Великая Война сделала великую и ужасную вещь – она превратила высокую шекспировскую трагедию в рутину. В быт. В обыденность. Эпос стал осязаем. Роланд перестал быть эксклюзивным рыцарем, имеющим привилегированное право пасть за честь и Родину. Потому, что в двадцатом веке, стране под названием СССР появились тысячи Роландов. Это они писали на стенах Брестской Крепости «Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина!».

Инфляции подверглась слава Одиссея и Пенелопы потому, что сотни тысяч Одиссеев начали путь домой в 1945-м и сотни тысяч Пенелоп дождались. Не предали. Не изменили. Не забыли.

И Орфеи с гармошками и гитарами на танках и грузовиках врывались в локальные царства смерти – концлагеря, чтобы либо навсегда вырвать своих Эвридик из лап Смерти, либо спасти чужих, а своих оплакать, так как может оплакать только герой – боем, огнем, возмездием.

Все герои древности: и 300 спартанцев, и ахейцы, и троянцы, и титаны, и Кухулин, и Геракл, и Ахилл.. Все они в те времена познали, что им есть не только ровня, но люди более смелые, более великие, более…. более люди.

Вот толстая пожилая женщина. Она медленно, переваливаясь, идет по улице. И на ее груди бряцают желтые и серебристые кружочки. Ее Роланд пал смертью храбрых на Курской Дуге. Она получила похоронку через несколько месяцев после его смерти. Она проплакала всю ночь, а наутро вернулась на работу к станку. Потому что другим Роландам, дети которых стояли у станков ту же рядом с ней и делавшие боеприпасы для отцов, нужны были патроны и снаряды. Чтобы вернуться. Сначала стать Одиссеями, а потом – вернуться.