ОТ АВТОРАГибель Илла бессмысленна и в то же время осмысленна. Если показывать ее только осмысленной, то в ней появится нечто легендарное, и играть ее надо будет в некоем античном городе, а не в Гюллене в наши дни. Что касается остальных гюлленцев, они такие же люди, как мы все. Их не следует изображать злодеями. Ни в коем случае. Вначале они полны решимости отвергнуть предложение миллиардерши. Правда, они влезают в долги, но отнюдь не потому, что решили умертвить Илла, — они просто люди легкомысленные. И они искренне верят, что в конце концов «все перемелется». Так надо трактовать второе действие и даже сцену на вокзале. Один лишь Илл в этой сцене объят страхом, ибо он понимает, чем все должно кончиться. Но гюлленцы еще не сказали ни одного непоправимого слова. Только во время сцены в Петеровом сарае происходит роковой перелом. От судьбы не уйдешь! С этой минуты гюлленцы постепенно начинают готовиться к убийству, возмущаться виной Илла и т. д. Семья Илла по-прежнему уговаривает себя, что все образуется, но и эти люди тоже не злодеи, они просто слабохарактерны, как и все остальные. Весь город, что видно на примере учителя, медленно поддается искушению, ибо искушение велико, а нищета беспредельна.

«Визит старой дамы» — злая пьеса, именно поэтому трактовать ее следует как можно более гуманистически. И персонажи должны проявлять не гнев, а печаль. И еще: эта комедия с трагическим концом должна быть смешной. Ничто не может так сильно повредить ей, как убийственная серьезность.

- Да, когда-то мы были культурным городом.
- Одним из лучших в стране.
- Европе!
- Гете провел здесь целую ночь. В гостинице «Золотой апостол».
- Брамс создал у нас свой квартет.
- Бертольд Шварц изобрел порох!
- А я с блеском окончил Школу изящных искусств в Париже. Для чего?
Чтобы малевать здесь вывески?!
...


- Господа, миллионерша — наша последняя надежда.
- Не считая Господа Бога.
- Да, не считая Господа Бога.
- Но Бог денег не платит.
...

- Вы остановили поезд, сударыня!
- Я всегда останавливаю поезда.
...


Дворецкого ведь берешь на всю жизнь, вот и приходится
приноравливать к нему мужей.
...


...этот сортир строил мой отец. Хорошая, добротная работа. Ребёнком
я часами сидела тут на крыше и плевала вниз. Но только на мужчин.
...

- А-а, вы — священник? Значит, это вы отпускаете грехи умирающим?
Священник. (удивленно): - Стараюсь по мере сил.
Клара Цаханассьян: - А приговоренным к смерти?
Священник. (растерянно): - В нашей стране смертная казнь отменена.
Клара Цаханассьян: - Пожалуй, ее снова придется ввести.
...



- Если вы слепые, откуда вы знаете, что я полицейский?
- По вашему разговору. По вашему разговору.
Все полицейские на свете разговаривают одинаково.
...


- С тех пор как ты ушла, у меня не жизнь, а ад.
- Я теперь сама сущий ад.
...

Любовь твоя умерла давным-давно. А вот моя все никак не умрет.
Но и жить она не может. Она превратилась в чудовище, как и я сама.
...


- Я даю вам миллиард в обмен на правосудие.
- Как это понимать, сударыня?
- Так, как я сказала.
- Но ведь правосудие не продается.
- Все продается.
...

- И теперь вы требуете, чтобы свершилось правосудие?
- Да. Теперь мне это по средствам.
...

...ты сам выбрал свой путь, а я свой не выбирала...
...


- ...если бы я, как политик, не имел возможности мечтать о лучшем
будущем, не связывая его с преступлением, — я бы давно подал в отставку.
...


- Бояться надо не людей, а Бога, не смерти тела, а гибели души…
- Речь идет о моей жизни.
- О вашей вечной жизни.
...


- Люди повеселели. Девушки наряжаются. Юноши щеголяют в ярких рубашках. Гюллен готовится торжественно отпраздновать мое убийство, и я подыхаю от страха.
- На благо, только на благо вам это испытание.
- Но ведь это ад!
- Ад вы несете в себе.
...

Беги! И верующие и безбожники — все мы одинаково слабы. Беги.
Колокол звонит в Гюллене, колокол предательства!
Беги и не вводи нас во искушение…
...


Гуманизм, господа, — бизнес миллионеров. С моими же капиталами устраивают мировой порядок. Мир сделал из меня публичную девку, теперь я сделаю из него публичный дом...
...

... вынес все муки ада! Я видел, как вы погрязаете в долгах, как с ростом достатка ко мне все ближе подкрадывается смерть. Если бы вы избавили меня от этого страха, от этой медленной пытки, все было бы иначе и я взял бы у вас ружье. Ради вас. Но я сам поборол свой страх. Сам. Мне было тяжко, но я это сделал. И пути назад нет. Вам придется стать моими судьями. Я подчинюсь приговору, каким бы он ни был. Для меня это будет правосудием, чем это будет для вас — не знаю. Дай Бог, чтобы приговор не сокрушил вас самих. Можете меня убить, я не стану молить о пощаде, протестовать, защищаться, но избавить вас от этого поступка я не могу.
...


Когда попирается любовь к ближнему, когда слабые — беззащитны,
а честь — поругана, когда правосудие — продажно, а молодая мать
может быть ввергнута в бездну порока, мы ставим под угрозу нашу свободу.
....

Нельзя шутить с идеалами, за идеалы люди проливают кровь.
...



Кошмаров предостаточно: Колоссальные землетрясения, Огнедышащие горы, Морские водовороты, К тому же и войны, Топчущие пшеницу танки, Солнцеликий гриб атомного взрыва.

Однако ничего нет кошмарнее бедности, Потому что в ней нет благородства. Мертвой хваткой Держит бедность род человеческий, Громоздит бесплодный день На бесплодный день. .................................

"Я отношусь к поколению тех людей, которые родились ещё в Советском Союзе. Но чьё детство и первые воспоминания относятся уже к постсоветскому периоду.
Взрослея, мы обнаруживали, что это наше постсоветское детство проходит на обломках какой-то ушедшей цивилизации.

Это проявлялось и в материальном мире – огромные незавершённые стройки, на которых мы любили играть, корпуса закрытых заводов, манящие всю окружную детвору, непонятная затёртая символика на зданиях.