Мама показала мне страничку из французского женского журнала, где было красивое фото яичницы на сковороде. А среди этой золотистой массы проглядывали полупрозрачные ломтики лука!
Мама сказала: вот бы нам такое приготовить!
А что такого? Когда я был один дома и захотел есть - я взял луковицу, два яйца - и у меня получилось так же красиво и вкусно, как на той картинке.
Мама всегда с удовольствием присоединялась, когда я готовил такую яичницу с крупными ломтиками лука. Когда я бывал в гостях у ребят, и нам хотелось есть - исполненный мной рецепт из французского журнала всегда имел успех!



В книжном шкафу я нашёл учебник испанского языка и испанский словарь. Начал читать и оказалось, что это очень легко. Запомнил несколько стихотворений, например, детский стишок Гарсиа Лорки:
Amanecía
en el naranjel.
Abejitas de oro
buscaban la miel.
¿Dónde estará
la miel?
Está en la flor azul,
Isabel.
En la flor,
del romero aquel.
(Sillita de oro
para el moro.
Silla de oropel
para su mujer.)
Amanecía
en el naranjel.
Здесь - про рассвет в апельсиновой роще и про перекличку пчёл, собирающих мёд.

Друзья, кто в Москве!
17 сентября исполнится 25 лет, как не стало Паши Коноплева. Я поеду на Кунцевское кладбище, где он похоронен рядом с дедом и отцом.
Мне 83 года. Я хожу кое-как, но если наклонюсь или присяду на корточки - без посторонней помощи мне не встать. Нужно принести в лейке воды для цветов, нужно выполоть сорняки.
Кто возьмётся помочь мне? Я беру такси от улицы Шаболовка до Рябиновой улицы, 20, где кладбище. Время от 11 до 17 часов. Выберите время, когда вы сможете.
Благодарю вас.

Друзья, вчера вечером я закончила верстать папину книгу и сегодня отправляю в печать.
Вот здесь вставлены фотографии, выловлены опечатки, какие смогла найти:
https://www.calameo.com/read/004515306f9c0ca3dd1c5
Буду благодарна за замечания и поправки.
Ещё есть несколько дней предпечатной подготовки в издательстве, когда можно поменять обложку, внести изменения и поправки в текст.
Я очень волнуюсь. Обнимаю всех!

Друзья, я тут одна, как на дне колодца. Не с кем посоветоваться.
Вот черновой вариант вёрстки папиной книги. Это пока еще не публикация. Просто версия для просмотра.
Открывается по ссылке: https://www.calameo.com/read/004515306f9c0ca3dd1c5
Появится обложка книги, по бокам стрелки. Жмёте на правую стрелку или правый край страницы — листаете книгу вперед. Жмете на левую — листаете обратно. Это если просматривать на компьютере.
А если на планшете или телефоне - еще проще: сдвигайте пальцем странички справа налево и листайте книгу.
Не предлагаю вам всю ее читать, хотя бы посмотрите оформление, заголовки, иллюстрации. Мне кажется, что традиционный шрифт 10 кеглей мелковат. Могу сделать 11-й или 12-й кегль, тогда вся вёрстка «поедет», а книга станет толще и дороже для печати.
Я вас люблю и очень верю

Мне нравится. Я бы поставила такую обложку.

Друзья, спасибо за вашу помощь и участие!
Многие похвалили текст, я стала работать дальше, но чувствую - в нём не хватает главного.
В предыдущем обсуждении некоторые написали, например, так: Если бы я взял книгу в первый раз и ничего не знал о вашем отце, мне бы не хватило в начале пары слов о нём;
И ещё: Если совсем честно, подводка никакая.
Чтобы появилось желание читать книгу
Пару бы коротких историй от папы, немного юмора от него... я бы почитал
А получилось бу-бу-бу

Верно, так и есть!
Теперь я добавила один абзац в самое начало вступления к книге, а остальной текст немного сократила.
Мне кажется, это уже ближе к тому что я хотела бы.
А как ваше впечатление? Ваше мнение - решающее. Заранее благодарю вас за замечания, исправления и советы.
Итак,
ПРОФЕССИЯ — ПЕРВОПРОХОДЕЦ
Я — Наталья Сафонова, дочь автора этой книги, написанной в начале 1980-х годов.
Мой папа! Мой герой, смелый, умный, красивый! Прошедший много тяжёлых испытаний и вынесший из них только веру в людей, честность, порядочность. Настоящий Сталкер, приходящий туда, где до него никто не был, делающий дело, за которое до него никто не брался. Я много позже узнала об опасностях его работы: голод, холод, цинга вдалеке от Большой земли; доброволец в московском ополчении с первых дней Отечественной войны; начинающий дипломат, изучающий китайский язык в послереволюционном Китае; Генеральный консул, верхом на верблюде доставляющий дипломатическую почту на пограничную заставу; мчащийся в "Газике" по бездорожью Синцзяна в сопровождении банды басмачей... Первый советский человек на всём Австралийском материке, выходящий из самолёта один-одинёшенек под чужими звёздами Южного полушария, никто не встречает, ни кола, ни двора...

В детстве он говорил мне, что я доживу до двухтысячного года. Этот разговор в тесной комнатке коммунальной квартиры навсегда запомнился. 1949 год, мне семь лет.
— Ты обязательно доживёшь!
О себе он так не думал, не надеялся дожить. В том коротком разговоре он передал мне эстафету!
Запомнился и его рассказ о «бомбе времени», стальном запаянном цилиндре с письмом в будущее. В 1933 году строители заложили в фундамент цеха завода в Комсомольске-на-Амуре послание будущим поколениям — о комсомоле, о построенном ими городе и заводе. Среди подписей строителей была и папина подпись. Он рассказывает мне об этом вечером, придя с работы. Папа смотрит мне в лицо и улыбается. Он хочет, чтобы я запомнила. Прошла жизнь, и я помню.

Я дожила до XXI века. Я — хранительница папиного мира, его мыслей, дел и воспоминаний, собранных в этой книге. Первое издание 1982 года имело успех и разошлось большим тиражом. Издательство попросило папу расширить книгу. Он с радостью взялся за работу и сдал рукопись в 1984 году. Хотел, чтобы книга была в твёрдом переплёте. Но книга вышла лишь после его смерти, — урезанной, в мягкой обложке… Многое вырезала цензура «из соображений времени».
Счастье, что сохранилась папка с машинописными листами под копирку. Я оцифровала всю рукопись, чтобы наконец издать книгу полностью. Эта работа для меня особенно волнующа — в ней часть и моей жизни. Я участвовала в некоторых событиях книги. Я добавила также эпизоды, подробности о которых узнала позже благодаря интернету, и ещё те, которые папа не мог включить тогда: о репрессиях, ошибках власти, о том, что скрывалось за «подпиской о неразглашении».

Будет ли эта книга интересна сегодня, через сорок лет — людям, живущим совсем другой жизнью и другими интересами? Уверена — да. Эта книга — урок смелости, веры и достоинства. Она о том, как оставаться человеком вопреки обстоятельствам.
Жизнь моего отца — путь первопроходца. Токарь, рабочий лесоповала, строитель, инженер, начальник цеха завода, который сам строил, офицер Красной армии во время войны… Эта школа пригодилась, когда судьба сделала его дипломатом. Он представлял свою страну в новых, подчас неизведанных условиях.
Ему постоянно приходилось ступать на непроторенную дорогу. Таких людей — Первопроходцев — в каждом поколении немного. В его — ещё меньше: время было опасное для самостоятельных решений, мыслей, поступков.
Он приезжал первым в Австралию, Канаду — после многолетнего разрыва дипломатических или консульских отношений. Один, как перст. Сталкер, открывающий новое государственное представительство. Месяцами он совмещал роли Генконсула, Чрезвычайного Посланника, завхоза, шофера, бухгалтера, столяра, слесаря… И даже когда сотрудники прибывали, папа по привычке продолжал нести множество обязанностей.

Описывая жизнь бедных на Западе с сочувствием, он словно забывал, что его семья в СССР ютилась в коммуналке без удобств. Рассказывая о гонениях на инакомыслящих «там», он не упоминал о своих репрессированных соратниках, да и сам он чудом избежал репрессий…
Поразительно, как много сделали для страны люди того поколения, мало что получая взамен. Теперь понимаешь, на чём держалась та система: на энтузиазме, порядочности и честном труде таких людей, как папа и его современники.

Сегодня, в 2025 году, я одним нажатием кнопки публикую книгу, о которой мечтал папа.

Как замечательно. К работе над книгой присоединились помогать ещё несколько человек, имевших отношение к папиной судьбе. Вот один из них прислал проект обложки.
Как ваше мнение?

Друзья, подходит к концу моя работа по полному изданию книги моего отца о жизни его поколения. Прошло сорок лет с издания первых двух небольших книжек, далеко неполных. Прояснилась информация, которая прежде была недоступна; выросли новые поколения, для которых тогдашняя жизнь непонятна. Я выступила составителем папиной книги, чтобы донести её содержание до сегодняшних читателей. Много труда я вложила в своё предисловие к книге, но по-прежнему я недовольна им.
Вы - люди будущего, к которым обращался мой папа и автор стихов в эпиграфе! Ответьте - всё ли вам здесь понятно? И что ещё надо добавить, прояснить? А что в этом тексте - лишнее?
Ответьте также - какой из вариантов заглавия книги вас больше привлекает?
Заранее вас всех благодарю.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ СОСТАВИТЕЛЯ К КНИГЕ ПАВЛА САФОНОВА "Я РАЗНЫЕ ГОДЫ СБЛИЖАЮ" (ВАРИАНТ ЗАГЛАВИЯ - "ПРОФЕССИЯ - ПЕРВОПРОХОДЕЦ")

Читайте о нас – дивитесь! Вы не́ жили с нами – грустите!

Я - Наталья Сафонова, дочь автора этой книги, написанной в начале 1980-х годов.
Мой папа! В детстве он говорил мне, что я доживу до двухтысячного года. Этот разговор в тесной комнатке коммунальной квартиры навсегда врезался в память. 1949 год, мне семь лет. - Ты обязательно доживёшь!
О себе он так не думал, не надеялся дожить. В том коротком разговоре он передал мне эстафету!
Запомнился и его рассказ о "бомбе времени", стальном запаянном цилиндре с письмом в будущее. В 1933 году строители заложили в фундамент цеха завода в Комсомольске-на-Амуре послание будущим поколениям – о комсомоле, о построенном ими городе и заводе. Для будущих людей там поясняется, что такое комсомол... Среди подписей строителей была и папина. Он рассказывает мне об этом вечером, придя с работы. Папа смотрит мне в лицо и улыбается. Он хочет, чтобы я запомнила. Прошла жизнь, и я помню.
Я дожила до XXI века. И теперь я – хранительница папиного мира, его мыслей, дел и воспоминаний, собранных в этой книге. При жизни отца она так и не вышла в полном объёме. Первое издание 1982 года, хотя и разошлось большим тиражом, давно стало редкостью. Издательство попросило папу расширить книгу. Он с радостью взялся за работу и сдал рукопись в 1985 году. Хотел, чтобы книга была в твёрдом переплёте. Но книга вышла лишь в 1986-м, уже после его смерти, – урезанной, в мягкой обложке... Многое вырезала цензура "из соображений времени".
Счастье, что сохранилась папка с машинописными листами под копирку. Я оцифровала всю рукопись, чтобы наконец издать книгу полностью. В этой книге мы сможем пережить то время — эпоху удивительных людей и событий, о которых писал папа.
Эта работа для меня особенно волнующа – в ней часть и моей жизни. Я участвовала в некоторых событиях книги. Я добавила эпизоды, которые помню, а также те, которые папа не мог включить тогда: о репрессиях, ошибках власти, о том, что скрывалось за «подпиской о неразглашении».
Будет ли эта книга интересна сегодня, через сорок лет - людям, живущим совсем другой жизнью и другими интересами? Уверена – да. Эта книга — урок смелости, веры и достоинства. Она о том, как оставаться человеком вопреки обстоятельствам.
Жизнь моего отца – путь первопроходца. Токарь, рабочий лесоповала, строитель, инженер, начальник цеха завода, который сам строил, офицер Красной армии во время войны... Эта школа пригодилась, когда судьба сделала его дипломатом. Он представлял свою страну в новых, подчас неизведанных условиях.
Ему постоянно приходилось ступать на непроторенную дорогу. Таких людей – Первопроходцев – в каждом поколении немного. В его – ещё меньше: время было опасное для самостоятельных решений, мыслей, поступков.
Он приезжал первым в Австралию, Канаду - после многолетнего разрыва дипломатических или консульских отношений. Один, как перст. Сталкер, открывающий новое государственное представительство. Месяцами он совмещал роли Генконсула, Чрезвычайного Посланника, завхоза, шофера, бухгалтера, столяра, слесаря... И даже когда сотрудники прибывали, папа по привычке продолжал нести множество обязанностей.
Вторая половина его жизни прошла в долгих командировках за рубежом. Описывая жизнь бедных на Западе с сочувствием, он словно забывал, что его семья в СССР ютилась в коммуналке без удобств. Рассказывая о гонениях на инакомыслящих "там", он не упоминал о своих репрессированных соратниках, да и сам он чудом избежал репрессий...
Поразительно, как много сделали для страны люди тех поколений, мало что получая взамен. Теперь понимаешь, на чём держалась та система: на энтузиазме, порядочности и честном труде таких людей, как папа и его современники.

Сегодня, в 2025 году, я одним нажатием кнопки публикую книгу, о которой мечтал папа.
В папиной книге не было эпиграфа. Пусть книгу откроют строки папиного современника, писателя и поэта Ильи Эренбурга – яркие, торопливые, без рифмы, как многое тогда. Они – как раз о том времени и той среде, где жил, работал, страдал и радовался мой замечательный папа. И они обращены к будущим людям, то есть к вам.
Наталья Сафонова (Коноплева), составитель.

…В те годы не было садов с золотыми плодами,
Но только мгновенный цвет, один обречённый май!
В те годы не было «до свиданья»,
Но только звонкое, короткое «прощай».
Читайте о нас – дивитесь!
Вы не́ жили с нами – грустите!
Гости земли, мы пришли на один только вечер.
Мы любили, крушили, мы жили в наш смертный час,
Но над нами стояли звёзды вечные,
И под ними зачали мы вас.

Откуда здесь этот корабль и посвященные Алле Васильевне к её 90-летию стихотворные строки нашего председателя МСЛ?
А это о том, что в юности она была юнгой на корабле!
Мало кто из нас знает эту часть биографии Аллы Васильевны. Удивлялись только - откуда её виртуозное умение отдавать команды на расшумевшихся наших Посиделках и свистать в два пальца богатырским посвистом?
За эти девять дней, когда, по поверью, душа Аллы Васильевны всё ещё с нами - родилась, оформилась в обложку и страницы эта очаровательная книжка, моя любимица. Текст этой чудесной пьесы сохранился у меня в компьютере, когда мы вдвоем с Аллой Васильевной сидели за компьютером и верстали юбилейный сборник её очерков к девяностолетию. Я тогда, очарованная этой морской пьесой, предложила Алле Васильевне издать её отдельной книжкой. Но Алла Васильевна ничего не ответила. Может быть, не поняла, как это возможно. Всё же я тогда сделала обложку. И вот она пригодилась.
Жмите на ссылку под изображением обложки - откроются страницы новой книги Аллы Васильевны, о которой она не мечтала. Если в телефоне или планшете - сдвигайте страницу за страницей справа налево. Если на экране компьютера - жмите курсором на стрелку справа или просто на правый край разворота книги, и слушайте шорох перелистываемых страниц!
Я перечитывала эту пьесу не раз. И вам она понравится. Дайте её почитать вашим школьникам, это живые страницы истории нашей страны, изложенные чрезвычайно точно. Ведь это информация из первых рук.

https://www.calameo.com/read/0079883052330f38717e0

Почтовая рассылка всем членам секции ДокЛит МСЛ

Уважаемые коллеги, члены Московского союза литераторов!
С прискорбием сообщаем, что 30 июня 2025 г. на 95-м году жизни нас покинула Алла Васильевна Зубова…
Алла Васильевна Зубова - человек, при имени которого у людей зажигаются глаза, вспыхивает улыбка. Теперь это имя навсегда связано с печалью - она умерла, и друзья никогда больше не услышат её мощного гласа, то призывающего немедля решать профессиональные задачи, то напевающего хулиганскую частушку. И то, и другое она делала с зажигательной страстью. Несколько лет она была председателем нашей секции ДокЛит и первой приходила на посиделки - пока была в силах преодолеть нашу печально известную лестницу. Потом мы выбрали ее почётным президентом секции.
Коллега, узнав о смерти Аллы, сказал: - Уходит эпоха.
И это не преувеличение. Она была воплощением силы, любви, чести - и в профессии, и в отношении к окружающим. Почти потеряв зрение, она не пропустила ни одного нашего сборника «Посиделки на Дмитровке», который и появился благодаря её активному участию. Писала крупными буквами, разлиновав страницу на широкие полосы – так она писала свои последние произведения. Настоящий журналист, настоящий литератор, настоящий друг. Во всём она была настоящей.
Низкий поклон вам, Алла Васильевна!
Бюро секции ДокЛит

ЭВМ обретёт сознание,
Когда она будет обладать свободой воли.
Свободой воли машина
Не будет обладать никогда.

Паша Коноплёв

Из белых стихов ДВЕСТИ ШАГОВ ВВЕРХ, сочинённых в белые ночи летом 1989 года. В то время в нашем обиходе мало было распространено понятие "компьютер". Но наши разработки уже были и назывались ЭВМ - электронно-вычислительная машина.

В бурные 90-е годы я жила на Плющихе. Знаменитая тогда газета Аргументы и факты открыла рубрику о московских улицах. И я написала о Плющихе, любимой улице моего детства. Очерк имел неожиданный успех. Мне звонили и писали читатели, рассказывали, что они сами знают о Плющихе. Вот мой полный рассказ с дополнениями читателей. Я порадовалась за себя тогдашнюю, еле живую после неудачных операций, в отчаянии за тяжело заболевшего Пашу.
Несмотря ни на что - хорошо я тогда писала.

МОЯ ПЛЮЩИХА
- А, "Три тополя на Плющихе" - скажет памятливый собеседник, чуть зайдет речь об этой старой московской улице. На деле знаменитый фильм снят по прелестному рассказу Александра Борщаговского "Три тополя на Шаболовке", когда-то опубликованному в "Огоньке". И на Шаболовке в то время действительно стояли у трамвайных путей три очень старых корявых тополя, а рядом - кафе-стекляшка "Три тополя", где подавали отменный кофе. Потом тополя сгнили от старости, а кафе снесли. Но когда режиссер Татьяна Лиознова снимала свой фильм, и тополя, и кафе еще стояли; если она решила перенести любовную мелодраму Олега Ефремова и Татьяны Дорониной на плющихинскую почву, то наверное потому, что "Плющиха" звучит романтичнее.
Тихая и медленная по нашим суматошным временам улица, вьющаяся, как луговая речка, берёт свое начало от шумной Смоленской площади и, вбирая в себя притоки уютных маленьких переулков, вливается в просторное Девичье поле. При этом она резко нарушает чинное прямоугольное устройство этого городского заповедного края в излучине Москвы-реки, идя круто наискось, как Нью-Йоркский Бродвей.
Со своими звучно именованными переулками, оврагами, сбегающими к Москве-реке, стеной корпусов Пироговской клиники и колокольней Новодевичьего монастыря вдали, похожей на готовую к старту многоступенчатую ракету (там уже не Плющиха, но это она все объединяет в особый мир, государство в государстве), Плющиха бесконечна, как песенный Арбат: "Никогда до конца не пройти тебя..." Потому что она - его продолжение, стоит взглянуть на карту.
В этих местах не толкаются в транспорте и не сквернословят; здесь на улицах повышенный процент красивых девушек (особенно на Пироговской, сказывается близость Медицинского и Педагогического институтов); в хорошую погоду небо здесь голубее, чем везде.
Здесь можно спрашивать дорогу у любого прохожего, и вам толково ответят, поскольку на улицах все свои. Объясняя дорогу, будут любовно перебирать названия окрестных переулков: Неопалимовские, Ростовские, Ружейный, Саввинский, Новоконюшенный и напоминающие о близости Девичьего поля Земледельческий, Серпов, Тружеников... Все они счастливо избежали переименований за прошедшее семидесятилетие, только Долгий переулок стал улицей Бурденко. Но жители так и зовут его Долгим: идешь по нему, идешь с Плющихи на Садовое кольцо, а оно будто отодвигается; конечно, Долгий. По параллельному Ружейному переулку до Садового кольца почему-то гораздо ближе.
На Девичьем Поле Плющиха незаметно вливается в широкую и ровную, как стрела, Большую Пироговскую улицу. А ведь это Плющиха дала ей жизнь. Вот как было дело. У писательницы Лидии Авиловой, автора интересных записок о своем романе с Чеховым, описана Плющиха ее детства, по которой рано утром пастух с рожком гнал стадо на Девичье поле. И это было на памяти нашей современницы (Лидия Авилова умерла в 1943 году). Тогда в церковные праздники ездили на лошадях с Плющихи в Новодевичий монастырь; ехали среди луга, под пенье жаворонков... Вот и проторили дорогу, стала она Большой Пироговской, и легла так ровно, что ведет прямиком к Kремлю...
А какие люди ходили по Плющихе! Приходил в дом 38 и сидел за самоваром Лев Толстой. Вёл душеспасительные беседы с Федором, братом Лидии Авиловой, по просьбе ее матери. Ходил Лев Николаевич на Плющиху пешком из своей усадьбы в Хамовниках через Девичье Поле - всего-то не больше десяти минут. На полдороге сейчас стоит серый, всегда почему-то мокрый монумент, с трудом узнаваемый из-за своей громадности. Детишки, которым положено почтительно играть в тени великого Дедушки Толстого, иногда пробуют освоить здесь скалолазание.
В одном из плющихинских переулков до недавнего времени стоял деревянный дом, где жил поэт Плещеев. Зачем-то снесли.
В Долгом переулке жил художник Кандинский; В Земледельческом – до сих пор сохранились дом и мастерская Репина, здесь и сейчас мастерская Академии художеств. Позднее в Долгом переулке жил у своей жены Лев Николаевич Гумилев после освобождения из лагерей. В красном кирпичном доме с огороженным садиком жил академик Виноградов, медицинское светило.
На Плющихе, в коммуналке одного из запущенных доходных домов в 60-м году поселилась после многолетнего кошмара соцлагерей и ссылок Анна Васильевна Тимирева, чьё имя навсегда связано с личностью адмирала Kолчака. Иркутский централ, ледяная прорубь в Ангаре, где исчез любимый, затем Бутырки, Kараганда, Забайкалье, Енисейск, унижения лагерного быта не сломили и не озлобили мягкую, приветливую, но уверенную в себе женщину, которая привезла из лагерей стихи, полные любви и радостного интереса к окружающему миру. Анна Васильевна умерла в 1975 году. Но дух этой всепрощающей женщины, наверное, и сейчас витает над Плющихой, потому эта улица так жизнелюбива и добра. Несколько стихотворений Анны были опубликованы в «толстом» журнале. Там есть строки: "Всю их жизнь разнесли и смыли. Но они не верят в конец..." В этих строках - дух Плющихи.
Было когда-то на Плющихе немало церквей, в том числе знаменитая церковь Неопалимой купины, от которой осталась память лишь в названиях трех Неопалимовских переулков. Старожилы помнят, как жестоко ее взрывали, и как трудно это было варварам сделать, будто кто-то хранил крепость ее стен...
Позади клуба "Kаучук", уникального творения архитектора Мельникова, в подвале жилого дома расположилась антикварная букинистическая лавка. Поистине лавка чудес. Здесь нет книжек про Анжелику и пособий по сексу, но есть Шекспир довоенного издания, есть полный Иосиф Бродский и пожелтевшие ноты Скрябина (если вы их выберете, вам бережно уложат их в футляр). Здесь приветливый хозяин предложит полистать томик Алексея Ремизова, не для того, чтобы уговорить вас купить, а просто вместе порадоваться, что на свете есть такие книги... А сколько здесь ностальгических книжек нашего детства и юности! В стеклянной витринке - вазочки и статуэтки, принесенные сюда благородными плющихинскими старушками, коротающими век в нужде. А когда вы роетесь в справочниках (каких здесь только нет!) хозяин вдруг любовно вынесет и покажет, почему-то именно вам, старинный альбом с инкрустированной перламутром обложкой. Раскроешь его - и польется мелодичная музыка столетней выдержки, музыкальный привет из прошлого века. Улочка, на которой стоит эта книжная лавка, спускается к близкой Москве-реке, и кажется, что вы где-то об этом уже читали. Ну да, у Маркеса, "Сто лет одиночества", на такой же спускающейся к реке улице располагалась книжная лавка Ученого каталонца. Потом лавка закрылась, а каталонец уехал далеко и навсегда. Щемящую тему романа Маркеса о сладости и печали жизни продолжает Плющиха. Пока писались эти строки, книжная лавка исчезла. Но ее помнят.
Вот такая Плющиха - маленький клочок нашей большой Родины.



1.


2.

В 1959 году я, выпускница московский школы, пока не решившая, кем быть - раскрыла журнал Юность и зачиталась повестью "Продолжение легенды". Это была история такого же выпускника школы, не определившегося с будущим.
Не отрываясь, закончила чтение в 3 часа ночи. В конце увидела фото автора и несколько строчек о нём: выпускник Литературного института! А я-то не сомневалась, что это исповедь реального выпускника школы, моего ровесника. В три часа ночи я села за письмо Анатолию Кузнецову и днём отправила его в редакцию журнала Юность.
С тех пор я следила за его публикациями и не пропускала ни одной. Перечитывала много раз, потому что все они были талантливы. Сложилось мнение об авторе, что он на редкость чистый, честный человек.
Когда газеты написали о побеге Кузнецова за границу - я это поняла. И не верила потокам грязи, которыми поливала его наша пресса.
Позже газеты писали, что он зарабатывает за границей мытьём посуды в кафешках, его литературный дар никого не интересует.
В 1967 году я прожила по приглашению несколько месяцев в Канаде, в Монреале. Очень полюбила тамошние книжные магазины, часами разглядывала и покупала книги. И среди бестселлеров всегда стояла книга Кузнецова "Продолжение легенды", переведённая на английский. На обложке художник почему-то нарисовал жирную колючую проволоку. Книга эта не о том, но художник знал, что будет дальше...

Сегодня я встречалась с Валечкой, которая была рядом в последние месяцы жизни нашей незабываемой Жанны Гречухи.
И я вспомнила, как однажды Жанна подарила мне этот сюжет - историю своего коллеги из редакции.
Я тогда на клочках бумаги законспектировала её слова, чтобы потом написать «как следует». Много времени спустя эти листочки нашлись, и я перенесла их в компьютер. Дала почитать Жанне: как лучше это описать?
Она ответила: здесь уже всё есть, и лучше не написать. Любое дополнительное слово будет лишним.
Как вам этот конспект? Заглавие придумала я.

ПРО ТОГО, КТО ЕЛ МОРКОВЬ
Он с детства не любил варёную морковь в супе, и поэтому всегда съедал ее первой. Чтобы не огорчать маму.
Он всегда был послушным мальчиком, боялся обидеть маму.
Потом женился на женщине, которая очень хотела этого, хотя он в то время любил другую.
Потом родился ребенок. И он успокоился.
Через много лет он встретил свою любимую. У неё жизнь сложилась благополучно: муж, семья. Она сказала:
- Разве ты не понял, что я всё это время тебя любила? Давай исправим ошибку. И ты несчастлив, и я несчастлива.
Он ответил: - Давай! Сказал жене. Или не сказал. Жена сама почувствовала. Поэтому вскоре родился второй ребенок. Потом третий.
Он жил не своею жизнью. Всегда делал то, что хотят от него другие.
Потому что долг. Они должны.

…Ты пришла ко мне, чтобы я сказал тебе: - Нет. Но я тебе говорю – иди, разрушай своё благополучие, чтобы жить своей жизнью. У тебя нормальный муж, семья. Но тебе показали настоящую любовь.
Не надо устраивать жизнь. Надо её проживать самому.
А я не раскрылся в творчестве, ни в чём не состоялся.
Все ко мне приходят за советом. Я правильный. Я всегда ем эту морковь.

…Всю жизнь я мечтал о большом письменном столе у окна. Но всегда приходилось уступать его - то жене с её кандидатской, то старшему сыну. Потом, когда появилась большая квартира, и я получил возможность иметь большой письменный стол в своем кабинете – мне это было уже не нужно…
Никого не слушай. Живи своей жизнью.
© ЖГ-НК

Килограмм апельсин, сок из апельсин - это не новояз! Про "сок из апельсин" я видела рекламу в дореволюционном (1912 г.) журнале "Огонёк". Небрежные корректоры были и тогда.
Можно услышать также: ящик банан, коробка для патрон.
Но никто пока не решается говорить: килограмм лимон. Говорят по правилам русского языка: килограмм лимонов.
Про 100 гектар леса в теленовостях все давно слушают спокойно и не задумываются, что так было бы правильно говорить, если бы "гектара" была она, женского рода.
На редкие замечания наши носители русского языка вяло отмахиваются: - Ой, да какая разница! Некогда следить за правильностью речи...
А ведь это - безошибочный признак стойкой привычки к мелкому вранью, которое легко перерастает в крупное. Все говорящие так люди по природе лживы, и их следует сторониться.