написано 7 лет назад, но актуально и ныне 

Прекрасно помню слова святительские: «Люди самолюбивы и не могут совершать над собой бесстрастного суда» (Василий Великий), но когда до собственной круглой даты остается совсем немного, невольно реверсируешь мыслью в годы прошедшие.

От данного «реверса» очень редко остаешься в позитиве и приходишь в симфоническое согласие с незабвенным попом из «Неуловимых мстителей»: «Все мы немощны, ибо человецы суть». Нет, я далек от утверждения Михаила Задорнова, что собственные «круглые даты» в возрасте преклонном надобно отменить и не любить, так как они есть реальная репетиция похорон. Итоги годов прошедших подвести все же хочется, да и вспомнить о том, что умиляет, вдохновляет и радость вселяет, всегда приятно. Да и нет ничего зазорного и неправославного в радости. Апостол об этом однозначно сказал: «Впрочем, братия, радуйтесь, усовершайтесь, утешайтесь, будьте единомысленны, мирны, — и Бог любви и мира будет с вами» (2Кор. 13:11).

Понятно, что сегодня значения слов и определений изменились. Мир привнес даже в казалось бы четкие понятия свои смыслы, далекие от веры и от Бога, но мы ведь православные и акафисты любим, а там, что не строфа, то «Радуйтесь!»

Именно поэтому я и позволю себе не только порадоваться, но и поделиться своей радостью, тем паче, что она именно сейчас за моей спиной вполне объективно, реально и вполне ощутимо располагается.

Отсчитаю десятилетий пять с хвостиком назад и обязательно вспоминается:

«Скачет сито по полям
По болотам и лугам…»

Мама читает, а мне Федору жалко, да и как не жалеть, если:

«А бедная баба одна
И плачет, и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю, поди, поищи!
И чашки ушли, и стаканы,
Остались одни тараканы.
Ой, горе Федоре,
Горе!»

Отец не читал мне Чуковского и Маршака. Он знал наизусть иное. О том, что такое дружба, и кто такой герой, узнал из симоновских строк:

«Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Никто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была»,

А как не быть трусом и не бояться ночью меня научил Пушкин в отцовском исполнении:

Трусоват был Ваня бедный:
Раз он позднею порой,
Весь в поту, от страха бледный,
Чрез кладбище шел домой.

Шли года. Сказки из трехтомника Афанасьева вкупе с Буратино и Снежной королевой сменили волшебник из Изумрудного города с Урфином Джюсом и подземными королями, затем пришел Жюль Верн с капитаном Грантом, Айртоном и Немо.

Детство, оно ведь имело удивительную особенность. С утра до вечера — целая вечность. Это нынче время считаем по принципу Рождество — Пасха — Троица — Покров… и опять Рождество. Все скоропроходяще, а порой кажется, что мгновенно. В детстве — по-иному, там каждый день удивителен, с поражающей новостью и увлекательным событием. Все впервые.

Школьные годы — открытие русской классики. Ее нельзя было не открыть, так как учительницей была Мария Ивановна. Так что все бесчисленные добрые рассказы и истории про «марьивановну» — это о моей учительнице. Именно благодаря ей до дня нынешнего к месту и не к месту цитирую несравненного Скалозуба: «И чтобы зло пресечь, собрать все книги бы да сжечь», как и перефразирую Молчалина: «В мои года “достойно” сметь свое суждение иметь». Мария Ивановна дала умение понимать изучаемые произведения не только по учебнику литературы, но и с точки зрения их всегдашней современности. И хотя фамилия учительницы была абсолютно советской — Комиссарова, нынче понятно, что мыслила она отнюдь не в ракурсе социалистического реализма. Наверное, именно поэтому, когда мы с другом решили защитить бедного Грушницкого и обвинить гордеца Печорина из «Героя нашего времени», Мария Ивановна молча, но с улыбкой вернула нам сочинения, где просто не было оценки.

Уже много лет спустя, в старших классах и армии, когда впервые открыл Библию, стало ясно, что многие сюжеты Писания мне известны. Наш историк, не указывая на источник, рассказывал нам и о потопе, и об Иове, и об Аврааме. Урок у него практически всегда заканчивался красивой, как он говорил, «легендой», которые, как позже выяснилось, были изложением Библии.

С книгами в те годы было не просто, а читать хотелось. И даже когда половину своей первой зарплаты я растратил на ростовском полулегальном книжном рынке, родители практически не бурчали, потому что для них та истина, что «книга — лучший подарок», действительно была непререкаема.

Шли годы, кардинально менялось время. Стало не боязно произносить имена тех писателей, о существовании которых мы знали лишь из «критических» разгромных статей в советских газетах. Хотя в армии замполит и отобрал у меня изъятый из библиотек «Один день Ивана Денисовича», но при демобилизации вернул журнал обратно. А институтский преподаватель по сопромату, увидев, что я вместо изучения закона Гука и гипотезы Бернулли читаю «Бодался теленок с дубом», лишь усмехнулся, погрозил пальцем, а после лекции попросил посевовскую брошюрку «до утра».

К годам зрелым, уже можно сказать семейным, к тридцатилетию, вместе с толстыми литературными журналами с текстами Трифонова, Дуденцева, Платонова, Шаламова пришел неизвестный Лесков, Бунин, Шмелев и Куприн.

Тогда же, именно через книги, начался осмысленный интерес к Православию. Уже можно было найти Евангелие, а в ростовском кафедральном соборе купить ЖМП, где всегда (всего лишь на нескольких страничках!) были проповеди и исторические статьи. На безмерно разросшейся ростовской книжной толкучке почти свободно стали продаваться не только «Вестник русского христианского движения», но и книжки Нилуса вкупе с репринтными, наскоро сшитыми «Лествицей» и «Отечником».

Вера становилась необходимостью, так как понималось и осознавалось, что в основе всех любимых произведений была именно православная культура, православное наследие.

На маленьком поселковом железнодорожном вокзале в Белгородской области (уж и не помню, что меня туда занесло) встретился мне священник моих лет, в рясе (!), с последним выпуском «Нового мира» в руках, что несказанно удивило. Познакомились. Разговорились. Пошли пить чай к батюшке, увлеченно обсуждая последние литературные новинки.

Чай как-то забылся, а вот два шкафа с богословской литературой, старинными изданиями, неизвестными авторами и таинственными, еще непонятными названиями стали, по сути, определяющими в дальнейшей жизни. Они просто ее изменили.

Часто спрашивают у тех, кто в зрелые годы стал священником:

— Почему ты служишь в Церкви?

Есть абсолютно верный, отнюдь не стандартный ответ:

— Господь привел.

Это действительно так, но я бы добавил: книги дали понять, что человек без веры ущербен, сколь бы образован и нравственен не был.

Как-то в Великий пост мой белгородский священник предложил съездить в самое мудрое и святое место на Руси.

— Это куда? — не понял я.

— В Оптину. Монастырь уже вернули.

Об Амвросии Оптинском, старцах монастырских я уже что-то знал, так как «На берегу Божьей реки» Нилуса и джорданвилльская книжка Концевича «Оптина пустынь и ее время» числились в любимых.

Приехали на пару дней, а задержался я в обители почти на целый год. Изначально решил, что до Пасхи побуду. Слишком же все необычно. Удивительная служба, пока еще непонятные монахи и постоянное ощущение, что живешь не в реальном времени. Прошлое столь тесно сочетается с настоящим, что если бы встретил на скитской тропинке Льва Толстого вкупе с Гоголем, не удивился бы…

Оптина заставила перечитать и переосмыслить нашу классику XIX века. Достоевский стал понятен, Гоголь — любим, а славянофилы оказались не только борцами за «Третий Рим», но и интересными писателями.

Вечерами облюбовал я себе уголок в монастырской гостинице и там книжки читал. Монахи в ту пору еще келий отдельных не имели и жили, где придется. Один из них, высокий, худой, в очках, чем-то на меня схожий, заприметил мою личность и пару раз поинтересовался, чего, мол, не сплю и что читаю. Оказалось, что заинтересованность эта была не просто любопытством.

Вскоре меня вызвали к монастырскому эконому и предложили потрудиться в издательском отделе монастыря. Быть в Оптиной среди монастырского богослужения, умных монахов и книжек и заниматься книжками — не верилось.

Неугомонный наш руководитель, тогдашний игумен и нынешний архимандрит Мелхиседек (Артюхин) — человек, который к книге относится благоговейно. Не удивительно, что первое после революции 1917 года издание «Душеполезных поучений» аввы Дорофея вышло именно в Оптиной, как и стало знаковым событием репринтное издание всех томиков «Житий святых» Димитрия Ростовского.

Есть еще один человек, ныне известный издатель православной литературы, с которым Господь даровал познакомиться в обители. В то время он был не только ярым приверженцем монархического устройства государства, но и читателем моих первых неказистых литературных опусов. Так что, Георгий Михайлович, вы вместе с Юлией Николаевной Вознесенской соавторы и вдохновители…

Время скоропроходяще. Прошло уже четверть века с тех монастырских дней. 25 лет священства, которое без книги представить невозможно.

Книга и есть та радость, которая учила, воспитывала, образовывала и привела к вере.

Православному современнику, уверен в этом, необходимо читать постоянно. И не только лишь святых Отцов, богословов и православных писателей. Великие произведения имеют Божьи основания — оттого они и «великие».

Сегодня много споров о будущности книги. Уже не надобно искать непрочитанное и сиюминутно нужное. Достаточно зайти в интернет. Поисковик выдаст десятки ссылок и даже определит то место, ту мысль или цитату, которую ищешь, но все же вечером берешь из стопки очередную книжку, раскрываешь её наугад, чтобы услышать непередаваемый книжный запах, а затем переходишь к закладке…

Вот и сейчас, когда набираю эти строки, за моей спиной полки с необходимыми, нужными и любимыми книгами. Моей всегдашней радостью, берущей начало в βιβλίον («книга» по-гречески), то бишь в Библии.

Протоиерей Александр Авдюгин

Читаю повесть из русской классики. Какую не скажу. Стыдно. Общем - непрочитанную в положенном возрасте. Закачал на планшет и читаю.

Не идет. Тускло все, неинтересно... Взял печатный вариант, издания конца 60-х прошлого века.

Слушайте, так это же гениальный писатель написал! Захватывающе! А вы говорите деревья беречь надобно...

Или я уже полностью установившаяся ходячая анахронизма?

Помните как характеризовали во времена советские творчество некоторых русских литературных классиков, если оно не вписывалось в критерии "социалистического реализма"?
Была следующая формулировка: "Силою своего таланта писатель превзошел свое мировоззрение".
Читаю статью о Айвазовском в православном издании и, вдруг, до боли знакомое: "Богом данное вдохновение превосходит сознательные намерения автора"
Ностальжи…..

     

Смертельно раненый Пушкин сказал доктору Арендту: "Попросите государя, чтобы он меня простил, попросите за Данзаса, он мне брат, он невинен, я схватил его на улице". Арендт передал Николаю просьбу поэта. Император ответил ему кратким письмом: "Если Бог не велит нам более увидеться, прими мое прощение, а с ним и мой совет: кончить жизнь христиански". О жене и детях не беспокойся. Я их беру на свое попечение". Этот ответ очень утешил Пушкина. Своего друга Жуковского он попросил передать императору: "Скажи ему, - отвечал он, - что мне жаль умереть; был бы весь его". Николай Первый сдержал свое обещание. Он уплатил все долг Александра Сергеевича, доходившие до 70 тысяч рублей, Назначил Наталье Николаевне пенсию в 5 тыс. рублей и каждому из четырех детей его по 1,5 тыс.; оба сына были зачислены в Пажеский корпус - самое престижное заведение Петербурга, там они получали еще по 10 тыс. ежегодно. Так же по приказу императора в их пользу было выпущено полное собрание сочинений их гениального отца. Данзасу же, приговоренному судом к повешению, смягчил приговор, заменив его двумя месяцами гауптвахты

Фома №7 2016

     


Второй день, когда есть время, листаю в православной социальной сети «Елицы», литературную страницу. 
Всегда хочется найти новых интересных авторов пишущих о православии или с точки зрения православия. Что греха таить, надобно признаться: небогаты мы на писательские имена. Те, для кого книга неотъемлемая часть жизни, наверное, без труда перечислят фамилии прозаиков, поэтов и публицистов, умеющих видеть действительность через призму нашей веры.

Изначально, цель посещения этого литературного сообщества была однобока: автора нового найти. Желательно прозаиков или публицистов неизвестных.
У нас ведь как: любое литературное сообщество это, прежде всего, пииты, рифмы составляющие. Поэтов много, вот только поэзии мало. А здесь сразу наткнулся на понравившееся:

Всё, что нацией зовётся, всё, что гордость вызывает
У нормальных патриотов без клинических интриг -
Сохраняет неизменный, мудрый, пушкинский, богатый,
Наш родной, свободный, русский, смачный, красочный язык!
https://elitsy.ru/profile/33466/141716/

Дай Бог, чтобы открытия подобные регулярными были и не только поэтические.
Прозы, правда, так и не нашел, зато иное понравилось.
Мы ведь часто говорим о традициях. Более того, наше Предание это преломление традиции в православном ее понимании. Несколько лет назад Патриарх наш сказал:
«традиция – это механизм и способ передачи ценностей, которые не могут исчезнуть из народной жизни. Не все то, что в прошлом, хорошо, ведь мы выбрасываем мусор, мы же не все сохраняем от нашего прошлого. Но есть вещи, которые необходимо сохранять, потому что, если мы их не сохраняем, разрушается наша национальная культура, духовная идентичность, мы становимся другими, и чаще всего мы становимся хуже».

Литературная страница проекта «Елицы» именно этим и занимается, то бишь очень бережно относится к сохранению нашего писательского наследия. Обсуждение великих произведений русских классиков, интересный познавательный календарь памятных дат в русской словесности, страницы многочисленных электронных библиотек, анонсы изданной и рекомендованной литературы – все эти, казалось-бы разноплановые рубрики, органично вписались в это сообщество. Следует сказать и о наличии многочисленных ссылок на интересные страницы всемирной сети, где появляются достойные литературные произведения. Особенно актуально и разнообразно сообщество «Книга дня», где и поучится можно, как анонсировать православную книгу.
Так что закладку на литературное сообщество «Елицы» я себе оставил.
И вам рекомендую.

     

В уже далеком 1994 году Владислав Листьев в телепередаче «Час пик» спросил у тогдашнего главы Издательского отдела Московской Патриархии митрополита Питирима (Нечаева), читает ли он мирскую литературу? На утвердительный ответ, Листьев поинтересовался, что именно нравится владыке и тут же получил ответ – Чехов.
Должно сказать, что в начале 90-х, любое появление на телеканалах представителя Церкви было не только внове, но и вызывало большой резонанс, так как о том, кто такие служители Церкви знали лишь по советскому атеистическому шаблону или по слухам, которые, как известно, имеют свойство обрастать выдумками и откровенной ложью.
И, вдруг, оказывается, что те, кто в рясах, читают не только Библию на непонятном языке, молятся и бьют поклоны, но и ориентируется в культуре своего народа, в которой русская классическая литература занимает одно из главных мест.

К чему вспоминается этот диалог убиенного ведущего и уже почившего митрополита? Да все из-за того, что раз за разом в диалогах с верующими, как на приходах, так и в православном сегменте пронизывающего весь мир интернета, вспыхивают споры и дискуссии: насколько позволительно и надобно знать верующему литературное наследие наших предков и, прежде всего, русских классиков? Может быть, вполне достаточно святого Писания, трудов святых Отцов и агиографического наследия, то бишь житий святых и подвижников благочестия?

И если на приходе беседы на эту тему вести проще, да и преимущество все же у священника не только по должности и сану, но и по возможности включать в свои проповеди конкретные примеры из данного наследия, то во всемирной сети и переписке намного сложнее. Казалось бы, разговариваешь с вполне вменяемым, искренне верующим и образованным собеседником, а итог плачевен. Категоричное:
- Священник не имеет права читать мирскую художественную литературу! Достаточно Писания и Предания!

С болью вспоминаю дискуссию, года два-три назад, по ответам священнослужителей на вопрос портала «Православие и Мир». Вопрос звучал так: «Чтобы Вы порекомендовали прочесть из художественных книг в дни Великого поста?»
К консенсусу прийти не удалось, компромисс был, насколько помнится, лишь на книги Шмелева.
Анафеме противников, конечно, не предавали, но «банили» и критике разгромной предавали горячо и жестко.

Вновь и вновь этот вопрос повторяется и обсуждается. Причем в аргументах практически никогда не встречается то, что вся литература наша церковное, то бишь православное зачало имеет. Беря в руку книгу, вполне достойно вспомнить тех, кто дал нам славянскую азбуку, то есть сделал нас «грамотными» в изначальном понимании этого слова, как не грех будет поблагодарить наших же летописцев, от которых пошла русская книга.

Прежде чем стенать по поводу того, что среди нынешних книжных развалов много откровенно греховных, смущающих и искушающих произведений, надобно все же вспомнить, что голова нам для мысли предназначена, что ты человек, образ и подобие Божие, только тогда, когда выбирать умеешь. Именно православная вера дает нам уроки, наставления и примеры, как этот выбор совершить. И первый, критерий выбора Сам Господь указал: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь» (Матф. 7:3). Мы же, зная эти слова, видим в светской литературе лишь грехи писательские, рассуждаем об их философских и житейских ошибках, совершенно забывая, что и сами когда-то, да и сейчас, частенько, попадаем в пропасти темные.

Позволю себе процитировать не столь давно представшего пред Богом российского ученого, литературоведа, профессора МДА М.М. Дунаева:
«Православие устанавливает единственно истинную точку зрения на жизнь, и эту точку зрения усваивает (не всегда в полноте) русская литература в качестве основной идеи, становясь таким образом православной по своему духу. Православная литература учит православному воззрению на человека, устанавливает правильный взгляд на внутренний мир человека, определяет важнейший критерий оценки внутреннего бытия человека: смирение.
Вот почему новая русская литература (вслед за древнерусской) задачу свою и смысл существования видела в возжигании и поддерживании духовного огня в сердцах человеческих. Вот откуда идет и признание совести мерилом всех жизненных ценностей. Своё творчество русские писатели сознавали как служение пророческое (чего католическая и протестантская Европа не знала). Отношение к деятелям литературы как к духовидцам, прорицателям сохранилось в русском сознании до сих пор, хотя и приглушенно».

Так какая же литература «возжигает и поддерживает духовный огонь» в наших сердцах?
Прежде всего, русская классика, начиная от былин и заканчивая новопреставленным Распутиным.

Где можно найти пример преображения душе человеческой от страстей юности к пониманию и воспеванию веры? В творчестве Пушкина. Он одним своим стихом «Отцы пустынники и жены непорочны» да и поэтическим письмом к святителю Филарету все свои грехи молодости искупил.

Или «Мертвые души» Николая Гоголя. Где, как не в этой поэме в прозе так красочно, подробно, толково и со всеми нюансами показан весь перечень так называемых «смертных грехов»? Эта книга своего рода практическое наставление о том, каким не следует быть. Нападая на гоголевский «Вий» и прочие рассказы о нечисти всяческой (кстати, довольно симпатичной), посмотрите на его духовную прозу, которая у этой же нечисти, в человеческом обличье, столь сильное раздражение вызывает.

Великий и непревзойденный Антон Чехов. Рассказы, где доброта вкупе с душевностью или побеждает (что чаще), или плачет о том, что их забыли. В коротких повествованиях – правдивое сочетание слабости силы человека.

Печально, когда Достоевского пытаются оценивать через призму его неупорядоченной жизни и страстью к азартным играм. Божий талант в его повестях и романах преумножается, а падения и грехи…
Брось в Федора Михайловича камень тот у кого их не наблюдается.

И Толстых читать позволительно и нужно. Всех. Даже Льва. «Войну и мир» и многие повести, вкупе с «Севастопольскими рассказами» по мастерству, широте сюжета, исторической, нравственной и философской ценности никто не превзошел. Оценивать творчество этого великого писателя за его отлучение от Церкви - верх неразумности. Лучше уразуметь, что Лев Николаевич, в конце своей жизни, попытавшись из Бога Христа сделать Христа человека, забыл, что еще апостол предупреждал, что «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8).

Многие из тех, кто доказывает вредность и ненужность для православного светской литературы, в том числе и классической, задает банальный вопрос: «Как я могу читать эту книжку, если там ни слова о Боге?». Но ведь в книге «Песня Песней» тоже ни разу слово Бог не встречается, а она включена в Библию!

Описание красоты природы и человека, благородных дел и поступков, защиты обиженных и Отечества, разве не заставляют вспомнить знаменитое «Вся премудростию сотворил еси»?
------------
Безусловно, надобно уметь выбирать полезное и нужное. Отличать доброе от плохого. Но для этого и разумение нам Господь дал. Критерий выбора лично для меня ясен: Любая книга, где человек определен в вечности, где есть понимание добра и зла, где сострадание, милосердие и любовь главенствуют, вполне приемлема для нашего чтения. И на первом месте – это русская классика.

Так что не будем уподобляться грибоедовскому Скалозубу.

PS. Кроме классики, настоятельно рекомендую книги из серии «ЖЗЛ». В последние годы там выпущено уже почти два десятка прекрасных работ о наших святых и подвижниках благочестия. Написаны эти книги, в большинстве своем, православными авторами.

 

Интервью журналу "Самарянка"
 

–  Отец Александр, какой была первая книга вашего детства?

 

Я до сегодняшнего дня наизусть помню многие отрывки из сказок Пушкина и Чуковского, но, по всей видимости, мне их просто читали. Еще было (да и осталось!) любимое в детстве стихотворение «Был у майора Деева, товарищ, майор Петров», которое мне отец рассказывал. Уже намного позже я узнал, что это «Сын артиллериста» Константина Симонова. А вот, что впервые самостоятельно прочел трудно сказать. Скорее всего, сказки и первое советское фэнтази. Сейчас никто даже не знает, что в начале 60-х прошлого века такой литературный стиль уже существовал. Это «Волшебник изумрудного города» и «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Кстати, очень даже православные книжки, «покруче» Гарри Поттера, хотя и к нему у меня вполне доброе отношение

–  А как появилось на свет Ваше первое произведение? Что заставило Вас взять в руки перо?

Не знаю, что назвать «первым». Заметки и короткие зарисовки в газетах? Но они на «произведение» не тянут. Из того, что сейчас читают и перепечатывают, первыми были два рассказа оптинской серии: «Монастырские яблоки» и «Поясок», но до их появления меня взяла в серьезный «оборот» редактор нашей городской газеты Елена Семенихина. Она буквально до буковки, до запятой, разбирала мои первые опусы, причем делала это столь профессионально и ненавязчиво, что мне хотелось работать над текстами…

Я не столь давно спросил у нее, почему под «крылышко» меня взяла и нервы свои тратила? Елена Владимировна уверяет, что она только правила, но я ведь знаю, что это далеко не так.

Затем, на кураевском форуме, в литературном разделе, я выложил три или четыре своих рассказа. Их увидела Юлия Николаевна Вознесенская. Поддержала мои «пробы пера» и отнесла их в редакцию издательства «Лепта». Далее мной «занялась» редактор Дарья Болотина. Честно говоря, после первых ее правок, когда я увидел все тексты в красном оформлении, у меня руки опустились, но, как оказалось все, что я хотел сказать осталось. И не только осталось. Текст стал «смотреться», стиль четче, образность лучше… Мне просто было показано, что «художественно передать» это не просто – рассказать. До дня нынешнего молюсь и буду молиться о редакторе Дарье.

–  Кто выступает в роли Вашего первых читателей и критиков?

Моя жена.

Она у меня человек грамотный, умный и въедливый. Когда не сильно устает, а с ее горисполкомовской должностью это редко случается, я ей и подсовываю распечатанные листики. До дня нынешнего она находит ошибки, которые не видит Word. Еще у нас на приходе есть два священника, они хоть по рангу служебному в моем подчинении, но критиковать умеют и не стесняются замечания делать.

–   Что Вы можете сказать о современных читателях, читают ли они сейчас духовные книги и находят ли в них ответы на свои вопросы?

Читают. Только уже нет прежнего – покупать все, что издается. Основными катехизаторскими книжками наши церковные лавки и православные магазины насыщены.  За исключением двух позиций.

До дня нынешнего нет «Катехизиса» и «Закона Божьего».

Варианты святителя Филарета (Дроздова) и протоиерея Серафима Слободского хоть и хороши, но сегодня они уже архаичны.

Слава Богу, что сегодня востребованы серьезные богословские книги, да и святые Отцы не забываются. Вот только цены…

Не всегда для наших прихожан они приемлемы.

Находят ли ответы?

В кардинальных, вероучительных вопросах обычно находят, а вот в повседневной действительности главной книжкой должен быть священник. Чем больше у него листочков в голове и душе с ответами и советами, тем чаще к нему будут обращаться, чтобы их больше было, листочков этих – книжки читать надо.

- В последнее время все больше появляется пишущих священников. Издаются не только их литературные труды, но и богословские и публицистические книги. Чем, на Ваш взгляд, можно объяснить подобный интерес батюшек к творчеству  и интерес к творчеству батюшек?

Просто священство стало более интеллектуальным. Особенно в столицах. Тот набор 1991-1994 годов, когда рукополагали всех подряд, желающих служить (в одной Украине за то время около 4-х тысяч приходов открылось), «подвинули» подготовленные выпускники семинарий и академий. Надобно учесть, что стало больше священнослужителей, имеющих кроме духовного и приличное светское образование. Православие – вера творческая, преображающая, поэтому удивляться, что стало больше тех, кто умеет не только ярко проповедовать, но и красиво излагать не надо. Имея такое богатое богословское и литературное наследие, обязательно должны были появиться среди тех, кто это богатство хранит, и продолжатели традиций.

Интерес же к писательским опытам священников изначально предопределен. Мы хоть и вышли из зоны забвения, полного непонимания и оригинальности, но и сейчас пока остаемся персонами для многих странными и неизвестными. Если же под рясой есть действительно православное сердце и душа, которая умеет видеть, что вокруг нас не серость и проблемы, а масса неповторимых ходящих эксклюзивов, и если Бог дал умение выразить это словом, то читать будут.

Только писать надо о людях, вере и Боге, а не о нехристях, демонах и конце света. Триллеров уже начитались столь много, что приходится даже ходящему в храм потенциальному читателю, объяснять, что такое «Свете тихий».

–  Когда Вы пишете, ставите ли Вы перед собой какие-то цели?

Если публицистика – конечно ставлю.

Если художественная работа, то тут ответить сложно. За основу рассказа или повествования всегда беру реальное событие, но вот как оно будет сюжетно обустроено, заранее сказать не могу.

 

 

– Чем для Вас лично является творчество? Каково его место в отношениях человека и Бога?

У меня очень нескромное желание. Я очень хочу когда-то услышать: «хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего». (Матф.25:21)

Господь, по милости Своей, дал мне умение и небольшой талант передать словом то, во что верю и чем стараюсь жить. Теперь надобно преумножать, чтобы цели достигнуть.

–  Вас любят читатели. А каких авторов любите Вы?

Классику, прежде всего. Лесков, Куприн, Чехов. Люблю Солженицына. Из современников – Аксенова. Из пишущих священников: Ярослав Шипов и Андрей Ткачев наиболее близки. Отец Андрей вообще умница. Поражаюсь его энциклопедическим знаниям, умением найти главное и все передать ненавязчиво и с любовью. Мы знакомы друг с другом и могу сказать, что я очень дорожу этим.

Открытием для меня стал запорожский литературный альманах «Махаон» и не только потому, что меня там напечатали. Удивительно удачная подборка авторов и произведений, заставляющих сопереживать и думать.

– Влияет ли использование интернета на отношение наших современников к книгам и чтению?

Влияет. К сожалению.

Интернет выхолащивает. Недаром один из популярных интернет ресурсов Twitter называется. «Чирикать» по-русски. Зашел, чирикнул и в гнездышко, или в кустики. Язык Эллочки Людоедки.

Есть батюшка в сети, пишет хорошие очерки и рассказы у него удачные, но читают мало. Спрашиваю у своих друзей: почему?

- Много букв, – отвечают.

Надеюсь, даст Бог, эта растущая популярность электронных bookreader, «читалок» по-нашему, вернет желание читать, а не чирикать.

–  Отец Александр у Вас столько друзей в блоге – о чем Вы с ними разговариваете и как справляетесь с таким количеством людей?

Я отказываю в дружбе только окончательно заполитизированным блогерам, да тем, кто позволяет себе кощунствовать, оскорблять и материться. Всех остальных добавляю в «друзья». Ленту же читаю редко. Две-три страницы просматриваю, да и то не всегда. Но в своих темах участвую, как и на вопросы отвечаю.

У меня есть любимое время для интернета – раннее утро. Вот тогда почту и ссылки на свои сообщения разбираю.

– Какой из вопросов современной жизни кажется Вам самым главным?

Умение видеть образ Божий в человеке.

Самое легкое – критиковать и чужие грехи считать. За этим занятием мы весь свой интеллект Богом данный утеряли.

Вот и хочется, чтобы в каждом, встретившимся нам в жизни человеке, мы находили Божье начало, то светлое и драгоценное, что обязательно есть и что мы не видим из-за суеты и собственной греховности.

-–  Над чем вы сейчас работаете и каковы Ваши творческие планы?

В Киеве, издательский отдел УПЦ, обещается после Троицы выпустить мою новую книжку рассказов и очерков. Доход с этой книжки идет на строительство главного кафедрального собора УПЦ, храма Воскресения Господня.

Заканчиваю третью публицистическую брошюру из серии «Архиереи Луганщины». Это будет рассказ о жизненном святительском пути митрополита Сергия (Петрова).

«Лежит в столе», а вернее в компьютерном файле, повествование об удивительном подвижнике веры и благочестия иеромонахе Серафиме (Калинине).

Проектов много, желаний еще больше, поэтому остается лишь не лениться, да Бога просить, что бы не оставил в этих начинаниях.

Нам Слове тема с вопросом дать определение, что такое духовная (православная) литература

Я бы все же разделил литературу, которую можно назвать "православной" на три основные категории:
1. Богословская
2. Духовная
3. Художественная.

Первая категория понятна и ясна, это та, которая решает четкие богословские проблемы.
Вторую можно определить, как православную публицистику, мемуары и исторические исследования православных авторов.
Третья - это произведения написанные писателями, чье вероисповедание - православно.

Здесь надобно уточнение.
Православие многогранно, причем каждый писатель открывает новую его грань и топает к Богу только по своей дороге (тропинке).
Иногда блуждает, иногда его вообще может вынести (как Нилуса, к примеру) в сторону, но если он старается и стремится сочетать свои взгляды с основными догматическими положениями православия, то его вполне можно назвать православным писателем. Именно поэтому наши писатели и богословы столь разнообразны и для каждого из них апостольский возглас "Верую, Господи, помоги моему неверию" есть не метафора, а объективная реальность....