Что
Ни один музыкальный инструмент не лежит так близко к человеческой душе и телу, как гитара. Он и формой женствен, и на музыканте располагается своими изгибами так, что понятно: в руках артиста гитара перестанет быть плоской деревянной грушей и превратится в собеседника и возлюбленную, превратится в ритм, звук, песнь, превратится в Слово, которое, как известно, было в начале всего. Достаточно произнести слова "испанская гитара" и "фламенко", и уже понятно: слушателю предстоит испытать катарсис, ибо, как всем хорошо известно, во фламенко не бывает "может быть", есть только "да" или "нет", только любовь или смерть.





Кто





Пако де Лусия – гитарист фламенко номер один. Но многие, наверное, присоединятся к моему мнению и скажут, что лучше него на гитаре не играет никто. Как любого гениального музыканта, Пако надо не только слушать, но и видеть. С гитарой он находится в отношениях сложных и до конца зрителем не осознаваемых. Слушателя еще можно обмануть – слушатель Пако не видит, он только понимает, что его кто-то легко хлопает по плечу, подсаживает в седло и заставляет ехать за собой – куда?.. Да в самые разные места, то вскачь, то помедленнее, то выжженной степью, то по жаркому краю прохладного леса, то вдоль реки, а то и по берегу моря. А возглавляет эту вечную кавалькаду как раз он – "андалузский пес, бегущий краем моря", – Пако де Лусия. Беспечный и отчего-то грустный. Vamo' ya!




Как
В общем, сначала он от гитары вроде как ничего и не хочет. Лицо свое отрешенное закинет к небу, осветится откуда-то лунным сиянием, и перебирает струны – никогда, впрочем, не лениво.





Пако де Лусия первый стал играть арпеджио и пассажи пальцами правой руки – до него об этом то ли никто не додумался, то ли просто не мог, медиатором ведь играть не в пример проще. А с гитарой он делает, что хочет. То зажмет ей горло, как неверной Кармен, у самого основания грифа и заставляет ее сыпать какие-то сухие и хриплые мольбы, то наддает плечами, спиной, чуть только не подбрасывает ее фигуристое тело на коленях, глаза закрыв, то обидится и отвернется, то хозяином испанских небес вперяет взор в своих соратников (среди которых тихо пашут трудную музыкальную ниву два его брата), в скромных тружеников фламенко, и вместе они устраивают такой долби-сэрраунд, что небесам становится жарко. Aqua!





И сидит-то мамин сын не как все! Нога на ногу, а то и вовсе щиколотку на колено задерет, а опорной постукивает. Вообще-то, о Пако надо писать (да и пишут) музыковедческие исследования – как он отдрейфовал от классического фламенко, и как он вплел в него элементы стиля фьюжн и джаза, как покорил Бразилию, которая покоряться сначала совсем не хотела, сблизив свою музыку с латиноамериканскими мотивами и красиво описал круг от классического призвания гитариста-фламенко – аккомпанемента танцовщицам, стучащим крепкими каблуками и до небес взметающими свои красно-белые юбки, до элегантного, безумно аутентично-андалусского шоу, в котором "одни мачо".





Даже танцует и каблуками стучит Хосе Грильо – один из ударников на специальном деревянном ящике "кахоне" (cajon) (и как стучит! Вместе с Пако они нарезают такие головокружительные каскады, что, пожалуй, хочется признать, что мир фламенко при всей его обостренной чувственности – это тоже сугубо мужской мир, в который женщина допускается только для декоративности. Ну, вроде цветка, который можно воткнуть в петлицу). Vamos alla!





В конце концов, Пако де Лусия вдохновился на запись первого альбома именно двенадцатью песнями Лорки, ведь, как известно, поэзия андалузца Федерико Гарсии Лорки – пик фламенкской поэтики.





Вот как перевела Марина Цветаева стихотворение Лорки "Гитара" из "Поэмы о цыганской сигирийе":

Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
Начинается
плач гитары.
О, не жди от нее
молчанья,
не проси у нее
молчанья!
Неустанно
гитара плачет,
как вода по каналам – плачет,
как ветра над снегами – плачет,
не моли ее о молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
так песок раскаленный плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!





Надо было двадцать лет мечтать услышать Пако живьем и иногда думать – как это так можно играть на гитаре? Но стоило один раз его увидеть, и тут уж – верь или не верь своим глазам, а понятно – перед тобой не просто виртуоз, а чистый и неразбавленный гений, он родился гением, он рос гением, он оформился, как гений, и будет им, пока на земле останется хоть одна гитара.





Повадка у Пако властная, скромная и сдержанная. Внешне он не очень похож на классического испанца, да еще и андалусца, испанского цыгана, каким его себе представляешь. Если бы в русском языке недавно не появилось слово "харизма", ради Пако де Лусии его стоило бы позаимствовать: харизма его не просто зашкаливает, но не оставляет никаких шансов музыкантам играющего с ним "Септета" ("Septet"), которые смотрят на Пако, как на бога. Наверное, так смотрели первые францисканцы на св. Франциска в моменты, когда у него открывались на руках стигматы, подтверждая существование высших сил. Еще бы, ведь "Пако" – уменьшительное от Франсиско. Такова уж традиция гитаристов фламенко при всей недетскости страстей, передаваемых музыкой, прозываться не просто сценическими именами, а уменьшительными, детскими. Часто среди них можно встретить имя "Ниньо" – "мальчик", и до самой смерти будет такой "мальчик" играть на гитарке на радость себе и la juerga (испанским посиделкам с вином, гитарой и танцами). Toma que toma!





..."Practice, – говорит герой Антонио Бандераса el Mariachi (Музыкант) мальчику, мечтающему стать гитаристом. – Practice".
Тренируйся, не учась, и тогда жаркое дыхание древних арабских напевов, вплетенных в цыганские мотивы, извилистые, как след змеи на песке и дробные, как цокот копыт бешеного жеребца по старинным камням, обожжет твоих слушателей и позволит твоему сердцу сгореть, а не состариться. Тренируйся…
Сам Пако тоже был таким мальчиком пяти лет, делавшим первые робкие подходы к национальному инструменту. Только мальчиков с гитарой в Испании много, а гений получился один.





Пако такой же чистый гений гитары, как Паганини был гением скрипки. Поэтому, хотя он сочиняет (большей частью импровизирует, как во фламенко и положено) свои вещи сам, не похоже, что после него кто-нибудь еще сможет их адекватно исполнять – дай ему великий испанский боже долголетия и убереги его пальцы от артрита (если он, конечно, бывает у гитаристов). Пако де Лусия не берет учеников.





Я впервые увидела и услышала Пако де Лусию, когда он играл свое "Entre Dos Aquas" ("Между двух вод") в каком-то концерте на Майорке – еще совсем молодой, лет двадцати пяти, с лицом и телом аскета, длинноволосый, вдохновенный и отстраненный от огромного зала, от черной средиземноморской ночи и тысяч загипнотизированных телезрителей, среди которых была и я. С тех самых пор я мечтала услышать его "живьем", но так уж случилось, что для этого пришлось прождать больше двадцати лет и приехать в Канаду. А Пако де Лусии уже 54 года…





Концерт
Первую вещь Пако играл один. Просто вышел, сел в середине сцены на стул (чуть поодаль от микрофона – он известен своей упорной нелюбовью к этому приспособлению в непосредственной близи от гитары) и заиграл… Спокойно зажал в сухих ладонях нервы и кровеносные сосуды всего зала и завязал их в такой узел, в какой ему в тот самый момент захотелось. И когда маэстро отыграл свое сольное, самое первое, в зале кричали даже не "браво!" – в зале кричали "Оле!", а Пако этому не удивлялся…





Непредсказуемый и бравирующий своей цыганскостью, Пако де Лусия входит в первоначальное умозрительное противоречие с Америкой. Все, кто пишут о нем, обязательно цитируют вот эти его слова: "Вы должны понять, что жизнь цыгана – жизнь анархии. В этом причина того, почему путь музыки фламенко – путь без дисциплины. Мы не пытаемся устраивать организованных диспутов и не идем изучать фламенко в школу. Мы просто живем, а музыка – в нашей жизни всюду". Уж не знаю, сказки это или правда, но считается, что самородок-Пако долго не знал нот. До тех самых пор, пока не решил сыграть трибьют великого испанского композитора-классика Мануэля де Фальи, первым (еще до Равеля) сделавшим испанскую народную музыку достоянием высоколобых меломанов.





Борзые журналисты насели на Пако, как же так – безграмотный "слухач" играет классического Фалью. Музыкант ответил, что сделал над собой усилие и из уважения к классику выучил эти чертовы закорючки. Мне кажется, соврал. Либо усилий не делал, либо всегда знал.
Вообще, удивительно и опасно смотреть на него: лоб святого или инквизитора, глаза мученика или пророка, пальцы хирурга или… гитариста, движения убийцы. Когда на Пако направляют режущий свет софита, его широкая белая сорочка и мефистофельский лоб испускают совершенно невыносимое сияние, и хочется разогнать зрителей, взять кувшин домашней Сангрии, пересесть поближе и слушать без конца.Последний диск Пако "LuZia" посвящен памяти матери, у которой наш герой Франциско Санчес Гомес позаимствовал и свое сценическое имя. Восемь композиций диска медитативны и раздумчивы, из них две напрямую связаны с темами смерти и скорби – заглавная "LuZia" и завершающая – "Camaron". Покойный кантаор (певец фламенко) Камарон (el Camaron de la Isla) – alter ego Пако де Лусии, его друг, духовный брат, соратник, тот человек, каким хотел бы быть сам Пако, не будь он застенчив, не прячься за гитарой – Камарон был идеальным фламенко-вокалистом, импровизатором от бога, а умер довольно молодым… Asi se canta!

С кем
Помимо Камарона Пако работал с массой звезд – с Джоном МакЛафлином (John McLaughlin, прославленным фьюжн-гитаристом), с Пласидо Доминго, снимался в фильме Карлоса Сауры "Кармен" (где играл самого себя), но ничто и никто никогда не затмевает его, хотя он, скорее, отходит поближе к заднику, чем вылезает на авансцену, предоставляя другим возможность показать, на что они способны. Эх, хорошо играют его ребята… пока не вступает маэстро. После того, как он всерьез берется за инструмент, кажется, что ребята играли через перину, или руки у них не оттуда, что ли… Да нет – хорошо играют! Просто – куда уж им. Eso es!





В аннотации к "LuZia" читаем: "Раньше Пако де Лусия жил в ритме, а ныне ритм живет в нем: "LuZia" – не только высочайший пик музыки фламенко, это одна из вершин современной музыкальной истории". И наконец, "LuZia" – абсолютно фламенковский жест – это дань Пако де Лусии памяти матери.

Пако
Пако во всем оригинален: упорно твердит, что все, что он играет, строго вписывается в рамки фламенко до последнего аккорда. Так, записывая "LuZia", он, по его словам, "повыбрасывал в мусор" массу отличных мелодий и пассажей только потому, что они не были достаточно фламенковскими (Flamenco puro – чистое [строгое] фламенко).





Притом что многие пограничные направления и музыкальные течения с легкостью приписывают его гитарные находки себе, а сам Пако с радостью ездит по городам и весям, чтобы "учиться у других музыкантов" на практике (ибо учиться классическим образом он "не успевает", а по-моему, не хочет), он тверд в своем самоопределении – фламенко пуро – и точка. Asi se toca!
Пако де Лусия впервые переборол стеснительность и воспользовался своим голосом в "Лусии", где дважды сопровождает игру пением – прощаясь с матерью (мать гитариста была португалкой, именно поэтому "LuZia", а не "LuCia") и с другом Камароном. Сам Пако говорит, что любой настоящий кантаор мог бы спеть эти несколько музыкальных фраз лучше него, но он специально пожертвовал качеством, чтобы привнести в пение свое живое человеческое чувство. И будучи человеком, которому в музыке важна именно музыка, а не приверженность строгому стилю и аутентичность до последней ноты, скажу: правильно сделал. В России Пако не был с 1986 года, что удивительно и жаль. Пора уже нам опомниться и сообразить, что не стоит слушать, скажем, пластмассового Армика, дисками которого уже давно завалены все киоски, когда по миру еще ездит человек, играющий на гитаре лучше всех. Пако де Лусия уже не принадлежит только Андалусии, только фламенко, только гитаре, только Испании. Он принадлежит музыке. А музыка – принадлежит ему.

ФЛАМЕНКО.... Как удалось создать этот уникальный сплав музыкального сопровождения (токе), пения (канте) и танца (байле), точно не знает никто. Ясно лишь одно: готовила его душа испанца, домной был знойный юг страны – Андалусия, а материалом стало невероятное смешение европейских и восточных культур, оставивших свой след, боль и кровь на прекрасной земле Испании.
Корни канте фламенко уходят так глубоко, что при взгляде в эту пропасть кружится голова. Еще задолго до наступления нашей эры на территории современной Андалусии сложилось одно из древнейших государств Европы – Тартесс. Маленькое необычное государство с высокообразованным народом, собственной письменностью, самобытной музыкальной культурой. Античные авторы уже тогда с удивлением замечали, что даже законы свои тартессийцы писали в ритмизованной форме, изложив их в «Шести тысячах стихов».





Что вообще удивительно: для испанца песня и сегодня – это органичное продолжение разговора, вполне привычное и очень убедительное. Песня – первое, что может услышать новорожденный, она сопровождает всю жизнь испанца, и песня – последнее, что звучит над его прахом. И на его родине поёт всё, не только ветер и море: в прямом смысле поёт кузнечик, поёт собака, и даже есть песня змеи.
Несомненное влияние на формирование канте фламенко оказало принятие во II – Х в. в. испанской католической церковью греко-византийского религиозного песнопения, с его звукорядом и мелодическими оборотами.
С приходом в VIII веке на Пиренейский полуостров арабских племен берберов и последующего расцвета мавританского государства на полуострове формируется классическая «андалусская музыка». Словно губка, впитав некоторые формы и жанры испанской музыки, она создает свои, отдавая взамен ритмы, чарующие мелодии пустыни, темы зноя, любви и страсти…





В XV –XVI в. в. на древнюю землю Андалусии пришли цыгане. Выходцы из Индии, они неожиданно нашли в Испании родственную музыкальную культуру и легко, органично сжились с ней. И более того, видимо, соприкосновение «цыганского» и «андалусского» высекло ту искру, что привела к окончательному оформлению жанра фламенко. Кстати, единого мнения о самом термине «канте фламенко» нет. Одна из версий трактует его как «пение андалусских цыган», и сами они до сих пор остаются главными хранителями и лучшими исполнителями этого чуда. Но чтобы оно родилось, потребовалось триста лет отчаянной борьбы пришельцев с местными жителями, которые вели осёдлый образ жизни. Опять десятилетиями на древней земле лилась кровь, звенела сталь, стлался дым пожаров – цыгане упорно стремились сохранить право кочевой свободы. И их преследовали, разоружали, высылали из страны, загоняли в пещеры. А там, у костров, под звон гитар или просто хлопки зрителей танцем и отчаянными песнями они кричали о своем сиротстве, о совей потерянности, о жизни, похожей на смерть, и – вдруг – о внезапном свете озарившей ее любви.





Гитара – неотъемлемая часть современного искусства фламенко еще больше обостряет его импровизационный характер. Даже в наши дни большинство музыкантов (токаоров) не имеют специального музыкального образования и не знают нот, однако, несомненно, обладают природной музыкальностью и великолепной памятью, позволяющими создавать удивительные импровизации.
Кстати, сам импровизационный характер, свободный метр или специфическая техника исполнения нередко вообще препятствуют точной нотной записи мелодий фламенко. Поэтому искусство гитариста (как, впрочем, и певца, и танцора) обычно передается только от мастера к его способному ученику.





И тогда рождается удивительная магия музыки фламенко. А когда появляется третий участник действа – байлаор (танцор), то рождается целый мир, завораживающий любого, кто соприкасается с ним.
В Андалусии твердо убеждены, что нет таких чувств, которые не способен передать канте фламенко. Так оно и есть, особенно когда в неразрывное единство музыки и песни вплетено удивительное искусство байле – танца, берущего начало где-то в глубине многих столетий.
Руки, вскинутые над головой в характерном изгибе, подтянутая ввысь спина, особенно гордая, но слегка агрессивная постановка тела…Миг неподвижности… И россыпь дроби – каблуки ног легко и ясно отбивают ритм, заставляя следовать за собой гитару. Вслед за грубоватым голосом кантора – резкий поворот корпуса, удивительно сильный всплеск рук, неожиданно сменившийся какой-то восточной, гибкой пластикой их движений. Вот оно начало магии танца фламенко, его душа, та таинственная сила, без наличия которой невозможно донести его мощь и полноту чувств. У байлаора гораздо большая свобода импровизации, чем у певца и гитариста. Отсюда и отсутствие нужды в широком сценическом пространстве, но зато требование пространства внутреннего – полноты души.





Фламенко в своей сути и истоках - танец страшный, "глубокий". На грани жизни и смерти. Говорят, что и танцевать-то его по-настоящему могут те, кто пережил беду, потерю, крушение. Беда обнажает нервы жизни. Фламенко - танец обнаженных нервов. И сопровождает его в испанской традиции канте хондо - "глубокое пение". Выкрикивание корней души. "Черный звук". Как бы и не вполне музыка.
При этом фламенко - танец детальнейше регламентированный, строгий, полный условностей, даже церемонный.
Фламенко - танец одиноких. Пожалуй, единственный народный танец, в котором можно обойтись без партнера. Неистовая страсть слита в нем со строжайшим целомудрием: танцор фламенко даже случайно не смеет коснуться партнерши. Это буйство, эта импровизация требуют величайшей тренированности телесных и душевных мускулов, точнейшей дисциплины. Некоторые даже считают, что фламенко вовсе не эротичен. Он - танец-диалог, танец-спор, танец-соперничество между двумя началами жизни - мужским и женским.





Перетанцевать партнера. Затанцевать его насмерть.
Фламенко преображает, превращает в искусство именно то, что в нашей культуре-цивилизации задано как жесткие, беспощадные правила жизни. Напор. Агрессию. Соперничество. Дисциплину. Одиночество...

Вот какой Пушок завелся у меня!!!!!

>

 

 

Как хорошо на склоне лет
для старичка и для старушки
иметь, как в детстве погремушки,
компьютер, скайп и интернет.

Ещё мозги во всю трам-трам,
ещё в младенчество не впали.
Годны на подвиги - едва ли,
но поболтать - так нате вам!

Надраив челюсть добела,
чуть свет, с рання, да после кашки,
садятся, словно первоклашки,

 

за парту-комп. Пошли дела!

Да много ль надо старикам?
В своей приват- хрущёб-квартире...
И на компьютер накопили,
хоть сдох последний таракан.

Пускай суставы и спина...
И прочих хворей - воз с тележкой.
Теперь -свобода, как насмешка,
как в засуху - глоток вина...

И до темна, надев очки,
в сетях всемирной паутины...
- Ой, наркоманы, ой, кретины,
ой, старички-моховички!

Так шутит бабка над собой,
И дед ехидства не скрывает,
хоть нет-да-нет, и он вздыхает:
" Годочков сбросить - и герой!"

И я кричу на склоне лет:
"Спасибо, скайп и интернет!"

 

 

 

Молодость...Старость...

Привычно, знакомо.

А я бы делила жизнь по- другому :

я бы на две части ее делила,

на то, что будет, и то, что было.

Ведь жизнь измеряют - знаете сами-

когда годами, когда часами.

Знаете сами - лет пять или десять

минуте случается перевесить.

Я не вздыхаю : о, где ты, юность !

Не восклицаю : ах, скоро старость !

Я жизни вопрос задаю, волнуясь :

что у тебя для меня осталось ?

Припоминаю я все, что было,

жизнь пересматриваю сначала,

как беспощадно меня учила,

какие подарки порой вручала.

Знала я счастье, не знала покоя,

знала страданья, не знала скуки.

С детства открылось мне,

что такое- непоправимость вечной разлуки.

Руки мои красивыми были,

нежными были, сильными стали.

Настежь я сердце свое раскрыла

людскому счастью, людской печали.

Я улыбалась и плакала с ними,

стала мудрее и непримиримей,

мягче я стала, тверже я стала,

лгать и завидовать перестала.

Молодость- сила. Старость- усталость.

Думаю- сила в запасе осталась !