Вход Господень в Иерусалим





www.neofit.ru





27 марта, 2010


Праздник Входа Господня в Иерусалим – это один из самых трагических праздников церковного года. Казалось бы – все в нем торжество – Христос вступает в Святой Град, встречают Его ликующие толпы народа, готовые из Него сделать своего политического вождя, ожидающие от Него победы над врагом, разве здесь есть что-то трагическое? Увы, есть! Потому что все это торжество, все это ликование, все эти надежды построены на недоразумении, на непонимании, и та же самая толпа, которая сегодня кричит «Осанна Сыну Давидову!», в несколько дней повернется к Нему враждебным, ненавидящим лицом и будет требовать Его распятия. Перенесемся духом в те страшные дни, когда Бог смертью Единородного Своего Сына одержал победу над тьмой и спас нас от власти смерти, греха, диавола. Осознаем, что Христос умер, потому что преступники мы.

Митрополит Антоний



Начало семнадцатого века до новой эры. Спасаясь от голода, небольшое пастушеское племя, семьдесят пять человек, покидает Хеврон и переселяется в дельту Нила, в лучшую египетскую землю – Гесем. Через семнадцать лет их старый вождь, Израиль, умирает. Благословляя сыновей перед смертью, патриарх обещает, что Бог возвратит их в землю отцов. Каждому из двенадцати колен он предсказывает его будущее, а Иудиным потомкам – рождение Человека, который будет для всех людей земли и Царем и Архиереем.
Читать далее


Разместить ссылку на материал:





* Автор: pravmir.ru
Вход Господень в Иерусалим

О внезапной смерти

http://www.pravmir.ru/printer_2909.html

Спасибо за ссылку  Алексей_Рымов  

 

Пишешь, что часто слышишь разговоры о внезапной смерти. Говорят, что уж если она неизбежна, то пусть наступит внезапно и вдруг прервет жизнь. Лучше так, чем страдать от болезни и заставлять страдать других. Ожидаемая смерть страшнее внезапной. В вашем городке машина насмерть сбила женщину, ее гибель дала повод ко многим разговорам. Кто-то утверждает, что это лучшая смерть. Кто-то так высказался о смерти: "Пусть приходит, только пусть не гложет!". После всего этого ты решился написать и просишь объяснения.

Не следует желать внезапной смерти – следует быть готовым к ней, когда бы она ни наступила. Так учит Церковь. Существует много канонических молитв, в которых мы просим Господа сохранить нас от всяких бед, к которым причислена и внезапная смерть. Но Тот, в Чьей власти и жизнь, и смерть, действует по Своему святому Промыслу на пользу всякой человеческой душе, забирает ли Он ее из сего мира внезапно или оставляет до времени здесь. Иногда Он настигает внезапной смертью грешников, иногда – но реже – и праведников. В Ветхом Завете мы читаем, как Господь наказал внезапной смертью сыновей Аарона за самовольное служение [1], как наказал бунтовщиков против Моисея [2]; как Анания и Сапфира упали замертво за то, что солгали апостолам [3]. Многие гонители христиан умерли внезапной смертью; об этом мы читаем в житиях святых мучеников. Но иногда случалось и праведнику умереть внезапной смертью, хотя и очень редко. Так случилось с Афанасием Афонским [XXXII]: когда он что-то строил, упала стена, и он с несколькими монахами погиб под камнями.    

Читать далее

Баптистка

 

Благодарю zamorin

Семинарист решил жениться. Не потому что влюбился, а потому что время пришло. Последний курс семинарии, надо определяться, сказал архиерей, или монашество, или женись и рукополагайся. И решил семинарист дело выправить простым способом, наложил на себя сорокадневный пост и сугубую молитву святителю Николаю. У монаха-духовника совета про женитьбу спрашивать было бессмысленно, поэтому он позвонил отцу и спросил:
- Папа, а как ты узнал, что вот именно эта девушка – твоя будущая жена.
Отец рассмеялся:
- Когда ты ее увидишь, у тебя не будет сомнений. Она вся сиять будет, ты же ее увидишь глазами самого Бога.
- Это как?
- Ну, не знаю, у всех по-разному. Просто ты сразу поймешь, что это она. Ты это ни с чем не перепутаешь.
Сорок дней молился семинарист Николаю Угоднику. Сорок дней отдавал свои котлетки сокурсникам, похудел, но был светел и радостен в надежде своей. И каждый день всматривался: может быть вот эта, а может вон та? Сходил на разведку на регентское и иконописное отделение семинарии, факультеты невест. Но девушки там показались ему несерьезными зазнайками-хохотуньями.
Сорок дней прошло, а небеса медлили показывать невесту. Вот пришел и последний день самочинного поста. Прошло долгое утро, протянулся день, настал уже и вечер:
- Видимо, нет Божией воли, чтобы жениться мне, - загрустил семинарист.
А тут его позвали сокурсники на дискуссию к баптистам. Тамошний молодой пастор допускал собеседования с православными. И они, отпросившись у семинарского дежпома, отправились в баптистскую церковь. У баптистов активистками были в основном девушки. Священное Писание они знали почти назубок, поэтому семинаристам пришлось отдуваться по темам почитания святых, которых баптисты не признавали. Начали с дискуссии, а потом, разгоряченные своей юностью, разругались, когда дошли до не почитания баптистами Пречистой Божией Матери. Ну, поспорили, поспорили, пора уже и домой. Вышли на улицу, уже темнело. Семинаристы, как воспитанные джентльмены, предложили проводить девушек по домам, хотя уже предполагали нагоняй от дежпома и инспектора семинарии. Ну, пошли. Семинаристу досталась самая умная из баптисток, еще дорогой они упражнялись в сравнительном богословии, переругиваясь на расстоянии в полметра. У подъезда девушку ждали ее родители. Увидев ее в сопровождении молодого человека, они вежливо поздоровались и пошли в подъезд. Семинарист и баптистка постояли еще у подъезда, он сказал ей, что ему было интересно на дискуссии, поблагодарил ее за терпение, она в знак примирения сказала что-то тоже хорошее. И вдруг, подняв на нее глаза, он увидел, что она вся сияет, что она – красивая, умная верующая девушка. В вечерних лиловых сумерках над ее головой появилась смутная неоновая надпись, она мерцала, словно бы стартер был неисправен, и он вдруг понял, что там написано: «Это она!». Вывеска с треском разгоралась так, что и смотреть было почти невозможно. Они попрощались. На следующий день он снова отпросился к баптистам, и потом. И зачастил на несколько месяцев. Через полгода она поженились. Теперь он священник, она – его матушка, у них четверо прекрасных детишек. По вечерам они вспоминают свои юношеские споры как что-то прекрасное от юности, и вместе с ребятишками встают на молитву перед иконами Спасителя и Пресвятой Богородицы. А святой Николай как всегда улыбается на них из угла со старенькой, еще семинарской иконы.

Очень интересная и трогательная история.





1. Что делать, если после изнасилования девушка забеременела?

2. Как быть, если врачи диагностировали, что ребенок может родиться больным?

Это действительно животрепещущие вопросы - человек, задающий их, возможно, решает главный вопрос своей жизни. Мне бы хотелось предложить уважаемому читателю познакомиться с замечательной женщиной с очень нелегкой судьбой - ей пришлось ответить на оба этих вопроса, причем на второй - дважды.

У матери есть право выбора. У ребенка нет ни права, ни даже возможности выбирать. Надеюсь, что прочитав это повествование, Вы сможете самостоятельно ответить на вопросы, приведенные выше.

По просьбе главной героини все имена изменены.

«Негодных же и бабьих басен отвращайся,
а упражняй себя в благочестии»
1Тим.4:7


Одиннадцать лет назад

«Алла, да ты с ума сошла! Одинокая, сын нигде не работает, дочь с синдромом Дауна – обуза, а тут еще и ребенок! Нет, ты только представь, как ты будешь жить!» - Марья Константиновна, грузная женщина с оплывшим, нездорового цвета лицом, покачала головой.

Я сидела за столом, обхватив голову руками. Сейчас мне было действительно страшно – страшно, как никогда. Моя Инночка беременна! Моя пятнадцатилетняя дочь, – вечный ребенок, безобидное создание, вот уже четыре месяца носит под сердцем новую жизнь.

«На, вытри глаза» - она протянула мне платок, - «И прекрати рыдать. Надо решение принимать, в конце концов. Как же ты любишь жизнь себе и другим усложнять, Алла. Надо бороться с обстоятельствами. Надо о себе думать – кто еще о нас подумает? Твой Витька или Генка мой?» - Марья, пожав плечами, тяжело вздохнула.

«Как ей сказать? Как?» - думала я, накручивая промокший от слез носовой платок на палец.

***

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят Мф. 5, 8

Двадцать шесть лет назад.

«Девочка, хорошая моя, красавица, милая! Почему же так случилось? Я так ждала тебя доченька», - безутешно рыдала я, держа на руках мою малышку. Педиатр, Дарья Петровна, покачала головой: «Возьми себя в руки. У тебя муж хороший, сыну пять лет. Себя всю оставшуюся жизнь на муки обречешь и мужиков своих? Ей в интернате лучше будет, среди таких же».

далее...

Взято у Pro Life Li Ru.

Помогают ли иконы и святые? свящ.Евгений Пейков

 

Читать далее...

Миссионер по имени «Болезнь»

Безумие пред Богом

«Хочешь ли быть здоров?» – такой странный вопрос Господь задаёт в Евангелии одному больному человеку (Ин. 5, 6). Причём не обычному больному, а (представьте только!) тридцать восемь лет пролежавшему без сил. Разве может человек не хотеть стать здоровым? Однако не спешите называть вопрос Христа риторическим.
Сплошь и рядом слышишь о том, что здоровье в жизни самое главное. Эти слова стали настолько привычными, что даже христианам не режут слух, и многие, поднимая рюмочку «за здоровье», добавляют без доли сомнения: «Остальное купим». Конечно, никому не хочется болеть, и, как гласит народная мудрость, «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Кажется, это вещи бесспорные и неопровержимые, но не зря апостол Павел писал, что «мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3, 19).

Если здоровье действительно – самое главное в человеческой жизни, то зачем Господь Иисус Христос пошёл на распятие и смерть? Ради чего? Да и проповедь апостолов (одиннадцать из которых погибли) была ведь совсем не о здоровом образе жизни и сытом долголетии. Тем не менее, в Евангелии мы читаем, что Господь во время своего земного служения постоянно исцелял больных и немощных, которые толпами следовали за ним, ожидая помощи. Так в чём же смысл наших болезней и зачем нам даётся здоровье?

Читать далее

Кто мы?



Мы слишком эгоистичны. Мы хотим брать, и брать отовсюду, а отдавать не желаем. Мы считаем что нам должны, а мы за это не желаем даже благодарить. Какова вера наша, если даже в церкви мы привыкли получать, без отдачи? Или же отдаём впустую, выбрасываем наши дары вон. Мы думаем, что приходим домой, а приходим на торжище, где хотим выгоднее сторговаться. Кто для нас прихожане? Сродники или народ, толпящийся в очереди за благодатью и весьма докучающий? Стараемся ли мы понять, что значит любить? Увы, и в любви мы тоже закоренелые эгоисты. Мы ждём внимания от Бога, оставляя без внимания своего же брата, мы ждём от него прощения, не попытавшись примириться с тем кто в ссоре, вспомнить, кого ты мог задеть неосторожным словом, на кого напрасно обозлён. А ведь сказано: «Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой»(Мф. 5, 23-24)..Часто ли исполняем этот завет, когда собираемся принять Дары? И наконец, что мы знаем о духовности? Если посмотреть правде в глаза - ничего. Мы можем вызубрить тысячу правил по духовным учебникам, но ничего не знать о том, что мы бездумно зазубрили. Мы часто не можем прочитать заученные молитвы так, как если бы это было осмысленное прошение, превращая её в мантру, часто не понимая и четверти написанного. Мы охотно прислушиваемся к разного рода советчикам, о том, как нам надо поступать, и какую литературу читать, что имели в виду Отцы, говоря о том или ином, не соизмеряя ни своих сил ни понимания, связанного с искренним восприятием реальности. Мы скрупулёзно изучаем, что несёт за собой тот или иной предмет или обряд, не зная ни истории его возникновения, ни значения, порой слепо доверяя сказанному. Мы ищем чуда там, где по нашему скуднейшему духовному опыту его не может быть, но не к нам ли обращены строки: "род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему"(Лк. 11:29)? И к нам тоже, потому что не правды ищем, а именно знамений и чудес. "Таким образом, из слов нашего Спасителя мы знаем; что должны наблюдать не за земными знамениями, а скорее вглядеться внутрь себя" (Серафим Роуз). Мы почти наизусть можем пересказать Евангелие. Однако, чтО мы из него усвоили для себя? Что мы поняли из притч и посланий? А если поняли, то что постарались воплотить? Мы можем дословно рассказать о Крестном пути Спасителя, расчувствоваться, восскорбеть. Но только над строками. Не научились мы в самой жизни носить бремена друг друга, мы даже не плачем с плачущими и не радуемся с радующимися. Мы можем повторить множество цитат Отцов о спасении души, но вносим ли мы в это должное понимание, а также понимание, насколько это может касаться нас? Зато мы вдруг ни с того ни с сего начинаем ощущать себя "великогрешниками окаянными", подобно великим подвижникам. И всем об этом готовы с великим чувством собственной значимости сообщить. И, как говорил один священник, весьма любуемся масштабами собственного разоблачения. Для нас покаяние превращается не в угрызение совести, а в некое удовольствие, которое приобретает все бОльший вес, как только мы отчитаемся за проделки священнику, а особо мы раздуваемся от гордости, когда осмеливаемся назвать те грехи, за которые нам якобы стыдно. И принимаем за благодать удовлетворение собственного самолюбия. "Слава Богу за всё!" для нас превращается в "Вот какой я молодец!" Мы весьма любим, когда нам льстиво подпевают дифирамбы, а иного мнения и критики не терпим. Мы хотим быть понятыми со всеми своими слабостями и недостатками, а сами в даже мелочах другого не стараемся понять и отметаем всё, противоречащее нашему пониманию. Мы забываем как кто-то недавно тратил время, силы и средства помогая нам, зато помним до мелочей любую неправду по отношению к себе. Мы усердно учим других, как благодатно получать оскорбления от людей , как необходимо изобличать только себя, как важно благодарить Бога за всё на свете, и тут же изо всех сил оскорбляемся на неосторожное слово в свой адрес, при этом указывая на множественные согрешения "обидчика". Свои же проступки мы списываем на головную боль, "проделки беса" и "искушения". Такой ли правде учит Слово? Так где она, вера наша? Та, которая горы передвигала? А ведь она была с горчичное зерно. Так какова наша вера, которая намного меньше того зерна, меньше настолько, что её не видно вооружённым глазом? И после этого мы называем себя верующими? Или опять же - напоказ гордимся тем, что мы - грешны, бездуховны, немощны? А хотим ли мы стать другими? Хотим ли мы отдать и забыть, принять и вернуть с прибылью, не ждать, а идти навстречу? Не жить иллюзиями и верой в чудо, которое мы не заслужили, а реальной жизнью, среди таких же как и ты сам, и которых ты на самом деле считаешь не лучше, а хуже себя? Жить не только среди них, а с ними рядом? Да надо бы, но как-нибудь потом, сейчас не самое подходящее время, у нас самих скорбей не счесть, а поддержать нас некому...
А по-моему, мы просто удобно устроились...А может, всё-таки будем учиться быть честными хотя бы перед собой? Будем искать понимания истинной правды? Не так уж это и тяжело выполнять то, что хочет от нас Бог, - говорил один известный старец. Достаточно начать... с себя любимого.

Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.




Молитвы на озере Святитель Николай Сербский

Господи, прости раба Твоего

Мало послушных, Господи, а верующие есть.
Мало тех, кто не сводит глаз с Господа своего и за Его взглядом следует.
Ищу послушных, Господи, и разделяю с ними радость свою. Рассказываю им о путях Твоих и Твоей мудрости, и подтверждают они рассказ мой. И умножается радость наша и делим ее между собою.
Слушаю рассказы послушных о том, как устранил Ты преткновения с их путей, и свой рассказ присоединяю, и дом наш небом наполняется.
Все события, с нами происходившие, через сито мелкое закона Твоего просеиваем, и плевелы, что отсеиваем, своими именуем, а чистые зерна остающиеся - Твоими.
Исчисляем, что все наши муки, слезы и страдания - Тебя ради, и находим, что они идут нам в прибыль.
Что пользы нам в вере от воскресения до воскресения, если во всякий день вера наша не ставит нас пред очами Господа нашего?
Есть верующие, Господи, но послушных мало.
Кому быть мне послушным, если не Всемогущему? Разве поднимут меня падшие, смертные - укрепят меня?
Кому быть мне послушным, если не Мудрейшему? Разве неучи могут научить меня и невежды разве откроют мне истину?
Кому быть мне послушным, если не Святейшему? Разве грешники сохранят меня и злодеи спасут душу?
Как назвали бы человека заблудившегося, увидевшего огонек в темноте ночной, но стоп своих к огню тому не направившего?
И как бы назвали кормчего, маяк на берегу увидевшего и в сторону свернувшего?
Так же назовем непослушных верующих.
Ощутил Ты жало непослушания моего: прости, любовь моя!
С тех пор как ранила меня любовь Твоя, стыд меня жжет от воспоминаний о моем небрежении.
Украсил я себя верою, словно цветами, но своими путями ходил, не замечая, как любовь Твоя за мной следует.
Ныне открылись глаза мои на любовь Твою. Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.
Ныне узрел я, что любовь Твоя за мной следовала на всех перекрестиях жизни. Смотрю в прошлое и двоих вижу - любовь Твою и мое непослушание. Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.
Кому исповедать мне грех свой, если не Тебе, Которому согрешил?
Зачем исповедоваться мне непослушным, которые скажут мне: немного согрешил ты, ибо и мы то же творили? Своим грехом оправдают грех мой и не принесут мне утешения. Сделают грех мой мерилом правды между Тобой и мной и присудят правоту грешнику.
Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.
Бесконечна милость Твоя, и отверз Ты очи мне прежде, чем умер я.
Прости, Господи, и повелевай рабом Своим!
Как кротко Ты глядишь, как будто никогда я пред Тобой не согрешал!
Повелевай, Господи, и хлещи кнутом, и помоги совести моей хлестать меня.
Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.
Пусть. Пусть рана жжет меня, словно три пламени. Пока не научусь быть послушным, словно небесный Ангел.
Пока послушание воле Твоей, Господи, не станет единственным утешением дней и ночей моих до скончания веков.