Умные люди никогда не допускают неравновесных состояний: один выиграл, другой проиграл.
Равновесие всё равно вернётся!

В начале 90-х годов я работала в редакции еженедельника "Семья", у которого в то время был фантастический тираж: 8 миллионов экземпляров.
Одну из своих статей я озаглавила "Приятный список ненужных дел". В число прочих ненужных дел, которые в то время отнимали у наших хозяек немало времени, я включила штопку рваных носков.
"ЗАБУДЬТЕ О ШТОПКЕ НОСКОВ. И ПОМЕНЬШЕ ЛАТАЙТЕ.
Штопать носки и чулки несколько, э... непрактично. Если уж пятка протёрлась, значит, наступил необратимый износ волокон, и штопка лишь продлит агонию. На Западе никто давно не штопает носков, а наши расписные грибки для штопки иностранные туристы раскупают на сувениры. Потому что там берегут не только вещи, но и свой труд. И считают, что вкладывать его в рваный носок слишком расточительно. Разве стоит старый залатанный носок, дни которого сочтены, нашего кропотливого труда и даже маленького кусочка времени, из которого сделана наша жизнь?"
Читательская аудитория в те годы была активная, а конверты и марки продавались везде и стоили дёшево. Наш отдел завалили письмами с откликами на эту публикацию. Многие читатели радовались освобождению от домашней рутины и благодарили, другие поддерживали тему, шутили и продолжали мой список.
Но были и крайне сердитые письма от людей, которые привыкли воспринимать напечатанное типографским шрифтом или произнесённое с экрана телевизора как закон или приказ. Эти люди возмущённо писали мне: "Как вы смеете запрещать нам штопать носки и чулки?! Штопали, штопаем и будем штопать!"
Меня это смешило, но теперь я вижу, что в некоторых людях за эти годы ничего не изменилось. И это не смешно.

Новый год - Я прощаюсь с целым годом прожитой жизни.
А вы?

Вспоминаю, в 17 лет я прочитала книгу Эптона Синклера "Эрроусмит". Я люблю американскую литературу. В книге - путь героя от подростка до ученого, открывшего бактериофаги (это что-то из области медицины и микробиологии).
Но книга запомнилась мне не тем. Там был второстепенный персонаж, которого автор определил, как совершенно нормального человека, в отличие от увлекающегося героя. Это был отрицательный персонаж. Как я тихо злорадствовала. И помню это определение всю жизнь.
Да здравствуют ненормальные! Во всяком случае не такие, как те, кто считает себя нормальными.

Тра-та-та, тра-та-та,
Вышла Кошка за Кота,
За Кота-Котовича,
За Иван Петровича.

Очень растрогало уважительное отношение к персонажам:

За Кота-Котовича,
За Иван Петровича.

Видимо, припевочка эта еще дореволюционная, с царского времени.
Как вы думаете? Что-нибудь подобное вспоминаете?

ЗАПИСКИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ
В утро, когда уходила домой Зинаида, в палате были теплые объятия и поцелуи, и даже слезы. Прямо-таки Стокгольмский синдром (это психологическая привязанность жертв к своему мучителю).
А потом в палате на много часов повисло чувство опустошенности и молчание. И только к вечеру все оживились, начали говорить о Зинке, посмеиваться над ее выходками и облегченно вздыхать. Осуждали ее поведение. Говорили: - В ней было что-то бесовское! Но никто не задумывался, почему у нее была такая власть в нашей палате.
А ведь короля играет свита!

Первые дни после ухода Зинки в палате засыпали с включенным верхним светом: некому приказать выключить.
С коллективной выручкой - тоже никак. Лежит вся палата под капельницами, у одной выскочила игла. Сигнализация - высоко на стене. Пациентка робко кричит: - Сестра, сюда!
В шумном коридоре ничего не слышно.
Я говорю: - Давайте хором! Раз-два-три! Сестра, сюда!
Никто.
Если это - маленькая модель нашего общества, то как же неуютно...
А ведь каждый по отдельности - неплохой человек.

Громогласная старуха Анна Васильевна оказалась очень милой женщиной и интересной рассказчицей. В свои 82 года она оставалась красавицей: хорошая стройная фигура и голубые глаза на пол-лица. Ей звонил сын, ученый в США. Звал к себе, она отказывалась. После ухода Зинки Анна Васильевна ни разу не заводила разговоров о телесериалах и телешоу, не обсуждала политиков, и голос у нее вовсе не был громкий. Она выписывалась через несколько дней, и некому было ее встретить. Я провожала ее до выхода к остановке троллейбуса. Мы обнялись и расцеловались. Она ушла, спокойная и уверенная в себе. Я долго смотрела вслед, желая ей сил и здоровья.
Моя соседка Елена - большая умница, успешный человек, добрый и отзывчивый. Правда, болезнь у нее сложная, и до выписки с ней не справились.
Две тихих женщины у окна восстанавливались после инсульта. Милые, интеллигентные. Держались с достоинством, никогда не жаловались.
Обстоятельная женщина из подмосковной деревни иногда раздражала тем, что располагалась прямо в дверях палаты, подолгу напяливая свои высокие сапоги на молнии. Видимо, так привыкла дома. На замечания, что она не дает нам ни войти, ни выйти, огрызалась. Но в остальном была сердечная и добрая.

Почти каждый день кто-то из прежних обитателей выписывался, и на его место тут же приходил другой. Наш состав почти полностью обновился. Но обстановка в палате мало изменилась. В соседних палатах весело смеялись допоздна, читали вслух, пели хором, праздновали день рождения... В нашей палате в воздухе витали напряжение, подавленность, скука.

У писателя Вересаева есть такая сценка: утром в трамвайной давке поругались две гражданки. Устроили склоку на весь трамвай. Тетки давно вышли, а в трамвае весь день ездит склока...

Моя добрая знакомая, ученый-физик и по второму образованию - психолог сказала про Зинаиду из пивной: "Скорее всего, истерия". Она - профессионал, и с Зинаидой все понятно. Я могла и не писать о Зинаиде, в ней нет ничего интересного, это стандартный типаж. Но присутствие Зинаиды высветило куда более сложные явления в замкнутом сообществе людей, каким является больничная палата. Можно назвать это маленькой моделью общества и признать в этом обществе симптомы неблагополучия. В данном случае, говоря языком математической статистики, которой мне приходилось заниматься, статистическая выборка мала, и достоверность наблюдений низка. Поэтому нельзя делать выводы обо всем обществе. Но тенденции прослеживаются.

На третий день в палату пришла новенькая, которая вечером, когда все задремали, молча выключила свет.
Ее звали Зина...

Серия сообщений "Записки из больницы":
Часть 1 - Записки из больницы
Часть 2 - Звонница. Праздничные звоны
Часть 3 - Зинаида из пивной
Часть 4 - Больничная палата как маленькая модель общества
Часть 5 - Зина-бетонщица
Часть 6 - Даша-Дашенька
...
Часть 9 - И ДРУГИЕ ИСТОРИИ...
Часть 10 - Мой медицинский детектив
Часть 11 - Симпатичное сердечко

ЗАПИСКИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ
Дорогие друзья, большое спасибо всем вам за отклики, за ваши душевные поздравления!
Я уже дома. Но свои рассказы о больничных приключениях продолжу с подзаголовком "Записки из больницы".

Травмы позвоночника и другие подобные неприятности лечат в отделении неврологии.
Я вошла в палату, поздоровалась и назвала себя.
Ну ладно, наверное, не расслышали, у меня тихий голос.
Сняла куртку и попыталась пристроить ее в шкафу у входа. На вешалке куртка не помещалась, я сложила ее и стала укладывать на полку. Тут подлетела маленькая женщина в пестром халате и выхватила у меня куртку: - Ну куда, куда суешь! На плечики надо! Боишься, украдут?
Вообще-то она хотела, как лучше, она хотела помочь.
Нормальная реакция - начать оправдываться и объяснять, что на вешалке моя толстая куртка не поместится... Но жизнь научила, что вступая в объяснения и оправдываясь, мы ставим себя в подчиненное положение. Я молча взяла куртку из рук орущей дамы, положила ее на полку и стала устраиваться на отведенном месте. Я еще не знала, что в дальнейшем это поставит меня в особое положение. Вся палата молча наблюдала.
В просторной палате семь кроватей. Чисто, красиво. И главное - нет телевизора, этого принудительного поставщика бездарных текстов, пошлой эстрады и чернушных новостей со смакованием катастроф и трупов.
На соседней кровати женщина помоложе меня назвалась Еленой и объяснила, где взять полотенце и где помыть руки. Остальные напряженно молчали.

Театрализованное представление началось через час. Забегая вперед, скажу, что все эти темы и тексты в дальнейшем повторялись слово в слово каждый день, и по несколько раз на дню. Немудрено мне было их запомнить. За точность - ручаюсь.
Дама в цветастом по имени Зина поудобнее уселась в кровати и стала вопрошать в пространство:
- А Кобзон жив?
Со всех кроватей ей с готовностью отвечали:
- Жив, жив!
- А почему его давно не видно?
- Не видно, не видно! - вторила палата.
Следующий вопрос был: - А Гурченко жива?
- Она умерла!
- Молодая умерла?!!
- Не совсем...
Перебрав любимых знаменитостей, Зинаида стала пересказывать старые новости про олигархов и политиков и содержание телешоу Малахова, ей помогала старушка с очень громким голосом. Все это было громче и постоянней телевизора...
Читать дальше

Серия сообщений "Записки из больницы":
Часть 1 - Записки из больницы
Часть 2 - Звонница. Праздничные звоны
Часть 3 - Зинаида из пивной
Часть 4 - Больничная палата как маленькая модель общества
Часть 5 - Зина-бетонщица
...
Часть 9 - И ДРУГИЕ ИСТОРИИ...
Часть 10 - Мой медицинский детектив
Часть 11 - Симпатичное сердечко