Когда мне было 12 лет, мы с семьей отдыхали в Нью-Мексико. Однажды мы отправились посмотреть, как группа индейцев Навахо в вычурных нарядах распевает грозные песни и танцует сложный танец в честь четырех сторон света, каждая из которых символизировала один из священных даров от богов. Через некоторое время туристам – включая моих родителей – это зрелище стало надоедать, но вдруг к танцорам неожиданно вышел пугающего вида мускулистый старик, весь в шрамах, увешанный странными амулетами и звериными черепами.

Индейцев его появление явно испугало. Я тоже испугался и хотел убежать, но как будто застыл на месте. Старик между тем молча и величаво развернулся и ушел в ночную пустыню. Потом главный танцор долго за него извинялся (по его словам, это был шаман племени – «святой, но несколько эксцентричный»), а я стоял и думал, как человек может стать таким особенным, внушающим всем вокруг уважение, и настолько храбрым, что может ночью гулять по пустыне в одиночку.

Отчасти этот вопрос и подтолкнул меня к занятиям нейронауками. Изучая мозг, я обнаружил, что одни и те же его системы могут как сделать человека творческой личностью или святым, так и превратить его в полубезумного фанатика, не гнушающегося насилием. Выяснилось, что для того, чтобы укрепить «эффект бога» у человека, исходно испытывающего тягу к религиозным идеям, необходимо одно – усилить активность дофамина, нейромедиатора, крайне важного для эмоционального баланса и для мышления, в правой половине мозга. Однако при избытке дофамина можно вместо желаемого эффекта получить кровожадные побуждения – например, стремление к террору и джихаду.

Факты, свидетельствующие о том, что религия способна подталкивать к необычному поведению, восходят к началу человеческой истории – к тем временам, когда наши предки только начали хоронить мертвых и украшать стены пещер ритуальными изображениями. Один из первых памятников религиозного сознания принадлежит эпохе позднего палеолита. Примерно 25 тысяч лет назад мальчик, которому было около 12 лет, прополз несколько сотен метров сквозь кромешную тьму глубокой пещеры. Вероятно, в руке он держал дрожащий огонек и ориентировался по слабо освещенным рисункам на стенах. Достигнув тупика в недрах пещеры, он нанес себе на руку красную охру и оставил на стене отпечаток ладони. Затем он двинулся обратно и – судя по его ловкости и по тому, что мы не нашли его костей, – сумел выбраться живым.

Что же придало этому мальчику смелости? Зачем оставлять отпечаток руки на стене в дальней пещере глубоко в недрах земли? Некоторые специалисты по первобытному искусству считают, что он выполнял религиозный долг. Он, как и многие другие, кто оставил в пещерах подобные следы, приносил таким образом жертву духам и богам, чтобы стать святым человеком – примерно как тот грозный и величественный индеец, которого я видел, когда мне было 12 лет.

Дофамин, вероятно, сыграл здесь свою роль. Веками обилие дофамина давало человечеству вождей и миротворцев (Ганди, Мартин Лютер Кинг, Екатерина Сиенская), реформаторов (Зороастр), пророков (Будда), воинов (Наполеон, Жанна д’Арк), учителей целых цивилизаций (Кофуций) и провидцев (Лао-Цзы). Некоторые из них не только основали целые религиозные традиции, но и глубоко повлияли на культуры и цивилизации, связанные с ними. Однако подпитываемая дофамином религия также порождала монстров – например, Джима Джонса (Jim Jones), «священника», убедившего сотни своих последователей совершить самоубийство, и секту Аум Синрике, лидер которой велел своим последователям распылить зарин в японском метро. Не забудем и о фанатиках-террористах из «Аль-Каиды», отдавших жизни, чтобы ударить по башням-близнецам и Пентагон 11 сентября 2001 года.

Как показывает 11 сентября, неврологическая граница между святым и дикарем, между творческим и преступным поведением крайне тонка. В очень многих случаях в семьях исключительно одаренных людей встречались сумасшедшие и преступники. Гены, которые создают мозг, способный на необычные идеи и ассоциации, также с высокой вероятностью могут сделать этот же мозг – или мозг кого-то из родных гения – уязвимым для неконтролируемых и причудливых ассоциаций.

Медицинская литература изобилует примерами творческих всплесков после приема повышающих уровень дофамина в мозгу лекарств – например, леводопы, которой лечат болезнь Паркинсона. Биполярное расстройство, при котором сменяют друг друга периоды депрессии и подпитываемой дофамином мании, в маниакальной фазе иногда порождает поразительные творческие импульсы. Зачастую больные даже отказываются принимать антидофаминовые средства, чтобы предотвращать маниакальные эпизоды – именно потому что они ценят способность к творчеству, которую дарит им измененное состояние.

Такие галлюциногены, как псилоцибин и ЛСД, косвенным образом стимулирующие дофаминовую активность в лобных долях мозга, могут обеспечить религиозный опыт даже убежденному неверующему. Они порождают живые образы – иногда в сочетании с почти психотическими вспышками и интенсивными духовными переживаниями – стимулируя дофаминовые рецепторы нейронов лимбической системы, отвечающей за эмоции и расположенной в среднем мозге, и префронтальной коры, центра сложного мышления.

Вскоре после терактов 11 сентября я – с учетом этих удивительных корреляций – начал предполагать, что дофамин может послужить простым объяснением для парадоксального «эффекта бога». Когда его уровень в лимбической системе и префронтальной коре высок, но не чрезмерно, это порождает необычные идеи и ассоциации, что обеспечивает рост творческих способностей и лидерских качеств, а также глубокий религиозный опыт. Однако когда уровень дофамина слишком высок, это может привести к душевным болезням, если человек к ним генетически склонен. Те, кто ранее был религиозен, могут превратиться в фанатиков.

Как раз когда я над этим думал, рутинный прием в бостонском медицинском центре для ветеранов, где я работаю с бывшими военнослужащими, принес мне интересный случай. Я проводил стандартный нейропсихологический осмотр заслуженного ветерана Второй мировой войны, высокого пожилого мужчины, страдавшего болезнью Паркинсона. У него, бесспорно, был высокий уровень интеллекта. Он работал инженером-консультантом, но по мере того, как заболевание прогрессировало, постепенно уходил от привычной жизни. Его уход был избирательным: по словам его жены, он отказался «только от той части работы, которая связана с социальным взаимодействием, от некоторых физических вещей и, к сожалению, от своей религиозности».

Когда я спросил ее, о чем идет речь, она объяснила, что раньше он часто молился и читал Библию, но с тех пор, как заболел, стал делать это все реже и реже. Тогда я спросил пациента о его интересе к религии, и оказалось, что этот интерес исчез. При этом меня поразило, что сам больной был крайне этим недоволен. Его религиозной практике мешало лишь то, что ему стало «сложно это понимать». У него не исчезло стремление верить и жить религиозной жизнью, но для него делать это стало слишком трудно.

Речь идет о человеке с интеллектом выше среднего, который к тому же был верующим всю свою жизнь. На вопросы о религиозных идеях и доктринах он отвечал без всяких проблем. Таким образом, дело было не в умственной слабости. При этом, когда я прямо спросил его, не отверг ли он религию, придя к выводу о ее ложности, он ответил: «Ни в коем случае!» В итоге выяснилось, что для него просто стали недоступны связанные с религией воспоминания, чувства и опыт. С прочими не менее сложными идеями у него по-прежнему не возникало затруднений, но религия как сфера интересов для больного была потеряна.

Как известно, при болезни Паркинсона дофаминовая активность снижается. Много лет считалось, что дофамин обеспечивает нам «гедоническое вознаграждение» – то есть тот род удовольствия, который дают, например, вкусная еда или секс. Ученые полагали, что при выбросе дофамина мы чувствуем именно таку.ю удовлетворенность. Это выглядело убедительно, так как многие наркотики – в частности, кокаин или амфетамин, – стимулируют дофаминовую активность в среднем мозге.

Однако по последним данным дело обстоит сложнее. Исследователь из Кембриджа по имени Вольфрам Шульц (Wolfram Schultz) доказал, что дофамин – не молекула простых радостей. Оказывается, он связан исключительно с неожиданным вознаграждением – он подскакивает, когда награда сильно превышает ожидавшуюся.

Изучая этот механизм, Шульц проводил простой эксперимент: выдавал обезьянам разные порции фруктового сока, одновременно замеряя активность в их среднем мозге – средоточии эмоций, где особенно много дофаминовых нейронов. Оказалось, что нейроны работают интенсивнее всего не тогда, когда обезьяна получает вкусное вознаграждение, а тогда, когда это вознаграждение неожиданно велико. Короче говоря, дофаминовые нейроны ориентированы на получение новых значительных вознаграждений – важнейшую новость для объекта. После выхода работ Шульца о среднем мозге другие ученые выявили аналогичные схемы дофаминовой активности в префронтальных долях, отвечающих за сложное мышление и творческие процессы – уникальные свойства человечества.

Но как же все это объясняет проблемы моего пациента с религией? Предположим, что вера создает выдающихся людей, заставляя их стремиться к неожиданному вознаграждению – чувству причастности к высшему или удовольствию от добрых дел – вместо обычных для большинства из нас вознаграждений, таких, как деньги или секс. В таком случае подобное стремление к необычному может также усиливаться дофамином, одновременно обостряющим творческие способности.

Здесь, подумал я, и встречаются религия и наука. И для наиболее одаренных ученых, и для наиболее искренних верующих исключительно важны факторы, которые вызывают рост уровня дофамина и активности нейронных контуров префронтальных долей, отвечающих за неожиданное вознаграждение: восторг, удивление, благоговейный ужас. Эти же чувства вдохновляют художников, философов и всех, кто способен получать удовольствие от красоты и своеобразия мира. В свою очередь, тех, кто генетически уязвим, небольшой переизбыток вознаграждения может превратить в кровавых фанатиков вроде террористов 11 сентября.

Свои идеи я проверил на пациентах с болезнью Паркинсона. Выдав 71 ветерану опросник, позволяющий определять «религиозность», я обнаружил четкую закономерность. Из людей, имевших религиозные устремления до болезни, утратила религиозный пыл только определенная подгруппа – больные с «левосторонним дебютом», то есть те, у кого мышечные проблемы начались на левой стороне тела. Это, в свою очередь, связано с дисфункцией префронтальных частей правого полушария мозга. Пациенты с левосторонним дебютом набирали намного меньше баллов во всех аспектах религиозности (духовный опыт, повседневные ритуалы, молитва и медитация), чем пациенты с правосторонним дебютом.

Как же это объясняется? Я предположил, что дело в нехватке дофамина в правом полушарии. Чтобы проверить эту гипотезу, моя группа провела «прайминговый» эксперимент, позволяющий проверить, доступны ли при болезни Паркинсона религиозные представления в той же мере, что и другие идеи аналогичной сложности. В ходе таких экспериментов респонденту на короткое время показывают некое слово, семантически связанное с другим, целевым словом. Оно выступает в качестве «прайма» – объекта, вводящего другой объект. Скажем, слово «роза» может служить праймом для «фиалки». Целевое слово «фиалка» респонденты узнают быстрее, если в роли прайма выступает «роза», а не нечто неродственное – например, «марка».

Наши эксперименты со словами из религиозной сферы показали, что здоровые добровольцы намного быстрее признают осмысленной фразу «поклоняйся Богу», после прайма «молись наедине», чем после контрольной фразы. Однако для пациентов с левосторонним дебютом и дисфункцией правого полушария это не так! При сравнении с пациентами с правосторонним дебютом и со здоровыми волонтерами становилось очевидно, что показ «религиозной» фразы не оказывает на них подсознательного воздействия, хотя для контрольных фраз из нерелигиозной сферы – таких, как «плати налоги» и «будь присяжным», – воздействие прайминга было обычным во всех отношениях. Это подтвердило, что моя теория верна – по крайней мере, частично, – и речь идет о дисфункции дофаминовых рецепторов правого полушария, вероятно, ответственных за чувство трансцендентного вознаграждения.

Однако мне было необходимо исключить альтернативные версии. Существует старая теория, выдвинутая еще Фрейдом, согласно которой религиозность связывается с тревогой. Проще говоря, она предполагает, что обещание жизни в другом мире успокаивает смутную тревогу, вызванную страхом смерти. Это было для меня проблемой, так как моя теория неожиданной награды предполагает нечто прямо противоположное: религиозный человек не избегает страха, а стремится к нему, как к одной из самых необычных, волнующих и интенсивных эмоций.

В итоге я провел еще один прайминговый эксперимент, позволивший сопоставить эти теории. Беседуя с пациентами с болезнью Паркинсона, я рассказывал им историю о человеке, поднимавшемся в больнице по лестнице и в конце столкнувшемся с неожиданном зрелищем. В разных случаях в рассказах различалась лишь последняя фраза. В одном варианте герой увидел, как кто-то умирает, в другом – религиозный ритуал и в третьем – захватывающий дух океанский вид. Ознакомив респондентов с этими праймами, мы проверяли, как изменилось их отношение к религиозной вере – просили их отметить на шкале свое согласие с такими фразами, как «Бог или другая высшая сущность существует» и «Бог активно действует в мире».

У здоровых добровольцев и у пациентов с правосторонним – но не с левосторонним! – дебютом оценки религиозности заметно повышались после эстетического прайма, то есть океанского вида (чудесная награда!), но не после прайма, связанного со смертью.

Религиозный ритуал повышал религиозность намного слабее. Эти результаты напрямую опровергали теорию тревоги и подтверждали, что религиозность подкрепляется тягой к неожиданному вознаграждению.

Как это объясняет, почему религия снабжает общество как благотворителями и святыми, так и удивительными чудовищами? Те же механизмы, которые усиливают наши творческие способности, насыщая лимбическую систему и префронтальную кору правого полушария дофамином, также открывают нас для веры и религиозного опыта. Однако если эти нейронные контуры подхлестнуть слишком сильно, вместо нестандартного мышления мы получим откровенно девиантное и психотическое.

Как минимум со времен позднего палеолита религиозные культуры формировали, укрепляли и взращивали в людях тягу к неожиданной награде. Однако сейчас тем чувством трансцендентного, которое в прошлом давала только религия, могут также награждать наука, изобразительные искусства, музыка, литература и философия. Загвоздка в том, чтобы задействовать этот «эффект бога», вызвать измененное состояние, состояние чуда и совершить прорыв к величию – не переходя при этом некой грани.

Патрик Макнамара – директор Лаборатории эволюционного нейроповедения при медицинском факультете Бостонского университета, автор книги «Когнитивная нейропсихиатрия болезни Паркинсона» («The Cognitive Neuropsychiatry of Parkinson’s Disease»).

Источник

Atlantico: В 2014 году нам представилась возможность понаблюдать за действиями Германии в урегулировании международных кризисов. В иракском случае многих удивило то, что Франк Вальтер Штайнмайер не стал продолжать начатый в 2005 году внешнеполитический курс, который подразумевал предоставление помощи пострадавшим от терроризма государствам вроде Сомали и Афганистана. Как объяснить такое парадоксальное поведение Берлина в иракском вопросе?

Михаэль Ламбер: Ситуация в Ираке ощутимо отличается от положения других стран, которые оказались под прицелом террористов.

Борьба с террористическими группами планируется в рамках совместных действий с другими странами: Германия не может действовать в одиночку во всех этих государствах, которые к тому же находятся далеко от ее зоны влияния. В этом смысле поведение Германии зависит главным образом от ее способности действовать параллельно с такими государствами, как Франция, Великобритания и США. Бездействие следует воспринимать как адаптацию к политике партнеров.

Касательно Ирака, ситуацию осложняет присутствие курдов. Очень много курдов проживают в Турции (примерно 40% всего их народа), а эта страна поддерживает прекрасные отношения с Германией и не признает существование сепаратистских курдских движений на своей территории. Вооружение иракских курдов может в перспективе дестабилизировать Турцию, так как турецкие сепаратисты могли бы получить поддержку от собратьев из Ирака. Тем не менее, если ничего не предпринимать в Ираке, пограничные с Турцией страны могут рухнуть в пропасть гражданской войны. Таким образом, Германия решила вмешаться в Ираке на стороне курдов, чтобы тем самым отправить два сигнала: показать, что она с вниманием относится к проживающему в Германии меньшинству турецких курдов, и что она готова действовать на Ближнем Востоке без союзников. Второй момент стал по-настоящему новым фактором, потому что он свидетельствует о растущей значимости Германии на международном уровне и в том регионе, который обычно является зоной влияния Франции и США.

Жан-Тома Лезюер: Курс правительства Меркель по иракскому вопросу до настоящего времени был прямым отражением внешней политики Германии после 1945 года: отказ от прямого вмешательства, осторожное поведение в международных структурах (ЕС, НАТО, ООН), нежелание поставлять оружие при активной отправке гуманитарной помощи и различного оборудования. 14 августа министр обороны Урсула фон дер Лайен говорила о поставке транспортников, миноискателей, бронежилетов и т.д.

— По возвращении из Багдада 17 августа Штайнмайер высказался против формирования независимого курдского государства. Что это, отход немецкой дипломатии от традиционной для нее тенденции к невмешательству во внутреннюю политику других стран?

Жан-Тома Лезюер: Скорее наоборот! Отказавшись рассматривать скользкий вопрос формирования независимого курдского государства, Франк-Вальтер Штайнмайер следует устоявшемуся на международной арене обычаю не вмешиваться во внутреннюю политику других государств.

Напоминаю вам, что курдский вопрос — это сильнейший раздражающий фактор для Турции. Все международное сообщество сейчас идет по лезвию бритвы: оно стремится по мере возможности оказать поддержку курдам, которые выступили против формирующегося в Ираке Исламского государства, но в то же время не вызвать недовольство Анкары. Германия находится в точно таком же щекотливом положении, что и ее партнеры. На это накладывается и мощная турецкая иммиграция, которая тоже призывает к осторожности...

Михаэль Ламбер: Вопрос создания курдского государства весьма проблематичен для немецкой дипломатии. Курдский народ проживает на территории нескольких стран, в том числе на юге Турции, где с ним не считаются в этническом и культурном плане. Таким образом, поддержка курдов ведет к двойственным последствиям: мы получили бы надежного союзника в Ираке для борьбы с экстремистами, но при этом создали новое государство, которое может дестабилизировать весь Ближний Восток в ближайшие годы.

Если Германия предоставит курдам оружие или финансы, вполне вероятно, что они в дальнейшем потребуют права на создание собственной страны. Таким образом, после войны в Ираке курды могут развернуть бои и на территории Турции. Вооружение курдов означает вооружение народа, который может подорвать стабильность на Ближнем Востоке, повредить отношениям Турции и Германии и пошатнуть положение Европейского Союза в случае гражданской войны в Турции. Германия обычно держалась вдали от решения международных проблем и ограничивалась преимущественно европейскими вопросами. Кроме того, она поддерживала решения французов и англичан. Сегодня же мы видим возрождение независимой немецкой дипломатии на международной арене без прямой поддержки других держав вроде США и Франции. Этот поворот свидетельствует об осознании немецкими дипломатами необходимости заявить о себе на более высоком уровне и растущей независимости Германии от бездействующих в других кризисах европейских партнеров, в частности Франции. В результате Германия оказывается в щекотливом положении, потому что она должна представлять европейские интересы по всему миру без возможности заручиться поддержкой других военных держав.

Что касается создания независимого курдского государства, суть проблемы заключается не в самом его формировании, а в его географических границах. Признание курдского государства будет способствовать стабилизации Ближнего Востока в целом и Ирака в частности. Однако после этой приобретенной стабильности курдское государство может оказать давление на Турцию, потому что на ее территории проживают 40% курдов. Стабилизация Ирака ценой гражданской войны в Турции — не самое лучшее решение. Более того, даже разговоры о курдском государстве уже вредят сложившимся между Турцией и Германией прекрасным отношениям. Анкара не желает ничего слышать о независимости курдов, и Берлин не может высказаться за такое решение, не навредив своим отношениям с турками. А ухудшение дипломатических отношений Германии и Турции самым отрицательным образом скажется на проекте интеграции Турции в Европейский Союз.

— В газете Sächsische Zeitung Ангела Меркель выступила против прекращения переговоров с Украиной и раскритиковала многочисленные нарушения международного права со стороны Владимира Путина. Пока намеков на улучшение ситуации не наблюдается, и может ли это пролить свет на пределы возможностей немецкой дипломатии, которая сейчас главным образом отталкивается от идеи «мягкой силы»?

Жан-Тома Лезюер: В этом вопросе Германия явно чувствует себя не слишком уверенно. Она придерживается европейской линии, которая не принимает аннексии Крыма Москвой. В то же время она находится в огромной энергетической зависимости от России. Что она может сделать, помимо словестных осуждений и уже принятых санкций? Военный конфликт с Москвой, разумеется, крайне маловероятен.

Кроме того, упомянутые вами границы возможностей мягкой силы (а подойти к ним можно очень и очень быстро) касаются не только Германии. Они относятся ко всему Европейскому Союзу и другим государствам-членам. Берлин, наверное, более четко сформулировал эту концепцию и сделал ее своей доктриной, но Лондон и Париж тоже не могут похвастаться большим весом. Сейчас разоружается вся Европа, причем относится это как к армиям, так и к головам людей...

Михаэль Ламбер: На европейском уровне Германия воплощает собой некий противовес России, как это видно на примере кризисов на Украине и в целом в черноморском и прибалтийском регионах. Ситуация особенно интересна в том плане, что Германия как военная держава не в состоянии соперничать с Россией. Иначе говоря, стать альтернативой ей позволяет политика влияния, «мягкая сила».

В украинском случае Россия оказывает прямое давление, которое ведет к дестабилизации ситуации в экономике и позволяет подчеркнуть значимость России в жизни украинцев. Другими словами, из-за давления население осознает существующую у него зависимость и все больше склоняется к мысли о сближении с Российской Федерацией и ее проектом Евразийского союза. Наглядным примером тому стала Новороссия.

Источником давления становится также и зарождение проевропейских настроений у значительной части украинского населения. Тем не менее, ориентация на Европейский Союз не отменяет шаткого экономического положения этих граждан, что еще больше подрывает их способность провести необходимые для европейской интеграции реформы. Германия стремится смягчить последствия российского давления на Украине. Ее основная мысль заключается в формировании более тесных отношений между Украиной и Европейским Союзом путем улучшения ситуации в экономике, сокращения коррупции на правительственном уровне и сближения с Европейским Союзом и НАТО.

Таким образом, немецкую дипломатию нужно рассматривать в прямой связи с европейским проектом. Получается, что национальные императивы Германии получают отражение в императивах Европейского Союза, ЕС напрямую служит интересам Германии и наоборот. Именно поэтому на Украине можно говорить о «европейской дипломатии Германии»: она, зачастую вместе с Польшей, представляет интересы всего Европейского Союза, которые фактически совпадают с ее собственными. И это, согласитесь, весьма далеко от куда более националистического подхода французов и британцев, которым Евросоюз представляется некой внешней структурой.

Но раз Германия не является военной державой, а ее связи с Россией сильнее, чем с Украиной, как в культурном, так и экономическом плане, ей приходится развивать иные механизмы привлечения. Сейчас она главным образом используют политику влияния и три следующих элемента: образ «нравственной державы» (речь идет о привлекательной в глазах украинцев низкой коррупции), эффективную экономика и способность играть роль посредника между государствами Европейского Союза. Три этих момента делают Германию популярной на Украине, несмотря на сдерживающий исторический фактор. Германия воплощает в себе альтернативную модель и подтверждает существование мировых держав, которые не согласны с Россией и хотят сближения с Украиной без принудительных средств.

Тем не менее, главное препятствие для немецкой дипломатии — это культурные различия Украины и Германии. Немецкие дипломаты считают, что если какой-то член украинского правительства произносит речь и выражает в ней желание бороться с коррупцией, то он на самом деле хочет это сделать. На Украине, особенно после Майдана и избрания нового правительства, дипломаты без конца говорят о борьбе с коррупцией, стремлении ориентироваться на Европу, повысить прозрачность и сократить энергетическую зависимость от России. Немецкие дипломаты и население воспринимают все это как признаки того, что Украине нужно предоставить финансовую помощь и активную поддержку.

Другими словами, немцы думают, что украинские лидеры будут действовать в соответствии со своими заявлениями. На Украине же все публичные выступления носят, в первую очередь, показательный характер, то есть, они вовсе не обязательно будут реализованы на практике, потому что главное — понравиться народу и заручиться большей поддержкой Европейского Союза и западных стран. В данном случае мы наблюдаем явную ограниченность немецкой дипломатии и ее неспособность сориентироваться в другом культурном контексте. Ангела Меркель решила оказать помощь и призвать Европейский Союз профинансировать проекты на Украине, потому что считает, что украинское правительство стремится улучшить жизнь граждан. На самом же деле все обстоит совершенно иначе, и те руководители, которые больше всех кричат о необходимости бороться с коррупцией, первыми похищают и растрачивают средства Европейского Союза и Германии. Если вкратце подвести черту: в Германии в политику идут ради страны, а на Украине — чтобы заработать денег.

Таким образом, Германия оказалась в весьма проблематичном положении. Ей никак не удается понять, что ей необходимо объединить политику влияния с рядом принудительных мер в экономическом плане, чтобы заставить украинское руководство сделать конкретные шаги в нужном направлении, а не просто раздавать пустые общения. В этом смысле хорошим решением стало бы сочетание с прагматизмом британских дипломатов. К сожалению, им не удается так громко заявить о себе, как немцам, из-за отсутствия общеевропейского видения. Именно поэтому все продвигается вперед так медленно не только на Украине, но и в Молдавии и на Кавказе. Виной всему неумение немецкого руководства приспособиться к культурным отличиям.

— Какие из основных задач, которые стоят сегодня перед немецкой дипломатией, могли бы это объяснить?

Жан-Тома Лезюер: Современные принципы немецкой дипломатии были разработаны после 1945 года и повторно утверждены после объединения страны. В них практически полностью исключается применение грубой силы, что в целом логично, потому что во времена холодной войны этим занимались США и НАТО. После 1989 года Берлин опять-таки продолжил вкладываться главным образом в мягкую силу (экономическая дипломатия, дипломатия влияния, посредничество в конфликтах, активное участие в смежных вопросах вроде разоружения и окружающей среды и т.д.).

Но когда происходит нечто трагическое, то есть, когда история продолжается, мягкая сила становится слабой... Германия оказалась именно в таком положении. Собственно, повторюсь, как и вся Европа. Париж и Лондон, быть может, еще с трудом и наскребут пару тысяч человек для операций в Африке и на Ближнем Востоке, но уже прекрасно понятно, что наш континент не в состоянии нести мировое бремя...

Михаэль Ламбер: У Ангелы Меркель есть два варианта на Украине и в Ираке: либо полное невмешательство, либо активное вмешательство. Некоторые государства решили занять выжидательную позицию, то есть не высказывать своего мнения по этому поводу, или просто последовать за США. Это в полной мере относится к Франции, которая делает громкие заявления, но не предпринимает хоть сколько-нибудь существенных шагов по Ираку и Украине. Германия же, по всей видимости, решила начать действовать по обоим этим направлениям, что стало тем более новым фактором, что после Второй мировой войны немецкое руководство предпочитает слишком далеко не отходить от союзников. Как бы то ни было, Германия должна была заявить о себе в отношениях с Россией, потому что ни одному другому европейскому государству не удавалось это сделать.

Очень важно, что Германия считает Европейский Союз отражением своей собственной мощи. Для нее было чрезвычайно важным не допустить возвращения Украины на орбиту России, потому что это навредило бы не только ее собственным интересам, но и интересам Европейского Союза. В этом заключается ее кардинальное отличие от Франции и Великобритании, для которых Украина — внешняя страна из зоны международной дипломатии. Для Германии же Украина — это не что-то внешнее и международное, а страна, которая должна войти в Европейский Союз. Как следствие, для немецких дипломатов данный вопрос приобретает почти что национальное значение. В этом причина действий Германии по отношению к России.

Наконец, в историческом плане Германии до сих пор приходится иметь дело со следами коммунизма на своей территории. Многие десятилетия страна была разбита на части, а немецкий народ разделен Советским Союзом. Объединение свидетельствует о стремлении к единой Германии, и у граждан остались далеко не лучшие воспоминания о временах раздела. В результате немцы проецируют себя на нынешнюю ситуацию и не хотят раскола между Европейским Союзом и Украиной. Украинцы для них — это в первую очередь европейцы. Поэтому в представлении немцев сближение Украины с Россией равнозначно разделению Германии, но уже на европейском уровне. Повторюсь, в этом и заключается главное отличие Франции и Великобритании, где люди ощущают себя французами и британцами, от Германии, чьи граждане скорее считают себя европейцами. Поэтому Германия так активно действует в украинском кризисе. Истрия по-прежнему играет здесь решающую роль, а объединение Германии во многом позволяет понять сложившиеся у немцев представления.

Похожим образом, действия в Ираке и поддержка курдов включают в себя национальный аспект. Курдов очень много в Турции, хотя турецкое правительство всячески стремится приуменьшить этот факт, и они вот уже многие годы стремятся обрести независимость. Вмешательство Германии проблематично в том плане, что передача курдам оружия будет способствовать укреплению стабильности на Ближнем Востоке, но вероятно вызовет напряженность в отношениях с Турцией, на территории которой могут появиться курдские сепаратисты. Раз турецко-немецкие отношения сейчас складываются просто прекрасно, Германии будет очень непросто высказаться за формирование независимого курдского государства.

Здесь в первую очередь нужно подчеркнуть два момента: тот факт, что Германия становится все более влиятельным игроком на международной арене (пусть и не в военном плане), а также немецкий реализм по отношению к ситуации в Турции и решение оказать поддержку всем туркам, в том числе и курдского происхождения. Это очень мощный сигнал для немецких курдов и Турции, потому что стабилизация ситуации на Ближнем Востоке подразумевает усиление безопасности у рубежей Турции и Европы в немецком понимании этого слова.

Жан-Тома Лезюер, специалист по современной истории, один из основателей Института Томаса Мора.

Михаэль Ламбер, специалист по международным отношениям, научный сотрудник Сорбонны и Университета Тампере.

Источник

«Инициатива России по срочному созыву встречи в трехстороннем формате в Сочи была совершенно обоснованной». Такое мнение высказал корреспонденту 1news.az первый вице-президент Центра моделирования стратегического развития, участник Экспертно-аналитической лиги «Ресурсные стратегии» МГУ им. М.В. Ломоносова, эксперт Центра национальной политики МГУ, известный российский политолог Григорий Трофимчук, комментируя итоги сочинской встречи президентов Азербайджана, России и Армении.

По его словам, попытка «не заметить» последний трагический всплеск в Нагорном Карабахе была бы для России чрезвычайно опасной, с учетом того, что эскалация конфликта возникла на фоне украинской войны.

«Если говорить об итогах, принципиально они не очень отличаются от тех итогов, которыми заканчивались все предыдущие переговоры по данной теме. Однако надо признать, что предложения в духе «давайте жить дружно» сегодня уже не работfют. Президент Азербайджана Ильхам Алиев дал понять это четко и сразу, указав, что ресурс мирных переговоров не бесконечен», — пояснил Трофимчук.

По мнению эксперта, при этом наивно полагать, что карабахский конфликт рассосется сам собой.

«Азербайджан явно не удовлетворен результатами встречи, и теперь может начать искать иные варианты решения проблемы», — считает Г.Трофимчук.

Как считает российский эксперт, у Москвы всегда был интерес к Баку, по определению, однако в региональной политической вилке «Азербайджан-Ереван», Москва всегда вела параллельную политику: если наносится высокий визит в Баку, то он наносится также и в Ереван, или наоборот, что сути дела не меняет.

«Но если бы с какого-то момента Москва вдруг перестала сохранять это политическое «коромысло» и формальный баланс, а сконцентрировалась только на той столице, где есть реальные, насущные дела, то в этом случае мы могли бы сказать о резком усилении интереса к одной стороне и охлаждении к другой.

Но этого нет, в том числе и из-за странной боязни кого-то обидеть. Это не политика, а скорее какой-то ритуал, который забирает время, не решая никаких региональных проблем. А это значит, как я и говорил на протяжении всех последних лет, эти проблемы попытаются решать другие. Что мы и видим по обострению в Карабахе, скачкообразному росту количества жертв. Этим обострением, скорее всего, воспользуется не Москва, и именно об этом свидетельствует пассивность России, в том числе и после Сочи», — полагает эксперт.

По оценкам аналитика, нагорно-карабахский конфликт может быть урегулирован только в том случае, если три стороны процесса (Москва, Баку, Ереван) добьются постепенного возвращения Азербайджану, на первом этапе, хотя бы одного-двух прилегающих к оккупированному Нагорному Карабаху районов.

«Я считаю, что это было бы реальное, поэтапное размораживание конфликта, против чего было бы сложно возразить в принципе. В процессе исполнения этой схемы в Баку уже не стали бы говорить о том, что ничего не решается, что не выполняются основополагающие резолюции ООН, и, что надо брать Карабах войной. Решалось бы, медленно, но по-другому ведь не получится.

Именно этого наблюдатели ждут от сочинских инициатив России. После Сочи должна быть дана конкретика, чтобы обезопасить, прежде всего, Москву от нового кавказского взрыва», — заключил Григорий Трофимчук.

Источник

В высшем эшелоне военного руководства Израиля в последнее время бытует мнение, будто полное устранение режима ХАМАС в Газе или долгосрочное перемирие с этой группировкой не являются оптимальными вариантами развития событий.

На первый взгляд, у правительства есть лишь два сценария: возобновление широкомасштабных военных действий против ХАМАС в том случае, если прекращение огня завершится в ближайший вторник или на более позднем этапе. Либо договоренность о длительном перемирии, в рамках которого террористическая группировка получит значительные преимущества, включая открытие пограничных переходов с Египтом и перевод денег для ее чиновников.

В том случае, если не будет достигнута договоренность о перемирии, и ЦАХАЛ не возобновит наземную операцию, Израиль будет втянут в войну на истощение, в ходе которой ХАМАС будет периодически обстреливать территорию страны. В военном руководстве полагают, что ракетный арсенал ХАМАС может быть исчерпан в течение нескольких месяцев, если Египет будет тщательно поддерживать блокаду сектора со своей территории, и если израильские ВВС будут постоянно атаковать с воздуха шахты, где находятся ракеты, а также мастерские, где они производятся.

Согласно имеющимся данным, ХАМАС располагает примерно 2500 ракетами, способными поражать цели в радиусе 40 километров и всего несколькими десятками ракет, которые могут долететь до Тель-Авива. Производству ракет в секторе был нанесен большой ущерб в ходе операции «Нерушимая скала». Египтяне не дают ХАМАС ввезти в сектор новое оборудование.

Несмотря на это, правительство, по-видимому, не станет ввязываться в подобного рода войну, которая может продолжаться долгие месяцы. Поскольку это может нанести огромный экономический ущерб — прежде всего южной части страны.

Поэтому армия готовится к возможному возобновлению наземной операции — в том случае, если, рано или поздно, договоренность о прекращении огня рухнет.

В последние недели израильское руководство с удивлением обнаружило, что наиболее доминантной фигурой в руководстве ХАМАС, человеком, который решит, будет ли принята договоренность о длительном перемирии, является Халед Машаль. В первые недели военной операции в Израиле полагали, что командир военного крыла Мухаммед Деф действует самостоятельно и не подчиняется политическому руководству группировки.

Так или иначе ЦАХАЛ уже начал закупку боевого оборудования на миллиарды шекелей. ХАМАС не в состоянии восполнить свои запасы. Однако тот факт, что наше руководство идет на поводу у Халеда Машаля, позволяя тому до последнего момента держать израильскую сторону в напряжении (изволит его высочество продлить перемирие или нет) является опасным сигналом, свидетельствующим о том, что Израиль проявляет слабость и нерешительность.

Перевод: ИА «Курсор» (Израиль).

Источник

Gazeta Wyborcza: Что должен сделать Путин, чтобы он мог сказать россиянам: мы победили?

Адам Ротфельд (Adam Rotfeld): Это зависит от того, какие стратегические цели ставит перед собой российский президент. Без всякого сомнения, оккупация Украины в его стратегические цели не входит. Я бы сказал, что они включают три элемента: сохранение власти, предотвращение распада Российской Федерации и возвращение России той позиции, какую занимал Советский Союз в период пика своей мощи. Для воплощения этих целей в жизнь Путину нужна поддержка российского народа. Он получил ее после присоединения Крыма — даже в большей степени, чем сам, наверняка, ожидал.

— Может ли Россия быть империей без Украины?

— Расформирование Советского Союза означало распад последней континентальной империи в Европе и мире. Часто цитируется высказывание Путина 2005 года, что распад СССР был крупнейшей геополитической катастрофой XX века. Я был в тот день в Брюсселе, и один польский журналист попросил меня дать комментарий по этому поводу. Я сказал, что президент России наверняка оговорился. Ведь самой большой катастрофой прошлого века был большевистский переворот и его последствия, к которым относится создание Советского Союза. 75 лет спустя у России были шансы вернуться на рельсы нормального развития. Но, придя к власти, президент Путин выбрал не тот путь, что Горбачев и Ельцин. Он выбрал направление восстановления империи. Это не означает, что Путин стремится к формальному включению Украины в состав России. Он нацелен на то, чтобы сделать Украину зависимой, вассализировать ее. Он отказывает Киеву в выборе свободного пути внутреннего развития.

— Может ли стать подходящим решением ее финляндизация?

— Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzeziński) и Генри Киссинджер (Henry Kissinger) уже на рубеже февраля и марта говорили о повторении сценария Финляндии, которая после Второй мировой войны дала обязательство не вступать в военный союз с Западом, а СССР объявил, что он не будет препятствовать ее суверенному выбору своего внутреннего устройства. Но не знаю, принял ли бы такой вариант Путин.

Одновременно я полагаю, что российского президента в меньшей степени заботит внешняя политика Украины, а в большей — ее внутренняя политика. Скажу больше: определяющую роль в общей ситуации и безопасности играют сейчас не столько отношения между странами, сколько обстановка внутри этих государств, в том числе внутри России и Украины.

В руководстве современной России преобладает убеждение, что если избранное Украиной проевропейское направление оправдает себя и принесет положительные изменения, многие россияне зададутся вопросом, почему это могло получиться у украинцев, а у них нет. Сейчас европейская модель, то есть демократия и правовое государство, уважение к правам личности и свободный рынок без коррупции, воспринимается в России как своего рода «зараза». Если эта «болезнь» завладеет Украиной, то она перекинется и на Россию. И это следует предотвратить. Такой ход мыслей ошибочен. Взглянем на упоминавшуюся Финляндию. Когда-то это было бедное крестьянское общество. В 80-е годы Финляндия превратилась в одно из богатейших государств мира. Раньше она была нищей российской провинцией, а сейчас кажется россиянам мечтой. Любопытно, что национальной болезнью финнов был алкоголизм, но в последние 30 лет эта нация стала примером современного общества, которое может потягаться с ведущими технологическими силами мира. Россия, обладая необъятными богатствами, могла бы стать державой, которой уважают не из-за страха, а из-за восхищения и признания ее заслуг.

— Почему так не происходит?

— Причин много. Одна из них — это закодированный за 75 лет менталитет homo sovieticus. Кроме того глубоко укоренилось убеждение, что Россию испокон веков окружают русофобы и враги, а одновременно ей приходится вести борьбу с внутренней угрозой, которую инспирирует Запад. На это накладываются бесчисленные теории заговора. Такие теории рождаются чаще всего в недемократических обществах. В случае России им способствует еще и тот факт, что эта огромная страна оказалась под управлением спецслужб. Во времена Фридриха II говорили, что не Пруссия владеет армией, а армия владеет Пруссией. Можно перефразировать это так, что современная Россия оказалась под управлением и во владении спецслужб. Люди из этих структур управляют всеми институтами государства: они руководят не только экономической и общественной жизнью, прокуратурой, судебной системой, но и банками, СМИ, культурой. Всем.

— Следует ли нам бояться, когда Жириновский говорит, что Польша будет сметена с лица земли?

— Своими последними высказываниями Владимир Жириновский наделал в Польше много шума. Слишком много. Он этого не заслуживает. Несколько месяцев назад он отправил польским властям письмо с предложением, чтобы Польша приняла участие в разделе Украины. Тогда польский политический класс, как единое целое, повел себя зрело (что случается не так часто). Это письмо проигнорировали, чего оно и заслуживало. Можно спекулировать, кто и зачем вдохновляет Жириновского на подобные бредни. Ведь совершенно ясно, кто и зачем создал партию Жириновского, само название которой (Либерально-демократическая) кажется пародией. К этой псевдопартии и ее руководителю следует относиться как к одному из инструментов российских спецслужб.

— Как должна выглядеть наша политика в отношении России?

— Она должна быть двунаправленной и активной. Оказывая противодействие нарушению прав и принятых обязательств, мы не должны выпускать из поля зрения потребность поиска разрешения конфликтных ситуаций. Но при соблюдении принципов партнерства, равенства и уважении правовых мировых норм.

— Сколько проживет солидарность Запада, если Виктор Орбан (Viktor Orbán) уже призывает ЕС пересмотреть санкции?

— Генерал де Голль, подписав в 1963 году Елисейский договор о дружбе между Францией и Германией, ответил на вопрос, как долго продержится это соглашение, так: «Договоры, как девушки и розы: они цветут столько, сколько цветут». Европейский Союз — это не единоразовое соглашение, а организация, которая базируется на общности интересов и ценностей. Одна из этих ценностей — солидарность, и она определяет силу ЕС. Национальный эгоизм ведет к разложению этой силы и сплоченности. Высказывания Виктора Орбана в Венгрии, Роберта Фицо в Словакии (Robert Fico) и министра экономики Болгарии Васила Штонова иллюстрируют сложности, с которыми сталкивается Евросоюз в своей политической практике. Я думаю, что лидерам этих стран хватит воображения понять, что опирающаяся на солидарность сила ЕС в долгосрочной перспективе будет для их стран выгоднее, чем подпиливание сука, на котором сидит вся Европа.

— Начнется ли третья мировая война?

— В сущности, холодная война была своего рода третьей мировой. Мир не обречен на развязывание большого вооруженного конфликта с участием военных потенциалов, какими располагают крупнейшие державы. Стратегия устрашения агрессора была эффективной в эпоху холодной войны, и осталась эффективной после ее окончания. Любой, кто начнет войну с Соединенными Штатами и всем евроатлантическим сообществом демократических государств, обречен на поражение. В современном мире нет большей силы, чем та, которой располагает НАТО. Однако из этого не следует, что мы навсегда исключили угрозу развязывания войны. К сожалению, такого типа конфликты, как разворачивается сейчас на востоке Украины, то есть локальные, не слишком интенсивные, ассиметричные, гибридные, мятежнические, войны «per procura» стали своего рода формой реализации политических целей при помощи использования военных сил без масштабного вмешательства ядерных держав. Это игры с огнем.

Как представляется, мы находимся в начале долгого пути. Решение о разжигании ирредентизма в пограничной области России и Украины, было серьезной ошибкой. Я надеюсь, что те, кто инспирировал и поддерживал эту войну, постепенно это понимают. Те, кто принимал в России это решение, просчитались. Они думали, что Запад не будет способен на решительную реакцию и ограничится только заявлениями. Наступил момент, который может способствовать переменам в российской политике. Санкции ЕС и США стали для Москвы неожиданностью. Американцы принимают в отношении России продуманные постепенные решения, которые становятся все более жесткими. Мнения, что «это слишком мало и слишком поздно», свидетельствуют о непонимании исключительности сложившейся ситуации. Решения президента Обамы и ЕС дают российскому лидеру понять, что их цель — не бросить Россию на колени, а остановить ее.

— Где остановится Путин?

— Там, где его остановят. Если бы Украина и ее президент Порошенко не приняли решение о защите территориальной целостности государства, то после самопровозглашенных Луганской и Донецкой республик следующей была бы Одесса, где живет преимущественно русскоязычное население. Политика салями, то есть отрезания от Украины очередных кусков, была остановлена. Вооруженные действия сепаратистов требовали военного ответа. После возвращения контроля над территорией всей Украины, придет время дипломатической активности.

— Может быть, Путин стал заложником своей политики и не может уже ее изменить?

— Президент Путин не изменит свою стратегию. Он будет стремиться вернуть России позицию сверхдержавы, которая бы играла на глобальной сцене такую же роль, как США. Однако путь реализации этой цели претерпит тактические изменения. Украину ожидает долгий период политической и экономической дестабилизации. Я полагаю, что элементы военной конфронтации отойдут на второй план. Если осенью и зимой в украинских городах начнутся перебои с газом, возникнет серьезная проблема. Нефть и газ — это те инструменты, которые использует Россия, чтобы вести свою политику и оказывать давление. К счастью, у Украины есть достаточные запасы газа, которые покроют текущие потребности. Парадоксальным образом может оказаться, что эта вынужденная ситуация будет способствовать реформам и экономии. Например, установка индивидуальных газовых счетчиков в квартирах могла бы значительно (на 25-30%) снизить потребление газа в домохозяйствах.

— Сможет ли Украина вырваться из когтей Путина?

— Многое указывает на то, что в результате последних событий Украина преодолела пункт, после которого уже не будет возврата: она перестала быть частью «российского мира» в политическом смысле этого выражения. Она превращается в государство, которое может иметь с Россией нормальные корректные отношения. Сейчас эти контакты враждебны, но в будущем они могут эволюционировать — от плохих — к более приемлемым и даже хорошим.

Появилось новое явление: украинское общество обрело ощущение собственной идентичности, собственных целей и амбиций. Оно будет готово заплатить высокую цену за собственный свободный выбор путей современного развития. Но эти изменения требуют времени. Никаких зрелищных решений не будет, ничего не произойдет сразу.

— Что могут сделать поляки в отношении Украины?

— Этот вопрос предполагает, что до этого времени мы мало что делали или, по меньшей мере, были неэффективны. Я сошлюсь здесь на мнение уходящего Председателя Европейского совета Хермана ван Ромпея (Herman Van Rompuy). В изданной недавно книге, которая стала своеобразным отчетом о его работе, Ромпей пишет, что когда он пять лет назад пришел на свой пост, отношения между Украиной и Евросоюзом «беспокоили только Польшу». Сейчас всем европейским лидерам (от Голландии до Португалии или Австрии) ясно, что происходящее на Украине, касается всей Европы. И в этом есть большая заслуга Польши. Я мог бы ограничиться словами: так держать! При этом не следует забывать, что Украина — это не объект, а самостоятельный субъект.

— Как вы объясняете то, что нас не пригласили в Берлин?

— То, что в Нормандии берлинская встреча была намечена в четырехстороннем формате (Германия, Франция, Россия, Украина), не должно огорчать польского министра иностранных дел. У нас есть масса других способов и форм демонстрации своей политической зрелости и интеллектуальных компетенций в подготовке инициатив, ведущих к укреплению украинского суверенитета. Наши предложения будут эффективны только тогда, когда они встретят понимание наших союзников по НАТО и всего Европейского Союза. Украине нужна Европа, а Европе — Украина.

Источник

Генерал-полковник Владимир Рубан уже больше трех месяцев занимается освобождением людей, попавших в плен на востоке Украины. Недавно он основал специальный центр, куда могут обращаться все, чьи близкие оказались в заложниках.

Рубан для многих уже стал легендой. Он единственный на Украине профессиональный переговорщик, которым, поговаривают, восхищается сам «Бес» — горловский командир боевиков ДНР Игорь Безлер. Именно Рубану удалось договориться об улучшении условий содержания, а затем вытащить из плена 17 человек — военных из 72-й и 25-й бригад и нескольких гражданских, в том числе Василия Будика, которого Безлер в мае показательно «расстреливал».

Генерал Рубан редко улыбается. Он похож на человека, у которого стальные нервы и безупречная выдержка. Его невозможно расколоть. Кажется, будто в голове у него выстроен план на много шагов вперед, и каждый его ответ — это лишь верхушка айсберга.

Корреспондент «Украинской правды» поговорила с генералом о том, что происходит с задержанными в плену, гуманности выкупа и о том, кто воюет на территории востока Украины.

— Сколько людей вы уже освободили?
— Больше ста. Мы перестали считать после сотого.

— А сколько вам поступает звонков в день от людей, которые ищут пропавших?
— Около трехсот.

— Вы сами на них отвечаете?
— Нет, у нас есть отдел, где специалисты на них отвечают. Раньше у нас освобождением заложников занимался Офицерский корпус — десять человек, которые накапливали информацию, — но не было системности.

— Какова сейчас ваша роль в этой структуре? Я знаю, что вы единственный профессиональный переговорщик, и на вас все держится. С вас, собственно, все началось. Как это будет работать теперь?
— Так же и будет работать. Я возглавляю этот центр.

— Но ведь все держится на вашем авторитете?..
— Нет другого способа там, за линией фронта. Все держится действительно на человеческом авторитете. Если человек держит слово, с ним работают. Если не держит, — выказывают недоверие.

— Те люди, которые с вами в центре работают, — им там доверяют? Они работают автономно?
— Нет. Каждые переговоры провожу я лично. Есть ключевое слово-пароль, после которого считается, что мы пожали руки — и теперь начинается работа. Это слово офицера. Если я даю слово офицера, значит, мы уже договорились. Та сторона знает, что я и офицеры сделают все возможное, чтобы слово сдержать. Мы так и делаем, независимо от обстоятельств. Слово нарушить мы не можем.

— Это же огромный объем работы. А в последнее время ведь стало больше пленных...
— Да, намного больше. Но теперь уже работу ведет и администрация президента, и лично президент понимает необходимость этой работы, и Служба безопасности, и Министерство обороны. Они увидели, что так можно работать. Они увидели пользу от этой работы.

— А раньше они этой пользы не видели?
— Не осознавали до конца. Необходимо было какое-то время. Это все-таки большинство новых людей. Новый министр обороны, новая АП, новый президент.

— Тем не менее, проблема появилась еще в марте в Крыму. Тогда всю эту работу пришлось выполнять волонтерам, журналистам. Мы ездили, пытались вызволять людей. Это было непросто, поскольку у нас нет подготовки, и мы наверняка делали что-то не так. В то время реально не было ни одного человека, который мог бы выступать в этой роли.
— У нас в академии СБУ была кафедра, которая готовила переговорщиков. Я не знаю, где они. Никто не знает. В милиции есть... (поправляет себя — прим. авт. ) должно быть — специальное управление по работе с заложниками и по переговорам в сложных ситуациях. Наверное, не было необходимости, и нет этих специалистов.

— То есть таких людей готовили, но до сих пор структуры такой нет?
— Возможно, она есть, но хорошо прячется.

— И результатов работы мы тоже не видим.
— Да, потому что найти мы их не можем. Но сейчас уже хороший результат в том, что обе стороны поняли, что надо освобождать. Попутно это решает многие задачи: такие, как содержание в плену. Когда людей обменивают, я на них смотрю. Привожу людей с этой стороны, и мы критически смотрим на то, как содержатся пленные. Мы договорились до того, что с пленными будут обращаться удовлетворительно. Начиналось с того, что их босиком не будут передавать, что им будут давать какую-то обувь. Потом мы смотрели уже по условиям содержания, кого кормили, кого нет. Договорились: их должны кормить. А дальше — лечение. Пленным, которым необходимо медицинское лечение, обе стороны нужную помощь оказывают. В Луганске было такое: чтобы спасти офицеру руку, доктора рекомендовали немедленно его госпитализировать на стационар. У него началась гангрена, необходимо было сложное медицинское вмешательство. Я не успевал приехать из Киева, чтобы его срочно доставить, и его перевезли в Россию. Спасли жизнь человеку, пленному.

— А потом его вернули?
— Его еще не вернули. Там сложное медицинское вмешательство, длительное. Я не знаю, какова его дальнейшая судьба, вернут или не вернут, но главное, что пленных не расстреливают — их готовят для обмена.

— Есть же разные виды пленных. Есть пленные гражданские, есть военные. Есть разные причины, по которым берут в заложники. Со многих просто выбивают деньги. Как вы работаете с теми бандами, которые забирают людей ради прибыли, которым не нужен обмен?
— Нужно искать деньги и выкупать этих людей.

— Но по международным принципам это не совсем гуманно, поскольку на эти деньги они покупают оружие, которым продолжают убивать людей...
— Здесь надо воспользоваться опытом Израиля. Израиль не ведет переговоров с террористами, и в подобных ситуациях людей не выкупают за деньги. Они хвастались этим довольно длительное время. Сейчас же они поняли ошибочность этой тактики и создали у себя центр переговорщиков, где рассматривают разные ситуации по освобождению пленных, в том числе выкуп за деньги. Этот вариант должен быть страховочным. Если со стороны тех, кто удерживает, это позиционные торги — они заявляют, что отдадут человек только за деньги, — то необходимо идти с ними на контакт и работать с деньгами. Но если они подчиняются хоть каким-то образом общему руководству Донецкой и Луганской республик, то в таких случаях я нахожу этих пленных, вступаю в торги, сообщаю руководству — и они сами отдают этих пленных, меняя их, разрушая схему продажи людей. Мы изначально договорились, что за деньги людей не выкупаем и не торгуем. Такая возможность у нас есть.

— А чем это выгодно руководству ДНР и ЛНР?
— Они таким образом показывают заботу о своих людях, которые попали в плен или содержатся в тюрьмах — так же, как это выгодно президенту (Украины — прим. авт. ) . Он показывает заботу о своих гражданах. Это правильно. Ему это доверили избиратели, они находятся в плену, и он должен вытянуть их оттуда. Так же поступает и луганская и донецкая стороны со своими соратниками. У них вообще идея всех своих освободить. Это нормально, это по-человечески.

— А это возможно?
— Да, это возможно.

— То есть конечная цель — обменять всех?
— Это идея-максимум. Моя работа — освободить людей со всех сторон.

— Объясните мне, в чем разница и сложность в освобождении военнопленных и гражданских. Насколько я понимаю, с гражданскими сложнее?
— Особой разницы нет. Просто в одно время было больше гражданских активистов среди пленных. С военными проще, потому что к военным никаких вопросов не возникает, идешь и освобождаешь. Если же пленный гражданский, мне требуется перепроверить, стоит ли освобождать этого человека, или менять его, или нужно уговорить сторону, чтобы его просто отпустили. Недавно позвонила супруга одного из пленных, рассказала, что три комбайнера шли с работы вечером через блокпост, их приняли за разведчиков и начали допрашивать. Прострелили каждому колено. А в плену с простреленным коленом многие соглашаются «быть разведчиками». Даже местные жители.

— Да даже без простреленных колен...
— Да, даже без простреленных. В общем, выяснилось, что они все-таки просто комбайнеры, и отпустили. Такие случаи происходят с обеих сторон. Это ненормально. Это надо прекратить.

— А что касается идейных людей, которых задерживают в ДНР и ЛНР? С ними сложнее работать? Гражданского активиста, который выступает за единую Украину, сложнее вытащить, чем комбайнера?
— Сложнее. Он подлежит обмену. Если он просто волонтер, который привозил продукты питания, это проще. Если привозил бронежилеты, литературу, ездил сам с оружием, то сложнее.

— Есть один такой тонкий момент: когда пропадает какой-то человек, как должны вести себя СМИ и блогеры, чтобы не навредить? Многие уже советовали, что если предавать историю сильной огласке, это усложняет работу.
— По-разному. Да, бывает, что это усложняет работу и переговорщику, и самому пленному. Информацию нужно давать дозировано, без каких-либо неточностей. Например, пишут, что забрали активиста «Правого сектора» — а парень не знает, что такое «Правый сектор», ну, был у него флаг черно-красный, но это не значит, что он активист. Для той стороны это будет аргументом держать его дольше, пытать жестче. Ну, и пленным надо себя аккуратно вести. У меня был случай, когда человеку, которого приехали менять, сказали, что его отпускают на свободу, и попросили рассказать, чего он все-таки наделал. И он наговорил много лишнего. В результате я его уже три недели не могу забрать.

— Это такая уловка у них была?
— Они не готовились к этому. Случайно спросили, а он случайно наговорил на себя. Очень много пленных наговаривают, создают себе ценность, чтобы выжить. Им кажется, что сейчас их расстреляют, и надо показать какую-то важность. Они говорят, что они корректировщики, например. Я знаю с десяток «корректировщиков», которых держат в Донецке. Они не корректировщики, они не знают, что это.

— А как они должны были себя повести?
— Мне сложно сказать. В каждой ситуации в плену пусть каждый ведет себя так, как видит и может.

— Но нужно вести себя по-честному?
— Лучше по-честному, если ты не военный и не профессиональный разведчик.

— Два дня назад ко мне обратились люди, которые сообщили, что в Макеевке задержали блогера, который якобы был корректировщиком. Его матери сказали, что он будет расстрелян. Как вести себя в такой ситуации?
— Во-первых, надо сообщить в наш центр. Мы сразу связываемся с человеком, который его удерживает, или с его начальством, и обговариваем эту проблему. Никто не будет расстреливать «во вторник в 12 дня». Никто не сможет поставить условие освободить кого-то из тюрьмы к вечеру субботы. Для этого и нужны переговорщики, чтобы объяснять процедуры освобождения и разговаривать. Это такой способ усилить свою позицию, но надо понимать, что когда командир просто меняет людей, эта позиция принимается. Когда он говорит, что до вторника расстреляет человека — то автоматически переходит в ранг террориста, потому что угрожает жизни пленного. Это неправильно.

— А вы знаете, сколько человек за все это время было расстреляно в плену?
— Я знаю приблизительную цифру, но не скажу ее.

— А можете ли вы сказать, где сейчас опаснее всего? Где применяют самые жестокие пытки?
— Нет такого понятия, как «самые зверские» или «самые опасные». Мы работаем три месяца, и условия содержания везде более-менее одинаковые. Есть редкие отщепенцы, они есть всегда во всех войнах. У кого-то нервы сдают, кто-то изначально ненормальный. Кто-то хочет расстрелять пленных, ходит с автоматом. Кто-то хочет бросить гранату в камеру с пленными, отомстить, так сказать. Это, как правило, люди невысокого морального уровня, необразованные, просто шалят словами. Или же доведенные в результате психического или алкогольного состояния до такого желания.

«Уберите слово летчик и поймите, что я — истребитель»

— Что это за люди, с которыми вы ведет переговоры? Какой у них характер? Ради чего они это делают? Вы наверняка успели себе портрет сложить.
— А ради чего украинская армия захватывает пленных? Что это за люди в украинской армии и батальонах?

— То есть, для вас это одни и те же понятия?
— А для вас не одни и те же? Для вас шесть миллионов луганских и донецких жителей вдруг стали врагами?

— Нет, мирные жители не являются врагами.
— А те, кто ходит с оружием — их 15 тысяч — они враги?

— Ну, вообще-то да. Это люди, которые угрожают жизни и здоровью мирных людей.
— Армия угрожает жизни и здоровью мирных людей. Она для этого создана. Офицеры, закончившие военные училища, — это профессиональные убийцы, или вы не знали об этом? Не знали? Это не человек, который ходит с флагом на параде, это человек, который в окопе убивает другого человека. Он на это учился, так же, как я — летчик-истребитель. Красивое слово, в быту привычное. Уберите слово летчик и поймите, что я — истребитель. Я должен что делать? — Истреблять. Я не отношусь к тем людям так, как относитесь вы к врагам. Вам легко с этой позиции. А я этих людей давно знаю. Там офицеры, там афганцы, с которыми мы протестовали против Януковича. Там люди, с которыми мы стояли на Майдане. На Евромайдане. Но мы его так не называли.

— Там — это где?
— Там — на той стороне. За ленточкой. В Луганской и Донецкой республиках.

— То есть, эти люди стояли с вами на Майдане?
— Да, они теперь воюют с украинской армией. Они с двух сторон.

— А почему они это делают?..
— А почему на Майдане это делал «Правый сектор» ? Или почему люди стояли на Майдане?

— Если они были на одном Майдане, почему они теперь выступают против тех людей, с которыми стояли рука об руку?
— Потому что люди, которые были на Майдане, удовлетворились снятием Януковича — и все. Больше ни одно требование не выполнено. А эти решили до конца идти. Им мало того, что сняли Януковича, им нужны реальные изменения. И большинство пунктов, которые они требуют — те же, что провозглашались на Майдане.

— Но выглядит это совершенно по-другому.
— За это надо журналистов поблагодарить и всех остальных, кто обозвал их террористами. И тех, кто придумал слово «АТО» вместо слова «война».

— Но Россия не признает это войной...
— Россия здесь при чем?

— По-вашему, Россия не участвует в этом конфликте?
— Вы там видели российские войска?

— Я видела военных из России.
— Вы видели участие российских войск?

— Официальных — нет.
— Вы и неофициально их не увидите, потому что их там нет. Если вы видели какого-то человека русского или военного, это не означает участие России.

— А как это назвать?
— Как угодно. Вы знаете, что наемники воюют с обеих сторон?

— Да.
— С обеих. И с украинской, и с луганской и донецкой. Ну, вот, как это назвать, что и Польша воюет вместе с нами, и Швеция? Есть нехороший анекдот: «Россия воюет с Америкой до последнего украинца». Это больше похоже на правду. Но это геополитика, и разбор совершенно в другом месте. Специалисты по национальной безопасности могут об этом говорить. Мы же работаем непосредственно в поле и, пользуясь этими знаниями и своим опытом, называем вещи своими именами. Если там есть поставка российского оружия, это одно дело. И какой человек его поставляет? Путин может запретить, это другой вопрос. Если там есть российские офицеры, это тоже другой вопрос. Это не участие России.

— А как это назвать?
— Вы были там?

— Я последние полгода только этим и занимаюсь.
— И что, все российские офицеры? Чечены все?

— Нет, не все, но костяк. Люди, которые руководят процессом.
— Да Господь с вами. С украинскими паспортами?

— С вполне себе российскими паспортами.
— Это называется «советники».

— Инструктора.
— Еще в Советском Союзе мы уезжали в другие страны, как «шахтеры, по обмену опытом» — были военными советниками. Точно также советуют и специалисты с разных стран, инструктора. Не потому что страна туда отправляет, а потому что народ просит.
Вот мы собираемся сделать с вами банду маленькую, но нам нужен специалист, и мы его приглашаем. Бандита какого-нибудь. Для того чтобы он посоветовал, как и что делать.

— Но люди, которые рассказывают, как и что делать, все из России. Как можно говорить о том, что этот процесс является внутренним, если он управляется извне?
— Вы так хотите, так и говорите.

— Нет, я пытаюсь разобраться.
— Разбирайтесь. Я вам сказал свое мнение. Все вопросы решаются внутри Украины. Войну уже можно было выиграть одной и другой стороне восемь раз.

— Если бы не...?
— Если бы было желание выиграть, а не растянуть. Огонь прекратить и договориться — можно было за три месяца. В любой ситуации можно остановить огонь и договориться.

— Почему, по-вашему, этого не происходит?
— Кто-то не заинтересован в прекращении войны. Я могу договориться.

— А вы будете это делать?
— Буду. Сейчас не применяется закон о войне. В Киеве боятся военного положения и не знают, что это такое. Гражданские люди, которые находятся у власти, боятся военных, потому что когда будет военное положение — гражданские, возможно, будут не у власти, станут руководить военные. В результате страдает вся инфраструктура, люди страдают.

— Вы считаете, что нужно вводить военное положение?
— Если идет война, значит, нужно вводить военное положение. Журналистам нужно запрещать писать о войне, потому что они не понимают, что это такое. Разрешить нужно только специалистам. Должна быть жесткая цензура по этому поводу, чтобы не навредить. Я противник цензуры, но я так говорю, потому что знаю. Налоги должны собираться правильно, а не так, как Яценюк выпрашивает у парламента добавление какого-то налога по каждому закону. На войне все очень просто. Есть война, есть вопросы, есть победа. Есть цель. А здесь непонятно что.

— Киев просто стремится продолжать жить мирной жизнью...
— Киевляне стремятся. А правительство разве стремится?

— Никому же не выгодно военное положение. На Западной Украине как будто нет войны.
— А квартира страдает, если военное положение только на кухне? А в спальне все нормально? Это же ваша квартира, вы же должны управлять квартирой своей, поэтому военное положение везде: и в спальне, и на кухне. Западная Украина, хочет, не хочет — но участвует в войне, отправляет своих солдат. Я их вижу, потому что вытаскиваю из плена, они по-русски слова произнести не могут. Они еще как участвуют. Так что это не антитеррористическая операция. Это война.

— Война какая?
— Новая. Непонятная. Гибридная. Почти гражданская.

— «Почти» — потому что есть «консультанты» ?
— Консультанты есть всегда. Почти гражданская, потому что идеологически их различить почти невозможно. Воюющие стороны хотят хорошо жить. Они хотят, чтобы были ровные дороги, сытая семья. Для них нет большой разницы, примкнуть к России или к Евросоюзу или остаться самим. Они хотят лучше жить. Всех довели до нищеты, ту и другую стороны.

— Но война доводит еще сильнее.
— Война — это прогресс всегда: и в душах, и в завтрашнем дне. Украина — богатая страна, она нищей никогда не будет. Я думаю, что война закончится, и люди станут богаче.

— Вместе с Донбассом?
— Вместе.

— То есть Приднестровье-2 там не получится?
— Нет. Разрушена инфраструктура, поэтому не получится. Украинцы — работящие люди и умеют грамотно работать. Инженера шикарнейшие, и в Донецке там все-таки один из элитных вузов Украины — Политехнический институт.

— Снаряд туда недавно прилетел...
— Это серьезный вопрос — чей снаряд. Есть какая-то третья сторона — мы сейчас ее так называем — которая разбрасывает эти снаряды и сваливают на одну или другую сторону.

— Что это за «третья сторона» ?
— Я пока не знаю, не владею такой информацией. Мы называем это третьей стороной. Безлер называет третьей стороной, и в Донецке так говорят. Их ищут. Смотрят, что это за диверсанты.

«Мать не должна была бездумно голосовать, в следующий раз она будет голосовать сердцем»

— Вы говорите, что люди одинаковые с обеих сторон. А вот ситуация: маме сказали, что ее сына хотят расстрелять. Привели к нему палача и священника — ей так сказали, — и она готова на коленях ползти умолять ополченцев, чтобы ее сына отправили хотя бы рыть окопы. Это правильно?
— Да, это правильно. Когда родственники заботятся о близких, которые находятся в плену, это прекрасно. Так и получается семья. А мать не должна была бездумно голосовать, и в следующий раз она будет голосовать сердцем, с учетом пережитого. И сын будет правильно выбирать свое правительство.

— То есть это такой путь очищения, по-вашему?
— Да. Мы перестали ездить к родителям и вспоминать их часто.

— А ополченцы потом смогут «выбирать сердцем» ? Научатся ли они думать в таком ключе?
— Ополченцы — точно такие же украинцы. Они не из другого теста, у них та же группа крови, она такая же красная. Они учились в таких же школах, сидели за одной партой.

— Но у них немного другое положение. Они в меньшинстве.
— В каком меньшинстве? Сколько надо убить людей, чтобы Донбасс считался украинским? Сто тысяч? Двести?

— Ни одного бы...
— То есть, нужно разговаривать. Договариваться. Надо научиться слушать. Хороший переговорщик мало говорит и много слушает.

— А как вы думаете: дончане, которые привыкли пассивно относиться к политике и к жизни, научатся чему-то?
— Конечно. Они уже научились. Мы все уже научились. После Майдана Украина такой же не будет, а тем более после этой войны. Мы все теперь другие.

Источник

«Я не желаю быть ВВС Ирака или курдскими ВВС». Эти слова были произнесены президентом США Обамой в его недавнем интервью изданию New York Times.

Одного только этого предложения достаточно для того, чтобы показать позицию, которую занял Обама с начала сирийского кризиса. То есть показать то, что все региональные проблемы он старается целиком возложить на государства региона.

*

Однако между окончательным удалением из региона и тем, чтобы «быть ВВС Ирака», существует множество промежуточных вариантов. И, кстати, по этой причине Обаму критикуют как республиканцы, так и собственная партия Обамы, то есть демократы. Недавно к этому каравану критики присоединилась Хиллари Клинтон — госсекретарь первого кабинета Обамы. В беседе с журналом The Atlantic она отметила, что причина усиления ИГИЛ заключается в пассивной политике Обамы.

Но теперь, очевидно, период пассивности подходит к концу. США признают свои ошибки. И начинают действовать в поле, которое находится между двумя этими крайностями.

*

В интервью The Atlantic Клинтон сделала подобный намек: «Чтобы противостоять распространению радикального ислама, нам следует искать вдохновение в борьбе, которую мы вели в годы холодной войны против коммунизма». Также бывший госсекретарь США подчеркнула, что в эти дни она постоянно размышляет над двумя столпами этой борьбы — политикой «сдерживания» и политикой «устрашения». Об этом также говорил глава генштаба США Мартин Демпси (Martin Dempsey). В одном из интервью он так определил стратегию США против ИГИЛ: «Сначала сдерживание, затем раздел и, наконец, разгром».

*

Что эта стратегия холодной войны предполагает на практике? Прежде всего, американское командование даже не рассматривает вариант сухопутной операции. По позициям ИГИЛ в Ираке США планируют наносить удары только с воздуха. Причина — не допустить террористической атаки этой организации на территории США. Так, на прошлой неделе глава ФБР Коуми (James Comey) отметил: угроза того, что ИГИЛ осуществит атаку в стиле 11 сентября, лишает сна.

В данный момент воздушные атаки США ограничиваются только северным Ираком. Но, как только в Багдаде будет создано новое правительство (предполагается, что это произойдет в течение месяца), США планируют ударить и по тем позициям ИГИЛ в Ираке, которые не находятся на территории Курдистана. К тому же разрабатываются планы по нанесению более частых и продолжительных атак. Сухопутная война при этом ложится на плечи курдских формирований «пешмерга» и Багдад.

*

Почему США ждут создания правительства в Ираке? Расчет здесь заключается в следующем: как только вновь созданное правительство признает права суннитов, суннитские племена перестанут поддерживать ИГИЛ. Тогда организация ослабнет. Но если в течение ближайшего месяца ИГИЛ сделает какой-либо стратегический ход вне территории Курдистана, США могут и отойти от этого календаря. Конечно, все при единственном условии: процесс создания правительства должен идти так, как того желает Вашингтон. А именно — новое правительство должно представлять интересы всех проживающих на территории страны этнорелигиозных групп.

Есть только один вариант, при котором США могут пойти на сухопутную операцию: атака ИГИЛ на территории США или какой-либо европейской страны. То есть только в составе международной коалиции и с одобрения ООН.

*

Почему США не наносят удары по позициям ИГИЛ в Сирии? Потому что этого, с одной стороны, не требует правительство в Сирии (в отличие от иракского правительства). С другой стороны, допускающую подобные атаки резолюцию не примет Совет Безопасности ООН. Ведь два его постоянных члена — Россия и Китай — будут против. А без их согласия невозможна правовая основа, необходимая для такого рода вмешательства. Более того, широко распространено мнение о том, что удары по ИГИЛ в Сирии будут лишь способствовать усилению Асада.

Отныне США отказываются от односторонних действий. В отношении региональных проблем они стремятся к разработке общих со странами региона стратегий. В конце концов они осознали эту необходимость и теперь, в частности, взаимодействуют по иракскому вопросу с Ираном.

*

Теперь США понимают, что их собственные ошибки породили опасности, воздействию которых сегодня подвергаемся и мы. И предъявляют счет самим себе, размышляя над тем, как их исправить. Это необходимо понимать всем, кто обвиняет Анкару в появлении и усилении ИГИЛ.

Источник

Украинский конфликт не имеет перспектив скорого завершения

«Пока нет данных о том, что российские самолеты со дня на день начнут бомбардировки польских городов, однако уровень угрозы постоянно возрастает», предупреждает в интервью газете Polska (18.08) политик Павел Коваль (Paweł Kowal), который призывает НАТО обновить планы по защите стран-членов Альянса, а также оказать деятельную поддержку Киеву. Международное сообщество заинтересовано в евроинтеграции Украины и стабилизации ситуации на ее территории, поскольку лишь это сможет остановить великодержавные притязания Кремля, полагает Коваль.

Глава Бюро национальной безопасности Польши Станислав Козей (Stanisław Koziej) в беседе с Gazeta Wyborcza (16.08) негативно оценивает политику России в отношении Украины, однако исключает возможность того, что российское руководство примет решение вступить в этой стране в открытый вооруженный конфликт или в перспективе нанести удар по одной из стран НАТО. Несмотря на это, эксперт считает необходимым, чтобы в сложившейся обстановке силы Альянса находились поблизости от его восточных границ — в Польше и странах Балтии.

Не видит перспектив скорого завершения украинского конфликта философ Марчин Круль (Marcin Król), который также возлагает ответственность за его эскалацию на Москву (Polska, 16.08). Эксперт сомневается в вероятности нового перекраивания границ в Восточной Европе, однако высказывает опасения, что затяжные военные действия могут унести еще много жизней, в том числе западных граждан. Размышления завершаются заключением, что действия России заставили Запад пересмотреть иерархию важных для себя сфер, подвергшуюся деформации после окончания холодной войны, и на первое место в ней вновь выдвинутся вооружения, быстрота реакции при отражении угроз и тому подобные темы.

В более пессимистичном тоне высказался Nasz Dziennik (20.08). Путин планирует интенсификацию военных действий на Украине, продолжая свою жестокую военную стратегию, отработанную в Чечне, и если Запад не сможет его остановить, он войдет в Польшу. Кровопролития можно было бы избежать, виной всему пассивность западных лидеров, слишком долго веривших в добрые намерения российского президента, которого не напугали их пустые угрозы и слабые санкции, подводит итог автор комментария.

Москве невыгодно оккупировать часть Польши или Прибалтики

«Россиянам было бы относительно легко захватить часть нашей территории, но им было бы гораздо сложнее там удержаться. Москве невыгодно оккупировать часть Польши или Прибалтики — ведь это бы означало войну с НАТО и разрыв отношений с Западом во всех сферах, что, в свою очередь, привело бы к слишком большим потерям для Кремля», — такое мнение высказал генерал Роман Полько (Roman Polko) в интервью еженедельнику Do Rzeczy (18.08). Он называет Россию непредсказуемым и опасным государством, которое в последние месяцы продемонстрировало всему миру свое истинное лицо, и на агрессию которого Запад до сих пор не дал адекватного ответа (в частности в виде широкомасштабных военных учений Североатлантического Альянса).

Сопредседатель Польско-российской группы по сложным вопросам Адам Ротфельд (Adam Rotfeld) в Gazeta Wyborcza (20.08) говорит о том, что стратегия устрашения была эффективной в эпоху холодной войны и продолжает оставаться эффективной в наши дни, и поэтому мир не обречен на развязывание войны с участием военных потенциалов крупнейших мировых держав.

Однако искра для разжигания мирового конфликта может скрываться в локальных, гибридных и ассиметричных конфликтах, использующихся в политических целях. Президент Владимир Путин не откажется от своей стратегии и будет стремиться вернуть России статус сверхдержавы, однако элементы вооруженной конфронтации отойдут на второй план, а на первый выйдут элементы экономического и энергетического давления на Киев, подчеркивает Ротфельд.

Rzeczpospolita (16.08) видит основной источник угрозы в Калининградской области. Польско-российский проект малого приграничного движения следует приостановить, так как граница между эксклавом и северо-восточными регионами Польши оказалась фактически открытой. Москва никогда не стремилась к выстраиванию по-настоящему добрососедских отношений, тем более бессмысленно говорить о них сегодня или питать надежды, что программы польских НКО могут способствовать либерализации и демократизации калининградцев, пишет газета.

Выступление Владимира Путина в Крыму

Не оправдало ожиданий польской прессы выступление Владимира Путина в Крыму. Весь мир с напряжением ждал от него переломных слов, однако в итоге не услышал ничего принципиально нового, а единственной сенсацией стало чрезвычайно скупое освещение этого события ведущими российскими информационными агентствами, отмечает Gazeta Wyborcza (15.08).

Rzeczpospolita (15.08.) пишет о том, что, по оценкам аналитиков, речь российского лидера можно оценивать как миролюбивую, и предполагает, что российские телеканалы могли отказаться от ее трансляции именно по этой причине. Мирную атмосферу встречи, замечает газета, нарушил только Владимир Жириновский, который предложил восстановить Российскую империю.

Nowa Europa Wschodnia (15.08.) концентрирует внимание на внутриполитическом аспекте визита Путина в Крым. Выступление президента следует рассматривать в контексте сложной экономической ситуации на полуострове и радикализации настроений местного населения: это визит хозяина, который хочет ознакомиться с проблемами и попытаться их решить, продемонстрировал, насколько важен для России данный регион, пишет автор материала. Одновременно он предостерегает, что расходы, которые придется понести российскому бюджету, могут оказаться для него непосильным бременем, тогда как отказ от выполнения обещаний негативно скажется на имидже федеральной власти у преисполненных надеждами крымчан.

Встреча министров иностранных дел РФ, ФРГ, Франции и Украины в Берлине

Фиаско назвали СМИ состоявшуюся 17 августа берлинскую встречу министров иностранных дел России, Германии, Франции и Украины. Особенно активно обсуждалось отсутствие на ней главы польской дипломатии Радослава Сикорского (Radosław Sikorski).

Париж и Берлин не захотели, чтобы польский «ястреб» помешал переговорам, или испугались угроз Москвы, не желающей разговаривать с главой МИД Польши, предполагает Gazeta Wyborcza (19.08). Публицист газеты высказывает надежду, что очередные туры переговоров позволят развеять опасения общественности, что Франция и Германия готовят с Москвой тайный договор, поступившись интересами Украины и «новой» Европы. Немецкая сторона должна, наконец, осознать, что «возвращения к временам, когда мы в Европе воспринимали Россию как достойного доверия партнера, не будет. Следует готовиться к долгой и суровой зиме», — резюмирует он.

Бывший глава министерства обороны Польши Януш Онышкевич (Janusz Onyszkiewicz) в интервью порталу Wirtualna Polska (19.08) также подчеркивает необходимость выработки солидарной европейской позиции в переговорном процессе с Россией, подчеркивая, что достижение компромисса на линии Москва – Киев будет сложным, поскольку Кремль «не заинтересован в урегулировании кризиса и возвращении полного суверенитета Украины в ее восточных регионах».

О популярности Владимира Путина

Развернутый анализ феномена популярности Владимира Путина и функционирования системы российской власти предприняла Rzeczpospolita (14.08). Российский президент стал человеком-символом, центром, объединяющим нацию и олицетворяющим ее надежды и чаяния. Он создал миф о великом государстве, отвлек внимание россиян на искусственно разжигаемые внутренние и внешние конфликты, оградил их от альтернативных источников информации, умело управляя сознанием граждан при помощи политтехнологов.

Но, поскольку для эффективного управления людьми устрашения и пропаганды недостаточно, в феномене Путина не менее важен еще один фактор: особый тип человека, созданный тоталитарной системой и выживший в современной России. Сложившуюся систему может пошатнуть либо внутренний путч в рядах властных элит, либо общественный бунт, но поскольку в современных условиях оба эти события маловероятны, «Путин сможет быть уверенным в том, что находящаяся в Кремле шапка Мономаха и трон Ивана Грозного останутся в его личном распоряжении», — заключает автор материала.

Источник

В субботу, 23 августа, канцлер Германии Ангела Меркель второй раз после 2008 года посетит Украину с официальным визитом. Интересно, что интрига с этим визитом существовала до полудня 19 августа. Напомним, что сначала его анонсировал президент Украины Петр Порошенко в прошлую субботу после телефонного разговора с главой немецкого правительства. А вечером 19 августа о посещении Киева «железной фрау» сообщил министр иностранных дел Павел Климкин на брифинге в Украинском кризисном медиа-центре. «Это — необычный визит. Он является результатом очень тесных личных контактов Президента Украины и канцлера Германии. Этот визит будет очень интересным с точки зрения его наполнения», — сказал Климкин, который до этой должности был послом в Берлине.

Однако на утро 19 августа не было никакого подтверждения этого визита со стороны немецкой канцелярии и только в обед в Берлине и в Киеве, в частности в немецком посольстве подтвердили «Дню», что официальный визит состоится 23 августа.

Напомним, что в последний раз Меркель была в Киеве 21 июля 2008 года. И тогда прошли ее переговоры с тогдашним президентом Украины Виктором Ющенко в Доме Городецкого. Не исключено, что и в этот раз переговоры будут проходить в известном доме с химерами. Тогдашний глава государства выразил надежду, что в рамках этого визита «мы положим начало новому этапу наших отношений». Кстати, эта встреча состоялась уже после того, как Меркель заблокировала предоставление Украине и Грузии ПДЧ на Бухарестском саммите НАТО. Поэтому остается надеяться, что немецкий канцлер сделала выводы из этой ошибки, которая стоила двух войн: в Грузии, которая подверглась нападению в августе 2008 года, и на Украине, которая ныне стала объектом российской агрессии.

«День» обратился к экспертам с просьбой прокомментировать визит немецкого канцлера на Украину и спрогнозировать его результаты.

Заместитель главного редактора журнала The Economist, автор книги «Новая холодная война: как Кремль угрожает России и Западу», Эдвард ЛУКАС традиционно очень коротко прокомментировал: «Меркель посылает мощный и позитивный сигнал. Германия просыпается — лучше поздно, чем никогда».

«Сильный жест большой обеспокоенности берлина ситуацией на востоке Украины»

Герхард Гнаук , корреспондент газеты Die Welt в Варшаве:

— Надеюсь, что это будет сильный жест большой обеспокоенности Берлина ситуацией на востоке Украины. Сегодня, 19 августа, в новостях телеканала ZDF, корреспондент которого был на борту с Меркель по пути в Ригу, прозвучало, что общая обеспокоенность относительно «настоящей» войны между Россией и Украиной растет. Во-вторых, это будет сильный жест солидарности с Киевом, и, в-третьих, это — символический визит в канун годовщины подписания соглашения между Гитлером и Сталиным.

«Сигнал Москве уважать территориальную целостность Украины...»

Дитмар Штюдеманн , экс-посол Германии на Украине, Берлин:

— Визит в Киев федерального канцлера Меркель в канун Дня Независимости Украины имеет символическое значение и является важным политическим сигналом. Независимость Украины является основной предпосылкой для мира, безопасности и благосостояния в Европе.

На этой очень опасной стадии непровозглашенной войны на Востоке Украины и в решающий момент крайне необходимых реформ политических институтов на основе верховенства права и контрольных механизмов по борьбе с коррупцией и использования служебного положения в корыстных интересах визит канцлера Меркель будет очень плодотворным и полезным.

Германия на двусторонней основе и в качестве члена ЕС поможет достичь этих целей политически, финансово и материально-технически. Вопрос о военной помощи должен быть решен в рамках ЕС и NATO. Поставка немецкого оружия исключена по принципиальным причинам. Но существует широкий спектр возможностей военной помощи, начиная от учебы-тренировки до логистики.

Германия и ЕС едины в том, чтобы сделать все, чтобы Украина стала позитивным примером демократии и социально-ориентированной рыночной экономики на постсоветском пространстве. Вполне очевидно, визит является сигналом Москве уважать территориальную целостность Украины и воздерживаться от любого вмешательства во внутренние дела иностранных государств.

Надеюсь, что этот визит будет иметь влияние на параллельные переговоры, которые ведут министры иностранных дел Украины, России, Германии и Франции с целью положить конец российской интервенции на Востоке Украины и достичь мирного урегулирования и сосредоточиться на гуманитарной помощи пострадавшим в этом регионе.

«Этот визит свидетельствует об изменениях в немецкой восточной политике»

Штефан Майстер , эксперт Немецкого общества внешней политики (DGAP), Берлин:

— Этот визит, подобно символическому визиту Меркель в Ригу, свидетельствует об изменениях в немецкой восточной политике: немецкие политические руководители признали, что рядом с Россией есть много других восточных соседей, и что при данных условиях немецкая внешняя политика должна отдалиться от акцентирования внимания в первую очередь на России и теперь вкладывать больше средств в такие страны, как Украина. А это поддержка нынешнего руководства Украины и четкий сигнал Москве, что Германия будет поддерживать Киев.

Кроме солидарности, для немецкой стороны важно в данный момент уточнить, к какому компромиссу готова украинская сторона и каким может быть решение конфликта с Россией. В ближайшие дни и недели мы будем наблюдать за ростом дипломатической деятельности с немецкой стороны, чтобы ускорить решение конфликта. Но все зависит от сторон конфликта.

Со стороны Германии можно ожидать больше поддержки Украине в интеграции в ЕС, гуманитарной помощи для Восточной Украины, но не военной поддержки. На это есть две причины: во-первых, Германия не хочет провоцировать Россию, и, во-вторых, Украина находится близко и это оружие может попасть в руки групп, которые являются также опасными для ЕС и Германии. Германия могла бы помочь в подготовке инструкторов для армии, предоставлении помощи и оборудования для пограничного контроля. А относительно возобновления украинской армии, то с точки зрения Германии, это задачи НАТО и, возможно, ЕС, а не отдельных стран-членов.

«Демонстрация символической поддержки Германией Украины в эти трудные времена»

Николай Капитоненко , исполнительный директор Центра исследования международных отношений, Киев:

— Значение этого визита лидера самой влиятельной страны ЕС — большое. Сам по себе такой визит во время конфликта — признак поддержки и это для нас очень важно.

С другой стороны, этот визит важен и для Германии, потому что Меркель находится сейчас в сложной ситуации, по причине очевидного дефицита инициативы в общей внешней политике ЕС. Евросоюз просто не может справиться с ситуацией, возникшей на Украине. Германия, которая пытается брать на себя роль одного из государств лидеров ЕС, конечно, должна предпринимать какие-то шаги по урегулированию ситуации. Поскольку надеяться на институты ЕС нельзя, то Меркель берет дело в свои руки. Для нее это сложно, потому что отношения с Россией для Германии — приоритет. И потому для нее будет очень важно найти выход из ситуации, чтобы не навредить окончательно двусторонним немецко-российским отношениям. И если ситуация будет усложняться, то авторитет Германии уже в качестве лидера ЕС будет поставлен под сомнение.

Что касается повестки дня визита, то, скорее всего, Германия будет пытаться продолжать пути диалога с Путиным, возможно, будет опять предлагать многосторонние форматы, теперь уже на уровне руководителей государств. Меркель будет всячески продвигать идею диалога, а не конфронтации. Думаю, что здесь сигналами могут быть заявления о том, что Украина не получит военную помощь от НАТО и ЕС и что в НАТО Украине вступать в данный момент не время. То есть Германия будет, скорее всего, проводить такую своеобразную миротворческую линию, которая фактически называется подыгрыванием агрессору.

— Но в европейской печати пишут, что Меркель заняла твердую позицию против Путина, и, находясь в Риге, канцлер заявила, что экономические санкции западных стран против России из-за ситуации на Донбассе «должны продолжаться»...
— Я не думаю, что можно говорить об изменении политического курса Германии, поскольку это требует определенного времени. А позиция Германии относительно конфликта на Украине была определена в марте-апреле и она ее придерживается. И это зависит не только от Меркель, но и экономических интересов Германии. А такие отношения имеют долгосрочный характер.

Лишь после того, как пророссийские сепаратисты сбили малайзийский лайнер, можно было наблюдать мгновенное влияние на ситуацию, и риторика стала жестче. Но что касается конкретных шагов и действий, Германия продолжает занимать позицию, которая у нее была, то есть пытаться играть роль посредника, и я не думаю, что от Германии можно ожидать каких-то жестких шагов по отношению к Путину с одной стороны, каких-то энергичных шагов по поддержке Украины с другой.

— Разве заявления о том, что Германия не предоставит военную помощь, как этого просит Украина, не являются своеобразным подыгрыванием агрессору?
— Да, это как раз и есть то, что можно рассматривать как часть миротворческой стратегии, за которую на Украине критикуют Германию и ЕС в целом. Берлин не может делать заявления о том, что поддержит Украину войсками, снабжением оружия или просто более жесткой дипломатической позицией относительно России. Даже здесь сложности возникают, поскольку, скорее всего, есть предел ухудшения отношений с Россией, за который Германия не готова переступить в настоящий момент. И она это дает понять, в первую очередь Украине.

Основное значение визита символическое. Визит такого уровня в столицу Украины накануне Дня независимости демонстрирует символическую поддержку Германией Украины в эти трудные времена. Но я не думаю, что что-то будет существенно больше этого. С другой стороны, это будет важный визит для самой Германии, для ее роли в Евросоюзе, поскольку будет означать перехват инициативы из Брюсселя Берлином. Брюссель в течение всего времени ничего особо не сделал в поддержку Украины или же влияние на эту ситуацию просто не продемонстрировал. Поэтому дело возвращается к государственному уровню, не институционному, как это ЕС пытался делать. Именно старая добрая дипломатия между наибольшими столицами Европы будет решать судьбу конфликта.

— А как вы можете прокомментировать слова Климкина о том, что этот визит будет «очень интересным с точки зрения его наполнения» ?
— Мне тоже интересно, что именно подразумевается. Я думаю, что Климкин, который работал в Берлине послом, возможно, имеет какие-то заготовки. Может быть, речь идет о каких-то более долгосрочных планах, которые только будут очерчены в какой-то долгосрочной перспективе, или это касается каких-то шагов по имплементации соглашения об ассоциации. Возможно, будут какие-то конкретные шаги в экономическом направлении. И это, конечно, будет полезно для Украины. Но что касается военно-политических аспектов и роли Германии в нынешнем кризисе, этот визит будет закреплением позиции Германии относительно данного вопроса.

Источник

Прошло двадцать лет с тех пор, как в споре о расширении НАТО сошлись сторонники продвижения на восток и сторонники учета российских интересов, и теперь каждая из сторон может по праву заявить: «Мы же вам говорили». Да, говорили. Но сегодня, когда Россия и Украина готовы воевать друг с другом, их заявления не имеют никакого значения. Мало что можно сделать в условиях эскалации кризиса в Восточной Европе, хотя он был предсказуем, и его предсказывали.

У сторонников расширения были солидные аргументы. Холодная война закончилась. В Европе воцарился мир. Советской угрозы больше нет. Центральная Европа, ставшая кладбищем европейских империй, нуждается в помощи при переходе от своего коммунистического прошлого к рыночной демократии. Если НАТО не поможет и не возьмет этот регион под свое крыло, вновь появятся старые привычки, и Центральная Европа опять погрязнет в старом междоусобном соперничестве, которое поставит под угрозу с таким трудом обретенный мир. НАТО обязана взять этот регион под свое крыло; она должна принять в свой состав новых членов. Иначе альянс захиреет и умрет.

Но сторонники России парировали эти доводы — России это не понравится, ни сейчас, ни в будущем. Россия сейчас слаба и неспособна эффективно противостоять расширению НАТО, но когда страна немного окрепнет, она будет активно противодействовать любому расширению. Для Европы и США Россия важнее, чем Центральная Европа, и поэтому намного целесообразнее договариваться с Россией, нежели осчастливливать Центральную Европу. Кроме того, добавляли они, прием новых членов в состав альянса, который сталкивается с проблемами, похож на то, как испытывающая семейные трудности супружеская пара рожает детей в надежде на спасение брака.

Расширение НАТО, отвечали сторонники альянса, не направлено против России. Это движение в сторону России, цель которого — придвинуть зону стабильности и процветания как можно ближе к ее границам. Россия со временем поймет, что расширение НАТО ей выгодно, и согласится с этим. А если не согласится — очень жаль, но всем не угодишь. В любом случае расширение НАТО сейчас, когда Россия слаба, это правильный ход. Это страховка от будущего неоимперского возрождения России.

С начала дебатов прошло более двух десятилетий, и сегодня обе стороны могут утверждать, что были правы. Прогресс Центральной Европы за последние двадцать лет превзошел все ожидания. Регион стал стабильным, демократическим и процветающим. Он полностью интегрировался в НАТО и ЕС. Расширение НАТО принесло свои плоды.

Но Россия не изменила свои взгляды на расширение НАТО и считает, что такое расширение является шагом против нее, а не к ней. Когда Россия в середине 2000-х годов немного окрепла, она направила свою политику на недопущение вступления в НАТО Грузии и Украины. После одной «горячей» войны (Грузия) и одной тайной (Украина), после двух аннексий де-факто (Южная Осетия и Абхазия) и одной де-юре (Крым) Россия недвусмысленно показала, что не намерена пускать НАТО на свой порог.

Кто был прав, и кто ошибался? Две стороны в этом споре — сторонники НАТО и России — не разрешат его никогда. Отчасти это вызвано несовместимостью из взглядов. Для сторонников расширения это прежде всего дело высоких принципов. Для сторонников российских интересов это прежде всего дело геополитики. У каждой из сторон есть масса доводов в пользу своей точки зрения. Кризис на Украине доказал, что обе они правы. Сторонники России говорят, что сбылось их пророчество, что Россия никогда не согласится с расширением НАТО и будет всячески этому препятствовать. Для сторонников НАТО это доказательство того, что Россия неисправима. Они говорят, что опыт Центральной Европы показывает, какую пользу членство в альянсе может принести Украине, если только ей удастся вырваться из российских тисков.

Могла ли НАТО закрыть свои двери для Центральной Европы в середине 1990-х и тем самым лишить эти страны возможности соединения с Западом? Надо ли было альянсу искать более подходящую альтернативу самому себе, которая больше соответствует эпохе после холодной войны? Реалистично ли было ожидать, что провозгласивший себя самым успешным в истории альянс скажет, что «миссия выполнена», и объявит о самороспуске?

Реалистично ли было ожидать, что Россия, болезненно пережившая распад Советского Союза и ищущая новую самоидентификацию посреди внутриполитических неурядиц и спада, станет «нормальной» страной и провозгласит в качестве своих основополагающих принципов демократию и рынок? Реалистично ли было ожидать, что она откажется от своего исторического багажа в виде имперского прошлого и согласится с расширением НАТО? Ответы на все эти вопросы самоочевидны, особенно сейчас, когда мы можем оглянуться назад.

НАТО никуда не исчезнет, как не исчезнет и неприятие Россией этого альянса в качестве главной опоры безопасности и стабильности в Европе. Это противостояние не означает начало новой холодной войны. У НАТО и у России есть более серьезные и неотложные проблемы, вызывающие тревогу — террористические угрозы, распространение ядерного оружия, усиление Китая, эпидемия Эболы и так далее. Но представление о единой и свободной Европе, находящейся в мире с собой и с соседями, что должно было обеспечить расширение НАТО, сегодня гораздо дальше от нас, чем двадцать лет тому назад.

Юджин Румер — бывший сотрудник национального совета по разведке, занимавшийся Россией и Евразией. Сейчас он старший научный сотрудник и директор Российско-Евразийской программы в фонде Карнеги.

Источник

Мы в первый раз встречаемся с Петром Порошенко после его избрания.

Он принимает меня в просторной гостиной с лепниной на стенах и позолотой (почему-то с розовым оттенком). Там уже стоят камеры украинского телевидения, которые снимут первые минуты беседы.

Он говорит о нашей встрече на Майдане в самом начале революции с неизвестными тогда перспективами. Волею случая в то февральское воскресенье наши выступления шли друг за другом, и мы пересеклись на трибуне.

О том, как несколько недель спустя я пригласил его в Париж вместе с Виталием Кличко и лидерами киевской еврейской общины на встречу с президентом Франсуа Олландом в Елисейском дворце.

О том, как во время избирательной кампании я был вместе с ним на митингах в Кривом Роге, Днепропетровске, Днепродзержинске и прочих русскоязычных городах востока Украины. Он оказал мне большую честь и позволил обратиться к толпе по-французски - с приветствием от Европы.

Наконец, он говорит о моей сегодняшней поездке в Одессу, где я должен зачитать в оперном театре текст пьесы, которую написал для Жака Вебера (осенью его постановка выйдет в Париже). Почему Одесса? -спрашивает он. Из-за Исаака Бабеля, господин президент, и его «Конармии». Из-за Эйзенштейна и его знаменитых лестниц в «Броненосце «Потемкине». Но в первую очередь потому, что эта пьеса — дань уважения новой Украине, и потому, что Одесса — это город, где все говорят по-русски, но были и остаются украинскими патриотами.

Потом камеры быстро убирают, и мы переходим к главному. К войне. Его войне. Войне, которую навязали ему профинансированные Кремлем сепаратистские наемники. Войне, в которой он сейчас побеждает.

Далее - о самом главном, о нашумевших «Мистралях» (речь идет не о двух, а о четырех кораблях), которые Франция продала России. Их поставка не только ставит под сомнение привилегированные отношения двух наших наций, но и будет воспринята Путиным как совершенно неуместный знак одобрения.

Я говорю ему, что многие люди во Франции (начиная, по всей видимости, с самого президента Республики) разделяют его точку зрения и надеются, что у нас получится с достоинством выбраться из этой ловушки.

Я говорю ему, что существует два возможных конкретных выхода, которые, насколько мне известно, рассматриваются в настоящий момент. Первый пришел из Германии, о нем говорили с Франсуа Олландом в Париже по случаю столетней годовщины убийства Жореса: Европейский Союз мог бы выкупить эти четыре контракта для кого-то из своих членов или, еще лучше, для себя самого, положив тем самым начало строительству общей оборонной системы. Второй вариант предложил я сам: Европейский Союз опять-таки выкупает суда, но на этот раз для Украины, которая посредством долгосрочного кредита на привилегированных условиях ощутит, наконец, обещанную ей много месяцев назад «европейскую солидарность».

Петр Порошенко слушает.

Его ближайший соратник Валерий Чалый делает заметки.

Он отвечает мне, что такая идея обладает большой символической силой, и что он, разумеется, приветствует ее.

В то же время он отмечает, что его армии сейчас в первую очередь необходимо высокоточное оружие, и что Франция — одна из немногих стран, которой по силам обеспечить его поставки. Такое вооружение позволило бы:

1. Удержать Путина от дальнейших шагов в этой преступной войне.

2. Успокоить раз и навсегда донецких террористов без ущерба для мирного населения.

3. Без промедления добиться мира по всей стране, которого на самом деле хочет подавляющее большинство украинского населения.

В этот момент Петр Порошенко совершенно не похож на шоколадного короля, с которым я повстречался полгода назад.

Или на того набожного человека, который как-то утром за несколько минут до начала митинга пошел помолиться в расположенную неподалеку православную церквушку.

Сейчас этот человек с массивными плечами, готическим лицом и настороженным ястребиным взглядом напоминает скорее молодого Тито на тех редких его фотографиях в Париже, когда он вербовал людей для испанских интернациональных бригад.

Его простая, но неопровержимая логика, умение показать оправданность и справедливость принятых решений, все это наделяет его чертами бойцов сопротивления, о которых Жорж Кангилем говорил, что в бою они руководствуются логикой, а не темпераментом, и что это наиболее разумный подход.

Он — главнокомандующий против воли, страж Европы, в которую верит почти так же сильно, как в Украину. Он дает отпор Путину, хотя многие его коллеги предпочитают прятать головы в песок и договариваться с ним. В этот самый момент он возносится в пантеон великих людей, которые всегда вызывали у меня восхищение. Их всех объединяет то, что в определенный момент жизни они оказались в водовороте судьбоносных событий, но смогли найти в себе силы и нащупать путь к величию.

Отвага и достоинство.

Благородство политики, когда та принимает форму истории.

Сила на службе и разума, а не наоборот.

Нам нужно поддержать президента Порошенко. Нужно последовать за ним по выбранному им пути, пути неприятия восточного империализма.

Источник

Как сообщили ранее на этой неделе государственные СМИ КНДР, в Северной Корее опубликуют собственный доклад о правах человека.

Центральное телеграфное агентство Кореи (ЦТАК) сообщило о работе, проделанной Северокорейской Ассоциацией по изучению прав человека. Эта организация была создана в 1992 году «с целью способствовать развитию исследований прав человека в КНДР и координировать деятельность экспертов по правам человека в различных областях».

В сообщении ЦТАК также говорилось, что Северокорейская Ассоциация по изучению прав человека планирует «опубликовать подробный доклад о политике, проводимой властями КНДР в отношении прав человека, и о том, как на самом деле обстоят дела с правами человека в Северной Корее». Как только закончится работа над докладом, он будет обнародован, однако точные даты пока не известны.

Как сообщает ЦТАК, «в докладе будет показана истинная картина того, как люди в КНДР неустанно идут навстречу светлому и счастливому будущему, наслаждаясь свободной и счастливой жизнью в социалистической системе, ориентированной на народные массы; также будут раскрыты подлые планы США и других враждебных стран, которые делают все возможное, чтобы уничтожить идеологию Северной Кореи и социальную систему страны под лозунгами "защиты прав человека"».

Доклад будет составлен для того, чтобы опровергнуть утверждения «США и других враждебных стран» о нарушениях прав человека в КНДР. Это, скорее всего, отсылка к опубликованному этой весной докладу, созданному специальной комиссией Совета Безопасности ООН.

В докладе ООН говорится, что преступления против человечности в Северной Корее «не имеют никаких аналогов в современном мире» и являются непосредственным результатом «политики, проводимой высшими органами власти КНДР.

«Эти преступления против человечности включают массовое уничтожение людей, убийства, рабский труд, пытки, лишение свободы, изнасилование, принудительный аборт и другие формы сексуального насилия, преследования по политическим, религиозным, расовым и гендерным мотивам, насильственное перемещение населения, насильственное исчезновение, умышленные акты жестокости, приводящие к длительному голоду».

По оценкам, представленным в докладе, в Северной Корее насчитывается 80-120 тысяч политических заключенных, которых содержат в концлагерях.

Члены комиссии, ответственные за доклад, также отправили письмо северокорейскому лидеру Ким Чен Ыну, в котором призвали его представить Северную Корею в Международном уголовном суде. Однако во время написания доклада КНДР никак не сотрудничала с комиссией, и можно смело предположить, что Ким Чен Ын даже не собирается рассматривать подобное предложение.

Источник

В Кремле, по данным «Ведомостей», обсуждается запрет на импорт в Россию западных автомобилей. Чем это грозит немецким автомобилестроителям? DW нашла ответ на этот вопрос.

После ограничения импорта продуктов питания из стран Запада Россия рассматривает целый ряд других санкций. Как вариант — полный или частичный запрет на импорт иностранных легковых автомобилей, написала на этой неделе деловая газета «Ведомости» со ссылкой на свои источники в Кремле. Если Москва примет такие меры, чем это грозит немецким автомобилестроителям?

«Конечно, такой шаг нанесет ущерб немецким автомобилестроительным компаниям», — сказал в интервью DW авторитетный автомобильный эксперт, профессор Фердинанд Дуденхеффер (Ferdinand Dudenhöffer) из Университета Дуйсбурга-Эссена. Вместе с тем он предложил выбрать правильный масштаб рассмотрения проблемы. «Немецкий автопром продает примерно 3 процента ежегодно производимых им автомобилей на российском рынке. 97 процентов продаж останутся не затронуты санкциями. Это болезненно, но с такой нагрузкой немецкие автомобилестроители справятся. Мир не скатится в тартарары», — сказал Дуденхеффер.

Косвенный эффект опаснее прямого

«Пустой угрозой» считает рассматриваемые в Москве меры журналист газеты Die Welt Николаус Долль (Nikolaus Doll), пишущий на автомобильные темы. Большинство продаваемых в России западных моделей легковых автомобилей уже производится на территории страны и тем самым не подпадет под санкции, отметил он. Российский автомобильный рынок занимает лишь девятое место по важности для немецкого автопрома, из 14 миллионов легковых автомобилей в России немецкие компании продали не многим более полумиллиона, напомнил Долль. Истинную проблему эксперты видят совсем в другом.

Куда важнее прямых последствий возможных ограничений на импорт западных автомобилей являются косвенные последствия, говорит Дуденхеффер. «Проблема в том, что наши политики продолжают эскалацию конфликта и пытаются решить российско-украинский конфликт неполитическими методами. В результате только обостряются структурные проблемы экономик стран ЕС, ухудшаются исходные позиции западных производителей на протяжении всей цепочки автомобильного производства. Косвенные эффекты такого шага намного хуже возможных прямых, их-то можно сгладить», — сказал профессор Дуденхеффер.

Чувствительный российский рынок

Цель российского президента Владимира Путина, вероятно, больше простого желания чувствительно задеть Запад: он использует кризис для того, чтобы заставить иностранные автоконцерны производить в России еще больше авто и тем самым привязать их к России, пишет Николаус Долль. Но на фоне падения продаж это может оказаться для западных производителей ловушкой.

Еще недавно российский автомобильный рынок считался перспективным. По различным прогнозам, Россия должна была уже в ближайшие 2-3 года обогнать Германию по числу новых проданных легковушек и стать крупнейшим рынком в Европе. Но сегодня прогнозы приходится быстро переписывать. По разным данным, падение продаж легковых автомобилей в России может составить в 2014 году от 8 до 12 процентов.

Автомобильный рынок в России намного чувствительнее реагирует на любые изменения внешней среды, сказал Фердинанд Дуденхеффер. Шансы российского авторынка на рост, по его словам, некоторое время назад были значительно выше, чем сегодня: «То, что следует ожидать во второй половине года, стоит называть чуть ли не обвалом — объем продаж снизится на 20-25 процентов».

По мнению немецкого эксперта, «оживить» его будет сложно. «При этом российский рынок вполне мог бы через 10-15 лет иметь объем продаж новых автомашин в 10 миллионов штук. Мы теряем часть своего будущего, точнее этим кризисом откладываем его наступление», — сказал Дуденхеффер. Сегодня объем продаж автомобилей в России, по его данным, составляет около 2,6 миллиона штук против 3 миллионов в Германии.

Но и без запрета на импорт легковых автомобилей со стороны России западные производители чувствуют негативные последствия стагнации на российском рынке и кризиса между Москвой и странами Запада. По данным концерна BMW, уже в июне падение сбыта в Россию составило почти 12 процентов. Теперь в компании размышляют, на какие альтернативные рынки можно поставить автомобили, предназначенные для России. О снижении объема продажах в России сообщали и в концерне Daimler.

Зависимость, но от другого рынка

На фоне падения продаж, в том числе западных автомобилей, в России может обостриться зависимость немецкого автопрома от Китая, говорят эксперты. «Сегодня каждый четвертый автомобиль в мире продается в Китае, каждая вторая машина Volkswagen производится для китайского рынка. Риски зависимости велики», — сказал Дуденхеффер.

Он привел в пример антимонопольные расследования в отношении иностранных компаний. «Им (Audi. — прим. ред. ) назначают штрафы за якобы слишком высокие цены. Мы не знаем всех причин на 100 процентов — виной ли тому только высокие цены или проблемы китайских производителей, чьи доли на рынке постоянно падают», — сказал Фердинанд Дуденхеффер.

Источник

Сообщение о переговорах в Белоруссии участников украинского конфликта стало на короткое время топ-новостью мировых СМИ. И сразу же породило значительное количество загадок, гипотез, мифов, прогнозов.

В первые часы после появления этой новости разные СМИ стали говорить о роли официального Минска как посредника в переговорах, о том, как этот статус повысит международный вес Белоруссии, улучшит ее имидж.

Но здесь надо внести ясность. Дело в том, что Белоруссия не выполняет на этих переговорах роль посредника. Более того, она в них даже не участвует. Роль посредника выполняет ОБСЕ. Белоруссия всего только предоставила место, помещение, площадку для этих переговоров. И не более того.

С самого начала возникли разные версии о смысле и формате переговоров. По информации пресс-службы белорусского лидера, президент Украины П.Порошенко попросил А.Лукашенко предоставить место для проведения переговоров «по разрешению украинского кризиса».

Сообщение администрации президента Украины об этом событии было несколько иным. Официальный Киев назвал мероприятие в Минске не переговорами, а «заседанием трехсторонней контактной группы по урегулированию ситуации в Донбассе с участием второго президента Украины Леонида Кучмы, посла России Михаила Зурабова и представителя ОБСЕ». Причем повестка дня этого заседания очень узкая, ограниченная, локальная. На обсуждение предлагалось вынести только два вопроса: освобождение всех заложников, которые остаются у боевиков (168 человек), и обеспечение допуска международных экспертов на место падения самолета Малайзийских авиалиний.

Сразу же возник вопрос: почему это заседание контактной группы нельзя было провести в Киеве? Там находится посол России на Украине М.Зурабов, там живет Л.Кучма, и представители ОБСЕ уже давно на украинской территории наблюдают за ходом конфликта. Зачем всем сторонам тащиться в Минск?

Загадка разрешилась 31 июля в конце первого дня переговоров. Белорусское государственное агентство БелТА сообщило: «В Минске проходят очные консультации трехсторонней контактной группы (Украина — ОБСЕ — Россия) по урегулированию ситуации на востоке Украины с представителями руководства самопровозглашенной Донецкой народной республики (ДНР)». На кадрах из резиденции «Заславль», где проходили переговоры, которые показал телеканал ОНТ, замечен человек, внешне похожий на Андрея Пургина — так называемого «вице-премьера» этой самой никем не признанной ДНР. Кстати, он официально объявлен Украиной в международный розыск как преступник.

Таким образом, на переговорах или, как говорится в официальных сообщениях, «консультациях» появилась четвертая сторона — сепаратисты. И теперь становится понятным, почему это заседание проходит в Минске. Нужна была нейтральная территория. Сама Украина, где идет война — не самое лучшее место для переговоров о мире. Россия и страны ЕС — фактически являются участниками конфликта. Белоруссия же, во всяком случае на уровне официальных заявлений, занимает в украинском кризисе позицию нейтралитета. К тому же — соседняя страна, не надо ехать далеко.

Также только теперь становится понятным вначале показавшееся странным заявление министра иностранных дел России Сергея Лаврова, который заявил: «Мы будем приветствовать контакты и благодарим наших белорусских коллег за то, что они помогают украинцам все-таки сесть за стол переговоров». Именно РФ подталкивает украинское руководство сесть за стол переговоров с сепаратистами и стремится обеспечить им международную легитимацию.

Нужно обратить внимание, что это не первая попытка разрешить украинский кризис путем переговоров. В апреле в Женеве (Швейцария) проходил переговорный процесс с участием глав дипломатических ведомств России, Украины, США и ЕС. Стороны даже подписали соглашение о мирном разрешении конфликта, которое не было выполнено РФ.

В июне в Донецке уже проходило заседание трехсторонней контактной группы в формате Украина–Россия–ОБСЕ плюс сепаратисты по реализации мирного плана президента П. Порошенко. Официальный Киев там тоже представлял Л.Кучма.

Иначе говоря, это не первая попытка украинского руководства сесть за стол переговоров с сепаратистами. Но, видимо, для официального Киева эта ситуация неприятная и политически невыигрышная. Поэтому он всячески пытается замаскировать этот факт. И хоть в консультациях в Заславле принимает участие четвертая сторона (сепаратисты), но официально все это почему-то именуется «заседанием трехсторонней контактной группы». Такой треугольник с четырьмя углами.

И на самом ли деле на заседаниях в Заславле обсуждаются только две локальные темы: об освобождении пленных и обеспечении доступа к месту падения «Боинга»? Кстати, эти вопросы, согласно официальной информации, благополучно решены. Если так, тогда переговоры завершены? Но появилось сообщение, что переговоры были продолжены, но уже на уровне экспертов. Обращаю внимание, что консультации в Заславле идут на фоне продолжающейся войны на востоке Украины, хотя логичней было бы на это время объявить перемирие.

В СМИ появилось много версий и прогнозов о том, как эти события повлияют на имидж Белоруссии и ее руководства. Безусловно, в информационных потоках последних дней наша страна оказалась в фокусе внимания. Конечно, А. Лукашенко не мог упустить возможность оказаться в центре СМИ, попиариться на этом событии. Он принял экс-президента Украины Л. Кучму, много говорил о роли Белоруссии в урегулировании украинского кризиса. Президент Белоруссии действует в своем привычном стиле. Помните, когда Дарья Домрачева завоевывала олимпийское золото в Сочи, все белорусы узнали, что именно А.Лукашенко ее лично инструктировал. А еще, по его словам, он подкармливал булочками всемирно известную белорусскую теннисистку Викторию Азаренко. Так и теперь без напутствий президента Белоруссии вряд ли участники переговоров в Заславле достигли бы успеха.

Однако этот нехитрый пиар может иметь эффект только для внутренней аудитории. Белорусские государственные СМИ будут много рассказывать нашим телезрителям о растущем авторитете Белоруссии и ее лидера в мире.

Что касается международного имиджа, то вряд ли сам факт переговоров в Белоруссии как-то поможет его улучшить. Все-таки официальный Минск не выступает здесь в роли посредника, даже не является их участником. Неизвестно еще, продолжатся ли эти консультации дальше, не говоря уже о том, чтобы они привели к результатам, т. е. к миру на востоке Украины. И вряд ли эти переговоры в Заславле помогут улучшить отношения Белоруссии с Западом. Все же эти процессы развиваются в разных плоскостях.

Источник

Мастер-класс «Зеркалка за 2 недели»

Это видеоуроки Мастер-класса, который проходил в закрытой группе участников в течении 2-х недель.

Подробности смотрите здесь - http://zerkalka.info-azbuka.ru/

Для кого подойдёт этот курс?

Для только начинающих

Если вы только купили фотоаппарат, но пока не понимаете, как разобраться в сложных технических терминах и настройках.

[html]Компания PENTAXпредставляет новую версию встроенного программного обеспечения V1.10 для зеркальной фотокамерыPENTAX K-3.ПРОДУКЦИЯ, ПОДЛЕЖАЩАЯ ОБНОВЛЕНИЮЗеркальная цифровая фотокамера K-3.

Canon PowerShot SX520 HSполучила 42-кратный оптический зум.

17-летняя казахстанская волейболистка Сабина Алтынбековаедва успевает отбиваться от многочисленных поклонников.

Идет набор группы на мастер-класс Михаила Панина "Art&fashion фотосъемка на пленэре".

12 августа — День Воздушного Флота России — профессиональный праздник пилотов воздушного флота и работников авиационной инфраструктуры России.