители. Он хвастался сыну Рика: "У меня стереосистема Боба Проберта. Хочешь купить её?" Позже я получил счет за мобильный телефон, оказалось, что кто-то звонил с него несколько раз. Также пропали мои солнечные очки. Благо, что джип был зарегистрирован на моего знакомого, поэтому они были обязаны его вернуть. Пусть даже весь распотрошенный.
второе, что мне не понравилось – это комментарии некоторых моих одноклубников. Большинство из них думали, что я ушел навсегда. Стиви Айзерман заступался за меня: "Не думаю, что мы больше не увидим Боба Проберта." Некоторые отзывались обо мне довольно жестоко. Получается, что я защищал этих ребят, а они в благодарность поливали меня грязью. Помню, Жильбер Делорм заявил, что мне давали шанс неоднократно, а теперь меня нужно выкинуть из лиги навсегда. В следующем году он уже играл за Quebec, и я настиг ублюдка. Он был защитником, поэтому я подстерег его, когда он проезжал с шайбой за воротами, и со всего маху размазал его по борту. У него был выбит локоть, и он не смог доиграть тот матч, на что мне было абсолютно наплевать. Мне хотелось ебнуть ему за его ебучие комментарии. Не нужно говорить так о своем одноклубнике, чтобы не произошло. Можешь думать все, что угодно, но не озвучивай это в прессе.
Ли Норвуд тоже не мог держать язык за зубами. Он сказал, что если бы я к нему обратился, то он несомненно помог бы мне и оградил бы от неприятностей, будто он Супермэн или Господь Бог. Совсем не круто.

Между тем, Служба иммиграции и натурализации США настаивала на том, чтобы я находился под арестом вплоть до суда. Всей делегацией мы направились в зал заседаний, где Гарольд официально мог осуществить некоторые правовые маневрирования. В 1989 году у иностранцев не было права на надлежащую правовую процедуру, в отличае от американских граждан. Именно потому, что у меня была просто невероятная команда адвокатов, суд счел требование неконституционным. Меня освободили до вынесения наказания, чему мы все были несказанно рады, ведь все прошло именно так, как мы планировали. Чтобы избежать встречи с журналистами, мы воспользовались запасным выходом.
Мы похлопывали друг друга по спине, радостно восклицая: "Ура!", - и поздравляли друг друга с успехом, как вдруг, Гарольд сделал серьезное лицо и произнес: "Проби, притормози слегка. Разве ты не понимаешь, насколько все серьезно, и через что на довелось пройти?" Для меня это было так внезапно, словно ты сидишь на солнышке, а на тебя кто-то выплескивает стакан ледяной воды. Я закурил и сказал ему: "Клубок, улыбнись! Слышишь? Мы на свободе. Меня только что освободили. Мы выиграли. Мы выиграли!"
После вынесения вердикта и отбывания срока наказания, мне можно было продолжать играть в Штатах, вплоть до нормализации моего иммигрнтского статуса. Мой случай помог изменить законодательство для иностранцев – обычные граждане могли зарабатывать себе на жизнь, ожидая разрешения на иммиграцию, чтобы впоследствии могли переехать туда жить. Я рад, что что-то хорошее из этого вышло.

Я не хотел возвращаться обратно в Канаду, потому что обратно в Штаты меня бы уже не впустили, так что я пригласил Дэни после работы к себе в Штаты. Мы жили вместе. У меня не было машины, так что за продуктами мы ходили пешком. Через пару дней мы затарились под завязку в супермаркете Meijers и вызвали такси. В вестибюле было множество людей, часть из них смотрели на нас, а одна девушка подошла ко мне и спросила: "Ты Боб Проберт?"
Я улыбнулся и одобрительно кивнул: "Точно, это я."
Она посмотрела на меня и сказала: "Я хочу, чтобы ты знал, что ты позорище." Она просто разорвала меня на части прямо перед толпой. Её слова запали мне глубоко в душу, и мне было очень стыдно.
Через пару дней мы с Дэни зашли в бар Anchor. Мы играли в биллиард, и я пил пиво. К сожалению, этот бар находился прямо напротив издательства Detroit Free Press, и Кейт Гейв донес на меня в своей статье на следующий день. Служба иммиграции США стала настаивать на том, что мне необходимо обратиться в реабилитационный центр, потому что им все еще не давал покоя мой инцидент с кокаином. Они определили меня в Holly Gardens Treatment Center, неподалеку от Флинта.
Гарольд устроил все, чтобы меня направили в реабилитационный центр. Он считал, что суд учтет тот факт, что я становлюсь сильнее зависимости. Дэни было очень тяжело меня туда провожать. Что касается меня, то я не парился сильно насчет этой сделки. Конечно, я не горел желанием туда попасть, но она и вовсе проплакала всю дорогу.
Владелец Red Wings Майк Илич приехал навестить меня на своем лимузине и пригласил на обед. Мр. И поинтересовался моими успехами. Сказал, что команда поддерживает меня, и руководство сделает все возможное, чтобы помочь мне выбраться из всего этого. Рассказал, что комиссар Национальной хоккейной лиги Джон Зиглер, на данный момент, собирается вынести мне пожизненную дисквалификацию. Во время неофициальной беседы с ним, Мр. И встал на мою защиту. Я был очень признателен ему. Он был на моей стороне.
Дэни пирехала ко мне на выходные. Она привезла с собой ореховый пирог и домашние шоколадные печеньки для всех. По-началу все было замечательно, но потом я положил глаз на хрупкую белокурую медсестричку по имени Кэти. Странно конечно. Не сказал бы, что я жеребец, но полагаю, что многие сталкивались с такими барышнями, которые идут заботиться о людях, по собственному желанию. Может быть эти вещи взаимосвязаны, не считаете так? Как бы то ни было, мы с Дэни расстались. Казалось, что она этим ничуть не расстроена, потому что она периодически все еще встречалась со своим бывшим парнем Кевином. Позже у Кэти возникли неприятности из-за того, что она помогла мне с машиной, чтобы я смог выбраться в какой-нибудь бар, чтобы немного выпить с парочкой знакомых. Мы отыскали бар и хорошенько погудели. А потом я узнал, что эти двое были несовершеннолетними – лет по 16-17.
26 сентября 1989 в 2 часа дня решениме Окружного Судьи Патрика Дж. Даггана я был приговорен к шести месяцам заключения. Меня посетила мысль: "Не так уж все и плохо." Я думал, что есть шанс отделаться и вовсе условным сроком, потому что Гарольд представил все так, что закон преследует тех, кто продает наркотики, и все с ним согласились, что я использовал их исключительно для собственного применеия. Полностью аргумент не прошел, но направление было выбрано верное, и судья все-таки принял не столь строгое решение.
Я взглянул на Гарольда. На его глазах были слезы.
17 октября 1989 суд вынес окончательное решение по моему делу: три месяца в Federal Medical Center в Рочестере, штат Миннесота, три месяца в "доме на полпути", три года проб, $2,000 штрафа плюс расходы на $3,680. Вдобавок к этому, оплата тюремного места по $1,210 в месяц. Я должен был платить арендную плату тюрьме.
7 ноября Мр. Хитч зафрахтовал частный самолет для Гарольда и меня, и я отправился в тюрьму. Она оказалась похожа на общежитие. В моей комнате было окно и толстые тяжеленные двери, которые не закрывались до 11 вечера. До 6 утра анм предстояло быть запертыми. Могло быть и хуже. Неплохо бы конечно, чтобы там был бар.
Я был федеральным заключенным под номером 12211-309, носил тюремную одежду, ну или как вы её называете, вроде бы коричневого цвета. Я находлися там с евангелистом Джимми Беккером и главарем мафии из Мичигана Билли Гиакалоне. Тогда Джимми Беккер сфоткался с одним из знакомых заключенных – пять долларов за фотку на Polaroid. А потом огромный черный верзила отправил эту фотку своим родственникам, а те продали её National Enquirer, напечатавшим эту фотку с заголовком, говорившем, что они были любовниками в тюрьме. После этого Джимми перестал фоткаться. Он вообще был каким-то бесхарактерным. Он постоянно жаловался на то, как ему приходится изворачиваться, чтобы слезть с верхней койки. Как-то раз нам должны были поставить прививку, а он взял и расплакался. Я повернулся к нему и сказал: "Расслабься, приятель, не все так плохо. Это же не Джессика Хан."

Судя по слухам, Билли Гиакалоне был причастен к исчезновению Джимми Хоффа. Он и впрямь был крут. Кроме этого, он был фанатом Wings. Он советовал мне: "Слушай, Боб, если у тебя возникнут неприятности, или кто-то будет докучать тебе – просто возьми стул и сломай его об его голову."
На второй день, когда я стоял в очереди за едой, один из парней неожиданно влез передо мной. Я сказал ему: "Почему бы тебе не пойти в конец этой ебучей очереди, как делают все остальные?" Он обернулся ко мне и ответил: "Когда выйдешь отсюда, советую оборачиваться назад. Я знаю кое-кого в НХЛ." Я думал, что мы подеремся прямо в кафетерии, но он произнес это и пошел своей дорогой.
Я был немного озлоблен. Никто не пожелает оказаться в месте, подобном этому. Оказывается, тюрьма очень жестока для парня, который не любит сидеть взаперти. Я смотрел в окно каждый день, осознавая, что не могу никуда отсюда вырваться. Чертовски охото домой, когда видишь двойные заборы и постоянно курсирующие патрульные машины. К моменту моего освобождения у меня совсем не осталось ногтей.
Я просто ненавидел работу на кухне. За два дня до Рождества я мыл кастрюли и сковородки на кухне. Мне было невыносимо скучно. Я должен был составлять их на конвеерную ленту, потом другой парень их мыл, а третий сушил. Так что я вышел с кухни и присел в курилке. Как только я закурил, ко мне подошел охранник и произнес: "Слушай, сейчас не время для перекура. Возвращайся к работе."
Я ответил: "Хорошо, сейчас."
Он ушел, а я остался курить дальше. Он вернулся: "Ты все еще здесь? Я же сказал тебе, что еще не время перекура. Возвращайся к работе."
Я ответил: "За одиннадцать центов в час, вы можете засунуть эту чертову работу себе в задницу."
Он сказал: "Я правильно понял? Это значит, что ты не собираешься работать?"
"Я думаю, да," – ответил я.
Итак, он ушел и вернулся с конвоиром: "Пожалуйста, встаньте к стене." Я встал и подошел к стене. Они скрутили мне руки за спиной и отвели меня в сраную одиночную камеру за отказ от работы. Так они и делают – закрывают вас в одиночке, а потом ходят и наблюдают. Срок, который ты проведешь в этой камере, зависит от того, сколько дней ты отработал. Поэтому, если ты сидишь здесь, как в моем случае, то отработанные мною три дня из всей рабочей недели вычитаются, и тебе светит еще четыре дня. Я просидел там два дня до Рождества. Моя мама приехала навестить меня, поэтому помощник начальника тюрьмы (пожилая дама) разрешила освободить меня, вплоть до разбирательства по моему делу через неделю.
Когда моя мама приехала, то мы вышли на урицу, и я закурил. Помимо нас там был здоровяк со своей женой, они стояли, прислонившись к стене, прямо под камерами. Они стояли лицом друг к другу, как вдруг она приподняла юбку, и он стал трахать её. Мне стало не по себе. Это было так грубо, словно собачья свадьба. Мы быстренько вернулись обратно в здание.
На слушание меня пригласили в зал, где сидели три бабищи, считавшими себя самим Господом Богом. Одна из них поинтересовалась моим видением ситуации, и я рассказал, что случилось: "Я работал на кухне и сделал комментарий по этому поводу." Она зачитала мне из протокола: "За одиннадцать центов в час, можете катиться с этой работой куда подальше." Я поправил её: "Нет, не так. За одиннадцать центов в час, вы можете засунуть эту чертову работу себе в задницу." Бабищам это крайне не понравилось, и они впаяли мне еще недельку.

Не смотря на это, я приобрел кое-какой опыт. Теперь ты изолирован от основной массы. Тебя запирают с сокамерником. Первый мой сокамерник был осужден за убийство. Он и с приятелем находились у себя дома с кучей травы, а кто-то вломился к ним. Мой сокамерник сидел на диване с двумя девченками, а его приятель отлучился в ванную комнату. Двое грабителей стали угрожать им оружием.
Его друг выглянул из-за угла и выстрелил, убив одного из грабителей мгновенно. Затем вышел из-за угла и продолжил стрелять. Второй нападавший выскочил из дома и не пострадал. Так он мне рассказывал о произошедшем. Потом он резко сменил тему, и стал рассказывать мне про одного восемнадцати летнего индейца. Говорил, что у индейцев отключается мозг, когда те выпьют, поэтому он и подрался со своим лучшим другом, а потом достал нож и зарезал его. Ему дали четырнадцать лет. Пока я находился с ним в одной камере, я спал с одним открытым глазом.
У нас был час для прогулок. Наш двор был отгорожен от общего. На тебя надевали наручники и снимали их только на площадке. Разрешалось выкурить две сигареты, час поиграть в баскетбол и больше ничего. Я сходил с ума.
Мне запретили курить в течение первых трех дней, также как и моему сокамернику. Как мы выкручивались – взяли открытку, склеили её по краям зубной пастой, которую нам выдавали по утрам. Затем проделали отверстие в уголке, расплели свои носки, сплели длинную веревку, привязали открытку и стали забрасывать её к соседним камерам. Они складывали в неё сигареты и бросали нам обратно.
Однаждыохранник застукал нас за перекидыванием открытки, наступил на неё, оборвав веревку, и плакали наши сигареты. Как же дерьмово потом было! Тебе жутко хочется курить, ты закидываешь открытку, потом тянешь её к себе, а потом оказывается, что тебя поимели. По ночам забавно наблюдать в крохотное окно, как такие открытки летают туда-сюда. Люди добывают себе сигареты.
Здесь были по-настоящему изобретательные люди. Кто-то сделал самогонный аппарат. Кое-кто, кто работал на кухне, брали дрожжи, изюм, фрукты, воду и ставили вино. Ему нужно время, чтобы настояться, поэтому они поставили его в начале ноября. Кто-то из ребят сказал мне, что на Рождество охранники на многое закрывают глаза.
Люди постоянно достают наркотики контрабандой. Как-то один знакомый предложил мне пыхнуть: "Слушай, Боб, не желаешь присоединиться?" Мне оставалось сидеть всего неделю, так что я отказался: "Э, нет. Я пас." Как оказалось, я правильно сделал, потому что на следующий день у меня взяли анализ мочи. Его берут выборочно. Будет достаточно всего одного теста, показавшего наличие наркотиков в твоем организме, и тебе пиздец.

Тюрьма была довольно строгой, но не то, чтобы Alcatraz. Стиви Ай, Супи и Демер навестили меня в январе. Само собой, это попало в газеты. Стиви просто удивительный человек. Он никогда не сгущал краски. Он всегда мне желал наилучшего. Когда у меня случалси неприятности, он говорил журналистам так: "Что ж, надеюсь, Боб разберется с этим и будет еще сильнее." Когда меня арестовали, Демер назвал меня раковой опухолью. А после освобождения, сказал, что рак отступил. Забавно, как я перестал быть раковой опухолью для команды. Мне кажется, что он беспокоился о собственной заднице.
Исполнительный директор Wings Джим Лайтс приезжал навестить меня в Рочестер. Он назвал её Большой стеной. До этого он ни разу не был внутри тюрьмы. Тогда процедура досмотра была похожа на досмотр в аэропортах в наши дни. Достаешь все из карманов, проходишь через рамку, а потом тебя просвечивают рентгеном. Джим Лайтс говорил, что это было самым страшным моментом.
Джимми Ди также навестил меня. Он был холостяком. Он посвятил всю свою жизнь команде – правильно это, или не правильно, но так оно и было. Мне кажется, что парни, вроде меня, были для него как родные дети. Он потратил немало нервных клеток со мной. Некоторое время спустя, он рассказывал, что был рад увидеть меня в тюрьме, потому что после статьи о том, как я едва не разбился в автокатастрофе, боялся, что я умру от передозировки, или меня пристрелят из-за какой-нибудь телки. А если не из-за всего этого, то я бы наверняка разбился на своей лодке. Во всяком случае, он надеялся, что закон поможет мне больше, чем команда или реабилитационные центры.
Пожалуй, больше всего в тюрьме мне не хватало женщины. Взглянуть на попку. Женскую попку. Дэни отправляла свои фотографии, но так как они не доходили, мне приходилось подключать своё воображение. Фотографии были запрещены.

Я получил аттетсат о среднем образовании, пока находился в тюрьме. Я даже начинал заниматься по программе колледжа по курсу деловой переписки, но не закончил его. Я пришел на первое занятие, которое длилось четыре часа с одним 15 минутным перерывом, а так как я был курильщиком, то это мне очень не понравилось. Потом нам задали написать сочинение не менее, чем на четырех листах, несколько сотен слов к следующему дню. Я сказал: "Забудьте об этом," – и больше там не появлялся.
2 января 1990 я был приговорен к депортации из страны сразу по окончании моего срока прибывания в доме на полпути. Гарольду удалось получить для меня разрешение на право работы в Штатах. Однако, я не мог свободно пересекать границу, иными словами – покинь я Штаты, и меня больше никогда не пустят обратно.
Я жил в доме на полпути с начала февраля до середины апреля, но сначала меня направили на психологическое обследование в Бетесду, штат Мэриленд. Там было много психов. Меня всего обвешали проводами и вводили прокаин – обезболивающее. Я просто сидел в кресле, ловил невероятный кайф, и мне хотелось его еще усилить. Ради этого я притворился, что он на меня вовсе не действует. Результаты компьютерного обследования показали, что у меня синдром дефицита внимания и гиперактивности – СДВГ. Пэт Дюшарм считал эти заключения собачьим дерьмом. Он считал, что некоторые специалисты настолько зациклены на конкретном диагнозе, что могут найти его, хоть у камня, они находят его только потому, что усердно его ищут.
Газетчики пронюхали про это, и в одной из статей я прочитал, как один из журналистов назвал это "расстройством дефицита напряженности."

Врачи пытались пичкать меня различными препаратми, типа депакота или риталина, чтобы помочь мне сосредоточиться. Пока я был там, то закрутил с одной из медсестер, а потом она поехала со мной на неделю в Мичиган. Она была не такой, как все. Она была брюнеткой.
Я был приписан к офицеру по снятию проб Рику Лузвельту и помещен в Eastwood, центр лечения наркомании в городе Понтиак, недалеко от Детройта. Там было словно в гетто. Я посетил там 90 собраний А.А. за 90 дней и сдал море анализов.
Рик дал мне разрешение тренироваться с командой.
Wings были готовы допустить меня к тренировкам, чтобы я смог вернуться в строй к следующему сезону, но с этим сразу же возникли проблемы. Мне пришлось пройти много различных видов лечения в тюрьме, но директор хотел, чтобы я вернулся к начальной точке. Он аргументировал это так: если ты опустился на самое дно, то ты должен полностью избавиться от всего, что приобрел на этом пути, все свои качества, а потом заново построить себя с того момента, которого я еще не достиг. Я считал его конченым придурком. У нас было собрание, на котором решался мой допуск к тренировкам, а он взял и запретил мне.
Я позвонил Рику и сообщил, что уже готов выйти из дома на полпути. Рик возразил: "Оставайся там, пока я не приеду и не переговорю с тобой. Если ты просто уйдешь оттуда, то это будет являться нарушением условий испытательного срока, и они тебя опять потащат в суд. Боб, общество раздавит тебя." Итак, он приехал, и мы беседовали больше часа, придя к соглашению, что я могу вернуться на лед, поработав с "журналом." Теперь я должен был каждый день записывать мысли наподобие этой: "Однажды я смогу сконцентрироваться, стать свободным и счастливым, построить свое собственное дело."

Первые три недели я тренировался в одиночестве, мне помогал в этом Супи. Сезон подходил к окончанию – оставалось всего четыре игры, и наша команда не попадала в зону плей-офф. Wings надеялись, что я смогу им помочь, но нам предстоял разговор с Зиглером о снятии моей пожизненной дисквалификации. Он был настроен очень категорично.
В НХЛ существовало постановление, разрешающее комиссару пожизненно дисквалифицировать любого игрока собственным решением, минуя слушания, доказательства и любые доводы самого игрока. Мои адвокаты отправили ему письмо, обосновав, что это неблагоразумно. Также они намекнули, что это постановление было составлено бывшим главой Профсоюза Игроков Аланом Иглсоном, который постоянно шел на поводу у комиссара Лиги. Иглсону было наплевать на интересы игроков. Игроки не были защаищены от произвола, поэтому мы собирались подавать в суд.
За восемь месяцев со дня вынесения дисквалификации, Зиглер немного смягчил свою позицию. Он ответил, что не против проведения слушания, так что у меня появился шанс.
В начале марта в отеле Ritz-Carlton Southfield состоялась встреча с присутствием моей мамы, Джимии Ди, Мр. Хитчем, моими адвокатами, мною и Зиглером. Об этой встрече больше никто не знал. Она проходила без огласки. Зиглер взял организацию встречи полностью на себя, арендовав огромный зал для заседаний. Он был готов выслушать абсолютно все наши доводы. Мр. И был очень сдержан: "Мы хотим вернуть нашего Боба обратно. Наш клуб нуждается в нем, он необходим нашим игрокам. Это тот человек, который усердно работал в процессе своей реабилитации." Не помню, говорил ли он что-то еще, но эти слова подействовали.
Джимми Ди сказал, что в клубе знали о моих проблемах с алкоголем, но Wings даже и предположить не могли, что я на наркотиках. Несмотря на это, команды остро нуждалась в моем возвращении, так как я усерндо потрудился над реабилитацией.
Гарольд рассказал, сколько мне пришлось заплатить из собственного кармана, чтобы пройти курс реабилитации, а также, сколько денег я потерял во время заключения. И добавил, что мне было бы достаточно этих наказаний. Дюшарм припомнил, сколько игроков были пойманы на употреблении наркотиков, но никто не получал пожизненную дисквалификацию. Я сказал Зиглеру, что завязал, и что хоккей очень важен для меня. Сказал, что моё возвращение было бы ярким примером для ребятишек, что из любых неприятностей можно выкарабкаться.
Зиглер разрешил мне вернуться, сказав журналистам: "Основываясь на результаты наркологических тестов и результаты анализов, я полностью удовлетворен его нынешним состоянием. К тому же, утраченный годовой гонорар в размере $200,000, является достаточным наказанием."
Я не пил и не употреблял, и сильно переживал по этому поводу. Я так устал от всего этого лечения. По правде говоря, я не понимал, почему мне нельзя пить.
Рик Лузвельт считал, что мне надо бы потренироваться летом, посмотреть на реакцию болельщиков, и лишь потом вернуться на площадку. Он встречался с Судьей Дагганом, и тот поддержал нас. Это давало некоторую уверенность в беседе с директором клиники. Позже состоялась большая встреча с присутствием Рика, Джимми Ди, Супи, Жака Демера и Джимми Лайтса. Все единогласно говорили: "Считаю, что Боб готов вернуться, считаю, что Боб готов!" – и смотрели на Рика, понимавшего, что теперь все зависит от его решения. Рик знал, что Wings бились за попадание в зону плей-офф, а с финансовой точки зрения, попадание в матчи на вылет сулило немалые деньги. Он понимал, какое давление было на команду в связи со всем моим курсом лечения, он ругнулся: "Вот дерьмо," – и позвонил директору.
Директор попытался отфутболить его: "Ну, нет, он еще не готов, ему не следует возвращаться на лед."
Рик поинтересовался: "С чем это связано?"
"Это связано с тем, что он еще не закончил вести свой блокнот. Ему нужно дописать еще четыре страницы," – ответил директор.
"Вы не могли придумать что-нибудь поумнее?" – завелся Рик. "Вы считаете, что Боб не может играть только из-за тре-четырех недописанных страниц в блокноте?" – и положил трубку. Мне разрешили выйти на лед уже в завтрашнем матче против Миннесоты. Этот матч должен был состояться в четверг, а потом предстояли спаренные матчи с Чикаго – в субботу на Joe Louis Arena, и в Chicago Stadium в воскресенье. Я мог выйти на лед в домашнем матче, а в воскресенье я играть не мог, поскольку мне было запрещено выезжать за пределы штата.
Рик рассказал мне о новостях. Я был невероятно счастлив услышать его: "У меня для тебя новость, ты не сможешь играть. Понимаешь?" Я кивнул в ответ. Я все понял.
Часа за полтора до матча, мы приехали на стадион и встретились с Демером. Он сказал, что хочет увидеть меня на льду. Команда рисковала остаться на последнем месте в Дивизионе Норриса, и я несколько тревожился о своем возвращении. Столь долгое отсутствие напоминало о себе – как воспримет меня команда и болельщики?

Я выкатился на разминку 22 марта 1990, и болельщики встретили меня просто потрясающе! Газеты писали, что толпа скандировала: "Проби! Проби! Проби!" Это было замечательно. Люди были рады моему возвращению. Я хотел доказать, что являюсь частью всего этого. Миннесота забила несколько быстрых шайб, что омрачило публику, а потом я забил гол, который не засчитали. Это разозлило меня еще сильнее, и я попытался устроить заварушку. Но не думаю, что кто-то хотел, чтобы все накопленное мною за год отсутствия выплеснулось на него. Свой гол в этом матче я забил чуть позже. Публика сполна оценила это. У меня встал камень в горле, когда они меня приветствовали.
Поклонники Детройта более либеральны, нежели все остальные. Я слышал, как многие говорили, что сыты моими выходками по горло, что не хотят мириться с этим, но я считаю все это полнейшей чушью. Настоящие болельщики все понимали. Они писали мне письма, в которых рассказывали, что молились за меня и надеялись на мое возвращение. Поклонники Детройта очень великодушные люди, настоящие фанаты. Они любят хоккей. Балет на льду – это не их стиль.
Несмотря на поражение 5-1, все в раздевалке были рады моему возвращению. На следующий день газеты писали, что я прослезился, когда фанаты приветствовали мое возвращение. Не скажу, что я прямо-таки расплакался, но был слегка шокирован такому приему.
Я устал, но был счастлив. Мне казалось, что команда не хотела играть за Жака. Ни у кого не было искры в глазах. Несмотря на реальную возможность попадания в плей-офф и большую значимость оставшихся игр, я не чувствовал драйва в команде.

Рик разрешил мне выйти на лед в субботу, но ни в коем случае я не мог полететь на воскресный матч в Чикаго. Директор клиники был категорически против этого, он вообще был против моего появления на льду. Рик придумал, что мне нужно усердно пахать на тренировках. Тот, кто вкалывает по десять часов в день, семь дней в неделю просто не может думать об алкоголе или наркотиках. Гарольд позвонил Рику, объяснив ситуацию с недостатком игроков у Жака. Рик поговорил со своим руководством, и директор пояснил: "Что ж, под вашу ответственность, но так как Боб является нашим клиентом на полный курс, то ему придется потренироваться в воскресенье дополнительно, как вы считаете?" и Рик согласиглся: "Без проблем."
Он позвонил мне в дом на полпути утром в воскресенье и поинтересовался: "Боб, только между нами, как ты себя чувствуешь?"
Я ответил: "Немного устал."

Он продолжал: "Если ты действительно уставший и опустошенный, просто скажи, и я скажу клубу и прессе, что ты рвался в бой, но я тебе запретил играть. Никто не узнает об этом."

Я был настроен иначе: "Я хочу играть, я должен быть с командой." Рик ответил: "Замечательно, ты будешь."
Окрыленный этой новостью, я забил победный гол в субботу, сравнял счет в воскресенье, пусть мы и проиграли тот матч 3-2. Моя жизнь возвращалась в привычное русло.
Гарольд Фрид хотел оградить меня от неприятностей, поэтому познакомил с одним парнем из Детройта, спонсировавшем нашу команду. Его звали Рики Рогоу, но все называли его Big Daddy. Он владел рестораном в Западном Блумфильде, штат Мичиган, носившем название Big Daddy's Parthenon, славившимся невероятно вкусной греческой кухней. Big Daddy, Гарольд и я встретились в офисе Гарольда, и Big Daddy оставил мне свою визитку: "Звони. Я первым звонить н буду." Мы с ним встретились недели через четыре: "Эх. Ты мне так и не позвонил." Я пообещал, что вскоре позвоню. Недели две спустя, я ему все-таки позвонил. У меня было немного порядочных друзей, а Big Daddy всегда знал, как можно повеселиться.
Мы оба любили полакомиться. Как-то вечером мы впятером приплыли к нему в ресторан на моем катере. В их меню было порядка 25 различных десертов: пироги, мороженое, торты. Big Daddy взглянул на меня и поинтересовался: "Проби, как думаешь, мы осилим их все?" Я поддержал его идею: "Почему бы нет?" Big Daddy обратился к официантке: "Принеси нам всех по-одному." Она переспросила: "Вы серьезно?" Мы приговорили их все.
Когда я только познакомился с Big Daddy, я встречался с Джеки. В одно воскресное утро, после бурной ночки, я предложил: "Я знаю, где можно перекусить!" Мы прыгнули на мой Harley и поехали завтракать к Big Daddy. Я еще не был знаком с его супругой, которую тоже звали Рики, как и мою подружку. Рики открыла нам дверь в шортах и растянутой кофточке, вся взьерошенная и с двоими ребятишками. Она взглянула на меня в моей косухе и кислотных джинсах, на мою подружку в топике и белых сапогах и запречитала: "O, нет-нет, нет," – и захлопнула дверь. Я продолжил стучать в дверь: "Big Mama, Big Mama! Открой нам, открой нам!" В конце концов, она нас впустила, и это стало началом нашей прекраснейшей дружбы. Big Daddy и Big Mama стали одними из моих лучших друзей.

Тем летом я познакомился с Бэмби. Она была милой и игривой, у неё не было сисек, но была великолепная задница. Я был судьей на конкурсе гавайских красоток, в котором она принимала участие. Она была тренером по гимнастике. Бэмби хотела приучить меня к культуре, водила меня на The Sound of Music. Наши отношения продлились пару месяцев, а к Рождеству я снова стал встречаться с Дэни.
Дэни лишилась работы в Relax Plaza из-за инцидента на таможне. Её имя мелькало в прессе, и журналисты постоянно названивали ей на работу. Управляющему это не понравилось, и он предложил ей подыскать новую работу.
Я не мог поехать в Канаду, потому что таким образом департировал бы сам себя. Поэтому я остался в Детройте, ходил в качалку, катался на катере и получил несколько штрафов за превышение скорости.

Как только меня выпустили из тюрьмы, клуб захотел изменить мой образ в прессе. Вместо постоянной грязи, они стали писать обо мне хорошие вещи. Брали у меня множество интервью. Однажды, когда меня пригласили на радио, я позвонил Дэни, и еще двум другим девчонкам: "Я буду давать интервью по радио. Настраивайся на WRIF прямо сейчас."
Какой-то паренек позвонил и задал такой вопрос: "Слушай, Боб, а ты с кем нибудь встречаешься?"
Лучшее, что я мог придумать, было: "Да, я встречаюсь со своей старой знакомой."
Я думаю, что кто-то из них надоумел его спросить об этом. А иначе, с чего бы вдруг парень спрашивал меня об этом?

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

ПРУД ПРУДИ ТЕЛОК

У меня начались серьезные проблемы с руководством, и мне было велено отправляться в клинику Betty Ford на Ранчо Мираж, штат Калифорния, либо какую-то другую. Я так и сделал, но пробыл там всего неделю. Эта поездка закончилась в баре с мыслью о самолёте в Детройт.
Американское правительство аннулировало моё трудовое соглашение, так как Wings запретили мне играть. По этой причине я застрял в Виндсоре – мне нельзя было выехать оттуда. В конце октября 1988 я поселился в Relax Plaza и оставался там до декабря.
Там было не так уж и плохо, потому что там было полно красивых девчонок, особенно мне понравилась блондика за стойкой регистрации по имени Дэни. Я не мог оторвать от неё глаз. Невероятно горячая штучка – потрясающе красивая. Ей нравилось говорить, что я обращаюсь за помощью к кому угодно, кроме неё, потому что она настолько никчемная. Я позвонил своему приятелю Дино Росси и заявил: "Я влюбился в одну девушку, на которой хочу жениться," – и это было чистой правдой.

Я спросил её напарницу, есть ли у Дэни друг. Она сказала, что есть, но у них нелады в отношениях. Я активировался: "Как думаешь, Дэни будет со мной встречаться?" Она обещала узнать. Дэни посчитала меня высокомерным мудаком, потому что тут "пруд пруди телок" – только свистни. Против меня было еще и то, что после пары вечеринок менеджер отеля приходил ко мне в номер с фотоаппаратом, когда меня там не было. Я уже и не рассчитывал получить её телефончик, как внезапно помогла её мать. Мне повезло, что её родители, Лесли и Дэн Паркинсоны, приехали её навестить, когда я был в холле гостиницы. Дэни кивнула головой в мою сторону: "Мам, знаешь кто это? Это Боб Проберт, хоккеист." Лесли взглянула на меня. Я был с длинными волосами и в кожаной жилетке, собираясь куда-то ехать. Лесли обернулась к Дэни и сказала: "Мне безразлично кто это. Держись от него подальше." И когда её подружка спросила телефончик для меня – Дэни согласилась: "Конечно, пусть позвонит."
Я позвонил ей и сказал: "Домино пицца, вы заказывали пиццу?" – она ответила: "Чего ты хочешь, Боб?"

Мы прогуливались с ней несколько раз. Первый раз мы пошли в китайский ресторан House of Lee в центре Виндсора. Ей было всего двадцать, и она была немного застенчивой. Я встречал немало тусовщиц, и она не относилась к их числу, но она мне очень понравилась. Следующим вечером мы пошли купаться, а когда вернулись в Relax Plaza, то она пошла работать, а я поднялся к себе в номер. Я не переставал названить на рисепшен, требуя дополнительные подушки. После третьей прогулки мы нашли общий язык, но не хотели огласки в гостинице. Она пробиралась ко мне в номер по пожарной лестнице. Старые добрые времена.
 

Мой адвокат Пэт Дюшарм зашел ко мне в номер поговорить. Я был на чем-то зациклен, слегка сонный и не мог сосредоточиться. Он посмотрел на меня и сказал, что не может больше представлять мои интересы: "Ты создаешь очень много проблем и причиняешь кучу страданий. Я не хотел делать этого и, возможно, пожалею о своем решении, но я больше не хочу, чтобы ты меня тревожил и звонил мне." Затем он направился к двери.
Я был немного шокирован и сказал: "Ты это не серьезно."
Он парировал: "Я серьезно, Боб. Поступай, как знаешь. Если ты хочешь и впредь совершать самоубийство в рассрочку, так тому и быть, наш разговор на этом окончится. Ты строишь из всех нас дураков."
Мне стало не по себе: "Не уходи", - сказал я.
"Хорошо, - согласился он, - ты действительно хочешь поговорить?"
Я спросил: "А надо?"
Со слезами на глазах он произнес: "Я сильно огорчусь, если ты не разрешишь мне помочь тебе. Я не могу этого вынести. Я не могу на это просто смотреть."
У нас состоялся серьезный разговор в ту ночь. Он рассказал мне о том, какую боль я причиняю людям: "Знаешь, Боб, то что чувствую я, просто меркнет на фоне того, что чувствует твоя мать, что чувствует твоя бабушка. Я на грани срыва из-за твоих выходок, но это не идет в сравнение с тем, что ты делаешь с ними."
Я был немного шокирован этим. Я имею в виду, что я обеспечивал свою семью, заботился о них, понимаете? "Да ну?" – удивился я.
"Ох, Боб. Твоя мать всегда тихонько плачет перед сном." Мне было это дико слышать, я чувствовал себя ужасно. Мы говорили несколько часов. В конце беседы он сказал: "Я очень обеспокоен таким положением дел. Я не брошу тебя." Эти слова стали поворотной точкой в наших дальнейших отношениях.

К 22 ноября меня вернули в ростер команды. Пэт Дюшарм нашел в коллективном договоре игроков НХЛ (CBA) пункт, говорящий о том, что если ты находишься в игровых кондициях, то тебе должны платить зарплату. Wings пытались оспорить эти доводы, мотивируя тем, что я опаздывал и приходил с запахом алкоголя, а значит не был готов выйти на лёд. Однако, в CBA были прописаны все показатели, по результатам проверки которых можно было делать заключение о готовности играть. Именно поэтому Пэт организовал для меня проверку у широкого круга специалистов, таких как хирург-ортопед, терапевт, спортивные врачи. Мы собрали кучу заключений врачей, гласящих о том, что я нахожусь в прекрасной спортивной форме. У Wings было четырнадцать дней на возобновление отношений со мной, иначе бы они нарушили условия моего контракта, и я стал бы свободным агентом. Wings были шокированы этим, и поведали в прессе, что я вынудил их вернуть меня. Я отвечал на этот вопрос иначе: "Я отстоял свои права."

Вокруг меня было множество слухов. Уверен, что до руководства Wings они доходили. Любое мое действие мгновенно раздувалось до невероятных размеров. Я жил словно под микроскопом. Накануне рождества я присутствовал на вечеринке в одном из отелей Детройта. Одна из тех вечеринок, которые продолжались в номере после закрытия бара. Около 3-х часов ночи одной девушке стало плохо, она упала и стала биться в конвульсиях. У неё была эпилепсия. Другая девушка вызвала реанимацию и никого к ней не подпускала. Когда прибыла помощь, я решил оттуда удалиться: "Увидимся, пора отсюда уходить." Я столкнулся с парамедикам на выходе, а кто-то потом придумал историю сродни сцене с передозировкой Умы Турман в Криминальном Чтиве.
Я не мог получить штраф за превышение скорости, и чтобы это не стало новостью и непременно, меня описывали пьяным. Если я был 100% трезв и приехал на тренировку к 9 утра, но получил штраф, то, вопреки здравому смыслу, это выглядело так: "Боб был пьян и гнал 160 км/ч без водительского удостоверения."

Дэни и я не были единственными друг для друга. В то же время у меня было несколько подружек – Тери, Джеки, Мишель, Дрита. Я начинал со звонка Дэни, но если её не было дома, то я двигался далее по списку. Как-то вечером мы с приятелем решили прокатиться на 'Vette и заехать за Джеки. Я жил в центре, а она в пригороде, примерно в тридцати минутах езды. Может из-за того, что я играл в хоккей, я всегда видел, что происходит вокруг меня. Я заметил, что за мной двигается автомобиль, повторяя в точности мой маршрут. Если я останавливался, то и он делал тоже самое. Я сказал своему приятелю: "Сдается мне, нас кто-то преследует."
"Брось," – ответил он. Я свернул на следующем повороте, и, действительно, он тоже свернул. "Да, приятель, за нами кто-то следит," – сказал я. Я выехал на улицу, где жила Джеки, а минут через пять туда выехал наш преследователь, проехал мимо нас, припарковался у обочины, но никто так и не вышел. Я развернул свой 'Vette, промчался по улице и остановился прямо перед этим мужиком. Это был какой-то старый испуганный ублюдок. Он завел машину и собирался уехать. Полагаю, что он думал смыться от меня, но я-то был на 'Vette, так ведь? Удачи, дружище. Вобщем, я начал гнаться за ним, пролетая на красный свет, минуя знаки стоп, по всей восточной части Детройта. Парень был настолько напуган, что остановился на лужайке возле полицейского участка Роздейла. Подъехал к зданию и позвонил им из машины: "Этот маньяк меня преследует!" Я вышел из машины, подошел к его окну, и в это же время из здания вышли полицейские. Я сказал копам: "Этот мудак следил за мной." Они ответили: "Хорошо, подождите в своей машине. Сейчас мы все проверим."
Они поговорили с ним, затем подошли и сказали: "Эй, Боб, мы не можем ничем помочь. Он частный детектив, нанятый следить за тобой. Мы не можем предъявить ему обвинение, не можем ничего сделать." Они велели мне не двигаться, пока этот мудак не свалит оттуда, потому что знали – я хотел разбить его окна и вытащить его самого из машины.
Когда они сказали, что кто-то его нанял – я сразу подумал о Red Wings, и в частности о Джимме Девельяно. Я позвонил Пэту Дюшарму и попросил узнать кто же нанял этого мудака. Он перезвонил мне и рассказал: "Когда я спросил у них о преследователе – они все отрицали. Я рассказал о парне, который все рассказал полицейским, остановившись на их лужайке. Это просто смешно, Боб. Я имею в виду то, что они отрицают очевидное."
Пэт объяснил мне, что ничего незаконного здесь нет, поскольку он меня не беспокоил. Парень просто соблюдал дистанцию и наблюдал за мной в общественных местах.

Позже я узнал, в чем суть дела. Все началось летом 1988, когда Джимми Ди вызвал меня в свой кабинет и сделал мне предложение. Это было строго между нами, никто больше не знал. Если бы я приходил к нему каждый день в полдень, то он давал бы мне таблетку антабуса и сто баксов в придачу. Каждый день в течение всего лета. Джимми показал мне свои запасы. Восемь кусков сотками лежали в его столе.
Я наотрез отказался. Я хотел отдыхать летом, а не думать о команде. Поэтому они наняли детективное агентство – двоих круглосуточных детективов. Десятью годами позже Джимми Ди рассказал все в прессе, а Супи поведал мне всю правду. Wings хотели убедиться, верны ли слухи о том, что я принимаю наркотики. Для этого они и наняли детективов. Эти ребята следили за мной весь июль. Джимми требовал от них доклад о моих действиях за все 24 часа в сутки. Они снимали квартиру через дорогу от моей и наблюдали за мной с помощью камер. Джимми Ди получал доклады стопка за стопкой. Детективы наблюдали, кто пришел и ушел из моего номера, а также ходили за мной по клубам. Больше всего Джимми Ди беспокоило насколько быстро я езжу. Детективы сообщили, что как-то ночью я поднялся на шестой этаж парковки и дымил там колесами своего 'Vette. Также они доложили о том как быстро я носился на своем катере по Detroit River. Они также заявили, что не могли сопровождать меня на шоссе, поскольку я летал около 200 км/ч. Однако, после того, как я столкнулся с одним из них около полицейского участка, детективы заявили Джимми, что эта работа слишком опасная и отказались от дальнейшего выполнения.

В то время с нами работал какой-то доктор. Он был уверен, что я принимаю наркотики, поскольку он не контролировал мой прием медикаментов. Он давал мне капсулы с аминокислотами, уверяя, что с их помощью вырабатывается допамин, устраняющий жажду кокаина. Итак, мы начали встречаться с ним каждую неделю. Он постоянно старался крутиться возле меня. Хотел, чтобы мы вместе ходили по магазинам и обедали. Я позвонил Дюшарму и объяснил: "Послушай, убери его от меня. Он сводит меня с ума. Он вечно болтается со мной, хочет быть прятелями." Позже, как-то раз, я проспал и пропустил тренировку. На следующий день нужно было играть в Сент-Луисе. Я пропустил первый рейс, но прилетел на следующем. Когда я прибыл, то меня ждала записка с просьбой зайти к нему. Он сказал мне: "Итак, сейчас тренер докладывает руководству, что ты принимаешь наркотики. Я здесь, чтобы помочь тебе, поэтоу если у тебя что-то есть с собой, то лучше отдать это мне." Я ответил: "Да, есть," – и отдал ему все, что было. Сразу после этого меня отстранили на неопределённый срок, но с выплатой зарплаты. Мне было велено держаться подальше от команды, поскольку я плохо влиял на одноклубников.

Wings затеяли большие перемены в 1989. Они обменяли Мирослава Фрейсера, Джо Мерфи отправили в низшую лигу и отказались от Тима Хиггинса и Дуга Халварда. 5 февраля команда вела переговоры с Oilers об обмене меня, Климы (у него были проблемы в личной жизни, а также с алкоголем) и Адама Грейвза на Джимми Карсона и Кевина МакКлелланда. Wings дали слово, что попытаются обменять меня. одна из газет назвала это не иначе, как "распродажа подержанного Боба Проберта." Джимми Ди поведал прессе, что активно ищет варианты для моего обмена. Сказал, что уже беседовал с Los Angeles Kings и Winnipeg Jets. О моей личной жизни выходили статья за статьей, из-за чего я был несказанно зол. Было очень тяжело через все это пройти. Я любил Детройт.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

 ПРОБЕРТ ... ТЫ ИДИОТ

Испытательный срок был для меня некоторой проблемой, поэтому Wings заключили с судьей сделку, чтобы я провел одну ночь в тюрьме. Они не предупредили меня об этом заранее, потому что боялись, что я исчезну. Помощник тренера Колин Кемпбэлл позвонил мне и сказал: "Я заеду за тобой к 8-00. Одень костюм и галстук."
Я спросил: "Куда мы поедем?"
Супи скрыл: "Не скажу. Просто одень костюм и галстук, и будь наготове."
Итак, следующим утром, я уселся в его машину, и он открыл свою тайну: "Окей, слушай. Мы поедем на встречу с судьей. Мы заключили с ним сделку. Тебе придется провести одну ночь за решеткой."
Я вскрикнул: "Ни хуя себе, вот дерьмо!"
Он продолжил: "Мы договорились по-тихому. Пресса ничего об этом не знает. Кроме нас в зале суда никого не будет, и все, что от тебя требуется – провести одну ночь в камере. Я кое-что собрал для тебя. Сладости и зубную щетку."
Итак, мы оказались перед судьей, и выслушали его речь: "Г-н Проберт, я не удовлетворен таким исходом, я считаю, что вы заслуживаете более серьезного наказания, но мы собираемся закрыть вас в камере на одну ночь, в связи с нарушениями условий испытательного срока. Вам есть, что сказать, Г-н Проберт?"
И я, не скрывая, спросил: "Это что, шутка такая, Ваша Честь?"
Супи аж поперхнулся и прошептал: "Проберт. . . ты идиот."
Судья оторвал взгляд от стола и удостоверился: "Вам это кажется шуткой, Г-н Проберт?"
Я пытался отодвинуться от Супи, потому что тот шпынял меня, и сказал: "Ну, мне это кажется неправильным. Они меня не предупредили об этом."
Судья ответил примерно так: "Г-н Проберт, я пошел на эту сделку из самых лучших побуждений. Однако, я уверен, что вы здесь окажетесь снова. Вы не продержитесь без нарушений. Таким образом, вы обязаны провести одну ночь в тюрьме. А сейчас покиньте помещение."
Все оказалось не так уж плохо. Мое пребывание там закончилось тем, что я играл в карты с сокамерниками. Они все оказались отличными ребятами.
Супи было поручено постоянно за мной присматривать. Он помогал мне поддерживать форму. Он все время гонял меня. По утрам мы отрабатывали катание, а так как у меня не было стиральной машинки, то я иногда не одевал нижнее белье. И попросил Супи поделиться парой его трусов. Как-то утром, я жевал гамбургер из Wendy's, когда Супи пришел на тренировку. Он обиделся и сказал: "Проб, я трачу на тебя время. Ты не стираешь свои трусы. Ты ешь гамбургеры и не воспринимаешь все это всерьез, и мне это порядком надоело!"
Один из болельщиков подошел ко мне и поинтересовался: "Проби! Ты как?"
Я ответил: "В полном порядке."
Он добавил: "Ты лучший."
Супи вмешался: "В честь чего такие громкие заявления в адрес Проба? Он же отброс."
Приятель возразил ему: "У него дар от Бога. Он мужик!"
Супи ответил: "Ты прав. Бог его создал, потому что ни один человек не в состоянии создать такой кусок дерьма."
Мне показалось это слишком резким, поэтому я расстроился: "Эй, Супи, ты всегда будешь меня преследовать?"
Супи сказал: "Конечно, ты у меня получишь." Супи поиграл за Penguins, Oilers, Canucks и Wings, а также немного успел побоксировать. Он был старше меня лет на десять. Итак, мы спустились в раздевалку, сдвинули скамейки, нацепили перчатки и провели три раунда по 1 минуте. В начале каждого раунда я бил его по голове, а он пытался прижаться лбом к моей груди.
На следующий день он пришел на матч с черными синяками под глазами, и Джерард Галлант поинтересовался: "Боже, Колли, ты всю ночь не спал?"
В аэропортах у нас всегда было много свободного времени, поэтому я часто разыгрывал кого-нибудь трюком с долларом – привязываешь его на нитку и бросаешь на пол. Кто-нибудь обязательно пройдет и заметит его – либо дети, либо пенсионеры, а ты тянешь за нитку. Конечно, потом я отдавал им купюру, так что никто обижен не был. У нас всегда было очень весело.
Плей-офф 1988 года оказался для меня самым результативным в жизни – я набрал 21 балл, побив рекорд Горди Хоу, установленный им в 1955 году – за десять лет до моего появления на свет. У Айзермана было травмировано колено, поэтому я играл в первом звене с различными партнерами, включая Джона Шабо и Петера Климу. Каждый предшествующий матчу вечер мы всем звеном ходили пропустить пивка. Мы обыграли Toronto и St. Louis, встретившись в третьем раунде, финале конференции, с Edmonton. Мы играли на загляденье, но Oilers были на голову сильнее нас. Уэйн Гретцки, Марк Мессье, Яри Курри, Гленн Андерсон, Грант Фюр – все пятеро в зале хоккейной славы, добавьте к ним Эсу Тикканена, Крейга Симпсона, Стива Смита, Марти МакСорли, Джеффа Бьюкибума, Кевина Лоу, Билла Рэнфорда и Крэйга МакТавиша. Просто убийственный состав. В итоге они завоевали кубок не только в этом году, но и в следующем. Мы проигрывали в серии 3-1 и были на грани вылета. Несмотря на это, некоторые по традиции пошли попить пива. Кто-то предложил сходить в очень популярный клуб Goose Loonies.
Руководство было довольно, что я не пью. Трое игроков, включая меня, были на сульфиране или антабусе. Это препараты для алкоголиков – вас стошнит, если будете пить. Я немного схитрил – пошел в кабинет Колина Кэмпбелла и вместо аспирина насыпал антабуса, который взял в тренерской, затем вернулся в тренерскую и высыпал аспирин в банку из-под антабуса. Представьте, каково было бедняге, выпившему аспиринчика, взятого в тренерской, а потом его стошнило, когда он решил выпить пивка в кругу семьи.
Каждое утро мне надо было навещать Колина, и он обычно говорил мне: "Окей, открывай рот!" – и закидывал мне в рот таблетку. Я фыркал и проглатывал её. Когда Демер спрашивал Супи: "Ты точно уверен, что Проби не пьет? Да ладно тебе, от него же несет перегаром," – тогда Супи отвечал: "Ни единого шанса для него, чтобы выпить. Я собственными глазами видел, как он принимает антабус."
Ночью перед матчем с Edmonton game тренеры решили проверить, все ли находятся в своих номерах после отбоя и обнаружили, что кое-кого нет на месте. Помощник генерального менеджера и Супи на стойке регистрации задали тот же вопрос, что и мы: "Какой бар посоветуете?" Само собой, им посоветовали Goose Loonies. Супи уставился на нас и произнес: "Парни, вы должны немедленно вернуться в гостиницу!" Я был уже поддатый, вышел вместе со всеми на улицу и сказал: "Отлично, ребята, сейчас мы быстренько вернемся в гостиницу. Давайте, садимся в такси," – и, как последний кретин, дал денег таксисту. Мы вернулись в бар, пропустили еще по паре бокалов и лишь затем вернулись в отель.
Неприятности начались за завтраком. В ресторане к Петеру Климе подошел наш центральный нападающий Брент Эштон и начал на него наезжать: "Нахуя ты тащишь Проби с собой? Из-за него итак достаточно дерьма, а ты еще и водишь его по барам и даешь ему пить! Какого черта, ты хоть немного думаешь?"
Кейт Гейв был редкостным мудаком, ведшим спортивную колонку в Detroit Free Press. Мы никогда с ним не ладили, потому что он был из тех, кто ждет чего-то такого, чтобы обосрать тебя в прессе, ну вы понимаете. Исключительно негатив. Он завтракал в одном ресторане с нами и услышал нашу беседу. Он пошел к нашему тренеру Жаку Демеру и сказал: "Мне стало известно, что кое-кто из ваших ребят пил прошлой ночью." На что Жак, прикрывавший в том числе и свою задницу, оборвал его и заявил: "Это не так." Вобщем, он подставил нас. В случае, если мы проиграем матч, то он тут не при чем, потому что команда вчера квасила, так ведь? Он собрал всех нас и произнес: "Парни, если вы сегодня выиграете этот матч плей-офф, то про ваши похождения напишут где-нибудь на последней странице. А если проиграете – то на первой полосе."
Разумеется мы проиграли, и заголовки газет запестрили. И Жак не преминул этим воспользоваться. Угадайте, кто стал козлом отпущения? Жак заявил, что мы обманули наших болельщиков, и в интервью Windsor Star подлил масла в огонь: "Боб Проберт был любимцем публики в Детройте. Надеюсь, когда в следующий раз он выйдет на этот лед, то не получит оваций, поскольку он их не заслуживает." И все в этом духе. Один из наших одноклубников, защитник Ли Норвуд, как всегда ныл: "Это будет хорошим уроком для Петера Климы и Боба Проберта, чтобы они перестали нарушать режим, иначе им будет не по пути с Detroit Red Wings." Норвуду пришлось завершить карьеру с металлической пластиной и восемью шурупами в ноге, после того как его же Харлей придавил его. Злодейка судьба.
Газеты продолжали трубить, и все стояли на ушах. "Да ебись оно всё," – подумал я, собрал вещи, прыгнул в свой 'Vette, и мы вместе с приятелем укатили в Дайтона Бич.
После инцидента в Goose Loonies клуб сообщил мне, что мне надо бы опять в реабилитационный центр. Я был категорически против такой постановки вопроса: "Ни за что. Я только что купил катер и новую машину, и к тому же я проторчал в этих центрах три лета подряд!"
Мой Monte Carlo поселился на свалке, поэтому я купил себе Corvette Convertible Triple Black, абсолютно черный – крыша, корпус, салон. Мне было двадцать три и он был неимоверно крутой. Я его очень любил, но он привлекал к себе чересчур много внимания, особенно копов. Стоило мне не там свернуть, и мне выписывали штраф.
Тем же летом я купил девятиметровый гоночный катер Formula 311. Он был словно из Майами, потому что выкрашен был в цвета в стиле Палм Спрингс – белый, ярко розовый, бирюзовый и черный. Мы привезли его на Lake Erie и стали прыгать на волнах от грузовых судов. Здесь от них можно поймать волну 3-3,5 метра. Чтобы тебя подбросило хорошенько – нужно стараться поймать волну серединой катера. Тогда вся лодка сможет оторваться от воды. Lake Erie настолько большое, что там рождаются огромные-преогромные волны. Налетая на них, становится видно желоба, и ты летишь. Мы отрывали от воды полностью девятиметровый катер и даже вращались в воздухе. Взять высоту – непередаваемые ощущения.
Я начал вращаться в кругах кокаинщиков. Оказавшись в этом вагоне, ты видишь продавцов повсюду. На большинстве вечеринок и баров, где я бывал, можно было встретить людей, занимавшихся этим. Многие парни сидели на нем. Это просто невероятно. Правда, не те, с кем я играл. Кокаин был волшебным. Можно было продолжать пить и оставаться на ногах. Мне нравилось пить, и пить, и не тупеть при этом. Я получал около восьмидесяти кусков в год, но и траты мои были огромными. Я потратил $80,000 на катер, $33,000 на 'Vette, и за каждую унцию кокаина (28 грамм) - $800 в неделю, и сорок-два куска в год. Я потратил все свои сбережения.
В сентябре 1988 Петер Клима, мой хороший приятель, и я были выведены из состава. Меня спустили в Adirondack и оштрафовали на $200 за то, что мы пропустили клубный автобус и рейс из Чикаго в Детройт на матч. Мы с Петером ночевали у меня дома, и планировали на рейс в 11 утра. Проснувшись поздно, мы позвонили и перенесли регистрацию. У нас было полно времени, чтобы успеть на второй рейс, но мы и его перенесли. Все-таки собравшись в аэропорт, мы зависли в стрип баре недалеко от аэропорта. Мы успели на последний рейс, но не успели до 12-30, поэтому нам телефоне оставили сообщения: "Не можем больше вас ждать. Вы вне заявки. Езжайте домой."
Мне кажется, что в низших лигах с опозданиями все гораздо строже, чем в Шоу. Как-то раз нас спустили вместе с Деревом. Нам нужно было лететь из Детройта ночным рейсом. Мы договорились с ним ехать из дома моих родителей в Виндсоре, поскольку у него не было машины. Я собирал вещи, а Дерево повторял раз за разом: "Бобби, мы не можем опоздать."
Я ответил: "Все нормально. Не переживай."
Но он не находил себе места, а мне нужно было еще кое-что сделать, поэтому я ему предложил: "Слушай, может тебя мой брат Норм довезет? А я присоединюсь в аэропорту."
Он уточнил: "Ты не опоздаешь?"
Я ответил: "Не, я буду как раз вовремя."'
Дерево и Норм уехали. Добравшись до границы Виндсора и Детройта, Норм обнаружил, что не взял с собой права.
В конце концов, Дерево смог убедить сотрудника иммиграционной службы пропустить Норма, чтобы тот отвез его в аэропорт. Они зависли там настолько долго, что я уже успел сесть в самолет и приготовиться к вылету. Когда пилот объявил о взлете – я вскочил со своего места и побежал по тоннелю к терминалу. Сотрудница аэропорта уже закрывала ворота, так что я сумел в последний момент просунуть только руку. Это её сильно разозлило, и она начала кричать: "Сэр! Вы должны убрать руку! Мы не можем разрешить взлет, пока я не закрою ворота." Я ответил ей: "Я знаю, но мы должны дождаться Дерево!" Мы спорили с ней несколько минут, пока я не услышал приближающегося Дерево: "Бобби, я здесь!" Не думаю, что отважился бы на такое сейчас. Задерживать самолет, готовый к взлету. Меня бы арестовали наверно. Но Red Wings были дружной командой. Никто не подсиживал друг друга. Мы были друг за друга горой как на площадке, так и вне её.
Однажды Петер Клима и я заехали к моему приятелю Тому Мюллену, чтобы посмотреть пару тачек. Том отличный парень, лет на десять старше меня. Он владеет фирмой TNT EDM, металлообрабатывающей компанией в Плимуте, штат Мичиган, сотрудничающей с Ford. У нас с ним всегда были дружеские отношения. Я заключал с ним несколько сделок, мы вместе играли в гольф и развлекались. Честный малый. Мы с Петером выпили немного пива после тренировки, но нам предстояло еще тренироваться. Мы должны были присоединиться к Adirondack "для факультативных тренировок", чем оба были расстроены. Мы немного поддали, и Петер заявил: "Не собираюсь я за них играть. Хуй им." Я согласился: "Точно, хуй им всем, не надо нам дополнительно тренироваться." Таким образом, мы пропустили автобус, и решили позвонить от Тома на радио и высказать все, что думаем по этому поводу, но Том остановил нас: "Вы, два идиота! Не вздумайте это делать! Потом пожалеете об этом."
Петер всегда мне нравился. Он был отличный парень и великолепный хоккеист. Мне кажется, что Red Wings разочаровались в нем. Может им показалось, что ему на все наплевать, не знаю. Мы с ним не раз попадали в разные переделки.

капитан_Немо_ все записи автора

 ПИЦЦА СВАЛИЛАСЬ, И ТЫ СВАЛИВАЙ

      С 25 января 1987 у нас начался 4-х дневный перерыв между матчами, в это время проходил Super Bowl между New York Giants и Denver Broncos. Я начал смотреть матч дома, но в одиночестве это было отстойно. Я очень любил Super Bowl. У меня всегда было три повода, чтобы напиться. Мой день рождения, Рождество и Super Bowl. Именно так. Это было моим требованием. Итак, я встретился с друзьями в баре. Я планировал не пить, но всегда найдется кто-то, кто скажет: "Давай выпьем, Боб," – мне придется отказаться: "Не, не, я не пью." Он ведь не уймется: "Всего один бокал," – и мне приходится соглашаться, а потом скрывать это от руководства клуба. Просто большой замкнутый круг. Я не считаю, что выпивка мешала мне играть в хоккей. Многие скажут, что я выступал гораздо лучше, когда выпивал. А когда я уходил в завязку – часто были обратные отзывы: "Совсем опустился, уже ниже киля пал."
В то особое воскресенье, когда проводился Super Bowl, я действительно не разгонялся, выпив всего пару рома с колой. Я находился постоянно под микроскопом - кто-нибудь мог запросто сдать меня.
Жак Демер хорошо ко мне относился. Я получал много игрового времени. Он ставил меня в первое-второе звенья. Как тренер он предпочитал больше разговаривать с игроками. Некоторые из нас считали, что его слова: "Давайте, давайте, сделайте их, парни!" – повторяемые изо дня в день, уже устарели. Однако, мне нравилось, что он не использовал множество видеоматериалов. Он был представителем старой школы. Его отец был алкоголиком, и он постоянно мне об этом говорил. Он действительно хотел со мной подружиться, так что после одного из важных матчей, который мы выиграли, и я неплохо себя проявил, Жак и я решили пропустить по паре кружек пива.
Пэт Дюшарм позвонил Жаку с укоризной: "Зачем ты это сделал? Теперь он считает, что ты его не осуждаешь."
Жак ответил ему: "Не знаю, Пэтти, я не думаю, что он алкоголик. Он был совершенно нормальным. Выпил пару бокалов пива и был в полном порядке."
После Super Bowl я вновь оказался в газетах, Жак вызвал меня к себе, объяснив, что мне вновь нужно на реабилитацию – это будет уже мой третий раз. Я ответил, что если я хочу выпить пива, то это никого не должно ебать, но он добавил, что если я откажусь, то он исключит меня из команды, и в довершении у меня будет уже третья стадия реабилитации. Блять!
 

    11 февраля 1987 я отправился в Brentwood Recovery Home для алкоголиков в Виндсоре, возглавляемый очень твердым священником преподобным Полом Шарбонно. Отец Пол ни с кем не сюсюкался. Wings позаботились о том, чтобы у меня было освобождение на посещение работы, так что я мог играть. Я жил в центре, но меня отпускали на матчи и тренировки.
Примерно через месяц в матче против Minnesota North Stars Джои Кочур забил на первой минуте. Через несколько минут я получил шайбу и рванул к их воротам. Френк Мюсил сбил меня, и рефери назначил буллит в ворота Кари Такко. Я так нервничал, что меня аж трясло. Я сделал несколько шагов до шайбы, раз пять взмахнул клюшкой, подхватил шайбу, пожонглировал с ней, переехал синюю линию и переложил шайбу с неудобной руки на левую. У меня было два варианта для броска – или бросать над ловушкой, или под пятую точку. Я решил бросать в домик – переложил вновь на неудобную сторону и резко бросил. Takko свел щитки вместе, но было уже поздно. Шайба отскочила от щитка, и мне подфартило – она проползла в левый угол. Признаюсь, это был очень щекотливый момент.
В конечном счете, меня выгнали из Brentwood за нарушение правил. Иногда мне назначали специальное лечение. Я доставал билеты для консультантов, и они разрешали мне не возвращаться подольше. Вообщем, все было нормально, и я раздавал автографы для их ребятишкам, если те успевали прийти до полудня.
Отцу Полу не нравилось такое положение дел, а вдобавок я еще и заглянул в стрип-клуб в Виндсоре. Не стоит этого делать, когда ты живешь в реабилитационном центре. Я повстречал там двух сестер француженок, работавших танцовщицами. Мы разговорились, и одна из них оставила мне свой номер, попросив перезвонить. Так я и сделал. Я пригласил её поужинать в одном из центральных ресторанов. Она заказала себе водку и апельсиновый сок, удивившись, что я не пью: "Ты себе ничего не заказываешь?" Я отговорился: "Да знаешь, мне сегодня еще за руль, может попозже закажу." Мне не хотелось, чтобы она узнала, что я не пью. Я думаю, ей бы не очень понравилось, если бы я ей все выложил: "Извини, я алкоголик," – понимаете, о чем я? Так что я обыграл эту ситуацию, словно не хочу схватить лишний штраф. Потом мы отправились в бар, и она заказала кувшин пива. Налила себе, а потом и мне. Я просто крутил бокал в руках, нагревая его, и думал: "Хорошо, буду просто притворяться." А потом появился другой кувшин, и я серьезно нагрузился.

 
      Последней каплей стала пицца, которую я заказал ночью, когда нам захотелось перекусить. В дверь постучали. На пороге стоял отец Пол, державший эту пиццу над плечом. Он швырнул её через плечо на пол и сказал: "Пицца свалилась, и ты сваливай."
Я не мог поверить, когда меня выбрали для участия в матче всех звезд НХЛ 20 января 1988. Заголовок в Windsor Star гласил: ПРОБЕРТ НА ДЕВЯТОМ НЕБЕ ОТ ПРИГЛАШЕНИЯ НА МАТЧ ЗВЕЗД, прямо в яблочко.
После объявления состава на матч звезд, я переночевал дома в Виндсоре, а утром отправился на тренировку. Один парень отказывался меня пропускать, поэтому пришлось звонить Пэту Дюшарму, он спустился вниз, и стал убеждать охранника, что все конфликты с законами США у меня улажены, и все в порядке. Пэт меня отмазал, но на тренировку я опоздал. Я переоделся, снял передние зубы, и пошел на лед. Я попросил Пэта, чтобы тот объяснил тренерам причину моего опоздания. Все были уже разогретые, а оставался сухим, и Супи, проезжая мимо меня, крикнул: "Погнали, Проби! Черт, ты просрал всю тренировку, и стоишь тут как идиот. Давай, работай." Я посмотрел на него и ответил: "Я решыл побересься до матся."
Этот матч стал одним из главных в моей карьере. Он проходил в Сент-Луисе. На площадке выступали просто невероятные личности – Марио Лемье, набравший шесть очков, Матс Нэслунд, сделавший пять передач; Денис Савар – гол+2 передачи; Дейл Хаверчак – гол+2 передачи; и, разумеется, Уэйн Гретцки, забивший на 18:46 первого периода с моей передачи. Если бы год назад мне сказали, что я окажусь здесь – я бы рассмеялся вам в лицо. Непередаваемые ощущения.
 

     В конце марта я получил письмо от Джимми Ди: "Рад сообщить, что вы достигли одного из предусмотренных контрактом бонусов в сезоне 1987-88. Набрав 60 очков, вы повысили свою зарплату до $150,000 за сезон." Я получил надбавку в $65,000 к своей начальной зарплате в $85,000.
Закончил он свое письмо фразой: "Боб, не могу ни отметить, насколько все мы довольны твоим выступлением в нынешнем сезоне. Уверен, что ты никогда не забудешь свое выступление на матче всех звезд НХЛ."
Мне повезло, что я оказался в НХЛ в самое подходящее для моего стиля игры. Я не был провокатором, я просто защищал своих одноклубников.
Хорошо, когда вы дружите в коллективе. Моя задача была проста: "Ничего не должно случиться со Стиви." Мне необязательно было всегда торчать с ребятами из команды. У меня была своя дорога, и я попадал в неприятности. Возможно, тогда мне надо было находиться немного ближе к ребятам. Несмотря ни на что, мы со Стиви были друзьями. Он хороший парень. Действительно хороший, классный парень. Он искренне заботился о своих товарищах по команде.
Думаю, что играть вместе со Стиви было также, как если бы я играл с Джо Сакиком, только Стиви был более общительным и более деловым, нежели Джо. Джо просто нормальный парень, которого ничто больше не интересовало, кроме как игра и его семья.
Стиви беспокоился, если я попадал в какие-бы то ни было неприятности, потому что мы были партнерами по звену. Я всегда думал, что это было итак понятно. Я был поражен талантом Стиви. С его габаритами, по сравнению с Лемье, он был просто бесподобным. Стиви делал все для команды. Именно поэтому он был настоящим лидером. Он ложился под шайбы, блокируя броски, так что тренер ставил его в пример игрокам четвертого звена: "Почему вы не ложитесь под броски, когда лучший из игроков падает под шайбы, летящие со скоростью более 160 км/ч?" Он шел в углы площадки. Он делал все возможное для победы. Когда тренером стал Скотти Боумэн, то попросил Стиви сосредоточиться больше на обороне, нежели о нападении. Все думали, что Стиви раздражен такой постановкой вопроса и потребует обмена. Но нет. Он планировал помочь Скотти Боумэну довести количество его перстней за кубок Стэнли до десяти. Он все сделал правильно. И они в конечном итоге победили. Удивительно, когда человеку, забивающему по 50 голов, говорят перейти в чекинг-лайн, и он соглашается на это.
Я играл с парнем, чье имя постоянно звучало в моих ушах: "Эй, Проби, ты видел того парня, что увязался за Стиви? Надо его убрать." А тот парень был просто огромным. Однажды, я задал ему вопрос: "У тебя что, перчатки клеем намазаны?" Никогда не любил игроков, которые будут задираться и накалять обстановку, а потом свалят, когда придет время расплаты.
 

     Свои лучшие бои я проводил в состоянии безумия и злобы. Мне не нравилось провоцировать соперников. Мне не нравилась сама идея того, что я должен подраться с тем или иным парнем, только из-за его репутации. На нас оказывалось огромное давление.
Меня возмущали грязные бои, такие как с Брайаном Курраном, которого прозвали Полковником. У нас с ним было 5 боев – в 1986, 1987 и три в 1988. Во-первых, он не снимал шлем, так что я постоянно разбивал себе все руки, а когда бой заканчивался, и он валялся на льду, а я уже отъезжал от него, то он хватал меня за лодыжки. Не понимаю, что ты хочешь этим доказать? Бой окончен, ты проиграл, прими это как мужчина. Не нужно этого делать. Если ты профессионал, то в тебе должна быть хоть капелька гордости, чтобы не делать таких идиотских вещей.
Я убежден, что не стоит дважды драться с одним и тем же, так как можно получить серьезную травму.
В октябре 1987, в матче, проходившем в Торонто, Дейв Семенко набросился на меня. Перед этим, у меня состоялась встреча с Уэнделом Кларком, ставшей односторонней. Судья схватил Уэндела за майку и оттащил. Он был настроен очень решительно – даже не собирался отступать.

     Семенко должен был присматривать за порядком на площадке, но не сделал это должным образом. Я проезжал за воротами, а он толкнул меня в спину. Он одурачил меня, натянув сетку на голову. Я пытался вырваться, когда самый высокий в лиге лайнсмен Майк Цвик вмешался. Семенко все еще наносил удары, а Цвик сковал меня так, что я не мог высвободить руку. Я орал на него: "Отпусти меня! Отпусти меня!" все, кто был на поле, подключились – вмешался Галлант, Айзерман пытался меня вызволить, подъехали и другие ребята. После схватки Демер отматерил судью, назвав это "грязным поступком." Меня же это мало волновало – Семенко продолжал играть. Я ожидал новой встречи с ним.
У нас не было долгого противостояния, как это было с Доми, но когда Семенко приехал в Детройт в январе, уверен, что зрители предвкушали грядущее. Игра протекала в зоне Торонто, и он задержался в ней последним, так что я был готов встретить его. Я был готов продолжить начатое в прошлом матче. Он попытался натянуть мне свитер, но я сумел освободить руку и приложиться хорошенько пару раз. Я понял, что все кончено, и отступил, тут же вмешались судьи - Семенко сидел на одном колене. Он смог подняться, но толи получил травму, толи просто был ошеломлен, но для него это оказалось перебором. После этого случая он не долго продолжал играть.

капитан_Немо_ все записи автора

Автор: Алексей Дзюбенко, со ссылкой на http://isport.ua .

Несмотря на то, что европейский хоккей не пропагандирует насилие и грубости в этой игре, грубиянов хватает везде. Мы уже поведали о самом ненавистном и успешном европейце в НХЛ Эсе Тикканене, а в этом материале мы вам поведаем о другом финском ”Плохише” – Яркко Рууту.

Рууту можно с уверенностью называть наследником ”Великого” Эсы. Оба финны, оба начинали своё выступление в хельсинском ХИФК, оба провокаторы… Чёрт! Да у них даже одинаковый рост и вес – 185 см, 95 кг. Вот только если Тикканен это игрок оборонительного стиля с довольно хорошей результативностью, то Рууту, это всё тот же оборонительный форвард, но с очень хорошим хуком и джебом. Ах да, а еще Рууту знает английский по-лучше своего коллеги.

На льду он суров и жесток, любит жесткую игру и силовые приёмы. Он любит потрепать языком, поспорить, оскорбить, в общем, его кредо это везде всунуть свой нос. Но настоящую славу Рууту принесло его ребячество на льду, за которое его просто таки ненавидят. То он уцепиться руками за ногу соперника, то схватит клюшку соперника, а может и, прихлопывая по своему заду, проехать мимо лавки запасных соперника, посылая их тем самым в … ну вы поняли. В общем, он просто большой ребёнок! А выходя из раздевалки после матча, он превращается в довольно серьёзного и интеллигентного мужчину: костюмчик, очки, улыбка и ни одного плохого слова в адрес своих соперников.

Яркко родом с городка Вантаа, который находиться всего в 19 километрах от Хельсинки, а потому принято считать его частью пригорода столицы Финляндии. Кстати, выходцами города Вантаа, помимо семейства Рууту, являются бывшие хоккеисты НХЛ Сами Капанен и Осси Ваананен, действующие Валттери Филппула (Детройт) и Антти Ниеми (Сан-Хосе), а также двукратный чемпион Формулы-1 – Мика Хаккинен. Возвращаясь к семье Рууту надо заметить, что у Яркко есть двое младших братьев Микко и Туому. Все трое занимались хоккеем с самого детства, являются воспитанниками хельсинского ХИФК, и причастны к НХЛ.

В 20-летнем возрасте Яркко получив спортивную стипендию, перебрался в США, где выступал в Национальной ассоциации студенческого спорта (NCAA) за Технический университет Мичигана. Но уже через год он вернулся на родину, где подписал свой первый профессиональный контракт с ХИФК. Два сезона с 1996-1998 года вышла для Яркко более-менее удачными: за 85 матчей он набрал 41 очко и 321штрафных минут. К тому же он неплохо себя проявил на Чемпионате мира 1998, завоевав серебро в составе сборной Финляндии, что позволило Яркко в том же году попасть на драфт НХЛ, где он был выбран Ванкувером под 68-м номером.

Несмотря на его великолепную физическую подготовку, Яркко, как и большинство новичков, был отправлен в минорные лиги для ”созревания”. Сначала Яркко еще на год вернулся в ХИФК, где выступая в одном звене со своим братом Микко, набрал 14 очков и 136 штрафных минут в 25 встречах. В следующем году они оба переехали в Северную Америку. Микко был выбран на драфте 1999 Оттавой 7-м раунде под 201-м номером. Сезон Микко провёл в NCAA, выступая за Университет Кларксона, но уже через год он вернулся в Финляндию, где играл вместе с ”младшеньким” Туому за Йокерит. В НХЛ Микко так и не сыграл. В 2003-м году он получил очень серьёзную травму колена из-за которой ему пришлось завязать с карьерой игрока, но от хоккея он не отошел и сейчас является скаутом Оттавы Сенаторз. А вот Туому считается самым талантливым среди братьев Рууту. Он был выбран Чикаго под 9-м номером на драфте 2001. Сейчас он проводит свой седьмой сезон в НХЛ, выступая за Каролину Харрикейнз. Так…. Всё! Темы братьев мы больше касаться не будем, а вернёмся к Яркко.

Сезон 1999-2000 Рууту начинал в качестве игрока основы Ванкувера, но поучаствовав лишь в восьми поединках (0+1), он был отправлен в фарм-клуб АХЛ Сиракуз Кранч, где выступал до конца сезона и показал действительно неплохую результативность: 58 очков(26+32) и 164 штрафных минут в 65 матчах. Следующий сезон Яркко начинал в Канзас Сити Блейдз ИХЛ, но перед плейофф-2001 он был вызван в Ванкувер. До конца сезона Рууту отыграл в 21 встрече, забил три шайбы и отдал три результативные передачи и смог дебютировать в плей-офф НХЛ, правда, в первом же раунде Кэнакс были биты будущими чемпионами Колорадо Эвеленш – 0:4, а Рууту набрал лишь одно очко и то с передачи. Выбыв из розыгрыша Кубка Стэнли, Рууту отправился на Чемпионат мира в Германию, и со сборной Финляндии завоевал серебряные награды.

Дальше были два слабеньких сезона c 2001-го по 2003-й, в которых Рууту в основном либо отлёживался в командном лазарете, либо же находился в резерве и появлялся в заявке на матч лишь в случае травмы одного из основных игроков Ванкувера. Полноценным игроком основы Яркко стал лишь в сезоне 2003-2004, когда провёл в составе Кэнакс 71-у встречу. Он смог набрать 14 очков и отсидел 133 штрафных минуты, с тех пор его результативность не падала ниже десяти очков за сезон, а количество штрафов не опускалось ниже 100 минут. Но только стоило нашему герою выйти на более-менее приличный уровень, как тут же грянул локаут. Как известно сезон 2004-2005 в НХЛ был отменён из-за локаута, а потому Рууту решил вернуться на родину, и подписал контракт с нечужим ему ХИФК. И знаете, год прошел зря, ведь Яркко умудрился набрать 215 штрафных минут за сезон, установив при этом рекорд СМ-Лиги. Правда, уже в следующем году его рекорд побил Мэтт Никерсон, на счету которого было 236 минут.

Вернувшись в НХЛ, Яркко провёл один из своих лучших сезонов. Во-первых, он отыграл все 82 матча сезона; во-вторых он впервые в карьере НХЛ смог забить десять шайб за сезон; ну, а апогеем его выступления в Ванкувере стала всемирно известная подножка на Дионе Фанёфе. После того как Рууту провёл силовой приём против Фанёфа, канадец решил отомстить и начал задираться к Яркко. Но Рууту не растерялся и вовремя смены ”лёгким движение руки”, а в данном случае клюшкой, опрокинул Фанёфа на лёд. Эта шутка немного напоминает какой-то мультяшный прикол, но, тем не менее, его считают одним из самых смешных эпизодов в НХЛ. 

В 2006-м Яркко участвовал на зимней Олимпиаде в Турине, где стал серебряным призёром. И как вы поняли, Рууту всё-таки покинул Ванкувер и летом 2006-го на правах свободного агента он пописал двухлетний контракт с перспективным Питтсбургом. Здесь он был призван добавить в молодой коллектив большей физической мощи. К тому же он служил таким себе буфером для тафгаев соперника, которые норовили нанести травмы молодым звёздам Пингвинов. Так в составе Пингвинз Яркко дошел до финала Кубка Стэнли в 2008-м году, где они в шести матчах уступили Детройту, что пока можно считать наилучшим достижением в НХЛ карьере Рууту. Всего за Питтсбург Рууту провёл 152 матча, на его счету 32 очка и 267 штрафных минут, а болельщикам он запомнился очень жестким парнем с невероятной самоотдачей. Также многие будут помнить о неприятном моменте, в котором были замешан наш герой и Крис Саймон.

15 декабря 2007-го года в матче против Айлендерс, Рууту и Тим Джекмен выясняли отношения прямо перед лавкой запасных Островитян, в это время как заходивший в калитку Крис Саймон, наступил коньком сзади на ногу Рууту. Когда Яркко упал на колени, Саймон еще пару раз наступил коньком прямо на правую икру финна, после чего спокойно себе покинул лёд.

Тут же Саймон получил пятиминутный штраф и удаление до конца встречи, а этот момент был рассмотрен в дисциплинарном комитете НХЛ. После слушания Саймон был дисквалифицирован на 30 матчей, что является второй самой большой дисквалификацией в истории НХЛ (на первом месте Марти Максорли, который был дисквалифицирован на год за удар в голову клюшкой Дональду Браширу).

Перед сезоном 2008-2009 Рууту подписал трёхлетний контракт с Оттавой Сенаторз. В том же сезоне он установил личный рекорд по количеству штрафных минут за сезон – у него их было 144. А с 21- очком, он смог впервые в своей карьере преодолеть отметку в двадцать за сезон, а уже в следующем сезоне Рууту набрал 26 очков, что пока является его личным рекордом. Шестого января 2009-го года Яркко повторил поступок Кэна Линсмена (http://isport.ua/hockey/nhl/news/120055.html ). Во время встречи с Баффало Сейбрз, Яркко укусил за палец Эндрю Питерса. При этом он прокусил его краг! В после матчевом интервью Рууту утверждал, что Питерс сам совал ему в рот пальцы и пытался выдавить ему глаза. Уже на следующий день Рууту был отстранён на два матча, а его кошелёк опустел на 32 тысячи долларов.

В конце прошлого сезона в Оттаве наметилась перестройка. Многим игрокам Сенаторз довелось покинуть столицу Канады. Так, 17-го февраля 2011-го года Рууту был обменян в Анахайм на драфт пик шестого раунда. А по окончанию сезона Яркко вернулся в родную Финляндию, где выступает за хельсенский Йокерит.

Серия сообщений "Тафгаи и Агитаторы":

Эта рубрика о игроках, профессия которых не типична для большинства игроков в хоккее. Кто они - рыцари на льду или грязные дебоширы? Ответы на все вопросы в этой рубрике.

Часть 1 - Джентльмен Тони.
Часть 2 - Драки или законное мочилово на льду! Как, зачем, почему?
...
Часть 19 - Стив Отт - главный хулиган Западной Конференции.
Часть 20 - Шон Эйвери - подонок в галстуке...
Часть 21 - Ублюдок, как одна из профессий в хоккее - Яркко Рууту.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

МОЖЕТ ПОВТОРИМ?

В октябре 1986 я был приговорен к двум годам условно за нападение на полицейского в ту ночь, когда мы отказались покидать таверну Tune-Ups. Однако, существовало положение, вследствие которого моя запись будет удалена, если я не буду пить весь этот срок. Те два задержания стали огромной головной болью. В ноябре, после поражения Leafs со счетом 2-0, мой одноклубник Петр Клима и я были задержаны в аэропорту встревоженными таможенниками. Год назад Клима сбежал из Чехословакии, и у него не было с собой туристической визы. Меня задержали за то, что я был на испытательном сроке и с временной визой, которой также у меня с собой не оказалось, пришлось ждать, пока мне ее пришлют. Попались.
Тот год получился довольно забавным, но у меня случилась куча проблем. Меня задержали на таможне, задержала полиция, я был вне состава Wings. Все началось в тренировочном лагере. Я травмировал колено, мне сделали операцию, после которой я выпал из основы, и для меня могло все закончиться. Хирурги прооперировали меня, вырезав хрящ. Через две недели я вернулся в игру. Порядка десяти лет все было в порядке, а потом снова нужна была операция.
Как то вечером в декабре 85-го Дерево и я были в Квебек Сити в преддверии матча. Ни один из нас раньше не был здесь. Дерево предложил мне: "Послушай, Бобби, я завтра не играю. Ты же знаешь, что у них отличный состав с Петером и Энтоном Штясны, Майклом Гуле. Так что пошли, расслабимся сегодня. Покушаем, возьмем по 6-7 пива, не больше."
Мы пошли в один шикарный ресторан, выпили там немного и в районе 21-30 вышли оттуда. На улице шел снег, так что мы решили прогуляться. Проходя мимо какого-то клуба, мы услышали Led Zeppelin и решили заглянуть туда. Я заказал нам в баре по парочке Джека с колой, а Дерево заказал 4 пива у официантки. Там мы немного посидели и вернулись в гостиницу в районе 4-30. На двери нас ждала записка: позвоните тренеру.
Я скомкал её, но их оказалось немерено – на выключателе, на подушке, на телефоне, на ночниках.
Дерево замялся: "O, Боже."
Утром мы пошли на завтрак, не будучи уже столь самоуверенными. От нас несло перегаром. Там был наш тренер Гари Нил со своим помощником Колином Кэмпбеллом, прозванного нами Плаксой. Нил произнес: "Вы двое, идите сюда."
Дерево сказал мне: "Бобби, давай я сам поговорю с ним."
Нил взглянул на Дерево и спросил: "Где вы были прошлым вечером? "
Дерево ответил: "Гуляли."
Нил посмотрел на меня: "Где ты был прошлым вечером, Бобби?"
Дерево ответил: "Гулял."
Нил продолжал: "Во сколько вы вернулись?"
Дерево ответил: "Поздно."
Нил констатировал: "Что ж, в полвторого вас не было в номере."
Дерево ответил: "Мы подошли попозже."
Нил закончил беседу: "Окей, с каждого по 300 баксов, и кстати, Дерево, ты сегодня играешь."
Мы выиграли 5-4. Дерево стал толи первой, толи второй звездой матча, а я забил гол, отдал голевую передачу и выиграл драку. Следующим вечером мы полетели в Хартфорд, заказав себе по пиву. Так как мы выиграли матч, то я предложил Дереву: "Может повторим?"
Мне было двадцать, и мне казалось, что я непобедим. В декабре 1986 незадолго до Рождества я и мой приятель-хоккеист собрались в бар Peachy's в Виндсоре. Потом решили пострелять по барам Виндсора, побывав минимум в пяти. Мы пили виски и водку и окончательно накидались. Потом я решил сесть за руль и отвезти своего приятеля домой в Детройт. Обратно я возвращался в Виндсор по туннелю, а что происходило потом - толком не помню.
Я остановился на светофоре на пересечении Ouellette и Wyan¬dotte, рядом со мной также кто-то остановился. В протоколе было написано, что второй водитель утверждал, что я выглядел мертвецки пьяным. Видимо, я наклонился вперед и сощурил глаза. Этот ублюдок с визгом шин рванул со светофора. Я топнул педаль в пол, и дальше все было словно во сне. Я словно летел над дорогой, глядя ему вслед, а затем резко ударил по тормозам - хряяссссссь!! Тот водитель сказал, что я отшатнулся от припаркованного на обочине такси, зацепил её и выскочил на другую полосу. Сказал, что я потерял управление, вылетел на обочину и врезался. Водительской стороной я налетел на бетонный столб. Столб сломался и упал прямо на крышу машины. Надо было видеть мой Monte Carlo. Он был разбит всмятку.
По-видимому, несколько парней вытащили меня из машины и положили меня на обочине. Помню как меня на носилках грузили в реанимацию. Врачи щекотали мне ступни, проверяя, не парализован ли я. Я спросил у водителя: "Во что я врезался? Никто не пострадал?" Он ответил: "Нет, ты врезался в столб."
Они отвезли меня в больницу, и вот, сидя на кушетке, я подумал: "Интересно, где мой второй башмак?" Вскоре зашел доктор и заштопал меня. У меня был разорван хрящ в грудной клетке, и все лицо было изрезано. Когда он закончил зашивать мое лицо, то разрешил мне идти: "Можешь быть свободен, только никому не рассказывай о произошедшем." Я не мог ему возразить. За дверью стояли копы, так что я встал с кушетки и приоткрыл её. Дождавшись, пока они отойдут, я распахнул дверь пошире и осмотрел холл. Никого. Я вышел в коридор и, ковыляя из последних сил, почти смылся оттуда. Я добрался до выхода, открыл дверь и услышал изумленный оклик: "Эй, куда это ты собрался?" Двое копов меня повязали и отвезли в участок, где пытались заставить дунуть. Я был еще изрядно пьян, и у меня болело все, что могло болеть. В своем рапорте они написали, что я не переставал говорить им, чтобы они отъебались от меня, пока все- таки не согласился пройти освидетельствование на алкотестере. Разрешённая доля содержания алкоголя .08, я выдул .17.
Я провел ночь в вытрезвителе. Они отпустили меня в 8 утра. Тем временем, Джим Лайтс, адвокат Wings узнал об этом инциденте. Я должен был встретиться с ним, как только меня выпустят. Я пришел к нему офис, и он предложил мне присесть. Я так и сделал, а он закатил истерику на целый час. Просто орал на меня, говорил, каким мудаком я себя выставил, вгоняя меня в краску, что выставил в дурацком свете Wings – конечно все по делу. Нет, чтобы меня поддержать: "Эй, Боб, рад тебя видеть живым." Только об этой гребаной аварии! "Убирайся отсюда к чертям собачьим."
Я тоже был рад тебя видеть, Джимми.
Wings дисквалифицировали меня на неопределенный срок из-за моих приключений с DUI. Стиви Ай был отличным снайпером, а когда в прессе появлялись нелицеприятные статьи о моих похождениях, он комментировал это так: "Что за хуйня, Проби?" Несмотря на это, он раз за разом за меня заступался. Он заявлял прессе, что никогда не видел меня ни с чем крепче содовой, и что клуб не станет цацкаться со мной только потому, что мы с ним друзья.
Таким образом, в январе на мне висел двойной испытательный срок – за недавний инцидент и за апрельский арест и конвой с DUI в преддверии кубка Колдера. Донни Михен был моим адвокатом и агентом, подписавшим мой первый контракт. Он был хорош, но теперь мне требовался более искушенный адвокат.
У моего отца был хороший приятель Дон Уили. Он работал детективом в полиции Виндсора. Они вместе с отцом патрулировали улицы на Харлеях. Дон присматривал за Нормом и за мной после смерти отца. Джим Лайтс и Колин Кемпбелл связались с Доном, и он посоветовал им одного человека, способного вытащить меня – Пэта Дюшарма. Дон охарактеризовал его как очень опытного адвоката, за что его ненавидел весь департамент полиции. Так что я нанял его, чтобы он смог мне помочь.
Тренер Wings Жак Демер снял с меня наказание в Рождественский сочельник после разговора по душам. Он был очень расстроен из-за этой аварии. Он проводил рекламную агитацию против пьянства за рулем, после того как пять лет назад потерял в такой аварии лучшего друга. Мне было настолько не по себе, что я обещал больше не пить.
В середине января меня оштрафовали и лишили водительского удостоверения, после того как признали меня виновным в случае с отказом от прохождения освидетельствования на алкотестере. Я давал показания по этому делу. Я встал за трибуну, и отвечал на вопросы прокурора. Его допрос выглядел примерно так: "Мистер Проберт, вы известны в НХЛ как очень жесткий игрок, не так ли?"
Я ответил: "Да, это так."
Он продолжил: "В некоторых статьях, прочитанных мной, утверждается, что вы чемпион в супертяжелом весе во всей НХЛ, если можно так сказать."
Я отвечал: "Да, я тоже слышал такие мнения."
Допрос продолжался: "Если кто-то из игроков на хоккейной площадке захочет победить вас, то вряд ли сможет оказать серьезное сопротивление, поскольку вы очень сильный боец."
Я ответил: "Есть конечно серьезные ребята, но им тяжело со мной тягаться."
Он сказал: "И точно так же, когда офицеры задержали вас, а вы отказывались проходить освидетельствование, в то время как они на этом настаивали, вы не захотели дуть в трубку, когда они сказали вам дуть в неё, и не смогли бы силой заставить вас это сделать, потому что таких мощных офицеров нет на свете, не так ли?" Я отвечал: "Наверное, вы правы." Он подытожил: "То есть, как я понимаю, даже шесть офицеров не смогли бы заставить вас пройти тест, не так ли?"
Я сказал: "Думаю, да."
Покидая суд, я обратился к Пэту Дюшарму: "Я плохо выступил, да ведь?"
Дюшарм ответил: "Если в качестве обвиняемого по судебному делу, то не очень хорошо, а если для аудитории Saturday Night Live, то блестяще."
По этому делу мне вынесли приговор. В конце судья задал мне вопрос: "Если послать отряд полиции девятнадцать раз это не отказ, то как еще это назвать?"
По второму нарушению я был оправдан, но мне пришлось заплатить два огромных штрафа и остаться без прав на год за отказ от прохождения освидетельствования на алкотестере. Прокурор хотел засадить меня за решетку, но Дюшарм нанял судмедэксперта из Торонто Риту Чарлбуа. В тот апрельский вечер я выпил штук пять Molson Lights в течение двух часов. Ей удалось убедить судью, что при моем росте за метр девяносто и весе 95 кг этого количества недостаточно, чтобы одурманить меня. Судья принял эти доводы, и до поры до времени я остался на свободе.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

КТО-НИБУДЬ СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ

Летом 85-го я проходил отличные сборы с Detroit Red Wings. Я был первым снайпером сборов. Это был уже третий мой трейнинг-кемп в NHL, и сейчас я стал понимать, что выхожу на профессиональный уровень. Криспи научил меня многому, поэтому сейчас я пахал в поте лица. В первые два раза я думал: “Какого черта, ну не смогу пробиться в Wings - вернусь в юниорку.” Нынче так уже не выйдет.
В то время тренером Detroit был Гарри Нил. Не думаю, что у него и у Джимми Ди подкоркой сидела мысль, что я нарушитель порядка, но меня беспокоила возможность командировки в Американскую хоккейную лигу, так как у Wings были трое левых крайних, кроме меня: Джон Огродник, забивший за полтинник в 1984-85; Уоррен Йанг, свободным агентом подписавший огромный контракт после удачного сезона за Pittsburgh; и Петр Клима, сбежавший из Чехословакии в то лето. Осенью меня отправили в Adirondack, ущемив тем самым моё эго. Я был подавлен.
Adirondack Red Wings выступали в Глен Фоллс (Нью-Йорк, порядка 80 км севернее Олбани) в восточной части штата. Я жил с нашим вратарем Крисом Пьюси (одноклубником еще по Brantford) и защитником Дэйвом Королем на верхнем этаже дома. Я переоборудовал кухню в свою спальню, а они постоянно жаловались, что там воняет словно от кошачьего туалета. Несмотря на то, что я был расстроен своим отсутствием в Шоу, мне нравилось в низшей лиге. Бары открыты до 4 утра и на тебя никто не давит. У нас был отличный тренер Билл Дайнин, поигравший за Detroit в 50-е.
Нашими соперниками по Северному дивизиону были Moncton, Fredericton, Halifax, Sherbrooke, Portland, Maine, что давало нам огромное количество времени на опустошение бара во время поездок – мы ехали в приморские провинции и дважды играли в Монктоне, дважды в Галифаксе, дважды в Фредериктоне, и только потом отправлялись домой. У нас была традиция: выиграли матч – пошли и отметили это дело. На следующий день шли на тренировку минут на 45-30, а вечерком принимали еще по паре банок. Когда я попал в лигу, во всех клубах практиковались общекомандные застолья. Это было почти обязательным моментом, общекомандным мероприятием. В свободные от игр дни, мы ходили куда-нибудь выпить пива. Это было очень полезно для поддержания боевого духа. Это сближало коллектив. Сейчас у каждого своя дорога после матча.

В сезоне 1985-86 я мотался между Adirondack и Detroit. Мой первый вызов в основу состоялся в первую неделю ноября. Wings никак не могли набрать обороты – после двенадцати матчей в их активе была всего одна победа. Полагаю, они решили, что я не смогу ухудшить их положение.
Очень часто вместе со мной вызов получал и Марк ЛаФорест (Дерево). В первую же неделю пребывания в клубе, несколько ребят схватили его прямо в душе на Джо Луис Арене. Они завязали ему глаза, полностью раздели, и привязали к багажной тележке, словно орла с распростертыми крыльями. Так голым и провезли метров восемь. Остальные новички не могли ничем ему помочь – им оставалось только сидеть и наблюдать за происходящим. Парни побрили его с головы до пят, а потом выкрасили его ноги черной краской. Когда они брили ему ноги, казалось что тут настоящая парикмахерская. Дерево невозмутимо напевал " Джека-попрыгунчика", словно его ничто не беспокоило.
Затем они выкатили в центр площадки. Все уборщицы, подметавшие в проходах и между сиденьями, награждали его забавными комментариями: “Бедняжка, тебе наверно холодно”. Дерево продолжал петь, а ветераны надрывались: “Мы знаем, что ты тебе это нравится, урод!” Идея заключалась в том, чтобы запугать новичков, а он напевал в свое удовольствие Роллинг-Стоунс. Я был очень горд им.
Наконец, ветераны сказали: “Ладно, забирайте его”. Я выбежал на лед: “Дерево! Так держать!” Я развязал ему руки и ноги, отвел обратно в раздевалку, где мы дружно посмеялись над случившимся. Поскольку Дерево был вратарем, то кошмарил его вратарь-ветеран Эдди Мио. Я подумал, что неплохо было бы побрить Эдди. Я сказал: "Слушай сюда. Я схвачу и повалю его. Он не сможет вырваться."
Дерево ответил: "Ох, не знаю, Боб. Они убьют нас."
Я спросил: "Будем связывать ему ноги?"
Дерево растерялся: "Думаю не стоит."
Я настоял: "Я серьезно."
"Нет, Боб, у нас ни малейшего шанса провернуть эту затею."
Пять минут спустя, в середине раздевалки, я напрыгнул на Эдди и повалил его, крикнув: "Дерево! Я держу его!" Дерево был в ужасе: "Ради Бога, Боб, отпусти его!"
Через несколько дней Дэнни Геир и Дуайт Фостер подошли к Мио с предложением: "Мы собираемся побрить Боба Проберта." Эдди парировал: "Отлично, только я пас." Но они его уговорили: "Да брось, ты же его знаешь, он из твоего родного города. Да и он хотел побрить тебя. Подойди к нему и повали его. Мы не будем усердствовать." Итак, Эдди согласился: "Я сделаю это."
Эдди подошел ко мне и сказал: "Бобби, иди сюда, я хочу поговорить с тобой." Я подошел и начал было беседу, как вдруг Эдди набросился на меня, а сзади пятеро парней схватили меня. Я стал бороться с ними, но Эдди прошептал: "Бобби, не дерись! И не бей меня пожалуйста! Парни просто хотят попугать тебя." Тогда я сбавил обороты, и они повалили меня на стол и связали.
Дуайт Фостер взял бритву и побрил меня, а парни раскрасили меня, точно также как Дерево, с той лишь разницей, что я не покидал раздевалку. Когда они закончили, то все свалили. Чуть позже тренер и администратор меня выпустили.
На следующий день мы все посмеялись над этим. Что было, то было – прошлого не переделать: я официально стал частью команды.

В том сезоне я сыграл 32 игры в АХЛ, забросил 12 шайб и отдал 15 передач; за Detroit я провел 44 матча, забросил 8 шайб и 13 раз был ассистентом.
А еще у меня было 152 штрафных минуты в Adirondack и 186 в Detroit. Я осознавал, если хочу остаться в Шоу, то мне придется биться со всеми тафгаями, чем собственно я и занялся. Мой третий бой в НХЛ состоялся 14 декабря в первом периоде матча против Flyers. Я сцепился с Дэйвом Рихтером. Он был огромным левшой – 195 см, 97 кг. Он был готов к бою. Я сделал все как полагается. Очевидно, что лучше вызвать соперника на бой, нежели просто наброситься на него. Что касается меня, то я хотел честного боя. Ты хватаешь меня за руку, я хватаю тебя, а там посмотрим, кто победит. Примерно так. Некоторые применяют грязные приемчики. Например, хватают за волосы или давят на глаза. Но в основном, все бойцы-тяжеловесы в НХЛ вели себя порядочно. Некоторые пытаются сковать тебе руки, стараясь не пропустить ударов, бросят несколько ударов в твою сторону, чтобы казаться участвовавшим в бою. Большинство бойцов будут уворачиваться и наносить удары в ответ. По-большому счету, я думаю, что болельщики хотят видеть двух парней, пытающихся вырубить друг друга, а не только слегка покружившихся вокруг.
Потом у меня был бой с Риком Токкетом, у которого было 23 боя в том сезоне. Джон Барретт, один из наших защитников-гренадеров, силовым приемом выбросил на скамейку Рича Саттера, а его брату-близнецу Рону это крайне не понравилось. Тут же началась рукопашная, и мы ввязались в неё с Токкетом недалеко от скамьи штрафников. С моей стороны все было честно, а Токкет пару раз ударил меня головой. Мне удалось вернуть себе преимущество, и справедливо выиграл тот бой. Мой брат Норм присутствовал на том матче вместе со своими друзьями. Увидев, как Токкет использует грязные приемы, он примчался вниз к скамейке штрафников. Спустившись туда, он подумал: "Ну и нахрена я сюда прискакал?"

Команда Adirondack состояла из игроков низших лиг (парни вроде Горди Робертсона и Теда Спирса), тех кто вот-вот завершит профессиональную карьеру (Эдди Джонстон, Барри Мелроуз, Бретт Кэллихен), а также новичков (таких как я, Шон Бурр, Джои Кочур и Адам Оатс). Мы финишировали первыми, обогнав на очко Maine Mariners, и в первом раунде плей-офф кубка Колдера сошлись с Fredericton Express. В первом матче их тафгай Ричард Землак, набравший 280 штрафных минут в регулярке, намеревался переломить ход событий. Я его быстро вырубил, и, поскольку бой был очень быстрым, я не ожидал продолжения. Во втором матче он врезался в меня, а потом решил, что не хочет со мной прогуляться. Но было слишком поздно – я не мог позволить ему смыться, и мы подрались. В будущем это столкновение не лучшим образом отразится на моем здоровье. На этот раз я не дал ему ни единого шанса, выиграв бой в одну калитку. После этого он признался, что осознавал, как плохо выглядел, и что болельщики звали его за это бесхарактерным цыпленком. Вот такое давление испытывают на себе бойцы.
После двух матчей в Glens Falls счет в серии был равным, затем мы переехали на третий матч в Freddy Beach. Во втором выездном матче Fredericton выбивал из нас всех чертей. В середине второго периода мы летели 5-1, и тренер снял с игры Дерево. Пьюси встал в ворота, и некоторое время неплохо играл, но в третьем периоде Fred¬ericton опять понеслись на наши ворота. Забив гол, они проезжали мимо нашей лавки, радостно размахивая кулаками, словно в руках у них был насос. Я просто ненавидел такую дерзость. Меньше чем через минуту, они опять забили. Счет стал 7-1, и они опять проезжали мимо нашей лавки, размахивая кулаками и дразня нас. Они выигрывали – но почему, как так? Дерево стоял позади скамейки, сходя с ума: "Сделайте же что-нибудь! Этого не может быть! Сукины дети. Кто-нибудь сделайте что-нибудь!"
Я взглянул на их вратаря Фрэнка Каприса. Он был совершенно расслаблен, так как мы мы его ничем не тревожили. Но кто-то должен был что-нибудь сделать. Я выскочил со скамейки запасных и погнался за их защитником Нилом Белландом (немного поигравшего за Vancouver Canucks), владевшем шайбой. Я проехал за ним до их ворот, а когда он поехал за ворота, то я выскочил на пятак прямо перед Каприсом. Он врезался в перекладину. Его перчатки полетели в одну сторону, клюшка в другую, маска слетела, ворота упали, а сам он упал на спину, корчась и валяясь по льду. Белланд развернулся и подъехал ко мне. Я схватил его за голову, придушив рукой. Я стоял спиной к бортику, ожидая их подкрепления. Но никого не было, поэтому я отпустил Нила и поехал на смену. Никто из их команды ко мне не прикоснулся.
Каприса увезли на носилках, а меня дисквалифицировали до конца серии решением президента АХЛ Джека Баттерфилда. Андре Савар, тренер Fredericton, жаловался на грубую игру, жлобскую тактику и все такое. Но для меня главным вопросом было то, кем они являлись. Ни один их игрок не вступился за Каприса.
Итак счет в серии стал 2-2. Мы вернулись в Glens Falls и вынесли их 9-3. Каприс действовал довольно неуверенно. Думаю, что он и шайбу толком не видел, потому что я солидно его прессанул. А потом мы выиграли 5-4 на их поле во втором овертайме.

Я не принимал участия в полуфинальных матчах против Moncton. Меня препроводили домой в Виндсор. Я развлекался, когда копы меня сцапали и упрятали за решетку на ночь, мотивировав это тем, что у меня были красные глаза, от меня несло спиртным и я был невменяем. Что ж, мне пришлось с ними согласиться. Moncton не был жесткой командой, поэтому Дайнина мое приключение не тревожило. Я ему был нужен в финале против Hershey Bears. У них было много тафгаев.
Мы обыграли Moncton в пяти встречах, в то время как полуфинал между Hershey и St. Catharines длился все семь. Это дало нам шесть выходных между сериями. У наших тренеров было правило на плей-офф – никто не должен слоняться по барам. Во время перерыва Дерево и я пошли в бар в Glens Falls, и угадайте, кого мы там встретили? Тренера.
На следующий день Дерево пошел извиняться перед тренером: "Послушайте, мне очень жаль. Бобби и я вышли прогуляться и пропустить по паре кружечек после обеда. Прогулка была великолепной."
Тренер ответил: "Ладно, ничего страшного, я вчера застукал семнадцать наших парней."
Hershey Bears попытались нас запугать. Они являлись фарм-клубом Philadelphia. Они дрались больше нас, у них было больше здоровяков, и они были очень мастеровитые. На первом матче в Hershey на арене собралось порядка восьми тысяч зрителей. Во второй смене я боролся в углу с огромным защитником Майком Стотхерсом, и он бросил мне вызов. Я принял приглашение. Их капитан Дон Нахбаур был против такого развития событий, так что в следующей моей смене он вызвал меня прямо перед лавкой Hershey.

На следующий день в статье Glens Falls Post-Star журналист Гордон Вудворт отметил, что "выхлестнув" Нахбаура я позволил нашей команде раскрыться во втором матче. Они перестали бить нас, бросили провокации после свистка. А так как наш уровень мастерства был выше, то мы и выиграли кубок Колдера.
Тем вечером состоялся огромный праздник. Зрители передавали нам бутылки с шампанским прямо на лед. Потом мы все оказались в баре под названием Trading Post. Дерево пошел справить нужду, повстречав там кого-то. Он постучал в дверь. Через несколько секунд огромный детина вышел оттуда, бросив взгляд на Дерево. Спустя час, когда Дерево собирался уходить, увидел этого здоровяка возле выхода. Поэтому Дерево подошел ко мне и сказал: "Проби, видишь того парня? Того качка размером с холодильник?"
"Конечно", - ответил я.
"Он хочет меня убить."
"Что, серьезно?" – переспросил я.
Я подошел к тому парню: "У тебя проблемы с Деревом?"
Он ответил: "Ага, проблемы. У тебя с этим проблемы?"
Я вынул свои зубы, спрятал их в карман и пошел поговорить с ним: "Отлично, пошли, Халк Хоган."
Наша компания вышла на улицу. Я не хотел, чтобы нас разнимали, поэтому позволил ему ударить меня по лицу раз пять-шесть. Потом я его схватил, не давая шелохнуться и сказал: "Все видели, что не я это начал?" Я закончил его успокаивать уже на земле. Мой приятель и одноклубник Шон Бурр сказал, что это было страшно. Я поднял свой пиджак и вернулся обратно выпить еще пивка. Позднее мне пришлось ехать в больницу, чтобы наложить пару швов. Забота об одноклубниках была моей работой не только на льду, но и вне его.
Первый раз я приложился к коксу на вечеринке по поводу завоевания Кубка Колдера. Я всегда боялся его. Я слышал о его воздействии на мозги, так что старался держаться от него подальше. Когда я уже собирался уходить, один из игроков позвал меня: "Пошли в уборную, хочу тебя кое-чем угостить."

Я отказался: "Не, я хочу."
Он не унимался: "Пошли, тебе понравится. Он отрезвит тебя, и ты почувствуешь себя прекрасно!"
"Нет, нет. Я в порядке."
Позже вечером мы поехали к другому парню, и он мне тоже предложил: "Боб, пошли со мной." Мы поднялись на верх. К тому времени я солидно нагрузился, так что мне уже было не так страшно. В его спальне на комоде нас уже ждали несколько дорожек. Он дал мне свернутую купюру и я взял несколько дорожек. Это была любовь с первого взгляда. О да! Я слегка поморщился, словно от выпивки, в голове все смешалось. И вдруг я почувствовал невероятный прилив сил. Я почувствовал себя Суперменом. Невероятное ощущение: "Ух ты! Это потрясающе!" Я вернулся через часик и попросил добавки: "У тебя есть еще эта штука?"
Но нет, все закончилось.

Я жил в отеле Куинсбери в Glens Falls (я отказался от квартиры с Пьюси и Королом). Вернувшись после вечеринки к себе, я подошел к девушке администратору, немногим старше меня: "Привет, не подскажете где можно по близости достать кок..н?" Это звучало так, словно я спросил где можно купить зубную щетку. Она одарила меня тяжелым взглядом и покачала головой: "Ох, нет, я не знаю никого." Испытав это в первый раз, мне хотелось еще.
На следующий день я поехал в Детройт с одним из наших ветеранов. Вместе с нами до шоссе ехал еще один молодой игрок. Нам нужно было на запад, а ему на север. Мы добрались до перекрестка и съехали на обочину. Ветеран вытащил пакет и разделил его пополам с молодым. Нам предстояло провести весь день в пути, так что он хотел нюхнуть дорожку до того, как мы пересечем границу штата. Он взглянул на меня: "Эй, Боб, не желаешь присоединиться?" Я все утро вспоминал, как хорошо мне стало прошлым вечером, так что я согласился. Если вы нюхаете кокс трезвым, то во рту появляется странный вкус. Я начал сплевывать, но старший сказал мне: "Нет, не плюйся! Лучше проглоти, пусть оно окажется в желудке." Я так и сделал, но мне очень хотелось выплюнуть все это.

Мы выиграли последний матч кубка Колдера 21 мая 1986. К 28 мая руководство Red Wings узнало о том, что меня под конвоем сопровождали домой, и отправили меня в реабилитационную клинику. За что мне пришлось заплатить из собственного кармана. Я не думал, что у меня проблемы с выпивкой, но знал, что если не поеду туда, то будут большие проблемы. Но дата поездки перенеслась, после того как выяснилось, что у меня мононуклеоз и воспаление горла.
Я отправился на лето домой. Так как я жил у мамы, то принимать наркотики у меня не было возможности. Мои виндсорские друзья не нюхали кокаин не под каким предлогом, но вечеринки устраивали с удовольствием. 2 июля я с моим приятелем хоккеистом Джеем Ди Урбаником, игравшим за Spitfires и задрафтованным в Boston, выпивали в баре Тьюн-Апс. Было уже 1:25 и бар закрывался, поэтому официантка попросила нас закругляться. Мы продолжили пить, и охранники вызвали копов. Я был арестован за нападение на полицейского, а Джея Ди обвинили в сопротивлении полиции. К 22 июля я чувствовал себя намного лучше, и анализ на моно оказался отрицательным. Клуб отправил меня в Центр Сити в Миннесоте в учреждение под названием Hazelden, место, где побывало немало профессиональных команд и спортсменов. В аэропорту я встретил девушку, направлявшуюся туда же. Ей было слегка за двадцать, симпатичная блондинка. Нас усадили в фургон, и по дороге мы с ней познакомились. Забавно, что когда вы впервые попадаете сюда, то всех сразу разделяют по направлениям, но в течение первых пяти дней все находятся в общей группе, так что я успел побыть с этой девушкой.
там можно было хорошо прогуляться по лесу. В один из дней мы пошли к огромному черному ясеню, разбитому грозой, решили поваляться на нем и начали раздеваться. Одна вещь за другой, и мы сделали это прямо на стволе. А во второй раз все получилось тупо. Мы решили сделать это прямо около пешеходной дорожки. Это было безумие, потому что из-за неожиданно приближающихся людей, нам пришлось прятаться в кусты. Нас не засекли, но она рассказала своей подружке, которая сказала, что заложит нас, если та сама не расскажет. Поэтому ей пришлось согласиться. Двое сотрудников центра пришли в мой корпус с заявлением: "У нас есть основания полагать, что у вас был секс с одной из наших клиентов-женщин." На основании этого, они перевели меня в другое место в Миннесоте. Не думаю, что это было честно. Они не дали мне шанса самому сознаться. Все произошло неожиданно.
Помню, когда меня повезли в фургоне, эта блондинка провожала меня взглядом, ей пришлось остаться там. Я чувствовал себя последней сукой. Она была очень горячей. У неё на руке было кольцо с огромным бриллиантом, она рассказывала, что вышла замуж за парня, чьи родители были очень влиятельными в спортивных кругах. В следующем году я прочитал в газете об их разводе. Тогда был огромный скандал в Штатах. У них была страшная бойня в суде, и она "честно поведала" о его злоупотреблении кокаином и получила кучу денег.

Я провел еще месяц в госпитале Abbott-Northwestern в Миннеаполисе. Они не церемонились со мной, как это было в течение недели в Hazelden, что казалось мне бесчеловечным. В прессе появилось нужное объяснение моего переезда из Hazelden – там был недостаточно хороший спортзал. Подъем в 6-30, с 9 до 9-30 лекция, групповая терапия с 10 до 11-30, а потом обед. Снова групповая терапия с 13 до 14, а потом приемные часы для родственников. Все это широко освещалось в прессе. Команда говорила о том, как я изменил свое отношение ко всему меня окружающему, что я все понял в один прекрасный момент – чушь собачья. Я прошел через все это, потому что ни в коем случае не мог саботировать тренировочные сборы в сентябре.
В Hazelden все было не так уж и плохо, потому что у меня закрутился роман с симпатичной девушкой из персонала. Она была знойной блондинкой. Когда я уезжал, она полетела со мной. Я привез её на недельку к маме. Маме она понравилась. У нас с ней ничего не было до возвращения домой. Мы с ней встречались некоторое время, но долго это не продлилось.
Wings продолжали устраивать мои интервью для прессы, в которых я говорил, что окончательно завязал со всем этим, и мне повезло, что Detroit интересуется мной. Давая эти интервью, я держал в уме, что они могут сыграть свою роль на предстоящих слушаниях в суде. Я беспокоился о возвращении мне водительского удостоверения, которого я лишился на год. Это означало, что я не мог ездить на новенькой Monte Carlo SS, купленной мною за $22,000 на подъемные за подписание контракта.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

КРИСПИ

В то время, как я тренировался с Wings, тренер команды Sault Ste.Marie Greyhounds Терри Крисп и их генменеджер Сем МакМастер узнали, что я на данный момент без клуба, и могу стать недостающей частью их мозаики в борьбе за Мемориальный кубок. Они обсудили с командой возможность моего появления – никто не возражал. Один из игроков Грем Бонар, также поигравший за Spitfires, высказался, что лучше иметь такого игрока в своих рядах, чем биться против него.
Криспи был жёстким. Он провел за Philadelphia Fly¬ers семь сезонов во времена Дэйва Шульца и Broad Street Bullies, поэтому строил похожую команду с Greyhounds. Криспи гонял свою команду, словно учебный лагерь новобранцев – усердно пахать, еще жестче играть. Перед моим отъездом Джимми Ди попытался напугать меня, сказав, что мне необходимо не посрамить ни его, ни мою мать, что это мой последний шанс, и Криспи отправит мою задницу на медленной лодке в Китай, если я обосрусь. По приезду, Криспи вызвал меня побеседовать. Он сказал, что его команда играет в "старый добрый хоккей", и полагает, что я соответствую их стилю. Он сказал, что нынче они собрали всех нережимщиков, и, несмотря на разгромную критику в мой адрес, он не станет закручивать гайки.
Это звучало как романс о трех рублях.

Между тем, моя девушка сообщила мне, что забеременела. Я только что обустроился в Soo, но хотел все сделать правильно. Она хотела сделать аборт. Я планировал пойти к Криспи и поговорить с ним: "Тренер, я сожалею, но я не могу играть, моя девушка собирается сделать аборт, поэтому мне нужно побыть с ней", - но я думал, что это не проканает. Я позвонил одному из своих хороших приятелей, и попросил поговорить с тренером. Он велел везти её к врачу и быть с ней. Для нас это много значило. После этого мы с ним разговаривали, но это было уже не то.
Криспи поставил меня в первое звено с Бонаром и Уэйном Гру в центре. Опять же, у нас была хорошая химия. Гру забросил 59 шайб и отдал 85 передач, набрав 144 очка. Только Дейву МакЛину из Belleville (64-90-154) удалось его обогнать. Бонар лидировал в лиге по забитым шайбам с 66 голами и был на четвертом месте со 137 очками. Я отыграл 44 матча, забил 20 шайб, отдал 52 передачи, набрав 72 очка. У Криспи была простая стратегия: "Просто играть в хоккей". Парни значительно меня обогнали, но Терри и не думал меня критиковать. Я делал то, что он просил. Потом мы поехали в Гамильтон на матч, анонсированный центральным телевидением в качестве центрального матча недели в ОХЛ. Soo против моей бывшей команды. У нас всегда были принципиальные встречи, еще со времен когда Steel-hawks базировались в Брэнтфорде. Тренером Hamilton был Билл ЛеФорж. Он славился тем, что создавал бойцовские команды. Комиссионер ОХЛ Девид Бранч посетил нас с просьбой играть чисто и не устраивать провокаций. Разговаривая со всеми, он не спускал с меня глаз, казалось, что он сильно обеспокоен.

В течение первого периода неслось много тявканья не только со льда, но и с трибун, что сильнее и сильнее меня начало меня злить. Обстановка стала накаляться, все стали цеплять соперников, и вдруг мы сцепились. В драке участвовали все – даже вратари подключились к действу. Казалось, что бою не будет конца, он длился минут двадцать. Десятерых удалили до конца матча, включая меня. ЛеФоржа отстранили до конца сезона, включая плей-офф.
Брэд Дельгарно, парень, заменивший меня в Hamilton, был сопоставим со мной габаритами и не боялся вступать в бой, но ему было всего-навсего шестнадцать лет, поэтому мне не потребовалось сверхусилий, чтобы положить его. Бросив его, я увидел, что троим нашим требовалась помощь. Помню, я взглянул на Криспи, он мне кивнул, и я вырубил всех троих из Steelhawks – бам, бам, бам. Это было весело, очень весело.
Когда ты выступаешь за молодежную команду, болельщики очень сильно тебя поддерживают. Мне нравилось ездить в Оттаву, где жили мамина сестра тетя Пэт и её муж дядя Майк. Как-то раз перед поездкой туда я им позвонил. Сказал, что если у них есть желание, то мы можем встретиться после матча. Я вышел немного позже, чем собирался, заставив их немного поволноваться, поскольку все остальные уже сидели в автобусе. Дядя Майк был учителем. Он сказал мне: "Боб, тебя ждут двадцать с лишним человек. У тренера сейчас дым из ушей пойдет!" Итак, мы вышли на улицу, но там еще была огромная толпа ждущих автографы и сувениры. Тетя Пэт несла огромный пакет с едой для меня, и я сказал ей прижать его к себе покрепче. Потом я открыл дверь и сказал: "Простите, ребята, но у нас тут женщина с ребенком!" Толпа расступилась, и мы спокойно прошли к автобусу.

Люди постоянно мне говорят, что у меня нет чувства времени, и они в чем-то правы. Иногда я слышал жалобы по этому поводу, но мне нравилось бывать на многих мероприятиях. В любом случае, зачем отказываться? Однажды Криспи сказал, что пока я играю у него - кто-нибудь из команды будет постоянно меня сопровождать. Типа: "Уэйн, возьмите сегодня Проби с собой, а когда все закончите - передайте его Скотти." Он знал, что я соглашался много куда прийти, потому что приглашения были очень заманчивые, поэтому приставлял ко мне парней, которых называл "правильными ребятами", и велел занять меня чем-нибудь порядочным. Однажды, приятель рассказал мне, что ребята жалуются, что уже устали после двенадцати часов шатания, им хочется перекусить и глянуть кинишко, а я все еще полон энергии. Чаще всего план Криспи срабатывал, но иногда все шло не так, и я строил глобальные планы.
Защитник Джоэл Браун устраивал огромное количество драк. Он был обменян из Ottawa 67 в Kitchener Rang¬ers и играл в паре с Шоном Бурром, моим одноклубником по Adirondack и Detroit. Я слышал, комментаторы говорили, что я дерусь сильнее по мере развития боя. Во время боя вместо усталости внутри меня что-то просыпалось. Я так жаждал выиграть бой, что преодолевал усталость. Полагаю, что это адреналин, и больше ничего. Мне было стыдно не выиграть, ведь если ты проиграл бой, потом еще один, и еще один, то команда избавится от тебя, или спустят в фарм. Все происходит моментально: "Этот парень не помогает нам выигрывать, не может переломить ход матча. От него один только вред, так что давайте обменяем его, и найдем кого-нибудь пожестче." На тебя оказывается огромное давление, так что в лиге удержаться очень сложно, а те, кто смог закрепиться в лиге, в состоянии выигрывать бои вместо тебя.
В одном матче, Джоэл нанес мне сильнейший удар в лоб. Я лишь взглянул на него и стал смеяться. Надо было видеть его лицо в тот момент, а потом все быстро закончилось.
Криспи верил в меня. За что я ему немало обязан. Он давал мне шанс, когда я в нем нуждался. Постоянно подбадривал меня чем-то вроде: "От своей синей линии и до ворот соперника мало кто играет лучше тебя." Он говорил, что у меня гибкие руки, что я вижу площадку и создаю моменты. Он видел, что соперники меня побаиваются, поэтому когда я владел шайбой, он советовал немного подержать её и, используя свободное пространство, вколотить в сетку. Весь сезон 1984-85 я был несказанно уверен в себе.

Greyhounds доминировали в ОХЛ в том году. Наш отрыв в дивизионе Эммса составлял 22 очка, мы выиграли все 33 домашних матча, финишировав с новым рекордом 54-11-1. Девять человек из того состава провели по крайней мере один матч в НХЛ: Уэйн Гру, Уэйн Прэсли, Роб Зэттлер, Крис Феликс, Дерек Кинг, Тайлер Лартер, Кенни Саборин, Джефф Букибум и я. Криспи выиграл с Calgary Flames их единственный кубок Стэнли в 1989. Гру завоевал Red Tilson Trophy - приз самого ценного игрока ОХЛ; Криспи получил титул тренера года; наши вратари, Скотт Моси и Марти Абрамс, получали награды за лучшие коэффициенты надежности; Кинг был признан новичком года.
В играх плей-офф мы победили Kitchener, Hamilton и Peterbor¬ough, завоевав кубок Джи Росс Робертсона, как победитель лиги. Это означало, что мы будем участвовать в розыгрыше Мемориального кубка, национальном первенстве молодежных команд. Также там принимали участие трое победителей своих лиг: Prince Albert Raiders (из Западной хоккейной лиги), Verdun Junior Canadiens (из молодежной лиги Квебека) и Shawinigan Cataractes (из молодежной лиги Квебека - хозяева турнира). В полуфинальном матче против Prince Albert у меня был сложный бой с Кеном Баумгартнером. Raiders вели в счете, когда он затолкал меня в свои ворота. Он натянул мне на голову свитер, чтобы сковать мне руки, а затем повалил. Для меня это было большим смущением. Никто не любит проигрывать, не так ли? В моей голове крутились слова отца: "Ты должен быть сильным. Если ты проиграешь бой, то будешь выглядеть неудачником и слабаком."
Поэтому я обезумел. Мы поливали грязью друг друга на скамейке штрафников. "Когда я выйду отсюда, мы, блять, с тобой потанцуем!" – обычно я не люблю много болтать, но иногда срываюсь, когда меня сильно разозлят. В тот раз я был близок к своей точке кипения: "Ах ты, ублюдок, как только мы отсюда выйдем, мы с тобой потанцуем прямо тут! Прямо тут, приятель, прямо тут."
Наши удаления закончились, мы вышли и сцепились. Дело в том, что я не закрыл за собой калитку – я просто выскочил и схватил его возле борта. Мы боролись и толкались, и он срикошетил от стекла прямо на нашу скамейку штрафников, оказавшись подо мной. Я сидел на нем сверху, а его голова оказалась под лавкой. Я наносил ему удары, но он был в шлеме, в свою очередь, он тоже наносил удары, прилетавшие мне в голову. Один из линейных судей сидел на моей спине, вцепившись в наплечники, но я не собирался никуда уходить. Ему нужно было перелезть через бортик, чтобы оказаться между нами. Тогда он попытался захватить меня руками за пояс, чтобы стащить меня, но я все еще не собирался успокаиваться. Второй линейный наклонился над Баумгартнером, пытаясь затащить его под лавку, вытащив его из-под меня. В конце концов, им удалось растащить нас. Забавно – когда Кен поднялся, то вся его спина была засрана грязью с пола скамейки штрафников. Однако, никто не пострадал. Я дрался с ним пару раз в профессионалах после этого, и он всегда был очень жестким.

Меня выпроводили с площадки, так закончилась моя карьера в юниорах, мы проиграли Raiders со счетом 8-3, они вышли в финал и выиграли его у Shawinigan 6-1. Мы были разочарованы. Я действительно думал, что в том году мы сможем выиграть Мемориальный кубок.

капитан_Немо_ все записи автора

     В принципе по таблице всё понятно. Фото, немного о кандидате и эмблемы клуба, которые проявляют к игроку интерес. У кого с английским туго, как у меня - пользуйтесь переводчиком.

No.	Player	Player Info.	Teams Reportedly Showing Interest	Status
1		Bobby Ryan, RW Cap Hit: $5.1 million | Age: 24 The Anaheim Ducks would prefer to keep Ryan long-term, but given their lack of success, even with a coaching change, GM Bob Murray might not have any other choice. Ryan is the club's most valuable tradable asset, and help on the blueline could be priority No.1 for this team.		Not yet traded
2		Shea Weber, D Cap Hit: $7.5 million | Age: 26 The Predators aren't in a pressing need to trade Weber, as he'll become a restricted free agent this summer and they can retain his rights. Even if they get the feeling they won't sign him long-term, they can look to move him in the summer. It will take a giant package in order to pry Weber out of Nashville.		Not yet traded
3		Ales Hemsky, RW Cap Hit: $4.1 million | Age: 28 There's a lot of uncertainty about Hemsky's future in Edmonton, mainly because it's believed his preference is to test the free agent waters this summer. The Oilers almost traded Hemsky at last year's deadline and will likely pull the trigger on a deal this time around.		Not yet traded
4		Lubomir Visnovsky, D Cap Hit: $5.6 million | Age: 35 The most prized and most available defenseman appears to be Anaheim's Lubo Visnovsky, who has a no-movement clause and will need to sign off on any deal that's completed. Visnovsky, however, has another year left on his contract, which should increase his value.		Not yet traded
5		Derek Roy, C Cap Hit: $4 million | Age: 28 The talk surrounding a possible Derek Roy trade keeps getting louder with each passing day, it seems. Historically, Sabres GM Darcy Regier isn't overly active on deadline day, but he could look to shake things up a little bit in the weeks leading up to D-Day and move Roy.		Not yet traded
6		Ryan Suter, D Cap Hit: $3.5 million | Age: 26 Unlike Weber, Suter can walk as an unrestricted free agent July 1 if he isn't signed to a new deal. However, like Weber, the Predators aren't itching to trade him. The Predators want to make the playoffs and moving Suter might hurt their chances. If he stays, they could deal his rights in the off-season, which might be likely.		Not yet traded
7		Derick Brassard, C Cap Hit: $3.2 million | Age: 24 It's no secret Brassard, and his agent, would welcome a trade out of Columbus. The Blue Jackets have been trying to deal him for some time, and almost traded him to Ottawa in December. Brassard's salary is a minor concern for some teams, as he'll command a top young stud and a high draft pick.		Not yet traded
8		Tuomo Ruutu, LW Cap Hit: $3.8 million | Age: 28 Ruutu is expected to be moved before the deadline and should provide a Stanley Cup contender with some extra secondary scoring. The native of Vantaa, Finland, is on pace for a career-high in goals and that will drive his price tag up.		Not yet traded
9		Andrei Kostitsyn, LW/RW Cap Hit: $3.25 million | Age: 26 The Andrei Kostitsyn experiment in Montreal will be over in a matter of months, whether he's traded at the deadline or not. He's a UFA this summer and it doesn't sound like the Habs will bring him back. Kostitsyn can supply some extra secondary scoring to a team looking to make a run.		Not yet traded
10		Jack Johnson, D Cap Hit: $4.357 million | Age: 24 The Kings aren't actively shopping Johnson, but they'll consider trading him for a top-line scorer if the opportunity presents itself. Johnson's in the first year of a 7-year contract and his cap hit is very reasonable, even though he's not produced as expected this season.		Not yet traded
11		Alexander Semin, RW Cap Hit: $6.7 million | Age: 27 Trading Semin, as we've documented in the past, is difficult for the Capitals for a number of reasons. His salary is the biggest issue, though, and that could result in teams offering a lesser package for him. It's believed Semin will test the waters this summer as a UFA, which is also of concern for some teams.		Not yet traded
12		Paul Stastny, C/RW Cap Hit: $6.6 million | Age: 26   Stastny's name continues to swirl around the rumor mill, even with his high price tag.  The Avalanche isn't interested in selling him off. If Colorado trades him, they'll want to swap him out for a top-tier player as the centerpiece of a large package.		Not yet traded
13		Vinny Prospal, LW Cap Hit: $2.5 million | Age: 36 Veteran forward Vinny Prospal continues to perform well in almost any atmosphere, and that could lead to a solid return for Columbus if the Blue Jackets decide to trade him before the deadline. Prospal's a proven winner and should commend a nice package for the Blue Jackets.		Not yet traded
14		Kristian Huselius, LW Cap Hit: $4.75 million | Age: 33 His recent trouble with the injury bug might prevent a deal from transpiring, but he's a strong top-six scorer when healthy. It's too early to tell if Columbus will want him back next season, as he's in the final year of his current contract.		Not yet traded
15		Tim Gleason, D Cap Hit: $2.75 million | Age: 28 There aren't that many steady defenseman available, at the moment, and that could give the Hurricanes a slight edge heading into this year's trade deadline. Gleason isn't likely to be back in Raleigh next year. It's believed the Hurricanes will deal him before Feb. 27.		Not yet traded
16		Hal Gill, D Cap Hit: $2.25 million | Age: 36 Gill has played a vital role in the development of the Canadiens' younger defensemen, but his tenure in Montreal might be coming to an end. The 36-year-old can become an unrestricted free agent this summer and might not be brought back. He'd be a welcomed addition to any Stanley Cup contender.		Not yet traded
17		Antoine Vermette, C/LW Cap Hit: $3.75 million | Age: 29 Vermette, like Brassard, has been on the trade block for a good portion of the season.  The Blue Jackets want to deal him, but his salary and poor production isn't generating an enticing-enough return for GM Scott Howson to pull the trigger.		Not yet traded
18		Travis Moen, LW/RW Cap Hit: $1.5 million | Age: 29 The Canadiens may prefer to keep Moen and sign him to an extension, as he's been one of the few bright spots on their roster, given his capabilities. Moen is only 29 and offers a gritty presence that contenders drool over.		Not yet traded
19		Olli Jokinen, C Cap Hit: $3 million | Age: 32 Jokinen's preference is to sign a new deal with the Flames, but it's unclear if GM Jay Feaster is interested in keeping him beyond this season. Calgary has battled its way back into the playoff hunt, and the addition of Mike Cammalleri might keep the Flames from moving Olli.		Not yet traded
20		Jonathan Bernier, G Cap Hit: $1.25 million | Age: 23 The Kings are on the fence about trading Bernier this soon, as he's their insurance policy if the club can't get Jonathan Quick locked into a long-term contract next year. That said, though, GM Dean Lombardi wants a top-line winger and Bernier's quite valuable.		Not yet traded
21		Samuel Pahlsson, C Cap Hit: $2,65 million | Age: 34 As if the list of available Columbus players wasn't long enough, Pahlsson is another Blue Jacket in the mix. He's set to become a UFA this summer and isn't likely to return. The Blue Jackets want to shed some salary and Pahlsson's two-way play would be a nice addition for a Cup contender.		Not yet traded
22		Josh Harding, G Cap Hit: $750,000 | Age: 27 Harding's in the final year of his contract and can become an unrestricted free agent July 1. He's likely to test the market if he isn't traded by then, as he wants the opportunity to be a No.1 goalie in the NHL. Minnesota is looking for depth on the wings and could flip Harding for a veteran forward.		Not yet traded
23		Sergei Gonchar, D Cap Hit: $5.5 million | Age: 37 Even though the Senators are in the thick of things in Eastern Conference,  they wouldn't mind unloading Gonchar and his hefty salary. Gonchar has one-year left on his deal beyond this season, but also owns a no-movement clause. He'll have the final say if the Sens can find a taker.		Not yet traded
24		Evgeni Nabokov, G Cap Hit: $570,000 | Age: 36 He's cheap, he's experienced, and he wants off the Island. He also holds his fate, though, as Nabokov has a no-movement clause and will ultimately determine where he wants to go. The Islanders want a high draft pick for Nabokov, which has prevented a move, so far.		Not yet traded
25a		Antero Niittymaki, G Cap Hit: $2 million | Age: 31 With three goalies in the system, one presumably has to go, and it appears Niittymaki's tenure in San Jose is coming to an end. For a team in the market for a solid backup heading down the stretch, Niittymaki could be their answer.		Not yet traded
25b		Anders Lindback, G Cap Hit: $875,000 | Age: 23 The Predators need help up front, and with Pekka Rinne on board for the next seven seasons after this campaign, youngster Anders Lindback could be packaged for some extra fire power. Nashville GM David Poile isn't in a rush to move Lindback, but if the right opportunity arose, he'd look.		Not yet traded

FORMERLY ON THE LIST
No.	Player	Player Info.	Teams Reportedly Showing Interest	Status
7		Francois Beauchemin, D Cap Hit: $3.8 million | Age: 31 If the Ducks can't make any ground on a playoff spot, Beauchemin could be dealt for a nice turn. The 31-year-old could be among the top-available defensemen leading up to the deadline and will be costly. Beauchemin owns a limited no-trade clause, though, and might have to sign off on a move.		Re-signed with Anaheim

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

МНОГИЕ ПАРНИ ЗАНИМАЛИСЬ ЭТИМ

    То, что вас выбрали на драфте, еще не означает, что вы когда-либо заиграете в НХЛ. Следующий сезон я опять провел в молодежке. Я не думал, что снова буду жить у прежних хозяев, но тренер позвонил им с извинениями, и они опять меня приютили. Недолго музыка играла. Я пришел с посвящения изрядно поддатый, и они позвонили тренеру. Пришлось мне переехать к владельцу нашей команды Alexanders Джеку Робильярду. На самом деле, не только мне, но и моему одноклубнику Бобу Пирсону. У Джека был потрясающий дом – с крытым и открытым бассейнами, невероятно большой дом с огромным участком. Чего у него только не было – ты могли кататься на снегоходах и машинах. Это было потрясающе. Он и его жена почти никогда сюда не ходили. У них в доме жила горничная, но нам пришлось съехать оттуда.
Нет, я не спал с горничной, но как-то раз переспал с хозяйкой. Она на меня запала. Её муж так и не узнал об этом. Она выглядела лет на шесть старше меня, у неё были большие красивые глаза, но она была малость полновата – несколько грушевидная. Она вечно меня подкалывала: "Давай же, большой мальчик, почему бы тебе не позаботиться обо мне?" В конце-концов однажды я ей ответил: "Окей." Она поманила меня в свою спальню и легла на кровать. Мы начали играть, потом одно за другим и в итоге занялись сексом прямо в их постели.
После этого у меня была только одна мысль: "Вот блять! Нахуя ж я это сделал?" – я не переставал тревожиться по поводу её мужа. Мы с ним были знакомы, и он был отличным парнем. Становилось все хуже. Она стала геморроем для меня – подначивала меня, делала так, чтобы мы остались с ней наедине, поэтому я решил познакомить её со своим приятелем, еще одним любителем выпить. Он был с ней вежлив, делал ей комплименты, в итоге у них завертелось. Я был очень рад выйти из сложившейся ситуации.
Один мой приятель занимался сексом со многими хозяйками. Многие юниоры занимались этим – трахали хозяек. Да и сейчас происходит то же самое. Одна знакомая пара поселила у себя двоих хоккеистов, жена стала регулярно заниматься сексом с одним из них, а парня это полностью устраивало! Когда я рассказал эту историю своей супруге Дэни, она спросила: "Может и нам приютить парочку из Spitfires в следующем году?"
У нас была жесткая команда. Тодд Френсис был бойцом, Шейн Корсон любил похулиганить, вдобавок был я и еще парочка таких же ребят. Физически крепкий, жесткий коллектив. 

    Шейн был первым, кого выбрали Brantford на драфте 1983 года. Осенью он заявился в лагерь на новеньком Camaro Z28. Этот засранец был таким дерзким, что после тренировки Тодд пошел и насрал на капот его новенькой тачки, чтобы поставить его на место: "Ты понимаешь, что ты мудак? Здесь такое не проканает." Вот так вот взял и насрал на капот его новой тачки. Шейн не знал, кто это сделал. Конечно, это его не изменило. Шейна опустили, но он перевел все в шутку. Он вытер капот салфетками, как ни в чем не бывало: "Ха-ха, лохи! Ну, подождите, я найду, кто это сделал!" Таким был Шейн. Несмотря на это, у нас было много хорошего.
Мы показывали неплохой хоккей в том году. На трибунах собиралось порядка двух тысяч болельщиков. Фанаты меня любили, а тренер Дрейпер вечно гонял меня, чтобы я больше бросал по воротам, а не только отдавал передачи. В пятом матче сезона, 1 октября 1983 против Oshawa Gener¬als, я сравнял счет за пять минут до окончания матча. В прошлом году Generals играли в финале Memorial Cup против Portland. У них играл Дэйв Гэнс, венцом карьеры которого оказалось чаепитие с руководством Los Angeles Kings, хотя в сезоне 83-84 он смог набрать 132 очка. Также у них был Дэн Грэттон, задрафтованный L.A. в первом раунде в 1985, проведя за них всего семь игр, он вернулся обратно. Джон МакЛин провел часть сезона в составе New Jersey Devils. За свою карьеру в НХЛ он забил более 400 голов. У них был классный вратарь Кирк МакЛин. Он отыграл пятнадцать лет и в 1994 году играл в финале Кубка Стэнли со своими Canucks. Также у них играл Майк Стерн. Мы с ним были приблизительно одних габаритов, и наша статистика была похожа. В том году он набрал 76 очков и 118 минут штрафа, а я 73 и 189 соответственно. Я играл в одном звене с Шейном и Тодом, и у нас была прекрасная химия. Трое огромных силовиков – Шейн 188 см и 82 кг, Френсис 185 см и 95 кг. Мы запирали команды в их собственной зоне. К 28 октября, когда мы встречались с Belleville Bulls, я уже успел забить семь шайб и провести пару отличных боёв. У нас было принципиальное противостояние с Belleville, и мы обыграли их 4-2 в тот вечер, так что Хэллоуин они отмечали без настроения.

      Помню одного паренька, кажется это был Али Буторак, защитник. Он был невысокий, но крепкий. Проезжая мимо нашей скамейки, он выслушал много интересного о себе, потому что мы любили запугивать соперников. Но и Belleville были тоже не промах, поэтому такое могло случиться только в игре против них. Так вот, двое наших парней – габаритный защитник, но не боец Роб Моффат, а также форвард Даг Стюарт схватили его, затащили на нашу скамейку и стали крутить его, устроив ему карусель. Боб плюнул Али в лицо, и их скамейка моментально опустела. Тодд повернулся ко мне и сказал: “Ну что? Понеслась!”, - он перепрыгнул через бортик, следом за ним последовали Шейн и я. Мы с удовольствием подключились к этому делу, как и многие другие парни. Даже наш вратарь Крис Пьюси бросил ворота, чтобы схватиться с их вратарем Крейгом Биллингтоном. Нас было меньше, поэтому трое игроков Belleville сцепились с Тоддом. Они разделались с ним в бандитском стиле – двое его держали, а третий бил его как боксерскую грушу, в итоге Тодд получил серьезную травму глаза. Восьмерых из нас удалили до конца матча, и одиннадцати нашим пришлось доигрывать тридцать минут матча. Не смотря на это, мы выиграли тот матч. Я думаю, что этот бой сплотил нас.
Я вышел на следующий матч с огромным количеством адреналина. Полагаю, это из-за того, что мы играли в Виндсоре. Я забил пару голов без ассистентов в ворота Spitfires. Мы вели в одну шайбу, и я решил сделать так, чтобы они не смогли отыграться. На следующем вбрасывании я устроил небольшую потасовку, после чего моего соперника увезли со льда. На мне не было джерси, поэтому я поехал на скамейку штрафников с голым торсом, и вся моя семья и все мои друзья сходили с ума.

    
       Пару дней спустя я сделал свой первый хет-трик в матче с Sudbury Wolves. Хоть я и неплохо играл впереди, Зиппи постоянно ругал меня за возню с шайбой. Он говорил, что я стараюсь подойти слишком близко к воротам. Я работал над своим щелчком, и 9 декабря в матче против Kitchener Rangers забил в овертайме метров с 7,5. Мы на очко отставали от лидера дивизиона Эммса. Помимо Корсона, Стюарта и меня у нас играл Майк Миллар, забивший 50 голов в том сезоне, потом он поиграл за Hartford, Washington, Boston и Toronto, прежде чем закончить карьеру в Европе. Также у нас в составе играл защитник-универсал Брюс Белл, поигравший в НХЛ в основном в Quebec и St. Louis. Когда я был на хорошем счету и хорошо себя чувствовал, то непременно развлекался. Бесплатные напитки и женская компания всегда были обеспечены.
Тридцать пять голов очень прилично для бойца, поэтому меня и выбрали в команду дивизиона Эммса на матч звезд ОХЛ в Гуелфе. Туда же позвали наших вратарей Бестера и Пьюси, а также Белла. Тренером назначили нашего тренера Дэйва Дрейпера. Я накачался вечером, а когда я в таком состоянии, то становлюсь дерганым. Мы полным составом были в местном баре университета в Гуельфе, и парочка из нас немного перестарались. Белл и я жили в одном номере, и по какой-то причине нас никто не разбудил, либо мы не услышали, поэтому мы опоздали на раскатку. Мы потренировались, но пропустили фотосессию, чем несказанно огорчили тренера Дрейпера. Он пришел к нам в комнату, высказав все, что думал по этому поводу.

       Зиппи всегда был добрым и честным. Он велел нам съездить домой на недельку и подумать как жить дальше, хорошо подумать чего мы хотим добиться, потому что мы оба были задрафтованы клубами НХЛ. Осознать, что мы серьезно напортачили. “Когда вы вернетесь, то все начнется с чистого листа. Я хочу, чтобы вы играли и держались подальше от неприятностей”, - добавил он, и отправился сделать несколько звонков.
Я знал, что добром это не окончится. Джимми Ди из Wings собирался посетить этот матч, также сюда собирались скауты из Quebec, чтобы посмотреть на Брюса. Мои родственники уже выехали на этот матч. Зиппи позвонил Шейну Корсону и Джону Мюленброксу, еще одному представителю нашего руководства. Они заменили Брюса и меня на ребят из Guelph – Джима Мэйна и Тревора Штайнбурга.

    Джимми Ди сходил с ума от злости. Сказал, что выбрал меня, увидев во мне потенциал, даже несмотря на посредственные показатели в первом сезоне среди юниоров. Невероятно, что я ветрено отношусь к возможности выступления за Wings и выставляю его в дурацком свете. Зиппи решил еще сильнее меня проучить и отправил меня домой еще на недельку.

    Мы финишировали вторыми, отстав от Kitchener на двадцать пять очков. В плей-офф мы снова столкнулись с Soo Greyhounds и опять им проиграли. Я был третьим в команде по показателям – 35 голов, 38 передач, в сумме 73 очка в 65 матчах, следом за Милларом (50-45-95) и новичком Джейсоном Лёфренье (24-57-81). Несмотря на отстранение от команды, летом 84-го меня пригласили в тренировочный лагерь Wings. Я мог еще один сезон отыграть в юниорской команде, поэтому они меня опять спустили.

     Летом Alexanders переехали в Гамильтон и сменили название на Steelhawks. Дрейпер остался на тренерском посту. Он был очень хорошим специалистом, отличным учителем для подрастающего поколения. Он всегда был готов выслушать тебя и, казалось, что никогда не таил обиды. Мы ни раз разговаривали с ним по душам. Он говорил, что мне необходимо измениться, потому что некоторые ребята, глядя на меня, пошли по наклонной. Сказал, что собирается натянуть вожжи. Ему было известно о дерьме на машине Шейна, и он не хотел видеть повторения чего-то подобного, так как это неуместно. Также он запретил дедовщину. Иногда новичков закрывали в туалете автобуса голыми, играли в перетягивание каната шнурками своих же коньков, обмотанными вокруг члена, ну и всякие глупости вроде этих. Но были такие традиции, которые нельзя было отменить. Когда ты приходишь в юниоры – с тебя должны сбрить все волосы на теле – я через это прошел, даже Гретцки это делал, а теперь Зиппи хотел избавиться от этой традиции. Разумеется, я поспорил насчет её запрета, но он сказал, что мы никоим образом не можем их брить, и надеется, что пропуск матча звезд стал для меня хорошим уроком, и что я повзрослел.
Я провел первые четыре матча на спаде. Я пытался собраться, не гулять по ночам. Потом у нас было посвящение, на котором все нажрались и решили продолжить традицию бритья. Для меня это обернулось горячей беседой с тренером и очередной поездкой домой.

     Я сильно не сопротивлялся, но мне не понравилось, что он поливает меня грязью в прессе. Он рассказал Теду Биару, спортивному редактору Brantford Expositor, что собирается найти мне другую команду для меня: "Мы достаточно натерпелись от него за эти годы… Хватит." Я смотрю на эти старые статьи и думаю: "Сколько же дерьма он наплел журналисту о своем девятнадцатилетнем игроке." Зиппи заявил Джимми Девельяно, что я нережимщик, что ему надоели мои штучки, и что я ни под каким предлогом не вернусь в Гамильтон. Джимми Ди не захотел оставлять меня в подвешенном состоянии, растерявшем форму и влипшим в неприятности. Он решил подписать со мной профессиональный контракт, пока я ждал обмена в другую юношескую команду. Я нанял адвокатом Донни Михена, и 1 октября 1984 года я подписал трехлетний двухсторонний контракт с возможностью продления на четвертый год. Если я буду играть в НХЛ, то моя зарплата будет $65,000, затем $70,000, $80,000 и $85,000. В низших лигах моя зарплата будет снижена до $25,000. Если бы я перешел в другой клуб Хоккейной Лиги Онтарио, мне пришлось бы заплатить $5,000.
Я отправился в Детройт и начал тренироваться под руководством тренера Wings Ника Полано. Я был в отвратительном состоянии, еще не готовый присоединиться к Шоу. Я не мог принять передачу, я спотыкался об фишки, потому как не мог нормально кататься. Я очень нервничал – видели бы вы мои ногти. Я выглядел глупо, и мне было не по себе, но ребята меня приняли. Я дополнительно тренировался на льду, тренировался вне льда: работал с грушей, с тяжестями, тренировался на выносливость – делал всё, чтобы выйти на новый уровень.
До этого момента я не понимал, как на самом деле нужно готовиться. Большинство парней, из тех, с кем я играл в юношеских командах, были задрафтованы, но навечно прописались в низших лигах. Не подумайте, но я говорю о действительно выдающихся игроках. После тренировочного лагеря с Wings и разговора с Джимми Ди, для меня зажегся зеленый свет. Играть в НХЛ стало для меня реальной возможностью.

капитан_Немо_ все записи автора

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

ЗДОРОВЯК С ЗОЛОТЫМИ РУКАМИ

Мне приятно осознавать, что я хороший распасовщик. Это было моей проблемой – вместо того, чтобы бросить по воротам - я отдавал передачу. Я просто любил создавать голевые моменты для партнеров. Нет ничего приятнее, чем наблюдать, как твой одноклубник реализовывает созданный тобой момент.
У меня были удачные сезоны и хорошие тренеры, знавшие как использовать мой талант. Не многие получают такой шанс. Я считаю, что ты хорош на столько, насколько от тебя этого требует тренер, а вдобавок к этому у меня всегда был кураж. Это и позволило мне играть в НХЛ. Я видел много талантливых ребят, но у них не было такой напористости, таких горящих глаз.
Моим первым тренером был Рик Кранкер. Просто замечательный человек. Мы с ним постоянно сталкиваемся по всему городу. В возрасте десяти-тринадцати лет я постоянно был одним из лучших в моей команде. Мне повезло, что я был всегда сантиметров на тридцать выше, чем все остальные парни. Не многие обладали моим ростом, что позволяло мне постоянно оставаться в числе двух-трех здоровяков. Мне это было понраву. Единственное, что мне не нравилось - мои большие ноги. Меня смущали мои лапы 45-го размера, поэтому я всегда покупал обувь на размер меньше и втискивался в неё.
Сейчас меня это не беспокоит.

Мой брат Норм старше меня на год. Мы вместе с ним начинали играть в хоккей, а потом его позвали в местную юношескую команду Windsor Spitfires, что, в принципе, и стало завершением его хоккейной карьеры. Ему просто не повезло с командой. У Spitfires в том году был очень сильный состав, и они вышли в финал Хоккейной Лиги Онтарио. Тогда он не получил столько игрового времени, сколько бы мог играть в любом другом сезоне. Он старался проявить себя, отыграв сезон за команду колледжа Сент-Клер в Виндсоре. И, я полагаю, что для него была большим ударом эта неудавшаяся попытка. А потом у него были проблемы с выпивкой и наркотиками.
Я пью долгое время. Впервые я напился в четырнадцать лет. Мы собирались на вечеринку к тете в Мичиган, и отец взял с собой ящик пива – американское баночное пиво разных сортов. Schlitz, Budweiser, Pabst Blue Ribbon. Я выгружал их в холодильник, размышляя: "Интересно, какое оно на вкус?" Я взял и выпил одну. Ничего не произошло. Я выпил еще и еще. Выпив штук пять, мне стало кайфово, а потом совсем накрыло. "Вот это да!" - подумал я, понимая, что мне лучше убраться в свою комнату, прежде чем кто-нибудь увидит меня качающимся и спотыкающимся.
Той ночью я все вокруг заблевал, потому что когда мама утром пришла меня будить, то спохватилась: "Что происходит? Что с тобой?" У меня и по сей день бывает аллергия на рыбу, поэтому я свалил все на тунца. Я рассказал ей, что прошлым вечером ел у приятеля тунца на ужин. Я был горазд на выдумки. Мама купилась на это, и с тех пор очень переживала, если я ел тунца.

Мне несказанно повезло, что я легко мог в любое время вызвать у себя рвоту. Выпить пару банок пива с тех пор было для меня в порядке вещей. это стало моей зависимостью. Отец смотрел телевизор, мама спала, а я пробирался в гостиную или на задний двор и втихаря пил. Я выпивал 4-5 банок, потом прятал их, а на следующий день избавлялся от улик. Мне понравилось напиваться. По-настоящему понравилось.
Я стал болтаться на улице, познакомился с парнями, которые также были не прочь выпить. Сначала мы закатили пивную вечеринку на все выходные, после неё я не пил недели три. Мы стали собираться все чаще и чаще, а потом это стало происходить каждые выходные, а потом дважды в неделю. Это не мешало мне играть в хоккей. Мы условились не пить перед играми. Как насчет после? Да, запросто. Могли пить вечером, а на следующий день играть. Но когда ты настолько молод, то тебя на утро это не тревожит. Помню как отец напился, узнав о моих пристрастиях, но воспринял все гораздо легче, чем мог бы, из-за проделок Норма. После вечеринки в честь окончания своего последнего сезона в юниорах он расхлестал машину. На этом фоне все мои проделки казались шалостями.
Как-то вечером я возвращался домой с вечеринки, мне тогда было лет 16, навстречу мне проезжали черно-белые. Я взял и побежал от них через газон. Они включили мигалки и начали меня преследовать, чтобы задержать меня. Перепрыгнув через пару заборов, я побежал к школе, полагая, что полицейские не смогут проехать в школьный двор на машине. Однако, они вызвали подкрепление и окружили меня.
После задержания меня допросили и отпустили. Самое забавное, что им не в чем было меня обвинить. В том, что я бежал по улице? Я не знаю почему побежал. Я просто не любил полицейских. Если бы я так поступил сейчас, то они наверняка получил бы заряд из шокера. Мне приходилось испытывать подобные ощущения, и, знаете, есть гораздо более приятные вещи.

Мне было на многое наплевать. В 9 классе я прогуливал половину уроков, с того времени мои оценки покатились вниз. Зато с хоккеем все было в полном порядке – я был нападающим в юношеской команде Club 240, и родители за мной особо не следили. Во мне было 188 сантиметров росту и 90 килограмм веса, и я продолжал расти, вдобавок ко всему у меня были кое-какие способности. Я мог овладеть шайбой, отодвинув от неё соперника, и вдобавок неплохо владел клюшкой, что давало мне несколько очков вперед.
Я считаю, что самое лучшее в хоккее – это команда, твои одноклубники.
К тренировкам я относился не достаточно серьезно, насколько мог бы. Я никогда не работал над своим катанием, а также не тренировался вне льда. Когда мне было шестнадцать, мы поехали на турнир в Ванкувер. Это была очень насыщенная поездка. Я нарушил закон, потерял девственность с девушкой старше меня, а также заставил скаутов обратить на себя внимание.
Я сделал всем фальшивые удостоверения, поэтому мы могли спокойно покупать сколько угодно спиртного. Это было очень умно, учитывая, что тогда не было компьютеров. Я купил переводные буквы в ремесленном магазине, заполнил карточки на всех своих друзей, расписался, вклеил школьные фотографии, в углу красным написал АЛЬБЕРТА, вписал рост и вес, а потом заламинировал их. Удостоверения получились точь в точь как студенческие. Никто никогда не усомнился в их подлинности. Это было потрясающе.
Руки у меня росли оттуда, откуда надо – не то чтобы я был мастером на все руки, но сообразить, как сделать что-то не очень несложное, я мог. Удостоверения позволяли нам покупать выпивку и посещать бары. Мы встретили нескольких девчонок возле нашего отеля. Они выглядели очень крутыми. Среди них была одна прелестная блондинка. Хоть она и была грубоватой, но мне она показалась интересной.
Она была первой девчонкой, которую я видел обнаженной. Она сняла трусики и протянула мне презерватив. Конечно, я видел фотки голых женщин в отцовских журналах, но на этот раз все было наяву. Вернувшись в свой номер, я показал своим соседям по комнате большой палец, но чувствовал себя при этом неловко. Я ей не заплатил – у меня и денег-то не было. Она не была рабочей девочкой, просто была хорошо подготовлена.
В соревнованиях принимало участие несколько солидных команд, и, видимо, пиво и секс помогли мне помогли мне попасть в символическую сборную турнира. Скауты взяли меня на заметку, и в следующем 1982 году меня пригласили в основную юношескую команду Brantford Alexanders. В начале тренировочного лагеря мне было немного не по себе. Ребята выглядели такими чистюлями, будто они церковнослужащие, что заставило меня забеспокоиться. Однако, как только родители испарились, мы развели огромный костер и выпили несколько упаковок пива. У меня отлегло.
Весной 1981 отец получил ранение. Мы с мамой были дома, когда он вернулся со службы. Его нога была вся в крови, и он с трудом мог говорить. Мама крикнула мне: "Бобби! Бобби! Папе плохо!"
Вся его левая сторона онемела, и он так и не смог больше полностью восстановиться. После того случая я как бы избегал его, за что постоянно себя корил. Нам было стыдно приглашать к себе друзей, потому что мы не хотели, чтобы отца видели таким. Он был уже не тем как прежде. Он был слаб, ему было тяжело ходить и разговаривать. Он просто сидел перед телевизором, он стал тенью того, кем был раньше. Он был очень расстроен и зол сам на себя, я думаю, что именно поэтому он так сильно отгородился от нас. Он всегда говорил мне, что слабость ужасная вещь.
Год спустя он получил еще одно ранение. Лежа на больничной койке, он выглядел очень слабым. Лицо его было серым, а губы белыми. Он вспоминал о Брэнтфорде, велел мне держать коньки заточенными, а также подстричься. Пару часов спустя он впал в кому и умер. Я не плакал. На следующий после его похорон день я явился на сборы. Я миллион раз читал о том, что все мои проблемы связаны с тем, что мой отец умер, когда мне было всего семнадцать. Люди всегда искали какие-то причины. Ладно, если бы в них была доля правды, но ведь нет. Я так толком и не смог найти ответ на этот вопрос. Мне говорили, что у меня синдром Мэрилин Монро – страх перед успехом. Или то, что я не мог справиться с популярностью. Но это все чушь собачья, потому что я пил задолго до того как стал популярным и задолго до смерти отца. Когда у меня все получалось – я праздновал, и немного увлекся развлечениями. Мне всегда хотелось чего-то большего, понимаете, о чем я? Зачем что-то делать слегка? Делай на всю катушку! Разве я не прав?

Тот год я жил в семье вместе с нашим вратарем Алланом Бестером, который потом играл за Toronto Maple Leafs. Хозяйке было двадцать девять, а её мужу сорок два. Первый год оказался отвратительным, поскольку мне было всего семнадцать и я пил. Мне нравилось быть либо под кайфом, либо пьяным. Я был очень тихим и застенчивым, но пьянство меня очень изменило. С одной стороны, я мог общаться с девчонками, но оборотной стороной медали оказалась алкогольная зависимость. Я не мог ограничиться одной-двумя банками пива. Если я их выпивал, то потом я выпивал еще двенадцать. Не забывайте, что у нас не обычная работа с девяти до пяти. Мы проведем пару часов на катке, к полудню закругляемся, идем куда-нибудь обедать, а потом отрываемся.
На вечеринке в честь окончания сезона я подрался в баре и получил рваную рану, которую пришлось зашивать в больнице. Оттуда я двинул в другой бар и позвал официантку к себе домой. Мы пробрались в подвал дома моих квартиродателей, где мы в итоге и отрубились. На следующее утро я проснулся, услышав, что хозяйка занимается уборкой. Мы спрятались под кучей старых матрасов, единственное, о чем я тогда думал: "Вот отстой! Если она нас увидит, то мы встряли."
Хозяйка поднялась наверх, чтобы отнести белье, а я потихоньку вывел официантку через заднюю дверь. Ей было двадцать один или около того – немного старше меня, симпатичная высокая блондинка. Почему она тогда пошла со мной? Может быть, она пожалела для меня. Я был весь в швах и перебинтован. Кто знает? Я не из тех, кто очаровывает девушек словами вроде: “Я люблю тебя, твои глаза словно…”, - и тому подобное. Может потому что я не был слишком серьезным. А может потому что у меня вьющиеся волосы.
Как я уже сказал, я вывел её и думал, что на этом всё окончено, но хозяйка услышала, как в подвале закрылась раздвижная стеклянная дверь. Выглянув в окно, она увидела удаляющуюся девушку. Она притопала вниз и заявила: "Что за дела? Какие девочки?"
Она позвонила своему мужу, а когда он вернулся домой, то они сообщили об этом в клуб. Там мне сказали, что раз сезон уже все равно окончен, то они отправляют меня домой. Хозяин дома отправил моей маме письмо, в котором говорилось, что он бывший алкоголик, и что у меня, скорее всего, проблемы со спиртным, и возможно мне требуется помощь.
Полагаю, что к тому времени я уже был алкоголиком. Когда мы только начинали пить, то нам хватало упаковки на четверых. Потом мы стали брать упаковку из 18 банок на двоих. А потом и 24 на двоих. Итак, мне было восемнадцать, я выпивал по 12 банок за вечер, а мог выпить 16 и не отрубиться. Мы вечно соревновались, кто пьет сильнее остальных. И всегда побеждал я. К 17 годам я был внушительных габаритов - 195 см роста и больше 90 кг веса – здоровяк, который пьет сильнее всех. Это было круто.
В тот первый сезон за юношескую команду меня отстраняли от игр. Моим тренером был Дейв Дрейпер по прозвищу Зиппи. Он узнал о наших внеклассных мероприятиях со спиртным и отправил домой меня и еще одного нападающего Терри Маки. Терри и я просто общались с компанией симпатичных девчонок, а кто-то распустил слух, что они не прочь покурить травки. Я никогда не был заядлым курильщиком травки, и хотя меня много за что можно было отстранить от игр, но только не за это. Тренер даже слушать ничего хотел, заявив, что с него достаточно.
Я отправился обратно в Виндсор, хорошо это отметил, а через неделю снова вернулся на лед в составе Brantford. За это время я успел побывать в школе, чтобы познакомиться с девчонками и провести время с друзьями. У меня был завал по всем предметам – я ни разу не открыл учебника. И кое-как ходил на уроки. Зиппи предоставил мне выбор – либо учиться, либо вытащить свою задницу из постели и вернуться на площадку. Я бросил школу и каждый день в 9 утра как штык был на площадке. Я так и не закончил среднюю школу.
В том году у меня состоялся первый удачный бой. Я сошелся с бойцом из Kingston, одним из ударов я хорошенько попал, вырубив его. В лиге стали поговаривать, что я очень жесткий игрок. Сейчас я не такой злой. Нужно постараться, чтобы вывести меня из себя. Но если меня вывести, то аккуратнее, потому что я зол, и если дойду до точки кипения, то у вас будут проблемы. Я заметил, что меня стали объезжать стороной, и уяснил, как нужно действовать, чтобы защитить моих партнеров, и эта роль была по мне.

Я был очень удачлив. Я был самым высоким в лиге, поэтому меня было сложно достать. Я использовал это преимущество, развивая свою технику. Мне нравилось захватить соперника за майку или за наплечник и удерживать его. Потом я отводил голову назад, так что он не мог меня ударить. Затем я наносил удар.
Он не мог меня достать, потому что был очень далеко – на всю длину вытянутой руки и еще несколько сантиметров, потому что голова отклонена, а я мог его достать. Много раз этот подход вылетал в трубу, и я говорил себе: "Окей, надо сделать вот так и так," - а когда доходило до дела, то я все забывал и делал все как обычно.
Драки являлись для меня частью игры. Многие катались значительно лучше меня. Они не были такими огромными, зато более быстрые и техничные, поэтому драки были единственным способом пробиться в серьезные лиги, то за счет чего я мог получить время на площадке.
Я лишился передних зубов после окончания первого сезона в юниорах, но не в драке. Уже два дня как я был дома и играл в хоккей на коробке, когда мой мой сосед Рон Санко отдал мне пас, а я неудачно принял шайбу. Черенок клюшки попал мне прямо по зубам, выбив один совсем, а другой - сломав наполовину. Это было отвратительно, потому что я только-только вернулся домой и на следующий день собирался пойти в школу, повидаться с друзьями. Мне было очень неловко.
В первый год я забил 12 голов, отдал 16 передач и заработал 133 минуты штрафа в 51 матче. Мы финишировали четвертыми в дивизионе Лейтона Эммса, названного в честь генменеджера Boston Bruins, владевшего юношескими командами в Barrie и Niagara Falls, и подписавшего Бобби Орра, и вышли в плей-офф. В восьми матчах я забил две шайбы, сделал две передачи и получил 23 штрафные минуты. Мы уступили в полуфинале дивизиона команде Soo Greyhounds.
В июне того года на драфте НХЛ генменеджер Детройта Джимми Девельяно выбрал меня в Red Wings в третьем раунде под общим сорок шестым номером. Он сказал, что для него решающим оказался бой, который я выиграл из безвыходного положения. Филадельфия также проявляла ко мне интерес, но в итоге я оказался в Детройте. Я не мог в это поверить. На драфте ОХЛ меня не выбирали аж до семнадцатого раунда! Джимми Ди увидел во мне игрока сродни Кларку Жилле – здоровяк с золотыми руками. Он был единственным, кто настойчиво хотел меня выбрать. Полагаю, что смерть моего отца заставила его настороженно отнестись ко мне. Но с другой стороны, он выбрал меня, потому что Детройт собирался строить команду на будущее, чтобы вдохнуть надежду в болельщиков. В 60-е они четырежды доходили до финала Кубка Стэнли, а в 70-е их стали называть мертвецами. Собрать шесть тысяч зрителей на трибунах для них было большой удачей. За семнадцать сезонов, начиная с 1966-67 и до 1982-83, они лишь дважды выходили в плей-офф.
В сезоне 1983 года, Wings обрели нового владельца Майка Хитча и провели невероятный драфт. В четырех раундах они выбрали Стиви Айзермана; во втором взяли правого крайнего Лейна Ламберта; в третьем меня; в пятом – левого крайнего Петра Климу и защитника Джои Кочура; и в десятом – Стю "Мрачнаю Косилку" Гримсона.
Джимми Ди устроил пресс-конференцию с новичками команды. Wings была необходима реклама. Когда Стиви, Джои, Клима и я начали играть, то большинство парней не могли воспользоваться своей квотой на свободные билеты – некому было раздавать. Я защищал Стиви Ай. Он был ниже меня на 15 см и на 20 кг легче меня. Он был очень серьезным. Знаете, даже не всякий сокамерник будет травить с тобой байки и смеяться над ними, а в Стиви Ай было что-то такое, что мне очень нравилось.
Не могу точно назвать его, но им обладает не каждый – такое, что за ним тянутся остальные. Может это и называется лидерством.

капитан_Немо_ все записи автора

Буду стараться выкладывать по 1 главе в день или два.

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

1. КАК СКАЗАЛ ДОН ЧЕРРИ

Тай Доми был мелким засранцем, и я подумал: “Почему бы и нет?” Вы знаете, я с ним никогда не дрался, но сказал ему: “Бля, ну погнали. Я предоставлю тебе такую возможность”.
Он сказал мне: “Давай, Боб, МачоМэн хочет сразиться за титул.” Он называл себя МачоМэном, в честь выдающегося рестлера. Я ответил: "Ах ты мелкий засранец, хорошо, погнали!" Ему повезло - он рассек мне кожу рядом с глазом, когда слегка меня зацепил. Он даже толком не попал, просто ткнул левой рукой. Я не почувствовал боли – ничего такого. Все это длилось всего секунд тридцать, потому что судьи вмешались, не дав бою развернуться. Уезжая на скамейку штрафников, он изображал, будто завоевал чемпионский пояс среди супертяжеловесов, клоун ходячий.
После этого мой тренер Брайан Мюррей спросил меня: "Какого хрена ты тратишь время на этого мелкого придурка Доми? Тебе нечего доказывать".
"Ну, бля, - ответил я, - я дал ему шанс".
Мюррей сказал: "Боб, тебе виднее".
Да, я дрался. Я полагаю, что мне в этом содействовало руководство лиги, потому что они видели, что я могу играть, и драться – и то, и другое. Сейчас это довольно редко. Ребята, способные к такому совместительству, сейчас подписывают огромные контракты. Я бы хотел играть сейчас, причем не только из-за денег – я был бы счастлив.
Многие зрители за уменьшение количества драк в НХЛ. Они говорят, что драки не являются частью игры в хоккей. Но как сказал Дон Черри: “Когда дрался Проберт, вы видели хотя бы одного зрителя, покинувшего свое место и направившегося за чашечкой кофе?"

2. ПОЛЕГЧЕ, ЭЛ

У меня на ноге огромное красное пятно. Я обжёгся об выхлопную трубу своего мотоцикла на прошлой неделе. Я не перестаю говорить детям: “Помните про глушители, помните про глушители”, - а тут сам очень торопился и забыл про них. Я езжу на мотоцикле уже много лет, но до сих пор иногда забываю. Первый мотоцикл я купил в 1990 году – это был Kawasaki Vulcan 750, затем в 1991 я купил по-настоящему шустрый байк. Свой первый Harley я купил в 1992, с тех пор на нем и езжу. Когда я был маленьким, у отца был Harley. Он был полицейским в Виндсоре, и ездил на нем на службу. Когда он возвращался домой, то брал нас покататься. В хоккей меня отдал именно отец. Его звали Эл. Эл Проберт.
Я не знаю, как они познакомились с мамой. Знаю, что они были уже в возрасте. Ему было 36, или около того, когда я появился на свет. Её звали Тереза Брэннэгэн. Родители отца были родом из Англии. Деда звали Джек. Он был удивительным человеком. Нам нравилось часто бывать у него в гостях – ночевать и дурачиться. Мой старший брат Норм и я играли в лакросс. Дед Джек постоянно ходил на наши игры. Однажды, мы проиграли важный матч, отец был очень зол и не на шутку разошелся. Дед Джек отвел его и сказал: "Полегче, Эл. Боб очень старался и выдал по-настоящему хороший матч". Дед Джек умел поддержать. Он был счастливым человеком, очень счастливым, и с ним всегда было очень весело.
Мой отец был напористым и жёстким. Он мне постоянно говорил быть жёстче, сильнее, быть сильным как бык, и не показывать свою слабость. Три года он находился в военном резерве, а потом его отправили в Германию. Отслужив, он вернулся на службу в полицию. Он родился в 1929, а полицейским стал в 1954. Он был здоровым – моих габаритов, ростом за 180 см и весом около 100 кг. Дед был поменьше, а бабушка и подавно – совсем миниатюрная. Несмотря на это, сынок у них был крупным.
Мой дед Джек умер в 1973 году, мне тогда было восемь лет. Я хорошо помню его похороны. Вы знаете, что чувствуют при этом дети. На самом деле, я не понимал, что он действительно умер, поэтому мы с братом играли на заднем сиденье, и маме пришлось нас успокаивать: "Парни, потише там. У вас ведь дедушка умер". Мы этого просто не понимали. Это была первая смерть близкого мне человека. Я помню саму процессию и то, как старался сдерживаться. Потом я подошел к отцу и спросил: "Пап, ты заметил, что я не плакал? Все вокруг плакали, а я нет". Я проревел всю ночь. Мне не хотелось, чтобы все меня считали слабаком. С возрастом я понял, что это вовсе не так. Плакать - это нормально.
На тех похоронах что-то произошло в нашей семье – что-то между моей мамой и тетей. После этого мы больше никогда не собирались все вместе.
Я считаю, что похож на деда. Мне нравится веселиться. Я такой же крепкий как отец, хотя многие говорят, что я больше похож на маму, но я считаю, что все-таки на отца.
Я вырос в южной части Виндсора в небольшом кирпичном домике на Virginia Park Avenue. Мы с друзьями играли в хоккей прямо на улице. Там был тупик, поэтому мы собирались посреди улицы и весь день играли.
Я не был прилежным учеником, но все схватывал налету. Мне нравились уроки труда. Во втором классе, учитель включил вентилятор, поднес к нему листок бумаги и спросил: "Кто считает, что вентилятор сдует этот листок с моего стола?" Все, кроме меня, подняли руки. Потом последовал еще один вопрос: "А кто считает, что вентилятор засосет его?" Я оказался единственным, кто знал, что так и будет. Мне не нравилось сидеть в классах и не припомню ни одной чертовой книги, прочитанной мной. Когда я был в реабилитационном центре, мне поставили диагноз СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности, который в настоящее время достаточно распространен у детей. В начальной школе Northwood, сидя за своей партой, я мог не слышать слов учителя. В своей голове я смотрел кино в это время – кино о том, что же я буду делать, когда прозвенит звонок. Сидя за партой, я сходил с ума – мне нужно было чем-нибудь заниматься. Я всегда грыз ногти, а целый день пребывания в школе только усугубляли это. Я грыз их, пока там почти ничего не оставалось, и позже, когда я потерял передние зубы, то научился использовать боковые зубы. Как говорится – адаптировался.
Я начал играть в хоккей в четыре года, а когда мне было пять – уже играл в организованной лиге. Отец отвел меня на местный каток Adie Knox Herman, и я полюбил его. Меня поставили на левый фланг нападения – там я и играл всю свою карьеру.
Разумеется, иногда я играл на правом фланге, хоть у меня и левый хват, но никогда не играл ни в центре, ни в обороне. Потом все дети перебрались в конец улицы и стали играть в хоккей на пруду. В газете The Windsor Star была фотография моего отца, шнурующего коньки моему брату. Этим он занимался постоянно – клал мою ногу на колени и шнуровал мне коньки.
Я любил своего отца. Он не курил, но после работы любил немного выпить. Он не был большим любителем напиваться, но для него было нормально пойти в бар и пропустить несколько бокалов джина с тоником. Я его практически никогда не видел пьяным – может всего пару раз, в основном он знал меру выпивке. У него, как и у меня, были седые волосы - хорошие, густые, только более прямые, нежели вьющиеся. Он не всегда был суров. Он похлопывал нас по плечу и говорил что-нибудь вроде: “Отличная работа!” Он не был многословен, но когда говорил – будьте любезны его выслушать. В противном случае, получишь подзатыльник. Я довольно быстро это понял, так что такое случалось не часто – можно пересчитать по пальцам одной руки. Помню, как-то я его перебил и, к сожалению, схлопотал. Я пошатнулся, и в ушах зазвенело – не самые приятные ощущения.
У мамы была трость, и она нас предупреждала: "Будете себя плохо вести – получите!" Мне было десять лет, и я был довольно непослушным, так что в один прекрасный день мне прилетело по заднице. В тот вечер родители уехали, и я перепилил её своей маленькой пилой из набора инструментов, полученного на Рождество. Трость была большой угрозой, и я хотел от неё избавиться.
Когда мама собиралась ей воспользоваться в следующий раз, то начала кричать, увидев, что я с ней сделал. Я побежал в свою комнату, и она меня заперла. Отца не было дома, поэтому я разревелся.
Ей было так плохо, что она меня выпустила: "Ладно, выходи", - и дала мне печенья. Я научился устраивать спектакли. Я был прекрасным актером и в раннем возрасте научился ей манипулировать.
Мой отец был полицейским старой закалки. Он патрулировал улицы с дубинкой, и его уважали. Помню, как он приходил домой со службы после участия в драках. Однажды ему пришлось разнимать дерущихся в баре, и он разбил себе весь локоть, катаясь по асфальту. Я считал, что это очень круто. Знаете, если бы я не стал хоккеистом, думаю, что пошел бы в полицию. Так или иначе, мне довольно часто приходилось сталкиваться с полицейскими.
Когда я был в восьмом классе, мы с друзьями Тони ДиКокко и Дэйвом Кантагальё прокрались в школу во время обеда, но нас засекла камера в столовой, поэтому мы побежали по коридору. Я выбежал первым, практически одновременно с Тони, а когда выбегал Дэйв, то ему досталось дверью по лбу, и он получил очень сильное рассечение. Кровь была повсюду. Примерно так кровоточат бойцы в ринге. Ему попало туда, где кровеносные сосуды расположены очень близко к поверхности. Мы с Тони не могли бросить его там, поэтому вернулись обратно, а там уже появились несколько учителей. Дэна отправили в больницу, чтобы наложить швы, а мы с Тони отправились к директору. Я думал, что мой отец с ума сойдет, но он не проронил ни слова.
Мой отец устроил нам экскурсию по полицейскому участку, показал камеры и запер нас там. Мы ездили стрелять к одному из его приятелей. У отца была серьезная коллекция пистолетов, где-то около двадцати. После его смерти мама всю её продала одному из папиных коллег за $2,500, я до сих пор зол на неё за это. Я понимаю, что это было разумным шагом – мне было семнадцать, а Норму восемнадцать, но там были солидные экспонаты, такие как: Luger, привезенный его дядей из Германии во время Второй Мировой войны, четыре помповые винтовки Lee-Enfield, Magnum 57 модели и два 45-й, пару маленьких курносых Colt Detec¬tive Special с короткими стволами, разработанных специально для полиции. По-настоящему крутая коллекция.
Отец брал меня на игры Red Wings. У него был приятель Пэт ДиАмор владелец строительной компании. После работы отец присматривал за его имуществом, и в качестве благодарности тот доставал для нас билеты. В 70-е около стадиона Olympia было довольно опасно. В 1976 году тут убили бизнесмена, шедшего к своей машине с теннисного матча. Охранники отключают освещение на парковке и идут домой – даже им не хочется находиться в окрестностях стадиона слишком поздно. Когда отец брал нас с Нормом на матчи, то прихватывал с собой свой маленький курносый Colt 38-й модели. Он въезжал на парковку с пистолетом за поясом. Распахнув пальто, он предъявлял свой значок со словами: "Я собираюсь на матч". Когда мы возвращались к машине после игры, отец держал пистолет в руке. Мы чувствовали себя довольно безопасно. Наш старик никому не позволял виться вокруг нас.

капитан_Немо_ все записи автора

Буду стараться выкладывать по 1 главе в день или два.

ЖЁСТКИЙ ИГРОК
(TOUGH GUY)

ЖИЗНЬ НА ГРАНИ

БОБ ПРОБЕРТ

и Кирсти МакЛеллан Дэй

Посвящается Дэни, любви всей моей жизни, и моим прекрасным детям -
Броган, Тиерни, Джеку и Деслин

БЛАГОДАРНОСТИ

Авторы, Дэни и её дети выражают огромную благодарность Дэйву Уинхэму за великодушно предоставленные записи, интервью и иные материалы, предназначенные для написания книги, собранные им с 1993 по 1995 годы совместно с друзьями и коллегами Боба Проберта. Несмотря на то, что Боб и Дэйв решили бросить затею с написанием книги, их труды и материалы отражены в этой книге.
Дэни и Кирсти благодарят всех тех, кто помогал осуществить мечту Боба о появлении этой книги: Лесли и Дэн Паркинсон; Норма Проберта; Терезу Проберт; Джима Вуда; Пенни Тэйлс; Шелдон Кеннеди; Рика (Большого Папочку) и Рикки Рогоу; Дэрэна Рогоу; Райана (Пушистого) ВанденБушше; Арта Вуфендена; Стэйси Тэйлс; Стиви Айзермэна; Пола Коффи; Криса Челиоса; Троя Краудера; Колина Кэмпбэлла; Морин и Бреда МакКриммон; Дага Гилмора; Марти МакСорли; Дона Черри; Рона МакЛина; Генерала Рика Хиллера; Марка (Дерево) ЛаФореста; Эдди Мио; Тома Мюллена; команду сайта pyramidproductions.tv – Джулию Синклэр, Кэрол Котроу, Соню Блумфилд, Шелли Хенри, Арана Лайла, Джорди Дэя и Витторию Уолтер; Джули Фолк и сайт adrenalinereginasports.com; Джастина, Мишель и Кэролин из Салона Утопия в Лэйкшире.
Кирсти МакЛеллан Дэй выражает особую благодарность Дэни, Броган, Тиерни, Джеку и Деслин за теплый прием, а также своему мужу и коллеге Ларри Дэю за помощь в редактировании в любое время суток. Отдельная благодарность коллективу ХарперКоллинс за осуществление невозможного—Джиму Гиффорду за работу без выходных, Айрис Тапхолм за веру, Ллойду Девису за верстку, а также Ноэлю Зитцеру, Нилу Эриксону, Аллегре Робинсон, Чериди Джонстону, Кори Битти, Робу Фирингу, Колин Кларк, Джордан Уайтхаус, Майклу Ги-Хэддоку и дизайнеру обложки Грегу Тэбору. Спасибо моим родителям, Джоан и Баду МакЛеллан, детям и внукам, Бадди, Кристин, Чарли, Ланди, Джорди, Полу, Теа, Джексону и Гриффину за их неостывающую любовь и поддержку. Спасибо Тэо Флёри за знакомство с Бобом. Выражаю признательность Митчу Рогатз и Тому Басту из Триумф Букс.
Огромное спасибо, Большой Боб, за рассказанную тобой историю.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ ДЭНИ ПРОБЕРТ

Бобу потребовалось много времени, чтобы решиться написать книгу, правдиво повествующую о нем. По мере того, как взрослели наши дети, вокруг них появлялось множество слухов об отце, не соответствующих действительности. Это крайне раздражало Боба. Он знал, что не был ангелом, тем не менее, он хотел написать правдивую историю.
Боб усердно работал над этой книгой вместе с соавтором Кирсти МакЛеллан Дэй, пока не умер 5 июля 2010. Увидев, сколько всего было проделано, мы с детьми решили осуществить его мечту.
Боб написал эту книгу, такой, какую он её себе представлял.
Любимый, я тобой очень горжусь.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ СТИВА АЙЗЕРМАНА

Я родился в 1965 году примерно на четыре недели раньше Боба. Мальчишками мы играли друг против друга. Он играл за Брэнтфорд, а я за Петерборо. Летом 1983 года нас обоих выбрали Рэд Уингс, а в сезоне 1985-86 годов мы стали играть вместе. Проби начал создавать себе имидж в Национальной Хоккейной Лиге в сезоне 86-87. В нашем дебютном сезоне тренером был Жак Демер. Было очень волнительно являться частичкой возрождения клуба Рэд Уингс, а Боб был неотъемлемой частью этого.
В течение последующих восьми лет мы вместе получили огромный жизненный опыт как на льду, так и за его пределами. Яркими воспоминаниями являются полуфинальные матчи плей-офф Кубка Стэнли против Эдмонтон Ойлерз, ведомыми Уэйном Гретцки. Проби играл огромную роль в этих играх. Находясь на льду, чувствуешь себя увереннее, зная, что Боб прикрывает тебя.
Болельщики помнят его за бойцовские качества и снайперские способности, но он этим не ограничивался. Боб знал, как нужно играть на поле. Он был умным игроком с прекрасным видением игры. Для игрока с каменными кулаками, он имел невероятно мягкие руки. Его передачи, организация игры и голевое чутье делали его невероятно ценным игроком. Он был очень уважаемым хоккеистом. Помню, как я зашел в раздевалку перед матчем Всех-Звезд 1988 года. Легендарные игроки, вроде Уэйна Гретцки и Марио Лемье находились там, и первым делом они хотели познакомиться с Проби. Они подошли ко мне и попросили: "Не мог бы ты представить нас этому здоровяку?" Игроки его уважали не только потому, что он был жёстким парнем, но и потому что он был великим игроком.
Проби любили одноклубники, его обожали болельщики. Он был общим любимчиком. Он был умным, знающим и находчивым. Он всегда располагал к себе людей доброй шуткой или дружеским подколом. Он озарял всю раздевалку, когда заходил и говорил: "Здорово, я большое чучело!" Его коньком было сделать матч веселым. Иногда в ходе боя он мог остановиться и поправить свой шлем, а мог подмигивать Джерарду Галланту или мне, просто давая понять, что все в порядке.
Его уход стал невероятным шоком для всех. Неважно кто ты – юный болельщик, больной ребенок, работник Джо Луис Арены – Боб, словно близкий тебе человек, всегда находил время для дружеской беседы. Все, кто с ним сталкивался впервые, отмечали: "Какой прекрасный человек!" Он влюблял в себя всех, и я не исключение.
Самоирония Боба говорит о том, что он не был равнодушным. Он был признателен и предан тем, кто уважал его. Он был суровым игроком, бескорыстно готовым ко всему для своей команды. У него было огромное сердце и добрая душа.

ВВЕДЕНИЕ
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

Каждый день Боб Проберт планировал отплывать в 10 утра, но раньше, чем в 14-30 никак не получалось. К прогулке он был всегда готов в любой момент. Утром 5 июля 2010 года он насыпал себе хлопьев и залил их фирменным апельсиновым коктейлем его десятилетней Деслин. Его теща Лесли Паркинсон с тестем Дэном приехали к ним в гости. Дэн работал начальником полицейского участка в Корнуолле, провинция Онтарио, расположенном в 8 часах езды на северо-восток от реки Святого Лоуренса. Лесли сидела неподалеку от него и читала библию, прокомментировав: “Знаешь, Боб, у Господа есть большие планы на тебя. Тебе нужно сбросить все оковы и прийти к нему. Его ноша легка." Боб зачерпнул остатки хлопьев, кивнул головой и произнес: “Да, я знаю.” Затем он взял уже третью за сегодня банку колы и около 11 утра сел за руль.
Боб заправил свой катер и собрался навестить своего лечащего врача, так как таблетки были на исходе. Иногда по утрам было очень трудно встать с кровати. Семнадцать лет жизни по жестким правилам Национальной хоккейной лиги давали о себе знать. Ему был прописан оксиконтин (опиоидный анальгетик) по одной таблетке три раза в день, но он выпивал восемь – две утром, две после завтрака, две в обед и две перед сном. Он бросал их в колу, чтобы растягивать эффект на всю лодочную прогулку, а остатки проглатывал. Так они действовали быстрее, после этого пару часов у него не болела спина, не беспокоило бедро, и он мог ходить без ощущения, что в его колено вонзили нож. Он получал месячную дозу и отдавал все своей жене Дэни, потому что, находясь у него, таблетки улетали очень быстро. В свое отсутствие, Дэни прятала их по всему дому. Он звонил ей каждое утро, и она говорила, где спрятана дневная доза таблеток. В понедельник она могла сказать, что таблетки лежат в кабинете в портсигаре. Во вторник упаковка таблеток могла оказаться в гостиной за картиной. Это было хорошей идеей. В конечном счете, Боб хотел побороть свою алкогольную и наркозависимость. Дэни чувствовала его стремление завязать, так как дети взрослели и прекрасно все понимали - он чувствовал свою ответственность. К тому же помогали годы реабилитационного лечения.
Проби выкуривал по две пачки Парламента в день, как правило, в своем огромном гараже. Там не было комнаты отдыха, потому что весь гараж был заставлен харлеями, частично отреставрированными старинными автомобилями и всякими запчастями. Проберты жили в доме своей мечты, расположенном на берегу озера Сент-Клер, отделяющем их дом от Детройта. Боб и Дэни занимались дизайном дома, не отказывая себе ни в чем, когда он играл за Чикаго в 1999 году. У него был максимальный на то время контракт в карьере - 1,8 миллионов долларов в год. У их дома величественный дизайн – восемь тысяч квадратных метров серого камня, крыша из шифера с прослойками известняка, а также прекрасный внутренний двор с огромным бассейном и зонами отдыха, расположенными в тени дубов, кленов и груш.
Боб ненавидел кредиты. Когда он что-то покупал, то платил наличными, включая их дом, обошедшийся примерно в 3,5 миллиона долларов. Он ценил искусство. Ему нравились картины. Он повесил подлинник Виктора Швайко в своей гостиной. В журнале Architectural Digest опубликовано её фото. Как-то раз он решил доработать картину известного русского художника, написав цифру 24 на парижском кафе. Этот адрес отразил его номер на майке. Боб настолько нравилась эта картина, что он купил её редкую копию, вставил в рамку и подарил Дэну и Лесли на Рождество.
Боб любил раздавать поручения. Когда у него заканчивалась кола, он звонил своей матери Терезе, живщей недалеко от Виндсора, и просил привезти ему новую партию колы прямо в яхт-клуб. На этот случай, у неё всегда был запас в холодильнике. Он прыгал на свой 155-сильный катер Sea-Doo 200 Speedster и переплывал через озеро, чтобы получить свой груз. Катер выглядел как бэтмобиль. Порядка 6 метров длиной, с блестящим вытянутым корпусом, алюминиевыми перилами, высоченным фароискателем и огромными крыльями по бокам. Он был настолько сложным в управлении, что только Боб мог им управлять. Несмотря на то, что он не был членом частного яхт-клуба, он спокойно там швартовался, поднимался на пирс, открывал ворота и впускал свою мать. Если кто-либо пытался ему в этом помешать, Боб усмехался и предлагал расслабиться. Никто не мог препятствовать Бобу Проберту.
5 июля было очень жарко. Судя по прогнозу, ожидалось около плюс 35. Боб опять жаловался на расстройство желудка. Он и Дэни только что отметили свою семнадцатую годовщину свадьбы. Дэни Вуд Проберт невероятно красивая женщина, с макияжем или без. У неё очень умный взгляд, зелёные глаза, высокие скулы, острый подбородок, ровные белые зубы, светлые густые волосы до плеч. Последние пару недель Дэни убеждала его сходить к врачу: "Сделай это ради наших четверых детей", – сказала она.
- Да, конечно, малыш, обязательно, - ответил он.
- Я серьезно, Боб.
- И я серьезно, Вуд, – он засмеялся, посадил её к себе на колено и поцеловал.
Потом он вышел из бассейна и сказал всем собираться. Сказал, что вернется через пятнадцать минут, чтобы все погрузить и отчалить.
Бобу пришлось изрядно попотеть, чтобы пригнать катер с общественного причала, расположенного неподалеку. Он подумывал о своем собственном доке – так будет гораздо удобнее спускать катер на воду. Перед тем, как спустить катер на воду, Боб обнаружил, что он не заводится – сел аккумулятор.
Пришлось возвращаться домой за проводами и зарядным устройством. По дороге домой, объезжая дом своего приятеля Донни Кадариана, он заметил, что Донни тоже возится со своим катером. Боб развернулся и заглянул к нему повидаться. Во время разговора Боб упомянул, что его тошнит.
Выпив пару банок колы, он вернулся домой и погрузил семнадцатикилограммовое зарядное устройство в кузов джипа Дэни GMC Denali 2002 года выпуска. Тетя Пенни и тесть, разговаривая с Бобом, отметили, что тот выглядит вялым и заторможенным. Дочь Боба Тиерни и её подружка Сара поехали с ним. Тиерни типично папина дочка – ей нравилось все то, что нравилось отцу, включая игру в хоккей. В конце июля ей исполнилось тринадцать, при этом её рост уже около 1,8 метра.
Боб вернулся на причал и стал пытаться завести двигатель. "Давай, детка, давай, заводись же! Ради меня, детка, заводись, ну давай…" В конце концов, двигатель завелся.
Тетя Пенни стояла на берегу в ожидании Боба и ребятишек. За ними было интересно наблюдать. Боб пересекал озеро, то и дело на полном ходу объезжая торчавшие из воды огромные камни чуть севернее берега и в скором времени причалил. “Ну что, все готовы?” – крикнул он. Так как приготовления еще не закончились, он не стал выходить на берег, произнеся: "Я сейчас вернусь!", - он поддал газа. Иногда Боб уступал водительское место и штурвал кому-нибудь из детей. Боб доверял всем своим детям и никогда не отказывал. Они могли просить его о чем угодно. "Могу я пойти к друзьям?” "Конечно, иди." "Можешь меня покатать?" "Да, конечно." В конце концов, Дэни завела для детей правило: не спрашивать разрешения у отца, потому что они уже знали – ответ всегда будет положительным.
Вскоре Боб вернулся за семьей – десятилетним Джеком, женой Дэни, тетей Пенни, тестем Дэном и тещей Лесли. Он выпрыгнул из катера и подтащил его к берегу, чтобы все могли подняться на борт. Убедившись, что спасательных жилетов хватает на всех, они решили плыть на восток к пристани Бель-Ривер. Там находился греческий ресторан, и Дэни захотелось греческого салата. Они нечасто плавали этим маршрутом, но чем дольше было плыть, тем лучше. Они очень любили прогуливаться на катере. Дэни, расположившись за спиной Боба, чувствовала, будто летит сквозь волны. Они были женаты уже 17 лет, но ей до сих пор нравилось его разглядывать. У него были большие красивые плечи, огромные трапеции и дельты. Когда он её обнимал, она чувствовала себя защищенной. Взглянув на веснушки на его спине, она подумала, что нужно его намазать кремом от загара. Помимо веснушек, на спине были пару родинок, нравившихся ей.
Они были уже десять минут в пути, как вдруг Тиерни услышала какой-то шум из-под обшивки. Она сидела слева на носу катера. Боб велел ей открыть багажный отсек и посмотреть, не отвязался ли якорь. Она проверила и убедилась, что это не якорь, но шум продолжался. Боб заглушил двигатель. Они были еще на середине пути, но Боб был уверен, что аккумулятор уже успел зарядиться. Он забрался на нос, разгреб какие-то вещи, потом опять завел двигатель и заглушил его. Звук так и не исчезал.
Он осмотрел борта и увидел, что это резиновый бампер соскочил с креплений, скрутился и шлепает по борту. Бобу совсем не хотелось, чтобы он попал в сопла, поэтому решил его закрепить обратно. Он заглушил двигатели, Дэни выбралась из-за его спины и поднялась на платформу. Дэн распрямлял бампер, в то время, как Боб защелкивал его на место. Это было довольно непросто и потребовало немало усилий. Пришлось приложить немало усилий, чтобы застежки защелкнулись. Чтобы достать до креплений, Бобу пришлось свеситься за борт, и его макушка оказалась в воде. “Смотри, не выпади”, - сказала ему Дэни. Пока Боб закреплял переднюю частью, Дэн распрямлял среднюю. Боб подвинулся к тестю и стал закреплять уже среднюю часть.
Вдруг, он резко встал и пошатнулся, всплеснув руками, чтобы поймать равновесие. Лесли, сидевшая на заднем сиденье, прямо около Боба, подумала, что тот решил немного передохнуть. Тетя Пенни и тесть Дэн подскочили к Бобу, подхватили под руки, так как он упал на колени, и посадили на водительское место. У Боба посинели губы.
"О, Боже, он выглядит совсем плохо – с ним что-то не так!” – вскрикнула тетя Пенни. Она схватила его запястье: “Я не могу нащупать пульс! Дэн, попробуй ты”. Дэн работал в полиции, поэтому он каждый год проходил аттестацию по первой медицинской помощи. Он нащупал у Боба сонную артерию. Чтобы не шокировать детей, пристально следящих за происходящим, он прошептал: “Нет”. Дэн зажал Бобу нос и стал делать искусственное дыхание. После нескольких выдохов, у Боба чуть порозовели губы, теперь нужно было делать непрямой массаж сердца.
Дэни, разглядывающая закрепленный бампер, услышала шум и краем глаза увидела, что в углу что-то происходит. “Какого чёрта! Что здесь происходит?” – вскрикнула она.
Миниатюрная тетя Пенни, 152 см ростом и 52 кг, весом подхватила Боба, ростом 190 см и весом 108 кг, под руки. Дэн взял его за ноги, они уложили его на дно катера между водительским и пассажирским сиденьем. Пенни села позади Боба, положив его голову к себе на колени. Тем временем, Дэни уже набирала службу спасения 911.
Дети сидели на носу катера, взволнованно переспрашивая: “Как он? Ему лучше?” Лесли стояла на корме, наблюдая, как её муж пытается спасти её зятя, и молилась.
Дэн перешагнул на другую сторону и начал делать массаж сердца. Он давил не менее ста раз в минуту, но Боб опять потерял сознание. Он не дышал, и его глаза начали багроветь. Показалось, что массаж грудной клетки помог восстановить дыхание. Дэн был уверен, что это поможет, что Боб вот-вот откроет глаза и придёт в сознание.
Дэни дозвонилась в службу спасения и сообщила, что они находятся около небольшого городка Пьюс, в пригороде Виндсора, более точное нахождение она определить не могла. Она осмотрелась вокруг, стараясь не паниковать, но все что смогла увидеть – лишь крыши домов вдалеке. Оператор сообщила, что ей удалось определить их местоположение по телефонному звонку, поэтому Дэни отдала телефон матери и стала искать ключи. В замке зажигания их не оказалось. “Где ключи? Куда же Боб их подевал? Мне нужны ключи!” – кричала она.
Боб начал метаться по полу, отчаянно закидывая голову назад и из стороны в сторону. Пенни послышалось, будто он произнес: “Я не могу дышать,” – возможно он отреагировал на крик Дэни, и неразборчивые слова сорвались с его губ.
Дэни нашла ключи в стыке сидушки и спинки водительского сиденья, схватила их и завела катер. Она не знала точно, как им управлять, но смогла завести один из двигателей, и они поплыли. Воодушевившись этим, она сказала Бобу: "Я сделала это, малыш! Я смогла его завести! Все в порядке, я его завела!" Тетя Пенни растрогалась от таких чувств Дэни к своему мужу и заплакала.
Вскоре Дэни поняла, что работает всего один двигатель, и они не могут плыть быстро. Только Боб знал, как управлять катером, поэтому они медленно двигались к берегу.
Буквально на днях Дэн слушал передачу по радио, в которой один из приглашенных медиков сказал, что искусственное дыхание – это пустая трата времени. Вместо этого следует делать непрямой массаж сердца, потому что в крови итак достаточно кислорода для поддержания работы мозга, пока вы заставляете её циркулировать по организму. Поэтому Дэну было неважно дышит Боб или нет. Он лишь хотел, чтобы кровь продолжала поступать к мозгу, пока не прибудут спасатели. "Борись, Боб, борись", – цедил он сквозь стиснутые зубы.
Пенни протирала Боба прохладным полотенцем и спрыскивала его лицо водой, подбадривая при этом Дэна: "О, Боже, Дэн, у тебя получается! Отлично, Дэн, продолжай!"
Несмотря на то, что Дэн заслонял своей спиной детям обзор, у них началась истерика. Лесли продолжала молиться вслух, в то же время, пытаясь выяснить их местоположение у оператора. Кругом была сплошная вода без каких-либо различимых объектов. Она не могла сориентироваться на местности. "Пожалуйста, - умоляла она оператора, - скажите, с какой стороны подъедут спасатели?"
Лесли стала отчаиваться из-за безрезультатности действий. Она стала махать полотенцем над головой, пытаясь позвать на помощь окружающих, и прокричала в трубку: "Вы хоть знаете, кому требуется помощь? Бобу Проберту!"
В конце концов, бригаде спасателей потребовалось двадцать минут, чтобы прибыть к месту. Все это время Дэн продолжал делать массаж сердца, заставляя его биться.
Тем временем, плотник из Эмервилля по имени Пит Крэйг, из-за невыносимой жары бросивший все дела, сидел в теньке, слушая свой приемник. Услышав имя Боба, он схватил телефон и позвонил соседу. У того был водный мотоцикл Yamaha Wave Runner.
Лесли услышала звук приближающегося водного мотоцикла и подняла голову. "Слава Богу, хоть кто-то услышал!" – сказала она. Рядом с ними остановился молодой человек в ярком оранжево-красном спасательном жилете. "Слава Богу, - произнесла она, - вы спасатель?"
"Нет, - ответил парень, - я Кай, я живу здесь неподалеку. Мой сосед услышал ваш призыв о помощи. Чем я могу вам помочь?"
В разговор вступила Дэни: " Я не умею управлять катером, и мы не знаем, где находимся!" Кай забрался на борт и взял управление в свои руки, а Дэни вскочила на его мотоцикл. Кай направил катер в сторону своего дома, назвав свой адрес Лесли, чтобы реанимация подъезжала туда. Катер продолжал еле-еле ползти.
Лесли взглянула на своего мужа. Дэну было 57 лет, ростом более 180 см и весом более 90 кг - сильный и крепкий, но Лесли беспокоилась за него. Он массировал сердце Бобу уже более пятнадцати минут на палящем солнце, и было видно, что силы у него на исходе.
Вскоре Дэн услышал шум сирен и силуэты команды спасателей, ожидающих у пристани. Бобу становилось все хуже. Его дыхание слабло, а когда оставалось не более пяти минут до берега – остановилось.
Пенни стала хлопать его по щекам: “Я люблю тебя, Боб, мы все тебя любим. Дыши! Открой же глаза, Боб.”
Тиерни обняла рыдающих Джека и Сару. Они смотрели на отца с надеждой, что вот-вот ему станет лучше. Они отвернулись, а мгновением позже Тиерни повернулась лицом к Бобу и всхлипнула: “Папочка, я люблю тебя…” – её слова разнеслись эхом над водой.
Бригада спасателей, ожидавшая на берегу, быстро поднялась на борт с переносным дефибриллятором, которым дважды провели разряд Бобу. Спасателей было столько, что Дэн не мог рассмотреть, что именно происходило, кроме того, что реаниматологи действовали очень усердно.
Лицо Боба посерело. Пенни не хотелось покидать его, но все еще продолжала надеяться. Детей отвели подальше на лужайку в тени. Пенни подошла к ним, обняла и сказала: "Помолитесь за своего папу. Ему станет лучше." Она оставила детей и пошла к Лесли и Дэни, наблюдавшими за происходящим. По пути, она почти рухнула на песок. Она несколько минут дрожала и тяжело дышала, прежде чем пришла в чувства.
Дэни металась по пляжу как пантера, часто останавливаясь, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее на борту катера. Она пыталась вспомнить, когда они с Бобом последний раз занимались любовью. Это было давно, но не из-за отсутствия чувств. Она пробыла неделю с девочками в коттедже, потом вернулась на один день, а на следующий уже нужно было появиться в Ванкувере. Вернувшись домой, она опять уехала в коттедж. Им не хватало времени. У них не было достаточно времени.
Дэни зашла в воду, пытаясь обойти катер. Она хотела видеть или хотя бы слышать, что там происходит. Внезапно все потемнело. Она ушла под воду, и пожарный вытащил ее на берег. Дэни поднялась на ноги, и он помог ей дойти до Лесли, та взяла полотенце и стала вытирать дочери волосы так, как делала это, когда Дэни была маленькой. Дэни посмотрела на мать: “С ним все будет в порядке, правда ведь, мам?”
Дэн стоял в воде около катера, наблюдая за действиями спасателей. Реанимационные действия длились более получаса, после чего Боба направили в больницу. Близким разрешили сопровождать его. На лице Боба была одета кислородная маска, и повсюду были капельницы. Дэни удалось дотронуться до него, когда его загружали в скорую.
Дэн и Пенни повезли детей домой, в то время как Лесли и Дэни направились в отделение неотложной помощи в сопровождении доброго самаритянина – плотника Пита Крейга. В комнате ожидания Дэни посетила мысль, что этот кошмар может обернуться для Боба чем-то полезным. Возможно, он будет соблюдать диету, ужесточит её. И, разумеется, теперь она будет следить за тем, чтобы Боб проходил регулярные обследования. В последнее время он говорил, что сдавал анализы крови, но так ли это было на самом деле? Она планировала вместе с ним изучить все строгие рекомендации врачей. Когда это коснулось его здоровья, эти рекомендации приобрели иной вид.
Вскоре в комнату ожидания вошли медсестра и социальный работник. У Лесли замерло сердце - она вспомнила, что последний раз видела подобный дуэт в палате своего отца, когда тот умер. Медсестра обняла Дэни и усадила её в кресло. Она поняла, что следующим в эту дверь войдет врач.
Пенни показалось целой вечностью отвезти детей домой и взять машину, чтобы вместе с Дэном наконец-то отправиться в больницу. Незадолго до приезда у Дэна зазвонил телефон. Звонила Лесли: “Он ушел”, - сказала она.

капитан_Немо_ все записи автора

Каждый год я посылаю отцу и матери два билета на самолет до Флориды и обратно. Они не летят. Я говорю им: «Отдохните. Я достиг многого, пользуйтесь этим». А отец мне отвечает: «Теперь я волнуюсь за тебя куда больше».

Уэйн Гретцки. 1983 год

Это книга моего отца. Такой она задумывалась с самого начала. Но кое‑что он упустил – почти ничего не сказал о себе. А это несправедливо. Поэтому о своем отце я хочу рассказать сам.

Я слышал массу историй о том, как отец не выпускал меня с катка на заднем дворе нашего дома, потому что хотел любой ценой сделать из меня звезду НХЛ. Это неправда. Отец никогда не принуждал меня. Я сам постоянно подгонял себя, а отец… Он часто повторял: «Неважно, каков будет результат. Конечно, побеждать приятно, мне бы хотелось, чтобы ты всегда стремился выиграть… Но главное – старайся и делай свое дело как можно лучше. Большего от тебя требовать никто не вправе». Он бывал недоволен мной только тогда, когда я не старался, когда не выкладывался до конца.

И отец имел право спрашивать с меня строго, потому что потратил на меня много денег, когда я был ребенком. Детский хоккей в Канаде стоит дорого. Мы, дети, конечно, не понимали этого. Играли в свое удовольствие. А между тем моим родителям приходилось очень многим жертвовать, чтобы я мог вдоволь гонять шайбу. Но отец никогда не упрекал меня этим, он хотел взамен только одного – чтобы я всегда играл и тренировался на совесть.

Представьте себе такое: финальная серия Кубка Стэнли 1982/83 года, мы проигрываем 3:0 «Нью‑Йорк Айлендерс». Нам предстоит четвертая встреча в Нью‑Йорке, которая в случае нашего поражения становится последней… Легко понять, какое у меня было настроение. Идет тренировка, а я только делаю вид, что работаю. Отец, естественно, приехал на игры и наблюдает за мной. Я ухожу со льда – он поджидает меня у выхода.

– Зачем ты вышел сегодня на тренировку?

– Все вышли, – отвечаю я.

– Мог и не выходить. Ты же просто даром потерял время – не тренировался, а делал вид.

Я пожал плечами, через несколько минут и тренировка, и слова отца вылетели у меня из головы…

А отец не забыл ничего.

Мы проиграли ту игру, сезон закончился.

Был май, мы с отцом работали на ферме. Было страшно жарко, а бабушка полизала сад. Отец посмотрел на меня, потом на нее, потом снова на меня… И сказал: «Посмотри на нее! Ей уже семьдесят девять, а она работает, делает то, на что хватает сил. А ты не счел нужным честно тренироваться даже перед решающей игрой».

Не сомневаюсь, все его болезни связаны именно с хоккеем. Ведь ночью перед моими играми он не спит. Не потому, что ему так важна победа, просто он не может иначе, он такой человек. В этом мы с ним не похожи. Скажу откровенно, меня не особенно волнует, что обо мне говорят и пишут. Я не переживаю из‑за этого. Зато отец волнуется за нас обоих. И иногда это сказывается на наших отношениях. Однажды он, например, услышал, как кто‑то сказал: «У этого Гретцки волосы слишком длинные». И он тут же велел мне: «Немедленно стричься!» Я не захотел. Со временем и он понял: вокруг слишком много людей, всем не угодишь и нельзя быть хорошим для всех.

Отец – это человек! «Я просто‑напросто служащий телефонной компании», – говорит он о себе. На самом же деле теперь он и адвокат, и бухгалтер, и торговый агент. Это он следит за тем, чтобы меня не заставляли работать на износ. Я имею в виду всех: моего тренера, моего импресарио, моих торговых агентов, адвокатов… Всех их. Когда отец видит, что кто‑то слишком давит на меня, он тут же спешит на помощь с советом.

Мой отец и сейчас продолжает работать в телефонной компании, но у него всегда хватает времени прочитать каждый заключенный мной контракт от первой до последней буквы. Вообще‑то мои контракты проверяют и другие, но отцу нет дела до них. Ему важен Уэйн Гретцки, и только Уэйн Гретцки. И так было всегда, сколько я себя помню.

Он умеет сразу схватить существо дела, по‑моему, он научился предвидеть возможные осложнения еще до того, как они возникнут. Однажды он просмотрел контракт, который я заключил с фирмой, изготавливающей коньки, и сразу сказал, что меня ждут неприятности. Так оно и вышло. Потом мы исправили контракт. Майкл Барнет, один из моих торговых агентов, сказал как‑то: «Может быть, Уолтер и не получил высшего образования, но в бизнесе он достоин звания магистра. Не успеешь и глазом моргнуть, как он станет доктором».

Теперь, когда я повзрослел и могу сам принимать важные решения, некоторые считают, что стремление отца быть в курсе всех моих дел может испортить наши отношения. Но это неверно. Мы с отцом всю жизнь спорили. Спорили обо всем – и о том, что я делаю на льду, и о том, что я делаю за бортиком площадки. Но нам это не мешало. И я надеюсь, что у меня будут такие же отношения с моим сыном. Я хотел бы, чтобы он уважал мое мнение и понимал: я занимаюсь его делами для его же пользы. И еще я хочу, чтобы он не боялся высказывать мне свое мнение по любому вопросу.

Я соглашаюсь с отцом в девяносто пяти случаях из ста. И не потому лишь, что он давит на меня отцовским авторитетом. Просто он старше и мудрее. Но когда я уверен, что правда на моей стороне, я поступаю по‑своему. Думаю, когда это случилось первый раз, ему было несладко. Но попадая в сложное положение, я всегда обращаюсь к нему за помощью. И даже когда мне будет шестьдесят лет, я все же сначала выслушаю его.

Да и почему мне не поступить так? Ведь он всегда был в трудную минуту рядом со мной.

Когда мне было лет десять, мы с ним каждый вечер играли полчаса на заднем дворе в бейсбол. Как‑то я решил: нам нужно хорошее место для подачи. В конце нашей улицы был небольшой пригорочек. Я отправился туда с лопатой, срыл его, а землю погрузил на тачку. Я как раз катил тачку к дому, когда мама вышла на крыльцо.

– Куда это ты тащишь весь этот мусор? – спросила она.

– На задний двор, – ответил я. – Нам это нужно для бейсбола.

– Нет, – отрезала она.

Я знал, что мама слов на ветер не бросает. Но я знал и своего отца. Поэтому просто оставил тачку нагруженной на дорожке и стал дожидаться его возвращения с работы.

– Что ты собрался с этим делать? – спросил он.

– Везу на задний двор. Нам же нужна площадка для подачи…

– Хорошо придумал, – ответил отец.

Он пошел в подвал, принес оттуда две доски и помог мне сделать все, что нужно. Эта площадка просуществовала, кстати, одиннадцать лет.

Отец любит наш задний двор. Зимой у нас там каток, летом площадка для бейсбола. Когда я стал профессионалом и у меня появились деньги, я предложил отцу отличную, как мне казалось, идею. «Отец, – торжественно сказал я, – я хочу построить на нашем заднем дворе бассейн». «Ты что, с ума сошел?» – только и сказал он, качая головой. Стоит ли говорить, что бассейна у нас нет до сих пор.

Может быть, из‑за того, что я преуспел в хоккее, люди считают, что мои родители знают секрет, как выращивать Уэйнов Гретцки. Доходит до смешного. Возьмите хотя бы эту историю с нашим катком на заднем дворе.

Как‑то я сказал одному журналисту, что мы проводили с отцом на катке по нескольку часов. И в газете были напечатаны мои слова: «Господи, было так холодно, что я приходил домой и плакал!» И теперь мне приходится видеть несчастных ребятишек, которые плетутся домой со слезами на глазах, а их родители встречают их словами: «Отправляйся обратно на каток! Уэйн Гретцки мерз, зато теперь сидит в шикарной квартире в Эдмонтоне. А ты что, хуже?!…»

Но эти люди не поняли главного. Да, когда меня спрашивают: «Ты тренировался по четыре часа каждый вечер?» – я отвечаю: «Кажется так». Но теперь, вспоминая те годы, я понимаю, что то время, которое я проводил на катке, нельзя назвать тренировками. Если бы я тогда думал, что тренируюсь, я бы и не стал кататься.

Я катался просто для своего удовольствия.

Никогда я не думал: «Сегодня буду тренироваться четыре часа, потому что если я буду так делать, то попаду в НХЛ». Ничего такого мне и в голову никогда не приходило. Мы играли в хоккей. Именно играли, и игра доставляла нам удовольствие. Самое большое на свете. Были ребята, которые проводили на льду времени куда больше, чем я, но в НХЛ они так и не попали. Нельзя сказать: «Делай то и то, и ты обязательно попадешь в НХЛ». Я катался три‑четыре часа и шел домой. Отец спрашивал: «Ну что, накатался?» «Да», – отвечал я, а назавтра шел на каток снова.

Но я плакал. Да, это правда. Когда болели замерзшие ноги. Каждый, кто бывал подолгу на холоде, знает эту боль. Когда ноги отходят в тепле, боль сумасшедшая. Но сейчас я вспоминаю не боль и слезы, а горячий шоколад и большие теплые руки моего отца. Он сжимал ими мои окоченевшие ступни, чтобы отогреть их…

Зато теперь я играю в НХЛ, зарабатываю хорошие деньги и у меня большие возможности. И некоторые люди говорят своим детям: «Делай так, как Уэйн Гретцки. Смотри, как он тяжело работал. Смотри, как он подолгу тренировался». Но не стоит копировать других. У каждого свой путь. Конечно, вы не попадете в НХЛ, если не будете тренироваться, но и нет никакой гарантии, что, бесконечно тренируясь, вы станете игроком НХЛ.

У меня много интересов, самых разных увлечений. Так, в свое время я вязал крючком. И неплохо получалось. Где‑то я прочитал, что знаменитый вратарь Жак Плант увлекается вязанием, и решил попробовать. Связал маме сначала кошелек, а потом покрывало. (Не раз представлял себе, как какой‑нибудь папаша говорит своему затурканному мальчишке: «Смотри‑ка, Уэйн Гретцки вязал, и теперь он в НХЛ. Ну‑ка, берись за крючок!»)

Я и сейчас пробую себя в самых разных областях. Мне это интересно. Я не потому пел в программе Пола Анки, что собираюсь стать певцом, не потому снимался в кино, что решил стать актером. Просто и то и другое было ново и любопытно. Ведь хоккей – это не вся жизнь. Я и дальше собираюсь попробовать себя во всем, что будет мне интересно. Тем более что наступит день, когда я уйду из хоккея, и мне нужно будет чем‑то заняться.

А жизнь – все напряженнее, изматывает все больше. Я заметил, что становлюсь все менее терпеливым, все чаще раздражаюсь и огрызаюсь, и даже не на посторонних, а на родных. «Предохранитель выбивает» все чаще, и я знаю, что легче уже не станет.

И единственное место, где я могу полностью расслабиться… это лед хоккейной коробки.

Когда я играю в хоккей, я не думаю ни о чем, кроме игры. Я знаю, что есть немало игроков, у которых внехоккейные дела влияют на игру, портят ее, потому что они не могут отбросить, забыть свои проблемы и во время матчей. Для меня же лед – убежище. Иногда я даже посмеиваюсь над собой. Мне достаточно прийти в раздевалку, взять ракетку для пинг‑понга, сыграть несколько партий, обмотать лентой четыре клюшки – и я забываю обо всем. Потому что потом я иду на лед играть. Там я буду делать только то, что мне нравится по‑настоящему, и никто не будет приставать ко мне ни с чем другим. Это здорово. Игра – лучшее в моей жизни. А работа… Она идет следом вместе со всем остальным.

И все это сделали для меня мои родители. А ведь у них не было игры, чтобы хоть как‑то передохнуть. Они взяли на себя самое трудное, а мне досталось самое легкое. Как Ким и Кейту, Глену и Бренту. Нам нужно было только играть. Деньги, форма, инвентарь, переезды – заботы обо всем этом брали на себя мама и отец…

Иногда я задумываюсь: а каким отцом будет Уэйн Гретцки?

Нет, мой сын не покинет дом, когда ему стукнет четырнадцать лет.

Недавно родители одного двенадцатилетнего парнишки хотели отправить его в Торонто для занятий хоккеем. Мой отец сказал, что Ассоциация детского хоккея Онтарио не даст на это согласия, и, к счастью, оказался прав. Думаю, дело прежде всего в том, ради чего родители отправляли своего сына из дома. Если только для того, чтобы он стал профессиональным хоккеистом, то они заслуживают осуждения. У меня было по‑другому. Меня родители отправили из дома как раз для того, чтобы я мог жить нормальной жизнью. Они рассуждали так: если ему суждено стать профессиональным хоккеистом – хорошо, но главное, чтобы из него получился хороший человек.

Нельзя отсылать из дома своего ребенка. Нельзя сказать своему сыну, сколько бы ему ни было лет: «Езжай, учись на профессионала».

Когда мне было четырнадцать лет, я думал, что уехать в Торонто – самая распрекрасная вещь на свете. К счастью, оказалось, что для меня это был действительно лучший выход. Но если бы я мог начать свою жизнь вновь, я бы сделал так, чтобы у меня была возможность жить дома до девятнадцати…

Если у меня будет сын, а ему выпадет счастье играть в хоккей, я хотел бы наблюдать, как он играет, помогать ему, чем смогу, а если он проиграет, сказать: «Извини», – и оставить без мороженого. Так делал мой отец. Но в одном я, можно сказать об этом уже сейчас, буду отличаться от него. Я не стану просиживать вечера на телефоне, занимаясь организацией товарищеских матчей, и буду спокойно спать накануне игры.

Я в хоккее с шести лет и буду играть еще долго. Когда же придется уходить, я расстанусь с хоккеем навсегда. Но я очень хотел бы, чтобы мой сын узнал радость игры на льду.

Некоторые родители говорят, что ребята должны играть только для забавы, и это правильно. Они считают, что играть в хоккей должны абсолютно все ребятишки, и это тоже прекрасная идея. Еще они говорят, что после победы или поражения дети должны оставить хоккейные заботы на площадке и вернуться к обычной жизни с ее заботами и проблемами. Замечательно. Но в детском спорте должно быть место для всех. В том числе и для тех, кто всегда хочет быть лучшим, кто уже в юном возрасте готов взвалить на себя всю ответственность за команду, кто хочет побеждать каждый день, кто живет хоккеем.

Своему сыну я бы сказал: «Ты играешь за эту команду, и ты будешь стараться, и ты покажешь все, на что способен. И ты будешь учиться побеждать. Но если ты проиграешь – ничего страшного. Извлеки из поражения урок. А когда снова вернешься на площадку, учись не повторять ошибок и снова стремись к победе. Изо всех сил».

Мне кажется, что именно такое воспитание самое правильное. Подобное отношение к делу необходимо человеку, если он хочет чего‑то добиться не только в хоккее, но и в учебе, и в работе, и вообще в жизни. Человеку должка не давать покоя мысль: «Черт возьми, я буду лучшим! Наша команда будет самой лучшей!»

А если родители не хотят подвергать своего сына чрезмерному психологическому напряжению, считают это вредным? Ну что ж, для таких мальчиков имеются дворовые команды.

Но есть и другой хоккей. Там суровые законы. Там от игроков ждут только побед.

Меня возмущают случаи, когда иные тренеры стараются низвести хороших игроков до общего среднего уровня, вместо того чтобы заставлять подтягиваться середняков. Зачем они это делают? Чтобы избежать разногласий и конфликтов. Мои проблемы в детской команде связаны именно с этим. Мне приходилось встречаться с тренерами, которые хотели сделать из меня среднего игрока. Если бы мне пришлось работать с командой, в которой есть выдающийся игрок, я бы сказал остальным: «Ребята, поглядите‑ка хорошенько, что он умеет, и постарайтесь этому научиться сами». Даже если бы у них ничего и не получилось из этого – не страшно. Главное, они стали бы стараться. А это всегда приносит результат.

Как же заставить себя стараться изо всех сил, делать все с максимальной отдачей? Отец мне всегда говорил: «Я не заставляю тебя делать то, чего ты не можешь. Но то, что ты можешь, ты должен делать».

Возьмем, к примеру, школу. Отец знал, что одни предметы даются мне легко, а другие не очень. И если я получал приличную оценку по предмету, в котором не блистал, отец, хвалил меня. Но если я вдруг «проваливался» там, где мог успевать, мне доставалось по первое число. Такое считалось непростительным.

Всегда нужно помнить, что ни один мальчишка, как бы он ни проявил себя в детском хоккее, не может быть уверен в том, что попадет в НХЛ. Многое может помешать этому. Я хочу дать один совет тем, кто стремится стать профессионалом: если у тебя ничего не выходит – возвращайся домой. Да, именно так. Мои братья могут оказаться в такой же ситуации, и я скажу им то же самое. Никто не работает на льду больше, чем мой брат Глен, никто больше него не мечтает играть в НХЛ, но попасть туда ему будет нелегко.

Однако даже если он пробьется в профессиональную команду, но окажется там середнячком, я посоветую ему бросить все и забыть хоккей.

Я сам бы сделал именно так.

Когда команды НХЛ открывают тренировочные лагеря и объявляют, что все места в команде вакантны, что шанс играть есть у каждого, это неправда. Шанс есть только у немногих. Остальные зря мучаются. Если бы я, поиграв два года в детской команде, не добился бы никаких успехов, я бы, не колеблясь ни секунды, сказал всем: «Спасибо. Мне здесь очень нравится, я у вас многому научился, но лучше всего я усвоил то, что мне нужно поискать работу, которую я могу делать, или вернуться в школу».

Мне здорово повезло в жизни. Я вырос в семье, где меня всегда любили, где вообще все любят друг друга. И еще я играю в игру, которую люблю.

Хоккей для меня – удовольствие. Иногда я думаю: хорошо, что моя квартира расположена так высоко. Если бы я жил на первом этаже, то, увидев в окно мальчишек с клюшками на льду, я не удержался бы и выскочил поиграть с ними. И неизвестно, когда бы мы закончили…

Когда‑нибудь, если мне очень повезет, я выйду на лед на заднем дворе нашего дома в Брэнтфорде. А когда мы вернемся в дом и мой сын начнет хныкать, потому что у него будут болеть замерзшие ноги, я возьму их в свои ладони, чтобы отогреть. Так, как делал когда‑то мой отец.

капитан_Немо_ все записи автора

                       «Лет через пятнадцать я смогу, оглянувшись назад, сказать: „Я играл в великой команде!“

Уэйн Гретцки. 30 мая 1985 года

Ровно год и одиннадцать дней тому назад мы стояли в раздевалке «Ойлерз» и смотрели друг на друга через толпу, не зная, смеяться или плакать от счастья. «Ойлерз» тогда впервые получили Кубок Стэнли, и, казалось, ничего лучшего в жизни уже не может произойти. Оказалось, может.

И вот этот день настал.

Одна победа над «Филадельфия Флайерз» – и Кубок будет у «Ойлерз» второй раз подряд. Скептики, твердившие, что ты не чемпион, если не отстоял свой титул, замолчат.

Год назад, когда Уэйну предстояло сыграть два последних матча с «Нью‑Йорк Айлендерс», ему предсказывали только разочарования. Говорили, что он не сможет забивать в решающих жестких играх. В тех двух финальных встречах он переубедил всех и завоевал титул самого результативного хоккеиста в матчах на Кубок второй раз подряд. Кажется, и в этом году Уэйну удастся получить это звание. Но приз Смайта, который вручают самому полезному игроку в кубковых встречах, – еще более почетен.

Перед последним матчем на этот приз претендовали Уэйн и Пол Коффи. Пол прекрасно провел все кубковые матчи. Уэйн сначала как будто медлил, а потом нагнал соперника в один момент. В полуфинальных играх против «Чикаго» ему удалось улучшить два рекорда серий, и в трех последних встречах с «Филадельфией» он забил шесть шайб. В глазах жюри Уэйн и Пол чуть‑чуть опережали Гранта Фюра. Но разрыв был столь мал, что все должна была решить сегодняшняя игра.

Сами‑то они не слишком думали о призе. Они – очень близкие друзья и играют вместе так давно, что передачи и комбинации выполняют инстинктивно. Кроме того, есть цель поважнее. «Флайерз», проигрывая серию со счетом 1:3, не хотели сдаваться. Если им удастся сегодня победить, два последних матча будут проходить у них в Филадельфии, где они уже выиграли первую игру в этой серии. Они полны упорства. Но и остальные соперники тоже боролись до конца.

На примере серии матчей «Кингз» – «Ойлерз» хорошо видно, как обманчивы статистические отчеты. «Ойлерз» выиграли три встречи из пяти, и можно подумать, что победа не стоила им большого труда. Но судьба двух матчей решилась только в дополнительное время, а третий закончился со счетом 4:2, когда Яри Курри удалось забить шайбу в пустые ворота, в то время как «Кингз», сняв вратаря, вшестером пытались сравнять счет. И если бы не блестящая игра Фюра, может быть, «Ойлерз» и не стали бы вторым финалистом.

Фюр должен был сыграть великолепно, потому что вратарь «Лос‑Анджелеса» Боб Джэнсик творил чудеса в своих воротах. В первой игре серии Джэнсик получил чувствительный психологический удар, когда в дополнительное время Ли Фоголин послал шайбу в его ворота, казалось, несильным броском под немыслимым углом. Во втором мачте на 73‑й секунде Коффи открыл счет, и в течение 10 последующих минут Фюру пришлось 15 раз останавливать шайбу, летящую в его ворота. Некоторые броски были столь великолепны, что для меня остается до сих пор загадкой, как он сумел их отразить. Потом он говорил: «Трудно ли было? Ха‑ха. В том‑то и интерес». Да, было действительно интересно.

Это произошло в матче, закончившемся со счетом 4:2. Гленн Андерсон забил последний гол в этой серии в дополнительное время, после того как Марк Мессье дважды поразил ворота соперников, причем один раз при игре в меньшинстве. Но героем серии безусловно был Фюр: ему пришлось в одиночку защищать ворота, потому что никто не знал, готов ли Энди Муг после травмы стать в них.

Уэйн не забил ни одного гола в этой серии, но сделал пять голевых передач, и Фил Сайкс, его «тень» во всех трех матчах, сказал ему: «Ты здорово играл, приз Смайта должен быть твоим».

Следующим был «Виннипег». К сожалению, у «Джетс» не было надежды на победу еще до начала игр. Оки победили в четырех ожесточенных встречах с «Калгари», но лишились своего капитана: Дэйву Хаверчуку, третьему бомбардиру лиги (130 очков), сломали ребро в третьем матче. Он пробовал играть в «бронированном» жилете, но против «Ойлерз» в таком состоянии он выступать не мог, и команда лишилась ведущего игрока.

Наконец, в первой встрече этой серии Уэйн забил гол: за 24 секунды до конца (при счете 3:2 в пользу «Ойлерз») в пустые ворота. Он так близко подкатил к ним, будто хотел сам туда влететь, и аккуратно втолкнул шайбу в сетку.

Во второй игре серии блистал Коффи, забивший два гола из пяти, остальные три шайбы были заброшены с его подач: 5:4. В следующей, третьей, игре, которая закончилась с таким же счетом, Уэйн забил победный гол в третьем периоде. В четвертом матче «Джетс» дрогнули. Уэйну удалось повторить свой рекорд результативности в кубковых играх, сделав седьмой хет‑трик (два гола в меньшинстве, один – в пустые ворота) и четыре голевые передачи.

Полуфинал с «Чикаго» растянулся на шесть игр, что очень удивило репортеров из Эдмонтона. После победы «Ойлерз» в первом матче со счетом 11:2 они говорили об игре в одни ворота. После того как второй матч закончился со счетом 7:3 в пользу «Ойлерз», они заявили, что поездка в Чикаго – пустая формальность. Представьте себе их состояние, когда команды вернулись в Эдмонтон на пятый матч при счете в серии 2:2.

Все забыли о том, что чикагские болельщики умеют кричать громче всех, что площадка в Чикаго на 4,5 метра короче, чем в Эдмонтоне, и недостаток места сковывал хоккеистов «Ойлерз». Роджер Нейлсон, помогавший в прошлом году разрабатывать план победы над «Айлендерс», теперь работал в «Чикаго». Это его заслуга, что защита «Блэк Хоукс» смогла нейтрализовать нападающих «Ойлерз» и игры закончились со счетом 2:5 и 6:8.

И здесь к Уэйну был приставлен персональный «oпeкун» – Трой Мюррей. У него была одна задача: не обращая внимания на шайбу, на весь ход игры, следовать за Гретцки. У Уэйна есть метод борьбы с «тенью». Он отправляется к другому игроку противника, «опекун» следует за ним, и «Ойлерз» играют как бы в большинстве 4 на 3. Коффи и Курри при этом получают свободу действий.

Перед пятой игрой «Ойлерз» провели собрание команды. «Нас задергали. Джек О'Каллагэн навязал нам свою игру. Если нам не удастся остановить его, мы проиграем» – таким было общее мнение.

Ребята решили: Кевин Макклелланд, Дэйв Хантер, Донни Джэксон, Майкл Крушелниски берут на себя силовую борьбу и обеспечивают непрерывное давление на соперников. И план сработал. Коффи сделал две голевые передачи в первом периоде, три – во втором и забил гол в третьем. Шесть очков у защитника в выигранном со счетом 10:5 матче. Курри забросил три шайбы и два раза помог взять ворота. У Уэйна – два гола и две передачи.

Атмосфера в этих играх была не самой дружелюбной. «Хоукс» жаждали реванша. Кроме того, существовала открытая неприязнь между Дени Саваром, нападающим «Хоукс», и Сэйзером.

Началось все с конкурса в сборную. Савар считал, что с ним обошлись несправедливо. Сзйзер заявил, что тот был «подготовлен хуже всех». Взаимное недовольство росло. «Я ненавижу их всех! Всю эту эдмонтонскую шайку!» – заявил Савар. Удивительно, ведь за бортиком трудно найти более симпатичного и вежливого человека.

Итак, «Ойлерз» в финале. В шести играх серии Уэйн забил четыре гола и сделал 14 голевых передач. Два рекорда: 14 передач и 18 очков в одной серии. Курри не хватило одного гола, чтобы достичь рекорда Реджи Лича ‑18 голов в кубковых матчах. Но у него было еще время улучшить этот рекорд. Коффи имел все шансы установить четыре новых рекорда для защитников. Команда забила 44 гола в шести играх – новый рекорд НХЛ.

И снова «Ойлерз» в финале, и снова предстоит нелегкая борьба. «Флайерз» в тот сезон обновили команду. У них появилось много молодых быстрых игроков, и они выиграли у «Ойлерз» все три встречи в чемпионате. В кубковых матчах они вырвали победу в трех играх у «Нью‑Йорк Рейнджерс», и победили «Айлендерс» в серии из пяти игр – 4:1.

У «Флайерз» была всего одна проблема – травмы. Тим Керр, их лучший бомбардир, играл в специальных повязках из‑за растянутых связок колена. Лучший защитник Брэд Маккриммон не мог играть вообще. Были травмированы и некоторые другие хоккеисты. У «Ойлерз» тоже имелись травмированные игроки, но они предпочитали не говорить об этом. Состояние Пола Коффи было величайшим, строго охраняемым секретом на протяжении всего розыгрыша Кубка.

Всем было известно, что у него трещина кости в ноге, что он отыграл почти всю серию с «Чикаго» с вывихом кисти, что его мучают боли в спине. Но никто не знал, что у него очень болезненная травма бедра и ногу приходится «замораживать» перед каждой игрой. Это обеспечивало ему необходимую подвижность, но кататься так – все равно, что ездить на одной ноге.

«Флайерз» выиграли первую игру 4:1, но, если бы не Фюр, все могло быть значительно хуже. Уэйну не удалось сделать ни одного броска. «Ужасный матч, – говорил он. – Но хоккей коллективная игра, и мне кажется, что ни один из нас двадцати не блистал сегодня. Но мы еще покажем себя». Они действительно показали, на что способны, и за это нужно отчасти благодарить одного писателя из Филадельфии. После первой игры он написал заметку, в которой назвал Уэйна и Пола «обманщиками». Он как будто дразнил быка красной тряпкой. «Ладно, скажи, что я плохо играл, – злился Уэйн. – Но если человек говорит, что команда никуда не годится, что мы играем без души, его не стоит уважать».

«Ойлерз» были подавлены. «Такого я еще не видел, – признался потом Сэйзер. – Утром раздевалка напоминала морг». «Филадельфии» удалось перерезать пути передач. Лед в Филадельфии был мягким, и шайба крутилась и отскакивала под немыслимыми углами, а для команды, игра которой строится на скорости и точных пасах, ничего хуже нельзя придумать. Но они не унывали. Если они выиграют второй матч, то следующие три будут играть дома. В прошлом году они тоже проиграли одну встречу «Айлендерс», а потом разбили их три раза подряд в Эдмонтоне. Разве этого не может случиться еще раз?

Сэйзер рискнул во второй игре. В тройку к Уэйну и Курри он поставил двадцатилетнего финна Тикканена, звезду юношеского хоккея, для которого это был первый матч в НХЛ. «Он дерзкий, быстрый и, говорят, неплохо играет, – объяснял Сэйзер. – Нам нужна перемена, чтобы немного встряхнуться». Рискованный шаг оправдал себя, но несколько неожиданным образом. Поставив Тика на левый фланг, Сэйзер передвинул Крушелниски в «обороняющуюся» тройку к Макклелланду и Линдстрему. И в новом составе эта тройка не только успешно оборонялась, но и забила победный гол.

Макклелланд подхватил шайбу, оброненную Маршем за воротами «Филадельфии», Крушелниски бросил ее вперед, а Линдстрем забил в ворота. Уэйн забил первый в этой игре гол, Линдстрем вывел свою команду вперед после равного счета 1:1, а Дэйв Хантер на последних секундах забросил шайбу в пустые ворота. «Ойлерз» добыли победу и сравняли счет в серии. В прессе поднялась новая дискуссия.

Эд Хосподар, заменивший травмированного Маккриммона в защите, во втором периоде оглушил Макклелланда, ударив локтем в голову. Макклелланд, отвечая на вопросы, только пожимал плечами: «Он очень силен физически, а у меня была опущена голова». Однако в первом матче в Эдмонтоне Хосподар выбил Марку Напьеру два зуба в силовой борьбе у бортика. Вдруг все увидели, что он «нехороший мальчик», и спрашивали Семенко, Макклелланда и Джэксона, собираются ли они отомстить ему?

В спорах как‑то упустили главное: «Ойлерз» победили и ведут в серии 2:1. Уэйн положил начало, забив два гола в первые 75 секунд игры, а через 13 минут еще один: хет‑трик уже в первом периоде. Результативная передача, сделанная им позднее, принесла ему 41‑е очко, и он улучшил свой же рекорд по числу очков в «плей‑офф». Чтобы повторить рекорд Мориса Ришара, равный семи хет‑трикам в кубковых матчах, ему не хватало лишь трех голов. Всех, естественно, интересовало, не является ли его старание ответом на критику после первой игры в Филадельфии, когда даже Сэйзер его слегка пожурил: «О моей игре судят только по голам и очкам, – отвечал Уэйн. – Мне не кажется, что я плохо оборонялся в Филадельфии, но это никого не волнует. Я должен забивать. Такова уж моя судьба».

Третья игра закончилась победой «Ойлерз» 4:3. Все голы Уэйна были забиты при обоюдных удалениях: он и Коффи могли свободно двигаться. «Флайерз» даже обвиняли Сэйзера в том, что его игроки умышленно нарушили правила, чтобы команды остались на площадках в меньшем составе.

В четвертом матче «Ойлерз» проигрывали 1:3 в первом периоде, а к концу счет стал 5:3 в их пользу, причем два последних гола забил Уэйн.

На пятую игру в Эдмонтон мы приехали всей семьей, надеясь, что все будет кончено в этот день. «Ойлерз» ни в коем случае не хотели ехать еще раз в Филадельфию. Одно облачко омрачало горизонт: Яри Курри не забросил ни одной шайбы в этой серии. Играл он совсем неплохо, но голов не забивал. Бросал он много, но шайба не летела в ворота: видимо, он был слишком скован, слишком страстно желал забить 19‑й гол, чтобы повторить рекорд Лича. «Я понимаю его состояние, – говорил Уэйн. – Я сам в свое время прошел через это. Ничего тут нельзя поделать, только продолжать бросать и бросать. И не надо забывать, что Яри – замечательный игрок. Все пройдет. Я уверен, он добьется своего».

И наваждение кончилось, в конце четвертой минуты первого периода Яри забил гол с подачи Уэйна. Еще один красивый пас, и Коффи забил первый из двух своих голов в этом периоде. Через 20 минут «Ойлерз» вели 4:1. В середине второго периода Хосподар грубо толкнул Уэйна на борт и сбил его с ног. Уэйн полежал секунду, посмотрел на стоящего над ним соперника и спросил: «Ты что, не знаешь, что счет 5:1?» Хосподар удивленно уставился на него, а потом поднял руки вверх и… захохотал.

Матч закончился со счетом 8:3. У «Флайерз», игравших без Керра и Маккриммона и без своего основного вратаря Линдберга, получившего травму на тренировке, просто кончились силы. «Ойлерз» получили Кубок Стэнли. Но кто же получит приз Смайта?

Уэйн улучшил свои рекорды по числу набранных очков в кубковых играх (с 38 до 47) и по числу голевых передач (с 26 до 30). Повторил рекорд по числу голов в финальной серии (7), принадлежавший Беливо и Босси, установил два новых рекорда в серии игр против «Чикаго» и повторил еще три рекорда.

Пол установил рекорды для защитников в кубковых встречах по числу очков – 37 (прежний рекорд Дэниса Потвина был равен 25 очкам), голов – 12 (старый – 9 – принадлежал Бобби Орру и Брэду Парку), голевых передач – 25 (по сравнению с 19 Бобби Орра) и по числу очков, полученных в одной игре, – 6. Дважды ему удалось повторить рекорд по числу голевых передач в одном периоде – 3.

Как выбрать одного из них? Никогда, наверно, не хотело так жюри разделить приз. Но делить нельзя. С небольшим перевесом 47 очков против 37 хоккейные журналисты присудили приз Смайта Уэйну. Позже он сказал репортерам: «От всего сердца я бы хотел, чтобы имя Пола стояло рядом с моим. Могли выбрать любого из нас. Нет, приз мог бы получить еще и Грант Фюр. Никогда еще в истории лиги не было такого „плотного финиша“.

Пол совершенно не был обижен, а на следующий день один эдмонтонский журналист сделал ему своеобразный комплимент. Перечислив все травмы Коффи, он писал: «Нечего удивляться, что не ему вручили приз Смайта. Жюри чувствовало бы себя глупо, отдавая приз гипсовому слепку». Я уверен, что имя Пола еще будет начертано на призе Смайта. «Ойлерз» еще очень молоды и, как считает Сэйзер, еще не раскрыли всех своих возможностей.

Потом началась кутерьма. Раздевалка команды была набита людьми еще плотнее, чем в 1984 году. Боб Фрэнкс, миллионер из Калифорнии, рубил пробки с шампанского мясницким ножом. Потом он передал мне два чека на 25 000 долларов каждый, которые он обещал в дар школе слепых в Брэнтфорде, если «Ойлерз» выиграют Кубок Стэнли.

Я часто вспоминаю события последних лет и только качаю головой. Вы думаете, что за шесть лет я должен был привыкнуть ко многому. Но я не перестаю удивляться.

Сколько рекордов установил Уэйн в этом сезоне! Играл в сборной, завоевавшей Кубок Канады. Улучшил три своих рекорда сезона: число голевых передач в среднем за игру‑1,47, число передач за один сезон – 135, число результативных передач для центрфорварда – 135. Снова Уэйн, в пятый раз подряд, стал лучшим бомбардиром. Наибольшее число очков за чемпионат и кубковые встречи – это достижение тоже записано в Книгу рекордов НХЛ.

В шестой раз подряд ему присудили приз Карта как самому полезному игроку лиги, и он догнал своего кумира Горди Хоу. Он стал «игроком года» НХЛ и признан журналом «Спортс Мэгэзин» «самым полезным игроком в кубковых матчах». Пятый год подряд он получал звание «лучшего в своем виде спорта в Северной Америке».

Вчера мы ходили с Уэйном на речку. Вот уже шесть лет он играет в профессиональный хоккей. Награды его и рекорды трудно сосчитать. Дважды его имя написано на Кубке Стэнли.

Множество фирм и компаний хотят, чтобы он рекламировал их товары, и готовы платить за это колоссальные деньги.

За одну лишь неделю его портрет появлялся на обложках самых престижных журналов: «Спортс Иллюстрейтед», «Спортинг Ньюс» и «Тайм», а «Сэтердэй Ивнинг Пост» посвятила ему большую статью.

Ему уже двадцать четыре года. А я все еще вижу маленького мальчика на льду нашей речки… Куда утекли годы? Я смотрю вокруг. Кейт уже участвовал в конкурсе НХЛ. Он неплохо закончил свой второй год в Виндзоре, и «Буффало Сэйбрз» выбрали его, хотя он еще год или два будет играть в юношеской команде, прежде чем перейдет в профессионалы. Ему будет нелегко. Он всегда опережал в хоккее свой возраст. Поэтому для него лучше пока остаться в юниорах или попасть в олимпийскую сборную, если он им подойдет, и подождать, пока его сверстники догонят его.

Уэйн говорит, что Кейту придется труднее в профессионалах, чем ему самому. «Когда я попал туда, мне было семнадцать лет, я был мальчишкой, и это вызывало у них любопытство, не больше. Команде нужно было что‑то от меня, а публика не ждала ничего. Все считали, что медленно, постепенно я буду набирать силу. И чего бы я ни достиг в первом сезоне, это можно было считать авансом, премией. Но Кейт будет вторым Гретцки в НХЛ…

Надеюсь, что он не попадет в команду подгруппы Смита, чтобы нам не играть друг против друга. Мама очень не хочет, чтобы он попал в Калгари. «Болельщики „Калгари“ будут освистывать тебя, а эдмонтонские – Кейта, – говорит она. – Бедный Кейт!» Бедный Кейт? А я? Обо мне уже забыли?»

Ким стала взрослой. Глен перешел в одиннадцатый класс. Бренту уже тринадцать лет. Если он не бросит играть, через четыре‑пять лет уже он, может быть, будет гадать, какая из команд НХЛ выберет его. Буду ли я снова заливать каток каждую зиму? И увидим ли мы с Филис, выглянув из кухонного окна, ребятишек на нашем заднем дворе, услышим ли там детские голоса? Надеюсь – да. Ведь так много счастливых воспоминаний связано с этим катком.

капитан_Немо_ все записи автора

«Они „факиры на час“ – Гретцки и сборная самонадеянных».

Журнал «Инсайд Спортс». Сентябрь 1 984 года

«Опять ошибка, Уолли, – сказал я себе. – Ты бы должен это знать».

О, казалось бы, я все рассчитал зерно – в тот вечер в раздевалке, когда Уэйн держал, высоко подняв, кубок Стэнли, мои глаза заливали слезы радости, а Филис стояла, вся облитая шампанским, мне действительно казалось, что все испытания и сомнения позади. Уэйн сможет наконец спокойно играть. Вершина достигнута, нечего никому больше и доказывать, все действительно успокоились… На четыре месяца.

А потом закончились игры на Кубок Канады, в газетах стали появляться прогнозы на следующий сезон, и я вдруг понял, что «Ойлерз» и Уэйну нужно преодолевать новый барьер. Они должны снова завоевать Кубок Стэнли, иначе все сочтут их победу случайной. «Айлендерс» владели Кубком четыре сезона кряду, до этого четыре года его держали у себя «Монреаль Канадиенс», а до них два сезона Кубок был у «Филадельфии Флайерз». Так что одна победа в глазах болельщиков ничего не значила.

Некоторые считали даже, что победа над «Айлендерс» в серии из пяти игр была случайностью. Стэн Фишлер, репортер из Нью‑Йорка, печатающийся во всех хоккейных газетах и журналах североамериканского континента, ничуть не сомневался в этом.

«Ойлерз» страдают галлюцинациями. Им кажется, что они дали начало новой династии победителей – «Эдмонтон Ойлерз». Но царствование в течение одного года не позволяет говорить о династии. Прежде всего, кто такой Уэйн Гретцки? Не мираж ли? Кроме нескольких красивых голов (в результате подозрительно счастливых прорывов) в финальных матчах, он почти ничего не сделал. Гретцки был скован противниками и оказался слишком слаб, чтобы сопротивляться. «Айлендерс» силовыми приемами практически исключили его из игры в трех первых финальных встречах. А в новом сезоне силовая защита против Гретцки безусловно станет еще более жесткой…

Мой прогноз? Не думаю, что «Ойлерз» смогут завоевать Кубок снова».

И Стэн был не одинок, он просто яснее всех высказал свое мнение.

«Ойлерз» понимали, что во второй раз победить будет еще труднее. Против них все играли особенно старательно, потому что теперь «Ойлерз» были знаменитой командой, и выиграть у них было вдвойне почетно.

Глен Сэйзер понимал: нельзя сидеть сложа руки. В конце сезона он совершил крупный обмен: отправил Кена Линзмэна в «Бостон», а вместо него получил Майкла Крушелниски, двадцатичетырехлетнего нападающего, которого можно было ставить и в центр, и на левый фланг. Это был интересный, но опасный шаг, потому что в кубковых сериях Линзмэн забил десять голов. Он мог «завести» игроков, когда «Ойлерз» выдыхались. «Бостону» нужна была «запальная свеча», а Сэйзер хотел получить хорошего игрока на левый фланг в компанию к Уэйну и Яри Курри. Крушелниски (рост 187 см, вес 90 кг) в составе «Брюинз» закончил последние два сезона с 23 и 25 голами. Сэйзер решил, что он подходит.

А Линзмэн быстро доказал, что действительно умеет поддерживать огонь в игре. После первого же матча против бывших одноклубников 16 октября в Эдмонтоне его обвинили в том, что он прокусил щеку Ли Фоголину во время драки во втором периоде. Судьи не видели этого, но Сэйзер был в ярости и ругал Линзмэна на чем свет стоит. «Ли нужно отвезти в госпиталь и сделать ему укол против столбняка! – кричал он. – Ведь Линзмэн просто бешеный!»

Этот матч запомнился еще одному хоккеисту. В воротах «Бостона» стоял новый вратарь Клеон Даскалакис, начинавший свой первый сезон в НХЛ. Перед разминкой он подошел к Сэйзеру и попросил: «Когда Гретцки забьет мне первый гол, подарите мне фотографию с его автографом».

Гол был забит на седьмой минуте первого периода, а в третьем Уэйн еще раз поразил ворота новичка. Еще два забил Курри, и «Ойлерз» выиграла 7:2. Фотографии исторического гола не было, но в раздевалке Даскалакиса ждала клюшка с автографом Уэйна Гретцки.

В конце января Сэйзер провел еще одну «торговую операцию», как оказалось, весьма удачную. Он продал Терри Мартина и Горда Шервена «Миннесоте», а взамен получил Марка Напьера, сидевшего на скамье запасных с 10 голами и 18 результативными передачами.

К двадцати восьми годам Напьер не потерял скорости, которой славился, еще играя в «Монреаль Канадиенс». В Эдмонтоне он стал играть справа в тройке с Мессье и Андерсоном, а в разгар сезона ему пришлось заменить травмированного Курри в тройке Уэйна. За 32 матча в составе «Ойлерз» он забил 9 голов и сделал 26 передач. Если вы найдете в НХЛ тройку более быструю, чем Напьер – Мессье – Андерсон, расскажите мне о ней, потому что я с такой не знаком. «Ойлерз» купили также центрального нападающего из «Айлендерс» Билли Кэрролла, а потом еще и защитника Лэрри Мелника. Однако в начале сезона это были те же «Ойлерз» минус Линзмэн плюс Крушелниски.

«Ойлерз» владели Кубком Стэнли. Сборная Канады с участием игроков клуба завоевала Кубок Канады. В Эдмонтоне на это смотрели однозначно: они хорошо проведут сезон 1984/85 года и снова получат Кубок Стэнли. Никто не захотел вспомнить об одном: ведущие игроки были переутомлены еще до начала чемпионата.

Вот как, например, у Уэйна складывался сезон 1983/84 года. Тренировочные сборы начались в сентябре, но к этому времени он уже несколько недель занимался конькобежной подготовкой по своему личному плану. Потом чемпионат и игры на Кубок Стэнли – без перерыва до 20 мая. Летом – за исключением двух недель – теннисный «Турнир Уэйна Гретцки», деловые поездки, съемки. 5 августа сборная Канады открыла тренировочные сборы.

Сборы и семь товарищеских встреч длились до 29 августа. Турнир на Кубок Канады проходил с 1 по 1 8 сентября, и, когда он закончился, игроки сборной уже опоздали к началу сборов нового сезона в клубе.

Сэйзер предоставил хоккеистам «Ойлерз», игравшим в сборной, недельный отпуск, и Уэйн поехал на юг немного позагорать и посмотреть несколько бейсбольных матчей.

Не только у игроков «Ойлерз» год был столь напряженным. Все хоккеисты сборной Канады устали, но только «Ойлерз» и «Айлендерс» добрались до финала Кубка Стэнли 1984 года, и в сборной было больше всего ребят из Эдмонтона. Это не могло не сказаться в новом сезоне.

Начало его, как и ожидали, было обнадеживающим. 15 встреч «Ойлерз» не знали поражений: 12 побед и 3 ничьи. Уэйн набрал по очку в каждой из первых 16 игр. Курри в тех же играх забил 18 голов.

Крушелниски прижился в команде, и, казалось, наконец долгие поиски флангового игрока в звене Уэйна успешно закончились. «Я уже могу угадать, что он собирается сделать, – говорил Крушелниски репортерам. – Теперь я сталкиваюсь с Уэйном всего раз за всю тренировку».

Вратари Грант Фюр и Энди Муг надежно стояли в воротах, а Пол Коффи лучше всех защитников лиги работал и головой, и плечами.

Как всегда, некоторые игры были особенно знаменательными. Так, в 27‑м матче тройка Уэйна была нейтрализована и для него кончилась серия результативных игр на выезде, кончилась на 72‑й игре. В Эдмонтоне 19 декабря в победном матче (7:3) против «Лос‑Анджелеса» он забил два гола и сделал четыре голевые передачи. Первая из этих передач дала ему тысячное очко за 424 игры, проведенные в НХЛ. Через десять дней он сделал свой 32‑й хет‑трик, когда «Ойлерз» победили «Детройт» 6:3. Он догнал Эспозито по числу хет‑триков, а закончил сезон, имея их на счету 34.

Были и другие события, не попавшие однако в Книгу рекордов НХЛ. Первое как будто произошло в Виннипеге. Назовем его так: «Национальный герой считает Гретцки „слабаком“!»

Стив Фонио, одноногий бегун из провинции Британская Колумбия, совершал тогда пробег через всю Канаду, чтобы собрать деньги в фонд онкологических исследований. В Виннипеге на ледовом стадионе был устроен вечер в его честь. Игроки «Виннипег Джетс» собрали 4400 долларов в пользу фонда, болельщики пожертвовали еще 10 000 долларов.

Праздник был грандиозным, и в качестве сюрприза хозяева площадки разгромили «Ойлерз» 6:2.

Перед началом игры репортеры, бравшие интервью у Уэйна, спросили его, что он думает о Стиве Фонио. Уэйн сказал: «Никакие слова не могут выразить мое восхищение его подвигом. Я думаю, это в 50 раз труднее, чем играть в хоккей. Сравнить это ни с чем нельзя. Стив очень мужественный человек».

Но на другой день в газетах появилась и другая статья, где утверждалось, что на вопрос, за кого Стив болеет в хоккее и как он относится к Гретцки, Фонио ответил: «Я не сочувствую проигравшим. Гретцки – слабак».

Скандальное высказывание пошло гулять по другим газетам, «Ойлерз» тогда были в Миннеаполисе и готовились к матчу с «Норт Старз». Фонио отрицал, что говорил что‑нибудь подобное, автор же статьи стоял насмерть, утверждая, что написал чистую правду. Уэйн верил: такой человек, как Фонио, не мог сказать подобное. А телефоны в Канадском онкологическом обществе надрывались от звонков – звонили люди с протестами.

Один репортер позвонил в Миннеаполис Дэйву Семенко, которого называют телохранителем Уэйна на льду, и спросил, как Дэйв намерен защищать Уэйна от этого выпада. Семенко не поддержал шутливого тона и сказал, что историю слишком раздули. А пресс‑агент «Ойлерз» Бил Туел добавил: «Это несерьезный разговор. Дэйв просто не сумеет догнать Стива». Этой шуткой все и завершилось.

Была еще одна история, которую можно назвать «Великий воздушный перелет через Канаду». Она началась в воскресенье 26 ноября 1984 года после обеда. На следующей неделе во вторник «Ойлерз» играли в Торонто. Команда улетела из Эдмонтона в понедельник утром, чтобы успеть провести в Торонто вечернюю тренировку. Сэйзер позволил Уэйну уехать на день раньше с условием, что на тренировку он явится.

Дело в том, что на утро у Уэйна в Торонто были назначены пресс‑конференция и деловой завтрак, а потом еще один благотворительный обед в пользу детской организации Онтарио, на котором, кстати, мы собирались впервые официально объявить о выходе вот этой самой книги… На обед кроме знаменитостей пригласили 50 детишек из всех районов провинции Онтарио. Так что ожидали большое количество репортеров.

Билет стоил 60 долларов. Во время обеда планировали провести аукцион: продавать фотографии, клюшки и другие сувениры с автографами Уэйна, чтобы увеличить сборы в благотворительный фонд. О, этот день должен был стать сенсацией. И стал. Правда, не совсем такой, как мы планировали.

Мы должны были вылететь из Эдмонтона в 16.30 в воскресенье: Уэйн, Майкл Барнет, Джим Тэйлор с женой, Бил Туел и я. Мы приехали в аэропорт за час до отлета и узнали, что рейс откладывается. Туман. Откладывали вылет несколько раз. Потом нам предложили ехать автобусом до Калгари, чтобы улететь оттуда.

Мы погрузились в автобус и помчались в Калгари. Для Уэйна это была очень поучительная поездка. Его научили играть в индейский покер (держишь свою карту рубашкой к себе и видишь только карты партнеров). Прибыли мы в Калгари за двадцать минут до отлета. Сели в самолет и услышали объявление: авиакомпания просит прощения, но из‑за какой‑то неразберихи нет летчиков для нашего самолета, придется ждать.

Когда наконец экипаж прибыл, стюардесса объявила, что, к сожалению, уже поздно вылетать, потому что торонтский аэропорт закрылся на ночь. Нам предложили пройти в аэровокзал и пообедать. Вылет назначили на половину второго ночи. Да еще нам предложили забрать все свои вещи из салона, потому что полетим мы на другом самолете.

Мы поели, вернулись обратно, погрузили свои вещи в тот же самый самолет (планы еще раз переменились) и полетели в Торонто.

Придется торопиться, но Уэйн успеет на свой завтрак, а у нас будет масса времени до обеда. Но… в Торонто нас не приняли. Туман.

Мы начали летать по кругу. Мне кажется, что это продолжалось целую вечность. Уэйн не любит летать, я люблю еще меньше. Мы с ним сидели впереди, а остальные в хвосте. Но это было к лучшему – мы не слышали, как один пьяный, подражая радиорепортерам, твердил без умолку: «О, мы кружим и кружим… но долго так продолжаться не может! Вот кончилось горючее! Мы падаем, ребята! Мы падаем!…»

На самом же деле мы не падали, самолет шел на посадку… в Кливленде! А это уже США.

Мы заправились горючим и простояли на взлетной полосе три часа. Нас даже не выпустили из самолета, потому что мы находились на территории другой страны и не прошли таможенного контроля. Наконец мы снова полетели в Торонто, но там был туман, и нас посадили в Монреале.

К этому времени закончился завтрак Уэйна, а мы все уже опоздали на наш благотворительный обед. Филис с детьми ждала нас там, ждали ребятишки, знаменитости, политики, репортеры. Все были в Торонто, кроме нас. Уэйн ворчал: «Сэйзер убьет меня».

Наконец мы еще раз сменили самолет, полетели в Торонто и приземлились там в половине пятого вечера. Итак, наше путешествие из Эдмонтона в Торонто на реактивном самолете заняло 26 часов. А самое обидное, что «Ойлерз» вылетели в понедельник утром, точно по расписанию приземлились в Торонто, воспользовавшись каким‑то просветом в тумане, и были уже на льду, когда мы болтались в воздухе.

Все кое‑как уладилось. Ребятишки были, конечно, очень огорчены, не увидев Уэйна, но простили ему. Аукцион дал 2375 долларов, некоторая сумма была получена от самого обеда, а ребята сфотографировались с кубком Стэнли.

Уэйн сразу отправился спать. Он все повторял: «Завтра я должен хорошо сыграть. Иначе Сэйзер оторвет мне голову».

О, Сэйзер – хороший психолог, почувствовав настроение Уэйна, он выпустил его в начале второй минуты, и к концу второго периода Уэйн забил три гола и сделал две результативные передачи. Игра закончилась со счетом 7:1 в пользу «Ойлерз».

После матча мы спросили Уэйна:

– А куда ты пропал в третьем периоде? Тебя было почти не видно.

– Не знаю, – сказал он, – наверное, я заснул… Несмотря на такие небольшие огорчения, сезон для Уэйна проходил гладко.

капитан_Немо_ все записи автора

В 2009 году Эдмонтон выбирал на драфте под 10-м номером, а в 2010 и в 2011 и вовсе под первыми номерами, поэтому клубу надоело быть топ-участником драфта. Ойлерз хотят в плей-офф.

Нынешний сезон Нефтяники начали здорово, однако затем последовал спад, который выразился в 33 набранных очка после 37 матчей.

В прошлом провальном чемпионате после 37 поединков у Эдмонтона было лишь на два очка меньше.

"Хотим ли мы опять выбирать в топ-тройке? Нет, не хотим, и я это давно говорю. Нам нужно быть в таблице как можно выше" - заявил генеральный менеджер Стив Тамбеллини.

Кроме того, Тамбеллини рассказал, что никаких трейдов в ближайшие дни ждать не стоит. Возможно, что-то получится ближе к середине месяца.

_________________________________________________________________

Из-за массовых травм, навалившихся на оборону Питтсбурга, клубу пришлось дозаявить и дать дебютировать в НХЛ молодому защитнику Симону Депре.

20-летний игрок, выбранный под 30-м номером драфта-2009, провел 13 матчей, однако скорое возвращение на лед Пола Мартина выбивает Симона из состава.

Депре в НХЛ успел набрать четыре очка (1+3), проводя на льду в среднем по 15-16 минут.

____________________________________________________________________

Стало известно, что ключевой защитник оборонительного плана Джош Джорджес подписал с Монреалем новый контракт на шесть лет.

27-летний игрок, чье текущее соглашение завершается будущим летом, будет получать 3,9 миллиона в год.

В нынешнем сезоне Джорджес, которого не выбирали на драфте, провел 39 матчей и набрал 10 (1+9) очков.

______________________________________________________________________

Завтра Филадельфия и Нью-Йорк Рейнджерс сыграют матч на открытом воздухе, однако не все так рады Винтер Классик.

"Любопытно слышать радость хоккеистов от возможности сыграть в Винтер Классик. Когда я был маленьким, то в основном мы играли на открытом воздухе, и для нас было счастье наконец перебраться на крытые катки".

"Наверное, я единственный, кто не в восторге от идеи играть вне ледовой арены. Можете мне поверить - куда лучше играть во дворце, а не на улице".

"Не думаю, что матч получится очень уж хорошим. Да и лед в таких условиях будет не лучшего качества" - уверен Яромир Ягр.

_________________________________________________________________________

Торонто к середине сезона вновь испытывает трудности, вылетев из топ-восьмерки. Ко всем проблемам добавилась и травма Тайлера Бозака.

25-летний форвард получил повреждение верхней части тела и выбыл минимум на неделю. Вместо него Торонто надеется на возвращение Мэттью Ломбарди.

В нынешнем сезоне Бозак набрал 25 очков (7+18) в 35 матчах.